О хане Кучуме мы выяснили почти все, что доступно нам из имеющейся исторической литературы и документальных источнике». Перейдем теперь к его противнику Ермаку. Оба они, и чингизид Кучум, и казак Ермак, словно родные братья-близнецы, остались в памяти народа, и история одного из них будет неполной без судьбы другого.

Странно, точно по чьему-то заказу, складывается порой история: и о Ермаке мы знаем не так много — не больше, чем о Кучуме. Его биография, жизнь до завоевания Сибири, обстоятельства гибели и погребения содержат немало тайн. Историки прошлого и настоящего все еще ломают голову над многими загадками жизни и смерти не только Кучума, во и его противника.

Но вначале остановимся на предыстории похода Ермака в Сибирь; как получилось, что, по определению Η. М. Карамзина, «малочисленная шайка бродяг, движимых грубой алчностью к корысти и благородной любовью к славе, приобрела новое Царство для России, открыла второй новый мир для Европы…».

Сибирь не была для Руси, русских людей землей неизвестной. Новгородцы, например, торговали с угорскими племенами уже в XI в. Их неудержимо звали на восток — за Урал, в Сибирь — сокровища новой земли, морские промыслы и пушные богатства. И даже образование в Западной Сибири вначале Тюменского, а затем и Сибирского ханств не остановило этого движения. В 1465, 1472, 1483 годах русские воеводы не раз отравлялись в Приуралье и Зауралье для сбора дани, заходили в глубь страны. Так, в 1483 году воевода Федор Курбский с отрядом воинских людей дошел до Тобола, Иртыша и Оби: его экспедиция длилась несколько месяцев. Однако это были эпизодические походы. Прошло еще 100 лет, прежде чем русские казаки и крестьяне вплотную подступили к границам Сибири, основали свои поселения на Урале, нижней Волге и Яике. Лишь после этого появились объективные возможности для захвата, колонизации и хозяйственного освоения сибирских земель. Например, в 1567 году по повелению царя Ивана Грозного ходили за Урал, в Сибирь казачьи атаманы Иван Петров и Бурнаш Ялычев с грамотами к государям тех мест. Они добрались даже до Пекина и благополучно вернулись обратно.

После утверждения на сибирском троне хана Кучума начинается соперничество за власть в регионе между ним и Москвой. С 1572 года, как уже говорилось, Кучум переходит к открытым враждебным действиям. В июле 1573 года Мухаммед-кул с войском прошел через Уральские горы до реки Чусовая и опустошил всю округу. Кучум ставил далеко идущие цели: пользуясь занятостью Руси войной в Ливонии, военной слабостью в Приуралье, он хотел покончить с русским влиянием повсюду — от южного Урала и до низовьев Оби у океана. Войска хана и зависимых от него князьков постепенно прибирали к рукам местные племена, которые ориентировались на Русь и платили ей дань.

Начиная с 1574–1575 гг. известные пермские солепромышленники Строгановы (по преданию, их далекий предок был выходцем из Золотой Орды) стали активно готовиться к завоеванию Сибири, и поход Мухаммед-кула явился удобным предлогом для этого. Глава торгового дома Семен Строганов и его племянники Максим и Никита обратились к царю за разрешением идти в Зауралье, строить там городки для защиты от набегов Кучума. Московское правительство одобрило план Строгановых и фактически разрешило им начать войну с Сибирским ханством. 30 мая 1574 года царь Иван IV пожаловал Строгановым грамоту о том, что они могут идти за Урал, строить укрепления на Тоболе и вести войну с Кучумом для освобождения данников России, а также заниматься торговлей с Казахской степью и Бухарой. Для этого царь позволил создать крепости на Иртыше и Оби, держать там воинские гарнизоны с «огненным боем». С точки зрения международных отношений того времени это фактически означало завоевание суверенного Сибирского ханства, т. е. неприкрытую агрессию против соседнего государства, пусть даже и враждебного, но независимого и самостоятельного. Кучум, естественно, таких захватнических целей в отношении России не ставил, а стремился не допустить дальнейшего проникновения русских за Урал, в его собственные земли, поступая в соответствии с практикой того времени.

Иван Грозный, разрешая Строгановым присоединение новой территории, предложил ориентироваться на собственные воинские силы и средства, набирать добровольцев для похода из казаков, местных народов всех, кто пожелает идти в Сибирь. В грамоте царь писал: «А на сибирского Якову и Григорию збирая охочих людей, и остяков, и вогулич, и югрич, и самоеды, с своими наемными казаки и с нарядом своим посылати воевать, и в полон сибирцев имати и в дань за нас приводити».

В 1572 году купцы Строгановы имели в своем распоряжении, помимо вотчинных отрядов, вооруженных артиллерией, тысячу волжских казаков с пищалями, но тем не менее они не решились сразу же осуществить планы завоевания Сибири, так как наличных сил для такой грандиозной военной экспедиции было маловато. По некоторым данным, в 1572 или 1574–1575 годах царь Иван Грозный присылал в Сибирь полкового воеводу князя Афанасия Лыченицына с ратными людьми для разведки обстановки и войны с Кучумом. Однако поход этот оказался крайне неудачным. Отряд воеводы был наголову разбит кучумовыми войсками, а все снаряжение: пушки, ядра, порох, свинец, пищали — было захвачено противником. Многие ратники погибли и попали в плен, и только некоторые сумели спастись, бежав через горы обратно в русские земли.

Напуганные таким оборотом событий, Строгановы и не помышляли о завоевании Сибири, а больше думали об обороне, о том, как уберечься от набегов воинственного хана, одно имя которого наводило ужас на жителей зауральских владений.

Ясно было, что для длительного похода и покорения громадной территории нужны немалые воинские силы, причем опытные, хорошо обученные и вооруженные, т. е. беспощадные профессиональные наемники, воюющие за плату, не боящиеся трудностей возможной длительной и кровопролитной борьбы.

Для такой роли как нельзя лучше подходили вольные донские, волжские, яицкие и другие казаки, для которых война, набеги, грабежи были привычным, профессиональным занятием, средством для существования.

О невиданной жестокости и алчности казаков ходили легенды, которые, впрочем, опирались на реальные факты. Например, летом 1580 года отряд яицких казаков внезапным набегом захватил столицу Ногайской Орды город Сарайчик на Яике. Казаки подвергли город беспощадному разгрому и грабежу, перебили ни в чем не повинное мирное население, захватили богатую добычу. Ногайский князь У рус пожаловался царю на казаков, упомянув, что в поисках сокровищ они даже пошли на такое неслыханное злодейство, как осквернение могил умерших. Сарайчик был знаменит своим древним великолепным кладбищем, где были захоронены многие выдающиеся люди эпохи Золотой Орды, Ногайской Орды, Казахского ханства (там находился, в частности, мавзолей казахского хана Касыма, жившего в конце XV — начале XVI вв.). Η. М. Карамзин подтверждает факт захвата города казаками и сообщает, что они «не оставили камня на камне и вышли с знатною добычей, раскопав самые могилы, обнажив мертвых».

В ответ на жалобу У руса московские власти сообщили, что «воровать на Сарайчик приходили беглые казаки, которые, бегая от нас, живут на Тереке, на море, на Яике, и на Волге, казаки донские, пришед с Дона, своровали…. Но, впрочем, источники упоминают, что нападение казаков на Сарайчик было произведено по подсказке самих царских властей, которые таким образом хотели запугать ногайцев, держать их в покорности. Последствием разбоя стал уход ногайских племен из района Сарайчика ближе к устью Яика и в сторону Хивы, подальше от казачьих отрядов.

Вот к этим самым вольным казакам решили обратиться за военной помощью Строгановы для реализации своих планов покорения Сибирского ханства.

Так кто же такие казаки? Попытаемся вкратце ответить на этот вопрос, опираясь на доступные исторические сведения и исследования. В. В. Бартольд писал, что слово «казак» тюркского происхождения и означает «разбойник», «мятежник», «авантюрист», хотя достоверного этимологического объяснения этого термина нет. Казаками также считали часть народа, отделившуюся от своего государя или соплеменников. Впервые термин «казак» появился в источниках XV века. В России он стал применяться в эпоху владычества татаро-монгол, был заимствован из тюркского языка и первоначально употреблялся во многих значениях, например, казаком считали человека «без семьи и имущества», и только потом в военном смысле.

Дореволюционная военная энциклопедия также писала, что слово «казак» не русского происхождения, а, вероятно, тюрко-татарского, и значит «вольный», «свободный». Русские люди, бежавшие от своих помещиков, искавшие в южных степях свободы и простора, мешались с остатками живших здесь племен, татарами, и образовывали военные товарищества — общины.

Авторитетная энциклопедия Брокгауза и Эфрона утверждает: «Казачество — одно из оригинальных и крупных явлений исторической жизни двух главных племен русского народа: велико и малороссов… Казацкие общины долго имели серьезное значение в общем ходе истории народа, являясь защитниками и колонизаторами границ…» Далее энциклопедия сообщает, что слово «казак» татарского происхождения (т. е. тюркского) и татарские казаки в смысле вольных, не подчинявшихся ханской власти военных отрядов, известны раньше казаков русских. Так, уже в XV в. упоминаются казаки азовские, перекопские, аккерманские. И это породило аналогичное явление и в русском быту.

Представители русской дореволюционной буржуазной историографии видели в казаках носителей смуты, анархии, беспорядка, противостоящих государственным началам в устройстве общества. С. М. Соловьев, например, писал, что казаки были «людьми безземельными, бродячими», жили за счет чужого труда, грабежа, походов и набегов.

Едва в начале XV века некогда величественная и единая Золотая Орда стала терять свое могущество и начала распадаться на ряд враждовавших между собой орд, улусов и ханств, усилился поток русских крестьян, бежавших от жестокого феодального гнета за пределы государства, в «Дикое поле» (так называли русские люди степь между Волгой, Доном и Днепром). Вольные степи манили их обилием свободных земель и угодий, богатыми рыбными и звериными промыслами, а также возможностью жить за счет войн и грабежа окрестных народов.

В то время могучие и бескрайние просторы степей были настоящей целиной, покрытой роскошным убором трав. Всадник полностью скрывался в этой траве, утопал в ней как в зеленом море. Под напором ветра степь струилась как живая с волнами ковыля. Вдоль рек росли дремучие, непроходимые леса, где скрывались хищные звери: медведи, барсы, рыси. В степи бродили стада непуганых зверей: проносились могучие тарпаны — дикие лошади, быстроногие и пугливые сайгаки, дикие козы, зайцы, лисицы, волки; реки и озера были заполнены разной птицей, не боявшейся человека. В этом диком степном раздолье искали спасения разные люди, бежавшие от нищеты, войн, от своих и чужих угнетателей.

Волна за волной сменяли население этой степи разноязыкие племена и народы: скифы и сарматы, хазары, затем появились кочевые племена печенегов, кыпчаков (половцев по-русски), их вытеснили монголо-татары, а после крушения Золотой Орды в этих краях появились казаки.

Смелые, мужественные, закаленные люди приходили в степь с разных сторон искать счастья и привольной жизни. Они встречались тут с коренными жителями, соединялись, мешались с ними, в результате чего и было положено начало донскому казачеству. Перероднившись со степняками, пришельцы и видом своим стали сильно отличаться от русских людей: черноволосые, черноглазые, с кривыми ногами и острыми глазами, с речью, в которой преобладали тюркские, а не русские слова. Так как местные племена были кочевыми, то и первые казаки заимствовали их образ жизни, стали полукочевниками, обзавелись лошадьми, луком и стрелами, а позже и ружьями. Выбирали себе атаманов и ходили в широкую степь за добычей в неизведанные края. Многое они переняли от тюрков-кочевников: ловкость, смелость, умение обращаться с конем, скрываться в густой траве, «читать» следы в степи, ориентироваться по звездам, переправляться с конем через широкие реки, — и даже превзошли в этом своих учителей, ставших затем врагами.

Первоначально число русских переселенцев в южных степях было невелико, и ши в основном присоединялись к аулам кочевнике», таких же беглецов, отставших от своего рода и называвших себя «казаками», т. е. вольными, свободными людьми. Те охотно принимали в свои ряды пришельцев с севера, из Руси, как, впрочем, и отовсюду: с Кавказа, из Крыма, Польши, Украины, Литвы и других краев. Совместная жизнь, общая для всех угроза постоянных нападений врагов сплачивала их, вела к созданию своеобразных смешанных тюрко-славянских общин казаков.

На первых порах становления казачества в его среде преобладали выходцы из тюркской общины: ногайцы, крымские татары и пр. В 1538 году московские послы в Ногайской Орде отметили, что «на поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные… а и наших украин казаки, с ними смешавшись, ходят». Поэтому прав дагестанский ученый-историк М. Аджиев, утверждающий, что в своей основе казаки — это вначале люди тюркского, т. е. половецкого, или кыпчакского происхождения, в т. ч. и кумыкского, — древние кочевники степи до эпохи Золотой Орды, которые затем постепенно, на протяжении веков, в результате смешения со славянами, превратились в русских казаков. Не все ученые принимают его точку зрения, но рациональное зерно в его рассуждениях, бесспорно, есть. Например, цдиим из первых известных атаманов донских казаков был некий Сары-Азман, чье имя говорит о его, безусловно, тюркском происхождении.

Но постепенно приток с севера усиливался и русские стали численно преобладать среди казаков — донских, волжских, терских, днепровских и других. Они стали все больше беспокоить окрестные народы и государства своими непрерывными войнами, набегами и грабежами. Турецкий султан, персидский шах, крымский хая и ногайские князья неоднократно жаловались русским царям на нападения казаков. Москва отвечала, что эта вольница им не подчиняется, также грабит и царских послов, купцов, торговцев, служилых людей и что с нею нужно поступать как с людьми воровскими. Тем не менее царские власти не раз использовали казаков для достижения своих военных и дипломатических целей и задач, как в случае с нападением яицких казаков на Сарайчик летом 1580 года.

Все это дало основание, например, Η. М. Карамзину сделать следующий «горделивый» вывод о деяниях казаков: «От Азова до Искера гремела слава их удальства, раздражая Султана, грозя Хану, смиряя Ногаев, утверждая власть Московских Венценосцев над севером Азии».

Во второй половине XVI века особенно участились грабежи на Волге — главной торговой артерии государства после захвата Казани и Астрахани. Волга притягивала к себе жадные взоры казаков с Днепра, Дона, Терека и Яика богатыми купеческими караванами, прибрежными городами, возможностью поживиться добычей с берегов Персии и Азербайджана.

Одним из самых известных казачьих атаманов на Волге и Оке в то время был некий Ермак. Вот к этому самому Ермаку и решили обратиться Строгановы за помощью, призвать к себе на службу его казаков для последующего использования в завоевании Сибирского ханства Кучума. То ли по подсказке, то ли по прямому поручению московского правительства в апреле 1582 года прибыл на Волгу к казакам посланец от Строгановых с предложением поступить на службу к богатым — купцам. Скорее всего правительство хотело разом убить двух зайцев: избавиться на Волге от шаек казаков и использовать их в Сибири против Кучума. И этот план удался.

На казачьем кругу, при впадении реки Самары в Волгу обсуждался вопрос — идти или не идти казакам к купцам Строгановым на службу. Строгановская летопись так передает атмосферу бурного обсуждения казачеством этого предложения: «И собрався на устье матки Самары реки, на крутом на красном берегу, на желтом на сыпучем на песочку, не ратная труба протрубила, говорил атаман Ермак Тимофеевич: «О, есте, братцы атаманы и казаки донские, яицкие, волжские и терские, думайте думу, братцы, с цела ума, чтоб на не процуматца: на Волге нам жить — ворами слыть, а на Дону нам жить — казаками слыть, а на Яик итти — переход велик, а се добычи нет… И мы только ныне не пойдем таким честным людям на помогание, и они на нас станут писать к Москве непослушание государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа России, и государь на нас раскручинитца, велит нас переимать и по городам разослать и по темницам росшажать, а меня, Ермака, велит государь царь повесить: потому что большому человеку большая и честь бывает. А только мы государю царю вину принесем, а таких честных людей послушаем и к ним на спомогание пойдем, и они об нас станут писать милостивыя и благоприятный словеса к государю… и государь царь до нас умилитца и отдаст нам пеню великую вину».

По существу, перед казаками стояла альтернатива: или идти на службу к Строгановым и тем самым заслужить себе прощение за все прошлые грехи, или оставаться на Волге, продолжать заниматься грабежом царских и купеческих караванов и рано или поздно попасться в руки царских отрядов и погибнуть. Сам Ермак, как видно из его аргументированной речи, склонялся к тому, чтобы принять предложение купцов и пойти на Урал. Большинство казаков во главе со своим атаманом решили все-таки отправиться в дальние края, к Строгановым, заслужить себе и царское прощение, и славу новую. Немаловажное значение в этом решении сыграло обещание купцов взять казаков на довольствие, т. е. обеспечить едой, обмундированием и оружием за верную службу.

Погодинская летопись сообщает, что перед уходом к Строгановым Ермак с казаками обитал на Яике при впадении в него реки Илек, на острове Кош-Яик, в казачьем Голубом городище. Согласно этой летописи, Ермак с Яика вышел к реке Иргиз — левому притоку Волги, затем по Иргизу добрался до Волги, по ней поднялся до Камы, а оттуда до городков Строгановых на реке Чусовой.

Купцы встретили их гостеприимно, устроили изобильный пир, не скупились на угощения и обещания в обмен на верную службу. Так у Строгановых появились вольные казаки во главе с атаманом Ермаком. Рассказывают, что Ермак якобы даже женился на одной из внучек купца Аники Строганова. По большинству источников Ермак вообще не имел семьи.

«Родом неизвестный, душой знаменитый»?

Так назвала Ермака одна из сибирских летописей. Родом он точно был неизвестен, а вот насчет души его необходимо разобраться, действительно ли он был таким, каким его изображала российская буржуазная историография и изображает нынешняя: великодушным, мужественным патриотом родной земли, отдавшим жизнь за интересы русского народа, — или образ Ермака все-таки несколько другой. Ермак мифический и Ермак реальный — это два совершенно разных портрета.

Вообще в истории похода Ермака в Сибирь многое спорно и неясно. Кто он — Ермак, когда прибыл на службу к Строгановым, сколько времени находился у них, когда начался его поход и сколько времени он длился, какова была численность его отряда — все это вызывало и продолжает вызывать дискуссии среди ученых краеведов, писателей-«ермаковедов».

Прежде всего о самом атамане. Сведения о нем крайне скупы и противоречивы. Вызывают споры два основных вопроса: биография Ермака и (щенка завоевания им Сибири.

Не сохранились документальные данные о месте и времени рождения Ермака. Ремезовская летопись сообщает, что родился он в 1550 году. Достоверно известно, что до похода в Сибирь он около 20 лет «полевал» в степи, т. е. вел обычную жизнь казака на Волге и Дону: воевал, ходил в походы, грабил купцов, в составе русских войск участвовал в войнах с поляками, шведами. Таким образом, получается, что Ермак чуть ли не с малых лет «казаковал», приобщился к воровскому ремеслу и всю свою сознательную жизнь занимался этим, поскольку не знал ничего другого. После смерти Ермака многие русские волости и деревни, казачьи станицы и городки, естественно, стали оспаривать честь считаться его родиной.

Многие сведения из родословной Ермака носили сказочный, фантастический характер, были вымышлены от начала до конца. Есиповская летопись передает, например, целое сказание о происхождении Ермака, якобы написанное им самим, о том, что он из рода суздальских посадских людей, зовут его Василий Тимофеевич Аленин, а Ермак его прозвище, данное ему казаками. Утверждение, что Ермак собственноручно написал свою родословную, звучит более чем сомнительно. В это время даже не все родовитые бояре имели родословные книги. А неграмотному и вольному казаку на Волге подробная генеалогия и вовсе была ни к чему. Ученые считают, что многие мифы о Ермаке были сочинены по заказу купцов Строгановых для собственного прославления и поэтому не заслуживают большого доверия.

Ермак — христианское это имя или прозвище? Историки приписывают атаману около десятка различных имен: Ермак, Ермолай, Ермил, Герман, Василий, Тимофей, Еремей и др. Но наречение Ермаком христианская церковь не практиковала. Многие считают, что атамана звали на самом деле Ермолаем, а для краткости — просто Ермаком.

Скорее всего, Ермак — не имя, данное ему от рождения, а прозвище, которое дали ему такие же, как и он сам, вольные казаки. По В. Далю «ермак»— это «малый жернов для ручных крестьянских мельниц». По другой версии «ермак» означает артельный котел, или «таган» по-тюркски. Якобы после набегов Ермак как атаман всю добычу складывал в общий котел и затем делил между казаками. Отсюда будто бы и пошло его прозвище «таган», которое затем трансформировалось в имевшее хождение в русском языке слово «ермак».

Хотя имя или прозвище Ермак довольно редкое и необычное, оно уже встречалось на Руси в то время. Даже среди людей Строгановых в их пермских владениях в те годы жили два человека с таким именем — Ермак Морок и Ермак Еэовщнк. А известный историк Сибирского казачьего войска Г. Е. Катанаев, хорошо знавший документы раннего периода завоевания края, считал, что в тот период одновременно действовали три атамана-тезки — Ермаки.

По летописным сведениям, Ермака в обиходе называли также и «токмаком», словом явно тюркского происхождения: «токмачить» означало примерно «толочь», «толкать», «бить», «колотить». Такое прозвище могли дать человеку громадной физической силы, а Ермак и был таким, поэтому его и выбрали атаманом.

Прижизненных изображений Ермака не сохранилось, и вполне возможно, что их вообще не было. Казачьему атаману ни к чему было увековечивать свое изображение, да к тому же искусство портретной живописи на Руси в то время было еще не развито. А после завоевания Сибири, когда Ермак стал знаменитой личностью, он постоянно, до самой своей гибели, находился там, на завоеванной территории, и у него не было возможности заботиться о своих портретах, да и некому было запечатлеть его для потомков. Первые изображения Ермака на иконах и картинах появились лишь через сто лет после завоевания Сибири. Два таких портрета приведены в книге Д. И. Копылова.

Наиболее близок к реальному Ермаку, считают ученые, портрет его, вернее описание внешности атамана, данное известным историком и географом С. У. Ремезовым со слов сподвижников Ермака: «вельми мужествен, и разумен, и человечен, и зрачен, и всякой мудрости доволен, плосколиц, черн брадою и волосы прикудряв, возраст средней, и плоек и плечист». Разумеется, казаки Ермака дали ему самые возвышенные и поэтические оценки, показав его как былинного богатыря. Не случайно в народных преданиях Ермака стали называть младшим братом знаменитого героя русских былин Ильи Муромца.

После публикации известной статьи А. И. Солженицына «Как нам обустроить Россию?» и разгоревшейся затем полемики вокруг нее, интерес к личности Ермака стали проявлять и казахстанские ученые. Появились обстоятеяьные материалы академика М. К. Козыбаева, и ученого краеведа С. Жаксыбаева, писателей и публицистов.

Я разделяю мнение академика М. К. Козыбаева о том, что Ермак вполне мог быть выходцем из какого-то тюркского племени, сбежавшим от наказания за тяжелое преступление подальше от родных мест и ставшего личностью отверженной. Мы уже говорили, что на начальном этапе становления казачества в нем преобладал тюркский элемент, так как тюрские кочевники в это время еще господствовали в южных степях. Не случайно первыми атаманами смешанных казачьих общин были представители местных племен. Русские беглецы в степи подчинялись на первых порах тюркским вождям. Уже упоминалось, что одним из первых атаманов донских казаков был некий Сары-Азман, человек, может быть, ногайского происхождения. Вообще, настоящими природными казаками по неписанной традиции считались те, в крови которых имелась примесь крови местных народов — крымских татар, ногайцев, турок, кавказцев и прочих. Такие казаки были наиболее авторитетными, так как знали язык, обычаи, традиции местных народов, умели общаться с ними. Их чаще всего и выбирали атаманами.

Например, документально установлено, что матерью знаменитого вождя крестьянского восстания XVII века Степана Разина была турчанка, захваченная в плен его отцом во время похода в Турцию. Не случайно турки называли С. Разина «тума», т. е. родственник, и явно симпатизировали ему. Есть сведения, что матерью другого известного лидера крестьянского бунта XVIII века Емельяна Пугачева также была турчанка. Да и позже подобное было нередким. Например, матерью одного из предводителей белого движения в период гражданской войны генерала Л. Г. Корнилова, родившегося в Каркаралинске, была крещеная казашка.

На возможное тюркское или смешанное тюрко-славянское происхождение Ермака указывает и описание его внешности, где говорится, что он плосколиц, чернобород, телом коренаст, то есть явно степного вида. Ему вторит и описание, данное Η. М. Карамзиным: «Он был видом благороден, сановит, росту среднего, крепок мышцами, широк плечами; имел лицо плоское, бороду черную, волосы темные, кудрявые…». Да и в казачьем отряде Ермака было немало самого разного беглого сброда: русских, татар, литвы, немцев, ногайцев, украинцев, поляков, других людей без рода и племени, промышлявших на Волге, Дону, Яике и других местах грабежами, разбоем, убийствами послов и купцов, за что заочно царь приговорил их к смерти. Это были наемники своего времени, готовые за плату и пищу воевать где угодно и с кем угодно.

Лишь значительно позже, после покорения Сибири и присоединения ее к России, народная молва, церковь и официальная историография возвели их в ранг мучеников, погибших якобы за веру и родную землю, прославили как легендарных и романтических богатырей, защитников святой Руси. Вот с такими захватчиками предстояло биться хану Кучуму и его воинам, защищая Сибирь от непрошеных гостей.

Прав Η. М. Карамзин, утверждающий, что «завоевание Сибири во многих отношениях сходствует с завоеваниями Мексики и Перу», а атаман Ермак — это «Российский Пизарро». П. И. Небольсин, хотя и восхищался подвигами Ермака и казаков, все же был вынужден отметить, что «высоких помыслов не могли разделять все пятьсот его товарищей: казачество, набеги, грабежи — были их стихиями. Не с чистыми целями товарищи его пошли в Сибирь, безчестно хотели бежать оттуда от Кучума, безчестно и убежали наконец, после смерти Ермака, все до одного — и тогда только царское войско покорило нам Сибирь».

Как и испанские, английские и другие европейские завоеватели, казаки огнем и мечом покоряли мирные народы, беспощадно истребляли всех, кто оказывал им сопротивление, защищая родной край. Тот же П. И. Небольсин указывал, что «улусники были в необходимости защищать ту землю, которая им принадлежит по праву». А. Н. Радищев также писал: «Сибирские татары искали защищения против России. Хотя Кучум был их завоеватель, но был их единоплеменник, был единого с ними исповедания; был отрасль славного поколения; то хотя для Сибирских Татар и был чужестранец, но иго его легче могло казаться ига Россиян: они представлялися им ужасными… отвращение Татар к Россиянам должно было быть велико».

Поход в Сибирь

Дискуссионным является и вопрос: кому принадлежала инициатива завоевания Сибири — московскому правительству Ивана IV, купцам Строгановым или самим казакам Ермака?

К 1580–1582 гг. обстановка на международной арене изменилась, и не в пользу Руси. Затяжная Ливонская война подорвала окончательно все силы и ресурсы государства, требовались время и мир для восстановления страны. В этих условиях правительство Ивана Грозного проводило крайне осторожную политику на южных и восточных границах, чтобы не оказаться втянутым в войну на два фронта. Поэтому предпринимались все меры для того, чтобы избежать военных действий с Турцией, Крымским ханством, Ногайской Ордой и Сибирским царством.

Изменилась ситуация и для Строгановых, причем также в худшую сторону, чем в 1574–1575 годах. Сибирское ханство Кучума значительно окрепло и представляло собой опасную силу. Ногайская Орда также предпринимала враждебные действия против России. На территории бывшего Казанского ханства, в Поволжье и Прикамье началось восстание нерусских народов против царского гнета, которое длилось почти три года. В таких условиях Строгановым приходилось думать больше о сохранении своих прежних владений, а не о приобретении новых земель. Поэтому им пришлось на время отказаться от захватнических планов в отношении Сибири. К тому же они переживали немалые экономические трудности в связи с неудачным ходом Ливонской войны.

Об изменении восточной политики Москвы свидетельствовали и грамоты Ивана IV Строгановым. Летом 1581 года пелымский князь Аблай-Керей вторгся во владения Строгановых, чем сильно напугал их. Они обратились к царю за разрешением нанимать для обороны казаков и других людей. Царь грамотами от б ноября и 20 декабря 1581 года разрешил им нанимать охочих людей для отражения набегов пелымских вогулов (или манси), повелев им стоять всем вместе против общего врага, в данном случае только против конкретного неприятеля — пелымского князя. О Кучуме в грамотах вообще нет речи, не говорилось и о проведении наступательных действий против Сибирского ханства. Ясно, что Москва не хотела в тех условиях втягиваться в войну с Кучумом. А сами Строгановы даже не имели сил не только для завоевания Сибирского ханства, но даже и для защиты от малочисленных племен вогулов, которые безнаказанно грабили их территории.

И даже позже, когда в Москве узнали о несанкционированном походе казаков Ермака в Сибирь, царь Иван Грозный 16 ноября 1582 года прислал Строгановым гневную грамоту, в которой осуждал их за самовольные действия, могущие привести к широкомасштабной войне с Кучумом, к которой тогда Москва не была готова ввиду отсутствия на Урале достаточных воинских сил. Царь обвинял купцов, что они сами виноваты, так как «задирали вогулов, вотяков, пелымцев, ссорили нас с сибирским салтаном; а вольных атаманов к себе призвали, воров наняли без нашего указу», которые раньше грабили ногайских послов. Царь требовал незамедлительного возвращения назад отряда Ермака.

Летом 1582 года старший сын хана Кучума султан Али во главе отрядов пелымского князя вторгся во владения Строгановых. Но здесь его ждали казаки Ермака, прибывшего на службу к купцам 28 июня. В середине августа на реке Чусовая прошли жестокие бои между казаками и воинами Али, в которых последние потерпели поражение. Для Али появление у Строгановых отрядов хорошо вооруженных, дисциплинированных и стойких бойцов было полной неожиданностью, расстроило его планы соединения с восставшими племенами черемисов. Потерпев неудачу в столкновении с казаками, Али обошел стороной укрепленные строгановские городки и неожиданно напал на незащищенный Соль-Камский (ныне Соликамск). Город был захвачен, подвергнут разгрому и сожжен. От Соль-Камского отряды Али поднялись вверх по реке Кама и 1 сентября атаковали главную крепость Пермского края Чердынь, где надолго застряли.

Казаки после первых схваток с отрядами Али, убедились в своем превосходстве, в более низкой, чем предполагалось, боеспособности сибирских воинов, вооруженных только холодным оружием, оценили силу и выявили недостатки отборного ханского войска. Допросив пленных, Ермак и его атаманы узнали, что хан Кучум отправил с Али самых лучших своих воинов и огланов и в данный момент не располагает достаточными силами для обороны ханства и столицы. Исходя из этой конкретной ситуации, Ермак решил нанести неожиданный удар в самое сердце ханства и захватить Искер. Казаков воодушевлял и удачный набег 1580 года, когда они сумели так же неожиданно захватить столицу Ногайской Орды город Сарайчик на Яике. Многие воины Ермака участвовали в том набеге и были уверены в успехе и на этот раз. Таким образом, решение о походе в Сибирь было принято самими казаками, по собственной инициативе, а не Строгановыми, которые думали больше об обороне, а не о захвате Сибирского ханства. Мысли о внезапном набеге в Сибирь пришли к казакам именно после первых столкновений с воинами Али. Окончательное решение было принято по обычаю на казачьем кругу.

1 сентября 1582 года, пока отряды Али были заняты на Каме, 1650 человек (по другим данным 540) во главе с Ермаком и другими атаманами на свой страх и риск отправились завоевывать далекую и неизвестную страну — Сибирское ханство грозного царя Кучума. Момент для этого был самый подходящий, другой такой возможности могло и не быть. Только быстрое и внезапное нападение могло принести казакам победу.

Что из себя представляло воинство Ермака? В основном это были казаки: волжские, яицкие, донские и терские; их насчитывалось примерно 540 человек и 50 служилых людей Строгановых, остальные — разный гулящий сброд. Численность отряда, конечно же, была невелика, но зато это были закаленные в непрерывных войнах и набегах бойцы, умевшие переносить любые трудности, обладавшие большим военным опытом борьбы с кочевниками, хорошо вооруженные, с крепкой дисциплиной. Преимущество казаков состояло прежде всего в наличии мощного огнестрельного оружия, которого не было у воинов Кучума. В XVI веке в русской армии только пехоту вооружали пищалями, но «огнестрельный снаряд не уступал лучшему в Европе».

Сам атаман Ермак до похода в Сибирь около 20 лет находился на ратной службе, пройдя путь от кашевара до признанного казачьего атамана, приобрел необходимые организаторские способности, огромный боевой опыт и известность среди казаков, готовых идти за ним в огонь и воду. В его отряде большое значение придавалось железной воинской дисциплине. По преданию, со времен Ермака у казаков установился обычай наказывать за измену и трусость приговором: «в куль да в воду». Провинившегося сажали в мешок, наполненный камнями или песком, опускали на веревке в воду и держали до тех пор, пока он не задыхался. Существовали и другие жестокие наказания за предательство: вешали за ноги на специальном якоре или выводили предателя за границу укрепления, разрубали его пополам, одну половину тела оставляли на своей стороне, другую перебрасывали на неприятельскую.

Приняв решение о набеге в Сибирь, казаки сразу же принялись за строительство стругов. Они разбились на артели, и каждая работала над сооружением своего корабля. Струги — это длинные, легкие, беспалубные одномачтовые лодки, борта которых обшивали пучками камыша для устойчивости и защиты от пуль. От 40 до 80 казаков садились в такие судна за весла и развивали большую скорость. На стругах устанавливались небольшого калибра огнестрельные орудия, имелись запасы пищи и воды. Хмельные напитки брать в поход запрещалось под страхом смертной казни.

Большие струги были построены за две, малые — за одну неделю. В речной флотилии Ермака насчитывалось около ста судов, преобладали легкие — на 20 человек с вооружением, боеприпасами и продовольственным запасом. Длина такого струга была 10–20 метров, ширина два-три, осадка не превышала одного метра, что позволяло передвигаться по мелководным рекам.

Казаки были хорошо вооружены. Они прибыли к Строгановым со своим огнестрельным оружием, добытым в прежних боях или полученным во время службы в царских войсках. У них были самопалы, фитильные пищали, самострелы, аркебузы, холодное оружие: сабли, пики, рогатины, топоры, кистени, бердыши, чеканы, ножи, луки со стрелами. Помогли и Строгановы. К началу похода в отряде Ермака имелись, в придачу к названному, три полковые пушки, скорострельные семизарядные пищали (одна на 10 человек); на каждого казака Строгановы выдали по три фунта пороху и по три свинца. Самому атаману преподнесли именную пищаль.

Строгановы также снабдили каждого казака тремя пудами ржаной муки, выделили по два пуда крупы и толокна, по пуду сухарей, соли, масла и других продуктов. Кроме того, купцы доставили им различные товары и изделия для переговоров с местными жителями, полковые знамена с иконами, по одному на каждую сотню. Всего на экспедицию Ермака было потрачено Строгановыми от 10 до 20 тыс. рублей, сумма по тем временам немалая. Но хитрые и расчетливые купцы надеялись, что все затраты окупятся с лихвой.

Все это снаряжение казаки взяли в долг и обещали, что если вернутся живыми и невредимыми, то заплатят купцам по совести. Как передают летописи, они были уверены в успехе и надеялись вернуться обратно с богатой добычей.

Было избрано командование отряда. Главным походным атаманом стал Ермак, а его первым помощником — атаман Иван Кольцо, хорошо известный казакам еще по совместным грабежам на. Волге. Атаманами также были выбраны Никита Пан, Матвей Мещеряк и Яков Михайлов. Эти пятеро составили руководство отряда. Атаман Богдан Брязга был назначен особым пятидесятником, видимо, кем-то вроде начальника штаба. Некоторые летописи сообщают, что вместе с Ермаком в Сибирь ходил и некий атаман Яргак (Арган, Аргун), но исследователи почему-то считают это известие не соответствующим действительности.

Дружина Ермака делилась на полки, сотни, полусотни и десятки. Были избраны четыре есаула — помощники атаманов, сотники, пятидесятники и десятники. В ходе боев на сибирской земле наиболее хорошо показавшие себя воины назначались на руководящие должности, сменяя прежних командиров, выдвигались в атаманы. С казаками в поход отправились также три попа и с ними старец-бродяга, исполнявшие обязанности священников, кашеваров, лекарей, однако владевших и оружием. Таким образом, наступательный отряд Ермака был прекрасно организован, имел четкую структуру управления, что в итоге и принесло успех.

Перед отплытием Ермак и Строгановы устроили смотр войска, и 1 сентября 1582 года после торжественного богослужения казачья дружина отправилась в Сибирь «сбить с куреня царя Кучума». Как отмечал Η. М. Карамзин; «три купца и беглый атаман волжских разбойников дерзнули без царского повеления именем Иоанна завоевать Сибирь».

Среди ученых было немало споров относительно времени начала похода. Назывались даты от 1577 до 1581 годов, причем последняя считалась наиболее вероятной. Не так давно историк Р. Г. Скрынников на основе более тщательного и всестороннего анализа имеющихся документов установил, что поход начался 1 сентября 1582 года. Автор разделяет эту точку зрения и исходит из нее в изложении дальнейших событий.

Казакам предстояло пройти до столицы Сибирского ханства примерно 1500 км, из них 1200 — вниз по течению рек. До Уральских гор отряд двигался по 15–16 км в день, а за Уралом вниз по сибирским рекам Туре и Тоболу к Иртышу уже проходил по 35–40 км ежедневно. Такая скорость была вполне доступна для стругов, так как казаки имели опыт плавания по Волге, Яику, Каспийскому морю, были хорошими гребцами. На многоводных сибирских реках шли под парусами. По расчетам, за два-три месяца отряд намеревался достичь столицы Сибирского ханства. Выйдя из Чусовского городка Строгановых, казаки поплыли вверх по Чусовой до реки Серебреной, затем волоком тащили струги до реки Баранчук, потом по Баранчуку доплыли до Тагила, а с Тагила добрались до Туры, по ней спустились до Тобола и наконец по Тоболу доплыли до Иртыша. Ермаку удалось решить сложную задачу переброски через Уральские горы целой флотилии речных судов.

А что же в это время происходило в Сибирском ханстве Кучума, ожидал ли он нападения казаков на свою столицу? Какие воинские силы он мог противопоставить Ермаку?

Русские летописи сообщают, что незадолго до прихода Ермака Кучуму были странные видения, т. е., вероятно, сны. Один раз ему привиделся над Искером, над тем местом, где позже русские построили Тобольск, христианский город в воздухе, с церквями, звоном колоколов, вода в Иртыше казалась кровавой, а тобольский мыс выбрасывал золотые и серебряные искры. В другой раз хану привиделся бой между двумя зверями. Белый большой волк пришел со стороны Иртыша, а от Тобола явилась маленькая черная гончая собака, которые грызлись между собой. Победила черная собака, белый волк пал мертвым, долго лежал недвижный, затем ожил, бросился в Иртыш и утонул. Толкователи снов объяснили Кучуму, что белый волк — он сам, а черная собака — это враг, который придет из Руси и захватит его царство. По преданию, Кучум велел разорвать толкователей лошадьми.

Общая численность жителей Сибирского ханства неизвестна, однако сообщают, что у хана было около 30 тыс. данников, плативших ему ясак. По данным Посольского приказа, который занимался сбором сведений о вооруженных силах соседей, Кучум мог собрать армию в 10 тыс. человек. Цифра эта, возможно, преувеличенная, однако ясно, что в любом случае она значительно превосходила отряд Ермака.

Ядро войск Кучума составляли наиболее боеспособные отряды кочевников и ногайская гвардия. В случае военных действий к нему примыкали также зависимые от него беки, мурзы и князьки со своими ополчениями. Кучум мог собрать большую по численности армию, его лучшие воины были храбрыми и мужественными, в рукопашном бою не уступали казакам, однако эта армия не была сплоченной, профессиональной силой, подобно вражеской, для которой война являлась образом жизни, смыслом существования. Ханские воины чувствовали себя уверенно в степи, на открытом пространстве, в стремительной сабельной атаке, где они могли смять пеших противников, но это преимущество терялось на тесных реках, по которым двигались казаки.

Сибирские бойцы из ханской гвардии были знакомы с огнестрельным оружием: участвуя в набегах на Русь, за Уралом, они встречались с ним и уже не боялись ружейного огня. Однако основная масса кочевников, не воинов, а пастухов, скотоводов, охотников и рыболовов, бросалась в паническое бегство при первых же выстрелах пушек и пищалей. Собственного действующего огнестрельного оружия армия Кучума не имела. За несколько лет до прихода Ермака Кучум обратился к крымскому хану с просьбой прислать ему артиллерию для войны с московским царем, однако путь из Крыма до Сибири далек, и оружия хан так и не дождался. По преданиям, две пушки были все-таки привезены в Искер из Казани и установлены на горе у подступа к столице. Но орудия оказались, видимо, неисправными, или с ними не умели обращаться. Во время сражения их просто сбросили в Иртыш, чтобы не достались казакам.

Часть войска — отборные воины, мурзы, беки и огланы во главе с сыном хана Кучума Али — ушла за Урал на владения Строгановых и не сумела вернуться быстро, к тому же Али ничего не знал о неожиданном походе Ермака. Правда, рядом с Кучумом находился его племянник Мухаммед-кул, опытный военачальник и храбрый воин, однако и он оказался бессилен что-либо предпринять без лучших бойцов, ушедших походом на Русь. Еще раз следует подчеркнуть, что Ермак очень точно оценил ситуацию и боеспособность разношерстного кучумовского войска, которое могло безнаказанно нападать на мирных жителей, но не встречалось еще с настоящим противником, таким как казаки, к тому же гораздо лучше вооруженным.

Хан Кучум своевременно получил известие о вторжении русского отряда в его сибирские владения, но не придал этому серьезного значения. Он прекрасно разбирался в русской политике на Урале и знал царский запрет ходить походами в Сибирь, поэтому был уверен, что, как только отряды Али начнут громить уральские владения Строгановых, оставшиеся без военной защиты, русские воеводы должны будут немедленно отозвать своих воинов из сибирских пределов. Именно на это и рассчитывал хитрый и дальновидный хан. Одного не ведал Кучум, и в этом была его главная стратегическая ошибка, которая в итоге и привела ханство к гибели, того, что казаки во главе с Ермаком сами, по собственной инициативе, двинулись в Сибирь, а грозный царский указ о их возвращении опоздал — казаки уже слишком далеко углубились в территорию ханства и царские гонцы просто не могли их догнать.

На пути к Кашлыку у казаков не было крупных сражений с местными племенами, происходили в основном мелкие стычки. Прибрежное население пряталось или убегало, завидев бородатых чужеземцев с «огненными палками» в руках. Иногда казаки приходили в поселения за продовольствием, меняли свои нехитрые товары и изделия на мясо, рыбу, птицу и другую пищу. Ханты и манси были настроены миролюбиво и дружелюбно, и Ермак под страхом смерти запретил казакам отбирать у них необходимое продовольствие силой. Но не обходилось и без серьезных столкновений. Однажды передовой струг, находящийся в боевом охранении, из-за беспечности самой команды был неожиданно атакован местными аборигенами и захвачен. Все казаки попали в плен. Правда, пленных вскоре отбили, но эта история послужила для них хорошим уроком. В другой раз казакам на земле вогулов повстречался какой-то лесной великан — человекообразное существо ростом около двух метров, — который мог одновременно задушить десять человек. Пришлось застрелить его из пищалей. Скорее всего, это был т. н. «снежный человек». Если и в наши дни местные жители в Западной Сибири не раз встречались с «лесным человеком», то в те далекие времена их, наверное, бродило по тайге куда больше. Возможно, один из них и попался случайно в руки казаков и поплатился за это своей шкурой.

Первая крупная схватка казаков с сибирскими воинами произошла на реке Тура у поселения, которым владел местный князек Жапанша. Бой был упорным, казаки заставили противника отступить. Ермак велел сжечь городок для поднятия боевого духа отряда. Однако в этой первой схватке атаман тем не менее потерпел неудачу, так как не сумел пленить врагов. Бежавшие воины без сомнения известили хана о приближающемся неприятеле. Казаки уже вошли в пределы ханства, но не имели пока достаточных сведений о войске Кучума, его укреплениях, не знали, готовится ли он к отпору. Элемент внезапности был упущен, и казакам необходимо было теперь готовиться к ожесточенным боям.

Кучум, получив известие о вторжении русского отряда, который упорно продвигался вперед и не собирался возвращаться, принял срочные меры по организации обороны. Во все улусы после срочного ханского совета были разосланы гонцы с золочеными стрелами, что по древней степной традиции означало требование немедленно прибыть в ставку хана с боевым отрядом для отражения вражеского нападения. Сбор войска и его организацию хан поручил Мухаммед-кулу и его есаулам.

Чем ближе подходили казаки к столице ханства, тем ожесточеннее становилось сопротивление, но до серьезных схваток не доходило. Противники как бы присматривались друг к другу, оценивали воинские силы, выжидали удобный момент. В нижнем течении Тобола казакам пришлось идти сквозь сплошные кочевые улусы, постоянно вступая в бой. Наконец у реки Тавды им удалось взять в плен одного воина по имени Таузак. Его привели к Ермаку на личный допрос, и, чтобы показать силу русских, тот приказал повесить на дереве железную кольчугу и сделать по ней залп из пищалей. Затем Таузаку показали продырявленную кольчугу и отправили к Кучуму. Ошеломленный Таузак рассказал хану о врагах, об их страшном оружии с невидимыми стрелами, перед которыми бессильна даже стальная кольчуга.

Следующее сражение произошло в урочище Бабасан, где располагались кочевья местного бека. Здесь казаков поджидал сам Мухаммед-кул с собранными наспех отрядами. Это была первая встреча на поле боя двух военачальников: атамана Ермака и царевича Мухаммед-кула. Ермак с частью казаков вышел на берег и укрыл их в окопах. Мухаммед-кул бросил на них конницу, чтобы растоптать незванных пришельцев. Сибирские воины уже привыкли к грому пушек и пищалей и не боялись идти вперед. Они засыпали противника тучами стрел и пустили в ход длинные и острые копья, нанеся ему немалый урон. Казаки ответили ураганным огнем из всех видов огнестрельного оружия: самопалов, пушек, пищалей, мушкетов и аркебузов. Огонь велся как со стругов у берега, так и из окопов. Отряд Мухаммед-кула превосходил врага по численности и не уступил. И хотя сражение не принесло победы Ермаку, он решил продолжить свой путь к столице ханства. Воины Мухаммед-кула преследовали казачьи струги по берегу, осыпая их дождем стрел.

Близ устья Туры и Тавды при впадении в Тобол казаки вступили во владения ближайшего мурзы Кучума Карачи. Произошла новая схватка, более серьезная, чем прежние. Воины Карачи перегородили реку цепями, устраивали по берегам засады, неожиданно обстреливали плывущие струги. И тогда Ермак пошел на хитрость. Из веток и хвороста приказал сделать фигуры людей, обрядить в одежду и выставить их на виду, а самим попрятаться за бортами. Ханские воины осыпали судна тучами стрел, но «казаки» стояли как ни в чем не бывало. Это поражало лучников, к тому же они сами из-за сильного огня несли потери. Поползли слухи о неуязвимости чужеземцев, их непобедимости, силе и храбрости, что подрывало боевой дух воинов, особенно тех, кто раньше не встречался с русскими. В городке Карачи казаки захватили оружейную мастерскую, много разного добра, хлебные запасы, рыбу, мед и перенесли всю эту добычу на свои струги и плоты.

Битва у Искера

Решающие сражения произошли на подступах к столице, у Чувашева мыса, с 22 по 26 октября. Здесь Кучум и Мухаммед-кул собрали все наличные силы, устроили засеку из поваленных деревьев, за которыми надеялись укрыться от оружейного огня. Весь берег был заполнен ханскими воинами, горевшими желанием побыстрее сразиться с непрошенными гостями.

На разгоряченных полудиких конях сидели всадники в кожаных доспехах, с железными панцирями и в кольчугах. Круглые кожаные щиты были отделаны железными и бронзовыми пластинами с изображением хищных зверей и птиц. На широких поясах воинов висели мечи и кривые сабли, острые кинжалы, руки сжимали длинные копья и сверкающие топоры-айбалта. Специальные отряды воинов-лучников с тугими луками и полными дальнебойных закаленных стрел колчанами ожидали сигнала и были готовы засыпать чужеземцев, посмевших вторгнуться в самое сердце ханства. Своими меткими стрелами на близком расстоянии они насквозь пробивали человека. Впереди отрядов выступали огланы и суровые батыры в ярких сверкающих доспехах. Они командовали улусными ополчениями.

Все, кого мог собрать Кучум за короткое время, стояли здесь под ханскими знаменами и боевыми родовыми тотемами. Ханский фирман грозил смертной казнью всем ослушникам его указа. Отовсюду: с верховьев Иртыша, Тобола и Бейля, из широкой барабинской степи — прибыли отряды воинов-кочевников, задубевших на степных ветрах и обожженных горячим солнцем. С севера во главе со своими князьками пришли остяки и вогулы, вооруженные луками и костяными стрелами. Они имели воинственный вид, но были нестойки в рукопашном бою.

Вокруг Искера в кольце телег и повозок раскинулись сотни шатров и юрт, воздух был наполнен ржаньем коней, ревом верблюдов, лаем свирепых сторожевых собак. Все предвещало жестокую и кровавую сечу.

Сам Кучум в окружении ближайших мурз и сеидов величественно восседал на белом арабском аргамаке, подарке богатых бухарских купцов. По бокам расположились телохранители-нукеры и взрослые сыновья хана. Все с тревогой смотрели вниз, на берег реки, где за засекой сгрудились воины, ожидая врага. По Иртышу медленно шли казачьи струги, приближаясь к месту схватки.

Мухаммед-кул на громадном вороном жеребце в окружении огланов осуществлял непосредственное руководство сражением. Военачальник Кучума, не раз воевавший с русскими, выглядел грозным и неприступным. На нем был железный шлем, его боевой панцирь был украшен золотыми и серебряными пластинами, каждая из которых изображала барса, орла, кабана или изюбра и в строгой последовательности передавала сцену охоты. Колчан со стрелами был инкрустирован золотыми и костяными фигурами зверей и птиц, ножны кривой сабли из булатной дамасской стали тоже отделаны золотом. Богатство доспехов и оружия выделяло Мухаммед-кула среди воинов. Кровь воинственного чингизида играла в нем. Могучий и сильный, он всем своим видом воодушевлял остальных, вселял в них уверенность и стойкость.

Казаки, конечно, знали, что их впереди ждут жестокие сражения с превосходящими силами противника, неизбежные потери, гибель, возможно, даже плен и бесславный конец. Но картина, увиденная ими на Чувашевом мысу, потрясла казаков, вселила в их сердца страх. Они посчитали, что попали в ловушку Кучума, что теперь им не справиться с его несметным воинством и лучше всего бежать обратно, пока не настигла их смерть. Ермак в такой обстановке не решился атаковать. Казачья флотилия прошла мимо мыса и расположилась на ночлег напротив урочища Аттик-мурзы, в его городке.

Ночью собрался казачий круг. Некоторые бойцы, поддавшись панике, предлагали этой же ночью бежать. Дружина Ермака поредела, были убитые и раненые, казаки заметно пали духом.

Решение круга довели до Ермака и атаманов самые старые воины, не раз ходившие вместе в походы и набеги. «Батюшка наш Ермак Тимофеич, — говорили они ему, — видишь, Татар-то сила какая — несметное множество рати! А наших-то всего пятьсот человек: так царь-то Кучум нас лоском положит, живой души не оставит, завтра же всех перебьет! Что же пользы из этого будет? Сибирь не возьмем; сами погибнем; добычи лишимся; родной земли не увидим и сгибнем, как псы какие-нибудь, без креста и молитвы… Нынче и осень на исходе, и снег уже идет, и зима на дворе, и река скоро станет: на стругах уже не проберешься… Мы зазимуем в степях без хлеба, без теплой одежды, и тогда или сами погибнем с голоду в снежных сугробах, или нас окружат Татары кучумовы, будут теснить нас и угомонят нас ни за что ни про что! Так убежим-ка, покуда мы целы: благо уйдем не с пустыми руками!

Ермак решительно отверг все эти доводы и убедил казаков, что, наоборот, беспорядочное отступление и бегство приведет к гибели всего отряда. Ханские воины без труда расправятся с казаками, охваченными страхом и паникой. Лишь смелость, стойкость и атака принесут победу, говорил Ермак, а отступать уже некогда и некуда. В своей речи атаман сыграл и на патриотических чувствах казаков, напомнив про нападения сибирских воинов на уральские владения Строгановых, грабежи и захват русских пленных, призвал стоять насмерть, отомстить за вражеские набеги. «Бог поможет, — говорил Ермак, — то и по смерти нашей память наша не оскудеет в тех странах и слава наша вечна будет».

Выдержка и спокойная решимость атамана передались казакам, которые заявили, что «готови умрети за святыя божия церкви и за истинную православную веру пострадати, а благочестивому государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Руси послужим и постоим противу поганых твердо до крови и до самыя смерти., и вси единодушно на том станем непоколебими.

Утром 23 октября с восходом солнца разгорелся кровавый и жестокий бой, который длился три дня. Неспокойно было на душе у хана Кучума. Лучшее отборное войско еще не вернулось из набега, нынешние бойцы, наспех собранные со всех концов ханства, ненадежны, особенно остяки и вогулы. Неужели оправдаются тревожные сны и он потеряет свое царство, которое создавал столько лет, и все это рухнет в один день, думал старый хан и призывал на помощь всемогущего Аллаха. Мухаммед-кул, наоборот, в радостном возбуждении деятельно готовился к сражению, расставлял воинов, думал, как выгоднее начать сражение. Битва на Чувашевом мысу великолепно изображена на картине художника В. И. Сурикова «Покорение Сибири Ермаком».

Ермак разделил отряд на две части: одна сотня осталась на стругах и должна была огнем подавлять противника; другая, большая часть, высадилась на берег, чтобы в рукопашной схватке разгромить врага. В конечном итоге его тактика оправдала себя. Комбинированное использование ружейного огня и пешего боя, сухопутного отряда и тылового, со стругов, принесло успех.

Казачьи струги медленно вышли на середину Иртыша, развернулись и на всех парусах устремились к берегу. Мухаммед-кул позволил противнику высадиться на берег, нядяает. на суше превосходящими силами разбить его. Казаки сразу же открыли ураганный огонь, но сибирские войны, укрытые за засекой, не понесли существенных потерь. Несколько раз ермаковские отряды пытались под прикрытием огня со стругов атаковать засеку, но безуспешно. Наступило замешательство среди нападавших, не знавших, что делать дальше.

В это время Мухаммед-кул решил использовать сложившееся положение и велел расчистить в трех местах засеки проходы и немедленно атаковать русских. Этого как раз и ждали казаки, не знавшие, как выманить врагов из укрытия. Ермак тут же воспользовался серьезным тактическим просчетом Мухаммед-кула. Нападавших встретили сильным огнем со стругов и с суши, в результате чего они понесли ощутимые потери. На этот раз казачьи пищали были заряжены не обычными пулями, а железными болванками «жеребья» со свинцовыми насечками, которые оставляли на теле страшные, рваные раны и повергали сибиряков в ужас. Сражение перешло в рукопашный бой на узком берегу реки, где казаки стояли стеной, а воины Кучума, наступая беспорядочной толпой, не могли использовать свое численное преимущество.

Постепенно начало сказываться превосходство казаков в дисциплине, организации боя и в вооружении, ход битвы стал склоняться в пользу казаков. Первыми столь длительного и ожесточенного сражения не выдержали низкорослые остяки и вогулы, насильно согнанные на оборону Искера. Они покинули позиции сразу же после первых ружейных и пушечных залпов. Одни кочевники не могли долго сопротивляться. В разгар сражения был ранен Мухаммед-кул, принявший личное участие в битве. Его едва успели переправить на другой берег Иртыша нукеры. После потери военачальника воины стали постепенно сдавать позиции и вскоре их отступление превратилось в бегство с поля боя. Казаки во главе с Ермаком и Иваном Кольцо водрузили свои знамена на брошенной засеке, и это окончательно деморализовало воинов хана.

Кучум, наблюдавший за битвой, был поражен таким исходом, но уже никак не мог повлиять на события. Вместе с ближайшими мурзами он также обратился в бегство, с горечью воскликнув: «Покры срамота лице мое: кто мя победи и царства моего лиши. Простых людей послаша на меня Строгановы из своих острогов, атаманов и казаков Ермака с товарищи… Нам зла сотвори: воинство мое избиша и сына моего уязвиша, и мене самого посрами и от царства моего отгна…»

Но не следует считать, что воины хана Кучума не умели воевать и плохо защищали свою родную землю. Н. М. Карамзин писал: «Независимость отечества мила и варварам: сибирские защитники изъявили неустрашимость и твердость…» П. И. Небольсин также отмечал, что сибирские татары «дорожа родным клочком земли… бьются жестоко с казаками». Исход сражения решили пушки и пищали, внезапность нападения, отсутствие ханской гвардии. В битве под Искером казаки потеряли 107 человек убитыми. Учитывая отсутствие огнестрельного оружия у сибиряков, это говорит о кровопролитном характере боев на подступах к столице.

Путь на Искер, таким образом, был открыт. Утром 26 октября 1582 года казаки, выждав некоторое время и убедившись, что город пуст, вошли в него. Все его население вместе с Кучумом ушло из Искера на юг, в степи. В городе казаков ждала богатая добыча — прежде всего бесценные меха соболей, чернобурых лисиц, куниц, бобров, белок, изделия из золота и серебра, разные драгоценности, камни необычайной красоты — практически вся казна хана, которую он собирал много лет и в спешке не успел унести с собой. Кучум бросил даже свой боевой железный шлем и ханскую шапку. Позже они были отправлены в Москву в дар царю Ивану Грозному. По законам вольных казаков вся добыча была поровну разделена между победителями.

Старинные предания гласят, что не все сокровища «сибирского Креза» достались казакам. Якобы перед бегством хан велел недалеко от столицы устроить тайники, где и спрятал большую часть своих несметных богатств. После завоевания сибирского края Россией русские крестьяне, ученые и путешественники, просто искатели сокровищ предпринимали неоднократные попытки найти их, расспрашивали местных жителей, но безуспешно. В окрестностях Искера, среди непроходимых болот действительно находили какие-то заброшенные подземелья, старинные здания, тайники на островах, глубокие колодцы, каменные стены которых уходили далеко под землю, но никаких следов сокровищ Кучума так и не нашли. Может быть, они до сих пор лежат там, ждут своего часа, пока кто-нибудь случайно не наткнется на них. Вполне возможно, что хан Кучум, бежав из Искера, зарыл часть богатств в укромном месте, надеясь на скорое возвращение, но так и не сумел воспользоваться ими, затем погиб и унес свою тайну в могилу. И возможно, сокровища грозного повелителя Сибири безвозвратно потеряны для потомков.

Так неожиданно для всех царь Кучум потерял свою ставку в результате стремительного и внезапного набега небольшого отряда казаков и вследствие собственных просчетов. По словам К. Маркса, «последний монгольский царь Кучум был разбит Ермаком» и этим «была заложена основа Азиатской России». Однако с потерей столицы Искера он еще не потерял своего государства. Казаки захватили только один город, но остальная Сибирь все еще подчинялась хану. Начиналась длительная борьба. Кучум не оставлял надежды отвоевать ханство, Ермак был полон решимости удержать Сибирь в своих руках.