Ксанча сидела на кровати, обхватив колени, и раскачивалась из стороны в сторону. Сон не шел к ней. Не помог даже травяной чай, с помощью которого она надеялась расслабиться. Золотые рассветные лучи пробрались сквозь открытую дверь и медленно, словно ласкаясь, поползли к ее ногам.

Голоса за стеной смолкли далеко за полночь, и теперь в доме стояла звенящая тишина. Ратип, наверное, уснул, а о том, что делает Урза, можно было только догадываться. Впрочем, он никогда не шумел, оставаясь в одиночестве.

Молодой эфуандец оказался вчера на высоте, встреча с Мироходцем прошла лучше, чем Ксанча смела надеяться, но она все-таки немного волновалась, а потому оставила дверь на ночь открытой. Что за связь возникла прошлым вечером между этими двумя мужчинами? Неужели ее неуклюжий план сработал? Неужели, желая обмануть Урзу, она и правда нашла аватару его покойного брата?

Откинув одеяло, девушка слезла с кровати и потянулась. Затекшие суставы захрустели. Разбив в умывальнике лед, Ксанча ополоснула лицо, но бодрее не сделалась. Долгое путешествие и бессонная ночь, полная волнений, не прошли даром. Ее тело наполняла тяжелая усталость.

Снег у порога растаял. Потемневшие от сырости доски крыльца скрипнули, когда Ксанча подошла к комнате Мироходца и прислушалась. За дверью стояла тишина, но в ней не было ничего настораживающего, и, вернувшись в свою часть дома, девушка решила, что до полудня не будет беспокоить «братьев».

Огонь в жаровне, совсем было потухший за ночь, радостно заплясал на кусках сухого торфа, подкинутого Ксанчей. Ловко разделав половину бараньей туши, девушка бросила на сковороду мясо, надеясь, что его аромат проникнет на половину Урзы и разбудит Ратипа. Сам Мироходец ел редко и скорее ради удовольствия, нежели для поддержания сил.

Не успела она накрыть крышкой жаркое, как на пороге ее комнаты появился Рат и воскликнул, потянув носом воздух:

— М-м, как вкусно пахнет! Я ужасно голоден. — Лицо юноши не было заспанным, но выглядел он на удивление бодро.

— Я вижу, ты жив! — отозвалась Ксанча, даже не обернувшись. Она не понимала, насколько сердита, пока не услышала звук своего голоса.

Выдержав паузу, Ратип подошел и коснулся ее.

— Что с тобой? Это из-за вчерашнего вечера? — серьезно спросил он.

Девушка раздраженно повела плечами, освобождаясь от его рук. Она не знала, за что злится на Ратипа. «Наверное, я просто устала».

Пока Ксанча возилась у полки с посудой и доставала деревянные плошки, юноша попытался приподнять крышку, но она оказалась слишком горячей, и Рат стал дуть на обожженные пальцы.

Равнодушно взглянув на него, Ксанча расставила тарелки на столе.

— Я накормлю тебя, но с завтрашнего дня готовь себе сам.

Ратип послушно уселся на табурет.

— О чем вы говорили? — поинтересовалась девушка, накладывая еду.

Рат не отрываясь следил за ее движениями и заговорил только после того, как отправил в рот первый кусок мяса.

— Ты была права. Там, в Эфуан Пинкаре, я не верил тебе, да и как я мог поверить в такое?! Урза, настоящий Урза Изобретатель! Герой древних сказаний!

Ксанча усмехнулась, глядя, как недавний раб жадно поглощает жаркое.

— Я понял это, как только увидел его… Ты не представляешь, какой ужас я испытал, когда осознал, кто передо мной стоит. Мне кажется, после такого меня уже ничто не испугает.

Девушка промолчала. В конце концов, она видела в этой жизни намного больше, чем этот самонадеянный эфуандец, и знала, что такое страх. Тем временем он продолжал:

— Я разговаривал с легендой! И я такая же легенда, Ксанча! Я Мишра, великий Мишра Разрушитель! И мы с Урзой собираемся исправить наши ошибки!

Ратип с жадностью запихивал в рот куски жареного мяса, а Ксанча, глядя на него, думала, что, хотя младший брат Урзы и прожил большую часть своей жизни среди полудиких племен фалладжи, он, должно быть, обладал более изысканными манерами, чем этот эфуандский мальчишка.

— Я Мишра, — бормотал Рат с набитым ртом. — О Авохир, Мишра…

Девушка слушала причитания новоявленного брата Урзы и чувствовала, как глухое раздражение поднимается к ее горлу. Быстро шагнув к столу, она схватила юношу за ворот рубахи и, вздернув его вверх, прижала к ближайшему столбу с такой силой, что с крыши посыпалась мокрая солома.

— Нет, не Мишра, — зашипела Ксанча прямо ему в лицо, — а Ратип, сын Мидеа, и, как только ты забудешь об этом, ты умрешь.

Глаза юноши округлились, а подбородок нервно затрясся.

— Я знаю, Ксанча, знаю, — пробормотал он.

Девушка отпустила ворот его рубахи и прислонилась к дверному косяку. Вся злость ее куда-то испарилась, а на ее место вновь пришла смертельная усталость.

— Я Ратип, сын Мидеа, рожденный в Пинкаре на шестой день после Праздника Урожая в шестой год правления Табарна. Но иногда я забываю, кто я… Особенно когда он смотрит на меня своими волшебными глазами. О них ничего не сказано ни в «Войнах древних времен», ни в воспоминаниях Джарсиля… — Рат задумался на секунду, будто что-то припоминая, а затем продолжал: — Когда-то давно отец показывал мне свиток, где говорилось, что Камень силы и Камень слабости спасли Урзу от смерти и стали его глазами. И отец, и я считали этот текст апокрифом…

— Но ты же сам вчера сказал, что слышишь пение Камня слабости… И угадал, что он слева.

— Слышал… Это не то слово… — Рат защелкал пальцами. — Пение звучало в моей голове, внутри меня…

— Внутри тебя? — переспросила Ксанча, недоверчиво взглянув на юношу.

— Да, да, именно внутри. — Голос юноши дрожал от волнения. — Но это было не совсем пение. Сначала у меня возникло чувство, будто я знаю, что сказал бы Мишра, а потом он сам стал говорить моими устами и Урза узнал его. Ксанча, я слышал Мишру, понимаешь?

Ксанча вздохнула.

— Сейчас, здесь, ты слышишь, как Камень слабости напевает тебе мысли Мишры?

Рат покачал головой.

— Нет, это происходит, только когда я смотрю в глаза Урзы или когда он смотрит в мои. — Ратип обхватил руками плечи и жалобно взглянул на девушку. — Это какое-то безумие. Даже не знаю, смогу ли я сохранить рассудок до того, как вернусь в Эфуан Пинкар.

— Я сохранила…

Ксанча с трудом перевела дух. Ее догадки подтвердились. Она нашла аватару Мишры.

— Мы говорили о тебе. Он постоянно твердил, что ты фирексийка и тебе нельзя доверять. Значит, ты неживая? А как же кровь? Тогда, в шаре?

— Кровь настоящая. Мою плоть не успели заменить металлом. Урза нашел и спас меня чуть больше трех тысяч лет назад. С тех пор мы вместе.

— И он все еще не доверяет тебе?

— Урза безумен… То, что он знает, и то, во что он верит, не всегда совпадает. К примеру, он считает, что когда-то я была ребенком, а затем фирексийцы украли меня и изменили мое тело в Храме Плоти.

— Ты бессмертна?

— Нет, — устало проговорила Ксанча и взглянула на вершины гор. Где-то там, далеко, в Базерате и Морверне, шла война, а Эфуан Пинкар разоряли шайки наемников и религиозных фанатиков. И повсюду были фирексийцы.

Ратип поднялся и, пройдясь по комнате, остановился возле девушки.

— Ты говоришь, что Урза безумен. А ты, Ксанча? Зачем ты притащила меня сюда?

— Да, он безумен… но только он может справиться с фирексийцами.

— Чего ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты заставил Урзу оторваться от своего стола и начать настоящую войну против Фирексии.

— Как я смогу это сделать? Когда рядом Камень слабости, я могу лишь передавать мысли и чувства Мишры…

— И что говорит Мишра?

— Мы с Урзой вспоминали прошлое. Он показал мне долину реки Кор на своем столе…

— Опять! — простонала Ксанча.

— Да… И знаешь, что я понял? Фирексийцы хотели убить Мишру и забрать Камень слабости. Камень хранил его жизнь, но не его рассудок. Мишра знал это. И он сам уничтожил свой разум. Это оказалось единственным выходом. А потом были только столетия забвения и ожидания, что Урза найдет и выслушает его.

— А теперь у Мишры появился ты…

— Отчасти.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, — зло проговорил Ратип, — что во всей вашей компании я один еще не сошел с ума! Шратты убили мою семью, Такта и Гарв отняли у меня свободу. Я думал, что потерял все, пока не встретил тебя. Теперь вы хотите лишить меня разума?! Вы хотите, чтобы я стал таким же мертвым, как ты, как Урза и Мишра? — Он почти кричал.

— Один год, Ратип, — тихо сказала Ксанча, — всего один год. Просто помоги мне вытащить Урзу из его прошлого, и я верну тебя в Эфуан Пинкар. Даю слово.

— Слово… что значит твое слово, если даже великий Урза не доверяет тебе? Ты же фирексийка. Мой отец всегда говорил, что нельзя доверять человеку, воюющему со своими родными. Предательство очень быстро становится привычкой…

— Твой отец мертв. — Девушка спокойно смотрела в глаза Ратипа. Она умела быть жестокой.

Эфуандец молча развернулся и вышел из дома. Ксанча не останавливала его.

Полуденное солнце укоротило тени, но не согрело воздух. В жаровне потрескивали угли. Убрав со стола посуду, Ксанча полистала «Войны древних времен», но это привычное занятие не успокоило ее, и, отложив книгу в сторону, девушка повалилась на кровать, надеясь заснуть.

Короткое забытье прервал вежливый стук в дверь.

— Ты здесь?

Ксанча так удивилась, что в ее комнату кто-то постучал, прежде чем войти, что даже приподнялась на локтях. Кровать заскрипела, выдавая ее присутствие. Ратип вошел и присел на единственный табурет.

— Прости. Я зол, мне страшно… Если честно, ты мой единственный друг… — Юноша протянул ей руку.

Ксанча знала, что означает этот жест. В каких бы мирах она ни побывала, везде мужчины и женщины протягивали открытую ладонь в знак доверия и дружбы. Нахмурившись, девушка обняла подушку, сцепив пальцы в замок.

— Неужели ты считаешь правду предательством? — проворчала она.

Ратип вздрогнул и опустил руку.

— Нет, но некоторые слова могут причинять сильную боль.

— Кому, как не мне знать это… — Девушка протянула руку, и Рат с облегчением пожал ее.

— Урза ушел. Я стучал к нему, хотел поговорить, спросить совета…

Ксанча соскочила с кровати и направилась к соседней двери. Убедившись, что Урзы нет в комнате, она объяснила:

— Он отправился путешествовать.

— Я не видел, как он уходил.

— Он Мироходец. Доминария, Моаг, Ватракваз, Эквилор, Царство Серры и Фирексия — все это разные миры. Он бродит по вселенной и останавливается, где захочет. Не спрашивай меня, как он это делает, я не знаю. Я просто закрываю глаза и следую за ним. Шар, в котором мы прилетели, может быть и броней, защищающей меня при перемещении.

— Но ты фирексийка. Как фирексийцы… попали сюда?

— Они изобрели специальные устройства — переноски… — Тут только Ксанча заметила, что рабочий стол Урзы пуст. — Ты говорил, что видел долину реки Кор…

Ратип заглянул в комнату Мироходца из-за плеча девушки.

— Да… Неужели он отправился в Фирексию?

— Вряд ли. Обычно Урза очень тщательно готовится к предстоящей войне. Скорее всего, он где-нибудь в Доминарии. Он что-нибудь говорил о Базерате и Морвене?

— Нет. А почему он должен говорить о них?

— Потому что фирексийцы поддерживают обе воюющие стороны. Я видела их там и сказала об этом Урзе.

— А почему бы ему не податься в Эфуан Пинкар? Ведь ты и там встретила фирексийцев.

— Я ничего не говорила ему об Эфуан Пинкаре.

— Зато я сказал. Ты ведь не запрещала.

Обдумывая свой план, Ксанча рассчитывала, что сможет держать ситуацию под контролем. Но весь ее замысел рушился, словно карточный домик. Новоявленный брат оказался слишком самостоятельным. Сначала горящая деревня, теперь это…

Ратип прервал размышления девушки.

— Кажется, Урза не знал истории нашего королевства. Я постарался рассказать ему все. Он внимательно слушал, даже задавал вопросы. Особенно его заинтересовали шратты, краснополосые и Священное Писание Авохира. Я посоветовал ему побывать в храмах Пинкара и послушать священников. Надеюсь, он застанет кого-нибудь из них в живых.

— Довольно, Ратип. Возможно, ты все сделал правильно, — сказала девушка, коснувшись его губ кончиками пальцев.

Эфуандец вздрогнул. Между ними возникла неловкость, и, опустив руку, Ксанча выбежала из комнаты. Ратип последовал за ней.

— Я не должен был говорить ему о храмах? Точнее, о фирексийцах… Наверное, нужно было сначала спросить тебя?

— Больше всего на свете я хочу, чтобы Урза начал наконец действовать. Но несмотря на это, я бы не торопилась. Что сделано, то сделано. Понимаю, ты не мог поступить иначе.

— Он вернется. Не будет же он вечно скитаться по Эфуан Пинкару, убивая краснополосых фирексийцев.

Ксанча невесело улыбнулась.

— А что в этом плохого Ратип?

— Хотя бы то, что не останется никого, кто сможет противостоять шраттам.

— Почему ты думаешь, что среди шраттов нет фирексийцев? Скорее всего, они используют ту же тактику, что и в войне Морверна с Базератом.

Девушка направилась к колодцу.

— Что же нам теперь делать? — растерянно спросил Ратип, усаживаясь на ступенях крыльца. — Пойти за ним?

Ксанча отрицательно помотала головой:

— Ждать.

— Урза никогда не слышал об Эфуан Пинкаре, не знает языка…

— А как же вы разговаривали?

Юноша раскрыл в недоумении рот, а Ксанча крутила ручку колодца и продолжала:

— Хотя Урза и утверждает, что наша память пуста, но все же, когда ему необходимо, он пользуется нашими знаниями.

— Он копался в моей голове?

Девушка кивнула.

— Но даже Урза не может знать всего, что знаешь ты. Ты можешь сохранить тайну, просто не думая о ней или мысленно окружив ее стеной. Хотя надежнее полагать, что он знает все.

Заметив, как побледнел после ее слов Ратип, девушка протянула ему ковш с водой.

— Значит, он слышал все, что я думал о нем, о Мишре, о камнях… Милосердный Авохир!

— Не переживай, — успокоила его Ксанча, садясь рядом и похлопывая юношу по плечу. — Урза сумасшедший. Он слышит только то, что хочет слышать. Не забывай об этом.

— А ты слышишь мои мысли?

— Только когда ты открываешь рот.

Он тут же замолчал. Улыбнувшись впервые за этот день, Ксанча поднялась и пошла в дом. Ратип догнал ее на пороге.

— Хорошо. С меня хватит… Ты фирексийка, появилась из чана, тебе более трех тысяч лет, хотя на вид не больше двенадцати. Одета ты как мальчик, а разговариваешь как взрослый человек и сражаешься как настоящий воин. Вчера Урза сказал мне, что фирексийцы не делятся на мужчин и женщин, но ты говоришь о себе как о девушке…

Ксанча уже знала, какой вопрос будет следующим.

— Так все-таки ты мужчина или женщина?

— Это важно?

— Да.

— Ни то ни другое.

Она хотела уйти, но Рат схватил ее за руку и повернул к себе:

— Это не ответ.

— Это не тот ответ, которого ты ждал.

— Но Урза…

— В Фирексии все по-другому. У нас нет семей, нет мужчин и женщин. Нет слов для их обозначения. И мне они были не нужны, пока я не встретила одного демона, который вторгся в мое сознание. После этого я осознала себя как «она».

— Урза? — спросил Ратип.

— Нет, это случилось задолго до нашей с ним встречи.

— Так вы с Урзой…

— Ты читал «Войны древних времен»? — разозлилась Ксанча. — Он не замечал даже Кайлу бин-Кроог!

Она закрыла за собой дверь, оставив растерянного Ратипа в одиночестве.