Подкрепившись хлебом и освободившись от тесного ремня на шее, Ратип быстро восстанавливал силы. Ему уже не понадобилась помощь Ксанчи, когда они зашагали прочь от городского фонтана. Но, гордый от природы, он тяготился ножными кандалами, привлекавшими внимание жителей Медрана. Вскоре стало ясно, что покинуть город без приключений будет сложно и сначала необходимо все хорошенько обдумать в каком-нибудь укромном месте, подальше от посторонних глаз. Поэтому, покинув площадь, они выбирали самые узенькие улочки и наконец нашли подходящий заброшенный двор.

— Неплохо, Ксанча. Окна заколочены, двери тоже. — Рат нагнулся и поднял кость. Казалось, она могла принадлежать ребенку. — Ты бывал здесь раньше? Здесь ты встречаешься с Урзой?

Оставив его слова без ответа, Ксанча скомандовала:

— Поставь ногу сюда, — и указала на кусок обрушившейся потолочной балки. — Надо избавиться от этой цепи.

— Как? — Рат подошел к балке, но ногу не поднял. — Ключи-то у Гавра.

Ксанча взяла огромный булыжник.

— Я ее сломаю.

— Только не этим. Я лучше подожду помощи Урзы.

Ксанча покачала головой.

— До Урзы нам добираться дня четыре. У тебя нет выбора, ведь бегать ты не можешь.

Спорить он не стал, но и ногу на балку не поставил.

— Тебе нравится хромать в цепях, словно стреноженная лошадь? — продолжала Ксанча.

— Я твой раб, ты меня купил. Для тебя самого будет лучше, если я останусь хромым и беспомощным.

— Мне нужен человек, который может сыграть роль Мишры. Я даю тебе слово: сыграй Мишру — и через год будешь свободен.

— Свободен для чего? Чтобы рассказать краснополосым все секреты Урзы?

Это была проблема будущего, а сейчас Ксанча продолжала:

— Поклянись!

— Но это клятва раба, — прервал ее Рат, ставя ногу на балку. — Помни это. И будь осторожен.

Она попыталась разбить цепь камнем, но, кроме оглушительного треска, ничего не последовало. «Может, и правда лучше подождать». Теперь Ксанча понимала, что чувствовал Урза, когда они путешествовали вместе. С одной стороны, он злился, с другой — жалел свою подругу, которая не могла позаботиться о себе. И она снова принялась бить камнем по цепи, но все усилия оказались тщетны. Ксанча остановилась, чтобы отдышаться, как вдруг Рат схватил ее за руку:

— Не глупи.

В первый момент девушка хотела бросить камень ему на ногу, чтобы проучить дерзкого раба, но неожиданно для себя замерла, встретившись с ним взглядом, — тепло его руки заставило ее затрепетать. Они с Урзой иногда невзначай касались друг друга во время обеда или работы, но эти прикосновения были случайны. Руки Рата дрожали, он все еще был довольно слаб, но в его прикосновении чувствовалось что-то необычное, необъяснимое.

— Я пытаюсь помочь тебе, — тихо проговорила девушка.

— Ты не помогаешь, ты просто шумишь. А шум — не лучший помощник, особенно когда от кого-нибудь прячешься. Кстати, почему мы прячемся? Уж не потому ли, что Такта непременно расскажет краснополосым, что я не твой братец?

— Просто постарайся не влезать в неприятности.

Рат засмеялся:

— Поздновато ты заговорил о неприятностях. Теперь давай перестанем играть в эти игрушки и пойдем к тебе домой. Если законы Табарна все еще хоть что-нибудь значат в этом богом забытом городишке, то в Эфуане никто не имеет права обладать себе подобным. Неприятности у тебя, Ксанча. Ты потратил отцовские деньги и заплатил за меня слишком крупный выкуп. Как ты собираешься ему все объяснить?

— У меня нет отца, и живу я не в этом городе. Я живу с Урзой. Я проделал огромный… — Тут она задумалась, стоит ли говорить ему о шаре, и решила промолчать. — Путь. И вот ты мне поклялся… — Она не договорила и снова принялась разбивать цепь.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, то закончишь не раньше полуночи. — Рат криво ухмыльнулся, скептически глядя на старания Ксанчи.

Девушка пожала плечами. Уйти раньше все равно не получится, даже если она решит воспользоваться своим шаром, чтобы перебраться через городские стены. Ксанча все ударяла по цепям, пока на голени Рата не показалась кровь, но оковы оставались невредимыми. Раб оглядел рану и опустил ногу на землю.

— Ладно. Я тебе не верю, но, если ты намерен играть в эту игру до конца, есть более легкий способ выбраться из города. У тебя еще остались деньги?

Ксанча не ответила, но Рат видел ее кошелек и знал наверняка, что он не пустой.

— Слушай внимательно: ты пойдешь на площадь и заплатишь какому-нибудь фермеру, чтобы он спрятал меня в повозке… будет еще лучше, если ты найдешь кузнеца с хорошими инструментами. И эти путы снимут так же, как и надели.

Зная, что в городе есть тритоны, Ксанча не имела ни малейшего желания идти на площадь, но вдруг вспомнила о крестьянине, с которым говорила на рынке.

— Я продал свою лошадь одному крестьянину…

— Ты отдал лошадь?

— Мне она стала не нужна, поэтому я отдал ее человеку, способному о ней позаботиться.

— Великий Авохир! — воскликнул Рат, воздев руки к небу. — Тебе не нужна была лошадь, поэтому ты ее отдал. Ты даже не поторговался с Тактой! Проклятие! От чудовища я попал к сумасшедшему! К сумасшедшему ребенку! Разве отец обычно не запирает тебя в доме?

— Я могу вернуть тебя назад, — холодно проговорила Ксанча. — Представляю, какая долгая и приятная жизнь тебя ожидает.

Они покинули двор, и Рат покорно поплелся сзади, громыхая по булыжникам цепью. Возвратившись на площадь, Ксанча приказала рабу подождать в тени, пока она будет разговаривать с крестьянином. Как только она отвернулась, Рат стал прикидывать на глаз высоту стен и разглядывать покореженные камнем звенья цепи. Ну что ж, он предупредил ее, чего стоит клятва раба.

Тем временем Ксанча указала на него знакомому крестьянину и попросила его помочь.

— Я верну тебе лошадь, — покачал головой мужчина, — это все, что я могу сделать.

— Зачем рабу со скованными ногами лошадь?

— Возможно, если ты освободишь его, он захочет с тобой поехать. — Крестьянин все еще смотрел на Ксанчу скептически.

— Я забыл купить ключ от цепи.

Мужчина колебался, посматривая в сторону таверны, у которой Ксанча встретила рабов. Вероятно, он видел сцену покупки Рата.

— Подведи его сюда. Я хочу поговорить с ним.

Спустя мгновение Ксанча сказала Ратипу:

— Решай. Он хочет понять, стоишь ли ты того, чтобы рискнуть.

Поднявшись на ноги, Ратип недоверчиво взглянул на Ксанчу и уже двинулся было навстречу мужчине, но та остановила его:

— Я не сказал ему правду об Урзе, Мишре и обо всем, о чем мы говорили. Он знает только, что мы братья. А еще раньше, когда я отдавал ему лошадь, сказал, что путешествовал со своим дядей и на нас напали шратты. Пока я тебя не встретил, все выходило складно, теперь будет сложнее.

Рат нахмурился и покачал головой:

— Если бы я был таким же «немым», как ты, я умер бы раньше, чем научился ходить.

Какие имена ты ему называл?

— Никаких. Да он и не спрашивал.

— Тебе нужен охранник, Ксанча, — пробормотал Рат, отходя. — У тебя нет даже таких мозгов, какими Авохир наделил муравьев и червей.

Крестьянин что-то говорил Ратипу, тот кивал в ответ, но Ксанча не могла расслышать их приглушенных голосов. По всей видимости, Рат решил выбраться из города со своим новым хозяином. Вскоре мужчина махнул Ксанче рукой.

— Не скажу, что я вам доверяю, — протянул он, подавая девушке свой плащ, — ну да ладно… Быстро влезайте в повозку. Странные нынче времена. Плохие времена. Нельзя доверять человеческому слову. Но на все воля Авохира. Я выведу вас из Медрана, а Авохир будет мне судьей, если я не прав.

Ксанча положила свой меч в повозку рядом с Ратом, спрятавшим свои закованные в железо ноги под ворохом тряпья и пустых корзин. Раб имел явную склонность к сочинительству. Его буйное воображение уже начинало раздражать Ксанчу.

— Ты не ошибаешься, хороший человек, — сказал он, устраиваясь поудобнее. — Ни про нас с братом, ни про времена. Два месяца назад у меня была совсем другая жизнь. Однажды вечером я отправился выпить со своими друзьями. Но они оказались мне вовсе не друзьями, и я потерял все. Проснулся в цепях. Я сказал им, что я — Ратип, старший сын Мидеа из города Пинкар, и пообещал, что мой отец заплатит за меня выкуп. Меня избили и сломали ребро. После этого я почти

потерял всякую надежду: никак не рассчитывал на брата Арнувана.

Ксанча даже подпрыгнула, когда Рат хлопнул ее по спине. Конечно, имя Арнуван было менее подозрительным, чем Ксанча, и, как только Рат назвал имя спутника, фермер тяжело вздохнул и представился:

— А меня зовут Ассор. — Мужчина протянул руку Ратину, а Ксанча подумала, что всю жизнь ее кто-нибудь вел за собой. Жрецы, учителя, наставники… Она шла за Урзой более трех тысяч лет, но Рат был совсем другим. Он улыбался и рассказывал Ассору сказки о том, как они с Арнуваном подшучивали над взрослыми, и при этом казался очень убедительным. Ксанча поймала себя на мысли, что и сама верит в рассказы Рата. Хотя, возможно, Арнуван существовал на самом деле и Ратип вовсе не врал. Может, он и был таким безобидным, каким хотел казаться, но Ксанча пережила Фирексию и слишком многое повидала, путешествуя с Урзой, чтобы так просто поверить в чью-либо безобидность.

Одну руку она положила на рукоять меча, другой перебирала в кармане монеты из черного металла, никогда не бывавшие на монетных дворах королей Доминарии, — еще один подарок Урзы.

Вскоре Ассор взобрался на повозку и, взяв в руки вожжи, крикнул лошадям:

— Домой.

Сначала ехали молча. Ксанче казалось, что все горожане провожают их подозрительными взглядами. Она волновалась и никак не могла придумать тему для разговора.

Ей на помощь пришел Ратип:

— Вы держите овец или выращиваете горох?

Последовал еще один вопрос, затем второй, третий… Не прошло и пяти минут, а они уже оживленно обсуждали, как лучше пахать землю. Фермеру нравились длинные глубокие борозды, Рат отстаивал спиральный метод. Они уже почти поспорили, когда краснополосый стражник махнул рукой, разрешая повозке проехать через городские ворота.

Каменные стены Медрана остались позади, и Ксанча, переведя дух, потихоньку прочитала заклинание, снимающее с нее волшебную броню. Через некоторое время Ассор обратился к Ратипу:

— Откуда ты, парень? Только честно, хватит врать. Ты ему не брат. Ручаюсь, что и не крестьянин. Ты слишком образован для селянина.

Рат рассмеялся и рассказал другую историю:

— Однажды я прочитал, как Хатусан Слепой сбежал из осажденного города, заболтав всех рассказами о погоде. Я решил, что стоит попробовать.

— Прочитал? — хмыкнул Ассор, а Ксанча подумала, что никогда не слышала о Хатусане Слепом. — Ну, тогда ты точно не крестьянин. Я книг в глаза не видел, ну кроме Священного Писания Авохира. Я всегда слушаю, а не читаю. Тебя действительно зовут Ратип, сын Мидеа?

Ксанча наблюдала за Ратом краешком глаза и заметила, что тот вздрогнул, когда фермер произнес его имя. Хитрую ухмылку сменил пустой ничего не выражающий взгляд.

— Да, — глухо прозвучал в ответ голос Ратипа. — Мидеа, мой отец, под старость перебрался в деревню и стал фермером, хорошим фермером. Он пахал землю по спирали каждую весну и осень. Но до этого он был преподавателем философии в школе Табарна в Пинкаре, пока шратты не сожгли ее.

Если на этот раз он говорил правду, то у него были замечательное детство и любящие родители. Но этот уютный мир перевернулся вверх дном десять лет назад, когда в королевский город пришли шратты, проповедовавшие, что знания, полученные не из Священного Писания Авохира, не являются знаниями вовсе, а значит, нет нужды ни в библиотеках, ни в школах. Отец Рата был среди тех, кто обратился к Табарну с просьбой защитить школы от шайки фанатиков. И тогда сын Табарна, Катал, создал войско краснополосых. Но шратты отравили Катала, по крайней мере, так утверждали краснополосые, мстившие за его смерть. Город захлестнула волна пожаров, грабежей и насилия.

— Мы пытались скрываться. Отец отрастил бороду. Чтобы как-то прожить, мать варила варенья и продавала их на рынке. Но все было бесполезно. Шратты знали, как нас зовут. Они поймали ближайшего друга моего отца, вспороли ему живот и сожгли его вместе со всей семьей. Вскоре они пришли и к нам. Даже соседи помогали поджигать наш дом. Отец говорил, они просто боялись и были готовы поверить во что угодно. Он не винил их ни в чем, но это не остановило огонь. Нам удалось сбежать через дыру в садовой стене.

Ксанча хотела верить своему рабу. Она бывала в Пинкаре, и сейчас ей вспомнились простые дома с крошечными садиками, выходившими на узкие улочки. Девушка даже представила напуганных людей, пробирающихся вдоль домов при свете луны, хотя Рат и не сказал, убегали они днем или ночью.

Обаяние Ратипа творило чудеса. Его рассказам невозможно было не поверить.

«Мишра никогда не льстил, — писала Кайла бин-Кроог. — Он обладал даром искренности и поэтому был самым опасным человеком из всех, кого я встречала».

— Потом мы прятались у родственников матери в Авуларе, а оттуда приехали в Гам.

Ассор довольно хмыкнул, он слышал о тех местах:

— Хорошие земли для пастбища, но не подходят для посевов.

— Да и для городских мальчиков тоже, — добавил Рат. — Зато там шратты не беспокоили нас. Во всяком случае, не больше, чем остальных. Мы платили им налоги, жили по их книге и считали, что нам повезло.

Стиснув зубы, Ксанча подумала о том, что во всей вселенной не найдется такой боли, какая слышалась в голосе юноши.

— Как-то раз я повел пару овец одному человеку из соседней деревни. Овцы ему были не нужны, зато у него была дочь… — Еле заметная улыбка скользнула по губам Ратипа, а затем оно снова стало каменным. — Я ушел, а в Гам явились шратты. Когда я вернулся, все были уже мертвы: трупы лежали повсюду. Взрослым перерезали горло, а головы младенцев разбили о стены. — Голос Рата стал ровным, будто он читал скучный, всем известный текст, но отсутствие выражения лишь усиливало впечатление от его рассказа.

— Я нашел отца, мать, сестру и брата. Лучше бы я их не видел. Еще лучше — не знал бы вообще. Тогда я побежал в соседнюю деревню, но и там все было кончено. Всех, кого я знал, убили. Мне и самому хотелось умереть. Или пойти в краснополосые. Я знал дорогу в Авилар, но ночью меня поймали работорговцы.

«Одно из двух, — подумала Ксанча, когда Ратип замолчал, — либо он рассказал ужасную правду, либо у него нет ничего святого».

Однако Ассор поверил каждому его слову. Он проклинал шраттов, краснополосых и в конце концов пригласил Ксанчу и Ратипа к себе жить.

Ксанча отказалась:

— Наша семья ждет нас на юге. — Повозка катилась на запад. — Пожалуй, мы сойдем на этом перекрестке.

Ксанча и фермер одновременно посмотрели на Рата, копавшегося в тряпье и корзинах, скрывавших его оковы.

— Хорошая работа, — шепнула Ксанча, пока крестьянин заполнял одну из корзин едой.

— Он — хороший человек, — ответил юноша.

Фермер вручил им корзину с провизией, прежде чем Ксанча успела его остановить.

— Идите быстрее, — сказал Ассор, но, вспомнив о цепях Рата, сочувственно вздохнул и продолжал: — По крайней мере попытайтесь. Дороги нынче пустынны, так что неприятностей у вас не будет, луна прибывает, и ночью будет светло. Когда попадете на юг, в Стезин, найдите Корда, местного кузнеца. Скажете, что ехали со мной, Ассором, шурином его жены. Он поможет вам с цепью. Удачи вам.

Ксанча взяла корзину и, то и дело оглядываясь, пошла вперед.

— Он не поверил тебе, — проворчал Рат.

— Он не поверил нам.

— Нет, мне он поверил, потому что я сказал правду.

— Я тоже сказал правду, — возразила Ксанча.

Рат покачал головой:

— «Сказал правду»? Думаешь, я поверил, что ты мужчина? Урза, Мишра, мертвые дядюшки, выкупленные братья, дешевый маскарад… Ты паршивая обманщица, Ксанча.

Но она пропустила обвинения мимо ушей. Они шагали еще какое-то время молча, пока повозка не скрылась из виду, а затем Ксанча остановилась, поставила корзину на землю и взглянула на Рата:

— Я спасла тебя, Ратип, разве это ложь? Все, что я прошу взамен, это помочь мне с Урзой. Какое мне дело, веришь ты мне или нет, пока я доверяю тебе.

— Ты купила меня. Ты можешь заставить меня делать все, что угодно, но, клянусь, я буду сопротивляться. Вот этому можешь верить.

— Я выкупила тебя.

— Выкуп? Милосердный Авохир! Ты сказала, что я твой брат, и думаешь, Такта тебе поверила? Ты дерзкая лгунья, Ксанча. А это не то же самое, что благородная лгунья. Такта меня продала, ты меня купила. Я все еще раб и не обязан тебя любить. Я сбегу.

Ксанча вздохнула, опустив руки и театрально закатив глаза. Воспользовавшись ситуацией, Рат схватил девушку за горло и стал душить. Будь это простая драка, Ксанча свалилась бы и больше уже не встала бы. Ратип был на две головы выше и раза в два тяжелее. Но он слишком ослабел, а Ксанча родилась фирексийским тритоном. Урза говорил, что она сложена как кошка: гибкая и устойчивая, ничто не могло сбить ее с ног.

Лишь на мгновение Рату удалось опрокинуть ее и прижать к земле, но в ту же секунду она отшвырнула его в сторону и вскочила на ноги. Ратип медленно поднялся на колени и, шатаясь, потер ушибленную голову. Ксанча стояла над ним во весь рост, до хруста сжав кулаки.

— Тогда… ты свободен, — тихо, с достоинством произнесла девушка. — Вот так просто. Ты больше не раб. Я лишь прошу помнить, что я спасла тебя, и помочь мне, а через год я верну тебя на это самое место, клянусь.

Услышав это, юноша растерялся.

— Ты странная, Ксанча. Дорогая одежда, меч, золотые морвернские нари и этот твой Урза. Милосердный Авохир, зачем я тебе?

Глядя прямо в ее глаза, Рат сделал два шага в сторону и вдруг побежал, но Ксанча в два прыжка настигла его и схватила за руки.

— Ты собираешься умереть, Ратип?

— Может, да, может, нет, — с ненавистью прошептал раб и внезапно выхватил у нее из-за пояса нож.

— Брось его, — предупредила Ксанча. — Я не хочу поранить тебя.

Юноша улыбнулся и потрогал пальцами черное блестящее лезвие.

— Ты вряд ли меня поранишь. А вот чтобы я не поранил тебя, кинь-ка на землю свой кошелек, меч и беги за той повозкой.

Ксанча взглянула на лезвие и решила дать юноше последний шанс:

— Ты обязан мне жизнью. Давай помиримся и закроем эту тему.

В ответ Рат накинулся на нее и уже занес руку для удара, но Ксанча ловко увернулась, наступила ногой на цепь и ударила его кулаком в живот. Нападавший рухнул словно подкошенный, клинок выпал из его руки.

Ксанча подняла нож, заткнула его за пояс и взялась за ручку корзины с провизией. В это время юноша уперся локтями в землю, пытаясь встать, но она опять опрокинула его на спину, поставила на живот корзину, а грудь прижала коленями.

— Ладно, уговорил. Ты раб, и будешь делать то, что я прикажу.

Тяжело вздохнув, она быстро прочитала заклинание и зевнула. Из раскрытого рта девушки появился прозрачный шар и стал обволакивать ее и Ратипа. Тот вскрикнул от неожиданности и попытался отползти в сторону, но Ксанча крепко прижимала его к земле.

— Даже не думай удрать, — предупредила она.

Вес ничего не значил для киста. Ксанча могла погрузить в шар хоть тонну железа и все равно вернулась бы домой. А с объемом дела обстояли иначе. Шар рос только до размера ее вытянутых рук, и девушка понимала, что вдвоем им придется тесновато. Когда сфера начала подниматься, Рат запаниковал, шар покачнулся, бросая пассажиров друг на друга и опрокидывая корзину.

Возня и крики Ратипа мешали Ксанче сосредоточиться на управлении летающей сферой, и девушке пришлось несильно ткнуть спутника кулаком в живот. Не успели они подняться на высоту человеческого роста, как все пришло в порядок и шар начал понемногу двигаться на запад. Рат тяжело дышал, широко открыв рот, его прижало к сфере, и он стал ощупывать ее поверхность пальцами, напоминая кота, попавшего на каток.

Тем временем Ксанча попыталась привести в порядок вещи, перевернула корзину и поставила ее на дно шара. В тихом лунном свете сфера парила над землей, словно осенний лист, гонимая легким ночным ветерком. Залюбовавшись красотой ночного неба, Ксанча расслабилась и наслаждалась полетом, в то время как для Рата путешествие оказался настоящей пыткой. Молодой человек почти не дышал от страха и еле слышно читал молитву.

Наконец девушка развела руки в стороны, и сфера начала медленно снижаться. Ловко маневрируя среди деревьев, Ксанча повела шар к земле.

— Закрой лицо руками, — предупредила она. — Оболочка шара лопнет, когда коснется земли и исчезнет быстрее, чем паутина в огне, но, если она попадет в рот и нос, тебе будет казаться, что ты задыхаешься.

В ответ Рат издал лишь протяжный стон. «Надеюсь, он понял меня», — подумала Ксанча. Но юноша не воспользовался ее советом и, когда сфера распалась, стал царапать лицо, пытаясь содрать с него невидимую пленку. Девушка решительно схватила его за руки и, увидев кровоподтеки, приказала:

— Там, за деревьями, есть ручей. Пойди к нему, умой лицо и попей. Тебе станет легче. — И, проводив его взглядом, добавила: — Даже не думай бежать.

Он скрылся за деревьями и долго не возвращался. Можно было подумать, что он утонул, если бы Ксанча не слышала, как его желудок выворачивает наизнанку. Девушка усмехнулась, покачала головой и принялась раскладывать костер. Вообще-то, путешествуя одна, она никогда не разводила огонь, но теперь решила сделать это, так как знала, что простые смертные часто находят утешение в созерцании языков пламени в темноте.

Наконец вернулся Ратип. По пояс мокрый, он дрожал от холода и, придвинувшись поближе к огню, протянул закоченевшие руки.

— Тебе нужна одежда. Завтра я постараюсь что-нибудь придумать, а пока — на, держи. — Она подала ему свой плащ.

Юноша в ужасе отпрянул, словно ему предложили ядовитую змею.

— Не бойся, бери.

Наконец совладав с собой, Ратип завернулся в плащ.

— Ты можешь есть? Постарайся, у тебя был трудный день. Все свежее. — Порывшись в корзине, Ксанча протянула ему непонятный предмет, похожий на длинную полую трубу: — С виду напоминает пергамент, но на вкус как абрикосы.

Немного поколебавшись, Рат принял еду и с жадностью стал откусывать большие куски, а девушка подумала, что, возможно, со временем они все-таки смогут наладить отношения. Вскоре, почувствовав сытость, Ратип отложил странную абрикосовую трубу и заговорил:

— Кто ты? Почему Ассор помог тебе? Зачем ты меня купила? — Он тяжело вздохнул и, потупившись, продолжал: — Я ни на что не гожусь. С тех пор как шратты убили мою семью, я сам себя чувствую мертвым.

— Наверное, ты прав, я не умею лгать. Я сказала тебе правду. Меня зовут Ксанча, а ты нужен мне, потому что Урза должен поговорить со своим братом. Когда я увидела тебя среди рабов около таверны, я увидела Мишру.

Рат задумчиво глядел на огонь.

— Урза, Урза. Ты все время повторяешь это имя. Ты имеешь в виду того самого Урзу Изобретателя? Того, кто родился три тысячи четыреста тридцать семь лет назад? Хвала Авохиру, Ксанча, он уже давно стал легендой. Даже если он пережил катастрофу, вызванную силексом, он мертв уже несколько тысячелетий.

— Может, Урза и легенда, но в любом случае эта легенда жива. После великого взрыва Камень силы и Камень слабости стали его глазами. Когда ты увидишь его, не смотри в них слишком долго.

— Спасибо за предупреждение, но я не верю тебе. А если бы верил, было бы еще хуже. Если Урза до сих пор жив, он убьет меня, во-первых, за то, что я похож на его брата, а во-вторых, за то, что я все-таки не Мишра. Я не изобретатель, не волшебник и не воин… — Ратип умолк и стал шевелить угли костра. Искры взметнулись в ночное небо. Проследив за их полетом, юноша продолжал: — Милостивый Авохир! Я слабее даже тебя. И я совсем ничего не понимаю… Этот шар… Кто ты на самом деле? Я знаю, что и сейчас встречаются изобретатели, не такие, конечно, каким был Урза и не в Эфуан Пинкаре, но Ксанча — это не эфуандское имя. Ты что, чье-то изобретение?

Из всех вопросов только на последний у Ксанчи не было определенного ответа.

— Я не изобретение, но и не была рождена, как все смертные, Урза нашел меня, я живу с ним, потому что он… — Она не смогла закончить мысль. — Урза проклял себя за смерть брата, вина все еще живет в нем и гложет его сердце. Он не убьет тебя, Рат.

Несмотря на безветрие и тепло, идущее от костра, Ксанча почувствовала дрожь во всем теле и, взглянув на собеседника, увидела, что он тоже кутается в плащ.

Юноша снова заговорил:

— Я всегда думал, что смерть обоих братьев стала благом для Терисиара, иначе война никогда бы не закончилась.

— Они не должны были сражаться друг с другом. У них был другой враг — фирексийцы.

— Фирексийцы? Я слышал о них. Что-то вроде оживших изобретений. Мерзкие животные, медлительные и глупые. Джарсиль писал о них после войны.

Рат знал историю, по крайней мере по книгам, со всеми недомолвками и ошибками. Ксанча попыталась рассказать ему то, что знала сама:

— Они появились в конце войны, хотя Урза полагает, что это случилось в самом начале. Они подкупили Мишру, сделав его одним из них. В лице своего брата Урза боролся именно с фирексийцами. Он думает, что если бы узнал обо всем раньше, то спас бы брата и вместе они победили бы фирексийцев.

— То есть человек, которого ты называешь Урзой, думает, что мог бы остановить войну? — Рат уставился в озаренное пламенем лицо Ксанчи. — А что думаешь ты?

«Кажется, я не ошиблась, — пронеслось в голове девушки. — Соображает он не хуже Мишры». Но вместо этого она произнесла:

— Фирексийцы вернулись, Рат. Они здесь, в Эфуан Пинкаре. Я почувствовала их запах в Медране. У Урзы хватит силы, чтобы победить их, но он не станет ничего делать, пока не избавится от чувства вины перед Мишрой.

Рат выругался и взглянул на звезды.

— Эти фирексийцы… Такта и Гарв?

— Нет. Те были среди краснополосых.

Юноша снова выругался.

— Уж лучше бы я остался там, где был.