Цикл романов "Дронго". Компиляция. кн. 21-40

Абдуллаев Чингиз Акифович

Чингиз Абдуллаев

Стиль подлеца

 

 

Начало

Он возвращался домой довольно поздно. Обычно он не любил ходить в гости, но на этот раз позвонил старый знакомый, с которым он дружил много лет. Отказаться было невозможно, да и с какой стати. Иногда подобные встречи вносят некое подобие стабильности в его жизнь, богатую сюрпризами. Прогулки по московским ночным улицам таили опасность, и он торопился домой, стараясь избегать темных переулков. Торопился даже не потому, что боялся встречи с обычной шпаной — к нему такая публика не приставала, видя его высокий рост и широкие плечи, хулиганье опасалось нарваться на спортсмена. Но ему была неприятна сама вероятность встречи, которую лучше избежать. Даже мелкая шпана имела обыкновение вооружаться огнестрельным оружием и без колебаний пускать его в ход при малейшем сопротивлении жертвы.

Он старался никогда не носить при себе оружия. За много лет своих расследований успел усвоить правило, гласившее, что оружие не только не защищает его владельца, но, наоборот, часто провоцирует его на необдуманные поступки. Именно поэтому он старался по возможности избегать оружия, хотя право на его хранение и ношение у него было оформлено.

У дома было довольно светло от уличных фонарей. Именно поэтому он сразу заметил стоявшую у подъезда машину. В машине сидели двое. Будь это наемные убийцы, приехавшие угостить его парой свинцовых патронов, они не стали бы въезжать во двор. Оставив машину на улице, они ждали бы его у дверей. Очевидно, «Мерседес» приехал к кому-нибудь из жильцов дома. Но едва он подошел к машине, как тут же хлопнула дверца и перед ним выросла фигура парня лет двадцати пяти.

— Извините, у меня к вам письмо. Вы Дронго? — подошел он вразвалочку.

— А почему вы так решили?

— Мне вас примерно описали. Я должен передать вам письмо.

— Я не жду никаких сообщений. Это, видимо, ошибка.

— Там все написано, — торопливо сказал молодой человек, протягивая конверт, — до свидания. Вам позвонят домой.

Незнакомец сел в машину, но она продолжала стоять у подъезда, словно и не собиралась никуда уезжать. Дронго постоял немного, глядя на сидевших в «Мерседесе» молодых людей, а затем стал медленно набирать код автоматического замка на дверях своего подъезда. Оглянулся еще раз — спокойно, и вошел в дом. Дверь закрылась, замок автоматически щелкнул у него за спиной. Уже в лифте он посмотрел на конверт, но не стал его вскрывать, решив дождаться, когда окажется в квартире.

Войдя, неторопливо разделся, умылся, затем прошел к письменному столу. Долго смотрел на конверт без адреса и фамилии отправителя, затем вскрыл его и прочел на небольшом клочке бумаги следующее:

«Уважаемый господин Дронго. Прошу извинить меня, что обращаюсь к вам не по имени-отчеству, которого мне так и не удалось узнать. Дело в том, что мне срочно нужна ваша помощь. Понимаю, как вас удивит подобное письмо, но прошу отнестись к нему серьезно. Это исключительно важное дело, с решением которого можете справиться только вы».

Он прочел это анонимное послание несколько раз, не понимая, кто и зачем его отправил. Ни имени человека, ни обратного адреса, ни малейшего намека на то, на какую именно помощь он рассчитывает.

Дронго включил телевизор и постарался отвлечься от странного письма, но это ему плохо удавалось. Через несколько минут раздался телефонный звонок. Он включил автоответчик.

— Здравствуйте, — раздался незнакомый мужской голос. Его обладатель терпеливо выслушал оставленное на автоответчике сообщение, но, видимо, не собирался так просто сдаваться. — Вы не могли бы снять трубку? — заявил он. — Вам только что передали мое письмо.

— Слушаю вас, — Дронго включил телефон.

— Я звоню из Парижа. Понимаю, как удивит вас этот звонок. Но нам нужно срочно встретиться.

— Не понимаю, почему? — пробормотал Дронго. — И кто дал вам мой телефон?

— Это не важно, — торопливо сказал абонент, — я потратил много сил и времени, чтобы отыскать вас. Вы можете прилететь ко мне в Париж?

— Я еще не знаю, с кем имею честь говорить.

— Узнаете, когда прилетите. Обещаю, что вам ничего не грозит. Если вы почему-либо не примете мое предложение, вас тут же отправят обратно. Билет первого класса вам уже заказан. Вылет рано утром. Если вы согласитесь, вам немедленно принесут деньги и билет. Только впишите в билет свою фамилию и номер паспорта. Утром вас доставят в аэропорт Шереметьево, а когда самолет прилетит в Париж, встретят и привезут ко мне.

— Интересное предложение, — сказал Дронго. — Получается, что я должен лететь к вам, ничего о вас не зная. Я обычно так не делаю.

— Это не обычный случай. Поверьте, у меня исключительные обстоятельства, и мне очень нужна ваша помощь.

— Охотно верю, но, согласитесь, такой звонок ничего, кроме подозрений, вызвать не может.

— Согласен. И чтобы вы мне окончательно поверили, сейчас вам принесут билет и пятьдесят тысяч долларов аванса. Вас устраивает такой аванс?

— Устраивает, — усмехнулся Дронго. — У вас неординарная манера вести дела. Хорошо. Я прилечу завтра утром. А откуда вы знаете, что у меня есть Шенгенская виза?

— Я даже знаю, что у вас есть вид на жительство во Франции, — торопливо сказал незнакомец. — Поверьте, что я проделал очень большую работу. Вы мне нужны, Дронго, и поэтому я жду вас завтра утром.

— А почему бы вам самому не прилететь ко мне?

— Мы поговорим и об этом, — пообещал на прощание незнакомец. — Так вы согласны?

— Я люблю летать в Париж, — задумчиво произнес Дронго.

— Спасибо, — обрадовался незнакомец, — до свидания.

Ровно через две минуты в дверь позвонили. Интересно, как они открыли автоматический замок в подъезде, подумал Дронго. Неужели они знают код? Он посмотрел в «глазок». Это был тот самый молодой человек, который передал ему письмо. Дронго открыл дверь, и молодой человек протянул ему второй, более объемистый конверт.

— Мы будем ждать вас утром внизу, у подъезда, — сообщил он на прощание. В конверте оказалось пять новых пачек стодолларовых купюр и билет первого класса авиакомпании «Эйр-Франс» до Парижа. Он задумчиво положил билет на столик, сложил деньги и отправился собирать свои вещи. Нужно было успеть со всем до утра.

 

День первый

Он действительно любил этот город. Ему казалось, что он знал его почти так же хорошо, как свой родной город у моря, где родился и вырос. Как Москву, где провел большую часть своей жизни. Как Нью-Йорк, в котором он работал какое-то время в качестве эксперта. Париж был для него не просто столицей Франции и городом, который ему нравился. Он в полной мере отвечал лаконичной формуле хемингуэевского выражения любви к Парижу — «праздник, который всегда с тобой».

За время своих частых переездов Дронго научился ценить и понимать как прелесть маленьких, игрушечных городков Европы, так и роскошь азиатских столиц с их дворцами и памятниками старины, пугающие размеры конгломератов высотных зданий Америки, пеструю смесь стилей и эпох латиноамериканских мегаполисов. Ему нравились многие города мира. Величественный Лондон, древний Рим, роскошный Мадрид, прекрасный Сан-Франциско, очаровательный Буэнос-Айрес, эклектичный Берлин, причудливый Пекин, изысканный Санкт-Петербург — для него это были вехи не только мировой культуры, но и его собственной души. Любимые города, разнообразно прекрасные и возвышенные, созданные гением человека. Но если Нью-Йорк был для него столицей современного мира, а Москва столицей его глубоко личных духовных ценностей, то Париж — столицей его души. Немного загадочным, немного жеманным, немного консервативным и всегда потрясающим.

В аэропорту его ждал автомобиль с двумя встречающими. Еще не зная, с кем именно ему предстоит говорить, Дронго уже довольно четко представлял себе, кто именно мог ему позвонить, точнее, он набросал психологический портрет звонившего. Во-первых, человек, который мог прислать в качестве аванса пятьдесят тысяч долларов, купить билет первого класса, иметь своих помощников в Москве и в Париже, разъезжающих на «Мерседесах», — был не просто богат, а очень богат. Ведь он еще сумел узнать адрес и домашний телефон самого Дронго, а сделать это довольно трудно — весьма ограниченный круг людей могли похвастаться личным знакомством с экспертом суперкласса Дронго. Это он понимал без ложной скромности.

Довольно быстро пройдя все пограничные и таможенные формальности, он сел в автомобиль, который помчал его в центр города. Через полчаса они были уже в шестнадцатом районе Парижа, известном домами с роскошными аристократическими квартирами. Машина остановилась у одного из особняков. Молодые люди уверенно позвонили в дверь, и oна открылась, впуская гостя. Еще через минуту пожилой человек, по виду дворецкий, ввел его в большую гостиную и удалился.

Дронго осмотрелся. Два роскошных камина, огромная хрустальная люстра, тяжелые шелковые гардины — хозяин любил старину.

— Это не моя квартира, — услышал он русскую речь, — все это я снимаю. Выгоднее снимать дом, чем заказывать несколько номеров в отеле. И удобнее.

Хозяин, высокого роста мужчина, с уже начинающими седеть висками, глубоко запавшими глазами, тонкими губами и носом с небольшой горбинкой, немного нарушавшим симметрию его лица, протянул Дронго руку.

— Здравствуйте, садитесь, — сказал он, усаживаясь в кресло за столиком и терпеливо ожидая, пока сядет его гость.

— Как мне вас называть? — спросил хозяин дома. — Кажется, вам больше нравится ваш псевдоним Дронго?

— Мне больше нравится Дронго, — ответил он, — привычнее.

— А меня зовут Александр Михайлович, можете просто Александр. Здесь, во Франции, меня многие так называют. И я уже привык к такому обращению.

— Вы французский гражданин?

— Пока нет. Имею вид на жительство. Вообще-то я, как и вы, бывший советский гражданин. Когда страна распалась, у меня появилось российское гражданство. Но потом я решил, что лучше переехать сюда. К тому же у меня жена наполовину француженка. Мы, довольно быстро получили вид на жительство.

— Могу вас поздравить. Судя по всему, вы неплохо устроились.

Александр улыбнулся. Ему понравилось чувство юмора гостя. Потом он нахмурился, вспомнив о цели визита Дронго.

— Но позвольте к делу, — сказал он, изучающе глядя на своего гостя. — Речь идет о моей судьбе, фактически о моей жизни.

— Только не говорите, что вы хотите нанять меня телохранителем.

— Нет, не хочу. Мне нужны ваши аналитические способности, господин Дронго. Я нахожусь в очень скверном, в отчаянном положении.

— Давайте по порядку. Что случилось и чем я могу вам помочь?

— Мне нужно знать, согласны ли вы.

— Раз я прилетел в этот город, то, наверное, согласен.

— И еще одно условие. О наших разговорах не должен знать никто. Ни один человек.

— Вы могли бы мне этого не говорить. Если вы хотя бы раз позволите себе оскорбительный намек, я немедленно уеду в Москву.

— Извините, я не хотел вас обидеть, — торопливо сказал Александр.

— Речь идет о моей профессиональной гордости. Вы должны меня правильно понять. А теперь рассказывайте подробнее, что именно у вас произошло?

— По делам своего бизнеса я довольно часто вылетал в Москву. У меня есть там прекрасная квартира, большая дача в Подмосковье. Но во время своего визита в прошлом году я решил остановиться на несколько дней в гостинице. Дела требовали моего личного присутствия в городе, а в квартире шел ремонт. Добираться до дачи каждый вечер мне было сложно, и я снял апартаменты в «Метрополе».

Дронго слушал внимательно, Не перебивая своего собеседника.

— Я оставался там несколько дней. Должен сказать, что отель, конечно, прекрасный, высшего класса. Я останавливался во многих отелях мира и могу судить об этом квалифицированно. Но вокруг отеля есть и свой «круг обслуживания». В общем, мне рекомендовали одну девицу, которая мне очень понравилась. Понравилась настолько, что я даже подумал взять ее в качестве постоянного «секретаря для командировок». Но все получилось иначе… — Александр вздохнул, нахмурился, потом вдруг спросил: — Вы будете что-нибудь пить?

— Попозже, не прерывайтесь. Рассказывайте все до конца.

— В общем, я был с ней несколько дней. А двенадцатого, в четверг, улетел в Париж. Утром она была, как обычно, у меня, мы вместе позавтракали, и я улетел. Через два дня я узнаю, что труп девушки нашли в этом самом номере, кто-то ее застрелил. Беднягу убили, видимо, сразу после того, как я уехал, но формально номер был еще за мной, и получилось, что я стал главным подозреваемым.

— Когда вы завтракали, вас кто-нибудь видел?

— Конечно. Моя охрана, официант, который приносил завтрак.

— А потом?

— Потом я уехал в аэропорт, оставив ее в своем номере. Он был оплачен до четырнадцатого, и я сказал, что она может в нем оставаться еще целые сутки.

— Она вышла вас провожать?

— Нет. Она в это время принимала душ. Я попрощался с ней, мои люди вынесли чемоданы, и мы уехали.

— Значит, когда вы уходили из номера, никто не видел эту девицу живой?

— Никто. Но в ванной была включена вода. Она принимала душ.

— Это не доказательство, там мог находиться любой ваш помощник. Или вы сами открыли воду. Получается, что во время вашего отъезда ее никто не видел живой.

— Вот и следователи говорят то же самое. Они убеждены, что именно я убил эту девушку.

— Вы можете вернуться в Москву и все рассказать. Или послать туда своего адвоката. В конце концов, девицу мог застрелить кто угодно, тем более что она оставалась в номере еще целые сутки.

— Нет, — вздохнул Александр, — не могу. Все гораздо сложнее. Пройдемте в мой кабинет, я вам покажу.

Он поднялся и, быстро направившись в глубь гостиной, подошел к высокой двери, украшенной затейливой росписью. Открыв дверь, он прошел по коридору в свой кабинет. Дронго шел следом. Дом был довольно большой, и они прошли не менее пятидесяти шагов, пока Александр наконец не вошел в свой кабинет.

— Садитесь, — показал он на диван Дронго. Тот уселся, и Александр, достав пульт, включил телевизор. На экране появилось изображение двух голых людей. Он и она. Не обращая внимания на камеру, они предавались любви. Смеялись, толкали друг друга, резвились.

— Нас все время снимали, — ледяным голосом сообщил Александр, — очевидно, девушку подставили мне именно с этой целью.

Он нажал на пульт, ускоряя изображение.

— Ну и что? — спросил Дронго. — Это проблема ваших отношений с женой. Если вы спали с девушкой, это еще не указывает на то, что вы ее убили.

— Смотрите дальше, — сказал Александр, останавливая изображение.

На экране возник Александр. Вот он встал и, улыбаясь, прошел дальше, очевидно, в ванную.

В комнате царил полумрак, горел неяркий светильник. Камера чуть повернулась, проследив его уход. Затем снова включилась уже тогда, когда девушка, лежа в постели, выключила светильник. Поднявшись, она раздвинула тяжелые гардины, и солнце осветило балкон и кровать, на которой она лежала. Девушка, повернувшись, улыбнулась и что-то сказала своему невидимому собеседнику. И в этот момент камера показала пистолет с надетым на него глушителем в правой руке мужчины. Были видны его голое плечо и рука. Раздался выстрел. Один, второй. Девушка отлетела к стене и, размазывая по ней кровь, сползла на пол. Неизвестный поднял пистолет и хладнокровно сделал еще один, контрольный, выстрел. Девушка дернулась и затихла. Александр остановил изображение.

— Посмотрите, — сказал он, показывая на картинку, — у убийцы на правом плече небольшой шрам. Видите.

— Да, вижу.

— У меня такой же, — бесцветным голосом сообщил Александр, — видимо, они специально сняли кадр в таком ракурсе, чтобы обвинить именно меня. Все смазано, но все достоверно. Момент убийства зафиксирован на пленке. До этого камера все время снимала именно меня. А вот эти кадры уже не я, а мой двойник, которому даже умудрились устроить шрам на плече. Как вы думаете, получив такие материалы, следователь поверит в мою невиновность?

— Вряд ли, — честно признался Дронго. — Все сделано безупречно, на очень высоком профессиональном уровне. Видимо, вы правы, камера действительно засняла момент настоящего убийства. Невозможно доказать, что в кадре был «второй» голый мужчина. Тем более что у него в наличии ваш шрам.

— Я получил его в детстве, когда купался в Волге. Свалился с обрыва на камни, — объяснил Александр. — Теперь вы понимаете, почему я решил обратиться именно к вам?

— Откуда у вас эта пленка?

— Вот наконец мы перешли к самому неприятному. Мне позвонил некий господин и предложил посмотреть пленку. Я, естественно, сначала отказался, но он мне прислал ее домой. Сначала я решил, что можно договориться с шантажистами, которые просто хотят денег. Но я ошибался. Человек, приславший мне пленку, хочет гораздо большего. Через десять дней в Москве начинается аукцион по продаже акций крупнейшей российской компании. И все знают, что наша группа готовится принять участие в аукционе. За три дня до начала торгов я должен письменно подтвердить отказ нашей группы. У меня в запасе всего семь дней. В противном случае пленка будет передана следователю, который уже и без того требует, чтобы я прилетел в Москву для дачи показаний.

Пока у меня нет гарантии, что пленка не будет сразу же предъявлена следователю и меня не арестуют прямо в аэропорту. Если же я не появлюсь в Москве через неделю, то никак не смогу убедить моих западных партнеров, что у меня все в порядке. Они просто не поймут, почему я отказываюсь лететь в Москву. И, как следствие, откажутся финансировать наш проект.

Я не могу даже махнуть на все рукой и притвориться больным. Если наша компания не откажется официально от участия в аукционе, пленка немедленно будет передана следователям. Они, конечно же, сразу потребуют у французской стороны моей выдачи. Представляете, чем это может кончиться? Местная пресса постоянно пишет о русской мафии. Мы все для них представители мафии, неизвестно каким образом ставшие миллионерами. У меня отнимут вид на жительство и депортируют в Россию. Рассказывать дальше, что будет, или вы догадываетесь?

Дронго молчал, глядя на застывший экран телевизора.

— Меня обвинят в убийстве девушки и в лучшем случае посадят в тюрьму. В худшем меня прибьют где-нибудь в тюремной камере, не доводя дело до суда… Вы хотите мне что-то сказать?

— Кажется, теперь я вспомнил вашу фамилию, — заметил Дронго.

— Тем лучше, — сказал Александр, — значит, вы все понимаете. Пленка не просто динамит под мое будущее и под будущее нашей компании. Если аукцион пройдет по их правилам, все пропало, они получат контрольный пакет. Это уже не экономика и даже не криминалистика. Это большая политика.

— Семь дней, — задумчиво сказал Дронго, — всего семь дней.

— Да, — подтвердил Александр, — только семь дней. Если в течение этой недели вы не сможете ничего доказать, мне придется подписать документы об отказе нашей компании участвовать в аукционе. И не лететь в Москву в следующий понедельник. Аукцион назначен на четверг. Но окончательное подтверждение заявок — только до вторника. Если я даже откажусь от участия в аукционе, никто не может мне ничего гарантировать. Мой отказ сильно подорвет авторитет не только нашей компании, но и российского бизнеса вообще. Что же лично до меня, то я не гарантирован, что эта пленка потом не всплывет в целях скомпрометировать меня а других ситуациях.

— При чем тут российский бизнес?

— Видите ли, наша компания не имеет свободных денег в таком количестве. Мы подписали соглашение с двумя крупнейшими западными компаниями. Если мы сейчас их подведем, еще много лет никто не станет рисковать, вкладывая деньги в Россию. Я уже не говорю о том, какой ущерб нанесло это убийство репутации нашей компании. Смутные слухи уже просочились в российскую прессу. Пока следователи только проверяют разные версии, среди которых есть и «моя». Но пока это только подозрение. Если мне не удастся ничего доказать, они могут предъявить мне обвинение. Формально все верно. Я был в номере с этой девицей. Я уехал, а ее нашли через несколько часов убитой в этом же номере. Сейчас мои адвокаты проверяют все подробности этого дела в Москве. Но у меня нет времени.

— Кто мог быть заинтересован в подобной провокации?

— Конечно, наши конкуренты в Москве. В первую очередь именно они. Но здесь, в Париже, пленкой владеет некий Уорд Хеккет, весьма сомнительная личность. Как мне удалось узнать, он уже дважды привлекался за мошенничество, но каждый раз уходил от ответственности. Типичный образчик нечистоплотного дельца. Но в Москве, конечно, есть некто посильнее, кто контролирует весь этот процесс и кто дал санкцию на съемку. Провокация, как вы сами можете видеть, задумана и осуществлена с размахом. Пленка не просто уничтожает все наши шансы, разрушает мою семью, бьет по всей нашей компании и по интересам наших друзей, связанных с нами, она — образчик того, какими методами они готовы с нами бороться.

— Когда вы получили пленку?

— Два дня назад. Хеккет ждет моего звонка. Либо я соглашусь, либо пленку предъявят следователю, который сразу потребует моей выдачи или моего возвращения в Москву. Может быть еще и худший вариант. Пленку покажут по телевидению, что означает полный крах. Даже если потом мне удастся оправдаться, на моей репутации будет поставлен крест.

— На пленке действительно изображены вы?

— Да, к сожалению, я. И меня многие узнают.

— Но стреляли не вы?

— Конечно, нет. Зачем мне убивать несчастную девушку? По каким причинам? Только потому, что мне было с ней хорошо? Бред!

— Ваша жена знает об этой пленке?

— Нет. К счастью, о ней пока не знает в нашей семье никто. Ни мои дочери, ни моя жена.

— Как вы себе представляете помощь с моей стороны? Что я должен сделать? Вы ведь сами говорите, что пленка подлинная. Согласен, что в последнем эпизоде действуете не вы. Но ведь в других эпизодах снимали именно вас. Как мне опровергать эту запись?

— Я не прошу вас что-то опровергать, — вздохнул Александр, — я прошу найти подлинного убийцу. Разобраться с этим преступлением. Вернуться в Москву и найти убийцу. Чтобы через семь дней я смог улететь в Москву. А я могу полететь только в том случае, если буду уверен, что мне не грозит это нелепое обвинение.

— За семь дней? — спросил Дронго. — Вы хотите, чтобы я нашел убийцу за семь дней?

Очевидно, ирония, прозвучавшая в его голосе, заставила бизнесмена съежиться. Он закрыл глаза и глухо пробормотал:

— Может, вы и правы. Наверное, действительно все бесполезно. Но я хотел попытаться… Мне казалось, что вы сможете… Мне говорили, что вы иногда творите чудеса. Вот я и прошу вас сотворить такое чудо. Дронго молчал.

— Назовите любой гонорар! — патетически воскликнул Александр. — Я готов на любую сумму. —

— Дело не в деньгах. Дело в сложности самой задачи, которую вы передо мной ставите. Семь дней, — повторил Дронго, задумавшись, — такого срока у меня еще не было. Может, стоит попытаться, — раздумчиво сказал он наконец. — Попытаемся сотворить чудо. Хотя я лично в чудеса не верю. Но зато немного слышал об этом Хеккете. Мне понадобятся два помощника из числа ваших самых надежных людей. И для начала парижский адрес или телефон Уорда Хеккета. А теперь вы расскажите мне снова все поподробнее. И начните с самого начала.

 

День первый

Они договорились встретиться в ресторане «Ла тур д'Аржант», что в переводе означало «Серебряная башня». Отсюда открывался великолепный вид на Нотр-Дам. Этот ресторан многие столетия был символом преуспевания французской кулинарии. Здесь обедали самые известные политические деятели, звезды эстрады, бизнесмены. К достоинствам заведения относились блюда из утки, каждое из них подавалось к столу с определенным номером на протяжении шести столетий.

Это был один из лучших ресторанов Парижа, и Дронго намеренно назначил встречу именно там, рассчитывая на то, что его будущий собеседник поверит в его респектабельность. Он не ошибся. Уорд Хеккет выразил понимание проблемы и согласился на встречу с «представителем мистера Александра». Хеккет для начала поинтересовался его именем, и Дронго назвал себя забытым именем Анри Леживра, под которым когда-то работал.

Дронго сидел за столом, когда в зале появился невысокий мужчина с угадывающимися манерами сутенера. Он был ниже среднего роста, имел мясистые щеки, второй подбородок, кустистые брови и внешне был похож скорее на сельского фермера, чем на опытного шантажиста с мировым именем. Однако его выдавали вкрадчивый голос и довольно изысканные манеры. Мягкая улыбка не сходила с его лица, а плавные движения рук могли принадлежать и актеру, и карточному шулеру, готовому в любой момент достать припрятанный туз. Дронго оценил его модный галстук и темный строгий костюм.

Пройдя к столу, Хеккет сел, приглядываясь к уже ожидавшему его Дронго. Улыбнувшись, он сказал по-французски:

— Добрый вечер. Вы назначили встречу в прекрасном месте. Это один из лучших ресторанов Парижа.

— Я не говорю по-французски, — остановил его Дронго, — если можно, давайте перейдем на английский.

— Разумеется. Меня немного сбила с толку ваша французская фамилия, мистер Леживр. Впрочем, это не имеет значения. Вы уже сделали заказ?

— Нет. Поэтому право выбора я решил предоставить вам. Вы, очевидно, часто бываете в подобных ресторанах, сказывается сложность вашей профессии.

Хеккет поднял бровь, оценив иронию Дронго. Затем углубился в изучение меню и довольно быстро сделал заказ, даже не вчитываясь в большой список, предложенный официантом. Было очевидно, что он не был гурманом. С согласия обоих им принесли красное вино. И лишь когда официанты, обслуживающие их столик, оставили обоих собеседников наедине, они начали разговор.

— Вы, разумеется, будете представлять интересы вашего клиента? — улыбнулся Хеккет.

— Я постараюсь их представлять, — кивнул Дронго, улыбаясь в ответ, — должен сказать, что мой клиент не в восторге от пленки, которую вы ему прислали. Но нужно отдать должное специалистам, которые сделали эту запись. На очень хорошем уровне, кроме последних кадров, разумеется.

— Почему? — еще более очаровательно улыбнулся Хеккет. — Мы рассматриваем пленку как единое целое. Или вы хотите, чтобы мы вырезали последние кадры?

— Нет, конечно. Последние кадры так оригинально завершают сцену их прощания, что я вставил бы их куда-нибудь в голливудский боевик, если, конечно, режиссер и оператор данной стряпни согласятся передать мне права на пленку.

— Вы хотите знать цену?

— Во всяком случае, мы должны иметь хотя бы приблизительное представление о масштабах ваших условий.

— Они известны вашему клиенту. Никаких денег, мы работаем на доверии. Нам нужно всего лишь короткое письмо с отказом мистера Александра от участия в аукционе, который намечено провести в Москве. Пусть остается в Париже, это такой прекрасный город. Вот и все, что мы просим. Он спокойно спит у себя на парижской квартире, а мы спокойно забываем об этой пленке.

— Нет никаких гарантий, что после того, как вы получите подобное письмо, вы забудете о пленке.

— Нет, — согласился Хеккет, — но если мы не получим письмо, то этот фильм будет немедленно передан следователю в Москве, который ведет расследование этого убийства. Полагаю, ваш клиент понимает, чем это ему грозит? Кроме того, моя репутация известна в Европе. Я не позволю себе дважды использовать одну и ту же пленку для давления на вашего клиента.

— Ваша репутация, — пробормотал Дронго, смакуя вкус красного вина. Подскочивший официант быстро наполнил бокалы. — Ваша репутация действительно известна всей Европе, — согласился Дронго. — Вы самый известный шантажист от Мадрида до Варшавы. Не хочу вас обидеть, просто констатирую факты. И вы считаете, что мы можем вам поверить?

— Спасибо, — улыбнулся Хеккет. Его трудно было сбить с его позиций, — но у вас просто нет другого выхода. Вы должны мне поверить. Я не ангел, но никогда не делаю гадости ради гадости. Мне нужно во что бы то ни стало нейтрализовать мистера Александра и его западных друзей, не допустив их к участию в аукционе. Больше меня ни о чем не просили. Я никогда не позволяю себе поддаться личным симпатиям или антипатиям. Если мистер Александр откажется от участия в аукционе, все будет забыто, и пленка будет навсегда похоронена. Если, конечно, в будущем кто-нибудь не захочет ее выкупить, — добавил Хеккет, подмигивая своему собеседнику.

— Я не сомневался в вашем внутреннем благородстве, — иронично заметил Дронго.

— У следователя пока ничего нет на мистера Александра, кроме того факта, что он оставался в этом номере. Но это не является доказательством его вины. А вот пленка меняет ситуацию кардинально. Вы ее видели?

— Имел удовольствие.

— Ну вот. Ситуация предельно ясна. Либо он отказывается от участия в аукционе и не едет в Москву, послав письмо об отказе. Либо он летит в Москву и на следующий день узнает из газет, что он главный обвиняемый по делу об убийстве несчастной девушки. Одно из двух. И никаких иных вариантов. Все предусмотрено до мелочей. Это мой стиль, мистер Леживр, это мой фирменный стиль. Если мне поручают работу, я делаю ее до конца и надежно.

— Вы забываете о том, что подобное преступление и различные слухи, которые появились в российских газетах, уже подрывают авторитет моего клиента.

— Не думаю. Общие подозрения ничего не значат без конкретных доказательств. Его адвокаты могут найти кучу свидетелей, которые выходили вместе с ним из номера в отеле. Его помощники, пришедшие за багажом, служащие отеля или еще кто-нибудь. Все подтвердят, что он уходил из отеля, когда его спутница принимала ванну. Никаких доказательств обратного пока не существует. Пока… Что касается самого убийства? Ну кто поверит, что такой известный бизнесмен был причастен к убийству дешевой проститутки? Без пленки — никто. Поэтому не нужно считать, что ваш клиент несет какие-то особенные потери. В конце концов, нельзя быть девственницей в борделе. Это общеизвестно.

Им принесли голубей, завернутых в виноградные листья. Вместе с прожаренными кусочками ореха, в соусе из белого вина мясо казалось особенно нежным. Дронго осторожно взял кусочек, попробовал. Очень вкусно.

— Мистер Хеккет, — сказал Дронго, поднимая бокал, — не скрою, что задуманная вами операция вызывает восхищение. Все продумано и осуществлено с присущим вам блеском. Не сомневаюсь, что люди, заказавшие вам подобное «мероприятие», были хорошо осведомлены о ваших талантах. Вы, по существу, взяли моего клиента в тиски, не оставляя надежды на какой-либо другой исход.

— Вы мне льстите, — усмехнулся Хеккет.

— И вы считаете, что у моего клиента нет никаких шансов избежать ваших «клещей»?

— Нет, — поднял бокал Хеккет. Он сделал три глотка, поставил бокал на столик и скромно добавил: — Даже с помощью такого профессионала, как вы, Дронго.

— Не сомневался, что вы обязательно меня узнаете, — ровным голосом заметил тот.

— Каждый из нас профессионал в своей области, — вкрадчиво сказал Хеккет, — вы мастер распутывать интриги, а я умею их мастерски плести. Согласитесь, что у меня должна была быть полная информация о таком всемирно известном аналитике, как вы.

— У меня тоже есть некоторая информация о вас.

— Прекрасно, — не без пафоса произнес Хеккет, — давно хотел с вами увидеться. Значит, в течение ближайших семи дней мы будем не только коллегами, но и напарниками в этом трудном деле. Не могу передать всей гаммы чувств, которые меня охватили.

Со стороны казалось, что беседуют двое старых приятелей. Они лучезарно улыбались друг другу и поочередно кивали, соглашаясь с мнением своего собеседника.

— Вы напрасно взялись за это дело, — продолжал улыбаясь Хеккет, — все продумано до мелочей и рассчитано. Вы приехали слишком поздно, мистер Дронго. Возможно, на первом этапе у вас еще были бы какие-нибудь шансы, но, когда осталось всего семь дней, пардон, уже шесть, у вас их нет. Вы только подорвете свою профессиональную репутацию. Мой стиль хорошо известен: продумывать операцию до мелочей и всегда, вы слышите меня, Дронго, всегда добиваться нужных результатов. Поэтому единственное, что я могу вам посоветовать, — это вернуться домой. Вы опоздали.

— Не думаю. За столько дней может многое произойти. Я все-таки намерен взяться за это дело. Мне будет даже интересно найти ошибки в вашей безупречно выстроенной схеме.

— Пожалуйста, — развел руками Хеккет. От него исходил сильный карамельный запах. Дронго усмехнулся:

— Я не думал, что вы так привержены моде. Вам нравится «Тьерри Мюглер»?

— Да. В последнее время это мой любимый парфюм. А вот вы, как известно, много лет употребляете только «Фаренгейт». Говорят, что вас можно найти даже по запаху.

— Спасибо. Что еще обо мне говорят?

— Вы консервативны, Дронго, а значит, привержены каким-то определенным ценностям. Вся Европа знает, что вы носите обувь только фирмы «Балли», предпочитаете костюмы от Валентине. У вас строгий вкус, мистер Дронго.

— Не могу вернуть вам комплимент. Ваш великолепный галстук от Кензо явно не вяжется с вашим костюмом. Чья это фирма?

— «Балансиага». Я покупаю костюмы в бутике на авеню Георга Пятого.

— Прекрасно знаю этот магазин. Там, по-моему, владелец магазина индус. Или пакистанец. Он находится напротив бутика «Живанши», с правой стороны, если заворачивать с улицы Монтеня.

— Вы хорошо знаете Париж, — улыбнулся Хеккет. — А мне говорили, что вы лучше всех в Европе умеете выбирать тонные галстуки для своих костюмов. По-моему, на вас Версаче. Я слышал, это был ваш любимый дизайнер. Покойный предпочитал вызывающе эффектный стиль, что мне в нем и нравилось. Но вы с вашим строгим вкусом носите такие галстуки?

— Уже не ношу. После того как его полюбили в Москве наши «новые», я решил отдавать предпочтение другим, более сдержанным мастерам. Сейчас я ношу номерные эксклюзивные галстуки от Живанши, они мне нравятся. Но их цветочная гамма скорее рассчитана на лето. На зиму я предпочитаю более строгие галстуки итальянских модельеров.

— Вы тонкий ценить прекрасного, — заметил Хеккет. — А какие рубашки вы обычно носите? Я люблю от Нины Риччи. Они всегда в моде.

— «Монсеньор Кристиан Диор», — признался Дронго. — Дело в том, что в ваших рубашках есть пластмассовые вставки для поддержки воротничков. А я всегда их теряю. Поэтому ношу либо «Монсеньор», либо «Пионер», чтобы не искать вставки.

— Нижнее белье, конечно, от Джерутти?

— От Кельвина Кляйна. Хотя я принципиальный противник моделей «унисекса», но у него есть некоторые классические образцы.

— У нас много общего, — засмеялся Хеккет, — мы могли бы составить потрясающую пару.

— Вы имеете в виду вместе работать?

— Мы уже вместе работаем, в одном деле.

— Соперничаем.

— Можно и так. Хотя мн-е больше нравится слово «сотрудничаем».

— В таком случае я надеюсь, что наше «сотрудничество» кончится определенным результатом ровно через неделю.

— Сегодня понедельник, — напомнил Хеккет. — В следующий понедельник утром наш общий знакомый должен четко заявить, что он намерен делать. Либо он летит в Москву и его ждет теплая встреча со следователем, либо он остается в Париже и наслаждается своей пикантной пленкой. Он даже может получать удовольствие от просмотра этого фильма, если вырежет последние кадры. Но других вариантов у него нет. Если он решит рискнуть, то проиграет. К сожалению, я связан обязательствами и ничего не могу сделать для него.

— В таком случае у меня даже меньше времени, чем я думал. Но я не привык отступать, мистер Хеккет. Я приглашаю вас в этот ресторан ровно через одиннадцать дней. В пятницу. Надеюсь, вы согласитесь со мной поужинать. Ровно через одиннадцать дней, — повторил Дронго. — И тогда мы обсудим результаты нашего «сотрудничества».

— Вы так самоуверенны, — пробормотал Хеккет, — у вас ничего не получится. Не стоит даже пытаться.

— И все-таки я попытаюсь. В конце концов, даже поражение от такого специалиста, как вы, Хеккет, может многому научить. За ваше здоровье, Хеккет, надеюсь, вы будете здесь ровно через неделю.

— Обязательно, — усмехнулся Хеккет. — Вы напрасно блефуете, Дронго. Ведь сделать уже ничего нельзя. Единственное разумное решение, которое может принять ваш друг, — это написать письмо прямо сегодня и не утруждать вас бесперспективными поисками. В конце концов может пострадать ваша репутация.

— Не думаю. От поражений никто не застрахован. Тем более поражение от такого специалиста по устройству мерзостей, как вы, мистер Хеккет.

С лица Хеккета сошла улыбка. Он нахмурился и раздраженно сказал:

— Хорошо. Попытайтесь бросить мне вызов. И мы посмотрим, что у вас получится. Но учтите, что с этой секунды я начинаю вам активно противодействовать. Своего нейтралитета я вам не обещал.

— Я остановился в отеле «Ритц», — сообщил Дронго, — если вы захотите и мне подставить подобную красотку, то я не буду возражать. Еще лучше двух, чтобы у меня был необходимый свидетель.

Хеккет положил вилку на стол. Покачал головой и все-таки улыбнулся.

— Прекрасная тактика, — сказал он, — но вам не удастся меня спровоцировать. Встретимся в следующую пятницу, мистер Дронго.

— Вы отказываетесь от десерта? — удивился Дронго.

— Да. Сладкое портит фигуру. Вам тоже полезно от него отказаться.

— Обязательно учту ваши рекомендации, мистер Хеккет. Надеюсь, в них нет никакого скрытого намека?

— До свидания, — поднялся Уорд Хеккет. Подумав секунду, сказал на прощание: — Будьте осторожны, Дронго. Я веду борьбу по своим правилам. А мой девиз: никаких правил в борьбе за главный приз. Прощайте.

Когда он ушел, Дронго еще долго сидел за столиком. Наконец к нему подошел официант.

— Десерт? — спросил он, наклоняясь к посетителю.

— Нет. Принесите мне сыр и еще немного вина. Мой ушедший друг считает, что десерт будет мне вреден.

 

День первый

Было уже за полночь, но они все еще сидели в кабинете, ведя беседу. После встречи с Хеккетом Дронго приехал к бизнесмену, чтобы уточнить некоторые детали.

— Насчет аукциона я все уже понял, — подвел итог Дронго, — а с девицей вы познакомились в ресторане. Все правильно?

— Да, все правильно. Она была невероятно хороша собой. Как раз тот тип женщины, который мне нравится. Но она не стала подходить ко мне. Просто села за соседний столик и заказала легкий завтрак. Или ленч, как говорят американцы.

— А почему вы решили, что она профессионалка?

— Это было сразу заметно в постели. Она была, видимо, не просто профессионалка, а специалист в своей области. Очень хорошо говорила по-английски. В общем, я решил предложить ей подняться в мой номер, и она согласилась. Что было потом, вы знаете.

— Значит, вас конкретно никто не знакомил?

— Нет. Но я сразу обратил на нее внимание, как только она вошла. Мы как раз в это время ужинали с моим адвокатом. И оба обратили внимание на эту женщину. Она была очень привлекательна. В ресторане почти никого не было. Я обычно встаю очень поздно, стараюсь работать по ночам. Поэтому в гостиницах обычно выбираю западную сторону, чтобы подольше поспать. В этот день мы завтракали ближе к полудню. И представьте себе мое состояние — увидев ее, я даже отменил свои встречи.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Дронго, — женщину явно подбирали с учетом ваших вкусов и пристрастий. Узнаю знакомую руку мистера Хеккета. Он все делает основательно. Может, даже пригласил психолога, который определял тип женщины, способной вам сразу же понравиться.

— Да, да, мне тоже так кажется. Она как-то сразу согласилась, повела себя раскованно, просто. Мне не нравится, когда они начинают торговаться, ломаться, набивать цену. Она совсем не похожа на остальных.

— Она такая же, как и все остальные, — возразил Дронго, — только в отличие от других ей заранее было уплачено. И гораздо большая сумма, чем она могла бы заработать за год своей трудовой деятельности. Я думаю, не меньше. Хеккет не скупится в таких случаях. Он ведь все равно выставляет потом общий счет своим «заказчикам».

— Она была такой привлекательной, — вздохнул Александра — мне стало больно, когда я узнал о ее смерти.

— Ваш адвокат уже отвечал на вопросы следователя?

— Да, он сказал, что я уехал и буду в Москве не раньше следующего понедельника. Следователь оставил повестку, попросив меня явиться к нему на допрос во вторник в качестве свидетеля.

— Как фамилия вашего адвоката?

— Любомудров. Викентий Алексеевич Любомудров. Такая интересная фамилия. Он хороший специалист, мы с ним работаем уже давно.

— Не сомневаюсь, что вы выбрали самого лучшего. Я буду работать в Москве вместе с ним. Кого вы еще можете мне рекомендовать? Мне нужен еще один помощник.

— Андрей Ильин, тот самый, который уже был у вас дома. Я ему полностью доверяю. Мы с ним знакомы несколько лет.

— Отлично. Теперь мне нужно, чтобы вы абсолютно честно ответили на несколько моих вопросов. Только очень честно, иначе я не смогу гарантировать нужного вам результата.

— Да, конечно, — пробормотал Александр, — я вас слушаю.

— Вы знали о том, что в отеле вас снимают?

— Конечно, нет, — растерялся Александр, — вы решили, что я сам организовал эту съемку?

— Я ничего не решил. Я только уточняю.

— Ничего я не знал. А если бы догадался, то сломал бы камеру. Даже просил проверить Викентия Алексеевича этот номер. Он все просмотрел лично. Очевидно, миниатюрная передающая камера была установлена под картиной, откуда и велась вся съемка.

— В первых эпизодах показанной мне ленты ваша личность не вызывает сомнений. В последних эпизодах — точно не вы? Я сейчас ваш поверенный, как священник или адвокат. Если вы убили девушку, то лучше скажите мне сразу, чтобы я поменял вектор поисков. Тогда я буду искать не убийцу, а оправдывающие вас обстоятельства. Если вы мне сейчас соврете, это будет означать крах поставленной мне задачи.

— Вот и вы мне не верите, — вздохнул Александр. — Я ее не убивал, — твердо сказал он, — и не стрелял в нее, — добавил бизнесмен.

— Хорошо. Теперь последний вопрос. Вам действительно так важно принять участие в аукционе? Или для вас предпочтительнее отказаться и выкупить оригинал пленки у Хеккета?

— Я не могу отказаться, — вздохнул Александр, — дело не во мне. На аукционе завязаны интересы очень многих людей. Моя компания всего лишь организация, использовав которую очень влиятельные люди хотят приобрести пакет акций. Нет, я никак не смогу отказаться. Для меня это равносильно самоубийству. В таком случае я действительно больше никогда не смогу вернуться в Москву. И в Париже оставаться нельзя. Меня просто пристрелят. Без всякой пощады. Здесь задеты интересы очень влиятельных людей.

— А ваши противники?

— Это другой клан. По существу, в России сейчас реально у власти находятся несколько кланов, которые определяют всю политику в стране. Если я откажусь, то подведу весь клан связанных со мной людей. Выставлю их посмешищем в глазах западных партнеров. А пакет акций, которым завладеет другой клан, способен усилить их влияние на всю экономику и политику России. В том числе и в деле контроля за реальной ситуацией в стране.

— Убедительно, — сказал Дронго. — Я с самого начала подозревал, что здесь замешаны не только крупные экономические интересы, но и политика. Уорд Хеккер слишком известная личность, и его не стали бы нанимать только для того, чтобы вас так дешево подставить. Они, очевидно, до мельчайших деталей рассчитали свою стратегию и выбрали самую уязвимую точку.

— Вот именно. Формально документы обязан подать именно я как глава нашей компании. И все подписи на пакете документов должен проставить тоже я. Теперь у меня выбор — или не ехать в Москву и ждать, когда меня убьют за обман интересов весьма влиятельных людей, или полететь в Москву и положить голову на плаху, пожертвовав собой. Акции мы, конечно, приобретем, но меня посадят надолго. Или тоже убьют. Получается, что в обоих случаях конец у меня будет одинаковый.

— Это мы еще посмотрим, — возразил Дронго, — иногда возникает и третий вариант. Это когда монета падает ребром. Один шанс на миллион, но он всегда существует.

— Хорошо, — заставил себя улыбнуться Александр, но улыбка получилась вымученная и жалкая, — будем считать, что вы мой шанс. Как раз такой шанс. Один из миллиона.

— Утром я вылетаю обратно в Москву, — сообщил Дронго, — и пусть ваш Ильин меня встретит. Если можно — вместе с вашим адвокатом. У нас и без того очень мало времени.

В отель «Ритц» на Вандомской площади он вернулся в первом часу ночи. В холле к нему подошел предупредительный портье.

— Простите, мсье, — сказал он извиняющимся тоном, — вам несколько раз звонили из пятьсот двадцать третьего номера. Просили подняться к ним, как только вы приедете.

— Кто звонил? — удивился Дронго.

— Не знаю. Но очень просили вас подняться к ним в номер. Они приехали только сегодня, мсье, и остановились в нашем отеле.

Странно, подумал Дронго, никто не знал, что он остановился в «Ритце». Но, поблагодарив портье, он вошел в лифт, чтоб подняться на пятый этаж.

Лифт, находившийся справа от входа, был устроен не совсем обычно. Гости входили в кабину лифта, и дверь закрывалась за их спиной. После чего кабина поднималась вверх, а гости, уже не разворачиваясь в тесной кабине, выходили через другую дверь. Поднявшись на пятый этаж, он прошел к указанному номеру, постучал.

— Войдите, — услышал он женский голос. Дронго осторожно открыл дверь и прошел в небольшой коридор. В комнате в двух креслах сидели две молодые женщины редкой красоты. Одна — блондинка, другая — шатенка. Возникало ощущение, что красавицы сошли с рекламных плакатов модельных агентств. Обе женщины смотрели на гостя, понимающе улыбаясь.

Сукин сын Хеккет, догадался, рассмеявшись, Дронго. Он все-таки запомнил его фразу и прислал сразу двух красоток. Прекрасно зная, что женщинам не разрешат сидеть в холле до полуночи, он подстраховался и снял для них номер. То есть вновь продемонстрировал свое умение решать любые проблемы.

— Вы ждете меня? — спросил Дронго. И в этот момент раздался телефонный звонок. Одна из молодых женщин грациозно поднялась и, подняв трубку, передала ее Дронго.

— Приятного отдыха, Дронго, — пожелал Хеккет, — по-моему, вам они должны понравиться. Можете не беспокоиться. В «Ритце» у меня нет спрятанных камер.

— Это еще неизвестно, — пробормотал Дронго, — но в любом случае благодарю вас за подарок. Я ваш должник. Спокойной ночи.

Он положил трубку, обернулся к обеим женщинам. Колебаться было бы глупо. Он редко встречал подобные породистые экземпляры.

— Не могу отказать мистеру Хеккету, — улыбнулся Дронго, — только не будем доставлять ему удовольствия. Сейчас я спущусь вниз и сниму другой номер, где наверняка не успели побывать его люди.

— Что? — спросила одна из женщин.

— Ничего. Я просто восхищаюсь вашей красотой, — пробормотал он, выходя из номера.

 

День второй

Утром автомобиль, приехавший за ним к oтелю, отвез его в аэропорт. На этот раз, возвращаясь обратно в Москву, он, как обычно, закрыл иллюминаторы. Самолетами он летал чаще, чем ездил на такси, но инстинктивный страх сидел в нем постоянно. При любой возможности он старался избежать полетов, заменяя их более длительными поездками на поездах.

В Шереметьеве его встречали двое — Любомудров и Ильин. Багажа у него не было, и он довольно быстро вышел к встречающим. Любомудров оказался худым высоким мужчиной с вихром непослушных волос, смешно торчавших на затылке. Толстые стекла очков наводили на мысль, что он испортил зрение на работе, углубясь в фолианты справочников и кодексов. Ильин выглядел ординарно солидно. Широкоплечий, высокий и красивый молодой человек в новой замшевой куртке. Он первым протянул руку Дронго.

Любомудров подошел следом. Церемонно представился.

В «Ауди», на котором они приехали, за рулем сидел Ильин. Такова была просьба Дронго. Он не хотел вести разговор при водителе, даже если тот был человеком проверенным. Чем меньше людей будет знать об их поисках, тем реальнее шансы на успех.

— Вы завтракали в день знакомства с вашим патроном? — уточнил Дронго у адвоката. — Что вы можете сказать об особе, которая находилась в ресторане? Мне хотелось бы услышать ваш рассказ.

— Симпатичная молодая женщина, — осторожно начал Любомудров, — хорошо одетая, волосы тщательно уложены. Вы знаете, я часто обращаю внимание на волосы «ночных бабочек». Обычно они очень неухоженные. Не знаю, чем это объяснить, но, видимо, им важнее следить за лицом, которое является их своеобразным рабочим инструментом, нежели за всем прочим. А эта девица была очень ухоженная, хорошо одета. Во всяком случае, одна ее сумочка потянула бы на несколько сотен долларов.

— Существуют профессионалки, труд которых очень высоко ценится и оплачивается, — заметил Дронго.

— Да, да, скорее она из этой категории, «высокооплачиваемых». Она прошла к столику, что-то заказала официанту.

— Как вы думаете, они были знакомы с официантом?

— Не знаю. Я не слышал, о чем они разговаривали.

— Но она кивнула ему как своему знакомому? Или, наоборот, сухо поздоровалась?

— Скорее как незнакомому.

— Как они познакомились с Александром?

— В его обычном стиле. Он послал ей самое дорогое шампанское. Девушка благодарно кивнула. Затем он подошел к ней, они немного поговорили и тут же пошли вместе — в его номер. Я думал, она уедет через час. Но он серьезно увлекся, даже отменил несколько важных встреч. А потом три дня девица оставалась в его номере.

— И многие видели их вместе? — как бы чем-то недовольный, спросил Дронго.

— Многие. Поэтому ее убийство вызвало у всех у нас шок. Но пока мне удалось убедить следователя, что шеф покинул гостиницу до того, как убили эту особу. Хорошо еще, что она оставалась в номере и ее нашли только в четвертом часу дня.

— А когда улетел ваш шеф?

— Он уехал из отеля в десять часов утра. В половине второго улетал его самолет на Париж. Мы еще успели заехать в наш офис.

— А когда, по мнению экспертов, убили женщину?

— Примерно в это время. Эксперты называют время с половины первого до половины второго. То есть теоретически он мог успеть выстрелить в женщину и приехать в аэропорт. Конечно, только теоретически, но, если найдут какие-нибудь другие доказательства… Будет очень сложно его защищать.

— Вы видели пленку?

— Видел. Два дня назад я летал на несколько часов в Париж. Это ужасно. И очень убедительно. Пока пленки нет, все можно доказать. Но, когда появится пленка, непросто будет убедить следователей и прокуроров в невиновности нашего патрона. И даже если нам удастся это сделать, то и тогда они могут показать пленку на телевидении. Вы же знаете, какой канал они контролируют. Если пленку покажут по телевидению, это вызовет еще больший скандал, чем обвинение следствия. Тут уж невозможно оправдаться.

— Это я понимаю. Как ее звали?

— Ирина. Ирина Максименко. О ней уже писали некоторые газеты. Там же содержались и намеки на ее связь с неким высокопоставленным лицом. Но пока нигде не упоминаются конкретные фамилии.

— Мы едем к «Метрополю», — сказал Дронго, обращаясь к Ильину.

Тот молча кивнул, чуть прибавляя скорость.

— Мы уже были в гостинице, — нарушил молчание адвокат, — как и следователи. Это особый отель. Там есть собственная служба безопасности, есть и свой круг посетителей. Но, что странно, — никаких сведений об убитой. Наверное, она там не работала.

— Или наоборот, — вздохнул Дронго. — Вы, очевидно, использовали обычную систему проверки. Есть еще и неформальные методы проверки.

— В «Метрополе» нельзя часто появляться, — заметил Ильин, — нельзя мельтешить. Можно нарваться на очень крупные неприятности.

— Я постараюсь аккуратно, — понимающе кивнул Дронго, — все едино поиск нужно начинать с отеля. А вы, Викентий Алексеевич, поедете в прокуратуру и постараетесь узнать все о погибшей. Кто она, откуда родом, где проживала, если москвичка, где живут ее родные, где была прописана. В общем все, что сможете узнать.

— Постараюсь, хотя, честно говоря, вряд ли следователь обязан мне все это рассказывать, — с сомнением протянул Любомудров.

— Объясните, что речь идет о репутации вашего патрона. Что вы решили помочь следствию установить истину. Я думаю, следователь, замороченный массой дел, наверняка пойдет вам навстречу. В конце концов, зачем скрывать данные об убитой? Это ведь не тайна следствия.

— Где она жила, мы знаем, — вставил Ильин, — на улице Удальцова, в новой Олимпийской деревне.

— Откуда вы знаете?

— Наши водители ее несколько раз туда отвозили.

— Это еще ни о чем не говорит, — возразил Дронго, — вполне возможно, что она там не живет. Кто-нибудь поднимался вместе с ней в квартиру?

— Нет. Машина обычно ждала у дома.

— В любом случае мы поедем туда и все проверим, — согласился Дронго, — но сначала в «Метрополь». По дороге завезем в прокуратуру Викентия Алексеевича.

— Где встречаемся? — спросил адвокат.

— Ровно через два часа мы за вами заедем. Только постарайтесь все же узнать побольше. Любые детали, любые подробности могут оказаться очень важными.

— Я вас понимаю, — кивнул Любомудров, — постараюсь сделать все, что смогу.

«Ауди» свернул к зданию городской прокуратуры. Машина плавно затормозила, и адвокат, забрав свой портфель, вышел из автомобиля. Андрей дождался, когда он подойдет к дому, оглянулся и, выворачивая руль, направил машину в обратную сторону.

— Вы уже проверяли в гостинице?

— Пытались, — вздохнул Ильин, — и по ее прежнему адресу тоже проверяли. Никаких следов. Как будто она появилась из ниоткуда. Никто не знает, где она жила. А следователи не выдают нам свою информацию. У них тоже есть какие-то секреты.

— В адресном столе проверяли?

— Проверяли. По адресу, который нам дали, она вообще никогда не появлялась.

— Хорошая работа, — пробормотал Дронго.

— Да нет, — не понял его Андрей, — обычная. Видите, никаких результатов.

— Не ваша, — жестко пояснил Дронго, — а конкурентов вашего шефа. Сделано все с блеском, на высочайшем уровне. Почти гарантированно выключили человека из игры не только на время данного аукциона, но и на последующие недели, месяцы. Если мы не сумеем найти убедительных доказательств его невиновности, они смогут шантажировать его достаточно долго. Нет никаких гарантий, что после проведения аукциона вашему шефу опять не предложат заключить какую-нибудь сделку. Людям подобного типа нельзя уступать. Никогда и ни в чем. Достаточно уступить один раз, и они, почувствовав вашу слабинку, съедят вас с потрохами. Им нельзя уступать, — повторил Дронго.

Андрей кивнул, бросая взгляд на обгонявший их джип, который едва не подрезал им дорогу. Да, ездить в центре Москвы становилось не только проблематично, но и опасно. Либо угодишь в многочасовую пробку, либо тебя без всяких правил начнут обгонять несущиеся на предельной скорости «джигиты», либо, что совсем худо, нарвешься на нервного типа, способного открыть стрельбу, если вы захотите втиснуть свой автомобиль перед его носом.

Пока они подъехали к «Метрополю», прошло не меньше сорока минут. Дронго озабоченно посмотрел на часы.

— Кажется, я переоценил наши возможности, — пробормотал он, — у Викентия Алексеевича есть мобильный телефон?

— Конечно, есть.

— Если задержимся, придется ему позвонить, чтобы он нас не ждал.

Они затормозили наконец недалеко от гостиницы.

— Подожди меня здесь, — предложил Дронго, выходя из машины.

Отель «Метрополь» переживал свое второе рождение после успешной реставрации, проведенной в начале девяностых. Из обычной московской гостиницы с неизменными тараканами и клопами он превратился в роскошный отель, отвечавший стандартам самых придирчивых зарубежных клиентов. Дронго особенно нравились здесь апартаменты, в которых обычно размещались не приехавшие на время гости, а «местные жители», небедные люди, снимавшие номера в престижной гостинице.

Дронго прошел в холл. Подошел к портье. Поздоровавшись, поинтересовался, нет ли ему письма. При этом он назвал первую пришедшую ему в голову популярную фамилию. Портье — молодой человек лет тридцати, с вытянутой дынеобразной головой и с отсутствующим выражением лица, долго проверял списки и наконец объявил, что ничего не передавали. Дронго кивнул, отходя в глубь холла. Теперь все было в порядке. Итак, у него есть минут двадцать, пока служащие отеля не начнут обращать на него внимание. У них срабатывал некий комплекс своего «клиента»: человек, подошедший к стойке портье, уже рассматривался как свой и примерно полчаса не вызывал особых подозрений.

Дронго прошел к лифту, поколебавшись, решил подняться на несколько этажей по лестнице. На третьем этаже он остановился. В коридоре было пусто. Осмотревшись по сторонам, он прошел к номеру, который занимал в те роковые дни бизнесмен. Прислушался. За дверью — тишина. Входить было глупо, там наверняка поработала бригада следователей, которая успела осмотреть каждый сантиметр поверхности. И если в номере имелась камера, то ее давно сняли. Нет, тут нужна горничная, которая убирала именно на этом этаже.

Дронго повернул в другую сторону и медленно двинулся по коридору, пытаясь найти дверь, ведущую в служебные помещения. Но все оказалось тщетным. На этом этаже подобной двери не было. Он прошел обратно и поднялся по лестнице еще на один этаж. Здесь работали сразу две горничные. Их тележки стояли у открытых дверей номеров, расположенных в разных концах коридора. Дронго подошел к одной из тележек. Горничная в номере убирала постель.

— Добрый день, — улыбнулся ей Дронго, — вы не знаете, кто работает на третьем этаже? Я случайно выбросил в мусорное ведро нужную мне записку. А ее уж успели унести.

— Зинаида Яковлевна, она сейчас тоже на третьем, — ответила женщина.

— Но там никого нет.

— А вы пройдите в другое крыло. Она небось закончила убирать ваши комнаты и пошла дальше.

— Спасибо, — Дронго поспешил вниз. На этот раз он повернул в левое крыло здания и действительно увидел тележку горничной. Подойдя к ней, он постучал в приоткрытую дверь.

— Зинаида Яковлевна, — позвал он женщину. Горничная вздрогнула и обернулась. Женщина лет сорока пяти, среднего роста, розовощекая, с круглой головой, похожей на шар, увидев незнакомца, растерялась.

— Что вам нужно? — спросила она.

— Я хотел бы поговорить с вами, — он вошел в комнату.

— Не здесь, — попросила она, — нам не разрешают никого пускать в чужие номера.

— Я знаю. И поэтому стою только на пороге. Так можно с вами поговорить?

— О чем? — испуганно спросила она. — Нам запрещено.

— Нет, нет, не беспокойтесь, ничего такого. Мне нужно только пять минут. Это вы убирали номер, где была убита женщина?

— Не знаю я никакой женщины, — отмахнулась горничная, — уходите отсюда, здесь нельзя оставаться.

Дронго достал из кармана стодолларовую купюру.

— Уходите, — твердо сказала женщина. Он достал еще две такие же бумажки.

— Нам запрещено, — твердила она как заведенная.

— Всего несколько вопросов, — он прибавил еще две купюры и, подняв над головой деньги, сказал: — Здесь пятьсот долларов. Если вы захотите ответить на несколько моих вопросов, я отдам их вам.

Женщина посмотрела на деньги, потом на него. Потом снова на деньги. И неуверенно спросила:

— Пятьсот долларов?

— У меня мало времени, — сказал он, — вы хотите получить эти деньги?

— Что вам нужно? — Это уже было согласие. Он сделал еще несколько шагов в глубь комнаты. Положил деньги на телевизор и, обернувшись к ней, спросил:

— Вы убирали номер в тот день, когда была убита женщина?

— Нет. Я убирала утром, когда она была жива. Мы убираем номера по утрам, до полудня.

— Вы ее видели?

— Видела.

— А раньше вы ее здесь встречали? У вас же наверняка есть собственный контингент девиц?

— Никакого контингента у нас нет, — испугалась женщина, — и девочку эту я раньше не видела. Думала, она с гостем приехала и с ним уедет.

— А кто убирал номер после вас?

— После меня убирала Света. Ее вызвали почистить номер вечером, когда там уже нашли убитую.

— Где эта Света? Она сегодня работает в гостинице?

— Нет.

— Как ее можно найти?

— Я не знаю… — она посмотрела на телевизор, где лежала стопочка «зеленых». Доллары явно давили на ее сознание. — Не знаю, — чуть запинаясь, произнесла она.

— Мне нужен адрес, — он умел быть настойчивым, когда требовали обстоятельства.

— У меня есть только ее телефон, — облегченно выдохнула она, решив таким образом трудную задачу.

Он понял ее состояние.

— Хорошо, — улыбнулся Дронго, — давайте телефон.

Она продиктовала семь цифр. Снова взглянула на деньги.

— Они ваши, — кивнул Дронго, — надеюсь, вы меня не обманули. Иначе мне придется вернуться за своими деньгами.

— Нет, — испугалась женщина, — нет, нет. Точно, не обманула я вас.

— У меня к вам еще несколько вопросов. Первый. Когда вы убирали в день убийства их номер, бизнесмен уже успел уехать или нет?

— Я не знаю. Мы на такие вещи не обращаем внимания. Девушка была в номере. Это я точно помню. Меня спрашивали. Следователь еще сказал, что, возможно, ее друг вернется обратно. Но я его нигде не видела.

Это не доказательство, разочарованно подумал Дронго.

— Второй вопрос. Может быть, вы видели в тот день на вашем этаже посторонних. Или, наоборот, знакомых? Из вашей службы безопасности, например?

— Никого я не видела. Обычные гости, клиенты, все как всегда. Пока не нашли убитую.

— Кто ее нашел? Вы сказали, что Свету вызвали после того, как нашли в номере убитую. Кто ее нашел?

— Наш Михаил.

— Не понял. Какой Михаил?

— Михаил Гогуладзе. Он отвечает за проверку на этажах мини-баров. Он вошел в номер и обнаружил убитую.

— Как найти Михаила? Где его можно застать?

— Он внизу сидит, в службе сервиса. Да его же все знают, — удивилась женщина.

— Наверно, он очень известная личность, — пробормотал Дронго. — У меня остался последний вопрос. Когда вы убираете в номере, вы обычно смахиваете пыль с картин?

— Во время обычной уборки — нет. Это мы делаем раз в неделю. Клиенты бывают недовольны, если мы задерживаемся в номере дольше обычного. Нам нужно успеть поменять белье, сменить полотенца, почистить ванную комнату и убраться в номере. Больше ничего. Ну, если замечу на картине пыль, конечно, протру. Но обычно полную уборку мы проводим раз в неделю или в две недели.

Даже не отдавая себе отчета, женщина двигалась все ближе и ближе к телевизору, ближе к деньгам. Словно боялась, что этот незнакомый человек в конце концов ее обманет.

— Спасибо, — сказал Дронго. — Надеюсь, вы понимаете, что никому нельзя рассказывать о нашем разговоре. Это в первую очередь в ваших же личных интересах.

Он повернулся и вышел из номера. Снова спустился по лестнице вниз. Вновь подошел к портье.

— Так и не принесли письмо? — снова осведомился он.

— Сейчас проверю, — занервничал портье.

— Ничего, — отмахнулся он, — я пока пообедаю. Да, я хотел бы зайти в службу сервиса. Куда мне пройти?

— Вы можете позвонить из своего номера, — посоветовал портье.

— Не обязательно. У меня ничего особенного. Я просто хотел поговорить с одним человеком.

Портье теперь уже настороженно посмотрел на него. Потом тихо спросил:

— С каким человеком?

— Мой компаньон, уезжая из отеля, просил передать деньги для одного из сотрудников службы сервиса. Ничего особенного. Триста долларов. Просто мне неудобно не выполнить его просьбы.

— Триста долларов? — переспросил портье. — А кому вы должны их передать?

Когда речь касалась денег, здесь верили любой выдумке. Как, впрочем, и повсюду в мире в сфере обслуживания, где независимо от кредитных карточек всегда присутствовали чаевые в виде наличных.

— Михаил. Фамилию я не помню. Какая-то грузинская фамилия, — Дронго сделал вид, что пытается вспомнить.

— Гогуладзе, — обрадовался портье, — сейчас я его позову.

Он снял трубку телефона и быстро пробормотал в микрофон несколько едва слышных фраз. На стойке уже лежала стодолларовая купюра.

— Вы так внимательны, — льстиво сказал Дронго.

Глаза у портье превратились в две небольшие щели. Он облизнул губы и кивнул головой, протягивая руку.

— Письмо искать? — хрипло спросил он.

— Конечно, — улыбнулся Дронго. — Я думаю, оно обязательно придет.

Он отошел в глубь холла, устраиваясь в глубоком кресле. Через минуту рядом с портье появился высокий, несколько грузный малый лет тридцати пяти — сорока. Чуть лысоватый, с одутловатыми щеками, большим мясистым носом и вторым подбородком. Он выглядел куда импозантнее щуплого портье.

— Кто меня спрашивал? — спросил Гогуладзе. Портье кивнул, показывая на Дронго.

— Это вы меня спрашивали? — с не очень заметным кавказским акцентом спросил Гогуладзе.

«Очевидно, он провел большую часть своей жизни в Москве или в другой точке России, — подумал Дронго. — Родившиеся в Тбилиси дети, которые учились говорить на грузинском, никогда потом не могут избавиться от характерного акцента, переходя на русский, даже если этот язык становится для них основным».

— Добрый день, — поднялся навстречу Михаилу Дронго, — я хотел бы с вами немного побеседовать.

— Что вам нужно? — спросил здоровяк, мрачно взглянув на незнакомца.

— Мы могли бы где-нибудь поговорить? — повторил Дронго свой вопрос.

— О чем это?

— У меня есть к вам интересное предложение.

— Идем за мной, — согласился Михаил, показывая куда-то за спину портье.

Они прошли через холл, вышли в небольшой коридор, и Гогуладзе толкнул дверь, приглашая войти в маленькую комнату. Комната была пуста. Вдоль стены выстроились стулья. На журнальном столике стоял телефон.

— Какое у тебя дело ко мне?

— Мой друг просил передать вам триста долларов, — будничным голосом сообщил Дронго, доставая три стодолларовые бумажки.

— За что? — коротко спросил Михаил.

— Мне нужно узнать у вас некоторые подробности.

Он даже не посмотрел на деньги. Только в лицо незнакомцу. Потом недовольно буркнул:

— За три сотни «зеленых» купить хочешь? Дешевку нашел, да?

— Нет, нет, — поспешил успокоить его Дронго, — я не хотел вас обидеть. Может, мой друг обещал вам большую сумму? Вы скажите, я заплачу за него. Сколько? Пятьсот, тысячу?

— Хороший у тебя друг, — уже более спокойно сказал Гогуладзе, — ладно, посмотрим, что ты хочешь. Ты сам грузин?

— Нет. Но грузинский немного понимаю.

— Тогда скажи, что тебе нужно. А я назову цену.

— У меня очень простой вопрос. Это вы обнаружили убитую на третьем этаже?

— Какую еще убитую? — разозлился Гогуладзе.

— Женщину, которую нашли убитой на третьем этаже в своем номере. Ведь вы отвечали за их мини-бар. — Он намеренно говорил ему «вы», словно не замечая, что тот обращается к нему на «ты».

— До свидания, — Михаил повернулся к нему спиной, — уходи-ка отсюда, — посоветовал он, намереваясь уже выйти из комнаты.

— Подождите, — попытался остановить его Дронго, — может, мой друг предложил вам куда большие деньги?

— А мне твои деньги вообще не нужны, — обернулся к нему Гогуладзе, — мне моя голова дороже. И у тебя нет столько денег, чтобы мне за нее заплатить. Ничего я тебе не скажу. Лучше уходи отсюда. Ничего у тебя не выйдет.

— Мне нужно знать, что именно вы видели?

— Ничего не видел, — огрызнулся Гогуладзе, — говорю, уходи отсюда.

— Сейчас, — Дронго вдруг схватил руку Михаила, резко выворачивая ее в сторону. От нестерпимой боли тот застонал. Дронго толкнул его к стене и прижал локтем горло. Несчастный захрипел, но Дронго давил все сильнее.

— Ты свои дешевые трюки в другом месте показывай! — рявкнул Дронго. — Сейчас ты у меня на коленях ползать будешь.

— Отпусти, — хрипел Михаил, — отпусти же. Существует определенный тип людей, которые понимают только язык силы. Очевидно, Михаил был из той породы. Пока к нему обращались на «вы», предлагая деньги, он хамил, показывал характер. Но, когда увидел перед собой хама и бандита, под которого играл Дронго, испугался. Он понял, что своя голова дороже.

— Быстро колись! — Дронго понимал, что, войдя в роль, нужно играть ее до конца. — Говори, — надавил он сильнее на горло Гогуладзе.

— Ничего не знаю, — хрипел тот, — мне сказали, чтоб молчал. Чтоб ничего не говорил. Я вошел в комнату, там была она… Убитая… лежала на полу. И больше ничего не видел. Клянусь мамой, ничего не видел.

— Кто сказал, чтобы ты молчал?

— Следователь. И наша служба безопасности. Говорят, там бизнесмен жил, очень известный. Чтобы я нигде его имя не говорил. И вообще чтобы забыл про убитую.

— И все? — разочарованно спросил Дронго.

— Клянусь, — хрипел Михаил, — ничего больше не знаю. Как женщину увидел, сразу побежал в коридор людей звать. Я крови боюсь…

— Ладно, — Дронго ослабил хватку. Черт возьми! Получалось, что он идет по ложному следу. Повернувшись, он пошел к выходу.

— А мне что делать? — услышал Дронго за спиной робкий голос.

— Жить как раньше, — бросил он, не оборачиваясь.

В холле портье, увидев знакомое лицо, улыбнулся.

— Письмо еще не пришло, — приветливо сказал он.

— И не придет, — бросил Дронго, выходя из отеля.

 

День второй

В машине его терпеливо ожидал Андрей. Дронго тяжело опустился на сиденье. Вздохнул, взглянув на часы. Условленное время встречи с Викентием Алексеевичем еще не подошло, но добираться до прокуратуры через центр города пришлось бы не менее тридцати-сорока минут.

— Позвони Любомудрову, пусть ждет нас, — сказал Дронго.

Андрей кивнул, доставая телефон. Набрав номер, передал телефон Дронго.

— У вас есть новости? — спросил он.

— Нет. Следователь ничего не сказал. Вы ведь понимаете, что он не имеет права разглашать тайну следствия. За исключением некоторых общеизвестных фактов. Как звали девушку, где она была прописана, ну и тому подобная дребедень.

— Мы сейчас приедем, подождите нас, — попросил Дронго, отключаясь.

Он знал, как просто прослушать мобильный телефон. Когда автомобиль отъехал от гостиницы, Дронго спросил у сидевшего за рулем Андрея:

— Как ты думаешь, мы сумеем найти следы убитой по тому адресу, куда она якобы ездила?

— Не знаю, — честно ответил Андрей.

— Ты отвозил ее на Удальцова?

— Вообще-то я не водитель, — заметил Ильин, — у меня немного иные функции.

— Я не хотел тебя обидеть. Просто мне нужно понять, зачем она туда ездила. Если только для того, чтобы обмануть всех вас, то это слишком далеко: Она могла бы выбрать место поближе. Если там действительно жили ее знакомые, то их наверняка уже потрясли следователи. В таком случае, почему следователь не хочет сообщить нам адрес, который все равно ничего не даст? И все же съездим по адресу, который знали ваши водители. Кстати, кто их обычно туда отвозил?

— Наш водитель. Леня. Он работает с самим патроном. Поэтому и отвозил ее туда, на Удаль-цова. Два раза. И еще раз кто-то другой. Но я точно не помню, кто именно.

— Где можно найти вашего Леню?

— В офисе нашей компании. Он на работе.

— Заберем Викентия Алексеевича и поедем к вам. Нужно найти Леню. Кстати, заодно и выясним один адресок. Телефон Лени у меня есть, узнаем, по какому адресу он находится.

— Выясним, — кивнул Андрей, — это-то не проблема.

Автомобильные пробки в центре города были уже не просто обычным явлением, но проблемой, решить которую не могли городские власти. Даже широкие проспекты столицы не выдерживали напора автомобилей, хлынувших в город с начала девяностых. До прокуратуры они добирались довольно долго. У здания их терпеливо ожидал Викентий Александрович, не проявляя никаких признаков раздражения. Профессия приучила адвоката к терпению. Он сел в машину и тяжело вздохнул.

— Собственно, я так и думал, — сказал Любомудров, — ничего не получается. Следователь даже не хочет говорить на эту тему. Его можно понять. С одной стороны, на него давят, чтобы он быстрее закончил дело, с другой — требуют обвинить нашего патрона. И он запутался, что же ему делать.

— Вы думаете, на него так уж сильно давят?

— Это заметно, — вздохнул адвокат, — полагаю, что и девушку подставили именно из-за этого. Цель тактическая — не допустить участия в аукционе главу нашей компании. А цель стратегическая, конечно же, скомпрометировать его настолько серьезно, чтобы навсегда отбить у него охоту появляться в этой стране. Все слишком серьезно. Если мы не сумеем доказать в течение нескольких дней невиновность патрона, боюсь, что ему все же придется прилететь и отвечать на вопросы следователя. В противном случае они сделают официальный запрос и попросят власти во Франции о его выдаче.

— А французы сразу согласятся, — мрачно подвел итог Дронго.

— Конечно, согласятся. Он для них типичный представитель русской мафии. Они не делают различия между нашими бизнесменами. Любой очень богатый человек из России для них прежде всего подозрительный тип, неизвестно каким образом разбогатевший и Бог знает как оказавшийся в их стране. Я уже сталкивался с подобными фактами. Западные страны охотно выдают любого бывшего российского гражданина в случае обоснованного обвинения. Бывшие соцстраны, наоборот, не, выдают никого, даже если обвинение абсолютно доказано. Там работают те же мотивы, но для них Россия прежде всего наследница Советского Союза, и, чтобы выразить свое отношение к правовой системе России, они демонстративно не выдают даже заведомых преступников.

— Полагаете, вашему патрону стоит переехать в Польшу или в Чехию, чтобы его не выдали, — пошутил Дронго, — или еще лучше — в одну из прибалтийских стран?

— Не получится, — возразил Любомудров. — Он слишком известный человек. Если через шесть дней мы не подтвердим участие нашей компании в аукционе, разразится грандиозный скандал. Наши западные партнеры откажутся от любых экономических контактов не только с нашей компанией, но и вообще с Россией. И выиграют только наши конкуренты.

— Вы считаете, что все спланировано на столь высоком уровне?

— Безусловно. Вы же прекрасно знаете, кто именно поддерживает наших конкурентов. Уже давно и открыто они заявили, что не допустят участия в аукционе другой стороны. Теперь они демонстрируют свои возможности. Если пленку покажут по телевидению… — Любомудров еще раз вздохнул. — Не могу представить, чем все это может кончиться. Но у нас не будет шансов не только на участие в аукционе, но и вообще на сохранение нашей компании. Все слишком серьезно.

— Но, насколько я знаю, вашего шефа поддерживают на очень высоком уровне.

— В том-то все и дело. Чтобы скомпрометировать этот уровень, и затеяна подобная операция. Просто не представляю, как мы выберемся из этой ловушки. Ведь мы наверняка не сумеем найти убийцу или тех, кто стоял за этим преступлением в оставшиеся пять-шесть дней. А подтвердить свое участие в аукционе мы должны до вторника. В понедельник вечером срок подачи заявок истекает. В следующий четверг должен состояться аукцион, на котором наша компания намеревалась побороться за весь пакет акций.

— Я все помню, — мрачно кивнул Дронго, — мы сейчас постараемся узнать один адрес, а заодно попросим водителя вашего патрона немного поработать и с нами. Кстати, в вашей компании есть служба безопасности?

— Конечно, есть, — ответил Любомудров. — Ее возглавляет бывший генерал КГБ Савва Афанасьевич Федосеев.

— Савва? — переспросил Дронго. — Достаточно редкое имя. Он из Сибири?

— Кажется, да. А почему вы так решили?

— В городах такие имена уже давно не дают, хотя встречаются исключения. Почему ваш патрон не подключил к этому делу собственного начальника службы безопасности? Он ему не доверяет или не хочет посвящать в это дело слишком много людей?

— Нет. Ни то и ни другое. Именно Федосеев предложил вашу кандидатуру, узнав через своих бывших коллег, где именно вас можно найти. У него сейчас полно работы, думаете, так просто узнать, что именно предложат на аукционе наши соперники?

— В каком смысле? — не понял Дронго.

— Нам нужно знать их цену, чтобы перебить ее собственным предложением, — охотно пояснил Любомудров.

— Мне кажется, это несколько противозаконно, — осторожно заметил Дронго.

— Конечно, — кивнул Викентий Алексеевич, — но так проходит большинство аукционов в нашей стране. Узнать заранее о предложенной цене нельзя нигде в мире. А у нас можно. У нас можно многое. Мы узнаем заранее цену, мы договариваемся о правилах проведения аукциона. У нас даже можно предложить цену гораздо меньшую, чем конкуренты, и выиграть аукцион. У нас можно все, разве вы этого не знаете, Дронго?

— У меня была несколько иная сфера интересов. Я старался не лезть в подобные дела.

— Я думал, об этом все знают.

— Догадывался, — кивнул Дронго, — но даже не предполагал, что все в таких масштабах.

— Еще в больших, — признался адвокат. — Если у нас будет время после следующего четверга, можете со мной встретиться, я расскажу вам массу интересных историй.

— Не думаю, что мне будет так интересно слушать ваши истории. Лучше издайте книгу «Краткая история проведения аукционов». Получится неплохой бестселлер.

— А потом получу пулю в затылок, — угрюмо буркнул Любомудров. — В такие дела лучше не соваться. Я делаю свою работу и не стараюсь узнавать больше, чем мне положено. Но, к сожалению, очень часто из-за своей профессии узнаю слишком много такого, что делает меня циником.

— Кажется, Бальзак сказал, что адвокаты, врачи и священники бывают всегда циниками, ибо знают о человеческих пороках слишком много того, что недоступно другим людям.

— Вот, вот. Интересное замечание и очень справедливое. Только я добавил бы к этим людям еще и политиков высокого ранга, которые иногда знают больше, чем все врачи, священники и адвокаты, вместе взятые. И которые лгут, соответственно, гораздо больше, чем мы все вместе взятые.

— Хотите сказать, что правила аукциона определяют не экономическими интересами?

— Конечно, нет. Каждый крупный аукцион в Москве — это прежде всего большая политика. И условия аукциона каждая команда политиков подбирает только для своих. Поэтому аукцион всего лишь формальность. Всегда заранее известно, кто победит.

— И все знали, что победите именно вы?

— Вот именно. При любых условиях на аукционе должна была победить наша компания. Мы знали все условия, предложенные нашими конкурентами, мы подготовили этот аукцион, полностью приспособив правила под себя. И в результате нас обошли совсем с другой стороны, откуда мы не ждали удара.

— В таком случае не могу понять, чем именно вы отличаетесь от своих конкурентов, — насупился Дронго. — Вы проводите аукцион по собственным правилам, считаете нормальным любой ценой обойти своих конкурентов, узнаете их первоначальную цену, которая должна быть абсолютной тайной до начала торгов, а потом удивляетесь, что ваши конкуренты подкладывают вам свинью.

Андрей оглянулся на Дронго, но не стал комментировать его слова. В салоне несколько секунд царило молчание.

— Нет, — сказал наконец Любомудров, — мы не удивляемся. Мы были готовы к любым акциям наших конкурентов. Но никто не думал, что они решатся на убийство. И на подобную провокацию. Мы все-таки оставались пока в рамках некоторых правил, не решаясь на такие методы.

— Какая разница? — резонно заметил Дронго. — Впрочем, мне действительно все равно, кто именно победит в этом аукционе. Меня интересуют только две вещи: кто убил эту женщину и как защитить вашего патрона от обвинения в не совершенном преступлении.

Автомобиль подъехал к большому зданию, появившемуся в Москве в начале девяностых словно по взмаху волшебной палочки. Остановились прямо у подъезда. Очевидно, автомобиль Андрея тут знали, так как выбежавший из здания охранник кивнул Ильину, собираясь сесть за руль и отогнать автомобиль на стоянку.

Они вошли в здание компании. У лифта их ждал другой охранник. На шестом этаже встречал третий.

— Здесь база ВВС или офис компании? — хмыкнул Дронго.

— У нас такая система охраны, — объяснил Любомудров. — Кстати, я забыл сказать, что Ильин заместитель Федосеева.

— Очень приятно, — кивнул Дронго, — когда мы наконец увидим вашего начальника службы безопасности?

— Вот его кабинет, — показал Ильин. Они вошли в приемную. Миловидная длинноногая девица молча кивнула им. Все трое прошли в кабинет. Федосеев оказался крепким мужчиной лет шестидесяти пяти, лысоватым, несколько рыхлым, с крупным мясистым носом и большими ушами, словно раскатанными в блин, а затем приклеенными к его круглой голове. Увидев гостей, он мрачно кивнул им, приглашая войти.

— Добрый день, — приветствовал их сочный бас, — мне уже звонил Александр Михайлович, предупреждал о вашем приезде.

— Здравствуйте, — Дронго прошел к столу. — Но прежде чем начнем беседу, я прошу вас узнать, кому принадлежит номер телефона, который я вам сейчас назову. Его фамилия, имя и адрес. И вызовите вашего водителя.

— Назовите телефон, — предложил Федосеев.

Дронго назвал номер телефона. Федосеев кивнул Ильину, и тот вышел из кабинета.

— Что еще вам нужно?

— Пока ничего. Для начала, если позволите, мы поговорим с вашим водителем, с Леней, который отвозил погибшую.

— Мы уже с ним говорили, — Федосеев, похоже, терял терпение. — Почему вы считаете, что сможете узнать что-то новое?

— Вы проверяли адрес, по которому он отвозил погибшую?

— Конечно, проверяли. Дважды. Все квартиры в доме, где он останавливал машину. И никаких результатов. Она просто дурачила наших людей. Я думаю, она была в курсе того, что их снимали на пленку. Просто никто не сообщил ей, чем закончатся их отношения с Александром Михайловичем. Полагаю, это была высокопрофессиональная проститутка, которую наняли специально на эту драматическую роль. А потом убрали, использовав даже убийство для своих целей.

— Водитель точно помнит дом, куда он отвозил девушку?

— Конечно, помнит. Он указал нам даже подъезд, и мы проверили все квартиры. Все до одной. На всякий случай проверили и три других подъезда. Ирина Максименко ни в одной из квартир никогда не появлялась, и никто ее там не видел.

— Но почему она ездила именно туда?

— Полагаю, хотела нас успокоить. Наша служба безопасности отслеживала всех людей, с кем встречался Александр Михайлович. Если бы в течение тех дней, когда Максименко общалась с ними, она никуда не выезжала, мы бы начали ее подозревать. Но она обставила все очень умно. Звонила куда-то по телефону, будто к тетке, просила приготовить ей одежду. Потом садилась в нашу машину и выезжала по известному вам адресу. Видимо, в подъезде, на одном из верхних этажей, ее ждал кто-то из сообщников, который и передавал ей сумку с вещами. Во всяком случае, по показаниям водителя, она задерживалась в своей квартире не очень долго. Видимо, не хотела долго стоять на лестничной площадке.

— Красиво все придумано, — согласился Дронго, — может, кто-то видел человека, который привозил сумки?

— Мы проверяли и это. Нет, никто не помнит незнакомца с сумками. Возможно, приезжал не один человек, а несколько. Может, даже была женщина, которая встречалась с Максименко. Она родом с Украины, мы собирались послать людей в город, где она выросла.

— Куда именно?

— Во Львов. Там остались ее мать и сестра. Но она уехала из родного города несколько лет назад и с тех пор ни разу не была на Украине, этот факт нам удалось выяснить достаточно точно. Но, несмотря на это, двое наших людей вылетели вчера во Львов, чтобы узнать о ней побольше.

— А насчет персонала, работающего в отеле, вы ничего не узнавали? О горничной, которая убирала в то утро на этаже? Другой, которая убрала номер после того, как нашли убитую?.. Нашедшем убитую служащем отеля? Их вы не пытались проверить?

— Нет, не пытались, — недовольно буркнул генерал, — ими занимались сотрудники прокуратуры. Мы не можем взять на себя их функции и вызвать подозрение нашим излишним рвением. Если мы будем так активны, то навлечем на себя подозрение следователя, который и без того явно торопится допросить Александра Михайловича.

Вернулся Андрей Ильин. Он протянул листок с указанным адресом.

— Узнали адрес, — сообщил он протягивая бумагу. — Кстати, Леня сидит в приемной, ждет, когда мы его позовем.

— Он вам еще нужен? — ревниво спросил Федосеев. Дронго понял, что если он все-таки начнет настаивать, то может оскорбить генерала сомнением в его профессионализме.

— Хорошо, — Дронго поднялся, — мы поедем проверить этот адрес. А пока я прошу подготовить мне все материалы, которые удалось собрать вашей службе безопасности об этой женщине. Кстати, ее фотографии у вас были?

— Мы проверяем всех, кто находится рядом с Александром Михайловичем, — повторил генерал.

— Тем лучше, — кивнул Дронго, — вдруг они нам понадобятся.

— Я поеду с вами, — решительно сказал Викентий Алексеевич.

 

День второй

На Дегунинскую улицу они подъехали, когда начало уже темнеть. Андрей по-прежнему сидел за рулем. Дронго и Любомудров, выйдя из автомобиля, поспешили к дому № 3, где находилась квартира Светланы Коптевой, работавший в день убийства на этаже с номером Александра Михайловича.

— Вы разрешите мне подняться с вами или подождать внизу? — спросил адвокат.

— Если хотите, поднимемся вместе, — сказал Дронго. — Может быть, увидев почтенного человека, она будет несколько сговорчивее.

Они поднимались по лестнице. Викентий Алексеевич, страдавший одышкой, тяжело дышал. На четвертом этаже они наконец остановились, и Дронго позвонил в дверь. Подождал полминуты. За дверью — тишина. Он позвонил еще раз. Наконец послышались шаги, и дверь открылась. На пороге стоял молодой человек с развитым обнаженным торсом. Здоровяк недовольно смотрел на гостей.

— Вам кого? — спросил он.

— Это квартира Коптевых?

— Так вам Светка нужна, — понял молодой человек и, обернувшись, позвал: — Света, Света, к тебе тут пришли.

Из глубины квартиры вышла женщина в темном халатике. На вид она была значительно старше молодого жеребца, стоявшего в дверях. Ей было никак не меньше сорока. Опухшее одутловатое лицо, хранившее следы былой красоты. Зеленые глаза, все еще сохранившие задорный блеск, чувственный рот. Она удивленно смотрела на Дронго.

— Что вам нужно? — спросила она.

— Вы Светлана Коптева? — уточнил Дронго.

— Да, это я. А вы кто такие?

— У нас к вам разговор, — начал Дронго, — очень личный.

— Откуда вы? — спросила Коптева. — Я ведь уже отвечала на все вопросы следователей.

— Удостоверения у вас есть? — спросил более практичный молодой альфонс.

Любомудров достал из кармана свое удостоверение, показывая его молодому человеку.

— Адвокат, — презрительно сказал он. Сказывался стойкий советский менталитет, унаследованный и этим парнем. Представителями власти считались прокуроры и сотрудники милиции. Адвокатов традиционно не уважали, а в некоторых юридических институтах даже всерьез обсуждался вопрос, может ли быть членом партии адвокат, защищающий преступников. И хотя после девяностых годов все несколько переменилось и адвокаты постепенно начали занимать положенное им место в системе правовых отношений, выделяясь и спецификой своей профессии, и, соответственно, своими гонорарами, тем не менее до западной системы ценностей, когда адвокаты находились в центре всего следственного и судебного процесса, было еще далеко.

— Что вы хотите? — недовольно спросила Коптева.

— Мы все-таки хотели бы поговорить, — улыбнулся Дронго, легко отодвигая от двери молодого человека. При весе за центнер и немалом его росте ему достаточно было толкнуть дверь, чтобы молодой человек отлетел от нее. Но он всего лишь отодвинул сожителя Коптевой от двери.

— Ах, ты еще дерешься, — недовольно проворчал альфонс, поднимая руку. Дронго перехватил ее.

— Не нужно, — серьезно сказал он, — не стоит лезть в драку.

Очевидно, тон, каким была произнесена эта фраза, и весь внушительный вид Дронго произвели впечатление. Молодой человек отпустил руку и, недовольно ворча, отошел в сторону.

— Проходите, — сиплым прокуренным голосом сказала Коптева.

Ее двухкомнатная квартира хранила следы былой роскоши. Очевидно, женщина не всегда работала горничной в отеле. На стене висели две картины достаточно неплохого качества. Даже не копии.

— Садитесь, — показала им женщина на стулья, расставленные вокруг стола. Ее молодой друг, успевший надеть рубашку, встал в углу, всем своим видом показывая недовольство. Светлана уселась напротив гостей, достала сигареты, закурила.

— Мы не хотели бы вас долго задерживать, — начал Дронго, — у нас только несколько вопросов. Это вы убирали в тот день номер, где была убита молодая женщина?

— Я, — кивнула Светлана.

— Вы не заметили ничего подозрительного в номере, где находилась убитая?

— Нет, — ответила она, чуть отводя глаза, — нет, не заметила.

— Вас позвали убрать номер после того, как убитую нашел Михаил Гогуладзе? И вы сразу поднялись на этаж?

— Нет, не поднялась. Сначала вызвали наше руководство, директора, службу безопасности. Потом приехали из прокуратуры, следователи. И только после того, когда все кончилось, меня позвали убрать номер. Крови там было много, и никак не удавалось почистить ковролин. Но мне сказали, чтобы я не очень старалась, если пятно нельзя почистить. Через два дня его поменяли.

— Кто сказал, чтобы вы не очень старались? — сразу уточнил Дронго.

— Не помню, — смутилась женщина, — я не помню, — упрямо повторила она.

— Вы обычно работаете на этом этаже, — продолжал настаивать Дронго, — значит, хорошо знаете все номера. Неужели вы не заметили ничего необычного?

— Нет, не заметила, — упрямо повторила она, потушив сигарету, — ничего не видела. Я только номер убираю, — сказала она с явным вызовом.

— Кем вы раньше работали? — вдруг понизил голос Дронго.

— Что? — не поняла она. Или сделала вид, что не поняла.

— Где вы работали до того, как перейти в отель?

— У меня муж был художником, а я работала в театре, гримером была, даже начальником отдела работала. Потом сократили, потом муж меня бросил. Вот и пришлось пойти в горничные, — она достала вторую сигарету, затянулась и спросила: — Осуждаешь?

— Нет, почему же, — ответил Дронго — он понимал, что в ее вопросе был заложен гораздо больший смысл. Это был вопрос и про молодого альфонса, стоявшего у неё за спиной, и про ее образ жизни, и про работу, и вообще про всю ее жизнь. И он так же честно ответил «нет», вкладывая в это слово всю энергетику заданного ею вопроса. Она это поняла и благодарно кивнула.

— Может, вы все же что-то заметили? — еще раз спросил Дронго.

Она молча покачала головой. Сильно затянулась, потом вдруг потушила сигарету и поднялась.

— Больше вопросов нет? — спросила она.

— Что было под картиной? — Он видел, как она вздрогнула. Нельзя было этого не заметить.

— П-под картиной? — переспросила она, чуть заикаясь. Даже если бы она больше ничего не сказала, этого было бы достаточно, чтобы заподозрить неладное. Дронго и Любомудров переглянулись. В этот момент все испортил молодой человек, стоявший в углу и, очевидно, решивший, что про него все забыли.

— Она же сказала вам, что ничего не помнит. Она же вам сказала, — сделал он несколько шагов к Дронго и взял его за руку, словно намереваясь выпроводить силой.

Дронго продолжал смотреть на Светлану, ожидая ответа на свой вопрос. Когда он почувствовал, как сжали его руку, он непроизвольно сжал кулак и локтем правой руки резко ударил молодого нахала в живот. Тот вскрикнул, сгибаясь от боли. Любомудров чуть поморщился. Дронго продолжал смотреть в глаза женщины. Но она не произнесла ни слова. Только вдруг кивнула головой, словно давая этим жестом понять, что все подозрения Дронго оправданны. Под картиной была установлена небольшая камера. Конечно, Дронго понимал, что ее убрали оттуда до того, как там появились сотрудники прокуратуры. Но он понимал и другое. Если камера была все-таки установлена под картиной, висевшей напротив кровати, то убиравшая номер горничная не могла не заметить обрезанных проводов, если они еще оставались под картиной, или четко обозначенное место от камеры, спрятанной столь искусным способом. Возможно даже, что Светлане посоветовали молчать, и она никогда не скажет, кто именно ей посоветовал и как все было на самом деле, понимая, что после подобных признаний ей не жить. Но она кивнула ему, и этого было достаточно, чтобы понять — камера действительно существовала в момент убийства.

Рядом стонал молодой человек, скорчившийся от боли. Дронго сделал шаг к ней и спросил:

— Кто? Кто советовал вам ничего не говорить? Она покачала головой. В глазах вспыхнул упрямый огонек.

— Я ничего не знаю, — уже с нарастающим раздражением произнесла она.

Он понял, что сейчас нельзя ничего больше спрашивать. Она просто не ответит больше ни на один вопрос.

— До свидания, — Дронго повернулся к двери, Он легко оттолкнул стонущего на полу альфонса и пошел к выходу. Любомудров последовал за ним. Он так и не проронил ни слова в этой квартире. Лишь, когда они вышли на лестницу, сказал с явным одобрением:

— Вы неплохо работаете. Умеете обращать внимание на личность своего собеседника.

— Спасибо, — вздохнул Дронго.

Они вышли из подъезда. «Ауди», в котором сидел Ильин, стоял на противоположной стороне улицы. Он уже успел развернуться, ожидая их, чтобы ехать в центр города. Любомудров вышел первым, Дронго пропустил его. И в этот момент раздался противный визг тормозов.

— Ложись! — закричал Дронго, толкая адвоката.

Над головой раздалась длинная автоматная очередь. Стреляли из темной «Хонды», которая тут же умчалась. С другой стороны улицы бежал, сжимая оружие в руках, Андрей Ильин. «Хонда» была уже далеко. Дронго поднялся, тяжело дыша и помогая подняться Викентию Алексеевичу. Тот попытался встать и жалобно вскрикнул.

— Кажется, вы разбили мне коленную чашечку, — пробормотал Любомудров, — но все равно спасибо. Вы спасли мне жизнь.

Из соседних подъездов начали появляться люди, встревоженные выстрелами.

— Не думаю, — возразил Дронго. — Если бы они хотели нас убить, то вполне могли подождать, когда мы начнем переходить улицу. Скорее хотели просто припугнуть.

Людей собиралось все больше. Любомудров, морщась, пытался встать, но нога болела слишком сильно.

— Помоги ему, — предложил Дронго Андрею Ильину и бросился обратно в подъезд. Поднялся наверх и снова стал с остервенением звонить, изо всех сил нажимая на кнопку. Дверь открылась. На пороге стоял тот же, но рассвирепевший молодой человек с большим кухонным ножом в руках.

— Я тебя убью, — прохрипел он, делая выпад правой рукой. Дронго, схватившись за дверную ручку, потянул на себя дверь и прищемил его руку. Тот закричал от боли, нож упал на пол. Дронго поднял нож и толкнул дверь. Молодой человек отлетел в комнату. Дронго вошел в квартиру и, услышав шум на кухне, поспешил туда. Светлана стояла у окна. Она должна была видеть, что именно случилось на улице перед ее домом.

— Ты все видела? — крикнул Дронго. — Имя! Скажи мне имя. Кто с тобой разговаривал? Или кто пытался установить в номере камеру во время твоего дежурства? Скажи мне имя и беги из города. До следующего четверга. После него тебя уже не тронут. Скажи мне имя! Ты знаешь человека, который устанавливал там камеру или ее снимал? Быстрее говори, иначе в следующий раз будут стрелять в тебя.

— Лысаков, — пробормотала она, — Георгий Лысаков. Майор милиции. Он работает в милиции нашего округа. Он сказал мне, чтобы я никому не говорила о камере. Под картиной ничего не было. Только провода, место от которых там осталось. Я сразу заметила, что ее перевешивали. Но он меня предупредил, чтобы я никому не говорила. Внизу, под картиной, было углубление, куда спрятали небольшую камеру. Вы думаете, они меня убьют?

— Быстро бегите из квартиры. Вам нужно продержаться до следующего четверга. Потом никому не будет до вас дела, — сказал он на прощание. — Только не оставайтесь в квартире, — добавил он, уже выбегая в коридор.

Выходя из квартиры, он достал носовой платок и протер кухонный нож, чтобы не оставлять на нем своих отпечатков пальцев. После чего бросил нож на пол и вышел, сильно хлопнув дверью. Внизу в машине его ждали Андрей Ильин и стонавший на заднем сиденье Викентий Алексеевич. Пришлось ехать в больницу и долго ждать, пока рентгеновские снимки и врачебный осмотр не подтвердили первоначальных подозрений. У Любомудрова не была сломана коленная чашечка, но он довольно сильно ушиб ногу, когда Дронго толкнул его на землю. Викентия Алексеевича отправили домой, порекомендовав несколько дней постельного режима. И лишь потом пришлось ехать в милицию и долго объясняться, почему и кто в них стрелял. Причем сотрудников милиции больше всего интересовал вопрос, почему не попали. Обычно в таких случаях убийцы действовали наверняка. А здесь имелась лишь не очень сильно ушибленная нога Любомудрова. Принимать во внимание пистолет Ильина, с которым он бежал от своей машины, было несерьезно. И тем не менее неизвестные появились у дома Коптевой, дали длинную автоматную очередь над головой Дронго и Любомудрова и быстро умчались, как будто в их планы входило именно такое странноватое нападение. Их промурыжили до шести утра, будто стреляли сами потерпевшие.

Когда они наконец закончили, настало утро. Утро третьего дня. Дронго вышел к машине — уставший, огорченный, мрачный. Посмотрел на часы. Ильин едва не заснул за рулем, пока они доехали домой.

— Немного поспи, — посоветовал Дронго, — и заезжай завтра к двенадцати. До свидания.

Андрей кивнул на прощание. Действительно хотелось спать и ни о чем не думать.

 

День третий

Было ровно двенадцать утра, когда Андрей подъехал прямо к подъезду дома, где жил Дронго. Тот спустился вниз, мрачный, неразговорчивый.

— Что случилось? — спросил Ильин, когда Дронго уселся в его «Ауди».

— Ты с самого утра уже сделал три ошибки, — недовольно проворчал Дронго, — и, если будешь продолжать в том же духе, мы вряд ли добьемся результатов.

— Какие ошибки? — не понял Андрей. — О чем вы говорите?

— Во-первых, не нужно было подъезжать к моему подъезду. Мог остановиться около дома, а еще лучше — на противоположной стороне улицы. Во-вторых, нужно было вообще сменить машину, ваш автомобиль уже наверняка известен тем, кто попытался вчера нас припугнуть. И в-третьих, крайне неосмотрительно сразу трогать с места, как только я сажусь к тебе в машину. Вполне вероятно, что за нами следят, и лучше, выждав секунду, оглядеться и лишь затем выезжать со двора.

— Учту, — мрачно буркнул Ильин. Ему было неприятно, что Дронго заметил сразу столько ошибок.

— Где ты раньше работал? — спросил Дронго.

— В охранном агентстве, — ответил Андрей. — Вернулся после армии и пошел в охранное агентстве. Я был десантником, и меня сразу взяли. Ну а потом уж перешел работать к Федосееву.

— Странно, что он сделал тебя своим заместителем. Ты ведь не работал с ним до того, как попал в компанию?

— Нет, не работал. Но он, по-моему, вообще не очень доверяет своим бывшим коллегам, которых знал раньше. Он мне однажды сказал, что слишком хорошо представляет себе, как можно уговорить бывшего офицера сдать своих друзей.

И я понял, что он не очень доверяет своему прежнему окружению.

— Понятно. Что-нибудь узнали о Лысакове?

— Майор милиции. Действительно работает в местном управлении. Старший инспектор уголовного розыска. По работе характеризуется очень положительно. Правда, многие считают, что он слишком крутой. Результаты действительно неплохие, у него, видимо, обширная агентура. Один раз его хотели вышибить из органов, три года назад, но потом дело замяли.

— За что хотели уволить? — поинтересовался Дронго.

— Избил сослуживца. Что-то не поделили. Но они не стали подавать друг на друга жалоб, и дело замяли.

— Избил коллегу, — раздумчиво повторил Дронго. — Представляю, как он относится к подозреваемым. Отсюда и его «положительные результаты». Интересная деталь. Что еще?

— Женат. Но детей нет. Спортсмен. Бывший боксер, мастер спорта. Считают, что он вполне может получить подполковника. Ничего компрометирующего найти не удалось.

— Поехали в милицию. Поговорю с этим «будущим подполковником», — решил Дронго.

— Добро, — кивнул Ильин, — но он будет только после перерыва. Я уже позвонил и узнал, когда именно Лысаков бывает в управлении.

— Из трех ошибок снимаю одну, — добродушно заметил Дронго, — раз позвонил и все узнал утром, до нашей встречи, значит, молодец.

— Куда ехать?

— В ваш офис. Попытаемся узнать, что происходит во Львове. Может, оттуда есть новые данные.

— Поехали, — согласился Ильин, — заодно поменяю машину. Попрошу другой автомобиль на несколько дней. — Помолчав, спросил: — Как вы считаете, мы сумеем что-нибудь сделать?

— Не знаю, — честно признался Дронго, — я не волшебник. Попытаемся, конечно. Хотя очень мало времени. Но при любом раскладе нужно пытаться.

— Мне казалось, вы приедете, и все сразу решится, — признался Андрей, — как-то само собой.

— Так не бывает, — хмыкнул Дронго, — ничего само собой не делается. Нужно много работать, чтобы добиться конкретного результата.

— Я столько про вас слышал, — признался Ильин, — думал, вы найдете убийцу за один день.

— Ну да, как в романах. Пришел, походил по гостинице и нашел убийцу по оставленному окурку. Так в жизни не получается. Нужно учитывать много факторов, анализировать их. Преступление готовила группа очень опытных людей, которые знали, что именно им нужно.

Ильин кивнул и больше ни о чем не спрашивал, пока они не подъехали к офису компании. Добраться до Федосеева было так же сложно, как и в первый раз. У него повсюду были расставлены охранники. Наконец они оказались в кабинете начальника службы безопасности. И снова длинноногая секретарша, ничего не спросив, пустила их в кабинет.

— Слышал про вашу вчерашнюю перестрелку, — кивнул Савва Афанасьевич, когда гости разместились в его кабинете, — но, говорят, все обошлось благополучно.

— Они хотели нас только напугать, — заметил Дронго, — если бы намеревались убить, мы бы уже не разговаривали с вами. Им важна демонстрация своих возможностей, а не убийство конкретных людей. Пока мы ничего не знаем и абсолютно не опасны. Вот если нам удастся выяснить какие-нибудь новые факты, тогда мы действительно станем им мешать, и стрелять они будут уже более прицельно.

— В таком случае приходится сделать вывод, что они знали, куда именно вы едете, — заметил генерал.

Он умеет выстраивать логическую линию. И совсем не так прост, как хочет казаться, подумал Дронго.

— Да, — подтвердил он, — очень возможно, что утечка информации произошла именно из вашего охраняемого офиса.

Федосеев помрачнел. Затем посмотрел на своего заместителя.

— Кто, кроме тебя, мог знать, куда именно вы поехали?

— Никто, — мрачно ответил Ильин.

— В кабинете, кроме нас четверых, никого не было, — напомнил Федосеев, — ты, я, наш гость и Любомудров. Как себя чувствует Викентий Алексеевич?

— Не знаю, еще не звонил, — виновато ответил Андрей, — но вчера выяснилось, что наш эксперт слишком сильно его толкнул. Любомудрова отвезли домой. Но ничего страшного с ним не случилось.

— Он сам упал перед выстрелами или вы его действительно толкнули? — спросил тяжело задышавший Федосеев.

— Я его толкнул, — сказал Дронго, — иначе он действительно мог попасть под выстрелы.

— Тогда кто сообщил о вашем появлении у дома Коптевой? — спросил Федосеев. — Или вы хотите, чтобы я поверил в круглосуточное дежурство у дома горничной?

— Нет, конечно. Их предупредили, и они хотели показать нам степень своей осведомленности. Но мне кажется, что это была одновременно демонстрация и собственной слабости. Будь они уверены, что мы ничего не обнаружим, они не стали бы устраивать сцены с автоматными очередями. Полагаю, что это их явный прокол, и «добро» на такой вариант дали не сами организаторы виртуозного убийства, а кто-то из его непосредственных исполнителей.

— Но они знали о вашей поездке, — напомнил Федосеев — у него просто бульдожья хватка. — Нужно проверить, кто еще мог знать о том, куда вы едете. Ты записывал номер в приемной? — спросил генерал у Андрея.

— Так точно. Но в приемной никого не было. Только ваш секретарь и наш водитель Леня. Больше никого.

— Странно, — задумчиво протянул Федосеев.

— Вы можете поменять нам машину? — воспользовавшись паузой, спросил Дронго.

— Разумеется, можем, — кивнул генерал, — но нужно все оформить как положено.

— У вас большой парк машин?

— Достаточно большой. И мы стараемся держать все автомобили под четким контролем. У нас четко фиксируются любые выезды на служебных машинах. Время в пути и время их возвращения. Мы стараемся не говорить об этом водителям, но сами регистрируем любые отклонения от нормы. Если водитель задержится больше положенного времени, мы обращаем внимание на его поведение. Собственно, так действуют службы безопасности во всем мире.

— Следовательно, вы поменяете наш «Ауди», — сделал вывод Дронго. — А есть какие-нибудь новости из Львова? — спросил он как можно равнодушнее.

— Никаких. Звонили утром наши сотрудники. Вчера они поговорили с матерью погибшей. Несчастная женщина, кажется, так ничего и не поняла. Она ничего нового сообщить не смогла. За исключением одной интересной детали. Дочь звонила ей и сообщала, что поступила в институт. На какой-то библиотечный факультет. Почти наверняка врала. Все уехавшие из дома в столицу девушки обычно сообщают о своем поступлении в вуз.

— А если не врала? Если это наш шанс?

— Будем проверять. Но, насколько я знаю, в милиции считают, что это обычное вранье девицы, которая пошла в жизни совсем по другому «профилю». Сейчас сотрудники прокуратуры и милиции отрабатывают версии с московскими сутенерами. И это наверняка принесет более конкретный результат, чем проверка невероятной версии о ее учебе в институте.

— И все же давайте проверим, — предложил Дронго. — Любомудров считал, что девочка была достаточно начитанна. Может быть, она действительно сумела поступить в институт и даже училась, пока ее не убили. Возможно, мы вообще путаем причину и следствие, и она была обыкновенной приезжей девчонкой, а не профессионалкой, какой мы хотим ее представить?

— Вы видели фильм? — спросил Федосеев. — Я видел некоторые кадры. Она ведет себя слишком откровенно для обыкновенной студентки.

— Вы можете дать мне нескольких человек, чтобы проверить эту версию? — спросил Дронго.

— Нескольких человек не дам, — отрезал Федосеев, — но двоих дам. Пусть работают вместе с Андреем. У нас есть еще в запасе несколько дней. Хотя, по-моему, лучше не суетиться и отказаться от аукциона.

— Вы настроены так пессимистично? — удивился Дронго.

— Скорее реалистично. За оставшиеся дни мы ничего не успеем, а те, кто продумывал убийство, станут нам активно мешать. Значит, не стоит и пытаться. По-моему, глупо дергаться, когда вас режут. Будет только больнее.

— Я все-таки попытаюсь, — упрямо сказал Дронго, — так вы дадите мне людей?

— Дам, — подтвердил Федосеев, — мне сдается, что вы такой же настырный, как и я.

— Я вообще не знаю, что это такое. Вот если удастся сегодня переговорить по душам с инспектором уголовного розыска, тогда другой разговор; только боюсь, что старший инспектор уголовного розыска не захочет со мной разговаривать и мне придется пойти на крайние меры. А это всегда непредсказуемо и опасно.

— Будьте осторожны, — проворчал генерал, — в следующий раз они будут стрелять более точно. И наверняка. Помните об этом, Дронго, если не хотите досрочно прервать свою карьеру.

 

День третий

В кабинете старшего инспектора находились сотрудники, и Дронго пришлось терпеливо ждать, когда Лысаков освободится. Решив не терять времени, Дронго попросил Андрея Ильина и двух сотрудников службы безопасности, которых им выделил в помощь генерал, начать проверку всех институтов города в надежде найти следы Ирины Максименко. Было уже около пяти часов дня, а Дронго все еще сидел в коридоре, не проявляя, впрочем, признаков нетерпения. Он спокойно просматривал газеты с последними новостями, ожидая приема у старшего инспектора.

Только в половине шестого Лысаков освободился и разрешил представителю адвоката Любомудрова зайти к нему в кабинет. Дронго попросил Викентия Алексеевича позвонить и сообщить, что один из его помощников хочет увидеться с Лысаковым. Адвокат выполнил просьбу Дронго, и поэтому-то Лысаков снизошел наконец, уделив время посетителю.

Невысокого роста, крепкий, подвижный, хотя и широкоплечий, почти без шеи и с могучим торсом — сказывалась его прежняя спортивная карьера. Сломанный нос придавал лицу угрюмое выражение, глубоко посаженные маленькие глаза вызывающе глядели на гостя, когда Дронго входил в кабинет. Майор стоял в углу у массивного сейфа, который он как раз закрывал, когда в комнате появился гость.

— Садитесь, — буркнул Лысаков, показывая на стул и даже не поздоровавшись, — у меня мало времени. Говорите, что вам нужно.

— Хотелось бы с вами поговорить.

— О чем поговорить? — Лысаков вернулся за свой стол. — О чем вы хотите со мной говорить?

— Об убитой Ирине Максименко, — без обиняков сказал Дронго, внимательно наблюдая за инспектором.

— Что? — вздрогнул тот. — Что вы сказали?

— Несколько дней назад в отеле «Метрополь» была убита женщина, — терпеливо объяснил Дронго, — мне бы хотелось поговорить об этом убийстве.

— Это меня не касается, — быстро ответил Лысаков, слишком быстро, даже не дожидаясь, когда Дронго закончит фразу. Очевидно, он сам понял, как могла выглядеть его Торопливость и, разозлившись, добавил: — Это не мое дело. Все убийства ведут следователи прокуратуры. Обратитесь к ним.

— Но это ваш участок, — напомнил Дронго.

— Ну и что, — окончательно вышел из себя Лысаков, — думаете, я такой олух, что не понимаю, зачем вы здесь? Хотите выгородить президента компании, на которого работает Викентий Алексеевич? Думаете, никто не знает, что он адвокат Александра Михайловича? И теперь вы явились сюда, чтобы узнать у меня какие-то подробности. Любомудров знал, что я ничего нового не сообщу ему, и поэтому не явился сюда, а послал помощника. В общем так, я ничего не знаю и ни о чем с вами разговаривать не стану. Вот и весь сказ.

— Вы не поняли, — улыбнулся Дронго, — я пришел сюда не говорить о работе Любомудрова или о его патроне. Я хочу поговорить о вашей работе, майор Лысаков. Лично о вашей.

Лысаков бросил на гостя испытующий колючий взгляд. Помолчав какое-то время, хрипло спросил:

— О моей?

— Камера, — пояснил Дронго очень тихим голосом, — в номере, где убили женщину, была установлена камера. И вы об этом знали.

Наступившее молчание на этот раз было куда более зловещим. Лысаков почему-то сглотнул слюну, словно она мешала ему говорить. Потом тоже очень тихо переспросил:

— Камера?..

— Которая снимала убитую, всю сцену в момент убийства. — Дронго смотрел в два глаза-буравчика, нацеленных прямо на него. Лысаков, казалось, хотел испепелить его своим взглядом.

— Ты кто такой? — спросил наконец майор.

— Человек, который помогает Викентию Алексеевичу в установлении истины.

— Имя? Как тебя зовут?

— Это не важно.

— Не хочешь говорить, — зло усмехнулся Лысаков, — значит, думаешь, такой умный, что можешь приходить сюда и валять дурака. Сюда, ко мне, в милицию. — Его взгляд не предвещал ничего хорошего. Дронго вдруг подумал, что совершил ошибку, решив поговорить именно с Лысаковым. Есть тип людей, которые просто не воспринимают такой манеры. Его надо было вытащить из здания управления, где он чувствовал себя хозяином. Нельзя было начинать эту беседу в его кабинете, за столом, где Лысаков — царь и бог. Но, начав игру, уже нельзя было ее прерывать. Остановка в таких случаях равна поражению.

— Мне нужно знать все об установленной вами камере, — твердо сказал Дронго, выдерживая взгляд Лысакова.

— Так, значит, — майор расстегнул воротник, словно размышляя. И вдруг спросил: — Света раскололась? — и сам ответил на свой вопрос: — Ну конечно, она. Предупреждал ведь ее, дуру…

Он выдвинул ящик стола, и в следующую минуту случилось то, чего Дронго не мог предположить даже в страшном сне. Лысаков рванул из ящика пистолет и направил его прямо на посетителя.

— Встать! — прошипел он свистящим шепотом. — Встань и повернись лицом к стене.

— Не сходи с ума, Лысаков, — посоветовал Дронго, — всем известно, куда я пошел. Если я не вернусь, Любомудров будет знать, что я задержался именно у тебя. И если меня не найдут, то искать будут тоже у тебя.

— Думаешь, я буду в тебя стрелять? — спросил Лысаков. — Нет. Не дождешься. Ты сейчас мне сам все расскажешь. И откуда ты знаешь про камеру в номере отеля. И почему так интересуешься убитой. Все расскажешь. А потом я тебя отправлю в тюрьму. Ты пытался шантажировать офицера милиции. Знаешь, какой срок тебе светит?

— Значит, это правда, — сказал Дронго, все еще не поворачиваясь к стене, — значит, ты действительно знал о камере в номере убитой.

— Ничего, — усмехнулся Лысаков, — сейчас ты мне все расскажешь. Напрасно ты явился в милицию. Небось думал, что здесь пройдет твой геройский наскок. Явишься, и я тут же затрясусь от страха.

Он поднял трубку внутреннего телефона и приказал:

— Попов, возьми кого-нибудь из ребят и быстро ко мне. У меня здесь интересный типчик сидит.

— Ты хоть понимаешь, что подписываешь себе приговор? — спросил Дронго. — Если история с камерой станет известна, за твою жизнь никто не даст и копейки. Тебя либо уберут, либо выгонят с работы.

— Сейчас ты нам все расскажешь, — не слышал его Лысаков, продолжая сжимать в руках пистолет.

В кабинет вошли два сотрудника уголовного розыска. Дюжие, ростом с Дронго парни. По взмаху пистолета хозяина офицеры набросились на гостя. Один схватил его за руки, а другой, в форме капитана, более мощный и широкоплечий, очевидно, тот самый Попов, размахнувшись, ударил его под дых, так что Дронго на мгновение даже потерял ориентацию. Второй удар был уже менее болезненным, и Дронго сумел резко оттолкнуться от стены, прижимая державшего его человека к углу сейфа. Тот взревел от боли, разжав руки. И тут Дронго изо всех сил нанес удар Попову в скулу. Тот отлетел к стене. Второй нападающий оторвался от сейфа, в ярости сжимая кулаки, но Дронго успел развернуться и достал его прямым ударом правой.

— Стоять! — крикнул Лысаков, не выпустивший пистолет. — Стоять, или буду стрелять.

— Стреляй, — тяжело дыша, ответил Дронго. Заметив, что Попов пытается встать, он ударил его еще раз, ногой. Тот со стоном вытянулся на полу.

— У меня нет оружия, — сообщил Дронго, — если вздумаешь стрелять, тебя не поймут.

— Стоять! — с перекошенным от ненависти лицом заорал Лысаков, и Дронго понял, что сейчас тот выстрелит. Он замер. И тут открылась дверь, и в кабинет вошел человек в форме. Это был подполковник. Очень высокий, на вид лет сорока, светловолосый и ухоженный.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Ничего, — нелепо буркнул Лысаков, убирая пистолет в стол. Участники инцидента поднялись с пола, при этом Попов успел подтолкнуть Дронго к стене, но в драку лезть уже не стал. Его напарник вел себя иначе — нанес удар Дронго по почкам. От боли он согнулся. Здесь умели бить с максимальным эффектом.

— Задержанный? — спросил подполковник.

— Пока нет, — ответил Лысаков, — мы еще не оформили все как положено. Но он пытался меня шантажировать. И напал на наших офицеров.

— Сукин сын, — лениво сказал подполковник, — и чего вы с ним церемонитесь? Бросьте его в третью камеру, там как раз ребята подобрались подходящие. Они его так обработают, мать родная не узнает. Всю жизнь будет кровью мочиться.

— Сделаем, — пообещал Лысаков, и Дронго понял, что теперь его может спасти только чудо.

Он с горечью подумал, что не сумел просчитать всех своих шагов. Отвык в своих «заграницах» от стиля работы родной милиции. А она, в сущности, осталась все такой же — костоломы, как и раньше. Ничего в бывшем Союзе не изменилось. Просто в каждой республике наплодилось больше начальников и больше подлецов, берущих взятки и закрывающих глаза на разного рода преступления. Исчез прежний страх перед Москвой, перед всесильной и вездесущей партией, державшей на себе общий каркас правоохранительных органов единой империи. Теперь же бывшие милиционеры, переименованные в ряде стран в полицейских, еще ретивее берут взятки, бьют арестованных, убивают строптивых и калечат невиновных.

— Уберите его, — поморщился подполковник, — как его зовут?

Лысаков переглянулся со своими людьми. Попов протянул руку, достал из внутреннего кармана задержанного паспорт и перевел удивленный взгляд с документа на Лысакова.

— Дипломатический, — пробормотал он, ошалело глядя на майора.

Тот взял паспорт, внимательно просмотрел его, и небольшие глазки Лысакова превратились в узкие щелочки. Он только открыл рот, но подполковник вырвал у него паспорт из рук.

— Дипломатический! — воскликнул он. — Совсем спятили. Неприятностей захотели?

— Он мошенник, — заявил Лысаков, презрительно искривив рот, — небось фальшивый паспорт. Карточка вклеена. Откуда у такого типа дипломатический паспорт?

— Действительно, откуда? — принял его игру подполковник.

— Посмотрите, — снова взял паспорт Лысаков, сковырнул фотографию, обрывая ее на половине, — это не его паспорт, карточка наклеена не так, — торжествующе захохотал он.

Теперь Дронго уже ничего не могло спасти. Но тут раздался телефонный звонок городской линии связи. Глядя Дронго в глаза, Лысаков поднял трубку.

— Слушаю, — сказал он зло.

— Добрый день, Лысаков, — услышал он знакомый голос адвоката Любомудрова, — вы не знаете, куда исчез мой помощник? Говорят, он зашел к вам и еще не выходил. Я вот тут собирался звонить начальнику управления, попрошу, чтобы он поискал его в вашем кабинете. И учтите, если с ним что-нибудь случится — про камеру в отеле будет знать и прокурор, и ваша служба безопасности. Машина стоит у здания управления. Если через пять минут он не выйдет из здания, я звоню прокурору. Кстати, у него дипломатический паспорт, и я гарантирую вам очень крупные неприятности. Всего хорошего.

— Подождите, — выдохнул Лысаков тяжело дыша, — подождите, — сказал он, глядя на подполковника, — я сейчас как раз с ним разговариваю.

— Значит, у вас есть ровно пять минут, — сказал Любомудров решительно и повесил трубку.

Лысаков и подполковник переглянулись. Дронго понял, что произошло невероятное. Он, кажется, спасен.

— Паспорт настоящий, — сказал вдруг Лысаков, глядя на подполковника, — звонил Любомудров. Он говорит, что паспорт настоящий.

— А он откуда знает? — разозлился подполковник.

— Знает, — пожал плечами Лысаков, — обещает позвонить прокурору и начальнику управления.

— Вечно у тебя какие-то дурацкие проблемы, — раздраженно бросил подполковник и, резко повернувшись, вышел из кабинета. За спиной у него сильно хлопнула дверь.

— Вот твой паспорт, — Лысаков протянул документ Дронго, а когда тот потянулся за ним, швырнул паспорт на пол. Едва Дронго наклонился, чтобы поднять документ, Попов ударил его по спине. Дронго упал. Попов дважды ударил его тяжелым ботинком в живот, после чего повернулся и вышел из кабинета. За ним, пнув лежащего, вышел и его коллега.

— Оклемался? — почти дружелюбно спросил Лысаков. — Бери ксиву и проваливай отсюда.

Дронго встал, поднял паспорт, аккуратно положил его в карман, стряхнул пыль с брюк и, обращаясь к Лысакову, спросил:

— И все-таки откуда ты знал про камеру?

— Убирайся! — взревел майор. — Вон отсюда! Иначе пристрелю как собаку.

— Я позвоню завтра утром, — усмехнулся Дронго, ощущая на губах соленый привкус крови, — если передумаешь, мы спокойно поговорим. Или лучше зайти через денек?

— Ты покойник, — убежденно сказал Лысаков, — тебя убьют сегодня или завтра. Ты уже покойник. Неужели не понял?

— А ты живой? — спросил Дронго. — Думаешь, тебе простят твою промашку? Камеру убрали сразу после убийства. А провода остались. Ты должен был их аккуратно убрать, но не сделал этого. Так все было или не так?

Лысаков смотрел в глаза наглецу, едва сдерживаясь.

. — Про камеру знают уже многие, — сообщил Дронго, — лучше бы ты мне сам все рассказал. Я не прощаюсь, майор.

И вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь. Лысаков тяжело опустился на стул. И почти сразу поднял телефонную трубку, приказав Попову вновь зайти к нему. Его бессмысленный взгляд уперся в одну точку. И тут снова зазвонил телефон.

 

День третий

Он вышел из здания управления милиции и сразу же увидел «БМВ» и Ильина за рулем машины. Дронго подошел, сел рядом и, лишь когда автомобиль отъехал от здания милиции, сказал:

— Молодцы, ребята. Сработали хорошо. Я не предполагал, что мой визит к Лысакову может быть столь опасным.

— Когда я позвонил Викентию Алексеевичу и рассказал, куда вы пойдете, он очень встревожился и сразу же попросил меня вернуться в управление. А сам стал искать телефон Лысакова. Выяснилось, что он знал майора достаточно давно. Викентий Алексеевич считал, что это не тот человек, с которым можно договариваться. Очевидно, у него были свои соображения. Именно поэтому я и приехал сюда, а он позвонил Лысакову, предупредив его о возможных последствиях.

— Вовремя позвонил, — вздохнул Дронго, — еще минута — и меня отправили бы в камеру, откуда не смог бы вытащить даже сам министр внутренних дел.

— Он что-нибудь вам сказал? — спросил Ильин.

— Ничего. Не стал даже разговаривать. Сразу перешел к угрозам. Собственно, я ожидал нечто похожее, но такая агрессивность свидетельствует скорее о его неуверенности. И все равно мне нужно с ним встретиться еще раз.

— Вы опять пойдете к нему в управление? Он вас просто убьет. Пристрелит в своем кабинете.

— Именно поэтому следующую встречу нужно организовать в другом месте. Не волнуйся, Андрей, я не собираюсь подставлять свою голову. Мне надо знать, откуда ему известно про камеру. Если ему приказали ее изъять, то кто именно приказал? Если камерой занимался другой человек, откуда Лысаков знал о ней и почему приказал Коптевой никому не рассказывать о проводах, которые были видны под картиной?

— И вы думали, что он расскажет? — удивился Ильин.

— Конечно, нет. Мне было важно выяснить его реакцию на мои вопросы, его поведение могло о многом рассказать.

— А теперь, что теперь вам известно? — усмехнулся Андрей. — Или опыт общения с милицией отбивает всякую охоту к размышлениям?

— Не отбивает, — серьезно ответил Дронго, — это смотря какая милиция. Я не отношусь к тем идиотам, которые считают милицию или госбезопасность созданием тоталитарного государства, предназначенного для подавления инакомыслия. Во все времена и во всех государствах нужны были правоохранительные органы, регулирующие отношения между людьми и государством. Я очень уважаю труд многих тысяч честных офицеров, которые рискуют своей жизнью и подставляют себя под пули и ножи бандитов. Возможно даже, что Лысаков неплохой оперативник. У него довольно быстрая реакция, умение мгновенно оценивать ситуацию. Наверно, неплохая агентура.

— Это можно сказать о любом оперативнике, — разочарованно протянул Андрей.

— Не думаю, что о любом. Но если конкретно о нашем деле, то мне удалось составить довольно четкое представление о нем по поведению Лысакова. Во-первых, он, конечно, знал о фотокамере, и Коптева нам не соврала. Это было ясно по мгновенной реакции Лысакова. Во-вторых, ясно, что он имел непосредственное отношение к самой камере. Он готов был меня пристрелить или упрятать в тюрьму, только бы слух о камере не распространялся. Это естественная реакция человека, который лично причастен к подобному преступлению. Если бы он просто знал о существовании камеры, то наверняка не стал бы настаивать на моем немедленном задержании. Но он хотел любым способом меня остановить, засунуть в тюрьму, даже готов был изорвать мой дипломатический паспорт. И, наконец, третий момент. Если я правильно понял, то человека, отдавшего ему приказ об установке и снятии камеры, он очень боится. И мы можем в будущем сыграть на этом страхе Лысакова.

Ильин обернулся назад, нахмурился и резко повернул машину в левый ряд, пристраиваясь за идущим впереди джипом. Затем сказал:

— Кажется, показалось.

— Ты думаешь, за нами следят? — спросил Дронго. — Во всяком случае, этого исключить нельзя. Ты понаблюдай внимательнее. Сверни впереди на боковую параллельную улицу и проследи, кто за нами поедет. Вполне возможен «хвост». Лысаков отпустил меня слишком быстро. Теперь он сообразил, что нельзя отпускать столь ценного свидетеля.

— Хотелось бы узнать, вы действительно все точно просчитываете или просто ловко меня разыгрываете, заставляя верить в вашу безупречную логику? — спросил Андрей с вызовом.

— Конечно, разыгрываю, — устало усмехнулся Дронго. — Поедем домой, Андрей, я очень устал. Согласись, что для человека, чудом спасшегося от тюремной камеры, я держусь совсем неплохо.

Андрей молча прибавил скорость. А через несколько мгновений сказал, не отрывая глаз от зеркала заднего обзора:

— Все-таки за нами следят.

— Все правильно, — вздохнул Дронго, — он хочет знать, куда именно я поеду. Ему важно изолировать свидетеля. Кто именно за нами едет?

— Белый «жигуленок» шестой модели, — уточнил Ильин.

— Они не успели подготовить другой машины, — понял Дронго, — да и вряд ли Лысаков захочет рисковать, решив посвятить в свою тайну еще кого-то. Ты сможешь оторваться? — спросил он у Андрея.

— В городе вряд ли. Вот если мы выедем на трассу, тогда мой «БМВ» легко уйдет от их «жигуленка».

— Когда мы выедем из города, за нами будут следить уже несколько автомобилей, — резонно заметил Дронго, — у нас почти нет времени. Давай поступим таким образом. Где-нибудь на повороте ты резко свернешь, и я постараюсь выскочить из машины. Ты должен отвлечь их на себя. Только ни в коем случае не вези их к себе домой. Иначе подставишься сам. Помотай их немного по городу и поезжай в офис вашей компании. Машину поставишь перед зданием, чтобы они видели, куда именно ты вошел. Еще лучше, если ты захочешь там заночевать. Но ни в коем случае не выходи один из здания. Ты меня понял?

— Понял, — кивнул Андрей, — впереди будет поворот на проспект, а там вход в метро. Я могу чуть затормозить, а вы постарайтесь как можно скорее выйти из машины. Если успеете попасть в подземный переход, ведущий к метро, они вас могут и не заметить.

— Вот и хорошо. Только не забывай, что тебе сегодня нельзя выходить из здания компании. Очень тебя прошу не рисковать, — повторил Дронго, глядя на дорогу.

Все получилось так, как они планировали; свернув на проспект, Ильин чуть притормозил, и Дронго стремительно покинул машину, почти выпрыгнув из авто в подземный переход. И затем поспешил на станцию метро. Через полчаса он уже был у своего дома.

Войдя в квартиру и с наслаждением встав под душ, Дронго закрыл глаза, он долго стоял под горячей струёй, вспоминая перипетии сегодняшнего дня. Если Лысаков реагирует на него столь бурно, ясно, что он его боится. Но не просто боится, он отлично понимает, что значит установленная камера в номере такого человека, как Александр Михайлович. Майор милиции слишком мелкая сошка, чтобы осмелиться на самостоятельные действия против столь крупного бизнесмена. Он мог быть только исполнителем, понимая, что слухи о камере, установленной в номере бизнесмена, которые появятся в городе, обернутся для него очень большими неприятностями. Дронго подумал, что на месте Лысакова он бросил бы все силы на установление личности незнакомца и установление его адреса.

Квартира, где остановился Дронго, была зарегистрирована не на его имя, он не опасался, что кто-то сможет вычислить, где он живет. Но Лысаков мог выйти на круг людей, знающих его. Нельзя рисковать, когда имеешь дело с людьми, столь заинтересованными. Лучше все-таки покинуть эту квартиру. Наиболее безопасно, пожалуй, поселиться в кабинете генерала Федосеева. Но к этому он прибегнет через несколько дней. Кабинет генерала станет последним местом, где его не смогут достать.

Он вышел из ванной, бросив полотенце на кресло в кабинете. Быстро оделся. Да, нужно предусмотреть все варианты, подумал Дронго. Положив в карман пистолет, он с сожалением закрыл за собой дверь своей квартиры. Спускаясь по лестнице, он периодически оглядывался. Каждую минуту на него могли напасть.

«Если сунутся в мою квартиру, заставлю Александра Михайловича оплатить стоимость книг и ремонта», — с ожесточением подумал он, выходя из подъезда. Вроде бы все тихо, и Дронго решил, что сможет спокойно пройти к станции метро. И ошибся. За его спиной уже шел человек. Когда Дронго нутром почуял опасность, было уже слишком поздно. Он не успел даже обернуться, как тут же ему в лицо брызнула жидкость с резким запахом. Он попытался что-то сказать, но сознание уже покидало его, и он мягко, почти беззвучно опустился на тротуар. Его уже обыскивали.

 

День третий

Расставшись с Дронго, Андрей Ильин еще несколько раз пытался оторваться от своих преследователей. Но «жигуль» упорно шел следом, иногда сокращая расстояние до нескольких метров. Минут через пятнадцать «жигуль» даже поравнялся с его автомобилем, когда сидевшие в нем двое людей с изумлением и плохо скрываемой досадой увидели в салоне одного Ильина. Очевидно, они рассчитывали увидеть рядом с ним еще одного человека. Именно поэтому, когда машины остановились во второй раз, один из пассажиров «жигуля» сделал резкую отмашку рукой, приказывая Ильину остановиться.

Но тот, выжимая все возможное из своего мотора, умчался вперед. На одном из перекрестков его ждала машина ГАИ и два стоявших рядом с ней инспектора. Один в форме старшего лейтенанта поднял руку, приказывая Андрею остановиться. Тот послушно затормозил, мягко выруливая на обочину дороги. Преследователей пока не было видно, очевидно, они отстали, а старший лейтенант неторопливо подошел к его машине.

— Документы, пожалуйста, — сказал он, протягивая руку.

Только в Америке можно сидеть в машине, когда с тобой говорит представитель дорожной полиции. В Москве подобное отношение к сотруднику ГАИ означало бы почти издевательство. Андрей вышел из машины. Преследователи все еще не показывались. Вряд ли они посмеют появиться рядом с офицерами ГАИ, подумал Ильин, протягивая свои документы инспектору. И почти в это же мгновение за спиной раздался противный визг тормозов белых «Жигулей», в которых сидели его преследователи. К удивлению Андрея, их не испугали сотрудники ГАИ.

Мощный, широкоплечий мужчина, вылезший из машины, неторопливо направлялся к ним. Андрей обернулся на него и посмотрел на офицера ГАИ. Тот улыбался подходившему. А когда мужчина был совсем рядом, старший лейтенант, улыбаясь еще шире, отдал ему честь и сказал:

— Здравия желаю, товарищ капитан.

«Капитан», это обращение обожгло Андрея. Дурак, он обязан был догадаться, что за ними будут следить именно сотрудники Лысакова. И не просто догадаться, а просчитать, что именно они попросят задержать его машину первый попавшийся на пути пост ГАИ. Старший лейтенант уже опускал руку от козырька, когда Андрей резко толкнул его на незнакомца, а сам плюхнулся на сиденье и с пол-оборота завел машину.

Андрея не остановило то, что права и документы на машину были в руках старшего лейтенанта. Он понимал, что, если его остановят, эти документы могут ему больше никогда не понадобиться. Не говоря уже о том, что его заставят назвать адрес Дронго. Ильин дал задний ход, врезаясь в стоявшие позади его машины «Жигули». И рванулся с места, объезжая застывших на мгновение обоих офицеров. Второй инспектор поднял автомат, намереваясь стрелять, но Андрей, выскочив на улицу, увеличил скорость, надеясь оторваться от поста ГАИ.

Инспектор не стал стрелять, а Андрей все увеличивал скорость, чтобы отъехать подальше от опасного места. Теперь не оставалось никаких сомнений, что они охотятся не просто за его машиной, а конкретно за ним, надеясь выяснить, куда исчез из его салона Дронго. Уже не обращая внимания на светофоры и возможные посты ГАИ, Андрей гнал машину к офису компании, выжимая из нее все возможное. Только там он будет в относительной безопасности.

Ильин достал телефон, торопливо нажимая нужные кнопки. И почти сразу соединился с начальником смены охранников, дежуривших ночью.

— Приготовьтесь меня встречать, — приказал Андрей, — за мной следят и, возможно, даже попытаются отбить. Все должны быть с оружием.

— Понял, — ответил начальник смены, — подниму всех наших ребят. Когда ты будешь у нас на площади?

— Минут через пять-десять, — сообщил Ильин, — собери всех, кто находится в здании. И не верьте людям из «жигуля», если они начнут показывать документы сотрудников милиции. Документы у них фальшивые, — подумав, добавил Андрей, опасаясь, что его могут попытаться отбить силой.

Через восемь минут он резко затормозил у здания компании, въезжая в раскрытые ворота. Когда створки начали автоматически закрываться, на улице раздался вой милицейских машин, перекрывающих все другие шумы. Но ворота уже закрылись, и один из сотрудников охраны, пересевший за руль, отгонял автомобиль в один из закрытых боксов.

Андрей побежал в здание.

— Закрыть ворота, — уже на ходу распоряжался он, — никого без моего разрешения не впускать. Снять с автомобиля табличку с номерами, отключить освещение в боксе.

Ему даже не хотелось думать, что могло с ним случиться, если бы он замешкался на несколько мгновений в тот момент, когда его задержали инспектора ГАИ. Андрей посмотрел на часы и поспешил в свой кабинет. Нужно предупредить Дронго о том, что его худшие опасения оправдались.

 

День четвертый

Сознание вернулось сразу, словно включился некий счетчик, сработавший в мозгу. Он хотел открыть глаза, но вспомнил последнюю секунду перед тем, как потерял сознание, и, замерев, прислушался. Судя по всему, он находился в автомобиле, ехавшем неизвестно куда. Дронго чуть приоткрыл глаза. С обеих сторон находились люди. На переднем сиденье автомобиля — еще двое.

Попытаться бежать или вырваться было бы чистым безумием. Это он понял сразу. Судя по тому, как четко они сработали, в автомобиле сидят профессионалы. И если они еще не убили его, то, очевидно, машина едет туда, где он будет нужен живой. Но куда именно? Если это сотрудники Лысакова, то они вряд ли отличались бы особой деликатностью. Не стали бы использовать неизвестную жидкость, стараясь не причинить вреда Дронго. Наоборот, при малейшем сопротивлении они с удовольствием применили бы силу. Получается, что его взяли другие люди. Кроме того, майор милиции, даже если это умнейший майор в столице, не сумел бы так быстро вычислить адрес самого Дронго. Оставалось ждать, пока все не прояснится.

— Кажется, он приходит в себя, — сказал кто-то рядом.

Дронго зашевелился. Открыл глаза пошире. Сомнений не было. В просторной кабине «Форда» они находились впятером. Стоило раз взглянуть на лица сидящих рядом, чтобы отбросить всякую мысль о побеге. Дронго тяжело вздохнул и посмотрел по сторонам.

— Оклемался? — спросил один из парней, больно толкая его в бок.

— Не совсем, — выдохнул Дронго, — нам еще далеко ехать?

— Уже совсем близко, — сказал второй, — только ты лучше по сторонам не зырь, все равно ничего не видно, темень вокруг.

— Может, ему глаза завязать? — предложил водитель.

— Не надо, — лениво сказал сосед справа, — он все равно никому ничего не расскажет.

Такое начало не обещало ничего хорошего. Дронго молчал, понимая, как важно не раздражать этих типов. Он закрыл глаза и устало откинулся на спинку сиденья. Через несколько минут его грубо тряхнули.

— Вставай, — сказал один из «сопровождения».

— И без глупостей, — добавил второй. Его вытащили из машины, почему-то еще раз тщательно обыскали и втолкнули в довольно просторный холл, который он толком не успел рассмотреть. Следующая комната — очень большая, метров пятьдесят, — очевидно, служила гостиной. Сразу за ней находилась комната поменьше, видимо, в ней хозяин принимал гостей. В комнате стоял полумрак, тихо играла музыка: Шопен, удивился Дронго. Вряд ли Лысаков вообще подозревал о существовании такого композитора. С каждой минутой ему становилось все интереснее. Охранники подвели его к массивному кожаному креслу с резными деревянными подлокотниками и надели наручники, встав по сторонам, словно свершая некий торжественный ритуал.

В комнату стремительно вошел высокий человек. Он посмотрел на Дронго, потом бросил взгляд на стоявших по сторонам охранников и, нахмурившись, приказал:

— Наручники!

— Мы же надели, — не понял охранник.

— Не так, — зло пояснил высокий незнакомец, — расставьте руки по краям кресла и наденьте наручники так, чтобы он не мог подняться. И шевелитесь быстрее.

Один из охранников наклонился, расстегивая наручники. Именно в этот момент Дронго нанес ему удар, вкладывая в него не только силу кулака, но и наручников, все еще оставшихся на правой руке. Охранник отлетел к столу. Второй бросился ему на помощь, но Дронго, подняв обе ноги, отбросил его от себя. Он уже изготовился к прыжку, но увидел направленное на него дуло пистолета.

— Сидите, — скрипучим голосом приказал высокий, — и старайтесь не дергаться. Я и так с большим трудом удерживаюсь от соблазна избавить себя от хлопот, связанных с вашей персоной.

До этого типа было больше пяти метров. Если еще учесть сидячее положение, то, для того, чтобы достать противника, ему понадобится не меньше пяти-шести секунд. Ровно столько, сколько нужно тому, чтобы выпустить всю обойму. Благоразумнее подчиниться, и Дронго остался сидеть в своем кресле. Оба охранника подскочили к нему и защелкнули висевшие на его правой руке наручники, соединив с подлокотником кресла. Затем легко справились и с левой рукой. При этом оба старались действовать грубо и жестко, словно стараясь реабилитироваться перед своим боссом. Но тот все равно остался недоволен.

— Убирайтесь, — буркнул он и, когда охранники вышли из комнаты, подошел поближе к Дронго.

— Не будьте идиотом, — посоветовал он, — дом охраняется, вокруг несколько линий охраны. Вы сможете прорваться сквозь первую линию, но не больше. У меня несколько десятков людей. Как только вы попытаетесь выйти отсюда, вас просто пристрелят. Вас устраивает такой вариант?

— Не очень, — признался Дронго.

— Тогда сидите спокойно. Вообще-то у меня был приказ снять с вас наручники, но вы слишком опасный человек, чтобы оставаться с вами один на один.

— Неужели я буду разговаривать с женщиной? — усмехнулся Дронго.

Его собеседник оценил шутку и ответил кривой улыбкой:

— Нет, не с женщиной. Но от его предложений обычно не отказываются. Они бывают гораздо интереснее, чем общение с любой из женщин, даже самой красивой.

— Вы меня заинтриговали, — примирительно сказал Дронго, — впрочем, кресло подо мной весит не меньше трехсот килограммов, так что у меня нет шанса, поднявшись, уйти вместе с ним. Остается слушать предложения.

— Кажется, мы договорились, — улыбнулся незнакомец и, мягко ступая, вышел из кабинета.

Дронго прислушался. Шопена сменил Рахманинов. У хозяина дома действительно был хороший вкус. Дронго прикрыл глаза, отдавшись музыке. Он не знал, кто именно играл на рояле, но исполнение потрясало. Оно превращало божественную музыку в настоящее волшебство. Дронго не был восторженным меломаном, знающим в этой области все и вся, но оценить исполнение мелодий знакомых ему композиторов он мог. Ему нравились солнечные мелодии Моцарта и Штрауса. В последние годы он полюбил и оценил Брамса. В сочетании с Шопеном и Рахманиновым это был тот музыкальный Олимп, который Дронго воздвиг в своем воображении.

Из современной музыки любил классический джаз и классический же рок-н-ролл. Все последующие изыскания в этих областях ему не очень нравились, он любил Гершвина гораздо больше, чем его наследников и подражателей.

Дверь открылась, и в кабинет вошел человек. Дронго открыл глаза. Он не вздрогнул, увидев его лицо. Он был готов увидеть именно его. С той самой минуты, когда Александр Михайлович в Париже рассказал ему о готовящемся аукционе, Дронго знал, что реальными претендентами на победу будут не компании, представленные в официальных заявках, и даже не президенты компаний, которые традиционно пользовались популярностью и чьи рейтинги неизменно отражали их политический вес в обществе. На самом деле в аукционе должны были сойтись интересы двух «супертяжеловесов». Один из которых был первым вице-премьером правительства, поддерживающим компанию Александра Михайловича, а второй… Второй находился сейчас в комнате и, пройдя к креслу, стоявшему напротив, уселся в него, коротко кивнув Дронго в знак приветствия, словно находился на деловом совещании, а не сидел в обществе пленника, прикованного наручниками к подлокотнику.

— Добрый вечер, — отрывисто сказал вошедший.

— Скорее уже ночь, — уточнил Дронго. Хозяин усмехнулся. Он оценил самообладание пленника. Ему понравилась первая фраза Дронго.

— Вы, очевидно, знаете меня? — спросил он.

— Знаю. Ваши фотографии не сходят с первых полос журналов и газет, не говоря уже про телевидение.

— Очень хорошо. Значит, мы будем говорить более предметно. Вы, наверное, догадываетесь, почему вас… э… попросили сюда приехать.

— Попросили? — иронично переспросил Дронго. — Впрочем, если это сейчас так называется, то тогда вы правы.

— Я не собираюсь с вами дискутировать. Если вам не нравится слово «попросили», замените его на «пригласили». Суть дела не меняется. Признаюсь, я давно хотел с вами познакомиться. Много о вас слышал. Говорят, что вы специалист по решению самых головоломных задач специфического свойства.

Дронго промолчал. Такая фраза звучала почти комплиментом. Соглашаться было нескромно, отрицать вообще глупо, поэтому он промолчал.

— Я с самого начала подозревал, что Александр Михайлович придумает какой-нибудь ход, но, признаюсь, не думал, что он найдет и пригласит именно такого специалиста, как вы. Сильный ход. Его невозможно было просчитать. И нужно сказать, вы сразу же развили бешеную активность. Но не учли двух обстоятельств. Во-первых, мы предусмотрели практически все варианты решения нашей проблемы. Во-вторых, мы наняли специалиста, который, смею надеяться, не только ни в чем вам не уступает, но и в чем-то превосходит. Превзошел — пока что.

— Уорд Хеккет, — сказал Дронго, — я должен был догадаться, что только вы можете его купить и пригласить для решения задачи столь «специфического свойства», — не удержавшись, процитировал он собеседника.

Тот улыбнулся. Очевидно, он ценил в людях чувство юмора. Тем более в такой ситуации. Подсознательно Дронго выбрал самый удачный тон и линию поведения — не стал оправдываться, чем невольно вызвал симпатию сидящего противника.

— Мне говорили, что он лучший в Европе специалист, — кивнул хозяин дома, — однако, судя по вашей активности, вы решили доказать, что можете с ним потягаться. Но вы не учитываете, что он сражается против вас не в одиночку. А когда мы вместе… Неужели я должен объяснять вам, что у вас нет шансов? Ни единого. Вообще — никакой надежды.

— Тогда почему вы так беспокоитесь? — спросил Дронго. — Или ваши наручники — свидетельство справедливости ваших слов? По-моему, вы все-таки опасаетесь, если решились на похищение. Я сразу понял, что только вы могли так четко и быстро вычислить, где именно я живу, организовать похищение и привезти меня сюда. Однако вы зря теряете время. Вам следовало меня сразу убить, и проблем бы поубавилось.

— Вы меня не поняли, — широко улыбнулся хозяин дома и, поднявшись, подошел к двери. Очевидно, за дверью находился тот самый громила, который руководил операцией похищения. Войдя в комнату, он подошел к Дронго, вопросительно глядя на вставшего рядом хозяина дома.

— Да, да, — кивнул тот, — снимайте. Дронго с некоторым удивлением наблюдал, как с него снимают наручники. После чего громила еще раз посмотрел на своего хозяина и, дождавшись взмаха его руки, вышел из комнаты, не забыв прихватить обе пары наручников. Дронго растер затекшие руки.

— Надеюсь, вы человек благоразумный, — улыбнулся еще раз хозяин дома, усаживаясь в — свое кресло, — я только хотел вам показать, что вас привезли сюда для беседы со мной. Исключительно для беседы. Мне хотелось прояснить ситуацию, чтобы вы поняли реальное положение вещей.

— Я не совсем вас понял.

— Как я вам сказал, у вас нет шансов на успех. Даже минимальных. Так стоит ли продолжать ненужную игру? Вы даете иллюзорные надежды Александру Михайловичу и его покровителю на иное решение вопроса по аукциону. Зачем продолжать нервировать всех, в том числе, не скрою, и нас. Не лучше ли признать свое поражение и благоразумно отказаться от попыток изменить уже предопределенное решение по аукциону. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Аукцион все равно выиграет наша компания. Вы только потеряете время, заимеете кучу неприятностей и испытаете горечь разочарования от поражения. Я предлагаю заменить все это работой на нашу компанию. Разумеется, не сейчас. Вы испытываете моральное неудобство от факта перехода к нам. Это надо пережить. Но в следующий четверг уже состоится аукцион, результаты которого, повторяю, предрешены. После этого вы можете уже с чистой совестью работать на нашу компанию. Насколько я понял, никаких других обязательств у вас нет? Вы работаете за хороший гонорар, и я уверен, что мы можем договориться по этому пункту. Или вы испытываете особую любовь именно к компании Александра Михайловича?

Дронго расхохотался. Ему нравился стиль общения противника. Ему был даже симпатичен хозяин дома, так легко и спокойно говоривший О самых сложных вещах. Кажется, собеседники испытывали, вопреки ситуации, нечто, похожее на взаимную симпатию.

— Я не испытываю никаких чувств ни к одной из компаний, — ответил Дронго, — я вообще не люблю вмешиваться в подобные истории. Занимаюсь чисто криминальными аспектами.

— Ну и продолжали бы в том же духе, — улыбнулся хозяин дома. — Зачем вы полезли в это противостояние? Вы ведь уже поняли, что речь идет не об обычном убийстве. Конечно, жаль девушку, говорят, она была даже красивой, но согласитесь, что это всего-навсего способ достижения цели. Как цинично это ни звучит. Многие люди были заинтересованы в том, чтобы остановить Александра Михайловича любой ценой.

— Что я должен делать? — спросил Дронго.

— Для начала прекратить свое расследование. Оно все равно не имеет никаких шансов на успех. Отдохните дома до следующего четверга. Если вам скучно оставаться в Москве, можете уехать куда вам только заблагорассудится. На Сейшелы, на Багамы, хоть в Антарктиду. После вашего возвращения мы поговорим более предметно. Кстати, отдых мы вам оплатим. По высшему разряду.

— Ну да, конечно. Сумма контракта по аукциону несколько миллиардов долларов, — вспомнил Дронго. — Полагаю, вы готовы оплатить мой отдых даже на Луне.

— Не шутите. У меня к вам серьезное предложение. Оставаясь с Александром Михайловичем, вы рискуете серьезно подорвать свою репутацию. А это гораздо дороже, чем потеря нескольких тысяч долларов.

— Мне не совсем понятно, почему вы меня так уговариваете? Не легче ли было бы меня просто убрать? — спросил Дронго, внимательно наблюдая за реакцией своего собеседника. — Или вы убежденный альтруист?

— Ни в коем случае. Начнем с того, что, если мы сейчас уберем вас, Александр Михайлович и его покровители, — при этих словах губы говорившего презрительно дрогнули, — решат, что я испугался. Подумают, что вы действительно могли добиться успеха, а я просто решительными действиями пресек эту возможность. И у них возникнет иллюзия того, что любую опасность с моей стороны они могут решить. Нанимая пусть даже таких высокопрофессиональных экспертов, как вы, Дронго. А мне важно, очень важно убедить их в абсолютном проигрыше, когда нет и не может быть никаких шансов. Они должны понять, что любая комбинация, которую я продумываю, обречена на успех. Даже если противодействовать мне будет такой эксперт, как вы.

— Но вы тоже попросили Уорда Хеккета помочь вам.

— Это разные вещи. Он придумал комбинацию, с помощью которой мы убедительно демонстрировали наши возможности. Но он тоже всего лишь исполнитель, пусть даже очень талантливый исполнитель. Вы ведь не станете считать своего адвоката полноценным компаньоном только потому, что он дает вам безупречные советы?

— Я, кажется, понял ваши мотивы. Вы хотите абсолютной победы. Не по очкам, а нокаутом? Верно?

— Абсолютно точно. Это мой стиль. Победа нокаутом. Абсолютная победа, когда у соперника нет даже тени сомнений в собственном проигрыше.

— У каждого из вас свой стиль, — пробормотал Дронго, — не слишком ли вас много?

— Что?

— Ничего. Если вы так уверены в победе, почему вас так беспокоит мое участие в расследовании?

— Вы помогаете в создании неких иллюзорных надежд, а иллюзии всегда опасны, очень опасны. И если даже вас уберут, иллюзии не исчезнут, они только окрепнут. Нам нужно, чтобы вы сами отказались от участия в деле. Только тогда миражи исчезнут и я смогу считать, что одержал чистую победу.

— Поэтому в меня стреляли?

— Я не могу отвечать за идиотизм других людей. Кстати, они не собирались вас убивать.

— Это я понял сразу, едва они начали стрелять. Иначе они бы целились чуть ниже.

— Ну вот видите, как все просто. Мы расставили все акценты. Вы, наверное, еще не знаете, но господин Хеккет сегодня днем прилетает в Москву. Он считает, что должен находиться на месте, где происходят главные события.

— Приглашать его к себе я не собираюсь, — пробормотал Дронго.

— Это ваше дело. Но я не услышал вашего согласия. Вы до сих пор не сказали, что думаете о моем предложении?

— Просто убрать? — спросил Дронго, внимательно наблюдая за реакцией своего собеседника. — Или вы убежденный альтруист?

— Ни в коем случае. Начнем с того, что, если мы сейчас уберем вас, Александр Михайлович и его покровители, — при этих словах губы говорившего презрительно дрогнули, — решат, что я испугался. Подумают, что вы действительно могли добиться успеха, а я просто решительными действиями пресек эту возможность. И у них возникнет иллюзия того, что любую опасность с моей стороны они могут решить. Нанимая пусть даже таких высокопрофессиональных экспертов, как вы, Дронго. А мне важно, очень важно убедить их в абсолютном проигрыше, когда нет и не может быть никаких шансов. Они должны понять, что любая комбинация, которую я продумываю, обречена на успех. Даже если противодействовать мне будет такой эксперт, как вы.

— Но вы тоже попросили Уорда Хеккета помочь вам.

— Это разные вещи. Он придумал комбинацию, с помощью которой мы убедительно демонстрировали наши возможности. Но он тоже всего лишь исполнитель, пусть даже очень талантливый исполнитель. Вы ведь не станете считать своего адвоката полноценным компаньоном только потому, что он дает вам безупречные советы?

— Я, кажется, понял ваши мотивы. Вы хотите абсолютной победы. Не по очкам, а нокаутом? Верно?

— Абсолютно точно. Это мой стиль. Победа нокаутом. Абсолютная победа, когда у соперника нет даже тени сомнений в собственном проигрыше.

— У каждого из вас свой стиль, — пробормотал Дронго, — не слишком ли вас много?

— Что?

— Ничего. Если вы так уверены в победе, почему вас так беспокоит мое участие в расследовании?

— Вы помогаете в создании неких иллюзорных надежд, а иллюзии всегда опасны, очень опасны. И если даже вас уберут, иллюзии не исчезнут, они только окрепнут. Нам нужно, чтобы вы сами отказались от участия в деле. Только тогда миражи исчезнут и я смогу считать, что одержал чистую победу.

— Поэтому в меня стреляли?

— Я не могу отвечать за идиотизм других людей. Кстати, они не собирались вас убивать.

— Это я понял сразу, едва они начали стрелять. Иначе они бы целились чуть ниже.

— Ну вот видите, как все просто. Мы расставили все акценты. Вы, наверное, еще не знаете, но господин Хеккет сегодня днем прилетает в Москву. Он считает, что должен находиться на месте, где происходят главные события.

— Приглашать его к себе я не собираюсь, — пробормотал Дронго.

— Это ваше дело. Но я не услышал вашего согласия. Вы до сих пор не сказали, что думаете о моем предложении?

— Несколько дней назад мистер Хеккет рассказывал мне о своем стиле. Сегодня вы поведали о своем. Разрешите и мне остаться при своем стиле. Я не выхожу из игры, пока она не окончена.

В комнате наступило молчание.

— Это ваше окончательное решение? — тихо спросил хозяин дома.

— Во всяком случае, мне будет интересно посмотреть, чем все это кончится.

— Значит, вы меня не поняли, — разочарованно произнес хозяин дома. — Хорошо, может, так даже лучше. Сегодня уже четверг. До аукциона осталась неделя. До понедельника, когда истекает срок подачи заявок, ровно четыре дня. Если вы считаете, что у вас что-то получится, попробуйте. Вы только продлите агонию. Все равно мы победим — нокаутом.

Дронго молчал. Пока все козыри были на руках его соперников. Возражать не имело смысла.

— До свидания, — поднялся хозяин дома, — мне было интересно с вами беседовать. Вас отвезут домой на машине. Еще интереснее будет побеседовать с вами через неделю. Но тогда все мои предложения уже потеряют силу. Думаю, что это-то вы поняли.

Когда он вышел, Дронго обессиленно откинул голову, закрывая глаза. Весь обратный путь он молчал. На этот раз ему не стали надевать наручники. Просто высадили у дома и даже вернули пистолет без патронов. Был пятый час утра, когда он вернулся в свою квартиру. Приняв душ и переодевшись, он собрал нужные ему вещи в чемодан и вышел на улицу, чтобы вернуться сюда через неделю. Или не вернуться вообще никогда.

 

День четвертый

Он появился в компании в два часа дня, когда встревоженный Ильин оборвал все телефоны, пытаясь дозвониться до него. Трижды он отправлял людей на квартиру Дронго, и трижды они возвращались ни с чем. Когда Андрей уже отчаялся найти его, тот появился в офисе компании мрачный и осунувшийся. С ним был неизменный чемоданчик.

— Где вы пропадали, — ринулся к нему Ильин, — мы сбились с ног.

— Я плохо спал ночь, — хмуро ответил Дронго, — меня мучили кошмары, и я вышел на улицу немного погулять. И гулял до сих пор.

— Кошмары? — не понял Ильин.

— Кошмары, — показал на свои руки Дронго. На них еще были видны характерные следы от наручников.

— Вы хотите отказаться от расследования? — спросил Андрей.

— Нет. Хотя сегодня ночью мне сделали очень убедительное предложение.

— Вы знаете, что они следили за мной все время и даже едва не перехватили? — сообщил Ильин.

— Представляю. Сюда они, конечно, не сунутся. Кстати, узнайте, где именно имеется пустующий кабинет. Я собираюсь поселиться у вас, даже вот привез набор для бритья.

— Узнаю, — улыбнулся Андрей, — вы считаете, что мы должны поселиться в нашем офисе?

— Я думаю, что да. Для здоровья это даже полезно. Где Федосеев?

— У себя в кабинете. Наши ребята продолжают проверку по всей Москве, но пока никаких следов погибшей найти не удалось.

— Позвольте, я побреюсь, а потом мы отправимся к генералу. У нас еще много дел, только покажите мне, где тут горячая вода.

Через полчаса он сидел в кабинете Федосеева.

— Говорят, у вас была тяжелая ночь? — спросил генерал.

— Я плохо спал, — коротко ответил Дронго, — но я уже успел выспаться. Снял утром номер в отеле и немного поспал. Правда, побриться не успел, в номере не было горячей воды.

— В каком же отеле вы были? — удивился генерал.

— В самом простеньком, — пояснил Дронго, — чтобы не вызывать подозрений. И чтобы спокойно выспаться там, где не особенно приглядывались к моим документам.

— Вам угрожали?

— Скорее хвалили. И делали очень выгодные предложения.

— И вы отказались? — усмехнулся генерал.

— Я согласился, — ответил Дронго и, видя изумленные глаза Федосеева, пояснил: — Согласился принять их предложение через неделю. Но они сказали, что в следующий четверг все их предложения потеряют силу. Очень жаль.

— Черт возьми, если бы не эта погибшая девушка, — проворчал генерал, — нам даже удалось узнать, какую именно сумму они предлагают к аукциону. Мы готовы дать на пятьдесят миллионов долларов больше. Все так удачно складывается, и вдруг эта проклятая пленка.

— Как Викентий Алексеевич себя чувствует?

— Уже намного лучше, хотя двигается с трудом. Но врачи говорят, что через несколько дней он сможет ходить.

— Прекрасно. Теперь нам нужно разбираться с этим майором. Мне понадобится еще помощь генерала. И несколько ваших людей.

— С майором милиции? — переспросил Федосеев. — Вам не кажется, что мы не должны связываться с этим офицером? Он официальное должностное лицо.

— Он пока наш единственный свидетель.

— Вы хотите, чтобы я организовал нападение на Управление внутренних дел?

— Нет, не хочу. Но мне необходимо побеседовать с Лысаковым не на его территории. Иначе говоря, нужно встретиться с ним на своем поле.

— Вы хотите, чтобы мы доставили его сюда?

— Погодите, генерал, не нужно горячиться. Я все прекрасно понимав: Понимаю, что у вас большая компания, одна из крупнейших в России. Понимаю, что вы очень известный человек, что у вас прекрасная репутация, которую надо беречь. Понимаю, что он майор милиции и работает в уголовном розыске. Но и вы поймите меня. Сегодня ночью я просидел несколько часов в защелкнутых наручниках. Меня едва не убили, и я вообще-то до сих пор не понимаю, как остался жив. Если вы будете по-прежнему говорить о том, что все невозможно, мы никогда и ничего не добьемся.

Он умолк, с огорчением отметив, что все-таки сорвался. Сказывалась ненормальная ночь. Генерал молчал. Рядом, стараясь не дышать, стоял Андрей Ильин. Наконец Федосеев спросил:

— Что вы предлагаете?

— Мне нужен его домашний адрес, — устало сказал Дронго, — конкретно, где он живет. Сегодня вечером он пойдет домой, и я попытаюсь его перехватить. Он наверняка не думает, что я решусь еще раз попасться ему на глаза.

— Хорошо, — устало сказал генерал, — это я могу узнать для вас.

— И еще. Только без обид, генерал. Мы оба профессионалы, мне кажется, что у вас происходит утечка информации.

— Так, — лицо у генерала пошло красными пятнами, — какую очередную новость вы мне преподнесете?

— Когда мы поехали на квартиру Светланы Коптевой, кто-то уже знал об этом. Узнал именно в тот момент, когда мы туда поехали. Поэтому и обстреляли, когда мы выходили от нее, раньше не успели.

— Мы об этом уже говорили, — хмуро напомнил генерал, — знали только четверо. Вы, я и Андрей Ильин. Викентий Алексеевич лежит сейчас дома.

— Я объясню вам, почему я решил именно сейчас вспомнить об этом, — объяснил Дронго. — Вчера меня похитили. Они точно знали не только мой адрес, который достаточно трудно узнать. Но они знали и то, что я работаю на Александра Михайловича. Им известны все детали наших отношений, наконец, самое главное, — кто-то информировал их о пристрастии вашего шефа к определенного типа женщинам. Кто-то из его близкого окружения рассказал многое о женщинах, которые ему нравились, о характере, привычках, манере вести себя, чтобы встреча с девушкой немедленно состоялась в отеле и чтобы он пригласил ее к себе в номер. Этот «кто-то» сообщил и о ремонте в доме Александра Михайловича, и о его переезде в гостиницу.

Генерал переглянулся с Ильиным. Факты впечатляли.

— Почему же вы молчали? — спросил генерал.

— Я понял это только сегодня ночью. Обдумал все детали. Кто-то из вашей компании работает на противную сторону. И этот «кто-то» стоял очень близко к Александру Михайловичу. Теперь вы знаете многое. Вам остается только подумать и назвать имя этого человека.

— О поездке к Коптевой знали Мы четверо, — упрямо повторил генерал, — вы и меня подозреваете?

— Нет. Пока — нет.

— Спасибо за «пока». Но как я могу найти негодяя, который все это сообщал? Как его вычислить?

— Дайте мне лист бумаги и ручку, — попросил Дронго.

— Какую ручку?

— Любую. Я люблю «Паркер», но можете дать мне и обыкновенную шариковую.

Андрей протянул Дронго свою ручку, доставая блокнот для себя. Генерал протянул лист бумаги и дал еще одну ручку Ильину.

— Вообще-то я не люблю этого делать, — признался Дронго, — это как бы размышление вслух, нечто интимное, а ты выставляешь напоказ словно цирковой номер. Но на этот раз сделаю исключение. Первый вопрос: кто именно знал, что в доме Александра Михайловича идет ремонт и он должен переселиться в отель?

— Много людей, — подумав, сказал генерал, — человек двадцать-тридцать, может, сорок.

— Составьте список. Постарайтесь никого не упустить, хотя, если упустите, тоже ничего страшного. Имя должно постоянно мелькать во всех списках. Вопрос второй. Кто знал вкусы вашего патрона, я имею в виду его интерес к определенного рода женщинам, его любвеобильность, его пристрастия?

— Все, — недовольно буркнул генерал. — Мне кажется, ваш метод нечетко работает. Простите меня, Дронго, но это несколько наивно. Сейчас не то время.

— Пойдем дальше, — пропустил мимо ушей замечание генерала Дронго, видя, как сосредоточенно строчит в своем блокноте Ильин. Он, очевидно, гораздо больше верил эксперту, чем его непосредственный начальник. — Кто знал о том, что вы ищете мой адрес, и кто знал о визите Андрея Ильина ко мне домой?

— Интересно, — пробормотал генерал, — знали человек пять-десять, не больше.

— Напишите их имена, — продолжал Дронго. — Кто точно знал о моей поездке в Париж к Александру Михайловичу и о моих встречах с Любомудровым?

— Куда меньше, — задумчиво протянул Федосеев, — гораздо меньше, чем могло показаться.

— Следующий вопрос. — Дронго писал крупным размашистым почерком, нумеруя каждый вопрос. — Кто был в контакте с погибшей женщиной? Кто мог с ней общаться и быть своеобразным связным между ней и другой стороной?

Генерал с тревогой взглянул на Андрея Ильина. Тот быстро записал в своем блокноте несколько фамилий.

— И, наконец, последний вопрос, — произнес Дронго. — Кто именно знал о нашем визите к Коптевой и о том, что мы ею интересуемся? Теперь сравните все фамилии и выделите тех, кто фигурирует во всех списках.

— Черт возьми! — не выдержал генерал. — Никогда не думал, что все так просто.

— Нет, не просто. Главное, уметь правильно поставить вопрос. Многие полагают, что важнее всего ответы подозреваемого, но это ошибка, главное — вопросы следователя. Точно сформулированные вопросы — это половина успеха. Я читал рассказ кого-то из американских фантастов, кажется Азимова или Шекли, о том, что во Вселенной существовала идеальная машина, компьютер, способный ответить на любой вопрос человечества. Но никто не мог добиться ни одного правильного ответа. Вывод из рассказа был потрясающе парадоксален: чтобы получить абсолютную истину, нужно уметь сформулировать вопросы. А чтобы их формулировать, нужно обладать знаниями, которых у людей не могло быть. Трагедия замкнутого круга.

— При чем тут фантасты? — не понял генерал. — Но ваш метод довольно оригинален, — признал он, — от большего к меньшему. Мы составим список подозреваемых.

— Последний вопрос, — устало напомнил Дронго. — Кто, кроме нас четверых, знал о том, что мы едем к Светлане Коптевой?

— Никто, — твердо сказал генерал, — получается, что предатель один из нас четверых.

— Вы говорили из приемной? — напомнил Дронго. — Кто там в это время находился?

— Мой секретарь, — ответил генерал.

— И Леня, — напомнил Ильин.

— Что? — обернулся к нему Федосеев. — Наш водитель?

— Он водитель Александра Михайловича, — возразил Ильин.

— Список, — крикнул генерал, — где вопросы? — заревел он, выхватывая список. — Вашу мать… Он знал о том, что в квартире ремонт.

— Конечно.

— Это он отвозил девиц к Александру Михайловичу?

— Всегда только он, — ледяным тоном сообщил Ильин.

— С кем ты ездил к Дронго? Вспоминай!

— С ним, — выдохнул Андрей. — Вы же сами говорили, что нельзя посвящать в это дело многих людей.

— Он был в приемной, когда ты узнавал насчет адреса?

. — Да. Он сидел рядом с вашим секретарем. Мы его вызвали, чтобы он поговорил.

— Где он сейчас? — орал генерал. — Найдите! Срочно разыщите его.

Ильин выбежал из кабинета.

— Черт вас побери! Кажется, все так просто. — Генерал забегал по кабинету. — Неужели вы действительно придумывали свои вопросы прямо сейчас?

— Нет, я придумываю их уже много лет. Савва Афанасьевич, на самом деле все было ясно с первой минуты. Кто-то должен был существовать рядом с Александром Михайловичем, чтобы они решились на такую авантюру. Кто-то должен был предать, чтобы они, нащупав брешь в его обороне, решились наверняка сыграть на чувствах вашего патрона. Честно говоря, я не подозревал Леню, и то только потому, что именно он возил погибшую. Мне казалось невероятным такое сочетание, слишком явная подставка. Но наши противники настолько были уверены в своем успехе, что их не волновали такие мелочи. Я думаю, что нам нужно поговорить с парнем и все у него выяснить.

— Я все у него, у стервеца, узнаю, — пообещал Федосеев, сжимая кулаки. — До капельки.

— А заодно мне нужен адрес Лысакова, — напомнил Дронго.

— Да, да, я помню, — генерал поднял телефонную трубку, — у меня есть еще старые связи в МВД, постараюсь узнать его домашний адрес. Хотя, если с ним что-нибудь случится сегодня вечером, у меня возникнут серьезные проблемы с моими бывшими коллегами.

Чтобы не мешать генералу, Дронго встал и подошел к окну. Пока генерал говорил за его спиной, он смотрел на площадь перед зданием компании. Внизу стояли автомобили сотрудников, приехавших на работу в офис. Вся стоянка была забита в основном иномарками — этим подчеркивался не только достаток, но и элитность.

Дронго вернулся к столу, когда генерал положил трубку.

— Адрес мне сообщат через полчаса, — вздохнул он.

И в этот момент в кабинет ворвался Андрей Ильин.

— Его нет! — закричал он с порога. — Его нигде нет. Он сегодня не выходил на работу. И дома его телефон не отвечает.

— Кажется, я поторопился недооценить наших противников, — заметил Дронго. — Быстрее к нему. Может, мы еще успеем.

 

День четвертый

Они приехали к дому, где жил водитель, через двадцать минут. На этот раз Федосеев выделил для сопровождения пятерых сотрудников, и на двух автомобилях, вместе с Дронго и Андреем, они представляли довольно внушительную группу. Леонид жил на третьем этаже старого дома, которые еще чудом сохранились в Москве, но были уже обречены на слом. Дом был построен в начале века и с самого начала предназначался для сдачи квартир внаем. Когда-то богатые съемные апартаменты превращались в коммунальные квартиры. В начале девяностых, когда в Москве начался строительный бум, все коммуналки рушили, соседей переселяли, а освободившуюся жилплощадь перестраивали и продавали уже совсем другим людям.

Однако постепенно цена на подобные квартиры резко упала. Новые богатые не хотели иметь соседями по подъезду людей несостоятельных, которые встречали их с перекошенными от ненависти лицами. Их гораздо больше устраивали соседи их круга, среди которых решались общие проблемы — охрана, установка домофонов, коллективный гараж и т. д. Не нужно было думать и о протекающих трубах малоимущих соседей, и о встречах с пьяными обитателями коммуналок, которые устраивали пивнушки на подоконниках.

Леонид выбрал себе этот дом, не думая о подобных казусах. Он был одинокий молодой человек, приехавший в Москву из провинции. Ему нравилась жизнь в столичном городе, нравилось собственное двухкомнатное жилье, выделенное из огромной восьмикомнатной квартиры. Владельцы перестроенной коммуналки вовремя поняли, что ликвидировать такую большую квартиру непросто, а поделив ее на части, успешно продали новым владельцам.

Поднявшись по лестнице, Дронго, Андрей И сопровождавшие их два сотрудника службы безопасности компании долго стучали в дверь. Вышедший наконец сосед поинтересовался, что им нужно.

— Здесь живет наш сотрудник, — объяснил Андрей, — сегодня он не вышел на работу, и мы очень волнуемся. Вы не видели его сегодня утром?

— Я вообще никого не видел, — ответил угрюмый сосед. Он, очевидно, был меланхоликом. Дронго обратил внимание на одутловатые щеки, глубокие преждевременные морщины, круги под глазами, небольшие дырочки на его майке. Похоже, этот человек знал лучшие времена, когда покупал эту квартиру, но потом в его жизни произошли изменения к худшему, и он уже как-то не соответствовал своему двухкомнатному «раю».

— Вы давно здесь живете? — спросил Дронго.

— Не очень, — ответил сосед.

— Хотите съезжать или будете сдавать квартиру?

На вид человеку было лет пятьдесят, но неухоженность явно старила незнакомца. Ему могло быть и сорок пять. Он удивленно посмотрел на Дронго.

— Вы поэтому пришли? — спросил он. — Хотите посмотреть квартиру? Откуда вы знаете, что я собираюсь ее сдавать? Я только три дня назад дал объявление, оно еще не вышло в газетах.

Ильин изумленно смотрел на Дронго. Воистину ему приходилось поражаться наблюдательности этого человека.

— Я случайно узнал, — улыбнулся Дронго, — у меня сосед работает в отделе рекламы. Как раз в той газете, куда вы отдали объявление. Может, вы вспомните, когда вы видели в последний раз Леонида?

— Не видел я его, — раздраженно ответил сосед, — и нечего стучать на весь дом. Раз нет, значит, куда-то уехал. Он и раньше уезжал на день-два.

— Это мы знаем, — быстро сказал Ильин, — он ездил на дачу Александра Михайловича и там оставался, — пояснил он, — но вчера его никуда не вызывали.

— Нужно открыть дверь, — предложил Дронго, — могло случиться самое худшее.

— Как открыть? — удивился Андрей. — Вы же видите — железная дверь. Думаете, среди нас есть «медвежатники». Такую дверь просто так не откроешь.

— Найдите автоген и выбейте замок, — посоветовал Дронго, — если ваш водитель куда-то сбежал, дома все равно должны остаться улики. У него была семья?

— Нет. Была женщина, с которой он встречался, — ответил один из сотрудников службы безопасности.

— И вы, конечно, не знаете, где эта женщина живет, — раздраженно сказал Дронго. — Какая же вы, к черту, служба безопасности! Вы должны все знать о своих сотрудниках, абсолютно все. И даже больше, чем они сами знают о себе. — Если мы будем ломать дверь, соберутся соседи, — осторожно вставил Ильин.

— Вызовите участкового офицера милиции, объясните, что мы сослуживцы Леонида и нас очень волнует, почему водитель не вышел сегодня на работу. Пусть участковый стоит рядом, когда мы будем вскрывать дверь. Он не помешает. Если в доме есть какие-нибудь следы, мы их найдем. Возможно самое худшее. Черт, я не подумал. Не нужен автоген. Если ваш водитель остался в квартире, то дверь не заперта. Уходя, ее просто захлопнули. Но это только в том случае, если он остался в квартире и не смог закрыть дверь изнутри.

— Вы хотите сказать, что его убили? — спросил потрясенный Ильин.

— Я не исключаю и такой вариант. После прошедшей ночи стало ясно, что я могу с достаточной точностью вычислить, кто именно работал на противную сторону. И тогда вполне могли принять решение избавиться от столь опасного свидетеля, каким был водитель Александра Михайловича.

— Как нам открыть дверь?

— Нужен всего-навсего набор универсальных отмычек, — сказал Дронго, — к сожалению, я оставил его у себя на квартире. А за ней наверняка следят, и там лучше не появляться. Придется действительно вызывать участкового и пробовать резать замок. Другого выхода нет. Кстати, участковый может оказаться полезным и в том случае, если там действительно что-то случилось.

Он повернулся к соседу, все еще стоявшему на пороге своей квартиры и бессмысленно глядевшему на незнакомцев.

— Вы знаете, как позвонить вашему участковому? — спросил Дронго.

— Нет, не знаю я его, — раздраженно ответил сосед.

— А как позвонить в ваш жэк?

— Нужны они мне все, как телеге пятое колесо, — проворчал сосед и, отступив в свою квартиру, хлопнул дверью.

Дронго взглянул на часы.

— Уже четвертый час. Нужно успеть до конца рабочего дня найти участкового и представителя жэка. Давайте быстрее, иначе можем опоздать. У меня вечером важная встреча с Лысаковым.

— Идите, — кивнул Ильин обоим сотрудникам, которые стояли на площадке вместе с ними. — И побыстрее, — прокричал он им вслед.

Они остались вдвоем. Ильин тревожно взглянул на дверь, спросил у Дронго:

— Думаете, его убили?

— Я пока не знаю. Но он не вышел на работу в день, когда мы могли его вычислить. В такие совпадения трудно поверить. Есть два варианта. Либо он сбежал, что маловероятно, так как в этом случае получается, что наши противники альтруисты и решили спасти своего агента, во что трудно поверить. Или его убили, что гораздо ближе к истине. Чтобы окончательно скрыть все следы. Думаю, ты согласишься, что второй вариант как-то более реалистичен.

— Нужно было с ним вчера поговорить, — вздохнул Андрей.

— Вот, вот. И это не ваша ошибка, а моя. Я видел, как нервничает Савва Афанасьевич, видел, как уязвлено его самолюбие, и поэтому не стал настаивать на допросе водителя. Мне казались вполне достаточными заверения Федосеева о том, что они все проверили. В нашем деле нельзя поддаваться чувствам. Я не хотел обидеть генeрала недоверием, и в результате не поговорил с Леонидом. Чем это кончилось, мы скоро узнаем. Но в любом случае это моя ошибка. Чувства нужно исключать полностью. Нельзя было считаться с самолюбием Федосеева больше, чем с делом, которое мне поручили.

— Как вы узнали, что сосед хочет сдать квартиру? — спросил Ильин.

— Ты же видел его. На нем была дорогая итальянская майка с дырочками. Если человек имеет деньги на покупку такой майки, он вряд ли станет носить ее в таком виде. Да и внешний облик о многом говорит. Опустившийся тип, это ясно по его лицу, рукам, по глазам. Самое страшное, что может быть у человека, — потухшие глаза. Отсутствие интереса к жизни. Бывают раненые глаза, в которых стоит боль, бывают пустые глаза, в которых торчит идиотизм, бывают настороженные глаза, в которых лишь недоверие и подозрительность. А у него глаза потухшие, как у мертвеца.

Смотри дальше. Судя по ремонту, на этом этаже совсем недавно, несколько лет назад, расселили коммуналку. Отсюда вывод — все квартиры куплены именно несколько лет назад. Тогда они стоили даже дороже, чем сейчас. Если у человека имелись деньги, чтобы купить квартиру в центре города, значит, его дела шли достаточно успешно. Теперь обрати внимание на тот факт, что за все время нашего разговора в его квартире не раздалось ни звука. У него нет ни жены, ни детей, это очевидно. Либо они раньше были, либо их вообще никогда не существовало. Но в любом случае опустившийся тип, который владеет жильем в центре города и не имеет денег на приличную майку, вряд ли будет жить один в такой квартире. Он наверняка решит либо сдать ее, либо продать. Отсюда я и сделал свой вывод. Вот, собственно, и все.

— Я думал, что подобные вещи бывают только в кино, — засмеялся Ильин, — пришел, увидел, просчитал.

— Начнем с того, что они бывают и в литературе. Гениальный Шерлок Холмс до сих пор волнует всех подростков. У него были последователи. Немного эксцентричный Эркюль Пуаро и проницательная миссис Марпл, немного грустный и меланхоличный комиссар Мегрэ и ленивый, но проницательный Ниро Вульф. Я назвал самых известных. Некоторые из них умудрялись раскрыть преступление, сидя в своем кресле и не выходя из дому. Вот видишь, как изменились времена. Ни одному из них не пришло бы в голову стоять на лестничной клетке и ждать участкового с представителями жэка, чтобы вскрыть дверь в квартире, где жил ваш водитель. В реальной жизни все несколько сложнее. И смешнее одновременно. Как моя встреча с Лысаковым. Это был в чистом виде трагифарс, который я, кстати, намерен сегодня продолжить.

— Вы все-таки хотите с ним встретиться?

— Обязательно встречусь. У нас еще не закончен разговор.

— Лысаков — инспектор уголовного розыска, — напомнил Андрей. — Если он выстрелит, то его оправдают. Он может объяснить, что вы хотели на него напасть.

— Пистолет есть и у меня, — равнодушно заметил Дронго, — хотя патроны у меня отобрали. Но я не собираюсь стрелять и тем более не собираюсь становиться мишенью для нашего знакомого. Полагаю, мне удастся убедить его не стрелять. Это не в его интересах.

— А если он не послушается?

— Тогда он будет стрелять. Но я надеюсь, что до этого не дойдет.

— Может быть, спустимся вниз и посидим в машине? — предложил Ильин.

— Сначала ты позовешь сюда двоих сотрудников, которые встанут у дверей. И не отойдут до тех пор, пока мы не поднимемся, — строго предупредил Дронго. — Я совсем не хочу, чтобы из-за нашей небрежности из дома пропали важные улики.

— Сейчас позову, — поспешил вниз Андрей. Дронго посмотрел ему вслед. У молодого человека был избыток энергии. Дронго вдруг с удивлением подумал, что он немного похож на этого соседа. Его трудно чем-то удивить, и из энергичного молодого человека он постепенно превращается в меланхоличного грустного циника, равнодушного в душе.

«Может, и я приобретаю черты этого соседа, — грустно подумал Дронго. — Мне ведь не было страшно даже вчера, когда меня так внезапно прихватили. Или я просто устал от своего образа жизни?»

Он подошел к двери, потрогал замок. Тяжело вздохнул.

«А если действительно бросить все и уехать на Сейшелы, — подумал Дронго, — как мне предлагали. Только не сейчас, а через неделю. Через неделю, — поймал себя на этой мысли и улыбнулся. — Значит, я все-таки не похож на соседа. Значит, меня больше всего интересует результат борьбы и интереса к жизни я все еще не потерял. Это и есть самое важное в моей судьбе: не потерять интереса к жизни и к поиску труднодостижимой истины».

Он стоял и смотрел, улыбаясь, как по лестнице поднимаются Андрей с ребятами.

 

День четвертый

Ждать пришлось долго. Пока нашли участкового, пока вызвали представителей жэка, пока долго объясняли, почему необходимо вскрывать дверь, прошло около двух часов. Из жэка прислали даму, особу весьма представительную, не очень высокую, но с фантастическим бюстом. Она громко говорила и требовала объяснений, почему «незнакомцы», даже если они сослуживцы владельца квартиры, так настаивают на вскрытии двери. Пришлось долго и нудно объяснять, что Леонид не вышел на работу, что они очень волнуются, что водитель никогда не подводил своих товарищей.

Было уже около шести, когда наконец решились вскрыть дверь. К этому времени на лестничной площадке уже появился слесарь с набором нужных инструментов. Он возился минут двадцать, но замок все же открыл. Дверь не была заперта изнутри. И снаружи — тоже. Ее просто захлопнули, как и предполагал Дронго.

Когда дверь открылась, все замерли у порога, не решаясь переступить его. Наконец это сделал участковый. Он шагнул первым, и уже через несколько мгновений все услышали его невнятное бормотание. На полу своей спальни, рядом с окном, лежал убитый водитель. Кто-то трижды выстрелил в него — сначала в спину, затем в грудь. И сделал контрольный выстрел в голову. Комната была забрызгана кровью. Участковый бросился к телефону звонить в управление и в прокуратуру. Строгая женщина, представитель жэка едва не потеряла сознание. Слесаря стошнило.

Дронго стоял в спальне, глядя на убитого. Андрей, стараясь не смотреть на труп, подошел к нему.

— Вы были правы, — негромко сказал он, — его все-таки убили.

— Да, к сожалению. Жаль, что этот молодой человек не понял, что предательство всегда оплачивается только такой ценой. Почему-то каждый предатель уверен, что с ним поступят иначе, не понимая, что купившим его людям он будет нужен до определенного времени. Все думают одинаково: нельзя доверять подонку, который единожды предал своего хозяина. Если он сделал это раз, то что может помешать ему сделать это и во второй. А отсюда вывод — предательство малоперспективно. Гораздо надежнее — сохранять верность.

— Вы думаете, он этого не знал?

— Этого не знал даже библейский Иуда, — напомнил Дронго. — Каждый предатель уверен, что с ним все будет нормально, что все обойдется. И каждый получает, кроме тридцати сребреников, еще и свою особую плату за предательство. В последнее время — это традиционный контрольный выстрел в голову.

Ильин достал свой мобильный телефон. Набрал номер Федосеева.

— Мы его нашли, — сообщил он. — Да, у него на квартире. Его убили сегодня утром. Нет, милиция уже приехала.

— Мне нужно уходить, — тихо сказал Дронго, когда Андрей закончил разговор с генералом. — Мне совсем не хочется фигурировать в качестве свидетеля и давать показания. И так уж слишком много людей знает о моем участии в этом деле. Хочу только осмотреть тело убитого.

— Вам что-нибудь не ясно?

— Характерный след. Три выстрела. В спину, когда человек стоит у окна, в грудь, когда он падает на пол. И контрольный выстрел в голову. Тебе это ничего не напоминает?

— Не понял, — нахмурился Ильин. — О чем вы говорите?

— Так же убили Ирину Максименко. Три выстрела. Два в тело, один в голову. Причем в обоих случаях первые выстрелы были в спину. Очевидно, убийца не любит стрелять в лицо и ждет, когда жертва поворачивается к нему спиной.

— Вы думаете, это один и тот же убийца? — ошеломленно спросил Ильин.

— Почерк тот же. Вполне вероятно, что один и тот же. Вряд ли для убийства водителя они стали бы нанимать другого киллера. Посмотри на одежду погибшего. Он даже не успел застегнуть как следует брюки. Видимо, убийца позвонил к нему рано утром, и Леонид открыл дверь, одеваясь на ходу. Из этого следует, что он знал своего убийцу в лицо, был с ним знаком. А это неопровержимое доказательство связи вашего водителя с убитой женщиной и той трагедией, которая случилась в отеле. У меня нет сомнений, что убийца один и тот же человек. Теперь твоя задача отвлечь на минуту внимание участкового, чтобы я мог осмотреть тело убитого.

— Сейчас я его позову в другую комнату, — прошептал Андрей. — Сломаю какое-нибудь стекло, и он прибежит туда. Только вы действуйте быстрее.

Ильин вышел в соседнюю комнату, и вскоре оттуда раздался характерный звон разбитого стекла.

— Я же предупредил, чтобы ничего не трогали, — разозлился участковый, устремившись в другую комнату.

Дронго бросился к убитому. Наклонился и обыскал его карманы. Ничего особенного. Носовой платок, немного денег. Он осмотрелся по сторонам. В запасе всего несколько секунд. Почему убитый стоял у окна. Почему вошел в спальню и бросился к окну? Если он уже понимал, что его пришли убивать, то инстинктивно должен был бежать к двери, а не к окну. Дронго посмотрел вниз из окна. Отсюда не спрыгнешь. Так в чем дело? Быстрее, быстрее. Здесь, у окна, должно быть нечто более важное для Леонида, чем все остальное. Ничего случайного не бывает. Он вбежал в спальню и бросился к окну, и в этот момент убийца, ворвавшийся следом, выстрелил. Почему водитель бросился именно к окну? Черт побери! Почти нет времени, нужно быстрее соображать. Дронго оглянулся по сторонам. На подоконнике лежали ручка, часы. Ничего нет. Быстрее. Он наклонился и провел рукой под подоконником. Что-то липкое, лента, кассета. Так и есть. Прикрепленная скотчем магнитофонная кассета. Дронго обернулся, участковый уже входил в комнату, когда он отодрал кассету и сунул ее в карман.

— Отойдите от окна, — строго сказал участковый. Это был совсем молоденький лейтенант, который впервые в жизни столкнулся с подобным убийством и старался не смотреть на труп, лежавший у окна.

— Да, конечно. Извините, — Дронго отошел от убитого. Выйдя из комнаты, увидел Ильина и тихо поблагодарил его:

— Спасибо. Все нормально. Оставайся здесь, а я поеду к Савве Афанасьевичу.

— Нашли что-нибудь? — спросил Андрей.

— Кажется, нашел. Проследи, чтобы меня не включали в список свидетелей. Здесь и так много людей, которые могут дать показания. И будь осторожен. Сегодня и все последующие дни мы с тобой ночуем в офисе вашей компании. Надеюсь, это ты помнишь?

— Я приеду, — улыбнулся Ильин, — вы тоже будьте осторожнее. Мало ли что может случиться.

Дронго поспешно покинул квартиру. В кармане лежала кассета, на которую, рискуя жизнью, делал ставку Леонид. Что это — его алиби? Или то, чем он хотел откупиться? Оставалось только доехать до офиса и прослушать эту кассету. Дронго поднял руку и с огорчением заметил, что его правый рукав испачкался в крови, когда он обыскивал убитого.

«Только этого не хватало, — раздраженно подумал он, — нужно срочно переодеться. Иначе мне припишут еще и убийство этого несчастного».

 

День четвертый

Они сидели вдвоем с генералом и слушали кассету, которую привез Дронго. На ней была запись разговора водителя с неизвестным человеком, которого несколько раз в разговоре Леонид называл Арсеном.

«— Ты пойми, — горячился Леонид, — нельзя все время быть на виду. Все сразу поймут, что это я ее отвозил к тебе.

— Ничего не поймут, — глухо говорил Арсен, — все будет в порядке. Не будешь дергаться, все сделаем как нужно.

— Как нужно, как нужно, — раздраженно сказал Леонид. — Ты сам хоть понимаешь, в какое дело мы с тобой влезли? Если кто-нибудь узнает, нас с тобой на куски порежут.

— Не порежут. Думаешь, в Москве только твой хозяин командует?. Здесь такие хозяева есть, что раздавят твоего и даже не заметят. Они просто не хотят пачкать руки, поэтому Иришку и подослали. Если бы хотели, давно бы его самого где-нибудь прищучили.

— Попробуй его достань, — возразил Леонид, — у нас, знаешь, какая охрана? И генерал наш мужик толковый. К нам так просто не подберешься.

— А на дешевку клюнули, — возразил Арсен. — Захочешь, к любому подберешься. Президентов убивали, а уже такого дохлятика, как твой хозяин, возьмут и подавно.

— Ты серьезно? Думаешь, в него стрелять будут?

— Пока не будут. Если все сделаем правильно, и с Ириной все будет оформлено путем. А если заартачится, тогда ему конец. Сразу порешат, вмиг.

— А с Ириной как?

— Никак. Снимут их где-нибудь, а потом ему и покажут фотографии. Объяснят, что он должен делать. А если не захочет, его фотографии покажут по телевидению. Или в газетах напечатают. Газеты сейчас любят такие вещи печатать. Знаешь, как все будет интересно. Недавно один министр погорел. В бане с девочками гулял — и все на камеру сняли. А когда опубликовали, он сразу и погорел.

— При чем тут министр? — резонно возразил Леонид. — Думаешь, моего хозяина такой фотографией завалить сможете? Да он полгорода перетрахал. Об этом вся Москва знает. У него, знаешь, какие актрисы были, какие бабы? Сам к нему возил. А вы его на Ирину поймать хотите.

— Он ведь с ней сейчас в номере, — напомнил Арсен, — и не говори, что у нас ничего не получится. Это не нам с тобой решать. Наше дело маленькое — привез, отвез, познакомил и смотался. Получим деньги, будем королями.

— Если ты не обманешь, — с угрозой сказал Леонид, — сам знаешь, я тебя никогда не обманывал. Всегда, когда девочки нужны были, я к тебе обращался. И хорошие комиссионные мой хозяин платил за твоих прошмандовок. А теперь, Арсен, если обманешь, я все ему расскажу. И о нашем разговоре тоже расскажу.

— Не пугай, — резко бросил Арсен, — ты меня знаешь. Я тебя не подведу».

— Он все-таки ему не поверил, — сказал Дронго, — и поэтому сделал эту запись. Видимо, для страховки.

«— Ты не подведешь, — продолжал Леонид, — а они как? Может, обманут. Сто тысяч большие деньги. За такие бабки человек удавиться может.

— Не дрейфь. Мы с тобой еще больше получим. Девочек сейчас много, работы хватает, — радостно воскликнул Арсен, — ты только все делай аккуратно, куда говорит — ты ее отвози. И не задавай лишних вопросов. Она, знаешь, какая девочка гордая.

— Гордые они все, — Леонид грязно выругался.

— Нет, нет. Она не такая. Она у нас по высшей категории проходит. Эта тебе не дешевка с Тверской.

— Какая разница? Мне с ней не жить. Да она со мной и не разговаривает. Два раза пытался заговорить, так она нос воротит. Вроде я не знаю, кто она такая.

— Знаешь, знаешь, — раздраженно проворчал Арсен, — ты все знаешь. Только смотри, языком не болтай, чтобы его тебе не укоротили».

Первый разговор кончился. Раздалось характерное шипение, словно перематывали пустую пленку.

— Сукин сын! — Федосеев ударил кулаком по столу. Для него было ударом, что под носом его службы противнику удалось завербовать одного из личных водителей самого президента компании. — Я должен был догадаться, — с горечью произнес Савва Афанасьевич, — мы ведь все знали, что он девочек поставлял Александру Михайловичу. Когда гости на даче оставались или выезжали куда-нибудь на пикник, Леня ездил за девочками.

— Сдается, там есть еще и второй разговор, — сказал Дронго, услышав знакомые голоса.

«— Ты же говорил, что ничего не будет, — кричал Леонид, — ты ведь сказал, что они только встречаться будут, а девочку убили. Кто ее убил?!

— Откуда я знаю. Твой шеф и убил. Я девочку подобрал такую ядреную, чтобы всем нравилась, красавицу, студентку, а твой стервец ее убил. Надоела она ему, он и решил избавиться.

— Ты дурака не валяй! — с отчаянием в голосе кричал Леонид. — Как он мог убить? Он же не кретин. Убил и в своем номере оставил как визитную карточку на память? С ума спятил, да? Ее нарочно убили и в номере оставили, чтобы все на Михайловича свалить. Думаешь, я ничего не понимаю? И ты все знал с самого начала. Знал, что ее убьют и в номере оставят.

— Ничего я не знал, — возразил Арсен, — я только девочку послал. Хорошую девочку нашел и послал для твоего шефа, как обычно. А он ее и кокнул. Вот и весь разговор. Кокнул, а потом в штаны наложил и в Париж смотался.

— Да не убивал он ее, — нервничал Леонид, — как он мог ее убить, когда она в ванной купалась. Мы за ним зашли, они еще попрощались, зашел в ванную и вышел в коридор. Она ему, знаешь, как нравилась! Они встречаться договаривались.

— Ты сам в ванную заходил? — спросил Арсен. — Сам видел ее живой? Может, там просто вода шла или какая-нибудь другая баба была. Откуда ты знаешь, что она живой осталась?

— Я в номере был. За чемоданами заходил. И нигде убитую не видел.

— А если он специально вас позвал, чтобы вы ему алиби сделали? Может, он ее убил и в ванной держал, поэтому и воду пустил. А когда вы ушли, в комнату перенес, чтобы на него, подлеца, не думали?

— Сам ты подлец! — закричал Леня. — Но кто, кто мог ее убить?

— Я тебе говорю, твой шеф и убил.

— Да я его сам в аэропорт отвозил. Она живая была, — продолжал твердить водитель.

— Живая была, живая была… Может, он из аэропорта вернулся и убил ее. Откуда ты знаешь? Трудно ему было, что ли, машину найти? Может, он вообще все про тебя знал и хотел тебя самого подставить.

— Что мне делать? — спросил Леонид. Он явно нервничал. Однако он правильно рассудил, что такая пленка может быть доказательством его невиновности. Хотя бы для оправдания перед Александром Михайловичем. Именно поэтому он и сделал эту запись.

— Ничего не делать. Ты ни в чем не виноват. Твое дело маленькое. Отвез, привез. А если услышишь какие-нибудь новости об этом деле, сразу мне сообщай. Сразу мне и звони, я сам что-нибудь придумаю…»

Пленка кончилась. Генерал тяжело вздохнул и матерно выругался. Почти так же, как Леонид во время записи разговора.

— Это не доказательство, — задумчиво сказал Дронго. — Судя по кассете, я думал, что здесь будет доказательство невиновности Александра Михайловича, а эта кассета скорее доказательство причастности Леонида к этой грязной истории и его непричастности к убийству. Из нее следователи могут сделать вывод, что Александр Михайлович действительно убил девушку, которая оставалась с ним в номере отеля, и сбежал, испугавшись ответственности.

— Ничего конкретного, — согласился мрачный Федосеев. — Я бы эту гниду своими руками…

— Уже поздно, — возразил Дронго, — его уже кто-то убрал другими руками. Теперь у нас более конкретная задача. Выяснить, кто такой этот Арсен? Судя по разговору, он либо сводник, либо сутенер. Полагаю, вы обратили внимание на его слова, как он готовит и поставляет девушек. Значит, круг подозреваемых строго очерчен. Пусть ваши люди поищут среди сутенеров и сводников. Он должен быть достаточно известен, если к нему обращались за девочками для друзей Александра Михайловича. Как я понимаю, там речь шла о действительно «отборных экземплярах».

— Поищем, — согласился Савва Афанасьевич, — у меня уже людей не хватает на этих подлецов. А осталось всего несколько дней, — с тревогой в голосе напомнил генерал, — думаете, успеем что-то сделать?

— Должны, — ответил Дронго. — Жаль, что Леонида упустили. Его бы еще вчера допросить. Он бы нам здорово помог. Судя по записи, он, правда, не знает убийцу девушки. Отсюда следует вот что. Либо убийца, который изображал Александра Михайловича со своим голым плечом и шрамом, был сам Арсен, либо кто-то из его знакомых. В любом случае Арсен являлся на квартиру водителя сегодня утром.

— Почему вы так решили?

— Леонид не стал бы открывать дверь кому попало. Он открыл дверь и впустил знакомого или знакомых. И когда понял, что в него будут стрелять, инстинктивно бросился к окну, где была спрятана эта кассета. Арсен наверняка был в доме. Может, несчастный парень думал, что он его сумеет защитить. Поэтому нам обязательно нужно найти этого Арсена.

— Над нами вся Москва смеяться будет, — неодобрительно сказал генерал, — мои ребята теперь должны еще и сутенеров искать.

— Другого выхода у нас нет, — отрезал Дронго, — иначе мы действительно все потеряем. Осталось несколько дней, генерал, и от оперативности ваших людей многое зависит. Сейчас восьмой час. Скоро Лысаков поедет домой. Мне нужно торопиться.

— У вас есть оружие?

— Пистолет есть, но патроны, как вам известно, у меня отобрали.

— Я распоряжусь, чтобы вам выдали патроны. Что-нибудь еще нужно? Хотите, я дам вам своих сотрудников, — в порыве великодушия предложил Федосеев.

— Нет, — улыбнулся Дронго, — не хочу. Если случится худшее во время нашего разговора с Лысаковым и там будут ваши люди, то разразится скандал не меньший, чем в номере отеля, который снимал Александр Михайлович. Представляете, с каким удовольствием враждебные вам газеты и журналы напишут о том, что в убийстве майором милиции старшего инспектора уголовного розыска оказались замешаны ваши люди. После такого скандала любой аукцион можно считать проваленным.

— Да, — согласился генерал, — наверное, вы правы.

— И приготовьте для меня маленький карманный магнитофон с кассетой. Лучше с двумя. На одной должна быть копия этого разговора.

— Я перепишу его прямо сейчас, — предложил генерал.

— Очень хорошо, — Дронго снова посмотрел на часы. — У нас действительно очень мало времени. Не забудьте добавить к пистолету глушитель, если вы, конечно, сможете его быстро найти.

 

День четвертый

Он ждал у дома уже третий час. Было достаточно прохладно, и Дронго в который раз пожалел, что не взял с собой куртки. Но возвращаться домой не имело смысла. После бессонной ночи страшно болела голова. Он не мог даже встать со скамейки, на которой сидел, чтобы пройтись по аллее. Скамейка находилась как раз напротив въезда во двор, и он мог увидеть машину Лысакова, как только тот начнет въезжать во двор. К этому времени он уже знал, что у майора есть темная «девятка», на которой он обычно ездит на работу.

Несмотря на весну, по ночам было еще довольно холодно, и он с досадой потер лоб. Начавшая лысеть голова, лишившись защитного покрова, болела, как только в холодную погоду он появлялся без головного убора на улице. А если учесть, что ни кепок, ни беретов, ни шляп он не любил, то голова болела довольно часто, и единственным средством спасения была сванская войлочная шапочка, подаренная ему знакомым грузинским дипломатом.

Шапочку он, естественно, на операцию не прихватил, а на улице становилось все прохладнее, и Дронго снова потер виски. Он с досадой думал, что ненормированный рабочий день в уголовном розыске мог длиться с рассвета до рассвета. Времени для размышления у него было предостаточно, и он стал думать о работе муровцев. Да, в нынешних условиях это была работа на выживание — плохо оплачиваемая и малопрестижная. У старших инспекторов имелись два варианта удержаться на работе. Либо, сцепив зубы, плюнуть на все бытовые и моральные изъяны и продолжать самоотверженно трудиться. Либо, наплевав на свою совесть, получать от работы не только моральное, но и материальное удовлетворение, намного превосходящее размеры обычной заработной платы инспекторов уголовного розыска. Часть инспекторов принадлежали к первой категории, многие — ко второй. Были и такие, кого можно было отнести к обеим категориям — люди действительно рисковали собственной жизнью и надрывались на работе, но при этом не упускали случая нажиться и погреть руки на любом мало-мальски денежном деле. Очевидно, к таким людям принадлежал и майор Лысаков.

В половине двенадцатого Дронго увидел наконец, как во двор въезжает темная «девятка» майора. За рулем сидел сам Лысаков. В салоне машины, кроме него, никого не было. Лысаков въехал во двор, вышел из автомобиля, открыл дверь гаража. Сел за руль, осторожно въехал в гараж. Включил свет. Закрыл одну створку ворот. Подошел к машине, чтобы вытащить ключ и захлопнуть дверцу, поставив ее на сигнализацию, и тут услышал, как за его спиной захлопнулась вторая створка ворот. Лысаков обернулся. У дверей стоял Дронго с пистолетом в руках.

— Добрый вечер, — поздоровался он, — вы поздно возвращаетесь домой.

Лысаков не был трусливым человеком. И он не растерялся. Зло сверкнув глазами, он сделал жест, намереваясь дотянуться до кнопки включения сигнализации. Если он успеет быстро наклониться, то сирена оповестит всех соседей о нападении на его машину. Но его может опередить и этот тип, который так обидно ушел от него вчера, — он успеет выстрелить. Это Лысаков понимал четко.

— Сделайте шаг назад, — приказал Дронго, взмахнув пистолетом.

Майор с тоской посмотрел на кнопку сигнализации и, выпрямившись, отошел назад.

— Теперь очень осторожно двумя пальцами правой руки достаньте свой пистолет и бросьте его на землю, — продолжил Дронго, — предупреждаю вас, что при малейшем неточном движении я буду стрелять без предупреждения. Кстати, если вы обратили внимание, у меня пистолет с глушителем. Никто даже не услышит моих выстрелов.

Лысаков потянулся за пистолетом, висевшим у него в кобуре под левым плечом.

— Спокойнее, — напомнил Дронго, — очень медленно и осторожно.

Майор все-таки захотел рискнуть. Он поднял средний палец, пытаясь перехватить пистолет, и услышал над головой выстрел. Дронго выстрелил, не раздумывая. Раздался глухой хлопок. Лысаков убрал палец и бросил пистолет на землю.

— Совсем чокнутый, — пробормотал он, глядя на стоявшего перед ним человека.

— Вы даже не представляете, какой, — кивнул Дронго. — Вчера вы стояли с пистолетом в руках, пытаясь порвать мой паспорт и посадить меня в ваш карцер. Если я ничего не путаю, мне кажется, что меня даже били в вашем кабинете. Впрочем, я не злопамятный. У меня есть к вам всего три вопроса. Гарантия — ваша жизнь. Либо вы мне отвечаете на вопросы, либо утром вас находят в этом гараже.

— Все поймут, что это сделал ты, — прошептал с ненавистью майор.

— Не уверен. Во-первых, у меня есть алиби, я о нем заранее позаботился. Во-вторых, у меня дипломатический паспорт, а значит, меня, если даже арестуют, то в худшем случае выдворят из России. И в-третьих, я надеюсь, что завтра утром о майоре Лысакове будут знать ненамного больше, чем сегодня.

— Пугаешь? — усмехнулся майор.

— Нет. Просто информирую. У меня есть интересная запись. Это пленка, где записан разговор водителя того самого бизнесмена, в номере которого нашли убитую женщину, и человека, который привел ее туда. Хочешь послушать?

— Какая запись? — не понял Лысаков. Вместо ответа Дронго достал из левого кармана небольшой магнитофон и включил его, положив прямо на капот машины. Раздались голоса Леонида и Арсена. Майор слушал разговор внимательно, чуть наклонив голову, словно пытаясь сообразить, как именно эта пленка могла попасть в руки этого опасного человека. А Дронго, в свою очередь, внимательно следил за своим пленником, отмечая малейшие изменения его лица во время разговора. Первая запись кончилась, и Дронго выключил магнитофон.

— Это не все, — пояснил он, улыбаясь. — Хотите слушать дальше или поверите мне на слово?

— Что тебе нужно?

— Только три желания, как в хорошей волшебной сказке. Вы исполняете мои три желания, и я исчезаю. Оставив вас наедине с вашим пистолетом и вашей машиной. Кстати, будьте любезны, отбросьте пистолет ногой под машину. Я вижу, как вы на него коситесь, пытаясь сообразить, успеете ли вы прыгнуть, схватить оружие и выстрелить в меня раньше, чем я нажму свой курок. Спешу вас заверить — не успеете. Поэтому не нужно соблазнов, отбросьте его ногой под автомобиль.

Лысаков сжал зубы, но отвечать не стал. Просто ударил ногой по пистолету, и тот отлетел под машину. Лысаков намеренно сильно пнул его в сторону. Пистолет ударился о стенку и полетел обратно, оставшись под машиной, совсем рядом с ногами майора. Дронго пока левой рукой убрал кассету, доставая из кармана новую. И поставил магнитофон на запись.

— Какие вопросы? — прохрипел Лысаков.

— Кто вам дал указание поставить и снять камеру? Когда вы это сделали? И кто такой Арсен?

Лысаков молчал. Он пытался сообразить, что именно ему нужно говорить, но направленный на него пистолет его явно нервировал.

— Где гарантии? — спросил майор, тяжело дыша.

— Мое слово, — твердо сказал Дронго, — по-моему, этого более чем достаточно. В отличие от вас, я никогда не нарушаю данного слова.

— Я не ставил камеру и не знаю, кто это делал. Это первый ответ.

— Но вы ее сняли?

— Да, — кивнул майор.

— Кто дал вам указание об изъятии камеры? Лысаков молчал. Облизнул губы. Закрыл глаза, открыл.

— Нет, — сказал он, — я не скажу, можешь стрелять.

— Когда вы сняли камеру? — Дронго обращался к нему на «вы», и это окончательно сбивало его с толку, нервируя еще сильнее.

— В день убийства. Я остался один в комнате, подошел к картине и снял камеру. Вечером я увидел Коптеву, которая осматривала стенку под картиной и заметила там место от камеры и провода. Я ей сказал, чтобы она никому и ничего не говорила.

— Кто такой Арсен?

— Не знаю. Наверно, какой-нибудь сутенер, я такими мелкими сошками не занимаюсь. — Дронго подумал, что Лысакову свойственно логическое мышление оперативника и он сделал правильные выводы из разговора, записанного на пленку.

— Хорошо, — кивнул Дронго, — вы ответили на два с половиной вопроса. Осталась всего-навсего половина первого вопроса. Итак, кто приказал вам снять камеру?

— Я не скажу, — упрямо повторил Лысаков.

— В ней была пленка?

— Нет, пленку уже достали. Она была пустой.

— Кому вы передали камеру?

— Никому. Мне сказали, чтобы я ее снял и разбил. Я так и сделал. Сразу разбил на мелкие куски и утопил в реке, выбросив в разные стороны.

— Я задаю все тот же вопрос. Кто дал вам указание снять камеру? Или, если хотите, кто дал указание разбить камеру?

— Нет, — снова ответил Лысаков, — я не могу говорить. Меня сразу убьют. Я ничего не могу говорить.

— Обещаю, что никто не узнает о нашем разговоре.

— Нет, — упрямо повторил Лысаков, — они меня найдут и убьют.

— Вы думаете, что будет лучше, если вас убью я?

— Не могу, — выдохнул Лысаков, — не могу.

— Кстати, остается еще Коптева, которая подтвердит, что именно вы давали ей указание ничего не говорить о тайнике за картиной.

По лицу Лысакова прошла какая-то тень, словно он хотел улыбнуться. Дронго почувствовал, что произвел холостой выстрел.

— Кстати, — Дронго понял, что надо вырвать у него этот козырь, — мы записали и разговор с ней. Так что вам не отпереться.

Вот теперь Лысаков напрягся, ощутимо напрягся. Изменился в лице, злобно взглянув на стоявшего перед ним человека.

— Мне нужно знать имя, — Дронго посмотрел на часы, — мы теряем время, майор. Я не уйду отсюда, пока не узнаю имя.

— Полковник, — прошептал Лысаков, — полковник Савельев, начальник нашего управления.

— Очень хорошо, — Дронго достал из кармана мобильный телефон, набирая номер. — Добрый вечер, — поздоровался он с Ильиным, ожидавшим его звонка. — Мы беседуем сейчас с майором Лысаковым. Будь добр, проверь, пожалуйста, кто именно работает начальником управления у нашего друга. Мне нужно знать фамилию.

— Не надо, — хрипло сказал Лысаков, — я соврал. Не нужно проверять. У нас нет такого полковника.

— Не надо проверять, — удовлетворенным голосом сообщил Дронго, — кажется, наш друг готов нам все рассказать.

— Будьте осторожны, — пожелал на прощание Ильин.

— Итак, вы мне соврали. Может, наконец-то сообщите, кто же дал вам указание о камере. По приказу какого человека вы сломали камеру? Мне нужно имя! Быстрее, Лысаков! Мы теряем время.

Майор явно боролся с противоречивыми чувствами. Он колебался.

— Если вы не поняли, я вам объясню ситуацию. Врать не имеет никакого смысла. Вы ведь все равно будете скомпрометированы. А кто-то еще и сообщит о ваших отношениях со мной. Решайте быстрее, майор, у вас мало времени.

— Ты не будешь стрелять? — все еще колебался майор.

— Не буду. Это же глупо и нелогично. Зачем мне вас убивать, если вы сообщаете мне фамилию? Только из чувства личной мести! Но я уже забыл, как меня били в вашем кабинете. Хотя ребра болят до сих пор. Наконец самое главное. Те, кто задумал и осуществил убийство несчастной женщины в отеле, решили, что пора избавляться от свидетелей. Сегодня утром убит Леонид, голос которого вы слышали на пленке. Если хотите, я назову вам адрес, где произошло убийство, и вы позвоните в милицию того округа, чтобы убедиться в правдивости моих слов. Вы очень сильно влезли в это дело, Лысаков, и единственный ваш шанс — сказать мне правду.

— Его убили? — не поверил Лысаков.

— Я назову адрес, а вы можете позвонить. Я не играю краплеными картами. Его убили сегодня утром. Застрелили так же, как и Ирину. Два выстрела в тело. Контрольный в голову.

Майор молчал. Он стоял, соображая, как поступить в этой ситуации. Дронго не торопил его, понимая состояние своего пленника.

— Хорошо, — решился наконец Лысаков, — я скажу… я вам скажу… Но он не должен знать, что от меня…

— Обещаю. Говорите имя.

— Кривец. Подполковник Кривец. Он работает на Петровке, начальник отдела. Раньше я работал в его отделе. Он вызвал меня и сказал, что в номере отеля будет камера. Пустая камера. Ее нужно снять и разбить. Что я и сделал. Вот и все.

— Сейчас проверим, — Дронго снова достал телефон, набрал номер. — Андрюша, — ласковым голосом сказал он, — проверь, работал ли раньше Лысаков под руководством некоего подполковника Кривца на Петровке. Да, фамилия Кривец. Быстро проверь и позвони. Пока.

— Вы дали слово, — напомнил Лысаков.

— Я его сдержу. Если выяснится, что вы действительно работали с ним, я уйду. Но если окажется, что вы подставили другого человека, то вместо меня вернется другой. Который станет стрелять не раздумывая. Неужели вы еще не поняли, майор, в какую игру влезли, решившись унести камеру с места преступления? Я знаю, среди ваших коллег приняты незначительные нарушения во время обысков, оформления протоколов допросов или выемки документов. Но это совсем другое дело. Вы очень капитально прокололись с этой камерой. Теперь в ваших интересах, чтобы мы, добрались до убийц быстрее, чем они доберутся до вас. Вчера я пытался именно это вам объяснить. Но вы не захотели меня даже выслушать.

— Кривец, — упрямо повторил Лысаков, — он сказал, чтобы я убрал камеру.

— Это тот, кто покрывал вас, когда возникло дисциплинарное дело? — спросил Дронго.

— Откуда вы знаете? — разозлился Лысаков. В этот момент зазвонил мобильный телефон. Дронго включил аппарат.

— Слушаю.

— Есть такой, — сообщил Ильин, — действительно раньше работал начальником Лысакова. Думаешь, он говорит правду?

— Не знаю, — Дронго отключил аппарат, спрятав его в карман. Выключил магнитофон, убирая и его в карман.

— Ладно, Лысаков, — сказал он на прощание, — постарайтесь несколько минут не дергаться. Пока я выйду за дверь. И самое главное — сами никому не рассказывайте о нашем разговоре. Иначе вам действительно будет сложно отбиваться от столь многочисленных недругов, которые вас окружат. У нас никакого разговора не было. Но, если вы попробуете что-либо предпринять против меня, тогда эта беседа пойдет в ваше управление. Я думаю, вы поняли, что я все записывал на пленку.

— Негодяй, — прохрипел Лысаков.

— Нет. Только для предосторожности. Зная ваш характер, я могу ждать любой пакости. Это моя гарантия на будущее. Когда в следующий раз вы попытаетесь порвать мои документы или отправить меня в ваш карцер только потому, что вам так захотелось, я напомню вам о пленке. Она будет храниться в надежном месте. И если даже вы солгали, то и тогда я вам не завидую, майор Лысаков.

— Чтоб тебя… — выдохнул майор.

— А это я слышал много раз. Всего хорошего, майор. Желаю вам получить еще одну звездочку. Думаю, что вы ее вполне заслужили.

Дронго повернулся и вышел из гаража. Лысаков наклонился, схватил из-под машины пистолет и выбежал следом. Во дворе уже никого не было. Лысаков, сжимая в руках пистолет, обошел весь двор — пусто. В бессильной ярости он кусал губы в кровь. Неизвестный исчез, словно растаял. А вместе с ним исчезла и запись их разговора.

 

День пятый

Уже в кабинете Андрея он почувствовал, как ему хочется спать. Ильин принес раскладушку, но Дронго отказался, бросив матрас на пол.

— При моем весе лучше спать на полу. Не будет по крайней мере болеть спина, — объяснил он пораженному Андрею.

— Внизу мы удвоили охрану, — сообщил Ильин, — все семьи наших сотрудников отправлены в туристическую поездку в Германию, чтобы никого не могли шантажировать в оставшиеся несколько дней. Мы всех предупреждаем о персональной ответственности. Федосеев ночует у себя на квартире, но обещал завтра тоже остаться здесь.

— Хорошо, — кивнул Дронго, — включи телевизор, я послушаю последние известия. В час ночи по ОРТ пойдут свежие новости.

— Все каналы твердят об аукционе, — сообщил Ильин, — словно с цепи сорвались. Считается, Что это будет самый крупный аукцион в истории нашей страны.

— С чем я вас и поздравляю, — Дронго начал раздеваться.

— Я пойду, — тактично сказал Андрей.

— Подожди. Мне нужно еще с тобой поговорить, — Дронго снял пиджак и галстук. — Что насчет института?

— Пока ничего, — вздохнул Андрей, — мы проверяем все институты, где есть такой факультет. Но нигде Ирина Максименко не числилась. Может, она соврала.

— В разговоре Арсен сказал, что она гордая девушка, студентка. Скорее всего она на самом деле была студенткой. Поиски надо продолжать.

— Двое наших ребят ищут, — сообщил Ильин, — и завтра будут искать.

— Завтра последний рабочий день перед выходными, — напомнил Дронго, — пусть постараются охватить как можно большее число учебных заведений. Нужно проверять всех — вечерников, заочников.

— Я им так и поручил.

— Хорошо. Что с этим Арсеном? Выяснили, кто таков?

— Нет, — виновато буркнул Андрей. — Столько работы, что не до Арсена. Но его тоже ищем.

— Плохо ищем, — нахмурился Дронго, — впрочем, кажется, сам виноват. С самого начала просил дать мне только двух помощников. Правда, один из них ушиб ногу, а второго разрывают на части всякие дела, но я не должен был перекладывать свою ответственность на других. Ладно, завтра с утра сам поеду на поиски этого Арсена. У меня есть некоторые связи, постараюсь их задействовать.

— Вы лучше отдохните, — посоветовал Андрей, — столько времени на ногах.

— Действительно — лучше, — согласился Дронго, и в этот момент зазвонил телефон. Андрей удивленно взглянул на Дронго и поднял трубку.

— Добрый вечер, Александр Михайлович, — поздоровался он, и Дронго понял, что звонят из Парижа. Он взял трубку.

— Добрый вечер, — услышал он знакомый голос бизнесмена. — Как у вас дела?

— Работаем. — Он помнил, что их могут подслушать, и не собирался ничего говорить по телефону.

— Мне сегодня звонили в приемную из прокуратуры, — сообщил Александр Михайлович. — Они настаивают, чтобы я прилетел в Москву для дачи свидетельских показаний. Как вы считаете, мне нужно лететь?

— Думаю, что да, — ответил Дронго, — ведь вы понимаете, что их интересуют подробности дела. Если вы упрямо будете отказываться от своего возвращения, это вызовет лишние подозрения. Кроме того, мне кажется, что ваше присутствие в Москве гораздо полезнее, чем в Париже.

— Я тоже об этом думал. Я решил прилететь в воскресенье. У меня останется еще один день на решение нашей проблемы. В понедельник истекает срок подачи заявок, — напомнил бизнесмен, — а мы пока ничего не подтвердили. Нужно либо подтвердить свое участие в аукционе, либо подтвердить отказ.

— Это мы решим, когда вы прилетите, — твердо сказал Дронго, — прилетайте, мы вас будем ждать.

Он положил трубку и взглянул на Андрея Ильина.

— Не спит, — вздохнул тот, — он вообще у нас сова, любит работать по ночам.

— Он мне говорил, — кивнул Дронго, — хорошо, что у нас есть эта пленка. Первую часть можно оставить для следователя, а вот вторую придется стереть. Во всяком случае, на той копии, которую мы передадим в прокуратуру завтра утром. Нужно, чтобы все подозрения относительно участия Александра Михайловича в этом преступлении были сняты.

— Вы думаете, нам поверят?

— Пока нет пленки с видеозаписью — поверят. От нас зависит, как будут развиваться события дальше. Либо пленку с изображением убийства передадут в прокуратуру и погубят вашего патрона окончательно, либо мы успеем что-то придумать. Пока у нас есть небольшой успех, и мы можем отдать кассету с записью первого разговора в прокуратуру. Ваш водитель убит, и мы ему не повредим. Но до того как мы передадим пленку, нужно все же найти Арсена.

— Значит, завтра нам нужно найти Арсена во что бы то ни стало, — сделал вывод Ильин.

— Уже сегодня, — взглянул на часы Дронго, — спокойной ночи, Андрей. Я намерен еще немного поработать. Несколько часов, чтобы обмозговать сегодняшние события.

— Спокойной ночи, — Андрей вышел из кабинета. Дронго, оставшись один, разделся, лег на свой матрас и долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок. Сегодняшний день был достаточно длинным. Каким будет день завтрашний, зависело не только от него. В четвертом часу утра он уснул. И во сне ему приснился Лысаков, успевший дотянуться до пистолета раньше, чем сам он выстрелил.

 

День пятый

Он еще спал, когда в кабинет быстро вошел Андрей.

— Что случилось? — Дронго поднял голову, скосив глаза вправо, где лежал пистолет. В кино обычно показывают, как герои прячут пистолеты под подушку, но он не мог этого сделать хотя бы потому, что обычно засовывал под подушку руку и мог во сне нечаянно нажать курок. И вообще подкладывать заряженный пистолет под собственную подушку было, по мнению Дронго, верхом идиотизма.

— Сегодняшняя, — мрачно сказал Андрей, кладя на стол газету, — криминальная хроника в «Московском комсомольце».

— Какая хроника? При чем тут газета? — не понял со сна Дронго.

— Вчера на Дегунинской улице были зверски убиты гражданка Коптева и неизвестный мужчина. Их застрелили в тот момент, когда они появились у своей квартиры. Никто не может понять мотивов преступления. Коптева работала горничной в отеле и, по словам соседей…

— Дайте сюда газету, — Дронго выхватил газету, пробежал глазами сообщение, со злостью отшвырнул газету в сторону, — я должен был догадаться! Вчера, когда я говорил про Коптеву, у Лысакова было такое лицо, словно она ему уже не опасна. Я должен был догадаться, — повторил Дронго. — И только когда я соврал, что записал на пленку и разговор с ней, вот тогда он испугался. Теперь я точно знаю, чего. Это по его приказу вчера убрали Коптеву, которая из жадности или по глупости решила вернуться на свою квартиру;.

Мужчина, видимо, ее сожитель, у того даже не хватило ума не пустить ее в дом. Если она убита — все концы в воду. Но если у меня есть запись, где она говорит об угрозах Лысакова, то это не просто сильно меняет дело, но и выдвигает в число главных подозреваемых самого Лысакова и его людей.

— Значит, теперь ему нужно добраться до вас, — подвел неутешительный итог Андрей, поэтому в ближайшие два-три дня вам отсюда, выходить нельзя. Окна моего кабинета смотрят во двор, в коридоре и внизу — наши охранники. Здесь вам ничего не угрожает.

— Наоборот, — возразил Дронго, — именно здесь опаснее всего. Они меня будут искать именно здесь. Вполне вероятно, что разыщут предметы, на которых есть отпечатки моих пальцев, и подбросят их на лестницу, где нашли убитых. Если меня арестуют по подозрению в убийстве Коп-тевой, у которой, кстати, я был, когда в нас стреляли, то мне живым из тюрьмы не выйти. Тогда мы не сообщили милиции, к кому именно приходили в дом. Если они не идиоты, а там не все идиоты, то сегодня они уже вызовут нас на допрос.

— Мы можем сказать, что случайно оказались там, — возразил Ильин.

— Случайно? — переспросил Дронго. — Два дня назад мы выходили из подъезда дома, в котором живет убитая вчера Коптева. И тогда в нас стреляли. Естественно, что следователей будет интересовать целый комплекс вопросов. Тем более если выяснится, что сама Коптева работала горничной на том самом этаже, где был номер Александра Михайловича. Какое невероятное стечение обстоятельств! Именно в том подъезде, где жила горничная, стреляют в адвоката и заместителя руководителя службы безопасности компании, глава которой подозревается в совершении преступления. И вы думаете, нам поверят? Убив Коптеву и ее сожителя, они здорово нас подставили. Сейчас нужно срочно найти Арсена, бросить все свои силы, пока следователи прокуратуры не узнают о том, что случилось там несколько дней назад и не увяжут тот обстрел со вчерашним убийством. Ох, как глупо, я ведь говорил ей, чтобы она где-нибудь спряталась. Дронго вскочил с постели.

— Нельзя терять времени, — сказал он, — счет идет уже на часы. Нас могут вызвать в любую минуту. Меня им придется еще поискать, ведь я не ночую дома, но вас обоих они легко найдут по адресам. Или позвонят сюда. Как все глупо получилось. Этот сукин сын Лысаков все-таки сумел ужалить напоследок. Как скорпион. Не сомневаюсь, что это он отдал приказ о ликвидации Коптевой. Или вообще лично их пристрелил.

— Кто же тогда стрелял в нас у дома?

— Не он. Скорее кто-то другой. Тот решил нас просто напугать. Насколько я сумел понять психологию Лысакова, он никогда бы не стал стрелять в воздух. Либо в голову, либо вообще не стрелять — таков его принцип. Он бы стрелял на поражение. Мне понадобятся машина и водитель, который меня отсюда вывезет. Я выйду через гараж.

— Мы дадим вам охрану, — предложил Андрей.

— Нет, нельзя. Пока охрана защищала меня от нападения, мне было вполне достаточно ваших людей. Но защитить меня от ареста и допросов ваши люди не смогут. Наоборот, скорее привлекут внимание к моей персоне. Я не сомневаюсь, что у ваших ворот, с другой стороны, уже дежурят люди Лысакова, готовые сообщить о моем выезде с территории компании. Как только я выеду, они меня арестуют, и никакая охрана не поможет. Меня арестуют по подозрению в убийстве Коптевой и ее сожителя. Надеюсь, горячая вода у вас еще идет, я бы хотел побриться.

— Конечно. Еще что-нибудь нужно?

— Какая у вас самая плохая машина в гараже?

— Плохих машин у нас нет, — улыбнулся Андрей, — все хорошие.

— Да, конечно. Я забыл, где нахожусь. Ну попроще какую-нибудь, не «Мерседес» и не «БМВ».

— Есть еще «Линкольн», «Крайслер», подождите, есть корейская «Эсперо», на ней ездят наши бухгалтеры.

— Прекрасно. Найдите одного человека, серенького и внешне безобидного, и посадите за руль. Еще лучше, если это будет женщина. Я спрячусь в багажнике либо на заднем сиденье. Лучше, конечно, сзади, в багажнике я могу задохнуться, у меня не очень здоровое сердце.

— Сделаем, — кивнул Андрей. — Куда вы поедете?

— У меня есть знакомые, которые помогут мне быстро найти Арсена. Я к ним никогда не обращался. Но раз нужно… они мне помогут.

— А что дальше?

— Я договорюсь с человеком, который меня вывезет, чтобы он ждал меня вечером в условленном месте. Я сяду в машину и снова вернусь к вам. Обменяемся впечатлениями. Забудьте про Арсена, я сам попытаюсь его найти. Мне понадобится только один мобильный телефон и вчерашний магнитофон с двумя кассетами, где записаны разговоры Арсена с Леонидом, да и моя вчерашняя беседа с Лысаковым. Постарайтесь подготовить их как можно быстрее. Но ваша главная задача узнать, где училась Ирина Максименко, выяснить все, что только удастся. И заодно соберите информацию про того подполковника. Вы запомнили его фамилию?

— Кривец, — ответил Ильин.

— Прекрасно, соберите мне все данные на него.

— Вы не хотите поговорить с Саввой Афанасьевичем?

— Не успею. Скажите, что я очень сожалею. И пусть больше не покидает здание компании вплоть до начала аукциона. Это может быть опасно, в том числе и для него.

Андрей отправился выполнять указания Дронго. Тот заканчивал бриться, когда в мужской туалет, где он стоял у зеркала, вошел сам генерал Федосеев.

— Извините, — смущенно пробормотал Савва Афанасьевич. После вчерашнего дня он испытывал безусловное невольное уважение к этому странному человеку, — я хотел обязательно поговорить с вами перед отъездом.

— Постараюсь вечером вернуться, — улыбнулся Дронго, — и никуда не пропасть до понедельника, когда все должно быть окончательно решено.

— Считаете, что у нас есть шансы?

— Не так много, но есть. Постарайтесь как можно больше узнать об этом подполковнике, о котором говорил Лысаков. Кассету с его признаниями я оставлю у Андрея. Копию на всякий случай сделал. Будьте осторожны. Кассету с разговорами между водителем и Арсеном лучше перепишите. Второй разговор нужно стереть. Если я сегодня не вернусь, отправьте обе кассеты в прокуратуру. Надеюсь, Лысакову будет приятно получить от меня подарок с того света.

Он закончил бриться и теперь умывался. Генерал стоял рядом, терпеливо выслушивая все его наставления.

— Вы думаете, они могут попытаться напасть на наше здание? — спросил Федосеев.

— Вряд ли. Но выстрелить из гранатомета или послать вам какой-нибудь «гостинец» они вполне способны. Поэтому постоянно будьте начеку. Насколько я понимаю, на аукционе будет решаться судьба нескольких миллиардов долларов. А за такие деньги можно даже взорвать весь комплекс ваших зданий и построить их заново.

— Я дополнительно вызвал людей.

— Правильно сделали. Моя машина готова? — Да. Ильин попросил сесть за руль одного из наших экономистов. Вернее, одну. Это молодая женщина.

— Она замужем?

— Да, у нее двое детей.

— Замените, — твердо сказал Дронго, — нельзя подставлять мать двоих детей. Если, спасая меня, она пострадает, я всю оставшуюся жизнь буду чувствовать себя подлецом. Непременно замените ее.

— Заменим, — согласился Федосеев. Этот непонятный эксперт нравился ему все больше и больше. Генерал вдруг с грустью подумал, что всегда хотел иметь такого сына. У него были три дочери и пять внуков. Но мысли о сыне всегда были его тайной, так и не сбывшейся мечтой.

— Заменим, — повторил он, как-то особенно тепло взглянув на Дронго.

 

День пятый

Дронго спустился вниз. На заднем сиденье машины уже приготовили два одеяла для маскировки. Ильин показал на молодую женщину, одетую в строгий серый костюм. Светлые волосы, зачесанные назад, уверенный взгляд, миловидное лицо. Дронго обратил внимание на ее одежду. Пиджак сидел безукоризненно, а юбка была чуть короче, чем полагалось бы носить в офисе такой солидной компании. Молодой женщине явно нравилось демонстрировать свои безупречные ноги. Дронго легонько вздохнул. Он побывал в шестидесяти с лишним странах мира, но ни в одной стране не видел таких стройных ног, какие ему доводилось видеть в Москве. Иногда казалось, что здесь просто выводят в «инкубаторах» красивых женщин. Если в Париже или в Милане подобные экземпляры можно было встретить на подиуме, то здесь они запросто ходили по улицам.

— Юлия, — представилась молодая женщина.

— Очень приятно, — он, как обычно, не стал называть своего имени. Настоящего имени он обычно не говорил, а представляться странным псевдонимом Дронго ему не хотелось.

— Садитесь в машину, — предложила она, показывая на свой «Эсперо». Он подошел к автомобилю, протиснулся на заднее сиденье и, сложившись почти пополам, устроился на полу. Ильин протянул ему свой мобильный телефон и магнитофон с записью беседы водителя с неизвестным Арсеном, а Юлия заботливо накрыла его одеялами. Машина явно не была рассчитана на пассажира такой комплекции.

Молодая женщина села за руль, машина мягко выехала из гаража и, не останавливаясь, поехала дальше. «Эсперо», управляемый одной женщиной, — так казалось со стороны. Тщательно замаскированный Дронго был абсолютно невидим. Через несколько километров Юлия, плавно затормозив, сказала:

— Пожалуй, теперь вы можете вылезать.

— Спасибо, — Дронго поднялся, — я едва не задохнулся под этими одеялами.

— Если бы вы меня предупредили, я бы ехала чуть поосторожнее, — улыбнулась Юлия.

Улыбка у нее была мягкая и добрая. Дронго улыбнулся в ответ.

— Спасибо вам за помощь, — сказал он, поправляя галстук, — давайте договоримся, где мы с вами встретимся.

— Куда мне подъехать? — спросила Юлия.

— Вы знаете на Поварской здание Верховного суда?

— Нет, не знаю. Но, если вы скажете, где находится эта улица, я постараюсь ее найти.

— Это прежняя улица Воровского. За Калининским проспектом, — пояснил Дронго.

— Конечно же, знаю, — улыбнулась Юлия, — я ведь москвичка и выросла в том районе. Мы жили на улице Герцена.

— Прекрасно. Тогда вы меня точно найдете. Встретимся ровно в десять вечера. Вы сможете приехать так поздно?

— Конечно, смогу. Я только не знала, что там находится Верховный суд. Разве он работает так поздно?

— Нет, конечно, не работает. Просто там всегда находятся дежурные сотрудники милиции, и у нас в случае необходимости будут свидетели или защитники — по обстоятельствам. А самое главное — вечером в пятницу там наверняка не будет людей. Вообще не будет посторонних, и я смогу проследить за возможным «хвостом».

— Я найду это здание, — улыбнулась Юлия.

— Значит, договорились. Извините меня за нескромный вопрос, сколько вам лет?

— Двадцать четыре, — сказала она, не очень понимая, при чем в этой ситуации ее возраст.

— У вас еще нет детей?

— Нет. Я не замужем, — просто ответила Юлия. Неужели этот человек решил поухаживать за ней даже в такой обстановке, и она добавила: — У меня есть жених.

— Надеюсь, ваш жених на меня не рассердится, — сказал Дронго, — если вы так поздно приедете за мной.

— Он не ревнив, — уверенно заявила молодая женщина.

— Тогда привезите его с собой, — предложил Дронго.

— Что? — удивилась Юлия. Она ожидала чего угодно, но такого…

— Будет меньше подозрений, — объяснил Дронго, — если вы появитесь с женихом, на вас никто не обратит внимания. Вы меня поняли?

— Теперь поняла, — засмеялась она, — хорошо, я постараюсь его уговорить.

— Договорились. Успехов вам, Юлия.

— И вам, — сказала она на прощание. Он вышел из машины, дождался, когда она отъедет достаточно далеко, и огляделся по сторонам. Кажется, никто за ней не следил. Но на всякий случай он еще целый час ходил по городу, внимательно присматриваясь к тому, что могло казаться подозрительным. И только после этого, остановив первую попавшуюся машину, попросил отвезти его к известному грузинскому ресторану.

В ресторане было светло и прохладно. По утрам здесь обычно не бывало посетителей и официанты откровенно скучали. До трех часов подавали лишь легкие закуски и завтраки, и от клиентов нельзя было ожидать значительных чаевых.

Дронго вошел в ресторан и подошел к метрдотелю.

— Мне нужен Нугзар, — тихо сказал он. Тот удивленно посмотрел на Дронго.

— Какой Нугзар? — спросил метрдотель бесстрастно.

— Ваш Нугзар, — терпеливо объяснил Дронго, — мне он срочно нужен.

— Посидите за столиком, — кивнул метрдотель, — вот за этим, за крайним. Я пойду узнаю, кто такой Нугзар. Если вдруг найду, что передать? От кого привет?

— От Дронго.

— Так и сказать — «Дронго»?

— Так и скажи.

— Отдыхайте, — метрдотель снова показал на столик и исчез за темной занавеской.

Дронго усмехнулся. Конспирация на высоте. Он подошел к столу и опустился на стул, терпеливо ожидая возвращения метрдотеля. Появился официант:

— Что-нибудь будете есть или пить? — спросил он.

— Только чай, — сказал Дронго и, чуть помедлив, добавил: — Впрочем, принесите хачапури, если оно у вас есть. И сулугуни.

— Все сделаем, — улыбнулся официант и мгновенно исчез.

Через минуту он появился. Но вместо обычного чайника принес большой с затейливым рисунком глиняный кувшин и такое количество закусок, которых хватило бы на пятерых голодных мужчин.

— Ты ошибся, — улыбнулся Дронго, — я не заказывал такого количества еды. И тем более вина. Я не пью вино по утрам.

— Это не заказ, — твердо сказал официант, — это подарок. Сам Нугзар велел все принести.

— Он здесь? — уже не обращая внимания на вино, спросил Дронго.

— Пока нет. Но гость Нугзара — это наш гость. Попробуйте наше лобио. Такого в Москве больше нигде нет. Мы добавляем в него горные травы, которые нам привозят из Грузии.

— Обязательно попробую. Только мне нужен Нугзар.

Появившийся в зале метрдотель торжественно нес в руках мобильный телефон. Подойдя к Дронго, он протянул ему аппарат.

— Нугзар хочет с вами говорить; — с почтением в голосе сказал он.

Нугзар был одним из тех хозяев города, чьи имена многие боялись произносить вслух. Известный вор в законе, авторитетнейший судья, который участвовал во многих разборках между преступными группировками и всегда выносил мудрые решения. Его уважали за мужество и честность. Нугзар давно знал Дронго, с тех пор, когда эксперт сумел найти сына Давида Гогия, пропавшего в Москве вместе со своей невестой. Дронго тогда не только нашел их живыми, но и сумел вернуть сына отцу. А такие вещи не забываются. В преступной среде благородство и мужество ценились не меньше, чем у людей иных социальных слоев.

— Здравствуй, дорогой, — услышал Дронго голос Нугзара, — спасибо, что пришел в наш ресторан. Только не обижай, попробуй наши блюда. Знаешь, какое у нас лобио! Травы из самой Грузии привозят.

— Знаю, знаю, — хмыкнул Дронго, — и про траву тоже слышал.

Повышенная эмоциональность, некая театральность грузин всегда импонировала ему. Они были похожи на больших детей, самозабвенно играющих в свои игры. Дронго был убежден, что плохих народов не бывает. Выросший на Кавказе, он с детства общался с представителями разных национальностей. И в каждом из людей привык видеть прежде всего человека, несущего в себе лучшие черты своего этноса, не разделяя людей на представителей «хороших» или «плохих» народов.

Когда в Грузии началась гражданская война, это стало и его личной болью, личной трагедией, его охватило отчаяние, когда случилось, что разделился некогда дружный народ на противостоящие группировки. И когда он впервые попал в Тбилиси после военных действий в Абхазии, когда увидел проспект Руставели, еще не отстроенный до конца, разрушенный до неузнаваемости, переполненные беженцами гостиницы, он почувствовал, насколько близко переживает боль и трагедию людей, некогда так широко и гостеприимно принимавших на своей земле гостей и друзей.

— Что-нибудь нужно? — спросил Нугзар, отвлекая его от невеселых мыслей.

— У меня к тебе большая просьба, Нугзар, нужна твоя помощь, — сказал Дронго.

— Говори. Ты знаешь, что мы все твои должники. Ты нам такое дело тогда сделал, от войны спас весь город. Скажи, что тебе нужно, и, если смогу, сделаю все.

— Мне нужно найти человека по имени Арсен. Судя по тому, что я о нем знаю, он либо сводник, либо сутенер.

— Вах, дорогой, — огорченно сказал Нугзар. — Что ты говоришь? Зачем тебе понадобился такой тип?

Для настоящего вора в законе сводничество или сутенерство вещь постыдная и унизительная. Для любого кавказского мужчины она позорна вдвойне. Среди большинства воров в законе примерно треть составляли грузины и столько же азербайджанцы и армяне. Для всех представителей Кавказа заниматься промыслом Арсена означало позорить свое мужское достоинство.

— Мне он нужен, — твердо сказал Дронго, — очень нужен, Нугзар. Речь идет о погибшей женщине. Обвиняют моего знакомого, который ее не убивал. Я должен найти убийцу.

— Все понял, дорогой, можешь больше не говорить. Сиди и спокойно обедай. Тебе через полчаса позвонят, все расскажут. И попробуй наше лобио, — не удержавшись, снова предложил Нугзар.

Дронго знал, что теперь он не имеет права отказаться. Придется пробовать все, что ему принесли. Впрочем, это его не особенно-то и огорчало. Хотя он каждый раз давал себе слово начать худеть, перейдя на диету, тем не менее характер гурмана каждый раз брал в нем вверх, и, попадая в ту или иную страну, он с удовольствием посещал фирменные рестораны, вкушая все новые яства.

Ровно через полчаса метрдотель вновь принес мобильный телефон. Дронго даже удивился. Словно Нугзар ждал его звонка.

— Тебе нужен его адрес или телефон?

— Ты уже все узнал? — не поверил Дронго.

— А как ты думаешь? Москва — маленький город, — засмеялся Нугзар, — здесь все и про всех знают. Записывай.

Он продиктовал телефон и адрес. Потом добавил:

— Может, я пришлю своих ребят? Тебе нужна помощь?

— Нет, я собираюсь сам поговорить с этим Арсеном.

— Он опасный человек, — на всякий случай предупредил Нугзар. — Если мужчина занимается таким ремеслом, он становится лживым, как женщина. И очень опасным. Ты меня понимаешь?

— Спасибо, Нугзар. Кстати, лобио было не хорошим.

— Что?! — не поверил своим ушам Нугзар, сразу забывая обо всем на свете. — Как это не хорошим?

— Оно было не просто хорошим. Оно было превосходным. Большое спасибо, Нугзар.

— Вот видишь, — растроганно согласился Нугзар, — теперь ты знаешь, где можно поесть настоящие лобио.

— Спасибо, — Дронго улыбался, вспоминая легенду про Нугзара. Все знали о гастрономических пристрастиях этого человека. Говорили, что в колонии ему прислуживал повар одного из лучших московских ресторанов, получивший срок во время очередной борьбы с хищениями государственной собственности.

Дронго знал, что платить нельзя. У него все равно не возьмут денег, да и вдобавок ко всему он обидит хозяев. Но заплатить чаевые ему никто не мог помешать. Именно поэтому он протянул сто рублей новыми деньгами официанту, и тот благодарно кивнул головой, принимая купюру. Они были в расчете. Все остались довольны.

 

День пятый

Он подъехал к тому самому дому. Роскошному строению на Мичуринском проспекте, которые возникли здесь в середине девяностых словно по взмаху волшебной палочки. Порождение строительного бума, начавшегося в столице, эти новые дома имели свою внутреннюю охрану, обойти которую — задача непосильная. Дронго долго ходил вокруг дома, придумывая, как попасть внутрь. Кроме охранника, который сидел у ворот, имелся еще один страж — в подъезде. Обойти сразу двоих людей без документов и приглашения — задача нерешаемая.

Нужно было придумать нечто из ряда вон, но придумать это быстро да еще без необходимых технических приспособлений. Дронго понял, что он попросту теряет время. План он начал продумывать на ходу, когда решил позвонить по мобильному телефону Андрея, предусмотрительно взятому еще утром в офисе компании. Трубку сняла женщина.

— Добрый день, — поздоровался Дронго, — можно пригласить к телефону Арсена?

— Сейчас позову, — женщина даже не спросила, кто звонит. Очевидно, ее просто это не интересовало.

— Алло, кто говорит? — раздался знакомый уже ему голос Арсена.

— Добрый день, — торопливо сказал Дронго, — я звоню по поручению вашего друга.

— Какого друга? — не понял Арсен..

— Вашего друга, убитого вчера утром. В трубке наступило молчание. Затем Арсен торопливо сказал:

— До свидания, — и повесил трубку. Дронго набрал номер еще раз. Арсен вновь поднял трубку и рявкнул:

— Ты кто такой, сука, чтобы меня пугать?! — Дронго включил магнитофон и приставил его к трубке. Арсен, не решаясь повесить трубку, слушал свой разговор с Леней, не понимая, кто мог записать их споры. Лишь спустя минуту он начал соображать, что запись сделал сам Леонид и теперь она является не просто уликой, а неопровержимым доказательством его вины. И участия в подставке и убийстве Ирины Максименко, и во вчерашнем убийстве самого водителя.

Арсен слушал не перебивая, словно ему было интересно, что именно два собеседника скажут друг другу. Дронго ждал, когда Арсен бросит трубку, чтобы прервать магнитофонную запись. Но тот продолжал молча слушать. Первый разговор кончился, и Дронго убрал магнитофон.

— Поставить другие разговоры или поверишь на слово? — спросил он.

— Чего тебе нужно? — хрипло спросил Арсен.

— Поговорить.

— Когда?

— Сейчас.

— Я к тебе не приеду, — поспешно заявил Арсен. Он явно опасался человека, возродившего, словно из небытия, голос мертвеца и его разговор с убитым.

— Тогда я поднимусь к тебе, — предложил Дронго.

— Ты знаешь, где я живу? — удивился и испугался собеседник.

— Предупреди охранников, — подсказал Дронго, — я уже поднимаюсь к тебе. До скорого свидания.

Он отключился. Проверил пистолет, закрепленный в специальной кобуре под мышкой. Положил магнитофон в карман и поспешил к дому. Первый охранник у ворот, узнав, к кому он идет, молча кивнул. Второй спросил номер квартиры.

— Сам должен знать, — равнодушно сказал Дронго, входя в лифт, — я тебе не домоуправ, — добавил нагло, когда уже закрывались створки лифта.

Поднявшись на восьмой этаж, он вышел из лифта и, подойдя к двери Арсена, позвонил. Тот сразу открыл дверь, будто стоял за дверью. Невысокого роста, лысоватый, с тщедушным телом и сутулыми плечами, одет он был щеголевато — в темную шелковую рубашку и темные брюки. На лице были видны следы косметики. Судя по резкому и хриплому голосу, Дронго ожидал увидеть существо более физически развитое. Для такого хиляка ему не следовало даже брать оружия, подумал Дронго.

— Входи, входи, — попытался изобразить любезную улыбку Арсен, пропуская гостя в комнату.

Большая четырехкомнатная квартира начиналась с просторного холла. Дронго прошел в большую гостиную. Следов присутствия в квартире женщины он не заметил. Странно, судя по всему, женщина еще должна была находиться здесь.

— Садись, — указал ему на большой диван Арсен, — значит, ты мне пленку принес.

Он явно оправился от шока. Похоже, он успел кому-то позвонить или с кем-то посоветоваться и поэтому вел себя гораздо увереннее.

— А тебе разве еще что-нибудь нужно? — спросил Дронго.

— Ничего, — оживился Арсен, — ничего мне больше не нужно. Я хочу знать, что тебе-то нужно и откуда ты эту пленку достал?

— Вот и давай поговорим.

— О чем? — почесал голову Арсен. На правой руке блеснул перстень с большим алмазом.

— О водителе и о тебе, — сказал Дронго.

— А что обо мне-то? — Арсен посмотрел на часы. — Ты мне сначала скажи, откуда у тебя эта пленка.

— Леонид дал. И просил передать тебе, если с ним что-то случится. Он так и сказал: если меня убьют, найди Арсена. Значит, это его рук дело.

— Прямо так сказал? — Арсен снова нервно почесал голову. — Почему он так думал обо мне? Как ты считаешь?

— Зачем ты его убил? — спросил Дронго. Арсен вздрогнул.

— Кто убил? — У него опустились плечи. — Ты чего несешь? Я никого в жизни не убивал. Никогда и никого не убивал.

— Верно, — кивнул Дронго, — ты не убивал. Ты пришел к нему домой один, он открыл тебе дверь. Ты вошел в квартиру, даже стал с ним говорить. А потом впустил в квартиру убийцу. Того самого, который убрал Ирину Максименко. Когда ты открыл дверь, бедняга Леня все понял. Он побежал в спальню, чтобы достать кассету. Видимо, хотел выбросить ее в окно, чтобы этим себя спасти. Но убийца догнал его в спальне и дважды выстрелил. А потом добил контрольным выстрелом в голову. Ты даже не понял, что именно хотел сделать твой бывший друг. А кассета была спрятана под подоконником.

Арсен ухмыльнулся, показывая желтые зубы. Тяжело вздохнул. Еще раз посмотрел на часы и сказал:

— Что ты хочешь за кассету?

— Ничего. Хочу знать только, кто тебе поручил найти женщину для бизнесмена. И кто ее убил? Скажешь мне — кассета твоя. И больше мне ничего не надо.

— Ничего не надо? — переспросил Арсен. — Ну да, понятно. Тебе только имена нужны. Ясно, зачем пришел. Может, магнитофончик покажешь? Он у тебя с собой?

— Зачем тебе?

— Послушать хочу. Может, ты его не принес, может, ты блефовать пришел. Где пленка?

— У меня, — подтвердил Дронго, доставая магнитофон.

— Включи, — оживился Арсен, — интересная у тебя запись. Может, и другие дашь послушать.

— Ясно, — понял Дронго, он успел кому-то позвонить, теперь тянет время. Ему важно выиграть время, чтобы дождаться друзей. Или того самого убийцу, стреляющего трижды. Причем убийца может приехать не один. Поэтому Арсен уже дважды смотрел на часы. Нужно быть готовым к любой неожиданности. И главное — к визиту того самого убийцы, обожавшего делать контрольные выстрелы в голову. Нет, Арсен, напрасно ты думаешь, что у тебя все получится.

— Возьми магнитофон и сам слушай, если тебе интересно, — поднялся с дивана Дронго, протягивая магнитофон хозяину дома. И когда тот потянулся за аппаратом, Дронго ударил его по шее. Арсен икнул и без звука растянулся на полу. Дронго с трудом подхватил его, чтобы стук падающего тела не был слышен в соседних комнатах.

Он осторожно положил легкое тело на диван, испуганно вслушиваясь в биение сердца. Оно несколько замедлило свой ритм, но в общем — ничего страшного. Очевидно, он ударил слишком сильно, не рассчитав силу удара на такое тщедушное тело.

Дронго поднялся и прошел в другую комнату. Здесь никого не было. Открыл дверь в спальню. На кровати лежала женщина лет двадцати пяти, почти раздетая, в одном бюстгальтере. Она лежала на животе, и он даже не сразу увидел, что на ней еще имелись бикини, настолько незаметны были узкие полоски.

— Тебе чего? — спросила женщина, явно не смутившись. Она читала журнал.

— Ничего. А ты кто?

— Я Лика. Ты в гости к Арсену, что ли, пришел? — Она оживилась, перевернулась на спину. — Ты его знакомый?

— Почти, — кивнул он, — а ты? Работаешь здесь?

— С ним? — засмеялась она грудным голосом. — Нет, не работаю. Отдыхаю. К нему вечером друг должен приехать, так он меня заранее вызвал.

— Лежи, — посоветовал он ей, — и не выходи из комнаты. А если услышишь выстрелы, прячься в ванной комнате, только не выходи оттуда. И никуда не звони. Иначе журнал будет твоим последним чтивом в жизни. Ты меня поняла?

— Поняла, — испуганно охнула она.

— До свидания, — он закрыл дверь, выходя из комнаты. В гостиной на диване все так же без движения лежал Арсен. Дронго снял ремень с брюк, связал ему руки и отнес тело во вторую спальню, где и бросил на кровать. Вернувшись в гостиную, подошел к дверям и осмотрел замок. Такой замок трудно вскрыть обычной отмычкой. Значит, если неизвестный захочет войти в квартиру, он должен обязательно позвонить в дверь. Не говоря уже о том, что должны быть предупреждены охранники. Хотя, судя по поведению Арсена, он уже предупредил охранников о приходе гостей. Конечно, предупредил, чтобы они появились незаметно и не спугнули его первого гостя.

Дронго вернулся в спальные комнаты. В первой в той же позе находилась напуганная проститутка, которая ничего не соображала от страха. Во второй мирно лежал на кровати Арсен, словно честный трудяга, прикорнувший после тяжелого рабочего дня. Оставалось одно — ждать, кто же явится в гости в этот дом.

Через десять минут раздался осторожный стук в дверь. Дронго усмехнулся. Он был прав. Хозяин квартиры заранее предупредил охранников о появлении нового гостя. Или гостей. Дронго подошел к переговорному устройству и вызвал охранника.

— Сколько человек прошло в квартиру сто тридцать два?

— Один, — сказал дежурный, — как вы говорили — один.

— Спасибо, — он отключился. Достал пистолет. Встал у двери. И открыл замок, ожидая появления неизвестного.

Дверь медленно открылась, и в коридор вошел высокий мужчина лет сорока. Коротко подстриженные волосы, ладный костюм, уверенные манеры, широкие плечи. Незнакомец сделал шаг и почувствовал у щеки холодок пистолета.

— Спокойно, — посоветовал Дронго, — не нужно сопротивляться. Я буду стрелять без предупреждения. — Он достал левой рукой пистолет незнакомца, который был закреплен в кобуре, как обычно бывает у профессионалов. Из правого кармана извлек красную книжку. Все это он бросил на пол. Подталкивая незнакомца в комнату, он сказал:

— Спокойно. Никаких резких движений. Идите к дивану.

Незнакомец подошел к дивану. Лицо его от волнения стало багровым. Он гневно смотрел на Дронго, но пока молчал. Дронго поднял с пола его пистолет, положил в карман. Потом наклонился за удостоверением и тоже положил его в карман.

— Что дальше? — спросил вошедший. — Ты тот самый шантажист, который явился сюда за деньгами?

— Откуда вы знаете?

— Знаю, — ответил мужчина, — убери-ка пистолет. Меня на улице машина ждет, если через полчаса я не выйду отсюда, здесь милиции будет больше, чем в здании на Петровке.

— Почему? Вы думаете, они так любят Арсена?

— Не его, а меня, — усмехнулся краснолицый, — возьми удостоверение и почитай. Тогда мигом уберешь свой пистолет.

Дронго, не сводя взгляда с вошедшего, достал удостоверение и прочитал его: «Подполковник Кривец Сергей Федорович».

— Все понял? — спросил подполковник. — А теперь верни мне документы, оружие и объясни, что здесь происходит.

— Как интересно, — улыбнулся Дронго, — а я собирался искать вас по всей Москве. Кажется, это тот самый случай, когда гора сама пришла к Магомету.

— Что вы хотите этим сказать? — не понял подполковник, уже обращаясь на «вы», — Есть известная поговорка: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Я собирался к вам в гости, Сергей Федорович.

— Откуда вы меня знаете? — дернулся подполковник.

— Знаю, — сказал Дронго, усаживаясь на кресло напротив подполковника, — давайте поговорим, Сергей Федорович.

— О чем мне с тобой говорить? — снова обрел уверенность Кривец. — Осталось минут двадцать пять, не больше. Потом сюда ворвется группа спецназа. Думай, прежде чем что-то решать.

— Меня интересуют ваши отношения с хозяином квартиры, — усмехнулся Дронго. — Действительно, это очень интересно. Начальник отдела приезжает домой к известному сутенеру. Вам не кажется это странным?

— Нет, не кажется, — презрительно кривя губы, ответил подполковник, — и ты меня на испуг не бери. У каждого работника уголовного розыска должна быть своя агентура. А он мой официальный агент, зарплату у нас получает. Поэтому ты меня не пугай, все равно ничего не докажешь.

— Именно поэтому вы поручили ему найти v женщину, чтобы подставить ее Александру Михайловичу? — в лоб спросил Дронго. — А потом приказали майору Лысакову убрать камеру, которая заранее была установлена в номере?

— Что? — дернулся подполковник. — Какой Лысаков? О чем вы говорите? — Он снова перешел на «вы», теряя уверенность.

— О майоре Лысакове, который убрал камеру по вашему приказу. Хотите послушать ленту или вы мне верите на слово?

— У вас и на это есть лента? — скривил губы Кривец.

— У меня заготовлены ленты на все случаи жизни. Я учусь у вас, подполковник. Если хотите, мы поменяемся, я отдам вам все свои ленты, а вы расскажете мне, кто стрелял в Ирину Максимен-ко и кто устанавливал камеру в отеле.

— Иди ты… — грязно выругался Кривец. Не обращая внимания на пистолет в руках Дронго, он сунул руку в карман, достал носовой платок и, вытирая лицо, сказал:

— Это ты лазил к Светке Коптевой?

— А ваши люди стреляли в нас, пытаясь запугать, — уточнил Дронго, — убивали Коптеву тоже ваши люди?

— Это Лысаков, — снова вытер лицо платком подполковник, — я на такие паскудные вещи согласия никогда не давал. Хотел приехать сюда-и с тобой, дураком, договориться, — в зависимости от ситуации и от настроения он обращался к Дронго то на «ты», то на «вы», — и чего ты лезешь в это дело? — удивился Кривец. — Неужели не понимаешь, чем все может кончиться? Тебя же просто прихлопнут как муху. И никто тебя не спасет.

— Оценил вашу заботу обо мне. Теперь подведем итог, подполковник. По вашему приказу Арсен находит подходящую женщину, чтобы подставить ее бизнесмену. Потом кто-то устанавливает камеру для скрытой съемки в номере отеля, где живет Александр Михайлович. После чего неизвестный убийца гримируется под бизнесмена и совершает настоящее убийство. Пленку забирает убийца, но камеру Снимает майор Лысаков по вашей просьбе. После чего предупреждает Коптеву, чтобы та молчала. Пока правильно, или я что-то напутал?

Подполковник молчал. Он только вытирал лицо своим носовым платком, уже давно превратившимся в мокрую тряпку.

— После этого водитель, который работал на вас, успел сообщить вам о том, что мы едем к Коптевой, и вы решили нас немного попугать. Потом вам, видимо, попало за эту самодеятельность. А Лысаков, к которому я неосторожно зашел, решил лично убрать Коптеву и ее сожителя. Вот, собственно, и все, за исключением того момента, что вы не особенно доверяли Арсену, который убежден в том, что убийцей Ирины Максименко действительно был Александр Михайлович, а не убийца, который виртуозно все это разыграл.

— Много знаешь, — неодобрительно сказал подполковник, — значит, старым не будешь. Умрешь молодым.

— Мне нужно знать имя. Имя убийцы!

— Иди ты к черту, — посоветовал Кривец, — знаешь ведь, что не скажу. Думаешь, я тороплюсь на тот свет. Если я тебе имя скажу, так все — я покойник. Меня сразу достанут. Думаешь, я не понимаю, зачем всю эту петрушку с женщиной затеяли? Мы такую женщину несколько недель искали. Чтобы все точно было, как нам приказали. А ты хочешь прийти и все за несколько дней решить? Нет, так не получится. Никто тебе не позволит.

— Мне ничего не нужно решать. Мне необходимо имя убийцы. Я знаю, кто вам заказал женщину, знаю, кто стоит за этими трюками. Но мне нужен убийца. Только он, и больше никто. Как только я получу убийцу, я отсюда уйду, и вы меня никогда больше не увидите.

— Нет! — рявкнул Кривец. — И учти, я ничего не скажу. Можешь стрелять.

— Даже так, — задумчиво произнес Дронго, — получается, что их вы боитесь больше смерти.

— Конечно, — ухмыльнулся полковник, — ты меня просто убьешь — и все. Моя жена будет долго пенсию получать и считаться вдовой героя. А если они меня прижмут, то у меня не то что семьи, кошки не останется. И даже после моей смерти все будут считать меня подлецом. Нет, ничего я тебе не скажу, делай что хочешь.

— Поздно, — сказал внезапно появившийся в дверях Арсен. Он стоял с пистолетом в руках.

«Лика, — понял Дронго, — она прошла во вторую спальню и освободила Арсена от ремней. Упустил, не связал ее. А пистолет, видимо, лежал у него в спальной комнате».

— Бросай оружие, — приказал Арсен, — иначе буду стрелять. Живо!

— Поздно! — крикнул Дронго. — Подполковник уже сказал мне, что это ты убил Иру.

— Он врет! — вскочил со своего места Кривец. — Он все врет.

Арсен перевел на него пистолет, и в это мгновение Дронго, повернувшись к нему, выстрелил. Он стрелял точно. Арсен вскрикнул от боли, пуля попала ему в руку, пистолет упал на пол и отлетел в сторону подполковника. Тот швырнул диванную подушку в Дронго и устремился за пистолетом. Дронго выстрелил еще раз, но неудачно. На этот раз он стрелял в пистолет, но не рассчитал траекторию скольжения оружия по полу. Слишком хорошо натирали пол в квартире.

Подполковник схватил пистолет, и Дронго бросился в холл. Вдогонку прозвучали два выстрела, наполнивших грохотом всю квартиру.

— Сейчас сюда ворвутся люди, — крикнул Дронго.

— Мои люди, — вставил подполковник.

— Стойте, не стреляйте. У меня ваше удостоверение и пистолет.

— Мы с вами договоримся, — сказал подполковник и вдруг, протянув руку, выстрелил прямо в голову Арсена. Тот, дернувшись, упал на пол. Стену окропили брызги крови, сгустки мозга.

— Идиот, — поморщился Дронго, — какой идиот. Зачем вы его убили? — крикнул он достаточно громко, чтобы его услышали в соседней комнате. — Зачем вы в него стреляли?

— Это мое дело. Он меня подставил, заставил сюда приехать, дурак!

Подполковник не знал, что в соседней комнате застыла от ужаса и волнения Лика, которая все слышала. Он и не подозревал, что в квартире есть свидетель, который слышит их разговор.

— Можно было и с ним договориться! — крикнул Дронго.

— Уже поздно, — сказал подполковник, — он уже мертв. Верни мне документы и пистолет. Потом будет поздно.

— Мне нужно имя убийцы.

— Тогда жди, когда тебя арестуют. Сейчас здесь будут охранники.

— Тогда я ухожу. И забираю с собой твой пистолет и удостоверение, подполковник. Если не скажешь мне имя, я исчезну с твоими документами.

— Погоди! — крикнул подполковник. — Черт с тобой! Верни мне пистолет и удостоверение. Я скажу тебе имя.

— Мне трудно тебе верить, подполковник. После того, как ты поступил так со своим агентом. Скажи имя, и я брошу твой пистолет. А удостоверение отдам внизу твоему водителю. Можешь ему позвонить, чтобы подстраховал. Быстрее — имя! У меня мало времени.

— Черт с тобой! — повторил подполковник. Он прятался за диваном. — Его зовут Денис. Он был другом этой погибшей, ну, ее личным сутенером. Больше я тебе ничего не скажу, бросай пистолет.

— Держи, — Дронго, вытащив обойму, бросил пистолет на пол.

— А удостоверение? — взревел Кривец.

— Я же сказал, отдам внизу твоему водителю. Это гарантия моей безопасности. Какая у тебя машина?

— Черная «Волга». В машине сидит парень в форме сержанта. Номер сказать?

— Не нужно. Я пойму, что она из милиции. Где найти этого Дениса?

— Откуда я знаю? — разозлился подполковник, бросаясь к телефону и набирая номер мобильного аппарата в своей машине. — Я тебе не адресное бюро. Спросил бы у покойного, но теперь он тебе ничего не скажет! — И уже тише сказал в трубку: — Сейчас из дома один тип выйдет. Здоровый такой. Ты у него забери мое удостоверение.

— До свидания, — Дронго осторожно переместился к двери, — и без глупостей, подполковник. Сейчас здесь будут охранники.

Он выскочил за дверь, тяжело дыша. В лифте уже кто-то ехал на этаж. Дронго едва успел сбежать по лестнице, когда створки лифта открылись и сразу трое охранников бросились к дверям квартиры, громко стуча в дверь.

«Представляю, какие у него возникнут неприятнocти, — злорадно подумал Дронго, — без документов, а в квартире находится труп. И живой свидетель за спиной, девица, о которой он ничего не знает. Подполковник даже не подозревает, в какую историю он влип».

На улице, едва он успел выйти за ограду, его встретил сержант в форме.

— Давай документы, — строго потребовал парень. Дронго, широко улыбаясь, протянул ему удостоверение подполковника.

«И как он будет все объяснять? — с удовлетворением еще раз подумал Дронго, представляя лицо Кривца, когда Лика появится в своем наряде из спальни. — Его может просто хватить удар. Впрочем, это уже его личное дело».

 

День пятый

До назначенного времени оставалось около четырех часов, и он бесцельно бродил по улицам, заходя в магазины, встречавшиеся по пути. Он помнил, как в начале девяносто второго очереди торгующих личным скарбом людей тянулись от Большого театра к гостинице «Москва» и выше — к площади Пушкина. Тогда казалось, что город обречен на вымирание. Надежд почти не оставалось, к тому же экономические неурядицы дополнялись политическими потрясениями. Единая недавно страна вдруг оказалась расколотой на куски и кусочки, в каждом из которых начался, в свою очередь, неостановимый процесс распада.

Теперь магазины города могли соперничать с лучшими магазинами стран мира. Внезапно появилось все, о чем могли мечтать, и даже более того. Правда, выяснилось, что цены на товары фантастические, нереальные, не виданные нигде прежде — ни в Америке, ни в Европе, но это уже, похоже, никого не смущало.

Дронго особенно любил заходить в книжные магазины. После дефицита семидесятых, когда книги становились абсолютно недоставаемыми, даже не попав в продажу, после «макулатурного» бума восьмидесятых, когда начались массовые издания недоступных прежде Дюма и Дрюона, Сименона и Булгакова, предлагавшихся в обмен на старые газеты и журналы, последовал невероятный бум девяностых — тогда книги начали издавать в массовых тиражах по приемлемой цене, и они стали доступны всем желающим. За несколько лет рынок был насыщен и перенасыщен редкими изданиями фантастики и детектива, неизвестными и неиздаваемыми ранее зарубежными авторами, новыми молодыми талантами, графоманами, обильно хлынувшими на книжный рынок. Но все постепенно входило в рамки. Теперь уже любую книгу можно было купить в магазине, а не на лотках. Исчезли невероятные тиражи в сотни тысяч экземпляров, и издатели теперь редко рисковали, выпуская книгу сразу большим тиражом. Начинался цивилизованный книжный рынок.

Но это касалось не только книгоиздания. Если раньше трудно было попасть в любой ресторан, то теперь к услугам гостей открылись многочисленные рестораны и ресторанчики, зазывавшие посетителей. Если раньше устроиться в гостиницу было абсолютно нереально, то теперь новые отели предлагали гостям разнообразные услуги, включая предоставление невиданных ранее апартаментов. Казалось, жизнь налаживалась, даже уголовный беспредел, все еще существующий на улицах города, немного пошел на убыль. Но это была лишь внешняя сторона жизни. К концу девяностых сферы влияния в основном оказались разделены, и жестокую борьбу за обладание гигантским рынком, каким являлась Россия, повели несколько влиятельных групп, оказавшихся фактическими хозяевами огромной страны.

Дронго ужинал в ресторане, обдумывая события сегодняшнего дня. Теперь уже ясно, что именно Лысаков убрал Коптеву и ее сожителя. Видимо, таким образом он пытался отомстить им за болтливый язык женщины. Теперь важно найти неизвестного пока Дениса, который так артистически выступил в роли убийцы, заменив собой Александра Михайловича. Очевидно, про шрам на спине бизнесмена ему сообщила погибшая, даже не подозревая, что этот факт будет использован в первую очередь против нее.

Вряд ли в ближайшие несколько дней он сумеет найти подполковника. Понятно, что проблем у Сергея Федоровича появилось предостаточно. Нелегко выкрутиться, объяснить, как в квартире оказались труп и живой свидетель — женщина, которая слышала, как он убил сутенера. Если даже Кривец выпутается, то долго еще будет с тоской вспоминать перестрелку в квартире на Мичуринском.

Дронго закончил ужин и, заплатив деньги, направился к выходу. Его догнал официант, молодой парень, лет двадцати.

— Простите, — сказал он, краснея, — вы оставили гораздо больше, чем следовало.

— А сколько нужно было оставить?

— Триста рублей. А вы оставили четыреста.

— Ресторанный бизнес вас еще не испортил, — усмехнулся Дронго, — оставьте себе сдачу. Спасибо.

Он вышел на улицу. Сегодня было не так холодно, как вчера. Дронго посмотрел по сторонам. Говорят, что после сытного ужина нужно немного пройтись пешком. Что он и собирался сделать, хотя идти было достаточно далеко.

Юлия его не подвела. Она приехала точно в назначенное время. Только приехала одна, без жениха. Он сел на заднее сиденье и спросил:

— Почему одна?

— Решила не говорить, — обернулась к нему Юля. — Мне было бы трудно объяснить ему специфику моей вечерней работы.

— Согласен, — рассмеялся Дронго. — Когда подъедем к вашему офису, вы мне дадите знать, и я снова спрячусь на дно автомобиля.

— Вам обязательно нужно попасть в наш офис? — спросила она.

— Желательно. Домой мне нельзя, слишком опасно.

— Может, поедете ко мне? — вдруг спросила Юля.

— Спасибо, но я вынужден отказаться.

— Вы меня боитесь? — с вызовом спросила она.

— Нет. Я вам очень благодарен. Просто не имею права подвергать вас такому риску. Нас могут выследить, и тогда уберут обоих. Или к вам домой придут тогда, когда меня уже не будет. И уберут либо вас, либо ваших близких. Простите, но я не могу.

— Ничего, — она отвернулась и мягко тронула машину. Всю обратную дорогу она молчала. И лишь когда они выехали на соседнюю улицу, сказала:

— Вам пора.

— Спасибо. Простите меня великодушно.

— Ничего, — сказала Юля, заставив себя улыбнуться, — по-моему, вы первый мужчина в жизни, кто мне так решительно отказал. А я, представьте, не обиделась.

Он улегся на дно машины, и она накрыла его одеялами. Когда они въехали в гараж и машина остановилась, он откинул маскировку, вышел из машины и поцеловал ей руку.

— Я чувствую себя подлецом, — признался Дронго, — но по-другому поступить не мог.

— Успехов вам, — улыбнулась она, — если я вам завтра понадоблюсь, можете на меня рассчитывать.

— Договорились, — кивнул он ей на прощание.

В кабинете Федосеева собрались на поздний ужин несколько человек, имевших отношение к их общему делу. За столом сидел сам Савва Афанасьевич. Рядом расположился все еще сильно хромавший Любомудров. Напротив них сидел Андрей Ильин. Увидев вошедшего Дронго, генерал замахал руками:

— Давайте к столу, — пригласил он, — вы пришли как раз вовремя. Ваша теща, наверное, вас очень любит.

— Надеюсь, что у меня все еще впереди, — сказал Дронго, усаживаясь за стол.

— Мы решили совместить приятное с полезным, — объяснил генерал, — хочу вас порадовать. Вы оказались правы. У нас есть новости насчет погибшей.

— Что именно? — спросил Дронго, враз забыв о еде.

— Она действительно была студенткой библиотечного факультета. Только институт находится не в самой Москве, а в Подмосковье, — пояснил Федосеев.

— Это не важно, — вздохнул Дронго, — нужно найти ее друга по имени Денис. Пусть ваши люди завтра с утра начнут его поиски. Или нет, я сам поеду с ними на поиски Дениса. Если она там училась, то ее знакомого должны были видеть с ней.

— Кто такой Денис? — спросил генерал.

— Убийца, — пояснил Дронго, — тот самый, с ложным шрамом.

— Откуда вы это узнали? — изумился Викентий Алексеевич.

— Я сегодня имел счастье познакомиться сразу с несколькими персонажами нашей затянувшейся драмы. Сначала мне удалось узнать, где обитает Арсен, оказавшийся известным московским сутенером. Когда я поехал к нему домой, оказалось, что почти следом за мной к нему заявился сам подполковник Кривец, с которым я тоже там познакомился.

— И он сообщил вам имя убийцы? — не поверил генерал.

— Во всяком случае, он назвал имя этого парня.

— А почему он назвал вам это имя? — спросил Федосеев. — Вы ему угрожали?

— Нет, скорее он сам создал такую ситуацию. Мы разговаривали с ним, когда появился Арсен, решивший вмешаться в наш разговор. В результате Кривец решил, что два живых свидетеля — это слишком много, и застрелил своего старого агента, каким являлся Арсен. Он являлся платным агентом уголовного розыска.

— И затем Кривец отпустил вас живым и назвал имя убийцы? — теперь усомнился Любомудров.

— Не совсем. До того как он застрелил Арсена из его же пистолета, я отобрал у самого подполковника его оружие и служебное удостоверение. Мы договорились на обмен. Я даю ему оружие и документы, а он выдает мне имя убийцы. Пистолет я бросил ему без обоймы, а удостоверение отдал на улице его водителю. За это он назвал мне имя убийцы.

— И вы думаете, что он сказал вам правду?

— Пока не знаю. Но при любом варианте я ничего не теряю. Дело в том, что в момент убийства Арсена в квартире сутенера находилась одна из его женщин, о существовании которой подполковник не подозревал. Он не успел проверить другие комнаты, когда там появилось сразу трое охранников дома. Если она начнет рассказывать все в подробностях, наш подполковник сядет в тюрьму. И надолго.

— Вы его классно подставили, — понял наконец Федосеев.

— Скорее он подставил себя сам. Нельзя быть таким самоуверенным. Он был убежден, что в квартире никого нет.

— И вы его не предупредили?

— Конечно, нет. А зачем? Но теперь мы знаем имя друга убитой, если, конечно, он не соврал. Впрочем, он был в таком положении, что придумывать на ходу ему было бы чрезвычайно затруднительно. Я думаю, что, если у погибшей был друг по имени Денис, мы должны с ним познакомиться. Если парень профессиональный киллер, то нам все станет ясно в первую же минуту знакомства. В обоих случаях, когда убивали Ирину и когда убивали несчастного Леню, убийца действовал очень хладнокровно и профессионально — так может действовать только профессионал.

— Проверим, — кивнул Ильин, — завтра утром я сам поеду в этот институт.

— Я поеду с вами, — сказал Дронго. — И самое главное — Лысаков в нарушение всех инструкций лично убрал Коптеву и ее сожителя или отдал приказ об их ликвидации. Это одно и то же, поэтому стоит прежде всего опасаться Лысакова.

— А кто в нас стрелял, тебе удалось узнать?

— Полагаю, что это были люди подполковника. Видимо, Леня действительно услышал, что мы едем к Коптевой, и поспешил сообщить об этом Арсену. Тот позвонил подполковнику, и в итоге мы получили автоматную очередь — поверх голов.

— А кто устанавливал камеру в отеле?

— Этого я не знаю. Еще не успел узнать. Все произошло слишком быстро и абсолютно непредсказуемо.

— Неужели мы все же сумеем найти убийцу? — спросил Викентий Алексеевич, восхищенно глядя на Дронго. — Я, признаться, не верил в подобное чудо.

— Я тоже, — серьезно сказал Дронго, — и не поверю до тех пор, пока аукцион не завершится, — добавил он. — На карту поставлено слишком многое. Завтра мы должны разыскать этого Дениса, чего бы нам это ни стоило. Если, конечно, такой парень действительно существует. Единственное, о чем я жалею, это то, что не успел нормально допросить Арсена. Но у меня было слишком мало времени.

— Его действительно убил подполковник? Не вы ли случайно в него выстрелили? — спросил Федосеев.

— Я выстрелил не случайно, а очень даже осознанно. И он выронил пистолет, который направлял на меня. Потом оружие подобрал подполковник и выстрелил в голову Арсена. Вот, собственно, и все. Если проститутка, прятавшаяся в спальне, не умерла от страха, она все должна была слышать. И не только слышать, но и подтвердить прокурору виновность подполковника.

— Вас опасно оставлять одного, — подвел итог Викентий Алексеевич, — вы постоянно попадаете в какие-то невероятные истории.

— Послезавтра прилетает Александр Михайлович, — напомнил генерал. — Если найдем убийцу, сделаем ему самый лучший подарок в жизни.

 

День шестой

В эту ночь он спал гораздо лучше, чем в предыдущую. Сказывались усталость и привычка к напряжению. Кроме того, он любил спать на жестком еще смолоду, когда имел спортивную фигуру и при росте в метр восемьдесят семь весил не более девяноста килограммов. С тех пор прошло уже около пятнадцати лет, теперь он поправился больше чем на двадцать килограммов, но сохранил любовь к жестким постелям.

Утром они по традиции завтракали вместе. Все сосредоточенно молчали, понимая, что сегодняшний день может многое прояснить. По взаимной договоренности, Федосеев и Любомудров остались в центральном здании компании, а Дронго и Андрей Ильин выехали на двух джипах в Подольск, где находился институт, в котором училась Ирина Максименко.

И хотя у джипов были затемненные стекла, Ильин тем не менее настоял, чтобы Дронго сидел в середине, между двумя сотрудниками службы безопасности, как бы прикрывавшими его своими телами.

Дорога в Подольск не преподнесла им никаких неожиданностей. В институте они довольно быстро выяснили, что у погибшей студентки Ирины Максименко действительно был такой сокурсник Денис Епифанцев, с которым она дружила. Выяснить адрес Дениса было уже совсем несложно. К его дому выехали обе машины, и через полчаса вся группа уже стучалась в его квартиру. Дверь открыла пожилая женщина лет шестидесяти, недовольно потребовавшая у гостей снять туфли и вообще не шуметь. Она оказалась квартирной хозяйкой, одной из тех мегер, которые делают жизнь своих жильцов невыносимой настолько, что те отказываются жить у них даже за самую символическую плату. Такие хозяйки считают, что, кроме платы, любой квартирант обязан выслушивать их вечные жалобы и замечания. Это как бы входит в дополнительную нагрузку к арендной плате. И многие молодые люди благоразумно сбегают сразу же, не выдерживая именно этой нагрузки.

Не обращая внимания на причитания квартирной хозяйки, Дронго и его спутники ворвались в комнату Дениса как раз в тот самый момент, когда тот трудился над курсовой. Нужно было увидеть лицо парня, чтобы понять, как нагло обманул подполковник. У этого откровенного книжника были очки с толстыми стеклами и добрый взгляд крайне рассеянного человека.

— Вам кого? — удивился Денис, увидев такое количество людей.

— Вы Денис Епифанцев? — убитым голосом спросил Ильин, взглянув на Дронго.

— Я, — кивнул парень, — а кто вы такие? Что вам нужно?

— Кажется, мы ошиблись, — сказал Ильин, обращаясь к Дронго. — Вы же видите, что это не тот, кого мы ищем.

— Погодите, — Дронго нахмурился, входя в комнату и усаживаясь прямо на кровать парня, — вы учились вместе с Ириной Максименко?

— С Ириной? — переспросил парень, поправляя очки. — Да, учились. Но мы учимся на заочном. Я ведь работаю по ночам охранником.

— Охранником? — переспросил Дронго, видя нетерпение Ильина, готового уйти. — Вы умеете стрелять?

— Нет, — покраснел парень, — вообще-то у меня минус шесть. Но я упросил, чтобы меня взяли ночным сторожем. Или охранником, как сейчас говорят.

Ильин в замешательстве смотрел на сопровождавших его людей. Ему было неприятно, что они станут свидетелями их фиаско.

— Подождите за дверью, — тихо попросил он, чувствуя, как досадно они ошиблись. Квартирная хозяйка, которая уже собиралась войти, была оттеснена сразу тремя сотрудниками службы безопасности, выходившими из комнаты постояльца.

Дронго чувствовал, что происходит нечто странное. И не потому, что подполковник не мог соврать, он мог сказать все, что угодно, но не в этой обстановке. Когда началась перестрелка, когда рядом с ним плавал в крови человек с вышибленными мозгами, которого он же и застрелил, когда его удостоверение и пистолет находились в руках незнакомца, придумать такую легенду, подставив в нее подходящего кандидата, — это было бы почти чудом разума. Или демонстрацией редкого самообладания. Ни тем, ни другим подполковник не отличался. Так в чем тут дело? Где именно их ошибка?

— Вы хорошо знали Ирину Максименко? — спросил Дронго парня.

— Мы с ней вместе учились, — удивился тот, поправляя очки, — хорошая девушка была. А почему вы о ней спрашиваете? Я слышал, она погибла?

Ильин разочарованно развел руками. Да, иногда ошибается и такой эксперт, как Дронго.

— Вы не знаете, где она жила?

— Конечно, знаю. На Васильевской, прямо в центре города. Однажды встретил ее там, и она сказала мне, что живет на этой улице, и показала свой дом. Я еще тогда удивился, почему она учится здесь. Могла ведь перевестись поближе к дому.

— Где она жила? — вскочил Дронго. Этот адрес не фигурировал нигде.

— На Васильевской, — удивился Денис, — но в ее документах почему-то всегда стоял другой адрес. Она снимала там квартиру, но точно я не знаю.

— И она приезжала каждый раз из города?

— Да. Ее обычно привозил жених на своей машине.

— Какой жених? — почти разом вскрикнули Дронго и Андрей.

— Жених. Он такой странный, всегда молчал. И звали его, как меня, Денис.

Нужно было видеть, какими взглядами обменялись Дронго и Андрей. Значит, подполковник не выдержал-таки пресса неприятностей, обрушившихся на него, и выдал настоящее имя убийцы. Другое дело, что потом он попытался все повернуть таким образом, чтобы они вышли именно на Епифанцева.

— На какой машине она обычно приезжала?

— Кажется, «Ситроен», но точно я не знаю.

— Номер машины не запомнил?

— Нет. Может, кто-то из ребят запомнил. Я обычно на номера не смотрю. Зачем мне это нужно?

— Какой он был из себя?

— Высокий, стройный, вообще-то симпатичный. Но все время молчал. Вы знаете, мне кажется, он был не русский. У него был такой особенный, азиатский, разрез глаз. Он, кажется, из Сибири, да, точно, из Сибири. Может, якут или бурят. Я все время обращал внимание на его глаза.

— Вы его часто видели?

— Раза три или четыре. Он подвозил ее и сразу уезжал. Ни слова не сказав. Но у него всегда было какое-то странное лицо.

— Какое лицо?

— Не знаю. Не могу точно выразить словами. Я вот жил в деревне и видел такое лицо у забойщика свиней. Он словно всегда настраивает себя на их крик, чтобы потом не реагировать. Лицо у него было застывшее. Да и лет ему, по-моему, было гораздо больше, чем Ирине.

— Жених, — задумчиво проговорил Дронго, — одевайтесь, Денис, поедете с нами.

— Куда? — удивился Епифанцев.

— Покажете нам дом на Васильевской. Если вы его, конечно, вспомните. И опишите еще раз поподробнее вашего тезку.

— Ладно, — согласился парень, — только вы меня потом обратно домой привезете. Идет?

— Обещаю, — Дронго поднялся, — одевайся быстрее.

Он так стремительно вышел из комнаты, что столкнулся с квартирной хозяйкой, прильнувшей ухом к двери.

— Что он натворил? — с ужасом спросила она. — Вы его забираете?

— Да, — строго ответил Дронго, — с такой квартирной хозяйкой ему жить нельзя. Нужен специальный «хозяйковыводитель», иначе он просто зачахнет.

Она поняла, что он издевается над ней, и, грозно сверкнув очами, удалилась. Ильин вышел из комнаты следом за Дронго, тяжело вздохнув.

— Вы умеете выжимать из любой ситуации все по максимуму, — сказал Андрей восхищенно. — Я просто делаю свою работу, — возразил Дронго, — нам еще повезло, что гнида-подполковник проговорился. Он мог бы назвать любое другое имя, и тогда…

— Вы думаете, что убийцей был жених?

— Думаю, что он не был ее женихом. Но в любом случае мы все должны узнать до вечера. И найти этого мифического «жениха».

 

День шестой

На Васильевской они потеряли около часа, пока наконец Епифанцев вспомнил тот самый дом, рядом с которым он видел Ирину Максименко. Теперь следовало тщательно проверить всех жильцов дома. Дронго попросил найти подходящую машину и, заплатив деньги, отправил парня домой. Когда Епифанцев уехал, к Дронго подошел Ильин.

— В доме шесть подъездов, — сообщил он, — и в каждом по шестнадцать квартир. Мы должны обойти все квартиры?

— Все, — безжалостно ответил Дронго, — позвоните Викентию Алексеевичу, пусть приедет сюда. Пожилой человек не вызывает таких подозрений, как мы с вами. И пусть сюда приедет кто-нибудь из ваших женщин, например Юлия, с которой Любомудров будет обходить каждую квартиру под видом страховых агентов. Их главная цель — выяснить, где проживает владелец «Сит-роена» и есть ли в доме жилец по имени Денис.

— В доме девяносто шесть квартир, — испуганно сообщил Ильин, — вы хотите, чтобы они обошли все квартиры?

— Обязательно хочу. Звоните скорее, мы теряем время. Слава Богу, что в доме работают лифты и Любомудрову не придется подниматься пешком. Звоните к ним и скажите, что нам нужна их помощь. Пусть поскорее приезжают.

Ильин отправился к телефону. Было уже около двух часов дня, когда наконец приехали Любомудров и Юлия. Дронго подробно объяснил им, что именно нужно узнавать у жильцов. Викентий Алексеевич хмурился, понимая, какая адская работа предстоит. Юлия улыбалась, словно ее пригласили на первый бал. Затем они отправились на задание, и потянулись минуты томительного ожидания. Через два с половиной часа они наконец вышли из первого подъезда.

— Ничего, — сказала Юля подошедшему к ним Ильину, — будем искать дальше, — добавила она. Андрей повернулся и пошел к машине. Он был разочарован.

— Здесь еще пять подъездов, — показал он на дом, — они просто физически не успеют.

— Пусть проверяют столько, сколько смогут, — возразил Дронго. — Не нужно их торопить.

На второй подъезд ушло гораздо меньше времени, не более полутора часов. Но и здесь никто не знал соседа по имени Денис, не видели и «Сит-роена». Юлия вышла уже уставшая и злая. Она даже попросила сигарету у Дронго, но тот не курил и одолжил сигарету у одного из сопровождавших их сотрудников.

В третий подъезд они вошли, когда маленькая часовая стрелка уже показывала конец рабочего дня.

— Нужно уходить, — ожесточенно заметил Ильин, — все равно сегодня уже ничего не выйдет.

— Не торопи события, — посоветовал Дронro, — подождем еще немного. Мы никуда не торопимся. Если Епифанцев правильно помнит адрес, то где-то здесь Ирина Максименко снимала квартиру либо купила ее. Нужно узнать это точно.

— Подождем, — согласился Андрей, — я скажу, чтобы нам привезли горячий кофе и бутерброды. Вы любите кофе?

— Не очень. Но готов выпить, если быстро дадут.

— Сейчас организуем, — примирительно улыбнулся Андрей.

Из третьего подъезда Любомудров и его спутница вышли, когда уже порядком стемнело и часы показывали восемь.

— Опять ничего? — уныло спросил Андрей.

— Ваш владелец «Ситроена» живет в шестьдесят девятой квартире, — устало сказал Любомудров, — и зовут его Денис.

Юлия радовалась так, словно сама раскрыла преступление.

— Он сейчас дома? — сдержанно поинтересовался Андрей.

— Нет, соседи говорят, что несколько дней назад Денис уехал в командировку. И до сих пор дома не появлялся.

— Все правильно, — кивнул Дронго, — именно несколько дней назад он и должен был исчезнуть. Как его фамилия?

— Этого мы не смогли узнать. Но выяснить фамилию, когда мы знаем точный адрес, не составляет труда.

— Надеюсь, — кивнул Дронго, — а сейчас мы поднимемся наверх и посмотрим, в какой именно обстановке жил наш герой. Это скажет нам больше, чем все наши психологические опыты.

— Согласен, — Ильин достал свой пистолет, проверил его и убрал обратно.

— Когда будем смотреть?

— Прямо сейчас, — Дронго вышел из автомобиля. — И я должен быть уверен, что на этот раз мы не опоздаем.

Вместе с двумя сотрудниками службы безопасности они поднялись на четвертый этаж, остановившись у шестьдесят девятой квартиры. Долго звонили, пока не убедились в бесполезности подобного занятия. На этот раз Дронго взял с собой специальный набор отмычек — необходимую деталь для решения сложных ситуаций.

Открыв дверь, вошли в квартиру. Внешне здесь все было ординарно. Обычная трехкомнатная квартира. Дронго внимательно осматривал каждую деталь, пройдя по всем трем комнатам и ни к чему не прикасаясь. Потом долго стоял в кухне, словно пытался там найти нечто, указывающее на профессию хозяина.

— Все-таки непонятно, — сказал Андрей, — если это ее жених, почему он ее убил. А если нет, почему она его представила женихом? И даже приезжала на квартиру? Как вы думаете?

— Честно говоря, я сам ничего не могу понять, — признался Дронго, — абсолютно безликая квартира, словно здесь жил не живой человек, а некий бесполый и бестелесный дух.

Он прошел еще раз по квартире. Ничего примечательного. Единственная примета — полное отсутствие книг.

— Пошли, — предложил Дронго, — здесь мы ничего не найдем и только наследим. Кстати, какой у него телефонный аппарат?

— Самый обычный. Допотопный, кажется, рижский, такие выпускали лет десять назад.

— Ясно. Пошли отсюда, — повторил Дронго, первым выходя из квартиры.

Все четверо спустились вниз, где их ждали машины.

— Понимаешь, что меня волнует, — сказал вдруг Дронго, — почему убийца, забравший пленку, не стал сразу убирать и камеру. Не мог? Почему? Она ведь совсем небольшая. Он взял только пленку, убил женщину, которая называла его своим женихом, и исчез. А потом появился еще раз, чтобы убрать Леонида. Нет логики. Взять пленку и оставить камеру. Получается, что у него была очень узкая специализация. Или ему не верили до конца. И не верили ему как раз те, кто его нанял. Ты улавливаешь мою мысль?

— Пока не совсем, — признался Ильин.

— Чтобы подставить бизнесмену женщину, поручают подполковнику найти Арсена и через него отыскать подходящий «экземпляр». При этом женщина, которую готовят на эту роль, все время находится в сопровождении своего молчаливого спутника, будущего убийцы. Кто-то ставит камеру, готовит съемку и блестяще ее проводит, загримировав убийцу под Александра Михайловича. Или его плечо, в принципе это одно и то же. Но, сделав свое дело, убийца исчезает, забрав только пленку. Саму камеру позже снимает Лысаков, действующий по поручению подполковника. Делаем вывод. Заказчики этого преступления не доверяли полностью ни Лысакову, которому оставили пустую камеру, ни подполковнику Кривцу, которого не посвящали во все детали происходящего. Некоторые факты мог прояснить Арсен, боюсь, что подполковник слишком расчетливо в него выстрелил. Я думал тогда, что это была эмоциональная вспышка, а сейчас полагаю, что это была хорошо продуманная акция. Арсен, очевидно, работал не только на подполковника, но и на некую третью сторону, о которой Кривец догадывался. Кто эта третья сторона, осмелившаяся бросить вызов всесильному МВД? Теперь понимаешь, что я имел в виду?

— Вы думаете, убийца был из контрразведки? — ошеломленно спросил Ильин.

— Почти уверен. Слишком все профессионально. И очень расчетливо, Я не говорю про само убийство, когда он всякий раз делал контрольный выстрел, так может поступить и доморощенный киллер. Но безликая квартира, постоянное появление рядом с будущей жертвой, безукоризненно сыгранная роль в сцене убийства. И наконец, пленка, которую он забрал. Обычный убийца вытащил бы и камеру. Но, если это был сотрудник контрразведки, он достал бы только пленку, понимая, что сама камера может еще пригодиться.

— Тогда нам здесь нечего делать, — выдохнул Андрей, — он уже здесь никогда не появится.

— Наоборот, — возразил Дронго, — судя по тем событиям, которые произошлисовсем недавно в Москве, его опять позовут на выполнение нового задания. На этот раз ему поручат устранить либо меня, либо тебя, либо Федосеева. Хотя вполне возможно, что мы слишком маленькие сошки для такого профессионала.

— Оставить здесь засаду? — понял Ильин.

— Нет. Мы все останемся здесь, — пояснил Дронго, — и будем ждать неизвестного Дениса столько, сколько потребуется. Это последняя ниточка, связывающая это преступление с остальным миром.

 

День седьмой

Было около пяти часов утра, когда во дворе появился высокий мужчина. Сидевший в машине рядом с Дронго Ильин со смаком потянулся.

— Просыпайся, — зашептал Дронго, толкая его локтем в бок, — кажется, появился.

Андрей сразу пришел в себя, заметив высокого человека, уверенно вошедшего в подъезд.

— Пора, — сказал Дронго, доставая оружие. У лифта постоянно дежурили два сотрудника.

Мужчина, войдя в подъезд, начал подниматься по лестнице на цокольный этаж, чтобы войти в кабину лифта, и в этот момент у лифта выросли фигуры охранников. Реакция незнакомца была мгновенной. Он резко повернулся и столкнулся лицом к лицу с Дронго.

— Здравствуйте, — печально сказал Дронго, внезапно появившийся перед ним.

Незнакомец поднял голову. Сверху спускались еще два сотрудника Федосеева. За спиной Дронго, кроме Ильина, стояли еще двое. Сопротивляться не имело смысла. Только безумец может надеяться прорваться сквозь строй противников на узкой лестничной клетке. Мужчина заколебался. В его лице действительно было что-то азиатское. У него были умные, проницательные глаза. И безжизненные. Не мертвые, потухшие, а именно безжизненные, без малейших признаков человеческих эмоций. Такие глаза Дронго иногда встречал у профессионалов. Он знал, что означает подобный взгляд. В свою очередь незнакомец, смотревший на Дронго, тоже все понял. Тот вел себя слишком уверенно. Теперь убийца не сомневался, что ловушка хорошо подстроена. Он сунул руку в свой правый карман, и в этот момент на него обрушились сотрудники службы безопасности. Незнакомец даже не успел поднять руки, как его скрутили, отобрали пистолет и надели наручники.

Без слов такой пистолет, с характерным глушителем, мог сказать многое о его владельце.

— Кто вы такие? — прохрипел пленник.

— Вы Денис? — вместо ответа спросил Дронго.

— А ты кто такой? — огрызнулся «жених».

— Не нужно хамить, — посоветовал Дронго, — я уверен, что это вы убили Ирину Максименко и нашего водителя. Фирменный стиль расправы с жертвой — первая пуля в спину, вторая в грудь, а третья, как контрольный выстрел, в голову, — повторился.

— Какая чушь, — ровным голосом ответил незнакомец. Он был слишком спокоен, услышав такие чудовищные обвинения. И это его выдавало. Когда «жених» понял, что самообладание не самый лучший аргумент и лучше избрать другой стиль беседы, было уже поздно. Дронго увидел, что они не ошиблись.

— Вы поедете с нами, — уверенно сказал он, обращаясь к Денису.

— Это произвол, — ровным голосом продолжал тот, — вы за это ответите. У вас есть ордер на мой арест?

— Конечно, нет. Но я думаю, что вы не будете настаивать на такой формальности? С таким пистолетом, как у вас, и быть таким формалистом. Не волнуйтесь, мы не станем вас сразу убивать. Постараемся дотянуть до офиса нашей фирмы, где и намерены с вами объясниться.

— Какой фирмы? — нервно спросил убийца.

— Той самой, — Дронго улыбнулся, — президента которой вы так не любили. И даже сыграли его роль в любительском кино.

Пленник молчал. Когда его подвели к машине, он попытался вырваться. Резкий удар ногой влево, короткий хук двумя руками вправо. Но наручники мешали двигаться. Дронго стоял рядом, и сбить его с ног одним ударом было невозможно. Денис попытался снова ударить двумя руками, но Дронго легко перехватил его руки и нанес ответный удар в лицо. Несчастный пошатнулся — у Дронго был мощный кулак.

— Ничья, — заключил Дронго, — садитесь в машину.

Тяжело дыша, «жених» забрался в джип. Слева сел один из самых мощных ребят, приехавших с Ильиным. Справа — сам Андрей Ильин. Впереди расположился Дронго.

— Поехали, — приказал он водителю.

— Я буду жаловаться, — вяло сообщил «жених».

— Обязательно, — кивнул Ильин, когда машина тронулась, — можете жаловаться хоть в ООН. Поехали быстрее, — крикнул он водителю, — у нас мало времени.

Их пленник молчал. Он молчал все время, пока автомобиль добирался до офиса. Молчал, когда машины въехали в гараж. Молчал и тогда, когда его тычками в спину поднимали в кабинет Федосеева. И лишь наверху, когда его ввели в кабинет и он увидел генерала, его лицо вдруг перекосилось, он криво усмехнулся и сказал:

— Здравия желаю, Савва Афанасьевич.

— Здравствуй, — кивнул генерал, — вот мы и встретились, Денис. Кажется, такая у тебя теперь кличка. Встретились спустя столько лет.

— Вы знакомы? — удивился входивший в кабинет Андрей Ильин.

— И очень хорошо, — сказал Федосеев. — Он работал в Первом главном управлении. Считался лучшим ликвидатором, убирая опасных свидетелей за рубежом. Как ты думаешь, сколько ему лет?

Ильин посмотрел на сидевшего за столом пленника. Пожал плечами.

— Лет тридцать — тридцать пять?

— Сорок четыре, — торжественно провозгласил генерал. — Я знал его еще с конца семидесятых. Это полковник Курлаев, самый известный специалист по решению разнообразного рода проблем.

— Жених, — напомнил вошедший Дронго.

— Вот именно, — улыбнулся Федосеев, — он такой же жених, как я невеста. Мы давно знаем друг друга. Думаю, он понимает, в какое дерьмо вляпался. Значит, так, полковник, — решительно сказал генерал, — не будем притворяться. Мы давно и основательно знакомы. И не будем валять дурака. Ты, все знаешь про меня, а я про тебя. Держать тебя здесь глупо, все равно отнимут. Отпускать еще глупее. Поэтому расскажи все сам, по порядку. А я уже решу, что нам делать.

— Вы же все понимаете, — бесстрастно сказал полковник, — я не думал, что встречу вас. У меня своя работа.

— А у меня своя, — ударил кулаком по столу Федосеев, — и я должен знать, как все это было.

Наступило долгое молчание. Очевидно, полковник колебался. Дронго и Андрей Ильин смотрели на пленника, ожидая его решения.

— Вы ведь все понимаете, — повторил Курлаев, — если я начну говорить, то подпишу себе приговор. И никто из вас не сможет его отменить или позволить мне подать апелляцию.

— Я все знаю, — кивнул Федосеев, — если даже ты будешь отрицать, все равно ясно, что ты делал в этом доме. И кто убил женщину в номере отеля — тоже ясно. Поэтому можешь говорить или не говорить, это уже все равно. Ты наемный убийца, и мы можем доказать, что именно ты стрелял оба раза, убивая женщину в отеле и нашего бывшего водителя у него дома.

— Какого водителя? — дернулся убийца.

— Не нужно, — поморщился генерал, — все и так ясно. Либо я сейчас звоню в милицию и они забирают тебя, либо ты сейчас же начинаешь нам все рассказывать. В милицию тебе попадать не имеет смысла, все равно прирежут. Ты ведь знаешь наш принцип, Денис: раз тебя вычислили — ты труп. Никто не станет выручать и заступаться за тебя. Твой единственный шанс — не попадаться никому на глаза. Ты попался, а значит, прокололся.

— На чем я попался? — усмехнулся Курлаев. — Я шел к себе домой, когда меня взяли. Я никого не убивал, ни в кого не стрелял. У вас нет доказательств, Савва Афанасьевич, ни одного факта против меня.

— А твой пистолет? — спросил генерал. — Ты купил его на рынке? Вместе с глушителем?

— Вы его мне подбросили, — улыбнулся ликвидатор. — Единственная ошибка, которая у меня была, — это встреча с вами. Но ведь ошибку могут подправить и с другой стороны.

— Угрожаешь? — прохрипел Федосеев. Его лицо налилось кровью. — Угрожаешь мне?

— Вы ведь знаете, как у нас решались такие проблемы. Наша встреча была досадным сбоем, значит, нужно устранить этот сбой. Как вы думаете, если они начнут выбирать между вами и мной, кого они выберут?

Федосеев побагровел, нахмурился, но не стал спорить. Он расстегнул воротник рубашки. На небритом лице проступили пятна. В шесть часов утра он трудно соображал и не мог парировать ловкие выпады ликвидатора.

— Не нервничайте, — посоветовал Дронго, — мы сделаем по-другому. Сообщим подполковнику Кривцу и майору Лысакову, что мы взяли ликвидатора, который рассказал нам об убийстве водителя и подставленной женщины. Потом можем его отпустить. Мы способны в деталях рассказать, как он убивал оба раза. Как гримировался под бизнесмена в номере отеля, чтобы был виден его шрам. Как убивал вместе с Арсеном нашего водителя. Нам поверят. Мы сообщим такие детали, что нам поверят. А его отпустим, пусть доказывает своим, что он не верблюд.

— Не получится, — показал зубы Курлаев, — у тебя ничего не получится. Моя репутация общеизвестна. Вы случайно на меня вышли, изловчившись вычислить каким-то невероятным образом. Но большего вам не добиться. Я буду молчать. До конца.

— Ну и пусть молчит. Мы передадим его в прокуратуру, — решительно сказал Ильин, — а там пусть они решают, почему он совершил два убийства.

— Не выдадите, — уверенно сказал Курлаев. — Если вы меня выдадите, то через час в прокуратуру пойдет пленка с постельными выкрутасами вашего шефа и убийством женщины. Вам не поверят, у вас нет никаких доказательств, а Арсен уже убит. Пленке поверят сразу. Кроме того, ее могут показать по телевизору, и тогда на вашей компании вообще можно ставить крест.

— Я тебя, гниду… — вскочил Ильин.

— Успокойся, — вздохнул Дронго, — давай уберем этого типа и спокойно поговорим. Только учтите его квалификацию. Он вполне может обмануть или прорваться сквозь строй ваших охранников. Посадите в комнате вместе с ним троих людей. И пусть они не сводят с него глаз.

— Не беспокойтесь, — вскочил Ильин, — если понадобится, я сам усядусь с ним рядом. Он от нас не уйдет.

Когда Ильин и его пленник вышли из кабинета, Дронго посмотрел на генерала.

— Он ничего не скажет, — твердо сказал Федосеев, — их натаскивают много лет. Даже если мы применим всякие методы…

— Неужели вы думали и о других методах, — покачал головой Дронго, — это ведь невозможно, Савва Афанасьевич. Или вы держите у себя в службе штатных палачей?

— Ничего я не держу, — разозлился Федосеев, — я только говорю, что хорошо знаю подобных типов. Умрет, но ничего не скажет. Это дохлый номер.

— Когда прилетает Александр Михайлович? — уточнил Дронго.

— Сегодня утром, — генерал посмотрел на часы. — Нормально, не спим уже третьи сутки, — неожиданно пожаловался он, — впрочем, вы свое дело сделали. Нашли убийцу. Хотя нам от этого не легче. Все равно ничего доказать не можем.

— Нужно что-то придумать, — устало сказал Дронго. — До завтрашнего вечера, когда истекает срок подачи заявок, у нас еще есть время. Нужно обязательно что-то придумать.

— Придумывайте, — согласился генерал, — моя задача встретить Александра Михайловича и благополучно доставить его домой. И слава Богу, что я не должен убеждать Курлаева рассказать нам свою версию. Если хотите знать мое мнение — это будет посложнее, чем его вычислить. Он не скажет ничего, даже если вы начнете резать его на куски. Ликвидаторы — люди с устойчивой психикой, их нельзя запугать или купить.

— Посмотрим, — задумался Дронго, — я должен идти до конца. Это теперь вопрос принципа.

— Тогда удачи вам, — пожелал генерал, — и можете послать меня к черту, если вам станет легче.

— Лучше я пошлю к черту кого-нибудь другого, — сказал Дронго, — и поеду вместе с вами встречать вашего патрона.

 

День седьмой

Самолет приземлился точно по расписанию. Согласно правилам, выходившего из лайнера пассажира, заказ на которого был оформлен через зал для официальных делегаций, встречали прямо у трапа представители аэровокзала и один из близких людей, знавших его в лицо. Федосееву удалось добиться особого разрешения на встречу, и вместе с ним встречать президента компании отправился и Андрей Ильин.

Дронго остался сидеть в зале вместе с несколькими охранниками и Викентием Алексеевичем, который явился в аэропорт, сильно хромая. Через несколько минут показался Александр Михайлович. По традиции его сопровождала прилетевшая из Парижа личный секретарь — длинноногая девица с чрезвычайно красивым и глупым лицом. Дронго переглянулся с Ильиным. Страсть к женскому полу должна была рано или поздно погубить бизнесмена.

Александр Михайлович привычно улыбался, здоровался, даже шутил. Но, когда они оформили документы и вышли из комнаты, спускаясь по лестнице, прилетевший озабоченно спросил у Дронго:

— Как дела?

— Пока неплохо, — сказал Дронго, — но нам нужно поговорить.

— Поедете в моей машине, — решил бизнесмен, — вы и Викентий Алексеевич. Остальные сядут в другие машины. Ты, Андрей, поедешь вместо водителя.

— Хорошо, — согласно кивнул Ильин. Любомудров осторожно, стараясь не потревожить все еще болевшую ногу, уселся на переднее сиденье рядом с Ильиным, а Дронго разместился на заднем, рядом с Александром Михайловичем.

— Вы нашли его? — спросил бизнесмен, когда их «шестисотый» «Мерседес» выехал со стоянки в сопровождении нескольких автомобилей. — Вы нашли убийцу?

— Нашли.

— Это же здорово! — схватил его за руки бизнесмен. — Теперь мы успеем подать заявку и принять участие в аукционе. Признаться, я не очень-то верил в ваши способности. Это просто здорово…

— Погодите, — невежливо перебил его Дронго, — все не так просто, как вам кажется. Убийцу мы действительно сумели найти, вернее, вычислить. Но этого мало. Во-первых, он не сознается в своем преступлении…

— Терпеть не могу, когда вы начинаете перечислять все эти факты, раскладывая их по полочкам, — признался бизнесмен, — меня больше интересует одно: да или нет. Вы его нашли?

— И да и нет, — ответил Дронго. — Мы сумели найти человека, который, по нашим предположениям, принимал участие в убийстве Ирины Максименко и вашего бывшего водителя. Но это профессиональный убийца…

— Тем лучше, — перебил его бизнесмен, — не сможет отпереться.

— Это мы не сможем ничего доказать, — возразил Дронго, — он никогда не признается в убийствах. Это профессионал из бывшего Первого главного управления. Такие люди ценятся за молчание. Он нам ничего не хочет говорить.

— Скажет, — сжал кулаки Александр Михайлович, — пусть попробует молчать. Я его живым сожгу. Как два раза по морде дадут — во всем признается.

— Не признается, — с некоторым любопытством посмотрел на своего собеседника Дронго, — это не тот человек.

— Сдадим его в прокуратуру, и черт с ним, — отмахнулся бизнесмен.

— А они покажут пленку по телевизору и обвинят нас в том, что мы еще и задержали невиновного человека. Кроме наших рассуждений, у нас ничего нет.

— Я не понимаю, — окончательно вышел из себя Александр Михайлович, — вы на чьей стороне? На моей или на чужой? Мне кажется, вы делаете все, чтобы выгородить этого типа.

— Я пытаюсь прояснить реальную ситуацию. У нас есть козырь, но его недостаточно для полной победы. Нам нужно договариваться.

— С ними? Договариваться с ними?! — воскликнул словно ужаленный Александр Михайлович. — Теперь, когда у нас в руках убийца, я должен с ними договариваться? Да я их в порошок сотру, в пыль. Завтра мы подтвердим участие в аукционе и через три дня будем самой крупной компанией не только в России, но и в Европе.

Раздался звонок мобильного телефона. Александр Михайлович выхватил телефон, поднес аппарат к уху.

— Добрый день, — оживленно поздоровался он. — Да, только что прилетел из Парижа. Все здорово. Конечно, хорошо, спасибо. Большое спасибо, ты всегда нам помогаешь. — Он назвал имя, и Дронго вдруг понял, что бизнесмен по-дружески разговаривал с первым вице-премьером страны.

— Мы завтра подтвердим свое участие в аукционе, — победно сказал Александр Михайлович, бросив взгляд на Дронго. Тот благоразумно промолчал, понимая, что пока лучше не вмешиваться.

— Спасибо, спасибо. Обязательно передам. Да, до завтра, — он отключился и посмотрел на Дронго. — Вы что-то хотели возразить?

— Вы немного торопитесь, — заметил Дронго, — пока ничего не ясно, партия еще не сыграна.

— Все! — победно заявил Александр Михайлович. — Вы нашли убийцу, и пусть теперь они подавятся своей пленкой. Единственный человек, кого может интересовать эта пленка, — моя собственная жена. Но и она, надеюсь, переживет эту новость. Пусть остаются со своей пленкой, если хотят. Главное, что теперь они не смогут замазать меня убийством. Викентий Алексеевич, у вас готов пакет документов для участия в аукционе?

— Давно готов, — повернул голову к шефу Любомудров, — но мне кажется, что в данном вопросе лучше следовать советам нашего эксперта.

— Хватит перестраховываться, — счастливо смеясь, заявил Александр Михайлович, наклоняясь вперед и обнимая адвоката за плечи. — Ничего страшного уже случиться не может. Мы победители.

— Нужно получить его признание, — упрямо повторил Дронго.

— Ну и получайте себе на здоровье, — отмахнулся бизнесмен. — Я все равно завтра подам заявку, подтверждающую наше участие в аукционе.

— Боюсь, что вы недооцениваете своих соперников, — напомнил Дронго, — тем более что они уже показали свои реальные возможности. Эти люди ни перед чем не остановятся.

— Как и я, — твердо заявил бизнесмен. — Позвоните в прокуратуру, и мы сдадим им убийцу. А потом можете получить свой гонорар.

Дронго вздохнул. Есть люди, которых невозможно переубедить. А удачливых бизнесменов вдвойне. Именно поэтому он не стал больше спорить, а, поудобнее устроившись в углу машины, слушал разговор Александра Михайловича с адвокатом. И вдруг бизнесмен вновь вернулся к основной теме.

— А этот гнида, Леонид, получил по заслугам! — зло воскликнул Александр Михайлович. — Он думал, что сумеет меня запросто обмануть. Я всегда его подозревал, даже хотел от него избавиться, но все время жалел. А нужно было выгнать взашей.

— Жалко парня, — негромко заметил Любомудров.

— Его жалко? — изумился Александр Михайлович. — Он меня постоянно предавал, а я должен его жалеть? Если бы он остался жив, я бы его, подлеца, собственными руками удавил. Такой гаденыш затаился у меня за спиной.

— Он слишком часто общался с разного рода сутенерами и сводниками, — тактично заметил Викентий Алексеевич.

— Я тоже часто общался с проститутками, — зло бросил бизнесмен, — но от этого сам проституткой не стал.

«Это спорный вопрос», — подумал Дронго, но спорить не стал.

Раздался еще один звонок. Александр Михайлович снова взял аппарат.

— Мистер Стюарт, — сказал он на ломаном английском, — можете не беспокоиться. Завтра мы подтвердим нашу заявку. Все в полном порядке, — заверил он английского коллегу.

И, когда отключился, радостно кивнул Любомудрову.

— Завтра поезжайте в прокуратуру и узнайте, почему они хотят со мной говорить. И на какую именно тему. Кстати, убийца был знаком с Ириной? — спросил он у Дронго.

— Был, — кивнул тот, — даже выдавал себя за ее жениха, хотя по возрасту годился ей скорее в отцы, был старше лет на двадцать.

— Может, он еще и спал с ней? — ревниво спросил бизнесмен.

— Не знаю, — пожал плечами Дронго, — это меня не интересовало. Судя по всему, она была неплохой девушкой, хотя и профессионалкой.

— Что вы хотите этим сказать?

— Она была профессиональной проституткой. Подполковник Кривец поручил разыскать «кадр» для вас своему старому агенту Арсену, который и постарался найти девушку.

— Думаете, я не могу отличить проститутку от нормальной молодой женщины? — вспылил бизнесмен.

— Можете, — примирительно сказал Дронго, — она, наверное, была начинающей профессионалкой.

— Не знаю, не уверен, — с апломбом заявил Александр Михайлович, — впрочем, это не самое важное. Она сама виновата в том, что произошло. Ей не нужно было соглашаться на такую подставку. Решила немного заработать и потеряла свою жизнь.

Все сидевшие в машине молчали, не решаясь спорить.

— Завтра подтвердим наше участие, а через три дня выиграем на аукционе, — победно заявил Александр Михайлович, снова отклоняясь от темы.

Машины мчались на дачу бизнесмена. Он решил остановиться за городом, чтобы отдохнуть перед самыми важными в его жизни решениями.

 

День седьмой

Вечером Дронго и Андрей Ильин вернулись в офис компании. Генерал решил остаться на даче вместе с Александром Михайловичем, куда была стянута значительная часть всех сотрудников службы безопасности. В офисе осталось лишь несколько человек, охранявших здание, и трое сотрудников, карауливших в кабинете Курлаева. В этот воскресный день во всем комплексе осталось не больше восьми-десяти человек. Все остальные были задействованы на охране дачи президента компании, где правление и юристы, представляющие интересы компании, готовили документы, подтверждающие их участие в аукционе.

Дронго, вернувшийся в основной комплекс зданий, решил снова встретиться с Курлаевым. Но прежде захотел умыться. Войдя в мужской туалет, он вымыл лицо и шею горячей водой, ощущая привычное состояние свежести. Вернулся в кабинет к Ильину.

— Как там наш заключенный? — спросил он Андрея.

— Все в порядке, — сказал Ильин, — ребята с него глаз не сводят, можете не волноваться. Он сидит в последнем кабинете на этаже. Оттуда не убежишь. В коридоре сидит еще один наш сотрудник.

— Это хорошо, — Дронго посмотрел на часы — четыре часа дня, — пора бы пообедать, — сказал он, и в этот момент зазвонил телефон. Ильин бросил удивленный взгляд на Дронго. Странный звонок в воскресенье днем. Если он нужен Федосееву или самому Александру Михайловичу, они могли бы позвонить по мобильному телефону. Андрей шагнул к столу и поднял трубку.

— Добрый день, — услышал он чей-то незнакомый голос, — у вас в кабинете должен находиться мистер Дронго.

— Кто? — изумился Ильин.

— Ваш эксперт. Один его знакомый хотел бы с ним поговорить.

— Вас просят к телефону, — передал он трубку Дронго, не догадываясь, кто мог позвонить эксперту в его кабинет. Дронго, беря трубку, уже знал, кто его разыскивал. И не ошибся.

— Браво, мистер Дронго, — услышал он самоуверенный голос Хеккета, говорившего по-английски, — вам удалось сделать почти невозможное. Вы все-таки нашли человека, которого искали. Но ваш успех — всего лишь иллюзия победы. Вы не хотели бы со мной встретиться?

— Вы считаете, что это необходимо? — спросил Дронго.

— Полагаю, что нам стоит встретиться хотя бы для того, чтобы предостеречь вашего друга от большой ошибки, которую он собирается совершить.

— Договорились. Надеюсь, вы не собираетесь меня захватывать в заложники, а потом меняться на вашего человека?

— Конечно, нет. Неужели вы считаете, что я настолько самонадеян. Я чрезвычайно ценю вас, но боюсь, что у вашего клиента несколько другое мнение. Чтобы спасти себя и добиться оправдания по предъявленным ему обвинениям, он никогда не пойдет на такой обмен, отдавая столь ценного пленника даже за вашу голову.

— Вы неплохо разбираетесь в людях, — похвалил его Дронго, — во всяком случае, психологию бизнесмена вы просчитали достаточно точно.

— Именно поэтому я и хочу с вами встретиться. Правда, я не так хорошо знаю Москву, как вы Париж, но собираюсь пригласить вас в ресторан «Ампир». Это в самом центре города, недалеко от площади Маяковского.

— Знаю, — подтвердил Дронго, — думаю, что и рестораны в Москве я знаю лучше вас.

— Мне вообще импонируют ваши гастрономические пристрастия, — признался Хеккет, — вы можете приехать через час?

— Обязательно приеду, — Дронго положил трубку и сказал, обращаясь к Ильину: — Будьте очень осторожны. Если у вас остались еще люди, позовите их сюда. Хеккет — старая лиса. Он ничего просто так не делает. Если он сумел узнать, что мы взяли Курлаева, значит, попытается что-либо предпринять. Будьте крайне осторожны.

— Все наши ребята вооружены, — кивнул Ильин, — рядом находится управление милиции. Если понадобится, они будут здесь через две-три минуты. А это время мы продержимся. Но я позвоню Савве Афанасьевичу.

— С дачи никого из охраны не снимай, — посоветовал Дронго, — это еще более важный объект.

— Понимаю. Вы не волнуйтесь. Мы все предусмотрели.

— Всего предусмотреть нельзя, Андрей, — заметил Дронго. — Если бы можно было все просчитывать, люди не совершали бы ошибок. Но так в жизни не бывает.

Он тяжело поднялся и пошел по коридору в комнату, где находился под «домашним арестом» Курлаев. Дронго кивнул сотруднику, стоявшему & коридоре, и вошел в комнату. Здесь находились еще трое сотрудников и сам Курлаев. Все смотрели телевизор. Полковник сидел в углу. Увидев вошедшего Дронго, он усмехнулся, но ничего не сказал.

— Как дела, ребята? — спросил Дронго.

— Все нормально, — ответил старший, бывший капитан милиции, — вы не волнуйтесь. У нас все нормально.

— Можно вас на минуту, — попросил Дронго, бросив беглый взгляд на «Дениса». Когда они вышли, Дронго напомнил, что пленнику нельзя давать воду в стеклянных бутылках. — Только в стаканах. И лучше в бумажных или пластиковых. Ничего острого, колющего, вы меня понимаете?

— Все понимаю. Не волнуйтесь. Один из моих ребят — бывший боксер, призы брал. Другой тоже спортсмен. С нами не так легко справиться.

— Он профессионал, — напомнил Дронго, — может придумать все, что угодно. Любую хитрость. Будьте начеку каждую минуту.

— Мы с него глаз не спускаем, — ответил охранник.

Ровно через час Дронго входил в ресторан, где его уже ждал Хеккет. Он был в белоснежном смокинге. Коричневая бабочка в горошек и подобранные в тон туфли оттеняли его одеяние. Улыбаясь, он показал Дронго на столик.

— Что с вами случилось, мой друг? — спросил Хеккет. — Вы в несвежей рубашке, мятом твидовом пиджаке. При вашем вкусе и отменном чувстве стиля явиться в ресторан в твидовом пиджаке — это моветон. Неужто вы так много отдали сил этому расследованию? Хорошо еще, что вы нашли время побриться.

— Действительно, ужасно, — Дронго уселся напротив своего болтливого собеседника. Оба умели и любили говорить, и их беседа напоминала пиршество титанов — уколы следовали один за другим с обеих сторон.

— Вы поставили передо мной очень сложные задачи, мистер Хеккет, — сказал Дронго, — пришлось даже уходить из дому, и вот итог — такой пиджак в ресторане. Представляю, как вас коробит мой вид.

— Что вы, — улыбнулся Хеккет, — я рад видеть вас в любом виде.

— Даже в костюме покойника?

— Нет, конечно. Вы мне слишком дороги. Я весьма уважаю ваши способности. Это просто феноменально. Раскрыть преступление всего за неделю. Потрясающе! Браво! Брависсимо! Фантастично!

— Закончили? — спросил Дронго. — А теперь скажите, зачем вы меня позвали? Чем больше эпитетов сыплется, тем больших гадостей я жду.

— Правильно делаете, — кивнул Хеккет, — поэтому я и прилетел.

— Не сомневался, что вы мне испортите обед. Кстати, вино отменное. Что вы мне заказали?

— Я думал, вы сами составите меню. Я не такой гурман, как вы, мистер Дронго. Я однолюб и полностью отдаюсь только работе.

— Сейчас я вам помогу, — Дронго взял в руки меню и сделал заказ, напирая на рыбные блюда.

— Откуда в Москве рыба? — спросил Хеккет, когда официант удалился. — Неужели ее вылавливают в Москве-реке?

— Я же не спрашивал вас, откуда рыба в Париже. Уж наверняка не из Сены, — парировал.

Дронго, — там, по-моему, плавают только покойники.

— И вы еще смеете говорить о покойниках? — всплеснул руками Хеккет. — В результате ваших личных усилий в Москве за последнюю неделю убито несколько человек. Четверо, по-моему. Вам не кажется, что они на вашей совести? Попробуйте вот этот салат, он очень вкусный.

— Спасибо. Но убитые скорее на вашей совести, Хеккет, — возразил Дронго. — Горничную и ее сожителя я честно предупредил, чтобы они не появлялись дома. Водителя совратил сводник, услугами которого вы воспользовались. А потом убрали обоих. Моя совесть чиста.

— Неужели вы думаете, что я общаюсь со сводниками? — улыбнулся еще шире Хеккет. — Это не мой уровень. Вы же знаете, я работаю в другом социальном слое. Министры, графы, герцогини…

— Или бизнесмены… — вставил Дронго.

— Или бизнесмены, — согласился Хеккет, — но уж никак не сутенеры.

— Однако вы использовали старый трюк с подставкой женщины и последующей компрометацией.

— Но наполнил его новым содержанием, — добавил Хеккет. — Вы должны признать, что все было сделано отменно. Кадры его любовных забав — просто учебник по современной сексологии. Там есть очень любопытные моменты. Надеюсь, вы смотрели с удовольствием?

— Мне не понравилось. Чувствовалось, что нет режиссера. А вот сцена убийства, напротив, была разыграна просто потрясающе. Она встала, подошла к окну, открыла занавеску, в нее ударило солнце, и в этот момент появился убийца, у которого был нарисован шрам на спине. Вас можно выдвигать на «Оскара» за постановочные эффекты. Правда, концовка опять подвела. Грубо, вульгарно и очень неприятно. Хотя готов согласиться, что очень эффектно.

Официант принес заказанные блюда.

— Как мне приятно с вами говорить. — Мистер Хеккет взял рыбный нож и вилку. — Вы все схватываете на лету. Я думаю, вы понимаете, что завтра нельзя давать подтверждение в аукционный комитет?

— Мы собираемся сначала передать убийцу в прокуратуру, а потом заявку в комитет.

— Нерационально, — осторожно отрезая кусочек, сказал Хеккет, — человек, которого вы принимаете за убийцу, давно ушел в отставку из бывшего КГБ. Подумайте только, кто будет вашим свидетелем? Человек, представлявший такое ужасное учреждение, как КГБ? Неужели вы думаете, что судьи в демократической стране, какой является Россия, поверят такой одиозной личности?

— Мне кажется, он и не собирается ничего говорить, — на всякий случай сообщил Дронго, чувствуя легкое беспокойство.

— Вот видите. Даже такой человек не захотел стать вашим помощником в нечестной игре. Убийцей был сам Александр Михайлович, и мы собираемся это доказать.

— Каким образом? Неужели убьете еще кого-нибудь и снова все свалите на несчастного бизнесмена?

— Он не несчастный, — возразил Хеккет, — его состояние оценивается в несколько миллиардов долларов. Вы еще назовите его бедным.

— Как вы будете доказывать его причастность к преступлению? — спросил Дронго, поднимая свой бокал с вином.

— Ваше здоровье, — чокнулся Хеккет, — очень просто. В среду вечером по самой популярной информационной программе мы демонстрируем пленку. И даем соответствующий комментарий. Он никогда в жизни не оправдается. В лучшем случае его с позором выгонят отовсюду. От него отвернутся друзья, близкие, родные. Это будет конец, даже если убийство не удастся доказать. Морально он будет абсолютно раздавлен и потерян для общества.

— Неужели вы способны на такую жестокость? — Дронго поставил бокал и заставил себя улыбнуться.

— Это не жестокость. Это наказание провинившегося за непослушание. Если он не понял наших слишком откровенных намеков, если вы не приняли наших увещеваний, нам ничего не остается, как только показать пленку в среду, перед аукционом. Уверяю вас, что в четверг Александр Михайлович не посмеет даже появиться в помещении, где будет проходить аукцион. Конечно, если до этого его не арестуют сотрудники прокуратуры.

— Приятная перспектива.

— Вы не оставили нам выбора. Зачем вы начали эти никчемные поиски? В результате ваших усилий подполковник Кривец находится под следствием и появилось четыре трупа. Ну кому от этого стало лучше? Александру Михайловичу? Конечно, нет. Вам лично? Не верю, вы всегда отличались человеколюбием. Нам? Тоже нет. В общем, вы испортили все, что могли испортить. И теперь накануне завтрашней, самой роковой ошибки, мы предлагаем вам в последний раз уступить. Это почетное поражение. Вы отходите, сохраняя войска, знамена и пушки. Можете даже посадить найденного вами киллера за убийства, если, конечно, сможете что-либо доказать или заставить его давать показания. Но большего вы все равно не добьетесь. Поэтому я и пригласил вас сюда.

Официант собрал тарелки со стола, расставил новые и тихо отошел от клиентов. Со стороны казалось, что беседуют двое старых друзей — так часто и почти искренне улыбались они друг другу.

— Я не смогу его уговорить, — честно сказал Дронго, — он все равно подаст заявку.

— И окажется в тюрьме, — кивнул Хеккет, — опозоренный и преданный своими друзьями. Он этого добивается?

— У нас есть убийца, — напомнил Дронго.

— У вас есть подозреваемый, — возразил Хеккет. — Представляете, какой может последовать комментарий по телевидению? Бизнесмен, убивший несчастную девушку, сейчас пытается свалить свою вину на заслуженного офицера КГБ, которого вы незаконно задержали и незаконно держали два дня в офисе компании. Представляете, какой взрыв негодования вам гарантирован? Как мерзко вы будете выглядеть?

— Вы, кажется, предусмотрели все варианты. — В виски Дронго бросилась боль, но он заставлял себя продолжать беседу и улыбаться.

— Это мой стиль, — напомнил Хеккет, — я работаю так, чтобы никто, вы меня понимаете, никто в мире не смог бы мне помешать. Вы будете есть десерт?

— Кажется, было слишком много сладкого, — пошутил Дронго, — боюсь, как бы у меня не появился диабет после сегодняшнего ужина.

— Не беспокойтесь. Мы отправим вас лечиться в лучшую швейцарскую клинику.

— Один из ваших заказчиков несколько дней назад предлагал мне Сейшелы. Или Багамы…

— А вы напрасно отказались. Я еще неделю назад, в Париже, попытался объяснить вам, что все бесполезно. Система продумана таким образом, что никто не сможет ее разрушить. Все продумано до мелочей. Нужно было отказаться от этого дела. Кстати, не поздно и сейчас. В конце концов, вы показали, на что способны, сделали невозможное, нашли подозреваемого. На большее вас не хватит. Или вы серьезно думаете, что за оставшиеся два-три дня вы раскроете всех остальных? Хочу вас огорчить — больше никого не было. Они и не были нужны. Никаких других исполнителей не было. А те, кто остался в живых, вряд ли захотят быть вашими свидетелями на судебном процессе. Единственный обвиняемый, который может быть, — это Александр Михайлович. Он жил с ней в одном номере, он совратил несчастную девушку, которая не могла отказать такому известному и богатому человеку. И он убил ее, чтобы избавиться от надоевшей ему забавы. Ах, как красиво выступит на суде прокурор. Я готов даже остаться в Москве и послушать его проникновенную речь.

— Браво, — поклонился Дронго. — Мне кажется, что своим сегодняшним угощением вы превзошли наш ужин в Париже.

— Значит, остался третий, решающий, — улыбнулся Хеккет, — и он состоится вечером в четверг. Надеюсь, мы с вами обязательно встретимся после проведенного аукциона?

— Не сомневаюсь, — ответил Дронго.

 

День восьмой

Вернувшись поздно вечером в офис компании, он узнал, что в его отсутствие дважды приезжали сотрудники милиции, пытавшиеся допросить участников перестрелки у дома Коптевой, где затем были убиты двое людей. Но им удалось застать на работе лишь Андрея Ильина, который дал показания, рассказав, что в момент перестрелки сидел за рулем своего автомобиля и ничего не видел.

Всю ночь до утра Дронго ворочался в своей импровизированной постели на полу кабинета Ильина, пытаясь осмыслить разговор с Хеккетом. Трижды он выходил в коридор, чтобы убедиться в наличии сотрудника охраны. Один раз даже дошел до комнаты, где находился Курлаев, прислушался. Все было тихо. Дронго приоткрыл дверь. Один из сотрудников спал, двое играли в карты. Это было правильно, нельзя оставлять одного дежурного, которого мог сморить сон. Самому убийце постелили на полу, и он спал, словно ничего особого с ним не происходило.

Утром приехало много людей, в том числе и генерал Федосеев. Дронго ждал Александра Михайловича. Но тот не стал в последнюю минуту советоваться, выехал в аукционный комитет вместе с Любомудровым, чтобы подтвердить заявку на участие компании в аукционе. Дронго оборвал телефоны, пытаясь пробиться к мобильным телефонам бизнесмена и его адвоката, но оба телефона не отвечали. Очевидно, в здании Государственного комитета по имуществу они отключили свои аппараты. Или же находились в таком месте, где сигналы не проходили.

Дронго ворвался в кабинет Федосеева, с порога заявив, что подобная тактика глубоко ошибочна. Генерал был удивлен. Вчера он весь вечер рассказывал о невероятных логических способностях Дронго, о его умении сверхлогически мыслить, о его почти провидческом даре, в результате которого удалось сделать невозможное — выйти на убийцу. А теперь сам Дронго, ворвавшийся к нему в кабинет, требовал, просил, кричал, чтобы они отказались от обвинения в адрес убийцы и не подавали заявок на участие в аукционе. Федосеев не мог и не хотел отменять их участия. Поэтому пытался успокоить Дронго, не отвечая ему по существу. Тот же не мог успокоиться, требуя от генерала немедленно найти президента компании.

В три часа дня явился наконец счастливый Александр Михайлович. Все попытки Дронго попасть к нему на прием ни к чему не привели. В приемной выстроилась огромная очередь. У всех были срочные и неотложные дела. Дронго не мог и не хотел говорить в кабинете президента компании о его чудовищной ошибке. Именно поэтому он вышел из приемной, решив не начинать полемику в присутствии сотрудников компании. В конце концов, думал он, можно всегда отказаться от участия в аукционе. Но Дронго даже не подозревал, какой сюрприз для него готовят одновременно обе стороны.

В пять часов вечера к офису подъехали два автомобиля сотрудников прокуратуры. Они прибыли за находившимся в здании бывшим полковником КГБ Курлаевым, которого Александр Михайлович безапелляционно и торжественно уже назвал убийцей. Дронго, узнавший, что столь драгоценного пленника решено передать в прокуратуру, рванул к президенту компании. На этот раз он не стал спрашивать разрешения, ожидать, когда ему разрешат войти в кабинет. Оттолкнув помощника и секретаря, он вошел к Александру Михайловичу, у которого сидело несколько незнакомых ему людей.

— Вы с ума сошли, — с порога заявил Дронго. — Зачем вы отдаете им Курлаева? Ведь это ваша единственная надежда!

— Уже все сделано, — победно-пьяно махнул рукой Александр Михайлович, не обращая внимания на слова вошедшего. — Мы уже передали нашу заявку, подтверждающую участие в аукционе.

— Вы поторопились, — сказал Дронго, — вы слишком поторопились.

— Ничего страшного. Теперь он им расскажет, как и зачем стрелял в нас и в других людей.

— Он ничего не расскажет. Ему просто организуют побег, а мы останемся с носом. Нельзя было вообще о нем говорить.

— Ничего, — отмахнулся Александр Михайлович, — все будет хорошо.

И словно в подтверждение этих слов за окном раздался громкий взрыв. Дрогнули оконные рамы, посыпалась штукатурка. Александр Михайлович побледнел, бросился к окну. Перед зданием полыхала машина прокуратуры, приехавшая за Курлаевым.

— Они его убили, — заорал потерявший голову бизнесмен, бросаясь в приемную.

Дронго, коротко выругавшись, бросился следом. Он не помнил, как бежал по лестнице, пробегал первый этаж здания до входной двери. А когда выбежал на улицу, то первое, что бросилось в глаза, — это был пылавший автомобиль и лежавший рядом на асфальте Курлаев. Он жалобно стонал, и казалось невероятным, что бомба предназначалась именно для него. Курлаеву сказочно повезло. Он садился в машину в момент взрыва. И поэтому его отбросило на асфальт рядом с машиной. Или он сам, почувствовав в последний момент, как срабатывает взрыватель, оттолкнулся от асфальта уже в момент взрыва.

— Носилки! — орал Дронго. — Давайте носилки, живо носилки!

— Куда — в больницу? — спросил один из сотрудников службы безопасности.

— Внесите его скорее в дом, — махнул рукой Дронго.

Когда Курлаева подняли, Дронго заметил выбежавшего на улицу Александра Михайловича.

— Вы хотели, чтобы все закончилось именно таким образом? — зло спросил Дронго, поворачивая к дому. Тяжелораненого Курлаева внесли на руках в один из кабинетов первого этажа и положили прямо на стол. Ильин стоял рядом.

— Они хотели меня убить, — прошептал Кур-лаев, словно размышляя вслух.

— Да, да. Они хотели тебя убить, — подтвердил Дронго, — и все равно доберутся до тебя, даже если ты ничего не знаешь. Будет не так обидно умирать, если ты расскажешь мне правду. Врача! — крикнул он в коридор. — Найдите скорее врача.

— Ладно, — усмехнулся истекающий кровью Курлаев, — все равно от меня уже ничего не зависит. И от вас тоже ничего не зависит. Все будет так, как захотят они…

— Тогда рассказывай, — потребовал Дронго, не обращая внимания на крики в коридоре. Он наклонился и перегнулся через стол, взяв чистые листы бумаги. Жаль, что не было магнитофона, но бежать за ним — лишь терять драгоценные секунды. Курлаев умирал. Дронго посмотрел на его живот, он был вспорот деталью от взорвавшегося автомобиля. Серьезно поражена печень. С такими ранениями долго не живут, понял Дронго. — Ты не бойся ничего, — сказал он, тяжело вздохнув.

— Я уже давно ничего и никого не боюсь, — прохрипел Курлаев. Было видно, что ранение доставляло ему ужасные страдания. Возможно, была вспорота не только печень, но и задеты легкие. — Вы сами об этом знаете. У меня всегда приказ… И больше никаких проблем. Три месяца назад мне приказали познакомиться с Ириной и… — Он захлебнулся в собственной боли, потом продолжал: — Сопровождать ее повсюду… пока она, пока… не познакомится с нужным человеком. Придумали, что я ее жених, хотя какой я жених… Никогда семьи не было… И по возрасту я ей в отцы годился.

Он закашлялся, и на губах появились кровавые пузыри. Дронго переглянулся с Ильиным. Это была уже агония. Но раненый продолжал говорить. Оставалось наклониться к нему и слушать, внимательно слушать. Курлаев продолжал хрипеть.

— Я несколько раз даже отвозил ее в институт, — продолжал он. — Девочка была профессионалкой, но хотела учиться… Она хотела… Есть такие, все время учиться хотят… — он снова закашлялся. Кровь теперь шла куда обильнее. Курлаев торопился говорить, словно боялся не успеть. — Она ко мне очень хорошо относилась… А я не возражал, хотела учиться… так пусть учится… Потом она с ним познакомилась… Осталась в отеле… Я понял, что она… что они… что они познакомились. Она встретила нужного человека.

Курлаев шумно потянул воздух. Потом вдруг криво усмехнулся, превозмогая боль. Очевидно, существовал некий болевой порог, пройдя который человек уже не мог адекватно реагировать на такую боль.

— Я их перехитрил, — хрипел Курлаев, — думали меня убить… а я жив остался. Мы с ней были вместе… несколько дней… — продолжал он Говорить, делая более длительные паузы. — И водитель все знал… Отвозил ее, привозил… Все знал…

Курлаев снова закашлялся. Было видно, что жить ему осталось недолго, может быть, несколько минут, и он торопился все сказать.

— Через несколько дней мне передали приказ… Я не хотел его выполнять, но вы же знаете… нельзя отказываться… нельзя не — выполнять. Мне приказали не просто убрать. Я уже знал… знал… о спрятанной камере в номере отеля. Мне передали приказ, чтобы я появился в отеле сразу после отъезда бизнесмена… Несчастная девочка, — вдруг всхлипнул Курлаев, — она мне верила… так верила, что не боялась меня… Мне шрам такой же сделали, как у него, как у него… Я разделся… взял пистолет с глушителем… и… — он помедлил и наконец произнес, собравшись с духом или с последними силами: — Я выстрелил… в девочку. Если вы видели пленку, там все снято четко… Потом я пленку взял…

— Водителя тоже ты убил? Леонида? — крикнул Дронго.

— Его тоже… — прохрипел полковник Курлаев. — Его Арсен боялся… Он просил убрать парня… Водитель знал про Арсена. Только он знал… Мы приехали к нему домой… Арсен сам вошел и мне дверь открыл… Я сразу стрелять хотел. Он побежал…. В спальне его догнал. Он у окна стоял…

Курлаев закрыл глаза. Ему было трудно дышать. Внизу раздавались крики служащих компании, пытавшихся бороться с огнем до приезда пожарных.

Дронго еще ниже склонился над Курлаевым. Он еще дышал. Наступило молчание. Ильин потрясенно молчал, глядя на Дронго.

— Что нам теперь делать? — спросил Ильин.

— Пока не знаю, — ответил Дронго. — Если с ним ничего не случится, будет просто здорово.

— Он умирает, — сказал Ильин.

И в этот момент полковник открыл глаза. Очевидно, он уже с трудом соображал, что происходит.

— Мне она нравилась… — прошептал полковник. — Я не хотел…

С этими словами он умер.

— Вот и все, — мрачно подвел итог Ильин, — и у нас теперь нет самого важного свидетеля.

В комнату ворвались Александр Михайлович и генерал Федосеев.

— Как он себя чувствует? — торопливо спросил генерал. — «Скорая помощь» сейчас будет здесь.

— Уже никак, — ответил Дронго, — ему уже все равно.

— Нет! — закричал Александр Михайлович. — Не может быть!

— Может, — безжалостно сказал Дронго, — может быть. Когда вы отправили заявку?

— Сегодня утром, — пробормотал охваченный ужасом бизнесмен.

— Ее можно отозвать?

— Практически нет. Уже поздно, очень поздно, — вздохнул Александр Михайлович, взглянув на часы, — шесть часов вечера. Наша заявка уже прошла.

— Поздравляю, — хмуро бросил Дронго, — я же просил вас ничего без меня не предпринимать. Теперь вы значительно осложнили нам задачу. Если не сказать — загубили дело.

Бизнесмен взглянул на погибшего. Нахмурился. Потом неуверенно сказал:

— Кажется, я его видел где-то.

— Где вы его могли видеть?

— Мы ездили в «Русь», — пояснил Александр Михайлович, — как раз накануне того дня, когда я улетел. Сидели до трех ночи. И я его там заметил. Он сидел в углу, словно прокаженный, и ничего не ел. Наверное, за Ириной следил.

— Вы его точно запомнили? — спросил Дронго, — посмотрите внимательно.

— Разве такого забудешь? — горько спросил президент компании. — У нас даже пленка осталась, как мы гуляем в ресторане. Пленка есть, а людей уже нет в живых.

У погибшего убийцы было почти безбородое лицо, и от этого оно казалось выделанной из тонкой кожи маской, натянутой на его голый череп. Казалось, даже смерть не могла изменить резкие черты его лица.

— В каком ресторане? — уточнил Дронго, не расслышавший название ресторана.

— Они ездили вместе со своими друзьями в ресторан «Русь», — пояснил Федосеев, — за город ездили. Там день рождения отмечали, некоторые знакомые собирались. Была даже пленка об их встрече, но мы ее на всякий случай изъяли, чтобы никто не узнал о том, что они действительно встречались.

— Когда это было?

— Как раз за день до убийства. На следующее утро Александр Михайлович должен был улетать.

— Вот именно, — горько сказал Александр Михайлович, — называется, погулял «на всю катушку».

— Пойдемте отсюда, — предложил генерал, — здесь уже мы бессильны. Сейчас работники прокуратуры придут. Не нужно, чтобы они нас видели у трупа Курлаева. Вы успели записать хотя бы часть его слов на магнитофон? — спросил он у Ильина. Тот покачал головой. Федосеев посмотрел на Дронго, но и он не мог ничем обрадовать генерала.

Они вышли из комнаты, когда туда уже вбегали врачи «Скорой» и помощник прокурора.

— Не торопитесь, — посоветовал им Ильин. Уже в лифте Дронго заметил, как тяжело дышит Александр Михайлович. Он явно не был готов к такому повороту событий. В кабинете все расселись вокруг стола президента. После всех в комнату вошел Любомудров. Он заметно хромал и опирался на палочку, которая, как оказалось, выглядела весьма стильно и шла ко всему его облику.

— Что нам делать? — спросил упавшим голосом Александр Михайлович. Внезапный взрыв и смерть подозреваемого, вычисленного с таким трудом, сильно потрясли его. Теперь он вообще не верил в торжество справедливости.

— Есть еще два дня, — начал Дронго. — Я хотел вам сегодня подробно доложить о ситуации, но попасть в ваш кабинет было абсолютно невозможно. Вчера я встречался с Уордом Хеккетом. Он пообещал мне, что пленку покажут в среду вечером по каналу, который они контролируют, в том случае, если вы подадите заявку на участие в аукционе.

— Что мы и сделали, — заявил Александр Михайлович. — Может, теперь пустить по нашему каналу какой-то забойный детектив? Пусть в среду все смотрят его, а не ту пленку. Впрочем, — сказал он тут же, понимая, как иллюзорен и бесперспективен такой план, — не стоит даже пытаться. Все равно люди кинутся глазеть «клубничку», да еще с убийством. Как все глупо получилось…

— Может, стоит объявить об отказе участвовать в аукционе? — спросил дрогнувшим голосом Александр Михайлович.

— Это ваше право, — ответил Дронго, — но раз вы уже подали заявку, давайте подумаем, что можно предпринять.

— Мы так и не узнали, кто давал ему все указания, — хмуро напомнил генерал, — он все время молчал.

— Как вы думаете, кто отдавал Курлаеву приказы? — поинтересовался Викентий Алексеевич.

— Не знаю и не хочу гадать. Хотя, судя по всему, с Арсеном они были знакомы. Мне кажется, что по первоначальному плану, который был кем-то разработан, они не хотели убивать женщину. Было достаточно скомпрометировать бизнесмена, засняв на пленку его любовные похождения. Но потом наложился другой план, более изощренный, и они решили, что он более действенный. Тогда и было принято решение об убийстве Ирины. Можете меня не спрашивать, я все равно не знаю точно, кто за этим стоит. И никто не мог знать. Кроме убитых, разумеется. Судя по всему, Арсен был платным агентом не только милиции, но и службы безопасности. Вполне вероятно, что корни преступления тянутся не только к МВД, но и во все структуры бывшего КГБ. Как вы считаете, Савва Афанасьевич?

— Может быть, — кивнул генерал. — Меня такие подробности не интересовали. Я никогда с агентами не работал. У меня всегда были задачи поконкретнее.

— Он убивал людей, — возмущенно сказал адвокат, — а вы спокойно обсуждаете действия профессионального палача.

— Наш гость не спит уже несколько дней, — сказал генерал Федосеев, сочувственно глядя на Дронго. — Я думаю, что и нам всем сейчас нужен отдых. А мне еще предстоит давать объяснения в прокуратуре и в МВД по поводу взорванного джипа. Давайте сначала закончим с этим, а потом вечером вновь вернемся к нашим планам.

— У нас может быть только один план, — заметил Дронго, — решать, что можно предпринять.

Из приемной раздался голос секретаря. Девушка сообщила, что неизвестный уже второй раз спрашивает какого-то мистера Дронго, уверяя, Что он должен находиться в здании.

— Кто там вас спрашивает? — подозрительно глядя на эксперта, спросил Александр Михайлович.

— Я уже догадываюсь, кто это может быть. — Дронго взял трубку. Он не ошибся и услышал голос Уорда Хеккета.

— Вы, кажется, говорили о своем главном козыре? — спросил Хеккет. — Если я не ошибаюсь, его уже у вас нет. Вы по-прежнему хотите продолжить игру или наконец признаете свое поражение?

— Это была машина прокуратуры, — напомнил Дронго, — вы ответите за этот взрыв, мистер Хеккет.

— Какой взрыв? — почти искренне удивился Хеккет. — Я говорил о карточной игре. При чем тут взрыв?

Возражать было бессмысленно. У его собеседника была гораздо более сильная позиция, чем у него. Дронго хотел что-то сказать, но снова все испортил Александр Михайлович. Услышав ненавистную фамилию, он выхватил трубку из рук Дронго и на ломаном английском выпалил все известные ему ругательства. Хеккета трудно было сбить подобным словесным потоком, он даже не повесил трубку, со злорадным удовольствием слушая бизнесмена. И лишь когда тот кончил, спросил:

— Вы больше ничего не хотите мне сказать?

— Иди ты… — Александр Михайлович бросил трубку.

— Мы только демонстрируем ему свою слабость, — заметил Дронго.

— Значит, мне нужно снять нашу заявку? — разозлился Александр Михайлович. — Значит, они нас обыграли? Значит, все? Все?!

Он впал в такое неистовство, что с ним трудно было говорить серьезно. Дронго встал.

— Нет, не все, — проговорил он, потирая подбородок, — мне нужно время, чтобы подумать. А вы успокойтесь. Не стоит так нервничать. Савва Афанасьевич, я могу посмотреть ту пленку, которая есть у вас?

— Конечно, можете. Но это было за день до убийства.

— Ничего. Она может пригодиться. У меня появились некоторые соображения.

— Андрей вам покажет пленку в нашем демонстрационном зале.

Дронго вышел из кабинета не попрощавшись. За ним последовал Ильин.

— Зачем мы наняли этого самодовольного олуха? Он же ничего не может. Нужно было заплатить миллион долларов Хеккету, который все время опережал нашего эксперта на полшага. Они вчера встречались? — нервно спросил Александр Михайлович.

— Ильин говорит — да, — подтвердил генерал. — Хеккет звонил сюда и пригласил Дронго на ужин.

— Они, наверное, там спелись, — прошипел бизнесмен.

— Нет, — возразил Викентий Алексеевич, — это невозможно. Они профессионалы, для них репутация дороже любых денег. Дронго никогда бы не стал с ним договариваться. Это абсолютно исключено.

— За большие деньги… — сказал Александр Михайлович, взглянув на генерала. Но и тот отрицательно мотнул головой. Верить в предательство Дронго невозможно. Он слишком известный эксперт, с мировым именем.

— Что будем делать? — спросил Александр Михайлович у своего адвоката.

— Если ничего не придумаем до завтра, нужно снимать заявку, — вздохнул Любомудров. — Хеккет гарантировал, что в противном случае они покажут пленку в среду вечером, как раз перед аукционом. Если мы не откажемся…

— Как мы можем отказаться? — зло спросил Александр Михайлович. — Это в нашей компании я президент и могу делать все, что хочу. Но вы же знаете, как важно нам выиграть в аукционе. Это уже не мое личное дело. Меня ведь в порошок сотрут, если я откажусь.

— А если не откажетесь? Хеккет пойдет до конца, — напомнил Любомудров.

— Черт возьми! — ударил кулаком по столу бизнесмен. — Выход должен быть. Хоть какой-нибудь выход!

Его соратники смотрели на него. Но в глазах генерала и в глазах адвоката он читал свое поражение. И от этого ему становилось еще больнее и обиднее.

 

День девятый

В это утро Дронго вернулся к себе домой. Теперь уже можно было не опасаться наблюдения или преследования со стороны Хеккета. Все было ясно без лишних слов. Дронго разделся, разбрасывая вещи по квартире, прошел в ванную и долго стоял под горячей водой, словно смывая с себя собственное поражение.

На кухне он включил электрический чайник. Подошел к окну. Кухня и гостиная выходили окнами на улицу, спальня и кабинет были обращены во двор. На улице, в палатке напротив дома, продавали апельсины и бананы. Прохожие равнодушно проходили мимо. Уже прошли те времена, когда бананы были символом буржуазного рая и страшным дефицитом.

Дронго вернулся к столу, чтобы просмотреть скопившиеся в почтовом ящике газеты. Какая-то смутная мысль не давала ему покоя, но он не мог точно сформулировать, что именно его беспокоило. Он вновь подошел к окну. У палатки по-прежнему никого не было. Он вернулся к столу, выпил свой чай и прошел в спальню.

Часы показывали одиннадцать, когда он разделся, чтобы лечь в свою постель. Подошел к окну в спальне, раздвинул занавеску и вдруг поймал себя на мысли, что помнит похожую сцену. Ирина Максименко открывала занавеску — вспомнил он отпечатавшуюся в мозгу картину. Она открывала занавеску… Мысль, еще не оформившись, начала шевелиться.

Он вернулся на кухню. Снова посмотрел на фруктовую палатку. Потом на солнце, стоявшее высоко в зените. Скоро полдень. Какую мысль он хотел продумать до конца? Как ему сказал тогда в Париже Александр Михайлович? Он сказал, что я обычно беру западную сторону, люблю долго спать по утрам. Он был ярко выраженной совой, как и сам Дронго. Совой. Совой. По утрам люблю поспать. Он чувствовал, что находит какое-то решение, словно пробиваясь сквозь толщу наслоений собственной памяти.

По утрам он долго спит, снова вспомнил Дронго. Все совы предпочитают спальни, обращенные на запад, чтобы утреннее солнце их не будило. Правильно. Чтобы утреннее солнце их не будило, снова подумал Дронго. Он вдруг вскочил и стал лихорадочно одеваться. Потом нашел телефон и позвонил Ильину.

— Андрей, мне срочно нужна твоя помощь. Ты можешь быстро приехать ко мне домой?

— Что-нибудь случилось? — с тревогой в голосе спросил Ильин.

— Брось все и приезжай. Ты мне очень нужен.

Он одевался, думая о схеме, которая начала постепенно оформляться в законченный план. Через двадцать минут приехал Ильин, и Дронго, спустившись вниз, уже сидя в его автомобиле, начал излагать ему свой план. Андрей шальными глазами смотрел на Дронго.

— Это невозможно, — твердил он, — это невозможно. Черт побери!

Всю дорогу к отелю Дронго не только обкатывал свой план в голове, но и излагал его Андрею. Мысль его была удивительно простой и ясной, настолько ясной, что он даже испугался вначале поверить в возможность ее реализации. Это был абсолютный прокол со стороны Хеккета! И тот самый шанс, который всегда должен появиться у профессионала.

Доехав до отеля, Ильин припарковал машину на стоянке, и они спешно направились к зданию отеля, обходя его вокруг.

— Неужели вы правы? — прошептал Ильин, задрав голову. — Неужели?

— Смотри сам, — показал на здание Дронго. Андрей шел за ним следом, не веря самому себе. Они во второй раз описали дугу вокруг отеля. План Дронго казался еще более гениальным, чем уловка мистера Хеккета.

— Если бы сам не увидел, я бы вам не поверил, — сказал восхищенный Ильин.

— Посмотри, — показал на окна третьего этажа Дронго, — ты видишь, я был прав. Западная сторона. Александр Михайлович сказал мне еще в Париже, что всегда берет западную сторону.

— Да-а, — восхищенно протянул Ильин, — в это невозможно поверить, но вы действительно правы. Может, я расскажу Александру Михайловичу прямо сейчас?

— Не по телефону, — возразил Дронго, — поедем к нему. Лучше увидеться и все обговорить. Нам еще понадобится его помощь. По дороге заедем ко мне домой, я хотя бы переоденусь. Неудобно идти в офис такой солидной фирмы без галстука.

— Согласен, — засмеялся Ильин.

Всю обратную дорогу они с увлечением обсуждали план Дронго, поражаясь его изощренной простоте. Когда они подъехали к дому, Ильин сказал, показывая на газетный киоск, — я куплю газеты и подожду вас в машине.

— Договорились. Я вернусь через несколько минут, — Дронго легко выскочил из автомобиля. Впервые за столько дней ему все стало предельно ясно. И в этот момент он услышал крик Ильина:

— Стой!

Реакция у него всегда была мгновенной. Не раздумывая, Дронго бросился на асфальт, когда над головой прозвучало два выстрела. Ильин стремительно выскочил из машины и бежал к нему на помощь.

— Нет! — закричал Дронго, и в этот момент Андрей споткнулся, словно налетев на невидимое препятствие. И отлетел на асфальт, раненный в плечо.

Громкие выстрелы напугали редких прохожих. Люди с криками стали разбегаться. Дронго приподнял голову. Темная «девятка» и два силуэта. Он знал, кому она принадлежала. Они долго ждали его у дома, рассчитывая застать одного. Раздался еще один выстрел. Дронго достал свой пистолет и пополз к Андрею. Ползти было трудно, сказывалось отсутствие тренировок и потерянная физическая форма. Мешал живот. Но он все-таки дополз до раненого. Теперь между ним и убийцами лежал стонущий Ильин. Раздался еще один выстрел. Можно было лечь на асфальт, прикрываясь телом раненого, как щитом, но тогда пули достанутся Андрею. Поняв это, Дронго сцепил зубы и начал медленно подниматься.

Раздался еще один выстрел, но он даже не пригнулся. Сидевшие в машине поняли, что он решил сыграть в русскую рулетку. Дронго узнал обоих. За рулем был Лысаков, рядом — кто-то из его напарников. Дронго переступил через раненого. Теперь он стоял в полный рост, подставляя себя под пули. Он решил, что не уйдет в сторону, подставляя беззащитное тело товарища под пули.

Лысаков рванулся с места, полный решимости раздавить ненавистного противника. У Дронго появилось то выражение лица, какое бывало у него в минуты наибольших потрясений — почти бесстрастная маска маньяка. Человека, лишенного чувств. Он поднял пистолет. Машина неслась прямо на него. И Дронго разрядил всю обойму в автомобиль. Не доехав до него нескольких метров, «девятка» резко свернула в сторону и, врезавшись в газетный киоск, загорелась.

Дронго опустил пистолет. Тяжело вздохнул, словно сбрасывая с себя вместе с маской невероятный груз.

— Потерпи, Андрей, все уже позади, — сказал он.

— Вы их застрелили?

— Нет, отправил в путешествие на тот свет. Добро должно быть с кулаками, так, кажется, гласит известная поговорка. Вот я и показал свои кулаки этим мерзавцам. Не двигайся. Ты можешь потерять много крови. Потерпи немного, Андрей, сейчас приедут врачи…

Он достал мобильный телефон и сел на асфальт рядом с раненым, не обращая внимания на ошеломленные взгляды прохожих. В нескольких метрах от него горела «девятка» с двумя напавшими на них людьми — запах жженой резины, человеческого мяса и пластмассы противно бил в ноздри.

 

День девятый

Они сидели вчетвером за длинным столом. Федосеев, мрачный и грозный. Потрясенный Любомудров, который, несмотря на свою многолетнюю адвокатскую практику, впервые в жизни попал в столь драматичную ситуацию. Эмоционально реагирующий на все Александр Михайлович и уже безучастный ко всему Дронго. Раненого Андрея отправили в больницу, врачи утверждали, что он будет жить.

— Нужно снимать нашу заявку, — в который раз предлагал Любомудров, — с прокуратурой я постараюсь договориться. Без пленки у них нет никаких доказательств, что убийство совершил Александр Михайлович.

— А если пленку покажут после аукциона? — спросил Дронго. — Неужели вы можете верить своим противникам, зная их методы борьбы? Они покажут пленку даже после того, как мы снимем свою заявку. И сделают это с еще большим удовольствием, чтобы окончательно добить таких конкурентов, как вы.

— Вы могли бы всего этого не говорить, — укоризненно сказал адвокат, выразительно показав глазами на несчастного президента компании. У того был вид смертельно больного человека.

— Нужно предполагать самое худшее, — Дронго вздохнул, — но у меня, кажется, появился план. Я думаю, не стоит снимать заявку.

— Что? — не поверил услышанному Александр Михайлович. — Вы спятили?!

— Не нужно снимать заявки, — не обратил внимания на его грубость Дронго. — Теперь я скажу, что мне нужно. Если пленку покажут по информационной программе одного канала, то через полчаса по информационной программе другого канала должны показать другую пленку.

— Какую — другую? — почти закричал Александр Михайлович. — Какую еще другую? Откуда возьмется другая? Вы хотите, чтобы меня посадили?

— Вы пригласили меня, чтобы я решал ваши проблемы, — холодно заметил Дронго, — поэтому разрешите мне решать их самому, без ваших криков. Завтра вечером репортаж из отеля с вашим участием покажут по их каналу. Через полчаса другой репортаж должен быть показан по другому каналу. Если все пройдет так, как я думаю, вы не только будете победителем, но и выиграете аукцион практически без борьбы.

Все молчали, не понимая, чего хочет этот странный человек.

— И самое главное, — добавил Дронго, — вы навсегда избавите себя от угрозы шантажа этой пленкой, которая завтра же вечером уже не будет стоить ломаного гроша.

— Это невозможно, — почти простонал Александр Михайлович, — если пленку покажут по телевизору, я конченый человек, развратник, убийца, растлитель. Меня разорвут на куски, посадят.

— Когда вы приглашаете врача, вы доверяете ему свою жизнь, — сказал Дронго, — доверьте мне свою судьбу. Если все пройдет нормально, завтра вечером вы станете победителем.

— Хорошо. Хорошо, — Александр Михайлович обхватил голову руками. — Объясните только, как вы все это сделаете? И что вам для этого нужно?

— Пленка с записью из ресторана «Русь», — начал перечислять Дронго, — ваш билет Москва — Париж, справка из аэропорта, когда именно вылетел ваш самолет в тот день, в день убийства. Хорошая профессиональная камера, превосходный оператор и ведущий другого канала, которому вы должны заплатить очень большую сумму, чтобы заинтересовать его. Хотя я думаю, что он будет и так заинтересован редким сенсационным материалом.

— Ильин тоже заинтересовался вашим материалом и оказался в больнице, — напомнил Александр Михайлович.

— А нападавшие — в морге, — парировал Дронго, — мне нужно, чтобы вы мне доверяли. Иначе я просто не смогу работать.

— Объясните наконец, что именно вы придумали? — раздраженно вопросил генерал.

И Дронго приступил к объяснению. У всех сидящих в кабинете постепенно вытягивались лица. Они не могли поверить в столь очевидные истины. Но он объяснял все настолько убедительно и настолько просто, что в конце концов все облегченно вздохнули.

— Господи, — произнес Викентий Алексеевич, — какой же вы умница.

И это была высшая похвала, которую Дронго услышал в этот день. Александр Михайлович, все еще хмурый, кивнул головой и вдруг почувствовал, как улыбка растягивает его рот до ушей. Он посмотрел на Федосеева.

— Здорово придумано, — кивнул генерал, — если все так получится…

— Должно получиться, — заметил Дронго, — единственный прокол может случиться с демонстрацией нашего репортажа по другому каналу. Если его перенесут или отменят, тогда будет сложно. Поэтому нам должны гарантировать, что демонстрацию второй пленки никто не отменит. Если понадобится, стоит заплатить деньги всей смене работающих — от ведущего до монтажера, только бы второй репортаж пошел в эфир точно за первым.

 

День десятый

Уже дважды по каналу телевидения объявляли, что ровно в двадцать один час будет показан криминальный сюжет — убийство молодой женщины, — в преступлении обвиняется известный бизнесмен, отрицающий свою вину. Все передачи были прерваны. Миллионы телезрителей с нетерпением ожидали девяти часов, чтобы увидеть сцену убийства.

Сначала в кадре появился популярный ведущий, специализирующийся на политических скандалах, который начал рассказ о деятельности бизнесмена, обвиняемого в страшном преступлении. Он так увлекся, что обвинил Александра Михайловича едва ли не во всех бедах, обрушившихся на страну, — от распада Советского Союза до локальных конфликтов в республиках СНГ. Выступавший нравился сам себе, он повышал голос, делал многозначительное лицо, хмурился, говорил загадочные фразы и обвинял… обвинял… обвинял…

— Когда он наконец заткнется, — не выдержал Александр Михайлович, — лучше бы сразу показал пленку.

Они сидели в гостиной роскошной дачи президента компании. Все самые близкие, кроме хозяина, — Федосеев, Любомудров, Дронго.

— Он думает, что это его звездный час, — заметил Дронго, — если бы он знал, чем кончится нынешний вечер, он был так не усердствовал.

— Мы сами не знаем, чем кончится этот вечер, — раздраженно заметил бизнесмен.

Любомудров приложил палец к губам. В таком положении с Александром Михайловичем лучше не разговаривать и тем более не спорить, это адвокат уже давно понял.

Ведущий, продолжал сыпать обвинениями. Он упомянул и об аукционе, который должен состояться завтра утром. Но упомянул вскользь, лишь для того, чтобы подчеркнуть влияние компании Александра Михайловича на политическую и экономическую жизнь страны. Апофеозом его выступления стала пленка, демонстрация которой началась в пятнадцать минут десятого. Дронго, сидевший на диване, нахмурился, когда появились первые кадры. Александр Михайлович беспокойно заерзал в своем кресле. Даже Любомудров, сидевший на стуле, тяжело вздохнул. До этого Александр Михайлович слушал обвинения в свой адрес, сжав до белизны пальцы и чуть прикрыв глаза. Казалось, каждая фраза ранила его в сердце. Когда пошли любовные сцены, он застонал. Любомудров, видя состояние своего патрона, поднялся и, прихрамывая, отправился за стаканом воды и таблеткой валидола.

— Выпейте, Александр Михайлович, — сказал он, — это только первый раунд. Борьба еще не закончена.

Тот оттолкнул руку адвоката. Он задыхался, — словно ему не хватало воздуха. Расстегнул первые три пуговицы на рубашке, развязал и отшвырнул в сторону галстук.

— Черт возьми! — прохрипел он, не глядя на Дронго. — Мне действительно стоило с ними договориться! Нельзя было разрешать демонстрацию этой пленки! Нельзя! Я ошибся, что поверил вам. Теперь я разорен. Мало того, я для всех преступник.

Глядя на свои кульбиты в постели, он качался из стороны в сторону.

— Как я мог вам поверить, — почти стонал он, по-прежнему не глядя на Дронго.

— Потерпите, — холодно сказал тот, — все только начинается. Тем ощутимее будет наш контрудар.

— Ее же видят все наши служащие, все мои друзья, все знакомые, — застонал, вскакивая с места Александр Михайлович, — или вас они тоже купили? Как вы могли разрешить такое? Вы нарочно заманили меня в Москву, — добавил он срывающимся от ярости голосом, — теперь меня не выпустят из России. Меня арестуют прямо в аэропорту. И моя жена. Ей, наверняка покажут эту пленку. Господи, как я мог вам довериться…

— Успокойтесь, — крикнул Дронго, вставая с дивана и толкая бизнесмена в кресло, — я же вам сказал, что беру всю ответственность на себя. Успокойтесь и смотрите телевизор. Это только начало. Вы увидите продолжение фильма.

— Какое продолжение, — упал в свое кресло Александр Михайлович, — все кончено. Я труп. Никто не подаст мне руки. Я разорен. Они закроют компанию. Меня посадят в тюрьму. Я не смогу доказать, что пленка подделана.

— Может, вам лучше не смотреть? — предложил Федосеев.

— Нет, — упрямо сказал Александр Михайлович, — я должен досидеть до конца.

Он был сильным человеком. И упрямым. Именно эти качества приносили ему успех в том нелегком деле, которое теперь и в России называлось бизнесом. В отличие от всего мира, раньше в него вкладывали неоднозначный смысл — от мошенничества до организации убийств, от сокрытия налогов до лжесвидетельства, от коррупции до предательства. Заниматься бизнесом в России в девяностых годах — означало иметь надежную государственную «крышу», хорошие связи с преступным миром, устойчивую психику и стремление к успеху любой ценой. Заниматься крупным бизнесом означало быть готовым на любое преступление, на любую сделку во имя большой прибыли.

Наконец на пленке закончились эротические сцены и вновь явившийся в кадре ведущий с нехорошей улыбкой пояснил, что подобные нравы характерны для политической элиты страны, которая представлена компанией Александра Михайловича.

— Однако, — добавил он, — теперь вы увидите самое страшное. И самое важное в нашем репортаже. Мы показываем его вам не ради того, чтобы сорвать маски с лица моральных разложенцев. И не для того, чтобы уличить женатого человека в аморальных связях. Мы показываем вам этот репортаж во имя торжества справедливости, во имя торжества закона, — патетически закончил ведущий.

— Много говорит, — посмотрел на часы Любомудров, — можем не успеть.

— Успеем, — вздохнул Дронго, — у нас еще восемь минут.

Он боялся признаться себе, что и его нервы были на пределе. Он переживал не меньше Александра Михайловича. Если задуманный им план сорвется, он не только подведет доверившегося ему человека, но и подпишет свой смертный приговор. Ему не простят вызова, который он бросил другой стороне. И они рассчитаются с ним жестоко и быстро.

На экране пошли последние кадры пленки. Появилось плечо убийцы с характерным шрамом на спине.

— Все, — застонал Александр Михайлович, — я погиб. Теперь уже все кончено.

Девушка подошла к окну, открыла занавес. Солнце осветило ее тело и кровать, на которой она лежала. Неизвестный убийца поднял руку. Раздалось два выстрела. Девушка упала на пол. Убийца поднял руку, и третий выстрел заставил уже умирающую жертву дернуться еще раз.

— Господи, — почти плакал Александр Михайлович.

Показ был закончен. До назначенного времени оставалось четыре с половиной минуты. На экране снова появился ведущий.

— Мы обвиняем, — торжественно изрек он, называя имя бизнесмена. Он разошелся окончательно. Он обвинял Александра Михайловича не просто в убийстве. Он поднял его преступление До уровня символа зла в масштабе страны, символа бесчестья, коррупции, моральной нечистоплотности, символа распада, раздавив который страна наконец смогла бы вырваться из беды.

До назначенного времени оставалось чуть меньше трех минут. Александр Михайлович взял таблетку валидола, предложенную ему в очередной раз адвокатом, и механически проглотил ее, запивая водой. После чего снова уставился на экран телевизора. И тут резко зазвонил телефон. Александр Михайлович повернул голову. У него не было сил даже подняться. Федосеев встал и взял мобильный телефон. Понимая состояние своего патрона, он решил сам отвечать на звонки.

— Слушаю вас, — сказал генерал.

— Где Александр Михайлович? — раздался, разъяренный голос. Федосеев хорошо знал, кому именно принадлежит этот высокий с хрипотцой голос. Говорил первый заместитель премьер-министра.

— Его нет, — быстро нашелся генерал.

— Передайте ему… — задыхаясь от бешенства, начал вице-премьер, но Савва Афанасьевич невежливо перебил его:

— Ничего не нужно говорить, — посоветовал он, — переключитесь через несколько минут на второй канал, и вы все увидите.

— Какое, к черту, переключение, — заорал вице-премьер, — где этот чертов ублюдок? Передай ему, что я его больше видеть не хочу. И чтобы не звонил мне сукин сын. Я его сам в тюрьму посажу, лично!

Он отключился. Федосеев незаметно кивнул адвокату, взглянув на бизнесмена. Тот сидел, закрыв глаза, уже не реагируя ни на какие внешние раздражители. Ведущий продолжал что-то говорить. Любомудров взглянул на часы. Оставалось полторы минуты.

— Кто звонил? — тяжело спросил Александр Михайлович.

— Ошиблись номером, — ответил Любомудров вместо Федосеева, стараясь не смотреть на Дронго. На мгновение ему показалось, что эксперимент, поставленный тем, был слишком жестоким. Дронго, понимая состояние обоих, сосредоточенно молчал.

Раздался новый звонок мобильного телефона. Федосеев, не выпустивший аппарат из рук, тут же передал его адвокату, словно опасаясь, что телефон может перехватить Александр Михайлович.

— Слушаю, — сказал тот.

— С вами говорят из Лондона, — услышал он прозвучавшие на русском слова с характерным английским акцентом, — мистер Стюарт хотел бы поговорить с Александром Михайловичем.

— Вы ошиблись номером, — ответил Викентий Алексеевич, на этот раз вовсе отключая телефон.

— Снова ошиблись? — понял его уловку Александр Михайлович.

— Снова, — подтвердил Любомудров. Полминуты. Оставалось еще не более чем полминуты. Ведущий продолжал изгаляться.

— Все! Переключите на другой канал, — раздался напряженный голос Дронго.

— Не нужно, — возразил Александр Михайлович, — все равно уже ничего нельзя изменить.

Любомудров, взявший пульт дистанционного управления, на мгновение заколебался.

— Переключайте! — почти крикнул Дронго, и Викентий Алексеевич нажал кнопку переключателя.

Здесь уже закончилась реклама, и на экране появился другой, не менее популярный ведущий. Глядя в глаза миллионов зрителей, он начал свой комментарий:

— Сегодняшний день войдет в современную историю. Он станет поворотным пунктом развития демократии в нашей стране, торжества законности и справедливости, — но вдруг, почувствовав неловкость от произносимых им штампованных фраз, он оторвал глаза от заранее подготовленного текста. — Только что по дружественному каналу телевидения был показан сюжет, обвиняющий известного российского бизнесмена в аморальном поведении и даже в убийстве. Сюжетов такого рода никогда не бывало на нашем экране. И нам хотелось бы знать — как подобный ролик попал на телевидение к нашим коллегам, кто мог заранее знать об убийстве, смонтировав подобный кровавый натуралистический фильм?

Александр Михайлович, сидевший в своем кресле, оглянулся по сторонам. У него были остекленевшие глаза, глаза человека, который не мог адекватно воспринимать происходящее. А ведущий тем временем продолжал:

— Дело даже не в моральных критериях, которые были полностью отброшены. И даже не в той безответственности, которая позволила нанести травму семье бизнесмена и его компании, известной далеко за пределами России. Дело даже не в миллиардных инвестициях, которые западные кредиторы давали на развитие одной из самых мощных российских компаний. Дело в самой истине.

Сегодня мы можем утверждать, что безнравственный сюжет, показанный по соседнему каналу, был не только смонтирован крепкими профессионалами, но и выполнен на высоком профессиональном уровне. Показанная по телевидению девушка действительно погибла. И убийство действительно было совершено. Но не Александром Михайловичем, а теми сценаристами и режиссерами, которые стояли за этим преступлением, которые наняли статистов, поставили камеру и решили подло сыграть на нашей наивности и доверчивости.

На экране мелькнули вечерние кадры торжества у друзей Александра Михайловича. Все сидели за столом, весело смеялись, шутили. Александр Михайлович чинно сидел рядом с убитой, которая улыбалась.

— Эта съемка проведена вечером, — пояснил ведущий, — за день до убийства. Убитая и Александр Михайлович действительно были знакомы, но это было обычное знакомство, — слукавил ведущий, — взгляните, вот они сидят, разговаривают, улыбаются. Пленка снималась за день до убийства, и здесь хорошо видно, что, кроме них двоих, за столом сидят еще около двадцати человек, которые могут подтвердить, что это был обычный дружеский ужин.

Александр Михайлович убрал руки с лица и начал смотреть на изображение.

— На следующий день, — продолжал ведущий, — Александр Михайлович улетел в Париж. Вот его билет с указанием числа и времени рейса, — ведущий показал билет, — Александр Михайлович прошел две границы, нашу и французскую. И на обеих границах были проставлены отметки его прохождения через пограничные пункты. Самолет вылетел ровно в половине второго дня. Вот справка о вылете самолета из Шереметьева-два, которую мы получили только что в ответ на наш запрос. Самолет вылетел вовремя и через три часа сел в Париже. Таким образом, с половины второго дня до половины пятого Александр Михайлович находился в самолете, который совершал свой рейс по маршруту Москва-Париж.

Любомудров забыл поставить телефон на столик и почему-то вцепился в него обеими руками, прижимая к груди. От волнения Александр Михайлович чуть привстал со своего места, ожидая, чем кончится показ второй ленты.

— А теперь посмотрите на момент убийства, — продолжал ведущий.

На экране снова появилась девушка. Она подошла к окну, открыла занавеску, солнце осветило ее лицо, кровать, на которой она спала… Кадр был остановлен.

— Посмотрите, — сказал ведущий, — несчастная девушка открыла занавеску, и солнце ударило ей в лицо. Но создатели грязной стряпни не учли одного важного момента. Номер, в котором была убита девушка и в котором до того жил Александр Михайлович, находится на западной стороне. И солнце бывает там лишь после полудня. Но если внимательно посмотреть на девушку, видно, что солнце находится уже гораздо ниже своего верхнего предела, оно почти бьет девушке в лицо. Мы лично побывали в этом номере.

Камера показала номер, где было совершено убийство. Ведущий отдернул занавеску — солнце ударило ему прямо в лицо.

Александр Михайлович вскочил, словно готов был прыгнуть на экран телевизора. Рядом с ним застыл, не дыша, Любомудров.

— Исходя из всего этого, — с торжеством в голосе заключил ведущий, — мы можем абсолютно точно утверждать, что пленка, изображающая сцену убийства, была подмонтирована уже после отъезда Александра Михайловича.

Дронго почувствовал, как у него ноют зубы. Все это время он сжимал челюсти мертвой хваткой, боясь проронить хотя бы слово.

— Разработчики грязного сценария учли все, — продолжал ведущий, — они нашли несчастную девушку, которую угрозами или подкупом заставили сниматься в этом отвратительном «кино».

На роль убийцы был подобран актер, которому даже нарисовали шрам на спине, чтобы имитировать участие в кровавом финале Александра Михайловича, у которого действительно есть такой шрам. — Камера показал спину убийцы. — А Александр Михайлович никак не мог быть в этом номере, так как находился уже в самолете. Из чего мы можем сделать единственный вывод: пленка является грандиозной фальшивкой, задуманной и осуществленной конкурентами бизнесмена. Подобные грязные игры…

Теперь издевался уже второй ведущий. Он обвинял конкурентов Александра Михайловича во всех смертных грехах — от Адама и Евы до предательства интересов России, говорил об аукционе, под который и подкладывалась вся эта «липа», о грязных методах конкурентов, которые шли на все — на шантаж, на подлог и даже на убийство. Звериное лицо конкурента было продемонстрировано крупным планом, со всем публицистическим блеском.

Александр Михайлович обессиленно откинулся на спинку кресла. Тяжело вздохнул. Посмотрел на Дронго и бросился к нему, раскрыв объятия.

— Спасибо, спасибо, — бормотал он, прижимая его к груди, — вы спасли меня. Вы спасли нашу семью… Мое дело… Спасибо за все. — В глазах у него стояли слезы. Очевидно, он испытывал в этот момент подобие психического шока. Шока радости и искренней благодарности. Любомудров, только сейчас обнаружив отключенный мобильный телефон, который он сжимал в своей руке, включил аппарат. Он растерянно улыбался, будто и не знал о второй съемке, о которой ему подробно рассказывал Дронго. Но даже такой опытный адвокат, как Викентий Алексеевич, не ожидал столь ошеломительного эффекта. Он понимал, почему Дронго так настаивал на показе второй ленты только после выхода в эфир первой, отчаянно рискуя возможным срывом графика. Вторую ленту могли задержать или вообще не выпустить в эфир, и тогда весь их план срывался. Но в такой последовательности впечатление, становилось мощным психологическим шоком. После такого удара противник лежал в смертельном нокауте.

Адвокатский опыт Любомудрова безошибочно подсказывал ему, что теперь все обвинения с Александра Михаиловича будут не только сняты, но бизнесмен вызвал шквал сочувствия и волну понимания даже со стороны тех, кто еще полчаса назад готов был отдать его на растерзание толпы. И словно в подтверждение его мыслей зазвонил телефон.

— Вас слушают, — ответил Любомудров, чувствуя, что вот он — первый сигнал успеха.

— Попросите Александра Михайловича, — говорил первый вице-премьер. На этот раз в его голосе звучали даже извиняющиеся нотки.

— Сию минуту, — Любомудров, улыбаясь, протягивал аппарат своему патрону.

— Слушаю вас, — сказал все еще дрожащим от волнения голосом Александр Михайлович.

— Здравствуй, — раздался голос, прозвучавший для Александра Михайловича музыкой, — хочу тебя поздравить. Каков удар подлецам! Вся страна видела сегодня, как подло пытались с тобой разделаться. Мне особенно приятно сказать это тебе, потому что я был одним из немногих, кто всегда верил в твои силы, верил до конца…

Он продолжал говорить, а Александр Михайлович, отойдя в сторону, высоко поднял вверх телефон, показывая его адвокату. Они были победителями. Викентий Алексеевич, улыбнувшись, кивнул ему в ответ.

— Теперь мы можем не сомневаться, — продолжал вещать первый вице-премьер, — вы наверняка выиграете аукцион. У вас появились сегодня миллионы союзников и друзей по всей России. Подумать даже страшно, йак же подло тебя пытались подставить.

— Да, — согласился Александр Михайлович, — действительно страшно.

Вице-премьер говорил еще несколько минут. Викентий Алексеевич подошел к Дронго.

— Вы оказались правы, — тихо сказал он, — это был наиболее эффективный вариант. Но и самый рискованный, — добавил адвокат. — Честно говоря, я бы не хотел еще раз пережить этот вечер. Сильнейший эмоциональный шок.

— Нужно было выбить у них эту пленку как оружие, которым они могли нам угрожать, раз и навсегда, — пояснил Дронго. — Если бы мы прокрутили нашу пленку до их показа, то потом «вражескую пленку» можно было оспорить лишь по части убийства. А я хотел раз и навсегда избавить Александра Михайловича от любых попыток шантажа, связанного с его пребыванием в этом злополучном номере. Теперь мало кто поверит, что любовные игры в отеле снимались с настоящим Александром Михайловичем. Все смотревшие убеждены, что и в постели статист, игравший свою роль. А это не менее важно, чем снять с Александра Михайловича обвинение в криминале.

— Вы великий человек, — с искренним восхищением воскликнул Любомудров, — рассчитать все до таких мелочей. Это потрясает!

Александр Михайлович закончил разговор, отложил телефон на столик и вновь шагнул к Дронго.

— Вы даже не представляете, что вы для меня сделали, — сказал он, глядя ему в глаза, — можете попросить любой гонорар. Я готов даже на проценты от нашей прибыли.

— На Востоке говорят, что мужчина может торговаться, — заметил с улыбкой Дронго, — это даже принято у многих народов, но, когда спор закончен и названа окончательная цена, настоящий мужчина не может ее менять, что бы ни случилось. Таких «торгашей» обычно презирают.

— Мне необыкновенно повезло, что я встретил в жизни такого человека, как вы, — пробормотал Александр Михайлович.

Снова раздался телефонный звонок. Любомудров взял телефон.

— Из Лондона, — произнес он с торжеством, — мистер Стюарт хочет с нами поговорить…

И все четверо дружно расхохотались. На экране телевизора ведущий все еще рассуждал о моральных качествах как необходимом условии для успешного бизнеса.

 

День одиннадцатый

Немолодой мужчина сидел в зале для пассажиров первого класса в аэропорту Шереметьево-два. Переводчик монотонным голосом переводил ему заголовки сенсационных газетных статей, вышедших утром в Москве. Все издания сообщали о вчерашних телерепортажах, демонстрируемых по двум каналам телевидения. И почти все утверждали, что бизнесмен, обвиненный в убийстве, теперь не только абсолютно оправдан в глазах общественного мнения, но и наверняка должен выиграть аукцион, который начался сегодня утром. Западные инвесторы уже выразили понимание и поддержку компании бизнесмена, против которого применяли недозволенные методы шантажа. Все газеты наперебой писали о «другой стороне», способной к столь наглому подлогу. Почти ни у кого не возникало сомнений, что заказное и эффектно разыгранное убийство имело целью надолго, если не навсегда, скомпрометировать бизнесмена и его компанию.

Хеккет раздраженно перебил переводчика:

— Хватит, я уже понял, что вся российская пресса твердит одно и то же. Словно сговорились…

— Вчера вся Россия смотрела оба репортажа, — пояснил переводчик, — никто не ждал двух сенсаций сразу.

«Да, — с горечью подумал Хеккет, — я такого не мог предположить. Как можно было так глупо ошибиться с этим солнцем! Такая вроде бы незначительная деталь, а испортила столь изощренно задуманную операцию. Кто мог вспомнить, что на западной стороне солнце бывает только после полудня!»

— Мистер Хеккет, — услышал он голос переводчика, — вам принесли бандероль.

— Какую еще бандероль? — оторвался он от своих мыслей. — При чем тут это?

Незнакомый молодой человек протягивал Хеккету толстый конверт, на котором четко был указан номер рейса Хеккета в Париж. Он взял посылку, тронул пальцем конверт.

— Может, там бомба? — испугался переводчик.

— Верните посыльного, пусть сам вскроет конверт, — попросил Хеккет переводчика, — и в другом помещении.

Переводчик вскочил, но Хеккет рукой усадил его на место. Конверт не был запечатан. Он увидел кассету и небольшое письмо. Хеккет достал письмо.

«Дорогой мистер Хеккет, я остался вам должен за двух девушек в „Ритце“. Должен сказать, ваш подарок был как нельзя кстати. Высылаю вам ответный дар. Эта пленка подготовлена при моем участии. Именно она разъяснила миллионам телезрителей, когда солнце появляется в окнах западной стороны. Надеюсь, вам подарок придется по вкусу. У каждого свой фирменный стиль. Мой стиль — всегда оставлять за собой последнее слово. Надеюсь, мы встретимся в третий раз. Не забывайте, что мы договорились вместе поужинать. Неизменно ваш, Дронго».

Хеккет растерянно взглянул на кассету. Потом снова — на письмо, которое держал в руках, и горько усмехнулся. Первый раз в жизни он проиграл. Проиграл более сильному сопернику. И на память об этом уникальном проигрыше ему оставили кассету — подарок более сильного профессионала.

— Пора идти на посадку, — сообщил служащий авиакомпании.

— Пора, — согласился Хеккет, — выбросьте эту кассету в мусорное ведро. Мне она больше никогда не понадобится.