В течении одной ночи Павек и его товарищи жили так, как будто каждый из них король Урика. Толпа рабов проводила их в роскошную комнату с широким балконом, с которого можно было видеть сад, ничть не менее пышный, чем роща друида. Стены были украшены решеткой с золотыми прутьями. Музыка, которую играли музыканты, скрытые в галлереях за этой решеткой, плыла на ветрах, производимых шелковыми веерами. Пол были сделан из мрамора и отполирован так, что сиял как стекло. Между комнатой и балконом был бассейн для купания, наполовину в тени, наполовину на солнце. Рядом с ним стояло еще больше рабов. Вооруженные кувшинами с ароматным маслом, они обещали избавить от малейшей боли в мышцах самого усталого человека на свете. Шелковые простыни, одеяла и подушки всех цветов радуги были свалены в одном из углов комнаты, а в центре рабы устроили настоящий королевский пир.

Самые обычные блюда были приготовлены таким образом, как никакой обыкновенный человек никогда не видел. Хлеб, выпеченный в форме лепесков цветов, был так разложен на тарелке, что напоминал букет цветов. Холодные сосиски были изогнуты и перевязаны так, что складывались в силуэты диких животных. Необычные блюда были приготовленны проще, но не менее изысканно. Было блюдо с самыми разнообразными фруктами, причем Павек ни один из них не видел раньше, и даже Руари, несмотря на свою подготовку друида, не знал их названия. Было множество блюд с сочным мясом, тонко нарезанным и с гарниром из самых редких приправ. Но центром всего великолепия было поднос с серебряным кувшином, в который был налит ароматный напиток, и бесцветными камнями, холодящими при прикосновении.

— Лед, — объяснил раб, когда камень, который Павек попытался взять, выскользнул из его онемевших от холода пальцев. — Твердая вода.

Павек все-таки поднял камень и осторожно приложил язык к его поверхности. Вкус был как у воды, холодный и мокрый. Было только одно объяснение для камня, который источал из себя воду.

— Магия, — заключил он и положил неестественный камень обратно на поднос.

Жидкость, находившаяся в кувшине, была смесью фруктовых соков, одновременно терпкой и сладкой, пожалуй больше, чем Павек любил, но никакое количество чудес или роскошь не могло стереть из его памяти картины преображения Лорда Хаману. Руари и Звайн были потрясены даже больше его самого. Они оба ели, и юноша и мальчик всегда ели столько, сколько их живот мог вместить не лопнув, но без того воодушевления, которое было бы у них к таким блюдам в любом другом месте и в любое другое время.

Темплары, выросшие в приюте, очень рано учились приспосабливаться ко всему. Павек мог спать в любой кровати, или вообще без нее, мог есть и любое мясо, сухое, жилистое или червивое, а мог есть и редчайшие деликатесы Лорда Хаману, было бы что. Он положил себе на тарелку те блюда, которые знал, потом подошел к террасе, где садящееся солнце окрасило небо в кроваво-красный цвет.

Звайн последовал за Павеком как тень. С тех пор, как они вышли из зала для аудиенций, Звайн только и тер свою щеку, уже расцарав ее куда больше, чем Король-Лев, по крайней мере снаружи. В глаза мальчика поселились призраки, и он совершенно ясно боялся отходить от Павека дальше, чем на несколько шагов. Когда Павек уселся на скамью, чтобы съесть свое мясо, Звайн сел на пол рядом с ним. Он оперся спиной но не скамью, а на ногу Павека и тяжело вздохнул, а потом резко вдрогнул.

Чувствуя в себе скорее необходимость сказать что-либо, чем сочувствие, Павек спросил, — Ты хочешь поговорить? — и даже испытал облегчение, когда мальчик ответил нервным и мрачным пожатием плеч.

Заранее было ясно, что нытье Руари будет намного более шумным. Когда полуэльф присоединился к ним на балконе, он поставил свою тарелку рядом с Павеком, а сам стал описывать овалы вокруг скамьи Павека. Негромко ругаясь, он, похоже, в отличии от Звайна, хотел привлечь к себе внимание.

Когда шея Павека начала ныть от попыток уследить за передвижениями Руари, он сдался и задал необходимый, но совершенно ненужный вопрос:

— Что не так?

— Я испугался, — немедленно залопотал Руари, как если бы он предал самого себя полчаса назад в зале для аудиенций Короля-Льва. — Я так испугался, что не мог двигаться, не мог думать.

Павек поставил свою тарелку рядом с тарелкой Руари. — Ты был лицом-к-лицу с Львом Урика. Конечно же ты испугался. Он мог убить тебя десятью различными способами — всеми десятью различными способами.

Это было не то утешение, в котором нуждался Руари.

— Я стоял там. Я просто стоял и смотрел, как его рука — ужасная рука с этими когтями — как она схватила мой посох. И потом я упал. Я упал и застыл, как покойник, а ты — ты спорил с ним.

— Благодари судьбу, что ты в это время был на полу. Страх сделал меня настолько глупым, что я решил поспорить с богом.

В смехе Руари прозвучала фальшивая нота. — Хотел бы я быть таким же глупым как ты, а не стоять на четвереньках и думать, что мои руки и колени стали как у глупого животного, слишком испуганного, чтобы встать. Ветер и огонь! Она посмеялась надо мной.

Она. Единственная личность, о которой Руари мог так сказать, была Матра. Но Матра не смеялась. Может быть она и улыбнулась, кто знает; из-за маски они вообще не знали, как выглядит ее лицо, а уж тем более не знали выражение этого лица. Но она совершенно точно не смеялась вслух. Павек был растерян. Он не понимал, почему или каким образом полуэльф решил, что Матра посмеялась над ним; почему это вообще имеет какое-то значение; он не понимал, пока Звайн не объяснил все одной слащавой фразой.

— Ты втюрился в нее.

— Нет, не правда! — возразил Руари с таким пылом, который убедил Павека, что Звайн знает в точности, о чем говорит. — Ветер и огонь — она ушла с ним под руку! — Длинные медные волосы облепили лицо Руари, когда он отвернулся от них. — Как она могла? Неужели она ничего не видит?

— Кто знает, что видит Матра, Ру? — мягко сказал Павек. — Ясно только одно, что по другому. Она новая и она элеганта-Она ушла, рука в руке, с этим чудовищем — Хаману даже хуже, чем Элабон Экриссар!

— С этим она тоже ходила, — правдиво добавил Звайн, подливая масла в огонь воспламенившейся страсти Руари.

Руари немедленно ответил, махнув рукой в направлении Звайна, но Павек ожидал этого и успел перехватить кулак до того, как он попал в цель. Если у него и были какие-нибудь сомнения о том, что гложет Руари изнутри, они исчезли в тот же момент, когда их глаза встретились. Павек не собирался спорить, по меньшей мере на эти темы. Он совершенно не собирался оправдывать ни действия Матры, ни поступки Короля-Льва. Он хотел закончить с едой, выкупаться в бассейне и заснуть беспробудным сном.

Но Руари без колебаний невнятно зарычал на него, он, тоже без колебаний, зарычал в ответ. Ничего, из того что они кричали не имело смысла. Имело смысл только стрх, напряжение и опустошение, которое они оба больше не могли выдерживать даже один удар сердца. Он не мог остановить это; он и не хотел остановить это, потому что чувствовал себя хорошо, как в самом начале двухдневной пьянки.

Так они и обменивались обвинениями и оскорблениями, стоя по краям балкона и едва удерживаясь от кровопролития. В любом поединке, с оружием или без, Павек всегда имел преимущество над полуэльфом. Даже если полуэльф ударял первым и внезапно, большие кулаки и человеческая сила быстро и больно заканчивали бой. На этот раз Руари попытался использовать грязный удар между ног, но Павек этого ждал. Он схватил полуэльфа за рубашку, прижал его одной рукой к стене дворца, размахнулся и собирался впечатать удар в меднокожий подбородок. Но прежде, чем удар опустился, вопящая помеха прыгнула ему на спину.

— Перестаньте! — заорал Звайн, испуганный и злой. — Хватит драться! Так вы искалечите друг друга.

Павеку удалось овладеть собой и своим гневом прежде, он успел выплеснуть его на двух юнцов. Он посмотрел на Руари, потом на свой кулак и разжал пальцы. Он мог покалечить Руари — именно это он и собирался сделать — но как-то раз он убил мальчика ростом со Звайна одним неудачным ударом. Рубашка Руари освободилась, и — очень мудро — полуэльф ускользнул, а Звайн начал медленно сползать со спины Павека. Он встав на пол ногами, обнял сзади Павека за ребра, уткнул лицо ему в спину.

— Хватит драться, — повторил он. — Не деритесь больше друг с другом. Пожалуйста, не заставляйте меня выбирать сторону. Я не хочу выбирать. Я не могу выбирать. Не между вами.

Не сказав ни одного слова, Павек протянул руку назад и поставил мальчишку перед собой. Руари подошел ближе, не сводя с Павека настороженного взгляда, и слегка подтолкнул Звайна локтем.

Все еще тяжело дыша, Руари сказал, уставившись в макушку Звайна, — Никто не просит тебя выбирать, — но его глаза, встретившись с глазами Павека, превратили утверждение в вопрос.

Павек решил, что одно дело успокоить мальчика, чья голова не доставала ему до подмышки. Совсем другое дело успокоить Руари, который был выше его на голову. Может быть именно в этом и был корень проблемы в отношениях между ними, и источник неожиданной страсти Руари к Матре. Женщина Новой Расы была, возможно, единственной женщиной, из тех, которых Руари встречал в своей жизни, которая была достаточно высока, чтобы смотреть ему в глаза, не будучи не эльфом ни полуэльфом, и, одновременно, не вызывая у него болезненых мыслей о своем происхождении.

— Ты… ты говорил с ней? — спросил Павек и почувствовал себя неудобно, когда Руари вместо ответа пожал плечами. — Может быть она… В пещере она почувствовала что-то, что заставило ее взять под контроль ее силу. Милосердие Хаману, Ру, да если она даже не знает, что ты чувствуешь… — Он пожал плечами и уставился в ранний полумрак за окном, не в состоянии найти нужные слова. Это было даже еще труднее, чем говорить об Акашии.

— Если она не знает, — посоветовал Звайн, полностью пришедший в себя и даже отважившийся отойти от Павека на приличное расстояние, — тогда и не говори ей. Забудь об этом, навсегда. Женщины приносят только несчастья, запомни.

Это прозвучало настолько мудро и уверенно, и настолько детским голосом, что Павек с трудом удержался, чтобы не расхохотаться.

В отличие от него Руари свое сражение проиграл и рассмеялася сквозь сжатые губы. — Просто подожди немного лет. Тогда придет и твое время.

— Никогда. Для меня женщин не существует. Слишком много забот.

Вот тогда Павек не выдержал, громко расхохотался и наконец-то сбросил с себя напряжение дня. Еда сразу стала намного более аппетитной, а притяжению бассейна просто было невозможно сопротивляться — так что Павек приказал рабам разделить с ним и еду и воду. Даже музыканты выбрались из своего укрытия и, на что бы не рассчитывал Лорд Хаману, сегодня вечером честные люди получили немного невинных удовольствий в его дворце.

Наевшись и вымывшись, Павек отдал свое усталое тело рабам, которые, угостившись редчайшими деликатесами, пообещали изгнать боль из его мышц всеми доступными им способами. Массажисты сдержали свое слово, даже слишком хорошо. Как только его шея, спина и плечи расслабились, Павек уснул, прямо на столе. Он проснулся только затем, чтобы обнаружить себя лежашим на роскошной шелковой простыне под не менее роскошным одеялом, опять уснул и спал, пока громкий удар в дверь не разбудил его. В комнате царила полуночная темнота, и единственными звуками были слабые посапывания Звайна, свернувшегося клубком меджу Павеком и стеной, и Руари, лежавшего неподалеку.

С бьюшимся сердцем Павек стал ждать следующий звук, одновременно осознав, что он почти не одет и совершенно безоружен. Прошлым вечером он настолько расслабился, что хотя и помнил, что снял с себя пояс с ножнами, в которых лежал его великолепный металлический нож, прежде чем нырнуть в бассейн, он совершенно не помнил, куда положил его.

— Лорд Высший Темплар! Ваше присутствие требуется на нижнем дворе!

Приказ или просьба, не имеет значения, будем считать, что приказ. Он позвал посланца в комнату, заставил его зажечь все лампы при помощи трута, который он всегда держал при себя для подобных случаев. Рабы унесли остатки пира, пока он спал. Чистая одежда трех разных размеров лежала на столе вместо еды. Новый посох, вырезанный из древесины дерева агафари, к верхушке которого была прикреплена бронзовая голова льва, лежал рядом с одеждой, которая, судя по размерам, предназначалась для высокого и худого полуэльфа. Золотой медальон лежал на одежде, предназначеннй для Павека. Руари решил, что он доволен подарком, но сам Павек оставил медальон на столе.

Было все еще совершенно темно, когда посланец привел их на нижний двор, вымощенную булыжником площадь внутри периметра дворца. Манипул из двадцати темпларов из военного бюро во главе с сержантом, жилистой рыжеволосой женщиной, уже ожидал их. На вид все двадцать один были ветеранами. Каждый был в броне из выделанной кожи иникса. Ноги, голени и лодыжки защищали поножи, тоже из кожи инекса, а могучие руки и запястья прикрывали наручни. Что касается оружия, то их обсидиановые копья и кроткие составные мечи имели по краям тонкие металлические или каменные полоски. Составные мечи была стандартным вооружением в военном бюро; как и темплары, владевшие ими, они были крепки и смертельны.

Несмотря на металлической меч на своем поясе — вооружение по меньшей мере помошника командующего, если не самого командующего — у Павека не была достаточного опыта и знаний, чтобы руководить этими людьми. Он знал это, и они знали это. Но приказ есть приказ, а в запечатанном пергаменте, который сержант протянула Павеку и который они вместе открыли, было написано, что командует он.

— Что тебе сказали на словах? — спросил он сержанта, человеческую женщину с мрачным лицом, не уступавшей ему в росте.

— Великий Лорд, мне сказали, что вы поведете нас под землю, а потом в Кодеш, где в середине дня нас будет ждать еще один манипул. Мы будем выполнять ваши приказы до заката, а потом вернемся в казармы, если останемся в живых.

На пергаменте были написаны другие слова и включали предостережение от Хаману. Лорд Урика ожидал проблем в пещере и призывал своего Высшего Темплара быть максимально внимательным. Он, Лев Урика, решил не посылать никаких темпларов в пещеру раньше времени, чтобы не спугнуть Какзима. Он предпочитал — судя по его словам — дать Какзиму возможность безопасно готовить отраву, пока Лорд Павек не уничтожит ее полностью. Уверенность Хаману, что Павек сумеет это сделать, была не самой большой гарантией успеха для человека, который видел, как умирал Элабон Экриссар. Павек смял пергамент в кулаке и опять посмотрел на сержанта. — Я могу провести вас в пещеру, но если будет бой — а я уверен, что будет — я не буду говорить тебе, как надо сражаться.

— Великий Лорд, вы говорите как мудрый человек, — сказала сержант, бросая на Павека взгляд, в котором был слабый намек на одобрение.

— Именно поэтому я прожил достаточно долго и хочу жить и дальше. Что тебе еще сказали? Что-нибудь о котлах?

— Котлы? Какие котлы? — сержант бросила взгляд через плечо. Павек не понял, в глаза какого темплара она пыталась взглянуть и каковы результаты их молчаливых переговоров, но когда она опять взглянула на него, слабое одобрение ушло из ее взгляда. — Великий Лорд, ведь мы ждем еще кого-то, правда? Может быть у нее есть ответ на ваш вопрос.

Матра. Мысленным взглядом Павек увидел, как Хаману говорит Матре каким образом нейтрализовать слизь Какзима. Опять развлечение. Хаману мог бы решить все сам, но он развлекается, глядя на жалкие потуги обычных смертных.

Им не пришлось долго ждать. Матра вышла на нижний двор из другой двери. Как всегда на ней была темная, с разрезами одежда, типичная для ночного народа. Сержант вздохнула, Павек пожал плечами, а Матра протянула Павеку еще один запечатанный свиток.

— Мой лорд написал инструкции, только для тебя. Он сказал, что ты должен быть очень осторожен и делать в точности то, что он пишет. Он сказал, что ты не будешь наказан за любую ошибку.

— И кто твой лорд? — спросила сержант, вероятно озадаченная тем, что ее лорд не Павек, а кто-то другой. Пока Павек ломал печать, Матра ответила:

— Лорд Хаману. Король-Лев. Он лорд всего Урика.

Инструкции Хаману были не сложны, но очень подробны: легковоспламеняющиеся битум, нефть и масло бальзамина — кожаные мешки и запечатанные кувшины, которые будут ждать их на сторожевом посту около эльфийского рынка — должны быть аккуратно смешаны с содержимым каждого из гигантских котлов Какзима, а потом подожжены при помощи огнепроводного шнура, который тоже будет ждать их. Результирующий взрыв превратит слизь в безобидную золу, но все три инградиента были почти так же опасны, как сама слизь. Выделенная фраза, написанная черными чернилами, предупреждала Павека держаться подальше от пламени.

Павек проверил, как он запомнил все инструкции, прежде чем опять посмотрел в глаза сержанту. Они были, помимо всего прочего, не просто темплары, но темплары из соперничавших бюро, традиционно недолюбливающих друг друга.

— Эти инструкции написаны самим Львом, — дружески сказал Павек. — Они упоминают нефть, битум и масло бальзамина, — сержант побелела, как поступил бы любой, понимающий о чем идет речь, когда эти названия употребляются вместе. — Стража у эльфийского рынка охраняет их для нас. Мы должны взять их под землю.

Он говорил достаточно громко, так, чтобы весь манипул услышал его, и Павек, в свою очередь, услышал коллективный вздох. Их была двадцать темпларов, двадцать два, считая сержанта и Павека. А на эльфийском рынке были сотни торговцев, наемников и бандитов всех рас и сортов, каждый из которых охотно рискнул бы жизнью, лишь бы добыть эти вещества, которые они должны были доставить под землю.

— Великий Лорд, — начала сержант, прочистив горло. — С уважением — с огромным уважением — я бы хотела оставить ваших родственников здесь. Куда бы мы не пошли сегодня, что бы мы не делали, там не будет места для необученных и неподготовленных. Я полна уважения к вам, Великий Лорд.

Павек должен был бы обидеться — не говоря уже о сомнениях, не включила ли она и его в неподготовленные, почтительно или нет — но главным образом он перепугался ее предположению, что его пестрые спутники это его семья. Отрицание сформировалось на его языке — он проглотил его. Пусть верит в то, во что хочет верить: отрицание сделает дела только хуже, намного хуже.

— Я с удовольствием выслушал твое преложение, но они знают больше тебя и заслужили право идти с нами.

— Великий Лорд, если будет бой-Не беспокойся обо мне и о них. Твоя единственная забота — сохранить эти котлы в безопасности на платформах, пока не подавишь сопротивление. А теперь — вперед! У нас очень много работы, а ведь нам нужно в полдень уже быть в Кодеше, где нас будет ждать другой манипул. Я надеюсь, ты заплатила своим продавцам счастья. Сегодня нам будет нужно много удачи, вся удача этого мира.

Сержант бросила еще один взгляд за спину. На этот раз Павек увидел, что ее взгляд упал на молодого человека, стоявшего в последнем ряду манипула, тоже рыжего. Он позвал солдата вперед. Сержант застыла, и весь остальной манипул тоже. Что бы это ни было, секрет знали все. Павек попросил медальон рыжего темплара. Еще один обмен мрачными и понимающими взглядами, особенно среди двух ярко-рыжих темпларов, но молодой человек достал свой медальон и вручил его высшему темплару.

Портрет Короля Хаману в виде льва был вырезан очень аккуратно и четко, но не было смутной ауры могучей силы, окружавшей любой настоящий медальон. Не сказав ничего Павек перевернул медальон обратной стороной. Как он и ожидал, обратная сторона была гладкой — наказание за обман выдавшего себя за темплара — смерть, награда выдавшему того, кто носит фальшивый медальон — десять золотых. Медальон, который Павек держал в руках — фальшивый, однако крапчатые глиняные бусины, которые он видел под желтой туникой «темплара», было похожи на настоящие.

Под землей жрец земли будет намного более полезен, чем вся удача, которые продавцы счатья могли предложить.

— Когда начнется битва, — посоветовал Павек, возвращая медальон, — стой поближе к Звайну и Матре, — он показал на них, — потому что они в любом случае остнутся невредимы — и ты вместе с ними.

— Великий Лорд, вы действительно умный человек. Быть может мы все выживем и увидим, как солнце опять встает.

Павек скривился и взглянул на восток, который уже начал светлеть. — Нет, если мы не начнем двигаться немедленно.

Несмотря на коррупцию, лень и междоусобное соперничество, раздиравшие темпларов, мужчины и женщины, служившие Королю-Льву Урика, свои обязанности в основном выполняли и выполняли их компетентно. Сержант провела их усиленный манипул по предрассветным улицам к воротам эльфийского рынка без проишествий и задержек. Три зашитых и запечатанных кожаных мешка ожидало их. Их швы были тщательно смазаны смолой; на каждом была ясная метка и личная печать Лорда Хаману. Мешки были принесены из городской таможни восемью темпларами гражданского бюро, посланцами и регуляторами одного ранга, которые остались у ворот рынка с приказом присоединиться к манипулу военного бюро, когда придет время опять тащить эти мешки.

Эльфийский рынок был совершенно тих, когда построенная клином колонна из примерно тридцати темпларов прошла через ворота. Было настолько тихо, что звуки, которые они слышали время от времени, скорее всего означали, что они перешли с территории одной банды на территорию другой. На каждой крыше виднелись неясные силуэты, глаза смотрели из каждого переулка и из каждого окна. Но тридцать темпларов означало бы слишком много проблем, намного больше, чем любой самый амбиционный смотрящий мог себе позволить, а на заключение союза не было времени. Так что за ними смотрели, но напасть так и не решились, и они достигли приземистого старого здания на пустой площади к тому времени, когда первые пылающие пятна солнечного восхода появились на восточном небе.

Темплары гражданского бюро дальше не пошли. Павек взял мешок с маслом бальзамина на свои плечи, а пара темпларов военного бюро, оба дварфы, взяла остальные. Сержант открыла дверь и прошептала слово перед сияющим сине-зеленым охранным заклинанием, оно исчезло достаточно надолго, чтобы колонна могла пройти не разрываясь. Еще одно слово, и заклинание вернулось на место.

Потом она послала двух эльфов и одного полуэльфа вниз по туннелю, не для того, чтобы использовать преимущество их ночного зрения, но чтобы они пропели несколько заклинаний поменьше, которые обеспечат им безопасный проход. Павек, со своей стороны, был неприятно поражен тактикой сержанта. Он сказал себе, что это просто предрассудок гражданского бюро против опоры военного бюро на магию — предрассудок родившийся из зависти, потому что гражданское бюро должно было оправдываться за каждое примененное заклинание, а военное бюро нет.

Тем не менее он невольно обрадовался, когда один из заклинателей вернулся назад и сообщил, что там собрались люди со скучными глазами, и что они находятся слишком глубоко, чтобы певцы могли давить, используя силу своих медальонов и не создать эфирного дисбаланса, который легко засечь со стороны Кодеша по магическому шуму.

Сержант не стала скрывать своих предпочтений. — Если в этой проклятой пещере вообще есть хоть один маг.

Но певец смотрел на вещи по-другому. — Не имеет значения, есть они там или нет, Сержант. Чем глубже мы зайдем, тем больше придется давить, и тем больше будет эфирный дисбаланс, который будет распространяться как сфера и достигнет Кодеша задолго до нас. Я уже не говорю о том, Сержант, что чем сильнее мы давим, тем меньше получаем. Я думаю, что так мы вообше не добъемся ничего полезного, и не имеет значения, насколько сильно мы надавим. Сила Лорда Хаману, похоже, не в состоянии проникнуть через камень под городом.

Они еще посоветовались с рыжеволосым жрецом в одежде темплара. Тем не менее и он не смог разрешить проблемы, с которой столкнулись певцы заклинаний. В Урике он и остальные жрецы земли работали довольно спокойно, потому что сила Хаману легко достигала их святилищ.

— Здесь совсем другой камень, Эдийа, — сказал он, обращаясь к сержанту не по рангу, а по имени, что подтвердило подозрения Павека, что они родственники. — Я могу исследовать проблему, но это займет время, по меньшей мере день.

Эдийа прошептала несколько крепких ругательств. По ее мнению, они должны были вернуться во дворец; военное бюро не любило сражаться там, где Хаману не мог им помочь, но сегодня Павек был старшим командиром, и окончательное решение принадлежало ему.

Новость о том, что сила Короля-Льва не в состоянии достичь резервуара, поколебала уверенность Павека в успехе. Он был полностью уверен, что Хаману просто играет с ними. А теперь оказалось, что великий король действительно нуждался в помощи кучки самых обыкновенных людей, чтобы сорвать план Какзима и не допустить отравление воды Урика. Павек все еще считал себя и своих товарищей пешками в большой игре между Хаману и сумашедшим халфлингом, но ставки поднялись до головокружительных высот.

— Котлы, — наконец сказал он. — Уничтожить котлы — это самое важное. Если мы вернемся во дворец и не сделаем это, мы все будем трусами и предателями. Лев дал нам приказ — сжечь все котлы, а потом соединиться с другим манипулом в Кодеше в полдень. И мы сожжем их, или умрем, пытаясь сжечь, потому что если у нас не получится и мы вернемся, наша смерть будем намного ужаснее.

Последовал дружный одобрительный шепот от ближайших темпларов. Даже сержант кивнула головой, соглашаясь.

— Меня вчера видели и узнали в Кодеше на плошадке для убийства животных, — продолжал Павек. — Наш враг знает, что я вернусь, так или иначе. У него наверняка есть стража в пещере — и рабочие, тоже — но нет магии, за исключением псионики. Он псионик, мастер-псионик, я так думаю. Скажи всем, пусть будут наготове, в их головах могут появиться чужие мысли. Здесь темно, как в могиле, куда он хочет нас всех отправить. Пускать твои эльфы идут впереди. Пускай полагаются только на свои глаза. Забудь о заклинаниях. Вас здесь двадцать, Сержант. Если вы не сможете без всякой магии победить толпу, в которой будет втрое больше, даже милосердие Хаману не спасет ваши жизни.

При свете зажженных факелов раздражение сержанта, недовольной тем, что регулятор гражданского бюро рассказывает ей, как готовиться к битве, было особенно заметно. Тем не менее она отдала приказы, которые Павек хотел услышать. Вся магия была убрана, и они закончили спуск по тоннелю пригибаясь и стараясь не высовываться. Он получил еще большее удовлетворение, когда прбежавший эльф сообщил, что в пещере есть несколько десятков Кодешитов, некоторые работают на верху светящихся платформ, а остальные одеты в доспехи и вооружены.

Оставив масло бальзамина дварфам, Павек вместе с сержантом отправился в голову колонны. Как и в предшествующий день, он соскользнул вниз по обрыву и осторожно пробрался вдоль резервуара. Котлы и платформы сияли прежним ярким и нежным светом, он услышал возбужденные и удивленные вздохи своих товарищей. В отличии от предыдущего дня, однако, в пещере шла лихорадочная работа. Рабочие были как на самих платформах, так и на земле, перетаскивая корзины с берега и добавляя хрен-знает-что из них в сияющую слизь. Рядом с рабочими размещалось кольцо стражников — Павек насчитал по меньшей мере восемнадцать — стояших спинами к платформам с тесаками наготове.

Иногда у тебя нет никакого удовлетворения от того, что ты прав.

Сержант выругалась, и они поползли обратно к входу в тоннель, где быстро выработали очень простой план атаки: Оставляем нетемпларов сзади с запечатанными мешками; остальные пробираются вперед вдоль берега так далеко, как только возможно, пока их не заметят дварфы из Кодеша. Как только их заметят, они атакуют и будут молиться, чтобы в темноте не было лучников. Но даже если и есть, план не изменяется.

Кто-нибудь обязательно побежит с сообщением в Кодеш. Руари и рыжеволосый жрец получили приказ проследить путь, который выберут гонцы. Потом, с помощью Матры и Звайна, они должны были перенести мешки к платформам, как только будет возможно.

— Немного удачи, и эти платформы сгорят задолго до того, как появятся подкрепления со скотобойни, — заключил Павек.

Темплары военного бюро вверили себя Милосердию Хаману. Павек обнял друзей. В темноте это не заметно, но его глаза были мокры, когда он присоединился к остальным темпларам, ждавшим его на берегу подземного озера.

* * *

Керк сидел на камне около входа в туннель, ведущего обратно в деревню. В родных лесах халфлинги не чурались физической работы, но в Пустых Землях, которые были переполнены большими тяжелоногими людьми, умный халфлинг всегда останется в стороне, какую бы работу не надо было сделать.

Он заслужил свое право отдохнуть. Потребовалась вся его сообразительность, до последнего кусочка, чтобы собрать столько костей для платформ и шкур для котлов. Даже просто перенести их в пещеру уже было настоящим испытанием. Когда-то в далеком прошлом проход из Кодеша обрушился. Когда Брат Какзим нашел его, извилистый туннель был недостаточно высок для человека и недостаточно широк для дварфа. И совершенно не было возможности пронести длинные кости, которые были нужны Керку для платформ. Пришлось нанять бригаду рабочих, которые работали каждую ночь в течении недели, чтобы убрать обломки и починить свод, прежде чем самые длинные кости смогли оказаться в пещере.

Брат Какзим рвал и метал. Старший брат хотел монументы из камня, которые поддерживали бы его алебастровые котлы для приготовления зелья. Во имя тени великого Черного Дерева, даже если бы его бригады копали в течение года, все равно не было бы достаточно места, чтобы пронести в пещеру котлы, которые Брат Какзим хотел иметь — при условии что вообще он смог бы найти хотя бы один алебастровый котел, не говоря уже о десяти, которые, как клялся старший брат, были абсолютно необходимы. Керку пришлось совершить чудеса, чтобы собрать достаточно шкур на обшивку пяти котлов, которые они сделали.

Небольшое одобрение его блестящей работы не помешало бы. Вместо этого Брат Какзим напал на него, физически и ментально. Рубцы от кнута на спине Керка уже зажили, но они еще болят и тянут. В конце концов — по меньшей мере до конца жизни Керка — сумашествие старшего брата пройдет и разум восторжествует.

Отрава варится в пяти котлах, которые сделал Керк, и вся эта помойка замаскирована замечательным свечением.

Керк до сих пор не понимал, зачем это свечение вообще было нужно. Понадобились все их золотые монеты, спрятанные в яме в Урике, чтобы создать его: надо было найти осквернителя, готового наложить такое сложное заклинание, а половина денег ушла на инградиенты. Впрочем половина суммы вернулась, так как они убили осквернителя, после того, как свечение возникло, но остальные деньги ушли, их не воротишь. И для чего? Рабочие, которые видели иллюзию, были те же самые, которые связали кости вместе, чтобы сделать платформы и поранили себе все пальцы, делая котлы. Сам Керк определенно был не в восторге от этого света, и они не собирались приглашать короля-волшебника в пещеру, чтобы тот лично смотрел, как отрава выльется в воду, уничтожая его город.

Так что единственным, кто видел эту иллюзию, был человек со шрамом, Паддок, и его товарищи. По меньшей мере так сказал вчера Брат Какзим, когда группа из четырех человек появилась в Кодеше и направилась прямо к старому зданию, которое стояло над тонелем. Из-за этого Паддока Керк был вынужден провести ночь под землей, приглядывая за людьми, которые стерегли платформы.

Когда бездельники-темплары появились на плошадке для убийств чтобы спасти человека со шрамом и его товарищей, старший брат отколол один из своих номеров. Он закусил язык, упал на землю и стал извиваться, как зубастая змея. Керк даже оспугался, что Брат Какзим умрет на месте — и покончит со своим зловещим предприятием — но не тут-то было. Он встал на ноги и вытер лицо, как если бы вообще ничего не случилось. А потом начал отдавать приказы. Старший брат потребовал охрану для платформ и охрану на площадку для убийств. Он захотел добавить в котлы еще больше инградиентов, и он хотел, чтобы зелье постоянно помешивали.

У них была еще ночь и день, чтобы уничтожить Урик. Они не могли себе позволить ждать до тех пор, пока отрава не станет самой сильной, до сопряжения лун. По меньшей мере именно так говорил Брат Какзим, когда не отдавал очередные приказы и не ругался последними словами, проклиная человека со прамом, Паддока, который, по его словам, был безжалостен как дракон. Для самого Керка все это казалось просто чрезмерно-преувеличинным страхом, глупой паникой и последним доказательством того, что его наставник сошел с ума, навсегда. Используя Невидимый Путь Керк заглянул в сознание демона-дракона Паддока, пока тот бил в стену посреди плошадки для убийств, и обнаружил, что этот человек выделяется только своей обыденностью, и больше ничем.

На самом деле это было трагедией — трагедией самого Керка. Хотя он и принес клятвы Брату Какзиму, он больше не считал себя связанным ими. Но он дал и клятву святому Черному Дереву, и если он ее нарушит, его судьба будет намного хуже, чем если он будет продолжать подчиняться приказам сумашедшего страшего брата. Так что Керк сидел на камнях, очень жестко и неудобно, и мыслей в его голове не было, не считая слабого любопытства о лампе и о том, как долго будет гореть ее фитиль, прежде он должен будет опять наполнить ее маслом.

Потом Керк услышал крик. Он поднял голову, но прошло несколько мгновений, прежде чем его убежавшие мысли вернулись, образовали сознание, и он сообразил, что на стражей, которых он нанял, напали. Прошел еще один момент, прежде чем Керк сообразил, что одинаково одетые люди в желтом это темплары из города, и только в третий момент он увидел огромного черноволосого человека со грубым лицом, изурованным страшным шрамом.

Паддок!

Брат Каказим вовсе не сошел с ума — по меньшей мере по отношению к этому темплару Паддоку. Кодешиты сражались за свою жизнь, они дрались изо всех сил, но им было далеко до темпларов, которые сражались парами, один нападает, другой защищается, они убивали, не получая даже царапины от отчаявшихся Кодешитов.

Керк сделал попытку затуманить мысли ближайшего темплара. Он внушил ему сомнение, потому что это была самое простое и самое эффективное. Темплар заколебался, Кодешит ударил его и сбил с ног, как привык это делать на площадке для убийств. Но партнер упавшего темплара, женщина, не поддалась на сомнение Керка. Двумя ударами меча она прикончила Кодешита, убившего ее товарища, и присоединилась к другой паре. Еще один темплар — Керк даже не понял какой — не только отверг псионическое сомнение, но и ударил обратно по самому Керку.

Псионическая атака неизвестного темплара была просто обороной нетренированного сознания. Керк подумал, что он легко уйдет из под нее, но не тут-то было. Теперь у него родились сомнения. Которые превратились в уверенность. Он понял, что невозможно спасти Кодешитов, охранявших платформы, как и тех, кто был наверху, добавляя компоненты в котлы с отравой. Они не в состоянии сражаться с настоящими воинами. И сами котлы обречены, нет сомнений, Паддок знает, как уничтожить их.

Брату Какзиму придется изобрести еще один трюк, но Брат Казим должен об этом узнать, а это значит, что Керк должен бежать и выбраться на поверхность. Схватив фонарь — глаза халфлинга видят в темноте ничем не лучше, чем глаза человека — Керк бросился бежать через россыпь каменных осколков в самые темные тени.

Он бежал так быстро, как мог, и так далеко, как мог. Потом, когда легкие уже горели огнем, а шатающиеся ноги стали такими тяжелыми, что он едва мог поднять их, Керк остановился и оперся на стену. В туннеле было тихо, не считая его собственного судорожного дыхания. Звуки боя стихли, и было похоже на то, что за ним никто не идет. Какая-то часть его сознания закричала, что он должен потушить лампу и скрыться в спасительной темноте.

Но темнота его не спасет. Кто-нибудь обязательно последует за ним через тоннель, темплар или Кодешит, и кто бы это ни был, они будут врагами, когда повстречаются. Он будет в безопасности только тогда, когда уляжется рядом с Братом Какзимом в их комнате над плошадкой для убийств.

Пещера была ближе к Урику, чем к Кодешу. Керку надо было еще долго идти, бежать или тащиться. Как только он был в состоянии двигаться, он пошел, и так быстро, как только мог.