Павек оперся о рукоятку своей мотыги и с тяжелым вздохом оценил свою утреннюю работу. Примерно год назад он снял с себя желтую одежду. В его памяти все, что было больше года назад, вся его старая жизнь расплылась и утонула в тумане. Изолированная от всего мира обшина Квирайта стала его новым домом, и не было никакой необходимости использовать десятидневную рыночную неделю Урика или административные пятнадцатые части года. Судя по тому углу, с которым солнце обрушивалось на его плечи, он решил, что начался сезон высокого солнца над Пустыми Землями, следовательно начался новый год, но не был уверен, так как его это больше не беспокоило. Он был дальше от места своего рождения, чем любой уличный червяк-темплар из гражданского бюро мог себе представить; он родился заново как друид-новичок.

Все эти дни он мерил время по растениям, сколько времени им нужно, чтобы вырасти и сколько времени им нужно, чтобы умереть. Всюду в Квирайте растения, которыми он занимался все утро, высаживая их совершенно неровными рядами, назвали бы сорняками и не разрешили бы им расти. Дети фермеров общины вырывали сорняки из земли и бросали из в силосные ямы, где они гнили вместе с остальными отходами, пока не наступало время посадки новых растений, и они возвращались на поля в виде полезных удобрений.

Так что фермеры обращались с сорняками примерно так, как темплары в Урике обращались с городскими червями-бандитами, но друиды не были ни фермерами, ни темпларами. Друиды выращивали рощи и ухаживали за рощами. Они подкармливали свои растения магией, а не удобрениями — и это требовало много упорства и много пота.

Упорства Телами и пота Павека. Как раз сейчас его потная накидка была настолько мокрой и жирной, что мухи со всех рощ и полей Квирайта толпами слетались к ней. Он хотел только одного — укрыться в прохладном сердце рощи и броситься в холодный пруд, чтобы смыть с себя грязь и унять боль в перенапряженных мышцах.

Скорее бронированные мекилоты полетят на луны Атхаса, прежде чем Телами даст ему отдохнуть хотя бы полдня от работы в ее роще. Роща Телами — Павек никогда не думал о ней, как о своей, хотя, умирая, она завещала ее ему — была самая большая, самая старая и самая ненатуральная роща в Квирайте. Она требовала бесконечного ухода за собой.

Павек подозревал, что роща Телами находится одновременно в двух временах: сейчас и далеко в прошлом. И не только потому, что внутри она была намного больше, чем снаружи. Вкус воздуха, который он ощущал рядом с самыми старыми деревьями, был совсем другим, чем в других местах, и как иначе можно было объяснить то, что в небе над рощей сквозь ветки деревьев всегда можно было увидеть стаи облаков, и мелкий приятный дождь регулярно шел именно здесь, а не в любом другом месте?

Это было неестественно, по меньшей мере с точки зрения магии. Друиды не удовлетворялись тем, что охраняли или расширяли свои рощи. Нет, они были вынуждены постоянно исправлять, переделывать и исправлять опять; их рощи никогда не бывали закончены. Они переставляли камни с места на место, сажали и пересаживали растения, выводили на поверхность новые ручейки воды и изменяли русла старых, преследуя мистическое понятие «совершенная дикая природа», которое городской червь ну никак не мог понять. В самые ужасные моменты Павек верил, что Телами выбрала его наследником только потому, что ей был нужен здоровенный мужик с большими руками и крепкой спиной, чтобы заниматься каждым камнем, каждым ручейком и каждым наполовину выросшим деревом.

Впрочем Павек не собирался жаловаться. По сравнению с мулом, который учил его основам боя пятью видами оружия темпларов — меч, копье, боевой серп, булава и умение биться голыми руками — когда он был еще мальчишкой в приюте, дух Телами был отходчив и обладал хорошим чувством юмора, даже когда ворчал. И еще важнее, в конце рабочего дня она становилась его учителем, ведя его через лабиринт друидской магии.

В течении всех двадцати с чем-то лет своей жизни, которые он помнил, Павек мечтал о магии — не о заимствованных заклинаниях, которые Король-Лев Урика предоставлял своим темпларам, но о такой магии, которой он мог бы командовать сам. Пока он носил желтую одежду регулятора, свои свободные от службы часы он обычно проводил в архивах, охотясь за любым свитком с тайными знаниями, который только мог найти, и тщательно запоминая его содержимое.

Как же мог Павек жаловаться теперь? Если они и страдал от разочарования или отчаяния, это была его проблема, а не учителя.

Мотыга ударилась о землю, а Павек встал на колени около пересаженных сорняков. Он обложил кусочками земли стебли каждого из этих неряшливых и хилых растений, направил корни к воде, а воду к корням — но не при помощи магии. Телами поклялась, что магия в любой форме запрещена здесь, на границе рощи, где зеленая роскошь уступает место желтому твердому песку пустыни, причем она приказала и ему поклясться не использовать ее, причем так, что возражать было невозможно.

То, что было разрешено, было прямо и просто: вырыть сорняки из старой части рощи, перенести их вместе с корнями на край пустыни, посадить и ухаживать за ними с всей надеждой, которая живет в его сердце. Если сорняк приживется, роще станет на одно растение больше, на одно растение сильнее, и общий баланс Пустых Земель чуть-чуть сдвинется от безжизненности к процветанию.

День за днем после смерти Телами Павек сажал и ухаживал за маленькими саженцами на краю рощи. И за все это время, из сотен и тысяч сорняков, которые он пересадил, Павек сдвинул баланс в точности на одно выжившее растение: пустынный сорняк с волосатыми листьями, выделявшийся как исчезнувший Дракон на фоне всех остальных растений, за которыми он ухаживал. Этот сорняк теперь раскинулся широко, стал высоким и наполнился ужасно пахнувшим соком.

Нос и глаза Павека слезились каждый раз, когда он подходил к нему, но тем не менее он ухаживал за этим уродливым растением так, как если бы это был его первый ребенок. Он подошел к нему, встал на колени, почистил каждый мохнатый лист, оборвав те, которые ослабли или завяли. Кончиком маленького пальца он собрал липкую бледную пыльцу со свежих цветков и тщательно распылил ее над серцем растения.

— Оставь это жукам, мой неуклюжий друг. У тебя нет ни малейшего таланта для таких тонких вещей.

Павек оглянулся и увидел отсвечивающий зеленым призрак Телами, светившийся своим собственным светом в двадцати шагах позади него, где заканчивалась опушка и уже начиналась роскошная зелень рощи. Не обращая на призрак внимания, он опять повернулся к сорняку и перешел к следующему цветку.

Телами не подошла ближе. Ее дух был магически связан с рощей, а роща еще не дошла до несчастного сорняка…

Пока.

— Ты сентиментальный дурак, Просто-Павек. Я поговорю с ними потом, и дам им имена.

Он хихикнул и продолжал работать. Помимо Телами только полуэльф Руари и человеческий мальчишка, Звайн, относились к нему как человеку, которым он был раньше. И Телами осталась единственной, среди живых и мертвых, кто все еще использовал имя, которым он назвался, когда, беженцем, оказался здесь в первый раз. Для всех остальных в Квирайте он был Павек, славный герой отчаянной битвы общины против Высшего Темплара Элабона Экриссара. В тот самый момент, когда защита общины была почти прорвана, когда поражение и уничтожение Квирайта казались неизбежными, когда друиды и фермеры поняли, что все кончено и приготовились к смерти, Павек воззвал к Хаману, Королю-Льву Урика. Он подчинил ему свою душу и стал живым орудием смертельной магии короля-волшебника. А потом, благодаря событиям, которые показались еще более удивительными и чудесными выжившим жителям Квирайта, Павек освободил общину от освободителя.

Конечно Павек никак не мог сделать это. Король Хаману появился в Квирайте по своим собственным причинам, и ушел оттуда никого не спрашивая. С тех пор Король-Лев не обращал на них внимание, однако когда бы один бывший темплар не вспоминал о нем, серце этого темплара билось немного быстрее.

Но не имело смысла отрицать его якобы героизм среди квиритов или ожидать, что они опять будут называть его Просто-Павек. Он, правда, попытался, но все они в один голос называли его героем, а его отрицание — скромностью, котороя никогда не была одной из добродетелей темпларов — или, еще хуже — праведностью, напирая на то, что в конце концов Телами завещала самую большую друидскую рощу ему, а не Акашии.

До того судьбоносного дня, когда Хаману прогулялся до Квирайта и обратно, любой фермер и друид поклялся бы, что их следующим верховным друидом будет Акашия. Павек и сам ожидал этого. Как и Павек, Акашия была сиротой, но она родилась в Квирайте и Телами сама воспитала ее. В восемнадцать лет Каши знала о друидстве больше, чем Павек надеялся узнать до конца своей жизни, и хотя физическая красота не являлась чем-то так уж важным для друидов вообще и для Каши в частности, она была самой красивой женщиной, которую Павек видел в своей жизни.

И как теперь Акашия судит о нем…

— Ты зря теряешь время, Просто-Павек. Эта работа уже сделана. Не останется времени на лекции, если ты все утро будешь заниматься только своим триумфом.

Павек очень хотел лекций, но он остался там, где был, глядя на песчаный сорняк и пытаясь взять себя в руки прежде, чем опять посмотреть на Телами. Он не знал, насколько призрак рощи мог читать его мысли; он никогда не спрашивал об этом. Телами никогда не упоминала об Акашии, во всяком случае прямо, она только направляла его мысли на ту дорогу, когда он уходил в бездну мрачных и безнадежных мыслей.

Если Павек не смог уклониться от того, что квириты считали его героем, то он совершенно не собирался отказываться от того, что после битвы Каши должна была принять его равноправным партнером и любовником. Она повернулась к нему в поисках утешения, когда Телами лежала, умирая, и он обнажил перед ней сердце, чего он не делал никогда — и даже не пытался — перед кем-нибудь другим. Но потом, когда Телами приняла решение, Каши вообще отвернулась от него. Она никогда не говорила с ним наедине и не глядела ему в глаза. Если он подходил к ней, она отступала, до тех пор пока сам Павек не отступал, унося тупую занозу в сердце, которая болела сильнее самой кровоточившей раны.

Павек не понимал, что сделал плохого или не правильного — не считая отсутствия взаимопонимания во время их первой встречи. Уличные черви-темплары знали об утешении примерно столько же, сколько они знали о том, как выращивать песчаные сорняки.

Все это время Каши держала совет и водила компанию только сама с собой. Восстановление Квирайта стало целью ее жизни, и она нуждалась в рабочих, а не в партнерах. А что касается любви, то Акашия, похоже, если и нуждалась в любви мужчины, то очень хорошо это скрывала, и в результате Павек оставался далеко от круга ее забот. Он проводил один полдень из четырех обучая квиритов искуству сражаться, как Каши того хотела; в остальные дни он приходил в деревню к ужину, а потом возвращался в рощу, где и спал, а свет лун падал ему на лицо.

Так было легче для них обоих.

Легче. Лучше. Мудрее. Во всяком случае Павек так говорил сам себе, когда думал об этом, а это бывало очень редко, так как он запрещал это себе. Но правда состояла в том, что с бьющимся сердцем он сам убежал бы в рощу Телами, даже если Каши пригласила бы его.

Порыв ветра пронесся по роще. Он с силой шлепнул Павека по щеке — Телами наскучили его догадки и раздумья, и, как он надеялся, напрасная трата времени.

Он распылил последнюю пыльцу и подобрал свою мотыгу. Отмеченная камняли тропинка вела от опушки в сердце рощи — магия Телами, которая вела его туда с самых первых дней после ее смерти. Эта дорожка доводила его до того самого места, где Телами хотела, чтобы он был. Если он отклонялся, то очень сильно рисковал, даже сейчас. Роща Телами изобиловала болотами и ямами, грязными, как кучи мусора в Урике. А в этих местах в изобилии водились безымянными созданиями, которые считали, что нынешний, не слишком талантливый друид рощи, просто Большой Кусок Мяса.

Где-то около самого сердца рощи находилась каменная расщелина, на обоих концах которой он был, но путь через нее найти так и не сумел. И окутанный радугой водопад, на который ему хотелось бы посмотреть еще один раз, но он никак не мог забыть, что ему потребовалась три дня, чтобы выбраться оттуда.

Не сходи с дороги, проворчала Акашия, когда он наконец вернулся в Квирайт, усталый и голодный после этого не самого удачного приключения. Делай только то, что она говорит тебе. И не причиняй мне неприятностей.

Он рассказал ей о цветном тумане и чувстве возбуждения, которое он испытал, стоя под водопадом, а холодная вода плескалась вокруг него. Глупо, не спрашивая, он взял ее руку, собираясь показать ей то, что было еще свежо в его памяти.

Делай что хочешь в роше Талами, сказала она ему, холодно и жестко, как любой темплар Урика. Броди где хочешь. Сиди под водопадом и никогда не возвращайся назад, если думаешь, что нет ничего более важного. Но не тащи за собой меня. Мне это не интересно.

Павек не мог вспоминать водопад без того, что не вспомнить лицо Каши, искаженное презрительной усмешкой. Он попытался найти дорогу назад, чтобы восстановить в своей памяти красоту и чистоту этого места, но не смог вспомнить дорогу. Она стерла ориентиры из его памяти.

Это было не правильно. Бывало, что во время своих старых приключений среди темпларов он выглядел плохо, но они оставались в его памяти и никто, за исключением инквизиторов с мертвыми сердцами, не мог заставить его забыть об этом.

Еще один порыв ветра ударил Павека по щеке.

— Работа, вот что тебе нужно, Просто-Павек. Экриссар разрушил поселок, очень сильно повредил поля и рощи, многое мы уже восстановили, но осталось еще больше. Недалеко отсюда есть ручей, в него с берега упали стволы деревьев, он запрудился и гниет. Нельзя рассчитывать, что это исправится естестественным путем, только не в Пустых Землях. Необходимо прочистить его русло и укрепить берега.

В последний раз вспомнив о водопаде, Павек пошел по дорожке в рощу. Он никогда не был мятежником. Он всегда следовал приказам, поэтому и выжил Урике; и в Квирайте это тоже сохраняет ему жизнь.

После недолгой ходьбы по тропинке Телами Павек очутился в месте, где на земле осталось пятно от ярости Элабона Экриссара; раньше там росли деревья со сладкими орехами, а под ними тек ручей. Теперь деревья лежали на земле, покрытые плесенью, по ним ползали отвратительные на вид личинки. Часть стволов обрушилась в ручей, превратив веселый ручей в гниющий и омерзительный пруд. Насекомые тучей вились над зеленой водой, а зловоние гниющего мяса висело в воздухе.

И тем не менее по сравнению с другими местами в роще, по которым ударило зло Элабона Экриссара, это место было здорово и почти чисто. Здесь не было никакой опасности, надо было всего-навсего вытащить стволы из воды и дать возможность ручейку течь дальше. Очевидно Телами специально откладывала эту работу до того дня когда она решит, что ему надо тот самый вид отвлечения от мрачных мыслей, который может принести только полное изнеможение после тяжелой физической работы. Павек спросил себя, сколько еще таких мест есть у нее в запасе, и сколько еще ему надо, прежде чем он научиться думать о Каши так, чтобы не погружаться в свое собственное болото с головой.

Телами замерцала над верхушкой одного из обрушившихся деревьев. — Дай воде потечь. Работай с землей, а не против нее.

Временами случалось так, что он не знал, как подойти к делу, и тогда она давала ему ключи. Теперь же она ожидала, что он сам решит проблему. Он встал на колено и сам внимательно изучил землю. Он ничего не мог сделать для уже упавших деревьев, но ясно видел старое русло ручейка и мог заставить его опять течь по нему.

Насекомые учуяли запах Павека и тепло его тела. Его тут же накрыло жалящее липучее облако. Не думая он шлепнул по шее. Когда он взглянул на пальцы, на них была кровь.

— Великолепно, Просто-Павек, просто великолепно, — мерцающий призрак не упустил случай поиздеваться над ним со своего насеста. — Да ты скорее лишишься всей своей крови, прежде, чем убежишь от жуков.

Как ни любил Павек ощущение, когда магия друидов текла через его тело, сила друидов никогда не была первой мыслью, котороя приходила ему в голову, когда он сталкивался с проблемой. Чувствуя себя полным дураком, он закрыл глаза и вдавил ладони в грязь. Страж Квирайта уже был здесь, ожидая его.

В другое место, подумал Павек, добавив образ вонючего пруда, который мог быть, а мог и не быть где-нибудь в роще.

Сила Стража поднялась внутри Павека и вокруг него. Она подхватила жуков, собрала их в живую, жужжащую и раплывчатую ленту, которая улетела от Павека без сопротивления или колебания. Вдохновленный своим успехом, Павек уселся на пятки, вздохнул и отпустил силу обратно в землю.

Каждое место имело своего стража; это было основой друидства. У каждого дерева, у каждого камня был свой дух. Когда Пустые Земли были переполнены жизнью, эти стражи были радостны и доброжелательны. Но теперь, когда темное солнце превратило землю в выжженную безжизненную пустыню, друиды могли призывать ее силу только в местах вроде Квирайта, где рощи хранили память о прошлом великолепии. В других же местах стражи, которых они пытались призвать, являли собой только тень самих себя. Если они были не слабы, то полностью безумны, и сводили с ума друидов, которые слишком тесно контактировали с ними.

У стража Квирайта не было какой-то особой личности, которую Павек мог бы обнаружить. Телами, по ее собственному признанию, сама стала маленьким кусочком его силы и сознания. Павек подозревал, что каждый друид, умерший в Квирайте, становился частью стража, и было не так много квиритов, которые не были друидами, в той или иной степени. Время от времени он чувствовал в страже еще одну личность: Йохан, ветеран-дварф, погибший в тот день, когда Экриссар напал на Квирайт. При жизни Акашия была фокусом Йохана, он был предан ей всем сердцем и все его устремления были связаны только с ней. И даже в смерти он все еще защищал ее, но не как баньши, а как одна из личностей стража.

— На ноги, Просто-Павек, иначе жуки вернутся прежде, чем ты успеешь поднять даже маленькую палочку!

Павек вскочил на ноги. Телами была права, как обычно. Он ничего не мог добиться, думая о мертвых защитниках Квирайта — или об Акашии, которую он мог бы защищать лично, если бы она ему это позволила. Расстегнув пояс и оставив оружие на берегу, Павек вошел в пруд.

Конечно одного дня было недостаточно, чтобы заставить ручеек течь так же быстро как раньше, но прежде, чем солнце опустилось за деревьями, он сумел убрать достаточно прогнивших сучьев, чтобы вода начала просачиваться через дамбу.

— Если немного повезет, — сказал он призраку с зеленой кожей, по прежнему сидевшему на ветке, — напор воды сделает остальную работу за нас.

— Ты очень ленивый мужчина, — ответила она с одобрительной гордостью.

На этот раз тропинка быстро вывела его на поляну, которую он считал своим домом. Там был бассейн с проточной водой, песчаный берег и шаткий навес, в котором он хранил мотыгу рядом с мечом. Он уже бросил свою потную одежду в бассейн и сам собирался отправиться за ней следом, когда листья на близлежащих деревьях заколыхались и трава пригнулась к земле.

— Кто-то идет, — сказала Телами от каменного края бассейна.

Павек наклонился и провел руками по траве. Потом вскинул голову, слушая сообщение листьев. Телами знала, кто идет, и через пару мгновений он тоже узнал. — Не кто-то, — поправил он ее. — Руари и Звайн.

— Идут или бегут?

Он вторично коснулся травы и ответил. — Бегут.

У Руари была его собственная роща, вполне подходящая для начинающего друида. Там были деревья и кусты, обычные дикие животные, которые тянулись к полуэльфу, и бассейн с водой, немногим больше самого Руари. И конечно роща была слишком мала, чтобы стать местом развлечения для сразу двух энергичных юношей, так что Звайн проводил большую часть времени валяясь в тени, тем более, что у него не обнаружился талант к магии друидов.

Павек не удивился, что они пришли навестить его. Чаше всего они оба бывали уже в воде бассейна Телами, когда он возвращался из глубин рощи. Удивительно было то, что они оба бежали. Рощи друидов были маленькой частью Квирайта, а между рощами земля была выжжена кровавым солнцем, как и в любом другом месте в Пустых Землях. Так что обычно квириты ходили, как и все остальные жители Атхаса, если не было очень серьезной причины для бега. Он сбросил грязь со своей майки, прежде чем бросить ее в бассейн, а потом отправился к опушке, следуя за прижавшейся к земле травой.

Он не успел сделать и десяти шагов, как из-за кустов возник Руари, пробежал справа от Павека и во всей одежде прыгнул в бассейн. Звайн появился спустя несколько ударов сердца — очень мало ударов сердца Павека. Лицо у мальчишки было красное и он тяжело дышал, как будто за ним гнались. Руари был не в состоянии бежать как эльфы племени его матери, Бегуны Луны, но ни один обыкновенный человек не мог догнать его в честном беге: непреложный факт, который Звайн, однако, отказывался признавать. Вытянув руку, Павек успел схватить парня прежде, чем он сиганул в ледяную воду.

— Садись и жди, пока дыхание не успокоится. Иначе ты можешь заболеть.

Где-то между Уриком и рощей, между тогда и сейчас, Павек стал кем-то вроде отца, которого никто из них троих не знал, для обоих юношей, хотя не слишком много лет отделяло его от Руари, а Руари на ту же пригорошню лет был страше Звайна. Это преображение поражало Павека больше, чем любые чудеса друидов, особенно в тех редких случаях, когда один из них на самом деле слушал то, что он ему говорил. Звайн уткнулся в большое тело Павека и упал бы на землю, если бы бывший темплар не поддержал его, обхватив рукой за ребра.

— Он сказал, что не будет бежать, — жалобно выдавил из себя Звайн между попытками вдохнуть воздух.

— И ты поверил ему? Он известный враль, а ты известный дурак!

— Он дал мне фору, двадцать шагов. Я думал… я думал, что смогу побить его.

— Понимаю, — ласково сказал Павек, нежно гладя Звайна по потной макушке.

Не слишком много времени назад ему пришлось примерно так же поговорить с Руари, который лелеял в себе безумную мечту стать лучше своих эльфийский кузенов в их играх. И теперь жизнь полуэльфа изменилась к лучшему. Как и Павек, он стал героем. Все в Квирайте знали, что он защищал Павека, пока тот призывал Короля-Льва. А потом, когда все наемники Экриссара были уничтожены, он пришел на помощь Акашии, помогая ей направлять силу стража в мистическом бою против самого Элабона Экриссара, когда побежденная Телами свалилась без сил.

Прошедшие два сезона солнца пошли на пользу Руари и другим путем. Теперь полуэльф не напоминал больше долговязого эрдлу во время первой линьки. Он перестал расти вверх, зато нарастил немного человеческого мяса на свои узкие эльфийские кости. Его волосы, кожа и глаза стали отливать цветом меди. Не было женщины в Квирайте — юной или старой, дочери или жены — которая не попыталась бы привлечь его внимание, и женщины племени Бегунов Луны не отставали от них. Руари превратился в одну из тех редких личностей, которые могут успокоить толпу просто идя через нее.

Ничего удивительного, что Звайн был болен от зависти; сам Павек иногда чувствовал в себе нечто подобное. Они оба были типичного в Урике сложения: здовенные и смуглые, годные скорее на то, чтобы двигать камни, а не покорять женские сердца. Звайн со своим совершенно обыкновенным лицом мог затеряться в любой толпе, преимущество, которое, по мнению Павека, он сам потерял незадолго перед тем, как ушел из темпларского приюта. Глупейшая драка с другим воспитанником оставила его со шрамом, который шел от наружного уголка его правого глаза вниз, через сломанный нос, пока не заканчивался у его верхней губы. Спустя годы выяснилось, что шрам болел, когда налетал ветер с севера, а его улыбка превратилась в кривую ухмылку. Эта ухмылка сослужила ему хорошую службу, пока он носил желтое, но среди мирного народа Квирайта она была совершенно ни к месту.

Руари вынырнул на поверхность, расплескивая воду, которая намочила даже Павека и Звайна, стоявших в нескольких шагах от бассейна.

— Трусы! — насмешливо крикнул он, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы Звайн немедленно бросился вперед.

Павек отпрыгнул назад. Надо подождать, пока эта парочка устанет от своей идиотской возни, и только потом можно будет спуститься в бассейн. Бассейн с проточной водой все еще нервировал человека, который раньше видел воду только в фонтанах по колено глубиной, запечатанных цистернах или в ведрах, поднимавшихся из древних бездонных колодцев. Звайн, однако, любил воду; он научился брызгаться и плавать, как если бы вода была естественной частью этого мира. Павек тоже любил воду, при условии что она не поднималась ему выше колена, а что касается глубины, он так и не научился плавать.

Как-то раньше Павек бросил в самое мелкое место бассейна большой камень, каторый с тех пор стал его любимым местом в бассейне, он садился на него и наслаждался водой, текущей мимо. Иногда — один раз из трех — его компаньоны оставляли его одного. Но сегодня был не самый удачный день для Павека. Команда из двух мальчишек добралась до него и принялась поливать его холодной водой, пока он не стал брызгаться в ответ. Тогда Звайн, как самая настоящая водяная змея, схватил его руками за лодыжку, начал тянуть его в темную и очень глубокую воду в центре бассейна.

Он закричал, забил руками и вернулся обратно туда, где было мелко, что просто ознаменовало начало очередного раунда неистового развлечения. Павек верил, что они не собираются его утопить — пожалуй в первый раз в жизни он доверил кому-то другому собственную жизнь. И еще он доверял Телами. Остальные двое были не в состоянии проникнуть в мысли духа старого друида, но Павек мог слышать, как искры ее смеха носятся по бассейну. Она, конечно, не будет мешать юнцам поливать его водой и стремиться вывести из равновесия, но она поможет ему, хотя бы сделав глубокую воду под ногами твердой, если он хлебнет воды или поддастся панике.

Наконец их развлечение закончилось, когда они настолько устали, что даже не могли стоять и уселись обсыхать на камень.

— Ты должен научиться плавать, — посоветовал ему Руари.

Павек потряс головой, потом откинул свои грубо остриженные черные волосы с лица. — Я предпочитаю сохранить нынешнее положение дел, ведь теперь у тебя есть шанс против меня. Если же я научусь плавать, то ты утонешь — и прекрасно это знаешь.

Коротко усмехнувшись Руари воткнул ему локоть между ребер. — Попробуй. Ты умеешь только страшно говорить — сделать ты не можешь ничего.

Павек вернул жест, спихнув более легкого полуэльфа с камня в воду. Руари ответил стеной воды, которая была намного менее добродушна, чем его прежние проделки, но и удар Павек был не очень слабым. Они провели вместе много времени, не раз спасали друг другу жизнь, и тем не менее Павек не знал, друзья они или нет. Дружба не была одним из тех уроков, которые Павек получал в темпларском приюте для детей-сирот, в котором он вырос, или в гражданском бюро среди темпларов низкого ранга. Впрочем полуэльф тоже не очень-то разбирался в том, что это такое. Иногда они не могли сказать двух слов и дважды вдохнуть воздух, как начинали орать друг на друга.

Однако когда опять Руари подскользнулся и начал падать с камня в воду, рука Павека схватила его прежде, чем полуэльф успел пораниться.

— Эй вы, два тупоголовых канка, — сказал Звайн, когда они наконец уселись на камне. — Вы может хоть что-нибудь сделать, не рыча друг на друга?

Звайн был далеко не первым юношей, человеком или не человеком, который призывал к его здравому смыслу. Не обменявшись ни единым словом и ни единым жестом, Павек и Руари показали, что им не надо сражаться друг с другом, если они могут вместе помучить своего более молодого и легкого товарища. Это была необдуманная, спонтанная реакция, и хотя Павек не использовал всей своей силы, чтобы помучить Звайна, тот не мог сравниться ни с одним из них по отдельности, не говоря уже об обоих сразу. После нескольких мгновений отчаянного сопротивления, Звайн сердито бросился бежать, отступив в самую дальнюю часть бассейна, где уселся, расставив ноги и опустив голову между колен.

У мальчишки не было своего собственного места в тесной структуре общины Квирайта. В отличии от Павека и Руари, он не был героем самых темных часов Квирайта. Напротив, следуя путем разрушения и обмана, Звайн стал агентом Элабона Экриссара еще до того, как Руари, Павек и Йохан ушли из Урика. Он открыл свое сознание хозяину, как только они оказались в деревне. И хотя Звайн был скорее жертвой, чем палачом, рассерженная и встревоженная Телами не простила его. Как бы он не был молод, она заставила его прожить какое-то время здесь, в роще.

Так что он пережил здесь и ночи наедине с гневом стража, и долгий день нападения Экриссара. Руари говорил, что Звайн до сих пор боится темноты и так кричит во время ночных кошмаров, что будит всю деревню. Акашия до сих пор хотела отправить мальчишку на верную смерть в соляную пустыню, которую называли Кулак Солнца. У Каши были свои ночные кошмары, и Звайн был их частью, хотя в то время был оболванен и лишен своей воли. Но герои Квирайта сказали нет, особенно Павек, которого она как-то обвинила в отсутствии совести.

Так что Звайн остался, благодаря состраданию и прощению. Он не мог выучить науку друидов — даже если бы страж не относился к нему с подозрением, как раньше, ночи в роще выжгли бы из него любой талант, даже если бы он и был. Фермеры делали отгоняющий зло жест, когда тень мальчика падала на них; они не разрешали ему даже ступать на их поле. Они оставили его Руари, у которого и так были свои собственные проблемы, и Павеку, который проводил большую часть времени в роще, стараясь не встречаться с Акашией.

Бродячий порыв ветра проскочил над бассейном и толкнул Звайна в плечо. Мальчишка съежился, Павек тоже. Была всего одна-единственная хорошая причина для Павека вернуться в Урик и принять предложеное Королем-Львом богатство и власть, как темплару высшего бюро: в Квирайте Звайн был несчастен, и ничего поделать с этим было невозможно. Было тяжело, когда мальчишка вопил и мчался за Руари, но смотреть за тем, как это человеческое существо съежилось, нахохлилось и уселось поглубже в траву было больше, чем Павек мог вынести.

— Пошли, — сказал он, вставая на ноги и подбирая свою майку, брошенную на землю. Руари что-то проорал из бассейна, но Звайн не сдвинулся с места, оставшись сидеть где был. — Скажи ему, можешь? — попросил он полуэльфа, выжимая свою майку, прежде чем надеть ее через голову.

Руари заворчал, но сделал то, что его попросили, уселся на траву рядом до Звайном, они что-то прошептали друг другу, оживив подозрения Павека, пока тот завязывал шнурки своих сандалей. Внезапно эти подозрения показлись совершенно оправданными, когда он увидел, как они встают вместе с одинаковым виноватым выражением лица.

— Не отставать, — проворчал он и пошел по направлению к опушке. Еще один оживленный обмен шепотками, и Руари прочистил свое горло. — Не мог бы ты захватить с собой меч…

Павек резко остановился. — Зачем? — Но не дожидаясь ответа направился к навесу. — Я все равно не буду учить тебя владеть мечом, Ру. Я говорил это тебе тысячу раз.

— Я знаю. Это не для меня, — неожиданно вежливо согласился Руари. — Каши хочет, чтобы ты принес его. Могут быть проблемы. Кто-то находится на Кулаке Солнца.

— Милосердие Хаману! — выругался Павек, и добавил еще несколько слов, очень колоритных, которыми он не пользовался с того времени, как оказался в Квирайте. Он быстро оглядел ближайшие деревья, где, однако, не было никакого признака Телами. Она была частью стража; она могла ощутить то, что происходило на смертельно опасной соленой пустыне так же легко, как она ощутила, что сюда бегут Звайн с Руари. Он подумал, что она обязательно сказала бы ему, если бы была какая-нибудь настоящая опасность. — Кто? Где? Налетчики? Сколько? — спросил он, повесив меч на пояс, но его помрачневшие товарищи не торопились сообщать более точную информацию. — Бегуны Луны?

Это было единственное эльфийское племя, которое более-менее регулярно появлялось в Квирайте. Обычно они приходили с юга, через Кулак Солнца, но они пересекали соль ночью, когда это намного холоднее и безопаснее. Но они вроде не должны были вернуться раньше, чем через одну пятнадцатую часть года, да и когда они приходили, квириты устраивали праздник, а для праздника мечи не нужны…

— Кто, Руари? Что сказала Акашия о том, что происходит на Кулаке Солнца? Кровь Рала, Руари — отвечай мне! Она послала мне слово? предупреждение? и ты решил не передавать его мне?

— Я забыл, просто забыл. Огонь и ветер, Павек — не знаю, кто это такие, но они еще на соли, и будут здесь не раньше заката, если раньше не растают и не умрут.

— Она вобще не обеспокоена или что-то в этом роде, — добавил Звайн в защиту друга. — Она только сказала, что кто-то есть на Кулаке, идет прямо сюда, как стрела, вышущенная из лука, и что мы…

Он запнулся, сглотнул и поправил себя, Акашия никогда не обращалась прямо к нему.

— Что Ру должен сходить и привести тебя. Еще есть куча времени, мы никуда не опоздали.

— В твоих мечтах, Звайн. Куча времени для нее решить, что надо подвесить нас ногами вверх. Вы двое когда-нибудь научитесь быть взрослыми?

Это был не слишком честный вопрос. Звайн никогда не упадет еще ниже в глазах Акашии. Нравится это ему или нет, но мальчишке не помогут никакие жалобы, если дело дойдет до того, что Акашия решит выслать их всех троих вместе. А что касается Руари…

Руари и Акашия выросли вместе, и хотя Павеку всегда казалось, что она относится к полуэльфу скорее как брату, чем как к будущему поклоннику, Руари ни от кого не скрывал своей страстной любви. Прежде, чем стать героями, они были соперниками, по меньшей мере с точки зрения Руари. Надежды полуэльфа возродились, когда Акашия повернулась спиной к Павеку. Он пытался завоевать ее цветами и полезностью. Павек решил, что рано или поздно он добьется ее, но что-то пошло не так, и сейчас Акашия относилась к Руари нучуть не лучше, чем к нему самому. Любая женщина в поселке с радостью упала бы к ногам Руари. Любая, кроме той, которая была ему нужна.

— Не имеет значения, — сказал вслух Павек. — Пошли.

Так они и сделали, пересекая пустоши быстрым ровным шагом, а меч постоянно и непревычно колотил по бедру Павека. Павек не спускал глаз с горизонта, постоянно ожидая увидеть клубы пыли, которые выдали бы группу путешественников, приближающуюся к Квирайту. Однако воздух был спокоен и пуст, как и деревня, в которую они вошли пройдя мимо тщательно обработанных зеленых полей. Люди с удовольствием отрывались от своей работы, приветствуя Павека и Руари, и не замечая Звайна, отчего тот заметно помрачнел.

Может быть пришло время вернуться в Урик — не навсегда, конечно — и принять предложение Короля-Льва, но для Звайна. Мальчишке будет лучше, даже если он вернется к своей старой жизни уличного червяка, попрошайки и воришки, на Золотой Улице, чем жить, окруженным презрением в Квирайте. Но Павек знал, что он врет самому себе, и выбор между презрением и воровством вообще не выбор. Он должен придумать что-нибудь получше, или убедить себя, что судьба Звайна ему глубоко безразлична.

Он дружески толкнул было Звайна в плечо, чтобы поддержать его и убедить, что тот всегда может рассчитывать на него, но Звайн решил, что пришло время немного побороться, Руари присоединился, так что очень скоро они все уже полностью занялись своими шумными играми и незаметно добрались до самой деревни.

— Тебе потребовалось слишком много времени, чтобы добраться сюда!

Высокий женский голос вырвал их из игры и они остановились с пылающими от стыда лицами.

— Мы немедленно вышли, как только я услышал твое слово. Просто я был глубоко в роще, — быстро соврал Павек. — Им пришлось ждать меня, вот они и забрались в бассейн.

— А тем временем Квирайт мог бы быть уничтожен, — возразила Акашия, поверив лжи, решил Павек, но неубежденная ею.

И кроме того, решил он, вряд ли было возможно уничтожить Квирайт за полдня. Сначала необходимо было прорваться через баррикады и преодолеть рвы, которые они вырыли перед битвой с Экриссаром, а Акашия распорядилась еще и увеличить. Квирайт должен был быть окружен настоящими заграждениями, шедшими по краю зеленых полей, так она решила. К тому времени, когда они были закончены, деревня оказалась в кольце двух стен, высотой в рост эльфа, с частоколом на вершине внутренней, и рвом с острыми кольями на дне между стенами.

— Предполагалось, что ты будешь образцом для всех, Павек, — продолжала она. — Твоя роща — самое сердце Квирайта. Если тебе все равно, что же тогда говорить о других? Они все следуют твоему примеру. И не только Руари и…

Но Акашия не назвала имя Звайна, даже ненароком. Мальчишка спрятался за спиной Павека.

— Не только эти двое, но и все остальные. Ты должен быть настороже все время.

— Но Телами не обеспокоена, — резко оборвал ее Павек, думая больше о Звайне, чем о результате, который его слова произведут на Акашию.

Он как будто ударил ее кулаком, во всяком случае на ее лице появилось выражение шока и боли.

— О, — сказала она тихо и загадочно. — О, я этого не знала. Бабушка никогда не появляется в моей роще и не приходит в деревню. Но я очень обеспокоена. Хотя и знаю, что пока он, — она ткнула пальцем в направлении Звайна, — этот маленький прихвостень Элиссара, бегает, прыгает и смеется, ничего плохого быть не может. Нам не о чем беспокоиться, пока он счастлив.

— Извини, если я сказал что-то не то, — сказал Павек, не обращая внимание на кулак Звайна, ткнувший его в спину. — Я знаю, это тяжело для тебя, без рощи Телами или без возможности поговорить с ней. Если есть что-нибудь, что ты хочешь спросить у нее, я могу…

И опять он сказал что-то совсем не то.

— Мне не нужна твоя помощь, высший темплар Урика!

Челюсть Павека отвисла; она никогда не называла его так.

— Ну, чего молчишь, это же ты, не правда ли? Через Кулак Солнца идет женщина, идет прямо в Квирайт, как если бы она точно знает, где он находится, и в ее голове есть только одна мысль: Найти Павека, высшего темплара Урика. Не какого-то темплара, не темплара нижнего ранга из гражданского бюро, но высшего темплара. Почему бы тебе не сделать хоть что-нибудь полезное: например пойти навстречу и приветствовать ее.

Павек стоял, не говоря ни единого слова. Смущенный, он всплеснул руками, не зная что сказать. У него не было ни малейшего понятия, кто это может быть. Если бы здесь была хоть часть мерцающего зеленого тела Телами, он мог бы схватить ее и трясти, пока бы ее зубы не застучали, но теперь он пробормотал что-то непонятное в направлении Акашии и пошел к Кулаку, с Руари и Звайном, укрывавшимся в его большой тени.