Эксперимент, поставленный мной над здешними болгарами, дал мне однозначный результат: этот мир болен. Напиши я что-нибудь подобное тому что написала о Дончо и Юлии в «моей» Болгарии меня бы затаскали про судам. А здесь ничего кроме неподдельного восторга эта книга не вызвала. Болгарский читатель даже не стал особо интересоваться: а были ли такие в действительности? В моей реальности, эти люди не просто были но и сумели прославиться на весь мир. И ни с каким криминалом они не связывались.

Здешний мир, загнанный доброхотами в состояние пресного существования, ничего подобного подвигам Аллена Бомбара или Тура Хеердала не знал. А ведь у нас это была целая эпопея. Тут ведь не простое удовлетворение человеческого любопытства было. Это были эксперименты по возможности выживания людей в самых отчаянных ситуациях: когда природа недвусмысленно напоминает человеку, кто на самом деле хозяин на Земле. Здешние правила жизни убили в людях даже саму мысль о подобных свершениях. Правда не до конца. Об этом я узнала самым неожиданным образом. Занятая съемками фильма, я перестала следить за событиями в мире. А между тем, благодаря мне в нем кое-что начало меняться. Об этом меня просветили представители болгарского культурного общества «Побудители» попросившие меня поставить свою подпись на подаваемой нашему царю петиции. Оказывается, мир не без отважных людей. Нашлись в Болгарии отчаянные головы, которые решились на проверку опытным путем, самой возможности совершения путешествия по Черному морю указанным в книге способом. Обычный студент Софийского университета, вместе со своей подругой пересек море на спасательной шлюпке, питаясь в пути одним планктоном. Стартовав из Варны, они на двадцать четвертый день вошли в территориальные воды Российской Империи в районе Сочи. А добраться до берега на шлюпке им было не суждено. После того, как был обнаружен и ликвидирован «понтийский наркотрафик», наша пограничная стража ворон не считала. Нежданных «гостей» перехватил пограничный катер и сейчас путешественники пребывали в ожидании суда, по обвинению в незаконном пересечении границы. Точно такие же обвинения их ждали и дома, ибо безвизового режима между Российской и Османской империями не было. Кроме того, турецкие власти им вменяли хищение чужой собственности, потому что шлюпку наши герои не покупали.

Лично я была уверена в том, что все для студенческой пары закончится благополучно. Особой жестокостью здешние власти не отличались и если нарушивший закон человек мог собрать в свою пользу требуемое число подписей, то высочайшее помилование как правило следовало автоматически.

— Господа! Я конечно же поставлю свою подпись на петиции. Более того, я верю в счастливое окончание приключений Васила и Йорданки. И если вам нетрудно, передайте им от меня приглашение на Третий Московский фестиваль. Ей богу, они там будут желанными гостями. Чисто финансовые вопросы пусть их не волнуют. Думаю, что к этому времени у них найдется достаточная сумма для поездки.

В отношении последнего я не шутила. Смелый поступок Бориса Моисеева был оценен людьми по-разному. С точки зрения закона, и навязанной людям морали, он был преступником который нарушил святой принцип неприкосновенности жилища. А адекватные люди восприняли его поступок иначе. Те же самые старушки-филантропки, озабоченные падением нравственности народной, организовали фонд «Справедливость». Целью этого фонда было оказание помощи тем, кто совершил смелый и благородный поступок и при этом не побоялся вступить в конфликт с законом. Сперва я к этому фонду не имела никакого отношения. Но как только изменилось мое материальное положение, я внесла на счет этого фонда весьма заметную сумму и тем приобрела право голоса. Обосновать, что Васил и Йорданка совершили не только смелый, но и несущий пользу для человечества поступок, у меня получится.

Но это забота помимо прочих. А по выполнению основной программы возникла дискуссия: насколько уместно посылать в экспедицию глупых и наивных детей? Как они без взрослых выживут? А как они сумеют освоить сложную технику? Тут ведь недостаточно одних обучающих программ. Того же дипломированного специалиста, окончившего соответствующий ВУЗ, не сразу получается должным образом использовать. Его не менее двух лет нужно натаскивать!

Слушая этот спор, я помалкивала, хотя было что ответить. Напрасно эти дяди недооценивают своих чадушек. Если им что-то очень нужно, они проявляют весь набор качеств, который необходим для достижения поставленных целей. Взять хотя бы случай, о котором Николаич рассказал моему мужу. Когда он служил на Плесецком космодроме, который на самом деле именуется Мирный, на стартовой площадке одного из полков произошло ЧП. Поймали детей, сливавших керосин из боевого заправочного агрегата. Зачем в хозяйстве нужен керосин? Глупый вопрос! В сельской местности ему всегда найдут применение. Дело не в этом.

— Тут Димон дело не в простом воровстве. Оно бы такого скандала не вызвало.

— Погоди, а как они проникли на секретный объект?

— Тоже мне проблема! Со стороны газохода периметр ограждений бесполезно восстанавливать. Во время старта ракеты, там такая струя хреначит, что сносит все, что не приколочено. И приколоченное сносит. Возьми напольную облицовку газохода. Это пазогребневые чугунные плиты, толщиной 100 миллиметров. Их после сборки еще и сваривают. Так вот, если в работе допущен брак, эту плиту потом находят метрах в двухстах от старта. А ведь она весит 360 кг! Так что периметр там как правило порушен, а восстанавливать его постоянно — руки не доходят.

— Ладно, проникли, слили топлива ведерко, ушли. Некрасиво конечно, но десяток литров на фоне 280 тонн, сам же про то говорил, это не критично. Или критично?

— Да не обеднеет наша страна с десяти литров керосина. Тут другой момент.

Оказывается, что после того, как дважды рванули на старте запускаемые ракеты, всю топливную аппаратуру переделали. Причем радикальнейшим образом.

— В общем, пуганная ворона куста боится. Конструктора по заявке ракетчиков сконструировали топливную аппаратуру так, чтобы исключить даже капельные проливы. Производственники выполнили работу с нужным качеством и все успокоились. Вот только решение одной проблемы, породило тьму других.

Исключение проливов усложнило процесс заправки нижних ступеней ракеты в разы. Процесс подготовки ракеты к старту увеличился по времени. Раньше, когда эти ракеты были боевыми, никто бы не стал выдумывать себе такой геморрой. Но когда в верхней ступени стало размещаться другое «изделие», время подготовки ракеты к старту перестало быть критичным и вопросам безопасности пусков уделили больше внимания. По регламенту, подготовка к пуску занимала двое суток, но за счет интенсивного труда, этот срок сократили вдвое. Вроде бы все и всех устраивало. Но есть одна засада. Трагедией для ракетчика является отмена пуска. Не задержка, а вообще отмена. Это ведет к необходимости сливать топливо. Все 280 тонн! Трагедия в том, что выполнить эту процедуру раз в 10 сложней, чем заправку. С этим справляются, но об упрощении процесса мечтать не переставали.

— Погоди Николаич, ты говоришь, что это боевая в основе своей ракета. Они что, все у нас такие дебильно устроеные?

— Да нет, ничего подобного. Просто это устаревший образец, еще с Королёвских времен. Тогда были не шахтные, а открытые старты. При Хрущеве их наштамповали столько, что девать некуда, а выкинуть жалко. Вот их и стали использовать для вывода на орбиту легких спутников.

— Тогда понятно. А что там дальше было?

А дальше, пойманными пацанами занялся особист. Только зря он стал их с самого начала запугивать, требуя выдать главного затейника. Этим он испортил все дело. Инженеров полка интересовал технический аспект, а этот дуболом начал «шить политику», чуть ли не измену Родине. Да и в этом он хватил через край, обещая устроить серьезные неприятности родителям. Пацаны уперлись и молчали как юные партизаны. Прикинулись дурачками и не выдали никаких тайн.

— Так может они там что открутили или дырочку проделали?

— В том то и дело, что про это в первую очередь подумали и все тщательно осмотрели. Ни дырочек, ни разборки. Все целым было.

— А не могли они снять деталь, потом по-новому прикрутить?

— Не выйдет. Это тоже было бы заметно, да и проливы остались бы после этого. А там было все сухо.

— Да Николаич, вот значит как бывает! Лучшие еврейские умы бьются над решением задачи, а какой то деревенский валенок походя ее решает.

— В КБ сидят не только евреи. Но в остальном ты прав.

То, что дети способны проявить творческие таланты не только в преступных целях, меня убеждать не стоит. Достаточно вспомнить колонистов Макаренко, которые с «нуля» организовывали серьезное производство и успешно им управляли. Причем сложные по тем временам технологии осваивали дети, не получившие профильного образования. А процесс управления? На манагеров их точно никто не учил. Тем не менее, технологическая, организационная и финансовая дисциплины соблюдались образцово.

Форс-мажор? Когда твою страну пытаются уничтожить, да еще несколько раз в течении одного века, сразу становится понятно: кого именно рожали женщины? В годы войны, на временно оккупированных территориях, в составе партизанской агентурной разведки работало 85 тысяч разведчиков. Это были совсем не Джеймсы Бонды или Лоуренсы. И даже не Штирлицы. Восемьдесят процентов агентуры, это обычные женщины и обычные дети. Заранее к этой работе их никто не готовил. Учиться работать приходилось на ходу. Учились и на собственных успехах, и на собственных ошибках, за которые жестоко расплачивались. Насколько хорошо работали? Ну если представители спецслужб оккупантов жаловались на то, что никакие меры противодействия не помогают длительное время держать хоть что-то в тайне, то это о чем-то да говорит. Мало кто задумывается о том, какую цену за это платили те же дети. Пропаганда до нас доводила имена пионеров-героев. Вот только если разобраться, то это были те, кто провалил задание. Потому и награждены посмертно. А те кто не провалил? Что о них известно? Официальная пропаганда на этот счет помалкивала. Я бы так и не знала ничего на этот счет, если бы не наша учительница по домоводству в одной из гарнизонных школ. То, что она бывшая партизанка, нам было известно. По торжественным датам, она выступала перед нами и что-то рассказывала. Рассказывала она казенно и неинтересно. Слушать было совершенно нечего. Одни общие фразы и никакой конкретики. Барщину отрабатывала и ничего более. Отстрелявшись, она получала от нас свою положенную порцию вежливых аплодисментов и на том все заканчивалось. «Момент истины» наступил тогда, когда мы несколькими классами совершили поход на природу. Там она нас поразила своими походными навыками и умениями, которые женщинам обычно не свойственны. И вот в процессе мытья посуды после ужина, кто-то из девчонок возьми и спроси ее:

— Ольга Ивановна, а за что вы получили свою медаль?

Медаль у нее была всего одна — «партизанская» и носила она ее только на официальные мероприятия. Ответ нас поразил:

— За то, что провалила задание.

Естественно мы начали ее пытать: как так, за это еще и награждают? Оказывается, что только таких и награждали. Просто она после провала сумела уйти в партизанский отряд. Там она и дождалась прихода Красной Армии, стирая партизанам белье и готовя пищу. Благодаря этому, она проходила по спискам отряда и когда начали награждать всех скопом, как «виновных» так и непричастных, то наградные документы заполняли на основании этих списков. А вот тем разведчикам, кто работал успешно и не провалил ни одного задания, не повезло. Их ни в одних списках не было. Поэтому доказать что-либо у них не вышло. А в списки не попали, потому, что немцы иногда захватывали списки партизан и ни один начальник разведки будучи в здравом уме, не пойдет на раскрытие своей агентуры таким способом. Так что бумажка она и в Африке бумажка.

— Ольга Ивановна, а как вы вообще выполняли задания?

— Ой девчонки, вспоминать противно. Лучше вам этого никогда не знать.

Это еще больше подстегнуло наш интерес. Мы начали упрашивать ее рассказать. И тогда, не выдержав нашего напора, она такое выдала! Слушая ее, мы поневоле примеряли сказанное ей на себя и нам становилось противно и страшно. Такое невозможно выдумать. Это можно только самому испытать. После ее откровения нам стало понятно, почему она ничего подобного не говорила нам на официальных мероприятиях. Там ведь от нее требовалась благостная картинка. А то вдруг, услышав правду, мы все из себя такие нежные и ранимые в «Дом Хи-хи» прямо всей школой загремим?

Начала она свой рассказ с того, что разведчик не должен вызывать удивления у окружающих. Он часть окружающей его жизни и живет по ее законам. Основной «легендой» прикрытия у таких как она, была роль сироты-попрошайки. Это естественное решение ибо война наиболее жестоко ударила именно по детям. Те, кто потерял родителей были вынуждены кормиться именно таким образом. Поэтому попрошайничество было массовым явлением и никого не удивляла. Не все были добры к попрошайкам. Часто вместо подаяния, сироты получали пинки и затрещины.

— Тут нельзя притворяться. Просить подаяние нужно по-настоящему. Также по-настоящему нужно было и жить с него. И унижения, к которым невозможно привыкнуть, тоже настоящие. А ведь это не все. Нужно уметь защитить себя от настоящих попрошаек, потому, что все «хлебные» места уже поделены и за них идет драка.

А еще хватало и тех, кто пытался зарабатывать на жизнь, склоняя девочек к занятию проституцией. Таким тоже приходилось давать отпор. Иначе беда. Сколько девок сломали эти твари!

— Смотришь на таких. Сегодня вроде ничего. Завтра плачет горючими слезами, потому что ее уже «обломали», а послезавтра из петли вынимаешь, потому что сил у нее не нашлось жить после этого.

Все это меркло на фоне того, что вытворяли сами немцы и их прислужники. Вот уж кто всегда был опасен.

— Партизан они боялись до усрачки. А потому береглись изо всех сил. Наши ведь бездельем не маялись и уж если выходили из леса, то жуть наводили страшную. Немцы в такие дни вообще на ушах стояли и даже просто пройти мимо них было опасно. Им в такие дни ничего не стоило пристрелить без разговоров человека только за то, что он руки в карманах держит: а вдруг за гранатой полез? Про полицаев и говорить не стоит. Те вообще нервные да пьяные ходили. Без самогона они всю свою лихость враз теряли.

Именно полицаи проявляли наибольшую бдительность. Поэтому соваться разведчику самому в лес не стоило. Первый же патруль, остановивший тебя, помимо прочего, обязательно тщательно обнюхивает человека. Если унюхают запах костра или мыла — прощай и жизнь и свобода. Замучают гады! Все общение с партизанами — только через присланного связника. Записки в тайнике? Да вы что? Кто так делает? Вы просто не понимаете, что там творилось. Первый же обыск и записка для тебя станет приговором. Да что записка, даже огрызок карандаша в твоих вещах станет источником неприятностей. Моментом вопрос: ты что записывать сучка собралась? Бумага, чтобы попу вытирать? Если только это не чистый листок. Кстати вытирать нужно не очень тщательно. И вообще, о привычной гигиене стоит забыть. Если уж играешь нищенку, сделай так, чтобы к тебе противно было подойти, а не то, что коснуться. Поэтому волосы состриги до самых корней, чтобы тифа боялись. Одежду ни в коем случае не стирать и самой не мыться. От тебя должно разить как из помойки. Иначе на подозрение нарвешься. Люди тебе должны не подавать милостыню, а кидать как псу паршивому.

— Противно? А думаете мне было приятно засранкой опустившейся себя чувствовать? После провала, когда ушла в отряд, первым делом всю одежду тщательно отстирала и вымылась как следует. Вот счастья мне было! Для меня до сих пор стирка и мытье лучшее из удовольствий. Хоть в холодной воде, хоть в горячей. А даже и в ледяной.

По словам Ольги Ивановны, такая нечистоплотность служила не только средством маскировки. Любителей мерзко развлечься с малолеткой тоже хватало. Ведь жизнь и достоинство человека на оккупированной территории ничего не стоила и ничем не была защищена. После такого откровения, нам стал понятен источник той ненависти, что эти люди испытывали к врагам. Я бы тоже готова была убить того, из-за кого пришлось бы жить в унижении, в грязи и постоянно озираясь.

Но это мне ясно. А как мне убедить здешних взрослых, что предоставленные сами себе дети, не только выживут в самых невероятных условиях, но и сумеют выйти победителем в схватке с врагом? По нашим меркам, этот мир настоящего горя не знал и о многом представления просто не имеет.