Допустимый ущерб

Абдуллаев Чингиз Акифович

Недалеко от центральной площади Алеппо отряд сирийских военнослужащих наткнулся на тяжело раненного мужчину, который повторял, как в бреду: «Джихад… Москва… чемпионат… хадж…» Солдаты не обратили внимания на слова умирающего, а вот израильский разведчик, который был внедрен в отряд, обратил. Через несколько дней сотрудники Службы военной разведки Израиля передали российским коллегам информацию о готовящемся в Москве грандиозном теракте. Где и когда прогремит взрыв – неизвестно. Известно только, что террористическая атака будет каким-то образом связана с чемпионатом мира по футболу 2018 года…

 

© Абдуллаев Ч.А., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

* * *

 

 

Пролог

Рядом с Алеппо вот уже несколько месяцев шли затяжные бои без особого успеха для воюющих сторон. Противники уже осознали, что победить невозможно, любое наступление приведет к еще большим жертвам, а отход будет выглядеть поражением.

Поэтому правительственные войска делали вид, что усердно выбивают боевиков из кварталов, занятых ими. Оппозиционеры тоже делали вид, что ожесточенно сопротивляются.

Командиры получали снаряды, новое оружие и деньги на вербовку добровольцев. Именно поэтому все они были лично заинтересованы в затягивании этого противостояния.

Иногда к каждой из сторон подходило небольшое подкрепление. Но общий баланс сил не особенно менялся. Только время от времени, примерно раз в месяц, те или другие устраивали интенсивную артиллерийскую канонаду, обстреливали противника и расходовали свои запасы снарядов.

Бои шли в основном за шоссе, ведущее к Алеппо, и северную часть города. В районе Лирамуна располагались оппозиционеры. Их отряды возглавляли боевики, прибывшие сюда из Катара и Саудовской Аравии.

Захру контролировали правительственные войска. Им помогали боевики «Хезболлы», окопавшиеся в соседнем районе Халеб аль-Джедад.

Постороннему человеку, непосвященному европейцу или американцу все это могло показаться сплошной абракадаброй, но на Востоке, а особенно на Арабском, все понимали, кто и за кого воюет. А самое главное – почему.

Секта алавитов, традиционно правящая в Сирии, насчитывает всего шестнадцать процентов от общего населения государства. «Хезболла» является шиитской организацией, которую поддерживал и финансировал Иран.

Противниками президента Сирии Башира Асада в основном являются сунниты, которые получают помощь из Катара и Саудовской Аравии.

Одним словом, противостояние, начавшееся в мусульманском мире полторы тысячи лет назад, сразу после смерти Пророка, продолжается до двадцать первого века. Оно делит мусульманский мир на непримиримых шиитов и суннитов.

Схватки в районе Захры в последние несколько дней усилились. К правительственным войскам подошел еще один отряд боевиков «Хезболлы».

Когда начался очередной артиллерийский обстрел, сразу несколько человек перебежали от одного здания к другому. Они хотели под его прикрытием прорваться к центральной площади Алеппо и неожиданно наткнулись на тяжелораненого мужчину, который пытался им что-то сказать.

– Это наш или чужой? – равнодушно спросил командир группы, глядя на умирающего человека.

– Не знаю. – Один из его людей наклонился и громко спросил: – Ты кто? Как тебя зовут? За кого ты сражаешься?

– Откуда вы пришли? – вместо ответа сумел выдавить из себя раненый.

Судя по черной крови, которая текла из раны в боку, было понятно, что он умрет буквально через несколько минут. Люди, находившиеся на войне не первый день, понимали, как опасна такая рана. Несчастному уже нельзя было помочь.

– Мы из района Халеба, – пояснил командир, тоже наклоняясь к умирающему. – Ты что-то хочешь сказать?

– Кто ты? – снова простонал раненый.

Было понятно, что он едва держится, из последних сил пытается не потерять сознание.

– Командир отряда Джераб Айхан. Кто ты такой? Что ты хочешь?

– Вы на стороне правительственных войск?

– Можно сказать и так, – подтвердил командир.

– Сообщите в посольство России. Пусть передадут. Джихад… Москва… чемпионат… во время хаджа.

– Что он говорит? – не понял Джераб.

К ним протиснулся врач отряда, тоже наклонился к умирающему и спросил:

– Что вы хотите сказать?

– Передайте… чемпионат… хадж… Москва.

– Бормочет что-то непонятное.

– Ты сумеешь его спасти? – спросил на всякий случай Джераб.

Врач покачал головой и убежденно произнес:

– Ему уже нельзя помочь.

– Пусть назовет свое имя, – потребовал Джераб.

Врач снова наклонился к раненому. Но тот уже ничего не мог произнести, дернулся и стих.

– Все, – сказал врач. – Он умер.

– Ты понял, что он говорил? – уточнил Джераб.

– Ничего не понял. Может, он бредил?

– Наверное, – отмахнулся Джераб. – Идем дальше. Нам нужно пробиться к площади.

Командир не мог предположить, что в группе, которую он сам формировал и готовил, всех знал уже несколько лет, был и осведомитель. Два года назад его внедрила в отряд военная разведка израильского Генштаба АМАН.

Это был тот самый врач, который разговаривал сейчас с Джерабом. «Хезболла» была слишком опасным и бескомпромиссным противником Израиля, чтобы не следить за передвижениями его боевых отрядов. Если сам Джераб не обратил внимания на слова умирающего человека, то его врач послал свое донесение уже на следующий день.

Оно почти сразу попало в пятьсот четвертое подразделение АМАНа, ответственное за сбор информации агентами и осведомителями военной разведки. Затем это сообщение было передано в отдел анализа разведывательных данных. Потом информацию перепроверил контрольный департамент.

На все это ушло около двух недель. Была задействована агентура АМАНа. Только сообщение с соответствующими комментариями было передано руководителю АМАНа генерал-майору Авиву Кохави. В донесении указывалось, что данная информация представляется особо важной. Ее рекомендуется довести до сведения общей внешней разведки МОССАД и переслать в российское посольство.

На следующий день соответствующее письмо ушло в Главное разведывательное управление Генштаба России. Еще через несколько дней похожую информацию российская военная разведка получила по своим каналам из Ирана.

Очевидно, что среди боевиков Джераба был и человек, работавший на иранские спецслужбы. Может, этим занимался и сам командир отряда?..

 

Глава 1

Когда мне позвонили в субботу вечером, я уже поняла, что произошло нечто чрезвычайно серьезное. Мой руководитель обычно не любит дергать своих людей по пустякам, справедливо полагая, что мы и так много работаем. Но если вызывают так срочно в субботу вечером, значит, для этого есть более чем веские основания. Поэтому я поехала к нам в отдел, уже готовая к необычному и не самому приятному разговору.

Наш руководитель – полковник Микаил Алиевич Кафаров, кажется, работает в органах с самого дня рождения. Я все время пытаюсь понять, сколько ему лет. Официально – где-то под семьдесят.

По нашим правилам его давно должны отправить на пенсию, но об этом никто и не думает. Все понимают, насколько ценным сотрудником он является. Но генерала ему не дают.

Для этого требуются совсем другие качества. Нужно быть чьим-то родственником или знакомым, занимать престижную должность, уметь нравиться руководителям и вообще соответствовать общепринятым стандартам. Кафаров совсем не таков. Он говорит то, что считает нужным, не боится высказывать свое мнение любому вышестоящему лицу и чувствует себя абсолютно независимым человеком, что для офицера из нашей системы вообще нонсенс.

Но его группу терпят именно потому, что она добивается максимальных результатов.

Именно люди Кафарова вместе с некоторыми другими сотрудниками предотвратили террористические акты в Баку во время проведения «Евровидения». Позже многие узнали, какая страшная опасность грозила всему городу.

Обученные группы террористов должны были ворваться в «Хилтон» и «Марриотт», находившиеся на центральной городской площади, убить там как можно больше иностранцев и гостей, прибывших на конкурс. А в самом дворце, построенном к празднику, был спрятан гранатомет, чтобы совершить покушение на главу государства.

Эта история тогда наделала много шума. До сих пор находятся скептики, которые не верят в подобные замыслы террористов. А ведь прошлое доказывает, что для достижения успеха террористы часто придумывают абсолютно немыслимые вещи.

Какой аналитик мог предсказать крушение башен торгового центра, в которые врезались захваченные самолеты? Какое изощренное сознание нужно иметь, чтобы направить на небоскребы большие широкофюзеляжные лайнеры с женщинами и детьми! Нужно еще найти для такой операции немало смертников, готовых расстаться с собственными жизнями.

Третий самолет врезался в здание Пентагона, а вот четвертый уже не долетел. Пассажиры, сидевшие там, оказались настоящими героями. Понимая, что террористы их все равно уничтожат, они пошли на штурм кабины пилотов и погибли в результате крушения самолета. А ведь этот самый самолет должен был врезаться в здание Капитолия.

Вот такую невероятную операцию провели террористы в Америке.

Следующая, еще более невозможная, атака была подготовлена летом 2006 года. Только наличие хорошо законспирированной, заранее внедренной английской агентуры предотвратило грандиозный террористический акт. Сразу десять лайнеров должны были взорваться над Атлантикой. Террористы готовились пронести в самолеты жидкие бомбы под видом детского питания.

Можете себе представить, какие последствия имел бы подобный масштабный террористический акт! Какие трагедии могли разыграться в небе над океаном. Именно с августа того года было запрещено проносить на борт любые жидкие предметы, а пассажиров стали досматривать куда тщательнее.

Вообще проблема безопасности сейчас стоит в мире особенно остро. Вспомните, какие чудовищные акты захвата заложников произошли в России. Сначала больница в Буденновске, потом «Норд-Ост» и, наконец, школа в Беслане, где погибло столько детей. Кажется, что просто нет предела цинизму тех, кто готов убивать ни в чем не повинных людей.

В общем, меня срочно вызвали к Микаилу Алиевичу, и я поняла, что произошло нечто экстраординарное. Он не любит дергать своих людей по пустякам.

Тем более что я работаю под прикрытием. Это самый большой секрет какой угодно спецслужбы. У любой из них есть своя агентура, штатная и внештатная, платная и бесплатная. Под прикрытием работают только особые агенты, которые числятся где-то на предприятиях или в организациях, а на самом деле получают и вторую зарплату в органах безопасности. Причем это штатные офицеры с воинскими званиями.

Вот и я, майор Кеклик Алиева, числюсь в институте литературы Академии наук Азербайджана. Даже мои родные и близкие могут поклясться, что я всю жизнь была филологом и никогда не имела никакого отношения к спецслужбам.

Правда, после развода со своим первым мужем немного занималась спортом и даже имела довольно заметные успехи. Но это еще не говорит о моей принадлежности к спецслужбам.

Рассказывают, что однажды один из министров нашего правительства, который окончил МГИМО и знал своего товарища по учебе много десятков лет, не поверил, что тот – полковник Министерства национальной безопасности. Самое смешное, что супруга его многолетнего приятеля тоже была офицером. Министр долго изумлялся, что не имел понятия о подобных вещах.

О моем звании и работе знает только мой второй супруг Ариф, который являлся офицером нашей группы. После женитьбы его перевели в другой отдел. Микаил Алиевич справедливо считает, что семейственность может мешать в нашей работе. Арифу пришлось уйти. Очевидно, делая выбор между мной и моим мужем, Кафаров решил оставить именно меня.

Хотя за Арифа немного обидно. Он всегда был очень толковым, перспективным и умным офицером, но на последней операции «засветился». Поэтому было принято решение о его переводе. Сейчас он уже подполковник, по званию – выше своей супруги, что, наверное, неплохо.

Забыла сообщить, что у меня есть еще и дочь Нармина, которая уже выросла, превратилась в не совсем управляемого подростка тринадцати лет. Теперь мне приходится терпеть ее выкрутасы. Хотя она чаще живет у моей мамы, которой бывает сложно справиться с этой юной особой.

Наши свидания с Кафаровым обычно происходят на конспиративной квартире. Я ведь не могу ездить в родное здание, которое так величественно возвышается напротив нашего Пантеона, где похоронены самые выдающиеся люди республики. Понятно, что там бывает достаточно много людей, и на меня могут сразу обратить внимание.

Я вошла в комнату. Микаил Алиевич сидел в кресле, просматривая сегодняшние газеты. Он поднял голову, снял очки. Внешне полковник похож на старого учителя. Такой добродушный вид, мясистые щеки, редкие седые волосы.

Он положил очки на столик перед собой и показал мне на второе кресло.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась я, усаживаясь.

– Здравствуй, – кивнул Кафаров. – Как у тебя дома? С Арифом живете дружно?

– Мы с ним почти не видимся. – Я улыбнулась. – У него много работы. А у меня соответственно больше свободного времени. Все-таки моя трудовая деятельность в институте литературы занимает не так много времени.

– Это я знаю. У тебя почти идеальная работа для прикрытия. А как твоя дочка?

– Уже взрослая. Скоро меня догонит. Говорят, что у нее сейчас самый сложный возраст. Наверное, так и есть.

– Это точно, – проворчал Кафаров. – Девочки в таком возрасте часто бывают неуправляемыми. Я слышал, что она чаще остается у твоей мамы, чем у тебя?

Интересно, от кого он это мог слышать? Или это намек на возможную командировку? Микаил Алиевич никогда и ничего не говорит просто так. За столько лет я привыкла к такой манере разговора, хотя его парадоксальное мышление меня всегда поражает.

– Ее школа ближе к дому моей мамы, – ответила я.

Не нужно забывать, что полковник систематически проверяет всех своих людей. Иногда даже лично. Он считает, что любой человек может оказаться уязвимым, не выдержать шантажа или сложностей, возникших под давлением врага.

– Да, это правильно. – Кафаров кивнул и почти сразу спросил: – Догадываешься, почему я тебя позвал?

– Что-то случилось?

– Случилось. И не вчера, – сообщил полковник. – Несколько месяцев назад в Алеппо был найден тяжелораненый офицер службы общей разведки Сирии. Перед смертью он успел сообщить о возможном крупном террористическом акте, который должен произойти в России.

Я внимательно слушала. Пока было не совсем понятно, какое отношение сирийский офицер и возможный террористический акт в России имели к моему срочному вызову. Но я не задавала ненужных вопросов, понимая, что все равно Кафаров объяснит мне, зачем он меня вызвал. И почему начал наш разговор именно с этого погибшего офицера.

– Эти сведения попали сначала к израильтянам, а затем к русским, – продолжил Микаил Алиевич. – Те и другие достаточно тщательно проанализировали возможность угрозы.

– МОССАД и ФСБ? – с понятным уважением спросила я у своего собеседника.

«Весьма солидные организации! – мысленно отметила я, но понимала, что сейчас лучше промолчать, не встревать по каждому поводу.

– Обе организации пришли к выводу, что угроза крупного террористического акта достаточно серьезна. Но никаких других сведений получить не удалось.

– Русские и израильтяне не смогли получить информацию в Сирии? – не удержалась я. – По-моему, их разведки знают, какие сны видит Башир Асад каждую ночь и о чем он разговаривает в кровати со своей женой.

– Не нужно оттачивать на мне свое остроумие! – сухо оборвал меня Микаил Алиевич. – Я, наверное, не хуже тебя знаю возможности израильских и тем более российских спецслужб. Я все-таки много лет работал еще в КГБ. Там до сих пор остались мои бывшие товарищи и ученики. Но никакой дополнительной информации получить не удалось. И уже этот факт может служить доказательством того, что террористический акт готовится достаточно тщательно, с участием профессионалов.

Я согласно кинула. Все-таки не совсем понятно, зачем меня позвали на эту лекцию с политической информацией? Я и так знаю, что самые лучшие возможности на Ближнем Востоке, да и вообще в мире, имеют израильские спецслужбы. А бывшие советские, теперь называющиеся российскими, все еще входят в пятерку лучших в мире. Наряду с американскими, английскими и китайскими.

Янки берут массовостью и деньгами, покупают любого чиновника, какого угодно профессионала, хорошо оплачивают информацию. Добавьте еще космическую разведку и возможности Агентства национальной безопасности, о работе которого так подробно и увлекательно поведал нам Сноуден, перебежавший в Москву.

Китайцы тоже берут массовостью. Этот народ раскидан по всему миру. К тому же европейскому чиновнику сложно понять нюансы их поведения. Не забывайте, что практически каждый китаец так или иначе служит своему государству, интересам своего народа.

И наконец, англичане, которые развивают свою разведку много лет, кажется, знают все секреты на Ближнем Востоке, хотя в последнее время скромно держатся в тени. Но у них еще много своих тайных и явных агентов. В общем, страна Яна Флеминга умеет добывать информацию и распоряжаться ею.

Но это не относится к нашему разговору. Или уже?..

– Да, – словно читая мои мысли, медленно произнес Кафаров. – Все это имеет непосредственное отношение к нам и особенно к тебе.

Неужели он решил отправить своего сотрудника в Сирию? Или в Израиль проверить их сообщения? Нет, так примитивно меня не станут использовать. Посылать офицера из чужой страны в Израиль – все равно что оказаться в купальном костюме на дипломатическом приеме, где на тебя сразу обратят внимание. Арабы, граждане Израиля, еще могут хоть как-то собирать информацию. У остальных вообще нет ни единого шанса.

– В Москве считают, что угроза крупного террористического акта более чем очевидна, – продолжил Кафаров, тяжело поднялся из кресла и махнул рукой, показывая, чтобы я не вставала следом за ним.

Он сделал несколько шагов по комнате, поправил скремблер, закрепленный на оконной занавеске. Если кто-то захочет нас подслушать, ему это не удастся. Настолько все продумано.

Но Кафаров неожиданно резко повернулся ко мне и заявил:

– Из Москвы поступил запрос. Они просят помочь им проверить эту информацию. Сама понимаешь, насколько это важно для российских спецслужб. У них скоро намечается проведение чемпионата мира по футболу. Ты можешь представить, какое количество зрителей хлынет в Россию! А это соседнее с нами государство.

– Вы думаете, что русские не справятся? Они уже провели Олимпийские игры на высочайшем уровне, не допустили ни одного серьезного провала. Ни единого!..

– Олимпийские игры проходили в небольшом городе Сочи, – терпеливо напомнил Кафаров. – Проконтролировать безопасность там не так уж и сложно. Достаточно сделать несколько внешних линий проверки и наладить работу внутри. А вот чемпионат мира по футболу пройдет во многих российских городах, на огромной территории. При этом тысячи зрителей будут перемещаться по всей стране, самой большой в мире. Обеспечивать безопасность такого мероприятия – задача более чем сложная. Во много раз.

– Понимаю. Не нужно ничего больше говорить. Им нужны гарантии?

– «Полную гарантию может дать только страховой полис», – неожиданно пошутил полковник. – Так, кажется, говорил Остап Бендер главе акционерного общества «Геркулес». Но если серьезно, им нужно понять, кто, как и зачем собирается проводить этот грандиозный террористический акт.

– И чем я могу помочь? – все-таки не выдержав, спросила я.

В конце концов, меня зачем-то вызвали на эту странную беседу.

– Умирающий офицер сообщил, что основные события могут произойти во время летнего хаджа, – наконец-то сообщил Кафаров. – Именно в этом году хадж должен состояться летом. Миллионы паломников устремятся в Мекку.

– Ничего не понимаю, – честно призналась я. – Хадж совершается в Саудовской Аравии, которая находится за тысячи километров от России. Как это все связано друг с другом?

Полковник посмотрел на меня так, что я смутилась. Он способен одним только взглядом заставить вас почувствовать себя мелким и ничтожным существом, которое посмело вякнуть нечто невразумительное.

– У тебя больше нет вопросов? – на всякий случай уточнил Кафаров.

Я поняла, что мне лучше больше ничего не спрашивать, и просто молчала. Он удовлетворенно кивнул.

– Должен тебе напомнить, что противостояние на Ближнем Востоке длится уже не один десяток лет, – продолжил Микаил Алиевич менторским тоном преподавателя. – Конечно, израильтяне работают превосходно. Нужно отдать им должное. В арабских странах, окружающих еврейское государство, не зря говорят, что каждый третий их гражданин – осведомитель Израиля, каждый второй – агент, а каждый первый – просто переодетый израильтянин. Знаешь, кто работал в разведке под видом женщины, которая была достаточно привлекательной для многих мужчин? – Не дожидаясь моего ответа, он сказал: – Генерал Эхуд Барак, бывший премьер-министр Израиля и нынешний министр обороны. Кстати, он некоторое время возглавлял и АМАН. Впечатляет?

– А вы сами не переодевались женщиной? – Честно говоря, я сама не понимала, как у меня вырвался такой вопрос.

Но он понравился моему шефу.

Полковник даже улыбнулся и ответил:

– В молодости переодевался. И тоже пользовался успехом у мужчин. Можешь мне поверить. Говорят, что я был очаровательной шатенкой. Но это в прошлом. Почему я тебе говорю об израильских спецслужбах? Всякое действие рождает противодействие. Конечно, за израильскими спецслужбами очень сложно угнаться. Они действуют более чем эффективно. Не говоря уже о том, что у них есть свои источники и осведомители практически во всех штабах и министерствах арабских государств. Но постоянные успехи израильских спецслужб породили достаточно мощное противодействие специально созданных структур «Хамас», «Хезболла», у палестинцев, сирийцев, египтян, иорданцев, иракцев, ливанцев и так далее по списку.

А это означает, что любой посторонний человек, который прибудет туда, окажется под особым контролем, в том числе спецслужб Саудовской Аравии и агентов остальных арабских государств. Именно поэтому там не может появиться посторонний человек. Все люди, прибывающие из России, будут находиться под круглосуточным присмотром. Ты понимаешь, что такая информация не может оставаться тайной для сотрудников арабских спецслужб. Значит, там будут следить абсолютно за всеми паломниками, прибывшими из России.

Я снова глупо кивнула, все еще не совсем понимая, что именно он хотел сказать.

– Тогда появилась идея послать туда человека из другого государства, желательно мусульманского. Он не будет привлекать к себе такого внимания и сумеет выяснить, кто из паломников может оказаться связным террористов. Теперь понимаешь? Этого связного будут пытаться вычислить сами израильтяне и, конечно, осведомители арабских спецслужб. Но наблюдатель из другой страны может остаться незамеченным. Особенно если это будет женщина.

Только в эту минуту я начала понимать, почему меня так неожиданно вызвали и о чем вообще шла речь. Я изумленно посмотрела на Микаила Алиевича. Он, как обычно, все читал в моих глазах и заранее знал, какой вопрос я собиралась ему задать.

– Да, – сказал полковник. – К нам поступил официальный запрос из Москвы. Это совместная операция наших спецслужб. Ее достаточно долго разрабатывали аналитики.

– И выбрали меня?

– Нет, – ответил полковник, глядя мне в глаза. – Тебя выбрал я. Это было мое предложение. Все совсем не так, как ты думаешь.

 

Интерлюдия

В этот дом на окраине Махачкалы они прибыли глубокой ночью. Внедорожник въехал во двор, ворота закрылись.

Только тогда из салона автомобиля медленно вылез пожилой человек, опирающийся на палку. Тяжело ступая, он вошел в дом, где его уже ждали. Мужчина, стоявший в дверях, был лет на десять моложе гостя, возраст которого давно перевалил за шестьдесят. Седые волосы и аккуратно подстриженная борода, усы. Чуть выше среднего роста, широкоплечий, кряжистый.

Гость был одет в белую рубашку без галстука, темный костюм. На голове широкая папаха. Высокого роста, достаточно подтянутый, несмотря на возраст. Почти лысый, с резкими чертами лица, тяжелым подбородком.

– Здравствуй, хаджи Рахман!

– Здравствуй, Гасым! – ответил гость, протягивая руку. – Или тебя нужно называть господином генералом?

– У нас обычно говорят «товарищ генерал», – поправил Гасым. – Хотя ты можешь называть меня как прежде. Мы ведь знакомы уже больше пятидесяти лет. Я был шестилетним мальчиком, когда твои родители приехали к нам домой, к моему отцу. Тебе тогда было тринадцать?..

– Четырнадцать, – поправил его хаджи Рахман. – Твой отец работал главным врачом поликлиники. Он меня тогда и спас. Мои родители всегда об этом помнили, говорили о золотых руках твоего отца, о его таланте врача. Мир его праху. Да упокоит Аллах его душу.

– Да упокоит Аллах души всех наших близких, – вежливо ответил генерал. – Пройдем к столу, хаджи, нам нужно переговорить.

– Это я уже понял. – Хаджи Рахман усмехнулся, шагнул к столу и опустился на стул. – Ты не стал бы меня искать просто так, тем более вызывать ночью в этот дом. Значит, у тебя действительно очень важное дело.

– Очень важное, хаджи, – подтвердил Гасым. – Поэтому мне нужно было срочно встретиться с тобой.

– Скажи, какая у тебя проблема, – предложил хаджи Рахман. – Я подумаю, как можно тебе помочь.

– Я слышал, что ты снова собираешься совершить хадж? – уточнил вместо ответа генерал.

– Твое ведомство опять занимается паломниками? – Хаджи криво усмехнулся. – Я думал, что вы уже давно не воюете с Аллахом. Или времена поменялись в очередной раз?

– Все течет, все меняется, хаджи. – Гасым улыбнулся. – Но не в этом случае. Наоборот. Чем дальше, тем больше люди тянутся в церкви и мечети. Хотя сейчас это превратилось скорее в модную показуху, перестало быть настоящей верой.

– Это ты хорошо сказал, – одобрительно заметил хаджи Рахман. – Сейчас религия превратилась в моду. Ваши генералы теперь ходят в мечети и церкви, показывая, какие они набожные. Не люблю смотреть, как бывшие коммунистические чиновники и офицеры госбезопасности громко молятся. Есть в этом что-то очень непорядочное. Скажи честно, ты тоже ходишь в мечеть?

– Не хожу, – признался генерал.

– Понятно, – кивнул хаджи Рахман. – Спасибо за честный ответ. Я бы все равно тебе не поверил. Помню, как ты был комсомольским лидером в нашем районе тридцать пять лет назад и яростно боролся с религиозными предрассудками. Так вы их тогда называли.

– А ты еще в те времена доказывал, что мы не правы, – вспомнил генерал. – Много лет с тех пор прошло, хаджи. Теперь нам нужна твоя помощь.

– Скажи сразу, что от меня требуется, – снова потребовал хаджи Рахман. – Если нечто недостойное, то я этого сделать не смогу. Если спрашиваешь про мой хадж, то он угоден Аллаху. Я отправляюсь в Мекку уже в четвертый раз, хотя достаточно сделать это хотя бы раз в жизни. Я счастливый человек!..

– Тебя там уже все знают, – согласился генерал. – Да и у нас в Дагестане тебя уважают даже те люди, которые стреляют в моих офицеров. Тебя все любят за честность и принципиальность.

– Не перехвали, генерал, – попросил хаджи. – Когда такие слова говорит представитель твоего ведомства – это всегда немного пугает. Скажи наконец, зачем ты меня позвал.

– Хадж начнется в будущем месяце. Большую группу паломников должен возглавить такой уважаемый человек, как ты, который уже не раз бывал в Мекке.

– Да, все правильно. Из Дагестана туда отправятся семьдесят паломников. Я действительно буду помогать им на этом праведном пути.

– Вот об этом и идет речь, – заявил генерал. – Дело в том, что нам очень нужна твоя помощь.

– Какая помощь? – Гость нахмурился. – Хочешь, чтобы я был вашим осведомителем? Так называют стукачей, да? Тебе не кажется, что я слишком стар для того, чтобы изменять своим принципам в уже немолодые годы?

– Никто не просит тебя быть стукачом. – Гасым поморщился. – Откуда такое глубокое знание нашей агентурной работы? Или тебя уже пробовали завербовать?

– Конечно, пробовали. Но я всегда отказывал. Поэтому мне и не разрешали работать муллой. Вы ведь даже их назначали через райкомы партии и местные отделения КГБ.

– Тогда была такая система, – напомнил генерал. – Любой священник или раввин тоже утверждался компетентными органами. Тем более патриархи, католикосы, шейхи, главные раввины. Иначе им просто не позволили бы работать.

– Хотите возродить прежнюю систему? – Хаджи Рахман покачал головой. – Уже то, что я встречаюсь с тобой, меня сильно компрометирует. Или ты этого тоже не понимаешь? Хотя все знают, что мы знакомы много лет.

– Вот именно, – проворчал генерал. – Почти полвека. Поэтому никто тебе ничего не сможет сказать. А нам нужна только информация по членам твоей группы. Мы не можем сейчас заменить кого-то из паломников на нашего офицера, так как списки уже утверждены. Это будет более чем неправдоподобно, даже опасно для этого сотрудника. Но мы можем попросить такого уважаемого человека, как ты, немного помочь нам.

– В чем должна выражаться моя помощь? – поинтересовался хаджи Рахман. – Только учтите, что я не стану докладывать вам о наших разговорах или следить за их передвижениями в туалеты.

– Этого у тебя никто не просит. – Генерал улыбнулся. – Нам нужно только вычислить связного террористов, который наверняка отправится с тобой и попытается встретиться с кем-то из своих сообщников. К сожалению, мы не знаем, кто это будет и какую информацию он получит. Твоя задача – только обратить внимание на странное поведение кого-либо из паломников. Теперь понимаешь?

Гость молчал.

– В конце концов, люди совершают хадж, чтобы выполнить предписание Пророка и указания Корана, а не для совершения богомерзких дел, – осторожно напомнил Гасым. – Разве не так, уважаемый хаджи? Возможно, своей наблюдательностью ты спасешь сотни и тысячи жизней, – продолжил генерал. – Это уже не предположение, а больше чем уверенность. Твоя наблюдательность может уберечь этих людей от страшной беды.

– Каким образом? – наконец спросил хаджи Рахман.

– По нашим сведениям, в стране готовится какой-то крупный террористический акт. Нечто сродни тому, что произошло одиннадцатого сентября две тысячи первого года в Нью-Йорке. Возможно, последствия будут еще хуже. Но мы пока ничего больше не знаем. Поэтому нам нужна твоя помощь, хаджи.

– Если даже я соглашусь, то не для того, чтобы помогать вам, твоему ведомству и твоим офицерам. Я могу пойти на это только во имя спасения невиновных людей. На таких условиях я могу позволить себе информировать вас о странностях кого-либо из членов моей группы. Этого будет достаточно?

– Вполне, – ответил Гасым. – Спасибо, что ты согласился. Я был уверен, что ты сумеешь меня понять.

– Они знали, кого надо присылать, – возразил хаджи. – Я ведь должник вашей семьи. Тогда меня спасло мастерство твоего отца, который сделал мне успешную операцию. В твоем ведомстве сидят не самые глупые люди. Они знали, кого нужно позвать, чтобы я не смог отказать.

– Ты согласен?

– Только на тех условиях, о которых я говорил. Никаких дополнительных сведений не будет. Только интересующие вас подробности поведения кого-то из группы паломников. Если он действительно будет каким-то образом связан с террористами. А теперь поясни, почему вы так уверены, что среди людей, выполняющих свой долг перед Аллахом, будут еще и такие богохульники.

– Мы получили информацию. – Гасым не стал вдаваться в подробности. – Уверяю тебя, что опасность более чем реальная. Ты ведь знаешь, что скоро у нас состоится чемпионат мира по футболу. Возможно, это событие и будет поводом для их выступления. Ничего более конкретного мы пока не знаем. Ты хочешь чай или кофе?

– Нет, спасибо, – вежливо поблагодарил гость. – Мне ничего не нужно. Я еще подумаю над твоим… вашим предложением. Но учти, что если я почувствую хотя бы малейший обман, то ни о каком сотрудничестве больше не может быть и речи.

– Согласен, – сразу ответил генерал. – Пусть это тебя не беспокоит. Может, ты все-таки выпьешь чаю?

– Поздно уже, – ответил хаджи Рахман. – Мне нужно будет совершить утренний намаз. Мы оба должны подумать над твоим предложением. Я понимаю, что не имею права никому говорить и ни с кем советоваться, но сегодня на утренней заре буду молиться и просить Аллаха разрешить мне подобное паломничество.

После отъезда гостя генерал вышел из дома и сел в другой внедорожник, который ждал его в глубине двора. За окнами было еще совсем темно, когда он подъехал к зданию республиканского ФСБ и прошел в кабинет начальника управления. Именно отсюда он позвонил по закрытой связи в Москву, чтобы переговорить с человеком, который тоже не спал в эту ночь.

– Все нормально, – доложил генерал своему московскому собеседнику. – Он согласился.

– Вы объяснили ему сложность ситуации? – последовал уточняющий вопрос.

– Он достаточно разумный человек, чтобы все понимать правильно, – сообщил Гасым.

– Это под вашу ответственность, – строго напомнил человек из Москвы. – Операция более чем сложная. Я не думал, что он согласится.

– А я был уверен в нем. Я знаю его с детства. Он искренне верит в Бога, а такие люди не могут оставаться безучастными к массовому убийству.

– Мне бы вашу уверенность. Посмотрим. И все-таки не забывайте о своей личной ответственности.

– Разумеется. Я помню. Но наши аналитики просчитали все возможности и решили, что это оптимальный вариант.

Больше не было произнесено ни слова. Собеседники понимали, что даже по закрытой и шифрованной линии связи лучше не называть никаких имен и не говорить ничего, что может указать на возможный источник информации.

 

Глава 2

Кафаров говорил о сложности операции, а я думала о предстоящем визите в Мекку. Никогда не предполагала, что смогу оказаться в числе избранных и совершить хадж. Все-таки родители у меня азербайджанцы, мусульмане. В начале прошлого века мой дед даже сумел совершить паломничество в Мешхед и Исфахан.

В нашей республике большинство мусульман – шииты. Они чаще всего отправлялись именно в Мешхед и получали почетный титул «мешади». В этом святом городе был похоронен восьмой имам Реза.

Затем благочестивому мусульманину следовало отправиться в Кербелу, где находились мечети имама Али и его сына Хусейна. Зять и внук Пророка приняли мученическую смерть и были погребены в этих мечетях.

Культ имама Али и его сына Хусейна был особо почитаем у шиитов. Они считали их подлинными праведниками, которые имели право претендовать на лидерство по своему происхождению. Человек, совершивший паломничество в эти места, становился «кербелаи».

Высшая форма паломничества была в Мекку. Люди, побывавшие там, получали почетное звание «хаджи».

Учтите, что совершать паломничество в Мекку для шиитов было достаточно сложно. Ведь в Саудовской Аравии был центр суннитов, которые не признавали и не любили шиитов, хотя они составляли около десяти процентов населения этой страны. Но во имя сохранения единства мусульманской религии к хаджу допускали представителей Ирана, Азербайджана, Ирака, Бахрейна, частично Пакистана, Ливана, Афганистана, то есть приверженцев шиитского направления.

Теперь я должна была отправиться в это паломничество. С одной стороны, это задание представлялось мне очень сложным, с другой – безумно интересным.

Кафаров словно в который раз прочитал мои мысли.

– Тебе, конечно, очень хочется туда попасть, – удовлетворенно произнес Микаил Алиевич. – Но ты колеблешься, не знаешь, как нужно будет себя вести. Но ты не беспокойся. Мы позвонили в Духовное управление мусульман. Тебе на самом высоком уровне объяснят, как следует себя вести женщине, совершающей хадж.

– Спасибо.

– Не за что. Учти, что на тебя будет работать твой настоящий дедушка, которого в Баку знали многие. Поможет и работа в институте литературы. У нас самые набожные люди – ученые и писатели. Поэтому все совпадает. Тем более внучка такого человека. Ты будешь вне всяких подозрений.

– Сколько паломников будет от Азербайджана? – уточнила я.

– Много. У каждой страны есть свой лимит. Из Баку поедут сорок два человека. Сначала полетите в Стамбул, оттуда в Джидду и уже затем на автобусах в Мекку. Раньше было гораздо проще. Ехали через Ирак или Сирию. Но сейчас эти пути для нас закрыты. В обеих странах идут войны. Поэтому все наши паломники поедут через Стамбул. Деньги за авиационные билеты и проживание в двухзвездочной гостинице люди уже перечисляют в Духовное управление мусульман, которое помогает совершать хадж, – пояснил Микаил Алиевич.

– Там не будет никого, кроме меня? Я имею в виду представителей нашей солидной организации.

– Ты должна рассчитывать только на себя, – строго произнес полковник. – Хотя сейчас рассматриваются возможные варианты. Мы постараемся найти подходящего человека среди паломников, который может быть твоим помощником. Для особых случаев и в качестве охраны. Но у нас строгие ограничения, так как группа уже сформирована.

– Мужчина или женщина?

– Какая разница? – Кафаров пожал плечами. – Наличие такой персоны совсем необязательно. В конце концов, ты кадровый офицер, а не случайный наблюдатель, который оказывает нам услуги. Было бы идеально иметь своих осведомителей в каждой стране, но пока это нереально. Американцы стараются находить нужных людей по всему миру и не жалеют на их вербовку никаких средств. Но у нас, во-первых, нет таких денег, а во-вторых – амбиций. Мы небольшое государство со своими региональными интересами. Сотрудничество с российскими или американскими спецслужбами представляется нам особенно перспективным. Как и в прошлый раз с израильтянами.

Он говорил о тех временах, когда мы работали с различными партнерами, чтобы обеспечить безопасность конкурса «Евровидение» в Баку.

Я не удержалась и спросила:

– Видимо, речь идет не только о размерах государства? У израильских спецслужб наверняка есть свои люди повсюду, в том числе и в Саудовской Аравии.

– У них огромные возможности. – Микаил Алиевич улыбнулся. – В израильских спецслужбах есть даже такое понятие «сайаним». Это еврей, который сохраняет лояльность своему государству, гражданином которого он является. Но такой человек оказывает посильные услуги израильской разведке не в ущерб интересам своей страны. Это оговорено специальным законом. «Сайанимом» может быть только чистокровный еврей, симпатизирующий Государству Израиль. Такая забавная формулировка. Можешь представить, какая у них агентурная сеть? У нас такого нет, хотя в Иране и проживают миллионы наших соотечественников. Но в любом случае нам до израильских спецслужб очень далеко. Хотя я уверен, что во время выполнения задания будет еще много различных дополнительных проверок. Нельзя идеализировать даже израильские спецслужбы.

– Думаете, что у них могут быть предатели, работающие на чужие разведки? – иронично спросила я.

Представить себе еврейского разведчика или военнослужащего Израиля, работающего на арабские страны, практически невозможно.

Но Кафаров легко сломал мои стереотипы.

– Представь себе, что подобные случаи были и в Израиле, – спокойно сказал он. – Несколько лет назад арестовали главу местного самоуправления деревни Фасута в Галилее, который работал на иранскую разведку. Его звали Джирис Джирис. Он даже баллотировался в депутаты кнессета, куда его пытались протолкнуть иранцы. Хотя нужно сказать, что этот человек по национальности был палестинским арабом, хотя и гражданином Израиля. А вот другой случай особенно показателен. В сентябре две тысячи второго года были арестованы одиннадцать израильтян, которых возглавлял аж подполковник тамошней армии. Они передавали военные карты и планы ливанской организации «Хезболла», которая платила им достаточно хорошие деньги. Можешь себе представить, что эти ребята получали по сто тысяч долларов за свое предательство?! Еще в восемьдесят третьем был арестован Маркус Клингберг, агент КГБ, работающий против Израиля. Примеров сколько угодно. Люди везде одинаковые, даже в Израиле.

Я согласно кивнула головой. Конечно, он прав. Предатели и прохвосты встречаются где угодно. Даже среди таких умных людей, как евреи.

– Ты должна в первую очередь присмотреться к российским паломникам, – сказал Микаил Алиевич. – Надо постараться просчитать, кто из них и когда войдет в контакт с представителями террористов. Конечно, российские спецслужбы организуют и собственные проверки, о которых они не обязаны нам докладывать. Я уверен, что они найдут способы контролировать своих паломников. Риск слишком велик. Мы только знаем, что угроза возможного террористического акта так или иначе будет связана с кем-то из этих людей. Это не просто предположение, а подтвержденная агентурная информация. В любом случае твоя миссия будет особенно важной. У тебя есть еще вопросы?

– Хочу предупредить, что я совсем не знаю, как следует себя вести во время паломничества.

– Тебя научат. Мы уже говорили об этом.

– И еще я агностик, – на всякий случай сообщила я Кафарову, хотя раньше считала себя почти убежденным атеистом.

– Как будто я этого не знаю. – Полковник усмехнулся. – Но меня интересуют не твои религиозные взгляды, а подготовка и аналитические способности. И еще. Мужу можешь сообщить, что отправляешься паломницей в Мекку, если он будет с тобой говорить. Но вся прочая информация должна остаться абсолютно закрытой.

– А разве можно молодой женщине совершать хадж в одиночку? – поинтересовалась я уже по привычке.

Но именно этот вопрос вдруг оказался самым главным.

– Нельзя, – неожиданно сказал полковник. – Молодая женщина не имеет права одна отправляться в поездку. Рядом обязательно должен быть мужчина. В идеале с тобой нужно послать твоего мужа. Но это будет слишком явно. Кому угодно станет понятно, что сотрудник Министерства национальной безопасности едет туда не просто так. Поэтому отправлять тебя вместе с Арифом никак невозможно. Твоя миссия должна быть абсолютной тайной для всех.

– Тогда каким образом я могу ехать?

– В исламе это называется «махрам». Рядом с тобой должен быть мужчина, который за тебя отвечает. Но такой, за которого ты не можешь выйти замуж.

– Слава богу, у меня есть муж, – попыталась я пошутить.

– Ты не поняла, – стал терпеливо пояснять Кафаров. – Женщина до сорока пяти лет может отправиться в хадж только в сопровождении мужчины. Мужа либо человека, который ни при каких обстоятельствах не может стать таковым или просто твоим интимным другом. Это абсолютно запрещено.

Я всегда считала себя достаточно симпатичной женщиной. Интересно, где они найдут мужчину, который не захочет стать моим другом? Может, мне сделать пластическую операцию, нарастить нос, заштриховать брови в одну сплошную черту, посадить на лицо несколько бородавок и оттопырить уши? Все это я, конечно, не говорила полковнику. Мне было интересно, что скажет он.

– Ты не можешь поехать одна, – терпеливо продолжал Микаил Алиевич. – Как и с мужем, именно из-за его профессии.

– Вы дадите кого-то вместо мужа?

– Конечно, нет. Это будет проявлением столь явного неуважения к хаджу и к мусульманским святыням, что даже мы, изрядные циники, не решимся на подобный шаг. Если обнаружится, что вы солгали, то наказание будет достаточно суровым.

– Тогда с кем я могу туда поехать?

– Со своим старшим братом Расулом, – неожиданно заявил Кафаров. – Мы уже с ним говорили. Он человек достаточно набожный, ходит в мечеть, держит пост. Расул согласился отправиться с тобой в Мекку.

– Понятно. Вы нашли человека, за которого я не могу выйти замуж, моего родного брата. Прекрасный выбор. Он действительно держит пост и вообще верующий человек. Расул сейчас ведущий специалист в архитектурном управлении.

– Он с тобой и поедет, – сказал в заключение полковник. – Таким вот образом мы сможем соблюсти все полагающиеся правила. Это единственный мужчина, который может сопровождать тебя.

На этом разговор закончился. Я приехала домой с чувством какого-то непонятного волнения. Почему именно мне поручают такое сложное задание? Только потому, что наш Микаил Алиевич считает меня лучшим офицером в его группе?

Лучше бы считал худшим! В этом случае я осталась бы со своей дочерью и мужем, никуда бы не поехала и вообще прекрасно провела бы летний отпуск. А теперь я должна буду в пятидесятиградусную жару отправляться в Мекку.

Хотя говорят, что подобные страдания даже угодны Аллаху. Через преодоление и трудности к обретению веры. Если даже я погибну во время хаджа, то это будет прекрасная смерть. Я сразу попаду в рай. Хотя не думаю, что это обрадует мою старую маму и дочь.

Мне сложно было разобраться в собственных чувствах. Я легла на диван, пытаясь понять, что именно со мной происходит. С одной стороны, это задание моего руководства, и я обязана его выполнять. С другой – это не просто задание.

Я впервые в жизни совершу хадж, попаду в те места, о которых даже не мечтала. Это мне не только интересно. Признаюсь, что я хочу поехать в Мекку. Неужели я так религиозна? Никогда бы о себе такого не подумала.

Или сказывается моя национальная и религиозная принадлежность? Ведь нельзя просто так объявить себя агностиком или атеистом. Мальчикам-мусульманам совершают обрезание, независимо от религиозных убеждений их родителей.

Нас хоронят по строго установленному ритуалу, независимо от занимаемых должностей. Тела обязательно обмывают в мечетях, а затем заворачивают в белые саваны и бережно опускают в могилы.

Так недавно хоронили бывшего первого секретаря горкома партии, убежденного коммуниста, атеиста и борца с религией. Но его дети настояли на подобной процедуре похорон, и все согласились с их желанием.

На Курбан-байрам люди режут баранов и раздают мясо нуждающимся и соседям. Даже если они не посещают мечетей и не умеют молиться. Одним словом, быт и окружающая среда очень зримо накладывают на вас свой отпечаток, даже вне зависимости от вашего желания.

Может, поэтому я испытываю такое волнение от одной мысли о том, что сумею отправиться в Мекку? Каждый мусульманин обязан совершить хадж.

Или какая-то подсознательная вера все-таки сидит где-то в самой глубине моей души? Ведь бабушка в детстве несколько раз водила меня в мечеть.

А потом я узнала историю сына Саддама Хусейна, которая произошла в действительности. В Ираке большинство населения – шииты, которые не очень любили суннитское окружение недавнего правителя Ирака. А он, в свою очередь, не доверял большей половине своего народа, исповедовавшей шиизм.

Во время затяжной и изнурительной войны с Ираном шиитские мечети в Ираке несколько раз подвергались нападениям. Конечно, там еще не было такой войны между шиитами и суннитами, которая началась после прихода американцев. Вдобавок в драку вмешались курды. Саддаму удавалось как-то держать всех в узде, чего явно не получилось у американцев. Но вернусь к тому, о чем вспомнила.

Во время очередных волнений шиитов к мечети имама Хусейна на танке подъехал сын Саддама – Кемаль Хусейн. Он громко крикнул, что тоже является Хусейном. Мол, теперь посмотрим, кто сильнее – внук Пророка, убитый полторы тысячи лет назад, или он, сын диктатора. Кемаль приказал выстрелить из танка по мечети. Люди были оскорблены и напуганы этим святотатством.

Через четыре месяца этот зарвавшийся дегенерат приполз на коленях к мечети, моля о прощении. Врачи обнаружили у него неоперабельный рак головного мозга. Вот и не верь после этого в религию.

И вообще, кто дал ему право оскорблять миллионы верующих, стреляя из танка по мечети?! Есть в этом не просто вызов людям и Богу, но и нарушение неких основополагающих принципов поведения человека в обществе. Глумление над религией должно обязательно наказываться! И не в загробной жизни, а в реальной, земной.

В общем, я думала об этом часа полтора, пока домой не приехал Ариф. Сегодня дочь оставалась у мамы, и мне было легче собраться с мыслями. Я подогрела ужин, накрыла стол, нарезала хлеб и только тогда сообразила, что весь день ничего не ела.

Еще я вспомнила, что сегодня выходной день. Ариф не обязан был сидеть на работе. Но он вернулся очень поздно, привычно поцеловал меня и молча сел за стол ужинать.

Он ничего не спросил. А ведь я ему сказала, что меня срочно вызвал Микаил Алиевич. Мой муж раньше работал под руководством полковника Кафарова и должен был понимать, что тот не дергает своих офицеров по пустякам в выходные дни. Тем более женщин, у которых есть дети.

Но Ариф молчал. Чем дольше это продолжалось, тем больше я нервничала, уже понимая, что его молчание означает нечто большее, чем простое невнимание.

Наконец он закончил есть, взглянул на меня и осведомился:

– Давно приехала?

– Давно, – сказала я даже с некоторым вызовом.

Мне было обидно его затянувшееся молчание. Хотя он вообще по натуре человек немногословный.

– Встречалась с Кафаровым? – Он не спрашивал, а уточнял.

Я ведь сама сообщила ему о вызове полковника.

– Встречалась, – кивнула я.

Он отодвинул тарелку и посмотрел на меня. Я собрала столовые приборы, положила все в мойку и почувствовала на затылке его взгляд.

Почему он молчит, ничего не спрашивает? Ведь не мальчик и не глупый человек. Ариф должен понимать, что такой срочный вызов был связан с каким-то конкретным и очень сложным заданием. Или ему неинтересно, о чем именно я говорила с полковником? Неужели мужу действительно все равно?

Я даже начала злиться, резко повернулась к нему и сразу наткнулась на понимающий и внимательный взгляд, который всегда меня успокаивает.

– Садись! – Ариф показал на соседний стул.

Мне нравится ему подчиняться, несмотря на мой сложный характер. В нем есть спокойная сила, которая и должна быть в настоящем мужчине. Я подошла к столу и уселась рядом.

– Меня позвали почти сразу, как только ты уехала, – начал Ариф. – Я понял, что этот звонок связан с твоим срочным вызовом.

– Очень интересно. И куда тебя позвали?

– Туда же, куда и тебя. К полковнику Кафарову.

Если бы он сказал, что его вызвали к шейху или к главному раввину, я удивилась бы куда меньше. Наш Микаил Алиевич все-таки горазд на сюрпризы. Сразу после разговора со мной он беседовал с моим мужем. Очень интересно, о чем они говорили?

– Что он тебе сказал?

– Сказал, что собирается поручить тебе важное задание, – ответил Ариф. – Полковник просил моего разрешения отправить тебя в срочную командировку. Учитывая, что мы оба с тобой офицеры, а он – твой непосредственный начальник, такой необычный вызов и просьба меня очень удивили. Если не сказать больше. Эта просьба меня испугала. Значит, командировка будет не просто сложной и опасной.

– Ты спросил его, куда он меня посылает?

– Нет. Он все равно не сказал бы. Я только спросил, насколько сложной будет твоя командировка.

– Что он ответил?

– Сказал, что не хочет меня обманывать, и добавил, что командировка будет достаточно проблемной. Так и выразился, дословно. А я знаю его не первый год. Это значит, что твоя поездка будет очень опасной.

– Ты дал разрешение? – поинтересовалась я.

– Я сказал, что настроен категорически против. Ты женщина, мать, супруга. У тебя есть и другие обязанности. Да и мама твоя в последнее время жалуется на сердце.

– Полковник согласился меня никуда не отправлять? – Кажется, я задала этот вопрос таким разочарованным голосом, что невольно выдала себя.

Ариф грустно усмехнулся, покачал головой.

– Он меня предупреждал, что ты все равно не захочешь отказываться от этой командировки, и предложил самому поговорить с тобой. Поэтому Кафаров меня и позвал. Сказал, что оставляет право выбора за нами. А потом наконец-то рассказал, куда ты едешь. Еще пошутил, что отправляет тебя туда под надежным присмотром твоего старшего брата.

Старый хитрец!.. Он ведь прекрасно понимал, что я не захочу отказаться. Поэтому все рассказал моему мужу.

– Он сказал, что мы отправляемся в Мекку?

– Да. Но предупредил меня, что твой брат Расул о сути дела ничего не будет знать.

– Верно, – сказала я. – Все правильно. Я не имею права никому ничего рассказывать. Вы должны понимать это лучше других, господин подполковник.

– Перестань! – Ариф поморщился. – Скажи честно, ты хочешь туда отправиться? Не волнуйся, никакую тайну ты не выдаешь. Он сам разрешил мне с тобой побеседовать.

И мне тоже разрешил. Я вспомнила окончание разговора с полковником. Он ведь заранее все рассчитал, понимал, что этот разговор обязательно состоится. Поэтому разрешил сообщить Арифу о том, куда именно я должна уехать.

– Да, хочу. Ты ведь знаешь, что Расул – по-настоящему религиозный человек. А я его сестра и внучка своего деда. Может, мне действительно нужно совершить это паломничество, чтобы разобраться в самой себе? Как ты считаешь?

Ариф нахмурился. Он понимал, что все совсем не так просто, как может показаться на первый взгляд. Я не совсем тот офицер, которого обычно придают различным группам, выезжающим в зарубежные страны. Я слишком хорошо подготовлена для обычного сопровождения. Но муж больше ничего не спрашивает, ведь он тоже очень хорошо подготовленный офицер.

– И ты все продумала? – уточнил Ариф.

– Да. Я считаю, что это уникальный шанс, которого потом у меня не будет, – честно призналась я.

Больше мы об этом не говорили. Он ушел в комнату и включил телевизор.

Через несколько часов, когда мы уже лежали в постели, я почувствовала его руку. Муж мягко повернул меня к себе.

– Будь очень осторожна, – прошептал Ариф. – Кафаров не стал бы вызывать меня по пустякам. У тебя будет очень сложная командировка.

– Я буду со своим братом, – напомнила я ему.

– Зная вас обоих, я уверен, что это ты будешь следить за ним, а не он за тобой, – пошутил Ариф.

Муж поцеловал меня, и я почувствовала, как он волнуется. Вы не поверите, но подобные чувства только придают некоторый дополнительный импульс нашим отношениям.

Во всяком случае, в эту ночь мы почти не разговаривали, предпочитали общаться друг с другом несколько более традиционным для супругов способом. Так я и заснула в объятиях своего мужа. Я была почти счастлива, если бы могла не думать о предстоящей поездке.

 

Интерлюдия

Официальный адрес службы МОССАД в Тель-Авиве известен многим. Но на бульваре Шауль Ха-Мелех размещаются только отдел по связям и некоторые вспомогательные службы. Истинное место, где сидит руководство этой структуры, тщательно скрывается даже от граждан своей страны.

МОССАД считается политической разведкой Государства Израиль, хотя часто выполняет внешние задачи и следит за иностранной агентурой внутри своей страны. Кроме МОССАДа, в Израиле есть и общая служба безопасности – Шабак или Шин Бет. Она же занимается и внутренней контрразведкой, охраной должностных лиц и самолетов израильской авиакомпании.

Наряду с этими двумя организациями существует Управление военной разведки Израиля – АМАН. Оно очень похоже на Главное разведывательное управление Генштаба России.

Имена руководителей спецслужб Израиля являются секретом. Даже за обнародование их может последовать серьезное наказание, вплоть до уголовного.

Но и в самом Израиле немногие знали, что существует абсолютно секретный комитет «Вараш», в который входят только руководители спецслужб. Его возглавляет лично премьер-министр. На заседаниях комитета могут появляться только министры финансов и иностранных дел. Их приглашают туда только в исключительных случаях.

Заседания с участием премьер-министра и четверых руководителей спецслужб никогда не проходят в резиденции кого-либо из них или в каком-нибудь официальном офисе. Только на конспиративных квартирах, в таких местах, где собравшихся не могут увидеть посторонние люди.

Ни один человек не может заранее знать о заседании комитета «Вараш». Решение о встрече принимает лично премьер-министр. Они каждый раз проводятся в разных местах и в другое время суток. Всем четверым руководителям спецслужб Израиля, которые входят в состав «Вараша», высылаются абсолютно засекреченные сообщения о времени и месте совещания. Заранее знать о встрече и назначать время может только премьер-министр. Он не говорит об этом даже со своими самыми близкими советниками, что исключает любую возможность утечки информации.

Каждый член комитета «Вараш» выбирал собственный маршрут для прибытия на заседание. Оно было настолько засекречено, что о нем не знали даже офицеры «Сайерет Маткаль», особого подразделения, выполняющего самые тайные задания.

Первым на встречу в эту квартиру прибыл Тамир Пардо, руководитель МОССАДа. Он оставил машину в соседнем квартале, прошел пешком до нужного дома, поднялся на второй этаж и открыл дверь своим ключом.

Следом за ним, с разницей в несколько минут, приехал генерал-майор Авив Кохави, руководитель управления военной разведки. За рулем сидела его сотрудница. Со стороны они выглядели как обычная семейная пара. Кохави даже поцеловал на прощание свою спутницу и вышел из автомобиля.

Еще через несколько минут подошел другой человек. Он торопился, в руках у него был пакет с продуктами. Было понятно, что этот мужчина торопится домой. Но на самом деле пакет с продуктами был нужен для обычного прикрытия. Это был Йорам Коэн, руководитель службы Шабак, который также поднялся на второй этаж.

Все трое знали друг друга в лицо. Им было известно, что заседания «Вараша» проводятся только в исключительных случаях. Ведь именно в такие моменты со всеми руководителями спецслужб Израиля можно покончить одним ударом. Но для этого среди названных персон должен был появиться предатель.

В Израиле хорошо знали, что не бывает ничего невозможного. Поэтому даже на заседание «Вараша» все высокие особы приходили вооруженными.

Последним появился мужчина в штатском. Он припарковал машину у соседнего дома. В отличие от трех руководителей, появившихся до него, этот человек был официальным лицом и слишком часто появлялся на экранах телевизоров. Генеральный инспектор полиции Йоханан Данино был загримирован. Прежде чем войти в квартиру, он произнес условную фразу. Таков был порядок.

Теперь участникам заседания оставалось ждать. Еще через двадцать минут к дому подъехал небольшой автобус, ничем вроде бы не примечательный. Если не знать, что он был бронированным. В нем на встречу прибыл сам премьер-министр Израиля Беньямин Натаньяху. Он вышел из автобуса и в сопровождении личного охранника быстро поднялся на второй этаж.

Телохранитель остался на лестнице. Он не знал, кто именно ждет премьера и зачем они приехали в этот дом.

Ради справедливости стоит отметить, что в двух соседних кварталах дежурили сотрудники «Сайерет Маткаль», которым не было известно о заседании «Вараша». Такая мера предосторожности была не лишний.

Эти пятеро располагали сведениями, за которые любое государство выплатило бы какие угодно деньги. Но захватить их было бы делом почти невозможным. В Израиле не назначают случайных людей на подобные должности.

Премьер вошел в квартиру, пожал руки всем четверым, шагнул к столу, уселся и строго оглядел присутствующих. Натаньяху не был обычным политическим деятелем. Таких в Израиле вообще практически не водилось.

Каждый руководитель страны был по-своему выдающимся человеком, отдававшим своей родине все силы и умения. Такими являлись Рабин, Перес, Шарон и все остальные.

Незаурядным военным и политическим деятелем был Эхуд Барак. В начале семидесятых он возглавлял подразделение «Сайерет Маткаль», а затем лично планировал многие секретные операции израильских спецслужб.

Сам Натаньяху тоже служил в «Сайерет Маткаль» и дважды был ранен. Его старший брат Йонатан Натаньяху стал национальным героем. Именно он возглавил операцию по освобождению израильских заложников в Энтеббе, близ столицы Уганды, и погиб во время выполнения этого опасного задания.

Тогда, в семьдесят шестом году, террористы захватили самолет авиакомпании «Эр Франс», среди пассажиров которого было много граждан Израиля, и посадили его в Энтеббе. Израильский спецназ прибыл в Уганду, провел молниеносную операцию, освободил заложников и потерял только своего командира. Тело подполковника Йонатана Натаньяху привезли в Израиль и торжественно захоронили.

Старший брат премьера несколько раз уходил из армии. Он собирался учиться в Гарварде, но каждый раз, когда начиналось очередное военное противостояние, этот человек, верный своему гражданскому долгу, возвращался в Израиль. На его похоронах тогдашний министр обороны Шимон Перес сказал, что страна потеряла одного из лучших своих офицеров.

В Израиле справедливо считают, что граждане обязаны защищать свою страну. Любой человек, который пытается сделать политическую карьеру, просто обязан пройти службу в вооруженных силах.

– У нас мало времени, – сразу предупредил премьер. – Поэтому перейдем к делу. Сначала послушаем генерала Кохави, который сообщит нам о полученной информации.

Все посмотрели на руководителя АМАНа. Тот уже знал, о чем именно ему следует говорить и почему премьер собрал их так спешно.

– У нас появились сведения о самом крупном террористическом акте, который может произойти в ближайшее время, – заявил Кохави.

При его словах руководитель службы Шабак недовольно нахмурился. У него не было данных о возможном крупном террористическом акте в Израиле. Коэн не скрывал своего неудовольствия, даже недовольно заерзал и взглянул на главу МОССАДа, сидевшего рядом с ним. Тот был подозрительно спокоен.

– Теракт планируется не у нас, – пояснил вместо генерала сам премьер. – Поэтому я так срочно вас собрал.

Коэн еще раз недовольно заерзал. Это гораздо более приятная информация.

Их службы до сих пор обвиняли в том, что они не смогли предупредить американцев о террористических актах, совершенных одиннадцатого сентября. На самом деле израильтяне обращали внимание американцев на такую возможность, но те не придали этим сообщениям должного внимания.

ФБР и ЦРУ также не реагировали на поступающие сигналы. Американцам казалось невероятным, что два десятка террористов смогут захватить сразу несколько крупных самолетов и совершить такие неслыханные акты самоуничтожения. Людям, воспитанным в традициях евроатлантической культуры, наличие такого числа самоубийц казалось почти невероятным.

Поэтому любые сведения о возможных терактах теперь тщательно отслеживались и израильскими спецслужбами.

– Опять выпады против американцев? – поинтересовался Коэн.

– Нет. На этот раз объектом атаки выбрана Россия, – пояснил генерал Кохави.

Все пятеро молчали. Каждый понимал сложное положение самой большой страны мира. После присоединения Крыма российское руководство оказалось в достаточно сложном положении. Соединенные Штаты и европейские страны отказались от прежнего сотрудничества, в том числе и по линии спецслужб.

Однако Израиль сохранил свои связи с российскими спецслужбами. В самом Тель-Авиве слишком хорошо знали реальную ситуацию по Украине.

В результате народного недовольства там была свергнута прежняя власть. Но, как это часто бывает, революцию замышляли идеалисты, осуществляли фанатики, а плодами пользовались прохвосты. К массовому недовольству населения примкнули националисты и антисемиты, поднявшие знамя Бандеры.

Конечно, было бы большой глупостью считать всех недовольных украинцев фашистами и бандеровцами. Но среди тех, кто воспользовался плодами победы, оказались и персоны, не скрывавшие своего крайне негативного отношения к москалям и жидам.

Это обстоятельство сильно настораживало израильские спецслужбы.

– Продолжайте, – предложил Натаньяху.

– Сведения перепроверялись, – заявил генерал Кохави. – Теперь мы уверены в том, что террористический акт планируется осуществить в России, предположительно в Москве, во время чемпионата мира по футболу.

– Русские сумели справиться со всеми угрозами во время проведения зимних Олимпийских игр четырнадцатого года, – напомнил Данино. – Они тогда выстроили довольно эффективную трехслойную линию защиты. Наши офицеры потом знакомились с их наработками.

– Во время проведения Олимпийских игр там было задействовано около ста пятидесяти агентов различных американских спецслужб, – вмешался руководитель МОССАДа. – А сейчас они вряд ли появятся в Москве.

– Вы считаете, что без американцев русские не справятся? – уточнил Натаньяху.

– Янки выступали только в роли консультантов, – напомнил Тамир Пардо. – Конечно, русские справятся. Они борются против своих доморощенных террористов уже двадцать лет и наработали достаточно большой опыт. Хотя у них были и провалы.

– Олимпийские игры они провели на очень хорошем уровне, – напомнил генерал Кохави. – Но дело не в этом. С разрешения господина премьер-министра мы уже передали в Москву информацию о готовящемся крупном террористическом акте. Однако другие подробности нам пока неизвестны.

– Именно поэтому мы здесь собрались, – подвел итог премьер-министр. – По последним данным, в Москве живет около ста пятидесяти тысяч евреев, хотя официально их где-то шестьдесят тысяч. Но и это достаточно крупная цифра. Мы против подобных террористических актов не только у нас, но и в Москве, и в Нью-Йорке, и в Лондоне.

– Мы уже сотрудничаем с их ФСБ, – сообщил руководитель МОССАДа. – Но не получили согласия нашего комитета на проведение какой-либо совместной операции.

– Считайте, что получили, – мрачно проговорил премьер. – Меня настораживают слова генерала. Значит, готовится особо крупный террористический акт?

– Да, – кивнул Кохави. – У нас есть основания так полагать.

– Какие именно?

– Один из сотрудников посольства Саудовской Аравии, которого мы подозреваем в связях с террористами, несколько дней назад эвакуировал свою семью. Отправил на родину жену и четверых детей. Возможно, это чистое совпадение или же попытка защитить их от какой-то угрозы.

– Вы полагаете, что террористический акт может быть такой силы? – уточнил премьер. – Речь идет о контролируемом мощном взрыве?

– Возможен и такой вариант, – строго подтвердил Кохави. – Но мы исходим из самого худшего. Там может быть так называемая грязная бомба, начиненная отработанным плутонием.

Это была самая страшная опасность прежде всего для небольшого Израиля. Такая бомба могла уничтожить больше миллиона людей. Израильские спецслужбы понимали опасность попадания отработанного плутония в руки террористов.

– Разработку операции мы проводим, – доложил руководитель МОССАДа. – Но эвакуировать кого-то из евреев не имеем права. Сразу начнется паника. Да и журналисты будут задавать ненужные вопросы.

– Будет лучше, если все погибнут? – Генеральный инспектор полиции побагровел.

Он не очень любил разведчиков, как внешних, так и внутренних, считал, что они частенько перестраховываются в самых элементарных ситуациях, требующих простых решений.

– Будет лучше, если этот террористический акт не состоится, – ответил Кохави. – Но насчет взрыва бомбы с отработанными радиоактивными веществами я не очень уверен. Для этого требуется слишком много компонентов. В России налажен достаточно строгий контроль за подобными веществами.

– А если их разместят в самолете, чтобы использовать его как бомбу? – предположил Данино. – После американских террористических актов мы должны иметь в виду и такую опасность.

– Верно, – согласился генерал Кохави. – Но чужой самолет над Москвой появиться просто не сможет. Да и система контроля в аэропортах сейчас очень строгая. К тому же именно Москву прикрывает очень надежная противоракетная оборона, возможно, одна из лучших в мире. Даже если собственный самолет уклонится от своего маршрута, он обязательно будет сбит.

– Есть другие варианты? – поинтересовался премьер.

– Есть, – ответил руководитель службы безопасности Йорам Коэн. – В Москву могут привезти полоний. Достаточно разместить его на центральной станции метро, и гарантировано уничтожение сотни тысяч людей. Без всякой бомбы.

– Радиологическая защита в России поставлена на должном уровне, – напомнил руководитель МОССАДа. – Так просто полоний пронести не дадут. Во время чемпионата мира по футболу там наверняка будет проводиться самая строгая проверка.

– Тогда каким образом?.. – еще раз спросил премьер.

Все четверо молчали. Это были опытные профессионалы, которые не любили строить догадки в таких серьезных вопросах. Каждый из них привык опираться на конкретные факты, но таковых пока не было.

– Нужно все еще раз проверить и уточнить, каким образом будет проведен этот теракт, – сказал за всех руководитель МОССАДа Тамир Пардо.

Натаньяху опустил голову.

Премьер Израиля отвечает не только за граждан своей страны, но и за миллионы единоверцев, живущих по всему миру. Об этом помнит каждый политик в Тель-Авиве. Идея создания еврейского государства как раз и состояла в том, чтобы трагедия сороковых годов, когда были уничтожены шесть миллионов евреев, никогда не повторилась.

Сто пятьдесят тысяч евреев, живущих в Москве, – это очень много. Плюс еще около двенадцати миллионов горожан разных национальностей и вероисповеданий.

– Мы собрались, чтобы определить конкретный ход нашего сотрудничества, – напомнил премьер. – Я хочу услышать от вас конкретные предложения. Мы должны понять, каким образом может быть совершен этот крупный террористический акт. Если при всех линиях защиты он будет возможен в России, значит, мы не должны исключать вероятность того, что нечто подобное произойдет и в других местах, в том числе и у нас. – Он обвел глазами собравшихся и понял, что все они согласны с его позицией.

 

Глава 3

Вот уже второй месяц меня готовили к этому паломничеству. Я усердно учила правила поведения женщины во время хаджа и знакомилась со своими будущими спутниками. Конечно, пока только с их анкетами. Нельзя раньше времени себя обнаружить. Я не майор Кеклик Алиева, а всего лишь скромный сотрудник института литературы, которой выпала честь совершить хадж в благословенную Мекку вместе со своим старшим братом.

Из Баку поедут сорок два человека, плюс паломники из Гянджи и Нахичевани. А из многомиллионной России отправятся почти двенадцать тысяч мужчин и женщин. Это их лимит на сто сорок с лишним миллионов людей.

Мусульман там относительно немного, но едва ли не все они хотят совершить этот хадж, учитывая, что до девяносто первого года в Саудовскую Аравию невозможно было выехать. Тем более на паломничество. Из одного только Дагестана семьдесят человек.

Интересно, как можно в течение нескольких дней вычислить нужного человека среди тысячи паломников? Как это себе представляют наши умные командиры или великие аналитики в Москве? Неужели они не могут заранее проверить всех, кого отправляют в это паломничество?

Понимаю, что легче всего задержать всех и никуда не пускать. Наверное, в Советском Союзе так и сделали бы. А потом долго и кропотливо проверяли бы каждого, пытаясь найти возможного связного.

Но сейчас другие времена. Советского Союза давно уже нет.

Задержать столько паломников никак нельзя. Это вызовет настоящий вселенский скандал.

Значит, всех отпустят, а такой дурочке, как я, нужно будет попытаться вычислить возможного связного. Сделать это абсолютно нереально. Глупо надеяться на удачу.

Постепенно я начинала понимать, что меня отправляют как страховочный вариант. Конечно, я ничего не смогу сделать, кого-то вычислить. У меня будет слишком мало времени.

В Мекку отправятся несколько миллионов паломников. Мне не удастся даже подойти к российской делегации. Значит, меня посылают с другой целью. Но Кафаров не сообщал мне, для чего именно.

Я не могла у него спрашивать, но уже сейчас понимала, что на самом деле у меня будет совсем другое задание, о котором пока мне не говорили. Вычислить нужного им человека я не смогу ни при каких обстоятельствах.

А пока я готовилась. Это было даже интересно. Я читала Коран по-русски и по-азербайджански, запоминала молитвы на арабском и вообще изучала весь ритуал хаджа.

Это действительно очень любопытно. Полторы тысячи лет паломники со всего мира совершают хадж в святые места, невзирая на трудности и опасности, которые связаны с этим паломничеством. Ведь раньше не было ни самолетов, ни автомобилей. Люди со всего мира отправлялись в Мекку, чтобы выполнить предначертания Пророка. Они часто рисковали жизнью, испытывали невероятные лишения, проходя с караванами верблюдов по пустыням и степям.

Согласитесь, в этом есть нечто возвышающее. Такая вера и убежденность в своей правоте. Полторы тысячи лет!.. Миллионы людей по-прежнему верят в своего Аллаха, совершают этот благословенный ритуал.

Чем глубже я вникала в смысл богословских рассуждений, тем лучше осознавала, на чем зиждется вера. Людям нужен Бог, который придает смысл их существованию.

Иначе все напрасно. В противном случае придется поверить, что твое рождение на свет является лишь первым шагом к смерти, концу и полному разрушению. Все твои порывы, страсти, чувства кажутся такими ничтожными и наивными перед лицом вечности, в которой все мы пребываем. Поневоле задумаешься и придешь к выводу, что любая жизнь просто ничтожна. Только существование Бога придает нашему бытию некий смысл.

Никогда не думала, что начну размышлять подобным образом. Ведь я была убежденным атеистом по натуре. Сейчас больше агностик. Возможно, из хаджа я вернусь другим человеком, стану по-настоящему верующей. Может, в этом смысл тех страданий, которым подвергается паломник на пути к осмыслению своего Бога?

Кажется, Кафаров начал догадываться, о чем я думала. Это совсем неудивительно. Ведь теперь я почти ежедневно ходила в мечеть, покрывала голову платком и вообще стала немного другой. На меня даже начали обращать внимание на работе, хотя в нашем институте и вообще в академии много женщин, которые ходят точно так же.

В этом, наверное, тоже есть какой-то невероятный парадокс. С одной стороны, эти дамы работают в системе Академии наук и должны верить в прогресс человечества. С другой – они ходят в платках и больше надеются на внеземные силы, чем на мощь науки.

В качестве наставника мне назначили декана факультета исламоведения из Бакинского университета. Этот человек прекрасно владел арабским языком. Он вполне доступно объяснил мне многие аспекты ислама. Его перевод Корана на азербайджанский язык считается одним из лучших.

Меня все время беспокоило, что женщина не имеет права одна совершать паломничество. Это запрещено в исламе. Более того, я узнала, что в посольствах Саудовской Аравии не выдают виз одиноким женщинам моложе сорока пяти лет.

Как бы я ни хотела, но без брата Расула меня туда не пустят. Нужно было видеть, как он искренне радовался этому паломничеству. Для него, верующего мусульманина, возможность посетить Мекку – это, наверное, одно из самых важных событий в жизни.

Должна сказать, что он обратился к Богу после карабахских событий. Тогда погиб наш старший брат Мансур. Сам Расул, принимавший участие в этих сражениях, вернулся оттуда другим человеком. Он был поражен жестокостью этой войны, таким диким противостоянием с нашими соседями.

У нас во дворе жили сразу четыре армянские семьи. Самым близким другом Расула в школе был Карен, который уехал со своей семьей после начала карабахских событий.

Мой брат узнал, что Карен воюет на другой стороне и даже стал достаточно известным политическим деятелем в Нагорном Карабахе. Это больше всего угнетало Расула. Ведь они были неразлучны с Кареном все десять лет, пока учились в школе. Страшно представить, что на войне им приходилось стрелять друг в друга.

Забыла сообщить, что кровный родственник имеет право сопровождать женщину любого возраста. Это отец, брат, сын. В этом случае понятно, что отношения между ними совсем иные, чем с посторонними мужчинами.

А вот с кузенами ездить нельзя. Ведь у нас считаются нормальными браки между двоюродными братьями и сестрами. Но мне кажется, что их нужно запретить. Ведь дети в таких вот семьях часто рождаются со страшными генетическими заболеваниями. Конечно, меня никто не послушает, а жаль. Это было бы правильно.

Недавно я услышала одну забавную сентенцию от одного из наших местных писателей. Он довольно популярен среди молодежи, пишет свои забавные истории. И вот несколько месяцев назад этот человек сказал, что «любая порядочная азербайджанская женщина должна на протяжении жизни иметь трех мужчин, любящих ее».

Можете себе представить, с каким негодованием восприняли эти слова наши ортодоксы. А он объяснил, что имел в виду «отца, любовь которого позволяет девочке расти под надежной защитой, охраняет ее в детстве, мужа, который делает ее жизнь счастливой в юности, и сына, которой будет ее опорой и радостью уже в зрелом возрасте».

В общем, я думаю, что он был прав, хотя сына у меня пока нет. Конечно, я очень хотела бы родить мальчика, похожего на моего мужа. Но в Дагестане случилась трагедия. Я случайно оказалась рядом с взорвавшимся автомобилем и потеряла сына, которого ждала тогда. Вспоминать об этом всегда очень больно.

Врачи сказали, что у меня больше не будет детей. Мой первый супруг, с которым мы и до этого жили не очень хорошо, сразу решил со мной развестись. Вот такой настоящий мужчина.

Я не говорила Арифу, но недавно прошла обследование еще раз, принципиально решила родить мальчика, назло своему первому мужу и его подлой семье. Когда моя бывшая свекровь видит меня или кого-то из моих родных, она даже не здоровается с нами, как будто мы в чем-то перед ними виноваты.

Врачи мне откровенно сказали, что я не смогу больше рожать. Но можно извлечь яйцеклетку и пересадить эмбрион другой женщине. Суррогатная мать выносит нашего с Арифом ребенка. Как только вернусь, еще раз поеду к врачам. Я очень хочу мальчика. И моя дочь тоже всегда мечтала иметь братика.

Но вообще-то я думаю, что этот писатель был абсолютно прав. Когда тебя обожают трое таких мужчин, охраняют своей любовью с момента рождения и до самой смерти – это самая большая удача. Счастливы женщины, имеющие рядом отца, мужа и сына.

Надо сказать, что у нас в Азербайджане пока не приняты такие роды. Дело не в медицине, а скорее в отношении к матери. Для нас это святое чувство. Мы не можем позволить себе иметь другую мать. Поэтому мне так сложно решиться на то, чтобы завести сына таким вот способом.

Еще я узнала о важности хаджа.

Любой исламский богослов может рассказать вам о том, как Пророка Мухаммеда спросили:

«Какое дело считается наилучшим для любого мусульманина?»

Он ответил:

«Вера в Аллаха и его Посланника».

Тогда его спросили во второй раз:

«А после этого?»

Он ответил: «Война на стороне Аллаха».

Тогда его спросили в третий раз:

«А после этого?»

Он ответил:

«Безупречный хадж».

Существуют пять основных столпов, на которых держится ислам.

Первый постулат нашей веры таков:

«Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед Его раб и посланник Аллаха».

Это утверждение известно всем.

Затем пятикратный намаз в течение дня, то есть молитвы, предписанные правоверным, соблюдение поста в месяц рамадан и совершение хаджа. Об этом обычно и говорят.

Но я узнала, что на самом деле мусульман обманывают. Есть пятый столп исламской веры, о котором так не любят вспоминать наши нувориши и священнослужители высокого ранга. Это обязанность богатых делиться с бедными. Так называемый закат, то есть милостыня.

Интересно, что в последние годы я не очень-то часто слышала об этом основном правиле исламской религии. Видимо, оно не очень нравится многим разжиревшим чиновникам.

Я узнала много нового, необычного для себя. Даже более того. Однажды речь зашла об основных религиозных течениях в мире. Я с большим изумлением услышала, что разделение Европы на Западную (условно говоря, римскую) и Восточную (византийско-греческую) было предопределено еще древнегреческими философами. Восточная Европа развивалась по Платону, а Западная – по Аристотелю.

Я поняла, что легче всего быть идиотом, который ничего не знает и не хочет знать. А как интересно изучать истории мировых религий и сознавать, что в них скрыта мудрость тысячелетий.

После такого цикла лекций я начала уважать пророков, которые осмеливались пропагандировать единобожие и вообще выступать посланниками Бога. Исламская религия признает иудейского Мусу (Моисея), христианского Ису (Иисуса) и Мухаммеда. В Коране сказано, что они – «люди Книги».

Иудаизм и ислам почти идентичны по своим обрядам и законам. Может, люди меньше убивали бы друг друга, если бы знали об этом немного больше? Ведь получается, что мусульманин не имеет права поднимать руку на последователей Мусы и Исы. Не говоря уже о том, что любой христианин априори не может быть антисемитом. Он молится в церкви Деве Марии, которая была еврейкой, и ее сыну Иисусу. Как после этого быть антисемитом?

В общем, это было ужасно интересно, познавательно и поучительно. Но однажды мне снова позвонил Микаил Алиевич и назначил очередную встречу.

Я пришла в платке и в закрытой одежде. Если совершу хадж, то мне придется ходить так всю оставшуюся жизнь. Люди просто не поймут, почему я надеваю платье с открытыми коленями или не покрываю голову. Кажется, мои жертвы будут куда большими, чем я вначале предполагала.

– Кажется, ты уже начала меняться, – заявил Кафаров.

– Разве это не входило в первоначальный замысел? – спросила я.

– Во всяком случае, не так стремительно, – улыбнулся полковник. – Хотя, по-моему, тебе это нравится.

– Я вхожу в образ, но понимаю, что сделать это будет сложно, а то и вообще невозможно. Все мои соседи и коллеги уже заметили, как сильно я изменилась, причем не только в одежде.

– Тебе это не нравится?

– Необычный опыт. Я привыкла чувствовать себя свободно, а теперь поняла, что такие платья меня совсем не стесняют.

– Вот и хорошо. Утром четырнадцатого числа вы вылетаете в Стамбул, а уже оттуда вечером – в Джидду. Тебе сказали, как нужно одеться?

– Да. Я уже все знаю. Мне даже выдали специальную одежду.

– С тобой отправится Тамара-ханум, почтенная женщина шестидесяти восьми лет. Она едет уже во второй раз. Это тетя одного из наших сотрудников. Конечно, ни в какие детали мы ее не посвящали. Но тебе станет легче, если рядом будет женщина, которой можно доверять. Мы тщательно просмотрели весь список, прежде чем вышли на нее. Есть моменты, когда рядом нужна именно женщина, а не твой брат.

– Спасибо.

Мне действительно будет легче, если рядом окажется кто-то, с кем я могла бы элементарно переговорить. Но я не думала, что Кафаров пригласил меня только для того, чтобы сообщить об этой тетушке. У него наверняка имелась еще какая-то важная информация, которой он хотел поделиться со мной.

Полковник внимательно посмотрел на меня, неожиданно кивнул и сказал:

– Правильно решила. Конечно, я позвал тебя не только из-за Тамары-ханум.

Честное слово, я вздрогнула. Неужели он действительно читал мои мысли?!

А Кафаров даже пояснил:

– Когда я сказал тебе о твоей новой спутнице, ты недовольно пошевелила пальцами правой руки, чуть отвела глаза, вздохнула, поправила платок и внимательно посмотрела на меня, словно ожидая продолжения. Это значит, что, с одной стороны, ты приняла мою информацию к сведению, а с другой – поняла, что последует продолжение. Учись читать по лицам и поведению ваших собеседников их мысли! Я много раз говорил тебе об этом.

Я согласно кивнула. Конечно, он прав. Но для того чтобы обладать таким умением читать мысли людей по их лицам и поведению, нужно быть очень внимательным, уметь точно анализировать, наблюдать, делать верные выводы. Эта наука, которой можно учиться всю жизнь. Или же надо родиться Шерлоком Холмсом, который все замечает и делает верные выводы. Хотя мне в качестве примера, наверное, больше подойдет мисс Марпл.

– А теперь самое важное, – продолжал Микаил Алиевич. – Мы тоже не сидели сложа руки, пока ты штудировала азы ислама. Так случилось, что один человек, который записался в группу и уже оплатил свой проезд, два дня назад погиб в автомобильной катастрофе.

– Не повезло, – сказала я, уже понимая, что он не просто так рассказывает мне об этой аварии.

– Очень не повезло, – согласился полковник. – Самое неприятное в том, что в его машине обнаружились некоторые документы, которые показались нам очень своеобразными.

Теперь я молчала, понимая, что сейчас мне сообщат нечто важное. Может быть, не очень приятное.

– Это Насир Талыбов, – сказал Кафаров. – Относительно молодой человек тридцати двух лет. Он должен был выехать в составе группы, вместе с тобой. Четыре года работал в Турции, недавно вернулся и сразу записался на паломничество в Мекку. В машине оказалось письмо его знакомого из Стамбула. Там были некоторые очень серьезные моменты. Мы связались с турецкой контрразведкой, и она довольно быстро установила, что знакомый Талыбова – один из представителей законспирированной террористической организации, связанной с египтянами. Взять этого Неджада Мехмеда турки не успели, хотя обычно их контрразведка работает достаточно четко. Оказалось, что этого типа кто-то успел предупредить. Он сбежал за несколько часов до того, как в его доме появились офицеры, приехавшие за ним. У нас сразу возник очень неприятный вопрос. Утечка информации была из нашего ведомства, или же Мехмеду сообщил об опасности кто-то из турков?

– Вы знаете ответ?

– Если бы знал, то сказал бы, – отрезал Кафаров. – Но теперь мы понимаем, что все наши опасения были достаточно серьезными. В составе вашей группы был человек, который случайно погиб. Возможно, тот самый субъект, которого мы все ищем.

Я испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, столько дней подготовки, а с другой – получается, что уже не нужно ехать в Мекку. А мне теперь очень хотелось отправиться туда. Но я даже думать об этом боялась. Иначе Микаил Алиевич опять догадается о моих мыслях по движению пальцев или отводу глаз.

– Ты понимаешь, что это авария очень нас беспокоит, – продолжал полковник. – Если это тот самый человек, которого все искали, то тебе вообще не стоит ехать в паломничество. А если другой, то дело становится слишком опасным и непредсказуемым. Ведь мы не знаем, кто именно предупредил турецкого друга Талыбова о возможном аресте.

Я все еще молчала. Все равно он скажет все, что должен, и сам примет решение.

– Мы решили, что тебе в любом случае нужно ехать, – наконец заявил полковник, и я предприняла титанические усилия, чтобы не выдавать своей радости и вообще ничего не думать, просто принять его информацию к сведению.

Но, видимо, это было выше моих сил. Я не сдержалась и радостно кивнула.

– Я так и думал, – сказал Кафаров. – Тебе, конечно, хочется туда поехать. Стало интересно?

– Ужасно. Когда еще будет такой шанс?

– Когда выйдешь на пенсию, – пошутил Микаил Алиевич. – В общем, мы приняли такое решение. Да, тебе нужно ехать, но быть осторожнее. До сих пор непонятно, кто и как мог сообщить о нашей совместной операции.

– Напарник Талыбова жил в Стамбуле?

– В Узкюдаре, на азиатской стороне Босфора. Для твоего развития могу сообщить, что это самый исламизированный район Стамбула. Еще нужно учесть обстановку в Египте. Там ведь снова началось очередное противостояние между правительством и «братьями-мусульманами». Они не желают мириться с тем, что их президента отстранили от власти. С ними уже несколько лет безжалостно расправляются представители вооруженных сил.

– А как погиб этот Талыбов?

– В пьяном состоянии перевернулся на своей машине. Упал с моста. Его не успели довезти до больницы – он скончался, так и не приходя в сознание.

– Пьяный исламист? – недоверчиво переспросила я. – Такие тоже встречаются?

– Сейчас можно встретить кого угодно. – Полковник нахмурился. – Мы все равно будем проверять обстоятельства его смерти. Хотя эксперты-патологоанатомы уже дали свое заключение. Был сильно пьян и получил при падении тяжелые травмы, несовместимые с жизнью.

– Вы уже сообщили в Москву о случившемся?

– Разумеется. И начали тщательную проверку всех наших паломников, пытаясь определить, кто еще мог быть знаком с погибшим Талыбовым. Наш системный анализ на компьютерах не выявил никого. Но в Москве провели свой. Им было сложнее – все-таки двадцать тысяч паломников. Они искали любую фамилию, которая упоминалась бы в контексте с именем Насира Талыбова. И нашли!..

Я вся напряглась.

– В дагестанской группе, которая вылетает из Махачкалы, будет некто Абдулкерим Джамалов. Этот человек дважды летал с Талыбовым в Стамбул из Баку. Не исключено совпадение, но турецкая контрразведка сейчас проверяет возможность знакомства Талыбова и Джамалова.

– Этот субъект будет в дагестанской группе? Его не остановили российские спецслужбы?

– Более того, – сказал полковник, внимательно глядя на меня. – Они приедут на автобусах в Баку, откуда полетят в Стамбул вместе с тобой. Было принято такое решение, чтобы ты могла хотя бы взглянуть на этого типа, а то и узнать его поближе. Если, конечно, получится.

– У вас есть фотография Джамалова?

Вместо ответа Кафаров протянул мне снимок. Отвратительное лицо, полные губы, крупный нос, мохнатые брови и абсолютно лысая голова. Неужели он и в жизни такой? И с этим типом мне еще нужно знакомиться! Хорошо, что мне не предлагают с ним… Это уже большой грех. Я не должна даже думать о чем-то подобном.

Странно, что уже сейчас я размышляла как правоверная мусульманка, готовая совершить свой богоугодный хадж. Честное слово, весь этот подготовительный период меня сильно изменил.

Я начинала понимать женщин, которых долго обрабатывают и делают террористами-самоубийцами. Во-первых, на нас гораздо легче воздействовать. У женщины все сердце, даже голова.

Во-вторых, несчастные женщины, потерявшие своих мужей и оставшиеся вдовами, видят в такой перспективе надежду на лучшую жизнь уже в ином мире. Поэтому они добровольно надевают на себя пояса шахидов и идут взрывать автобусы и поезда.

– Отвратительное лицо! – сказала я. – Совершенно типичный боевик и фанатик. На него как только посмотришь, сразу все становится ясно.

– В таком случае давай назовем его Артистом. – Микаил Алиевич улыбнулся. – Еще учти, что звонить со своего мобильного телефона ты просто не имеешь права. В самом крайнем случае можешь использовать телефоны людей, окружающих тебя. Например, попросить аппарат у своего брата.

– Только этого не хватало! – в сердцах воскликнула я.

– Мы координируем наши действия, – мрачно сообщил Кафаров. – Но никто не дает гарантию, что это тот самый человек, который нам нужен. Поэтому будь особенно осторожна. Старайся себя не выдавать. Возможно, что источник информации кроется в нашем управлении. Помнишь, я рассказывал тебе об офицерах израильской армии, которые работали на «Хезболла»? Иногда происходят и абсолютно невероятные вещи. С тех пор как деньги стали мерилом совести и благополучия, нельзя быть уверенным ни в одной организации. Некоторые циники считают, что продается и покупается все на свете, в том числе и совесть любого человека.

– Можно вопрос? – снова не удержалась я.

Он смотрел на меня, молчал десять секунд, пятнадцать, двадцать, наконец полюбопытствовал:

– Хочешь спросить, как именно считаю я, да?

Господи! Он действительно умеет читать чужие мысли. Или мой вопрос был настолько очевиден?

– Нет, – заявил Кафаров. – Я так не думаю. До сих пор есть люди, которых невозможно купить ни за какие деньги. Я ответил на твой незаданный вопрос?

 

Интерлюдия

Хаджи Рахман узнал, что вылет из Махачкалы откладывается. Ему позвонили из Духовного управления мусульман Дагестана и сообщили, что два автобуса с местными паломниками выедут в Азербайджан. Оттуда люди полетят в Стамбул и уже затем переправятся в Саудовскую Аравию. Это было не очень приятно.

В конце концов, все паломники заплатили деньги вперед, чтобы отправиться в Мекку без лишних проблем. А теперь приходилось сначала отправляться в Баку на автобусах. Хотя в этом не было ничего удивительного.

Сразу после распада большого Союза в Махачкале еще не было международного аэропорта. Местные паломники отправлялись в Азербайджан, откуда уже на автобусах традиционно добирались до Мекки или Кербелы.

Хотя в Кербелу они ездили только до две тысячи третьего года, пока американцы не вошли в Ирак. При Саддаме Хусейне паломники беспрепятственно пересекали страну, не подвергаясь никаким нападениям. После автобусы с паломниками шли через Ирак, Сирию, Иорданию.

Паломники из Дагестана обычно были суннитами, но в Азербайджане царила удивительная толерантность. Большинство населения во главе с шейхом Аллахшукюром Паша-заде были шиитами. Однако сунниты в этой стране не подвергались никаким притеснениям. Все мечети были открыты для сторонников обоих направлений в исламе.

Что касается Ирана, то это была страна шиитов. Однако и в ней уважали паломников, которые направлялись в Мекку и тем более в Кербелу.

В Сирии также сложилась уникальная ситуация. Страной правили алавиты, близкие к шиитам, а почти девяносто процентов мусульманского населения было суннитами. Разумеется, к представителям обоих направлений в исламе здесь относились достаточно толерантно.

Что касается Иордании, то правящий там король, потомок Пророка Мухаммеда. Он довольно уверенно контролировал свою страну, не допускал эксцессов и бесчинств фанатиков.

Зато подобные вещи почти ежедневно теперь происходили в Ираке, где шииты и сунниты ожесточенно, безо всякой жалости истребляли друг друга. Жители этой страны считали, что американцы сознательно пошли на публичное убийство Саддама Хусейна, которого не только приговорили к смертной казне, но и оскорбляли во время ее исполнения. При этом никто не скрывал, что это дело было поручено шиитам, чтобы посеять еще большую рознь между ними и суннитами.

Поразительно, что даже при самых авторитарных режимах во время публичных казней не допускались унижения и оскорбления приговоренных. В Средневековье палачи даже заранее просили прощения у своих жертв.

Известен исторический прецедент, когда палач Самсон отрубил голову Шарлотте Корде за убийство «друга народа» Марата и показал ее людям под восторженные крики. Но затем он не сдержался, дал пощечину уже отрубленной голове и сразу был уволен за «оскорбление женщины», даже казненной.

Самое поразительное, что в Мекку допускались представители обоих течений ислама. Короли Саудовской Аравии считались хранителями веры и двух святынь: священного камня Каабы и могилы Пророка. Они достаточно терпимо относились к паломничеству миллионов шиитов, справедливо полагая, что теологические различия не могут и не должны влиять на желание мусульман совершать хадж, предписанный Пророком и Кораном.

Между Россией и Азербайджаном не существовало визовых ограничений. Поэтому паломники могли свободно пересечь государственную границу и уже затем отправиться в Турцию, откуда самолеты могли перенести их в Джидду. Чартеры из Баку в Стамбул, а потом и в Джидду уже были заказаны и обговорены.

Хаджи Рахман считался руководителем группы дагестанских паломников. Он не совсем понимал мотивы изменения маршрута, но в этом не было ничего особенного. Паломникам нужно было провести в автобусах только несколько часов. К тому же почти у всех имелись родственники по ту сторону границы, и многие с большим удовлетворением узнали об изменении маршрута.

Государственная граница между Россией и Азербайджаном, появившаяся в девяносто первом году, по существу разделила не только азербайджанцев, многие из которых проживали в Дербенте и других городах Дагестана, но и аварцев, лезгин. Ведь здесь не было никаких кордонов почти двести лет. Да и прежде, в Средние века, лезгинский север и азербайджанский юг часто перемешивались. Люди приходили друг другу на помощь в случае нападения внешних врагов.

Поэтому известие о вылете через Баку было встречено восторженными криками. Дороги в Азербайджане были достаточно удобными. Сам город вполне заслуженно считался очень красивым.

Поэтому те паломники, которые еще не бывали в столице Азербайджана, с удовольствием ждали этой поездки. Многие настаивали на том, что не надо сразу отправляться в аэропорт. Хорошо бы дать возможность людям немного погулять и осмотреться в городе.

К большому удивлению хаджи Рахмана, власти двух стран сумели договориться и пошли навстречу паломникам. Было решено выехать затемно, в половине четвертого утра, чтобы к полудню быть в Баку, а уже в половине пятого вылететь в Стамбул.

Самолет должен был приземлиться в Стамбуле примерно через два часа сорок минут. Затем путешественникам предстояло вылететь в Джидду, там пересесть на автобусы, отправляющиеся в Мекку. На месте они оказались бы почти в полночь.

Паломники знали, что на обратном пути они останутся в Стамбуле почти на целый день. У них будет время на осмотр великого города, полного достопримечательностей.

Однако из столицы Турции самолеты должны были прибыть в Махачкалу. Именно поэтому почти все паломники просили остановиться в Баку хотя бы на несколько часов. Они хотели увидеть город, который так стремительно менялся в последние годы.

Выехать в половине четвертого им, конечно, не удалось. Но десять минут пятого они уже покинули Махачкалу.

Хаджи Рахман сидел в первом ряду, закрыв глаза. Все семьдесят паломников разместились в двух автобусах.

Во втором старшим был Абдулали Магомедов, солидный мужчина лет сорока пяти. Он уже трижды совершал хадж. Абдулали был честным и верующим человеком. Он исправно писал отчеты после каждого хаджа, но категорически отказывался сотрудничать с ФСБ или другими спецслужбами, считал подобное занятие недостойным того светлого пути, по которому он шел к священному камню Кааба.

Несмотря на тучность, Магомедов был достаточно подвижным и энергичным человеком. Страдая сильным диабетом, он обычно брал с собой специальный аппарат для измерения сахара в крови и введения нужной дозы инсулина. На границе такие приборы пропускались без всяких проблем. Пограничники и таможенники знали о том, что среди миллионов прибывающих в Саудовскую Аравию паломников есть тысячи диабетиков. У многих из них были с собой глюкометры или даже отдельные шприцы с инсулином, жизненно необходимым им.

Хаджи Рахман и Абдулали Магомедов были знакомы уже больше десяти лет. Они не сомневались друг в друге и хорошо знали все сложности, которые могли встретиться на их пути.

Все последние дни хаджи Рахман беспрерывно задавал себе вопрос – правильно ли он поступил, согласившись на предложение сына врача, когда-то спасшего ему жизнь? Конечно, он понимал, что следует платить добром за добро.

Но сам факт того, что он, правоверный мусульманин, всегда выполнявший нормы шариата и верящий в истинного Бога, неожиданно оказался в роли агента спецслужб, пусть даже на время, казался ему нелепым и кощунственным. Генерал говорил о том, что своим поступком он, возможно, спасает тысячи жизней, но хаджи Рахман все равно чувствовал себя не совсем нормально.

Он познакомился с каждым из семидесяти паломников, которые отправлялись вместе с ним. Несколько человек вызывали у него подозрение. О присутствии некоторых других оставалось только сожалеть.

Одна полноватая женщина с выкрашенными рыжими волосами все время интересовалась, как далеко от аэропортов находятся базары в Баку и Стамбуле и можно ли будет что-то купить в Мекке. Слушая эту бесцеремонную торговку, хаджи Рахман морщился. Совершать паломничество нужно с чистыми мыслями и намерениями, все время обращаясь к Всевышнему, помня о своей главной цели, совсем не думая о том, что именно можно купить на этом пути обретения собственной души. Увы! Среди паломников встречались и такие.

От одного мужчины ощутимо пахло спиртным. Это был худощавый небритый тип, который все время отворачивался. Хаджи Рахман нахмурился. Он никогда не пил и поэтому сразу чувствовал запах. Если этот поганец посмеет еще раз приложиться к бутылке, то хаджи своей властью просто снимет его с маршрута.

Сейчас, сидя в автобусе, хаджи вспоминал каждого из тех, с кем он познакомился. Есть несколько мужчин, которые отводили глаза, когда он с ними пытался заговорить. Но кто знает, почему они так делали. У каждого свои проблемы.

Некоторые отправляются в хадж, пытаясь обрести внутренний покой, придать смысл своей неустроенной жизни. Другие ищут в этом паломничестве спасение от самих себя. Кто-то пытается замолить собственные грехи, выполнить свой долг, обязательства, данные Аллаху, родителям или близким.

В прошлый раз хадж совершал молодой мужчина, который все время молчал. Рахман несколько раз пытался его разговорить, но тот не поддавался, лишь иногда односложно отвечал на некоторые вопросы.

Даже после хаджа, когда они возвращались домой, этот незнакомец так и не проронил ни слова. Только по возращении в Махачкалу хаджи Рахман узнал, что этот мужчина попал в тяжелую аварию вместе со своей семьей. В ней погибли его жена и дочь. Сын угодил в больницу с тяжелыми травмами. Врачи не верили в его выздоровление.

Люди говорили, что мужчина молился в мечети весь день, просил Господа сохранить жизнь его сыну. Возможно, молитвы подействовали. Или сказался профессионализм врачей. Только мальчик выжил. Благодарный отец поклялся совершить хадж, обрести своего Господа.

Таких историй было достаточно. Попадая в тяжелые ситуации, люди обращались к Богу как к последней инстанции в надежде на чудо, которое человек уже не может сотворить. Они обещали совершить хадж, соблюдать пост в месяц рамадан, начать молиться или принести в жертву барана. Обещания могли быть разными, но в любом случае человек пытался найти хоть какую-то защиту в лице Бога.

«Конечно, я мог отказаться, – думал хаджи Рахман. – Никто не заставил бы меня стать доносчиком. Но если этот подозрительный человек никак не проявит себя, то я не смогу его вычислить. Тогда мы благополучно вернемся в Махачкалу, и я не совершу ничего недостойного. Но…»

В этом «но» и было главное противоречие хаджи Рахмана. Этот неизвестный человек, который находился в числе семидесяти паломников, отправлявшихся в Мекку, совершал не просто богомерзкое дело. Он бросал вызов самому Аллаху, прикрываясь хаджем для осуществления своих гнусных намерений. Выставляя напоказ светлые помыслы, негодяй готовил убийство очень многих людей. Притворяясь верующим человеком, он служил шайтану. Такой человек не заслуживал прощения.

На российской границе всех паломников попросили пройти пограничный контроль. Проверка велась очень тщательно. Ведь в последние годы Дагестан был самым неспокойным регионом в огромной стране. Здесь совершалось немало террористических актов против сотрудников правоохранительных и государственных органов.

Затем автобусы переехали на азербайджанскую сторону. Здесь паломникам разрешили остаться в салонах. Женщина из пограничной службы сперва накинула на голову платок и только затем вошла в автобус.

Хаджи Рахман первым протянул ей паспорт и улыбнулся. Эта женщина была достаточно деликатна, несмотря на свой офицерский чин.

– Вы старший группы? – спросила она по-русски.

– Я знаю азербайджанский. – Хаджи Рахман улыбнулся. – Вы можете говорить со мной на родном языке.

– Сколько у вас человек?

– Семьдесят четыре с водителями и сопровождающими, – ответил он. – Тридцать одна женщина и сорок три мужчины.

– Почему все сидят вместе? – поинтересовалась она. – Было бы удобнее разместить мужчин в одном автобусе, а женщин – в другом.

– Здесь едут земляки, много родственников, – пояснил хаджи. – Они хотят быть рядом друг с другом. Я подумал, что не стоит их разделять.

Женщина улыбнулась, посмотрела его паспорт, поставила отметку и прошла по салону. Через полчаса оба автобуса двинулись дальше.

Следующая остановка была в Хачмасе, у чайханы. Мужчины потянулись в зал. Женщины понимали, что здесь им не надо бы входить в такие заведения. Они собрались на веранде, куда им выносили чай.

Хаджи Рахман не смотрел на своих подопечных. В конце концов, если Аллаху будет угодно, он узнает, кто этот недостойный в их группе, который служит шайтану, прикрываясь святым паломничеством. Возможно, ему что-то передадут в Саудовской Аравии или же он получит новые инструкции еще в пути.

Хаджи выпил свой чай и подозвал чайханщика. Это был мужчина лет пятидесяти, грузный, с густыми черными усами и уже поседевшей головой.

– У нас семьдесят четыре человека, – сказал хаджи Рахман. – Мы пили чай. Сколько я должен вам заплатить за всех?

– Вы ничего не должны, – ответил чайханщик.

– Как это ничего? Я старший группы. У меня есть деньги, чтобы платить в подобных случаях.

– Я все понимаю, хаджи, но денег не возьму, – упрямо сказал чайханщик. – Вы ведь едете в паломничество. Это святое дело. Нельзя с вас деньги брать. Я не возьму.

– Это неправильно, – возразил Рахман. – Нас слишком много. Семьдесят четыре человека. Возьмите деньги.

– Семьдесят четыре чая, даже если каждый выпил по два стакана, это семьдесят четыре маната, – быстро подсчитал чайханщик. Значит, меньше ста долларов. Я могу позволить себе не брать с вас деньги.

– Вы всегда так делаете?

– Не всегда, – ответил чайханщик. – Но вы – хаджи Рахман. Вас многие знают не только в Дагестане, но и в Азербайджане. Вы ведь совершаете хадж уже не в первый раз. Я не возьму с вас денег, уважаемый хаджи.

– Спасибо, – сказал Рахман, протягивая ему руку.

Чайханщик ответил тем же и пошел к себе.

Тут Рахман услышал, как кто-то остановился у него за спиной и негромко произнес:

– Не оборачивайтесь, хаджи.

– Кто вы? – спросил Рахман, не двигаясь.

Этот голос показался ему знакомым.

– Я водитель второго автобуса, – сказал человек. – Хотел передать вам привет от Гасыма.

Хаджи нахмурился.

– Какой Гасым? – на всякий случай спросил он.

– Ваш друг детства, – услышал хаджи в ответ.

Конечно, этот так называемый водитель должен был ответить именно так. Он ведь не станет передавать привет от генерала.

– Что вам нужно? – спросил Рахман.

– В нашем автобусе находится человек, на которого вы должны обратить внимание, – пояснил водитель.

– Почему должен?

– Извините. Я неправильно выразился. На которого вы можете обратить внимание.

Видимо, с водителем провели соответствующую беседу. Или он сам оказался достаточно неглупым человеком. Нельзя подходить к хаджи и говорить «должен». Если они это понимают, то подобный подход очень радует.

Рахман согласно кивнул.

– Кто это? – осведомился он.

– Абдулкерим Джамалов, – сообщил водитель. – Высокий молодой человек с выбритой головой.

Хаджи нахмурился. Он пытался вспомнить. Кажется, в их группе несколько человек с голыми черепами. Двое нарочно остригли волосы перед хаджем. Какие наивные люди, они не знают, что это нужно делать потом, после определенных процедур.

Но никому не возбраняется отправляться в паломничество с выбритым черепом. Конечно, будет жарковато, зато гигиенично. Время хаджа каждый раз сдвигается. В этом году паломники попадут в Мекку в жаркие летние дни.

– Я не помню такого, – честно признался он.

– Увидите – узнаете, – пояснил водитель.

– Понятно.

– Будьте осторожны, – предупредил водитель. – В Баку мы оставим вас в аэропорту и уедем.

– А как будет там?

– Не беспокойтесь. Там тоже все пройдет нормально. Вам необязательно за ним ходить. Можете немного отдохнуть. Но потом вы улетите и дальше останетесь один. Вы хотите что-то передать или о чем-то попросить?

– Не у вас! – Хаджи Рахман улыбнулся. – Я иду к моему Богу.

– До свидания, – с уважением сказал водитель и добавил: – Счастливого вам пути. Пусть Аллах примет ваш хадж.

Хаджи Рахман обернулся через несколько секунд, но рядом уже никого не было.

«В наше время даже самые стойкие офицеры спецслужб и бывшие коммунисты становятся понемногу верующими людьми», – подумал хаджи.

Оставшийся путь до Баку прошел спокойно. Автобусы въехали на стоянку и встали рядом друг с другом.

Хаджи Рахман вышел первым. Его сразу отвлек организатор хаджа от азербайджанской стороны с какими-то бумагами. Рахман не успел увидеть людей, выходивших из второго автобуса. Поэтому он не мог узнать Джамалова среди своих подопечных.

Хаджи отправился в Таза Пир, главную мечеть города. Там он помолился за успех их паломничества.

Через два часа, уже в аэропорту, когда члены его группы проходили пограничный контроль, он увидел высокого молодого человека с обритой головой. Это был Абдулкерим Джамалов. Согласно документам ему шел тридцатый год.

Хаджи Рахман не сумел скрыть выражения своего лица и даже нахмурился, когда услышал имя Джамалова. Он не мог знать, что за этим типом следят еще несколько человек со всех сторон. Хаджи не было ничего известно и о другом мужчине из его группы. Тот уже прошел государственный контроль и теперь внимательно наблюдал за Рахманом.

 

Глава 4

В этот день мы должны были улетать в Стамбул. Я успела познакомиться с Тамарой-ханум. Это оказалась веселая, задорная женщина пятидесяти пяти лет, которая все время шутила, громко смеялась и вообще производила впечатление очень жизнерадостного человека. На ее фоне я казалось мрачной и зажатой дурочкой.

Она рассказала мне, что едет в Мекку во второй раз. Мол, ее племянник работает с моим мужем. Он-то и попросил ее проследить за мной.

С этой стороны все было четко спланировано. Ее племянник действительно работал в Министерстве национальной безопасности с моим мужем. А я – в институте литературы и не могла вызывать подозрений.

Сама Тамара-ханум была врачом детской поликлиники. Узнав об этом, я еще подумала о том, что именно такими и должны быть детские доктора – добродушными, веселыми, открытыми.

Ей, конечно, легче. Не нужен сопровождающий мужчина в отличие от меня. Я еще раз подумала, что это правильно. Ведь полторы тысячи лет назад не было самолетов, вертолетов, машин, быстроходных кораблей, мобильных телефонов. Если женщина хотела отправиться в Мекку, то ей приходилось преодолевать такие невероятные препятствия, что об этом даже страшно подумать. Без сопровождения мужчины практически невозможно было совершить такое путешествие.

А самое главное – чистые помыслы. Именно поэтому сопровождать женщину может человек, который не будет думать о том, как соблазнить свою подопечную не только во время паломничества.

Расул сидел рядом со мной, и я видела, что ему было интересно. Для него вообще все необычно. У него двое детей и супруга, которая ждет третьего ребенка. Он вообще молодец, учитывая, что у него уже есть дочь и сын.

Наши мужчины поголовно хотят сына. Они заставляют женщин рожать по три-четыре, даже пять раз, лишь бы на свет появился мальчик. Это верующие люди, которые знают, что аборт аморален как с точки зрения Бога, так и по обычным человеческим понятиям. А вот неверующие заставляют жен делать по несколько абортов, если знают, что родится девочка.

Говорят, что у нас скоро запретят проверять пол ребенка, иначе появится жуткая диспропорция. Как в Китае, где в восьмидесятые годы в семьях было по одному ребенку.

Слишком многие хотят мальчика. В результате сегодня возник дикий дисбаланс. Теперь стало непонятно, где брать столько невест. Это может случиться в любой стране, где мужчины так озабочены сохранением своей фамилии.

Хотя их тоже нужно понимать. Ясно, что не все короли, но любому хочется иметь свое продолжение именно в лице сына.

А вот мой брат уже имеет сына и дочь, но хочет еще одного ребенка. И это здорово. Значит, они с женой просто любят друг друга и желают этого малыша, независимо от того, кто родится.

У моего дяди есть друг, известный народный поэт, родом из Грузии. Можете не верить, но еще в молодости, едва женившись, поэт сообщил друзьям, что хочет сына.

Когда родился первый мальчик, он объявил всем, что следующим ребенком должна быть девочка. Так и получилось. Тогда поэт сказал, что у сына должен быть брат, и через год родился еще один мальчик.

После этого он решил, что у дочери тоже должна быть сестра. Еще через полтора года родилась девочка.

Два мальчика и две девочки, словно по заказу. Такой идеальный вариант. Нужно по-хорошему порадоваться за этого человека. С годами понимаешь, что это самое важное для любого человека. Ладно, почти для любого.

Этим утром нас собрали на последнюю лекцию и в очередной раз пояснили, как мы должны себя вести. Мы ведь шииты, и следить за нами станут особенно пристально. Хотя там все будут равны.

Мы должны будем в белых одеяниях обойти Каабу, а затем бросать камни в символического шайтана или дьявола, если следовать европейской традиции. Но о ритуалах хаджа я еще успею вам рассказать.

А пока мы собрались вместе, знакомились и договаривались встретиться на стоянке, откуда нас повезут в аэропорт. Конечно, некоторые сразу предупредили, что приедут туда сами.

Мы с Арифом договорились, что попрощаемся дома, чтобы он не появлялся в аэропорту. К автобусу меня отвезет Расул.

Все последние дни он очень сосредоточен и молчалив. Для него это, наверное, самое главное событие в жизни, к которому он шел последние двадцать лет. Я ему даже немного завидую. Хорошо, когда человек имеет Бога в своей душе. Ведь хадж не обычная туристическая поездка. Это скорее путешествие внутри себя. Для познания собственной души.

Я приехала домой, где меня уже ждала собранная сумка. Но Арифа не было. Неужели он забыл, что я сегодня улетаю? Этого не может быть! Я позвонила ему, но у него телефон был отключен. Так часто происходит, все-таки он работает не в жилконторе.

Я отправилась к маме, у которой оставалась моя дочь. Они отнеслись к моему решению с некоторым подозрением. Ведь я никогда не была особенно религиозна.

Даже дочь поинтересовалась, что именно на меня нашло, почему я приняла такое необычное решение. Я лепетала что-то о поиске абсолюта в своей жизни, смысла собственного существования и вообще заявила, что собираюсь писать работу на некую религиозную тему.

Я все время перезванивала Арифу, который мне не отвечал. Меня это уже начинало злить. Как бы муж ни был занят, он может ответить или хотя бы вспомнить, что я сегодня еду в опасную командировку. Я дважды посылала ему СМС-сообщения, но по-прежнему не получала никакого ответа.

Оставалось пятнадцать минут, и я была готова выйти. Расул уже приехал и ждал меня в машине. Он позвонил снизу, а я едва не раскричалась. Ведь Арифа до сих пор не было!

В этот момент наконец-то появился мой супруг. Я стояла в коридоре с сумкой в руках и укоризненно смотрела на него.

– Кажется, ты забыл, что я сегодня уезжаю, – проговорила я раздраженным тоном.

Все-таки нельзя так по-хамски относиться к своей жене. Даже если у тебя много работы. Я ведь отправлялась не в увеселительную поездку. Но я благоразумно не произносила всех этих слов и сразу выяснила, что поступала правильно.

Могу дать дельный совет любой женщине. Прежде чем вы начнете говорить гадости своему мужу, немного успокойтесь и обдумайте свои слова. Уверяю вас, что это убережет вашу семью от многих потрясений. Мужчины не любят, когда женщины обращают внимание на их промахи, ошибки или недочеты. Еще больше они не переносят предъявление необоснованных претензий.

– Именно поэтому я и опоздал, – заявил Ариф. – Мне поручили тебе сообщить, что твой подопечный прибыл в Баку и два часа просидел в кафе. Сейчас он поехал в аэропорт.

Ему, конечно, не сказали, кто мой подопечный и почему он прибыл в Баку. У нас всегда сообщают только дозированную информацию. В нашем деле лучше не знать ничего лишнего. Арифу сказали только то, что он должен был передать мне. Он человек добросовестный, так и сделал.

Теперь я понимала, почему он опоздал. Его намеренно задержали, чтобы проследить за этим Джамаловым, который приехал в Баку с группой дагестанских паломников.

Когда Джамалов отправился в аэропорт, Арифу наконец-то разрешили уехать домой и сообщить мне о моем подопечном. Все правильно. А я собиралась выплеснуть на своего мужа все накопившееся раздражение. Бедный Ариф. Ему наверняка бывает иногда тяжело со мной.

Мы тепло попрощались друг с другом. Он не поедет меня провожать. Это не нужно. Его может узнать кто-то из наших паломников. К тому же я еду с Расулом.

Я поцеловала Арифа на прощание и вышла из квартиры. Он донес сумку до лифта. Дальше я должна управляться сама. Ему даже во двор сходить было нежелательно. Водитель такси, на котором приехал Расул, может оказаться знакомым. В любом случае так будет правильно.

Когда я уже стояла в кабине лифта, Ариф вылил мне вслед стакан воды. Я улыбнулась. Это давняя азербайджанская традиция. Так у нас желают путнику легкой дороги.

В такси, уже рядом с братом, я еще раз проверила паспорт, свое портмоне и все-таки немного волновалась. Я не представляла себя там, не знала, как буду держаться.

Мы с братом пока еще были в обычной одежде. Переодеться можно будет в Стамбуле, когда пойдем на посадку. Сейчас разрешено облачаться в белые одежды, которые называются ихрам, непосредственно перед вылетом в Джидду. Это, конечно, новшество, но ведь раньше не было никаких самолетов.

В нашей группе есть несколько человек из Кубы и Казаха. Это север и запад Азербайджана, где живут сунниты.

Должна сказать, что среди паломников не делается никаких различий. Мы все мусульмане, хотя противоречия между шиитами и суннитами начались еще полторы тысячи лет назад. Многие не подозревают, почему такой раскол произошел еще на заре ислама.

Сразу после смерти Пророка Мухаммеда власть должна была перейти к кому-то из близких ему людей. Шииты считали, что самым достойным был его двоюродный брат Али ибн Абу Талиб, женатый на Фатиме, дочери Пророка.

Но пока родственники Мухаммеда были заняты подготовкой к похоронам, собрались самые известные и уважаемые люди из племени курайшитов, к которому принадлежал и Пророк. Они решили, что новым халифом должен стать тесть Мухаммеда, отец его супруги Айши – Абу Бакр. Этот по-своему выдающийся человек принял ислам сразу после Пророка.

Все решали так называемые ансары – помощники Пророка, коренные жители Медины. Они приняли мусульман, изгнанных из Мекки, разместили их в своих домах, дали убежище, помогали беженцам деньгами и одеждой, а затем выступили на их стороне.

Большинство было за Абу Бакра. Он был избран халифом, правил два года и умер, назначив своим преемником Омара.

В некоторых книгах его называют Умаром. Полное имя его Омар ибн аль-Хаттаб аль-Фарух. Он был халифом в течение десяти лет. Интересно, что дочь Али и Фатимы Умму Гюльсум была выдана замуж за Омара.

Если Абу Бакр был спокойным и мягким человеком, то Омар выделялся своей храбростью и смелостью. Именно под его руководством были разгромлены византийские и персидские войска.

Интересно, что именно Омар отвоевал у византийцев Иерусалим. Он вошел в этот город пешком, в скромном плаще. Все жители Иерусалима были поражены его внешним видом, так как привыкли к богатым одеждам византийских правителей.

Омар принял ключи от города, которые ему вручил православный патриарх Софроний, и торжественно объявил, что ни одна христианская церковь не будет разрушена. Более того. Он попросил показать ему Гроб Господень, опустился рядом с ним на колени и помолился за Пророка Иисуса. При взятии Иерусалима арабами не был убит ни один христианин, ни один иудей.

Когда через четыреста лет сюда придут крестоносцы, они вырежут все мусульманское население, включая стариков, женщин и малолетних детей. Затем город снова перейдет к мусульманам. Салахаддин, новый мусульманский владыка, объявит, что все христианские храмы священны. Необходимо охранять Гроб Господень. Ни один христианин или иудей, захотевший остаться в городе, не будет убит или ограблен.

В шестьсот сорок четвертом году новой эры персидский раб Фируз по прозвищу Абу Лупа по время утреннего намаза подобрался к Омару и нанес ему шесть ударом ножом. Умирающему сообщили, что тяжелые ранения ему нанес огнепоклонник, и он поблагодарил Аллаха за то, что его убил не человек, исповедующий ислам. Через три дня Омар умер.

Затем был избран третий халиф, который правил еще двенадцать лет. Его звали Осман ибн Аффан аль-Умави аль-Кураши. Сперва его женой была Рукайя, дочь Пророка. Он овдовел и вступил в брак с Умму Кульсум, ее сестрой. Считалось, что Осман был четвертым мусульманином. Он принял ислам после Абу Бакра, Али и Зейда.

Против Османа восстали Египет и Ирак. Когда мятежники осадили его дом, он намеренно отказался от кровопролития между мусульманами и не вызвал никого на помощь. Но восставшие через некоторое время убили его, несмотря на все призывы к примирению.

Четвертым халифом стал наконец-то Али ибн Абу Талиб. Ему было уже пятьдесят шесть лет. Он был не только двоюродным братом Пророка и его зятем, но и самым близким к нему человеком.

Мухаммед говорил: «Если я город наук, то Али – ключ к этому городу».

Пророк взял к себе в дом маленького Али. Тот еще в девять лет принял ислам, а потом женился на дочери Мухаммеда.

Когда Али вырос, он стал знаменосцем мусульман. Ему не было равных в бою, его называли Львом Аллаха. В битве при горе Ухуд, когда мусульмане сражались с курайшитами, не принявшими ислам, Али получил шестнадцать ранений, но не ушел с поля боя.

Когда его избрали халифом, он обратился к людям с речью. Али отдал должное Абу-Бакру, Омару и Осману, заявил, что будет следовать пути Пророка.

Интересно, что халифа Али почитают как сунниты, так и шииты, но именно здесь и начался основной раскол. Шииты считают, что халифа невозможно избирать. Лишь Аллах может решить, кто достоин такой чести. Этим человеком мог быть только его самый близкий родственник, друг и последователь – Али.

Поэтому они не согласны с избранием трех первых халифов, тогда как сунниты признают всех четырех. Шииты верят в имамов, наследников Пророка, которые согласно воле Аллаха могут толковать богословские нормы. Сунниты отказываются признавать эти догмы, считают, что не может быть посредников между Аллахом и людьми, верящими в Него.

Али изо всех сил пытался примирить мусульман, когда против него выступил наместник Сирии и родственник убитого Османа – Муавия. Он выставил в мечети окровавленную рубашку Османа и отрубленные пальцы супруги халифа – Наили, которая пыталась его защитить.

Муавия был недоволен избранием Али и его попытками примирить мусульман. Он полагал, что убийцы его родственника халифа Османа должны быть сурово наказаны. Именно поэтому Муавия собрал войска и двинулся на Али.

Еще до этого против Али и его последователей выступила супруга Пророка Айша. В ожесточенном сражении, названным верблюжьей битвой, Али победил, но, верный своим принципам, не позволил тронуть женщину.

Только затем он выступил против Муавии. В знаменитой Сиффинской битве силы соперников были примерно равны. Али, которому к этому времени было уже пятьдесят семь лет, вызвал Муавию на личный поединок. Однако тот послал вместо себя переодетого воина, чем оскорбил халифа, который должен был драться с равным себе человеком. Али победил соперника.

Битва продолжалась девять дней с перерывами на молитвы. Потом стало понятно, что Муавия полностью разбит. Когда бой шел уже у его шатра, один из полководцев Муавии предложил прикрепить к копьям свитки Корана. Кровопролитие сразу прекратилось.

Некоторые предлагали Али добить мятежников. Но он отказался. Именно тогда от него ушел двенадцатитысячный отряд воинов, недовольный его мягкостью. Эти люди, которые теперь не хотели признавать ни Али, ни Муавию, стали называться хариджитами.

Они решили убить и Али, и Муавию в знак неповиновения обоим руководителям. Но покушение на Муавию не удалось. Он сумел избежать смерти, хотя и получил рану в ногу.

А сам халиф Али погиб в мечети Куфа. Убийца нанес ему удар отравленным кинжалом.

Новым халифом стал Муавия из династии Омейядов, близкий родственник погибшего Османа.

Самое поразительное, что старший сын Али – Хасан, который должен был стать следующим халифом, согласился пойти на мир с Муавией. Он вообще был мягким и спокойным человеком, избегавшим конфликтов.

Они подписали соглашение, по которому Муавия провозглашался халифом. После его смерти таковым должен был стать Хасан. Но Муавия не хотел отдавать власть сыну Али. Он мечтал передать халифат своему сыну Язиду. По его приказу супруга Хасана отравила своего мужа, убила внука Пророка. Во всяком случае, так считают не только шииты, но и многие сунниты.

В отличие от своего старшего брата Хусейн, младший сын Али, отказался признавать договор с Муавией. Затем, уже после смерти Муавии, он отказался присягать и его сыну Язиду. Хусейн считал, что халифом должен быть именно он, внук Пророка и сын праведного халифа Али, двоюродного брата самого Мухаммеда.

Во главе отряда из семидесяти двух человек Хусейн подошел к местечку Найнава, рядом с Кербелой. Многие шииты считают, что он был молодым человеком. На самом деле это не так. Ему было уже пятьдесят четыре года.

С ним было восемнадцать человек из рода Пророка и пятьдесят четыре последователя. Хусейн понимал, что идет на верную смерть, и поэтому предложил всем людям, окружающим его, добровольно уйти. Но все они отказались это сделать, решили разделить с ним его судьбу.

Опасаясь за своих родных, они взяли с собой детей и женщин. Их окружило войско Язида. Они простояли друг против друга почти семь дней.

Когда у отряда Хусейна закончилась вода, он крикнул противникам, показывая на своего шестимесячного сына:

«Вы враждуете со мной, но в чем вина этого ребенка? Напоите хотя бы его».

Из вражеского стана полетела трехконечная стрела, которая разорвала горло младенца.

В начавшейся битве все семьдесят два человека погибли как герои, сражаясь против тысячи врагов. Внук Пророка бился вместе со всеми. На его теле найдут двадцать девять колотых и двадцать семь резаных ран. Голову Хусейна отправят Язиду.

С этой минуты мусульманский мир разделится на суннитов и шиитов, признающих только праведных халифов, начиная с Али и его сыновей. В день убийства внука Пророка шииты по всему миру будут оплакивать человека, проявившего неслыханное мужество и принципиальность, боровшегося против тирании и несправедливости. Шииты считают, что он отмечен божественной благодатью и стал символом мученичества за веру.

В день поминовения Хусейна на улицы многих городов выходят тысячи шиитов. Некоторые из них даже истязают себя в знак преклонения перед мужеством и смелостью погибшего имама, в память о ранах, которые ему нанесли.

Тело Хусейна похоронят в Кербеле, где появится мечеть. Спустя почти тысячу лет там же был погребен великий поэт Физули. Больше никто не будет удостоен такой чести.

После такой трагедии шииты не будут признавать и первых трех халифов вместе с собакой Муавией. Ни один шиит больше никогда не назовет сына Язидом или Муавией.

Хотя и сунниты будут избегать подобных имен. Все-таки Язид лично отвечает за убийство внука Пророка, и никогда не будет ему прощения.

Наверное, можно много спорить о позициях суннитов и шиитов. Но нет сомнений в том, что мученическая, героическая смерть внука Пророка Хусейна сплотила весь шиитский мир, сделала этого человека подлинным имамом, примером для его последователей.

Поразительно, что все шиитские имамы, которых было одиннадцать, умерли насильственной смертью. Но никто не отказывался от своих воззрений и принципов.

Потом возникнут разные ответвления от основных направлений ислама. У шиитов появятся алавиты и исмаилиты, у суннитов – ваххабиты. Но весь исламский мир будет в основном поделен между двумя этими течениями.

Может, я не слишком объективна или не совсем точна в своих описаниях, но передаю вам эту историю так, как мне рассказывали о ней мусульманские богословы. И сунниты, и шииты.

Когда слышишь о людях, которые были основателями ислама, начинаешь лучше понимать истоки этой мировой религии, ее притягательность для миллионов людей. По статистическим данным, в мире миллиард двести миллионов человек исповедуют ислам. Сегодня в Европе, да и в некоторых других частях мира эту религию используют в качестве жупела для разжигания ненависти и вражды людей друг к другу.

А если им рассказать, как мусульмане несколько раз брали священный город Иерусалим и никогда не трогали христианских и иудейских храмов, не убивали иноверцев, более того, почитали Гроб Господень, то, наверное, мнение об этой религии сильно изменится. Если еще вспомнить, что спустя тысячу лет именно в Османской империи будут находить убежище тысячи иудеев, бежавших от погромов в Европе, то это тоже будет достаточно показательно.

Наконец самое главное.

«Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед Посланец Его».

Так говорят мусульмане. Но почему никто в мире не вспомнит, что оскорбление двух других древних Пророков тоже наказывается смертью по мусульманским канонам? Их имена известны. Моисей и Иисус. Муса и Иса.

Наверное, мне следовало упомянуть об этом, чтобы читателю стали понятны мои слова о шиитах и суннитах. Видимо, все-таки нужно рассказывать школьникам немного больше об истории мировых религий, так сильно повлиявших на развитие человеческой цивилизации. Ведь каждая из этих религий привнесла в нашу жизнь нечто особенно ценное, сделала нас мудрее, чище, лучше.

А если мы упрямо не хотим становиться лучше, то в этом виновата не религия, а наши собственные низменные страсти. Легче всего сослаться на шайтана. Куда труднее выбросить из своего сердца и души все эти низменные инстинкты.

Я вошла в салон большого «Боинга», который летел в Стамбул, и почти сразу увидела Джамалова, который сидел где-то в шестнадцатом ряду. Его сложно было не узнать. Я скользнула по нему взглядом и пошла искать свое место.

Расул сразу протиснулся к нашему ряду, семнадцатому, как раз за спиной Джамалова. Я еще подумала, что наши места нарочно оказались так близко друг к другу. Видимо, Кафаров постарался.

Я не могла знать, что к этому времени его уже не было в Баку. Он находился в Стамбуле, где встречался с нашим старым знакомым. Но об этом я узнала только много месяцев спустя.

 

Интерлюдия

Небольшой катер взял курс на Узкюдар, находившийся в азиатской части Стамбула. Путь туда по мосту через пролив Босфор займет больше часа. На катере подобное путешествие из центральных районов Кабатажа или Бешикташа можно совершить за десять-пятнадцать минут.

Мужчина, сошедший с катера, не оглядываясь пошел по направлению к мечети, словно собирался совершить послеобеденный намаз. Однако прямо перед ней он свернул к небольшому магазину, торгующему спортивными товарами. Здесь мужчина остановился. Он разглядывал витрину и увидел в зеркальном отражении, как к нему подошел другой человек.

Они были примерно одного возраста, чем-то неуловимо похожи. Может, потому, что оба одинаково легко двигались, несмотря на свой возраст. Их отличал внимательный взгляд.

У первого мужчины была щегольская цепочка сивых усов, сильно поседевшие виски, немного вытянутое лицо. Второй выделялся крупным выпуклым лбом, чуть отвисшими щеками, большой теменной лысиной. Он был в очках.

– Здравствуйте, Яков Аронович! – заявил первый мужчина и повернулся.

– Добрый день, Микаил Алиевич! – Второй протянул руку.

Оба смотрели на витрину, где отражались люди, стоявшие у них за спиной.

Полковник Кафаров прилетел в Стамбул сегодня днем. Когда сюда прибыл один из самых ценных агентов МОССАДа Яков Гольдфарб, было неизвестно никому, даже его непосредственному начальству. Он обычно летал не прямо из Тель-Авива, а через Германию.

– Я рад вас видеть, – сказал Кафаров.

– Взаимно!

Оба профессионала работали в разведках своих стран около сорока лет. Микаил Алиевич начинал еще в КГБ СССР, где и прослужил первые двадцать лет. Гольдфарб всегда работал в МОССАДе. Даже не имея военного звания, он являлся одним из самых ценных агентов. Вдобавок Яков Гольдфарб был известным литературным критиком, книги которого переводились на многие языки.

Со стороны можно было подумать, что просто встретились два пожилых друга, которые не виделись некоторое время. Они повернули в сторону от побережья и углубились в кривые улочки Узкюдара. Здесь было бы сложно организовать обычное наблюдение. Сейчас как раз было время послеобеденной молитвы, когда кварталы Узкюдара пустели.

Оба знали, для чего они так срочно прилетели в Стамбул.

– Что вам известно об этой операции? – спросил Гольдфарб.

– Мы получили просьбу Москвы продублировать отправку нашего агента и проконтролировали проезд Джамалова через Баку, – сообщил Кафаров. – Судя по нашим сведениям, он ни с кем не встречался. Просидел два часа в кафе и уехал в аэропорт, откуда улетел в Стамбул.

– Мы тоже проверяем, – сказал Гольдфарб. – Когда речь идет о подобном террористическом акте, мы обычно задействуем все свои возможности. Тем более что первую информацию в Москву передали по нашим каналам. Уже потом там начали разработку этой операции. Русские не сообщили нам о том, что и ваши службы подключены к делу. Поэтому мы потеряли так много времени, но через турецкую разведку МИТ узнали о вашем сотрудничестве с российскими спецслужбами.

– У вас всегда были тесные связи с турками, несмотря на все попытки Эрдогана поссорить ваши страны, – добродушно заметил Кафаров.

– В турецкой разведке на самых важных должностях всегда работали профессионалы, которые проходили стажировки в ЦРУ, – напомнил Гольдфарб. – Если турецкому премьеру удалось немного прижать своих военных, то с разведкой и контрразведкой такой номер не проходит. Там свои правила. МИТ всегда был нашим надежным союзником. Они ведь члены НАТО, с которыми мы тоже активно сотрудничаем.

– В том числе и против иранских, сирийских и арабских спецслужб. – Кафаров усмехнулся.

– Мы тоже помогаем туркам, как можем, – заметил Гольдфарб. – Особенно против курдов и сирийцев, за которыми внимательно следим. Да и против ваших бывших коллег. Я имею в виду прежний КГБ, который особенно активно работал как раз против турков. Хотя об этом вы, азербайджанец, наверняка знаете гораздо больше меня. Вас ведь, конечно же, использовали и на турецком направлении.

– Я должен что-то отвечать? – с нескрываемой иронией уточнил Кафаров.

– Нет. Это только мои предположения. Но сейчас ваше Министерство национальной безопасности сотрудничает с турецким МИТ, значит, мы являемся почти союзниками. Хотя нам прекрасно известно, что ваши офицеры все еще поддерживают достаточно тесные связи и с российскими спецслужбами.

– Мы все родом оттуда, – напомнил полковник.

– Это я знаю. О ваших операциях в КГБ до сих пор ходят легенды. Могу признаться, что четверть века назад у нас серьезно рассматривались вопросы вашего возможного устранения.

– А в Москве знали о вашей настоящей деятельности и тоже хотели принять решение по ликвидации, – вспомнил Кафаров и ответил любезностью на любезность. – Но началась перестройка, и у Москвы были уже другие приоритеты.

– Со стороны может показаться, что мы – два старых параноика, которые вспоминают, как не смогли убить друг друга. – Гольдфарб улыбнулся. – Но давайте вернемся к нашему Неджаду Мехмеду. – Турки не смогли его взять. Он сбежал задолго до того, как в его доме появились контрразведчики.

– Поэтому мы так прореагировали, – пояснил Кафаров. – О случившейся автомобильной аварии у нас знали только несколько человек. Об операции – только трое. Кроме меня. Всем им я доверяю настолько, насколько можно.

– Поздравляю. Тогда почему сбежал Неджад Мехмед?

– Мы передали сообщение в МИТ, и они почти сразу решили его арестовать. Но через два часа нам сообщили, что он ушел.

– Два часа, – раздумчиво пробормотал Гольдфарб. – Слишком уж небольшой срок для информатора из МИТа. Он не успел бы получить сообщение и предупредить агента. Самое печальное, что тот исчез за несколько часов до получения этого известия. Даже если предположить, что сообщение было передано в ту же минуту, все равно не сходится. Неджад Мехмед пропал за четыре или пять часов до того, как вы передали свою информацию. Мы уточняли у турков. Значит, в МИТе не могло быть утечки информации. Получается, что это произошло у вас. Мое руководство вышло непосредственно на руководителя МИТ генерала Эмре Танера. Тот подтвердил, что операция проводилась под его личным контролем. – Яков Аронович чуть помолчал и осторожно добавил: – У нас появились дополнительные проблемы в работе с турецкими коллегами. Раньше не было никаких разногласий. В те времена руководителем МИТ был дипломат Сонмез Коксоль. Потом эту должность занял Шокал Атасагун, бывший представитель МИТа в Лондоне. Кстати, последнего я лично хорошо знал. Он настаивал на нашем тесном сотрудничестве. Более того, мы все эти годы достаточно плодотворно контактировали. Я думаю, вы не хуже меня осведомлены, что именно наши спецслужбы помогали туркам во время задержания лидера курдов Оджалана в Кении. Но сейчас настали другие времена, пришли новые люди. Исламистская партия, правящая в Анкаре, настаивает на сворачивании или резком ограничении всех наших контактов. Вы ведь прекрасно знаете, что все эти годы премьер Эрдоган целенаправленно ограничивал наши отношения, в том числе и по линии спецслужб. Хотя мы формально до сих пор союзники. Ведь Турция – член НАТО, а мы считаем всех членов Североатлантического блока своими естественными партнерами. Кроме того, у нас слишком много внешних врагов, против которых мы выступаем в тесном союзе, даже несмотря на возражения нынешних турецких правителей. К примеру, Сирия, которая беспокоит не только нас, но и турков.

Кафаров остановился, посмотрел на своего собеседника и осведомился.

– Что вы предлагаете?

– Нас беспокоит, что террористы придумали способ, который может быть использован в разных частях света. В том числе и в нашей стране. Насколько мне известно, речь идет не просто о рядовом террористическом акте. Пострадают тысячи или даже десятки тысяч людей! Если такой теракт произойдет в Москве, то его можно будет повторить и в других частях света. Не исключено, что и в нашей небольшой стране. Тогда неизбежны катастрофические последствия для всего Израиля.

– Есть какие-то зацепки?

– Ничего. Поэтому я так срочно прилетел сюда, на встречу с вами. Сложно предположить, что именно могут придумать изощренные умы наших врагов. Возможны новая вариация захватов самолетов, изготовление грязной бомбы, какой-нибудь чудовищный план по взрыву атомной станции, хотя рядом с Москвой предусмотрительно не строили таких. Никакой конкретики пока нет. Но наши аналитики очень тщательно все продумали. Они уверены в том, что речь идет о теракте во время проведения чемпионата мира по футболу. Он будет почти наверняка приурочен к этому грандиозному событию, которое состоится достаточно скоро. Тогда может получиться, что атомная станция будет взорвана в непосредственной близости от одного из городов, где будут проходить соревнования. Но это пока только наши предположения.

Кафаров повернулся, и они снова пошли по узкой улочке.

– Может, какие-то радиоактивные элементы? – предположил полковник.

– Пока это гадание на кофейной гуще, – сказал Гольдфарб. – Наши специалисты работают по всему миру, но пока нет никаких конкретных результатов. Вы послали своего человека с группой паломников?

– Нам удалось внедрить туда нашего осведомителя, – уклонился от прямого ответа Кафаров.

– Вот и прекрасно. Думаю, у наших российских коллег было гораздо больше возможностей на внедрение целой группы агентов. Все-таки их лимит на этот год – почти двадцать тысяч паломников. Это достаточно много. Можно внедрить туда хоть целый батальон своих осведомителей.

– И очень много для проверки каждого из оставшихся, – напомнил Микаил Алиевич.

– Согласен, – кивнул Гольдфарб. – Именно поэтому нужно подстраховаться и всегда иметь в таких группах людей со стороны, не связанных с российскими спецслужбами.

– Неужели вам удалось внедрить своих агентов и туда? – не поверил Кафаров. – В таком случае я вас поздравляю. Ведь никому, кроме мусульман, не разрешается посещать Мекку и Медину. Хотя при ваших возможностях вы вполне могли завербовать и мусульманина из России.

– Вы ждете ответа?

– Конечно, нет. Но я пытаюсь понять, кто и каким образом мог предупредить Неджада Мехмеда. За своих людей я ручаюсь. Самое неприятное в том, что я лично готовил сообщение об этом человеке, отправленное в Анкару. Иногда нужно доверять только самому себе. У нас утечки не было. В этом я уверен.

– Турки говорят то же самое.

– Тогда не знаю. Это невероятно. Если… – Он не договорил, только посмотрел на своего собеседника.

Тот остановился и согласно кивнул, словно заранее понимал, что именно сейчас скажет Кафаров.

– Если не было другой утечки, – договорил Гольдфарб. – Возможно, что погибший связник террористов оказался слишком неосторожен или болтлив. От него решили избавиться. Может, вам стоит провести эксгумацию тела?..

– Мы внимательно все проверили. Он был пьян.

– Это обстоятельство вызывает еще больше вопросов, – сказал Яков Аронович. – Ведь религиозные фанатики обычно слепо следуют всем канонам религии и не позволяют себе подобных отступлений. Вы не узнавали, он раньше злоупотреблял спиртным?

– Он жил четыре года в Турции, – ответил полковник.

– А мы обратили внимание на этот факт и попросили МИТ проверить его жизнь в Турции. Так вот, он никогда не употреблял спиртного. Повторяю, никогда!

– Вы успели так быстро проверить?

– Не мы, а турецкая контрразведка.

– Но вы сделали свой запрос. Скажите, Яков Аронович, неужели у вас есть агенты даже в нашей дорожной полиции и среди азербайджанских патологоанатомов? – пошутил Кафаров. – Я уже начинаю верить в неограниченные возможности вашей разведки.

– Не нужно. Иначе я вспомню, как работал КГБ, который имел свою агентурную сеть в каждой стране, даже в нашей. Это потом мы выяснили, что среди сотен тысяч людей, приезжавших в нашу страну, было более чем достаточно ваших агентов. Даже американцы не мечтали о чем-то подобном. Проверить всех не было практически никакой возможности. Вот тогда мы действительно намучились, перевербовывая ваших агентов. Если бы не перестройка Горбачева, мы до сих пор отлавливали бы таких персонажей. Но после распада СССР они добровольно являлись в нашу службу безопасности.

– КГБ уже нет, – напомнил Микаил Алиевич.

– Вы сказали это с легким налетом грусти. Или вы не сожалеете о случившемся?

– А как вы думаете? Всегда неприятно оказываться на проигравшей стороне. Хотя в этом случае моя республика стала независимой. Я смог использовать свои силы и знания уже в Баку. Это, конечно, большой плюс. Но проигрыш в «холодной войне», который мы потерпели по вине наших политиков, оказался достаточно болезненным. Не разведчики виноваты в том, что Горбачев оказался слишком слабым, а Ельцин – чересчур сильным. Хотя сейчас все эти оправдания кажутся нелепыми. Случилось то, что случилось. А мы с вами прагматики и реалисты, уважаемый Яков Аронович, и по-прежнему работаем на свои разведки. Только на этот раз совместно ловим международных террористов всех мастей.

– Тем не менее вы недовольны происшедшими изменениями, – сделал вывод Гольдфарб. – Хотя я еще не встречал бывших сотрудников КГБ, довольных распадом вашей страны и переменами, происходившими у вас за последние четверть века. Включая подполковника Путина.

– Не все так сильно переживают. В Америке живет генерал Калугин, в Москве до сих пор обитает бывший руководитель КГБ генерал Бакатин, – напомнил Кафаров.

– Я говорил не о предателях, а о порядочных людях, – отмахнулся Яков Аронович. – Ладно, вернемся к делу. Итак, мы знаем, что ваш погибший никогда не пил. Поверить в то, что он внезапно сошел с ума, залил глаза и сразу попал в автомобильную катастрофу, практически невозможно. Вам нужно срочно перезвонить в Баку, чтобы проверили еще раз все детали его аварии.

– Предлагаете сделать эксгумацию трупа?

– Ни в коем случае. Я не думаю, что ваши патологоанатомы могли так ошибиться. Наверняка он был пьян. Но ведь алкоголь могли влить и в бесчувственное тело, предварительно напоив беднягу чем-то иным. А вот его автомобиль нужно внимательно проверить еще раз. И как можно тщательнее!.. По опыту знаю, что дорожная полиция, получив акты экспертизы о степени алкогольного опьянения, уже не обращает внимания на остальные детали. Если водитель пьян, то какое значение имеет одна неисправная деталь в его автомобиле? Так думают и в Нью-Йорке, и у нас в Израиле, и у вас в Баку. Трудно требовать от обычных сотрудников дорожной полиции обладания интеллектом аналитиков разведки.

Кафаров задумчиво посмотрел на собеседника.

– Я прямо сейчас дам указания, – пообещал он и спросил: – Вы полагаете, что его намеренно устранили?

– Только этим можно объяснить исчезновение Неджада Мехмеда, – сказал Яков Аронович. – Иначе придется искать информатора среди ваших людей, господин полковник. У вас уже был подобный печальный опыт. А это всегда неприятно. И еще одна просьба. Сейчас у вашего Министерства национальной безопасности гораздо более тесные связи с турецкой разведкой, чем у нас. Можете вы попросить их еще раз тщательно проверить всю информацию по Неджаду Мехмеду? Этот вопрос волнует меня сейчас более всех остальных.

– Я доложу своему руководству и немедленно свяжусь с турками, – согласился Кафаров.

– Это было бы правильно. Ведь исчезнувший турок был связан с вашим погибшим соотечественником. Никогда не думал, что турецкая и российская разведки будут так тесно сотрудничать. Речь идет даже не о вашем посредничестве, а о естественном сближении России и Турции в этом регионе. Поразительно, но факт. Даже в крымском вопросе!.. Турки могли очень попортить нервы российскому руководству и помочь американцам, но не стали этого делать. А ведь американцы очень надеялись на крымских татар и на турецкую разведку, которая повела себя поразительно пассивно. А сами американские разведчики просто проглядели возможную реакцию Путина и российской стороны. Конечно, самый большой просчет допустили аналитики, которые не смогли предположить подобного развития событий. Давайте не будем повторять их ошибок.

 

Глава 5

Мы летели в Стамбул, и я все время думала о своем паломничестве. Ведь для истинно верующего человека хадж не должен быть обычным путешествием. Во время этого паломничества нельзя отвлекаться на дурные мысли, тем более – дела.

Я смотрела на лысую голову Джамалова, который сидел впереди нас. Неужели можно верить в Аллаха и использовать хадж для проворачивания своих богомерзких затей? Как он потом будет с этим жить?

С другой стороны, как живут тысячи тех субъектов, которые считают себя верующими и спокойно принимают решения об убийствах ни в чем не повинных людей? Я говорю о политиках, которые кажутся мне гораздо опаснее обычных уличных грабителей или убийц.

Недавно узнала, что во время бомбежки Сербии самолетами НАТО погибли две тысячи человек, в том числе триста детей. Что сказал бы об этом Достоевский?

Ведь все эти холеные американцы и европейцы даже не подумали, что нельзя строить счастье других людей на слезинке одного ребенка. А здесь триста погибших детей. В конце двадцатого века. Среди пилотов и политиков тоже наверняка были верующие католики и протестанты.

Да, я мусульманка, поэтому должна сочувствовать страданиям косоваров, большинство из которых – мои единоверцы. Разумеется, так оно и есть. Но кто дал право во имя жизни одних людей убивать других? И почему церковь не осуждает подобные преступления?

Однажды в Афганистане американский летчик случайно разбомбил свадьбу. Погибли не только жених с невестой, но и больше двадцати их близких родственников. Этого пилота просто пожурили, объявили ему выговор.

Представляете, что случилось бы, если бы ситуация зеркально поменялась? Если бы афганский летчик сбросил бомбу на американскую свадьбу и убил двадцать человек, включая жениха и невесту.

Об этом написали бы газеты всего мира. А летчика отдали бы под суд. В Европе его приговорили бы к пяти пожизненным срокам. В Америке он угодил бы на электрический стул.

По мотивам этой трагедии Голливуд снял бы мелодраматический фильм. В финале жених и невеста чудесным образом все-таки оставались бы живы, но вокруг них лежали бы тела их погибших родственников.

В общем, двадцать первый век начался с дикого лицемерия. Можете себе представить, как ненавидит весь мир младший брат афганского жениха, оставшийся в живых после такой «свадьбы»? Или младшая сестра невесты, потерявшая всю свою семью?

А политики по-прежнему ходят в церковь, слушают мессы, говорят о любви к ближнему. Но не думайте, что я осуждаю только европейцев или американцев. Чем лучше наши мусульманские главари террористов, которые посылают на смерть несчастных женщин с поясами шахидов?!

Вдруг во время взрыва расстанутся с жизнью ваши единоверцы? Об этом вы никогда не думали, если даже ненавидите весь мир? Знаете, сколько мусульман погибло в самолетах, которые захватили террористы одиннадцатого сентября в Америке? А сколько мусульман было в этих зданиях?

Аморально убивать людей вообще. Вы заявляете, что ведете священную борьбу, объявили джихад неверным. Но кто дал вам право убивать тысячи людей, которые, как и вы, молятся Аллаху Милостивому и Милосердному? Во имя какой такой великой цели?

Ведь в автобусе или на вокзале наверняка будут мусульмане – женщины и дети. Каким образом можно вымолить прощение у Аллаха, если вы убиваете невиновных людей?

Вдруг там окажутся беременная женщина, которая так долго ждала своего ребенка, единственный кормилец в многодетной семье, сын, отрада и утешение своих родителей, сеид, то есть человек из рода Пророка? Может, все люди, убитые вами, – мусульмане, искренне верующие в своего Аллаха?

Вы готовите террористов и не заставляете их проверять паспорта у всех, кто их окружает! Вам безразлично кого убивать – праведных мусульман, почитателей Мусы или Исы.

После этого вы не боитесь гореть в аду? Интересно, как тогда вы попадете в рай с таким вот грузом? Каким образом вас можно считать верующими людьми, если вы выступаете против своего Бога? Где и когда было написано, что во имя священного джихада можно убивать даже своих единоверцев, женщин и детей?

Неважно, кого они почитают. Сама постановка вопроса таким вот образом выглядит глубоко аморальной. Значит, мусульманских детей убивать нельзя, а других можно? Иудеев, христиан, буддистов, атеистов?

Мне кажется, что вселенское лицемерие уже переполняет нашу планету. Любой справедливый Бог давно должен был бы отвернуться от этих недочеловеков.

Или подобные испытания – лишь проверка наших моральных качеств на пути к чему-то очень важному, о чем мы пока даже не догадываемся? Ведь все равно должен быть какой-то смысл в нашем существовании, очень большой, пока скрытый от нас.

Все время спрашиваю себя: почему я агностик? Может, потому, что никак не могу понять, каким же образом у нас появилась душа? Я понимаю и принимаю естественный отбор Дарвина, все космогонические причины возникновения Солнечной системы, планеты Земля, жизни на ней.

Но душа и совесть просто не могли появиться естественным путем. Нужен был некий внешний толчок, нечто большее, чем простые научные объяснения.

Так. Пора остановиться. Кажется, я становлюсь гораздо более верующей, чем все мои спутники по этому паломничеству. По-моему, есть такая пословица: «Быть католиком больше, чем папа римский».

Смешно. Никогда не думала, что начну задавать себе подобные вопросы.

Я осторожно посмотрела на Расула, который дремал, сидя рядом со мной. Ему гораздо спокойнее, чем мне. У него есть своя вера, которая укрепляет его во всех действиях.

Нас неожиданно сильно затрясло, засветились надписи, предлагающие пассажирам оставаться на своих местах и застегнуть ремни. Интересно, что эта турбулентность возникла как раз тогда, когда я подумала о том, что все религиозные люди обязаны верить в божественную природу каждого события, которые с ними происходят, в том числе и несчастных случаев.

Расул открыл глаза, посмотрел на меня, потом проверил ремень и снова зажмурил глаза. Турбулентность волновала его гораздо меньше, нежели меня.

Верующему все-таки легче. Если Аллах захочет, то позволит нам продолжить путешествие. А если не захочет, то мы и недолетим.

Немного обидно, когда за тебя все решает кто-то другой. Хотя лучше, чтобы это был Аллах, чем нерадивый пилот, который что-то недосмотрел. Или жуликоватый руководитель на земле, который недолил нужную марку авиационного топлива, безалаберный механик, который недокрутил нужную гайку.

В таких случаях думаешь, что лучше иметь дело с Аллахом, чем со всем этим контингентом людей, которые легко могут тебя подвести. А может, Бог нужен как раз в таких случаях? Он страхует нас от всех этих ошибок и потрясений?

Турбулентность прекратилась, табло погасло. Самолет полетел нормально.

Расул продолжал спать. Счастливый!.. А я нервничала минут пятнадцать, пока нас так трясло. Но теперь, кажется, все в порядке. Капитан объявил, что мы садимся в Стамбуле через час. Уже хорошо.

Я поднялась, прошла в туалет, умылась и посмотрела на себя в зеркало. Сегодня в Стамбуле мне нужно будет переодеться в ихрам – специальную одежду, предназначенную для паломников-женщин.

Интересно, каким образом я смогу следить за этим высоким лысоватым увальнем, который сидит впереди меня? Хотя я почти уверена, что в самолете летит еще кто-то третий, который должен приглядывать за этим типом от российской стороны. Они никогда не доверили бы подобную операцию своим азербайджанским коллегам, решили бы все перепроверить.

Тем более что эта группа паломников из Дагестана, где почти каждый день происходят какие-то эксцессы. Абсолютная коррупция, массовая безработица, произвол чиновников и правоохранительных органов, отсутствие должной работы с молодежью. В результате молодые люди уходят в горы или в леса, берут в руки оружие.

Самое поразительное, что с ними нельзя бороться теми же методами. Это глупый путь, который ведет в тупик. Наоборот, нужно привлекать их к выполнению разных общественных работ, принимать в правоохранительные органы, обеспечивать другой интересной работой. А самое главное в том, что все эти разборки между своими должны проводить не приехавшие из Москвы продажные и ничего не смыслящие в этом деле чиновники, а местные кадры.

Идеальный пример – Чечня. Вы думаете, что там смогли победить силой оружия? Ничего подобного. Появились умные люди в Москве, которые поняли, что одной силой ничего не решить. А в Чечне был Хаджи-Ахмад Кадыров, который являлся еще и местным муфтием. Этот человек просто осознал, что дальнейшее противостояние означает истребление собственного народа. Конечно, там действовали и отряды его сына, который безжалостно расправлялся с врагами, но самое важное было поручить самим чеченцам решать собственные вопросы.

Или Татарстан. Рассказывают, что тамошние жители в начале девяностых годов были настроены гораздо радикальнее чеченцев. И это понятно. Огромная, вполне самодостаточная республика, миллионы жителей, свое развитое производство. Но хитрый татарин Минтимер Шаймиев понял, что противостояние – это прямой путь к неуправляемому хаосу и потерям. Он сумел договориться с центральной властью. Посмотрите, как теперь живут в Татарстане!

Я вышла из туалетной комнаты и столкнулась с Джамаловым, который терпеливо ждал у дверей. Я даже вздрогнула от неожиданности. Но он не смотрел на меня, что-то пробормотал, кажется, извинения, и посторонился, чтобы я могла пройти обратно в салон.

Я понадеялась, что он не собирается взорвать наш самолет, и возвратилась к своему месту. Расул по-прежнему спал. Интересно, что он делал сегодня ночью, если глаз открыть не может? Наверное, собирал вещи и разговаривал со своей женой.

Они так любят друг друга! Я вообще удивляюсь, что она его отпустила. Даже со мной. Они практически везде появляются вместе. Какая я все-таки стерва. Ведь Расул летит из-за меня, чтобы я могла совершить это паломничество. Хотя он, конечно, очень хотел побывать в Мекке.

Чуть позже я увидела, как мимо меня прошел Джамалов. У мужчины, сидящего впереди, упала на пол какая-то записная книжка. Джамалов поднял ее и подал владельцу.

Как глупо, что я сама не догадалась. Нужно было бросить ему под ноги какой-нибудь журнал, чтобы он его поднял и заговорил со мной. Так мы могли бы познакомиться.

Стоп-стоп!.. Он о чем-то разговаривает с этим мужчиной средних лет. Кажется, этот человек не из нашей группы. Он из Дагестана. Какой молодец. Интересно, о чем они говорят?

Я прислушалась. Обычный обмен любезностями. Но вот они познакомились. Джамалов представился, его собеседник тоже назвал себя. Это был Эльмурза Хасанов.

Может, он нарочно бросил на пол свою записную книжку, чтобы познакомиться с Джамаловым? Нужно будет обратить на него внимание.

Я повернулась и заметила, как пожилой мужчина, сидящий справа от нас в восемнадцатом ряду, тянул голову, прислушиваясь к разговору Джамалова и его собеседника. Я знала этого почтенного человека. Все зовут его хаджи Рахман, он старший в дагестанской группе.

Что это? Обычный интерес? Или его тоже заранее предупредили? Во всяком случае, теперь я буду следить за всеми троими.

Джамалов сел на свое место. Хасанов продолжал читать свой журнал. Мне было плохо видно, но казалось, что текст напечатан по-арабски.

Это уже совсем интересно! Значит, Хасанов знает и арабский язык. Само по себе это не предосудительно, но обратить внимание нужно.

Хотя в группах паломников всегда есть несколько человек, знающих арабский. Чтобы можно было попросить их о помощи, если понадобится. Все-таки там будут миллионы людей, и многие из них отправляются в хадж впервые в жизни. Нам, конечно же, все несколько раз объясняли, но все равно помощь переводчика потребуется в любом случае.

По самолету разнеслось объявление, что мы скоро пойдем на посадку. Расул открыл глаза, наконец-то проснулся.

Он посмотрел на меня и негромко спросил:

– Как дела?

– Неплохо. Ты, кажется, проспал весь перелет.

– Ночью почти не спал, – признался Расул. – У Мансура поднялась температура, он все время кашлял. Утром вызвали врача, он осмотрел мальчика. Хорошо, что ничего опасного нет. Обычная простуда. Но я попросил врача приехать и завтра утром, так, на всякий случай.

Теперь понятно, почему Расул проспал эти два с лишним часа, пока мы летели в Стамбул. Он ведь так любит своего мальчика. Расул назвал сына именем нашего старшего брата, который погиб в Карабахе. Наша мама первые полгода все время плакала, потом сказала Расулу, что он поступил правильно. Излишне говорить, что маленький Мансур – любимец всей нашей семьи.

Самолет заходил на посадку со стороны моря, и в иллюминаторе виден был Стамбул. Вернее, его часть. Столица Турции раскинулась между Европой и Азией. Она быстро растет, захватывает все новые и новые территории. Официально считается, что в городе живут четырнадцать миллионов человек, но некоторые специалисты уверяют, что все восемнадцать.

Этот город, один из самых больших в мире, имеет уникальную историю. Больше тысячи лет он был Константинополем, центром всего восточнохристианского мира. А потом еще пять веков – великолепным Стамбулом, опорой ислама. Турецкие султаны правили огромными территориями – от Африки до Ирака, от Персии до Австрии. Мустафа Кемаль Ататюрк перенес столицу Турции в провинциальную Анкару, но Стамбул все равно остался самым большим и важным городом этой страны.

Самолет плавно приземлился. Мы отстегнули ремни, поднялись из кресел и начали доставать с полок свои небольшие сумки. Тащить с собой объемистые чемоданы паломники не могут. Это было бы глупо и нерационально. Всех уже предупредили, что делать так не стоит.

Нашей группе еще повезло. Мы будем жить в отеле. А миллионам других людей придется спать в палаточном лагере невероятных размеров, который каждый год возникает недалеко от горы Арафат. Именно к ней стекаются все паломники.

Расул забрал у меня мою сумку. Он всегда был такой, даже в школе. Помогал мне нести портфель. Я об этом всегда помню. Он вообще был очень добрым и отзывчивым мальчиком.

Мансур держался со мной строже. Может, потому, что у нас была слишком большая разница в возрасте? Когда старший брат оканчивал школу, я еще была во втором классе. Хотя и он всегда относился ко мне очень бережно. Его смерть стала большой болью не только для наших родителей, но и для нас с Расулом.

Мы вышли из самолета и зашагали к кабинам с пограничниками. Гражданам Азербайджана визы не нужны. Мы выстроились в очередь. Пограничники улыбались каждому из нас. Они знали, что мы паломники, которые скоро вылетят в Джидду, желали всем счастливого пути и успехов. Лишних вопросов никто не задавал.

К тому же турки по-особенному относятся именно к азербайджанцам. Все-таки почти единый язык, очень много общего. Конечно, турки в массе своей сунниты, а азербайджанцы – шииты. Но это не мешает нам дружить друг с другом.

Я увидела, как рядом с Джамаловым появился этот Эльмурза. Сразу за ними пристроился хаджи Рахман, который явно не хотел упускать из виду эту парочку. Вот так вместе они и продвигались к пограничному контролю. У них соседняя кабинка.

Я немного замешкалась. Расул удивленно потянул меня за рукав, не понимая, куда именно я смотрела.

И хорошо, что не понимает! Так мне спокойнее. Я еще не знаю, что ждет нас впереди.

 

Интерлюдия

На этот раз встреча состоялась днем, в одном из тихих ресторанов на европейской стороне Стамбула. Полковник Кафаров опоздал аж на восемь минут! В многомиллионном городе рассчитать время было достаточно сложно, его такси попало в автомобильную пробку.

В самом углу тихого ресторана сидел Гольдфарб, который пил чай и ждал своего коллегу. Полковник прошел к столику и уселся напротив.

– Добрый день, – поздоровался он по-русски. – Вы меня иногда удивляете, Яков Аронович. Неужели вы знаете и турецкий язык? Никогда бы не подумал.

– Если я приехал сюда раньше вас и заказал себе чай, то это еще не значит, что я говорю по-турецки. – Гольдфарб рассмеялся. – Стамбул, знаете ли, достаточно цивилизованный город. Здесь понимают даже английский язык! К тому же чай по-турецки и по-русски называется совершенно одинаково. Вам прекрасно известно, что в этой стране русский сейчас – уже второй язык, учитывая невероятное количество туристов, прибывающих из стран СНГ. Поэтому мне здесь не очень сложно, даже если я не говорю по-турецки. Думаю, что османские правители переворачиваются в своих гробах. Они и представить себе не могли, что в Стамбуле появится столько ресторанов, магазинов и кафе, где все говорят по-русски.

– Это наследие начала девяностых, когда все ринулись в Турцию закупать ширпотреб. – Кафаров усмехнулся. – А в нулевые годы сюда начали приезжать миллионы туристов.

– А потом Эрдоган решил, что будет правильно пойти на сближение с путинской Россией, – заявил Яков Аронович. – У этих лидеров и на самом деле есть очень много общего. Ведь оба выступают хранителями традиционных ценностей, убежденными консерваторами. Только Путин пытается отстоять традиционное православие, а Эрдоган соответственно выступить хранителем мусульманских ценностей и их своеобразным реформатором. Такой новый ислам с цивилизованном лидером.

– Боюсь, что у обоих правителей могут появиться слишком сильные оппоненты. И не только внешние, но и внутренние, – предположил Кафаров.

– Это вопрос будущего. А мы с вами должны отвечать на вызов современности, – напомнил Гольдфарб. – Судя по вашему опозданию, вы задержались на другой стороне Стамбула, в штаб-квартире МИТа?

– Только не говорите, что за мной следили ваши люди, – сказал Кафаров.

– Разумеется, не следили. В данном случае мы делаем общее дело. Я мог попросить только о вашей охране. Но не сейчас. Судя по всему, у вас появились новые сведения?

– Некоторые наблюдения, которыми со мной поделился глава местного отделения МИТа, – сообщил полковник. – За сутки турки проделали очень большую работу. Постарались выяснить все, что могли, об этом Неджаде Мехмеде и узнали несколько весьма интересных подробностей.

К ним подошел официант.

– Что будете есть? – спросил он по-английски.

– Можешь говорить по-турецки, – предложил Кафаров. – Принеси нам мясное пиде с айраном, манты и чобан-салат. Все понял?

– Конечно. – Официант кивнул и отошел от них.

– Я сделал заказ на свой вкус, – сообщил полковник.

– Правильно поступили, – согласился Гольдфарб. – Итак, какие подробности вам сообщили?

– Неджад Мехмед жил в этом доме только четыре последних месяца, – сообщил полковник. – Его соседи дважды жаловались на него в полицию из-за шума, который он устраивал там.

Рука Гольдфарба замерла, но только на одно мгновение. Он был настоящим профессионалом.

Яков Аронович спокойно допил чай, осторожно поставил стакан на место и только затем негромко спросил:

– Тайный агент, который шумит в доме так громко, что его соседи жалуются в полицию? Это возможно?

– Еще он несколько раз не там припарковывал свою машину и получал штрафы из дорожной полиции на свой домашний адрес, – продолжал Микаил Алиевич.

Гольдфарб понимающе кивнул.

– Все свои письма Неджад получал не на почте, а непосредственно дома, так как отправитель всегда указывал его адрес, – продолжил полковник.

– Очень интересно, – пробормотал Гольдфарб. – У вас все?

– Нет, не все. Сотрудники МИТа проверили его по своей картотеке. Он был связан с различными группировками, в том числе с косоварами и с курдами, живущими на востоке Турции. Достаточно?

– Более чем. И такой человек может считаться тайным агентом?

– Не может, – спокойно согласился полковник. – Я тоже сразу подумал об этом. Он словно делал все, чтобы мы с вами узнали о его существовании и новом адресе. Этот субъект, по-моему, слишком уж настойчиво старался засветиться, что вызывает достаточно большие подозрения.

Официант принес и расставил еду.

– Достаточно было копнуть немного глубже, чтобы всплыли такие факты, – задумчиво произнес Гольдфарб. – Если он тайный агент с таким багажом, то я – заслуженная прима-балерина Мариинского театра.

– Вы умеете стоять на пуантах? – поддержал его шутку Кафаров. – Представляю, как вы танцуете.

– Очень плохо, – признался Яков Аронович. – У меня больные ноги. Проклятый диабет!.. Но ваш Неджад Мехмед меня удивил. Хотя я полагал, что добиться этого сложно. Так отличиться всего за несколько месяцев!.. Что это? Глупость дилетанта, намеренная провокация или нечто другое?

– Боюсь, что все вместе. Я отправил запрос в Баку, чтобы проверили машину еще раз. Но у нас работают далеко не так эффективно, как в Стамбуле. Боюсь, что машину давно разобрали на запчасти, и мы ничего не узнаем. Во всяком случае, наши офицеры сейчас пытаются найти остатки этого перевернувшегося автомобиля.

Ни один из них не пытался притронуться к еде. Полковник обернулся и увидел, что официант тревожно смотрел на них. Он взял свой стакана с айраном. Гольдфарб понял его без слов и тоже поднял свой, чтобы не привлекать внимание.

– Тогда подведем итоги, – негромко предложил он. – У вас переворачивается в машине и погибает человек, который был в состоянии алкогольного опьянения. Почти сразу мы устанавливаем, что никогда раньше он не пил. Этот факт сам по себе вызывает подозрения. Затем вы посылаете сообщения туркам, которые должны выйти на его возможного связного. Турецкие контрразведчики прибывают в дом Неджада Мехмеда, когда его там уже нет. Вернее, он сбежал еще до того, как вы отправили свое сообщение. А это значит, что утечка информации могла быть только у вас. Но вы уверены, что ничего подобного произойти не могло, так как лично отвечаете за операцию. Мы решаем проверить еще раз этого исчезнувшего турка и выясняем поразительные вещи. Данный господин старательно делал все, чтобы его адрес стал известен как можно большему числу людей. Он вел себя как полоумный.

– Либо сознательно пытался засветиться в полиции и контрразведке, – вставил Кафаров.

– Скорее так. В полоумного идиота я не очень верю. Иначе его не использовали бы в стольких местах. Значит, он сознательно подставлялся. Террорист, который устраивает у себя дома шумные вечеринки и доводит своих соседей до истерики, чтобы они вызвали полицию, – психопат либо очень умный человек. Хотя я полагаю, что умный не он, а тот, кто спланировал подобную операцию. Не нужно быть особо одаренным аналитиком, чтобы просчитать возможные варианты. – Он закончил говорить и поставил пустой стакан на стол.

Полковник опустил свой следом за ним. Со стороны это была неторопливая беседа двух пожилых людей, занятых обедом.

– И тогда получается, что Неджада Мехмеда нам нарочно подставили, чтобы мы потеряли время на его проверку, – мрачно произнес Кафаров. – Так оно и вышло. Нам пришлось угробить несколько дней на отработку этой версии.

– Но у нас есть другая, – напомнил Гольдфарб. – Это Джамалов, за которым сейчас следят ваши люди. Допустим, что все было сделано ради того, чтобы отвлечь нас именно от этого типа. Надо признать, что данный прием оказался достаточно эффективным.

– Нашего соотечественника Талыбова нарочно убили, чтобы вывести нас на этого Неджада Мехмеда. – Кафаров вздохнул. – Пока мы будем заниматься отработкой этого дохлого номера, произойдет что-то важное.

– Нужно еще раз внимательно проверить вашего погибшего и этого турка, – предложил Яков Аронович. – Мы постараемся помочь здешним спецслужбам в их расследовании. У вас есть связь с вашим человеком в Мекке?

– Да, хотя только по мобильному телефону, – признался Микаил Алиевич. – Сейчас стало гораздо легче работать с агентурой. У всех есть эти аппараты. Связные стали не нужны. С другой стороны, после разоблачения Сноудена понимаешь, что технические возможности некоторых стран просто безграничны.

– Можно подумать, что без Сноудена вы об этом не знали. – Гольдфарб улыбнулся. – Мы еще двадцать пять лет назад понимали, что Соединенные Штаты и Советский Союз создают всеобщую систему подслушивания и подсматривания с помощью своих спутников. Ни у одной другой страны не было таких возможностей, как у этих двух гигантов. После развала девяносто первого года количество российских спутников сильно поубавилось. Они свернули программу всеобщего глобального наблюдения, исключили из нее Африку, Австралию, Южную Америку и некоторые районы Азии. У России просто не было сил и возможностей для охвата всего земного шара. Но, разумеется, Соединенные Штаты, Европа и Китай оставались под пристальным контролем российских спутников. Сейчас глобальная система наблюдения восстанавливается, но Москва потеряла эти двадцать лет, не говоря уже о многих спутниках, вышедших из строя и устаревших. Тогда как американцы за эти годы увеличили количество своих спутников в четыре раза и создали по-настоящему глобальную сеть наблюдения, о которой сейчас благодаря Сноудену знает весь мир. Хотя и без Сноудена все было понятно. Теперь подобная система охватывает весь мир. Разумеется, любые телефонные разговоры могут быть подслушаны в какой угодно точке мира. При существующих технологиях можно сфотографировать газетный лист, лежащий на земле, и прочесть статью, которая там напечатана. Впрочем, думаю, что вы об этом знаете даже лучше меня, учитывая ваш стаж работы в бывшем КГБ.

– У меня была другая специализация, – возразил Кафаров. – Но я попытаюсь связаться с нашим представителем.

– Ему нужно быть осторожнее, – предупредил Гольдфарб. – При малейшем подозрении его могут арестовать. Если поймут, что он послан на работу, а не паломником. Это могут воспринять как святотатство.

– Мы послали мусульманина, значит, он в любом случае имеет право на хадж, – сообщил полковник. – Я почти уверен, что там есть и ваши наблюдатели.

– Вы же прекрасно знаете, что Мекку и Медину не имеют права посещать лица, не являющиеся мусульманами.

– Я могу плохо разбираться в космических спутниках, – признался Кафаров. – Но ваши возможности мне хорошо известны. Никто не мешает вам завербовать настоящего мусульманина и отправить его в это паломничество, учитывая тот огромный интерес, который вы проявляете к данной операции. Если вспомнить Эли Коэна или зятя Гамаля Абдель Насера Ашрафа Марвана, то надо признать, что ваши возможности практически безграничны.

– Неужели вам не стыдно? – быстро спросил Яков Аронович. – Ведь Коэна нашли в Дамаске именно с помощью советской резидентуры, которая помогала сирийской контрразведке. Или вы действительно не знаете, кто конкретно виновен в смерти Ашрафа Марвана в Лондоне?

– Я говорил только об эффективности их работы. Если вам удалось завербовать таких агентов, то можно поверить, что вы смогли заполучить и других, не менее влиятельных лиц.

– Не преувеличивайте. – Гольдфарб покачал головой. – Мы достаточно трезвые реалисты и понимаем пределы наших возможностей.

– А иракская ядерная программа? – добродушно напомнил Микаил Алиевич. – Вашей разведке удалось выяснить, где именно Саддам Хусейн строит этот ядерный реактор. В результате израильская авиация просто уничтожила данный объект. Это была блестящая работа ваших спецслужб. Насколько я помню, вы лично имели непосредственное отношение к обнаружению реактора.

– Разве? – удивился Гольдфарб. – Я даже не помню. Хотя не стану ничего опровергать. Но сейчас речь идет о вашем человеке, который следит за Джамаловым. Предупредите его, что возможны любые провокации, какие угодно неожиданности. Видимо, нас пытаются запутать. Или же все намного более сложнее, чем мы думаем.

Он взял пиде, напоминающее нечто среднее между итальянской пиццей и азербайджанским кутабом. Это было раскатанное тесто, на котором лежала хорошо прожаренная баранина. Пиде имело форму вытянутого чурека с открытым верхом и было разрезано на куски.

Гольдфарб съел один из них, одобрительно кивнул и заявил:

– Вкусно! Никогда не ел ничего подобного.

Кафаров тоже взял кусок.

– Машину мы, наверное, уже не найдем, – признался он. – Ее либо разобрали на части, либо списали. В руководстве местного отделения МИТа меня заверили, что продолжат расследование по Неджаду Мехмеду. Но этого недостаточно. У нас слишком мало времени. Хадж уже начался сегодня утром. Через несколько дней он закончится. А мы до сих пор не знаем, кто и как там себя проявит. Я реально понимаю, что мой человек находится в большой опасности.

– Возможно, вы правы, – согласился Гольдфарб. – Но отзывать его сейчас просто невозможно. Если это мусульманин, а вы говорили, что так оно и есть, то он не может покинуть святые места без соответствующего ритуала. Если ваш сотрудник будет обнаружен, то он, конечно, живым не вернется, это очевидно. Но такова часть нашей работы, в которой всегда есть подобные риски.

– Я не люблю терять своих людей, – недовольно произнес Кафаров.

– Я тоже, – в тон ему сказал Яков Аронович. – Но сейчас вы ничем не можете ему помочь. Остается только надеяться на его выучку и удачу.

 

Глава 6

В Стамбуле мы пробудем несколько часов. Здесь все должны переодеться. Мужчинам легче, у них белые одежды, напоминающие римские тоги, а женщинам гораздо сложнее. У нас должно быть закрыто все тело, исключая лицо и кисти рук. Интересно, что никто не требует носить черную паранджу, прятать под ней лицо.

К одежде предъявляются очень строгие требования. Понятно, что она не может быть прозрачной, чтобы не пропускать нескромные взгляды, и обтягивающей. Все, что мы будем носить во время хаджа, нам выдали еще в Баку, в Духовном управлении мусульман. На ноги мягкие мокасины, затем брюки. После этого я надела платье, сверху еще одно, с длинными рукавами. Все белого цвета.

Волосы я спрятала под косынку. Это обязательно. Когда мы завершим хадж, я должна буду отрезать прядь, а мужчинам вменяется в обязанность остричь все волосы.

Интересно, что будет делать Джамалов?

Нам выделили специальное помещение, где мы могли переодеться, перед тем как снова пройти к самолету, который доставит нас в Джидду. Уже затем мы попадем в благословенную Мекку.

В большом стамбульском аэропорту много паломников, которых можно сразу узнать по белым одеждам. У людей такие просветленные лица!..

Но среди нас есть человек, который использует это паломничество для подготовки террористического акта, убийства немалого числа людей. Как можно называть такого субъекта?

Я раньше дважды была в Стамбуле, но тогда в аэропорту было гораздо свободнее. Ну да, конечно. Сейчас ведь время хаджа, и поэтому здесь так много паломников. Они проходили мимо нас и приветливо здоровались, словно мы их родственники или друзья. В общем, так и должно быть, ведь паломники едут совершать предписание Пророка, обязательное для всех мусульман.

Я заметила Джамалова, который оглядывался по сторонам. Неужели он ищет своего напарника, этого Эльмурзу. Нужно подойти поближе и послушать, о чем именно они будут говорить. Но пока рядом с Джамаловым никого не было.

Он достал мобильный телефон и начал с кем-то разговаривать. Я хотела подойти ближе, но здесь было столько людей, что мне не удалось к нему протиснуться. Даже обидно!

– О чем ты все время думаешь? – поинтересовался Расул, стоявший рядом со мной.

Я совсем про него забыла.

– Ни о чем. – Я пожала плечами и увидела, как к Джамалову подошел тот самый Эльмурза.

Я посмотрела по сторонам.

Куда делся хаджи Рахман? Почему его нет рядом с этой парочкой? Он, кажется, тоже пытается за ними следить. Или мне только кажется?

Нет, вот он стоит и о чем-то разговаривает с полноватым мужчиной. Тому лет пятьдесят, он совсем лысый, все время вытирает лицо платком. У него румяное, широкое, мясистое лицо, крупный нос, большие уши.

Он спрашивал, как дагестанская группа будет возвращаться. Хаджи объяснил ему, что больше они в Баку не заедут, а прямо из Стамбула полетят в Махачкалу.

– Туда отправятся все, кроме меня, – объяснял хаджи Рахман.

– Почему? – поинтересовался румяный толстячок.

– Я должен буду лететь в Москву, – пояснил хаджи Рахман. – Там состоится представительное совещание мусульманских богословов.

– А мне говорили, что мы все вместе вернемся, – вспомнил его собеседник.

– Может быть, так и будет, – сказал хаджи Рахман. – Тогда я полечу в Москву из Махачкалы. Посмотрим, как пройдет хадж, и решим этот вопрос уже на обратном пути.

Толстячок радостно кивнул. У него пухлые смешные губы и маленькие забавные глазки.

Интересно, как он не побоялся отправиться в хадж, имея такое вот тучное тело? Уже не говоря о том, что он, как правоверный мусульманин, должен пять раз в день молиться. Это с его большим животом и такой толстой шеей! Даже не представляю, как он умудряется бить поклоны. Впрочем, это его дело. Можно проводить рукой по лицу и читать короткую молитву.

Говорят, Пророк разрешал даже использовать для омовения песок, а не воду. Ведь она в пустыне дороже золота.

Они продолжали говорить, а я увидела, как Джамалов убрал телефон, повернулся и пошел в туалет. Этот шепелявый Эльмурза спешил следом за ним.

Значит, они будут говорить о чем-то серьезном в туалете. Или один из них попытается что-то передать другому. Ведь они наверняка выходили в город. Или сообщник кого-то из них приехал прямо в аэропорт.

Какая глупость! Этого наш дорогой Микаил Алиевич не предусмотрел. Я же не могу пойти за ними в мужской туалет.

Да, я не могу, но…

Я повернулась к Расулу и спросила:

– Ты помнишь этого высокого лысого молодого мужчину? – Я показала на Джамалова, как раз проходящего мимо.

– Помню. Кажется, этот человек сидел впереди нас в самолете. Он из дагестанской группы. А почему ты спрашиваешь?

– За ним идет второй. – Я быстро показала на Эльмурзу. – Срочно шагай за ними и послушай, о чем они будут говорить. Если, конечно, получится.

– Зачем? – изумился мой брат. – Кто они такие? Почему я должен подслушивать их разговор?

– Потом объясняю. Иди срочно за ними. И сделай так, чтобы они не поняли, что ты приглядываешь за ними.

– У тебя вечно возникают какие-то дурацкие фантазии, – пробормотал Расул, но покорно пошел за этой парочкой в туалет.

Обе наши сумки он оставил на мое попечение.

Расул вообще всегда меня слушал и позволял мне командовать собой. Хотя разница в возрасте у нас была достаточно ощутимой, почти в шесть лет.

А вот старшего брата Мансура я немного стеснялась. Там разница была на пару лет больше. Он казался мне таким взрослым и непонятным. Теперь я жалела о том, что так мало с ним общалась, почти не разговаривала.

Сейчас я вспомнила, как он купил из своей первой зарплаты подарки мне и маме. Я ведь была еще подростком. Он принес нам французские духи. В те времена это был невероятный дефицит. Мама его поблагодарила, даже поцеловала. Я помню слезы у нее на глазах. А я ничего не поняла, бросила коробочку, кинула ему «спасибо» и побежала к подруге во двор.

Какая я была дура! Прости меня, Мансур. Если когда-нибудь мы снова увидимся, я обязательно скажу тебе эти слова.

Люди, исповедующие любую религию, считают, что после смерти их душа просто обязана куда-то попасть. Не знаю, куда угодит моя, но я хотела бы оказаться рядом со своими близкими. Хотя не очень верю в это.

Нет, вовсе не потому, что я или мои близкие такие большие грешники. Я не верю в саму возможность обретения новой жизни после смерти. Наверное, я не должна так думать в момент совершения хаджа. Впрочем, это мое личное мнение. Необязательно правильное.

Я посмотрела на часы. Мы скоро должны пройти пограничный контроль. Наш руководитель уже собирал.

Тамара-ханум взяла меня за руку.

– Здесь будет столько людей, что ты вполне можешь потеряться. Говорят, что отсюда сегодня полетят пять самолетов с паломниками, – сообщила она. – Держись рядом со мной и постарайся не отставать. Турки очень тщательно проверяют все документы перед посадкой и никого не пустят на другой рейс. А где твой брат?

– Пошел в туалет.

– Нашел время! – укоризненно проговорила Тамара-ханум. – И сумки оставил тебе. Тоже мне, нашелся кавалер!..

Мне стало стыдно, ведь это я отправила его туда. Он человек дисциплинированный и никогда никуда не опаздывает.

– Сейчас придет. Кажется, у него какие-то проблемы с одеждой, – попыталась я выгородить Расула и посмотрела на вход в туалет.

Я уже начинала нервничать.

Господи, зачем я его туда послала?! Их двое, а он один. Они сразу поймут, что Расул пришел подслушать их разговор, и зарежут моего брата в туалете стамбульского аэропорта!

Какая я дура! Как я могла так подставить своего родного брата? Моя мама просто не переживет и его смерти. Так. Если сейчас он не выйдет…

Из туалета вышли Джамалов и Эльмурза, которые о чем-то весело беседовали.

Хорошо, что у меня нет оружия, иначе я пристрелила бы обоих негодяев прямо сейчас! Что они сделали с моим братом? Почему его до сих пор нет?

Я пошла им навстречу и довольно сильно ударила плечом Эльмурзу. Тот изумленно посмотрел на меня и пробормотал извинения.

Еще несколько секунд, и я войду в этот мужской туалет. Пусть даже на мне одежда паломницы. Если они что-то сделали с моим братом, я вырву их сердца, выколю им глаза!..

Какие нехорошие мысли приходят в голову. Но почему не выходит мой брат? Что он там делает. Может, попросить кого-то его позвать?

Господи, у нас же есть телефоны. Нужно позвонить на его мобильный.

Я достала свой аппарат, набрала номер брата, долго ждала, потом наконец-то услышала частые гудки. Телефон занят.

Они что-то сделали с Расулом и сломали его мобильник! Он не может так долго разговаривать в туалете. Нужно туда войти…

Я не успела додумать эту мысль, как увидела Расула, выходящего из туалета. Он шел к нам, чтобы забрать у меня сумки, и улыбался.

Интересно, почему брат вдруг развеселился?

– Чего ты так долго? – накинулась я на него. – Мы уже должны идти. Что ты там делал?

– Сначала слушал их разговор, а потом позвонил домой, чтобы узнать, как себя чувствует Мансур, – пояснил мой брат. – Я узнал, что все хорошо. Он уже не кашляет, и никакой температуры у него нет.

– А я здесь с ума схожу. – Я облегченно вздохнула и подумала, что сестра из меня получилась плохая.

Расул отправился в эту поездку из-за меня, возился со мной, таскал мою сумку, выполнял все мои просьбы. Я же забыла о его сыне, о том, что он болеет, и даже не позвонила к нему домой. Я, конечно, очень безалаберная и глупая сестра.

– Ты услышал, о чем говорили эти двое?

– Один рассказывал другому о своей поездке в Мешхед. Говорил, что у них сломался автобус по дороге, а второй с руководителем группы и документами уехал. Они остались ночевать прямо в открытом поле, устраивались спать на земле, так как в автобусе было очень душно.

– Больше ничего не говорил?

– Нет. А почему тебя вообще интересует эта парочка? Я не понимаю, для чего ты меня за ними послала. Почему я должен был подслушивать их разговор?

– Мне показалось, что один из них – бывший коллега Арифа. – Я попыталась соврать, но у меня ничего не получилось.

– Нужно было подойти и спросить, – резонно заявил Расул, поднимая наши сумки. – Если бы ты мне сразу сказала, я бы так и поступил.

– Не нужно ничего спрашивать. Я ошиблась, – проговорила я, холодея от одной мысли о том, что он мог так сделать.

Мы идем на пограничный контроль. Сразу после этого наш багаж будут досматривать во второй раз. Турки уже давно практикуют подобные меры безопасности. Все-таки на их территории еще действуют разные радикальные группы.

Не до конца успокоились и курды. Хотя в последние годы они и турки пошли на значительные уступки друг другу. Громких террористических актов теперь почти не происходит. Но это совсем не значит, что турки могут ослабить контроль. У них пока еще хватает доморощенных террористов.

Мы прошли контроль и направились к своему самолету, находившемуся на двести восемнадцатой стоянке. Зрелище очень интересное. Практически все пассажиры в белых одеяниях. Как мужчины, так и женщины.

Мы прошли в салон самолета. Конечно, мы с Расулом сидели вместе, но я потеряла из вида своих подопечных. Куда-то подевалась и Тамара-ханум. Нас всех разбросали по этому большому аэробусу. Кажется, это «триста тридцатый». В нем несколько салонов для пассажиров.

Почти сразу командир корабля приветствовал нас на турецком и английском языках, пожелал благополучного хаджа всем паломникам и сообщил, что сейчас мы взлетим. Через две минуты самолет поднялся в воздух. Надежно, мощно, красиво. Еще через несколько минут лайнер набрал высоту и взял курс на Саудовскую Аравию.

Я сидела, закрыв глаза, и клялась себе в том, что больше никогда не попытаюсь использовать своего брата для выполнения задания, порученного мне, а вовсе не ему. Не нужно его так подставлять. Он может не разобраться, что здесь происходит, и глупо подставиться.

Представляю, что могло случиться, если бы Расул подошел к этой парочке и сказал, что он мой брат. Его сестра замужем за офицером Министерства национальной безопасности Азербайджана. Она, мол, спрашивает не служит ли в этой организации и один из вас, уважаемые паломники. Они сразу все поняли бы. Боюсь, что в этом случае его бы живым просто оттуда не отпустили. Двое против одного.

Какое счастье, что я не успела ему ничего сказать, а он – спросить. Только этого не хватало! Больше никаких просьб к Расулу. Даже если в мужской туалет пойдут все террористы, какие только есть в Азии. Я не буду подставлять своего брата ни в коем случае. Это очень глупо.

Я почувствовала, как кто-то коснулся моего плеча, открыла глаза и увидела улыбающуюся Тамару-ханум, которая стояла рядом со мной.

– Меня посадили в другой салон, – сообщила она. – Но я поменялась местами с одним любезным мужчиной. Он галантно уступил мне место рядом с вами. Что с тобой? У тебя такой бледный вид!.. Боишься летать самолетами?

– Есть немного, – согласилась я.

Расул удивленно посмотрел на меня. Я раньше никогда не боялась летать. Но брат проявил благоразумие и никак не комментировал мои слова. Видимо, он уже понял, что в моих странностях есть какие-то закономерности, непонятные ему.

Тамара-ханум устроилась рядом с нами.

– Тебе идет исламская одежда, – проговорила она, оглядывая мой белый наряд. – Ты в ней такая красивая. И фигура у тебя очень хорошая. Подтянутая, сильная. Ты занимаешься спортом?

– Немного, – снова нагло солгала я, и Расул опять удивленно посмотрел на меня.

Он прекрасно знал, как много времени я проводила в тренажерных залах сразу после развода. Во-первых, это помогало мне отвлечься от невеселых размышлений, во-вторых, позволяло обрести нормальную форму, после того как я потеряла своего сына.

Я опять думала об этом. Мне было обидно и больно. Когда я смотрела на маленьких мальчиков, все время вспоминала о том проклятом взрыве в Дагестане, когда потеряла своего сына.

Этого я никому не прощу. Ни нашим доморощенным террористам, ни тем, кто платит им деньги и вдохновляет их на эти гнусности. Я сжала зубы. Они даже не знают, как сильно я их ненавижу. Я готова сделать все, чтобы мстить им до последнего мига своей жизни.

Нет. Все-таки Кафаров не ошибся. Он знает, что я никогда не прощу тех, кто устроил тот взрыв в Дагестане. Я не примирюсь, что бы со мной ни случилось.

 

Интерлюдия

Работа израильских спецслужб всегда находилась под завесой большой тайны. Хотя все люди, как посвященные в эти дела, так и самые обыкновенные, понимали, что возможности еврейского государства позволяют его спецслужбам входить в пятерку самых лучших организаций подобного рода в мире.

Во время противостояния двух сверхдержав и «холодной войны» на стороне Запада были американская и английская разведки, тогда как со стороны Востока работали КГБ и Штази, представлявшая интересы бывшей ГДР. Израильские спецслужбы совсем не терялись среди таких гигантов.

Считается, что их достаточно много. Даже в Министерстве иностранных дел Израиля есть свой собственный отдел, называемый центром политических исследований «Мамад». Он отвечает за анализ секретных сведений.

Но на самом деле работа израильских спецслужб эффективна еще и благодаря своей многочисленный агентуре. Работа с ней ведется весьма умело.

Для сравнения можно сказать, что в современных Соединенных Штатах, кроме Агентства национальной безопасности с его неограниченными возможностями спутникового наблюдения, слежения и прослушивания, есть еще пятнадцать различных спецслужб, которые выполняют свои специфические задачи. Тем не менее даже шестнадцать американских структур часто не могут получить информацию, которую весьма эффективно добывают израильские агенты.

Во время событий на Украине и в Крыму у израильской разведки имелась гораздо более полная информация об этом, чем у американцев и турков. Стамбул так и не решился поддержать крымских татар или использовать их в антироссийской игре. Американцы просто проглядели реакцию России и ее президента. Они чересчур увлеклись собственными делами в Киеве. Все их ресурсы, средства и силы были задействованы для поддержки активистов, митингующих на Майдане.

Януковича считали «пророссийским» претендентом и сделали все, чтобы во второй раз отстранить его от власти. Так случилось и во время прошлых президентских выборов. Тогда был незаконно организован третий тур, в результате победил Ющенко. Хотя во втором туре в полном соответствии с демократическими нормами выиграл Янукович. Американцы помнили слова Бжезинского о том, что Россия не сможет обрести полную силу без Украины. Нужно любым способом поссорить их.

Конечно, нельзя считать, что события на Майдане инспирированы только чужой разведкой. Люди были доведены до крайности массовой коррупцией и неэффективной властью. Но американцы и их союзники в Европе, особенно поляки, сделали все от них зависящее, чтобы помочь восставшим. Они не смогли или не захотели заметить, что самые радикальные силы противников Януковича были представлены откровенными антисемитами и националистами.

Российская пропаганда и средства массовой информации несколько перестарались, представляя в таком виде всех, кто выступал против прежнего президента, фашистами и антисемитами. Безусловно, это не так. Но ударное ядро Майдана составляли именно ярые антисемиты и русофобы.

Израильская разведка была прекрасно осведомлена об этом. В отличие от американцев, которые всеми силами не замечали подобных настроений. Вашингтону важно было провести эту антироссийскую акцию, поддержать оппозицию. Именно поэтому в Израиле так настороженно отнеслись к новой власти в Киеве, тогда как американцы всецело выступили на ее стороне.

Уже тогда стало ясно, что события на Украине только начинаются. После изгнания Януковича обязательно произойдут разборки между умеренными националистами и откровенными ультраправыми радикалами, которые почувствовали вкус власти и уже не захотят отдавать ее обычным политикам.

Это был только небольшой эпизод в истории израильских спецслужб.

Одним из самых значительных их успехов можно считать и операцию «Опера», завершенную в восемьдесят первом году. На самом деле операция длилась несколько десятков лет.

Еще при Хрущеве, в пятьдесят девятом году, было подписано соглашение между СССР и Ираком о создании исследовательского реактора и изотопной лаборатории. Советские специалисты должны были провести геологоразведочные работы по обнаружению урана в стране. Через девять лет был создан исследовательский реактор в пустыне Тхувайтха, недалеко от Багдада.

Прошло еще семь лет, и в Москву прилетел тогдашний вице-президент Ирака Саддам Хусейн, который попробовал договориться с Москвой о создании еще одного ядерного реактора, современного и крупного.

Однако, несмотря на разрыв дипломатических отношений, Израиль через австрийское посольство и по собственным каналам довел до сведения правительства СССР, что подобный реактор будет использован иракской стороной в военных целях, что противоречит Договору о нераспространении ядерного оружия. Москва предложила Багдаду проводить все работы под контролем МАГАТЭ, что не устроило иракскую сторону.

Было решено обратиться к Франции. Через несколько месяцев иракцы подписали договор с Парижем о покупке мощного реактора «Озирак» и исследовательской лаборатории «Изис». Кроме того, этот документ предусматривал поставку топлива – семидесяти двух килограммов обогащенного урана.

На следующий год Ирак заключил договор с Италией на поставку специальных горячих камер для выделения плутония. Это не ускользнуло от резидентуры МОССАДа, центр которой находится в Риме.

Еще через три года атомный реактор был наконец-то построен во Франции. Его поместили на корабль в порту Ля Сейн-сюр-Мер около Тулона, чтобы отправить в Ирак. Ночью специальная команда израильских диверсантов, состоящая из восьми человек, взорвала судно.

Французы, получившие три миллиарда долларов за реактор, объявили, что построят новый. На этот раз его охраняли французские спецслужбы. Он был доставлен в Ирак, где его и запустили.

Специальная комиссия МАГАТЭ, прибывшая на место, не обнаружила нарушения режима нераспространения ядерного оружия. Но в Израиле знали о секретных переговорах Ирака с Италией и Германией о поставках обогащенного урана, который можно было использовать для изготовления ядерного оружия.

К этому времени у самого Израиля такое оружие уже было. Конечно, оно тоже создавалось в обход существующих международных договоров, но наличие подобного арсенала у Израиля не вызывало у ведущих стран такого неприятия, как создание ядерного потенциала у Ирака, а позднее и у Ирана. Именно в силу непредсказуемости действий самого Саддама Хусейна цивилизованный мир не хотел допускать, чтобы подобные режимы получали в свое распоряжение такое мощное оружие.

Седьмого июня восемьдесят первого года шестнадцать израильских самолетов, восемь бомбардировщиков, столько же истребителей, взлетели с военной базы Эцион. Каждый бомбардировщик имел по две управляемые бомбы МК84 весом почти в тонну.

Самолетам удалось обогнуть с юга зону действия иорданской противоракетной обороны. Через территорию Саудовской Аравии они вторглись в пределы Ирака, оставаясь незамеченными для радаров противника. Операция «Опера» завершилась весьма успешно.

Ядерный реактор был стерт с лица земли. Ирак больше не пытался запустить новую программу создания подобного оружия.

Стоит упомянуть и о выдающихся операциях израильских спецслужб, проведенных с участием высокопоставленных агентов.

Зятю первого президента Египта Гамаля Абдель Насера, мужу его дочери Моны Ашраму Марвану было всего двадцать четыре года, когда он посетил израильское посольство в Лондоне и сам предложил свои услуги израильской разведке. Разумеется, руководители МОССАДа не могли упустить столь ценного агента, который входил в окружение не только Насера, но и Анвара Садата, ставшего потом руководителем Египта.

За свои услуги Марван получал очень большие деньги. Так продолжалось несколько лет.

В ночь на шестое июня семьдесят третьего года он встретился в Лондоне с руководителем МОССАДа Цви Замиром. Марван сообщил ему о том, что Египет и Сирия одновременно нападут на Израиль уже через сутки.

Однако война Судного дня, как ее потом назвали, началась не в шесть вечера, как говорил Ашрам Марван, а в два часа дня. Некоторые израильские аналитики считают, что зять Насера был двойным агентом и нарочно сообщил неправильное время. Но день он назвал точно. Двойному агенту никто не разрешил бы сделать ничего подобного.

Очевидно, возможные приготовления к войне не остались без внимания советской и американской разведок. Кто-то успел сообщить об этом своим арабским друзьям, которые и приняли решение начать выступление на четыре часа раньше. За эту информацию Ашрам Марван получил миллион долларов. Войска обеих стран, намного превосходившие израильские вооруженные силы, были разгромлены за несколько дней.

Марван достаточно долго работал на израильские спецслужбы. Он поставлял очень полезную информацию, заодно продавал оружие в различные страны, выступал посредником на переговорах.

Его компаньонами стали сыновья всесильного ливийского диктатора Муаммара Каддафи. В какой-то момент у них начались финансовые разногласия. В арабских странах уже догадывались об истинной роли Марвана. Тогда было принято решение о его физическом устранении. В июне две тысячи седьмого года Ашрафа Марвана нашли мертвым возле его дома.

Официальная версия его смерти – внезапный сердечный приступ – выглядела достаточно странно. Шестидесятидвухлетний бизнесмен был вполне здоров.

Его вдова Мона Насер не сомневалась в том, что это месть израильской разведки. Но расследование, проведенное английской полицией, не подтвердило факт убийства. Лишь через несколько лет из показаний бывшего президента Египта Хосни Мубарака стало известно, что Ашрафа Марвана ликвидировали агенты Каддафи за финансовые разборки с его сыновьями.

За время своей деятельности в качестве осведомителя израильских спецслужб Ашраф Марван передал им достаточно много ценной информации.

Но самым известным агентом израильской разведки с момента создания еврейского государства справедливо считается Эли Коэн. Он родился еще в двадцать четвертом году в Египте, куда его родители эмигрировали из сирийского города Алеппо.

В бедной еврейской семье было восемь детей. Отец, торговавший галстуками и всякой мелочью, с трудом содержал такую ораву. Несмотря на отсутствие средств, он пытался дать всем детям хорошее образование.

Маленький Эли учился одновременно во французском лицее и религиозной еврейской школе «Медрешет Рамбам». Коэн с детства владел английским, французским, арабским и ивритом, затем выучил еще и испанский язык. Когда создавалось израильское государство, он был одним из тех студентов, которые горячо поддерживали идею создания новой страны. За это молодой человек был исключен из университета, носившего имя короля Фаруха Первого.

Сразу после создания Израиля вся его семья переехала туда, но сам Коэн остался в Египте. Он обосновал это решение желанием восстановиться в университете и окончить его.

Можно предположить, что уже тогда Коэн был завербован израильской разведкой. Через полтора года в Египте были арестованы несколько агентов Тель-Авива, в том числе его друзья Сэми Эзер и Моше Марзук.

Но Коэну удалось доказать, что он ничего не знал о шпионской деятельности своих товарищей. Египетским властям не удалось ничего найти против него, и обвинения с Коэна были сняты. Летом пятьдесят пятого он тайно посещал Израиль.

В пятьдесят шестом его все-таки депортировали из Египта в Израиль. Официальные источники утверждают, что следующие несколько лет он работал обычным бухгалтером в сети универмагов «Машбир ле-Цархах» и не имел никакого отношения к разведке, что представляется не совсем точным. Очевидно, его законсервировали после провала в Египте в начале пятидесятых.

В пятьдесят девятом году он женился на Наде Маджальд, репатриантке, прибывшей из Ирака.

В начале шестьдесят первого года, после прохождения соответствующей подготовки, его посылают в Буэнос-Айрес. Он отправляется туда под новым именем – Камал Амин Тават.

В столице Аргентины находились несколько видных деятелей сирийской оппозиции, представителей социалистической партии БААС, в том числе и главный редактор испано-арабского еженедельника Амин аль-Хафез. Он был армянином по отцу, а его мать происходила из очень знатного алавитского рода. Но самое главное, что он тоже был из Алеппо, откуда в свое время уехала семья Эли Коэна.

В это время Сирию сотрясали постоянные перевороты. В шестьдесят втором году президент этой страны Назим аль-Кудси был просто отстранен от власти и арестован на несколько дней вместе с премьер-министром. Затем мятежники сами угодили за решетку. Высшие должностные лица Сирии возвратились на свои места.

Камал Амин Тават завязал близкие отношения с Амином аль-Хафезом, которого должны скоро отозвать в Дамаск и назначить на высокую должность. Мать Амина и ее родственники даже предполагали, что он может стать министром обороны.

Вскоре аль-Хафез действительно уехал в Дамаск, а Эли Коэн возвратился в Израиль, но ненадолго. Вскоре ему приказали перебраться в столицу Сирии.

К этому времени его друг Амин аль-Хафез уже стал одним из ведущих деятелей партии БААС. Богатый, щедрый и гостеприимный Камал Амин Тават снял роскошную квартиру в центре города, где собирались высшие чины армии и государства. Среди его друзей практически все руководство Сирии.

В марте шестьдесят третьего произошел очередной военный переворот. Руководителем Сирии стал личный друг Коэна Амин аль-Хафез. Теперь израильский агент – не просто близкий друг президента страны, который может в любое время посещать его дворец.

Эли Коэн получил звание полковника сил безопасности Сирии и стал заместителем министра обороны. Более того! В списке возможных претендентов на должность президента этой страны он стоит третьим, после самого Амина аль-Хафеза и министра обороны.

Теперь Коэн посвящен во все военные секреты своей страны. Он стал одним из высших руководителей Сирии и исправно передавал информацию в Израиль.

Чтобы исключить любую возможность провала, МОССАД не посылал к нему связников. Все задания и сообщения передавались высокопоставленному агенту посредством обычного радио. В арабских песнях!

У самого Коэна имелся портативный радиопередатчик, с помощью которого он отправлял свои сообщения. Разведчик подробно описал всю систему обороны Сирии, раскрыл расположение артиллерийских и прочих военных складов, в том числе подземных.

Советский Союз поставил Сирии двести танков Т-54. Уже через два часа об этом стало известно в Израиле, хотя в самом Дамаске об этом знали только несколько человек.

Используя свои старые связи в Аргентине, Коэн вышел на бывшего нациста Франца Радемахера. Через этого человека МОССАД сумел разыскать Адольфа Эйхмана. Один из виновников массовой гибели евреев в годы Второй мировой войны будет найден, опознан, похищен, вывезен из Аргентины и осужден на казнь в Израиле.

Конечно, сирийская контрразведка начала подозревать, что где-то происходит утечка информации. Этот источник может быть в руководстве генштаба или в самом военном министерстве обороны. Но вычислить израильского агента никак не удавалось.

Коэн настолько успешно маскировался, что долго оставался вне всяких подозрений. Летом шестьдесят четвертого года он даже умудрился тайком приехать в Израиль, чтобы присутствовать при рождении своего сына Шауля.

Однако уже через полгода наступила развязка. Сирийская контрразведка с помощью советской резидентуры, работающей в Дамаске, получила новые пеленгаторы, способные точно засечь работающие радиопередатчики. Началось прослушивание всех центральных кварталов столицы Сирии. Когда пеленгатор засек работу передатчика из квартиры заместителя министра обороны и личного друга президента, в это никто не мог поверить.

Сразу восемь высокопоставленных офицеров контрразведки ворвались в квартиру Эли Коэна в тот самый момент, когда он передавал в Тель-Авив очередную порцию свежей информации.

В его квартире нашли пленки с фотографиями секретных объектов, списки складов, подробные характеристики оборонительных сооружений, передатчик, при помощи которого он передавал сведения, и даже взрывчатку, спрятанную в кусках мыла. Потом началось полуторамесячное следствие.

Коэна подвергали немыслимым пыткам. Он не выдал никого. Эли только написал прощальное письмо своей супруге Наде, где попросил прощения у нее и детей, сказал, что сам виноват в своей смерти. Он попросил ее выйти замуж во второй раз.

В Тель-Авиве разрабатывались планы спасения своего самого ценного агента. Готовились похищения известных сирийских дипломатов и политических деятелей для обмена на Эли Коэна.

Тогда все еще хорошо помнили знаменитую встречу на мосту, когда советская и американская разведки обменялись Абелем и летчиком Пауэрсом. Самым поразительным в данной истории оказалось то, что настоящая фамилия советского разведчика была не Абель, а Фишер. Об этом американцы узнали только много лет спустя.

Однако времени на подобный захват и последующий обмен почти не оставалось. Продумывались планы по спасению Коэна группой спецназа непосредственно в Дамаске. Но и здесь аналитики предполагали, что шансы на успех такой операции очень незначительны.

Тогда было решено действовать другим способом. К делу были привлечены все возможные посредники, даже папа римский Павел Шестой. С просьбами об обмене к сирийскому руководству обратились главы правительств Франции, Бельгии, Канады. Но все было бесполезно.

Оскорбленный предательством личного друга, которому он так доверял, Амин аль-Хафез отверг любые попытки спасения израильского агента. Суд вынес решение о казни Коэна.

Восемнадцатого мая шестьдесят пятого года выдающийся израильский разведчик Эли Коэн был публично повешен в Дамаске на площади Мардха. Его похоронили на еврейском кладбище.

Но на этом история разведчика не закончилась. Через пять лет несколько сотрудников израильских спецслужб попытались выкрасть тело Коэна, чтобы вернуть его на родину. Но эта операция закончилась неудачей.

Тело разведчика было помещено в особом бункере, на глубине тридцати метров, на территории военной части, расположенной в самом Дамаске. Несмотря на все предложения, Сирия так и не отдала Израилю Эли Коэна. Его именем будут названы школы и улицы, парки и площади в разных местах Израиля.

Неудачливый руководитель Сирии Амин аль-Хафез уже через год был свергнут группировкой Салаха Джадида. Никто не захотел выступить на защиту главы государства, который не сумел распознать разведчика рядом с собой, а затем безжалостно расправился со своим бывшим другом, как бы отомстил ему таким вот образом за предательство и собственное легкомыслие.

Хотя разведчик не может быть предателем по определению. Он всегда работает на свою страну, тем более нелегал. Предателем может считаться полковник Пеньковский, который за деньги предавал интересы своей родины, выдавал ее секреты врагу. А разведчик Рихард Зорге был выдающимся человеком и никак не предателем Японии. Он работал на свою страну.

Амин аль-Хафез больше сорока лет жил в изгнании, влачил жалкое существование. Уже глубоким стариком, в возрасте восьмидесяти трех лет, он получил разрешение вернуться в Алеппо, чтобы умереть на родине.

 

Глава 7

Мы прилетели в Джидду, где построен огромный современный аэропорт. Говорят, что ежегодно сюда только в качестве паломников прибывают более двенадцати миллионов людей. Можете себе представить такое количество?!

Было уже достаточно поздно, начало темнеть, когда мы вышли из аэропорта. Он находится в семидесяти километрах от Мекки, куда нас отвезут комфортабельные автобусы с кондиционерами. В них есть минеральная вода для паломников и даже туалеты. При этом мужчины и женщины рассаживались отдельно.

Каждый из нас сначала помолился, а затем обратился лицом к Каабе и произнес:

«Вот я стою перед тобой, о Господи. И нет у Тебя сотоварища. Вот я стою перед Тобой. И Воистину хвала Тебе, милость и могущество принадлежат Тебе. И нет у Тебя сотоварища».

Говорят, что единобожие, принятое в основных религиях мира, является самым сильным ударом по языческим ритуалам и варварству древних народов.

Расул помог мне забраться в автобус и уложил наши с Тамарой-ханум сумки в багажное отделение.

Чтобы хадж считался угодным Аллаху, паломники должны соответствовать нескольким условиям. Они обязаны исповедовать ислам. Не только неверным, именуемым кяфирами, но и людям, отступившим когда-то от своей веры, категорически нельзя посещать святыни. Это условие называется фасик.

Существует еще булуд. К хаджу не допускаются дети, не достигшие зрелости и не осознающие, что именно они делают.

С ним связан и акл. Только люди в здравом уме и рассудке имеют право совершать хадж. Человек должен иметь свободу воли.

Следующее условие – хуррият. Хадж имеет право совершать только свободный человек. Не раб или узник, находящийся в заключении.

Иститоат означает возможность совершения хаджа как мужчиной, так и женщиной. Причем для женщин условия гораздо более строгие, чем для мужчин. Я уже упоминала о том, что молодых женщин обязательно должны сопровождать мужчины, их близкие родственники.

Но есть еще одно правило. Вдова не может совершать паломничество в течение четырех месяцев и десяти дней после смерти мужа, даже если ей больше сорока пяти лет.

По-моему, достаточно разумное требование. Ведь бедная женщина больше будет думать о своем горе, чем о самом хадже.

Надо сказать, что ислам велит особо предупреждать паломников о том, что если имеется опасность захвата в плен или в заложники, то мусульманин не обязан совершать хадж. Нужно тщательно продумать все моменты, связанные с безопасностью своей дороги.

Нельзя брать в долг деньги на хадж. Этот момент мне кажется еще более разумным.

Есть правило, которое по-арабски называется шурут вуджуюих. Оно означает, что при угрозе здоровью или в случае тяжелой болезни нельзя совершать хадж. Это тоже достаточно гуманно и справедливо.

Уже стемнело, когда мы подъехали к большому выпуклому зданию нашего отеля «Мубарак Плаза 2». Это заведение, отмеченное двумя звездочками, находится в полутора километрах от главной мечети. В номерах по два, три и четыре спальных места с отдельными кроватями и ванными комнатами.

Меня поселили вместе с Тамарой-ханум, а Расул оказался в одном номере с руководителем нашей группы. Так и мне будет спокойнее.

Я не могла видеть, где разместилась дагестанская группа, но знала, что они тоже приехали сюда. В этом отеле шестьсот мест. Считается, что паломники, прибывшие сюда, заплатили за свои путешествия гораздо больше, чем все остальные. Поэтому мы можем переспать в отеле, под крышей, с комфортом. Тогда как миллионы людей будут ночевать прямо под открытым небом или в многочисленных палатках.

Завтра мы должны будем подняться очень рано и сразу отправиться в обход вокруг Каабы. Главная святыня ислама расположена во дворе большой мечети Масджид аль-Харам. Все расписано по минутам. Опоздавшие не смогут войти туда без своей группы. Все-таки миллионы паломников завтра одновременно начнут ритуал хаджа.

Есть страшная статистика. В восемьдесят седьмом году погибли больше четырехсот паломников-шиитов. Их столкновение с полицией произошло во время демонстрации, устроенной в пользу Ирана.

Через три года погибли сразу полторы тысячи паломников. Они задохнулись в давке в пешеходном туннеле, ведущем из мечети Масджид аль-Харам в палаточный городок Мина.

В девяносто седьмом году случился пожар. Он унес жизни примерно четырехсот человек, и еще полторы тысячи были ранены.

В последние годы сотни людей гибнут во время ритуала побития шайтана. Люди в давке спешат бросить свои камни, не рассчитывают свои силы и падают под ноги других напирающих паломников. В две тысячи четвертом году погибли около трехсот человек, в шестом – примерно четыреста.

Теперь во время хаджа власти Саудовской Аравии выставляют дополнительно тысячи полицейских и добровольцев, чтобы избежать подобных трагедий. И вот уже десять лет – тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! – не случается никаких бед.

Я приняла душ и почувствовала себя почти счастливой. Потом в ванную комнату пошла Тамара-ханум. Я взяла свой телефон, чтобы позвонить сперва Расулу, а потом и домой, в Баку, узнать, как дела у мамы с дочкой. Тут он неожиданно заработал.

Я приложила аппарат к уху и услышала хорошо знакомый голос Микаила Алиевича. Это меня удивило. Полковник должен понимать, что нельзя звонить по этому номеру.

Я подумала так и тут же себя одернула. Он все знает гораздо лучше меня. Раз позвонил, значит, так нужно.

– Слушаю вас.

– Как вы долетели? – спросил Кафаров.

– Спасибо, хорошо.

– У нас тоже все в порядке, – проговорил он глухим голосом. – Хотя наш родственник Талыбов недавно заболел и пока так и не поправился. Он и сейчас чувствует себя плохо.

Это уже сигнал. Талыбов – тот самый человек, который погиб. Почему он чувствует себя плохо?

– Что с ним случилось?

– Где-то подхватил инфекцию. Хорошо, что он не пьет, как и положено настоящему мусульманину.

Так. Это уже совсем интересно. Талыбов погиб за рулем и был сильно пьян. Я помню протокол вскрытия. Что еще хочет сообщить Микаил Алиевич? Он ведь наверняка понимает, что все наши разговоры могут прослушиваться.

– А его турецкого родственника мы нигде не можем найти, – проговорил Кафаров, и я поняла, кого он имел в виду. – Поэтому думаем, что болезнь Талыбова может затянуться и вызвать осложнения. Мы очень беспокоимся за его дагестанского друга, здоровье которого тоже под угрозой. Именно потому, что никак не разыщем их общего турецкого друга, чтобы уточнить, куда они вместе ездили, где именно могли заразиться.

Мне все было ясно. Неджад Мехмед исчез, и его пока не нашли. А с Джамаловым у нас могут быть неприятности.

– Может, надо вызвать врача? Пусть он сделает уколы его дагестанскому другу, – проговорила я.

Это означало, что я предлагаю сдать Джамалова саудовской полиции или службе безопасности. И пусть они сами с ним разбираются.

– Нет, – возразил Кафаров. – Врач может не разобраться. А других товарищей там нет.

– По-моему, есть. Одного из них зовут Эльмурза Хасанов. Может, вы его поищете? – Полковник должен понять, что я предлагаю проверить досье этого человека.

– Обязательно, – заявил мой непосредственный начальник. – Только будь осторожна. Сама не заболей. И учти, что мы беспокоимся за нашего турецкого знакомого. Похоже, что он уехал довольно давно, еще до того, как заболел Талыбов.

Он сбежал до аварии. То есть все было спланировано. Спасибо, что вы меня предупредили Микаил Алиевич! Я постараюсь все проверить сама.

– Мы не знаем, чем он заболел и какие лекарства нужны, – проговорил Кафаров. – Поэтому будь очень осторожна. Постарайся не захворать.

– Я вас поняла. Спасибо за ваш звонок. До свидания.

– До свидания. – Мой собеседник отключился.

Я положила телефон на кровать рядом с собой и задумалась. Неджад Мехмед сбежал, а авария, в которую угодил Талыбов, была подстроена. Он не мог быть пьяным, об этом полковник сказал мне почти открытым текстом. Сейчас они будут проверять Эльмурзу, а мне нужно быть осторожной и не выдавать себя при этом Джамалове. Интересно, в каком он номере, если живет в нашем отеле?

Я поднялась с кровати, набросила платок, взяла с собой телефон, вышла из номера, осторожно закрыла дверь и спустилась к портье. Это, конечно же, мужчина с подстриженной бородкой и усами.

Он внимательно посмотрел на меня и спросил на хорошем английском:

– Я могу вам чем-то помочь?

– Да. В вашем отеле живут мой брат и муж моей сестры, – сообщила я ему. – Вы можете сказать, в каких номерах они разместились?

– Ваш родной брат? – уточнил этот ревнитель нравственности.

– Я не могу совершать хадж со своим двоюродным братом, – почти гневно проговорила я. – Вы обязаны это знать.

– Извините, – сразу забормотал он. – Конечно, я все понимаю. Как фамилия вашего брата?

– Алиев. Расул Алиев.

– Он в двести четырнадцатом номере, – сообщил мне портье. – Кто еще, вы сказали, сюда приехал?

– Муж моей сестры. Его фамилия Джамалов.

– Да, конечно. Триста двадцатый номер. Что-нибудь еще?

– Нет. Вы не скажете, с какого часа у вас завтраки?

– С четырех утра. Уже в пять первые паломники идут в мечеть, – сообщил портье. – Но ваши группы выходят позже, в шесть часов.

– Спасибо. Я помню об этом. – Я медленно повернулась, пошла к лифту, потом возвратилась к портье и спросила: – Джамалов остановился не с Хасановым? Дело в том, что этот Хасанов – муж моей третьей сестры, которой сейчас нет с нами.

Кажется, портье начинал понимать, что я переборщила. Столько сестер и мужей в одной группе – это явный перебор.

– Третьей сестры здесь нет? – уточнил он.

– Она не смогла с нами поехать, но поручила нашим мужьям помогать ее супругу, – почти искренне солгала я.

Он наклонился, поискал фамилию, затем удивленно поднял голову и сообщил:

– У нас четверо Хасановых.

– Его зовут Эльмурза, – пояснила я.

Портье опять полез в списки и наконец-то нашел, в каком номере остановился Эльмурза. Он жил совсем на другом этаже.

Ладно, хотя бы так. Хорошо, что они не вместе с Джамаловым. Иначе мне пришлось бы дежурить у их дверей, пытаясь услышать, о чем они могут говорить.

С другой стороны, это плохо. Если они связаны, то, как умные люди, не должны были оставаться вместе, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Вот и думай, что тут лучше или хуже.

Я повернулась и едва не столкнулась с хаджи Рахманом, который тоже подходил к стойке портье. У него благородное лицо, внимательный, умный взгляд. Смотришь на такого человека и начинаешь верить, что еще есть истинно верующие люди, для которых существуют понятия «грех» и «совесть». Сейчас ведь почти никто не вспоминает о подобных вещах. Кому сегодня нужна совесть, кого волнуют грехи, свои и чужие?

– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась я с ним.

– Ассалам алейкум, – ответил он, улыбаясь.

У него в руках красивые четки из белых камней. Он подошел к портье.

Я шагала к лифту и услышала его негромкий вопрос:

– В каком номере остановился Эльмурза Хасанов?

Портье явно смутился.

Почему этот проклятый лифт спускается так медленно? Я стояла к ним спиной, и у меня возникло такое ощущение, что мужчина, устроившийся за стойкой, сейчас проткнет своим взглядом мою спину.

– Извините, почему вы о нем спрашиваете? – осведомился портье. – Он и ваш родственник?

По-английски хаджи Рахман говорил плохо, но, похоже, все понимал.

– Нет, – сказал он. – Не родственник. Я руководитель группы, и мне нужно точно знать, в каких номерах проживают мои люди.

– Мы послали списки каждому руководителю группы, – недоумевал портье. – Но почему вас всех интересует именно господин Хасанов?

Наконец кабина лифта остановилась и дверцы открылись.

– Его кто-то еще спрашивал? – удивился хаджи Рахман.

– Вот эта молодая дама. Господин Эльмурза Хасанов – муж ее сестры, – заявил портье, показывая на закрывающиеся створки.

Я успела вбежать в кабину и нажать кнопку. Хаджи Рахман обернулся как раз в тот момент, когда створки сомкнулись.

Я поднималась на свой этаж и думала, что очень даже вовремя успела забежать в кабинку лифта. Иначе мне пришлось бы объясняться с хаджи, а я совсем не хотела этого делать. Он наверняка поинтересуется, почему меня так волнуют паломники из его группы. Нет, я больше не буду ничего выяснять. Завтра у нас сперва посещение мечети, потом обход вокруг Каабы и весь следующий ритуал, который я обязана совершить.

Но сначала я все-таки поднимусь на третий этаж. Хотя Кафаров меня предупредил, но я считаю, что нужно проверить все до конца.

Я поднялась на третий этаж, подошла к триста двадцатому номеру и прислушалась. Оттуда доносился мужской хохот. Видимо, их там четверо. Все дружно смеются.

Ну почему я женщина?! Как я могу за ними наблюдать, если не имею возможности познакомиться или войти в их комнату? Все это совершенно неправильно. Почему Кафаров решил, что будет лучше, если в такую поездку поедет женщина? У меня на эту тему сложилось совершенно другое мнение.

Я так думала, еще не зная, что произойдет уже через полчаса. Тогда я наконец-то пойму, от какой опасности меня пытался уберечь Микаил Алиевич, и вообще догадаюсь, почему в паломничество послали именно женщину.

Я повернулась, прошла к своему номеру и открыла дверь карточкой-ключом. Тамара-ханум сидела на кровати и пыталась высушить волосы маленьким феном, который был у нас в ванной. Он работал не очень хорошо. Я потратила десять минут, пытаясь сделать то же самое. Хорошо еще, что у меня не особенно длинные волосы.

– Ты где была? – спросила моя соседка.

– Спускалась узнать, когда у нас завтрак. Говорят, что мы выходим из отеля в шесть утра.

– Могла бы спросить у меня, – заявила Тамара-ханум, и в этот момент зазвонил наш внутренний телефон.

Я взяла трубку и услышала голос Расула.

– Вы уже спите? – спросил он.

– Нет, – ответила я. – Пока не спим.

– Хочешь, пройдем наверх? – предложил брат. – Ребята там были. Говорят, что очень красивое зрелище. Ресторан на веранде. Пойдешь?

– Сейчас приду. – Я положила трубку и сообщила своей спутнице, что вместе с братом поднимусь на верхнюю веранду.

Она согласно кивнула, все еще пытаясь высушить волосы.

Я поправила платок, вышла из номера и двинулась к лифту. Почему они так медленно ходят? Какие-то устаревшие модели!

Я поднялась на последний этаж и только теперь поняла, что здесь очень современные и удобные лифты. Их сразу четыре. Но когда я ждала вызова внизу, они были переполнены. Приехала очередная группа. Паломники поднимались в свои номера, поэтому кабины лифтов останавливались практически на каждом этаже.

Наверху меня ждал Расул. Было уже поздно, повсюду зажглись ночные огни. Отсюда действительно открывался изумительный вид на главную мечеть Мекки, которая была так красиво освещена. Неужели завтра утром я буду там? Меня невольно охватило волнение.

Я прижалась к брату и прошептала:

– Так здорово, что мы сюда приехали.

– Я и не думал, что когда-нибудь окажусь здесь, да еще и рядом с тобой, – признался Расул. – Честно говоря, я даже не поверил, когда ты сказала, что собираешься ехать в Мекку, а я должен отправиться с тобой.

– Спасибо, что согласился, – негромко проговорила я.

– Не за что. Я ведь понимаю, что у тебя есть какие-то планы, и мне совсем необязательно их знать. Самое важное – чтобы с тобой все было в порядке. Завтра держись рядом со мной. Если женщины будут отдельно, то оставайся с Тамарой-ханум. Она здесь уже была, все правила знает. Ты ее слушайся. Обещаешь?

– Конечно. – Я кивнула в знак согласия.

– Хочешь чаю или кофе? – спросил Расул.

– Нет, пойду спать.

– А я выпью чаю. Тебя проводить до номера?

– Иди пить чай. – Я улыбнулась. – Я сама найду свой номер.

Мы расстались. Я вызвала лифт, чтобы спуститься к себе в номер, и тут вспомнила, что Эльмурза Хасанов живет на пятом этаже. Все-таки нужно послушать и его номер. Может, там тоже смеются или плачут?

Потом, анализируя свои действия, я пришла к выводу, что поступила вопреки всякой логике, словно кто-то чужой направлял мой разум. Мусульмане вообще иррациональны в отличие от западных людей, которые считают, что есть свобода воли. Приверженцы ислама больше полагаются на волю Аллаха, без которого не может произойти ни одно важное событие.

Я решила спуститься на пятый этаж, там вышла из кабины лифта, дошагала до двери номера Хасанова, прислушалась. Внутри было тихо. Видимо, все уже спали.

Я повернулась, чтобы снова пройти к лифту и спуститься на свой четвертый этаж, и в этот момент передумала. В конце концов, нужно спуститься только на один этаж. Зачем снова вызывать лифт? Я запросто могла спуститься по лестнице.

Я прошла к ней и сразу замерла, не веря своим глазам.

Передо мной лицом вниз лежал мужчина. Все паломники в белых одинаковых одеяниях. Сложно узнать, кто этот человек. Тем более что в нашем отеле жили сейчас шестьсот человек.

Я немного испуганно огляделась по сторонам. Неужели выпил? Кто-то из нашей группы решился на подобное безумство? Или это дагестанец? Какой кошмар! Где он сумел найти спиртное в этом святом городе? Его могут серьезно наказать.

Я наклонилась, попыталась нащупать пульс у человека, лежащего на полу, но не смогла этого сделать. Это уже совсем неприятно. Значит, он не выпил, а умер или убит. Хотя на жертву преступления не похож, крови нигде нет. Это я отметила совершенно профессионально.

Нужно повернуть тело и посмотреть, кто это. Или лучше быстрее уйти отсюда, иначе меня могут обвинить. Но в чем? Крови нет. Не исключено, что он упал и умер от сердечного приступа.

Тогда в чем меня обвинять? Я могла его толкнуть или убить? Нет, это глупо. С другой стороны, мне еще не хватает только объяснений с местной полицией.

Я мучительно размышляла и приняла решение. Я, знаете ли, не филолог из института литературы, а майор Министерства национальной безопасности, поэтому просто обязана узнать, кто это.

Я наклонилась, повернула покойника к себе и почти мгновенно отпустила его голову. Кажется, я даже немного испугалась, хотя должна была быть готова к подобному исходу. Это Эльмурза Хасанов. Он, конечно, не умер. Я видела таких покойников. Его задушили. Выпученные глаза, посиневшее лицо!.. На шее хорошо видна характерная борозда, оставшаяся от веревки или проволоки.

Очевидно, убийство произошло прямо здесь. Такое не могла сделать женщина. Только мужчина, причем не любой, а весьма сильный физически.

Я осторожно сделала шаг в сторону, подняла голову, осмотрелась. На лестнице обычно камер не бывает. Они все размещены в холлах.

Если здесь есть скрытая камера, то будет ясно, что я его не убивала. Если ее нет, то мне нужно быстро отсюда исчезнуть. Хотя в двухзведочном отеле такие камеры не станут устанавливать на лестнице.

Я еще раз огляделась. Кажется, нигде ничего не уронила и не оставила. Потом додумаю, кто и зачем его задушил.

Я проверила, на месте ли мой мобильный телефон, потом наклонилась и ощупала карманы убитого человека. Конечно, в них ничего не оказалось. Если и был телефон, то его давно забрали.

Интересно, кто и зачем задушил Эльмурзу Хасанова? Я уже не говорю о том, что убийца совершил самый большой грех в своей жизни. Он убил паломника, не дал ему возможности совершить хадж, ради которого тот прилетел в Мекку.

Я выпрямилась, отошла от тела, быстро возвратилась в холл, к лифтам, спустилась на свой этаж, дошагала до двери номера. Тамара-ханум уже была в постели. Я быстро разделась, легла, почувствовала, как у меня дрожат руки, и вспомнила, что не успела их помыть.

Я поднялась, прошла в ванную комнату, принялась тщательно мыть руки и неожиданно почувствовала сильный приступ тошноты. Только этого мне не хватало. Я ведь видела мертвецов и раньше, даже сама стреляла и убивала.

Но этого человека кто-то задушил. Видимо, я не была готова увидеть его в таком месте. В этом вот священном городе.

Я громко исторгла из себя остатки еды, повернула голову и увидела Тамару-ханум, стоявшую у дверей.

– Что произошло? – тихо спросила она. – Тебе плохо?

 

Интерлюдия

Хаджи Рахман спал, когда раздался стук в дверь. Он открыл глаза. Его спутник тоже проснулся, недовольно приподнял голову. Часы показывали только половину второго ночи.

В дверь снова кто-то постучал. Хаджи поднялся, прошептав молитву, и пошел открывать. Он даже не спросил, кто именно стучит, не посмотрел в глазок. За порогом стояли несколько мужчин, среди которых был офицер полиции.

– Вы говорите по-арабски? – спросил тот.

– Не очень хорошо, – признался хаджи. – Давайте лучше по-английски.

– Вы руководитель группы, прибывшей из России? – спросил другой мужчина.

Он был небольшого роста, в штатском костюме и даже при галстуке. Очевидно, этот человек возглавлял необычных гостей, разбудивших паломника среди ночи.

– Из России прибыло очень много групп. – Хаджи Рахман улыбнулся. – Я руководитель одной из них. Мы прилетели из Махачкалы.

– Нам так и сообщили, – кивнул незнакомец и спросил: – Господин Эльмурза Хасанов был в вашей группе?

– Да. – Хаджи нахмурился, вспоминая о тесном общении Джамалова с этим самым Хасановым. – Что-то случилось?

– Вы можете пройти с нами?

– Конечно. Сейчас оденусь.

Он вернулся в комнату, быстро оделся и уже собирался выйти, когда его спутник, сидевший на кровати, испуганно спросил:

– Что произошло?

– Ничего-ничего. Все нормально. Спите. – Хаджи Рахман вышел из номера и обратился к человеку в костюме: – Что с ним случилось? Вы его арестовали?

Он думал о своем, но этот мужчина неожиданно нахмурился и осведомился:

– Почему вы считаете, что мы должны были его арестовать?

– Иначе зачем вы пришли ко мне поздно ночью и начали расспрашивать о нем? – ответил хаджи Рахман.

– Он не арестован, – сухо произнес офицер полиции, вмешиваясь в их разговор. – Давайте пройдем на лестницу.

Там стояли еще несколько человек. Хаджи Рахман с нарастающим ужасом увидел мужчину в одежде паломника, лежавшего на лестнице. Его поза не оставляла никаких сомнений в том, что здесь произошла трагедия.

– Он умер? – спросил хаджи, не видя крови.

– Его убили, – ответил офицер полиции. – Задушили.

Хаджи прикусил губу и подошел поближе. Тело уже перевернули.

Старший группы показал на него и коротко спросил:

– Это господин Эльмурза Хасанов?

– Да, – подтвердил хаджи Рахман. – Это он. Как произошла такая беда?

– Мы должны были спросить об этом у вас, – недовольно произнес старший группы. – Он летел один или с кем-то из родственников?

– Один, – сказал хаджи, чувствуя, как сильно колотилось его сердце.

Он мог ожидать чего угодно, но только не убийства во время паломничества. Это казалось ему невероятным, немыслимым, невозможным.

– У него были друзья в группе? – спросил офицер полиции.

Хаджи Рахман вспомнил о Джамалове, который несколько раз беседовал с Эльмурзой. Неужели он решился на подобное преступление? Но обвинять человека в таком злодеянии, не имея никаких фактов, было бы неправильно.

– Не думаю, – ответил хаджи. – Люди из моей группы познакомились друг с другом только перед выездом.

– Вы никого не подозреваете?

– Нет. Никого.

– Мы проверили его вещи и нашли около двух тысяч евро. У господина Хасанова были с собой другие деньги? Он что-нибудь декларировал на границе?

– Не знаю. Наверное, нет. Никто не проходил через красный коридор. У всех моих спутников было при себе не так много денег, как и полагается паломникам. Вы думаете, его убили, желая ограбить?

– Мы обязаны проверить все версии.

– Согласен. Но я не думаю, что кто-то брал с собой большие суммы наличными. У всех есть кредитные карточки.

– Когда вы выходите из отеля? – спросил офицер полиции.

– В шесть утра, – сообщил хаджи.

– Уже два часа ночи, – сказал офицер, посмотрев на часы. – Тогда давайте сделаем так. Возвращайтесь в свой номер и немного поспите. Завтра у вас будет трудный день. А мы пригласим вас после проведения соответствующих экспертиз.

– Хорошо.

Хаджи Рахман хотел было вернуться в свой номер, но тут его окликнул старший группы:

– У него был с собой мобильный телефон?

– По-моему, был, – печально ответил хаджи и вернулся в свой номер.

Его сосед по комнате еще не спал. Это был толстый мужчина с пухлыми губами, тот самый, на которого обратила внимание Кеклик Алиева. Его звали Абдулсалим Бахшалиев.

Он сидел на кровати, раздетый по пояс, испуганно посмотрел на хаджи Рахмана и осведомился:

– Что там произошло? Зачем вас позвали, уважаемый хаджи?

– Ничего особенного. Хотели выяснить кое-какие подробности о нашей группе. – Рахман решил, что будет правильно, если он пока не станет никому рассказывать о трагедии.

Не нужно портить людям праздник. Завтра у них начинаются официальные мероприятия, посвященные хаджу. Пусть они пока ничего не знают. Но нужно будет как-то объяснить отсутствие Хасанова.

– Один член нашей группы, кажется, заболел, – пояснил хаджи Рахман. – У него начались проблемы с желудком. Наверное, завтра утром он не сможет пойти с нами в мечеть и совершить обход вокруг Каабы.

– Кто это? – спросил Бахшалиев.

– Эльмурза Хасанов. – Хаджи Рахман отвел глаза.

Ему было неприятно лгать, но он понимал, что не стоит напрягать всю группу.

Хаджи Рахман вспомнил о Джамалове и решил, что нужно проверить его. Он тяжело поднялся с кровати, подошел к столу, достал из папки список и просмотрел, в каком номере живет Абдулкерим Джамалов. Затем хаджи взглянул на соседа, который уже улегся, взял с собой карточку-ключ, мобильный телефон и пошел к двери.

Он добрался до триста двадцатого номера и прислушался. Здесь проживали четверо мужчин, в том числе и Абдулкерим Джамалов.

Хаджи Рахман не хотел будить всех остальных, но не видел другого выхода. Он еще раз подумал и все-таки постучал. За дверью никто не отозвался. Конечно же, сейчас все четверо крепко спят. Хаджи постучал чуть громче и наконец-то услышал недовольные голоса.

Конечно, нельзя будить людей в третьем часу ночи, учитывая, что в шесть утра они выйдут из гостиницы. Но другого выхода просто не было. Хаджи терпеливо ждал.

Наконец-то дверь открылась. На пороге стоял пожилой мужчина. В этой комнате жили трое относительно молодых людей и этот человек, которому было уже сильно за шестьдесят.

«Кажется, он работает в налогом управлении, – вспомнил хаджи Рахман. – Его зовут Шадман Ахметханов».

– Ассалам алейкум, – вежливо поздоровался Шадман. – Что вам нужно, уважаемый хаджи?

– Ваалейкум салам, – привычно отозвался хаджи Рахман. – Хотел узнать, все ли у вас в порядке.

– Да. – Его собеседник обернулся и взглянул в комнату. – Все спят. А почему вы беспокоитесь?

Хаджи заколебался. Разбудить Джамалова при свидетелях просто невозможно. Это будет неправильно и вызовет у того реакцию отторжения. Раз все спят, то это уже неплохо. Хотя вполне возможно, что Абдулкерим сейчас чутко прислушивается к разговору.

– У нас небольшое происшествие, – сообщил хаджи Рахман. – Один из наших паломников плохо себя чувствует. Боюсь, что завтра его не будет с нами. Поэтому я хочу узнать, как чувствуют себя остальные члены группы.

– Слава Аллаху, у нас все хорошо, – ответил Шадман.

– Никто никуда не выходил?

– Нет. Никто. Я очень чутко сплю. Вернее, совсем не сплю. Для меня такое большое счастье оказаться здесь в семьдесят лет! Я не надеялся, что Аллах сохранит мне силы и даст возможность совершить этот хадж. Поэтому я не сплю, все время лежу и думаю о том, какой я счастливый человек!..

Хаджи уже собирался еще раз извиниться и уйти, когда его собеседник добавил:

– Только наш друг Абдулкерим выходил из номера примерно полтора часа назад. Ему нужно было позвонить. Он вышел, чтобы не беспокоить нас.

Рахман испуганно замер. Полтора часа назад. Как раз в то время, когда был убит Эльмурза Хасанов. Неужели паломник решился на такое ужасное преступление?

– Он быстро вернулся? – не удержался от вопроса хаджи Рахман.

– Минут через пять-шесть. А больше у нас никто не выходил. Вас еще что-то интересует, уважаемый хаджи?

– Нет, спасибо.

Хаджи почувствовал, как на него навалилась невероятная тяжесть, ощутил такое же огромное разочарование. Он пробормотал свои извинения, попрощался, отошел от двери, немного подумал и достал телефон.

Конечно, сейчас глубокая ночь и в Москве, и в Мекке, но ему обязательно нужно позвонить. Он тяжело вздохнул, достал телефон и набрал знакомый номер.

Раздался первый гудок, и хаджи почти сразу услышал знакомый голос, словно его собеседник и не думал спать в такое позднее время. Нет, скорее уже очень раннее.

– Слушаю тебя, хаджи, – сказал Гасым, которому позвонил Рахман.

– Извини, что беспокою в такое время, – начал тот.

– Что-то произошло, не так ли? – понял генерал.

– У нас случилась трагедия. Погиб наш паломник.

– Кто?

– Эльмурза Хасанов.

– Тот самый, который контактировал с нашим общим знакомым?

– Да, тот самый.

– Как он погиб?

– Его задушили, – ответил Рахман и вздохнул.

– Сейчас дай отбой. Я перезвоню тебе через две минуты с другого телефона, чтобы нас труднее было подслушать, – сразу предложил генерал, понимая, какому риску он подвергает своего друга, беседуя с ним по открытой линии.

Хаджи Рахман отключился. Через пару минут звонок. Он посмотрел на дисплей своего телефона и увидел какой-то непонятный номер. Не московский. Звонили из Европы, откуда-то из Чехии или Словакии.

– Это я, – сообщил Гасым. – Как все произошло?

– Ничего не знаю. Меня разбудили и позвали на лестницу, где лежал покойник. Сказали, что его задушили. Спрашивали, были ли у него с собой деньги.

– И все?

– Сказали, что еще раз позовут после завершения всех обрядов. В шесть утра мы выходим из отеля.

– Это я понимаю. А как наш знакомый? Ты не проверил? Где он был в этот момент?

– Проверил. – Хаджи Рахман еще раз тяжело вздохнул. – Он оставался в номере с тремя нашими паломниками.

– И никуда не выходил?

– Выходил. Я проверял.

– Ты спрашивал у него? Это было неразумно, хаджи. Он может тебя заподозрить.

– Нет, я спрашивал у старшего по комнате.

– Но он слышал твой голос?

– Думаю, что да.

– Постарайся не оставаться один, – попросил Гасым. – Как он объяснил свое отсутствие товарищам по комнате?

– Сказал, что вышел позвонить. Можете проверить по его телефону.

– Не можем, – в сердцах произнес генерал. – У него два аппарата. Один – с нашим, российским номером, а другой – с катарским, к которому у нас нет доступа. Я не думал, что дойдет до такого, не предполагал, что во время паломничества может случиться подобное преступление.

– И я не думал, – признался хаджи Рахман.

– Будь осторожен, – еще раз попросил Гасым. – Видимо, мы что-то не рассчитали. Старайся вообще не подходить к нашему знакомому.

– Не беспокойся, – сказал хаджи. – У нас утром все начинается. Я всегда буду среди людей. Ты меня давно знаешь. Все в руках Аллаха. Если Милостивому и Милосердному будет угодно, то я вернусь живым и здоровым. А если нет… на все воля Всевышнего.

– Все-таки будь осторожен, – повторил генерал и закончил разговор.

Хаджи Рахман убрал телефон в карман и увидел, как по коридору идет молодая женщина. Она вежливо поздоровалась с ним. У нее в руках была бутылка воды. Видимо, спускалась, чтобы купить ее.

Он вспомнил о другой молодой особе, которая сегодня спрашивала про Хасанова.

«Кажется, она была из азербайджанской группы, – подумал хаджи Рахман. – Нужно будет завтра найти ее. Или рассказать о ней сотрудникам полиции. Это не Джамалов. Никакого вреда ей я нанести не смогу. Если она или ее сообщники виновны в таком ужасном преступлении, как убийство Хасанова, то пусть они и ответят по закону.

Конечно, Аллах рано или поздно наказывает каждого оступившегося, выносит свой справедливый приговор. Но будет правильно, если и люди будут помогать правоохранительным органам задерживать таких преступников.

Эта молодая женщина расспрашивала о Хасанове вчера вечером, а потом его нашли задушенным. Значит, нужно найти ее и передать в полицию. Пусть они выясняют, почему ей так понадобился именно этот паломник».

Хаджи взглянул на часы. Скоро начнется утренний намаз, обязательная молитва, которую нужно совершать с восходом солнца. Сегодняшняя ночь оказалась весьма тяжелой и совершенно непредсказуемой.

Он вернулся в свой номер, осторожно открыл дверь. Сосед уже похрапывал на кровати. Хаджи Рахман разделся, пробормотал молитву и лег. До утра оставалось не так много времени.

Он еще раз вспомнил покойника и нахмурился. Дело даже не в нем. Согласно исламским канонам паломник, погибший или умерший во время хаджа, обязательно попадет в рай, даже несмотря на все свои прежние грехи.

Но убийца, осмелившийся помешать паломнику совершить свое богоугодное дело, непременно угодит в ад. Он не просто преступник, лишивший человека жизни, а богоотступник, выступающий против установлений самого Аллаха именно здесь, в святом городе Мекке, центре всего мусульманского мира. Да еще и в период хаджа, когда любовь и милосердие должны переполнять сердца людей! Он убил человека, не дал ему возможности совершить хадж. Но этим негодяй загубил именно свою бессмертную душу, обрек себя на вечные страдания.

Рахман даже пожалел этого убийцу и опять вспомнил про Абдулкерима Джамалова. Неужели тот мог решиться на такое кощунство? Нужно все-таки внимательнее за ним наблюдать. Такой недостойный тип рано или поздно обязательно себя выдаст.

Интересно, как он посмеет бросать камни в шайтана, если сам служит ему? Ведь каждый паломник считается гостем Всевышнего. Как можно было поднять руку на такого человека?

С этими мыслями хаджи Рахман поднялся с кровати, опустился на колени и прочитал молитву. Он знал, что насилие в священном городе запрещено под страхом смертной казни. Здесь нельзя даже вырывать сорняки из почвы без соответствующего разрешения. Он молился за упокой души убийцы и видел перед собой лицо молодого Абдулкерима Джамалова.

Хаджи Рахман не ведал, что еще произойдет в ближайшие дни. Он пока не знал, что ему придется делать самый нелегкий выбор в своей жизни.

 

Глава 8

Я повернула голову и наткнулась на требовательный взгляд Тамары-ханум. Что я могла ей сказать в такой момент?

– Я плохо себя чувствую, – проговорила.

– Ты в положении? – спросила она на всякий случай, видя мое состояние.

– Нет. – Я даже сумела улыбнуться. – Конечно, нет. Просто мне вдруг стало не по себе. Наверное, что-то не то выпила или съела.

Я улеглась на кровать и попыталась уснуть. До утра оставалось совсем мало времени.

В эту ночь мне снились какие-то ужасы, непонятные люди, совсем чужие. Я, абсолютно раздетая, проходила между ними, и все на меня смотрели. Я пыталась прикрыться, просила дать мне любой кусок ткани, но никто не хотел помочь.

В половине шестого меня разбудила Тамара-ханум, которая сообщила, что я всю ночь что-то тихо бормотала. Такого у меня никогда не было. Я всегда спала спокойно.

В шесть утра мы собрались внизу. Я видела, как выросло количество полицейских, которые внимательно следили за нами. Я знала, что здесь произошло совсем недавно, но многие из нашей группы не имели об этом никакого представления.

Расул протиснулся ко мне.

– Ты не слышала?.. Говорят, вчера умер кто-то из дагестанской группы.

– Нет, не слышала. А от чего умер?

– Не знаю. Может, ему стало плохо от смены климата или же человек испытал эмоциональный шок. Такие вещи тоже иногда случаются. Руководитель группы хаджи Рахман уверяет всех, что бедняге стало плохо, и его забрали в больницу. Но все шепотом рассказывают, что на самом деле он умер.

– Может, его убили? – очень тихо проговорила я.

– Не богохульствуй! – строго одернул меня брат. – Кто посмеет совершить преступление в этом городе, рядом со святой мечетью?

Какой он наивный человек! Всегда найдутся такие негодяи, которые способны бросить вызов не только людям, но и самому Богу. Брат, наверное, даже не слышал о том, что произошло в этих святых местах в семьдесят девятом году.

– Люди бывают разными, – осторожно сказала я Расулу. – Однажды террористы захватили здесь мечеть.

– Какие террористы? – Он никогда не слышал об этом.

Конечно, ведь тогда все, что происходило в Мекке, было под покровом большой тайны. Мне об этих событиях рассказывал Микаил Алиевич.

– Откуда здесь террористы? – снисходительно спросил Расул. – В Мекку чужих не пускают. Здесь могут быть только мусульмане.

– Они тогда и захватили мечеть, – сказала я. – Пятьсот человек. Радикальные салафиты. Вернемся домой, сможешь поискать в Интернете. Я тебе говорю правду.

– Они были мусульмане?

– Не просто мусульмане. Они требовали возврата к настоящим исламским ценностям.

– Что с ними стало?

– Войска штурмом взяли мечеть. Почти всех застрелили. Тем, кого удалось захватить живыми, публично отрубили головы.

Расул изумленно посмотрел на меня.

– Ты шутишь?

– Я же не просто так говорю, специально изучала литературу!.. Осторожнее, мы, кажется, скоро выходим. Мужчины должны будут войти в мечеть босиком, – напомнила я брату.

В соседней группе проводили перекличку, и я узнала имена тех людей, которые стояли рядом с хаджи Рахманом. Этот полноватый мужчина с толстыми губами – Абдулсалим Бахшалиев. Джамалов, так интересующий меня, держался рядом с тремя мужчинами. Наверное, все они жили в одной комнате. Теперь эти люди о чем-то переговаривались и улыбались.

Неужели среди них есть убийца? Я не хотела в это верить, но кто, кроме самого Джамалова, мог решиться на такое святотатство? Редкостный мерзавец!

Мне так и хотелось крикнуть, чтобы его арестовали прямо здесь. Но какие у меня доказательства?

Рядом с ним стоял солидный мужчина, очевидно, старший по комнате. Его зовут Шадман Ахметханов. И зачем только я запоминаю эти имена? Неужели действительно могу что-то сделать в этой огромной толпе паломников? После убийства Эльмурзы Хасанова я начинала сознавать, что моя командировка окажется совершенно бесполезной. Я ничего не смогу узнать.

В этот момент я увидела хаджи Рахмана, который в упор смотрел на меня. Интересно, что ему нужно? Неужели он успел вчера разглядеть мое лицо и теперь узнал?

Так. Спокойно!

Я продолжала разговаривать с братом и повернулась спиной к хаджи. Вчера он тоже спрашивал про Эльмурзу. Через некоторое время Хасанова нашли убитым. Я заставляла себя не поворачиваться.

О Джамалове меня предупреждали, а вот об этом самом хаджи ничего не говорили. У него такое благообразное лицо! А вдруг он прикрывает своего боевика? Очень может быть. Нельзя исключать, что именно хаджи Рахман вчера затянул веревочку на шее паломника. Какой кошмар!

Мне очень хотелось повернуться, но я сдерживалась и внезапно услышала за спиной:

– Извините, это не вы вчера интересовались Эльмурзой Хасановым?

Я сразу повернулась и с ужасом увидела хаджи Рахмана. Он стоял рядом и требовательно смотрел не только на меня, но и на моего брата.

– Меня интересовал другой человек, – сказала я ему. – Я искала номер, в котором живет мой брат. Вот он! – Я показала на Расула.

– Значит, вы прилетели не одна, а с братом, – проговорил он, кажется, не очень веря мне.

Мы с Расулом совсем не похожи друг на друга. Я и погибший Мансур напоминали нашего папу. У нас довольно смуглая кожа, как и у большинства бакинцев. А Расул пошел в маму. Она куда светлее нас.

– Это мой брат, – твердо ответила я, глядя в глаза своему собеседнику.

Мне нечего бояться. Они могут даже проверить. Лишь бы ничего не сделали с Расулом.

– Что вам нужно? – вмешался в разговор брат.

– Ничего особенного, – ответил хаджи. – Я только хочу поговорить с вашей сестрой. Вы разрешите?

Согласно строгим мусульманским канонам посторонний мужчина не имеет права разговаривать с женщиной без присутствия ее близких родственников или согласия мужчин из ее рода – отца или брата. Идеальный вариант, когда рядом муж, но сейчас Арифа при мне не было. Поэтому хаджи и попросил разрешения у моего брата. Тот перевел взгляд на меня, и я согласно кивнула.

– Только минуту, – предупредил Расул. – Мы скоро выходим.

Хаджи кивнул в знак согласия и протиснулся поближе ко мне.

– Вы вчера спрашивали о Хасанове. – Он не уточнял, а утверждал.

Я молчала, решила, что не буду ничего говорить, пока он не задаст своего вопроса.

– Его вчера убили, – тихо проговорил хаджи. – Вы об этом знаете. Я прочитал это у вас в глазах.

Тоже мне, тонкий знаток человеческих душ!.. Почти как Микаил Алиевич, которому всегда известно, о чем я думаю в данный момент.

– Вы знаете, что его вчера задушили, – так же негромко продолжал хаджи Рахман. – Я собирался сдать вас вместе с братом местной полиции, чтобы они вас допросили.

Кажется, я вздрогнула. Только этого мне не хватало! А если он сам убийца и нарочно пытается свалить всю вину на нас, чтобы замести следы?

Убийца? Я в упор посмотрела на него.

Если люди с такими честными глазами бывают убийцами, если даже хаджи, уже совершивший паломничество и являющийся истинно верующим человеком, виновен в жутком преступлении, то этот мир должен опрокинуться. Может, я не так хорошо разбираюсь в людях. Мне далеко до самого хаджи Рахмана или даже до Микаила Алиевича. Но я могу понять, где абсолютно честный человек, а где проходимец. Не может хаджи быть убийцей. Это совершенно исключено. Он не осквернит свою душу таким тяжким злодеянием.

– Не нужно этого делать, – сказала я ему. – Мой брат ничего не знает.

– В таком случае, что знаете вы? – быстро спросил хаджи.

– Ничего. Просто я хотела узнать, где он находится. Мой брат с ним разговаривал, и поэтому я…

Это не портье. Он так требовательно посмотрел на меня, что я покраснела. Можно врать недалекому человеку, обманывать проходимца. Но лгать честному и умному собеседнику очень сложно.

– Вы говорите правду? – спросил хаджи Рахман.

– Нет, – с ужасом услышала я свой ответ.

Словно это сказал кто-то другой. Что со мной происходит? Может, на меня подействовала энергетика этого святого места? Но я не хочу лгать в тот момент, когда мы идем к Каабе. Просто не желаю, вот и все.

– Зачем вы его искали? – поинтересовался мой собеседник.

– Я увидела, как он несколько раз разговаривал с другим человеком, и это показалось мне достаточно странным. – Я предельно честно ответила на его вопрос и увидела, как Расул показывал мне, что нужно заканчивать наш затянувшийся разговор.

– Вы заметили, как он общался с другим человеком из моей группы? – едва слышно спросил хаджи.

Он тоже не хотел, чтобы наш разговор услышали.

– Да, – кивнула я.

Хаджи улыбнулся. Кажется, он понял даже больше того, что я собиралась ему сказать, показал взглядом на Джамалова, потом повернулся ко мне. Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Он довольно усмехнулся.

Какой умный, благородный и понимающий человек! Господи, если бы в нашей стране все муллы и хаджи были такими же людьми, то у нас не осталось бы атеистов и агностиков.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Кеклик.

– Красивое имя, – сказал хаджи Рахман, словно давая понять, что не собирается сдавать нас полиции, и отошел от меня.

– Что он тебе говорил? – спросил Расул, протолкнувшись ко мне.

– Ничего. Спрашивал об одном нашем знакомом… – Я даже не успевала закончить фразу.

Мы все дружно вышли из отеля и направились в сторону мечети. Рядом шагали тысячи других паломников. Дагестанская группа осталась где-то позади нас, и я потеряла ее из виду.

Мечеть Масджид-аль-Харам, во дворе которой находится Кааба, священный черный камень, является поистине грандиозным сооружением. Обычно оно вмещает в себя до девятисот тысяч человек, но во время хаджа здесь иногда бывает до четырех миллионов.

Это огромное пространство, заполненное паломниками, производит сильное впечатление. Почти все здесь в белом. Лишь некоторые женщины совершают обход Каабы в светло-зеленых, желтых и даже черных одеяниях.

Еще в седьмом веке, во времена Пророка, у священного камня Каабы появилась небольшая мечеть. Но основные постройки были сооружены значительно позже, в 1570 году.

К этому времени турки-османы уже взяли Константинополь и овладели Святой Софией, вокруг которой были поставлены минареты. Затем напротив нее была построена Голубая мечеть. Вокруг нее тоже выросли шесть минаретов, как и здесь, в Масджид-аль-Хараме.

Имам Мекки называл это святотатством. Ведь ни одна мечеть на свете, даже самая роскошная, возведенная правителями Османской империи, не имела права равняться с Каабой. Тогда набожный султан Ахмед приказал построить в главной мечети мусульманского мира седьмой минарет.

Само название «Аль-Масджид-аль-Харам» переводится с арабского как «Заповедная мечеть», дословно даже «Запретная». За последние восемь лет по указанию короля Саудовской Аравии проведена ее реконструкция, построены еще два минарета. Теперь их девять, высота каждого составляет девяносто пять метров. В огромной мечети четверо крупных ворот и сорок четыре входа. При этом работают сразу семь эскалаторов.

Главный вход в мечеть – это ворота короля Фахда, куда мы подошли все вместе. Разумеется, здесь не обходится без давки. Расул шел впереди, рассекая для нас человеческие волны. А мы с Тамарой-ханум благоразумно держались сзади.

Здесь, конечно, очень красиво и необычно. Рассказывают, что последняя реконструкция обошлась королевской казне в десять с половиной миллиардов долларов.

Мы приблизились к Каабе. Священный камень нужно обойти семь раз, читая молитву, называемую хутба, в которой говорится о наших обязанностях. Каждый паломник должен прикоснуться к камню или поцеловать его. Но задержаться здесь не удается. Поэтому мы только едва дотягиваемся до святыни кончиками пальцев и испытываем сильное эмоциональное потрясение.

При этом мы повторяем слова молитвы: «Субхана раббия ль азым», что означает «Свет мой Великий Господь». Люди, которые уже бывали здесь, произносят: «Ссами Аллаху лиман хамидах. Раббана ва лякиль-хамд», что означает «Аллах услышит тех, кто воздает ему хвалу. Хвала Тебе, Господи».

Людские волны одна за другой накатываются на камень. Если бы не служители мечети, здесь наверняка возникла бы очередная страшная давка. Поэтому мы все двигаемся по кругу в установленном порядке и произносим молитвы.

Завтра мы будем ходить между холмами Сафа и Марва, тоже семь раз. Считается, что именно по этим местам здесь пророк Авраам вел на заклание своего сына Исаака. Здесь шайтан пытался уговорить Авраама отказаться от своего Бога и не приносить в жертву единственного сына. Но Авраам был непреклонен.

Мусульмане называют его Ибрагимом, а сына – Исмаилом. Хотя по древним иудейским текстам это Исаак, рожденный от Сары, а матерью Исмаила была рабыня.

Но дело даже не в этом, а в готовности отца принести в жертву своего сына из любви и покорности своему Богу. И, конечно, в милосердии самого Всевышнего, который послал Ибрагиму овцу и запретил приносить в жертву человека.

Интересно, что древнееврейские традиции были отринуты христианами и восстановлены Пророком Мухаммедом. Он объявил этот день самым важным праздником у мусульман, свидетельством величия и милосердия Господа, пославшего отцу вместо сына жертвенную овцу.

Но огромно и значение жертвенной любви Авраама-Ибрагима к своему Богу. Человек готов был принести в жертву собственного сына.

А теперь подумайте и скажите, только рационально рассудив, – откуда в аравийской пустыне мальчик из бедной семьи мог знать библейскую историю об Аврааме и его сыне? Но Мухаммед объявил, что именно эта легенда является самым ярким свидетельством милосердия Господня.

Вот уже полторы тысячи лет мусульмане отмечают праздник Курбан-байрам, или Ид аль-адха. Только они, хотя на самом деле это должен быть праздник всех трех религий, где почитается Авраам, – иудейской, христианской, мусульманской.

Интересно, что уже здесь, в Мекке, я узнала и о таком поразительном факте. Когда Мухаммед был еще мальчиком, он помогал своему дяде Абу Талибу перегонять караваны. Однажды они пришли в Сирию, где в городе Бусре встретились с монахом Бахирой, который был достаточно известным христианским богословом. Он увидел мальчика Мухаммеда и уверенно заявил, что перед ним будущий Пророк. Более того, монах посоветовал его дяде беречь мальчика от иудеев, которым может не понравиться будущее Мухаммеда.

Вот скажите мне, неужели это все было придумано? Но ведь там имелись десятки свидетелей. Каким чудесным образом Бахира мог узнать в помощнике погонщика верблюдов будущего Пророка одной из самых великих религий в истории человеческой цивилизации?

И еще несколько фактов. Мухаммеда, совсем молодого, часто называли «аль-Эмин», что означало «Верный». Но задолго до того как он стал проповедовать свои истины, все окружающие считали его человеком безупречной репутации, честным, порядочным, отличавшимся особым умом и добросовестностью. Скажите, много ли подобных людей вы встречали в течение всей своей жизни?

Только не считайте, что меня так вот перевоспитал этот хадж. Просто я много думала во время паломничества, да и после него. Так уж вышло, что я узнала еще много нового, такого, что заставило меня несколько пересмотреть мои прежние взгляды.

Ближе к вечеру мы возвращались к отелю. Расул шел рядом, уставший и счастливый.

– Насчет террористов, захвативших мечеть, ты все-таки сказала неправду. – Он улыбнулся. – Я спросил у нашего руководителя группы. Он говорит, что такого никогда не было. В святом городе вообще запрещено любое насилие.

– Именно поэтому люди не доверяют так называемым посредникам, всем этим священнослужителям, богословам и толкователям, – пояснила я. – На самом деле все это было. Хотя насилие и запрещено. Саудовские власти тогда отрезали всю связь Мекки с внешним миром. В те дни погибло очень много людей. Знаешь, есть такое понятие: «допустимый ущерб». Вот местные власти и посчитали, что все жертвы были не чрезмерными, вполне приемлемыми. Когда вернемся в Баку, я дам тебе книгу об этих событиях.

Расул не спорил. Мы возвратились в отель. Я так устала, что сразу легла спать. Интересно, конечно, что сегодня происходило с хаджи Рахманом и этим убийцей Джамаловым. Но сейчас мне не хотелось о них думать. Я почти сразу заснула.

Мне привиделся седой Авраам со знаменитой картины Рембрандта, выставленной в Эрмитаже. Он сурово и внимательно смотрел на меня.

 

Интерлюдия

Насилие было запрещено в Мекке во все времена, особенно при совершении хаджа. Но в ноябре тысяча девятьсот семьдесят седьмого года произошло нечто абсолютно невероятное.

Когда паломники собрались на утреннюю молитву, они услышали выстрелы. У охранников мечети были только дубинки. Они ничего не смогли сделать против вооруженных террористов, захвативших мечеть.

У святой Каабы, в том месте, где обычно имамы произносят молитвы, появился Джухайман аль-Утайби, бывший военнослужащий национальной гвардии Саудовской Аравии. Он объявил о том, что правительство и королевская семья погрязли в роскоши и пребывают в преступной связи с западными странами.

Поэтому повстанцы призвали к себе Махди – двенадцатого имама, который должен был появиться накануне Страшного суда и изменить жизнь всех мусульман. Все правоверные должны принести ему клятву верности.

Этим Махди был Мухаммед аль-Кахтани, религиозный лидер восставших. Ему было только сорок пять лет. Он являлся учеником верховного муфтия Саудовской Аравии Абдулазиза ибн-База.

Самому Джухайману было сорок три года. Он отличался особым фанатизмом, тем не менее стоит отметить, что его отец и дед были убиты в ходе восстания против саудовского короля. Кстати, само имя «Джухайман» по-арабски означает «мрачно смотреть».

Вместе с ним священную мечеть захватили сразу пятьсот террористов. Это был настоящий шок для всего мусульманского мира, в том числе и клана, правящего в Саудовской Аравии.

Восставшие сумели отбить несколько попыток взять мечеть штурмом. При этом они потеряли достаточно много своих сторонников.

Поначалу считалось, что мечеть заняли иранские шииты, верящие в Махди. Тем более что совсем недавно они захватили в Тегеране американское посольство. Но достаточно быстро удалось установить, что это действия радикальных салафитов.

Они призывают возвратиться к образу жизни и традициям первых мусульманских общин, выступают против извращенных современных нравов. Многие исследователи полагают, что салафиты являются духовными наставниками организации «Братья-мусульмане».

Своей главной целью эти люди считают очищение ислама от всяких искажений. Они запрещают поклонение мертвым халифам и посещение их могил, считают это нарушением норм истинного ислама.

На третий день мечеть штурмовали уже бронетранспортеры и тяжелая артиллерия. Однако нападавшие понесли потери, а сподвижники Джухаймана, оставшиеся в живых, ушли в бесконечные лабиринты подземных сооружений.

В это время в мире нарастали массовые волнения. Был специально пущен слух о том, что мечеть Масджид-аль-Харам захватил американский десант. У янки слишком много заклятых друзей во всем мире. Подобный слух могли распространять и советские агенты, и иранские священнослужители, и саудовские спецслужбы, чтобы отвлечь внимание от главных исполнителей.

В результате подобных провокаций в Исламабаде было сожжено американское посольство. При этом погибли несколько человек. Жители Калькутты забросали камнями американское консульство и сожгли все автомобили с дипломатическими номерами.

Саудовским властям становилось понятно, что ситуация выходит из-под контроля. Было решено обратиться к спецслужбам Франции, пригласить профессионалов из ДСТ, то есть контрразведки, которые предложили свой вариант решения проблемы.

Они решили закачать в лабиринты отравляющий газ и пробурили несколько дырок в мраморных полах. Кроме того, французская контрразведка предложила элитным армейским частям крупную партию бронежилетов, которых в Саудовской Аравии вообще не было.

Французов, конечно, не пустили в Мекку, они должны были планировать все в Эр-Рияде. Но по всему исламскому миру упорно ходили слухи о французском спецназе, который брал штурмом мечеть. В него входили выходцы из Африки и арабы, исповедующие ислам.

К этому времени сам новоявленный Махди был убит. Пятьдесят восемь человек вместе с Джухайманом попали в плен, остальных просто перебили.

Семьи солдат и полицейских, погибших при штурме мечети, получили крупные компенсации от официальных властей. Впервые в истории королевства были проведены массовые казни на площадях главных городов Саудовской Аравии. Всем повстанцам, захваченным в плен, публично отсекали головы.

К слову сказать, опыт использования отравляющих веществ пригодился российским спецслужбам при взятии штурмом Дома культуры на Дубровке. Тогда прямо во время спектакля террористы захватили девятьсот шестнадцать заложников.

Позже станет известно, что вся операция тщательно готовилась несколько месяцев. Свозилось оружие, отбирались мужчины и женщины, готовилась взрывчатка, планировались действия по захвату здания. Наконец выяснится, что в изготовлении взрывных устройств принимал участие отставной майор ГРУ Арман Менкеев.

Чтобы обезвредить тридцать шесть террористов и спасти многочисленных заложников, спецподразделения применили особый газ. По всем меркам выходит, что операция была проведена более чем хорошо. Ни один из террористов не успел привести в действие взрывное устройство. Практически все они были застрелены. Погибли и сто тридцать заложников, в том числе десять детей.

Конечно, это была невероятная трагедия. Но с учетом количества захваченных заложников и масштабов опасности нельзя не отметить, что операция была проведена весьма профессионально. Число жертв теракта оказалось очень большим, но приемлемым по профессиональным, вроде бы совершенно бездушным меркам. Это и был тот самый «допустимый ущерб».

В те дни прозвучало много критики в адрес правоохранительных служб. Однако через два года была захвачена школа в Беслане. В заложники попали тысяча сто человек.

На этот раз тщательно спланировать операцию не удалось, так как многие родители бросились помогать спецназу освобождать их детей. Погибли триста тридцать четыре человека, из которых сто восемьдесят шесть детей. Еще восемьсот человек получили ранения! Таким был страшный итог событий в Беслане. Однако и здесь имелись свои собственные особенности.

При штурме школы погибли десять сотрудников спецназа ФСБ и один – МВД. Для сравнения надо отметить, что тридцать два боевика были застрелены на месте. Единственного из них, захваченного в плен, приговорили к пожизненному заключению.

Эта операция тоже была проведена на достаточно высоком профессиональном уровне. Об этом говорят официальные цифры потерь сотрудников спецназа и террористов. Но цена «допустимого ущерба» оказалось слишком велика.

Невероятные жертвы, которые понес Беслан, навсегда останутся незаживающей раной этого города. Надо сказать, что за все время Великой Отечественной войны и боев с Японией погибли триста пятьдесят семь жителей Беслана. А теперь десятки семей потеряли своих детей, родных и близких.

К чести местных жителей нужно отметить, что ни один ребенок, оставшийся сиротой, не был сдан в детский дом. Всех детей разобрали по семьям их родственники.

По разным данным, за последние десять лет в результате тяжелейших психических расстройств и травм умерли еще никак не менее двухсот человек. Они не считаются жертвами событий в Беслане, а зря. Их смерти, безусловно, являются последствиями тех кровавых событий.

 

Глава 9

Утром я проснулась с тяжелой головой. Все-таки вчера я очень мало спала и целый день была под солнцем. Сегодня нам предстояло семь раз пройти между холмами. Затем мы пройдем к священному колодцу Замзам, чтобы взять оттуда воду и совершить омовение. Конечно, этот обряд мужчины и женщины совершают в разных местах. Но многие не знают, что сам колодец находится в двадцати километрах от Каабы.

По легенде, Сара сама попросила своего мужа взять рабыню Хаджар, которая может родить ему сына. Так оно и вышло. Но Сара начала ревновать к младенцу и самой Хаджар.

Тогда Авраам, или Ибрагим в мусульманской версии, услышал повеление Господа отвести Хаджар с сыном в район Мекки и оставить их там. У Хаджар довольно быстро закончилась вода, и она начала молиться. В этот момент под ногами у сына и забил этот источник.

Согласно преданиям, на следующий день сюда подошло племя джурхумитов. Эти люди попросили у Хаджар разрешения поселиться именно здесь. Через несколько лет сын Хаджар женится на джурхумитке. У них родятся двенадцать сыновей, которые станут родоначальниками всех арабских племен.

Вода в колодце Замзам находится на глубине тридцати метров. Многочисленные охранники, сотрудники полиции и просто добровольцы стараются придать движению миллионов паломников строгий порядок, памятуя о жертвах, которые случаются во время давки в толпе.

Наша группа шла следом за дагестанской. Мы должны семь раз пройти между холмами. Это совсем небольшое расстояние, всего четыреста метров.

Расул старался не выпускать меня из виду. Вчера вечером мужчины шептались, что дагестанский паломник якобы не умер, а был убит. Все просто в шоке. Убийство на святой земле во время хаджа!.. Такое неслыханное кощунство никак не мог совершить правоверный мусульманин. Но люди старались громко об этом не говорить.

Утром я снова видела хаджи Рахмана. Он как-то странно на меня смотрел, словно хотел что-то спросить.

А этот подлый Джамалов вел себя так, словно ничего особенного не произошло. Даже если он не убийца, то все равно не самый лучший человек среди паломников. Неужели его не волнует, что именно произошло с человеком из их группы?

Говорят, что самого хаджи Рахмана и представителя Духовного управления мусульман Дагестана Абдулали Магомедова вчера допрашивали сотрудники полиции Саудовской Аравии. Может, это и правда. Узнать точно я не могу. Но, видимо, что-то похожее было, если даже Расул уже знал о происшедшем убийстве.

Сегодняшнее хождение должно закончиться тем, что мы дважды возьмем воду из священного колодца. Она здесь свежая и чистая. Сначала люди берут воду, чтобы ее выпить, а затем – для омовения. Тамара-ханум мне очень помогала. Без нее я не справилась бы.

Завтра утром мы сможем немного отдохнуть. Затем миллионы паломников двинутся в долину Арафат, расположенную у одноименной горы, которая находится в двадцати километрах от Каабы. По пути в эту долину каждый из нас должен будет собрать семь камней, которые мы позже используем для обряда побивания дьявола.

Стояние у горы Арафат началось с момента, когда солнце находилось в зените, и продолжалось до заката. При этом мы громко читали молитву и говорили: «Здесь я служу Тебе, Господи».

После того как мы совершили омовение, я почувствовала себя гораздо лучше. Конечно, выпить холодной воды и ополоснуться ею в такую жаркую погоду просто приятно. Но я ощутила прилив сил какой-то внутренней энергии, словно действительно совершила самое важное дело в своей жизни.

К вечеру мы возвратились в гостиницу. Миллионы людей разбредались по своим отелям или палаткам. Некоторые спали прямо на земле, благо погода здесь почти всегда позволяет паломникам делать это. Даже в самые жаркие месяцы по ночам в Мекке бывает достаточно прохладно.

Вечером я вместе с Расулом и Тамарой-ханум пила чай в небольшом кафе, расположенном прямо в здании гостиницы. Тут-то я и увидела, как в заведение вошли несколько мужчин, среди которых был и Абдулкерим Джамалов. Они сели за соседний столик, и я отвела глаза. Не могу видеть этого мерзавца, который совершил такое святотатство!.. Видимо, эти чувства отражались у меня на лице.

Расул посмотрел на соседний столик.

– Ты его знаешь? – озадаченно спросил он.

– Я никого не знаю. А почему ты спрашиваешь?

– У тебя такое лицо, словно ты встретила своего недруга, – заявил Расул.

Меня нужно гнать с работы. Я совсем не умею себя сдерживать. Хотя как можно изображать олимпийское спокойствие в такой ситуации? Миллионы людей приезжают сюда, желая очистить свою душу, а этот тип появился, чтобы запятнать ее убийством.

Но почему он убил этого несчастного? Наверное, Хасанов за ним следил или узнал нечто важное?

Я обернулась и посмотрела на Джамалова. Может, ему что-то передали или он с кем-то встретился, а покойник об этом узнал? Ведь полковник Кафаров предполагал нечто в этом роде.

Но я думала, что Джамалову дадут здесь только устные указания. Ведь пронести незаметно ничего нельзя. Все паломники в белых одеждах. Куда он сможет спрятать полученный груз? Уже не говоря о том, что это очень опасно.

Я снова вздрогнула, попыталась отвернуться. В кафе вошли хаджи Рахман и его заместитель Магомедов. Они устроились за другим столиком и заказали чай.

Только этого не хватало! Опять хаджи Рахман будет смотреть на меня своими понимающими глазами так, словно знает, чем именно я занимаюсь в Баку.

А может, он и в курсе? Вдруг его тоже предупредили насчет Джамалова? Тогда все понятно.

Или он сам убийца. Ведь хаджи Рахман слышал, как я спрашивала об Эльмурзе, и не выдал меня. Из благородства? Или держит как козырную карту, чтобы предъявить ее полиции в случае необходимости?

Не знаю. Но абсолютно убеждена в том, что хаджи не может быть убийцей. Он уже совершал паломничество и понимает, что навсегда загубит свою душу, совершив такое дикое преступление, фактически бросая вызов самому Аллаху. Нет-нет. Я не могу в это поверить.

Хаджи Рахман смотрел не на меня, а на соседний столик, где сидели паломники из его группы. Толстяк Абдулсалим Бахшалиев рассказывал что-то смешное, и все громко смеялись.

Абдулсалим часто остается с хаджи в одном номере. Может, он нарочно пытается всех разговорить по совету Рахмана, чтобы выяснить, кто мог совершить подобное святотатство?

Я обратила внимание, что практически не смеялся и не разговаривал лишь некто Шадман. Это старший по комнате, в которой живет Джамалов. Шадман все время задумчив и неразговорчив. Может, он убийца? Но этот тип все время в себе, постоянно бормочет молитвы и перебирает свои четки.

Кто может понять человеческую душу? Кому дано уразуметь, какие истинные причины толкнули того или иного человека совершить хадж и кто среди паломников настолько не верит в Бога, чтобы совершить убийство здесь, в священном городе?

Хаджи внимательно прислушивался к разговорам. Может, он тоже пытается вычислить возможного нечестивца? Не знаю. Сложно понять.

Я смотрела на эту группу, тоже лихорадочно размышляла и заметила, как хаджи Рахман перевел взгляд на меня.

Я буквально слышала, как он незаметно для всех окружающих спрашивал меня:

«Кто мог это сделать?»

Я ответила, что не знаю.

Тогда он задал следующий вопрос:

«Кто ты?»

Я отвела глаза, чтобы не отвечать.

Расул заметил наши взгляды, нахмурился и спросил:

– Что происходит, Кеклик? Этот человек вчера разговаривал с тобой, а сейчас пялится на тебя так, словно вы давно знакомы. И ты тоже все время на него смотришь. Что ты в нем нашла? Он ведь совсем старый. Ему много лет.

– Ты считаешь, что он мне понравился? – Я улыбнулась брату.

Даже Тамара-ханум покачала головой. Подозрения Расула казались ей смешными и нелепыми. Он явно обиделся и замолк.

Паломники, сидевшие за соседним столиком, продолжали о чем-то говорить. Лучше туда не смотреть, тем более больше не стрелять глазами в сторону хаджи Рахмана. Все равно я ничего не смогу сделать.

В этот момент я услышала, как кто-то громко проговорил:

– Несчастный Эльмурза! Надо же, погибнуть во время хаджа. С одной стороны, это высокое служение, а с другой – убийца себя проклял.

Кто-то согласился с этим.

А Джамалов неожиданно заявил:

– Если ты искренне служишь Господу, то он простит тебе любой грех.

Так я и думала! Он убийца. И еще смеет так говорить.

– Нет, – вмешался в разговор Шадман, который почти всегда молчал. – Господь не простит такого святотатства. Человек, совершивший преступление, будет проклят и наказан.

Все замолчали. Эти сильные слова прозвучали совершенно неожиданно.

В этот момент в кафе вошли сразу несколько человек. Среди них – двое в форме офицеров полиции.

Они приблизились к столу, и один из них обратился к Джамалову по-арабски:

– Вы господин Абдулкерим Джамалов?

Тот медленно встал. Он понял свое имя, но не суть вопроса. К ним подошли хаджи Рахман и Абдулали Магомедов, который перевел слова офицера с арабского на русский. Джамалов кивнул в знак согласия.

– Вы должны пойти с нами, – заявил офицер.

– Что происходит? – спросил Магомедов. – Почему вы его забираете?

Офицер что-то ответил, и Магомедов перевел его слова потрясенному Джамалову:

– Он говорит, что не обязан отвечать. Но у вас будет переводчик на турецкий язык.

Джамалов растерянно кивнул. Мне его даже стало жалко. Но как быстро вычислили преступника! Человеческое правосудие оказалось гораздо быстрее божественного. Интересно, как они смогли его вычислить? Наверное, по записям видеокамер, которые все-таки были на лестнице. А я их не заметила!

– Идемте! – приказал офицер.

На Джамалова надели наручники и под скорбное молчание всех присутствующих увели из зала. Все подавленно молчали. Никто не хотел комментировать случившееся. Затем люди стали медленно подниматься и расходиться по своим номерам.

Расул заплатил за чай, и мы тоже ушли. Когда мы покинули кафе, я попросила у брата его телефон. Кафаров предупреждал меня, чтобы я звонила ему только в крайних случаях и не использовала бы для связи свой аппарат. Мне ужасно не хотелось использовать мобильник Расула, но это тот случай, когда другого выхода просто нет. Я объяснила брату, что мой аппарат сел, а мне хочется позвонить маме, и забрала телефон у Расула.

Я немного отошла от них, набрала номер Кафарова, сразу услышала его голос и быстро сообщила:

– У нас неприятности. Убит один паломник, который контактировал с Артистом. Сегодня вечером Артиста забрала полиция.

– Они подозревают его в убийстве? – быстро уточнил полковник.

– Думаю, что да.

– Кто его мог сдать? Или они сами вычислили?..

– Не знаю. Думаю, что сдали. Но кто, пока не понимаю.

– Значит, там может быть еще кто-то другой, – проговорил Микаил Алиевич и в тысячный раз предупредил меня: – Будь осторожна.

Я закончила разговор, стерла мой звонок, затем поговорила с мамой и протянула аппарат брату, чтобы и он мог с ней побеседовать. Так будет лучше. Да и ее номер останется в памяти мобильника.

Поздно вечером кто-то постучал в наш номер. Тамара-ханум испытующе посмотрела на меня. Она словно спрашивала, стоит ли вообще открывать. Я подошла к двери и посмотрела в глазок. На пороге стоял хаджи Рахман.

– Это ко мне, – сказала я и открыла дверь.

– Здравствуйте! – сказал хаджи. – Вы можете на минутку выйти в коридор?

Я согласно кивнула и выполнила его просьбу.

– Сегодня арестовали нашего паломника, – сразу проговорил он.

– Я видела.

– Хочу вас спросить. Это вы его сдали?

– Нет. А почему вы считаете, что я имею к этому хоть какое-то отношение?

– Я был в полиции. Его там допрашивают. Кто-то сообщил о его причастности к трагедии, приключившейся с другим нашим паломником.

– И вы думаете, что сделала это я?

– Я узнал у портье. Вы спрашивали не только о Хасанове, но и о Джамалове. Вы – единственный человек который интересовался обоими, как убитым, так и задержанным. Будете отрицать?

– Что вы хотите?

– Правду. Вы считаете, что Джамалов убийца?

– Не знаю, честное слово. Ему уже предъявили обвинения?

– Пока нет. Но его допрашивают. Запросы насчет Джамалова отправят в Москву и Махачкалу.

– Если он не виноват, то я ему сочувствую.

– Вы действительно ничего не знаете? – еще раз уточнил хаджи Рахман, испытующе глядя на меня.

– Абсолютно ничего.

Мой собеседник кивнул. Я чувствовала, что он хотел задать какой-то вопрос, но колебался.

Наконец хаджи Рахман спросил:

– Вас послали следить за Джамаловым?

– Я не буду отвечать на этот вопрос.

– Да и не нужно. – Хаджи Рахман улыбнулся. – Вы уже ответили. Но в полицию вы точно не звонили?

– Точно не звонила. Честное слово.

– Хорошо. Извините, что я вас побеспокоил. До свидания.

Он ушел. Я остаюсь одна и теперь вообще ничего не понимаю. Значит, хаджи Рахман заранее все знал о Джамалове.

Этого следовало ожидать. В Москве не особенно доверяют азербайджанской разведке, поэтому и решили перестраховаться, послать своего человека. Все это понятно. Но кто тогда сдал Джамалова? И зачем? Если он связан с террористами и совершил убийство, то чего ради его подставлять? Какая-то глупость получается. Абракадабра, в которой я не могу разобраться.

Я возвратилась в свой номер и легла на кровать.

Тамара-ханум долго молчала и неожиданно предложила:

– Давай потушим свет. – Еще через несколько минут она добавила: – Тебе нужно быть осторожнее. Не знаю, что происходит, но ты привлекаешь ненужное внимание. Твой брат правильно делает тебе замечания.

Я стиснула зубы и молчала. Напрасно мне поручили такую ответственную миссию. Я явно на нее не гожусь.

 

Интерлюдия

На этот раз встреча состоялась в небольшом парке, находящемся в центре Стамбула. Кафаров сидел на скамейке и читал турецкую газету, издаваемую на английском.

К нему, немного хромая, подошел Гольдфарб и уселся рядом. На нем была беретка и коричневый пуловер. Со стороны он был похож на типичного пенсионера, который занят коллекционированием высохших бабочек или старых спичечных коробков.

Кафаров снял очки, посмотрел на коллегу и убрал газету.

– Что у нас плохого? – поинтересовался Гольдфарб.

– Убийство того самого паломника, который вполне мог быть связан с человеком, находящимся под нашим наблюдением, – сообщил Кафаров, глядя перед собой. – Вчера вечером этого типа еще и арестовали. Все возможные связи теперь оборваны.

– У вас все? – поинтересовался Яков Аронович.

– Пока да. Если за ночь ничего особенного не случилось.

– Полагаю, что не случилось. Но у нас несколько иная информация, – пояснил Гольдфарб. – Мы тоже постоянно анализируем ситуацию и сделали вывод, несколько отличный от вашего. Он достаточно парадоксален, но так считают наши аналитики.

Кафаров заинтересованно повернул голову.

– Этого человека нам нарочно подставили, – сообщил Гольдфарб. – Точно так же, как и Неджада Мехмеда. Это была успешно проведенная операция по дезинформации наших разведслужб. Российской, азербайджанской, израильской.

Полковник молчал. Он собирался сначала выслушать доводы своего собеседника, а затем делать собственные выводы.

– Мы полагали, что устранение Талыбова было намеренно проведено таким образом, чтобы вывести нас на Неджада Мехмеда, – продолжал Гольдфарб. – Но на самом деле это была очень хорошо продуманная операция. Очевидно, оппоненты получили информацию о наших возможных действиях и решили сыграть на опережение. Ведь мы имели только сведения о том, что в этом году во время хаджа что-то произойдет. Возможный агент получит либо инструкции, либо непосредственное оборудование для совершения грандиозного террористического акта в России, во время чемпионата мира по футболу. Естественно, мы начали изучать списки паломников. В этот момент погиб Талыбов, которого почти наверняка устранили намеренно.

Наши разведслужбы почти сразу выходят на Неджада Мехмеда, который, кажется, сделал все, чтобы засветиться, показать себя. Но он исчез из Стамбула, и мы до сих пор не можем его найти. Согласитесь, что это могло вызвать у наших спецслужб очень много ненужных вопросов. Но был найден гениальный выход. Погибший Талыбов был связан не только с этим исчезнувшим турком, который, скорее всего, является их координатором, но и с Джамаловым, найденным с помощью компьютерных программ специалистами из российской ФСБ. Более подходящего кандидата подобрать трудно. Джамалов воевал в Чечне и в Дагестане, был ранен, арестован, амнистирован. В общем, он весьма и весьма подходит на роль вполне возможного связного террористов.

Наши аналитики считают, что Джамалов тоже был подставлен намеренно, как и его турецкий коллега. Только в этом случае игра велась куда более тонко. Ведь после исчезновения Неджада Мехмеда российские власти в этом году могли просто не пустить своих граждан в паломничество этого года. В их силах установить очень жесткий контроль, процеживать всех паломников через свои фильтры, чтобы вычислить нужного человека. Но как только был найден Джамалов, знакомый с Талыбовым, все программы по поиску возможных контактов погибшего были свернуты. И правильно!.. Ведь неизвестный нам связной террористов ни при каких обстоятельствах не мог знать Талыбова. Рисковать таким образом организаторы теракта не могли. Вместо своего настоящего человека они подставили нам Джамалова.

– За которым все мы следили и потеряли несколько дней, – сделал неутешительный вывод Кафаров.

– Вот именно. А в это время реальный террорист, который также находится там, в группе, действовал без наших наблюдателей, не вызывая никаких подозрений. Мы почти убеждены в том, что именно он и совершил убийство Хасанова. Возможно, для того, чтобы подставить Джамалова, либо же покойник что-то узнал. Но это маловероятно. Скорее тут была конкретная цель – подставить Джамалова, который теперь арестован.

– У вас есть свои люди в группе, – понял полковник. – Вы узнали, что его подставили.

– Дорогой Микаил Алиевич, служба, к которой я имею честь принадлежать, никогда не комментирует подобные вопросы и тем более не отвечает на них. Но вот анализ ситуации, который сделали наши специалисты, мне разрешили до вас довести.

– И какие выводы?..

– Вам надо активизировать действия вашей агентуры и постараться разобраться, кто именно и почему находится в группе. Если, конечно, еще не поздно.

Кафаров молчал. Всегда неприятно услышать, как тебя переигрывают.

– Очень любопытно, – задумчиво произнес он. – Получается, что группа террористов сумела обмануть лучшие спецслужбы мира: вашу и российскую. Я уже не говорю о нас.

– Игра еще не закончилась, – быстро возразил Гольдфарб. – Мы сумели разгадать возможные действия противника до окончания хаджа. Это дает нам неплохой шанс на возможный реванш. Если, конечно, мы все разыграем правильно.

– Откуда у террористов появились такие тонкие аналитики, которые могут так профессионально действовать?

– Деньги, дорогой Микаил Алиевич, причем наверняка очень большие. Неужели вы полагаете, что двадцать смертников из Саудовской Аравии самостоятельно придумали, как использовать огромные лайнеры с сотнями людей в качестве живых бомб во время терактов в Америке? Или доморощенные смертники в Англии, в две тысячи шестом году, сумели рассчитать, как жидкими бомбами, пронесенными в лайнеры под видом детского питания, можно взорвать самолеты? Наши аналитики абсолютно убеждены, что там действовали очень подготовленные и знающие люди, которым платили достаточно большие деньги. Более того, мы считаем, что такую работу выполняли крупные специалисты по антитеррору, перешедшие на другую сторону. Или вы не знаете, что взрывы в российском Доме культуры на Дубровке планировал бывший высокопоставленный офицер ГРУ?

Одного из тех, кто разрабатывал подробные планы взрывов самолетов с помощью жидких бомб, Джошуа Гриффина, недавно ликвидировали в Аргентине. По нашим сведениям, он получил за свою работу около десяти миллионов долларов.

– Это ваши люди подставили Джамалова, – понял полковник. – Они намеренно вывели его из игры, чтобы обнаружить возможную реакцию истинного связного террористов.

– Я не стану комментировать ваши предположения, – еще раз предупредил Гольдфарб. – Но ситуация действительно неприятная. Если наши аналитики все верно просчитали, то арест Джамалова не остановит, а только ускорит проведение операции. Пока мы все убеждены в том, что именно Джамалов является нашим главным объектом наблюдения и возможным убийцей Хасанова, куда более опасный и тщательно скрытый преступник уже действует.

– В таком случае все те личности, которые так заинтересованно наблюдали за Джамаловым, тоже невольно себя подставили, – сделал неутешительный вывод полковник.

– Возможно, что так. Но в любом случае сейчас нет других вариантов. Ни вы, ни Москва, ни мы, никто на свете уже не может послать туда кого-то вместо действующих агентов и совершить замену. Значит, нужно принять это обстоятельство как данность и думать о минимизации потерь. Надо попытаться понять замыслы наших оппонентов еще до возвращения их домой.

Кафаров согласно кивнул. Он думал о Кеклик Алиевой.

«Бедная девочка! Она попала в настоящую мясорубку, из которой может не выбраться живой. Если Кеклик слишком явно обнаруживала свой интерес к Джамалову, то она обречена. Уже никто на целом свете ей не сможет помочь. Остается уповать либо на случай, либо на Бога. Все-таки она отправилась туда не просто в хадж, а ради спасения тысяч жизней. Может, хотя бы поэтому Бог попытается ее спасти, если все спецслужбы, заинтересованные в этом, уже не могут ей помочь».

 

Глава 10

Сегодня утром мы спали дольше обычного. Затем завтракали. В это время все только и говорили о вчерашнем аресте Джамалова, который оказался преступником. Люди уже вслух называли его убийцей.

Все это меня очень смущало. Слишком быстрая реакция полиции, мгновенно найденный преступник. Я бы хотела увидеть в этом нечто вроде божественного вмешательства, но со слов хаджи Рахмана знала, что Джамалова сдали.

Интересно, кто мог знать об убийстве? Почему этот доброхот молчал целый день, прежде чем сообщить в полицию? Мне виделась в этом какая-то неточность, словно некое звено выпало из правильной цепи событий. Самое неприятное состояло в том, что я не понимала, кто и зачем это сделал.

Все вместе мы направились в долину Арафат. Зрелище неописуемое. Вокруг меня просто миллионы людей. Учитывая жаркую погоду, разрешалось брать с собой легкие зонтики. У некоторых мужчин на головах красовались большие широкополые шляпы, иногда даже ковбойские, но обязательно светлые и с дырочками.

Я видела даже японских мусульман, жителей Средней Азии в своих тюбетейках, африканцев в головных уборах из пальмовых листьев. Это потрясает! Люди стольких рас и национальностей идут в одном порыве к своему Богу!..

Все-таки великие мировые религии не делают различия между народами, и это еще один упрек всем доморощенным националистам. Если никто из Богов и Пророков не разделял людей по нациям и народам, то почему вы присвоили себе это право?

Если Христос считал свою паству единой и подчеркивал в своих проповедях, что нет различия между людьми разных национальностей, то кто дал право выпячивать одну нацию перед другой? Моисей признавал каждого человека, исповедующего его веру. Израиль до сих пор принимает иудеев со всего мира, любого цвета кожи и разреза глаз. Сам Мухаммед много раз подчеркивал, что все мусульмане равны, независимо от их племени и места рождения. Почему же националисты делят людей на «своих» и «чужих»? А многие из них считают себя еще и верующими.

Истинно верующий человек априори не может быть националистом. Ведь это значит сознательно выступить против установлений своего Бога, запрещающего подобные разграничения. Если вы верующий человек, то для вас все единоверцы должны быть одинаково любимы, иначе в чем смысл мировых религий?

До долины Арафат неблизко, около двадцати километров. Мы шли очень долго, медленно, учитывая количество паломников, и только к полудню наконец-то оказались у горы Арафат.

Начался самый главный обряд хаджа. В течение нескольких часов мы молились и объявляли о своей готовности служить Господу нашему.

Завтра начнется Курбан-байрам. Сначала мы побьем камнями символического шайтана. Затем все паломники отправятся выбирать жертвенных баранов и верблюдов, заготовленных заранее.

Чем дольше я стояла у горы, тем больше проникалась верой. Это сложно объяснить, невозможно понять, немыслимо представить. Но когда вокруг миллионы людей в едином порыве поют: «Вот стою я перед Тобой и готов служить Тебе, Господи», ты невольно чувствуешь невероятный эмоциональный подъем, воспринимаешь энергию людей, собравшихся вокруг тебя.

Хор голосов нарастает. Кажется, вокруг тебя уже нет ничего, кроме этой многомиллионной молитвы, которую произносят собравшиеся. Люди словно выдыхают из себя все мерзости прошлой жизни, обретают надежду на благие перемены в своей судьбе.

Я знаю многих людей, жителей Баку, которые после совершения хаджа кардинально менялись. Они даже категорически отказывались от алкоголя, хотя до совершения паломничества позволяли себе подобные слабости.

Вечером, очень уставшие и счастливые, мы брели обратно. В ушах все еще стоял грохот миллионов голосов. Мы растерянно и блаженно улыбались друг другу. В карманах и в руках у нас по семь небольших камней, которые мы подобрали в долине Арафат, чтобы завтра выполнить последний ритуал в честь праздника жертвоприношения.

В гостинице я без сил упала на кровать. Весь ритуал хаджа требует определенных затрат духовных и физических сил.

Тамара-ханум смотрела на меня с улыбкой. Она, конечно же, знала, что завтра мы снова поднимемся, почувствуем новый прилив сил и отправимся совершать последние ритуальные действия. Потом состоится обряд жертвоприношения, раздача мяса людям, нуждающимся в нем.

Я лежала в кровати и пыталась заснуть, но тут вдруг зазвонил мой телефон. Я удивленно посмотрела на него. Ведь перед отъездом я сменила номер. Новый знают только у меня дома. Этот абонент мне незнаком.

Я ответила и услышала голос Микаила Алиевича:

– Артист не виноват. Его подставили. В группе должен быть кто-то другой. Поэтому никаких импровизаций, никакой вольницы. Ты свое дело уже сделала. Все поняла?

– Да.

– До свидания. – Полковник отключился.

Я не понимала, почему он мне позвонил и так быстро все пробормотал. Я и раньше не позволяла себе никаких особых импровизаций или излишней самостоятельности. В нашем деле важно точно выполнять все указания руководства, иначе легко можно провалить любую операцию.

Но он сказал, что в группе должен быть кто-то другой. Интересно, кто это? И в какой именно группе? В нашей или дагестанской?

Я закрыла глаза, попыталась сосредоточиться и услышала голос Тамары-ханум:

– Кто это был?

– Мама, – машинально ответила я и открыла глаза. – Она сообщила, что у них все в порядке. Спрашивала, как у нас дела.

Тамара-ханум молчала. По-моему, она понимала, что я ее обманываю.

Но кто этот другой? Почему Джамалов не виноват? Ведь мне поручали следить именно за ним. Я ничего не понимала, но точно знала, что полковник не будет звонить по пустякам. Возможно, ему не сообщили, что в дагестанской группе есть такой человек, как хаджи Рахман, которому можно безусловно верить.

Я поднялась с кровати, продолжая размышлять.

«А если я ошибаюсь? Вдруг примерный мусульманин хаджи Рахман и является тем самым другим? Ведь узнал, что я спрашивала у портье про убитого Хасанова и арестованного Джамалова, но не сообщил об этом в полицию.

Это благородство или коварный расчет, чтобы выдать меня в нужный момент? Не знаю. Не могу понять. Мне не с кем посоветоваться. Нужно принимать решение.

Из всего того, что мне сейчас говорил полковник, я услышала только слова про другого. Но кто это?

Мне даже немного обидно. Я ведь не глупая девочка. На моем счету несколько успешных операций. Звание майора я получила досрочно.

Если хаджи Рахман и есть этот другой, то я просто пропала. Он меня устранит сам либо сдаст в полицию. Во втором случае меня долго будут отсюда вытаскивать, если вообще сумеют это сделать.

Властям Саудовской Аравии достаточно узнать, что я не самый обыкновенный паломник, и они наверняка дадут мне пожизненное заключение без права пересмотра этого приговора. Но я обязана рискнуть. У меня просто нет другого выхода. Даже вопреки мнению моего руководства.

Они не знают обстановку, сложившуюся здесь. А я знаю. Мне кажется, что хаджи Рахман может быть моим настоящим союзником».

Поэтому я заставила себя пойти к выходу. Тамаре-ханум я сообщила, что иду навестить Расула.

Сначала я спустилась к стойке портье и узнала, в каком номере живет хаджи Рахман. Еще не поздно было остановиться, но я решила идти до конца. Я поднялась на лифте, подошла к его номеру и осторожно постучала в дверь. Он открыл через минуту. Хаджи был одет, выглядел так, словно сегодня не было долгого стояния у горы Арафат.

– Мне нужно с вами срочно поговорить, – заявила я.

– Хорошо. – Он оглянулся и негромко сказал своему соседу по номеру, что выйдет на несколько минут.

Затем хаджи Рахман шагнул за порог, закрыл дверь, испытующе посмотрел на меня и спросил:

– Что-то опять случилось?

– Я узнала, что Джамалов не виноват, – выпалила я почти сразу. – Он не тот, кого все ищут.

Хаджи нахмурился, взял меня за руку и повел в холл, чтобы не разговаривать в коридоре.

Там он строго посмотрел на меня и осведомился:

– Откуда вы узнали?

– Знаю, – упрямо сказала я. – Он не виноват. Его подставили. Он не убивал Хасанова. В группе есть кто-то другой.

Хаджи Рахман молчал, раздумывая над моими словами. Я видела, что он тоже об этом думал. Ведь кто-то сдал Джамалова полиции. Теперь понятно, что это сделали нарочно.

– Никому не говори, – наконец произнес хаджи. – Я постараюсь понять, кто это может быть. Но у нас очень много народа.

– Он должен встретиться здесь со своими людьми, – напомнила я.

– Это я прекрасно понимаю, но не могу следить сразу за столькими паломниками. Тем более когда мы идем в толпе, – мрачным голосом проговорил хаджи Рахман.

Я терпеливо ждала, пока он примет какое-то решение.

– Возвращайся в свой номер и никому ничего не рассказывай, – заявил хаджи. – Завтра я постараюсь разговорить наших мужчин. Может, мне удастся понять, кто и зачем все это делает. Если Хасанова убил не Джамалов, то кто? Зачем этот неизвестный убийца сдал Джамалова?

Он говорил моими словами, задавал те же самые вопросы. Действительно, кто и зачем все это делает? Непонятно, каким образом неизвестный нам террорист получит свое оборудование, пронесет его через две границы, обманет всех таможенников, а затем передаст его своим людям. Это кажется практически невыполнимым. Другое дело, если он получает лишь инструкции по разработке террористического акта, а не само оружие. Их можно запомнить или записать на бумажку. Спрятать ее и пронести через любые кордоны совсем несложно.

Я возвратилась к себе в номер, легла на кровать и попыталась успокоиться. Наверное, я сделала не совсем правильно, решив довериться хаджи Рахману. Если он и есть тот самый «другой», то я просто пропала. А если нет, то я поступила правильно. Теперь хаджи Рахман сам попытается найти связного террористов. Ведь он руководитель дагестанской группы. Ему гораздо легче вычислить возможного мерзавца, чем мне.

С этими мыслями я наконец-то заснула.

Утром Тамара-ханум сказала мне, что я разговаривала и стонала во сне. Только этого мне не хватало! Ариф решит, что его жена сошла с ума, если я буду вести себя подобным образом дома.

После завтрака мы вышли из отеля и направились в долину Мина. Там уже стоял столб, называемый джамрат аль-акаба, который символизирует шайтана. Каждый паломник должен бросить в него семь камней и постараться изгнать из себя все дурные мысли, всех бесов, которые его смущают.

Интересно, будет ли бросать эти камни возможный убийца? Как он сумеет отречься от своих бесов?

Мы снова шли достаточно медленно, памятуя о том, что нам не раз говорили. Именно здесь, у этого столба, происходят самые большие неприятности. Всей тесной толпе приходится размахиваться, чтобы камни долетели до столба. Это непрерывный процесс. Задние ряды напирают на впереди стоящих. Поэтому в последние годы больше всего людей гибнет во время обряда побивания шайтана.

Мы подходили к площадке, откуда можно бросать камни. Дагестанская группа шла за нами. Я все время оборачивалась и видела хаджи Рахмана и Абдулали Магомедова.

Я уже хотела достать свои камни из кармана, и в этот момент меня кто-то грубо толкнул. Это явно произошло не случайно. Я пошатнулась, упала и машинально схватилась за руку Тамары-ханум, находившийся рядом со мной.

Она, конечно же, не ожидала ничего подобного и повалилась на меня. Мы лежали на земле, а десятки тысяч людей напирали на нас сзади.

Потом, анализируя случившееся, я поняла, что у нас почти не было шансов остаться в живых. Нас должны были просто затоптать.

Но положение спас Расул. Он громко закричал, пытаясь остановить людей. Брат схватил за руки двух молодых мужчин, шедших рядом с ним. Им удалось на какие-то секунды сдержать напирающую толпу.

Мы с Тамарой-ханум успели подняться. Мне больно наступили на руку. Мою спутницу так сильно толкнули в бок, что потом на этом месте у нее был большой синяк. Но самое главное, что мы успели подняться и были на ногах.

Толпа несла нас к площадке. Самым большим чудом оказалось то обстоятельство, что камни, которые я должна была бросать в шайтана, не рассыпались во время падения.

Я все-таки попыталась обернуться и понять, кто именно мог так грубо меня толкнуть, но ничего не увидела. За нами шел Расул, но он, конечно, не стал бы этого делать. Никто не должен был меня толкать. Я никому ничего плохого не сделала, но точно знала, что это была не случайность.

Меня толкнули с таким расчетом, чтобы я упала и была затоптана напирающей толпой. То есть меня хотели убить.

Мне повезло дважды. Сначала я вцепилась в Тамару-ханум и увлекла ее за собой. Она фактически прикрыла меня своим телом. Да и Расул мгновенно понял ситуацию. Он вместе с двумя своими соседями успел на несколько секунд остановить толпу и дать нам возможность подняться. Иначе мой брат не сумел бы спасти нас. Не исключено, что его тоже растоптали бы вместе с нами.

Первый камень в шайтана я швырнула с такой злостью и отчаянием, что чуть не вывернула себе руку. Нет, я бросала его не в неведомое мне потустороннее зло, а в реального человека.

Этот негодяй прилетел сюда не просто так. Он собирался убить тысячи людей и уже совершил преступление, сдал полиции невиновного человека и хотел лишить меня жизни.

Я бросала камни и исступленно шептала проклятья тому выродку, который хотел меня убить. В этот светлый праздник Курбан-байрам он решился еще и на такое преступление.

Я снова думала о хаджи Рахмане. Ведь, кроме него, никто не знал о моей истинной роли и моем задании. Неужели это он намеренно толкнул меня? Мне не хотелось в это верить.

Потом мы с Расулом купили барана и принесли его в жертву.

Я поблагодарила брата. Похоже, что сегодня он спас мне жизнь. Расул смущенно бормотал, что просто задержал людей на несколько секунд, давая нам возможность подняться.

Мужчины брили бороды, усы и даже головы. Часть волос паломники закапывали в долине Мина. Женщинам разрешалась отрезать только одну прядь. Это тоже было исполнением ритуала. Очевидно, в древние времена так проходил своеобразный обряд очищения от прежних скверных мыслей и поступков.

Теперь мы считались людьми, совершившими хадж. Я даже не предполагала, что самое страшное у нас еще впереди.

 

Интерлюдия

Всю ночь он думал о разговоре с этой молодой женщиной. У нее такое странное и смешное имя. «Кеклик» значит «куропатка».

Эта сильная женщина не побоялась оказаться среди паломников и следить за возможным преступником. Более того. Она даже решила себя обнаружить, когда узнала, что Джамалов, которого все подозревали, скорее всего, не причастен к убийству. Алиева сама пришла к нему в номер.

Хаджи верил в человеческое благородство. Но он был умудренным опытом человеком и хорошо знал, как легко люди поддаются соблазнам.

Надо сказать, что сообщение Кеклик о террористе, который мог находиться в составе дагестанской группы, оказалось для него неожиданным. Он был почти уверен, что все люди, которые следуют с ним на хадж, являются настоящими паломниками, готовыми совершить это путешествие во имя любви к своему Богу.

Теперь получалось, что хаджи Рахман проглядел недостойного человека, который отправился в святую Мекку совсем с другой целью. Это было самое неприятное.

Всю ночь он чувствовал себя плохо, постоянно пил воду, за которой послал Абдулсалима, своего соседа по номеру. А утром старику стало еще хуже. Абдулсалим предложил ему выпить таблетку аспирина, но Рахман отказался. Он по опыту знал, что это лекарство разжижает кровь. В такую жару лучше не принимать ничего подобного.

Утром, за завтраком, он присматривался к каждому своему спутнику, пытаясь понять, кто мог оказаться этим «другим». У всех были радостные лица, многие поздравляли друг друга. Сегодня был один из самых главных праздников мусульман – Курбан-байрам. Паломникам еще предстоял обряд побивания камнями шайтана, после которого можно было совершать жертвоприношение.

Он так и не сумел ничего определить. Когда люди построились, чтобы начать движение, к нему подошел Абдулали Магомедов.

– Саудовцы требуют российского консула, – сообщил он. – Джамалов отказывается давать показания без его присутствия.

– Правильно делает, – рассудительно произнес хаджи Рахман. – Если он невиновен, то не должен ничего говорить. Пусть вызовут дипломата.

– Они могут попросить приехать кого-то из нас, – сказал Магомедов. – Вас или меня.

– Значит, поедем, – твердо решил Рахман. – Если человек невиновен, то мы обязаны его защитить.

– Не думаю, что он невиновен, – неожиданно сказал Магомедов.

– Почему?

– Я немного знаю его семью. Он был еще студентом, когда бросил учебу и ушел в Чечню, – пояснил Магомедов. – Потом воевал в Дагестане и несколько лет прятался в лесах. Его тогда арестовали и осудили за хранение оружия. Ничего другого доказать не смогли. Потом Джамалова отпустили по амнистии. Он снова ушел в горы, вернулся и опять был прощен. В последние годы этот человек жил в Кизляре. Он умеет убивать, а ведь наш паломник был задушен.

– Это еще не значит, что его задушил именно Джамалов. Доказательств никаких нет, – напомнил хаджи, чуть поморщившись. – Мы вообще не будем ничего решать. Кто мы такие, чтобы осуждать человека, не зная доподлинно, виновен ли он?! Если позовут кого-то из нас, мы обязательно поедем.

– Вам плохо? – спросил Магомедов. – Как вы себя чувствуете?

– Немного болит голова, – признался Рахман. – Но думаю, что сегодня выдержу. Остался последний день, к тому же праздничный.

К ним подошел Шадман.

– Полиция забрала все вещи Джамалова, – сообщил он. – Они еще расспрашивали нас троих, о чем он с нами говорил. Я не стал сообщать, что в тот вечер Джамалов куда-то выходил. Зачем портить жизнь молодому человеку?

– Правильно, – сказал Магомедов, а хаджи Рахман промолчал.

Раздался сигнал. Они двинулись в путь, стараясь держаться плотной группой в этой огромной толпе паломников. Каждый нес с собой по семь камней, которые нужно было бросить в столб, символизирующий шайтана.

Хаджи Рахман все время видел паломников из бакинской группы, идущих впереди. Среди них была и Кеклик.

Они уже подходили к этой сплошной стене, где стоял тот самый столб, когда впереди началась какая-то давка. Толпа замерла на несколько мгновений, задние начали сильнее напирать на передних.

Хаджи с ужасом увидел, как упали Кеклик и ее пожилая спутница. Он хорошо знал, как это опасно. Ведь в прежние годы в этих местах были задавлены сотни паломников. Раздались чьи-то крики.

Хаджи собирался броситься на помощь, но понимал, что этим только усилит напор и вызовет неразбериху. Через несколько секунд он с облегчением увидел, что Кеклик и ее подруга сумели подняться и продолжить движение.

Затем состоялся привычный ритуал бросания камней. После чего паломники разошлись на огромном пространстве, где уже были заготовлены миллионы жертвенных животных. Хаджи Рахман купил барана и традиционно пожертвовал мясо всем нуждающимся.

Затем он прошел к креслам, установленным прямо на улице. Местные умельцы в течение минуты ловко и быстро стригли паломников либо брили им усы и бороды.

Хаджи Рахман выполнил и этот ритуал, закопал часть волос в песок и наконец-то повернул к отелю. Теперь можно было немного отдохнуть. Повсюду слышались радостные крики. Люди отмечали окончание хаджа, поздравляли друг друга с великим праздником.

Хаджи Рахман вернулся в свой номер и лег на кровать. Он очень устал за все эти дни.

Старик вспомнил о сегодняшнем падении Кеклик и еще раз поблагодарил Аллаха за чудесное спасение этой молодой женщины. На часах было уже около семи вечера. Абдулсалима, его напарника по номеру, еще не было. Наверное, он отмечал праздник вместе с остальными паломниками.

В дверь кто-то постучал. Хаджи поднялся и пошел открывать. Он никогда не смотрел в глазок. Голова продолжала болеть.

На пороге стояла Кеклик.

– Вы можете выйти? – спросила она.

– В номере нет моего соседа. Он отмечает праздник вместе с другими паломниками, – пояснил хаджи Рахман. – Учитывая мой возраст, я думаю, вы можете спокойно войти в комнату и сказать все, что хотите.

Кеклик улыбнулась и вошла в номер. Хаджи Рахман предложил ей единственный стул, имевшийся здесь, сам сел на кровать.

– Что опять случилось? – спросил он.

– Хочу вам сказать, что если бы вы были даже на тридцать лет моложе, я все равно не побоялась бы к вам войти, – сказала Кеклик. – Вы внушаете мне полное доверие, уважаемый хаджи.

– В молодости я был куда более темпераментным. – Хаджи Рахман усмехнулся. – Но все равно спасибо за доверие. Конечно, мы, по большому счету, нарушаем нормы ислама. Вы не должны разговаривать со мной, когда рядом нет Расула. Он действительно ваш брат?

– Да. Он сегодня спас мне жизнь.

– Это когда вы упали недалеко от столба?

– Я не упала. Меня кто-то намеренно толкнул, – пояснила Кеклик.

Это было совсем неприятно.

Хаджи нахмурился и спросил:

– Вы уверены, что вас толкнули?

– Абсолютно. Я даже почувствовала его ладонь.

– Кого? Кто это был?

– Не знаю. Я не успела обернуться. Но меня толкнули намеренно.

Хаджи молчал целую минуту, затем со вздохом произнес:

– Значит, вы были правы. У нас в группе действительно есть кто-то «другой». Ведь это мы шли сразу за вами, паломниками, прибывшими из Баку. Но я не увидел, кто мог вас толкнуть.

– За моей спиной находился Расул. Вернее, чуть в стороне, но почти рядом. Он тоже не увидел, кто именно меня толкнул. Но это было сделано преднамеренно. Мне повезло. Я схватилась за мою подругу. Она упала вместе со мной и закрыла меня. А мой брат быстро сообразил, в чем дело. С помощью двух наших паломников он сумел остановить движение людей на несколько секунд, пока мы поднимались. Это чудо, что я осталась в живых! – заявила Кеклик.

– Да, это милость Аллаха, – проговорил хаджи Рахман. – Вы прибыли сюда, чтобы помочь людям, спасти невинных. Значит, сам Милостивый и Милосердный помогает вам на этом пути.

– Но толкал меня явно не шайтан, а конкретный человек, – напомнила женщина. – Я пришла, желая рассказать вам об этом. Ведь сразу за нами шли паломники из вашей группы. Вы никому не рассказывали о нашей вчерашней беседе?

– Конечно, нет, – убежденно ответил Рахман. – Как я мог доверить вашу тайну кому-то из посторонних? Никому, даже Абдулали Магомедову, хотя я верю ему больше всех остальных.

– Почему?

– Он набожный человек, представитель нашего Духовного управления, преподает в медресе. Трижды совершал хадж. Такой человек никогда не опустится до преступления, тем более в период паломничества. Это просто невозможно.

– Предают только свои, – напомнила Кеклик. – Вы знаете такую французскую поговорку?

– Слышал. Но здесь явно не тот случай. Повторяю: он очень набожный и справедливый человек. Но даже ему я ничего не сказал. Это абсолютно точно.

– Понятно, – разочарованно произнесла женщина, поднимаясь со стула. – Извините. – Она кивнула на прощание.

– Будьте осторожны, – попросил ее хаджи Рахман.

– Попытаюсь. – Кеклик невесело улыбнулась. – Если опять не толкнут.

Она вышла из номера, закрыла дверь, и тут позвонил ее телефон. Хаджи услышал, как Кеклик разговаривала со своей матерью, спрашивала о настроении дочери, обещала скоро вернуться.

«Ей, наверное, еще тяжелее, чем мне», – подумал хаджи и решил совершить вечернюю молитву, обратившись лицом к Каабе.

Во всех номерах было указано, где именно находится эта святыня, и лежали специальные молитвенные коврики. Он опустился на колени и услышал, как по коридору проходили двое паломников, которые громко говорили по-русски.

Хаджи, уже опустивший голову для молитвы, сразу выпрямился. Он был потрясен.

– О Аллах! – пробормотал старик. – Спасибо, что Ты послал мне разгадку. Кажется, я все понял.

 

Глава 11

После семи часов вечера я в очередной раз отправилась в номер хаджи Рахмана. Он был один, видимо, отдыхал, но предложил мне войти. Я даже немного смутилась, но вошла и рассказала ему о том, как меня толкнули. Хаджи Рахман был просто потрясен случившимся. Я видела, как он реагировал на мои слова, и еще раз подумала, что не имею права подозревать такого чистого и набожного человека.

Я вернулась в свой номер. За окнами слышались радостные голоса. Ритуал хаджа был завершен. Хотя многие паломники не собирались покидать Саудовскую Аравию. Они хотели еще совершить путешествие к могилам первых халифов.

Как вы помните, мы, шииты, не признаем первых трех халифов, считаем, что они узурпировали право Али на это место. Уже здесь я узнала, что Хадиджа, первая и любимая жена Пророка, родила ему шестерых детей. Но двое их сыновей умерли в младенчестве.

Враги стали называть Мухаммеда безродным, так как у него не было наследников. Тогда он показал на двоюродного брата Али, который был намного младше, и сказал, что это и есть его настоящий сын.

Потом, кстати, Али еще и женился на дочери Пророка Фатиме. А ведь ее родила именно Хадиджа, самая любимая жена Мухаммеда. Пока она была жива, Пророк не вступал в брак с другими женщинами. После ее смерти он часто говорил, что для Иисуса самой святой женщиной была его мать Мария, у мусульман Марьям, а для самого Мухаммеда такой являлась Хадиджа, первая супруга.

Я все время думала о человеке, который толкнул меня сегодня утром. Он ведь понимал, что я не смогу подняться и меня затопчут в этой толпе.

Мне даже неинтересно было, откуда взялась такая звериная жестокость. Важно было другое. Почему он решил убить именно меня? Каким образом вычислил?

Ведь я вела себя достаточно разумно, никак не выделялась из толпы остальных паломников, не пыталась привлечь к себе внимание. И никто, кроме хаджи Рахмана, не мог этого знать. Даже мой родной брат. Тогда почему убийца, неизвестный мне, решил со мной разделаться?

Мне даже страшно было подумать, что именно скажет полковник Кафаров, когда узнает о моем сегодняшнем чудесном спасении. Он ведь предупреждал об особой опасности, говорил, чтобы я не пыталась самовольничать. А я отправилась к хаджи Рахману и рассказала ему о невиновности Джамалова.

Так. Теперь стоп!..

Кто еще мог об этом узнать? Неужели хаджи Рахман кому-то рассказал обо мне? Он мог поделиться этой информацией с Магомедовым, которого тоже вызывали в полицию. Но старик уверяет меня, что этого не делал, и я ему верю. Иначе хаджи честно признался бы мне во всем. Тогда кто и почему меня толкнул, захотел убить?

Но самое неприятное даже не в том, что меня хотели лишить жизни. Если этот самый «другой» решил от меня избавиться, то выходит, что он тоже завершает свой визит в святую Мекку. Именно сейчас должно произойти что-то важное. Нечто такое, о чем никто не должен узнать. То самое, ради чего этот террорист сюда прибыл.

А я повела себя очень даже глупо. Ничего не смогла добиться. Хуже того, еще и раскрыла себя, так глупо подставившись. Если бы не тучное тело Тамары-ханум, заслонившее меня от ног паломников, и не мгновенная реакция моего брата, я сейчас лежала бы в морге, совершенно растерзанная. В день великого праздника! Моя дочь осталась бы без матери.

Нет. Я просто обязана вычислить этого мерзавца. Но каким образом? Мы завершили ритуал хаджа и уже завтра вечером улетаем в Турцию. Оттуда дагестанская группа отправится в Махачкалу. Если бы они снова поехали через Баку, честное слово, я настояла бы, чтобы всех задержали и проверили на детекторах лжи.

Понимаю, что не смогла бы их остановить. Никто бы не разрешил задерживать паломников, граждан России, да еще аж семьдесят человек. В дело сразу вмешалось бы российское посольство.

Да и наши азербайджанские имамы немедленно выступили бы с категорическим протестом. Задерживать семьдесят паломников после возвращения с хаджа никак нельзя. Это был бы открытый вызов всем истинным мусульманам, проживающим в нашей стране.

Значит, у меня остается менее суток на то, чтобы вычислить возможного террориста. Я уже понимала, что никаких технических приспособлений или взрывчатки у него не может быть. Саудовцы тоже не дураки. Они будут тщательно проверять в аэропорту всех паломников.

Потом турки. У них своих террористов хватает. Они не пропустят ничего опасного. Там тоже будет очень строгий контроль.

Наконец Россия. Эта группа вернется домой прямым рейсом из Стамбула. Значит, там тоже будут проверки. Обмануть столько таможен и пограничных постов практически невозможно. Ведь во всех трех государствах существует реальная опасность терроризма. Аэропорты в них охраняются очень строго.

Во время проведения Олимпиады в Сочи на российских самолетах запретили провозить в ручном багаже даже дезодоранты и парфюмерию. Система безопасности в Сочи была организована на идеальном уровне.

Это потом мы узнали, что были предприняты сразу две попытки устроить террористические акты во время проведения Олимпиады. Сотрудники российских спецслужб пресекли их, сработали очень четко, профессионально. Игры прошли без единого инцидента. В Москве наверняка так же тщательно и внимательно готовятся к проведению еще более грандиозного спортивного события – чемпионата мира по футболу.

Но ведь террористы на что-то рассчитывают. Они наверняка сумели придумать новый дьявольский план, о котором аналитики даже не догадываются.

Этот «другой» обязательно должен каким-то образом себя проявить. Ведь за нами не было посторонних. Следом шла дагестанская группа.

Странно, что хаджи Рахман ничего не заметил. Он ведь все время смотрел в мою сторону. Хотя я видела, как он все время морщился. Старик явно себя плохо чувствовал. Да и сегодня в разговоре со мной он тоже иногда едва сдерживал стоны. Наверное, хаджи заболел. Все-таки возраст и такая ответственность!

А еще говорят, что он полетит из Стамбула сразу в Москву на совещание мусульманских богословов России. Зря! Ему обязательно нужно немного отдохнуть.

Мне скучно было сидеть одной в номере, когда все отмечали праздник. Я решила найти Расула, вышла в коридор и увидела знакомого мужчину из дагестанской группы.

Кажется, его зовут Шадман. Он живет в одном номере с Джамаловым. Интересно, что этот господин делает на нашем этаже?

– Ассалам алейкум, – вежливо поздоровался он.

По мусульманским канонам нельзя разговаривать с посторонней женщиной, но правила цивилизованного мира здесь тоже действуют. Все мы здороваемся друг с другом.

– Аллейкум салам, – вежливо ответила я.

– Извините, что я спрашиваю, но как вы себя чувствуете? Я видел сегодня, как вы упали.

– Спасибо за беспокойство. Руку немного отдавили, но, в общем-то, я еще дешево отделалась. А вы, кажется, из Махачкалы, не так ли?

– Да, мы летели вместе с вами из Баку, – вежливо проговорил Шадман. – Я работаю в Махачкале, в налоговом управлении. Простите, что потревожил вас. Я так испугался, когда вы упали. А еще сверху на вас повалилась ваша подруга. Хорошо, что ваш брат успел среагировать и сумел сдержать людей. Иначе вас затоптали бы.

– Значит, вы заметили, как я упала?

– Да. Я шел прямо за вами, – сказал Шадман.

– А может, вы видели, кто меня толкнул? – спросила я, нисколько не надеясь получить ответ.

– Вы считаете, что вас нарочно толкнули? – По-русски он говорил хорошо, почти без акцента.

– Мне показалось, что нарочно.

– Нет. Это было не нарочно. Просто человек споткнулся, выставил вперед руку и задел вас. Он тоже едва не упал.

– Кто это был? Хаджи Рахман или Абдулали Магомедов?

– Нет-нет. Они шли чуть в стороне. А я шагал прямо за вами и все видел. Это был наш паломник Абдулсалим, сосед по номеру нашего хаджи Рахмана. Вы, наверное, его видели. Такой полный мужчина. Ему приходится сложнее всех. При его тучности совсем непросто выдерживать такую жару, – участливо произнес Шадман.

Я ошеломленно посмотрела на него.

Абдулсалим споткнулся и случайно меня толкнул!.. Нет уж, он это делал с явным расчетом. А еще этот негодяй – сосед хаджи Рахмана по номеру.

Какая я дура! Просто кретинка. Вчера я громко беседовала с хаджи прямо у его номера. Абдулсалим наверняка слышал наш разговор про Джамалова.

– Спасибо, – отрывисто бросила я и побежала по коридору.

Мне нужно было предупредить хаджи Рахмана, пока еще не поздно.

Я подлетела к его номеру и громко постучала. Раз, второй, третий. Никто не отвечал.

Только этого не хватало! Что мне делать? Может, найти Магомедова, которому так верил хаджи?

Пока я размышляла, дверь медленно открылась. На пороге стоял хаджи. У меня возникло такое ощущение, что я видела его не час назад, а вчера или позавчера. Он тяжело дышал, печально смотрел на меня. Лицо его было каким-то обмякшим.

– Я знаю, кто меня толкнул, – тихо проговорила я.

– И я знаю, – неожиданно сказал он.

Откуда старик может это знать? Полчаса назад он еще ничего не ведал.

– Где ваш сосед по номеру? – так же тихо спросила я.

Хаджи Рахман согласно кивнул и ответил на мой невысказанный вопрос:

– Да, это он. Но его сейчас нет.

– Откуда вы узнали?

– Двери!.. Здесь хорошая слышимость. По коридору ходят паломники, и я слышу их разговоры. Я только сейчас вспомнил, что вы говорили про Джамалова, когда мы стояли у дверей. Лишь несколько минут назад. А как вы догадались?

– Один из ваших паломников видел, как этот негодяй меня толкнул.

– Кто именно?

– Шадман.

– Ему можно верить. Он солидный человек, – проговорил, словно размышляя, хаджи Рахман.

– Да, он видел, как ваш сосед по номеру меня толкнул, хотя считает, что тот споткнулся и сделал это нечаянно.

– Нет, он не споткнулся, – убежденно заявил хаджи Рахман. – Мой сосед и на самом деле вас толкнул. Я вспомнил, что разговаривал с Магомедовым при нем. Только он мог все слышать и знать. Значит, это и есть тот самый «другой». Жаль, что мы завтра улетаем и у нас нет возможности все проверить.

– Есть! – возразила я.

Иногда нужно вспоминать, что я майор МНБ Азербайджана, а не наивная дурочка.

– Мой телефон! – Я достала свой мобильник. – Я оставлю его здесь, а мы с вами пойдем ко мне в номер. Когда он вернется, вы ему позвоните и скажете, что я вам пожаловалась на него. Мол, один из ваших паломников увидел, как он меня толкнул. Намеренно!..

– Вы думаете, сработает? – недоверчиво спросил хаджи.

– Должно сработать, – убежденно заявила я. – Если это он, то ваш звонок выведет его из состояния равновесия. Он обязательно начнет нервничать. А мы услышим, как именно этот негодяй будет себя вести. В телефоне есть функция диктофона. Можно оставить мобильник рядом с его кроватью.

– Давайте, – согласился хаджи Рахман. – Послушайте!.. Кем вы работаете?

– В институте литературы, – ответила я. – Просто очень люблю читать детективы.

Я включила диктофон на своем телефоне. Хаджи Рахман оставил на столе записку своему соседу с просьбой позвонить. Мы сделали это намеренно, чтобы узнать, когда вернется Абдулсалим.

Мы едва успели спуститься в мой номер, как зазвонил его телефон. Это был Абдулсалим.

– Еще раз с праздником! – весело проговорил он. – Что случилось, хаджи?

– Мне звонила молодая женщина из бакинской группы, – сказал хаджи Рахман. – Вчера она приходила к нам в номер. Может, ты ее помнишь?

– Нет, – нагло соврал Абдулсалим. – Не помню.

– Она сегодня упала и едва не погибла.

– Очень жаль. Значит, ей повезло.

– Нет, не повезло. Ей рассказали, что именно ты ее толкнул. Поэтому она и позвонила мне. Возмущалась твоим поведением.

– Кто ей такое сказал? – Даже по изменившемуся тембру голоса все было понятно.

– Не знаю. Но она очень рассердилась. Я хотел тебя предупредить.

– Да, большое спасибо. Я обязательно ее найду и поговорю с ней. – Абдулсалим отключился.

Мы посмотрели друг на друга. Теперь нужно немного подождать. А потом я пойду и заберу телефон.

– Я поднимусь в кафе и вызову его туда, – предложил хаджи Рахман. – Вот мой ключ. Войди в нашу комнату и забери свой телефон. Посмотрим, кому он позвонил.

– Если Абдулсалим будет говорить по-арабски, то я ничего не пойму, – предупредила я старика.

– Ничего страшного. Наш Магомедов хорошо знает арабский.

Кажется, хаджи понравилась эта игра в детективов. Мы вышли из номера, поднялись наверх. Рахман позвонил своему соседу и пригласил его прийти в кафе. Там столько людей, что нет свободных мест.

Я спустилась и ждала, пока к лифту подойдет Абдулсалим. Даже смотреть на него мне было противно. Убийца и террорист!

Я вошла в их номер, забрала телефон, возвратилась к себе и включила запись. Потом, спустя много месяцев, я поняла, что это были самые тяжелые минуты в моей жизни.

После долгой тишины последовал наш разговор. Потом я услышала, как Абдулсалим громко выругался. Ему явно не понравился звонок хаджи Рахмана. Он сразу кому-то позвонил. Я напряглась, но разговор шел на русском языке.

«Она узнала, кто ее толкнул. Эта сука все разнюхала, – торопливо проговорил Абдулсалим. – Нет, я не знаю, кто ей рассказал. Я так и думал. Она, наверное, работает в какой-нибудь спецслужбе. Я так и думал, когда узнал, что она ходила выяснять про Джамалова и Хасанова. Нет, я не мог оставить его в живых. Иначе полиция не арестовала бы Джамалова. Ты ведь знаешь, что я действовал по вашему плану. А Хасанов еще и стал задавать лишние вопросы. Поэтому нужно было его осторожно убрать. Конечно, я подставил Джамалова, и они за ним следили. Она пришла и все рассказала хаджи Рахману. Я стоял за дверью и слышал их разговор. Поэтому толкнул эту гадину. Но она сумела зацепиться за свою толстую соседку и упала вместе с ней. Они тут же поднялись. Ее брат им очень помог. С нашей стороны тоже кто-то сдерживал людей, не давал им напирать».

Затем он целую минуту молчал, видимо, слушал своего собеседника и наконец прервал его:

«Я все сделал точно так, как вы мне приказали. Два раза давал лекарство самому хаджи. Вы думаете, что мне приятно находиться с ним в одной комнате? Я все время боюсь заразиться, даже несмотря на ваши лекарства. Мне известно, что противоядия нет. Не беспокойтесь, меня сейчас никто не слышит. Ваш хаджи гарантированно заразит всех богословов, прибывших на совещание. Они разнесут болезнь по всей России. Там думают, что смогут себя защитить. Просто никто не ожидает такого оружия. Нет, я не болтаю. Здесь меня никто не услышит. До завтра еще потерплю. Надеюсь, что он сразу улетит в Москву. Я очень боюсь, что вы меня обманете. Первым зараженным человеком окажусь именно я!»

Снова молчание. Видимо, собеседник его успокаивал.

«Мне еще нужно разобраться с этой сукой! – Нет, зря он меня так называет. – Завтра она может устроить скандал в самолете. Нужно придумать, как не лететь с ними в Стамбул. Скажу, что вывихнул ногу, когда сегодня случайно поскользнулся и толкнул ее. Пусть не верит. Хаджи полетит в Москву, когда лекарство уже начнет действовать. Может, он заразит их всех уже завтра, в самолете!».

Я слушала и не верила своим ушам, потом прокрутила запись еще раз. Этого следовало ожидать. Рано или поздно террористы обязательно применят ядерное оружие, которым можно убить сотни тысяч людей, либо биологическое, которое погубит миллионы.

Я вспомнила, как один из защитников террористов, собиравшихся взорвать десять авиалайнеров над Атлантикой, оправдывал их действия непримиримой войной. Ведущий пытался его урезонить, сказал, что в самолетах были сотни мусульман, в том числе дети и женщины. Еще тысячи других людей, ни в чем не виноватых.

Тогда этот тип хладнокровно ответил:

«Они все равно все виноваты. Пусть не голосуют за Блэра».

Вот так. Для таких выродков цена человеческой жизни равна нулю. Они готовы уничтожить половину населения нашей планеты, чтобы все остальные жили по их правилам.

Я сидела на кровати, и слезы катились у меня по щеке. Потом пришел хаджи Рахман и послушал запись. Честное слово, у него не дрогнул ни один мускул на лице. Словно речь шла не о нем. Ни один. Я смотрела на него и беззвучно плакала.

 

Интерлюдия

Остальное вы, очевидно, знаете из газетных сообщений. Террорист Абдулсалим был арестован саудовской службой безопасности. Мы передали им эту запись, правильно рассудив, что по российскому законодательству самое большое наказание – это пожизненное заключение. Тогда как в Саудовской Аравии есть смертная казнь в ее самом ужасном виде. Публичное отсечение головы!

Его напарник, с которым он разговаривал, успел сбежать и был объявлен в международный розыск. Потом говорили, что его ликвидировали агенты МОССАДа. Не совсем понимаю, откуда они могли узнать о том, что происходило здесь, в Мекке.

Позже выяснилось, что где-то в Южной Африке еще несколько лет назад были разработаны штаммы вируса Эболы, от которых нет никакой защиты. Несколько ученых-расистов пытались таким вот образом устроить эпидемию этой самой заразной болезни на земле в ЮАР, в стране «победивших черных», как они тогда говорили.

Идея была в том, чтобы этот вирус поражал только черных. Но природа мудрее самых подлых мыслей. Вывести подобный штамм просто невозможно. Он убивал всех, без разбора. Ученые понимали опасность. Они не решились использовать вирус, но продали его не самым лучшим людям, которые попытались пустить в ход это страшное оружие.

Все было рассчитано до мелочей. Ведь на входе в аэропорт никто не станет проверять каждого человека на наличие в нем этого вируса Эболы. Девять из десяти человек, зараженных им, гарантированно умирают. От него нет никакой защиты.

Можете не поверить, но Абдулсалиму публично отрубили голову. В обвинении были указаны и попытка заражения, и убийство Хасанова, и ложный донос на Джамалова, и даже попытка убить меня.

Но все эти преступления были бы не так ужасны, если бы он не допустил самого страшного святотатства. Абдулсалим совершал преступления во время своего хаджа, а такому кощунству нет прощения в Саудовской Аравии.

Я понимала, что мы поступили ужасно, но, по-моему, правильно. Если бы ситуация повторилась, я сделала бы точно так же. Иногда нужно уметь отвечать жестокостью на жестокость. Ведь террористы планировали смерть миллионов людей.

Хаджи Рахман понял все, как только прослушал запись. Он не вернулся домой и не полетел в Стамбул. Старик попросил сжечь его тело после смерти, чтобы зараза не могла распространиться среди людей, и не разрешил мне попрощаться с ним.

Я умоляла его обратиться к врачам, но хаджи Рахман был мудрым человеком. Если террористы считали, что уже в самолете, на пути обратно, он может заразить людей, то это означало, что времени у нас совсем нет. Вернее, его не имелось у хаджи Рахмана. Тогда он принял решение. Вызвал полицию, попросил меня передать им мой телефон и поднялся к себе.

Самое примечательное, что в последние минуты своей жизни он не захотел встретиться с Абдулсалимом. Очевидно, решил, что не стоит омрачать свои последние минуты разговором с таким мерзавцем. Может, и правильно сделал.

Абдулсалим его искал, снова звонил своему напарнику и требовал помощи. Он уже понимал, что каким-то неведомым образом раскрыт.

В эти минуты хаджи Рахман молился. Потом он позвонил домой, ничего не стал объяснять и только попрощался со своей семьей. Старик на всякий случай оставил записку, указал в ней, чтобы никто, кроме медиков, не трогал его тела. Я уже говорила, что он попросил сжечь себя.

В отличие от мерзавцев, которые планировали пронести заразу в Россию и убить столько людей, устроить невиданный террористический акт, он понимал, что любой ущерб недопустим. Это террористы считали, что гибель случайных и невиновных людей – вполне «допустимый ущерб» в их войне. Так думают мерзавцы во все времена и у всех народов. Человеческие жизни для них – всего лишь «допустимый ущерб», при помощи которого можно добиться своих целей. Чужие и даже свои. Никакой жалости.

Я часто вспоминаю наш последний разговор с хаджи и понимаю, что в тот момент беседовала уже со святым человеком, принявшим решение умереть, чтобы не причинять вреда людям, близким и далеким. Он не оставил себе ни единого шанса, попросил, чтобы его тело сожгли.

А ведь хаджи Рахман был верующим мусульманином. Он понимал, что его должны хоронить по религиозным законам, завернуть в саван и положить на левой бок, лицом к Каабе. Но этот человек знал, какой опасности может подвергнуть людей даже после своей смерти.

Более того. Ему было прекрасно известно, что мусульманин не имеет права на самоубийство. Но он нарушил и этот канон. Я уверена, что Аллах должен простить его небольшие грехи во имя всех остальных людей. На самом деле он поступил как истинно верующий, по-настоящему святой человек.

А я думала, что таких в наше время уже не осталось. Значит, мне повезло, я встретилась с ним. Он действительно был святым, настоящим хаджи, которого можно ставить в пример всем остальным.

Благодаря ему я стала верующей. Нет, это не пропаганда религии. Я позволяю себе появляться на людях без платка, не соблюдаю пост, иногда гневаюсь, в общем, веду себя как обычный человек, не совсем религиозный. Но в каждый праздник Курбан-байрам я вспоминаю этого святого, с которым меня свела жизнь, и мысленно желаю его детям, родным и близким долгих лет жизни. Ведь он фактически спас миллионы людей от смерти.

А еще я всегда раздаю мясо жертвенных животных всем нуждающимся и произношу слова, которые так часто говорят мусульмане во всем мире: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед Пророк Его». Может, там действительно что-то есть?

Душа хаджи Рахмана, который оказался таким стойким, порядочным и честным человеком, теперь пребывает в раю. Я уверена в этом.

 

Вместо эпилога

В Махачкале было утро, когда Шадман вошел в чайхану. Здесь почти никого не было. Он сел за столик в углу и увидел невысокого человека с самой обычной внешностью и каким-то стертым лицом.

Незнакомец сел за столик и сказал:

– Яков Аронович благодарит вас за отличную работу.

– Я только пытался им помочь, – заявил Шадман. – Жалко хаджи. Он был очень хорошим человеком. Когда Кеклик упала, я тоже попытался остановить людей, чтобы они ее не затоптали. Это было просто подло со стороны убийцы.

– Спасибо, – сказал незнакомец. – Вы все сделали правильно. Мы еще свяжемся с вами. – С этими словами он вышел из чайханы.

Шадман Ахметханов продолжал пить чай. Он уже никуда не торопился.