Вскоре после победы во Второй мировой США и СССР перестали быть союзниками и стали противниками в холодной войне. Нарушения Сталиным ялтинских договоренностей относительно Восточной Европы заставили Запад опустить «железный занавес» между советским блоком и свободным миром. Выражать симпатии к советскому режиму теперь было не только не модно, но и опасно.

В январе 1945 года активизировал свою деятельность комитет нижней палаты Конгресса по расследованию антиамериканской деятельности. Он был создан еще в 1938 году в целях борьбы с нацистской пропагандой. В 1940-м, когда Советский Союз стал союзником Германии, председатель комитета демократ Мартин Дайс устроил выездное заседание в Лос-Анджелесе и вызвал на него нескольких актеров и сценаристов, в том числе Хэмфри Богарта и Джона Говарда Лоусона, чтобы установить степень коммунистического влияния в Голливуде. Все вызванные заявили, что не являются членами Коммунистической партии и не знают никого, кто является. На этом расследование закончилось: Дайс объявил, что не нашел заслуживающих доверия сведений о коммунистической инфильтрации в американскую киноиндустрию.

Теперь вектор внимания комитета изменил свое направление. На выборах 1946 года республиканцы получили большинство в Палате представителей. Комитет возглавил конгрессмен Джон Парнелл Томас, зарекомендовавший себя как твердокаменный консерватор и ярый оппонент Франклина Рузвельта и его антикризисной программы «Новый курс».

В сентябре 1947 года дошел черед до Голливуда. Повестки получили 47 свидетелей. 19 из них заявили, что не будут сотрудничать с комитетом и получили ярлык «недружественных». 11 явились на публичные слушания.

Конечно, состоять в коммунистической или любой другой легальной политической партии закон не возбранял. Комитет пытался доказать, что коммунисты, окопавшиеся в Голливуде, скрытно посредством кинематографа промывают мозги американской публике.

Вот фрагмент вступительного слова конгрессмена Томаса:

Я хочу подчеркнуть, открывая эти слушания, что тот факт, что комитет по антиамериканской деятельности расследует предполагаемое коммунистическое влияние и инфильтрацию в кинопромышленность, не должен рассматриваться или толковаться как атака на отрасль как таковую. Не следует также интерпретировать наше расследование как нападки на большинство людей, работающих в этой превосходной индустрии. Я абсолютно уверен в том, что подавляющее большинство киноработников — патриотически настроенные и лояльные американцы.

Далее в том же ролике следует отрывок из заявления Эрика Джонстона, президента Ассоциации американских кинопромышленников:

Нас обвиняют в том, что мы нанимаем на работу коммунистов и людей, симпатизирующих коммунизму. Без сомнения, такие люди в Голливуде есть, как и повсюду в Америке. Но мы их не укрываем и не защищаем. Мы хотим, чтобы они были выявлены. Мы не несем ответственности за политические или экономические воззрения какого бы то ни было частного лица. Но мы несем ответственность за то, что показывают на наших экранах. И подходим к этой ответственности с величайшей серьезностью. Если коммунисты попытаются протащить свою пропаганду в кино, они потерпят жалкую неудачу. Мы никогда не допустим их успеха.

На самом деле позиция Эрика Джонстона была сложнее того, как она представлена в этом отрывке.

«Я здесь не для того, чтобы обелять Голливуд, но и не затем, чтобы помогать мазать его дегтем», — заявил он с самого начала. Во-первых, его беспокоил моральный ущерб для всей отрасли — из сообщений о деятельности комиссии у широкой публики может сложиться впечатление, что в Голливуде коммунист на коммунисте сидит и коммунистом погоняет, тогда как коммунисты среди работников кино составляют незначительное, маргинальное меньшинство. Джонстон тем самым давал понять членам комитета, что неплохо было бы им унять свой пыл.

Во-вторых, Джонстон отстаивал свободу слова: «Ни у кого в этой стране нет монополии на мнения. Я не боюсь говорить правду, даже если в результате окажусь в дурной компании… Хорошие и честные фильмы не делаются в атмосфере страха. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы экран остался свободным».

Это было совсем не то, что хотели от него услышать инициаторы расследования.

Одним из самых ярких событий голливудского расследования стал допрос Джона Говарда Лоусона. Опытнейший сценарист, проработавший в кино 35 лет, он был автором сценария фильма «Контратака», о котором мы рассказали в предыдущей главе цикла. Однако отвечать на вопросы главного следователя комитета Роберта Стриплинга он категорически отказался.

Стриплинг: Являетесь ли вы сейчас или являлись ли прежде членом Комунистической партии Соединенных Штатов?

Лоусон: Вопрос коммунизма никоим образом не связан с этим расследованием, которое представляет собой попытку получить контроль над киноэкраном и нарушить фундаментальные права американского гражданина во всех аспектах…

Стриплинг: Господин председатель!

Лоусон: …Речь здесь идет не только о моем членстве в какой-либо политической организации. Этот комитет пытается присвоить себе права…

Председатель стучит молотком, пытаясь прервать свидетеля.

Лоусон: …которых в прошлом был лишен какой бы то ни было комитет этого сорта.

Стриплинг: Мы получим ответ на этот вопрос, даже если нам придется сидеть здесь неделю. Вы — член Коммунистической партии? Вы были когда-нибудь членом Коммунистической партии?

Лоусон: Достойно сожаления, что я вынужден учить этот комитет, что такое американизм…

Стриплинг: Вам был задан не этот (стук молотка), не этот вопрос! Вас спрашивают, состояли ли вы в Коммунистической партии?

Лоусон: Я отвечаю единственно возможным для американского гражданина образом на вопрос, который беспардонно вторгается в его права.

Стриплинг: То есть вы отказываетесь отвечать на этот вопрос, правильно?

Лоусон: Я уже сказал, что сообщу о своих убеждениях, своей принадлежности к организациям и обо всем прочем американскому обществу, которое и так знает мои взгляды…

Председатель (стучит молотком): Свидетель свободен.

Лоусон: Оно знает это из написанных мной произведений.

Председатель (стучит молотком): Освободите свидетельскую кафедру!

Лоусон: Я много лет пишу американизм и буду продолжать борьбу за Билль о правах, который вы пытаетесь уничтожить!

Среди «дружественных» свидетелей были продюсеры Джек Уорнер и Льюис Майер, актеры Гэри Купер и Рональд Рейган, а другой будущий президент США, Ричард Никсон, был членом комитета. Вот фрагмент показаний Рейгана, в котором он отвечает на вопрос Стриплинга: «Что, по-вашему, следует сделать, чтобы избавить кинопромышленность от какого бы то ни было коммунистического влияния?»

Мы хорошо поработали в нашем бизнесе, чтобы ограничить деятельность этих людей. В конечном счете мы должны признать, что в настоящее время они составляют политическую партию. На этом основании мы разоблачаем их ложь, когда сталкиваемся с нею, мы противостоим их пропаганде, и я могу с уверенностью утверждать, что в своей Гильдии киноактеров мы исключительно успешно предотвращаем их попытки применять свою обычную тактику — манипулировать большинством в организации, где они составляют хорошо организованное меньшинство.

Чтобы лучше представить себе атмосферу слушаний, приведем фрагмент показаний Гэри Купера.

Я никогда не читал Карла Маркса и не знаю основ коммунизма, помимо того, что знаю о нем понаслышке. То, что я слышал, мне не нравится, в нем нет правдивости.

Продюсер Льюис Майер в биографической справке сообщил, что он родился в России и приехал в Америку младенцем. Он зачитал заранее написанное заявление, в котором заклеймил коммунизм как учение, враждебное американским идеалам свободы. Коммунистам, заявил он, не место в киноиндустрии. Они не должны пользоваться свободой, которую стремятся разрушить.

Вот ответ Майера на вопрос, который задал ему следователь комитета Эйч-Эй Смит.

Смит: Что, по вашему мнению, произойдет, если инфильтрация этих людей в кинопромышленность продолжится еще 5, 10, 15 лет?

Майер: Я просто надеюсь, что, возможно, результатом этих слушаний станет рекомендация Конгрессу принять закон, который предпишет нам, как обращаться с американскими гражданами, которые не заслуживают звания американских граждан, и если они коммунисты, каким образом держать их подальше от нас.

Но в том, что касается его продукции, Льюис Майер не уступил комитету:

Тут отмечалось, что фильм «Песнь о России» был дружелюбным по отношению к России в то время, когда он был снят. Разумеется, был. Он был сделан именно как дружелюбный. В 1938 году мы сделали «Ниночку», затем «Товарищ Икс» с Кларком Гейблом и Хеди Ламарр — обе эти картины высмеивали Россию. Когда в поле нашего зрения попал сюжет «Песни о России», шел апрель 1942 года. Он показался нам хорошей основой для развлекательной картины и в то же время предоставлял возможность ободряюще похлопать по плечу нашего тогдашнего союзника, Россию. Он также давал повод использовать музыку Чайковского. Мы указали этот сюжет координаторам правительства, и они согласились, что было бы неплохо сделать такую картину.

Я проштудировал газеты того времени. Их заголовки описывали ситуацию в Сталинграде как отчаянную. Адмирал Стэндли, американский посол в Советском Союзе, энергично выступал за оказание русским всей возможной помощи. Он подчеркивал, что наилучший способ выиграть войну — это дать возможность русским убивать немцев, а наиболее эффективное средство для этого — предоставить им все, в чем они нуждаются.

< …> Окончательный вариант сценария «Песнь о России» был лишь немногим больше, чем приятная музыкальная любовная история про парня и девушку, и эта история, если не принимать во внимание музыку Чайковского, могла с таким же успехом произойти в Швейцарии, или Англии, или любой другой стране мира…

Аналогичным образом защищался от нападок Джек Уорнер. Призвав законодателей выжечь коммунизм каленым железом, он заявил, что фильм «Миссия в Москву» в полной мере отвечал американским интересам.

Уорнер: Эта картина была сделана тогда, когда наша страна боролась за свое существование вместе с Россией, одним из наших союзников. <…> Если создание «Миссии в Москву» — подрывная акция, то тогда такой же подрывной деятельностью занимаются и американские суда, доставляющие русским продовольствие и оружие, а также корабли военно-морских сил США, сопровождающие эти конвои. Фильм был сделан только для того, чтобы помочь в войне, а вовсе не для потомков…

Стриплинг: Считаете ли вы этот фильм пропагандистским?

Уорнер: Пропагандистским?

Стриплинг: Да.

Уорнер: В каком смысле?

Стриплинг: В том смысле, что он изображает Россию и коммунизм совсем не в том свете, каковы они есть на самом деле.

Уорнер: Я уже сорок раз заявлял, что я никогда не был в России. Я не знаю, что собой представляла Россия в 1937 году, или в в 44-м, или 47-м. Как я могу определить, что правда, а что нет?

Стриплинг: А не думаете ли вы, что ступили на опасный путь, выдавая за правдивую картину то, что в действительности…

Уорнер: Нет, в 1942 году этот путь опасным не был. Шла война. Решалась судьба человечества. Мы сделали фильм, чтобы помочь выиграть войну.

Стриплинг: Был ли он правдивым или не был?

Уорнер: Насколько это меня касалось, я считал, что фильм соответствует книге господина Дэвиса.

Стриплинг: Но исходя из нынешнего состояния международных отношений, вы разве не считаете, что было довольно опасно внушать подобные иллюзии?

Уорнер: Я не могу понять, зачем вы задаете мне вопрос о нынешних обстоятельствах. Каким образом я или кто бы то ни было другой мог знать в 1942 году, какими станут эти обстоятельства в 1947-м?

Этот аргумент Стриплингу крыть было нечем, и он закончил допрос.

«Дружественным» свидетелем значился и актер Роберт Тейлор, сыгравший главную роль в «Песни о России». Он оправдал это звание и в ответ на настойчивые вопросы Роберта Стриплинга нехотя назвал имена людей, которых подозревал в сочувствии коммунизму.

Стриплинг: Вы находитесь здесь, перед Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности, в соответствии с повесткой, которую вы получили 3 октября 1947 года, не так ли?

Тейлор: Правильно. <…> Думаю, за последние 4–5 лет я наблюдал больше того, что казалось мне признаками коммунистической активности в Голливуде и в киноиндустрии.

Стриплинг: В какой-то конкретной сфере?

Тейлор: Нет, сэр. Предполагаю, что прежде всего это можно сказать о подготовке сценариев, а именно — о написании сценариев. Время от времени я замечал вещи, окрашенные, так сказать, в розовый цвет.

Стриплинг: Припоминаете имена каких-нибудь актеров — членов Гильдии, которые участвовали в подобной активности?

Тейлор: Да, сэр. Я могу назвать нескольких, допускавших такие срывы на короткое время. Коммунисты они или нет, мне неизвестно.

Стриплинг: Вы назовете их комитету?

Тейлор: Ну, один из тех, кто работает сейчас, — малый по имени Говард Да Силва. Он вечно что-то говорил невпопад.

Актер Говард Да Силва родился в США в семье евреев — выходцев из России. После показаний Тейлора его долго не трогали. В комитет для дачи показаний его вызвали в марте 1951 года. Да Силва отказался отвечать на вопросы и был внесен в черный список.

Сразу после этой сцены речь пошла о фильме «Песнь о России».

Стриплинг: Господин Тейлор, вы когда-нибудь снимались в фильме, который, по вашему мнению, содержал коммунистическую пропаганду?

Тейлор: Догадываюсь, что вы имеете в виду «Песнь о России». Должен признаться, что в то время я настойчиво возражал против создания фильма. Я чувствовал, что в нем, по крайней мере, с моей точки зрения, имеется коммунистическая пропаганда. Как бы то ни было, это лишь мое личное мнение. Многие мои друзья и люди, чье мнение я уважаю, не соглашались со мной.

Когда мне впервые дали сценарий, я определенно чувствовал, что там есть коммунистическая пропаганда и на этом основании возражал против съемок. Студия заверила меня, что если в сценарии имеется коммунистическая пропаганда, она будет оттуда удалена. Должен признать, что многое из того, против чего я возражал, действительно было вычеркнуто.

< …>Я снимался в «Песни о России». Думаю, этот фильм не следовало снимать. Не думаю, что его сняли бы сегодня.