А эту книгу я писала без помощи литературных негров. Писала по ночам и в прямом смысле этого слова на одном дыхании. Прежде, чем я решилась ее написать, пришлось долго сидеть в КРОСЕТе, выискивая среди жителей Болгарии, до сих пор входящей в состав Османской империи, нужных мне людей. Увы! Они и здесь жили, но в отличии от моей реальности, ничем не прославились. Расхождения были не только в этом. Здешняя их судьба оказалась печальной. Эмигрировавшая в 1974 году из Османской империи в Америку супружеская пара, числится пропавшей без вести. Никому не известный здесь экономист и его супруга-пианистка. Жаль, очень жаль. Именно они мне могли помочь в одном вопросе. Но что случилось, то случилось. Здесь их судьба сложилась по-иному. Но ведь могли они стать героями и принести славу своей стране! Наверняка могли! Не срослось. Другой мир, другие обстоятельства. Но разве их отсутствие помеха для меня? Наоборот, творить выдумывать и пробовать их отсутствие мне не мешает!
Сказано — сделано. Я села писать очередную сказку. Итак, мой герой озабочен проблемой, как сделать свою любимую счастливой. А той для счастья много и не нужно: лучшее в мире пианино и лучшая в мире свадьба. Что одно, что другое им не по карману. Решив надкопить деньги хотя бы на свадьбу, они отправляются на заработки в Российскую Империю в город Сочи. Увы! Маклер, который обещал им работу, оказался тем еще плутом. Выманив деньги за посредничество, он исчез в неизвестном направлении. Ситуация отчаянная. Денег нет ни на проживание, ни на дорогу домой. И тогда, не привыкшие впадать в отчаяние жених и невеста пускаются на авантюру. Они берут кабальный подряд у греческих контрабандистов на доставку крупной партии героина из Сочи в Варну. Сделать это совсем нелегко, ибо российская и турецкая морская пограничная стража свирепствует необычайно. Причем настолько, что опытные мореходы, какими во все времена считались понтийские греки, предпочитают не рисковать. Но предложение болгарина кажется заманчивым: использовать в качестве транспортного средства обычную спасательную шлюпку. Семь бед — один ответ. Им дают и шлюпку и груз. Правда в провианте им отказано: «Самим нужно покупать»! А потом было 26 дней, проведенных наедине с морем. Как выжили? За счет эрудиции. Жених, смастеривший сетку для ловли планктона, сумел прокормить и себя и невесту. И наконец Варна! Пограничная стража не обратила никакого внимания на совершавших шлюпочную прогулку молодых людей. Необычайная худоба молодой пары тоже никого не насторожила. А вот и контрагент. Как всегда в таких случаях, не все заканчивается слава богу. Хитрые и осторожные греки оказывается не стали полностью доверять непонятно кому. Вместо качественного «товара» им подсунули имитатор. А кто станет платить хорошие деньги за «фуфло»? Тем не менее им заплатили. Хоть и не столько, сколько обещано, но неплохо. Оказывается, контрабандисты ставили на них опыт, проверяя возможность доставки «дури» таким необычным способом. На скромную свадьбу денег хватило. А пианино? На него еще предстоит заработать.
Получилось очень даже ничего. И главное — без посторонней помощи. А затем, я выпустила получившееся произведение ограниченным тиражом. Результат оказался неожиданным: напечатанную уже книгу, временно запретили продавать. Спустя неделю, в сводках новостей прошло сенсационное сообщение о том, что наши и турецкие пограничники накрыли целую банду, которая доставляла «дурь» из России на Балканы указанным в книжке способом! Этот наркопоток был не очень крупным, зато считался надежным. После этого, арест с моей книги был снят и она пошла в продажу. Читатели, уже привыкшие к моему имени, клюнули в первую очередь на него. Особого впечатления на них моя книжка не произвела. Я начала считать этот проект неудачным. И считала так до тех пор, пока меня не навестили представители болгарского культурного общества «Побудители». Что им требовалось, легко было угадать: они хотели выпустить мою книгу «Путешествие Дончо и Юлии» у себя на родине. А я разве против? А спустя месяц, мое имя в Болгарии стало широко известным. Я ведь очень старалась, описывая приключения их земляков. Упомянутая мной в книге песня «У моря, у синего моря», которую молодая пара распевала перед путешествием, была записана в нашей студии звукозаписи и диск с этой песней обязательно прилагался к книге. То, что не вызвало отклика у нас, стало популярным на Балканах. И не только в Болгарии. Потом было продолжение этой истории, а пока болгары наслаждались книгой и песней, дела у нас шли своим чередом. Согласно ранее утвержденных планов.
А планы эти выполнить было нелегко. Мы ведь собирались снять далеко не пресный фильм. Применение невиданных ранее спецэффектов было только частью нашего плана. Музыке и песням отводилась тоже большая роль в плане воздействия на зрителя. А с этим здесь дела обстояли плохо. Ничего подходящего из местного репертуара мы не нашли. И дело было вовсе не в отсутствии талантов или вкуса. Все упиралось в цензуру. Вернее в ее полное отсутствие. Музыкальные произведения, созданные в 19 веке были неплохими, но они давно уже приелись слушателям, не вызывая в них прежнего восторга. Отмена всяческой цензуры на рубеже 19 и 20 веков, породило декаданс. Он тоже был поначалу неплох, но быстро скатился до пропаганды безвкусицы. Поиск новых, необычайных форм, быстро выродился в творение новых, наиболее уродливых форм и породил засилье низкосортной пошлятины. Обывателю это совсем не нравилось, но какое дело до этого было «культурному» меньшинству? Народ как мог сопротивлялся культурному насилию. Кто-то находил отдушину, слушая старую добрую классику. Другие стали предпочитать церковное пение. Третьи отводили душу распевая такие милые народные песни. Но старый репертуар устраивал не всех, поэтому шустрые ребята занялись творением нового. Устойчивую популярность приобрел каторжный репертуар. С ним состязались в популярности хулиганские, бродяжьи и сиротские песни. И даже барды свои появились. Всему этому не было места на студиях звукозаписи. Там царствовало и задавало тон совсем иное искусство, совершенно непонятное народу, зато восхищавшее богему.
— За границей ничуть не лучше, — объясняла мне Татьяна Сергеевна, когда я пожаловалось ей на скудость талантов, — там цензура отменена гораздо раньше, нежели у нас. Вот и приходится европейцам метаться между тех же сосен, что и нашему народу.
— Но это ужасно!
— Не спорю. Это очень ужасно. Ведь почему наша публика накинулась на песню котенка из Воронежа или песню медведицы из «Умки»? Да потому, что душу тронуло людей это сочетание новизны и хорошего вкуса.
— И куда мы катимся? — задала я чисто риторический вопрос.
— Уже не катимся. То, что предлагаешь для фильма ты, наверняка стронет лавину. Люди, имея образцы нового и хорошего, обязательно пойдут дальше и начнут творить шедевры.
— Да уж. Образцы! Не фильм получается, а целая оперетта! Столько всего мы в него запихиваем.
Песен и музыки было действительно необычайно много. В связи с этим, у меня появились не только литературные, но и музыкальные «негры». Они слушали, что я им напевала. Записывали, а затем начинался процесс их настоящего творчества. В большинстве случаев у них получалось совсем не то, к чему я привыкла. Мы спорили, иногда даже кричали друг на друга. Потом просили прощения и все начинали заново. В итоге получали приемлемый результат. Какой? Когда как. Редко, но доводилось получить то, к чему я привыкла. А в основном, либо чуть хуже, либо чуть лучше того эталонного образца, который был достоянием моего сознания.
С «Имперским маршем», который я обозвала «Маршем Черной Смерти», получилось вообще забавно. Приехавшие его играть пруссаки, назвали его полным убожеством, которое тем не менее можно значительно улучшить. Чем немедленно и занялись их спецы из Берлинской консерватории. Целый месяц немцы ударно пожирали колбасу с пивом да сосиски с капустой, не забывая при этом заказывать водочку. А затем продемонстрировали то, что у них вышло. Господи! Совсем не похоже на то, что я слышала раньше!
— Герр Штакельберг! А почему так?
— Фройлян, этот ваш марш «Черная Смерть» был написан ужасно! Его писал полный неумеха, которому я не доверил бы даже стучать ложкой по кастрюле. Музыка марша должна соответствовать его названию. А тут я этого не вижу. Сразу видно, что это писал не пруссак и даже не немец. Вы русские тоже не могли его создать. У вас иной подход. Я бы сказал, что это творение уроженца Североамериканских Территорий, чей талант испорчен пошлой негритянской пародией на музыку.
Ну ничего себе! И ведь почти угадал! Силен мужик!
— И все-таки герр Штакельберг, вы так до конца мне и не объяснили, что вас не устроило.
— Надо знать наши военные традиции, причем не столько германские, сколько прусские. Для любого германца, «черная смерть» это чума. Вряд ли честного солдата идущего в бой, стоит сравнивать с подлой заразой. А для пруссака, «черный» означает «доблестный». Я считаю, что это наиболее уместное название. Поэтому и музыка нами исполняется именно так, как и надлежит в показанной ситуации.
Спорить с профессионалом я не решилась. Тем более, что их вариант больше брал за живое, нежели наш. Я согласилась с ним и разговор на этом был закончен. Именно в «прусском» варианте исполнения он и стал знаком зрителю после выхода фильма на экран.
Помимо этого много проблем доставило музыкальное оформление первой части фильма. И если для сцен с участием Кнопочки, годилась простенькая музыка из любимых ей мультиков, то с остальными ребятами все было далеко не так. Согласно гениального замысла, в первой части в основном мы должны были показать мирную и беззаботную жизнь детей во время полета. В принципе, это было правильно. Взрослые, отстояв вахту, приходят домой, к своим детям. Сами дети не только учебой заняты. Развлечений в их жизни тоже хватает. Причем не только спортивные тренировки и игры. Большинство из них в том возрасте, когда у них просыпаются известные всем чувства. Они устраивают свидания, радуются когда предмет их нежных чувств к ним благосклонен. Огорчаются, когда сталкиваются с непониманием. В общем ухаживания и легкие формы флирта в полный рост. Передать, что они чувствуют и должна была подходящая музыка и песни. Как я и хотела, начиналось все с песни «Млечный путь». А когда «Астра» была уже близка к цели и экипаж настроен уже не так бодро как в начале пути, царящее среди него настроение отразили песней «Трава у дома». Ну а дальше экипажу скучать не пришлось и во второй части фильма пошли иные песни.
А в Первой части, пока все было мирно, мелодии и песни были либо веселые, либо с небольшой грустинкой.
Второй «звездой» после Кнопочки, была Мелентина Церна из городка Вулканешты Бессарабской губернии. Ей, как смуглой брюнетке досталась роль Мили Шниперсон, дочери корабельного врача и его верной медсестры. Тут в ее пользу сыграла прежде всего подходящая для исполнения роли внешность. Ну а то, что уменьшительно-ласкательная форма имени Мелентина, звучало как Миля, имело второстепенное значение. Главное, что делало ее заметной фигурой — умение прекрасно танцевать, неплохо петь и играть на музыкальных инструментах. Сценарий фильма изначально писался под конкретных людей, что позволяло им играть самих себя. Соответственно наша Миля играла веселую и одновременно мечтательную девчонку, у которой есть на корабле друг — предмет ее тайных воздыханий. Чтобы это показать, мне даже пришлось упросить нашу Бонифацию снять эпизод, украденный мной из «Большого космического путешествия». То место, где девчонка бегает с кавалером под проливным дождем. И конечно же, при этом исполнялась «Я тебе конечно верю». Сценка была отснята и посмотрев на полученный результат, Серушко согласилась с тем, что в фильме она будет не лишней. Как вы понимаете, нельзя было нам сосредотачиваться на показе парочки героев, а остальных исполнителей превращать в безликую массовку. Поэтому первая часть состояла у нас из множества эпизодов, где ненароком раскрывались индивидуальные черты каждого героя. Лучшим способом раскрытия образов, мы сочли сцены, в которых герои фильма отмечают то или иное событие. Как ни крути, но жить одной только службой, учебой или работой, никто не станет. Тем более годами. Экипажу время от времени нужно сбросить напряжение. Поэтому люди в походе собираются за общим столом, чтобы отпраздновать общие для всех праздники, отметить дни рождения или именины, или просто успех. И даже если нет повода, но настроение потихоньку падает, то почему бы не устроить бал? А какой праздник без песен и танцев?
С музыкой и песнями особых проблем не было. Зато с танцами… В общем, все наши девчонки танцевать умели. Зато пацаны! Разве что на сельской гопотеке прошли бы их «умения», но уже на школьном балу они все как один ударили бы в грязь лицом. Неинтересны им были наши танцульки. Тем не менее, раз сценарий этого требовал, пришлось их учить бальным танцам. Миля, как лучшая из нас в этом деле, стала учителем танцев для пацанов. Вот тут ее узнали с такой стороны, с которой раньше она себя не проявляла. Делать порученное дело абы как, она не хотела, поэтому пацанам пришлось с ней несладко. Хуже всех пришлось тому парню, которому назначена была в фильме роль предмета ее мечтаний. Оказалось, что она и впрямь к нему неровно дышала. Любовь ее проявилась своеобразно: она стала добиваться от него немыслимого совершенства в исполнении бальных танцев. На все его возмущенные вопли, она отвечала одинаково:
— А я не хочу из-за тебя краснеть, когда ты пригласишь меня на танец.
Думаете, что бедный парень отделался от нее одним вальсом? Ага! Вы просто не представляете на что способна девушка, если хочет, чтобы реальность полностью совпадала с ее идеалом. Если остальные пацаны отделались от нее основной программой, то Васю она продолжала учить, учить и учить… К концу съемок, он стал очень неплохим партнером по танцам, способным блеснуть на любом балу. Для чего это нужно было самой Миле, прекрасно понимали все: обучение танцам, это просто предлог для того, чтобы чаще быть с ним рядом. Втрескалась по уши девочка! Хорошо, что в итоге она получила то, что хотела: в парне проснулось ответное чувство и он перестал ее избегать. А ведь в начале шарахался от нее как черт от ладана.
Не одна только Миля отличилась. Прочие тоже постепенно давали волю проснувшимся чувствам. Одна я была как белая ворона. Не потому, что не нашлось того, кто бы мне нравился. И не потому, что по Марие никто не вздыхал. Просто обе мы твердо решили: еще не время! И если бы требовалось сыграть роль недотроги, то наверняка у меня бы это прекрасно вышло. И хорошо, что Нахалков заранее исключил меня из списка актрис. Моя холодность и неприступность свою роль сыграли. Те, кому я нравилась, повздыхали и отстали. Не время Машенька! А тебе старая карга и подавно мечтать не след! Занимайся делом и забудь про любовь! Кстати, о деле:
— Бонифация Ипатьевна! Что это такое? Музыка есть, а слов не слышно! И эпизод какой то маленький.
— Это Нахалков так решил. Все вопросы к нему.
Это мы о сцене, где Миля и Вася танцуют вальс. Для этой сцены я подобрала песню Сергеева и братьев Мищуков «Крымский вальс». Я иду к Нахалкову и задаю ему вопрос:
— Никита Сергеевич, так нечестно! Чем вам не нравится «Крымский вальс»? Почему вы слова из него выкинули, а само исполнение танца сделали куцым?
— Это потому Маша, что песня слишком хороша для этой сцены. Не переживай, она еще полностью прозвучит во второй части и в более уместной для этого обстановке.
— Я вам конечно верю, но узелок на память завяжу. Просто так вы от меня не отделаетесь.
Вот такие у нас высокие отношения. А еще выше и не только со мной, они стали после того, когда выяснилось, что нашим артисткам буквально нечего одеть. Вообще то я Нахалкова об этом предупреждала с самого начала. Тогда он отмахнулся от моих приставаний. Но чем дальше шла работа, тем острей стоял перед нами этот вопрос. В конце-концов, женская часть коллектива достучалась до его сознания. Как только у нас исчезли проблемы с финансированием, были приглашены модельеры и Нахалков заревел как раненая белуха. Я его понимаю: куда не плюнь, везде творческие личности, со своими взглядами на искусство. К счастью для него, этим вопросом добровольно занялась Серушко, освободив его от «тряпочных проблем».
Смысл возникшей проблемы был в том, что не станут люди годами ходить в уставной форме. Особенно женщины. На службе от этого никуда не деться, но придя со службы, люди одеваются по-домашнему. А в гости в чем ходить? Я уже не говорю про балы. В общем, как ни крутись, но разнообразие в быту и частая смена впечатлений, способствует сохранению здорового морального климата в любом коллективе. Я уже не говорю о тех, кто ушел в автономку. Поэтому, в фильме мы показали, как мамы с дочками придумывают фасоны и сам шьют новые наряды. На деле же, этим занимались получившие от нас заказ модельеры. И тут встал вопрос: Как должны эти наряды выглядеть. Сама Серушко стояла за максимальную открытость всего и вся и наиболее свободные формы:
— Мы пригласили сниматься людей, имеющих гармонично развитые тела. Это предполагает максимальную открытость всего, что им не стыдно показать. А те места, которые принятые в обществе правила приличия требуют скрывать, мы конечно же скроем от нескромных взоров, но обязательно их подчеркнем!
Особых возражений тут не возникло. Ведь наши циркачки имели действительно прекрасные фигуры и к тому же красиво двигались. В случае с ними, стоило шить смелые наряды, способные привлечь к ним внимание любителей эротики. Тут главное не переборщить. Можно ведь совместить строгость стиля одежды с частичной обнаженностью или подчеркнутостью интересных для противоположного пола мест. Мы ведь не для аскетов фильм создаем. Любители эротики тоже будут среди зрителей.
Зато предложение по максимальной открытости и подчеркнутости достоинств мужской части актерского коллектива, поддержки не нашло. Общее мнение озвучила Татьяна Сергеевна:
— Как женщина, я не возражаю против показа прекрасного. Поэтому я разделяю ваш взгляд про то, как должна одеваться красивая женщина. Но в отношении мужчин… Тут нужен совсем иной подход. Строгий, сдержанный стиль и отсутствие лишних деталей.
— Разве зрительницы не вправе любоваться красотой мужских тел?
— Вправе, но без обнаженки. Кроме того, есть интересная статистика: основным потребителем мужской порнографии являются вовсе не женщины. Эта продукция пользуется спросом в основном у гомосексуалистов. Могу вам эту статью скинуть. Поэтому, как женщина глубоко верующая, я против пропаганды извращений. Хватит с нас того, что мы будем пугать зрителя нарядами пидоргов.
Мнение большинства победило. Стиль нарядов, который создали модельеры, позже был назван «Звездным Ампиром». Ну а стиль нарядов антигероев официального названия не получил. Зато народ подобрал ему емкое и хлесткое определение. Правда озвучивать его в СМИ не принято. По установившемуся везде порядку, пошитые для съемок наряды, актер имел право оставить в личном пользовании. В нашем случае, сдавать наряды обратно в костюмерную никто не стал.
И все бы ничего, но в один прекрасный день, собравшая нас вместе Бонифация Ипатьевна, толкнула перед нами речь:
— Господа! Как убежденный либерал, я за максимальную открытость нашего общества. Но только до тех пор, пока это не мешает коммерческому успеху. А если мешает, то я, не изменяя своим принципам, без всякого стеснения устанавливаю жесточайшую диктатуру.
— Серушко! Что вы задумали? Не томите нас!
— А задумала я, дорогой и уважаемый Никита Сергеевич, — ласково как кошка замурлыкала Серушко, — сохранить и защитить от наглого расхищения нехорошими людьми, нашу интеллектуальную собственность. Мы ее создаем и будем дальше ее создавать, но что ее защищает? Только та клевета, которую распространяют о нас СМИ. Но скоро им верить перестанут и толпы жаждущих въехать на нашем… в общем понятно на чем, да прямо в рай, кинутся сюда за легкой добычей.
— Что вы предлагаете?
— Нам нужна своя служба безопасности.