Сказка о невинно оклеветанных гражданах

Аббакумов Игорь Николаевич

Опубликовано в альманахе "Искусство революции" № 1, 2018.

Взяли силы, науке неведомые, да перенесли дьяка Опричного Приказа в эпоху товарища Сталина.

 

 

Присказка

Начнём нашу сказочку с правдивого исторического факта. Однажды, знаменитый пограничник Карацупа со своим верным псом Индусом задержал целую банду нарушителей. А дело было так:

Находясь в наряде, по охране Государственной Границы, Карацупа увидел людей, идущих по полю. Сосчитал. Девять. И всё равно решил задержать. Залёг и, когда до нарушителей остались считанные метры, огорошил их зычным: «Стоять! Руки вверх!»

Те залегли. А Карацупа стал громко командовать: «Зайганов, Харламов! Обходить с обеих сторон по четыре человека. Кто побежит, стрелять без предупреждения. Я буду проверять их».

Нарушители встали, подняли руки. Карацупа отобрал оружие, построил их в колонну по два и повел на заставу, изредка отдавая распоряжения «бойцам Зайганову и Харламову». Бандиты лихорадочно оглядывались. Из-за тучи выглянула луна, и они увидели, что пограничник один. Карацупа допустил всего одну ошибку: не отнял трость у хромого проводника бандитов. В трости оказался спрятан клинок. Решив, что маленький и щупленький пограничник может только наглостью брать, он кинулся с выхваченным клинком на легенду погранвойск. Нападение проводника было поддержано всей бандой. Ранить пограничника удалось, но на этом успехи кончились. Стрельба на поражение и клыки пса навели в банде должный революционный порядок. Потеряв убитыми двух человек, банда смирилась с неизбежностью, построилась в колонну «по-два» и продолжила следование по указанному маршруту. В те же минуты подоспело усиление …

Это пока что была присказка, а теперь начнём сказку сказывать. Что происходит с задержанными нарушителями? Пока что ничего страшного. Некоторая грубость со стороны погранцов, обозлённых ранением товарища — это ещё не неприятности. Настоящие неприятности начнутся, когда их передадут отрядному особисту для последующего допроса.

В Узилище.

Что может быть более тяжким, чем ожидание грядущих неприятностей? Только сами неприятности. Человек слабый и неопытный может впасть в панику или в ступор. Сидящие под замком контрабандисты, как люди, обладающие немалым опытом в таких делах, и панику и ступор быстро преодолели. И призадумались о самом насущном. Время для этого было. Всё-таки пограничники, при всей своей хватке и лихости, это не тюремщики. Для такого количества задержанных у них нет достаточного количества помещений, чтобы сидели все порознь и не могли между собой сговориться. Поэтому их заперли всех скопом. До приезда на заставу особиста время есть. Время это надо использовать с толком, то есть выработать свою, согласованную тактику поведения на допросе.

Итак, чем будет располагать особист? У него будет рапорт пограничников о месте и времени нарушения госграницы. У него будет конфискованная контрабанда. У него будут отобранные «стволы» вместе с отпечатками пальцев. У него будет заключение врача о ранении пограничника. Сплошные вещественные доказательства. В принципе, ему достаточно только установить личности задержанных нарушителей и всё, дело можно отправлять в суд. Конечно, будут у особиста ещё вопросы, но это будет просто добыча информации, на решение суда не влияющая. Но не это самое страшное. «Стволы» — вот самая главная неприятность. Они хоть и приобретались с рук, но где гарантия, что они не «палёные»? Кто знает, не с убитых ли ментов они сняты? Или, может быть, на них «жмурики» «висят»? Это чекисты быстро установят. Тут уж сроком не отделаешься. Могут и к «стенке» прислонить! Самый главный момент — это объяснить происхождение оружия так, чтобы и чекисты, и менты не связывали эти проклятые «стволы» с ранее совершёнными убийствами.

Надо отдать бандюкам должное, выход был найден, версия событий выработана и оговорены соответствующие детали. Осталось ждать допроса.

Соблазны для чекиста.

Климович Владислав Феликсович наивным человеком не был. Должность не позволяла. Когда задержанные нарушители начали дружно, без всякого нажима, сознаваться в шпионаже в пользу государства Маньчжоу-Го и окопавшихся на сопредельной территории японцев с белогвардейцами, это его, конечно, удивило, но не надолго. Просто Владислав Феликсович знал не только подобную публику, но и Уголовный Кодекс. А УК-26 имел некоторые недостатки. Если за распространение порнографии суд «отвешивал» пять лет лагерей, то за антисоветскую агитацию всего лишь три с половиной года. Наиболее сообразительные преступники этим пользовались, выдавая порнографические открытки за антисоветский материал. Признаваться во вредительстве было выгодней, чем признаваться в халатности. Признаваться даже в терроризме было иногда выгодней, чем в рядовом хулиганстве! Конечно, основная цель таких перекосов в законодательстве была в том, чтобы настоящие террористы, шпионы, диверсанты и другие пособники империализма не боялись являться с повинной, но что-то на памяти Климовича добровольных раскаяний врагов не встречалось. Сплошная уголовщина, маскирующая себя под антисоветчиков, чтобы скостить себе срок. Поверить, что явные контрабандисты занимаются шпионажем, можно, но не в этом случае. А с другой стороны … Контрабанда — это рутина. За 20 лет Погранвойска задержали 960 тысяч подобных голубчиков. Это скучная проза жизни. Сколько их ни вылови, карьеру это не ускорит. А вот шпионов ловят реже, всего-то 8 тысяч человек за 20 лет! Одно дело — передать в суд материалы на пойманных с поличным, и пойманных к тому же не тобой, контрабандистов. И кто это оценит? А вот если в аттестации будет запись, что лично разоблачил девять иностранных шпионов, то это уже другой оборот! Тут и орденок можно заработать, и по службе продвинуться! Соблазн, да ещё какой! Зато ожидаемый результат может стоить затраченных усилий.

Окончательная версия.

Обвинять граждан своего государства в шпионаже не так-то просто, как кажется наивной интеллигенции. Во-первых, у Климовича есть собственное начальство, которое враньё раскусит быстро. Во-вторых, есть прокурор, надзирающий за соблюдением законности при производстве следственных мероприятий. Уж он-то чекистам не подчинён. А вдруг он захочет лично побеседовать с гражданами «шпионами»? Именно поэтому, окончательную версию событий Климович дорабатывал сам, заставляя преступников менять свои показания и заучивать их в подробностях. Благодаря этим трудам, вырисовывалась следующая картина:

Наивные граждане СССР были с помощью угроз завербованы в шпионскую сеть коварными маньчжурскими и белогвардейскими пособниками японского империализма. Теперь контрабандный товар становился не более, чем оперативным прикрытием. Значит, обвинение в контрабанде уже снимается. Для выполнения задания враги снабдили наших граждан оружием, о происхождении которого гражданам ничего не известно. Значит, снимается самое неприятное и самое опасное обвинение. Так как это было первое их «задание», то нанести ущерб Советскому государству упомянутые граждане не успели. А кто им ставил задачу? Нет проблем! Полицейское начальство по ту сторону границы контрабандисты знают очень хорошо, поэтому путаться, называя фамилии, не будут. Да, но не сами же полицейские чиновники «рвали нитку», чтобы завербовать в свою секту советских колхозников? Конечно, нет. Их вербовали платные наймиты империалистов, явные белогвардейцы, которых, к сожалению, убил при наведении порядка герой-пограничник. Вот у них-то и были связи с вражескими разведками, а мы лишь рядовые исполнители, мало чего знающие.

Преступление и наказание.

Итак, уголовное дело состряпано. Но ведь остаётся ещё обработать прокурора! А оно это нужно? За что получает «втык» от своего начальства прокурор? За развал уголовного дела. А в те славные годы треть приговоров были оправдательными. Именно такого приговора должен бояться прокурор, да ещё по такому делу, как шпионаж! Но бояться неприятностей он в этом случае не будет. Будучи человеком опытным и неглупым, он понимает, что подсудимые будут себя пятками в грудь колотить, доказывая, что они самые настоящие шпионы. Значит, дело смело можно передавать в суд. К тому же, вести шпионский процесс весьма почётно и полезно для карьерных успехов.

А судьи — как? Каким бы порядочным не был судья, но срок ему отвешивать придётся. А как иначе? Личное признание НА СУДЕ — это «царица доказательств». И что делать судье, если обвинения прокурора и личные признания подсудимых совпадают? Отвешивать срок. Пять лет лагерей, согласно УК-26. Не может же судья грубо попирать закон, оставляя на свободе преступников, чья вина доказана?

А сами преступники? Им не страшно попасть в ГУЛАГ? Не страшно. Смотрим воспоминаниям Е. С. Гинзбург, отсидевшей 10 лет по 58-й статье. До войны «от звонка до звонка» сидели только полные идиоты или неудачники. Даже Т. С. Морозов, убивший двух своих малолетних сыновей, отсидел только три года из десяти, данных ему по суду, да ещё орден получил за ударный труд. Сейчас таких чудес не встретишь. Демократия лояльна к доносчикам, но сурова к убийцам и миловать убийц не склонна. А вот сталинизм стремился не столько наказывать, сколько исправлять заблудших. «Урки» об этом знали, и прикинуться исправившимися умели. Так что, уже осуждённые фигуранты поехали на лесоповал, не теряя бодрости и радужных надежд на скорую амнистию.

О мытье чёрного кобеля.

А теперь перенесёмся в 1957 год и заглянем в кабинет прокурора, рассматривающего заявления советских граждан на реабилитацию. Наши фигуранты, пользуясь «хрущёвской оттепелью», решили отстирать свои замаранные биографии. И надежды на удачу они питали не зря! Из пяти лет они отсидели от силы два года и были амнистированы «за ударный труд». Конечно, с судимостью по такой статье, им призыв в армию даже во время войны не сулил. Но это их не огорчало. Запрет на проживание в пограничных районах их тоже не слишком-то огорчил. В связи с обстановкой на границах, заниматься контрабандой стало смертельно опасно, поэтому к старому они не вернулись. Пережили, пересидели в тылу, работая в меру сил. Остепенились, попритихли. Но неснятая судимость всё-таки мешает. А тут такой шанс! Надо же его использовать!

А на каком основании прокурор вынесет своё заключение? Очень просто. Пишем в заявлении о том, что было на самом деле. Свидетели, которые могут это подтвердить, ещё живы. Можете самого Карацупу спросить, он уж точно подтвердит! А дальше: «Пользуясь незаконными методами следствия, следователь НКВД, Климович В. Ф. принудил сознаться в несовершённом мной преступлении». Может ещё и прокурора, что дело вёл, приплести? Нет, не стоит! Прокурорская братия может на это обидеться. А ведь заключение именно они выписывают.

Что делать прокурору? В свете новых признаний, дело получается действительно «липовым». За контрабанду наказывать поздно, срок давности прошёл, а новых правонарушений граждане не совершали. Придётся реабилитировать, даже если душа к этому не лежит. Но Закон, есть Закон. Дура лекс — сед лекс!

1990-й год, внуки репрессированных с чистой совестью заявляют: «Моего деда, простого крестьянина, НКВД посадило в лагеря, якобы за шпионаж! Вы же знаете, как эти костоломы принуждали давать показания! А дед мой ни в чём не виновен был! Вот, даже справка из суда в этом есть!»

Тут и сказке конец, а добрым молодцам намёк неслабый. Впрочем, всё, кроме присказки, я высосал из пальца! Так что не судите сказочника за выдумку!

 

Исправление нравов народных

НАЧАЛО СКАЗКИ

Давайте пофантазируем на тему попаданчества. Взяли силы, науке неведомые, да перенесли дьяка Опричного Приказа в эпоху товарища Сталина. И попал он прямиком не куда-нибудь, а на Лубянку. Прямо в лапы «кровавой гэбни». Не буду тратить время на прелюдию. Ничего плохого с попаданцем не приключилось. Так как означенный дьяк не замешан ни в уголовных, ни в контрреволюционных преступлениях, а к деятельности Льва Давидовича Троцкого относится отрицательно, то пришлось чекистам отпускать попаданца на волю. И даже паспорт ему выдать. И стал дворянский сын Акакий Акакиевич Могутный простым советским гражданином, чудом избежавшим застенков Академии Наук СССР. А ведь его туда очень хотели законопатить. Сам товарищ Вавилов настаивал на этом! Правда, товарищ Вышинский был против. Так и заявил: «Товарищи учёные! Не стоит нарушать советские законы. Перед вами человек, а не подопытное животное! Более того, это советский человек, а не буржуазный извращенец!» Дальше он не продолжал, потому что учёные вдруг вспомнили, что у них генетика с кибернетикой находятся в полном небрежении и, правильно поняв гнусные прокурорские намёки, разбежались по рабочим местам.

Вернёмся к нашему герою. Если Вы считаете, что у гражданина Могутного от местных реалий голова пошла кругом, то вы ошибаетесь. На своей прежней службе ему ещё и не такое слышать доводилось. Ведь ничего за прошедшие четыре века на Руси не поменялось. Правит Русью его царское величество Михаил Иванович Калинин. За чистотой веры следит его патриаршее величество Иосиф Сталин. Ну ничего нового потомки не придумали! Разве что веру поменяли да чины переиначили.

А вот что по-настоящему не понравилось Могутному, так это форма обращения к нему. Когда жидовин Генрих Ягода обратился к нему «Гражданин Могутный», то враз получил в рыло. Его, воинского человека, именуют как какого-то купчишку! Явная чести поруха! Вот так он и объяснил этому недоразумению. И сразу всем всё стало ясно. А кто не понял, тот опять в рыло получил. Главное — невежества не спускать. Зато теперь все обращаются так, как и положено обращаться к воинскому человеку: «Товарищ Могутный!».

Как жить дальше, Акакий тоже решил для себя. Раз родился в служивом сословии, значит нужно службы себе искать. Желательно царскую. Чекисты, услышав о таком, долго смеялись и объясняли ему, что к нынешней службе он негоден. Ну ничего себе! Они что, совсем его убогим считают? Тех, кто слишком плохо о нём думал, он поучил по-своему, как татей крамольных когда-то учил. Правда, в ответ тоже прилетело, но это и правильно. Было бы совсем худо, коль его судьбу решали бы совсем уж бесчестные людишки! Только дать ему желаемое — они никак не могли. Пришлось челобитную писать на имя Калинина. А дальше закрутилось — завертелось! Ведь не просто о службе он умолял, у него и предложения по улучшению сыскной работы были.

Слава богу, что вопрос его недолго решали. И хоть судьбу его решил не царь-батюшка, а патриарх Иосиф, но службу царскую Могутный получил. Причём такую, какую хотел — с ябедами разбираться. А то доносами чекистов завалили так, что им и времени не стало разбираться с настоящей крамолой!

Правда, это ещё не служба, а только испытание, которое назвали мудрёным словом «эксперимент». И чина пока никакого не дали. Но условия для работы обеспечили. Да это и не сложно было.

Первой кляузой, с которой предстояло разобраться, были доносы на командира РККА Стройницкого А. В. Доносчики в чём его только не обвиняли: тайное исповедание троцкистской ереси, работа на ляхов, немчуру, фрягов с франками и аглицких торговых мужиков. Да, много чего пожелали довести до сыска!

— Товарищ Могутный! Ведь тут всё ясно! Не менее трёх свидетельских показаний! Арестовать мерзавца, документально оформить и в трибунал дело можно передавать! — для сержанта ГБ Иванова дело было ясным насквозь.

— И чего тебе, милок, тут ясно? Как вы только с сыском управляетесь? А ежели тут поклёп? И что доброму человеку жизнь ломать? Так дела не делаются, сперва доводчиков надо поспрошать. Пусть объяснят, как они про ересь и крамолу узнали. Да ещё все трое разом! Либо сами в этих грехах замазались, либо сговорились загодя. Корысть, Федя, многих с путей праведных сбивала!

— Товарищ Могутный, а как мы проверим «сигналы» граждан?

— Есть, товарищ Иванов, способ правды допытаться! И не такие всё начистоту выкладывали!

— Товарищ Могутный! Это не наш метод! Пожалуйста, не надо!

— Надо, Фёдор, надо!

КАК СЫСКАТЬ ПРАВДУ?

Ничего нового Акакий изобретать не стремился. Всё придумано давным-давно! Есть надёжный способ проверки свидетельских показаний. Старый, святоотеческий! Вы догадались, какой? Правильно! Доводчику первый кнут! Конечно, комбрига Стройницкого арестовали и упекли в узилище, на всякий случай. Доносчики могли и по делу кляузы свои слать! Но допрашивать его покуда не спешили. Ежели вина его подтвердится, тогда да, исповедь ему не повредит. А ежели нет, так на это и суда никакого не будет.

— Ты посиди пока, о жизни подумай. Коль невиновен, бояться тебе нечего. У нас без вины никого не карают!

Вот и сидит Александр Васильевич, решения судьбы своей ждёт, да местным порядкам удивляется. А они совсем чудные! Например, кормить его здесь не собирались.

— Казна не обязана на прокорм тратиться, — так объяснил ему «политику партии» надзиратель, — кому Вы милы, тот пусть Вас и кормит!

— И как себе Вы это представляете?

— Всё просто, даю Вам бумагу и карандаш, пишете заявление на имя товарища Могутного, он ставит подпись и те, кого Вы укажете, станут Вам харч носить.

Всё оказалось не только просто, но и быстро! Уже вечером Стройницкий от пуза наелся принесённым из дома ужином. Доносчиков тоже не велено было на довольствие ставить.

— Что вы за обычай завели похабный? Какой ни есть человечишко, а семью его отучать от заботы не след!

А в пыточном застенке, творились дела, невиданные доселе.

— Поклёп считаем правдой, если он трижды повторён слово в слово под кнутом, — объяснил процедуру поиска истины бравый опричник.

И допрос начался. Крепкие парни из войск ОГПУ тщательно зафиксировали первого доносчика ремнями, стенографистка приготовилась записывать, а Могутный — задавать вопросы. Свистнули плети, завизжал от боли доносчик, а Акакий начал задавать вопросы:

— А как ты узнал, что Стройницкий в ересь впал?

— А как ты узнал, что он крамолу затеял?

— Кто ещё кроме тебя об этом знает?

Когда плохо стало стенографистке, допрос пришлось прервать и привести её в чувство. Опричник уже хотел её заменить на кого-нибудь покрепче, но девица, устыдившись собственной слабости, заявила:

— Я, товарищ Могутный, комсомолка, а не кисейная барышня! Прошу простить мне минутную слабость. Я больше не стану Вас подводить.

Затем не выдержал присутствующий на допросе врач:

— Господи! Что подумают о нас в Европе?

— А с какой целью Вы этим интересуетесь? — полюбопытствовал Фёдор Иванов. Врач сразу успокоился. В конце концов, лично он не при чём. Его дело — следить за тем, чтобы организму пациента не были нанесены повреждения, наносящие ущерб здоровью и несовместимые с жизнью!

Вопросы заданы, ответы получены и записаны и жертву правосудия увели в камеру.

— Следующий свидетель!

Процедура повторилась. Допрос третьего свидетеля проводил уже Фёдор.

Думаете, на этом всё закончилось? А вот и нет! Показания под кнутом должны даваться трижды! А потому допрос свидетелей продолжился на следующий день. Вопросы задали те же, что и накануне.

— Акакий Акакиевич, а какой смысл задавать одни и те же вопросы? — спросила его стенографистка.

— Большой смысл в этом, Машенька. Коль человек говорит правду, он и говорит одно и то же. А коль выдумал всё, то и отвечать будет по-разному. Вот на этом и уловлен будет.

И точно, Маша уже сама подметила, как разнятся ответы на одни и те же вопросы. А ведь предстоит ещё третий допрос.

Когда опросили свидетелей по третьему разу, Могутный сразу начал задавать другие вопросы:

— Вот ты, мил человек, на этот вопрос ответил позавчера так, вчера по-иному, а сегодня вообще чудно. И какому ответу верить? Ты не спеши отвечать, подумай сперва. Ведь мы верим только тому, что ты одинаково скажешь под тремя пытками.

Уразумев наконец правила игры, доносчики впали в панику. Перспектива быть трижды выпоротым за каждый ответ их не радовала. Начнёшь сбиваться, начнутся новые вопросы, и каждый будет сопровождаться трёхкратной поркой! И что выходит? Чем больше врёшь, тем больше плетей получишь? Разве ради этого они над бумагой трудились? Самый сообразительный из них понял: раз экзекуции не избежать, её нужно сократить! А как сократить? Да сознаться в том, что клевета это всё!

Правда, выгоду от чистосердечного признания он ощутил не сразу. Как только он написал заявление о том, что он мерзко оклеветал невинного человека, Могутный враз изменил свои вопросы:

— А зачем ты оговорами занялся?

— Сам придумал, али научил тебя кто?

— Кто ещё с тобой был в сговоре?

На этот раз, пройдя экзекуцию трижды, подследственный ни разу не сбился в своих показаниях. Тем самым облегчил свою судьбу. Только, прокуратура, наблюдавшая за соблюдением законности, тут же возбудила дело о клевете. Остальные доносчики сознались чуть позже.

— Акакий Акакиевич! А как быть, если честный человек собьётся в показаниях? Ведь невиновного накажем!

Нет, Машенька, не будет такого. Коль стоит за человеком правда, не собьётся он. И никто его не собьёт!

ПОСЛЕДСТВИЯ ЭКСПЕРИМЕНТА.

Александр Васильевич так и не был ни разу допрошен. А чего трепать того, кто неповинен? Перед ним извинились за причинённое беспокойство и с миром отпустили. Служи дальше товарищ и ни о чём не волнуйся! Пусть теперь доносчики волнуются! Подписка о неразглашении? Да что вы! Нам нечего скрывать от советского народа! Пусть люди знают, что невинному человеку у нас ничего не грозит. Это клеветникам стоит бояться.

Слухи о новых методах проверки свидетельских показаний разошлись в народе очень быстро. Кто-то кинулся в срочном порядке забирать свои поданные раньше заявления. Они слёзно умоляли чекистов не губить их. Ведь они уже всё осознали и глубоко раскаялись в содеянном. В общем, классическое «Я больше так не буду!»

Зато другие восприняли это по-другому:

— Ты смотри, соседушка, не шути со мной! Мне за правду страдать не страшно! Я, если что, плети выдержу, но в сказанном не собьюсь.

Вот так и разделились мнения народные. Одни шептались о том, что напрасно кровь проливали. Ради чего? Чтобы средневековый мракобес выискивал истину варварским методом? Что скажет о нас Европа!

Другие же, наоборот, решили, что метод товарища Могутного правильный и, как ни смотри, прогрессивный:

— Правильно товарищ Сталин поступает! Давно пора за нравственность народную браться! А то развели тут шептунов! Коль есть тебе чего по делу сказать, так и отвечать за сказанное не бойся, а боишься, значит нечего конторе работу давать.

Легче стало различного рода государственным учреждениям. Обыватели, уразумев юридический смысл старинной поговорки, не спешили самолично проходить через «детектор лжи». Поток жалоб в различные учреждения резко сократился. Жаловались теперь с оглядкой — как бы жалоба боком не стала. Уж лучше самим свои проблемы решать, чем государство зазря беспокоить. А то государство наше каким-то беспокойным стало! Количество «врагов народа» и «вредителей» стало рекордно низким. Зато увеличилось количество граждан, мотающих срок за клевету на ближнего своего. Те, кто совсем ничего не понял, очень быстро сделали правильные выводы во Всесоюзном Институте Проверки Свидетельских Показаний. Да, именно такое учреждение и появилось по результатам успешного эксперимента. А директором этого института стал Акакий Акакиевич. Человек наконец обрёл то, что хотел: настоящую царскую службу.

В ГУЛАГе появилась новая массовая категория заключённых — «клеветники».

Жертвы произвола проклятых коммуняк. Ох и тяжко пришлось кляузникам на «зонах»! Там их никто не миловал, ни урки, ни «мужики».

Товарищ Вышинский породил новое изречение: «Свидетельские показания, истинность которых проверена в институте товарища Могутного, можно считать «царицей доказательств»! Наступил 1937 год. В органы НКВД не поступило ни одного доноса от граждан. У граждан нашлось много других, более важных дел.

 

Игорь Николаевич Абакумов

Игорь Николаевич Абакумов — кадровый военный. Его служба прошла в разное время в системе РВСН (Ракетные войска стратегического назначения), ГуКоС (Главное управление космических средств) и ПВО страны.

Службу нёс, в основном, в местах диких, где единственным настоящим благом цивилизации были интересные люди.

«В итоге я убедился в правильности определения Антуана де Сент-Экзюпери, что Земля — это планета людей», — пишет Игорь Николаевич. — «Крушение СССР для меня было такой же трагедией, как и для большинства советских людей!».

Времена реформ Ельцина были очень тяжёлыми, но причиной для того, чтобы сдаться и покориться обстоятельствам, они не были.

В эту пору я убедился в том, что только труд является спасением для человека, попавшего в сложную ситуацию.

Работал каменщиком, жестянщиком, монтажником и, наконец, геодезистом.

В многочисленных командировках объездил всю нашу страну. И опять работа с интересными людьми, от которых приходилось слышать то, что не прочтёшь ни в каких книжках.

После потери трудоспособности, унывать и сдаваться не стал.

Просто взял и начал своими руками строить дом для внучки.

Работа ради семьи — это тоже работа. Тем и спасаюсь.