На часах было около восьми часов вечера. Только недавно закончился ужин, и все пациенты разошлись по своим палатам. Радомира уже перевели наверх и подключили к аппаратуре. Врачи опасались, что изменения в структуре мозга уже затронули его память и он не сможет восстановиться после последнего приступа. Степанцев задержался, чтобы лично просмотреть результаты сканирования мозга вместе с Людмилой Гавриловной. В эту ночь должны были дежурить две санитарки из Николаевска, но Клавдия Антоновна предложила одной из них уехать, чтобы остаться вместо нее, пояснив, что не сможет дежурить через два дня. Разумеется, молодая женщина согласилась.

Димина сидела в комнате санитарок, когда туда вошел Дронго. Она медленно поднялась ему навстречу.

– Сидите, – кивнул Дронго. – Сегодня у нас день истины. Я могу узнать, почему вы решили остаться вторую ночь подряд?

– Так получилось, – не очень охотно сказала она.

– Неправда, – возразил Дронго, – так не получилось. Вы нарочно остались, поменявшись с другой санитаркой.

– У меня домашние дела на послезавтра, когда будет моя смена.

– И опять неправда. Нет у вас никаких дел. Просто нужно отчитаться перед человеком, который вам вместе с Зиной платит деньги.

– Откуда вы знаете? – свистящим шепотом произнесла она. – Кто вам сказал?

– Догадался. Сначала вы забыли рассказать мне о том, как Боровкова извинилась перед Угрюмовым. О скандале рассказали, а об этом ни слова.

– Я не знала, что он извинился.

– Опять ложь. Вы все прекрасно знали. Ярушкина вам лично все рассказала. А она стояла в коридоре и сама слышала, как Генриетта Андреевна извинялась перед Угрюмовым.

– Может, так все и было. Я не помню, – мрачно ответила Клавдия Антоновна.

– Все вы отлично помните. И нарочно не сказали мне об этом, чтобы я мог подумать на Угрюмова. И насчет Зиночки вы тоже солгали. Ведь вы специально пошли проверить, от чего умерла Боровкова, так как получали деньги вместе с Зиной от родственника Казимиры Желтович.

– Это неправда.

– Это правда. Я даже думаю, что он сначала предложил деньги вам, а уже потом Зине, чтобы вы вдвоем ему все гарантировали. Всю поступающую информацию. А теперь помолчите и не перебивайте меня. Вы действительно пошли смотреть тело Боровковой уже после того, как было принято решение о его передаче в городской морг. Я еще тогда удивился: зачем? Для чего? Какая вам разница? Потом понял. Вам нужна была информация, которой вы торговали, выдавая ее Арвиду. Но про убийство Боровковой вы не сказали – побоялись, что спугнете молодого человека. И поэтому не сказали об этом ни Мокрушкину, ни Зине, хотя обязаны были сказать это.

Она молчала, глядя куда-то в сторону.

– Дальше – больше, – продолжал Дронго. – Сегодня мы убедили Зинаиду помочь нам в розысках Арвида и преуспели в этом. Она вызвала его к своему дому, и мы с ним переговорили. Но меня не покидало ощущение, что он знает гораздо больше, чем ему могла рассказать ваша молодая протеже. И тогда мы решились на такой забавный эксперимент: объявили всем, что Казимира Станиславовна пригласила на восемь часов вечера нотариуса, с которым хочет побеседовать. Вы знаете, что самое смешное? Зинаида в это время сидела дома, и Арвид сам позвонил ей, обвиняя ее в том, что она вовремя его не предупредила. Но она не могла предупредить, ведь она же была дома и ничего не знала.

– Ну и что?

– Его могли предупредить только вы. Позвонить ему и сообщить об этом нотариусе. Он уже второй час стоит у наших ворот и ждет в своей машине под проливным дождем, когда здесь появится нотариус. Это ваша работа, Клавдия Антоновна.

– Что плохого я сделала? – рассудительно спросила пожилая санитарка. – Только пугать их не захотела, сказав, что Боровкову убили. Да и не мое это дело было – такое говорить. А насчет Арвида… Он приезжал к несчастной Казимире Станиславовне, фрукты привозил, соки. Очень беспокоился за нее. Деньги давал. И мне давал, и Зине давал. Ну и что? Мы бы все равно за ней смотрели. И ему рассказывали, как она себя чувствует, с кем говорит, с кем встречается. Что здесь плохого? Она же не президент какой-нибудь, чтобы о ней рассказывать было нельзя.

– Ну, в этом вас как раз никто не обвиняет, – устало сказал Дронго. – Значит, вам он тоже деньги платил?

– Платил, не буду отрекаться. И я все нормально делала. За его родственницей как за родной ходила и смотрела как нужно. Он за дело платил, а не за мой язык.

– Ясно. Вы ему сегодня вечером позвонили?

– Конечно, позвонила. Сказала насчет нотариуса. Тот, который раньше приезжал, был наш, местный. Аркаша Изверов. Мы все его знаем. Денежку он любит и на руку нечист. Поэтому я сразу сказала Генриетте Андреевне, что напрасно она его позвала. Только меня не послушали. Но он больше сюда не приезжал.

– О нем вы тоже Арвиду рассказывали?

– Да, рассказывала, врать не буду.

– Ясно, – Дронго повернулся и вышел из комнаты. Взглянул на часы. Уже девятый час. Неужели Арвид все еще дежурит под дождем?

Он вышел на улицу. Дождь хлестал так, словно бил из пожарного рукава, буквально сбивая с ног. Дронго снял бахилы, халат, надел плащ и поспешил к соседнему дому, где дежурил сторож. Это был второй сторож, который недоуменно взглянул на гостя.

– Это про вас мне Федор Николаевич говорил? – наконец вспомнил он.

– Да, – кивнул Дронго. – Откройте ворота, мне нужно выйти и посмотреть.

– Без машины выйдете, – не поверил сторож, – в такую погоду?

– Да, – ответил Дронго, – мне машина не нужна.

Он подошел к воротам и подождал, пока они медленно откроются. Вышел на улицу, огляделся. Метрах в двадцати стояла машина. Он подошел ближе. Увидел, как из автомобиля вылезает Арвид, внимательно глядя на расплывающуюся под дождем фигуру. Он не узнал Дронго в плаще и шляпе и шагнул ближе.

– Вы нотариус? – крикнул он, стараясь перекричать шум дождя. – Где ваша машина? Если хотите, я отвезу вас в город.

– Вы все еще не можете успокоиться, Арвид, – крикнул ему в ответ Дронго. – Неужели вы так ничего и не поняли? Мы хотели выяснить все до конца и поэтому придумали эту сказку с нотариусом. Никакого нотариуса у нас нет и сегодня не будет. Можете возвращаться в город.

– Идите вы к черту, – закричал изо всех сил разозлившийся Арвид, – ничего у вас все равно не получится! Даже если там еще кого-нибудь убьют. Она обещала мне все эти ценности, и я их получу. Вы слышите, я все равно их получу, даже если мне придется дежурить у ворот вашего хосписа еще тысячу лет.

– Вы можете заболеть из-за своей жадности, – усмехнулся Дронго. – Вы же не бедный человек. Зачем вам все это нужно?

– Я их получу, – упрямо повторил Арвид, усаживаясь в машину.

Мотор взревел, и внедорожник проехал мимо, обдав Дронго водой из огромной лужи. Машина, набирая скорость, понеслась в сторону города. Дронго покачал головой и вернулся обратно. Ворота медленно закрылись.

«Люди действительно готовы сходить с ума из-за любой возможности стать немного богаче, – с огорчением подумал сыщик. – Даже если там действительно большие ценности, неужели все это стоит таких мучений? Он действительно готов дежурить сутками у хосписа только для того, чтобы получить код этой банковской ячейки и забрать ценности, которые, по большому счету, ему даже не принадлежат».

Дронго пошел обратно в дом. Теперь нужно снять промокшую одежду. Не только плащ, но и пиджак промок до основания. Он снял обувь, надел бахилы прямо на носки. Повесил плащ и пиджак, надел халат на рубашку. Прошел дальше. Увидел, что навстречу ему идет Клавдия Антоновна. Завидев его в таком виде – без обуви, – она покачала головой.

– Пол у нас в коридоре холодный. Нельзя без обуви, – убежденно сказала она. – У нас тапочки есть для пациентов. Какой у вас размер?

Он заколебался. Надевать тапочки пациента было дурным знаком. Ему не хотелось показывать своего страха перед санитаркой.

– Чистые тапочки, – сказала она, улыбнувшись. – Не бойтесь. Ничего с вами не случится.

– Тогда давайте, – согласился он, – у меня сорок шестой размер.

– Ну и ноги, упаси господи, – пробормотала она. – Правда, сорок шестой?

– Конечно, правда.

– У нас самый большой сорок пятый. Пойдет?

– Лучше, чем ничего. Давайте, я как-нибудь надену, – согласился он.

Она отправилась за тапочками. В столовой повара уже убирали посуду. Они должны были уйти с минуты на минуту. Ужин давно закончился. Дронго надел тапочки, посмотрел на часы. Скоро здесь станет совсем тихо.

Через некоторое время в коридоре действительно воцарилась тишина. Санитарки прошли в свою комнату, дежурный врач поднялся к себе, машина главного врача уехала в половине девятого. Все было как обычно. Только из палаты Шаблинской и Ярушкиной доносились веселые голоса: по телевизору показывали какую-то комедию.

В этот момент в коридоре появился человек, который уже совершил преступление несколько дней назад. Этот человек был абсолютно убежден, что сейчас все пройдет гладко. Он оглянулся по сторонам – тихо. В коридоре – никого. Убийца двинулся дальше, направляясь к последней палате. Перед тем как войти в нее, он снова настороженно огляделся. И мягко, крадучись вошел в палату.

– Казимира Станиславовна, вы не беспокойтесь, это я… – Голос убийцы немного вибрировал. Сегодня он собирался совершить второе преступление.

Убийца подошел ближе. Женщина лежала на кровати, как обычно накрывшись одеялом чуть ли не с головой. Она немного пошевелилась, очевидно, узнав человека, который вошел в ее палату.

– Не бойтесь, – сказал убийца, – все уже давно отдыхают. Я пришел к вам по нашему делу. Думаю, что смогу найти нужного человека, чтобы проверить в Финляндии, что именно находится в вашей ячейке. Но для этого мне нужен код.

Убийца подошел ближе. Женщина снова слегка пошевелилась.

– Код, – повторил убийца, – вы меня слышите, Казимира Станиславовна, мне нужен код.

Ответом ему было молчание. Он сжал зубы. Все равно он сегодня добудет этот код, даже если ему придется выбить ей все зубы.

– Код, – наклонился он к ней, – скажи мне код.

И в этот момент за его спиной кто-то включил свет. Он вздрогнул, отпрянул в сторону, растерянно глядя на человека, сидевшего за столом. Тот был в смешных мягких тапочках и в белом халате. Это был Дронго.

– Добрый вечер, – сказал он. – У Генриетты Андреевны вы не спрашивали кода. Вы просто задушили ее как ненужного свидетеля. А сегодня пришли любым способом узнать код.

– Откуда вы знали, что я сюда приду? – озлобленно спросил убийца.

Дронго поднялся со стула.

– Несколько мелких ошибок, которые вы совершили, так или иначе сработали против вас, Константин Игнатьевич.

Это был Мишенин. Он стоял в своем спортивном костюме, выпрямившись и глядя ненавидящими глазами на эксперта.

– Какие ошибки? – прохрипел он.

– Обычно вы принимаете снотворное и спокойно спите до утра. Это обстоятельство отмечали все, с кем мы говорили. Но в тот вечер вы его, очевидно, не приняли. И знаете, как я догадался об этом? Вы слышали телевизор у Шаблинской и Ярушкиной, вы видели не спавшего Угрюмова, который ходил по коридору. Каким образом вы могли его видеть, если бы приняли в тот вечер снотворное? Радомир не мог выдать вас, так как был в плохом состоянии. А когда входила санитарка, вы поворачивались лицом к стене и делали вид, что спите. Это во-первых. Затем вы не сказали мне, что Боровкова извинилась перед Угрюмовым за свой нервный срыв. Я разговаривал со многими, и все вспоминали эту безобразную сцену в столовой. Но все говорили и об извинениях Боровковой. Все, кроме вас и Клавдии Антоновны. Я уже выяснил, почему именно она скрыла от меня этот факт. У нее были причины не говорить мне всей правды. Но и вы не сказали мне этого. И тогда я задал себе вопрос: почему вы не хотите говорить мне всю правду? Или вам выгоднее, чтобы подозрение частично падало на Угрюмова?

– У вас все? – презрительно спросил Мишенин.

– Нет, не все. Мы поняли, что убийцей должен быть человек, которому Боровкова безусловно доверяла, а вы были одним из очень немногих, кто был с ней в прекрасных отношениях. Очевидно, она и Казимира Станиславовна решили доверить вам тайну банковской ячейки в Финляндии, учитывая ваш предыдущий опыт. И рассказали вам об этом, фактически подписав себе смертный приговор. Сначала вы убрали Боровкову. Вы вошли в палату, и, возможно, она даже проснулась. Но женщина видела перед собой милого, интеллигентного, воспитанного человека, который подходил к ней, чтобы узнать, как она себя чувствует. Затем вы взяли подушку, а остальное было не так уж и сложно.

Мишенин слушал молча, даже не пошевелившись.

– Но вам нужно было узнать код ячейки. И поэтому вы так любезно и настойчиво продолжали обхаживать Казимиру Станиславовну, уже подозревая, что у вас есть конкурент в лице ее родственника. Сегодня мы решили разыграть свою партию, объявив всем, что вечером приедет нотариус, которому Казимира Желтович все расскажет. И тогда вы поняли, что ждать больше нельзя. Поэтому сегодня вы решили любым способом получить код, чтобы навсегда покинуть этот гостеприимный дом.

– Вранье, – прохрипел Мишенин, – все ложь и вранье. У вас нет никаких доказательств.

– Есть, – возразил Дронго. – У нас есть прямые и конкретные доказательства вашего преступного умысла. Несколько дней назад в посольстве Финляндии за вас кто-то получил шенгенскую визу. Очевидно, для того, чтобы вы могли спокойно выехать туда. Затем дальше. Я вышел на сайт вашей бывшей компании и легко обнаружил, что вы были уволены за дискредитирующие вас факты. Вы растратили больше четырех миллионов долларов и на тот момент, когда обнаружилась ваша болезнь, были уже уволены. Деньги на первую операцию вы нашли. На вторую их уже не было. Именно поэтому вы сделали все, чтобы попасть сюда и попытаться хоть как-то продлить свое существование. Хотя я признаю, что ваша болезнь просто ужасна. Но и попав сюда, вы не успокоились. Когда Генриетта Андреевна рассказала вам об этой почти забытой банковской ячейке, вы решили, что это ваш шанс. И убрали ее, чтобы самому узнать код у Казимиры Желтович. Все было рассчитано правильно, кроме одного. Моего появления здесь.

– Ну, тогда пусть эти деньги не достанутся никому! – зло крикнул Мишенин, бросаясь на лежавшую перед ним женщину. Дронго остался стоять на месте. В последний момент одеяло откинулось, и вместо Казимиры Желтович в кровати оказался Эдгар Вейдеманис. Он перехватил руку убийцы, легко отводя ее в сторону. От неожиданности и изумления Мишенин застонал. Он уже понял, что окончательно проиграл эту партию.