Глава 1

В ночь с двадцатого на двадцать первое августа решалась судьба цивилизации. Подошедший к концу двадцатый век, словно выдохшийся бегун, притормозил на одну ночь, чтобы обдумать и понять, что именно с ним происходит и в каком направлении ему следует бежать. Век, начавшийся с выстрелов в Сараево грандиозной и бессмысленной мировой бойней, в которой погибли миллионы людей и были уничтожены все континентальные империи – Российская, Германская, Турецкая, Австро-Венгерская. Век, в котором ожесточенные гражданские войны стали обычным явлением от Китая до Мексики, от России до Африки, от Испании до Кореи. Век самой крупной экономической депрессии и спада экономики, вызвавший обнищание миллионов, век, в котором на протяжении шести лет шла Вторая мировая война, обошедшаяся человечеству в пятьдесят с лишним миллионов жизней и закончившаяся трагическим эпилогом – двумя атомными бомбами, сброшенными на Хиросиму и Нагасаки. Век зарождения фашизма, с таким трудом побежденного объединенными нациями, и изнурительной «холодной войны», когда количество накопленного оружия могло несколько раз уничтожить всю планету. Век Освенцима и Бухенвальда, Эль-Аламейна и Сталинграда, Катыни и Хатыни. Но в то же время век великих научных открытий и выхода в космос. Человечество придумает Интернет, сделает авиацию обычным транспортным средством, изобретет мобильную связь, победит многие болезни. Век объединения Европы и пробуждения Африки и Латинской Америки.

Но если серьезно проанализировать и абсолютно беспристрастно подойти к итогам трагического и такого богатого на события двадцатого века, то следует признать, что самым важным явлением столетия стало создание Советского Союза, провозгласившего новый социальный строй и давшего надежду человечеству в октябре семнадцатого года. Это столетие прошло под знаменем идей, победивших в СССР, вызвало ожесточенное противостояние двух систем и подошло к концу в августе девяносто первого года, когда цивилизация, казалось, свернула с уже намеченного пути. Идеи равенства и справедливости, о которых мечтали все предыдущие поколения, оказались несовместимыми с отсутствием свободы и демократии. Рухнула не просто страна или социальный строй. Оказалась опрокинутой сама идея о возможности создания бесклассового государства всеобщего равенства и коммунистическая мечта, в которую верило так много людей во всем мире и которая была так бессовестно опорочена в тридцатые годы в СССР, во времена «культурной революции» в Китае и победы «красных кхмеров» в Кампучии.

В эту ночь почти не спал Михаил Сергеевич Горбачев, запертый на своей даче в Крыму. Он слушал зарубежные голоса и уже знал о трагедии в Москве, где погибло несколько человек. По разным источникам начали передавать уже о десятках погибших, и это было самым плохим известием за последние два дня его вынужденного затворничества на даче в Форосе. Как ни пытался он огородить супругу от подобных известий, она обо всем узнала, поэтому тоже не могла сомкнуть глаз. Умная и проницательная женщина понимала, что первая кровь может привести к необратимым последствиям, и тогда собравшиеся в Москве члены ГКЧП просто не допустят возвращения Горбачева в свой кабинет.

В эту ночь не спал и Борис Николаевич Ельцин. Вместе с группой своих сторонников он спустился в бункер, находившийся под Белым домом. Это было бомбоубежище, выстроенное с таким расчетом, чтобы там в момент чрезвычайной ситуации могли спрятаться члены правительства. Из бункера вел выход прямо в метро, куда нужно спускаться по длинной лестнице, но его заминировали сторонники российского президента. Несмотря на запрет, они часто злоупотребляли спиртным, что вызывало раздражение у Ельцина. Он все время пытался выйти на руководителей других республик, но те либо избегали с ним разговаривать, либо уклонялись от прямых ответов. Ни один не был готов к жесткому противостоянию с союзными властями, как это делал он сам.

Западные лидеры звонили и осторожно выражали свою поддержку, однако все понимали сложное положение Ельцина и российских властей. Президент Буш пожелал вырваться из «танковых тисков». Гельмут Коль звонил, чтобы уточнить про истинное положение дел в Москве. Как только объявили о создании ГКЧП, рухнула немецкая марка. Все помнили о тысячах танков и советском воинском контингенте, все еще находившемся в Восточной Германии. Спустя некоторое время напишут, что Ельцин и российские власти были в полной изоляции. Это неправда. Хотя часть правительственных телефонов действительно не работала, но более полутора десяткам лидеров западных стран удалось дозвониться до Ельцина.

Когда пришли сообщения о погибших, начальник личной охраны Ельцина Коржаков принял решение спасать российского президента и вывезти его в американское посольство. Уже в президентском «ЗИЛе» Ельцин категорически откажется покидать территорию Белого дома. Это был, несомненно, акт личного мужества и хорошо просчитанный политический акт. Находясь в американском посольстве, российский президент мог легко спасти свою жизнь, но навсегда загубить свою политическую карьеру. И он остался в Белом доме. Все понимали, что штурм должен состояться. На следующее утро было назначено заседание Верховного Совета РСФСР. Никто не сомневался, что российский парламент осудит действия путчистов. Сидевший рядом с Ельциным Руслан Хасбулатов что-то быстро писал, готовясь к завтрашнему заседанию. Из Белого дома снова ушел Силаев. Российский премьер не был готов умирать вместе с остальными, о чем достаточно честно и сказал Ельцину. Зато в бункер вместе с мужчинами спустились и женщины – секретари, стенографистки, машинистки, сотрудницы аппарата. Даже пожилая буфетчица тетя Нина, которой было уже за шестьдесят, присоединилась к своим молодым коллегам, не пожелав уходить из здания, обреченного на штурм. Так они все вместе и провели эту ночь в бункере в ожидании штурма.

Руслан Хасбулатов в эти сложные дни проявил себя достаточно мужественным и смелым человеком. Но, как обычный человек, провинциал, сделавший феноменальную карьеру, и преподаватель, в одночасье вознесенный на вершины власти, с этого дня он почти искренне считал себя равным Ельцину, не понимая истинного величия первого Президента России. Даже если абсолютно объективно оценивать Ельцина с огромным знаком «минус», следует признать масштаб личности этого человека, его невероятную энергетику, несопоставимую с таковой у обычных людей. А Хасбулатов не сумел или не захотел понять этого. Ведь так легко считать, что «кардинал и галантерейщик могут спасти Францию».

Не спал в эту ночь и Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Вот уже два дня ему беспрерывно звонили из Москвы. Сначала Ельцин, затем Шенин, потом – снова Ельцин и снова Шенин. Все понимали, что от его позиции может зависеть мнение и остальных шести мусульманских республик. Он старался отвечать достаточно осторожно, опасаясь втянуть республику в московские разборки. Назарбаев сознавал, что в случае победы путчистов положение сразу изменится. Но он видел нерешительность и колебания путчистов, отмечая нарастающую волну сопротивления, и поэтому на все призывы Шенина согласиться на срочный созыв Пленума ЦК КПСС с поддержкой деятельности ГКЧП не давал своего согласия.

Не спал председатель Верховного Совета Украины Леонид Кравчук. Спустя много лет он не будет вспоминать, как соглашался с приехавшим генералом Варенниковым и готов был ввести чрезвычайное положение на Украине, но осторожно решил немного подождать, чтобы уже через несколько дней стать ярым демократом и сторонником полной независимости Украины. А в памяти Раисы Горбачевой Кравчук останется как наиболее рьяный сторонник жестких мер в отношении всех несогласных. Сделавший карьеру в партии, Леонид Кравчук был известен как непримиримый цензор, строгий идеологический надзиратель, так много и глупо досаждавший деятелям культуры Украины. Сразу после августовских событий он превратится в истового демократа, который решительно возьмет курс на независимость своей республики. И постарается забыть свое поведение девятнадцатого августа, когда он сказал корреспонденту программы «Время» по поводу создания ГКЧП и изоляции Горбачева: «Рано или поздно это должно было произойти».

Вечером двадцатого августа в Кремле снова собрались основные члены Комитета. Язов, как добросовестный служака, явился одним из первых и почти все время угрюмо просидел на стуле, не пытаясь что-либо сказать. Он начал сознавать, что введенные в город танки ничего, кроме раздражения, не вызвали, и поэтому мрачно молчал. Среди собравшихся были Янаев, Бакланов, Тизяков, Стародубцев. Приехал Шенин вместе с первым секретарем московского горкома Прокофьевым. Последним появился Крючков. Пуго позвонил и сообщил, что находится в своем кабинете. Он видел, что происходит в городе, понимал, в какие неуправляемые процессы все может вылиться, и знал, что из российского Министерства внутренних дел пошли распоряжения о мобилизации курсантов различных школ милиции, которые формировали отряды для прибытия в Москву. Заместитель министра внутренних дел России генерал Дунаев отправил шифрограмму начальникам Вологодской, Брянской, Рязанской, Владимирской и Орловской школ милиции, где приказывал прибыть к двадцать первому августу в Москву с оружием и боеприпасами. Пуго отчетливо представлял, в какую гражданскую войну все это может трансформироваться. Поэтому послал срочное сообщение: «Стало известно, что начальникам ряда учебных заведений со стороны руководства МВД РСФСР дано указание прибыть в Москву с оружием к утру 21 августа. Учитывая, что в Москве введено чрезвычайное положение, направление в Москву и Московскую область личного состава категорически запрещаю». Сейчас этот вопрос волновал его более всех остальных.

Крючков рассказал о положении в городе. Еще не было известно о трех погибших, но все уже понимали, что два последних дня оказались полностью провальными для созданного Комитета. Все высшие руководители страны, которые поддержали создание ГКЧП, оказались не готовы к руководству страной в столь сложной обстановке. По большому счету, это была личная трагедия порядочных и честных людей, искренне пытавшихся спасти свою страну, остановить ее распад. Но казалось, что сама история была в эти дни против них. Энергия, зародившаяся в октябре семнадцатого и так триумфально побеждавшая на протяжении многих лет, просто выдохлась к августу девяносто первого. Никто не понимал, что именно происходит, но тысячи людей вокруг Белого дома и в Ленинграде, вышедшие на демонстрацию, были зримым воплощением протеста людей против их политики. И это пугало и парализовывало волю собравшихся.

Почти полуторачасовое совещание ни к чему не привело. Становилось понятно, что без президента страны все последующие решения ГКЧП будут восприниматься с большим сомнением. Выступавшие на митингах требовали возвращения Горбачева. Ведь все остальные высшие руководители страны были на своих местах и входили в созданный Комитет, а отсутствие самого Президента СССР создавало некий вакуум власти. Много лет спустя Ельцин убежденно скажет, что Горбачев знал о готовящихся чрезвычайных мерах, и этим фактически подтвердит тот парадоксальный факт, что требование возвращения президента страны было удобным поводом для неподчинения решениям союзной власти. Вернувшийся же из Фороса Горбачев позволит арестовать всех руководителей бывшей страны, обвинив их в заговоре, откажется от собственной партии, благодаря которой он и занял высшую должность в стране, и даже не поймет, что теперь он действительно окажется в полной изоляции, когда ни один чиновник или политик уже не станет принимать его всерьез. Более того, свидетельством абсолютного непонимания ситуации и характерного стиля работы самого Горбачева сразу после возвращения будут назначения на самые ответственные должности в стране: министром обороны – генерала Моисеева, министром внутренних дел – генерала Трушина, председателем КГБ – генерала Шебаршина. Уже на следующий день он в очередной раз продемонстрирует свою непоследовательность, сняв только что назначенных офицеров и заменив их другими. Трагедия, превратившаяся в фарс, продолжала разрушать единую страну. И весь мир следил за этими судорожными телодвижениями с насмешкой и презрением.

Совещание закончилось достаточно поздно. Приняли решение завтра утром вылететь в Форос, чтобы уговорить Горбачева вернуться в Москву. Ведь главным требованием демонстрантов было возвращение Президента СССР. Все собравшиеся понимали, что возвращение Горбачева будет фактически крахом объявленного Государственного Комитета, но дальше медлить уже нельзя. Страна оказывалась в подвешенном состоянии, когда почти никто не выпонял никаких приказов из Центра, выжидая, чем все закончится в Москве. К тому же все собравшиеся в Кремле уже знали, что на завтра назначена сессия Верховного Совета РСФСР. И никто не сомневался, что российские депутаты под влиянием Ельцина и Хасбулатова осудят введение ГКЧП. Было решено, что в Форос полетят Бакланов, Тизяков, Крючков и Язов. На этом совещание закончилось.

Вернувшийся к себе Крючков так и не смог нормально выспаться. Он снова и снова спрашивал себя, правильно ли они поступают, не сумев убедить инакомыслящих или подавить их выступление. Уже через два дня после своего ареста он заявит, что жалеет о своей неопределенной позиции и мог бы поступить иначе, если бы имел возможность вернуться на пять-шесть дней назад. Когда ему доложили о трех погибших, он сразу перезвонил Язову. Маршал уже знал о случившемся. Он подавленно предложил начать вывод танков. Крючков ничего не ответил. Вежливо попрощался и положил трубку. Язов перезвонил Янаеву. Тот тоже не сумел принять никакого решения. Маршал уже понимал, что во всех жертвах обвинят его одного. Он позвонил Бакланову. Услышав о погибших, тот сам предложил вывести танки. Бакланов тоже видел, что введенные войска только раздражают демонстрантов. Язов облегченно поблагодарил и сразу отдал приказ о выводе танков.

Не спали в эту ночь и лидер литовского «Саюдиса», и председатель Верховного Совета Литвы Ландсбергис, сознававший, чем может закончиться победа ГКЧП. На вопрос одного из журналистов, что именно будет делать Литва в случае победы заговорщиков и ввода в республику дополнительного контингента советских войск, он раздраженно ответил, что «мы сдадимся». Это был достаточно честный и мужественный ответ. Воевать своими силами с Советской армией Литва не смогла бы. Январское противостояние закончилось трагедией. Ему так не хотелось допускать даже мысли о возможных новых жертвах, и он прекрасно понимал, что не только его личная судьба решается в Москве, но и будущая судьба всего литовского народа. Однако в повторение событий сорокового года или конца сороковых, когда были депортированы и осуждены тысячи литовцев, Ландсбергис не верил – ситуация в мире и в стране кардинально изменилась. Но при этом понимал, что обретение независимости может растянуться еще на долгие годы в случае победы ГКЧП, и поэтому так волновался.

В эту ночь не спал и секретарь ЦК КПСС Олег Шенин. Он обзванивал секретарей обкомов и руководителей партийных организацией республик и почти везде находил поддержку и понимание. Все три прибалтийские компартии, оставшиеся в рядах КПСС, были готовы безоговорочно поддержать решения ГКЧП. Это был их единственный шанс на возможное изменение ситуации в их пользу. Некоторые республиканские лидеры осторожно заявили о своей готовности к сотрудничеству. Наиболее резко высказался Президент Азербайджана Муталибов, который, находясь в Иране, не скрывал своего одобрения введением ГКЧП. Готовы были поддержать действия созданного Комитета председатель Верховного Совета Белорусии Дементей и белорусские коммунисты. Таджикистан и Туркмения тоже были согласны на проведение внеочередного Пленума с поддержкой ГКЧП. Российские секретари обкомов безоговорочно поддерживали любые инциативы Секретариата ЦК КПСС. Никто особенно не скрывал, что Горбачев надоел всем своей неконкретной риторикой, своими лихорадочными метаниями из стороны в сторону, своей непоследовательной позицией. И вместе с тем людей настораживали многотысячные митинги протестов в обеих столицах и мировая реакция на отстранение законного президента от власти. Именно поэтому многие предпочитали не высказывать определенно свою конкретную позицию, выжидая, чем именно закончится противостояние в Москве.

Не спал председатель Верховного Совета Армении Левон Тер-Петросян. Молодой ученый, пришедший к власти в Армении на волне карабахского противостояния, он был достаточно осторожным и прагматичным политиком. Именно его, как одного из влиятельных членов созданной союзной комиссии, пошлют в Литву для изучения обстановки в республике сразу после январских событий. Тер-Петросян делал все от него зависящее, чтобы не допустить подобного противостояния в Армении. Январские события прошлого года в Баку и апрельские события восемьдесят девятого в Тбилиси наглядно демонстрировали, что именно может произойти и в Армении. И, несмотря на ежедневные сводки о военных столкновениях в Карабахе и на всей армяно-азербайджанской границе, Тер-Петросян демонстрировал удивительную гибкость, позволявшую ему избегать открытой конфронтации с Москвой. Более того, он оказался гораздо более радикальным демократическим политиком, чем многие его коллеги даже из прибалтийских республик. Именно при нем было конфисковано все имущество армянской компартии, а ее руководители были выселены из занимаемых ими помещений. Вместе с тем Тер-Петросян отлично сознавал, что победа ГКЧП будет означать жесткое подавление любых сепаратистских настроений в Нагорном Карабахе. Поэтому он и не спал, сидя в своем кабинете и ожидая известий из Москвы.

Спустя несколько лет он уйдет в отставку, несогласный с воинствующей позицией своих оппонентов Кочаряна – Саркисяна, сделавших себе карьеру в военных столкновениях в Карабахе. Тер-Петросян окажется способным подняться над кровавым и затянувшимся конфликтом двух соседних народов и обратиться к собственным согражданам с достаточно честным воззванием, объясняя, что необходимо искать компромиссы со своими соседями, иначе сама республика может оказаться в изоляции.

Не спал Президент Грузии Звиад Гамсахурдиа. Кроме тревожных вестей из Москвы, он получал еще более плохие известия из регионов республики. В Южной Осетии и Абхазии уже шли военные стычки с применением автоматического оружия. Своей воинствующей риторикой и непродуманной национальной политикой Гамсахурдиа испортил отношения не только с абхазами и осетинами, но умудрился довести до грани и отношения с азербайджанцами и армянами, также населявшими его республику. В день объявления ГКЧП в Москве в Тбилиси подал в отставку премьер-министр Сигуа. Экономическое положение становилось катастрофическим. Самое же трагичное было в том, что силовые структуры грузинского Министерства внутренних дел постепенно выходили из-под контроля самого Гамсахурдиа, а созданная профессором Джабой Иоселиани организация «Мхедриони» уже не скрывала, что вооружается для борьбы с непредсказуемой политикой одиозного президента. Гамсахурдиа знал, что Иоселиани был бывшим «вором в законе». Но использовать подобный штамп против своего оппонента он не мог, иначе ему припомнили бы собственное сотрудничество с КГБ. Гамсахурдиа уехал домой далеко за полночь, но так и не смог уснуть в эту ночь, отчетливо понимая, насколько сложна обстановка в Грузии независимо от событий в Москве. А если там победят члены ГКЧП, то его собственное смещение будет лишь вопросом времени. Хотя никто не гарантирует ему спокойную жизнь даже в случае их поражения.

Не спал в эту ночь бывший член Политбюро и бывший первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Гейдар Алиев. Ему нелегко дался выход из партии. Он был не просто партийным или советским чиновником. Этот человек провел больше четверти века в органах государственной безопасности, пройдя путь от рядового сотрудника до председателя и генерала КГБ. В Советском Союзе звание генералов КГБ не давали диссидентам или сомневающимся политикам. Это был абсолютно прагматичный, умный, волевой, сильный руководитель, лучше других политиков понимающий степень деградации некогда великой идеи и единой страны. Он находился в эту ночь в Нахичевани. Алиев не сомневался, что противостояние в Москве так или иначе отразится на всех республиках, и прекрасно знал, что земляки защитят его от любых попыток задержания или ареста. Вместе с тем он отчетливо видел, что вторая супердержава в мире уже корчится в судорогах распада, и нет прежних сил и энергии не только для того, чтобы повернуть ситуацию вспять, но даже попытаться сохранить существующую страну. Невероятный парадокс этого незаурядного политика состоял и в том, что, будучи генералом КГБ, он станет всенародным лидером, которому после его смерти будут ставить памятники и поклоняться его памяти. На его похороны, уже спустя много лет, прилетит Президент России Владимир Путин, который неожиданно для многих сделает сенсационное признание, что «любил и уважал этого человека».

Не спал в эту ночь Анатолий Лукьянов. Позже Председателя Президиума Верховного Совета СССР назовут идеологом заговорщиков. Он действительно поддерживал их изо всех сил. Еще в прошлом году, когда Горбачев решил стать Президентом СССР, Лукьянов предложил ему идти на всеобщие выборы, чтобы получить мандат доверия, но Михаил Сергеевич категорически отказался. Он знал, что многие миллионы людей просто не захотят голосовать за его кандидатуру, а допустить избрание с минимальным перевесом над возможным оппонентом не хотел. Поэтому избрал вполне безопасный путь выборов президента страны на съезде народных депутатов. Нужно отдать должное Горбачеву, он уже в девяностом году понимал, насколько ничтожны его шансы на избрание по всей стране.

Лукьянов лучше других знал характер своего давнего университетского товарища – его непоследовательность, половинчатость, многословность, нерешительность, неспособность принимать ответственные решения и отвечать за них, поэтому был уверен, что вариант с задержкой Горбачева в Форосе и передача части его функций другим товарищам будет наилучшим вариантом для страны. Но он явно переоценил возможности «товарищей». Премьер Павлов неожиданно слег с гипертоническим кризом, а Янаев явно не подходил на роль даже руководителя провинциального театра. Бакланов и Шенин в такой ситуации не захотели брать ответственность на себя.

Днем двадцатого августа к Лукьянову приехали вице-президент России Руцкой, премьер Силаев и спикер российского парламента Хасбулатов. Он уже знал, что перед Белым домом идет грандиозный митинг, на котором по очереди выступают многие известные политики, в том числе А. Яковлев, Э. Шеварднадзе, Г. Попов, С. Станкевич. Приехавшие требовали срочного созыва Съезда народных депутатов, отзыва танков, встречи с Горбачевым и разрешения на выпуск запрещенных газет. Лукьянов уклонялся от ответов, обещая обдумать эти предложения. Он все еще надеялся, что силовые структуры смогут взять под свой контроль Белый дом, и не хотел связывать себя никакими обещаниями. Гости вышли из его кабинета раздосадованные и ничего не добившиеся.

– Он даже не собрал за эти дни заседание Президиума Верховного Совета, – возмущался Хасбулатов.

– Лукьянов вместе с ними, – убежденно отвечал Силаев. – Я давно его знаю. Он ничего просто так не делает. Все заранее продумывает и взвешивает. Наверное, ждет, когда Язов и Крючков возьмут штурмом здание Белого дома.

А Руцкой просто громко выругался.

Они вернулись в здание российского парламента с неприятными известиями. Оставшись один, Лукьянов пригласил к себе руководителей обеих палат Верховного Совета – Лаптева и Нишанова и рассказал им о требованиях прибывшей делегации. Оба спикера согласились с мнением Лукьянова, что не следует торопиться, заседание Президума можно будет провести и двадцать первого августа. Никто из троих даже не подозревал, что уже к завтрашнему утру ситуация кардинально изменится, и Лукьянов, вылетевший за Горбачевым в Форос, сам предложит провести срочное заседание Президиума с осуждением создания ГКЧП. Благоразумные и осторожные политики Нишанов и Лаптев сделают все, как им скажет Лукьянов. Но парадокс истории состоит в том, что именно под их руководством будет проводиться заседание Верховного Совета СССР, который даст санкцию и на арест самого Лукьянова. Хитроумный Анатолий Иванович переиграет сам себя и окажется под следствием по делу ГКЧП. А Иван Лаптев пойдет еще дальше и заявит, что Председатель Президиума Верховного Совета СССР вообще не нужен парламенту и заседания должны вести руководители палат по очереди. История посмеется и над ними, оборвав политические карьеры Лаптева и Нишанова уже через несколько дней после этого.

Словно предчувствуя все эти события, Лукьянов так и не сумел уснуть в эту ночь. Он понимал, как неубедительно и глупо выглядит, назначив заседание Верховного Совета только на двадцать шестое августа, тогда как российский парламент должен был собраться уже двадцать первого. И поэтому принял очень непростое для себя решение полететь в Форос на встречу с Горбачевым. Узнав о жертвах у Белого дома, он позвонил Ивашко. Заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС, формальный лидер огромной партии в отсутствие Горбачева почти никак не проявлял себя в эти сложные дни. Он молчаливо предоставил инциативу Шенину, решив подождать, чем все это закончится. Но на ночной звонок Лукьянова и его предложение вместе лететь к Горбачеву он сразу дал согласие.

Не спал в эту ночь министр внутренних дел СССР Борис Карлович Пуго – один из самых порядочных и принципиальных политиков своего времени. Когда-нибудь, возможно, его жизнь будет описана в серии, посвященной самым известным людям прежней страны. Проработав на ответственных должностях в КГБ Латвии, он сделал все, чтобы реабилитировать незаслуженно высланных и осужденных, вернуть добрые имена многим своим соотечественникам. Более ста сорока осужденным и высланным были возвращены их добрые имена или прекращены дела в их отношении. Будучи первым секретарем ЦК Компартии Латвии в самые сложные времена середины восьмидесятых, он сохранял свои убеждения и вместе с тем пытался провести республику между ситуацией неуправляемого хаоса и нового возрождения Латвии, требуя большего суверенитета и независимости. При этом Пуго искренне полагал, что Латвия может развиваться и в составе обновленной страны. А став министром внутренних дел Советского Союза, он требовал неукоснительного соблюдения всех законов и решительно боролся со всеми случаями коррупции в рядах МВД. Возможно, за последние тридцать или сорок лет это был самый некоррумпированный министр, если считать со времен перестройки. Событие в Мядининкае выбило его из колеи. Он одним из первых узнал о том, что в убийстве литовских таможенников и полицейских могут обвинить сотрудников ОМОНа, и это стало его личной трагедией. Получая информацию со всего Союза, Пуго искренне полагал, что введение чрезвычайного положения может остановить распад страны и позволит стабилизировать ситуацию. Но два последних дня стали для него неприятным откровением. Сегодня днем ему принесли шифрограмму генерала Дунаева: «Обеспечьте автотранспортом прибывающих в Москву курсантов школ милиции». Пуго понял, что уже завтра может начаться вооруженное противостояние, и дал телеграмму: «Строжайшим образом предупреждаю о персональной ответственности за неукоснительное исполнение постановлений ГКЧП и изданных на их основании приказов министра МВД». Но это будет уже последнее распоряжение Пуго.

Он видел, как в Москве люди не хотят и не могут смириться с созданием ГКЧП, получал сообщения о выступлениях в Прибалтике, где уже давно требовали независимости его земляки. Поздно ночью ему сообщили, что есть погибшие. Подробности еще не были известны, но Пуго позвонил Язову и узнал об одном задавленном и двоих убитых демонстрантах. Язов подтвердил, что танки утром начнут выходить из города, а они вчетвером полетят за Горбачевым. Пуго поблагодарил маршала и положил трубку. Больше он уже не сомневался в том, что ему предстоит делать. В четвертом часу утра перезвонил в Ригу, узнал от оперативного дежурного, что в Латвии ситуация достаточно спокойная, и, закончив разговор, проверил свое личное оружие. Сообщение маршала Язова о том, что они полетят за Горбачевым в Форос, поставило окончательную точку в его сомнениях. Он сидел на пресс-конференции с Янаевым рядом, в отличие от министра обороны, значит, должен нести персональную ответственность за создание ГКЧП и свое участие в этом Комитете. На следующий день, не дожидаясь своего возможного ареста, Пуго застрелился. Он был и остался принципиальным человеком, не способным на компромиссы и сделки даже с собственной совестью.

Генералов Баранникова и Дунаева Ельцин позже снимет с их должностей по обвинению в коррупции, затем они примут участие в противостоянии парламента с президентом, будут арестованы и оба амнистированы. А Пуго предпочтет позору самоубийство.

На следующий день танки начали выходить из города. В Белом доме открылась сессия Верховного Совета РСФСР, которая сразу осудила действия членов ГКЧП. Было решено послать представительную делегацию за Горбачевым. Ельцину сообщили, что во Внуково стоят самолеты, готовые лететь за Президентом СССР. Российскому МВД был отдан приказ захватить самолеты, но оперативники приехали слишком поздно. Самолет с Баклановым, Тизяковым, Язовым и Крючковым полетел в Форос. Следом полетел второй самолет – с Лукьяновым и Ивашко и почти сразу вылетел третий – с российской делегацией…

Двадцать первого августа вечером Михаил Сергеевич Горбачев вернулся в Москву. Начались самые позорные и самые трагикомические дни агонии некогда великого государства.

Ремарка

Поздно вечером двадцать первого августа в прямой эфир казахстанского телевидения вышел с важным срочным сообщением президент республики Н. Назарбаев. Он сообщил, что несколько минут назад говорил с Президентом СССР М.С. Горбачевым, который сообщил ему, что находится в изоляции в Крыму на своей даче и обо всем, происходящем в стране и мире, узнает из сообщений радиоприемника, сконструированного из оставшихся запасных частей сотрудниками охраны, которые остались ему верны в его трехдневном заключении. Он расспросил Н. Назарбаева о положении в стране и добавил, что в двух разных комнатах его приема ждут прибывшие из Москвы официальные лица. В первой находятся Лукьянов и Ивашко, во второй – Бакланов, Тизяков, Язов и Крючков. Назарбаев посоветовал не принимать никого до приезда «нашей» делегации, как сказал сам Президент Казахстана, имея в виду прибытие российской делегации с представителем Казахстана на борту. Президент СССР поблагодарил всех за твердую и принципиальную позицию, приверженность законной государственной власти СССР.

В. Ардаев. «Известия», 1991 год

Ремарка

Генеральный секретарь ООН Перес де Куэльяр заявил, что он воспринял новость о восстановлении законности в Советском Союзе с глубочайшем удовлетворением. «Я убежден, – сказал он, – что после этого испытания законные власти СССР продолжат неуклонное продвижение по пути демократии, и президент Горбачев продолжит проведение политики, столь эффектно способствующей созданию климата мира, справедливости и взаимопонимания между народами».

Сообщение Рейтер

Ремарка

Президент США Джордж Буш на встрече с журналистами подчеркнул, что члены ГКЧП «недооценили народную мощь и то, что приносит людям вкус демократии и свободы». Буш заявил, что позиция США состоит в поддержке тех, кто пришел к власти законным путем. Впервые Президент США отметил роль российского президента. «Ельцин получил власть конституционным путем, и в этом все дело», – подчеркнул Буш.

Сообщение Си-эн-эн

Ремарка

Премьер-министр Великобритании Джон Мейджор назвал «чудесным» известие о том, что правый военный переворот в СССР потерпел провал. «Думаю, что теперь уже все позади», – заявил он. Мейджор приветствовал Президента РСФСР Бориса Ельцина. «Не только то, как он руководил, но и проявленное им и его сторонниками подлинное мужество в течение последних двух суток завоевали восхищение во всем мире». По сообщению газеты «Таймс», в беседе с высокопоставленными британскими официальными лицами Мейджор, который в настоящее время председательствует в группе семи ведущих индустриальных стран, сказал, что, по его мнению, вопрос об оказании существенной экономической помощи СССР заслуживает нового обсуждения. Он намерен затронуть эту тему в ходе намеченных переговоров с Президентом США и готов предложить пересмотреть позицию, которую «семерка» заняла в Лондоне, отказав Президенту СССР в предоставлении 7,3 миллиарда фунтов, которые могли бы быть использованы для стабилизации советской экономики перед широкомасштабными реформами.

Сообщение Би-би-си

Ремарка

Правительство Финляндии выразило чувство облегчения в связи с благоприятным поворотом событий в Советском Союзе. «Признаемся, что оно оказалось неожиданным для всех. Наше руководство не спешило с поздравительными телеграммами в адрес новых правителей Кремля, хотя прекрасно понимало, что большая часть советских людей подчинится сложившейся ситуации, ибо альтернативой могла стать гражданская война». Однако события последних дней показали, что народ не готов покориться благодаря чему произошло возвращение Горбачева обратно в Москву.

«Хельсингин саномат», 1991 год

Ремарка

Федеральный канцлер ФРГ Гельмут Коль обещал Президенту РСФСР Борису Ельцину поддержку со стороны Германии политических и экономических реформ, осуществляемых демократическими силами в Советском Союзе. Как сообщает ведомство федерального канцлера, в ходе телефонного разговора с Ельциным Коль поздравил Президента РСФСР «с большим успехом, который расценивается немецкой стороной как личный успех лидера России, успех законно избранных представителей российского народа и его граждан». Гельмут Коль пригласил президента Ельцина посетить Германию в течение ближайших недель. Курс немецкой марки на валютных биржах впервые за несколько дней стабилизировался.

Сообщение Франс Пресс

Ремарка

По сообщениям ЮПИ, официальное китайское информационное агентство, поразившее всех наблюдателей оперативностью в распространении сообщения об отстранении Михаила Горбачева от власти, было полностью парализовано сведениями о быстрой ликвидации переворота в Советском Союзе. После того как в понедельник в СССР разразился кризис, Пекин выждал еще сутки, прежде чем распространить осторожный комментарий, в котором охарактеризовал переворот как внутреннее дело Советского Союза. Государственное китайское агентство Синьхуа на следующий день назвало лидера путчистов Геннадия Янаева президентом и подвергло цензуре сообщения о нарастающем народном сопротивлении и международном осуждении переворота.

Сообщение ЮПИ

Ремарка

Двадцать первого августа в Кремле председатели палат Верховного Совета СССР И.Д. Лаптев и Р.Н. Нишанов провели заседание Президиума Верховного Совета СССР. На заседании была рассмотрена ситуация, сложившаяся в стране в связи с созданием так называемого Государственного Комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) и объявленными от его имени решениями. Также присутствующим сообщили, что председатель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов вылетел в Крым для встречи с Президентом СССР М.С. Горбачевым. По обсуждаемому вопросу Президиум Верховного Совета СССР принял постановление, в котором говорится: «Считать незаконным фактическое отстранение Президента СССР М.С. Горбачева от исполнения его конституционных обязанностей и передачу их вице-президенту СССР. Внести на рассмотрение внеочередной сессии Верховного Совета СССР предложение о создании следственной комиссии для решения вопроса о привлечении к ответственности должностных лиц, виновных в нарушении Конституции СССР».

Сообщение ТАСС

 

Глава 2

Двадцать второго августа был четверг. Эльдар Сафаров проснулся рано утром, привычно сделал зарядку, почистил зубы, умылся, побрился. И поехал на работу. В метро только и говорили о вчерашнем возвращении Михаила Сергеевича Горбачева в Москву. Многие обратили внимание на его растерянный и непривычный вид в пуловере с расстегнутой рубашкой и в белой куртке. Женщины волновались за Раису Максимовну, которая выходила из самолета с «опрокинутым» лицом. Всех волновало, что именно произойдет сегодня, когда Горбачев снова вернулся к исполнению своих обязанностей. Кто-то крикнул, что нужно вешать всех коммунистов на соснах. На него сразу зашикали: этот провокационный крик многим явно не понравился. Но через одну станцию уже другой молодой человек громко сказал, что во всем случившемся виноваты в первую очередь коммунисты. И ему уже никто не возражал.

Громко говорили о том, что ночью собирались штурмовать здания КГБ на Лубянке и Центрального Комитета КПСС на Старой площади, но пока оба здания стояли нетронутыми. Казалось, что в течение одной ночи, одного дня неожиданно исчез тот генетический страх, который сидел в людях долгие десятилетия, когда за рассказанный анекдот можно было попасть в лагерь, а невинная шутка про политиков могла обернуться годами тюрьмы. Люди перестали бояться, и это тоже было одним из главных итогов последних лет. Но вместе с тем со свободой пришло чувство пьянящей вседозволенности. Так бывает во все времена и после всех революций, когда бывшие рабы осознают себя свободными, начинают крушить прежних идолов и мечтают не о свободе для всех, а о том, как быстрее восстановить порядок, стать хозяевами и завести собственных рабов. Чтобы стать подлинно свободным человеком, нужно долго и целенаправленно трудиться, взращивая собственную душу путем самоограничений и нравственных запретов.

Сафаров вышел из метро и купил свежие газеты. Многие написали о сегодняшнем заседании Верховного Совета России. Пока еще не были напечатаны подробности о возвращении Президента СССР в Москву, но тон газет уже изменился. Эльдар вспомнил книгу Тарле, когда тот приводил заголовки французских газет, менявшиеся по мере продвижения Наполеона к столице во время его знаменитых «ста дней».

Вышедшие в понедельник газеты еще не знали о введении ГКЧП и поэтому были заполнены общей информацией, хотя некоторые газеты к этому времени были уже запрещены. А двадцатого, во вторник, уже печатались все постановления созданного Комитета, обращение к советскому народу, а также заявления советского руководства. Многие газеты сообщали о неконструктивной позиции российского руководства, призывающего к неподчинению указам ГКЧП, и отмечали, что по всей стране сохраняется спокойствие. Двадцать первого августа, когда уже пролилась первая кровь, газеты печатали призывы о сохранении целостности государства, постановление Кабинета министров СССР, предлагали «проявить максимум выдержки», сообщали, что «мир обеспокоен», и призывали не совершать «необдуманных шагов». Двадцать второго августа газеты резко изменили свой тон. Теперь в заголовках были сообщения о чрезвычайной сессии Верховного Совета РСФСР, стояли хлесткие заголовки – «Реакция не прошла», «Путч обреченных», печатались гневные заявления организаций и граждан, не согласных с введением ГКЧП. Люди словно соревновались в том, кто быстрее и лучше осудит бывших руководителей страны, а заодно и сдаст кого-то из своих товарищей, обвинив их в тайных симпатиях незаконно созданному Комитету.

Эльдар принес эти газеты в кабинет, где они работали с другими сотрудниками юридического отдела. Уже было известно, что руководитель аппарата Валерий Иванович Болдин сегодня на работу не вышел. Начали снова возвращать уже снятые портреты президента Горбачева. Руководитель их группы Элина Никифоровна Дубровина встречала своих сотрудников радостной улыбкой и поздравлениями.

– Наш дорогой Михаил Сергеевич вернулся в Москву, – широко улыбалась она. – Как хорошо, что этот кошмар закончился. И с каким мужеством держался уважаемый Борис Николаевич Ельцин, – не скрывала Дубровина своего восторга.

– По-моему, он вам никогда не нравился, – не удержался Снегирев.

– Я всегда была на стороне законной власти, – возразила Дубровина. – Мы юристы и должны строго следовать букве закона. Создание ГКЧП было незаконной акцией, настоящей авантюрой, которая быстро закончилась. Очень жаль, что наш Валерий Иванович тоже поддержал этих недостойных людей. Его наверняка обманули…

– Как и некоторых из нас, – иронично добавил Тулупов.

– Нас никто не обманывал, – ответила Дубровина. – Мы всегда честно и достойно выполняли свой долг. А наш сотрудник Сафаров даже летал в Форос на встречу с уважаемым Михаилом Сергеевичем по моему предложению. Должна вам признаться, что Болдин был категорически против этой поездки, но я настаивала на этом, считая, что документы должен отвезти сотрудник нашего отдела и ознакомить с ними глубокоуважаемого Михаила Сергеевича.

Раздался телефонный звонок, и она быстро сняла трубку. «Сейчас буду», – бросила коротко и почти бегом вышла из комнаты. Когда она ушла, Снегирев добродушно заметил:

– Просто поражает, как быстро наша Э. Д. поменяла свою позицию.

– Не меняют свои убеждения только дураки и покойники, – назидательно произнес Тулупов.

– Еще вчера утром она считала Ельцина авантюристом и требовала ареста всех российских руководителей, – напомнил Снегирев, – и, между прочим, хотела снять у нас портрет Горбачева, но мы уговорили ее подождать еще один день. А сейчас она становится настоящим демократом. Просто поразительно, как могут меняться люди.

– И всем нам тоже нужно меняться, – сказал циничный Тулупов. Он раньше работал адвокатом и никогда не скрывал своего скептицизма ко всему, что происходило в последние месяцы в стране. – Вы слышали, что ночью происходило у здания КГБ? – спросил он. – Кажется, их собираются взять штурмом. Представляю, какое количество стукачей найдут среди документов КГБ! Веселая была страна, каждый второй стучал на каждого третьего, а тот доносил на каждого четвертого…

– Не нужно так говорить, – нахмурился Снегирев. – Некоторых вербовали насильно, запугивали, шантажировали, обманывали. Там было много обманутых и несчастных людей, вынужденных сотрудничать с органами.

– Дорогой мой, – снисходительно произнес Тулупов, – вы, видимо, ничего не поняли. Я однажды разговаривал с одним генералом КГБ. Вы действительно считаете, что в наше время были обманутые и запуганные? Это не совсем так. Он мне честно сказал, что у них в КГБ была своя очередь из людей, мечтающих стать стукачами, сдать своих ближних. Вы увидите, что начнется именно сейчас, когда будут искать всех, кто был причастен к ГКЧП. А причастными были все руководители страны. Сейчас говорят, что это заговор. Согласитесь, какой-то странный и непонятный заговор, в котором участвуют все высшие должностные лица страны, без исключения. Не считая одного Михаила Сергеевича.

– Вот видите, – неожиданно улыбнулся Снегирев, – вы тоже стали более свободным и раскованным. Раньше не позволяли себе подобных речей в нашем отделе.

– Вы еще не поняли, что наш прежний мир опрокинулся, – ухмыльнулся Тулупов, – и, похоже, навсегда. Боюсь, что теперь у нас не будет больше партийной организации в администрации президента, и я не смогу сделать настоящей партийной карьеры. А ведь меня выбрали заместителем секретаря парторганизации буквально три месяца назад. Даже немного обидно…

– Нужно срочно готовить указы президента, – заявила вернувшаяся с целым пакетом бумаг Дубровина, – на несколько человек, которые будут временно исполнять обязанности уже отстраненных министров. Вместо Язова обязанности министра обороны будет выполнять генерал Моисеев, вместо Пуго обязанности министра внутренних дел поручаются генералу Трушину, а все дела председателя КГБ передаются генералу Шебаршину. Пока нужно подготовить указы на этих троих.

– Нашли кого назначать, – пробормотал Снегирев. – Моисеев – начальник Генерального штаба, и не мог не знать, что происходит в Министерстве обороны; Шебаршин был заместителем Крючкова, а Трушин – заместителем Пуго. Это все равно что сейчас назначить Янаева исполнять обязанности Горбачева. Если так пойдет дальше, следующий заговор будет уже через две недели.

– Как вам не стыдно! – возмутилась Дубровина. – Это достойные и очень преданные государству генералы. Наш президент считает возможным их назначение, а вы еще смеете комментировать эти назначения… Знаете, Снегирев, всему должна быть какая-то мера. Если вы не прекратите подавать подобные реплики, мы будем вынуждены с вами расстаться. Не забывайте, что у нас наступили новые времена. И прошедший путч научил нас ценить по-настоящему преданных и добросовестных людей. Готовьте указы. И еще я должна сообщить вам две новости. Уже готовы проект решения о снятии премьер-министра страны – его готовили без нас – и распоряжение Горбачева об отстранении от своей должности Болдина и назначении вместо него Григория Ивановича Ревенко.

– Чего и следовало ожидать, – сказал Тулупов, – я думаю, что еще попросят разрешения на арест нашего бывшего руководителя.

– Уже попросили, – неприятно улыбнулась Дубровина. – И на всех остальных тоже готовят запросы. Они все пойдут в тюрьму. – Бакланов, Шенин, Тизяков, Стародубцев, Болдин. Все, кто были депутатами СССР. Им оказали такое высокое доверие, а они предали своего руководителя. Предали нашу страну.

– Руководителя предавать нехорошо, – согласился Тулупов, – даже опасно и глупо.

– Что вы хотите сказать? – насторожилась Дубровина.

– Ничего. Хочу выразить свое согласие с каждой из произнесенных вами фраз. Подчеркиваю – с каждой.

Она хотела что-то ответить, но в этот момент раздался звонок телефонного аппарата на столе у Сафарова. Это был городской телефон, и Эльдар снял трубку.

– Здравствуй, Эльдар, – услышал он знакомый голос Михаила Алексеевича Журина, работавшего с ним в аппарате ЦК КПСС. – Как у вас дела?

– Все нормально, – удивился Сафаров. – А почему вы спрашиваете?

– У нас неприятности. Собралась толпа людей и бьет наши стекла, а сотрудники милиции им не мешают. Можешь себе такое представить? Мы уже звонили в КГБ, но они сказали, что это не их дело. У них свои проблемы. В любой момент эти возбужденные люди могут сюда ворваться и нас линчевать. И боюсь, что их уже никто не остановит.

– Не может быть! – возмутился Эльдар. – Бьют стекла на Старой площади? Туда раньше даже подходить боялись.

– А теперь перестали бояться. Я тебе говорю, что бьют стекла и выкрикивают угрозы в наш адрес. Вам там хорошо, за Кремлевской стеной, а у нас с некоторыми женщинами уже истерика. Ко мне заходил Аверьянов из отдела пропаганды. Ты его, наверное, помнишь, настоящий мужик. Он предлагал выйти и честно побеседовать с собравшимися, но его не пустили. Говорят, что после перерыва будет какое-то специальное заявление секретариата. Вот такие дела.

– Понимаю, как вам сложно, – посочувствовал Сафаров.

– Даже не представляешь. Перед зданием КГБ тоже собираются люди. Там вообще положение катастрофическое. Они жгут документы и вывозят самые секретные дела куда-то в другие места. Мне звонил Роберт Коломенцев, говорит, что там просто не знают, что им делать. В общем, у нас может быть такой «румынский вариант». Только не с президентом, а с людьми из его окружения. Будут ловить и линчевать прямо на улицах. Как ты считаешь, я смогу уехать и спрятаться у вас в Баку?

– Думаю, что до этого не дойдет, – усмехнулся Эльдар.

– А я думаю, что дойдет. Сейчас может произойти все, что угодно. На этой волне победившей демократии могут взять штурмом не только наше здание, но и здание КГБ на Лубянке. Ты слышал, что вчера арестовали Крючкова и Язова? И еще говорят, что Пуго застрелился.

– Не может быть! – ошеломленно пробормотал Сафаров.

– Вот такие дела. Сидим и ждем, чем все это закончится. Считай, что тебе повезло: успел вовремя соскочить из этого осиного гнезда. А мое назначение прокурором теперь точно накрылось. В лучшем случае отправят куда-нибудь юрисконсультом, в худшем – посадят в тюрьму или прибьют в собственном кабинете как настоящего партократа. Нужно было давно отсюда переходить! Вот так глупо все получилось. Сидел и ждал, пока не предложат что-нибудь стоящее. Хотел сразу перейти в союзную прокуратуру членом коллегии, поэтому и засиделся… В общем, считай, что мы говорим с тобой в последний раз. Прощай.

– Я думаю, что не все так плохо, – попытался успокоить бывшего коллегу Эльдар.

– Все намного хуже, чем мы даже можем себе представить, – убежденно произнес Журин. – Вчера окончательно провалилась попытка спасти нашу страну. Теперь нам действительно никто уже не поможет – «ни Бог, ни царь и не герой». Теперь мы обречены на всеобщий бардак и развал. Это я тебя говорю. Увидишь, что произойдет в ближайшие дни.

– Я вас не совсем понимаю…

– Уверен, что Михаил Сергеевич сюда больше никогда не вернется, – признался Журин. Он, кажется, забыл или даже не хотел вспоминать, что его телефон мог прослушиваться. – Наша партия ему просто надоела. Обрыдла. Учитывая, как активно мы пытались провести внеочередной Пленум в его отсутствие… Я тебе говорю, а ты запомни: он сюда больше никогда не вернется. Наверное, выйдет из партии или уйдет с должности Генерального секретаря. А нам оставит Ивашко. Фамилия у него такая, Ивашко-Неволяшко. Смешно?

– Не нужно по телефону, – предостерег шурина Эльдар.

– Мне уже ничего не страшно. Когда за окнами собираются молодые «хунвейбины», готовые нас растерзать, глупо думать о том, что подумает начальство о твоих крамольных речах. Начальство сейчас думает, как вылезти из этого дерьма. И, кажется, они попытаются вылезти сами, а нас всех просто утопить. Ну, держись, пока. А то я действительно могу наговорить лишнего.

Сафаров положил трубку, посмотрел на своих коллег. Все трое молча ждали объяснений.

– В здании ЦК КПСС бьют стекла, – пояснил он, – кажется, хотят взять здание штурмом. Вчера ночью застрелился Борис Карлович Пуго. Уже арестованы Крючков и Язов.

– Всех заговорщиков ждет строгое наказание, – попыталась произнести свою речь Дубровина, но Эльдар, неожиданно даже для самого себя, строго перебил ее:

– Перестаньте! Не нужно так говорить. Я его лично знал. Это был глубоко порядочный и честный человек…

– Порядочные люди не служат в милиции, – вставил Снегирев.

– Служат, – сказал Сафаров, – иногда встречаются и такие парадоксы.

– Что ему оставалось делать? – цинично спросил Тулупов. – Если бы не застрелился, то отправился бы в тюрьму, как Язов или Крючков. Подождите еще, скольких посадят после нашей славной августовской революции…

– Давайте прекратим эти разговоры, – предложила Дубровина. – Мы обязаны работать, а не болтать. Снегирев, возьмите бумаги и готовьте проекты указов президента.

Раздался еще один телефонный звонок, и все дружно посмотрели на аппарат. Элина Никифоровна сняла трубку, выслушала и коротко сказала, что поняла. Затем обернулась к своим сотрудникам:

– Михаил Сергеевич дает пресс-конфренцию в здании МИДа, включите телевизор. Сейчас сообщили, что арестован бывший премьер-министр Павлов. Нужно соединиться с юридическим отделом Верховного Совета. Они готовят бумаги с согласием Президиума Верховного Совета на арест Шенина, Бакланова, Тизякова и всей этой компании…

– Но заседание Верховного Совета СССР намечено на понедельник, – напомнил Снегирев. – Они не имеют права… Нужно подождать до понедельника.

– Хватит спорить, Снегирев. Документы уже оформляются, – разозлилась Дубровина, – и не вам решать за них, как следует поступать Президиуму Верховного Совета. Тулупов, позвоните туда и уточните, какая помощь им нужна.

– Все правильно, – заметил Тулупов. – Лукьянов дает согласие на арест своих бывших товарищей. Раньше была трагедия, а сейчас – настоящий фарс.

– Что вы хотите этим сказать? – нахмурилась Элина Никифоровна.

– В тридцать седьмом году маршал Блюхер входил в состав суда, осудившего его коллег – Тухачевского, Уборевича и целую компанию военачальников, – пояснил Тулупов. – А потом, примерно через год, арестовали и самого Блюхера, забив его до смерти в тюрьме. Я думаю, что после этой первой группы «заговорщиков» арестуют и самого Лукьянова, который вел себя так непоследовательно. Или снимут с работы как минимум. Раньше была трагедия, а сейчас настоящий фарс, когда товарищи сдают друг друга.

– Ваши параллели абсолютно неприемлемы, – гневно произнесла Дубровина. – Не понимаю, что с вами происходит! Берите пример с Сафарова. Он все время молчит.

– А он бывший партократ, – напомнил Тулупов, – поэтому и молчит. Понимает, что теперь могут вспомнить его прежние должности в аппарате «заговорщиков».

Эльдар усмехнулся. В каждой шутке есть лишь доля шутки. Возможно, Тулупов прав и вскоре действительно начнется «охота на ведьм»…

Ремарка

В ночь с двадцать второго на двадцать третье августа по санкции Генерального прокурора СССР арестованы секретарь ЦК КПСС О. Шенин, бывший первый заместитель председателя Совета Обороны СССР О. Бакланов, бывший руководитель аппарата Президента СССР В. Болдин, начальник управления охраны КГБ СССР Ю. Плеханов, главнокомандующий сухопутными войсками страны, заместитель министра обороны СССР В. Варенников. Оперативники выехали за председателем крестьянского союза В. Стародубцевым, находящимся за пределами Москвы. Все они, кроме Ю. Плеханова, народные депутаты СССР, и согласие на их привлечение к уголовной ответственности на арест дал Президиум Верховного Совета СССР.

Комментирует Генеральный прокурор СССР Николай Трубин:

– Следствие по делу ГКЧП только разворачивается. На допросах называются все новые и новые фамилии. Средства массовой информации приводят разоблачительные факты, которые мы будем и обязаны проверять.

– Уголовное дело об августовском путче расследует прокуратура России. Не случится ли прибалтийский вариант двойных следственных групп по данному уголовному делу?

– Генеральный прокурор РСФСР В. Степанков вправе принимать самостоятельные решения и возбуждать уголовные дела. Мы намерены создать совместную следственную группу.

– Судя по размаху заговора и должностному положению арестованных лиц, следствие может затянуться на годы.

– Мы постараемся уложиться в несколько месяцев по основным членам ГКЧП. Параллельно будем вести следствие в отношении других должностных лиц, причастных к заговору.

– Говорят, что, находясь в служебной командировке на Кубе, вы одобрили деятельность ГКЧП.

– Это ложь. Журналисты неправильно вырвали мои слова из беседы на пресс-конференции. Не скажу, что я, находясь на Кубе, ясно представлял себе ситуацию в стране. Но то, что образование ГКЧП противоречит Конституции страны, не вызывало у меня сомнений с самого начала.

«Известия», 1991 год

Ремарка

За несколько часов до того, как М.С. Горбачев подписал Указ об освобождении А. Бессмертных от обязанностей министра иностранных дел СССР, глава внешнеполитического ведомства провел заседание Коллегии министерства, где проинформировал о действиях министерства и министра во время провалившегося антиконституционного путча…

Согласно версии А. Бессмертных, которую он изложил на Коллегии, руководство МИДа не сотрудничало с ГКЧП и не исполняло указаний Комитета. Однако, как свидетельствует начальник управления международных организаций Министерства иностранных дел СССР С. Лавров, ему удалось лично ознакомиться с текстом телеграммы, отправленной по указанию бывшего министра в советские загранучреждения утром девятнадцатого августа. Копии телеграммы, по словам С. Лаврова, получили только заместители министра, поэтому о ней мало кто знал. По свидетельству дипломатического корреспондента ТАСС К. Войцеховича, она содержала ключевую фразу: «Руководствуйтесь указанными документами в своей работе».

Среди тех, кто проявил особое рвение в прислужничестве новоявленному «советскому руководству», один из высокопоставленных дипломатов назвал Леонида Замятина (Великобритания), Владимира Терехова (Германия), Юрия Кашлева (Польша), Юрия Дубровина (Франция), Николая Успенского (Швеция).

В. Надеин. «Известия», 1991 год

Ремарка

Шеф КГБ Владимир Крючков, арестованный за участие в руководстве переворотом по отстранению от власти президента Горбачева, не раскаивается в содеянном. «Не думаю, что я в своей жизни совершил нечто такое, что моя Родина может поставить мне в вину», – заявил он на первом допросе. Он заявил также, что верит в объективное и непредвзятое расследование. «Глубокое и полное изучение этого дела позволит убедиться в моей невиновности. В этом случае будет принято оптимальное решение, которое позволит мне быть выпущенным и продолжить работу, чтобы принести какую-то пользу моей Родине, интересы которой всегда представляли для меня высшую ценность».

Сообщение Си-би-эс

 

Глава 3

Он почти не спал и в эту ночь. Прибыв в Москву под утро, лишь немного отдохнул, потребовав, чтобы его пресс-конфренция была назначена на утро. Горбачев торопился. Он понимал, какое значение будет иметь эта первая пресс-конференция сразу после возвращения из Фороса. С одной стороны, нужно было успокоить людей, не дать разгуляться страстям, с другой – опередить возможные заявления высших должностных лиц страны, причастных к созданию ГКЧП. Иначе могло выясниться, что никакого заговора, собственно, и не было. Все документы готовились с начала августа и были заранее согласованы с Михаилом Сергеевичем, который понимал, что будет иметь сразу две возможности – либо подписать двадцатого августа Союзный договор, либо ввести чрезвычайное положение. С Союзным договором его торопили республики, и особенно российские представители. Ельцин не хотел ждать. Победив в июне, он уже в июле начал предпринимать энергичные меры по подписанию этого договора, резко ограничивавшего полномочия союзных властей в пользу республиканских.

Спустя много лет Ельцин расскажет, что Горбачев знал о готовящихся документах, о возможном введении чрезвычайного положения. И не просто знал, а фактически разрешил готовить все эти документы и постановления. Иначе никогда бы не состоялся сам ГКЧП. Любому непредвзятому исследователю понятно, что такие фигуры, как Янаев или Язов, просто не годились в заговорщики по складу своего характера и своим убеждениям. Другое дело, что там были еще и Павлов, Крючков, Бакланов, Шенин, которые искренне считали, что Горбачев ведет страну в пропасть и подписание Союзного договора будет катастрофой для страны. Но и они никогда бы не пошли на антиконституционные действия, если бы не получили одобрение самого президента на подготовку введения чрезвычайного положения.

Однако к утру двадцать второго августа почти все были отстранены от своих должностей и арестованы. И никто не посмел высказаться в их защиту. Горбачев прибыл на Зубовскую площадь, в здание МИДа, и начал свою пресс-конференцию. Он подробно рассказывал, как появившиеся гости «бесцеремонно прибыли в Форос и потребовали срочной встречи». Их повсюду пропускала охрана, так как с прибывшими был начальник управления охраны КГБ СССР генерал Плеханов. Трое прибывших вошли к Михаилу Сергеевичу и начали говорить о создании Комитета. Это были Варенников, Шенин и Болдин.

Горбачев достаточно честно сообщил, что он отказался визировать документы созданного Комитета. Ему не понравился сам тон прибывших и их ультимативный вызов – либо подписать документы, либо уйти в отставку. Особенно неприятно было то, что среди них оказался Валерий Болдин, которого он считал своим самым близким человеком. Горбачев отказался подписывать документы, гости уехали, и ему отключили телефоны.

Он подробно и, как всегда, многословно рассказывал, в каких тяжелых условиях находился сам и его семья в Форосе, как они отказывались от новых продуктов, как рисковали оставшиеся с ними охранники, как его лишили всех средств связи и он слушал «Свободу», «Голос Америки» и Би-би-си на русском языке. Ему так не хотелось отвечать на неудобные вопросы, но они прозвучали. Один из журналистов спросил: «Как могло получиться, что все высшие руководители страны так дружно выступили против президента?» Горбачев не смутился: «Я им доверял, особенно Крючкову и Язову, – сообщил он, – но они меня подвели». – «В таком случае почему заговорщики полетели к вам? – удивлялся уже другой журналист. – Ведь фактически они выступали именно против вас?» Горбачев пояснил, что «благодаря непримиримой позиции России и руководства других республик, когда заговорщики поняли, что ни народ, ни армия не пойдут за ними, они начали в панике искать выход и бросились ко мне. Но я их не принял», – быстро добавил он.

В этом ответе почти все было не совсем точно. Руководство России действительно не признало и не могло признать создание ГКЧП, который в первую очередь создавался именно против политики российских властей. Ни одна союзная республика не посмела выступить так же открыто и явно против ГКЧП, как это сделала Россия и ее президент. Даже прибалтийские республики не захотели создавать ненужной напряженности и давать повод для нового кровопролития. Промолчал даже такой непримиримый оппонент Кремля, как Президент Грузии Гамсахурдиа, который тоже не хотел устраивать ненужные проблемы в своей республике. Оппозиция позже обвинит его в непоследовательности, когда он откажется зачитывать в грузинском парламенте текст с осуждением ГКЧП. В этот момент Гамсахурдиа проявил больше политической мудрости, чем все его оппоненты. Дело было не в степени демократичности того или иного политика. Все понимали, что именно может произойти в случае победы ГКЧП, и Гамсахурдиа, как и армянский, молдавский, прибалтийские лидеры, просто не хотел подставлять свой народ и свою республику под танковые армады, которые могли немедленно войти в их столицу.

Народ почти повсеместно хранил молчание, рейтинг Горбачева, даже немного выросший в августовские дни, был катастрофически низким. Его не просто не любили, его не уважали и презирали, а для политика это хуже ненависти. И, наконец, армия выполняла все приказы своих командиров. Мифы о том, что Грачев и Лебедь якобы готовы были не подчиниться руководству Министерства обороны, были всего лишь послеавгустовскими мифами. Оба генерала понимали, чем грозит неподчинение приказам. Другое дело, что Грачев проявил большую гибкость и формально согласился выделить десантников для охраны законной российской власти. Но если бы ему объявили приказ о взятии Белого дома, он был обязан его выполнить или подать в отставку. Однако подобного приказа никто перед ним не ставил. И самое главное – большинство руководителей республик просто устали от непонятной и непоследовательной политики Горбачева. А после случившегося, когда Президенту СССР изменило все его окружение, его перестали считать серьезным политиком даже самые близкие ему люди.

На пресс-конференции прозвучал и самый неприятный вопрос. Один из журналистов сказал, что Эдуард Шеварднадзе, много лет проработавший с Горбачевым и знавший его гораздо лучше многих политиков, заявил, что еще нужно уточнить степень участия самого Михаила Сергеевича в организации ГКЧП. Он так и сказал – «уточнить степень косвенного участия или абсолютного неучастия Горбачева в этом заговоре». Пресс-секретарь Горбачева Виталий Игнатенко попытался ответить вместо президента, чтобы не подставлять своего шефа, но Михаил Сергеевич с горечью проговорил: «Пусть это останется на его совести».

Горбачев вернулся в Кремль, распорядившись назначить вместо Болдина нового руководителя аппарата. Вместо уволенных и арестованных Язова и Крючкова, а также застрелившегося Пуго он назначил временно исполняющими обязанности Моисеева, Трушина и Шебаршина. Указы президента были отправлены в ТАСС и во все газеты, зачитаны по телевидению. Самое неприятное ждало его впереди. Ближе к вечеру позвонил Ельцин.

– Я не понимаю, что вы делаете, Михаил Сергеевич, – сказал он с нажимом, едва услышав голос Горбачева.

– В чем дело? – насторожился тот.

– Эти трое, которых вы назначили, больше всех поддерживали созданный Комитет, – пояснил Ельцин. – Мне сейчас Баранников рассказал, как Трушин запрещал ему и Дунаеву вызывать в Москву курсантов школ для защиты Белого дома. А вы его ставите вместо Пуго, чтобы он опять нам что-нибудь придумал. И во главе армии нельзя ставить генерала Моисеева. Он, как начальник Генерального штаба, поддержал все решения Язова. У меня сидит генерал Кобец. Он успел созвониться со всеми командующими округами, и те подтвердили, что получали шифровки непосредственно от Моисеева. А что касается Шебаршина, то это вообще непонятно. Он был заместителем Крючкова и все знал о готовящемся заговоре, если лично не принимал в нем участия. Нужно их всех немедленно снимать с этих должностей и назначать новых людей.

– Да, – растерянно сказал Горбачев, – но мы уже передали в ТАСС мои указы. По телевидению их уже зачитали.

– Отмените, – жестко потребовал Ельцин, – иначе люди нас не поймут. И замените их другими. Я буду у вас утром. – Он резко оборвал разговор и положил трубку.

Озадаченный Горбачев вызвал своего нового руководителя аппарата.

– Что с моими указами? – спросил он у Ревенко.

– Все нормально. Их уже передали в ТАСС, они пошли как официальная информация, – сообщил тот.

– Нужно завтра готовить указы на других, – нахмурился Горбачев. – Будем менять всех троих.

– Как всех троих? – изумился Ревенко. – Это невозможно! ТАСС уже передал ваши указы. Нас просто не поймут в мире.

– Мне звонил Борис Николаевич, – поморщился Горбачев, – и сказал, что у него есть точные сведения: все трое, в явной или не совсем явной форме, поддерживали создание ГКЧП.

– Они были заместителями своих руководителей, – напомнил все еще ошеломленный Ревенко. – Все трое – генералы, и обязаны были выполнять указания своих непосредственных начальников. Иначе невозможо работать. У них присяга, долг, наконец…

– Я тебя не понимаю, – мрачно произнес Горбачев. – Значит, получается, что ради присяги можно пойти на антиконституционные действия и выполнять любые приказы, даже самые преступные? Это неправильный подход. Нужно подумать, кем заменить всех троих, и как можно быстрее. – Он решил, что Ревенко не сможет с ним сработаться, и нужно подумать о новом руководителе аппарата. – Позвони Черняеву и переговори с ним. – Черняеву он верил больше остальных. Тот оказался вместе с ним в Форосе и не покинул президента в самые сложные часы его одиночества.

– Кравченко подал в отставку, – сказал Ревенко.

Кравченко был руководителем Гостелерадио.

– И правильно сделал, – махнул рукой Горбачев.

– Вы просили напомнить насчет руководства ТАСС, – добавил Ревенко, – чтобы послать туда достаточно опытного журналиста.

Горбачев согласно кивнул. Он все еще находился под впечатлением разговора с Ельциным и не мог даже предположить, что ждет его завтра, во время встречи с российскими депутатами. Утром следующего дня он принял решение об отставке министра иностранных дел Бессмертных. Получалось, что практически все, кто его окружал, были так или иначе замешаны в этом массовом выступлении против него. В мрачном настроении президент поехал на встречу с российскими депутатами. Ее транслировали по всем телевизионным каналам. Если до этого момента Горбачев еще сохранял призрачные, ничтожные шансы на сохранение своего политического лица, то после этой встречи весь мир понял, что он «политический труп». Прежний Президент СССР, глава супердержавы, хозяин полумира, руководитель одной из самых крупных партий мира просто перестал существовать. Вместо него был растерявшийся, несчастный человек с «опрокинутым лицом» и неясным бормотанием. Ельцин публично и сладострастно унижал Горбачева перед всем миром, подходил к Президенту СССР, тыкал пальцем, указывал, как себя вести и что именно следует читать. Он успел принять некоторую дозу алкоголя и был в ударе, демонстрируя свои незаурядные актерские способности, которые он будет неоднократно демонстрировать и позднее, обнимая королеву Норвегии с премьер-министром, бормоча про «малину со сливками», не выйдя из самолета на встречу с Президентом Ирландии и «дирижируя» оркестром при выводе советских войск в Германии.

Но нужно отдать ему должное. Он был настоящим победителем, сумевшим противостоять огромной советской машине, пусть уже износившейся и расстроенной, но все еще грозной и способной раздавить любого оппонента. Ельцин оказался сильнее. Он заставил Горбачева прочитать нужный ему текст и сделал больше для развенчания авторитета Президента СССР, чем все участники ГКЧП, вместе взятые. Показательно-публичное унижение Горбачева должно было продемонстрировать всему миру, насколько изменились властные полномочия советского и российского президентов.

Российские депутаты требовали «крови». Они видели, как ведет себя Ельцин, и соревновались друг с другом в хамском и неуважительном отношении к Президенту СССР. Ночью толпа, окружавшая здание КГБ, под восторженные крики собравшихся демонтировала памятник Дзержинскому на Лубянке. Можно по-разному относиться к самому «Железному Феликсу», поставив ему в вину создание карательных органов ВЧК – НКВД, можно вспомнить массовые репрессии Гражданской войны и «красный террор», который был таким ужасным и кровавым. Но можно заодно вспомнить и «белый террор», не менее ужасный и кровавый, и работу Дзержинского с детьми, когда тысячи оставшихся сиротами детей были найдены и отправлены в детские дома и интернаты. Но в любом случае сам памятник – это выдающееся произведение искусства, «державшее» всю площадь. Однако «новых революционеров» подобные эстетические расхождения не очень волновали. Памятник был демонтирован. На этом энергия толпы несколько выдохлась. Здание КГБ на Лубянке не стали брать штурмом. Все высшие офицеры КГБ с ужасом представляли, что именно может произойти, если в здание ворвутся люди, среди которых могут быть преступники и представители других государств. И хотя многие тысячи документов были уничтожены или вывезены из основного здания, оставшихся вполне хватало, чтобы вызвать настоящее политическое потрясение во всем мире. Но в данном случае разум возобладал, и в само здание никому не удалось ворваться.

Начался вывод войск из прибалтийских республик. Танки возвращались в свои казармы и гарнизоны, вся власть переходила в руки законно избранных парламентов и их руководителей. Некоторые из них не скрывали слез радости. Как заявил Ландсбергис, «теперь наша независимость необратима». Разгромленное здание литовского телевидения было возвращено местному правительству. А в Москве продолжалась вакханалия победителей.

Ведомства словно соревновались друг с другом, пытаясь оправдать свои действия. Принимались специальные заявления различных организаций. Многие политики спешили объяснить свои действия, чтобы не попасть под волну обвинений в сочувствии ГКЧП. В этой нарастающей волне подозрительности и мести со стороны победивших наиболее принципиальную и честную позицию занял председатель Верховного Совета Белоруссии Дементей – он подал в отставку. Двадцать четвертого августа состоялись похороны трех погибших парней – Владимира Усова, Дмитрия Комаря, Ильи Кричевского. Их хоронили торжественно, как героев. Горбачев объявил, что всем троим посмертно присвоено звание «Герой Советского Союза». Парадокс заключался в том, что все трое молодых людей как раз боролись против Советского Союза, за новую Россию, но подобные нюансы уже никого не смущали. Произошла трагедия, погибли люди, и Ельцин ждал траурную процессию у Белого дома, где торжественно попросил прощения у матерей троих погибших за то, что не смог их уберечь. Расстрел парламента и чеченские войны были еще впереди.

И в этот день произошла самая главная сенсация, которая мгновенно стала новостью номер один во всем мире. Горбачев уже понимал, как именно теперь будут относиться к нему в партии, ведь фактически все арестованные были членами Центрального Комитета. На первом же Пленуме или съезде они набросятся на него и потребуют его отставки. Он уже не сомневался в степени их ненависти. Поэтому именно двадцать четвертого августа объявил, что уходит с поста Генерального секретаря ЦК КПСС, при этом предложил партии самораспуститься. Акт драмы был сыгран. Теперь нужно было ждать аплодисментов, которые должны были прозвучать во всем мире. И они прозвучали…

Ремарка

Как важнейшее политическое событие в Советском Союзе расценивают решение М.С. Горбачева сложить с себя полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС. В США распространено заявление пресс-секретаря президента Буша, в котором говорится: «Объявлено о том, что Михаил Горбачев ушел в отставку с поста Генерального секретаря и потребовал роспуска Центрального Комитета партии. Мы приветствуем эту новость как еще один важный шаг на пути реформ».

Министр иностранных дел Франции Р. Дюма заявил, что после отставки М.С. Горбачева необходимо сделать все для ускорения процесса реформ в Советском Союзе. Представитель премьер-министра Великобритании приветствовал решение М.С. Горбачева, заявив, что оно не было неожиданным. Необходимо найти справедливую и демократическую альтернативу Коммунистической партии, не оправдавшей надежд в Советском Союзе и в других странах.

Сообщение ТАСС

Ремарка

Советский президент, по существу, был публично унижен перед лицом российского парламента.

«Файнэншл таймс»

Ремарка

Власть, очевидно, уходит из рук президента Горбачева и переходит к Ельцину.

«Индепендент», Лондон

Ремарка

Российский президент Борис Ельцин, власть которого резко возросла вследствие поражения путча ортодоксальных коммунистов, предал в пятницу советского президента Михаила Горбачева публичному унижению.

Сообщение Рейтер

Ремарка

Нас часто коробит форма обращения российских депутатов, а подчас и самого Б.Н. Ельцина с Президентом СССР. Для чего нужно было заставлять М.С. Горбачева, еще не оправившегося от шока, читать, как нашкодившего школьника, текст, обвиняющий членов его команды в предательстве?

В. Карпенко, Г. Шипитько. «Известия», 1991 год

Ремарка

Встреча Михаила Горбачева с российскими депутатами в пятницу превратилась в беспрецедентное противостояние между дезориентированным, очевидно утомленным советским президентом и торжествующим Борисом Ельциным, до конца сыгравшим свою роль спасителя президента.

Сообщение Франс Пресс

Ремарка

Из Алма-Аты было передано специальное заявление Президента Казахстана Н. Назарбаева. «В течение девятнадцатого и двадцатого августа в адрес ЦК Компартии Казахстана из ЦК КПСС поступил ряд документов, неопровержимо свидетельствующих о поддержке Секретариатом ЦК КПСС действий и постановлений так называемого Государственного Комитета по чрезвычайному положению. Была получена секретная записка, в которой говорилось, что в связи с введением чрезвычайного положения необходимо принять меры по участию коммунистов в содействии ГКЧП. Тем самым Секретариат ЦК КПСС полностью себя дискредитировал и противопоставил рядовым коммунистам, продемонстрировав оторванность от истинных нужд и интересов народа, приверженность тоталитарному мышлению. Кроме того, на мое имя поступил проект заявления ЦК КПСС, в котором, по сути, выражалась поддержка ГКЧП и оправдывались его позорные действия. На предложение подписать эти документы я ответил категорическим отказом. Была предпринята попытка собрать двадцатого августа Пленум ЦК КПСС, в проведении которого просматривалась явная заинтересованность членов антиконституционного Комитета оказать поддержку ГКЧП. Я решительно высказался против проведения этого Пленума. В связи с вышеизложенным считаю невозможным дальнейшее пребывание в составе нынешнего Политбюро и Центрального Комитета КПСС и заявляю о выходе из этих организаций. Как руководитель казахстанской партийной организации, я намерен поставить вопрос перед коммунистами республики о выходе Компартии Казахстана из состава КПСС и создании самостоятельной партии».

Сообщение ТАСС

Ремарка

В субботу вечером и в воскресенье утром в комментариях зарубежных средств массовой информации на второе место после темы ухода М.С. Горбачева с поста Генсека КПСС вышла тема независимости прибалтийских республик и провозглашение независимости Украины. При этом многие обозреватели считают, что Советский Союз начал фактически разваливаться. «Не только мы, но даже специалисты, находящиеся в СССР, не могут сейчас точно сказать, кто в будущем окажется у власти, – указала советолог Центра за национальную политику М. Олбрайт. – Пока же я могу дать американской администрации лишь один абсолютно точный прогноз – роскошь общения только с одной властью в СССР безвозвратно ушла в прошлое». Бывший сотрудник Совета национальной безопасности США П. Родман сказал, что «знаменитый горбачевский «сбалансированный подход» более невозможен. Теперь мы будем иметь дело с абсолютно несбалансированной системой, основная власть над которой принадлежит реформаторам в России».

Начался процесс признания внешним миром прибалтийских республик. Первыми их независимость признала Исландия. О признании и намерении установить дипломатические отношения с ними заявили Дания, Норвегия, Венгрия. Власти Германии намерены рассмотреть вопрос о признании независимости прибалтийских республик, который будет рассматриваться на заседании правительства в среду. Бельгийский МИД высказался в пользу установления дипломатических отношений с Латвией, Эстонией и Литвой.

Сообщение ТАСС

Интерлюдия

Всю свою жизнь он посвятил армии. Ему очень нравилась фраза из фильма «Офицеры», которую произносил один из героев картины: «Есть такая профессия – родину защищать». В семнадцать лет он поступил в военно-морское училище и уже в сорок втором, в возрасте девятнадцати лет, стал командиром взвода мотопехоты, окончив училище и получив первое офицерское звание. По трагической статистике Великой Отечественной войны, из ста командиров взводов до победы доживали только трое. Это была самая опасная должность на войне, когда непосредственно поднимаешь своих бойцов в атаку и бежишь впереди них. Победу Сергей Федорович Ахромеев встретил уже командиром батальона. Ему было только двадцать два года. В двадцать девять он окончит Военную академию бронетанковых войск, а в сорок четыре – уже Военную академию Генерального штаба. В течение двух лет он успеет прослужить на Дальнем Востоке, в должности начальника штаба Дальневосточного военного округа, а в семьдесят четвертом году будет назначен заместителем начальника Генерального штаба. Ему будет уже пятьдесят два года. Через пять лет он станет первым заместителем, а еще через пять – начальником Генерального штаба и первым заместителем министра обороны СССР.

В последние годы он будет официально занимать должность военного советника Президента СССР и, не скрывая, конфликтовать с руководством МИДа, которое, по мнению Ахромеева, часто не учитывает существующих военных реалий в противостоянии с западными странами. Ахромеев будет настаивать, чтобы при объединении Германии войска НАТО не переходили бывшую границу ГДР, и американцы будут готовы пойти на эти уступки. Но Горбачев и Шеварднадзе согласились подписать все документы об объединении Германии, не оговорив подобных условий. Более того, они согласились на пятилетний срок вывода войск из бывшей Восточной Германии. Ахромеев протестовал, не скрывая своего негативного отношения к подобному продвижению войск НАТО к границам СССР. Он понимал, что после распада Восточного блока стран Варшавского договора ничего не мешает НАТО принять в свой альянс антисоветски настроенную Польшу и разместить свои войска уже у самых границ СССР. Тем более что в Польше не особенно скрывали своих антимосковских настроений. Но Горбачев и Шеварднадзе все время говорили о «новом мышлении» и возможном сотрудничестве с Западом.

Ахромеев провел всю свою сознательную жизнь в армии и привык беспрекословно выполнять приказы руководителей. Все последние годы он пытался убедить самого себя, что руководство страны ведет правильную политику, что распад Восточного блока, сдача союзников, капитулянтская позиция на переговорах с немцами и американцами – всего лишь издержки новой политики советского руководства. Но после отставки Шеварднадзе и появления целого ряда материалов о его воинствующей некомпетентности стало понятно, что ошибся и он сам.

Ахромеев знал, как не любит Язов отстаивать позиции военных в разговорах с высшим руководством страны. После снятия маршала Соколова, когда приземлившийся на Красной площади Руст вызвал смену власти в Министерстве обороны, Язов всегда помнил об этом и старался не допускать подобных промахов. Не говоря уже о том, что именно армию подставляли в Тбилиси, Баку, Вильнюсе. Язова спасало только беспрекословное выполнение приказов Верховного главнокомандующего и полное отсутствие каких бы то ни было комментариев. Даже когда политики и журналисты, захлебываясь от возмущения, критиковали действия вооруженных сил, Язов молчал. Этот старый служака не сделал самостоятельно ни одного шага на посту министра обороны, предпочитая согласовывать свои действия с президентом страны. И единственный раз, когда он «сорвался», были как раз события августа девяносто первого года. Под влиянием своих заместителей – Моисеева, Варенникова и Ачалова, которые требовали более решительных действий, – он позволил остальным членам ГКЧП уговорить себя. К тому же там были все знакомые лица, все руководство Советского Союза, за исключением Горбачева.

Ахромеев не принимал участия в подготовке документов ГКЧП и вообще не знал о готовящемся создании Комитета и введении чрезвычайного положения. Двадцатого августа утром он вернулся в Москву из отпуска и явился в Министерство обороны для оказания любой посильной помощи. Через два дня он напишет Горбачеву: «Меня никто не вызывал. С 1990 года я был убежден, как убежден и сейчас, что наша страна идет к гибели. Вскоре она окажется разваленной. Я искал любые способы сказать Вам об этом. Никаких корыстных мотивов у меня не было».

Маршал Ахромеев уже знал, что Язов сидит в тюрьме. Вместе с ним сидят Крючков и Бакланов, с которыми он также тесно общался в последние годы. Ахромеев видел, что творится в последние несколько дней, сразу после возвращения Горбачева в Москву. Сначала аресты высших руководителей страны, в чьей искренности и преданности Родине он не сомневался. Затем позорная пресс-конференция Горбачева, где стоявший рядом с трибуной Ельцин просто показывал пальцем, что именно следует читать союзному президенту. Отставка самого Михаила Сергеевича с поста Генерального секретаря ЦК КПСС. И, наконец, запрет Коммунистической партии, членом которой Ахромеев был почти полвека. Подобные события могли выбить из колеи даже более молодого человека. И еще самоубийство Пуго, который отказался идти в тюрьму и предпочел позору смерть.

Человек, прошедший всю войну, смерти не боялся. Ахромееву было уже шестьдесят восемь. Поэтому он, не колеблясь, принял решение. Его прежние идеалы были разрушены, партии, членом которой он состоял с 1943 года, больше не было, президент страны, которому он верил и чьим военным советником был, оказался несостоятельным фигляром и болтуном, страна, которую он защищал ценой своей жизни и крови, разваливалась на глазах. Будущее было лишено всякого смысла. И тогда он принял единственно возможное для себя решение. О самоубийстве Ахромеева сообщили даже американские газеты. Его уважали западные оппоненты за прямоту, принципиальность и честность.

Двадцать четвертого августа, в девять часов пятьдесят минут вечера, дежурный офицер Коротеев найдет тело маршала Ахромеева в его кабинете 19«а» в корпусе 1-го Московского Кремля. Про самоубийство маршала позже очевидцы будут вспоминать, что, сделав петлю, Ахромеев повесился. Но петля порвалась, и через двадцать минут он пришел в себя. Привел себя в порядок, вышел из кабинета и нашел коллегу, у которого занимал деньги перед отпуском – двадцать рублей. Он вернул долг, возвратился в кабинет и снова повесился.

Никто не станет публиковать официальных сообщений о волне самоубийств, прокатившихся по всей стране. Выбросился из своей квартиры управляющий делами ЦК КПСС Кручина. Затем – прежний управляющий. Сразу после августовских событий был зафиксирован резкий рост суицидов и инфарктов среди пожилых людей в возрасте от шестидесяти лет. Для сравнения – только по Москве и Московской области в последнюю неделю августа общее число суицидов выросло более чем в три раза.

Ремарка

В Москве в возрасте 68 лет покончил жизнь самоубийством военный советник Президента СССР, член Комитета Верховного Совета СССР по делам обороны и государственной безопасности, маршал Советского Союза С.Ф. Ахромеев. Бывший начальник Генерального штаба и первый заместитель министра обороны СССР, Герой Советского Союза, лауреат Ленинской премии, член ЦК КПСС.

Сообщение ТАСС

Ремарка

Маршал Сергей Ахромеев был моим другом. Его самоубийство – это трагедия, отражающая конвульсии, которые сотрясают Советский Союз. Он был коммунистом, патриотом и солдатом. И я полагаю, что именно так он сказал бы о себе сам.

Адмирал Уильям Д. Кроул

 

Глава 4

Сразу после августовских событий во всех национальных республиках начались одинаковые процессы, словно получившие отмашку на подобные метаморфозы. Коммунистические партии республик самораспускались или переименовывались. Прежние ортодоксальные коммунисты с радостью превращались в убежденных демократов. Руководители республик неожиданно осознали, что сам Горбачев уже неопасен, а союзная власть всего лишь ничего не значащая фикция, с которой можно вообще не считаться. В результате повсюду торжественно принимались законы о суверенитете, союзное имущество конфисковывалось и республики объявляли о своей независимости.

Конечно, если посмотреть на эти события с позиций сегодняшнего дня, то становится понятным, что наиболее убежденными сторонниками независимости были прибалтийские республики и Грузия. Молдавия пыталась следовать их примеру, Армения была достаточно осторожна. Остальные воздерживались от подобных шагов даже после того, как двенадцатого июня девяностого года российский парламент провозгласил суверенитет своей республики. Все остальные республики аккуратно дождались августа девяносто первого, убедились сначала в полном бессилии бывшей союзной власти, затем в еще большем бессилии вернувшегося Горбачева и начали лихорадочно провозглашать собственные суверенитеты. Один за другим в Баку следовали указы о департизации правоохранительных органов, о союзном имуществе, о создании своего министерства обороны, о подчинении МВД и КГБ республиканским органам власти. В начале сентября прошли выборы президента республики, на которых был выдвинут только один кандидат – сам президент. Его единственный соперник от оппозиции демонстративно снял свою кандидатуру. Президента Муталибова выбрали с невероятным «запасом прочности» – почти в девяносто девять процентов проголосовавших за него от числа участников выборов.

Именно после возвращения Горбачева в Москву все республиканские газеты в Баку начали восторгаться победой демократов и гневно опровергать «провокации» в отношении президента республики, который якобы поддержал создание ГКЧП. Конечно, официально никаких заявлений сделано не было, но на самом деле руководитель Азербайджана, утомленный почти трехлетней необъявленной войной в Карабахе и армяно-азербайджанским противостоянием, конечно, был на все сто процентов за введение чрезвычайного положения и наведение порядка. Неспособный навести этот порядок, заболтавший все проблемы и уже не вызывающий доверия Горбачев был ему явно менее симпатичен, чем члены ГКЧП. Но в свете победившей демократии приходилось «перестраиваться».

Члены ЦК от Азербайджана торжественно вышли из уже несуществующего ЦК КПСС. Все напоминало грандиозный фарс или водевиль. Мурад видел, как меняются люди, как вчерашние члены партии торжественно выходили из нее, объясняя это своими демократическими взглядами. Некоторые «властители дум», уже выходившие из партии после январских событий девяностого, затем забравшие свои партбилеты обратно в марте, затем осенью снова сдавшие их, затем забравшие по второму кругу, теперь в третий раз заявляли о своем выходе из партии. Всех переплюнул один известный театральный режиссер из Москвы, который торжественно сжег свой партийный билет в прямом эфире. Никто не сказал эстету и интеллектуалу, что это выглядело не очень эстетично и достаточно пошло, ведь среди членов партии были миллионы честных, порядочных, смелых людей. Можно объявить о своем выходе, но не устраивать публичное аутодафе своему партийному билету, превращая трагедию в низкопробное шоу. Очевидно, чувство вкуса и меры изменило этому талантливому человеку, о чем он, возможно, потом сожалел. А может, и не сожалел, считая, что поступил правильно.

Рядом со зданием Союза писателей, размещенном в старинном особняке девятнадцатого века, находился другой особняк, в котором в тридцатые годы располагался Дворец пионеров. Затем это здание передали Союзу композиторов. Но в девяностом году было решено открыть в нем турецкое консульство, и композиторов, словно издеваясь, перевели в здание Дворца бракосочетаний. Турецкий консул Алтан Караманоглу в эти дни развернул особенно активную деятельность. Он почувствовал, что сможет стать послом в независимой республике Азербайджан. Турецкий консул, оказавшийся на этой должности, запомнился в республике своей поразительной активностью, граничащей с хамством. Он «крышевал» турецких бизнесменов, вмешивался во внутренние дела республики, уже при Народном фронте мог позволить себе демонстративно подзывать к себе членов Кабинета министров и громко распекать их в присутствии других министров и депутатов. Точкой в его карьере стало участие в заговоре против президента Гейдара Алиева, в котором он принял непосредственное участие. Но на Гейдаре Алиеве его «бурная деятельность» закончилась. Турецкий посол просто не рассчитал свои силы, так и не осознав, на кого нарвался, и был вынужден спешно покинуть Азербайджан, оставив по себе недобрую память. Всем последующим послам Турции приходилось исправлять ошибки этого зарвавшегося дипломата.

Спустя некоторое время справедливость будет восстановлена, турецкое посольство переедет в новое здание, а бывший Дворец пионеров и бывшее посольство Турции возвратят Союзу композиторов республики, которые вернутся в родные пенаты спустя полтора десятка лет вынужденных скитаний.

На четырнадцатое сентября в Баку был объявлен чрезвычайный съезд Коммунистической партии Азербайджана. Мурада Керимова, как секретаря Союза писателей республики и кандидата в члены ЦК, пригласили на этот последний съезд, который оказался тридцать третьим по счету. С самого начала было понятно, что здесь собрались для ликвидации партии, и никакие возражения не смогут изменить этого намерения. Мурад успел переговорить с заведующим отделом пропаганды Расимом Агаевым, который прежде был известным журналистом. Агаев доказывал, что сохранение партии просто невозможно.

– Я стал кандидатом в члены партии в Афганистане, – говорил Мурад. – Нам тогда казалось, что это самая большая награда за наши испытания. И мы все еще верили в нашу способность что-то изменить. А теперь вы считаете, что нужно закрыть партию с такой историей и традициями.

– Нужно быть реалистами, – убежденно возражал Агаев, – у этой партии уже нет будущего. Вы же видите, какие процессы происходят в мире. Нужно идти в русле времени. Будет правильно, если мы объявим о самороспуске. Кстати, ваш бывший коллега Адиль Гаджиев тоже так считает.

Гаджиев был раньше директором местного Литфонда, откуда был выдвинут заведующим общим отделом ЦК КП Азербайджана. Традиционно считалось, что он и Агаев являются своеобразными «лоббистами» Союза писателей. Раньше, до реорганизации, когда в ЦК существовал еще и отдел культуры, его возглавлял бывший представитель Союза писателей Азербайджана в Москве Азер Мустафазаде, но его перевели на работу в шекинский горком.

– Вы же умный человек, – продолжал Мурад, – неужели вы не понимаете, что, не имея структурированной организации, вы не сможете противостоять оппозиции, которая под вывеской Народного фронта легко победит вас на выборах.

– Им еще нужно победить, – свысока улыбнулся Расим Агаев.

Он был талантливым и способным журналистом, но весьма слабым политиком, не сумевшим осознать последствия столь непродуманных шагов. Тогда казалось, что сразу после избавления от диктата Москвы можно будет жить как хочется, продавая свою нефть и сделавшись вторым Кувейтом или Бахрейном.

Мурад с грустью и стыдом следил за выступлениями делегатов. Бывшие секретари горкомов и райкомов убеждали друг друга, что партии необходимо самораспуститься. Непонятно, как эти люди столько лет делали карьеру в этой партии, если сейчас они так легко от нее отрекались? Это было удивительное время. Во всех национальных республиках все бывшие секретари ЦК и горкомов в один момент стали демократами и либералами, отказываясь от своих прежних взглядов, словно по взмаху волшебной палочки, и абсолютно не стыдясь за свои прежние слова и дела. Понятно, что никаких убеждений и принципов уже не было, да и чувство стыда испарилось как дым.

Неожиданно слово попросил старейший писатель, которому было уже за восемьдесят, – бывший председатель Президиума Верховного Совета Азербайджана, председатель Комитета солидарности стран Азии и Африки Мирза Ибрагимов. Он медленно вышел на трибуну, обвел взглядом собравшихся и тихо сказал:

– Я смотрю на вас и поражаюсь, неужели вы все столько лет не верили и притворялись? Неужели ни у кого из вас не осталось никаких убеждений, никаких принципов? И как вы собираетесь дальше жить? Как можно жить, отказываясь от своей прежней жизни, от своего прошлого? Или вы не понимаете, что тем самым вы рушите собственное будущее, которое становится неопределенным и туманным, что отказ от своих взглядов всегда чреват тем, что вам навяжут взгляды чужие? И тогда некому уже будет вас защитить или хотя бы попытаться выслушать. Сегодня вы перечеркиваете не только многолетнюю историю партии, но и ее заслуги перед нашей республикой. А самое печальное, что вы не уважаете собственную историю.

Ибрагимова слушали молча. Его уважали за долгую жизнь в политике. Он был среди руководителей республики еще с конца тридцатых годов, в начале шестидесятых возглавлял Президиум Верховного Совета Азербайджана и был первым, кто поставил вопрос о признании азербайджанского языка государственным языком республики. Хрущев лично кричал ему, что он «националист и фашист». Но трем прибалтийским республикам и трем закавказским разрешили написать эти строчки в своих Конституциях о государственных национальных языках. Даже огромной Украине, даже многомиллионному Узбекистану, имеющему тысячелетний опыт государственности, не разрешили подобного исключения. Но Мирзу Ибрагимова тогда сняли с работы. А еще до этого его снимали в начале пятидесятых, когда он поддержал книгу профессора Гейдара Гусейнова, за что был уволен с поста руководителя Союза писателей. Сейчас Ибрагимов говорил тихим спокойным голосом, убежденно глядя в глаза собравшимся. На Востоке не полагается перебивать старших, поэтому слушали его вежливо, даже проводили жидкими аплодисментами. Но все было уже предопределено. Инерция послушания сработала и в последний раз.

Подавляющим большинством голосов было принято решение о самороспуске. Мурад видел, как голосовали прежние партийные вожди. Им казалось, что все будет хорошо, ведь почти все уже перешли на должности местных руководителей, привычно возглавляя свои районы и города. Никто из них даже не догадывался, что уже через несколько месяцев почти все они останутся без работы, некоторые попадут в тюрьму, а некоторые просто погибнут. Им казалось, что, избавившись от партийного диктата и опеки Москвы, они станут по-настоящему счастливыми и свободными.

Президент Азербайджана Муталибов вынужден будет подать в отставку уже через полгода после этого дня. Спустя некоторое время он попытается вернуться, но сумеет удержаться только в течение суток. Премьер-министр страны Гасан Гасанов будет снят с работы через семь месяцев после этого съезда. Ему отчасти повезет, он почти сразу уедет в Нью-Йорк, в поспредство при ООН. Но представители новой власти будут требовать возвращения Гасанова в наручниках домой. Заведующие отделами Агаев и Гаджиев попадут в тюрьму и будут выпущены после многократных просьб и обращений Союза писателей.

Мурад приехал домой в подавленном настроении. Он никогда не считал себя особенным апологетом партии, ему всегда было немного смешно и грустно присутствовать на этих глупых ритуальных партийных собраниях. Но такой почти единодушный подход его неприятно поразил. Значит, десятки, сотни тысяч людей всего лишь соблюдали правила игры, уже ни во что не веря, огорченно думал Керимов. Получается, что мы могли развалиться даже раньше девяносто первого года. У нас прогнило все – идеология, экономика, политика, нравственность. Может, поэтому и происходит такой стремительный распад, который просто невозможно остановить. Распад прежде всего нравственный, когда в обществе не осталось не только идеалов, но и самой цели, к которой нужно идти.

В самых страшных снах он не мог даже предположить, что уже через несколько месяцев после распада страны военный конфликт с соседней республикой перерастет в полномасштабную войну. Будет сожжен и уничтожен азербайджанский город Ходжалы со всеми его обитателями. Азербайджан потеряет больше пятой части своей территории, в республике появится почти миллион беженцев. В Гяндже, втором городе Азербайджана, вспыхнет мятеж против власти Народного фронта в Баку и прозойдет военное противостояние, едва не переросшее в гражданскую войну. На юге будет создана новая Талыш-Муганская республика, по всему Азербайджану начнут орудовать неуправляемые банды вооруженных людей, отсюда побегут тысячи беженцев, пытаясь спасти себя и своих детей. И только вернувшийся к власти летом девяносто третьего года Гейдар Алиев сумеет остановить это сползание к полному хаосу и развалу, постепенно оттаскивая республику от края пропасти. Спустя много лет известный американский журналист Томас Гольц напишет: «По всем признакам уже в девяносто третьем году не должно было существовать на политической карте мира такой реальности, как Республика Азербайджан».

Но до лета девяносто третьего года будет еще много месяцев политического вакуума, когда в течение четырех месяцев девяносто второго года сменится сразу четыре руководителя Азербайджана, что станет для республики настоящей катастрофой.

Ремарка

Постановлением Верховного Совета Азербайджанской республики принята Декларация «О восстановлении государственной независимости Азербайджанской республики». Указом Президента Азербайджана образовано Министерство обороны республики, министром обороны назначен генерал-лейтенант В.Э. Баршатлы.

Сообщение Азеринформ

Ремарка

Решение о независимости Украины было принято украинским парламентом 24 августа. Согласно этому решению первого декабря 1991 года пройдет референдум о подтверждении акта провозглашения независимости. В полную собственность республики передаются все предприятия союзного значения. На Украине будет своя национальная гвардия и собственные деньги.

Сообщение Ассошиэйтед Пресс

Ремарка

Шестые сутки продолжаются митинги и уличные шествия в столице Чечено-Ингушской республики – городе Грозном. Блокированы здания КГБ и Дома Советов. Демонтирован памятник Ленину. 19 августа тысячи жителей Грозного и сел собрались по призыву вайнахской демпартии, исполкома чеченского конгресса, чтобы выразить протест происшедшему путчу. Во время митинга протеста был задержан лидер вайнахской демпартии Зелимхан Яндарбиев. И хотя 20 августа Президиум Верховного Совета Чечено-Ингушской республики на своем экстренном заседании отверг предложение путчистов о создании в республике такого же незаконного Комитета, демократическое движение Чечни усмотрело в аресте Зелимхана Яндарбиева поддержку местными властями указов хунты. 24 августа толпа митингующих заблокировала здания КГБ и Дома Советов. Требования митингующих – отставка правительства, роспуск парламента, введение поста президента республики и передача власти в переходный период исполкому чеченского конгресса, который считают единственно законной властью в ЧИР.

Сообщение РИА «Новости»

Ремарка

В Чечне были арестован известный лидер демократической оппозиции, поэт и правозащитник Зелимхан Яндарбиев, выступивший со своими товарищами в поддержку российских властей против создания ГКЧП. Его арест осудили делегаты исполкома чеченского конгресса и один из руководителей этой организации генерал Джохар Дудаев.

Сообщение Азеринформ

 

Глава 5

Проблемы росли словно снежный ком. Уже на следующий день стало ясно, что не только премьер-министр Павлов, но и практически все союзные министерства и ведомства поддержали введение чрезвычайного положения. Нужно было либо увольнять весь Кабинет министров, либо смещать каждого из них, выдвигая их заместителей, которые оказывались зачастую еще более причастными к деятельности ГКЧП. Если говорить откровенно, то практически все союзное руководство в полном составе можно было отправлять в тюрьму. Затем набирать второй состав из первых заместителей и снова отправлять в тюрьму. Затем третий состав из обычных заместителей и – тоже в тюрьму. Возможно, на восьмом или девятом составе можно было бы остановиться, но на подобный эксперимент не нашлось бы ни сил, ни энергии.

Он заявил о своем уходе с поста Генерального секретаря ЦК КПСС. Секретариат ЦК КПСС принял специальное постановление, в котором попытался в последний раз отмежеваться от «заговорщиков» в своих рядах, поручив Центральной Контрольной Комиссии уточнить их степень ответственности. Но это была уже агония. Собравшаяся у здания ЦК КПСС толпа требовала немедленной расправы. Начали бить стекла, пытались ворваться в здание. Сотрудников аппарата ЦК эвакуировали по длинному коридору построившихся демонстрантов. Некоторых уходящих били по спине, некоторым доставалось по шее. Женщин практически не трогали, только язвительно шутили. Мужчинам, особенно молодым, часто доставались тумаки и затрещины. Но человеческих жертв удалось избежать. Здание ЦК КПСС было опечатано, и теперь там предстояло работать сотрудникам специальной комиссии. Ельцин подтвердил свой Указ о департизации. После того как он прилюдно унизил Горбачева, заставив его читать не совсем подготовленные бумаги, он издал Указ о запрете выпуска всех партийных газет.

В КГБ уже арестовали сразу несколько генералов. Среди арестованных был и первый заместитель Крючкова – генерал Грушко, а также заместитель начальника охраны генерал Генералов, который считался заместителем самого Плеханова. Назначенный временно исполняющим обязанности Шебаршин сумел предотвратить захват здания на Лубянке, вывезти большую часть документов в Ясенево, где находилась штаб-квартира Первого Главного управления. Он даже принял специальное решение коллегии с осуждением действий Крючкова и Грузко, будто не знал о том, что именно они готовят, и всецело не поддерживал их решения. Но Шебаршин был обречен. Он работал в КГБ почти тридцать лет, и, с точки зрения победивших демократов, это был не плюс, а большой минус в его работе. Поэтому Шебаршин продержался на должности только сутки. Ельцин ультимативно потребовал его снятия.

Кабинет министров в полном составе опровергал появившуюся информацию о поддержке ГКЧП. Особенную активность проявлял первый заместитель Щербаков, который гневно клеймил своих бывших товарищей. Маслюков, действительно часто споривший с Павловым, повел себя вполне порядочно и честно. Он не стал спекулировать этим противостоянием, но и не возражал, когда его обвиняли в симпатиях к ГКЧП. Остальные министры гневно возражали.

Саламбек Хаджиев заявил, что его не было на памятном заседании, и вместо него там присутствовал его заместитель Чурилов, который и поддержал введение ГКЧП. Министр Катушев сказал, что опубликованный документ не соответствует действительности и он не поддерживал ГКЧП. Министр финансов Орлов объяснил, что присутствовал на самом заседании только несколько минут, так как торопился на встречу со швейцарскими банкирами. Министр Воронцов заявил, что газета опубликовала искаженный текст его выступления. Министр путей сообщения Матюхин высказался о своем беспокойстве возможными сбоями в работе транспорта и о том, что он никогда не поддерживал ГКЧП. Министр Догужиев считал приведенный текст ошибочным – он не высказывался в поддержку ГКЧП. Министр гражданской авиации Панюков уверял, что говорил о невозможности вмешиваться в дела гражданской авиации и ни слова не сказал о ГКЧП. Два министра прислали в газеты специальное письмо, где указывалось, что они не поддерживали ГКЧП и никаких разговоров по этому поводу с Павловым не вели. Подписались министр общего машиностроения Шишкин и министр оборонной промышленности Белоусов. При этом последняя фраза их письма была показательной. «Совесть наша чиста», – писали чиновники.

В результате выяснилось, что ни один из союзных министров не готов признаваться в своей поддержке ГКЧП, тогда как почти все, возможно, за исключением министра культуры Николая Губенко, готовы были не только поддержать, но и активно помогать созданному Комитету. Но после победы «августовской революции» их мнения кардинально поменялись. Ситуация была фантасмагорической. Все министры в один голос уверяли, что всегда были убежденными демократами, и ни у одного из них не нашлось мужества подать в отставку, признавая свою ответственность, или хотя бы сознаться, что готовы были поддержать любые решения ГКЧП, что соответствовало их внутренним убеждениям. Видимо, убеждения и принципы этих чиновников слишком гибкие и могли легко трансформироваться в ту или иную сторону. Становилось понятно, что с этими людьми работать дальше просто невозможно. Горбачев колебался недолго. Он принял решение сменить весь Кабинет министров, заменив его на Комитет по оперативному управлению народным хозяйством, во главе которого готов был поставить прилетевшего к нему в Форос Силаева. Он еще не знал, что Иван Степанович, не выдержав напряжения августовского противостояния, дважды оставлял Белый дом, уходя домой. А Ельцин этого никогда не забудет. Теперь Силаев тоже числился одним из главных демократов и громче всех выступал в российском парламенте, обвиняя Лукьянова в руководстве заговором.

Горбачев всегда плохо разбирался в людях. Он признался в этом в одном из своих интервью, указав, что напрасно продавливал через съезд кандидатуру Янаева на должность вице-президента страны, когда народные депутаты отказались голосовать за это назначение. Признавал и свои кадровые ошибки с подбором прежних руководителей, особенно Павлова и Шенина. Он даже готов был сдать Лукьянова, справедливо обвиняя того не просто в пассивности, а в молчаливом подыгрывании созданному Комитету и фактическом пособничестве. И предлагал Силаеву занять пост, равный должности премьера. Силаев проконсультировался с Ельциным и дал согласие.

Но процесс распада набирал такие обороты, что его уже практически невозможно было остановить никакими новыми комитетами. Тем более что в условиях отсутствия полноценных руководителей министерств на своих местах дела в их организациях просто шли вразброд. А российские министерства требовали все новых и новых полномочий, по существу, полностью отстраняя союзные ведомства от руководства вверенных им отраслей. Трудно даже представить себе ситуацию всеобщего развала, которая началась в конце августа. Но огромная страна все еще работала, жила, пыталась самоорганизоваться, пыталась выжить, обрывая последние связи и утрачивая надежду на восстановление.

После снятия Бессмертных с поста министра иностранных дел нужно было срочно искать ему замену. Горбачев понимал, что это должна быть кандидатура, устраивающая все республики, в том числе и Бориса Николаевича. Поэтому начался поиск подходящего кандидата. В новый Совет безопасности Горбачев предложил вступить Шеварднадзе, Яковлеву и Попову, но все трое отказались. Многие уже просто не хотели работать в союзных структурах. Двадцать седьмого августа состоялась встреча Горбачева с президентами Ельциным, Назарбаевым и Акаевым. Эти три республики уже готовы были подписать Союзный договор. Горбачев сделал предложение Аскару Акаеву стать вице-президентом СССР. Акаев обещал подумать, но через несколько дней вежливо отказался. Он тоже понимал, что это мертворожденная должность, которая, возможно, совсем скоро будет упразднена за ненадобностью. Разговоры о премьерстве Назарбаева уже не шли. Союзного правительства фактически не было, его заменил Комитет по оперативному управлению народным хозяйством во главе с Силаевым.

Отовсюду приходили сообщения о самороспуске коммунистических партий национальных республик. В Прибалтике, где уже давно существовали собственные маргинальные коммунистические партии, пытались перестроиться, чтобы выжить в новых условиях, еще не понимая, насколько велик размер катастрофы всего левого движения в мире.

Утром Ельцин приехал к Горбачеву с номером телефона старшего лейтенанта, работавшего в шифровальном отделе Министерства обороны СССР. На этого офицера, согласного сдать своего министра, выйдет Кобец, который сразу после августовских событий станет генералом армии, а Руцкой получит звание генерал-майора. Во многих воспоминаниях, в том числе и в книгах Ельцина, неверно указано, что Руцкой был генералом, когда шел на выборы. Он был полковником. И звание генерала ему присвоил Горбачев сразу после возвращения из Фороса.

Горбачев так не хотел очередного публичного унижения, но Ельцин понимал, как важно убрать Моисеева. Поэтому прямо заявил, что не уйдет, пока Михаил Сергеевич не решит вопрос о новом министре обороны. Горбачев вызвал к себе Моисеева. Когда генерал вошел в его кабинет, Горбачев пояснил, что присутствующий здесь Борис Николаевич считает, что генерал принимал участие в организации и работе ГКЧП. Моисеев выслушал упреки молча, не возражая и не споря. Ельцин протянул записку с номером телефона Горбачеву. Тот поморщился и набрал номер. На другом конце ответил старший лейтенант, который был уже заранее предупрежден о таком звонке. Горбачев представился. Было слышно, как тяжело дышал старший лейтенант, невольно оказавшийся заложником такой опасной ситуации. Михаил Сергеевич включил громкую связь.

– Чем вы сейчас занимаетесь? – поинтересовался он.

– Мы получили указание нового министра обороны об уничтожении всех шифровок, связанных с августовскими событиями, – заученно ответил старший лейтенант.

– Вам все понятно? – посмотрел на Моисеева Горбачев.

Моисеев все понимал. Он мог бы сказать, что это явная подстава, глупая провокация, которую нельзя принимать всерьез. Мог пояснить, что это не его уровень, и старшему лейтенанту не может быть известно о приказах министра обороны, что шифрограммы все равно не уничтожаются, а хранятся в памяти компьютеров, что он, как первый заместитель министра обороны, был обязан выполнять приказы своего командира – маршала Язова. Он мог многое сказать. Но он был настоящим офицером и порядочным человеком, поэтому не стал оправдываться, понимая, что решение уже принято. Горбачев посмотрел на него, словно ожидая, что тот все-таки попытается оправдаться, и даже не представляя, какую роковую ошибку сейчас совершает. Возможно, самую главную в своей жизни. Если бы Моисеев остался руководителем Министерства обороны, ход истории мог быть бы другим. Заменивший его генерал-полковник Шапошников еще сыграет свою особую роль в истории распада. Но ничего этого никто из троих собравшихся в кабинете президента людей еще не знал.

– Идите, – разрешил Горбачев, понимая, что Моисеев больше ничего не скажет.

Через несколько дней генерал Моисеев, пятидесятидвухлетний генерал армии, будет уволен в запас. Но Кобец не станет министром обороны. Вместо него эту должность займет командующий ВВС генерал-полковник Шапошников. В КГБ будет решено послать Бакатина, который до Пуго возглавлял Министерство внутренних дел и был генерал-лейтенантом, а в само МВД Ельцин предложит Баранникова. «Опрокинутый» Горбачев согласится на все назначения. И это снова будет его большой ошибкой, уже по третьему кругу. Бакатин проявит себя на должности не просто некомпетентным руководителем, он начнет разваливать органы КГБ, а апофеозом его воинствующего непрофессионализма станет сдача США документов о системе прослушивания в строящемся американском посольстве. Этот шаг вызовет такое единодушное неприятие Бакатина, что он будет вынужден вскоре уйти из органов госбезопасности.

Баранников попытается в конце года даже объединить бывшие союзно-республиканские МВД и КГБ в единое суперминистерство безопасности и внутренних дел, но уже через месяц эта структура ликвидируется, и он останется в кабинете Андропова – Крючкова руководителем Министерства безопасности. А еще через два года будет снят по обвинению в коррупции и затем выступит уже против самого Ельцина.

Последний вопрос был о министре иностранных дел СССР. После недолгого обсуждения Горбачев и Ельцин решили остановиться на кандидатуре Бориса Панкина, посла в Чехословакии. В своей книге «Исповедь президента» Ельцин неправильно написал, что Панкин был послом в Швеции. На самом деле в этот момент Панкин работал послом в Чехословакии.

Возможно, сама жизнь Бориса Дмитриевича Панкина могла стать сюжетом интересного психологического исследования. Родившийся в столице далекой Киргизии, этот мальчик сумел поступить на факультет журналистики МГУ. Блестящий, умный, начитанный, он стал главным редактором «Комсомольской правды» уже в тридцать четыре года и возглавлял ее в течение восьми лет. Но в семьдесят третьем его неожиданно перевели на канцелярскую работу – на малозначащий пост председателя правления Всесоюзного агентства по авторским правам. И это после начала такой карьеры! Он просидел в этом агентстве лучшие годы своей жизни, почти десять лет – с семьдесят третьего по восемьдесят второй. И только когда ему было уже за пятьдесят, он получил назначение послом в Швецию: сказались его старые связи с бывшими комсомольскими работниками. В Стокгольме он проработал еще восемь лет, и затем его перевели в Прагу. Панкин понимал, что это последнее назначение, отсюда только на пенсию, ведь формально он уже достиг пенсионного возраста. Более того, ему об этом уже прямо говорили в коридорах МИДа. И поэтому он так решительно и бескомпромиссно выступил против созданного ГКЧП. Хотя, безусловно, это был человек демократических воззрений, оставшихся у него еще со времен комсомольской юности. Но в качестве министра иностранных дел он выглядел более чем странно. За два с небольшим месяца своего пребывания на этому посту он запомнился только «охотой на дипломатов», выискивая, кто из них мог поддержать решения ГКЧП. Конечно, подобное поведение вызывало раздражение и недоумение многих дипломатов. Панкин был слишком долго вне страны, слишком долго ждал этого назначения и оказался просто не готов к подобной должности. Он еще успеет поработать послом в Великобритании, но в сентябре девяносто третьего уже сам Ельцин отправит его в отставку.

Согласовав все назначения, Ельцин удовлетворенно заявил, что у них теперь есть неприятный августовский опыт, поэтому все дальнейшие ответственные назначения Михаил Сергеевич должен согласовывать именно с ним. Молчавший Горбачев обреченно кивнул в знак согласия. Кажется, в этот день даже он понял, что дни его пребывания в должности руководителя страны сочтены.

Когда Ельцин ушел, Горбачев долго сидел за столом, не раскрывая папки, которую ему принес Ревенко. Раньше такие папки приносил Валера Болдин, вспомнил Михаил Сергеевич и раскрыл папку. Ревенко предлагал согласиться с назначение пресс-секретаря Виталия Игнатенко руководителем ТАСС. Это сообщение обрадовало Горбачева. Игнатенко – порядочный и честный человек, которому можно было доверить такой ответственный пост. К тому же он был профессиональным журналистом. Горбачев решил, что ему нужно еще раз переговорить с Игнатенко перед его назначением, но обязательно утвердить его руководителем этой важной структуры.

Дальше шли сообщения о продолжающихся военных действиях в Югославии. Из тяжелых гаубиц сербская артиллерия обстреляла хорватский город Вуковар. И многие европейские страны уже склонялись к выводу о необходимости срочного признания независимости Хорватии и Словении. «Вот так могло быть и у нас, – подумал Михаил Сергеевич, – когда началась бы война всех со всеми. Никто не может понять, каким чудом удается удерживать огромную страну от широкомасштабного военного конфликта. Надо поговорить с этим Шапошниковым. Летчики всегда были элитой вооруженных сил. И еще раз побеседовать с Бакатиным. Вадим Викторович должен четко себе представлять, в какую сложную организацию назначается руководителем. Заодно можно получить их анализ о ситуации в стране. При Крючкове аналитики выдавали поразительно точные информации, которые всегда немного пугали и настораживали, но всегда оказывались безупречно объективными и верными».

Ремарка

В связи с предпринятой 19 августа попыткой группы государственных лиц совершить антигосударственный переворот коллегия КГБ СССР считает: «Действия заговорщиков, сорванные решительными действиями демократических сил страны, нельзя расценивать иначе как выступление против конституционных властей и правопорядка, защитить которые призваны органы государственной безопасности. Сотрудники КГБ не имеют ничего общего с противозаконными актами группы авантюристов. Они тяжело переживают тот факт, что честь органов госбезопасности замарана участием руководства КГБ СССР в так называемом Государственном Комитете по чрезвычайному положению. Коллегия призвала руководителей органов госбезопасности, исходя из политической и правовой оценки, данной Президентом СССР, осуществлять свою деятельность в строгом соответствии с Конституцией, законами СССР и решениями президента страны.

Сообщение ТАСС

Ремарка

Вместо прежнего Кабинета министров СССР создан Комитет для оперативного управления народным хозяйством. В его состав вошли А. Вольский, Г. Явлинский, Ю. Лужков. Председателем Комитета назначен Иван Силаев.

Сообщение РИА «Новости»

Ремарка

Состоялся телефонный разговор между Государственным секретарем США Дж. Бейкером и министром иностранных дел СССР А.А. Бессмертных. Советский министр официально подтвердил, что он уволен из-за «пассивности» в дни путча. В настоящее время рассматривается кандидатура возможного преемника господина Бессмертных. Многие полагают, что это может быть посол Советского Союза в Чехословакии господин Б.Д. Панкин.

Сообщение Ассошиэйтед Пресс

Ремарка

Председатель Президиума Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов подал в отставку. В заявлении он указывает, что никогда не был идеологом переворота. Однако генеральная прокуратура запросила согласие Верховного Совета страны на арест Лукьянова. Верховный Совет практически единогласно, при двух голосах против, дал согласие на арест Анатолия Ивановича Лукьянова.

Сообщение ТАСС

 

Глава 6

Поздно вечером в субботу, двадцать четвертого августа, в своем кабинете нашли маршала Ахромеева, покончившего жизнь самоубийством. Вышедшие на работу в понедельник сотрудники администрации президента шепотом рассказывали друг другу о случившейся трагедии. Все знали об этом из официальных сообщений, но подробности становились известны именно здесь. Эльдар Сафаров прибыл на работу к девяти утра и успел пообщаться с коллегами в коридоре. Все жалели маршала и восхищались его мужеством. Ахромеева уважали за твердость взглядов, за принципиальность, за его достойное поведение. Рассказывали, что перед смертью он написал письмо Горбачеву, в котором якобы объяснял причины своего поведения и говорил, что не может смириться с распадом своей страны.

Дубровина сразу осудила покойного маршала.

– Он просто струсил, – убежденно говорила Элина Никифоровна. – Понимал, что его могут привлечь, и, как остальные, решил сам покончить жизнь самоубийством.

– Не думаю, что он струсил, – осторожно заметил Тулупов, – все-таки он был участником войны, боевым генералом, прошел Афганистан. Таких людей трудно испугать тюремной камерой или даже возможным расстрелом. Он просто понял, что его страны больше не будет, а его партию уже распустили. И не выдержал этих двух потрясений.

– Он был принципиальным человеком, – высказался покрасневший Кирилл Снегирев. Он вообще часто краснел, хотя и отстаивал самые радикальные демократические взгляды в их отделе.

– Я вас не понимаю. – Маленькие глазки Дубровиной превратились в узкие щелочки. – Вы всегда были против наших партократов и военных. Осуждали членов ГКЧП. А теперь называете маршала, который активно поддерживал заговорщиков, «принципиальным человеком». Вам не кажется, что вы непоследовательны, Снегирев?

– Нет, не кажется, – поправил очки Кирилл, – у него были свои взгляды и свои принципы. Я с ними категорически не соглашался, но я готов был его уважать за принципиальность и верность своим идеалам.

– Опять высокие материи, – поморщился Тулупов, – все гораздо проще. Он был коммунистом и маршалом СССР. Не осталось ни партии, ни СССР, которого скоро совсем не будет. Кажется, по проекту Союзного договора нас хотят назвать ССГ. Нужно же придумать такое идиотское название! Вот скоро мы действительно на «Г» и пойдем. А он не захотел быть с нами в этом едином марше и предпочел повеситься.

– Вы все превращаете в шутку, – отмахнулась Дубровина.

– А почему молчит наш самый молодой коллега? – поинтересовался Тулупов. – Нам было бы интересно узнать и его мнение.

Все трое посмотрели на Сафарова.

– Я думаю, что Кирилл прав, – ровным голосом произнес Эльдар. – Ахромеев был принципиальным и честным человеком, поэтому не сумел пережить все эти события, ставшие для него личной трагедией. Как и Борис Карлович Пуго, с которым я несколько раз встречался и разговаривал. Они верили в идеалы, а они оказались разрушены. И это действительно стало для них личной трагедией.

– Молодец, – произнес Тулупов. – Я сказал то же самое, но в более откровенной форме. А ты подвел идеологическую базу под его самоубийство.

– Давайте прекратим эту ненужную дискуссию, – предложила Дубровина. – Маршала уже нет, и мы не будем больше тратить время на обсуждение мотивов его странного поведения. У нас столько работы.

Тулупов подмигнул мужчинам, и все принялись просматривать свои бумаги.

Ближе к полудню позвонил Журин.

– Здравствуй, Эльдар, – мрачно начал Михаил Алексеевич.

– Добрый день. Как вы себя чувствуете? Я звонил вам несколько раз, но у вас дома никто не снимал трубку.

– Естественно, – сказал Журин, – мы с женой на время переехали к дочери. Сейчас такая обстановка, что любого из бывших сотрудников ЦК могут арестовать. Сначала посадят, а потом будут разбираться – что он сделал и кого поддерживал. Раз работал в «штабе партии», то уже априори виноват в том, что был за этот дурацкий комитет.

– Я слышал, что ваше здание опечатали?

– Нас всех прогнали, а здание опечатали. Не думал, что доживу до такого дня. Хотя мне еще повезло. Учитывая мой возраст, меня только несколько раз хорошо послали, и больше ничего. Молодым досталось больше, некоторые получили по шее, двоих наших серьезно побили. Помнишь Мягкова?

– Конечно. Он сидел с Коломенцевым.

– Правильно. Он жил в обычном доме с работниками транспортной конторы. Его так избили во дворе, что он попал в больницу с сотрясением мозга. Несколько соседских парней выпили и решили, что нужно расправиться с этим «партократом». А Мягков в жизни мухи не обидел…

– Это обычные глупые перегибы, – сказал Сафаров.

– Ну да. Революция, при которой прежние моральные нормы оказываются отброшенными и растоптанными. Все правильно. Я могу тебя сегодня увидеть?

– Конечно. Давайте увидимся. Может, где-нибудь посидим?

– Ни в коем случае! Мне лучше лишний раз не показываться на глаза нашим победившим демократам. Давай у тебя сегодня вечером. У моего зятя есть машина, и он меня привезет.

– Хорошо, – согласился Эльдар, – но, если можно, немного позже, часам к девяти. У нас много работы.

– Не сомневаюсь. Столько людей нужно сначала освободить от должностей, а потом найти еще целую армию людей, чтобы поставить их на эти должности… Представляю, сколько у вас забот. В общем, до свидания, до вечера.

– Я буду вас ждать, – попрощался Сафаров и положил трубку.

Дубровину вызвали к руководителю администрации, и она, быстро собрав документы, вышла. Вернулась через полчаса.

– Сейчас идет заседание Верховного Совета – некоторые предлагают вообще распутить союзный парламент.

– Процесс распада уже запущен, – вставил Тулупов.

– Это не наше дело. Все нормативные документы, которые к нам поступят, нужно будет оперативно обрабатывать, – с недовольным видом посмотрела на него Дубровина.

Уже позже Эльдар узнал, что на заседании Верховного Совета СССР Горбачев с горечью сказал, что если бы сам союзный парламент собрался девятнадцатого августа с осуждением создания Чрезвычайного комитета, то никакого ГКЧП в стране не было бы. Это был конкретный упрек, адресованный Лукьянову. Потом начались выступления. Президент Киргизии Акаев заявил, что прежний подготовленный Договор был итогом компромисса и не может быть подписан в таком виде. Президент Казахстана Назарбаев сказал, что федерация вообще исчерпала себя и нужно подумать о создании конфедерации. Выступавший депутат от Украины Щербак предложил распустить парламент и съезд, как уже никому не нужные организации. Сразу после него взял слово Собчак, который осудил это поспешное заявление. В ходе сессии после отстранения Лукьянова, который подаст в отставку, некоторые депутаты предложат на его место Анатолия Собчака, но мэр Ленинграда откажется. Он тоже понимал, что все союзные структуры – отныне обреченные организации, срок полномочий которых крайне недолог.

Вечером Эльдар приехал к себе домой в половине девятого. Он успел только сделать себе бутерброд с сыром и выпить чашку кофе, когда в дверь позвонили. На пороге стоял словно сразу постаревший лет на десять Михаил Алексеевич Журин. Впервые в жизни Эльдар видел его без галстука и костюма. Журин был в светлых брюках и разноцветной рубашке каких-то немыслимых оттенков – от ярко-фиолетового до ядовито-желтого.

– Не узнаешь? – усмехнулся он, протягивая руку. – Пришлось надевать эту павлинью рубашку моего внука, чтобы замаскироваться под демократов.

Сафаров рассмеялся. Конечно, это была шутка, но Журин произнес ее с подчеркнуто горьким сарказмом. По предложению самого Михаила Алексеевича, они прошли на кухню. Эльдар предложил кофе гостю, и тот благодарно кивнул.

– Хорошо у тебя, – сказал Журин оглядывая его кухню, – ты вообще у нас молодец. Настоящий «счастливчик». Сумел попасть в ЦК КПСС в самый последний момент и соскочить буквально за секунду до крушения «нашего состава».

– Я об этом даже не думал.

– Конечно, не думал. Но все так здорово получилось. И с этой квартирой ты тоже все успел. Кто мог подумать, что Вдовин умрет, его жена переедет в Германию, они сдадут квартиру, и управление делами предложит ее тебе? Только потому, что ты был единственный холостяк среди стоявших на учете. А наши дурачки, которые стояли в очереди и ждали своих апартаментов, теперь остались вообще без работы и без квартир. Кто теперь даст новые квартиры очередникам из ЦК КПСС? Ты слышал, что все счета партии заморожены и все наше имущество конфисковано?

– Конечно, слышал.

– Вот так и получается, что ты оказался умнее всех нас. Успел перескочить в администрацию президента и теперь остался на работе. А нас всех просто выгнали, как никому не нужных бездельников или лишний балласт. У тебя есть что-нибудь выпить? А то под такие разговоры нужна солидная доля алкоголя.

– Вы же не пьете, – удивился Сафаров.

– Вот уже несколько дней, как пью, – угрюмо возразил Журин.

Эльдар достал бутылку коньяка, которую ему прислали из Гянджи. Разлили янтарную жидкость в небольшие бокалы. Журин сразу выпил, заел шоколадкой, а от нарезанного лимона отказался.

– Это дурной вкус, – пробормотал он, – заедать коньяк лимоном. Так делал покойный император Николай Александрович, царство ему небесное. После коньяка нужно есть шоколад. Так правильнее, я читал об этом в каком-то зарубежном журнале.

Сафаров улыбнулся и снова налил коньяк своему гостю.

– Ты извини, что я к тебе пришел, – сказал Журин, – понимаю, что могу тебя скомпрометировать…

– Как вам не стыдно! Я ведь с вами работал столько месяцев, почти полгода в одном кабинете. Почему вы не можете зайти ко мне?

– Сейчас такие времена, – пробормотал Журин. – В общем, послушай, зачем я к тебе пришел. Я ведь человек опытный, столько лет проработал в административном отделе ЦК КПСС, понимаю, что к чему. С нами уже все ясно. Раз и навсегда. Если можно закрыть пятнадцатимиллионную партию, значит, она никому и не нужна. Я догадывался, что среди пятнадцати миллионов есть много карьеристов, приспособленцев, рвачей, просто дураков. Но мне казалось, что есть и нормальные люди. Мужики, которые имеют яйца и принципы. Оказывается, я ошибался. Можешь себе представить: их закрывают, а они покорно сдают ключи и уходят. По всей стране, по всем республикам и областям. Ни один человек не возмутился, не попытался возражать, не поднял красное знамя, чтобы сражаться до конца. Ни один! Тогда кому нужна эта партия и все ее идеалы?

– Вы не правы, – возразил Эльдар, – многие сейчас просто в шоке. Я уверен, что левая идея не может так просто исчезнуть. И не все были приспособленцами и карьеристами. Вы ведь наверняка слышали про Пуго или Ахромеева.

– Слышал. Но это генералы. Один – латыш, а другой – фронтовик. Они не в счет. А наш управляющий просто выпрыгнул от страха из окна своей квартиры. Хотя, может, ему и помогли, я лично теперь ни в чем не уверен… Но дело не в этом. В общем, понятно, что впереди у меня работа где-нибудь в загсе или на заводе обычным юрисконсультом. Чтобы дотянуть до пенсии. Сбережений особых я не делал, взятки не брал. Хотя их в нашем ведомстве особенно и не предлагали. Все ждал, когда меня пошлют прокурором области. Думал, что смогу сколотить себе состояние… Нет, я не про взятки думал, ты ведь меня знаешь. Я мечтал построить хорошую дачу на берегу тихой речки, взять с собой жену, нянчить там внуков. А сейчас у меня ничего нет. И на сберкнижке только пятьсот пятьдесят рублей. По нынешним временам копейки. Я все свои сбережения зятю отдал на покупку машины. Хорошо еще, что он успел купить свой «жигуль» до всех этих событий. Представляю, как сейчас взлетят цены… Но не будем об этом. Твое здоровье…

Он выпил вторую рюмку, понюхал шоколадку. Сафаров снова налил ему до краев. Журин покачал головой:

– Не так много. В общем, вот зачем я к тебе пришел. Племянник моей супруги работает у твоего друга Виктора Сергеева. Он там капитан, а сейчас освободилась какая-то должность подполковника. Я хотел сам позвонить или попросить кого-то из ребят из прокуратуры. Но сам видишь, какие у нас события… Да и в прокуратуре не все ладно. У них своих проблем хватает. Одним словом, я пришел попросить за племянника своей супруги. Ты можешь позвонить Сергееву, чтобы тот помог с его назначением? Ты сейчас работаешь в администрации президента, он тебя послушает. – Эльдар ничего не ответил, и Журин продолжал: – Если тебе сложно или неудобно, можешь сразу сказать. Я понимаю, что ты не обязан помогать бывшему работнику ЦК.

– Не нужно так говорить, – попросил Сафаров. – Я думаю, где сейчас найти Сергеева. Наверное, он уже дома. Сейчас я ему позвоню. Как фамилия вашего родственника?

– Капитан Савченко. Евгений Савченко. У меня жена украинка.

– Я помню, – улыбнулся Эльдар, набирая номер домашнего телефона генерала Сергеева. Услышав знакомый женский голос его супруги, поздоровался: – Мила, здравствуйте. Это говорит Эльдар Сафаров.

– Я вас узнала, – рассмеялась женщина. – Как у вас дела? Виктор говорил, что теперь вы стали совсем большим начальством?

– Только пытаюсь… А Виктор дома?

– Нет, конечно. Он на работе. Последние дни все время на службе. Их разрывали буквально на части. Российский министр приказывал одно, а союзный приказывал другое. Как слуга двух господ. Вот они и старались так работать. Слава богу, что все это закончилось. Если хотите, я продиктую вам его телефон.

– Не нужно, я знаю. Спасибо. Успехов вам.

– И вам тоже. Эльдар… – неожиданно позвала она его. – Извините, что я вас спрашиваю…

– Да, конечно. Что вы хотите узнать?

– Чем все это закончится? Иногда бывает так тревожно за наших детей… Как вы думаете?

– Думаю, что все будет хорошо, – ответил Сафаров, глядя на Журина, и вздохнул.

– Да? Вы так считаете? Спасибо. Вы меня немного успокоили. До свидания.

Эльдар попрощался и набрал рабочий номер Сергеева.

– Виктор, добрый вечер. Уже почти десять, а ты еще на работе.

– Здравствуй, Эльдар. Можно подумать, что ты уходишь со своей работы в шесть? Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Приехал только в половине девятого. Послушай, Виктор, у меня к тебе большая просьба…

– В твоем статусе нужно говорить, что у тебя есть ко мне поручение, – рассмеялся Сергеев.

– Нет, это просьба. У тебя работает капитан Савченко. Женя Савченко. Это племянник моих близких друзей. Сейчас там освободилось место, и я бы просил тебя выдвинуть именно его.

– Савченко? – переспросил Виктор. – Так я его знаю. Толковый и инициативный офицер. Мы его и хотели выдвинуть. Просто возникли некоторые проблемы, но мы все равно его утвердим.

– Какие проблемы?

– С Ванилиным, как обычно, – пояснил Сергеев. – Он узнал, что муж тети Савченко работал в ЦК КПСС, и на этом основании решил «зарубить» кандидатуру капитана. Глупо и непонятно. У каждого из нас есть куча родственников-коммунистов, а Ванилин еще остается кандидатом в члены ЦК компартии Молдавии. В общем, глупость какая-то. Я доложу руководству, и Савченко, конечно, утвердят, можешь не сомневаться. А теперь, когда ты позвонил, тем более утвердят. Ванилин может бороться с уже распущенным ЦК, а вот с действующей администрацией президента он бороться побоится. Не беспокойся, мы его выдвинем и утвердим.

– Спасибо.

– А нам нужно чаще встречаться, – предложил Сергеев. – Надеюсь, что мы скоро увидимся.

– Обязательно скоро увидимся. Пока. – Эльдар положил трубку, посмотрел на гостя и спросил: – Все слышали?

– Да, – кивнул Журин, – спасибо тебе.

– Он его хвалил. Говорит, что очень достойный офицер.

– Да, я так и понял. У тебя трубка такая, что все слышно. Считай, что я твой должник. Спасибо большое.

– Не за что. Еще коньяк?

– Нет, вполне достаточно. Зять ждет меня в машине внизу…

– Нужно было ему подняться к нам…

– Необязательно. Пусть подождет, молодой еще. Ему будет полезно…

– Строгий вы тесть.

– Зато справедливый. – Журин поднялся и пошел к выходу. Обернулся и протянул руку: – Я в тебе не сомневался. Знал, что ты не откажешь.

После отъезда Журина Эльдар прошел в ванную комнату, посмотрел на себя в зеркало. Сколько таких Ванилиных сейчас вылезло из своих щелей… Сколько их будет портить жизнь нормальным людям, устраивать преследования по политическим мотивам, перекрашиваться в демократов… Любая революция, как большая волна, порождает густую пену, которая всегда всплывает на поверхность.

Ремарка

Самая серьезная опасность сегодня в СССР и для «новой России» – не со стороны убежденных коммунистов, а со стороны тех «оппортунистов», которые поддержали Ельцина с целью сохранения своей власти, от который Президент РСФСР пока не может отмежеваться.

«Таймс», Лондон

Ремарка

Нынешняя политическая обстановка в СССР характеризуется небывалой ранее силой Ельцина и слабостью Горбачева. Ельцин сегодня уверенно идет вперед, пользуясь слабостью своего некогда могущественного соперника. Он осознает свою силу. Это проявилось и в том, что он в своем телеинтервью возложил часть вины за переворот на Горбачева, обвинив его в плохом подборе кадров. Что можно сказать о президенте, когда вице-президент страны и глава парламента готовы выступить против него единым фронтом? Сам Ельцин использует слабость Горбачева для того, чтобы забрать из его рук как можно больше власти. Он уже установил свой контроль над средствами связи, добился ареста архивов партии и КГБ. Установил контроль над армией, КГБ и МВД, куда были назначены его сторонники. Премьер-министр России Силаев стал руководителем Комитета по управлению народным хозяйством страны. Очевидно, что Россия сегодня приобретает все больший вес в политической жизни Союза. Следом за ней идут республики, многие из которых стремятся к независимости.

Сообщение Эй-би-си

Ремарка

Необходимо помнить о тех трудностях, которые предстоит решать Борису Ельцину сразу после его победы. Это в первую очередь проведение радикальных экономических и политических реформ среди народа, который не имеет никакого опыта в области строительства демократии и создания рыночной экономики. Кроме того, необходимо создавать новую конституционную модель общения с другими республиками в тот момент, когда в отдельных регионах большой страны растет национальная напряженность.

«Индепендент», Лондон

 

Глава 7

События последних дней, словно соревнуясь друг с другом, наносили ему один удар за другим. Он действительно вернулся совсем в другую страну. В отпуск уезжал всесильным Президентом Советского Союза, который готов был примирить все республики и заключить Союзный договор на основе выработанного консенсуса. Ему подчинялась более чем трехмиллионная армия, ее ракетный и ядерный потенциал, мощь союзных КГБ и МВД, пятнадцатимиллионная партия, спаявшая, как железным обручем, все республики Советского Союза. Он был нобелевским лауреатом, самым влиятельным политиком современности, человеком, разрушившим Берлинскую стену и давшим согласие на объединение Германии, творцом «нового мышления», сумевшим остановить гонку вооружений, демонтировать систему социализма и Восточный социалистический блок.

А вернулся он уже совсем в другом качестве. Руководителем некоего аморфного объединения, в котором все республики уже твердо намеревались выйти из его состава, объявив о своем суверенитете и независимости, политиком, потерпевшим полный крах в своей кадровой политике, когда против него выступили все – без исключения – высшие руководители государства; человеком, который уже не мог ничего решать самостоятельно – все видели, как ему диктовал российский президент, потерявший даже возможность назначать на ключевые должности своих людей и вынужденный согласиться на кандидатуры, предложенные Ельциным. Его политический вес таял с каждым днем, в некоторых отечественных и зарубежных изданиях его даже жалели, ему сочувствовали. Он выглядел жалко и неубедительно. Только номинальная ядерная кнопка, бесполезная по сути и бывшая лишь атрибутом бывшего величия, еще оставалась в его распоряжении.

Личная трагедия Михаила Сергеевича Горбачева заключалась в том, что своими непоследовательными и непродуманными реформами он разрушал страну и партию в течение последних шести лет. И теперь, оставшись без партии, из которой он вышел и которую разрешил разогнать, изо всех сил пытался спасти государство, где должен был оставаться первым и последним президентом некогда единой страны. В эти последние месяцы он продемонстрирует чудеса политической эквилибристики, пытаясь примирить непримиримых противников и удержать расползающуюся страну, искренне полагая, что еще можно спасти прежний Союз. Но после того как Ельцин прилюдно тыкал в него пальцем, а затем демонстративно заставил сначала отказаться от должности Генерального секретаря, а затем от партии, от своих сторонников и даже от собственных назначенцев, всем стало понятно, что любимый «Горби» – отныне медленно остывающий политический труп, у которого уже не было ни прежнего влияния, ни прежней власти.

Верховный Совет принял решение об отставке Лукьянова и позже дал согласие на его арест. Но Собчак, которого выдвинули на место ушедшего, отказался занять этот высокий пост. Затем отказался стать вице-президентом страны Аскар Акаев, единственный демократический кандидат из президентов Средней Азии. Еще один удар нанесли прежние союзники – Александр Яковлев и Эдуард Шеварднадзе. Вместе с Гавриилом Поповым они демонстративно отказались войти в Государственный совет.

И впереди был Съезд народных депутатов, который вполне мог поставить вопрос о доверии своему президенту. Не говоря уже о том, что большинство нардепов были членами партии и убежденными консерваторами и могли выступить единым строем. Он провел встречу сначала с Ельциным, Назарбаевым и Акаевым. В эти сложные дни, пожалуй, только двое последних вели себя достаточно деликатно, не хамили, не срывались на конфронтацию, готовы были выслушать его аргументы. И вместе с тем они тоже понимали, что прежнего Союза уже нет и никогда не будет. Назарбаев заявил, выступая в Верховном Совете, что Казахстан никогда не станет ни подбрюшьем каких-либо регионов, ни чьим-то «младшим братом».

Горбачеву было тяжело. Он понимал, насколько сложно будет выступать перед тысячами людей, которые соберутся второго сентября на съезде. Ревенко принес папку с самыми неотложными документами, среди них было и сообщение из Комитета государственной безопасности, где уже работал Бакатин. Горбачев достал листок и, поморщившись, прочитал его. Раньше подобные сообщения делала аналитическая служба КГБ, теперь же такие опросы проводились появившимися социологическими службами, которые открыто печатали свои результаты в прессе. Это был социологический опрос, проведенный центром социально-экономических исследований «Тинни-Социо» по заказу еженедельника «Аргументы и факты» и газеты «Известия». Результаты оказались ошеломляюще оскорбительными и обидными.

На вопрос «Удастся ли Горбачеву сохранить свои позиции в результате происшедших событий?» только 27 % ответили, что, возможно, удастся. 61 % опрошенных ответили категорическим «нет». Другой вопрос, на который просили ответить о степени популярности в настоящее время того или иного политического деятеля. 74 % набрал Борис Николаевич Ельцин, 8 % – Анатолий Собчак, 5 % – Александр Руцкой, 4 % – Гавриил Попов и около 4 % – Михаил Горбачев. Это были просто невероятные результаты. Взлетевший в августовские дни рейтинг Горбачева снова упал, и настолько низко, что газеты указали на возможную статистическую погрешность.

Он с раздражением захлопнул эту проклятую папку. Конечно, после того как Ельцин прилюдно его унижал и оскорблял, было бы трудно рассчитывать на нечто иное. Нужно принимать какие-то меры. На предстоящем съезде на него обрушится целый вал критики и недовольства. Он уже знал, что парламентская комиссия Верховного Совета по национальной политике и межнациональным отношениям высказалась за признание независимости прибалтийских республик. Это окончательный уход всех трех республик. Горбачев понимал, что с этого может начаться общий распад, поэтому так мучительно долго тянул с признанием. Первого сентября в Москву прилетел премьер-министр Великобритании Джон Мейджор. Он привез совет Маргарет Тэтчер признать независимость прибалтийских государств. Мейджор демонстративно встретился с премьерами трех прибалтийских республик в посольстве Великобритании, провел встречу с Ельциным.

Вечером в Ново-Огареве собрались руководители союзных республик. Прилетел даже представитель Гамсахурдиа. Все понимали, что завтрашний день может быть особенным. Горбачев предложил зачитать завтра совместное заявление. Эту идею подал Вольский, и она ему очень понравилась: совместное заявление Президента СССР и руководителей всех остальных республик, за исключением Прибалтики и Молдавии, которые не приехали на эту встречу.

Его слушали молча. Макхамов, у которого были большие проблемы в Таджикистане, где требовали его отставки, сильно нервничал. Еще больше нервничал Муталибов. На сессии уже поднимался вопрос о его поведении в период путча. Более того, один из армянских журналистов спросил Горбачева, как он относится теперь к Президенту Азербайджана после его заявлений. Горбачев ответил, что ему ничего не известно об этих заявлениях.

Неожиданно первым с этой идеей согласился Ельцин. Он все время торопил Горбачева с подписанием Союзного договора, отчетливо понимая, что подобный документ раз и навсегда закрепит особое положение республик в Союзе и сделает союзную власть только представительной и ничего не значащей. Кажется, Горбачев готов был согласиться и на такой вариант, лишь бы удержаться у власти. Но Ельцин предложил, чтобы с проектом заявления выступал не Горбачев. Ему тоже готовили сводки о социологических опросах, и он прекрасно понимал, что, если Горбачев появится на трибуне съезда, это может вызвать настоящий вал обвинений в его адрес, который снесет не только самого Горбачева, но и все союзные структуры. Разъяренные депутаты могли пойти на избрание нового президента страны, что грозило всем новыми, еще более непредсказуемыми проблемами. Поэтому Ельцин решил выступить на стороне Горбачева. Он предложил, чтобы совместно завизированный текст прочел Назарбаев. Президент Казахстана не возражал. Было решено, что утром выступит именно он, хотя подобное предложение не очень понравилось руководителю Украины Леониду Кравчуку, полагавшему, что второй республикой после России, и по своему промышленному потенциалу, и по своим человеческим ресурсам, шла Украина, что было, конечно, правильно. Но Назарбаев был фигурой, устраивающей всех – славянские и мусульманские республики. Поэтому решили все-таки остановиться именно на его кандидатуре.

Все разъехались поздно вечером. Горбачев поехал домой, чувствуя неимоверную усталость, – сказывалось напряжение последних дней. К тому же плохо себя чувствовала и Раиса Максимовна. Для нее августовское заточение в Форосе оказалось настоящим шоком. Она никак не могла смириться с тем, что произошло с ними, и тяжело переживала случившееся.

Михаил Сергеевич откинул голову на спинку кресла. Привычный салон его автомобиля, привычные машины охраны. Все, как прежде, и не совсем все. Нужно выходить на признание прибалтийских республик, подумал он, тянуть дальше нельзя, их уже признали больше тридцати государств. Он прекрасно знал о хранившихся в особых папках документах, которые считались личным архивом генеральных секретарей. Там была большая карта Европы, прочерченная двумя карандашами. Красным водил Сталин, синим – Риббентроп. Они делили территорию Европы, разделив Польшу, присоединив ее западные земли к Германии, а восточные – к СССР. При этом Сталин оговаривал присоединение всех трех прибалтийских республик и Бессарабии. Риббентроп, уже знавший, что война с Россией неминуема, соглашался на все. Ему было важно предотвратить вступление СССР в войну на стороне антигерманской коалиции, которая неизбежно бы возникла после нападения Германии на Польшу. Франция и Великобритания наверняка объявили бы войну Германии, а снова воевать на два фронта Германия явно не хотела. И Польша не смогла бы долго продержаться без действенной помощи Советского Союза.

Если документы опубликуют – а их все равно нужно будет, рано или поздно, всем показать, – начнется грандиозный скандал, понимал Михаил Сергеевич. Руководителем комиссии по пакту Риббентропа – Молотова был назначен Александр Николаевич Яковлев. Но Болдин, отвечавший за эти сверхсекретные документы, убедил Горбачева никому их не показывать. Теперь Михаил Сергеевич жалел о том, что послушался тогда руководителя своей администрации.

На следующий день открылся Съезд народных депутатов. Горбачев и Ельцин сидели в общем зале, в первом ряду. На трибуну поднялся Назарбаев и зачитал заявление Президента СССР и руководителей десяти все еще союзных республик. Этим самым он выбивал почву из-под ног готовившихся выступить депутатов. Ведь прибалтийских депутатов в зале почти не было, молдавские и грузинские тоже не появлялись на заседаниях, а остальные депутаты, выслушав заявления руководителей своих республик, осознавали, что любой выпад против этого заявления будет восприниматься и как вызов своему президенту. Это заявление сразу сбило накал страстей. А председательствующий Лаптев объявил, что теперь все республики должны собраться, чтобы обсудить текст этого заявления. Был объявлен перерыв до двух часов дня, и поступило предложение российским депутатам собраться в Доме Советов, украинским – в зале заседаний палат Верховного Совета, а остальным разъехаться по своим постпредствам. Депутаты недовольно потянулись к выходу.

После перерыва выбрали президиум, и слово дали председательствующему Горбачеву. Он сразу заявил:

– Продолжаем работу нашего съезда. Надеюсь, что мы будем двигаться вперед, слушая друг друга и вырабатывая согласованные решения. Никакие демонстрации, демонстративные претензии, выкрики я воспринимать не буду. Если кто-то хочет сорвать наш съезд, он будет это делать. Если же он готов сотрудничать, то президиум – а я высказываю нашу общую точку зрения – тоже готов сотрудничать конструктивно, и мы будем решать все вопросы.

Горбачев понимал, что без претензий и криков не обойдется. Нужно было любым способом не допустить этого проявления массового недовольства.

Затем выступали представители республик. Разумеется, все говорили о том, что поддерживают данное заявление, ведь оно было подписано президентами из республик. По существу, Горбачев повторил трюк, который с успехом уже однажды применил на Пленуме ЦК КПСС, когда его заранее поддержали руководители компартий союзных республик, и остальные участники Пленума должны были выступать не просто против Горбачева, а еще и против руководителей собственных республиканских компартий.

На следующий день съезду было предложено объявить о самороспуске, заменив его Государственным советом. Многие депутаты начали выражать свое возмущение. Запомнилось выступление поэта Олжаса Сулейменова, который напомнил слова академика Велихова, сказавшего, что поражение путча резко продвинуло общество вперед. Но по законам общей физики, продолжал Сулейменов, тело продвигается вперед и от здоровенного пинка в зад. Сейчас, похоже, такое стремительное ускорение получает наш Верховный Совет и съезд. Выступил Рой Медведев, прямо сказавший, что страна была больна с 1985 года, и все способы ее «лечения» оказались настолько непродуманными и их так часто меняли, что положение народов ухудшалось с каждым годом. «Радость победы демократических сил омрачается царящей повсюду интенсивной антикоммунистической кампанией, целым рядом незаконных акций, – говорил он. – Мы хотим распустить Верховный Совет и съезд, создав какие-то непонятные новые органы? Для чего, зачем? Мы уже заменили Совет министров «межреспубликанским Комитетом»? Неужели вы считаете, что это поможет выправить положение? И почему нужно было запрещать и распускать Коммунистическую партию? Ведь подобное решение никак нельзя назвать демократическим».

Затем выступал ректор Новосибирского инженерно-строительного института депутат Яненко. Он прямо указывал на недостатки Горбачева. «Каким нужно быть руководителем, чтобы не знать и не чувствовать, кто твой единомышленник и кто готов тебя поддержать? А вы, Михаил Сергеевич, были еще и Генеральным секретарем. И в самое тяжелое для партии время вы, ее «капитан», покинули свой «капитанский мостик» и бросили миллионы рядовых членов партии на произвол судьбы».

Горбачев нахмурился, но не решился прервать выступавшего. Ельцин почувствовал, что все может неожиданно поменяться. Требовалось срочно переломить ситуацию и попытаться защитить Горбачева. Борис Николаевич обладал звериным инстинктом и чутьем настоящего охотника, поэтому сразу попросил слова.

– Ситуация в стране настолько сложная, – начал он, – что нужны безотлагательные меры и кардинальные решения. Это уже ясно всем. Августовский путч не был случайным. Сегодня в прокуратуре имеется слишком много данных на Компартию, которая деятельно принимала участие в подготовке и осуществлении путча. И есть достаточные основания, чтобы распустить все органы КПСС.

Оценивая причины путча, не могу не сказать о роли президента страны. Его непоследовательность в проведении реформ, нерешительность, а порой и капитуляция перед агрессивным натиском ущемленной в правах партократии – все это создавало благоприятную почву для реванша тоталитарной системы. Не думаю, что Михаил Сергеевич не знал истинной цены Янаеву, Крючкову, Пуго, Язову и другим…

Да, сегодня мы вправе предъявить претензии Горбачеву. Подчеркиваю, претензии, но не счет. После переворота страна и Россия стали другими. Другим стал и президент. Он нашел в себе силы, чтобы многое переоценить. Это шаг, достойный доверия. Я, например, сегодня лично верю Михаилу Сергеевичу гораздо больше, чем даже три недели назад, до путча.

Возможно, это была лучшая речь Ельцина, которую он произносил когда-либо в своей жизни. Конечно, тезисы речи были подготовлены интеллектуалом и умницей Бурбулисом, который лично просматривал их перед выступлением. Но речь была не просто символом ораторского искусства. Она была построена по всем законам жанра… Ельцин перечислял необходимые условия, при которых следовало двигаться дальше. И закончил просто как выдающийся политик и оратор:

– Уважаемые народные депутаты! Сегодня сопротивление радикальным преобразованиям ослаблено. Этот шанс нужно использовать. С политической точки зрения – недальновидно, с этической – безнравственно, с человеческой – глупо терять время и цепляться за обветшалые заветы, идеалы, с которыми некоторые выступали вчера и сегодня. Весь мир следит и сочувствует нам, как следил и сочувствовал в самые напряженные августовские дни, готовый оказать реальную поддержку, особенно в этот сложный переходный период. Должны и мы наконец осознать свою ответственность перед всем народом, перед всем человечеством.

Он закончил под аплодисменты собравшихся. Некоторые удивленно переглядывались. Никто не ожидал от косноязычного Ельцина такого убедительного ораторского мастерства, никогда больше он не произнесет такую яркую и убедительную речь, как на этом заседании съезда, никогда не сможет настолько убедительно и с фактами обосновать свою позицию.

Некоторые депутаты еще пытались отстоять Верховный Совет, но Горбачев, воодушевленный поддержкой Ельцина, напомнил, что он имеет право вообще распустить съезд. После этого было решено упразднить должность вице-президента страны, а за самороспуск съезда проголосовали 1682 депутата. Но все равно нашлись и наиболее принципиальные. Сорок три человека были против, шестьдесят три воздержались. Было принято решение о подготовке необходимых документов по созданию ССГ вместо СССР. В последний день съезда были и забавные моменты, когда газеты сообщили, что организационный комитет большевистской платформы в КПСС, которым руководила Нина Андреева, исключил Михаила Горбачева из рядов КПСС с формулировкой «за измену делу Ленина и Октябрьской революции, за предательство международного рабочего и коммунистического движения». Но этот факт сам Горбачев воспринял как всего лишь смешной курьез.

В последний день Михаил Сергеевич выступит с речью, где скажет о себе в третьем лице, что он всегда был за демократизацию и глубокие реформы советского общества. Уже на следующий день, на первом заседании Государственного совета, будет принято решение о признании Советским Союзом независимости Литвы, Латвии и Эстонии. В прибалтийских республиках этот день станет особенно радостным и счастливым. Сбылись надежды нескольких поколений людей, которые наконец обрели свободу и независимость.

А большая страна продолжала корчиться в муках, медленно распадаясь и умирая на глазах всего цивилизованного мира. Страна, породившая новую цивилизацию двадцатого века, уходила в небытие…

Ремарка

Советский народ проснулся, заявил бывший Президент Чили, главнокомандующий сухопутными силами генерал Аугусто Пиночет, отвечая на вопросы о его отношении к событиям, происходившим в СССР. Пиночет сказал, что они являются неизбежным следствием реализации плохо задуманной и нереальной идеологической модели, которая была тоталитарной и антигуманной. По поводу ситуации, в которой оказался Президент СССР М. Горбачев, генерал считает, что главная ошибка Горбачева заключается в том, что он хотел произвести преобразования без изменения существа режима, несовместимого со свободой.

«Эпоха», Сантьяго

Ремарка

Великое национальное собрание граждан республики провозгласило независимость Молдавской ССР, которая отныне будет называться Республика Молдова. В принятой на сессии Декларации о независимости республики говорится о праве Молдовы решать все вопросы своей жизни самостоятельно, без вмешательства извне. Парламент обратился в ООН с просьбой о принятии Молдовы в качестве полноправного члена. Днем раньше Молдова заявила о признании государственной независимости республик Прибалтики.

Сообщение Ассошиэйтед Пресс

Ремарка

Состоялось чрезвычайное заседание Верховного Совета Грузии, на котором выступил президент З. Гамсахурдиа. Он дал оценку действиям грузинского руководства в дни путча. По его мнению, эти действия были достаточно продуманными и разумными, не позволившими развязать карательные акции против мирного населения. Президент подробно остановился на ситуации, возникшей с национальной гвардией, когда большая часть гвардейцев отказалась выполнять приказ президента о придании им статуса милиции особого назначения и в знак протеста отправилась в летние лагеря. Президент Грузии предложил депутатам создать специальную группу, куда должны войти и родители гвардейцев, которые отправятся к ним в Рконское ущелье, чтобы попытаться вернуть их в столицу. Он коснулся также событий в Абхазии, Аджарии и «бывшей Южной Осетии» и потребовал у парламента особых полномочий для решения вопроса о руководстве автономных образований. Однако грузинский парламент отказал ему в этом.

Сообщение РИА «Новости»

Ремарка

Европейское сообщество приняло решение об установлении дипломатических отношений с прибалтийскими странами, оговорив, что все европейские государства не признавали аннексии прибалтийских республик в 1940 году. Вместе с тем подобное решение не должно создавать прецедента для других республик Советского Союза, также заявляющих о своем суверенитете и выходе из состава страны. Было отвергнуто предложение Германии и Италии незамедлительно признать независимость Хорватии и Словакии. Решено создать арбитражную комиссию в составе пяти судей (трое – от Югославии, двое – от ЕС).

Сообщение Франс Пресс

 

Глава 8

После чрезвычайного съезда, распустившего Компартию, в Баку объявили о предстоящем визите через несколько дней сразу двух президентов – Ельцина и Назарбаева. Российский и казахстанский руководители решили выступить в роли посредников для примирения двух республик. Им тогда еще казалось, что все вопросы можно будет решить за столом переговоров, убедить обе стороны отказаться от конфликта и прийти к возможному примирению. Оба президента даже не представляли себе, насколько глубокие противоречия лежали в основе этого конфликта. И дело было не только в самой Нагорно-Карабахской области. Конфликт длился уже несколько столетий, но был приглушен при советской власти, где любые националистические проявления строго пресекались и жестко карались.

Армянское большинство Нагорного Карабаха требовало выхода из состава Азербайджана и присоединения к Армении, тогда как большинство жителей Азербайджана, в состав которого входила Нагорно-Карабахская область, категорически не желали изменения границ. И если для сербов Косово было их национальной гордостью, где ковались победы сербского оружия и сам край считался колыбелью сербской культуры, то Нагорный Карабах точно так же считался колыбелью азербайджанской культуры, особенно музыкальной, и в нем жили многие выдающиеся композиторы и поэты Азербайджана.

Конфликт охотно подогревался иностранными державами, каждая из которых имела в виду и собственные интересы. Центр не сумел или не захотел предотвратить этот затянувшийся на несколько лет конфликт, уже переросший в ожесточенные столкновения вооруженных группировок противоборствующих сторон. И тогда Ельцин с Назарбаевым решили, что могут позволить себе положить на чашу весов свой авторитет и попытаться урегулировать этот конфликт между двумя соседними республиками.

Оба президента в сопровождении министра обороны СССР Шапошникова и министра внутренних дел СССР Баранникова прибыли сначала в Баку, затем – в Степанакерт, потом – в Ереван. Они внимательно выслушали обе стороны, пытаясь предложить свои модели примирения, после чего отправились в Железноводск, куда прибыли и противоборствующие стороны. У каждого из руководителей закавказских республик было довольно сложное положение. На Муталибова давила оппозиция, не скрывающая, что попытается отстранить его от власти. К тому же в Нахичеванской республике сразу после неудачного августовского путча был выбран новый председатель Верховного меджлиса, которым стал сам Гейдар Алиев. Разумеется, факт присутствия такого человека, как Алиев, в автономной республике и его статус вынуждали крайне осторожно подписывать любые бумаги. Похожая проблема была и у Тер-Петросяна. Правда, он назначил выборы президента республики, но отчетливо видел, как постепенно власть в Армении переходит к группе руководителей карабахских сепаратистов.

Двадцать третьего сентября, ближе к полуночи, было принято специальное коммюнике воюющих сторон, которые подписали Ельцин, Назарбаев, Муталибов и Тер-Петросян. Это было даже не соглашение о прекращении огня, а всего лишь возможные намерения воюющих республик. Гости уезжали довольные, им казалось, что отныне на древних землях Карабаха воцарится мир. Мурад не принимал участия в этих встречах. С одной стороны, его даже не приглашали, а с другой – нужно было проявлять максимум осторожности, понимая, насколько болезненным и уязвимым является этот конфликт для обоих народов.

Гости уехали, а проблемы остались. Почти ежедневно продолжались выпады оппозиции в адрес законных властей и самого президента. И вместе с тем многие сознавали, что перерастанию этого конфликта в настоящую войну мешает только союзное правительство и союзная власть. А теперь, когда образовался вакуум власти, между республиками могла вспыхнуть большая война. И никто из приехавших не хотел этого допускать.

Мурад сидел у себя в кабинете, когда раздался телефонный звонок. Телефонистка сообщила, что на проводе Москва. Мурад сразу спросил, кто звонит, но на другом конце молчали. Еще несколько раз поинтересовавшись кто все-таки звонивший, Мурад услышал далекий приглушенный плач и сразу понял, кто это.

– Карина, – позвал он ее, – это ты?

– Бабушка умерла, – сквозь слезы сообщила она.

– Соболезную, – пробормотал Мурад. – Но твоя бабушка прожила длинную и счастливую жизнь. Увидела даже правнуков. Что еще нужно в этом мире?

– Умереть в своем родном городе, – напомнила Карина.

– Это зависело уже не от нее, – парировал Мурад.

– Когда ты приедешь? – жалобно спросила она, вместо того чтобы начать спорить.

– Наверное, через несколько дней, – ответил Мурад. – У нас сейчас формируется специальная группа под моим руководством для выезда в Москву. Ты, наверное, слышала, какие изменения произошли в нашем большом Союзе писателей. Оттуда сбежали все секретари и появившиеся «демократы» посадили туда Тимура Пулатова.

– Я слышала, – сказала Карина. – Когда ты приедешь?

– Через четыре дня мы прилетим в Москву, и я сразу тебе позвоню. Обещаю…

Мурад не стал говорить привычное «целую» или «люблю». Ее поступок в прошлом месяце, когда она тайно избавилась от их общего ребенка, кажется, навсегда убил в нем все оставшиеся к ней чувства.

Через четыре дня вместе с тремя другими писателями он прилетел в Москву. На улицу Воровского, которую вскоре переименовали в Поварскую, шепотом рассказывали, как сбежало все руководство Союза, в том числе и всесильный первый заместитель оргсекретаря Сергей Колов. Вместо сбежавших секретарей и чиновников власть захватила группа демократически настроенных литераторов, среди которых выделялся Евтушенко. Именно они и посадили руководителем творческого Союза Тимура Пулатова, писателя из Узбекистана, пишущего по-русски. Немного позднее критики, соревнуясь друг с другом в восторженных выражениях, будут отмечать выдающиеся способности, талант, интеллект, кругозор и эрудицию Пулатова. Когда через много лет его сменит бывший руководитель якутского леспромхоза Переверзин, случайно оказавшийся на этом месте, те же критики и в тех же выражениях будут восхвалять «солнце русской поэзии», не понимая, как смешно и глупо они выглядят.

Мурад встретился со своим старым знакомым Юрой Музаевым, который милостиво согласился, чтобы его угостили в кафе Дома литераторов. Они расположились за свободным столиком, и Музаев заказал себе пива. Мурад пил только минеральную воду.

– Что у вас происходит? – поинтересовался он. – Мне говорят, что Колов просто сбежал.

– Правильно говорят. И все остальные тоже сбежали. Зато пришел и сел в этих кабинетах Сергей Михалков. Могучий старик. А ведь ему под восемьдесят. Но молодец, курилка, ходит, все соображает, даже обращает внимание на красивых женщин… В общем, он был единственный. А потом появились наши «демократы» во главе с Евтушенко и привели Тимура Пулатова, или, как его еще называют, «незаконорожденное дитя Евгения Евтушенко». Ты, наверное, слышал, что они собираются организовать альтернативный Союз российских писателей.

– Им не нравится прежний?

– Даже очень не нравится, когда в руководстве Союза поддержавшие «Слово к народу» Проханов, Бондарев и Распутин, когда среди подписантов известный антисемит Куняев. Я дам тебе текст их обращения, можешь полюбоваться. Об этом сейчас говорят во всех наших литературных журналах.

– В общем, у вас весело, – понял Мурад. – Говорят, что Пулатов готовит съезд?

– Конечно. Ему же нужно как-то себя утвердить, конституироваться, как говорят в таких случаях. Вот поэтому он и хочет собрать съезд, чтобы создать правопреемника Союза писателей СССР на ровном месте. Догадываешься, для чего?

– Нет. Неужели только потому, что им движет бескорыстная любовь к своим коллегам?

– Ага. Бескорыстная, – иронично заметил Музаев. – Ему нужно получить доступ ко всем счетам и имуществу бывшего Союза, чтобы его зарегистрировали как правопреемника. Вот что ему нужно. Жаль, что тебя не было два дня назад. Он выступал в Доме Союзов. Поразительное выступление, очень интересное. Можешь себе представить, что он там говорил. Союз мусульманских организаций с православием против мирового еврейства и католиков, мечтающих отнять православную паству у наших попов. Гениальный ход. И абсолютно беспроигрышный. Писатели-евреи, брезгливо поморщившись, не будут с ним даже разговаривать. Зато православные патриоты поддержат его с криками «ура», не говоря уже о наших братьях-мусульманах. Хотя ты тоже готов драться под «зеленым знаменем ислама».

– Перестань, – лениво попросил Мурад, – боюсь, меня туда просто не пустят. Я ведь был тяжело ранен в Афганистане, значит, сражался на стороне неверных против своих братьев-мусульман.

– Тогда ты не подходишь, – согласился Юрий. – Лучше закажи мне еще пива, и я подумаю, как вам помочь.

– Пиво я тебе куплю, а помогать нам не нужно. У нас в секретариате приняли решение о выходе из состава Союза писателей. Теперь будет независимый СП. Как и наша республика.

– Ну и дураки, – беззлобно заметил Музаев, – все оставляете Пулатову и компании. В бывшем «Советском писателе» тоже идет дележ наследства. Там его пытаются захватить две группы писателей. Демократы уступают патриотам во главе с Арсением Ларионовым. Пулатов уже ходил туда, пытаясь примирить обе стороны, но у него ничего не вышло.

– Они не поменяли названия?

– Конечно, поменяли. Сейчас они стали «Современным писателем». Вот такие у нас дела.

– А как Литфонд? Его тоже Пулатов прибрал к рукам?

– Не успел. У него пока не получается. Там формально Огнев председателем сидит, но это просто удобная ширма. На самом деле всем заправляет бывший бухгалтер и нынешний директор Гулумян, который все сам решает и очень ловко манипулирует Огневым и всей этой компанией, прикрываясь их громкими именами. Ты даже не представляешь, как быстро начали все разворовывать сразу после августовских событий. ЦДЛ – в одну сторону, нашу поликлинику – в другую, типографии – в третью, журналы и газеты – в четвертую. «Каждый имеет то, что охраняет». Так, кажется, сказал Жванецкий?

Мурад усмехнулся. Он уже понял, что ситуация в бывшем Союзе писателей – почти зеркальное отражение общей ситуации развала и распада по всему Советскому Союзу.

Вечером он позвонил Карине.

– Когда ты прилетел? – спросила она сразу, подняв трубку.

– Сегодня днем.

– Раньше ты звонил, как только прилетал, – напомнила Карина. Если это и был скрытый упрек, то только самой себе.

– Я заехал в Союз взять бронь на гостиницу, – пробормотал Мурад, словно оправдываясь.

– Я все понимаю. Ты знаешь, я была в таком состоянии, особенно когда узнала о смерти твоей двоюродной сестры… И ты тоже был не в лучшем… Поэтому я решила, что будет правильно, если я избавлюсь от нашего ребенка.

Она говорила о его кузине Нигяр, которую взорвали в поезде Москва – Баку. Ее сын чудом выжил, но сама молодая женщина погибла. В этот день в нем словно что-то оборвалось, ведь Нигяр была самым чудесным воспоминанием его детства. Как и Карина. Но в тот день половину его воспоминаний безжалостно растоптали. Именно тогда он улетел в Баку, а Карина решила сделать аборт. Он не очень-то возражал. Возможно, нужно было высказаться более конкретно, но он понимал, как трудно будет им обоим, если этот ребенок родится, сколько появится общих и очень трудных, подчас неразрешимых проблем. Наверное, в душе он даже хотел, чтобы она поступила именно так. Просто не признавался в этом даже самому себе.

– Мы увидимся? – после затянувшейся паузы спросила Карина.

– Как хочешь. Я собирался приехать, выразить свои соболезнования.

– Спасибо, – лаконично ответила она.

– Когда бабушка умерла?

– Восемь дней назад. Во сне. Заснула и не проснулась. Говорят, что так уходят праведники.

– Я тоже об этом слышал. А где твоя дочь?

– Мама забрала ее к себе. Я сейчас одна.

– Значит, мне можно приехать? – Раньше подобное известие его взволновало бы, сейчас он спросил скорее из вежливости.

– Приезжай, – согласилась Карина, – если еще помнишь адрес.

– Буду через час, – пообещал Мурад.

Ровно через час, успев купить по дороге большой букет цветов, он появился на пороге ее квартиры, а когда она открыла дверь, с трудом сдержал возглас, готовый сорваться с его губ. Это была не прежняя Карина. Будто за последние два месяца ее «потушили». Тихая, почерневшая изнутри, печальная, похудевшая почти вдвое, в каком-то блеклом халате, в котором он никогда раньше ее не видел. Она протянула ему руку. Раньше они сразу целовались и раздевались прямо на пороге, разбрасывая одежду в разные стороны. Сейчас же он вежливо пожал ей руку и протянул цветы.

– Спасибо, – равнодушно-тихим голосом произнесла Карина. – Можешь проходить в комнату.

Он прошел и сел в кресло, накрытое расшитым покрывалом. Она поставила цветы в большую вазу и устроилась на диване, поджав под себя ноги и укутавшись пледом, хотя на улице было довольно жарко. Когда-то давно ему нравилась такая поза.

– В последнее время она спрашивала про тебя, – заговорила Карина, – как будто что-то почувствовала. Я ведь старалась до последнего не говорить о своей беременности…

– Ты выходишь на работу?

– Пока нет. Взяла бюллетень. Я в последнее время плохо себя чувствую. Часто болею.

– Тебе нужно показаться хорошему врачу.

– Обязательно.

Они обменивались дежурными фразами, говорили о каких-то пустяках, мелочах. Он смотрел на ее волосы, которыми совсем недавно восхищался, и не понимал, что с ним происходит. Куда делось волнующее чувство, всегда зарождавшееся в нем при ее появлении. Они сидели вдвоем в квартире и говорили так, словно старые соседи, уже давно надоевшие друг другу, но вынужденные поддерживать иллюзию общения. Говорить было не о чем. Все чувства умерли, как будто вместе с ребенком они вырезали и их. Мурад понял, что не стоит затягивать эту мучительную для обоих сцену, посмотрел на часы.

– Ты торопишься? – подыграла ему Карина.

– Да, у меня еще важная встреча, – пробормотал он, стараясь не встречаться с ней взглядами. Какая важная встреча могла быть после девяти часов вечера?

Но Карина сделала вид, что поверила ему, и, ни о чем не переспрашивая, поднялась с дивана.

– Тогда тебе пора, – сухо сказала она.

– Да, наверное. – Мурад тоже встал и пошел к выходу.

Карина открыла дверь, протянула ему руку на прощание и таким же суховатым равнодушно-печальным голосом проговорила:

– Спасибо, что пришел.

«Так не бывает», – подумал Мурад, но вслух ничего не сказал, просто наклонился, чтобы поцеловать ей руку, затем повернулся и вышел из квартиры.

Карина сразу закрыла за ним дверь. Он не мог знать, что она прислонилась к ней и молча, глотая слезы, долго еще стояла спиной к ушедшему, словно отгораживаясь от него таким необычным способом…

Ремарка

К сожалению, именно шовинистический и антидемократический привкус в последние годы чувствовался в заявлениях ряда руководителей Союза писателей, ведущих себя как монополисты на русский патриотизм. На одном из пленумов даже прозвучал призыв запихнуть малые народы России в резервацию. Антидемократичность в политике, антиельцинская кампания, имперские амбициозные нападки на стремление народов Прибалтики к независимости, на национальные и демократические движения, антисемитизм – все это сочеталось с антидемократичностью профессиональной…

Кто глумился над Владимиром Высоцким даже после его безвременной смерти? Один из руководителей Союза – Куняев, ныне редактор «Нашего современника». Кто прославлял войну в Афганистане, убившую многие тысячи наших парней? Один из руководителей Союза – Проханов. Кто подписал обращение «В слове к народу», которое вместе с тремя участниками заговора подписали и российские писатели, и, что самое горькое, Бондарев и Распутин? Это был призыв к государственному перевороту, для которого заранее заказали двести пятьдесят тысяч наручников, в том числе и для наших писательских рук.

Мы не против многих авторов, которые являются нашими коллегами и находятся внутри российской литературы. Мы против их общественной позиции. Гражданская война в литературе, как и все гражданские войны, несправедлива с обеих сторон. Предъявляя обвинения в нетерпимости к своим оппонентам, мы не притворяемся, что мы – совершенство. Мы не имеем морального права не признавать все то положительное, что некоторые из них сделали, защищая разоренное крестьянство, оскорбленную нашим небрежением природу, разрушенные церкви. Может, то, что нам кажется в их писаниях злым умыслом, есть их заблуждения, и, может быть, они принимают наши заблуждения за наш злой умысел?

Но сейчас нужно разводиться, и желательно, чтобы развод был цивилизованным. Без взаимного оскорбительного дележа имущества…

Обращение подписали А. Ананьев, Г. Бакланов, А. Дементьев, Ф. Искандер, Е. Евтушенко, А. Приставкин, Р. Рождественский, Е. Сидоров, А. Рыбков, А. Володин, Д. Гранин, М. Дудин, В. Конецкий и другие

Ремарка

Крайне напряженной остается обстановка в столице Чечено-Ингушской республики. На основных магистралях города парализовано движение транспорта. То и дело встречаются вооруженные люди. В некоторых школах прерваны занятия. В результате двухнедельных беспрерывных митингов с требованием немедленной отставки всего руководства, обвиняемого в попытке сотрудничества с руководителями провалившегося антиконституционного заговора, официальные структуры власти парализованы. Блокированы здания парламента и правительства. Как сообщили корреспонденту ТАСС в пресс-центре МВД СССР, вооруженные формирования из национальной гвардии Чечено-Ингушетии во вторник утром захватили здание Телецентра и Дом радио.

Выступившие по местной телерадиосети председатель исполкома съезда чеченского народа генерал Джохар Дудаев и член руководства Вайнахской демократической партии Сосламбеков объявили о низложении Верховного Совета республики. Президиум Верховного Совета в ответ принял постановление о введении с нуля часов чрезвычайного положения на территории Грозного.

Сообщение ТАСС

Ремарка

Положение в Приднестровье остается сложным. В пригородной зоне Бендер продолжается блокирование железной дороги женщинами. Пикетирование железнодорожных путей уже нанесло экономике республики колоссальный ущерб. Министр внутренних дел Молдовы Ион Косташ заявил, что действия приднестровских «сепаратистов» решительно осуждает коренное население республики. По словам министра, уже создан батальон «Днестр» численностью 600 человек, а в городах Рыбница, Дубоссары и Бендеры создаются отряды народной милиции, противоправные действия которых могут привести к кровопролитию.

Агентство Постфактум

Ремарка

В субботу вечером в ответ на непрекращающиеся акции протеста и митинги в грузинском парламенте выступил президент З. Гамсахурдиа. Лейтмотивом его выступления стали слова о том, что Грузия никогда не пойдет на поводу у изменников и агентов Кремля и он сделает все, чтобы грузинский народ узнал цену этим предателям. Стало известно, где прячется бывший премьер-министр страны Т. Сигуа. Он обосновался в пригородном поселке Шавнабада, в нескольких километрах от Тбилиси, где находится и руководитель национальной гвардии Т. Китовани, не признающий своей отставки, подписанной Президентом Грузии. Китовани заявил, что, если власти прибегнут к насилию по отношению к гвардейцам, они оставляют за собой право на ответные действия. Отметим, что президент З. Гамсахурдиа умудрился восстановить против себя интеллигенцию Грузии. Любой, кто выступает против тоталитарных политических приемов Гамсахурдиа, объявляется «плохим грузином» и «врагом народа». Среди врагов выдающиеся писатели и поэты современной Грузии – Ч. Амирэджиби, Р. Джапаридзе, Л. Хайндрава, Д. Чарквиани, всемирно известные режиссеры – Р. Стуруа, Т. Абуладзе, Р. Эсадзе, академики – Н. Чарчавадзе и А. Бакрадзе. Они обратились с манифестом к грузинскому народу, в котором пытались высказать свое мнение о нынешнем руководителе Грузии. Но им не разрешили напечатать этот манифест. «Нью-Йорк таймс» пишет, что «избрание Гамсахурдиа было не началом демократии, а ее убийством в зародыше». Немецкая «Франкфуртер рундшау» считает, что «избрание Гамсахурдиа президентом приблизило Грузию к авторитарному государству».

Сообщение Азеринформ

 

Глава 9

В начале октября Назарбаев провел форум пятнадцати независимых государств в Алма-Ате, и туда прислали своих представителей не только республики, готовые подписать Союзный договор, но даже Латвия, Грузия и Молдавия. Только Литва и Эстония воздержались от участия в форуме. Прибалты вообще изо всех сил пытались обособиться, как бы подчеркивая, что имели прежнюю государственность и теперь восстанавливают ее в полном объеме. Все это понимали, и, похоже, уже сам Горбачев не думал удерживать прибалтийские государства в составе Союза.

Но экономическое положение оставалось катастрофическим. Ходили серьезные разговоры о возможном голоде, дефиците продуктов, о городах, которые будут замерзать наступающей зимой. Ельцин все эти дни решал исключительно важную для себя задачу – кто может встать во главе правительства и начать проводить экономические реформы. Он уже понимал, что Иван Степанович Силаев явно не годится на эту должность. Во-первых, Ельцин не мог простить Силаеву его двойного бегства из Белого дома в самые напряженные моменты противостояния с Комитетом по чрезвычайному положению. Затем Силаева перетянул к себе Горбачев, сделав его председателем межреспубликанского экономического Комитета по управлению народным хозяйством. Эта структура должна была заменить бывший Кабинет министров. Силаев понимал, что не сможет одновременно возглавлять союзный и республиканский Кабинеты министров, и чувствовал, как неуловимо поменялось к нему отношение Бориса Николаевича. Именно поэтому двадцать восьмого сентября он подал в отставку с поста председателя Совета министров РСФСР, оставаясь руководителем спешно созданного Межреспубликанского экономического комитета, который затем переименовали в Комитет по оперативному управлению народным хозяйством СССР.

Но и в качестве своебразного дублера Павлова он никак не подходил. Слишком много в нем было из прошлой жизни, слишком много негативного опыта. Сказывался и возраст, ему шел уже седьмой десяток. Ельцин не возражал, когда Михаил Сергеевич выдвигал Силаева, но прежнего доверия к нему уже не испытывал.

Нужно было взять паузу и подумать. Ельцин уехал в отпуск, чтобы начать срочный поиск возможных кандидатов. Он понимал, что времени почти нет, необходимость в проведении срочных экономических реформ более чем очевидна. Уже по первым шагам Силаева было понятно, что он готов тушить возникающие пожары, но на роль архитектора новой экономики никак не годится. Теперь следовало выбирать нужного человека.

Конечно, формально можно остановиться на Лобове. Он был первым заместителем председателя правительства, работал с Ельциным уже много лет, еще в Свердловске, где был секретарем обкома и председателем облисполкома. Крепкий хозяйственник, надежный соратник, он мог быть идеальным исполнителем и таким же хорошим «пожарником», способным быстро реагировать на возникающие в экономике проблемы. Но на роль реформатора он тоже не годился. Ельцин все больше и больше склонялся к выводу, что новое российское правительство нужно поручить Григорию Явлинскому. И хотя он уже был заместителем Силаева, всегда можно уговорить Горбачева вернуть его в российское правительство. Ельцину импонировала молодость Явлинского, которому не было еще и сорока, его экономические воззрения, хотя программу «пятьсот дней», предлагаемую Явлинским, в свое время так и не приняли ни союзным, ни российским руководством. Но среди кандидатов Явлинский был самым молодым, самым толковым и самым знающим специалистом. Ельцин уже согласился вызвать его для беседы в Сочи, когда в его резиденции появился Бурбулис.

Можно догадываться, как обижен Бурбулис, ведь Ельцин в последний момент выбрал в качестве вице-президента страны полковника Руцкого, никому прежде не известного. Хотя Геннадий Эдуардович явно примерял этот пост на себя, опытный Ельцин отчетливо видел все плюсы и минусы Бурбулиса. Умный, грамотный, эрудированный интеллектуал, он был незаменимым руководителем мозгового штаба, человеком, способным выдать блестящую идею, подсказать нужные мысли, оформить их в прекрасную речь, но вместе с тем болезненно самолюбивым и тщеславным. Об этом потом напишет сам Ельцин. Дело доходило до курьезов, когда объявляли выступление кого-то из министров правительства, а вместо них появлялся Бурбулис, начинавший скучно излагать свою точку зрения. На всех совещаниях он усаживался справа от Ельцина, не сомневаясь, что это и есть его настоящее место. Ему нравились волшебные атрибуты власти – большие кабинеты с правительственными телефонами, машины с мигалками, личная охрана, внимание журналистов. Ельцин видел эти недостатки Бурбулиса, но предпочитал пока не обращать на них внимания. Однако подобное поведение Геннадия Эдуардовича очень раздражало других «вторых лиц», которые считали себя гораздо более влиятельными людьми по своему положению и близости к Ельцину.

Бурбулис, не скрывая, презирал Руцкого, считая его солдафоном и неучем. Руцкой, в свою очередь, люто ненавидел Бурбулиса, чувствуя такое отношение. Бурбулис презирал и Хасбулатова, полагая, что этот демагог, пробравшийся во власть, не должен становиться руководителем российского парламента. Хасбулатов с самого начала боролся за «место под солнцем» рядом с Ельциным, пытаясь оттеснить Бурбулиса. Его раздражало, что главный советник президента – свердловский педагог, сделавший успешную карьеру. Наконец, был и вернувшийся с Кубы Юрий Владимирович Петров, которому Ельцин предложил место главы своей администрации. Петров работал первым секретарем обкома, заменив Ельцина на этом посту, когда никому не известный педагог Бурбулис преподавал в Свердловске. Разумеется, Петрову не нравился этот советник, появившийся из ниоткуда. Но и сам Петров, бывший хозяин области, тоже не нравился Бурбулису. В результате Геннадий Эдуардович умудрился перессориться почти со всем окружением Ельцина.

Теперь, появившись в резиденции российского президента, Бурбулис неожиданно заявил, что может предложить подходящую кандидатуру для проведения экономических реформ в России. Ельцин кивнул головой, разрешая продолжать.

– Есть целая группа молодых ребят, которые сейчас разрабатывают план альтернативных экономических реформ в нашей стране, – пояснил Бурбулис. – Я с ними близко познакомился. Очень толковые и перспективные ребята.

– Сколько им лет?

– Тридцать пять – сорок. Все достаточно молодые и очень грамотные специалисты. Их группу возглавляет директор Института экономической политики Академии народного хозяйства Егор Гайдар.

– Гайдар, – повторил явно заинтересовавшийся Ельцин. – Это сын того самого Гайдара?

– Нет, внук, – улыбнулся Бурбулис, – его отец был сыном того Гайдара. Тимур Гайдар, контр-адмирал. А внук – известный экономист, доктор наук. Ему сейчас тридцать пять лет.

– И уже директор института и доктор наук, – медленно проговорил Ельцин, вспомнив, что Явлинскому тридцать девять и он считается очень молодым… – Значит, у них есть целая команда, – уточнил он.

– И не только команда. У них есть своя концепция развития, – продолжал Бурбулис, – и мне кажется, что они предлагают достаточно радикальный план экономических преобразований в стране. Но очень эффективный.

– Гайдар… – задумался Ельцин. – Пусть мне дадут его личное дело. Я хочу посмотреть…

На следующий день ему привезли личное дело Егора Гайдара. Бурбулис обратил внимание, что его дед со стороны матери был известный русский писатель-сказочник Павел Бажов. Ельцину эта кандидатура нравилась все больше и больше. Фамилия Гайдар была овеяна славой и романтикой молодых лет. Повесть «Тимур и его команда» читала вся страна, и повсюду создавались такие тимуровские отряды в помощь пожилым и семьям, потерявшим на войне кормильцев.

К тому же выяснилось, что супруга Гайдара является тоже дочерью писателя. Выдающиеся советские фантасты братья Стругацкие были любимыми писателями советской интеллигенции. Их произведения отличались необыкновенным охватом тем, глубиной интеллектуального проникновения и забавными сюжетами. Можно сказать, что среди любимых книг нескольких поколений советской интеллигенции были книги Стругацких и Станислава Лема. Жена Гайдара была дочерью одного из братьев. Конечно, Ельцин никогда не читал Стругацких и даже не слышал их фамилии, но Бурбулис вспомнил и супругу Гайдара. Ельцин разрешил привести молодого ученого в его резиденцию. И еще через два дня состоялась первая встреча Ельцина с Гайдаром, на которой присутствовал Бурбулис.

Гайдар был среднего роста, лысоватый, розовощекий крепыш с приятным моложавым лицом. Он держался достаточно уверенно, свободно, без того зажима, который еще ощущался в бывших партийных работниках, когда они встречались с начальством. Спокойно, словно за столом у своих друзей, Гайдар излагал возможные пункты новой экономической реформы. Ельцин слушал, не перебивая. Ему даже не столько важно было, как будут проходить реформы, сколько оценить способности Гайдара развернуть такую большую страну. Если удастся провести правильные реформы в России, возможно, остальные республики попытаются повторить их удачный опыт. Хотя Гайдар настаивал, что в условиях единых денег, общего рынка и налаженных экономических связей, все реформы нужно проводить вместе с республиками, достаточно быстро и эффективно.

Этот пункт Ельцину понравился больше всех остальных. Конечно, нельзя растягивать болезненные реформы на несколько лет. У Явлинского все неплохо, кроме его сроков. Пятьсот дней – это почти два года. Растягивать реформы на такое время просто непозволительная роскошь. Гайдар же считал, что все реформы можно провести достаточно быстро, за несколько месяцев, чтобы вернуть деньгам их функции оплаты товаров, наполнить магазины продуктами, убрать все ненужные таможенные и налоговые барьеры, стабилизировать курс рубля.

Ельцину сразу понравился этот молодой человек, годившийся по возрасту ему в сыновья. Когда Наина Иосифовна рожала второго ребенка, он так мечтал о сыне. Но родилась дочь. Разочарование было очень большим, и Наина всегда это чувствовала. Постепенно оно исчезло, и младшая Таня стала его любимицей. Уже спустя много лет родится внук, которого назовут в честь деда Борисом, и это будет подарком для дедушки. Теперь, глядя на Гайдара, Ельцин думал, что у него мог быть такой сын.

Бурбулис видел, что президенту понравилась представленная им кандидатура и план реформ, предложенный Гайдаром. Когда молодой человек вышел из кабинета, Геннадий Эдуардович обратился к Ельцину:

– У меня есть некоторые дополнительные соображения по кандидатуре Гайдара.

– Какие еще соображения? – не понял Ельцин.

– У него молодая команда, никогда раньше не работавшая во власти. И хасбулатовский парламент ее может просто сожрать, – пояснил Бурбулис. – Я уже не говорю о возможных нападках оппозиции или журналистов. Может, лучше сделать немного иначе? Вы лично станете главой правительства, а Гайдар будет вашим заместителем по вопросам экономической политики. Так нужно, чтобы прикрыть его в случае атак наших возможных оппонентов. А атаки обязательно начнутся, ведь реформы не бывают легкими.

Ельцин сразу понял насколько правильную мысль подал ему Бурбулис. Назначить никому не известного тридцатипятилетнего Гайдара руководителем правительства немыслимо, в Верховном Совете наверняка не утвердят его кандидатуру. А вот заместителем по экономической политике вполне возможно. «Нужно назначить еще одного заместителя по социальным вопросам, чтобы смягчить возможные последствия реформ», – подумал он.

– Возьмите Шохина, – напомнил Бурбулис, – они знакомы с Гайдаром. Вы ведь взяли его министром труда тоже из Академии наук, где он был директором Института проблем занятости.

– Шохин тоже неплохая кандидатура, – согласился Ельцин. – А насчет правительства – очень правильно, чтобы я мог прикрыть молодых. Только все равно нужно найти человека, который будет их координировать и курировать в мое отсутствие. Я же не смогу все время сидеть с ними.

Бурбулис выразительно посмотрел на своего патрона, и Борис Николаевич понимающе усмехнулся. В конце концов, Геннадий Эдуардович нашел эту команду, привел сюда Гайдара. Даже смешно звучит – «Гайдар и его команда». К тому же Бурбулис чувствует себя обиженным из-за выдвижения Руцкого.

– Сделаем так, – твердо решил Ельцин. – В новом правительстве будет еще одна должность первого заместителя. Кроме Лобова, который занимается текущими вопросами и пока исполняет обязанности председателя правительства. – Он повернулся и нажал кнопку селектора: – Геннадий Эдуардович зайдет к вам и обговорит с вами кандидатуры, которые будут меня интересовать. Пусть привезут их личные дела.

– Вы освободите меня от обязанностей государственного советника? – уточнил Бурбулис.

– Нет, – ответил Ельцин, – будете одновременно государственным секретарем и первым заместителем председателя правительства.

Геннадий Эдуардович скромно улыбнулся. Ему было приятно слышать эти слова. Ельцин подумал, что Указ нужно готовить в своей администрации, и, конечно, все документы будут проходить через Юрия Владимировича Петрова, руководителя его администрации. Когда он приехал в отпуск с Кубы, где был послом, Ельцин предложил ему возглавить его аппарат, и Петров, не задумываясь, согласился. Но почти сразу начал враждовать с Бурбулисом. Геннадий Эдуардович демонстративно не замечал Петрова, считая его чуть ли не техническим исполнителем, тогда как сам Юрий Владимирович не мог забыть, что был первым секретарем обкома, когда Бурбулис работал всего лишь рядовым преподавателем.

Теперь же, когда Бурбулис займет одновременно две такие должности, это может вызвать естественное раздражение у Петрова. И не только у него. Будут недовольны и Руцкой с Хасбулатовым, ведь Геннадий Эдуардович получит слишком много прав в новом правительстве. Нужно обязательно решить вопрос о перемещении Петрова на какой-нибудь более ответственный пост.

После ухода Бурбулиса Ельцин снова позвонил Илюшину, приглашая к себе в кабинет. Илюшин принес целую папку документов.

– Из МВД СССР уволен Громов, – сообщил он Ельцину, – вместо него назначен Виктор Ерин.

– Баранников согласился?

– Да. Это он подготовил документы.

– Что еще?

– Бакатин проводит увольнения в КГБ. Михаил Сергеевич подписал несколько указов. Нам отправили их спецпочтой. И еще, насчет Советского фонда культуры, – напомнил Илюшин. – У вас на приеме был академик Лихачев, и вы согласились, чтобы Советский фонд культуры был переименован в Фонд культуры России.

– Согласился, – вспомнил Ельцин. – Ну и что?

– Дело в том, что есть Российский фонд культуры под руководством писателя Проскурина. Получается, что у нас будут два Фонда.

– Пусть будет два, – нахмурился Ельцин. – Или пусть лучше объединятся в один, – раздраженно добавил он. Ему не нравилось, когда возникали подобные коллизии. – Поручите решать этот вопрос министру культуры.

Ремарка

– Экономическая ситуация в нашей стране резко ухудшается с каждым днем. Мы входим в зиму с дефицитом продовольствия, – заявил на пресс-конференции в Мариинском дворце Санкт-Петербурга мэр города Анатолий Собчак. – Если мы немедленно не восстановим структуру управления страной в целом, то подтолкнем ее к катастрофе. Вот уже два месяца страна живет без союзного, а республика – месяц без российского правительства. Разрушается то, что не подлежит разрушению. В такой ситуации для восстановления экономических связей понадобятся годы.

Сообщение РИА «Новости»

Ремарка

Первым заместителем министра внутренних дел СССР назначен генерал-лейтенант Виктор Ерин. Бывший первый заместитель министра внутренних дел генерал-полковник Борис Громов освобожден от своей должности в связи с переходом на другую работу – в Министерство обороны СССР.

Сообщение ТАСС

Ремарка

Указом Президента СССР снят с работы начальник 2-го главного управления КГБ СССР генерал-лейтенант Геннадий Титов. Согласно полученным сведениям, в КГБ его считали одним из лучших профессионалов, который проработал в органах госбезопасности почти тридцать лет. Указом президента снят и другой заместитель председателя КГБ – генерал-майор Валерий Лебедев, курирующий работу Управления защиты конституционного строя, а также приказом нового председателя КГБ Бакатина уволен начальник 10-го архивного отдела КГБ СССР Александр Фокин.

Сообщение РИА «Новости»

Ремарка

Правление Советского фонда культуры решило преобразовать СФК, по предложению его председателя академика Дмитрия Лихачева, в Фонд культуры России. Новый Фонд, являясь преемником старого, употребит все свои силы и средства на заботу о российской культуре, не забывая о сотрудничестве с независимыми Фондами культур суверенных республик. Как отметил сам академик Лихачев, 96 % всех расходуемых средств уходили на ассигнование именно российских программ. Президент России одобрил эту идею. Однако в России уже есть свой фонд – Всероссийский фонд культуры во главе с известным писателем П. Проскуриным. Он отверг предложение Лихачева о сотрудничестве. Возникшее противостояние необходимо разрешить, тем более что Всероссийской фонд культуры, увлекшись коммерцией, до сих пор не имеет своей программы. А впереди процесс с разделом имущества и денег. Тем не менее правление Советского фонда культуры намерено осуществить переход под юрисдикцию России, надеясь, что финансовые и организационные проблемы не помешают такому важному делу, как защита культуры, ради чего и была создана пять лет назад эта организация.

Л. Ошеверова. «Известия», 1991 год

Ремарка

Ситуация в Чечено-Ингушской республике, по свидетельству очевидцев, становится неуправляемой. Временный Высший Совет объявил себя единственным органом власти на всей территории республики. Он обратился в Верховный Совет РСФСР с призывом признать ВВС ЧИР как единственный законный орган. Просьба парламента России распустить вооруженные отряды и призыв и. о. председателя Верховного Совета РСФСР Р. Хасбулатова «придерживаться честно выработанных решений относительно будущих выборов», в Грозном расценили как вмешательство в дела суверенной республики.

Сообщение Интерфакс

Ремарка

На чрезвычайной сессии Верховного Совета Грузии страсти накалились до предела. Выступивший на сессии Президент Грузии Звиад Гамсахурдиа заявил: «Если меня не будет, в стране начнется анархия». Вместе с тем выступающие депутаты от оппозиции не согласились с таким мнением. Депутат Т. Пааташвили отметил, что «одиозная политика президента Гамсахурдиа сделала нас посмешищем во всем мире». Другой депутат, Н. Натадзе, сказал, что за все столкновения и кровь, которая пролилась в последние месяцы в Грузии, несет моральную ответственность президент, который обязан уйти в отставку. Заседание парламента продолжалось до четырех часов утра.

Сообщение Азеринформ

Ремарка

Возобновила работу сессия Верховного Совета Таджикистана. Первый этап ее работы закончился отставкой первого президента республики К. Махкамова. Определена дата избрания нового президента, назначенная на 27 октября. Митингующие перед зданием парламента передали свои требования. Главные из них – отставка председателя Верховного Совета Таджикистана К. Асланова и премьер-министра И. Хаева.

Сообщение Постфактум

 

Глава 10

Каждый день был по-своему интересным и непохожим на другие. После августовских событий они все время работали в каком-то «режиме ожидания», словно предчувствуя возможные изменения. Дубровина постоянно нервничала, срывалась на истерические выкрики. Она понимала, что ее поведение до путча и во время него рано или поздно станет известно руководству администрации. Хотя людей с ее взглядами было достаточно много. Почти каждый день приходили сообщения о покончивших с собой из-за того, что не понимали и не принимали перемен, происходивших в стране и в партии. Маршал Ахромеев, генерал Пуго, управляющие делами ЦК Кручина и Павлов – это были самые известные имена, самоубийство которых скрыть было просто невозможно. Но еще десятки и сотни обычных функционеров или ветеранов партии заканчивали жизнь самоубийством, заводя моторы в своих гаражах, принимая большие дозы снотворного или выбрасываясь с балконов верхних этажей. Каждый выбирал свой способ уйти из жизни.

Эльдар понимал трагедию людей, так близко к сердцу принимавших все происходившие потрясения. В соседнем отделе работала молодая девушка лет двадцати пяти, которая каждый раз приветливо улыбалась ему при встрече. Несколько раз они говорили друг с другом. Он узнал, что ее зовут Юлией Рядченко и она работает в финансовом отделе. Юлия была зеленоглазой брюнеткой, довольно высокого роста, с идеальной фигурой и короткой стрижкой. Позже он узнал, что в студенческие годы она занималась художественной гимнастикой. Ее дядя работал у Ревенко, и тот охотно взял в свой финансовый отдел племянницу, работавшую до этого в финансовом отделе Госснаба. Иногда Эльдару удавалось даже перекинуться с ней парой-другой фраз, и она весело смеялась его шуткам. С ней было приятно общаться.

В этот осенний день он снова встретил ее в коридоре. Она была в строгом темном платье, на шее повязан цветной голубой платок, делавший ее похожей на стюардесс заграничных компаний.

– Вы выглядите прекрасно, как всегда, – сделал комплимент Юлии Эльдар.

– Спасибо. Вы тоже неплохо смотритесь, – улыбнулась она в ответ. – Я слышала, что вы раньше работали в органах прокуратуры?

– Успел, – кивнул Эльдар.

– Были следователем?

– Да.

– Значит, вы как комиссар Мегрэ. Это мой любимый персонаж. Я прочитала все книги о нем, какие только смогла достать на русском, – призналась Юлия. – Даже начала изучать французский, чтобы читать книги в оригинале.

– Мне он тоже всегда нравился, – кивнул Сафаров, – только я не совсем как комиссар Мегрэ. У него была романтика приключений, а у меня всего лишь скучная канцелярская работа и много всякой писанины.

– Если бы вы так скучно работали, вас бы не выдвинули сначала в ЦК КПСС, а потом сюда, – возразила Юлия. Было понятно, что она интересовалась его биографией.

– Мне просто повезло, – пробормотал он, – так сложились обстоятельства.

Они улыбнулись друг другу и разошлись каждый по своим делам. Эльдар по дороге в свой кабинет даже подумал: «Может, пригласить ее на ужин?» Вернулся он к себе в прекрасном настроении. А через полчаса ему позвонил Журин.

– Извини, что я тебя снова беспокою.

– Что-то опять с племянником вашей супруги? – улыбнулся Сафаров.

– Нет. С ним все в порядке. Спасибо. Я твой вечный должник. Поэтому и позвонил. Я сейчас попал в наш «клизматорий». Ты, наверное, не знаешь, так называется наша больница и поликлиника на Грановского. Здесь обычно проходили диспансеризацию все сотрудники ЦК КПСС. Вот меня сюда и доставили.

– Почему? Что случилось?

– Сердце прихватило. Что ты хочешь, мне уже пятьдесят. Всю свою жизнь я вкалывал, иногда годами не уходил в отпуск. А сейчас сижу без дела и без работы. Обидно, конечно. И мысли всякие нехорошие в голову лезут. Вот поэтому сердце немного и забарахлило.

– Я к вам приеду, – предложил Эльдар.

– Спасибо, не нужно. У меня все будет в порядке, обычная аритмия. Я позвонил тебе по другому поводу. Меня пока еще сюда пускают по старому списку, не успели вычеркнуть. А в соседней палате лежит с обширным инфарктом посол. Догадываешься, какой?

– Скороходов? – сразу понял Эльдар.

– Он самый. Поэтому я тебе и позвонил. Если у тебя будет время, можешь появиться здесь после семи вечера. Твоя знакомая, кажется, навещает своего мужа. Я ее видел. Очень стильная и красивая женщина. Извини, если тебе это неприятно.

– Спасибо, что сказали, – пробормотал Сафаров.

Вечером он отпросился немного пораньше и отправился туда. В половине седьмого еще не пускали посетителей, но его пропустили сразу, как только он показал свое удостоверение сотрудника администрации президента. Скороходов находился в палате на втором этаже, и медсестра объяснила ему, что туда никого не пускают. Или почти никого, кроме близких родственников. Он не был близким родственником, но решил подождать. Просто сел на стул, чтобы дождаться Светлану Игоревну, думая при этом, что здесь не самое идеальное место для свидания с женщиной, у которой муж лежит с обширным инфарктом.

Она появилась в половине восьмого, неся в руках какой-то пакет. Увидев Эльдара, остановилась, не веря собственным глазам, затем подошла ближе и удивленно спросила:

– Здравствуйте, Эльдар, что случилось? Почему вы здесь?

– Узнал про несчастье, случившееся с вашим мужем, – честно ответил Сафаров, – поэтому и пришел сюда, чтобы еще раз вас увидеть. И помочь, если понадобится.

– Ваша потрясающая откровенность меня иногда просто обезоруживает, – сказала Светлана. – Извините, я сначала зайду к мужу, а потом мы поговорим. Врачи сказали, что самое опасное уже позади. – И она прошла в палату.

Эльдар снова ждал достаточно долго. Минут двадцать или двадцать пять. Наконец Светлана вышла в коридор.

– Извините, – сказала она, – я, кажется, немного задержалась.

– Ничего. Я все понимаю. Как он себя чувствует?

– Лучше. Гораздо лучше. Спасибо.

Она села на стул рядом с ним и неожиданно произнесла:

– Нас нужно показывать в кино – такая удивительная встреча… У палаты больного мужа встречается его жена со своим знакомым. Такая поразительная мелодраматическая история.

– Я тоже об этом подумал. Не самое лучшее место для свиданий, – согласился Эльдар.

– Вам не нужно было сюда приходить, – вздохнула она.

– Мне хотелось вас увидеть, а другого способа просто не было. После того как я узнал про вашего мужа, то понял, что вы все равно не согласитесь на встречу. Поэтому выбрал такой необычный способ. Извините, если своим поступком обидел вас.

– Не обидели. Скорее удивили. Вы все еще не хотите понять, насколько невозможны наши встречи. Разница в возрасте, в положении. Я – замужняя женщина, а вы еще достаточно молоды, у вас все впереди…

– Мы об этом много раз говорили.

– И вы упрямо продолжаете пытаться со мной увидеться.

– Вы же прекрасно понимаете, как вы мне нравитесь.

– А вы также прекрасно понимаете, что наши отношения невозможны. Вы симпатичный молодой человек с большим будущим, а горячая южная кровь толкает вас на необдуманные поступки. Не скрою, мне всегда приятно с вами встречаться и беседовать. Но я уже несколько раз объясняла, что между нами ничего не может быть. Почему вы не хотите этого понять?

– Просто не могу, – пробормотал Эльдар, – вы мне нравитесь. Нравитесь больше, чем любая женщина, которую я встречал когда-либо в своей жизни.

– Не нужно, – прикоснулась к его руке Светлана, – не сейчас. Пусть он поправится, и мы, возможно, вернемся к этому разговору. Спасибо, что вы сюда зашли, я даже не ожидала, что смогу вас здесь встретить. Давайте сменим тему разговора.

Они немного помолчали. Первым нарушил затянувшуюся паузу Эльдар:

– Как это случилось? У него было больное сердце?

– Конечно, нет. Он вообще достаточно здоровый человек. Но все эти события последних дней… Сначала отозвали из Швейцарии, предложили работу в аппарате. После горного воздуха швейцарских городов попасть в зачумленную Москву – тоже большой стресс. А тут еще этот августовский путч… Он выполнял поручения министра, рассылал шифровки во все посольства, а его обвинили, что он был на стороне ГКЧП. При чем тут, на чьей стороне он был, если шифрограммы подписывал лично министр, и муж обязан был пересылать их в посольства, не рассуждая, правильно это или не правильно? Министра уже давно сняли, а пришедший вместо него человек потребовал, чтобы муж написал заявление по собственному желанию. Он написал, а через несколько дней свалился с обширным инфарктом. Вот так иногда бывает… Человека выгнали с работы, которой он отдал столько лет своей жизни. – Она тяжело вздохнула.

– Вы считаете, что его выгнали незаслуженно?

– Безусловно. Он не делал ничего противозаконного и никак не выражал своих симпатий этому Чрезвычайному комитету. Хотя я думаю, что в душе он был на стороне этих руководителей. Знаете, я даже думаю, что почти все руководящие сотрудники МИДа были за немедленное введение чрезвычайного положения. Они лучше других знали истинное положение дел в мире, понимали, как стремительно наша страна теряет свой авторитет на международной арене.

– Очевидно, не все так думали, – напомнил Сафаров. – Посол в Праге Борис Панкин сразу выступил против создания Комитета.

– Я знаю, почему он выступил, – ответила Светлана. – Мне муж говорил, что Панкину уже намекали на возможность отставки по возрасту. Он понимал, что это его последний шанс зацепиться за место. Хотя, может быть, у него действительно были такие взгляды. Не стану настаивать на этой версии. Недавно из Дели прилетел наш знакомый, кстати, ваш земляк. Он работает консулом в Индии. Эльшад Насиров. И он рассказал нам, как в советском посольстве в Индии несколько человек, включая секретаря парткома, сшили из разноцветных лоскутков новый российский флаг и даже успели поднять его на флагштоке. Говорят, что индийцы были очень удивлены этим флагом. Некоторые спрашивали, почему французский флаг висит неправильно. Более продвинутые уточняли, почему над советским посольством развевается флаг Нидерландов. Такие вот забавные ситуации происходят. Наверное, среди тысяч дипломатов были и те, кто категорически не принимал создания Чрезвычайного комитета. Но за это их не нужно преследовать или гнать с работы.

Эльдар хотел что-то ответить, но тут они увидели двух мужчин, быстрым шагом направлявшихся к палате, где лежал посол Скороходов. Он узнал одного из них и понял, что уйти уже не успеет. Это был Леонид Наумович Эпштейн. Его супруга и жена Вячеслава Томилина, брата Светланы Игоревны, были родными сестрами. Несмотря на это, во время январского обмена денег банк «Эллада», в котором работал вице-президентом Эпштейн, умудрился провести махинации на большую сумму. Позже выяснилось, что руководство банка знало о готовящейся реформе, и Томилин, причастный к этой афере, был убит по приказу своего родственника Эпштейна. Эльдар лично принимал участие в расследовании этого преступления и лично требовал задержания и привлечения к уголовной ответственности банкира. Но того выпустили из тюрьмы еще весной. Сафаров не успокоился и добился вторичного ареста. Тогда Эпштейн и брат его жены генерал милиции Ванилин начали с помощью нанятых «качков» угрожать Сафарову. Пришлось обратиться к Виктору Сергееву. Все это было так давно, словно тысячу лет назад. Но сейчас Эпштейн стоял перед ним – свободный и веселый.

Эта волнообразная прическа, это наглое выражение лица вечного победителя, эти глаза немного навыкат – он сразу узнал Леонида Наумовича, одетого в светло-коричневый костюм. Рядом с ним был высокий крепкий мужчина, очевидно, телохранитель банкира. Эпштейн подошел к Светлане Игоревне, поцеловал ей руку, затем кивнул Сафарову, которого явно не узнал. В руках у сопровождающего были два больших пакета.

– Добрый вечер, Света, – сказал банкир, – я недавно узнал об этом несчастье. Большое горе.

– Да, – сдержанно произнесла она, – спасибо, что пришел.

– Мы тут привезли свежих фруктов. Ты не беспокойся, сейчас мой помощник отнесет их в палату. Там киви, бананы, апельсины. Все из валютной «Березки» – свежее и самого лучшего качества.

– Спасибо, – повторила Светлана.

Эпштейн обернулся к своему помощнику, похожему на телохранителя, и показал ему на двери палаты.

– Там дежурит медсестра, – устало бросила Светлана. – Пусть передаст ей эти пакеты. Она знает, что можно давать, а чего нельзя.

– Ты слышал? – строго уточнил банкир.

Помощник кивнул и прошел в палату.

– Может, тебе еще что-нибудь нужно? – спросил Эпштейн. – Ты не стесняйся, говори. Меня только недавно снова выпустили. Такой бред придумали, будто именно я организовал убийство твоего брата и мужа своей сестры. Им просто нужно было на кого-то повесить это ужасное преступление. Говорят, что там какой-то бывший партократ все время пытался оказать давление на прокуратуру, чтобы меня не отпускали. Но, слава богу, время этих коммунистических гаденышей уже прошло. Теперь у нас настоящая свобода.

– Да, – сдержанно произнесла Светлана, – наверное. Кстати, я вас не познакомила. Леонид Наумович Эпштейн, брат Изольды, супруги моего погибшего брата. А это – Эльдар Кулиевич Сафаров, бывший партократ и прокурор, ныне работающий сотрудником администрации Президента Советского Союза.

Эпштейн замер. Он только теперь узнал Эльдара Сафарова. Глаза его вспыхнули от ненависти. Сжав кулаки, банкир глухо пробормотал:

– Теперь я вас узнал, вы тот самый мерзавец, который дважды пытался засадить меня в тюрьму…

Эльдар поднялся, он был выше на целую голову, и убежденно произнес:

– Я пытался посадить в тюрьму организатора убийства и банкира, виновного в крупных хищениях. Жаль, что опять все поменялось и вас выпустили на свободу.

Банкир отшатнулся. Он видел, с каким трудом сдерживается Сафаров. Но в этот момент из палаты вышел телохранитель Эпштейна, и это слегка взбодрило растерявшегося Леонида Наумовича.

– Вы все подстроили! – закричал он, оглянувшись на своего охранника. – Это вы разрушили нашу страну, своим коммунистическим экспериментом довели нас до разрухи и развала! Это вы во всем виноваты! – Он кричал так громко, что из палат начали выглядывать люди. В конце коридора появились двое врачей.

– Не орите! – одернул его Эльдар. – Вы не в своем банке. Если вы воруете деньги, то при чем тут «коммунистический эксперимент»? Легче всего прикрывать свою вороватую сущность такими громкими фразами. Если вы скажете, что вы еще и убежденный демократ, я заплачу от умиления. Вы – вор и убийца, и никто не сможет убедить меня в обратном.

Шагнувший к нему телохранитель положил руку ему на плечо, словно пытаясь успокоить, но Эльдар оттолкнул его. Это разозлило охранника. Оглянувшись на своего патрона, он увидел одобрение в его глазах и замахнулся для удара. Сафаров неожиданно схватил его за руку, выворачивая ее в сторону. Охранник ахнул и скривился от боли. Эльдар снова оттолкнул его от себя.

– Хватит, – вмешалась Светлана, – только драки здесь не хватало.

– Извините, – пробормотал Сафаров, – конечно, вы правы. Я лучше уйду.

Он повернулся и пошел к выходу, успев услышать, как банкир торопливо говорил:

– Ты не представляешь, Света, сколько грязи и домыслов вылили на меня с помощью этого непорядочного человека. Теперь я понимаю, что он пытался таким образом втереться в доверие к вашей семье…

Эльдар вернулся домой в подавленном настроении. Долго лежал на диване с открытыми глазами. Значит, Леонида Наумовича опять выпустили из тюрьмы. Получается, что это было достаточно недавно, если об этом не узнал Виктор Сергеев. Обидно, что безобразная сцена драки произошла на глазах у Светланы Игоревны. Обидно и глупо. Теперь ясно, что их отношения окончательно разорваны. Он так и заснул на диване в эту ночь. А на следующий день пригласил Юлию в ресторан, и она с радостью приняла его приглашение.

Ремарка

Сотрудники КГБ отозваны из кадров Министерства иностранных дел СССР. Как стало известно Интерфаксу, по договоренности между руководителями союзного Министерства иностранных дел и Комитета госбезопасности все сотрудники КГБ отозваны из кадровой службы МИД СССР. Ранее, по распоряжению министра иностранных дел СССР Бориса Панкина, их деятельность в МИДе была приостановлена. Один из высокопоставленных дипломатов назвал это решение «полным бредом и абсолютным идиотизмом», наносящим вред стране и ее дипломатической службе.

Сообщение Интерфакс

Ремарка

Каждую неделю, в последние два месяца после августовского путча, инфляция в стране возрастает на два процента. Об этом сообщил помощник Президента СССР по вопросам экономики Олег Ожерельев. Правда, по его словам, некоторый оптимизм вселяют итоги недавного заседания Генсовета страны, где большинство высказалось за скорейшее заключение экономических соглашений.

Сообщение ТАСС

Ремарка

После отставки бывшего министра иностранных дел А. Бессмертных и назначения на эту должность Б. Панкина, зарекомендовавшего себя убежденным сторонником демократических реформ, в самом аппарате министерства и в его многочисленных посольствах по всему миру началась кампания по «очищению» дипломатической службы от старых кадров, сохранивших свои прокоммунистические убеждения.

Сообщение Рейтер

Ремарка

МИД СССР в его нынешнем виде не отвечает ни интересам Российской Федерации и других республик, ни формированию обновленного Союза, считает министр иностранных дел России Андрей Козырев. Глава российского внешнеполитического ведомства высказался за передачу основных функций и профессионального аппарата МИД СССР союзным республикам. По словам российского министра, за «союзным внешнеполитическим ведомством может быть сохранена лишь консультационно-координационная роль при радикальном сокращении аппарата». Как полагают в дипломатических кругах, такая позиция связана с принятием союзным министерством решений, затрагивающих интересы Российской Федерации, без консультаций с МИД республики и созданного недавно Совета министров иностранных дел республик.

Сообщение ТАСС

Ремарка

В будущей структуре Межреспубликанского экономического комитета нет места отраслевым союзным министерствам. Об этом заявил председатель МЭК Иван Силаев. Он также поддержал позицию Бориса Ельцина о «более смелом, в один прыжок, отпускании цен на подавляющее большинство товаров». Однако, по его словам, это «не шоковая терапия».

Сообщение РИА «Новости»

 

Глава 11

Каждый день Ревенко приносил ему эту папку, которая становилась все тяжелее и объемнее. Со всех сторон шли неутешительные известия. Особую тревогу вызывал армяно-азербайджанский конфликт в Нагорном Карабахе. Это столкновение двух суверенных республик невозможно было решить с одним президентом. Спустя месяц после визита в закавказские республики Ельцина и Назарбаева приходилось с горечью констатировать, что их миротворческие усилия ни к чему не привели.

Остальные конфликты развивались в рамках самих республик, или суверенных государств, как они требовали теперь их называть. Приднестровский конфликт в Молдавии, абсолютно неуправляемая ситуация в Чечне.

Горбачев перечитал последние сообщения из Грозного и тяжело вздохнул. Ему не хотелось даже злорадствовать, уже не оставалось никаких сил. Пусть чеченец Хасбулатов, избранный от Грозного в Верховный Совет РСФСР, решает проблему своих земляков, с какой-то странной опустошенностью подумал Михаил Сергеевич. Он не желал признаться даже самому себе, что устал. Очень устал от этого ежедневного обилия материалов о кровавых конфликтах по всей территории бывшего Союза. В Грузии вообще творится непонятно что. Там грузинская оппозиция требует отставки Гамсахурдиа. И он еще считает себя президентом – за такой короткий срок успеть разругаться со всеми автономиями в собственной республике и настроить против себя всю грузинскую интеллигенцию… Горбачев знал о некоторых безумных высказываниях Звиада Гамсахурдиа. Этот сын классика грузинской литературы, знаток Бодлера, однажды сказал про осетин, что они «мусор», который не должен интересовать грузинский народ, и они могут убираться в Северную Осетию, если хотят. Разумеется, это высказывание спровоцировало еще большие столкновения.

Среди документов, которые принесли Горбачеву, было и сообщение о смерти Георгия Павлова, работавшего управляющим делами до Николая Кручины. Последний выбросился из окна сразу после августовских событий, написав записку: «Я – трус». Но восьмидесятилетний Павлов выбросился через полтора месяца, когда все должно было немного успокоиться. Горбачев лично его знал. Он опять отложил папку. Нужно запретить публиковать подобные материалы. Баранников регулярно присылал ему данные о бывших партийных работниках и коммунистах, уходивших из жизни в эти месяцы. Сам Баранников не решался их нигде публиковать или показывать. Но сообщение о смерти Павлова опять будет во всех газетах. Он тоже был управляющим делами ЦК КПСС. И теперь все снова начнут говорить о «золоте партии». Горбачев прекрасно знал, что никакого тайного «золота» нет. Никому бы и в голову не пришло создавать какие-то закрытые или тайные счета. Счета, конечно, были. И в Москве, и в Швейцарии, и в американских банках. Но все под строгим учетом управления делами, и никаких секретов от высшего руководства партии. Никто даже подумать не мог, что ЦК КПСС будет закрыт, документы будут опечатаны, а следователи начнут проверку всей финансовой деятельности партии. Но никаких особых счетов все равно найти не удалось. Хотя для обнаружения закрытых счетов и возможных анонимных банковских ячеек привлекли даже западных специалистов, специализирующихся на подобных поисках.

От мыслей его отвлек телефонный звонок.

– Здравствуйте, Михаил Сергеевич, – услышал он знакомый голос Бакатина.

– Здравствуй, – ответил Горбачев. – Что еще у вас случилось?

– Ничего. Я хотел вас проинформировать о работе Первого Главного управления. У меня были несколько руководителей. Они считают, что Панкин не должен так настаивать на отзыве всех наших сотрудников из МИДа. В конце концов, это главная задача всех дипломатов – информировать руководство своих стран о положении в государствах, где они работают. Мы не можем убрать всех наших сотрудников, это просто нереально.

– Я поговорю с Панкиным, – согласился Михаил Сергеевич. – Но ты ведь знаешь, что с вашей разведкой мы уже все решили. Вот пусть новый руководитель и занимается их проблемами. Мы назначим тебе первого заместителя.

Он положил трубку и задумался. После Шеварднадзе и Бессмертных пришлось назначить Бориса Панкина. На него возлагались такие большие надежды, а он их совсем не оправдал. Дипломаты возмущены «охотой на ведьм», которую он устроил в Министерстве иностранных дел. А теперь еще и скандал с разведкой. Многие считают Панкина явно неудачной кандидатурой. Нужно подумать о его замене, хотя понятно, что снова будут проблемы с подходящим кандидатом. К тому же говорят, что он пьет. Горбачев раздраженно посмотрел на телефон. Может, прямо сейчас и позвонить? Хотя Панкин отсутствует, он в Нью-Йорке, на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Конечно, его найдут, если Горбачев захочет с ним связаться, но этот разговор можно отложить до его возвращения. Он не стал говорить Бакатину, что и его руководство не вызывает у профессионалов особого восторга, а некомпетентность Бакатина уже стала притчей во языцех. Взялся он за дело достаточно энергично, уже успел уволить целую команду бывших высокопоставленных генералов, обвинив их в близости к бывшему председателю Крючкову, хотя все понимали, что проработавший в руководстве КГБ много лет Крючков, так или иначе, был связан со всеми выдвижениями в этой организации за последние четверть века. Даже оставшиеся офицеры были крайне невысокого мнения о работе нового председателя. Горбачев хорошо относился к Бакатину, и ему не хотелось менять его на другого руководителя органов безопасности, тем более что с поиском подходящего кандидата тоже были бы проблемы: «Люди меняются», – с огорчением подумал он. Для него самым большим шоком было поведение академика Дмитрия Лихачева. В глазах самого Горбачева и его супруги Лихачев был символом интеллигентности и порядочности. Именно с подачи Раисы Максимовны были созданы Фонды культуры в Союзе и во всех республиках. Советский фонд культуры возглавил Лихачев. Раиса Максимовна была в восторге от его эрудиции и интеллекта. И все эти годы Лихачев возглавлял Фонд, пробивая все новые и новые проекты. Раиса Максимовна часто звонила мужу прямо из кабинета Лихачева, чтобы решать различные проблемы.

Именно Лихачев одним из первых обратится к Ельцину сразу после августовских событий. Он сделает нужные выводы, понимая, что вернувшийся Горбачев уже обречен, а его супруга более никогда не будет пользоваться прежним авторитетом и влиянием. И он отправится к Ельцину с просьбой о переименовании Советского фонда в Фонд культуры России. Ельцин примет и благосклонно даст согласие, не подозревая, что в России уже существует Российский фонд культуры, одно из подразделений Советского фонда. Начнется неприятная тяжба между двумя Фондами. Лихачев обвинит Проскурина в том, что его Фонд разворовывает музейные ценности, занимается коммерцией, не уделяет должного внимания культуре. Все эти обвинения соответствовали действительности, но маленький нюанс заключался в том, что у Советского фонда культуры благодаря щедрой и влиятельной покровительнице не было никаких проблем – ни с помещениями, ни с финансированием, ни с техникой, ни с людьми. А Российский фонд культуры, который возглавлял Проскурин, должен был самостоятельно находить деньги и вынужденно занимался коммерцией. Но обвинения прозвучали, и, конечно, все это закончилось отчуждением всего имущества в пользу бывшего Советского фонда мира. Спустя много лет Горбачев однажды расскажет об этом. Поведение Лихачева потрясло его и Раису Максимовну больше, чем предательство многих соратников.

«Люди меняются», – в который раз подумал Горбачев. Ему доложили, что пришел Евгений Максимович Примаков. Горбачев обрадовался: кажется, этот академик один из очень немногих, которые не меняются и не изменяют своим взглядам. Несколько дней назад он был на приеме у Горбачева и рассказал о недовольстве целого ряда руководителей Первого Главного управления КГБ СССР действиями Панкина. Горбачев специально затребовал материалы по этому ведомству. Во всем мире разведка и контрразведка работали в разных учреждениях. В США это были ЦРУ и ФБР, а в Великобритании – МИ-5 и МИ-6. Такая практика существовала везде. Нужно было решиться и пойти на разделение монстра КГБ на целый ряд автономных подразделений. Из КГБ уже забрали управление охраны, затем взяли управление спецсвязью, создав отдельное ведомство, вычленили пограничников, убрали архивы. Теперь следовало раз и навсегда разделить разведку и контрразведку. Примаков тогда согласился с этим мнением. И вот сейчас Горбачев вызвал его для важного разговора.

Он пожал руку вошедшему, предложил сесть и сразу напомнил о том разговоре, который у них состоялся несколько дней назад.

– Ты тоже предлагал разделить разведку и контрразведку. Мне дали справку, что во всем мире это различные учреждения.

– Конечно, – согласился Примаков, – только нужно предложить туда очень проверенного человека. Там будет столько секретов, на которые нельзя ставить непроверенного политика. – Он не сказал про Бакатина. Он вообще никогда не критиковал своих коллег, не позволяя себе подобных мелочных уколов. Для этого Примаков был слишком большим эпикурейцем, любившим жизнь, и порядочным человеком.

– Мы нашли такого человека, – усмехнулся Горбачев, – хотим предложить ему возглавить новое ведомство. Всю бывшую разведку Советского Союза.

– Это не вся разведка, – добродушно заметил Примаков, – есть еще военная разведка Генерального штаба. Главное разведывательное управление.

– Вот видишь, как ты все хорошо знаешь, – рассмеялся Михаил Сергеевич. – Некоторые наши генералы до сих пор уверены, что мы с Александром Николаевичем агенты ЦРУ. Иногда еще и Эдуарда Амвросиевича вспоминают.

– Про меня такого не говорят, – усмехнулся Примаков.

– Не говорят, – согласился Горбачев, – говорят, что ты, Евгений Максимович, генерал КГБ. Слишком уж много закрытых поручений выполнял. Часто ездишь к Саддаму Хусейну, бываешь у Каддафи, Хафиза Асада, общаешься с Ясиром Арафатом, всех даже не упомнишь.

– Генералом не стал, – продолжал улыбаться Примаков, – но поручения действительно выполнял. В том числе и ваши, Михаил Сергеевич.

– Это я помню, поэтому и пригласил тебя. Хочу предложить пойти туда руководителем разведки.

Примаков удивленно замер. Неужели президент говорит серьезно?

– Ты сам сказал, Евгений Максимович, что туда нельзя ставить непроверенного политика, – на этот раз усмехнулся Горбачев.

– Нельзя, – согласился Примаков, – но у меня нет воинского звания.

– Мы можем дать тебе звание, – предложил Михаил Сергеевич.

– Лучше останусь штатским, – ответил Примаков и задумался – предложение было достаточно необычным.

– Я могу подписать приказ о твоем назначении первым заместителем председателя КГБ и руководителем Первого Главного управления, – сказал Горбачев. – Войдешь в курс дела, осмотришься. Если действительно необходимо, то мы разделим КГБ на две организации. Бакатину одному трудно справиться с таким монстром. Ему нужно помочь.

Примаков молчал. Он думал. Академик, доктор наук, профессор, бывший директор Института востоковедения, бывший директор Института мировой экономики и международных отношений, бывший академик-секретарь, бывший председатель Совета Союза Верховного Совета СССР. И неожиданно – такое назначение. Интеллигент, ушедший в КГБ? Наверное, другой мог бы отказаться, даже оскорбиться, обидеться. Но Примаков действительно столько лет работал с представителями различных спецслужб, что хорошо знал и понимал их нелегкую работу. Знал о «лихачествах» Панкина, выживающего разведчиков из МИДа, понимал, как сложно приходится бывшим агентам и сотрудникам разведки, всю свою жизнь работавшим на Советский Союз, и часто даже не в силу материальных причин. Понимал, как легко можно испортить судьбу сотен и тысяч людей, честно и самоотверженно работающих на его страну. И самое главное – Примаков был по-настоящему государственным человеком, поэтому в такой важный и сложный момент не хотел и не мог отказаться от этого назначения.

– Я согласен, Михаил Сергеевич, – наконец заговорил он чуть дрогнувшим голосом, – если вы окажете мне такое доверие. Постараюсь сделать все, чтобы сохранить кадры, которые там работают.

Горбачев одобрительно кивнул. Он не мог предположить, что это назначение станет одним из самых удачных назначений в его жизни. По существу, Примаков спасет советскую разведку от развала, шельмования, забвения. Своим авторитетом прикроет тысячи агентов, которые будут продолжать работать в разных концах света, и не позволит никому проводить чистку по идеологическим или иным мотивам.

Через несколько дней будет принято решение об отделении разведки и создании Центральной службы разведки СССР. После распада Союза эту организацию переименуют в Службу внешней разведки России. Примаков перейдет на работу в руководство КГБ в шестьдесят два года, когда другие уже уходят на пенсию, но это далеко не финальная точка его карьеры. Он еще долгое время будет возглавлять Службу внешней разведки, затем станет министром иностранных дел, а после августовского дефолта девяносто восьмого года именно он в качестве премьер-министра станет спасать Россию, осторожно выводя ее из кризиса. Он еще успеет побывать основным кандидатом в президенты страны, проиграть выборы, возглавить торгово-промышленную палату и дожить до преклонных лет, сохраняя удивительное жизнелюбие и ясность ума.

Когда Примаков попрощался и ушел, Горбачев раскрыл свою папку. Настроение его заметно улучшилось. Теперь нужно подумать, что делать с Таджикистаном. Там тоже далеко не все в порядке. Может, послать туда Собчака? Он уже стал специалистом по горячим точкам, хотя и успел переименовать Ленинград в Санкт-Петербург. Многим пожилым людям это смена не понравилась, но на смешно проведенном референдуме победили сторонники переименования. Теперь собираются менять Свердловск на Екатеринбург, и уже появились предложения о переименовании Краснодара в Екатеринодар. Если так пойдет дальше, начнут требовать переименования Калининграда в Кенигсберг. Хотя Калинин уже переименовали в Тверь, но переименовывать Калининград было бы глупо – немцы сразу вспомнят, что это их город.

Горбачев продолжал читать приготовленные для него материалы. Такое ощущение, что они все одновременно сошли с ума. В Таджикистане схлестнулись приверженцы Коммунистической партии и демократы, и, судя по всему, ни одна из сторон не намерена уступать. Точно так же, как и в Чечне, где демократы считают бывший Верховный Совет прокоммунистическим и реакционным. А вот в Грузии уже провели свою чистку, выгнали из парламента всех депутатов от Компартии. И теперь воюют друг с другом.

Ремарка

В Душанбе проходят сразу два митинга. Первый митинг – прокоммунистических сил, требующих проведения очередного съезда Компартии Таджикистана. Митингующие скандируют имя Рахмана Набиева, ставшего руководителем парламента и исполняющим обязанности президента республики. Другой митинг проходит под антикоммунистическими лозунгами «Компартия Таджикистана – сторонник хунты» и «Рахман Набиев – предатель таджикского народа». Против введения чрезвычайного положения выступил народный депутат СССР, член правления Союза кинематографистов СССР Довлат Худойназаров, который говорил об опасности возникновения гражданской войны и противостояния в республике. Сессия Верховного Совета приняла решение восстановить памятник Ленину, ранее демонтированный, согласно распоряжению предыдущего исполняющего обязанности президента республики. При этом в новом постановлении особо оговаривается, что восстановление памятника будет произведено за счет тех лиц, кто демонтировал монумент.

Сообщение Интерфакс

Ремарка

Уже несколько дней идут трудные переговоры между парламентской делегацией России, которую возглавляет Ю. Лучинский, и исполкомом общенационального чеченского Конгресса, который возглавляет Д. Дудаев. Бывшая автономия на грани развала. Несмотря на решения третьего съезда ингушского народа о единстве республики, исполком чеченского народа объявил о выборах президента и парламента суверенной Чеченской республики.

Сообщение ТАСС

Ремарка

На внеочередной сессии Верховного Совета Белоруссии избран новый председатель – пятидесятивосьмилетний Станислав Шушкевич. Он одержал победу на альтернативной основе. С. Шушкевич – известный в республике ученый, возглавляющий лаборатории и кафедры в разных вузах Минска, лауреат Государственной премии Белоруссии. Шушкевич выступил со своей программой, где отметил, что считает необходимым сохранение Союза, даже если он будет состоять из четырех республик.

Сообщение ТАСС

Ремарка

Чрезвычайная сессия парламента Таджикистана собралась в понедельник, чтобы рассмотреть вопрос о снятии со своего поста исполняющего обязанности президента республики, председателя Верховного Совета Таджикистана К. Аслонова. Большинством голосов он отстранен от занимаемой должности. В связи с серьезной дестабилизацией обстановки в республике парламент ввел чрезвычайное положение. Исполняющим обязанности президента и председателем Верховного Совета Таджикистана избран народный депутат Р. Набиев.

Сообщение Интерфакс

Ремарка

Вчера вечером были арестованы лидер национально-демократической партии Грузии Георгий Чантурия, а также его соратники Ирина Саришвили и Вахтанг Талахадзе. Генеральный прокурор республики Вахтанг Размадзе заявил, что ничего не знает об арестах лидеров оппозиции. Выступивший на пресс-конференции бывший премьер-министр Т. Сигуа назвал политику, проводимую руководством Грузии, «авантюристической и гибельной для республики». Особенно резко говорил Т. Сигуа об экономической политике «гамсахурдского руководства», назвав ее «необольшевистской».

Сообщение РИА «Новости»

 

Глава 12

То, что произойдет в Азербайджане поздней осенью девяносто первого года, позже назовут самой большой трагедией, происшедшей с политической элитой республики за всю историю ее существования. По степени шокового воздействия подобное событие в новейшей истории можно сравнить только с погибшим самолетом Президента Польши Качиньского, который разбился под Смоленском в апреле две тысячи десятого года.

В ноябре девяносто первого года в Нагорном Карабахе был сбит вертолет, в котором находилась почти вся властная политическая элита Азербайджана, по роковому стечению обстоятельств оказавшаяся в салоне этого злосчастного вертолета. Погибли государственный секретарь Азербайджана Т. Исмайлов, прокурор республики И. Гаибов, заместитель председателя Совета министров Азербайджана З. Гаджиев, государственный советник и бывший министр МВД М. Асадов, народные депутаты СССР В. Мамедов и В. Джафаров, заведующий отделом аппарата президента О. Мирзоев, комендант особого района НКАО генерал Н. Жинкин, начальник УВД НКАО генерал В. Ковалев, прокурор НКАО И. Плавский, начальник отдела КГБ НКАО С. Иванов. Вместе с ними находились прилетевшие представители посредников – заместитель министра внутренних дел Казахстана С. Сериков, представитель Министерства обороны СССР О. Кочеров и представитель МВД М. Лукашов.

Очевидцы видели, как вертолет днем, примерно в половине пятого, вошел в полосу густого тумана и разбился об гору на высоте семисот метров. Некоторые утверждали, что слышали и обстрел вертолета. Говорили о взрыве на борту за несколько секунд до его падения. Как бы там ни было, вертолет, на котором находилось столько известных людей, разбился, и все его пассажиры вместе с членами экипажа погибли.

Мурад был уже дома, когда услышал это ошеломляющее известие. Сначала о трагедии заговорили люди, передавая друг другу подробности. Многих погибших в республике хорошо знали. Прокурор Гаибов пользовался всеобщим уважением, это был относительно молодой, энергичный, смелый человек. Народные депутаты тоже были хорошо известны по своим выступлениям на съездах депутатов в Москве, особенно Вели Мамедов, ранее работавший первым секретарем самого крупного района Баку. И, наконец, там был Тофик Исмайлов, человек, которого не просто уважали, а любили многие жители республики. Он был известным ученым, академиком, руководителем созданного в Баку Института космических проблем и народным депутатом СССР. Негласно именно он считался неформальным лидером среди всех депутатов, представляющих Азербайджан в высшем законодательном органе страны.

Телевидение сыграло злую шутку с властями Азербайджана. Вместо того чтобы честно и откровенно сразу рассказать о случившемся, комментаторы говорили о возможной аварии, об уточненных обстоятельствах, о погибших и раненых, число которых якобы уточняется. В отсутствие подлинной информации в городе начали распространяться дикие слухи. Повсюду собирались люди, не понимавшие, как можно скрывать подобную катастрофу. Власти просто растерялись, не зная, что именно нужно говорить людям в такой момент. Сплетни множились, рассказывали о намеренном обстреле вертолета со стороны армянских позиций, говорили о возможной диверсии. Взволнованные люди обменивались слухами. К вечеру появился даже такой слух, что гибель вертолета был выгодна властям республики, которые могли снова ввести чрезвычайное положение.

На следующее утро начались стихийные митинги. Люди требовали рассказать им правду, не понимая, почему власти скрывают информацию о погибших. На фоне вновь вспыхнувшего противостояния в Нагорном Карабахе и по всей длине армяно-азербайджанской границы подобное умалчивание казалось подозрительным и оскорбительным.

Разрозненные митинги переросли во всеобщий, на котором прозвучали требования о немедленной отставке президента страны и всего Верховного Совета Азербайджана. Только после этого по телевидению было зачитано короткое сообщение о гибели вертолета и всех его пассажиров. В Нагорный Карабах срочно вылетели следователи для расследования. Из Москвы прилетел заместитель министра внутренних дел СССР генерал Турбин. Вместе с ним был и заместитель командующего внутренними войсками МВД СССР генерал Пономарев. Выступивший по телевидению командующий внутренними войсками генерал Савин сказал, что не верит в ошибки пилота, и подтвердил, что на некоторых частях вертолета найдены пробоины от пуль крупнокалиберного пулемета. Руководство Армении направило телеграммы соболезнования в Баку, Москву и Алма-Ату, выразив сожаление по поводу гибели миротворцев.

В Москве в этот день проходило совещание министерской «семерки», обсуждавшей, как именно можно помочь Советскому Союзу в такое сложное время. Все министры направили свои соболезнования в Баку. Стало известно, что вечером в Нагорный Карабах вылетает начальник управления прокуратуры Бутурлин.

На следующий день вышло заявление правительства Армении. В нем указывалось, что правительство настаивает на создании авторитетной международной комиссии для всесторонней проверки гибели вертолета. Вместе с тем осуждались средства массовой информации, поспешившие заявить о причастности армянской стороны к трагедии. Вечером по телевидению выступил Президент Армении Л. Тер-Петросян, который заявил, что ситуация чрезвычайная и собирающийся Верховный Совет Азербайджана, возможно, объявит войну соседней республике.

В Баку заявили, что на повестке дня будет обсуждение положения в республике. В проекте подготовлено решение о немедленном отзыве из Советской армии всех офицеров и солдат азербайджанской национальности, о полном разрыве всех связей с Арменией и обсуждении статуса НКАО.

В Алма-Ату доставили тела погибших – заместителя министра МВД Серикова, офицеров милиции Котова, Долгова, Яковенко. Их торжественно вынесли из здания ТЮЗа. Проститься с погибшими пришли тысячи жителей республики. В НКАО начались ракетный и артиллерийский обстрелы различных сел. Все понимали, что установки «Град» и артиллерийские орудия просто «арендуются» или покупаются у частей Советской армии, расположенных в НКАО и вокруг области. Было обстрелено пять армянских и три азербайджанских населенных пункта.

Открывшаяся сессия парламента Армении оценила ситуацию как чрезвычайно опасную. В Верховном Совете Азербайджана создали специальную комиссию по расследованию причин катастрофы вертолета «Ми-8Т». Руководителем комиссии был назначен представитель оппозиции, заместитель председателя Верховного Совета республики Т. Караев. Он сделал заявление, что из найденного «черного ящика» можно четко разобрать фразу пилота: «Нас обстреливают».

Сессия Верховного Совета Армении объявила о создании министерства обороны и призыве на службу военнообязанных от восемнадцати до двадцати пяти лет. Все советские газеты вышли на следующий день с призывами примирить обе республики любыми способами, остановив возможную войну между ними.

Гибелью вертолета в наибольшей мере воспользовалась оппозиция в лице Народного фронта в Баку. Любые инициативы оппозиции блокировались агрессивным проправительственным большинством в Верховном Совете. Потерявший своих сторонников, растерявшийся президент Муталибов согласился на беспрецедентный и антиконституционный шаг. Вместо Верховного Совета на сессии был создан Национальный Совет республики, куда вошли по двадцать депутатов от оппозиции и проправительственных депутатов. По существу, это был явный антиконституционный шаг с нарушениями Конституции Азербайджана и всех демократических норм. Но президент согласился на него, учитывая нарастающую нестабильность в обществе. Он и стоявшие за ним политические силы были готовы на все ради сохранения призрачной стабильности.

Президент Муталибов попадет в собственную ловушку, из которой потом не сможет выбраться. Если двадцать пять депутатов от оппозиции всегда голосовали консолидированно, то среди других двадцати пяти депутатов, по идее, должны находиться его сторонники. Но это было не так. Среди них оказалось немало людей, попавших в национальное собрание случайно и во многом на той мутной волне, которая вздымается при любой революции. Будет немало и тех, кто потом посчитает выгодным для себя сдать Муталибова, чтобы сохранить свои экономические интересы уже при новой власти. Они жестоко просчитаются. Почти все разорятся, подвергнутся репрессиям и уйдут в политическое небытие, презираемые своими соотечественниками и коллегами. Ведь предателей презирают даже те, к кому они переходят.

К тому же властная элита в Баку все время помнила о незримой угрозе, исходившей из Нахичевани. Об этом помнила и оппозиция. Шестидесятивосьмилетний Гейдар Алиев был избран руководителем парламента автономной республики и считался заместителем председателя Верховного Совета Азербайджана. Чтобы любым способом исключить даже возможность его участия в выборах, оппозиция примет антидемократический и идиотский по своей сути закон, запрещающий баллотироваться в президенты после шестидесяти пяти (?!) лет. Никто и не подумает скрывать, что эта поправка будет принята специально против Гейдара Алиева, чтобы ни при каких обстоятельствах не допустить его к власти во второй раз.

История посмеется над этими тщетными усилиями. Уже через два года, по настоятельным просьбам нового президента Абульфаза Эльчибея, Алиев вернется в Баку, встреченный восторженной толпой своих соотечественников, и сделает все, чтобы спасти республику от разгоравшейся гражданской войны, сохранить ее целостность и начать восстанавливать экономику. Политика – это высокое искусство умело приспосабливаться к обстоятельствам и использовать их.

Все эти ноябрьские дни жесточайшего противостояния в Баку проходили митинги и шумные собрания. Обвинения в адрес друг друга выдвигали различные политические партии. Начали создаваться вооруженные группировки под видом отрядов для защиты Карабаха. Многие из этих формирований позже будут использованы в борьбе за власть. Мурад с горечью и ужасом видел, что творится в его родном городе, в его республике.

Сессия Верховного Совета Азербайджана объявила о ликвидации автономии Нагорного Карабаха. В ответ армянские вооруженные формирования провели сразу несколько обстрелов азербайджанских сел в районе города Шуши. Обоих президентов – Муталибова и Тер-Петросяна – пригласили на специальное заседание Госсовета, где должен был рассматриваться вопрос о возможном примирении сторон. Казалось, что сам дьявол придумал эту историю с вертолетом, чтобы окончательно рассорить обе соседние республики и два соседних народа.

На следующий день Госсовет СССР потребует восстановить в Нагорном Карабахе конституционный порядок, вернуть статус автономии и разоружить все незаконные вооруженные формирования. Сессия Совета народных депутатов Нагорного Карабаха объявит, что отныне на территории области действуют только советские законы и не действует конституция Азербайджана.

Из Алма-Аты придет сообщение, что Иран готов выступить посредником в урегулировании отношений Азербайджана и Армении. Об этом заявит находящийся с визитом в Казахстане министр иностранных дел Ирана Али Акбар Вилаяти. Его заявление встревожит не только Москву, но и Вашингтон, Лондон, Париж, которые осознают, что на распадающихся обломках бывшего Советского Союза могут появиться такие мощные региональные «игроки», как Иран и Турция.

Однако уже на следующий день будет обстрелян другой вертолет, вылетевший в Агдам из села Джамили Аскеранского района. Машина получит четыре пробоины, но летчик сумеет посадить вертолет, и этот эпизод вызовет взрыв возмущения в Баку, когда на заседании Национального совета будет заявлено, что все проблемы необходимо решать собственными вооруженными формированиями и Госсовет СССР не может разрешить данный конфликт.

Началась принудительно-добровольная мобилизация в отряды самообороны в обеих республиках. В эти дни Союз писателей напоминал развороченный улей. Почти в каждом кабинете обсуждали возникшую ситуацию, предлагали свои методы решения, свои варианты компромисса или, наоборот, бескомпромиссной войны до победного конца. Мурад в отличие от болтающих литераторов, прошедший войну и тяжело раненный в Афганистане, с печалью и грустью слушал эти дилетантские рассуждения о возможных военных победах. Он понимал, во что может вылиться военный конфликт и какие необратимые потери понесут мирные города и села, на территории которых будут проходить эти столкновения.

Но, похоже, никто не хотел даже к нему прислушиваться. Люди переставали работать, повсюду останавливались заводы и фабрики, начались перебои с электричеством, с поставками продуктов. Только в Нахичеванской автономной республике сохранялась относительная стабильность. На следующее заседание в Ново-Огареве, где должна была состояться решающая встреча руководителей республик, Муталибов просто не поехал. Ему надоели упреки оппозиции в уступках и неспособность аморфного союзного руководства к каким-либо конкретным решениям.

Поздно вечером Мурад возвращался домой. Встречавшиеся прохожие были мрачными, задумчивыми, неразговорчивыми. Город менялся на глазах. Из прежнего веселого, открытого, солнечного, гостеприимного, общительного Баку, в котором слышались наречия многих народов и этносов, город становился угрюмым прибежищем беженцев и вынужденных переселенцев, прибывших из Армении и требовавших кардинального решения нагорно-карабахской проблемы.

Вечером ему позвонил один из знакомых писателей, который улетал в Ростов, где находилась его семья. У писателя-азербайджанца жена была армянкой, и он отправил ее с двумя детьми в Ростов, где жила его теща. А теперь собирался отправиться туда, чтобы навестить их. Он работал в одном из литературных журналов Союза и позвонил Мураду, чтобы предупредить его о своем отъезде.

– К чему такие сложности? – недовольно спросил Мурад. – Не нужно было их отправлять: в Баку осталось столько армян, жены и дети азербайджанцев, их никто не трогает.

– Вы не видели моего сына, – вздохнул писатель, – он так похож на свою маму и своего деда, ее отца. Любой прохожий сразу догадается, что в нем течет армянская кровь. И он все время дрался в школе, где об этом тоже знали. Не представляю, как мы дальше будем жить. Как вы думаете, когда все это закончится?

– Не знаю, – честно ответил Мурад. – Иногда я думаю, что мы обречены на «сто лет одиночества».

– Красиво звучит, – сказал позвонивший, – только мы и так уже живем в этом кошмаре почти четыре года. Многовато… Я все время перечитываю «Окаянные дни» Ивана Бунина. Купил эту книгу на русском языке в букинистическом магазине Праги еще три года назад. Такое ощущение, что мы вернулись в те времена. Только его «окаянные дни» были несколько месяцев, а у нас уже столько лет… И никакого просвета. Особенно сейчас, когда сбили этот вертолет.

– Вы поезжайте, ни о чем не думайте, – посоветовал Мурад, – и оставайтесь со своей семьей сколько нужно. Если понадобится, мы оформим вам творческий отпуск. Можете встретить и Новый год вместе с семьей. Так будет правильно.

– Спасибо вам, – взволнованно произнес писатель. – Вы знаете, Мурад Рагимович, я давно хотел вам сказать. Это не комплимент, честное слово, я говорю искренне. Вы очень мудрый человек, не по годам мудрый. И тонко чувствующий интеллектуал. Наши молодые так радикально настроены…

– Это меня война изменила, – мрачно пояснил Мурад.

– Да, я слышал. Наверное, вы правы. Наверное, все, кто возвращается из такого ада, немного меняются. Это как «чистилище». Может, и мы все изменимся, пройдя через эти испытания. Как вы думаете?

– Не знаю. Хотелось бы, но я не уверен.

– Вот и я не уверен. Поэтому и держу своих в Ростове. Спасибо за понимание. До свидания.

– До свидания. – Мурад положил трубку и вдруг подумал о Карине. Он вполне мог оказаться в положении этого писателя.

Карина. Ей, наверное, пришлось очень тяжело. Смерть бабушки, аборт… Он, конечно, ее обидел, оттолкнул, оскорбил. Она была не виновата в смерти его двоюродной сестры, трагически погибшей во время взрыва на железной дороге. А он, такой «понимающий и тонко чувствующий человек», повел себя как ничего не чувствующий хам. Даже если его чувство умерло, он не имел права так грубо себя вести. Мурад подошел к телефону, чтобы сделать заказ в Москву. И потом долго ждал, пока наконец телефонистка не сообщила ему, что номер не отвечает.

Ремарка

Николай Владимирович Жинкин, генерал-майор, заместитель начальника управления внутренних войск по Северному Кавказу и Закавказью, погиб в результате катастрофы вертолета. На похоронах в его родном селе присутствовали сослуживцы, представители командования внутренних войск, офицеры Генерального штаба, сотни земляков. Улица, названная именем его героя-брата Александра Жинкина, погибшего в Афганистане, теперь будет носить имя братьев Жинкиных. В селе Курашава Ставропольского края прошла траурная панихида по погибшему на своем боевом посту генералу.

В. Олиянчук. «Известия», 1991 год

Ремарка

Несмотря на принятые Госсоветом решения, конфликт очень далек от урегулирования. Влиятельные политические силы в Баку и азербайджанский парламент встали в открытую оппозицию Муталибову, критикуя его за слишком «мягкий» курс в отношении Армении. Широкий резонанс получило заявление турецкого премьер-министра Сулеймана Демиреля своему азербайджанскому коллеге Гасану Гасанову. Демирель призвал руководство республики к сдержанности в конфликте с Арменией. «Хочу выразить уверенность, что азербайджанские братья спокойно и хладнокровно оценят последние события и примут верные решения», – говорится в письме премьера Турции, которую считают основным союзником Азербайджана.

Сообщение Франс Пресс

Ремарка

Официальный представитель Госдепартамента США Маргарет Тетуайер заявила, что продолжающийся конфликт между Арменией и Азербайджаном может негативно повлиять на отношения Вашингтона с этими республиками.

Сообщение Си-эн-эн

Ремарка

Председатель Верховного меджлиса (парламента) Нахичеванской автономной республики, бывший член Политбюро ЦК КПСС и руководитель Компартии Азербайджана Гейдар Алиев заявил, что население Нахичевани не бастует, а спокойно трудится, потому что парламент «старается в своих решениях и постановлениях руководствоваться мнением народа». В интервью корреспонденту Интерфакс Г. Алиев отметил, что в Нахичеванской автономии «на деле реализуется идея национального примирения», о которой в последнее время много говорят и власти Азербайджана, и представители Народного фронта республики.

Сообщение Интерфакс

Ремарка

На внеочередной сессии Верховного Совета Азербайджана о своей отставке заявила председатель Верховного Совета Эльмира Кафарова. Сделала она это после острой критики в ее адрес со стороны ряда оппозиционных депутатов.

Сообщение Азеринформ

Ремарка

По данным армянской стороны, в ходе боя у села Веришен убито четырнадцать азербайджанских омоновцев. По данным оперативного штаба МВД Армении, потери армянской стороны – один убитый и трое тяжелораненых. Двое из них позже скончались.

Сообщение ТАСС

 

Глава 13

Ельцин выступил в российском Верховном Совете и торжественно пообещал, что в ближайшие дни будет создано правительство реформ, которое начнет экономические преобразования. Ему понравилась идея Бурбулиса о том, что само правительство должен возглавить президент. При этом фактическим главой правительства становился первый заместитель Бурбулис, который формировал новую команду Гайдара, предлагая на должности членов российского правительства совсем молодых людей. Два новых вице-премьера должны были отвечать за экономическую и социальную политику – Егор Гайдар и Александр Шохин. Все понимали, что, несмотря на различные бюрократические уловки, именно Гайдар будет отвечать за реформу и проводить ее в жизнь.

Как и предполагал Борис Николаевич, едва новое российское правительство было сформировано, он почувствовал отношение своего окружения к этой молодой команде. Они не нравились Руцкому, который вообще не понимал, почему Бурбулис занимает сразу две должности и становится фактически вторым человеком в стране после Ельцина. Они не понравились Руслану Имрановичу Хасбулатову, который считал, что подобные назначения Ельцин должен согласовывать не с Бурбулисом, не являющимся ответственным по Конституции политиком, а с руководством Верховного Совета. Тем более что после того, как все оппоненты Хасбулатова взяли самоотводы, он легко был избран руководителем российского парламента.

И уж тем более подобные назначения совсем не нравились Петрову, просто не понимавшему, почему все кадровые решения по таким важным проблемам принимаются по подсказке Бурбулиса, а не с подачи руководителя администрации президента. Но правительство было сформировано, и Гайдар с товарищами начали работу в крайне тяжелых условиях.

Примерно в эти дни резко обострилась ситуация в Чечне, где началось противостояние Верховного Совета и исполкома чеченского народа, возглавляемого генералом Дудаевым. Выборы президента республики принесли победу Дудаеву. Ежедневно начали поступать сводки о бесчинствах и убийствах в Грозном. Ельцин позвонил Хасбулатову.

– Руслан Имранович, мне ежедневно докладывают о нестабильной обстановке в Чечено-Ингушской республике, – начал он. – Я думаю, что нам уже пора вмешаться и положить конец этой вольнице.

– У меня были представители из Грозного, – согласился Хасбулатов. – Я тоже считаю, что будет правильно, если мы направим Дудаеву серьезное предупреждение.

– Я думаю, что нужно вводить чрезвычайное положение, – предложил Ельцин. – Вчера говорил с Александром Владимировичем, он такого же мнения. – Имелся в виду Руцкой.

– Этот вопрос следует обговорить, – воздержался от конкретной поддержки Руслан Имранович. – Вы ведь понимаете, что нам нужно соблюдать баланс между правом народов на самоопределение и их деятельностью в рамках Конституции нашей республики.

– Я подумаю, – согласился Ельцин и положил трубку.

Следующие несколько дней поток негативной информации не ослабевал. При этом начали приходить абсолютно неприемлемые новости об убийствах политических противников Дудаева. Последней каплей стала попытка убийства ректора Грозненского университета. Ельцин вызвал к себе Петрова и приказал ему готовить Указ о введении чрезвычайного положения, который объявили этим вечером.

Но вместо того, чтобы успокоить горячие головы, он, словно бензин, брошенный в костер, заставил пламя пылать еще ярче. Дудаев заявил, что отныне каждый дом, каждая постройка в Грозном станет крепостью, и российский президент не сможет добиться поставленной цели силой оружия. По всей республике начали вооружаться добровольцы, тем более что нужды в запасах оружия у них не было. За счет разгромленных или перекупленных бывших советских складов можно экипировать и вооружить сразу две полноценные дивизии.

На следующий день состоялось заседание Верховного Совета России. В результате бурных и часто совсем непродуктивных дебатов было принято решение не утверждать Указ президента о введении чрезвычайного положения в Чечено-Ингушской республике. Ельцин узнал об этом, сидя в машине, когда ехал в аэропорт. Он не стал звонить Хасбулатову, требуя объяснений и справедливо рассудив, что худой мир всегда лучше доброй ссоры. Через несколько дней выступивший на пресс-конференции его пресс-секретарь Вощанов заявил, что президент согласился с требованием парламента не вводить чрезвычайного положения в Грозном и готов к любым компромиссам.

Но выступавший в Грозном генерал Дудаев заявил, что отныне его республика официально выходит из состава России и СССР, становясь суверенной и независимой. Ельцин понимал, что это результат его давнего лозунга: «Берите столько суверенитета, сколько сможете». К тому же о своей независимости заявила и Республика Татарстан. Правда, Шаймиев в отличие от Дудаева не говорил о вооруженном противостоянии. Ельцин не сомневался, что союзное руководство злорадно наблюдает за их проблемами. Тем более что у самого Горбачева проблем было не меньше. После гибели вертолета снова вспыхнул вооруженный конфликт между Азербайджаном и Арменией. В Грузии нарастало сопротивление режиму Гамсахурдиа, в Молдавии противостояние с Приднестровьем грозило перерасти в гражданскую войну. Продолжались военные столкновения в Южной Осетии. Крайне нестабильной оставалась обстановка в Таджикистане. И на этом фоне продолжались попытки найти общее согласие в Ново-Огареве.

Руцкой, узнавший о том, что парламент не согласился утвердить Указ президента, был в ярости. Он, не стесняясь, заявил, что, не утвердив Указ, парламент продемонстрировал полное бессилие российской власти, порождающее беззаконие. На следующий день выступил Хасбулатов, который призвал все стороны в Грозном к мирному урегулированию. В ответ на это президент Дудаев приказал местной прокуратуре возбудить уголовные дела против самого Руцкого, Хасбулатова и министра внутренних дел Дунаева. Противостояние продолжалось.

В Ново-Огарево перестал приезжать Кравчук, который готовился к выборам Президента Украины. Первого декабря вместе с выборами главы государства должен был состояться референдум о независимости Украины. В отсутствие украинской стороны в Москву на переговоры приезжали главы пяти среднеазиатских республик и Белорусии. В Армении и Азербайджане обстановка была настолько сложной, что оба президента отказывались покидать свои республики. Молдавия заявила о своей готовности подписать только экономический, а не политический договор. В один из дней пришло сообщение о неожиданной смерти премьер-министра Киргизии Насреддина Исанова, который погиб в автомобильной катастрофе, когда выехавший грузовик ударил его машину. Через семнадцать минут, не приходя в сознание, Исанов умер.

В отсутствие Украины все остальные республики начали выдвигать собственные, все более и более непомерные требования полного суверенитета, при котором глава Союза выполнял бы декоративную роль общего представителя. Российское руководство объявило, что закрывает счета всех союзных министерств, которые не нужны в сложившихся условиях.

К этому времени все уже понимали, что министр иностранных дел Панкин, окончательно проваливший всю работу, должен быть срочно заменен. Горбачев лихорадочно искал ему замену. Шахназаров однажды полушутя заметил, что Громыко провел в этом здании слишком много лет и словно проклял его. После ушедшего в добровольную отставку Шеварднадзе и снятого с работы Бессмертных Панкин оказался самой неудачной кандидатурой. Это понимали все, включая самого Панкина.

Именно с подачи Шахназарова Горбачев решил неожиданно предложить Шеварднадзе вернуться в свой кабинет. На этот раз его организация называлась Министерством внешнеэкономических отношений. Шеварднадзе мог со своим авторитетом демократа не только поднять престиж нового министерства, но и попытаться сохранить общий союз. Он довольно долго уговаривал Эдуарда согласиться на второе возвращение. Шеварднадзе явно соскучился, сидя без работы. К тому же его не пускали в Грузию, куда при Гамсахурдиа путь ему был заказан. Поэтому, подумав около двух недель, он в результате согласился. Позже он скажет, что это была самая большая ошибка в его жизни. Он вернулся в свой кабинет, когда все уже развалилось до основания и спасти страну нельзя было ни при каких обстоятельствах.

Он еще успеет встретиться с некоторыми руководителями республик, попытается начать реорганизацию нового министерства. Но нельзя дважды входить в одну и ту же реку. Второе пришествие Шеварднадзе будет напоминать трагифарс, который достаточно быстро завершится. Если в первом случае итогами его пятилетнего правления стала трагедия страны, интересы которой он так непрофессионально и непродуманно защищал, то во втором случае, когда уже не будет прежней страны, прежней партии, прежней власти и прежнего Горбачева, усилия Шеварднадзе будут вызывать только легкую досаду и презрение к человеку, не сумевшему отказаться от власти даже при таких невероятных обстоятельствах. Вскоре это поймет и сам Эдуард Амвросиевич, который улетит в Тбилиси, где начнется настоящая гражданская война, которая закончится свержением Гамсахурдиа и вторичным воцарением Шеварднадзе. Но и в этом случае второе пришествие будет неудачным. Правда, оно растянется на много лет, после которых его ученики и соратники восстанут против его правления, отправив «серебряного лиса» на пенсию. Но это произойдет через много лет.

В Ново-Огареве продолжались обсуждения нового Договора. Все уже знали, что прежнее название должно исчезнуть из политического лексикона, не будет ни Советского, ни Социалистического Союза. Теперь вместо слова СССР предлагалось словосочетание ССГ – Союз суверенных государств. Разумеется, многим подобная аббревиатура казалась неприятной, режущей слух и оскорбительной, так как президенты требовали полной ликвидации всех союзных органов и передачи им их функций. Одно из последних заседаний началось двадцать пятого ноября. Муталибов опять не приехал, Кравчук готовился к выборам. Остальные девять руководителей присутствовали за столом переговоров – Россия, Белоруссия, Армения, Молдавия и пять среднеазиатских республик. И снова все возражали Президенту СССР, прекрасно понимая, что он ничего не решает и ничего не может сделать. В какой-то момент Горбачев просто не выдержал. Сказывалась нервная обстановка последних месяцев, когда он изо всех сил пытался сдержать наступающий развал. Он вскочил со своего места и быстрым шагом, почти бегом, выбежал из комнаты. Наступило неловкое молчание. Все оставшиеся президенты смотрели друг на друга, не зная, как им быть.

– Нужно его вернуть, – предложил Назарбаев, – так неправильно. Мы все пытаемся решить наши вопросы за его счет.

– Давайте позовем его обратно, – согласился Акаев, – иначе вообще непонятно, о чем мы договариваемся.

– Он может не вернуться, – предостерег Тер-Петросян, – вы же видели, в каком состоянии он вышел.

– Вернется, – сказал Назарбаев, – пусть Борис Николаевич сам сходит за ним.

– Я один не пойду, – обиделся Ельцин.

– Идите вместе со Станиславом Станиславовичем, – предложил Акаев, – и давайте наконец более четко сформулируем наши требования.

Ельцин и Шушкевич, поднявшись, вышли из комнаты и направились в кабинет Горбачева. Он устало сидел на стуле, закрыв глаза. Рядом беспрерывно звонил телефон, но он его словно не слышал.

– Михаил Сергеевич, – позвал его Ельцин, – вам нужно вернуться.

– Что? – очнулся от своих невеселых мыслей Горбачев.

– Вам нужно вернуться, – настойчиво повторил Ельцин.

Горбачев отрешенно взглянул на него, потом на Шушкевича.

– Давайте вернемся, – поддержал российского президента Шушкевич, – нас там все ждут. Неудобно получается.

Горбачев согласно кивнул, быстро поднялся и первым пошел по коридору обратно.

В этот день они работали почти до полуночи, но согласованного решения так и не приняли. На следующий день Горбачев, выступая на пресс-конфренции, заявил, что сами договоры готовы, но требуют обсуждения и ратификации республиканских парламентов. Это была попытка «хорошей мины при плохой игре», ведь все понимали, если под документами нет подписей президентов республики, парламенты тем более не захотят их одобрять.

У Михаила Сергеевич было более чем скверное настроение. Газеты всего мира сообщили, что один из руководителей прокуратуры возбудил уголовное дело по обвинению Президента СССР в измене Родине. Горбачев чувствовал невероятную усталость. В разных концах страны продолжались кровавые стычки, которые уже никто не мог, да и не хотел останавливать. Отсутствие украинской стороны в процессе переговоров грозило сорвать любые возможные договоренности, ведь без соседней Украины будет сложно решить вопрос о создании прежнего Союза или обновленной конфедерации. О самой федерации уже даже не мечтали.

На следующий день Ельцин вышел на работу в отвратительном состоянии. В конце концов, Горбачев не девица, чтобы его уговаривать принимать участие в работе президентов. Если он не может договариваться, то это его личные проблемы. Он не хотел признаваться даже самому себе, что сделал все для того, чтобы авторитет Президента СССР был катастрофически низким.

Ему позвонил Бурбулис и долго и нудно пытался объяснить, насколько сложно действовать команде Гайдара, если одновременно не будут приняты программы схожих действий хотя бы в соседних республиках – Украине, Белоруссии, Казахстане. Ельцин слушал достаточно внимательно, но наконец, не выдержав, взорвался:

– Пусть Егор Тимурович занимается этими проблемами для России, а с другими республиками должен договариваться Михаил Сергеевич. Мы не обязаны делать его работу.

Пораженный таким неожиданным взрывом, Бурбулис быстро попрощался. Ельцин бросил свою трубку, но, немного успокоившись, решил позвонить Шушкевичу.

– Станислав Станиславович, – начал он, – нам нужно что-то делать. Мы не обязаны бегать за Горбачевым или мирить его с другими президентами.

– Я тоже об этом думал, – согласился Шушкевич. – Может, будет правильно, если мы соберемся сразу после выборов на Украине где-нибудь в другом месте, чтобы спокойно все обсудить. Например, у нас в Беловежской пуще. Пригласим Леонида Макаровича и Нурсултана Абишевича. И вчетвером спокойно обсудим все наши проблемы. А уже потом вынесем их на большой совет в Ново-Огареве. Думаю, так будет правильно.

– Тогда подождем выборов и сразу соберемся, – решил Ельцин. – По-моему, Леонид Макарович согласится на встречу в таком формате. Хочу вам сказать, что мы приняли важное решение. Если Украина не будет участвовать в создании ССГ, не подпишет все документы, по которым мы договорились, то и Россия не будет принимать в этом никакого участия. Мы поставим подпись только после украинской стороны. Вот так, я думаю, будет правильно.

Шушкевич молчал. Он понимал, что его собеседник прав. Без Украины любой союз был бы неполным и ущербным, даже с учетом необъятных просторов России и Казахстана. Они попрощались, и Ельцин положил трубку.

Первого декабря состоялись выборы одновременно в Казахстане и на Украине. Пришли сообщения о том, что оба лидера выбраны президентами своих республик. При этом Назарбаев получил почти девяносто девять процентов голосов. А на Украине проводившийся одновременно с выборами президента референдум о независимости принес убедительную победу сторонникам независимости Украины. Более девяноста процентов от принявших участие в референдуме высказались за независимость Украины. Это был настоящий политический взрыв.

Горбачев почти сразу обнародовал свое Обращение к парламентам всех двенадцати государств, все еще формально остающихся в Союзе. Он призывал согласиться с созданием Союза суверенных государств, уверяя, что только таким образом можно переломить тяжелую экономическую ситуацию. Он даже не мог предположить, какой удар нанесет ему завтрашнее заявление Бориса Николаевича, который торжественно объявит, что Россия признает суверенитет и независимость Украины. Мир вздрогнул. Все понимали, что огромный Союз без крошечных республик Прибалтики все еще сохраняет свой промышленный и экономический потенциал, а вот выход Украины очень сильно бьет не только по экономике единого государства, но и по его политическому престижу. Восемнадцать процентов всего населения Союза жило на Украине. Двадцать пять процентов всего валового национального продукта Союза создавалось в этой республике, более сорока двух процентов всей добываемой железной руды, почти тридцать пять процентов всей выплавляемой стали, двадцать пять процентов добычи угля. Такие потери могли потрясти любую экономику, тем более находящуюся в стадии разрушения и гибели.

И, конечно, все мировые агентства напечатали речь президента Кравчука о том, что результаты референдума означают практический конец Советского Союза. Заодно все мировые информационные агентства передали и слова директора ЦРУ Роберта Гейтса, который на основе полученных данных и выводов его аналитических служб сказал, что после объявления независимости Украины Горбачеву, возможно, придется уйти со своего поста еще до конца текущего года, то есть в ближайшие несколько недель.

Ревенко принесет Горбачеву в особой папке и это высказывание директора ЦРУ. Прочтут его и Ельцин, и Кравчук. Украинский президент согласится приехать через неделю в Белоруссию на встречу четырех основных президентов. Мир сотрясут новые информационные сообщения, на биржах начнется рост котировок, а все первые полосы газет будут посвящены Украине. При этом почти все газеты укажут, что новое государство, возникшее в Европе, отныне меняет всю политическую карту мира.

Ремарка

Третьи сутки на площади перед зданием Верховного Совета продолжается митинг оппозиционных сил. Главное требование собравшихся – немедленный роспуск прокоммунистического парламента. Вечером по республиканскому телевидению выступил глава мусульман Таджикистана Акбар Тураджон-заде. Он заявил, что официальное мусульманское руководство призывает к миру и спокойствию. И ни в коем случае не претендует на создание в республике исламского государства, выступая за демократический, независимый, светский Таджикистан.

Сообщение Интерфакс

Ремарка

По сообщениям Центризбиркома, в голосовании по выборам президента Чечни приняло участие около 55 % имеющих право голоса. Большинство из них проголосовали за кандидатуру генерала Джохара Дудаева. Однако оппозиция объявила, что цифры завышены вдвое, ибо все избирательные комиссии были составлены из представителей исполкома чеченского народа. Сам Джохар Дудаев заявил на своей первой пресс-конференции, что Чеченскую республику поддерживают Грузия и республики Прибалтики. При этом он предупредил о предстоящих трудностях и готовности к конфликту с Россией, ибо не собирается предавать свободу и суверенитет нового государственного образования.

Сообщение Интерфакс

Ремарка

Чеченскую республику поддерживают все республики Кавказа. Об этом заявили вчера в Кабардино-Балкарии на съезде республиканской партии, где был подвергнут критике Указ президента Ельцина о введении чрезвычайного положения. Из Азербайджана прибыла большая делегация. Глава делегации, председатель меджлиса Народного фронта А. Гаджиев, заявил о готовности прийти на помощь и крепить братские отношения.

А. Казиханов. «Известия», 1991 год

Ремарка

Обстановка в Чечне продолжает оставаться напряженной. Президент Дудаев сообщил, что республика не будет вести никаких переговоров с Россией, пока она не признает ее независимости. Как стало известно, он поручил прокуратуре Чеченской республики, возбудить уголовные дела против Р. Хасбулатова, А. Руцкого и А. Дунаева, В настоящее время по городу разгуливают тысячи людей с оружием в руках, которые заявляют, что сдадут его сразу после Указа Ельцина об отмене введения чрезвычайного положения. В Государственном университете была совершена провокация. Вооруженные люди вошли в кабинет ректора Канкалина и начали стрелять. Ректора закрыл своим телом проректор Бислиев, чеченец по национальности. Он был убит. Канкалин получил ранения. Мотивы провокации неизвестны. Представители чеченского исполкома заявили о своей непричастности к инциденту.

«Комсомольская правда», 1991 год

Ремарка

Михаил Горбачев заявил, что не считает итоги референдума, прошедшего на Украине, желанием украинского народа выйти из состава Союза и отделиться от остальных республик бывшей единой страны.

Сообщение ЮПИ

Ремарка

Украина, похоже, сделала решительный шаг к полной независимости от Москвы в ходе беспрецедентного референдума, который может привести к созданию новой европейской державы и окончательному уничтожению Советского Союза.

«Вашингтон пост»

Ремарка

Начальник управления по надзору за исполнением законов о государственной безопасности Прокуратуры Союза СССР – старший помощник Генерального прокурора страны Виктор Илюхин, рассмотрев документы, связанные с признанием независимости Литвы, Латвии, Эстонии и выходом названных республик из состава СССР, возбудил уголовное дело в отношении президента страны Михаила Горбачева по статье 64 УК РСФСР – измена Родине.

«Правда», 1991 год

Ремарка

На полное признание независимости Украины американская администрация пойдет только в том случае, если ей будут предоставлены гарантии, что украинские власти ответственно отнесутся к ядерным вооружениям на своей территории и соблюдению прав человека в республике.

«Файнэншл таймс»

 

Глава 14

Они встретились вечером. Юлия оказалась женщиной с большим чувством юмора. За ужином много говорили, вспоминали знакомых коллег, смеялись над Дубровиной, о консервативных взглядах которой знал весь аппарат и которая теперь изо всех сил пыталась создать себе имидж настоящего демократа. К его удивлению, ей шел уже двадцать седьмой год, хотя выглядела она достаточно молодо. В первый вечер он проводил ее домой, не претендуя ни на какое продолжение вечера. Через несколько дней они снова встретились за ужином, и она сама спросила его, где именно он живет.

Он привел ее к себе домой. Все остальное было достаточно просто. Сначала они пили кофе у него на кухне. Потом он положил свою руку на ее ладонь. Она не отстранялась, не возмущалась, покорно подставила голову для поцелуя и быстро разделась. Все было так, словно они заранее сговорились. Она даже осталась в его квартире до утра, а утром приготовила ему роскошный завтрак, сделав яичницу с помидорами и подержав немного зачерствевший хлеб в специальном составе из масла, сыра и яиц, которые обжаривала на сковородке.

С ней было легко и просто. Днем она уехала. В следующую пятницу они снова встретились. Он повез ее к себе, и все выходные дни они провели вместе. Юлия вела себя так, словно это было естественное состояние – оставаться в доме чужого мужчины и готовить ему горячие завтраки. Обедать они выходили в ресторан, находившийся рядом, а ужинали продуктами, которые закупали заранее. Одним словом, у него началась почти семейная жизнь, и ему нравились его спокойные, ровные, ни к чему не обязывающие отношения с Юлией, продолжавшиеся уже больше месяца.

О происшедшем разговоре в больнице он старался не вспоминать. Только однажды позвонил Сергееву, чтобы уточнить у него, каким образом банкир снова оказался на свободе.

– Все просто, – пояснил Виктор. – Прокурора, который вел дело банка «Эллада», перевели на работу в Херсон. Можешь себе представить – из союзной прокуратуры в Херсон! Он был слишком неудобным и слишком принципиальным, никогда не шел на компромиссы. И еще, будучи членом парткома прокуратуры, не особенно скрывал своих взглядов. Убежденный коммунист, каких почти не осталось. Поэтому его и «перевели» в Херсон. А уже потом Ванилин сделал все, чтобы это дело развалилось, и Эпштейн вышел на свободу. Между прочим, Ванилина хотели сделать даже министром внутренних дел, но выбрали профессионала Дунаева. Кто-то вспомнил про «художества» Жоры Ванилина в Молдавии, где он раньше работал. Хорошо, что вспомнили, иначе у нас был бы новый министр-проходимец. Его ведь не любят в милиции. Здесь все знают, чего стоит человек. Все как на ладони. Мы, конечно, не ангелы, но и перевертышей в своих рядах тоже не особо жалуем. А почему ты спрашиваешь? Тебе опять угрожали?

– Я его встретил в больнице у Скороходовых, – пояснил Эльдар, – упитанный, веселый, жизнерадостный. Возмущался и говорил Светлане Игоревне, как я его подставил.

– Это супруга посла и сестра убитого Томилина, – вспомнил Сергеев. – И ты ничего ей не сказал?

– Конечно, нет. У меня ведь нет никаких доказательств. Было просто противно с ним разговаривать. Нет, я ничего не стал объяснять. Просто ушел.

– Напрасно, – огорченно произнес Виктор. – Нужно было ей все рассказать, чтобы они знали, какой родственничек ходит к ним в гости.

Вот так Эльдар узнал о том, что дело банкира закрыто и он сам находится на свободе на вполне законных основаниях. Больше со Светланой Игоревной Эльдар не общался, хотя иногда буквально заставлял себя не вспоминать о ней, чтобы не сорваться и не позвонить. Так прошел месяц.

В один из холодных дней, когда выпал первый снег, мелкий и мокрый, хлеставший по тротуарам и лицам прохожих, в рабочем кабинете Эльдара раздался телефонный звонок. Трубку снял Тулупов и тут же передал ее Эльдару:

– Тебя спрашивают.

– Здравствуйте, Эльдар, – услышал Сафаров знакомый голос, от которого учащенно забилось сердце.

– Я хотела вам позвонить и извиниться. Дело в том, что у нас дома вчера был прокурор Гриценко. Он сейчас работает в Херсоне, а раньше занимался расследованием дела Леонида Наумовича. Приехал в Москву в командировку. Специально позвонил и зашел к нам, чтобы все рассказать. Вы можете себе представить, что еще есть порядочные прокуроры.

«Витя Сергеев, – сразу понял Эльдар. – Он наверняка попросил Гриценко побывать у Скороходовых и все им рассказать. Конечно, это он все подстроил».

Светлана между тем продолжала:

– Я поняла, что была не совсем права, хотя до сих пор не могу поверить в такую чудовищную подлость. Убивать из-за денег человека? Мужа своей сестры?! Как такое вообще возможно?

– Из истории известно, что ради денег убивали даже собственных родителей или детей, – невесело напомнил Сафаров.

– Да, я понимаю, но все-таки ужасно. Мы сказали Леониду Наумовичу, чтобы он больше не смел появляться в нашем доме. Мужу нельзя волноваться и я сама высказала Эпштейну все, что я о нем думаю.

– Как здоровье вашего супруга? – вежливо поинтересовался Эльдар.

– Гораздо лучше, он уже дома, – ответила Светлана, и в свою очередь, спросила: – А как ваши дела? Вас еще не повысили? Я жду, когда вы станете министром или заместителем министра, так быстро и уверенно шагаете по служебной лестнице.

– Пока не успели. Но я передам руководству ваши слова, – пошутил Эльдар.

Светлана рассмеялась и замолчала. После небольшой паузы она снова заговорила:

– Когда мы можем увидеться? Мне хотелось бы загладить ту неловкую ситуацию, которая у нас возникла в больнице. Признаюсь, что я была несколько напугана вашей дракой. Совсем не ожидала, что все так закончится.

– Это мы не дрались, а только разминались, – возразил Эльдар и вдруг вспомнил, что сегодня к нему должна приехать Юлия. – Сегодня я занят, давайте увидимся завтра или послезавтра.

Светлана почувствовала какое-то неуловимое изменение в его голосе. Или ее насторожила эта неопределенность? Раньше он пытался увидеться с ней сразу, как только она ему звонила.

– Вы до сих пор на меня обижены? – спросила она.

– Нет. Конечно, нет. Давайте увидимся в четверг вечером. Если у вас будет время и желание.

– Договорились. Тогда я подъеду за вами на своей машине. Когда вы заканчиваете работу?

– Часам к семи или восьми. Как получится. Давайте лучше к восьми. Раньше навряд ли, слишком много работы. Каждый день просматриваем столько бумаг…

Заметив какое-то движение, Эльдар покосился на присутствующих и увидел, как усиленно качает головой Дубровина. Нельзя было говорить об этом. Хотя он и не сказал, какие именно бумаги, но все равно вообще не должен был разговаривать на подобные темы. Почти ежедневно приходилось просматривать новые положения Союзного договора и экономических соглашений, которые намеревались заключить между собой республики Союза. При этом правки всегда были в пользу республик. Похоже, Горбачев окончательно смирился, что ему не удастся сохранить Советский Союз в виде федерации, и готов был пойти на создание конфедерации без Прибалтики и Грузии с непонятным названием ССГ.

– Тогда договорились, – сказала Светлана, – увидимся у почтамта, как раньше.

Эльдар положил трубку. Конечно, он хотел ее увидеть сегодня, прямо сейчас. Но это было бы нечестно по отношению к Юлии. Молодая женщина ему, безусловно, нравилась. Нравились ее покорность, мягкое тело, уступчивый, неконфликтный характер, открытость, добродушие. Со Светланой Игоревной все было иначе. Каждый ее звонок выводил его из состояния равновесия, каждая встреча была как праздник. Он боялся признаться даже самому себе, что влюблен в эту женщину, которая была намного старше его. Семь лет разницы. Она считала эту пропасть непреодолимой, поэтому относилась к нему немного снисходительно, как взрослая женщина к молодому, неопытному ухажеру.

Теперь все оставшиеся дни он будет думать только о предстоящей встрече. Вечером, когда Юлия, привычно раздевшись, проскользнула в его кровать, он, лежа на боку, даже не обернулся в ее сторону.

– Что случилось? – спросила она, дотрагиваясь до его плеча. – Почему не поворачиваешься?

– Очень устал на работе, – соврал Эльдар. – Ты меня извини.

– Ничего, – убрала руку Юлия, – отдохни, конечно. Говорят, что в эти дни больше всего работы именно у вас. И от вас зависит, какой будет в будущем наша страна. От тех договоров, которые вы сумеете оформить.

– Если сумеем, – усмехнулся он. – В последнее время наши руководители, по-моему, сами не понимают, чего именно они хотят.

– Может, это мы их не понимаем, – сказала Юлия.

На следующее утром она сделала завтрак, и они вместе поехали на работу. Эльдар предупредил ее, что в ближайшие несколько дней у него будет жить приехавший из Баку младший брат. Она не удивилась и даже не обиделась.

– Конечно, позвонишь, когда он уедет. Только проследи, чтобы он не очень мусорил в твоей квартире. Я сделала уборку только два дня назад.

– Не будет, – улыбнулся Эльдар, целуя ее в щеку.

В четверг он уже без десяти минут восемь стоял у почтамта, но ее машины видно не было. Рядом припарковались несколько машин, в том числе и белый «Мерседес» довольно старой конструкции. Услышав сигнал, он оглянулся и никого не увидел. Когда машина просигналила во второй раз, Эльдар понял, что сигналили из стоявшего рядом «Мерседеса», и подошел к нему. За рулем сидела Светлана Игоревна в светлом полушубке, в сапожках, серой юбке и белом шерстяном пуловере. Она помахала ему, открыла дверцу и пригласила:

– Садитесь.

Он устроился на переднем сиденье и протянул ей флакон французских духов.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Послушайте, где вы их достали? Это такая редкость для Москвы. Я покупала их в Берне.

– У нас еще бывает иногда торговля различными дефицитными товарами, – пояснил Эльдар, – не забывайте, где я работаю. А чья это машина? Откуда у вас «Мерседес»?

– Это машина мужа. Мы только недавно перегнали ее из Швейцарии. Вернее, ее привезли в контейнере, по железной дороге. Он любил ездить за рулем, мы часто выезжали в Австрию, Италию, Южную Германию. Нам было интересно видеть новые места. Куда едем?

– Куда хотите, – пожал он плечами, – мне везде с вами приятно.

– Тогда к нам домой, – решительно произнесла Светлана, трогая машину с места, – тем более что Гоголевский бульвар недалеко отсюда.

– Это не совсем удобно, – быстро отреагировал Эльдар. – Не хотелось бы беспокоить вашего мужа, он ведь только недавно вышел из больницы…

– Мой муж два дня назад уехал в санаторий, – пояснила Светлана. – Врачи считают, что ему нужно пройти курс реабилитации. На выбор предложили Северный Кавказ или Прибалтику. Я посоветовала Прибалтику, хотя это уже не совсем наша страна. Но пока там еще можно отдыхать и ездить туда по нашим паспортам.

– А ваш сын?

– Не беспокойтесь, он сейчас не в Москве. Послушайте, вы за это время сильно изменились. Раньше были согласны на любую встречу со мной, в любое время дня и ночи, готовы были приехать за своим тюбиком даже в полночь, поговорить со мной в любое время. А сейчас мне приходится вас долго уговаривать поехать ко мне в гости. И это учитывая, что я уже была у вас в гостях.

– Я тоже у вас был, – напомнил Эльдар. – Без приглашения и поздно ночью, когда у меня оставалась моя племянница. Это я хорошо помню.

– Вы придумали историю про забытое лекарство и напросились ко мне в гости. Хотя и вели себя безупречно. Впрочем, как всегда. – Светлана перестроилась, вставая в левый ряд, и, усмехнувшись, заметила: – Когда пересаживаешься в этот «Мерседес», такое ощущение, что едешь в ракете.

– Могу себе представить, – согласился Эльдар.

– Вы когда-нибудь водили импортные машины?

– Нет, конечно. У нас в основном «Волги» и «Жигули». А я жил недалеко от здания прокуратуры и добирался туда пешком.

– Тогда все понятно. – От ее волос исходил волнующий аромат какого-то неизвестного пафрюма.

Светлана припарковала машину во дворе, достала из багажника большой пакет с логотипом валютной «Березки» и коротко бросила: – Идемте.

В квартире было тепло и повсюду горел свет. Очевидно, она заранее готовилась к его визиту. В гостиной стоял накрытый стол – легкие закуски, несколько бутылок хорошего французского вина.

– Садитесь, – предложила Светлана. – Пойду переоденусь, а вы пока откройте бутылки. Штопор на столике, лучше начинайте с этих двух, – показала она на бутылки.

Он открыл одну бутылку, понюхал пробку. Судя по всему, это вино она тоже привезла из Швейцарии.

Через несколько минут появилась Светлана, успевшая переодеться в темно-бордовое платье. Они сели за стол напротив друг друга, и Эльдар разлил вино.

– За нашу встречу, – чокаясь, сказал он, и бокалы издали мягкий приглушенный звук.

– Что у вас нового? Опять готовите новые идеи, как нам жить дальше? – поинтересовалась Светлана.

– Пока особых идей нет, – признался Эльдар, – мы всего лишь фиксируем мучительные споры между президентами о проекте этого Договора. Каждый пытается выторговать что-то для себя.

– Что и следовало ожидать. Попробуйте вот эту колбасу. Мы все покупаем в «Березке». Сейчас нормальные продукты достать в наших магазинах просто невозможно.

Он согласно кивнул. Колбаса действительно была вкусной, вино – просто превосходным – терпким с долгим послевкусием.

– Леонид Наумович звонил мужу. Пытался оправдаться, – продолжала разговор Светлана, – и даже намекал, что у нас с вами могут быть особые отношения и поэтому я необъективна. Муж просто положил трубку, чтобы не слушать его.

– Какой мерзавец, – покачал головой Сафаров.

– Мерзавец не бывает мелким в чем-то одном, – напомнила Светлана. – Впрочем, хватит о нем. Что происходит у вас в Баку? Там, кажется, тоже неспокойно.

– Сейчас везде неспокойно, – ответил Эльдар, – не только в Азербайджане. Когда слушаешь последние известия, полное ощущение, что вся страна сошла с ума. Везде льется кровь, все убивают друг друга.

– И вы думаете, что нет никакого просвета?

– Боюсь, что время мы уже упустили.

Светлана задумалась. Поставила свой бокал на стол и сказала:

– А вы действительно сильно изменились. Раньше были гораздо большим оптимистом, а теперь стали пессимистом. И, по-моему, поменяли отношение ко мне.

– Не поменял, – возразил Эльдар, – просто решил принять на веру ваш постулат о большой разнице между нами. И не только возрастной, но и социальной. Я никогда не водил иностранных машин, не был ни в Италии, ни в Швейцарии, не покупал продукты или другие товары в «Березке». У меня никогда не было валюты…

– Не продолжайте, – попросила она, – все понятно. Вы просто меня разлюбили. Слишком долго ухаживали и перегорели. Я права?

– Не знаю. Возможно.

– Попробуйте этот паштет. И вот эти огурчики. Они достаточно вкусные. Непонятно, почему мы должны закупать их в Германии, разве у нас мало своих огурцов?

Эльдар улыбнулся, но все послушно попробовал. Светлана снова подняла свой бокал.

– Давайте выпьем за вас, – предложила она, – вы очень порядочный и честный человек. Гриценко нам все рассказал. Я была удивлена, что вы не захотели позвонить мне и объясниться.

– Я считал, что это будет похоже на попытку оправдаться. А мне не в чем было оправдываться.

– И поэтому вы так изменились. Стали равнодушно-холодным пессимистом. Раньше у вас был здоровый блеск в глазах, а сейчас они словно потухли.

Они снова почти неслышно чокнулись бокалами. Эльдар пригубил вино.

– Не потухли, – возразил он, – просто стали чуточку другими. Более печальными.

– Почему печальными? – быстро спросила Светлана.

– Знание умножает скорбь, – грустно усмехнулся Сафаров, – точно по Екклесиасту.

– А я думала, что это связано со мной, – разочарованно произнесла она.

Женщины – действительно поразительные существа. Целый год он добивался ее благосклонности, звонил ей в посольство, пытался каждый раз ее увидеть или хотя бы с ней переговорить, радовался каждой их встрече. Она была неприступна, очень легко объясняя свою холодность разницей между ними. И только сейчас, когда он нашел Юлию и живет вместе с ней, уже не надеясь на продолжение возможных отношений с этой женщиной, она неожиданно сама пригласила его к себе, да еще расспрашивает о его чувствах. Поразительно, как был прав Пушкин: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Эти стихи остались в памяти со школьных времен. В них концентрация женского интереса к вам. Если она понимает, что вы готовы сорваться ради нее на край света, способны на любые безумства, на любую выходку, ее пугает или настораживает ваше чувство. Но если видит, что вы достаточно равнодушны или она вам безразлична, это задевает женщину гораздо сильнее любых оскорблений, и она готова пойти на все, лишь бы снова завладеть вашим вниманием.

– Вы знаете мое отношение к вам, – пробормотал Эльдар, – я его не изменил. Просто запретил себе думать о том, что возможны другие отношения, более интимные и доверительные. Мне показалось, что и вы этого хотите.

– Вам только показалось, – серьезно проговорила Светлана, внимательно посмотрела на него и добавила требовательным тоном: – Встаньте и подойдите ко мне.

Эльдар поднялся и подошел к ней почти вплотную.

– Можете меня поцеловать, – неожиданно сказала она.

Сердце Эльдара в этот момент готово было выскочить из груди, но, стараясь сдержать себя, он наклонился к ней и поцеловал ее в лоб.

– Целомудренный поцелуй, – усмехнулась Светлана. – Или вы делаете это нарочно? – И, не дожидаясь ответа, притянула его к себе и сама крепко поцеловала.

Он замер в оцепенении, не в силах даже дышать.

– Все, – выдохнула она. – А теперь немедленно уходите! Иначе я могу сорваться, а мне этого не хотелось бы, потом никогда себе не прощу.

Эльдар согласно кивнул и пошел к выходу.

– Вернитесь! – крикнула ему вслед Светлана, когда он уже снимал с вешалки пальто. Он повернулся и поспешил на ее крик, пытаясь снова повесить пальто на крючок. Но не рассчитал, и оно свалилось на пол. Не обращая на него никакого внимания, Эльдар вбежал в гостиную.

– Даже не знаю, что вам сказать, – призналась Светлана, – все так глупо и неестественно. Гриценко рассказал нам, какую роль вы сыграли в разоблачении Леонида Наумовича. – Она говорила так, словно в данную минуту это было самое важное. Потом вдруг резко тряхнула головой: – Хватит! Я думаю, что будет правильно, если вы задержитесь здесь еще на полчаса. Подошла к серванту, достала какой-то камешек и обернулась к Эльдару. – Говорят, что этот аметист оберегает человека от неприятностей и гарантирует долгую жизнь. Мне подарила его супруга марокканского посла, с которой мы дружили. Вот, возьмите, думаю, будет правильно, если он останется у вас. Вам он нужнее, чем мне.

– Отдайте его вашему супругу, – предложил Эльдар, глядя на камень.

– У него есть свой, – возразила она, – может, поэтому он выжил и так быстро пошел на поправку. А этот я хочу подарить вам.

Беря камень, он дотронулся до ее ладони и почувствовал, как дрожит ее рука.

– И еще, – добавила Светлана, словно решаясь наконец произнести то, что следовало сказать достаточно давно: – Я знаю, что нравлюсь вам. И знаю, что вы нравитесь мне. Но у нас действительно ничего не может быть. Уж так я устроена… Изменить мужу не смогу, просто перестану тогда себя уважать. Понимаете? Я не ханжа, но не могу… просто не могу… Вы должны меня понять.

Эльдар взял ее руку, наклонился и бережно поцеловал.

– Вы удивительная женщина, – убежденно произнес он, – очень цельный и поразительно интересный человек.

Выйдя через несколько минут из квартиры, он шел по улице, ощущая в душе какое-то неведомое ему прежде чувство преклонения и радости. В жизни у него были женщины, но ни в одну из них он так сильно не влюблялся. Их поцелуй – единственная слабость, которую она позволила себе. И воспоминание о нем гораздо дороже, чем встречи с другими женщинами, вместе взятыми.

Ремарка

По итогам голосования, состоявшегося в Таджикистане, на президентских выборах победил председатель Верховного Совета республики, бывший первый секретарь ЦК Компартии Таджикистана Рахмон Набиев. В голосовании приняли участие 84,6 % избирателей. По данным Центризбиркома Таджикистана, Набиев набрал 57 % голосов. Его основной соперник – председатель конфедерации творческих союзов кинематографистов Д. Худойназаров набрал 31 % голосов. Однако Худойназаров, собрав пресс-конференцию, заявил, что официально не признает итогов выборов, так как не менее 10–15 % голосов за Набиева были сфальсифицированы.

Сообщение ТАСС

Ремарка

«Реакционные силы выжили после августовского путча и теперь ищут возможности для реванша и новой попытки возврата к тоталитарному режиму», – сказал Эдуард Шеварднадзе. Он отметил, что сохраняется возможность стихийных выступлений и новой попытки переворота. При этом нестабильность в Советском Союзе гораздо опаснее для мира, чем ядерное оружие и экологические проблемы.

Сообщение агентства Киодо Цусин

Ремарка

Интервью Эдуарда Шеварднадзе потрясло мировые биржи. В Лондоне, Париже, Токио и Франкфурте зафиксировано резкое падение курса биржевых акций. Доллар также резко поднялся по отношению к японской иене, немецкой марке, английскому фунту и французскому франку. Мир обеспокоен непредсказуемым развитием ситуации в СССР.

Сообщение агентства Рейтер

Ремарка

«Военный переворот в Советском Союзе теперь более чем возможен, – заявил мэр Санкт-Петербурга А. Собчак. – И в этом случае народ поддержит его. Угроза возврата к тоталитарному режиму становится очевидной, глядя на все тщетные попытки политиков договориться и попытаться решить в первую очередь назревшие экономические проблемы».

«Фигаро», Париж

Ремарка

Президент СССР Михаил Горбачев назвал «критическим» положение со снабжением продовольствием в Москве. Он сообщил, что на сегодняшней встрече с главой столичного правительства Юрием Лужковым шла речь о том, что республиканские власти должны позаботиться о выполнении планов поставок продовольствия в столицу из областей России. «Нам придется использовать поступления по импорту, чтобы закрыть продовольственный кризис в Москве», – сказал Михаил Горбачев.

Сообщение ТАСС

Ремарка

В Литве разгорается скандал вокруг бывших агентов КГБ. Разоблачен в сотрудничестве с госбезопасностью один из политических лидеров Литвы, депутат Верховного Совета Литвы В. Чепайтис, который считался руководителем правых в парламенте. Вместе с ним в связях с КГБ обвиняется председатель Комиссии по мандатам и этике, нынешний лидер литовских социал-демократов и член Президиума Верховного Совета Литвы Алоизас Сакалис. Обвинения в сотрудничестве с КГБ выдвинуты и против бывшего премьера Литвы К. Прунскене.

Сообщение Интерфакс

 

Глава 15

Восьмого декабря, в воскресенье, в Беловежской Пуще состоялась встреча трех делегаций. Изначально было решено, что здесь соберутся руководители четырех основных государств Союза – России, Украины, Белорусии, Казахстана. Но Назарбаев не прилетел. Его ждали довольно долго, однако все попытки связаться с ним оказались безуспешными. Ельцин, узнавший, что самолет Назарбаева подлетает во Внуково, приказал соединить его с авиадиспетчерами, чтобы через них выйти на Президента Казахстана. Но диспетчеры, получившие строгие указания своего руководства, отказались выделять линию связи. Пришлось ждать приземления самолета Назарбаева. Он позвонил прямо из аэропорта, и Ельцин сразу сообщил, что они его ждут. Затем трубку взял Кравчук, который тоже предложил срочно приехать, чтобы обсудить все вопросы. Последним с Назарбаевым говорил Шушкевич. Назарбаев вежливо выслушал и сказал, что приедет, однако так и не приехал, а уже после полудня позвонил его помощник и сообщил, что Назарбаев не сможет вылететь в Белоруссию.

Никто даже не предполагал, что Назарбаев рассказал обо всем Горбачеву, и тот в течение полутора часов убеждал Президента Казахстана не лететь на эту встречу. Он прекрасно понимал, что совещание президентов четырех самых крупных республик организовано прежде всего против него. Уже много лет спустя будет создан миф о том, что именно в Беловежской Пуще три руководителя республик пришли к выводу о невозможности сохранения Союза в прежнем виде. Это неправда, и эту ложь невольно выдал сам Борис Николаевич, который в своей книге отметил, что уже утром разговаривал с Назарбаевым и рассказал ему о создании СНГ – Союза Независимых Государств. Если подобное решение не было обговорено заранее, то откуда Ельцин знал еще утром восьмого, как следует назвать их новое объединение? И почему он приглашал Назарбаева подписывать эти документы, если они еще не были готовы? Разумеется, он знал обо всем заранее, и создание СНГ не было спонтанным решением собравшихся в Беловежской Пуще политиков. Знали об этом и делегации остальных трех республик. За несколько часов, проведенных в Беловежской Пуще, подготовить все документы просто невозможно. Были предварительные договоренности и осторожные попытки договориться в обход союзной власти. По существу, в Беловежской Пуще собрались заговорщики, которые выступили против союзной власти, страны и ее президента. Но разве в истории когда-нибудь судили победителей? К этому времени реальная власть была у них в руках, а Горбачев оставался всего лишь символом разваливающейся страны. Поэтому так легко и просто удалось сбить эту отыгравшую фигуру с политической шахматной доски.

Но Назарбаев не прилетел не только потому, что его сумел убедить Горбачев. Он правильно решил, что поездка на сепаратные переговоры будет означать полное игнорирование остальных четырех республик Средней Азии, которые всегда видели в нем лидера их неформального объединения и готовы были соглашаться с его предложениями. Сдать своих соседей и коллег и демонстративно дистанцироваться от них Назарбаев просто не мог. Этот казахский чиновник, ставший руководителем республики после Колбина, оказался удивительно порядочным и достойным человеком, который всей своей жизнью докажет, что может по праву считаться лидером своего народа. В политике вообще трудно сохранить свои принципы, отстаивать собственные позиции. Политика всегда искусство компромисса. Но Назарбаев сумел сохранить за собой репутацию порядочного человека. А подобное удавалось очень немногим.

Он не прилетел в Беловежскую Пущу, где делегации трех республик спешно обговаривали все детали предстоящего соглашения. Разумеется, украинцы и белорусы отдали в этом вопросе инициативу российской делегации, мотором и мозгом которой был Геннадий Эдуардович Бурбулис. Кроме него, там активно работали Гайдар, Козырев, Шахрай. Вскоре основной костяк документов был готов, и руководители республик сели за столы, чтобы начать их подписывать.

Было подписано заявление глав государств, где поставили свои подписи Ельцин, Кравчук и Шушкевич. А затем было принято заявление правительств трех республик. И там уже стояли подписи Бурбулиса, Кебича и Фокина. Это был миг высшего торжества для Геннадия Эдуардовича. Пусть Ельцин не взял его в качестве вице-президента, пусть не предложил стать спикером парламента, зато сегодня и здесь Бурбулис поставил свою подпись под историческим документом, ставившим точку в истории Советского Союза. В этот момент он чувствовал себя человеком, вошедшим в мировую историю. Но именно с этой минуты началось его неминуемое падение, когда Ельцин с удивлением и непониманием начнет замечать все признаки «звездной болезни» своего государственного секретаря, которого потом сам и отправит в отставку. Уже через несколько месяцев Ельцин выведет Бурбулиса из правительства, еще через несколько месяцев освободит его от должности государственного секретаря, переведя руководителем группы советников, а затем Бурбулис возглавит международный гуманитарный и политический центр «Стратегия», что можно считать почетной и уважаемой отставкой, с сохранением подходящих льгот и финансового обеспечения. Но больше никогда его подписи не будет ни под одним историческим документом.

Подписанное в Беловежской Пуще соглашение вызовет очередное раздражение и у его ближайшего окружения. Опять Бурбулис со своей командой окажется рядом с Ельциным, тогда как там не будет ни Руцкого, ни Хасбулатова, ни Петрова. Вечером восьмого декабря Ельцин позвонил Президенту США, чтобы объявить об официальной смерти Советского Союза. Буш выслушал это сообщение достаточно спокойно; он уже знал из донесений ЦРУ, о чем именно должны договориться в Беловежской Пуще руководители трех республик. Но, положив трубку, он тут же собрал своих ведущих сотрудников Белого дома, чтобы поздравить их с исторической победой американского народа. Он не удержится и повторит это еще дважды – сначала в своем рождественском послании американскому народу, затем в новогоднем обращении к сенату и конгрессу США. И каждый раз будет отмечать, что развал Советского Союза означает полную и безусловную победу США в изнурительной «холодной войне», которая шла на протяжении нескольких десятков лет.

Ельцин не стал звонить Горбачеву, чтобы не слышать его упреков. Вместо этого было решено, что Президенту СССР позвонит руководитель Белоруссии, как хозяин встречи. Шушкевич соединился с Горбачевым.

– Добрый вечер, Михаил Сергеевич, – начал он.

– Здравствуйте, Станислав Станиславович, – поздоровался Горбачев. – Говорят, что вы пригласили к себе в гости сразу несколько президентов?

– Да, мы решили собраться здесь, – подтвердил Шушкевич. Рядом с напряженными лицами стояли Ельцин и Кравчук. Оба понимали, что сообщение, которое сделает Шушкевич, может вызвать болезненную реакцию президента. Но сообщить просто необходимо. – Мы собрались вместе, чтобы просмотреть документы, которые собираемся подписать, – продолжал Шушкевич, – и хотим сообщить вам, что вместо прежнего названия ССГ принято решение о новом названии – СНГ, Союз Независимых Государств.

– Это вы придумали сейчас или достаточно давно? – язвительно поинтересовался Горбачев.

– Только сегодня, – выдавил из себя Шушкевич. – Мы решили, что прежний Союз в том виде, в каком он был, необходимо распустить и создать новое объединение, куда могут войти все республики бывшего Союза.

– То есть даже не конфедерация, а просто союз государств? – перебил его Горбачев.

– Да, – выдохнул Шушкевич. – Мы считаем, что это реальности сегодняшнего дня. Борис Николаевич уже позвонил и сообщил обо всем Президенту США.

– Какая стыдобища! – неожиданно выкрикнул Михаил Сергеевич. – Звонить чужому президенту, чтобы рассказать ему о кончине своего государства… По-моему, это просто безобразие! И принимать такие решения без учета мнения всех народов, населяющих нашу страну, тоже неправильно. И антиконституционно.

– Мы учитывали мнение украинского народа на референдуме, – попытался оправдаться Шушкевич.

– А итоги всесоюзного референдума вы проигнорировали? – не успокаивался Горбачев. – Разве можно принимать такие скоропалительные решения о судьбе Союза. И тем более сообщать об этом Бушу, а не мне… Получается, что ваши республики входят в состав американского государства.

– Мы решили, что это единственный верный выход, чтобы избежать югославского варианта, – пытался противостоять этому напору Шушкевич.

– Это демагогия! – воскликнул Горбачев. – При чем тут югославский вариант? Мы уже выходили на подписание большого договора о создании нашей конфедерации в составе двенадцати независимых стран. А вы тут напортачили со своими документами. Не говоря о том, что, кроме вас троих, есть еще девять руководителей республик и девять суверенных государств, которые пока еще входят в состав Союза. Получается, что вы решили их судьбу без участия этих республик.

– Мы приглашали Нурсултана Абишевича. – Достав платок, Шушкевич начал усиленно вытирать пот со лба.

Ельцин покачал головой. Он понимал, что Горбачев недоволен и теперь прессует его белорусского коллегу, который не привык к подобным политическим перетряскам. Даже хотел в какой-то момент сам взять трубку, но Кравчук перехватил его взгляд и покачал головой. Ельцин отвернулся. Он с трудом себя сдерживал.

– Вы приглашали, а он не прилетел, – продолжал бушевать Горбачев. – Вы забыли, что у него там еще четыре республики и четыре президента, с которыми он тоже должен считаться.

– Мы все продумали, – выдохнул Шушкевич, – к нашему Союзу могут присоединиться все оставшиеся республики. Он открыт для подписания…

– Вам мало того, что вы втроем провели такую акцию, так вы еще хотите, чтобы остальные республики к вам присоединились! – гневно воскликнул Михаил Сергеевич. – Хочу вам сказать, что я категорически не согласен с вашим решением.

Шушкевич вопросительно посмотрел на стоявших рядом президентов.

– Хватит разговаривать, – посоветовал Кравчук.

– Мы хотим предложить всем оставшимся республикам войти в новое Содружество, – терпеливо пояснил Шушкевич.

– Это должны решать они сами. В любом случае это право народов всего Союза, – твердо заявил Горбачев.

– До свидания, Михаил Сергеевич, – сказал Шушкевич.

– До свидания, – ответил Горбачев и положил трубку.

– Что он говорил? – осведомился Ельцин.

– Был очень недоволен. Говорил, что мы не имели права подписывать такие договора. По-моему, он потерял чувство реальности. Или помощники ему неправильно все докладывали.

– Именно, – убежденно произнес Ельцин. – Наши республики создавали Союз в двадцать втором году. Россия, Украина, Белоруссия и Закавказская республика, которой давно уже нет. Мне показывали документы. Мы имели право денонсировать тот Договор и создать новое объединение.

Ельцин не стал уточнять, что все эти положения Союзного договора проверялись и выяснялись целой группой его советников, среди которых были Шахрай и Козырев. Он не мог знать, что, закончив разговаривать с Шушкевичем, Горбачев почти сразу перезвонил маршалу Шапошникову, являющемуся министром обороны СССР.

– В Беловежской Пуще трое руководителей республик разорвали наш Союз и объявили о его кончине, – сказал президент.

Шапошников вежливо слушал. Он тоже знал о состоявшейся встрече в Беловежской Пуще. Из Генерального штаба доставили подробную справку о возможных решениях, которые там могли быть приняты.

– Мы можем что-нибудь сделать? – неожиданно спросил Горбачев. – Каким-то образом остановить их?

– В этой ситуации – ничего, – тяжело вздохнув, честно ответил Шапошников.

– Это фактический переворот, направленный против нашей страны, – горько заметил Горбачев. – Неужели ничего нельзя сделать?

– Армия вне политики, – сказал министр обороны, – и наши вооруженные силы не могут применяться против руководителей государств. Тем более против России. Вы должны меня понять, Михаил Сергеевич.

Горбачев огорченно замолчал. Похоже, что назначение Шапошникова было его ошибкой. В самый решающий момент, в самую нужную минуту, когда президент все еще единой страны обратился к министру обороны этой страны, тот отказал Верховному главнокомандующему.

– Они находятся в Беловежской Пуще, – пробормотал Горбачев, словно Шапошников мог передумать. Но маршал упрямо молчал. – Завтра я приеду к вам в Министерство обороны на встречу с руководством вооруженных сил. Надеюсь, вы сможете всех собрать?

– Мы будем ждать завтра вашего приезда, – подтвердил министр, – все командующие уже собраны.

Горбачев попрощался и положил трубку. Он не знал, что Ельцину стало известно о его предстоящей встрече с руководством вооруженных сил. Российский президент понимал, чем грозит подобная встреча руководству трех республик, которые формально развалили страну, выступив против ее главы, поэтому появился в здании Министерства обороны в восемь часов утра, сказав, что другого времени у него просто нет. Он говорил около часа, объясняя, почему необходимо создание Содружества Независимых Государств. При этом не забыл отметить, что за счет российского бюджета почти в два раза будет повышена зарплата всем офицерам; говорил также о социальной защите военнослужащих, о строительстве жилья для офицерских семей. И еще почти столько же времени отвечал на вопросы собравшихся. Он знал, как следует разговаривать с людьми, и умел находить нужные слова. Ельцин уехал из здания Министерства обороны под аплодисменты собравшихся.

Через несколько часов сюда приехал Горбачев. Он долго и невнятно говорил о Беловежских соглашениях, о возможной дезинтеграции в республиках. Необходимо сохранить Союз, который создавался тысячелетиями, патетически восклицал Президент СССР. Но офицеров больше волновали не проблемы тысячелетия или Союза, в котором уже никто не хочет жить, а их новая зарплата, устройство их семей, социальные гарантии. Горбачев закончил свою речь и уехал, не ответив ни на один вопрос собравшихся генералов, и, естественно, без аплодисментов. Все были разочарованы его появлением и непонятной речью. В этот день армия сделала свой выбор. Как цинично заметил один из генералов, кто платит, тот и заказывает музыку. Все офицеры уже знали, что платить им будут из российского бюджета, тогда как почти все союзные министерства реорганизованы или закрыты. Горбачев потерял последнюю возможность переломить ситуацию. Потом будут говорить о Беловежских соглашениях, поставивших точку в истории Советского Союза. На самом деле точка была поставлена в здании Министерства обороны СССР, во время выступлений двух президентов. Ельцин был агрессивен, напорист, говорил ясно, доходчиво, много обещал, внимательно слушая выступающих, отвечал на их вопросы. Горбачев же говорил много и бестолково, не отвечал на вопросы офицеров и ничего не обещал. И армия сделала свой выбор.

Горбачев не мог даже предположить, что на состоявшейся позже пресс-конференции президента Кравчука спросят, что именно он собирается делать, если Михаил Сергеевич поднимет на законных основаниях армию и попытается силовыми методами восстановить прежний Союз. Кравчук сначала молчал, затем осторожно заметил, что подобные приемы нехарактерны для Михаила Сергеевича, который известен всему миру как приверженец демократического выбора. Он всегда действует в рамках конституционных и демократических норм. Потом подумал немного и добавил: «Не думаю, что Михаил Сергеевич захочет под конец своей карьеры подмочить свою репутацию демократа».

О том, что Горбачев обратится за помощью к министру обороны Союза, еще долгие годы никто не будет знать, пока об этом не расскажет один из офицеров связи, находившихся в здании Министерства обороны. Вечно улыбающийся летчик, ставший министром, не сумеет и не захочет в решающий момент оказать поддержку своему главнокомандующему. По всем принятым в мире военным уставам и уголовным кодексам министр совершит преступление, граничащее с изменой, ведь президент просил его найти способы защиты государства, в которых министр обороны ему отказал.

Горбачев не стал звонить Баранникову, ведь тот был человеком Ельцина. Тем более что в Беловежской Пуще все собравшиеся делегации охраняли сотрудники спецназа МВД России. Но об этом многие узнали тоже спустя годы после декабря девяносто первого. Среди записей Горбачева нет указаний, что в этот день он разговаривал и с руководителем КГБ Бакатиным. Возможно, разговаривал, возможно, и нет. В любом случае Бакатин не пошел бы на столь явную и откровенную конфронтацию с российским руководством. Хотя ему самому оставалось работать на этой ответственной должности совсем недолго. Горбачев сделал последнюю попытку, выступив со специальным обращением в понедельник вечером по Центральному телевидению. Он сказал, что судьба многонационального государства не может быть определена волею руководителей трех республик, и объявил на весь мир, что «скоропалительность появившегося документа о создании СНГ вызывает недоумение». Он пояснил, что нужно проводить всесоюзный референдум и срочно собирать Съезд народных депутатов СССР, чтобы обсудить вопрос о создании СНГ и кончине СССР.

На следующий день Ельцин прилетел в Москву, и Горбачев пригласил его для беседы. В кабинете Президента СССР находился и Назарбаев. Это была странная беседа трех политиков, о которой впоследствии расскажет сам Бурбулис. Во время пресс-конференции государственного секретаря спросили о судьбе Горбачева.

– Во главу угла мы ставили прежде всего интересы народа, а не отдельных личностей, – пояснит скучным голосом Бурбулис. – Президент Горбачев был незаменимым человеком на определенном этапе наших реформ, и сегодня он может реализовывать свой опыт, поддерживая идеи Содружества Независимых Государств. Мы исключаем отстранение Горбачева от власти, и сейчас у него есть поле для реализации своих незаурядных сил. – Было непонятно, он издевается или говорит серьезно. Но закончил Бурбулис на минорной для Горбачева ноте: – Страны – участники Содружества, безусловно, смогут договориться по этому персональному вопросу! – сказал он под смех собравшихся журналистов.

Ремарка

Конституционная война, которую Горбачев объявил России, Украине и Белоруссии, являет собой безнадежную попытку сохранить власть и может привести лишь к обострению переживаемого страной кризиса.

Сообщение Франс Пресс

Ремарка

Готовя почву для столкновения с руководством России, Украины и Белоруссии, кремлевский лидер поставил под сомнение законность образования Содружества независимых наций. Однако проведение референдума представляется нереальной и абсурдной затеей. Если даже в марте этого года, совсем в иных политических реалиях, проведение всенародного опроса оказалось трудным и, как потом выяснилось, бесполезным делом, то сейчас плебисцит и вовсе бесполезен. Однако Президент Украины Л. Кравчук уже заявил, что в его стране никакого референдума проводиться не будет. Украина – независимое государство. Такого же ответа следует ждать и от России.

Сообщение Рейтер

Ремарка

Встретившись с журналистами накануне своего официального визита в Индию, премьер Госсовета Китая Ли Пэн впервые открыто выступил с публичной критикой событий, происходящих в Советском Союзе. По мнению главы китайского правительства, глобальные реформы в СССР привели лишь «к великому хаосу и развалу», причем дело не обошлось без вмешательства неких иностранных сил. «Все эти перемены не служат интересам достижения всеобщего мира и стабильности», – заявил Ли Пэн, отметив при этом, что ситуация, сложившаяся в Советском Союзе, непредсказуема.

Сообщение РИА «Новости»

 

Глава 16

Мурад еще дважды звонил в Москву, но каждый раз телефон молчал. В последние дни события развивались стремительно, словно неожиданно застывшая картина пришла в действие при ускоренном режиме демонстрации. Ему сообщают, что он включен в состав делегации, которая вылетает в Алма-Ату. Об этом ему сказал председатель Союза писателей – совестливый и порядочный человек, тяжело переживавший все кровавые события последних лет. Он был одним из самых известных людей в республике, чей дед был расстрелян еще в двадцатом году прошлого века. Ставший популярным писателем, председатель отличался удивительной терпимостью и толерантностью ко всем инакомыслящим.

Известие о создании Содружества независимых Государств застало врасплох миллионы людей, еще вчера живших в единой стране. И хотя распад шел довольно долго и мучительно, подписанный договор в Беловежской Пуще вызвал шок и у многих политиков. Особенно в Средней Азии, где просто не понимали, что именно происходит. Ведь президенты этих стран исправно посещали все проводимые совещания, высказывались за подписание договоров, готовы были к возможным компромиссам. И неожиданно выясняется, что их просто выбросили из страны, даже не спросив их согласия. Дело не в том, что эти республики не хотели быть независимыми, а возможно, в том, что политические элиты этих стран на каком-то подсознательном глубинном уровне понимали, с какими сложностями им придется столкнуться в будущем, когда они останутся наедине со своими проблемами и бурлящим Афганистаном через границу.

В Москве неожиданное заявление сделал Руцкой, который сказал, что «скоропалительность, с которой было заключено соглашение о Содружестве Независимых Государств, недопустима». Таким образом, он фактически впервые осознанно выступил против политики президента. Вместе с Хасбулатовым они критиковали действия правительственной команды с самого начала. Руцкой, конечно, обиделся, что его не пригласили в Беловежскую Пущу и даже не проинформировали о готовящихся соглашениях. Но еще более сложные чувства испытывал Хасбулатов, ведь именно российский парламент должен был утвердить эти Беловежские соглашения.

Он почувствовал свою силу, когда парламент не утвердил Указ Ельцина о введении чрезвычайного положения в Чечне. Борис Николаевич даже не подозревал, что этот неприятный инцидент будет иметь далеко идущие последствия. Парламент и его спикер поверят в свою исключительность, зависимость президента от них, что действительно было заложено в старой Конституции, где глава государства должен был утверждать свои указы в парламенте страны.

Верховный Совет утвердил Беловежские соглашения. Пришло известие, что Белоруссия отзывает свою делегацию из союзного парламента. В Ашхабаде собрались руководители пяти государств и объявили о готовности подписать соглашение о создании Содружества. Ельцин снова встретился с министром обороны Шапошниковым, который за несколько месяцев из генерал-полковника стал маршалом авиации. Шапошников заверил Президента России, что ядерное оружие находится под полным контролем, и ничего несанкционированного не может произойти ни при каких обстоятельствах.

Назарбаев предложил собраться в Алма-Ате всем республикам бывшего Союза. Одиннадцать президентов подтвердили свое участие в этом саммите. Каждый понимал, что это исторический шанс не просто укрепить собственную независимость, но и окончательно распроститься с надоевшим всем Горбачевым и обрести подлинную независимость. В состав азербайджанской делегации решено было включить и Мурада Керимова.

Он собрал свою сумку, уже зная, что они пробудут в Алма-Ате только полтора дня. Все было готово для подписания Алма-Атинской декларации, и все понимали важность этого события в истории страны. Мурад приехал в аэропорт за два часа до назначенного времени. Он сидел в комнате для официальных делегаций, ожидая, когда подъедут остальные. Вчера вечером он опять звонил Карине, и она опять не отвечала. Он подумал, что нужно позвонить ее матери, наверное, Карина переехала к ней. Он не хотел признаваться даже самому себе, что жалел о разрыве, обо всем, что с ними произошло, и больше всего переживал за их последнюю встречу, во время которой вел себя как человек, лишенный всяких чувств и эмоций. Ему казалось тогда, что это к лучшему, что так будет правильно. Все равно их не могли связывать никакие близкие отношения. Несмотря на то что в Алма-Ату для подписания Договора приехали обе делегации – азербайджанская и армянская, на границе продолжались интенсивные боевые действия. И оба президента понимали, что самые главные испытания еще впереди.

Муталибова уберет оппозиция уже через несколько месяцев. Тер-Петросян продержится еще несколько лет. Но его тоже уберет военная оппозиция карабахских сепаратистов, пришедшая к власти после его вынужденной отставки. Может, поэтому, они, словно предчувствуя свои будущие поражения, были так мрачны и молчаливы во время подписания этой декларации. Ельцин, приехавший раньше других, шутил, весело улыбался, общался с приехавшими. Казалось, он чувствовал облегчение, избавившись от опеки союзного центра. Шушкевич ходил угрюмый. Он понимал, что народ никогда не простит тех, кто подписал эти Беловежские соглашения. Но искренне считал, что они спасают народы, заключая этот Договор и создавая Содружество. В отличие от него Кравчук больше думал не о прошлом, а о будущем. Его волновал целый комплекс вопросов, которые нужно согласовать с остальными президентами, и особенно с Ельциным. Необходимо было раз и навсегда закрепить нерушимость существующих границ, иначе не избежать претензий на Крым, когда-то переданный из состава Российской Федерации Украине. Договариваться и по Черноморскому флоту, на который обязательно начнет претендовать Россия.

Сначала шли переговоры президентов. Сюда приехал даже Мирча Снегур, готовый вместе с другими подписать документы, гарантирующие независимость Молдовы. Только грузинский президент не приехал на этот саммит, но в Тбилиси все было настолько плохо, что его старались даже не вспоминать. В столице Грузии вооруженная оппозиция штурмует Дом правительства. Зато в Алма-Ату прибыл новый Президент Таджикистана Рахмон Набиев, готовый подписать все документы.

Когда одиннадцать президентов разместились за одним большим столом, руководители Азербайджана и Армении сели рядом – всех президентов сажали в порядке русского алфавита. Поэтому первым подписывал документы Муталибов, следом за ним – Тер-Петросян и уже потом все остальные.

Мурад сидел в зале, глядя на эту историческую картинку. «Сегодня официальные похороны Советского Союза», – услышал он за спиной знакомый голос и, обернувшись, увидел Степана Горелика, знакомого украинского публициста, с которым они познакомились во время совместной поездки в Югославию.

– Добрый день, – обрадовался Мурад.

– Здравствуй, – протянул ему руку Степан. Он был одет в какой-то поношенный серый пиджак и темные брюки. Рубашка была расстегнута, он вообще терпеть не мог галстуков. – Исторический момент, – иронично произнес Горелик, усаживаясь рядом с Мурадом, – похороны империи. Не каждый день такое увидишь.

– Почему похороны? Может, трансформация? – возразил Мурад.

– Нет. Конечно, похороны. Ты посмотри на их лица, они ведь все это чувствуют. Условно их можно разделить на три группы. Первая – «победители». Это те, кто радуется, что можно наконец избавиться от надоевшего всем Миши Горбачева, – Борис Николаевич и Леонид Макарович. Посмотри, какие у них торжественные лица. Это они вдвоем разнесли бывший Союз в клочья. Российский начал, а наш довершил. Теперь ходит такой гордый хохол и говорит о независимости своей страны. Вторая группа – «проигравшие». Нет, они, конечно, выиграли от развала страны. Теперь станут независимыми президентами, будут чаще ездить за границу, сидеть в разных президиумах. Но это все мишура. Посмотри на их лица более внимательно. Они понимают, что обречены и долго никак не продержатся. Это ваш президент, руководители Армении и Таджикистана. Могу поспорить, что волны оппозиции сметут всех со своих постов. Есть еще и «хозяева». Эти думают о том, как будут благоустраивать свои республики и плевать на весь мир, лишь бы у них было спокойно и тихо, – Назарбаев, Каримов, Ниязов, Акаев, даже Снегур.

Мурад улыбнулся. Циничный и умный публицист Горелик всегда отличался злой язвительностью и точным наблюдением.

– А Шушкевич? – поинтересовался он. – Куда ты его дел? В какую группу?

– Этот вылетит раньше всех, – отмахнулся Горелик. – Он вообще не жилец в этой компании. Посмотри сам. Десять президентов, а он только председатель Верховного Совета. Да и то получил свою должность в результате отставки Дементия. И могу поставить тысячу против одного, что, когда в Белоруссии введут должность президента – а это произойдет довольно скоро, – его не выберут почти наверняка. Он похож на умного одинокого краба. Спикер из него еще мог получиться, а президент – никогда. Белорусы его просто не выберут. Не говоря уже о том, что они ему не простят эти Беловежские соглашения. Ты знаешь, ведь шесть или семь республик всегда были на стороне Союза и Горбачева. Так сказать, его «золотой запас». Это пять среднеазиатских и Белоруссия. Иногда к ним примыкал и Азербайджан. Такой оазис коммунизма в мусульманских странах.

– У нас давно ликвидировали Коммунистическую партию. Самораспустились, – заметил Мурад.

– Это на словах, – возразил Горелик, – а в душе они такие же ортодоксы. Поэтому дружно приезжали и дружно уезжали. А теперь думают о том, как сохранить свои неправедно нажитые богатства. И будь уверен, что сохранят. А белорусы – просто святая нация. Ты когда-нибудь в жизни видел плохого белоруса? Я все время пытаюсь найти и не получается. Чистая и прозрачная нация, прямо как ангелы. Как будто Бог специально создал этот народ, чтобы показать всем остальным, какие бывают ангелы на земле.

– Хорошее наблюдение, – улыбнулся Мурад, – обычно так не говорят о соседях. Чаще ругают.

– А у меня мама из Витебска, – пояснил Горелик. – Папа – хохол из Ивано-Франковска, а мама белорусских кровей. Поэтому я их так хорошо знаю и уважаю. Мама у меня была настоящим ангелом. Отец пил и почти не работал, а она тянула на себе троих детей и родителей отца. В конце концов, могу я сказать что-то приятное о своей маме и ее земляках?

– Можешь, – согласился Мурад. – Кажется, ты говорил, что такого народа, как советский, просто не существует. Вот сейчас они подпишут документы, и советский народ действительно перестанет существовать.

– А его никогда и не было, – убежденно кивнул Горелик. – Посмотри внимательно. Что общего между Снегуром и Ниязовым? Жалко, прибалты не приехали. Сразу бросаются в глаза отличия. Там – Европа, здесь – Азия. А мы – посередине. Азиопа. Вот так и живем. А советского народа, конечно, никогда не было. Это выдумки наших коммунистов, которые тоже уходят в небытие.

Президенты подписали документы, и все начали аплодировать.

– Нашли чему радоваться, – пробормотал Горелик. – Хотя все правильно. Когда умирает хороший артист, ему принято на похоронах аплодировать. А наш Советский Союз был гениальным актером. Семьдесят лет играл лучше всех на политической сцене. Притворялся, что строит коммунизм, а сам ни во что не верил. Обманывал Гитлера, что сильнее всех, а сам имел дрянную армию с устаревшими танками и самолетами. Потом всех обманывали с нашей космической программой. Наши космонавты – в сто раз большие герои, чем мы о них знаем. И намного большие, чем американцы. Наши летали на «консервных банках» и возвращались обратно живыми, ежеминутно рискуя жизнью. А последние годы мы только и делали вид, что проводим какие-то реформы, хотя ничего не проводили, все проедали, ничего не производили и в результате оказались на голодном пайке и с пустыми карманами. Поэтому аплодисменты к месту. Умер гениальный артист, всю жизнь обманывающий других. Строил коммунизм и сам не верил в эту галиматью.

– Тебе не говорили, что ты злой?

– Много раз. А умные всегда злые, добрыми только дураки бывают.

Президенты отвечали на вопросы журналистов. Горелик толкнул Мурада в бок:

– Идем выпьем. Больше не будет ничего интересного. Я заранее могу озвучить их ответы на любые вопросы. Кругом одни штампы. Мне поэтому нравится российский президент, он более живой, чем все остальные.

Они поднялись, вышли из зала и направились к бару, где было довольно много других журналистов и репортеров. Горелик взял две бутылки пива, протянул одну Мураду и прихватил два бумажных стакана.

– Вот теперь выпьем на похоронах нашей империи. Устроим ей достойные поминки, – предложил он, наливая себе пива. Мурад тоже налил в свой стакан. – А вообще, все здорово, – продолжал Горелик. – У меня дядя живет во Львове. Так ты не поверишь, он уже сорок с лишним лет после войны ждет, когда наконец распадется Советский Союз. Сейчас ему за семьдесят. Ненавидит «москалей» и все, что связано с Москвой. Они ведь в Польше жили, и он до сих пор помнит, как это тогда было. А потом пришла Красная армия, и все перевернулось. Хотя его не трогали, и вообще, репрессии обошли его стороной. Он работал в музыкальной школе, был настройщиком инструментов. Никогда не вмешивался в политику, но люто ненавидел советскую власть и все время ждал, когда она рухнет. Так и говорил мне с самого детства, что «не может та безбожна власть долго жити». Представляю, как он будет теперь радоваться.

– Он будет, – согласился Мурад, – а мы все?

– А мы тоже должны радоваться, – заметил Горелик, – избавились от тоталитаризма. Теперь можем говорить что хотим. Конечно, если есть что говорить. Можем ездить куда хотим. Конечно, если есть деньги. Можем делать что хотим. Конечно, если есть чем заниматься. В общем, у нас теперь свобода на все сто один процент. – Он допил пиво, вздохнул и посмотрел на Мурада: – О чем задумался?

– О себе. Меня тяжело ранили в Афганистане. Тогда зачем погибло столько ребят? И почему я должен был там оказаться? Какой такой интернациональный долг я там выполнял?

– Ты был там в качестве пушечного мяса для репрессивной советской машины, пытавшейся создать в этой стране форпост социализма, – цинично высказался Степан. – Но вообще, конечно, обидно. И умирать за эту страну было очень обидно, и вот так подставляться. Теперь все будет иначе.

– Вот здесь я с тобой не соглашусь, – возразил Мурад. – Будет еще хуже. Теперь мы независимые, значит, сами должны себя охранять и сражаться за свою независимость.

– Это да, – согласился Горелик, – только с одним отличием. Национальные элиты сегодня самоопределились. Теперь они дорвутся до богатств своих стран, начнут думать прежде всего о своих личных интересах. И защищать нужно будет не свои страны, а их интересы. Вот так, Мурад. Под этим солнцем не бывает ничего нового. Все старо как мир.

Вечером Мурад подошел к Адилю Гаджиеву, ставшему вместо заведующего отделом ЦК помощником президента, и попросил разрешения улететь в Москву.

– Лети, – разрешил Гаджиев, – мы все равно утром возвращаемся домой.

Мурад взял билет на утренний рейс. Ему повезло: в холле гостиницы работала специальная касса, выдававшая билеты приехавшим журналистам по брони Совета министров Казахстана. Все время, пока летел, Мурад обдумывал слова, которые скажет Карине. Конечно, он извинится за все. И за ребенка, которого она потеряла из-за него, и за свое глупое поведение, и за отсутствие понимания, и за свою трусость. Нужно было набраться мужества, просто привезти Карину в Баку и защищать любимую женщину, которая когда-то ему нравилась. Что значит, когда-то? Значит, сейчас она ему не нравится, поймал он себя на этой мысли. Нет, такой, какой она была в его последний приезд, она ему не понравилась. И он ей, наверное, не понравился. Столько испытаний выпало на их долю за последний год! Столько разных испытаний… Он еще раз подумал, что вел себя неправильно.

Прямо из аэропорта Мурад поймал машину и поехал домой к Карине. Легко взбежал по лестнице, позвонил, потом еще раз. Начал стучать в дверь, но никто не отзывался. «Наверное, у матери», – подумал Мурад.

Сверху спускалась какая-то пожилая женщина, и Мурад поднял голову.

– Вы, наверное, из ЖЭКа, – обрадовалась женщина. – Мы ждали вас еще вчера. Но у них трубы в порядке. Это течет двумя этажами выше. Вам нужно подняться туда. А здесь не стучите, все равно никого нет…

– Извините. – Он повернулся, чтобы уйти.

– Никого нет, – повторила пожилая соседка. – После того как Карина так нелепо умерла, здесь никто не живет…

– Что?! – Мурад резко обернулся к женщине. Очевидно, в его лице что-то так сильно изменилось, что она испуганно отступила назад. – Что вы сказали? – спросил он, запинаясь. – Карина умерла?

– А вы разве не из ЖЭКа? – растерялась соседка.

– Что случилось с Кариной?

– Она приняла слишком большую дозу снотворного, – пояснила соседка, явно жалея, что начала этот разговор. – Говорят, просто случайно выпила больше, чем нужно. И утром не проснулась. Извините, я лучше пойду. – Она повернулась и быстро начала спускаться по лестнице.

Мурад покачнулся. Медленно опустился на ступеньку. Он вспомнил Карину, их детские игры, школьные годы, свидания. Их новую встречу в Москве, в начале года, их совместную поездку в Прибалтику. Ее улыбку, смех, разговоры, споры… Когда погибла его сестра, ему казалось, что ушла половина его прежней жизни. Сейчас уходила другая. Он прикусил губу, чувствуя соленую влагу, и незаметно для себя беззвучно заплакал. Плакал, сидя на лестнице у дверей ее квартиры.

Вечером Мурад посмотрел на себя в зеркало, увидел незнакомого седого человека и почувствовал, что постарел за этот страшный день.

Истекали последние дни года тысяча девятьсот девяносто первого…

Ремарка

Президент Татарстана Минтимер Шаймиев заявил, что не видит от СНГ опасности для суверенитета его республики. В интервью газете «Вечерняя Казань» Шаймиев заявил, что расценивает соглашение, заключенное между руководителями России, Украины и Белорусии, как поиск путей к возрождению нового союза государств. По словам Шаймиева, разделение союзов на «славянский» и «исламский» является надуманным журналистами и дискредитирует саму идею СНГ.

Сообщение Постфактум

Ремарка

К примирению с Богом на семьдесят девятом году жизни пришел бывший генеральный секретарь ЦК бывшей Коммунистической партии Чехословакии Густав Гусак. Находясь в настоящее время в одной из братиславских клиник, он исповедался специально приглашенному к нему трнавскому архиепископу и также принял причастие.

Сообщение ЧСТК

Ремарка

Лорд Каррингтон – председатель мирной конференции по Югославии начал свою очередную посредническую миссию в Югославии по поручению ЕС. Он встретится с президентами Сербии и Хорватии, а также с секретарем по народной обороне СФРЮ. Продолжаются военные столкновения в Словении и Хорватии. Германия заявила, что готова в ближайшее время признать независимость этих двух республик, если Хорватия и Словения дадут конституционные гарантии прав человека и национальных меньшинств.

Сообщение агентства ЮПИ

Ремарка

На Новодевичьем кладбище Москвы состоялась траурная церемония перезахоронения праха дважды Героя Советского Союза, генерала армии И. Черняховского. В первый раз он был похоронен в Вильнюсе 20 февраля 1945 года. Наркомат обороны СССР и ЦК ВКП(б) приняли тогда специальное Постановление об увековечении его памяти – сооружение памятника в городе Вильнюсе, оказание помощи семье полководца, назначение пожизненной пенсии его вдове Анастасии Григорьевне и специальная пенсия его детям – дочери Неониле и сыну Олегу до получения образования. Сорок шесть лет покоился прах полководца в центре Вильнюса на площади Ожешкене. На могиле стоял памятник работы выдающегося советского скульптора Николая Томского. Новые городские власти предложили семье Черняховского перенести памятник и могилу в другое место.

Сообщение Интерфакс

 

Глава 17

После встречи в Министерстве обороны Ельцин был уверен, что армия не выступит против трех славянских республик, и Шапошников не пойдет на конфронтацию. Он дал интервью итальянской газете «Република», где прямо указал, что у Горбачева не так много времени, всего лишь до середины января. Почти сразу было принято решение о закрытии счетов союзных министерств и ведомств. Совет глав правительств, который работал в Москве под руководством Ивана Степановича Силаева, прервал свою работу. Теперь этот комитет оперативного управления просто был никому не нужен. Российские министерства захватывали союзные ведомства, отбирая их здания и учреждения.

Ельцину доложили о вопиющем поступке Бакатина, сдавшем схемы прослушивания в американском посольстве. Скандал получился довольно громким. Все понимали, что после случившегося Бакатин должен будет уйти. Ельцин пригласил Баранникова и, посовещавшись с ним, объявил о создании монстра – Министерства внутренних дел и безопасности, руководителем которого он назначал самого Баранникова. В Москве сразу вспомнили о Лаврентии Берии, пытавшемся когда-то объединить эта два ведомства. Российский парламент выступил категорически против. Спустя несколько недель Ельцин согласится с разделом МВД и бывшего КГБ. Будут созданы Агентство Федеральной безопасности, где останется руководителем Баранников, и Министерство внутренних дел, возглавлять которое будет генерал Ерин, первый заместитель Баранникова.

Ельцин знал, что уже первые шаги нового правительства вызывают резкое отторжение российского парламента. Хасбулатов и Руцкой все время критиковали действия команды молодых реформаторов. Дело доходило до того, что один из зарубежных журналистов уточнил у Руслана Имрановича, насколько серьезны обозначившиеся противоречия между российским парламентом и новым правительством России. Хасбулатов понимал, что его уклончивый ответ может вызвать гнев Бориса Николаевича, поэтому отреагировал достаточно быстро. «Все мы – и правительство, и парламент – находимся в одной лодке», – сказал он. Этот ответ Ельцину действительно понравился. На все последующие жалобы Бурбулиса он будет вспоминать эту фразу Хасбулатова.

В Чечне после отмены Указа о чрезвычайном положении удалось стабилизировать обстановку, но генерал Дудаев продолжал настаивать на своем полном суверенитете. Еще более радикальной позиции придерживались руководители Татарстана. Во время переговоров с российскими властями они требовали полной независимости и предоставлении права Татарстану на выход из состава России. Шли трудные и долгие переговоры. Потом, спустя много лет, станет понятно, что мудрый и осторожный Минтимер Шаймиев оказался куда большим провидцем, чем генерал Дудаев. Он не довел дело до разрыва, предпочитая договариваться. Татарстан получит большие преференции, станет одной из самых динамично развивающихся республик в составе России. И здесь не прольется ни одной капли крови. Непримиримая позиция генерала Дудаева приведет к вооруженному противостоянию. Было бы неправильно перекладывать вину за подобное противостояние только на Дудаева. Безусловно, виновата и другая сторона, не сумевшая и не захотевшая договариваться с бывшим командиром дивизии. Генерал Дудаев и полковник Масхадов, как это ни покажется странным, докажут на деле, насколько хорошо готовили офицеров в бывшей советской армии.

Шеварднадзе во второй раз начал собирать свои вещи на Смоленской площади. За несколько недель, которые он был министром, ему не удалось переломить ситуацию и добиться каких-то значимых результатов. В Грузии уже шла гражданская война, и он был больше озабочен положением дел в своей республике. Козырев торжественно въехал в кабинет всесоюзного министра. Он не скрывал своего удовлетворения, ведь республиканские министерства иностранных дел в бывшем Союзе считались всего лишь декоративными атрибутами власти, не имеющими ни прав, ни обязанностей, ни своих представителей за рубежом. Даже Украина и Белоруссия были членами ООН, тогда как у России подобного места не было, его занимали представители Советского Союза.

Пытаясь хоть как-то повлиять на ситуацию, Горбачев отправил письмо в Алма-Ату на готовящуюся встречу президентов республик, предлагая назвать новое объединение «Содружество европейских и азиатских государств» – СЕАГ. Он указывал в обращении, что необходим переходный период, во время которого должны действовать организационные структуры, объединяющие все республики. Он все еще надеялся остаться, возможно, генеральным секретарем новой организации. Но его даже не пригласили на эту встречу. Похороны империи проходили без последнего императора некогда великой сверхдержавы. Республиканские президенты даже не захотели обсуждать его письмо. Горбачев вызывал у них такое неприятие и отторжение, что любые его письма или обращения сейчас воспринимались в штыки. Руководители республик подписали документы о создании Содружества, даже не упомянув своего бывшего президента.

После возвращения из Алма-Аты Ельцин снова встретился с Горбачевым. Все было понятно без лишних слов. Михаилу Сергеевичу не оставалось места в новых структурах власти. Конечно, у СНГ должны быть некие координирующие механизмы, но ни один президент более не желал иметь дело с бывшим руководителем государства. Горбачев, еще несколько дней назад говоривший, что не уйдет ни при каких условиях в отставку, понял, что должен уходить. Ельцин прямо сказал ему, что «Советского Союза больше нет, и вам нужно уходить».

Из разных стран приходили сообщения о поддержке, которую оказывают Содружеству ведущие страны мира. Почти все заявили о своей готовности признать новые реалии. Даже американцы, которые еще месяц назад не готовы были признавать независимость двенадцати республик, кроме Прибалтики, входивших в состав бывшего Союза, заявили о своей готовности признать новые государства. Даже Франция, которая всегда занимала особую позицию. Даже Германия, где Горбачев считался почти героем за отказ от применения силы во время объединения Германии. В политике не бывает места личным отношениям или симпатиям. Всегда только трезвый расчет и интересы, превалирующие над всеми остальными чувствами.

Можно говорить о вековой дружбе народов и проводить абсолютно противоположную политику. Болгария, обязанная России своей независимостью и государственностью, страна, к которой с такой симпатией относились многие поколения российских людей и в которой до сих пор сильны традиции дружбы с Россией, дважды воевала именно со своими освободителями, выступив против России и ее союзников во время Первой мировой войны, а затем поддержав Гитлера и его союзников в борьбе против СССР во время Второй мировой войны. При том, что Болгарию называли при Живкове «шестнадцатой республикой» Советского Союза.

Горбачев встретился с Ельциным еще раз и предъявил список своих претензий. Он просил передать ему здание Академии общественных наук для созданного Фонда Горбачева, оставить полагающуюся президенту охрану, обеспечить транспортом и пенсией в размере президентского оклада с последующей индексацией. Он даже не забыл упомянуть об отдельном транспорте для своей супруги. Список был большим. Ельцину он не понравился. Забирая эти листы, он хмуро пообещал вынести этот вопрос на совет глав государств. Горбачев не мог предположить, что его бывшие подчиненные, ставшие руководителями независимых государств, почти в один голос откажут ему в этих привилегиях, посчитав, что ему необходимо оставить обычную пенсию как рядовому пенсионеру. Но здесь воспротивился сам Борис Николаевич.

Ельцин – действительно фигура исторического масштаба. Разрушитель не только страны, в которой он вырос, и партии, в которой сделал свою основную карьеру. Ему было присуще истинное величие, какое бывает только у выдающихся людей, все его недостатки были продолжением его достоинств. Широкая натура, мощный, сильный, способный пробить любую стену, способный взять на себя ответственность – этот человек был рожден для великих дел. Он их и совершил, став одним из основных разрушителей большой страны. Можно долго перечислять все огромные минусы его правления. Лихие девяностые годы сегодня осуждаются даже Московским патриархатом. Именно при Ельцине произойдет всеобщая криминализация страны, основные богатства перейдут в руки кучки зарвавшихся олигархов, будут развязаны две чеченские войны, расстрелян российский парламент, произойдет дефолт девяносто восьмого. Он устроит чехарду с премьерами, убрав Черномырдина и в течение полутора лет сменив еще четверых руководителей правительства. Перечислять можно долго. Но он никогда не позволял себе опускаться до мелочных разборок, до унизительного сведения счетов. И в конце девяносто девятого нашел в себе силы, вопреки мнению всех политиков и чиновников, уйти со своего поста, оставив вместо себя преемника. Именно Ельцин настоял на том, чтобы почти все требования уходящего президента были выполнены, и этим заложил основу для цивилизованного прощания с бывшими руководителями государства…

Вечером этого дня он знакомился с новой программой Гайдара. В его кабинете собрались Бурбулис, Гайдар и Шохин. Ельцин не вникал в детали экономических разработок команды Гайдара. Ему нравилась сама постановка вопроса о резком и быстром отпуске цен, после которых можно переходить к другим структурным реформам. Ему показали первый бездефицитный бюджет России за последние годы, сверстанный на первый квартал следующего года.

Он охотно поддерживал все предложения Гайдара. «Шоковая терапия», которую совсем скоро назовут «шоковой хирургией Гайдара», на самом деле была попыткой не просто спасти умирающую экономику, но и вывести ее из, казалось бы, безнадежного тупика. С точки зрения экономических законов Гайдар все делал абсолютно правильно. Он верно просчитывал варианты развития, очень толково продумывал стратегию резкого повышения цен и налогообложения, пытался не просто реанимировать, а заставить работать экономику в рамках предлагаемых тяжелых условий. Когда его один из корреспондентов спросил, не боится ли он браться за подобную задачу, Гайдар честно ответил, что не боится.

На самом деле экономическая политика Гайдара была верной, несмотря на всю критику, которая раздавалась в течение последующих двадцати лет. Но вся беда этой программы в том, что она была верной только при экономических расчетах и в планах молодых теоретиков, пришедших во власть вместе с Гайдаром. Эти люди почти никогда не работали на производстве, не знали реальной жизни, не понимали и не хотели понимать, что нельзя проводить реформы исключительно за счет снижения уровня жизни народа. Теоретически оправданные реформы были практически безнравственны и аморальны. Интеллектуал, умница, один из самых светлых умов России, бессребреник, не наживший миллиардов, в отличие от некоторых своих коллег Гайдар стал заложником собственной модели развития. Он все сделал правильно, но в его расчетах не учитывался именно человеческий фактор. Люди не могли и не захотели терпеть подобную «хирургию». Ведь так легко наполнить прилавки магазинов, разом отпустив все цены. Потом можно постепенно повышать заработную плату, собираемость налогов и таможенных пошлин, менять экономические стимулы для развития производства. Но люди не могли ждать, пока все наладится. С первого числа их прежние сбережения в сберкассах разом обесценились. Нищенские пенсии и смешные зарплаты на многие годы ударят по самым неимущим, вызывая гнев и разочарование у массы людей.

Перед Новым годом Ельцин выступил по телевидению. Он твердо пообещал улучшение жизни людей к концу девяносто второго года. Более того, по центральным каналам часто показывали Ельцина, обещавшего лечь на рельсы, но не допустить ухудшения жизни людей. На самом же деле произошла не просто гиперинфляция и мгновенное обнищание десятков миллионов. Случилось самое страшное. Гайдаровские реформы навсегда изменили нравственность, духовность народа, приучив людей к мысли, что деньги являются главным мерилом успеха, вместо совести, морали, нравственности. Молодые девушки стали мечтать о работе валютных проституток, самой «престижной» профессии на постсоветском пространстве. Повсюду начали организовываться банды вымогателей и грабителей. Сотни тысяч людей, некогда приличных преподавателей, инженеров, служащих, переквалифицировались в обычных спекулянтов и челночников, пытавшихся таким способом выжить и накормить свои семьи. Правоохранительная система абсолютно закоррумпировалась, сами прокуроры и офицеры милиции начали заниматься рэкетом и крышеванием бизнесменов. Самые циничные и беспринципные пошли в политику, самые бессовестные и бессердечные стали бизнесменами.

В своем новогоднем обращении Ельцин говорил о том, что новая Россия резко сокращает военные расходы, прекращает помощь другим странам, отказывается от содержания многочисленных союзных ведомств. Он даже не удержался от популистского лозунга и заявил, что на бюджете тяжелым бременем лежали расходы на КПСС, хотя прекрасно знал, что это неправда и государственные деньги никогда не шли на партийные нужды. В конце он напомнил, что страна десятилетиями жила в кризисах. И честно признался, что в ближайшее время будет очень трудно. Но потерпеть нужно будет только шесть или восемь месяцев, добавил Борис Николаевич. Ни в коем случае нельзя допускать паники или срывов, только тогда удастся провести сложнейшие реформы.

Он поздравил народы России с наступающим Новым годом. Впервые за последние семьдесят лет глава государства поздравил своих сограждан и с наступающим православным Рождеством. Его речь потом будут внимательно анализировать в различных международных центрах и экономических институтах. Вывод экспертов будет почти единодушным: России предстоит проходить через тяжелейшие испытания, и Ельцин обращается к своему народу за пониманием и поддержкой.

Российский президент еще не знал, что все годы его правления будут сложными и трудными. Он не мог предполагать, что уже через несколько месяцев уберет из правительства сначала Бурбулиса, который будет сильно всех раздражать, затем согласится на отставку Егора Гайдара, заменив его на Черномырдина. В эти новогодние дни Ельцин не мог знать, что все повторится с точностью до наоборот, и Белый дом снова будет в осаде уже через два года, когда российский парламент выступит против президента. При этом парламент поддержит и Конституционный суд. Но Ельцин поступит так, как не смогли поступить нерешительные и слабые союзные правители в августе девяносто первого. В октябре девяносто третьего вошедшие танки подойдут к Белому дому не для устрашения. Расстрел парламента из танков будет показан по всему миру в прямом репортаже Си-эн-эн. Его противостояние завершится арестами вице-президента и спикера парламента. Тогда он вспомнит, как критиковал Горбачева, ближайшие соратники которого выступили против него. Потом будет первая чеченская война, проигранная на полях сражения и в средствах массовой информации. Будут выборы девяносто шестого, когда тяжелобольного Ельцина сумеют протащить во второй круг и обеспечить ему победу, а Россия пойдет по олигархическому пути развития. Будет августовский дефолт девяносто восьмого года, после которого он согласится на премьерство Примакова. Начнутся судорожные перестановки в правительстве. А в последний день девяносто девятого года он уйдет с президентского поста. Ровно через восемь лет после этого новогоднего выступления с обращением к российскому народу.

Никто в мире еще не знал, что именно произойдет в девяносто втором году. Но весь мир уже осознавал, что с политической карты исчезла такая страна, как Советский Союз…

Ремарка

В связи с созданием Содружества Независимых Государств Президиум Верховного Совета РСФСР принял решение о передаче в ведение Верховного Совета РСФСР всех зданий и сооружений бывшего Верховного Совета СССР. Госбанку РСФСР предписано заморозить все счета Верховного Совета СССР в рублях и в иностранной валюте и приостановить их использование до особого распоряжения Председателя Верховного Совета РСФСР Р. Хасбулатова.

Сообщение РИА «Новости»

Ремарка

Организация Объединенных Наций готова рассмотреть вопрос о замене места Советского Союза Россией в числе постоянных членов Совета Безопасности. В случае, если Совет Безопасности и четверо остальных постоянных членов Совета проголосуют за это решение, а представитель Советского Союза не наложит на него вето, будет принято решение о признании России постоянным членом Совета Безопасности ООН.

Сообщение Ассошиэйтед Пресс

Ремарка

Посол США в Советском Союзе Роберт Страусс заявил, что советские власти передали ему данные о системе прослушивания в здании нового посольства США. Это сделал лично руководитель МСБ генерал Бакатин, который заявил, что «не знает, как долго он будет еще находиться на этом посту». При этом он подчеркнул, что предпринятый им жест не сопровождается какими-либо требованиями взаимности. «Я надеюсь, что это поможет сберечь определенные денежные средства и даст возможность для использования посольского здания в будущем», – сказал Бакатин. Несмотря на поразившую посла степень откровенности руководителя советской службы безопасности, Страусс заявил, что США не могут быть гарантированы от того, что им переданы только три четверти данных, а одна четвертая утаена? «Я не знаю, сможем ли мы использовать это здание, но то, что произошло, самый поразительный случай в моей жизни», – сказал Страусс.

Сообщение ЮПИ

Ремарка

С угрюмыми лицами, но старательно записывая каждое слово за единственным оратором, восемьдесят высших руководителей Министерства иностранных дел СССР выслушали в понедельник вечером сомнительные поздравления в связи с переходом под юрисдикцию России и, следовательно, окончательным приговором, вынесенным всемирно знаменитому учреждению Президентом России.

Министр иностранных дел РСФСР А. Козырев демонстративно опоздал на тридцать семь минут, заставив всех своих бывших начальников дожидаться его приезда. Среди тех, кто его ждал, был и первый заместитель министра В. Петровский. Но никто не посмел вслух возмутиться тем, что еще полгода назад это было бы воспринято как неслыханная бесцеремонность.

А. Козырев, не скрывая, объяснил, что речь идет не о слиянии двух министерств, а о полной замене союзного министерства российским. При этом он подчеркнул, что его заместители, которых он не намерен менять, будут самостоятельно отбирать кадры для работы в российском министерстве иностранных дел. С начала нынешней недели все зарубежные представительства, посольства и организации министерства становятся учреждениями Министерства иностранных дел России.

В. Надеин. «Известия», 1991 год

 

Глава 18

Несколько дней Эльдар ходил под впечатлением своей встречи со Светланой Игоревной. Ему так хотелось ей снова позвонить, тем более что муж и сын сейчас отсутствовали. Но он заставлял себя не думать об этом, считая неприличным тревожить женщину своими звонками. Когда захочет, она сама ему позвонит, решил Сафаров. В конце концов, она достаточно честно и откровенно сказала ему о невозможности никаких отношений между ними.

Юлия снова появилась у него в квартире. Он уже привык к этой милой, спокойной и такой уступчивой молодой женщине. Когда она иногда уезжала, он даже волновался, не зная, чем себя занять. Довольно скоро она просто переехала к нему, привезя с собой два чемодана вещей. Он принял ее с удовольствием, с ней было так легко и удобно.

Девятого декабря они узнали о том, что в Беловежской Пуще подписан Договор о создании Содружества Независимых Государств, фактически упраздняющий Советский Союз. С самого утра все обсуждали эту новость. Элина Никифоровна волновалась больше всех, словно там решался именно ее вопрос.

– Вы понимаете, что это значит? – спрашивала она у сотрудников разных отделов. – Они фактически нас закрыли. Теперь мы никому не будем нужны, как и все остальные союзные структуры.

Тулупов саркастически улыбался, Снегирев пожимал плечами. Он готов был вернуться в академию для продолжения научной деятельности, а Тулупов заявил, что вернется в адвокатуру.

– Сейчас наступает время богатых людей, – цинично пояснял он, – и им нужны будут хорошие адвокаты. Я думаю, что там можно получать денег гораздо больше, чем здесь.

– Как вам не стыдно, Тулупов! – возмущалась Дубровина. – Вы еще работаете в аппарате президента, а уже нас всех хороните.

– Это не я хороню. Это наши президенты нас похоронили в Беловежской Пуще, – резонно возражал Тулупов. – Вы должны понимать, Элина Никифоровна, что нам осталось здесь сидеть недолго. Вскоре придет «матрос Железняк», который заявит, что «караул устал», и нас отсюда выгонят. Нужно быть реалистами. Наш президент уже давно ничем и никем не руководит. Остался только ядерный чемоданчик, который Ельцин у него скоро отберет. А потом нас просто выгонят на улицу.

– Как вы можете такое говорить! – всплеснула руками Дубровина. – Считаете, что нашей страны больше не будет?

– А ее уже нет, – усмехнулся Тулупов, – вы просто еще не поняли. Ее уже давно нет. С тех пор, как в Горбачева тыкал пальцем Ельцин, указывая, что именно ему следует делать. Весь мир понял, кто «в лавке хозяин». Поэтому не дергайтесь. Нас обязательно выгонят. Можете заранее собирать вещи. Я даже могу поспорить, что нас выгонят до Нового года, чтобы прочистить все помещения для новых хозяев.

Снегирев громко рассмеялся. Эльдар тоже улыбнулся. Он уже думал о том, как жить дальше. Понятно, что на работу устроиться будет достаточно сложно, у него такая компрометирующая биография – сначала работа в ЦК Компартии Азербайджана, потом перевод в ЦК КПСС и последние полгода работа в аппарате Президента СССР. Раньше с такой биографией выдвигали в министры, а сейчас могут задвинуть так, что ему придется отсюда уезжать. Юлию тоже наверняка выгонят из аппарата. Понятно, что не останется и ее покровитель – Ревенко. И вообще никто здесь больше не останется.

Еще через несколько дней они готовили обращение Горбачева к участникам Алма-Атинской встречи. Он предлагал назвать новую организацию СЕАГ. Тулупов скептически заметил, что это последний шанс Михаила Сергеевича удержаться на плаву. Но на следующий день они узнали, что одиннадцать президентов подписали Договор об образовании Содружества Независимых Государств, и стало понятно, что последний призыв Горбачева был отвергнут. Тулупов демонстративно начал собирать свои вещи. Он уже договорился с юридической консультацией, где раньше работал, что возвращается на свое прежнее место. Снегирев отпросился, чтобы поехать в академию.

Двадцать третьего декабря, в понедельник утром, Дубровину вызвали к руководителю аппарата. Она пробыла там больше часа и вернулась вся пунцовая от пережитого волнения. Кирилл налил ей стакан воды, Тулупов накапал валерьянки. Дубровина выпила воду и неожиданно для всех расплакалась.

– Я всегда честно служила, – растерянно говорила она сквозь слезы, – всегда работала так, как они хотели…

– Что случилось? – спросил Эльдар.

– Нас всех увольняют, – всхлипнула Элина Никифоровна, – уже принято такое решение. Завтра Михаил Сергеевич соберет наш аппарат и попрощается со всеми. А послезавтра он выступит по телевидению и уйдет в отставку. Здесь теперь будет работать аппарат российского президента. Я не понимаю, почему нас выгоняют, разве Ельцину не нужны хорошие специалисты в области права?

– У него есть свой «мощный» специалист, – напомнил Снегирев. – Сергей Шахрай. В общем, есть кому работать.

– Они не будут сидеть, как мы, по десять часов над каждой строчкой, над каждой буквой, – возразила Дубровина.

– Поэтому я уже давно собрал свои вещи, – сказал Тулупов. – А ты, Эльдар, кажется, совсем не думаешь о своем будущем. Или вернешься обратно в Баку?

– Не знаю. Может, и вернусь, – пожал плечами Сафаров. – Извините, я выйду.

Он поднялся и вышел из кабинета. На другом этаже находился кабинет финансового отдела, где работала Юлия. Увидев его, сидевшие за столами женщины улыбнулись. Здесь уже знали об их отношениях.

– Юлия, можно тебя на минуту? – позвал он ее.

Она поднялась и, выйдя в коридор, спросила:

– Что случилось?

– Говорят, что завтра Горбачев с нами попрощается, – сообщил Сафаров, – а послезавтра он вообще уходит. Вы ничего про это не знаете?

– Знаем. Нам сказали сегодня утром. Только ты не волнуйся. Мы без работы все равно не останемся.

– В каком смысле?

– Наш отдел целиком берет к себе Борис Григорьевич. Нам уже об этом сообщили.

– Какой Борис Григорьевич? – не понял Эльдар.

– Федоров, – пояснила она, – ты его должен знать. Говорят, раньше он работал в социально-экономическом отделе ЦК КПСС, а потом стал министром финансов России.

– Я его знаю, – кивнул Эльдар, – такой плотный, в очках.

– Правильно. Вот он нас к себе и берет. Теперь он стал самым главным финансистом в Москве и собирается расширить свое министерство. Чего ты волнуешься? Думаешь, что не найдешь работу? Не беспокойся. Пока можем жить на мою зарплату, а там посмотрим.

Он улыбнулся, ласково приобнял Юлию:

– Хороший ты человек. Ладно. Убедила и успокоила. Пойду к себе.

Когда он вернулся в отдел, Дубровина звонила в Министерство юстиции, с ужасом узнавая, что союзного министерства больше не существует.

Вечером Эльдар позвонил генералу Сергееву.

– Здравствуй, Виктор. Извини, что беспокою.

– Кончай валять дурака. Мне всегда приятно тебя слышать. Ты видишь, какие у нас тут изменения происходят.

– Вижу. Ты мне лучше скажи, я могу проситься к вам на работу? Куда-нибудь следователем или оперативным работником? Баранникова я хорошо знаю, могу ему сказать, если нужно. Он ведь работал у нас в Баку заместителем министра, и мы с ним много раз встречались.

– Никаких проблем, – уверенно произнес Сергеев. – Я сам доложу о тебе руководству. Такого человека, как ты, должны сразу брать заместителем министра. Как подлеца Ванилина. Слава богу, что его убрали с нашей курации.

– Сняли?

– Нет. Послали во внутренние войска. Заместителем командующего.

– Он проходимец, – уверенно проговорил Эльдар, – таких нельзя и близко подпускать к руководству милицией.

– Сейчас время такое. Трудно определить, где прохвост, а где нормальный человек. И время плохое, Эльдар. Время таких, как Ванилин или его родственник – этот банкир Эпштейн.

– Это ты послал Гриценко к Скороходовым?

– Просто рассказал ему о тебе и объяснил, куда нужно пойти. Чтобы они знали о тебе правду.

– Понятно. Я так и думал. Значит, я могу рассчитывать, что меня возьмут следователем?

– Ты шутишь? Каким следователем? Я напишу рапорт, чтобы тебя взяли начальником следственного управления министерства. Как раз у нас сейчас место пустует. А ты говоришь, рядовым следователем… Чудной ты, Эльдар, цены себе не знаешь. Только нужно переслать к нам твое личное дело.

– С этим проблем нет, нас всех увольняют через два дня. Завтра будет церемония прощания с нашим большим шефом.

– Понятно. Значит, все-таки уходит. Все понял. Скажи кадровикам, чтобы переслали твое дело лично мне. Договорились?

– Да.

– И давай встретимся. Отметим хотя бы наступающее католическое Рождество. Или ты у нас атеист?

– Отметим, – засмеялся Эльдар.

– И возьми с собой Юлию. – Виктор уже успел с ней познакомиться. – Она очень нравится моей супруге.

– Обязательно. Только давай в субботу или в воскресенье. У нее тоже много работы.

На следующий день состоялась церемония прощания. Горбачев коротко выступил, поблагодарил всех за службу. Некоторые женщины прослезились, в том числе и Элина Никифоровна. Михаил Сергеевич пожал руки руководителям подразделений и отделов, пожелал всем счастливого Нового года. Было заметно, как он нервничает, как похудел, осунулся за последние несколько месяцев. Он попрощался и ушел. Все начали расходиться по своим кабинетам.

– Так проходит мирская слава, – глубокомысленно изрек Тулупов.

Эльдар попросил отдел кадров переслать его личное дело в управление внутренних дел Москвы на имя генерала Сергеева. Ему пообещали выслать документы уже завтра. Ближе к вечеру к нему зашла Юлия.

– Я два дня буду ночевать у себя дома, – предупредила она, – у меня бабушка приболела, а за ней некому смотреть. Мама уехала к брату в Липецк, поэтому я останусь у себя.

– Жалко, – сказал Эльдар, – Виктор нас к себе приглашал. Хотя сегодня только вторник. До субботы вернешься?

– Конечно, – улыбнулась она. – Мама уже в четверг вечером вернется.

Утром следующего дня в здании царила напряженная обстановка. Повсюду бегали сотрудники с ящиками, сумками, папками для бумаг. Ходили солдаты, которых выделили в помощь для переноски документов. Все знали, что Михаил Сергеевич уходит руководить Фондом Горбачева. Приехали журналисты, операторы с телевидения, чтобы заснять последний день работы Президента СССР. Вечером Элина Никифоровна объявила, что они работают еще два дня, затем считаются в отпуске, чтобы успеть перейти на новые места работы. Всем оформляли переходы в порядке переводов, чтобы не пропадал трудовой стаж.

– Интересно, как они напишут в наших трудовых книжках, – шутил Тулупов. – Уволены в связи с распадом СССР, или в связи с уходом Президента СССР?

В этот вечер Сафаров вернулся домой раньше обычного. На часах было около семи вечера. Он поужинал, лег на диван, включил телевизор, по которому выступал уже ушедший в отставку Президент СССР. И тут зазвонил телефон.

– Эльдар, здравствуйте, – услышал он энергичный голос Светланы Игоревны. – Я вас не отвлекаю?

– Нет, все в порядке. Вы же знаете, что мне всегда приятно вас слышать.

– Да, спасибо. Я нахожусь рядом с вашим домом. Можно к вам подняться?

– Конечно. – Эльдар встал с дивана и обвел взглядом комнату. Как только Юлия исчезает на один день, здесь сразу образуется беспорядок. Он собрал раскинутую одежду, перенес ее в спальню. Успел расставить стулья и задернуть занавески, как в дверь позвонили. Открыв дверь, Эльдар увидел на площадке Светлану Игоревну. Она была в своем полушубке и сапожках. Только жакет на ней был синего цвета. Он церемонно поцеловал ей руку. Светлана как-то непонятно усмехнулась, сняла полушубок, позволив ему повесить его на вешалку, и прошла в комнату.

– Холодно, – сказала она, хотя в комнате было достаточно тепло.

– Я сделаю кофе, – предложил Эльдар.

– Если можно, – согласилась она.

Он побежал на кухню. Через минуту, когда доставал чашки, в кухню заглянула Светлана. Уселась на стул и как-то особенно задумчиво посмотрела на него.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Случилось, – ответила она ровным голосом. – Мой муж вышел на работу несколько дней назад и успел побывать на встрече с новым министром.

Эльдар налил кипяток, заварил кофе, разлил его в две чашки, достал пакет с молоком. Она подвинула к себе свою чашку, положила ложку сахара, от молока отказалась.

– Что там произошло?

– Он вернулся в таком состоянии, – сказала она все тем же ровным голосом, – говорит, никогда в жизни не думал, что подобное возможно. К ним пришел их хороший знакомый Андрюша Козырев, такой милый, интеллигентный мальчик, которого они все давно знали. Он ведь сын дипломата, учился в МГИМО, всегда был таким застенчивым спокойным мальчиком, толковым студентом, исполнительным помощником. А сейчас стал хозяином на Смоленской площади. Можете себе представить, он заставил всех дипломатов прождать его почти сорок минут! Демонстративно! А потом очень тихим и интеллигентным голосом объявил, что они все будут уволены. И их места займут другие люди. Можете себе представить, в каком состоянии они были? Там есть профессионалы, которые работали в МИДе по тридцать-сорок лет. И которые работали еще с его отцом. Муж вернулся в таком ужасном состоянии. Он сказал, что это конец. А сегодня мы узнали, что Михаил Сергеевич выступает со своим последним обращением. Значит, Союза больше не будет.

– Не будет, – согласился Эльдар. – Горбачев ушел и передал все дела Борису Николаевичу.

– Я почему-то сразу подумала о вас, когда муж рассказывал мне, как издевался Козырев над своими бывшими коллегами. Вы ведь в таком молодом возрасте стали работать в аппарате президента страны и никогда не позволяли себе ничего подобного.

– Может, это была его мечта, – усмехнулся Эльдар, – таким образом отомстить своим бывшим начальникам.

– Да, наверное, только я думаю, что напрасно он так себя повел. И еще я подумала, что никто не знает, что случится с нами завтра. Никто не знает, что случится с нами даже сегодня. – Светлана задумчиво отставила чашку, посмотрела на него и невесело усмехнулась. – Я, наверное, вела себя с вами безобразно плохо, все время вас мучила, глупо кокетничала, строила из себя недотрогу…

– Вы всегда знали, как я к вам отношусь.

– Знала. Теперь вы уже не работаете в администрации президента?

– Еще работаю. Нас уволят через несколько дней.

– И вы вернетесь в Баку?

– Пока не решил. А почему вы спрашиваете?

– Я подумала… подумала… возможно, я делаю самую большую ошибку в своей жизни, – нерешительно произнесла она, – но я … не знаю, как вам сказать… Наверное, я была не совсем права. Человек не должен отказываться от возможности дать другому немного тепла. Или счастья. Как вы считаете?

Светлана медленно поднялась, и Эльдар, подумав, что сегодня самый счастливый день в его жизни, шагнул к ней и крепко сжал в своих объятиях.

Ремарка

В Тбилиси вооруженная оппозиция штурмует Дом правительства. Вот уже более суток в центре Тбилиси идет война. Число убитых и раненых уточняется. Оппозиция подтянула к зданию парламента 100-миллиметровые пушки. Выступивший по национальному телевидению премьер-министр Гугушвили оценил происходящее как военный переворот и попытку насильственного свержения власти.

Сообщение Азеринформ

Ремарка

Как сообщают из штаба Закавказского военного округа, несмотря на вооруженный конфликт в столице Грузии, части Советской армии по-прежнему соблюдают нейтралитет и в конфликт не ввязываются. Создана оперативная группа из офицеров для отслеживания ситуации в городе. Сведения о том, что Президент Грузии подал в отставку, не подтвердились. Он вместе с женой и двумя детьми, находится в здании Дома правительства. Предложение оппозиции покинуть республику он не принял. По последним данным, погибло более восьмидесяти человек, ранено больше ста сорока.

«Комсомольская правда», 1991 год

Ремарка

В результате вооруженного столкновения у дубоссарского моста между силами молдавской полиции и приднестровскими гвардейцами погибло на месте два гвардейца и трое полицейских. Четверо скончались от ран, при смерти один левобережец. Двадцать человек ранено. Мирча Снегур обратился к руководителям Сообщества Независимых Государств с просьбой прислать своих наблюдателей для последующего вынесения молдавского вопроса на рассмотрение ООН. В воскресенье в Кишиневе состоялась встреча М. Снегура и И. Смирнова.

Сообщение Постфактум

Ремарка

Четыре из шести республик Югославии обратились к Европейскому сообществу с призывом признать их независимость. Это Хорватия, Словения, Босния и Герцеговина, Македония.

Сообщение агентства Рейтер

Ремарка

В последние месяцы доверие к российскому руководству возросло у 12 процентов населения республики и уменьшилось у 34. Опрос проводился в городах Дальнего Востока, Сибири и Урала.

Сибирский социум

 

Глава 19

В этот последний день все было продумано с самого начала. Приехала группа с телевидения, чтобы запечатлеть последний рабочий день первого и последнего Президента Советского Союза. Вчера он в последний раз обсудил все детали своего ухода с Борисом Николаевичем. В разговоре приняли участие Александр Яковлев и Георгий Шахназаров. Его пресс-секретарь Андрей Грачев уже сообщил, что сегодня, в семь часов вечера, состоится последнее выступление Михаила Сергеевича Горбачева по Центральному телевидению в качестве руководителя страны, которой уже больше не было.

В российском парламенте торжественно объявили, что отныне название республики, ставшей страной и правопреемницей Советского Союза, будет Российская Федерация, или Россия, и она перестает быть «советской» и «социалистической». Решение было принято большинством голосов на заседании Верховного Совета, и Руслан Хасбулатов торжественно объявил, что изменения в Конституцию страны будут внесены несколько позднее.

Горбачев почти не волновался. Он уже принял решение, понимая, что ничего изменить невозможно. Список его требований был передан Ельцину. Как напишет потом сам Борис Николаевич, он был непомерно велик. Но Ельцин не хотел мелочной примитивной мстительности, он был слишком велик для этого. Хотя, по большому счету, именно их противостояние и изменило всю политическую карту мира в конце двадцатого века.

Ельцин с удивлением обнаружил, насколько не терпели прежнего президента страны лидеры республик, которые вообще не хотели оставлять Горбачеву никаких привилегий. Если даже после августовских событий девяносто первого его рейтинг едва дотягивал до четырех процентов, то сейчас он не превышал и полутора процентов. Каждый из руководителей республик считал его лично ответственным за все, происшедшее со страной. Ельцину пришлось даже уговаривать своих коллег согласиться на достойную пенсию и льготы уходящему президенту. Из глав государств только Назарбаев и Акаев не возражали против требований Горбачева, полагая, что им следует достойно проводить уходящего президента.

Михаил Сергеевич вышел к журналистам в половине седьмого. Он даже пытался улыбаться, сохраняя бодрый вид. Грачев дал ему уже заранее обговоренный и согласованный текст речи. Горбачев прошел к своему столу, операторы включили камеры. Сегодня он в последний раз обратится к сотням миллионов людей как президент. Сегодня его в последний раз увидят миллиарды людей по всему миру в качестве реального политика, каким он уже не будет через несколько часов. Привычно справа от него поставили чашку теплого чая, и он выпил его, перед тем как начать говорить.

Включились камеры. Горбачев сразу заявил, что уходит по принципиальным соображениям, и еще раз сделал реверанс в сторону республик, заявив, что всегда был приверженцем самостоятельности и независимости народов, суверенности республик, но в рамках целого государства. События, отметил он, развернулись по другому сценарию, и в нем не осталось места Союзу. Однако Горбачев хотел остаться в памяти миллионов как истинный реформатор. Именно поэтому он еще раз повторил, что перестройка, начатая в 1985 году, была вызвана самой жизнью. «Общество задыхалось в тисках командно-бюрократической системы, обреченной обслуживать идеологию и нести страшное бремя гонки вооружений на пределе возможного». Он напоминал и о своих международных успехах, которые были признаны во всем мире.

Затем перешел к своим основным достижениям внутри страны. «Общество получило свободу, раскрепостилось политически и духовно. И это самое главное завоевание, которое мы еще не до конца осознали и поэтому не научились пользоваться свободой». В этих словах был и упрек своим оппонентам, так бесцеремонно отстранившим его от власти, воспользовавшись теми свободами, которые он сам им и предоставил. Он сказал, что знает об острой критике своей деятельности. Но такие перемены не могли пройти в столь большой стране безболезненно.

В конце своего выступления он добавил: «Я покидаю свой пост с тревогой. Но и с надеждой, верой в вас и вашу мудрость и силу духа». Горбачев закончил свое выступление, привычно взглянул на чашку с чаем и не поверил своим глазам. Она стояла пустой. Он снова посмотрел на нее, и телекамера зафиксировала смятение в его глазах. Впервые за много лет, еще с тех пор, как он стал секретарем ЦК, даже с тех пор, как был первым секретарем в Ставрополе, его чашка стояла пустой. Никто не подумал снова наполнить ее чаем. Он поднял растерянные глаза. Эффект от его речи получился смазанным. Только сейчас, вот в эту минуту, Горбачев понял, что уходит навсегда. И, несмотря на все обговоренные привилегии и преференции, он уже никогда не будет прежним властелином полумира. Он даже оглянулся по сторонам. Но сотрудники аппарата меньше всего думали сейчас о его чае, каждого заботила собственная судьба. Даже шеф его протокола Владимир Николаевич Шевченко собирал свои вещи, намереваясь покинуть государственную службу. Он еще не знал, что Ельцин попросит его остаться руководителем службы протокола уже российского президента.

Горбачев в последний раз посмотрел на пустую чашку, невесело усмехнулся и начал подниматься. Камеры продолжали снимать. К нему подошел Грачев, потом остальные. Что-то спрашивала журналистка, уточняя свой вопрос, и он автоматически отвечал. По договоренности с Ельциным было решено, что он уедет из Кремля, когда там появится Борис Николаевич. Ельцин не хотел присутствовать при этой агонии. Еще вчера вечером Горбачев передал ему наиболее секретные материалы из личного архива Генеральных секретарей, которые хранились в его сейфе.

Михаил Сергеевич попрощался со всеми, немного растерянно пожимая протянутые ему руки. Оделся. Вышел к своей машине. Знакомые сотрудники охраны, его служебный автомобиль. Он не стал оборачиваться, чтобы еще раз взглянуть на здание, в котором он проработал столько лет. Заставил себя пройти и усесться в салон автомобиля, который мягко тронулся. Эпоха была завершена.

Через час в его апартаментах появились «победители». Рассказывают, что на радостях Ельцин и Хасбулатов даже выпили бутылку коньяка. С Ельциным все было понятно. Отныне он становился хозяином Кремля, руководителем самого большого государства в мире, пусть даже и урезанного на одну четверть. Ядерный чемоданчик теперь принадлежал Президенту России, а над Кремлем был поднят трехцветный флаг нового государства вместо прежнего красного стяга.

Но присутствие Хасбулатова было по-своему символичным. В истории иногда случаются подобные невероятные эпизоды. Этот чеченский мальчик, который в возрасте двух лет вместе со всей семьей и своим народом был выселен в степи Казахстана по приказу всемогущего «вождя народов», теперь оказался в том самом здании, откуда исходили эти зловещие приказы и праздновался распад страны, которая так немилосердно обошлась полвека назад с его соотечественниками. Наверное, и в этом был какой-то особый урок истории.

Ремарка

Во всем мире Советский Союз считают политическим и экономическим банкротом из-за политики, проводимой Михаилом Сергеевичем Горбачевым.

Борис Ельцин, Президент России

Ремарка

Это великий человек. Он вернул свободу странам Восточной Европы. Он впервые подарил ее народам Советского Союза. Настоящую личную и политическую свободу. Это огромное свершение. И он добился этого, не сделав ни одного выстрела.

Баронесса Маргарет Тэтчер, Премьер-министр Великобритании

Ремарка

Ушедший со своего поста Михаил Горбачев виновен в том, что фактически развалил свою страну и партию. Его «новое мышление», гласность и политический плюрализм привели страну к распаду, политическому хаосу, этнической междоусобице и экономическому кризису.

Агентство Синьхуа

Ремарка

В течение почти семи лет, что он стоял во главе государства, Горбачев осуществил революционные изменения у себя дома и обновил внешнюю политику СССР. Он вывел страну из семидесяти лет паралича и угнетения. Немецкий народ никогда не забудет вклада Михаила Горбачева в объединение Германии.

Гельмут Коль, Канцлер Германии

Ремарка

Мы возлагали такие надежды на Михаила Горбачева. Но очень недолго. Он предал бывших союзников и друзей, самых близких друзей, которые работали на его страну, во имя интересов его государства… Мы потерпели крах не потому, что внедряли слишком много социализма, а потому, что слишком мало. Это мое твердое убеждение. Также я убежден, что преступления, имевшие место при Сталине, – это не преступления коммунизма, а преступления против коммунизма.

Маркус Вольф, бывший глава восточногерманской разведки

Ремарка

Очень немногим людям дано изменить ход истории. Но именно это сделал Горбачев. Независимо от того, что произойдет, ему обеспечено место в истории. Сегодня бывший Советский Союз – это страна, которая находится на пути к демократии. Он покинул пост президента, сделав мир более безопасным, сумев снизить ядерную угрозу.

Джон Мейджор, Премьер-министр Великобритании

Ремарка

За все время, проведенное рядом с ним, я так и не понял, чего именно он добивался. Каков был его стратегический план, какие реформы он намеревался проводить и, в конце концов, чего именно он хотел?

Гейдар Алиев, Президент Азербайджана

Ремарка

На протяжении сорока лет Соединенные Штаты шли во главе Запада в борьбе против коммунизма и той угрозы, которую он представлял для наших самых чтимых ценностей. Теперь с этой угрозой наконец покончено. Советского Союза больше нет. Это победа нравственной силы наших ценностей. Каждый американец может гордиться этой победой – от миллионов мужчин и женщин, которые служили нашей стране в вооруженных силах, до миллионов американцев, которые поддерживали свою страну и крепкую оборону в период правления девяти президентов.

Джордж Буш-старший, Президент США

Ремарка

Он уходит, оставив после себя бедную, разоренную и растерзанную страну, так и не понявшую, что с ней произошло и что происходит. Страну, потрясенную страшными взрывами: в одних местах – национально-освободительного движения, в других – националистического угара, повлекшими, по сути, разлом земной коры – это трещит империя, расползаясь по швам новых государственных границ.

Альберт Плутник. «Известия», 1991 год

 

Вместо послесловия

В следующем году началась гражданская война в Таджикистане. По неофициальным данным, во время войны погибнет более ста тысяч жителей республики. Продолжалась гражданская война в Грузии, закончившаяся изгнанием Гамсахурдиа. Началась война в Абхазии, продолжались столкновения в Осетии. Армяно-азербайджанский конфликт перерос в настоящую войну между двумя республиками, с захватом городов и сел вооруженными силами и массовым истреблением населения этих местностей. Вспыхнули киргизо-узбекский и осетино-ингушский конфликты. Продолжалось противостояние в Приднестровье. Дальше были две чеченские войны и пе-

ревороты в Азербайджане, Армении, Грузии, Киргизии, «оранжевая революция» на Украине. Кто-то из особо безнравственных политиков потом скажет, что Союз распался без крови. Кто-то уточнит – без большой крови. Очевидно, сотни тысяч погибших и миллионы беженцев – это еще не очень много…

История двадцать первого века начнется одиннадцатого сентября две тысячи первого года террористической атакой на Соединенные Штаты. Выстрелы в Сараево показались детской шалостью перед этим спланированным и ужасным кошмаром. Потом были войны в Ираке и Афганистане, захваты заложников в «Норд-Осте» и Беслане. Цивилизация содрогнулась от той степени ненависти, которая выплеснулась уже в наше время. Мир не стал более безопасным и счастливым. Наоборот, угрозы растут в геометрической прогрессии, а человечество, затаив страх, ожидает, когда и где будет взорвана атомная станция или ядерный заряд, когда это оружие попадет наконец в руки террористов. Мир, который виделся таким гармоничным и умиротворенным в конце двадцатого, стал еще более страшным и непредсказуемым в начале двадцать первого века. Советская цивилизация растворилась в истории как ушедшая под воду Атлантида. Но сохранились книги, фильмы, картины и людская память. Самая великая цивилизация, когда-либо созданная человечеством, сохранила о себе память в надеждах миллионов людей, все еще верящих в справедливость, равенство, братство, которые априори не могут и не должны противоречить свободе. Развитие истории иногда причудливо преломляется, и, прежде чем начнется новая эпоха Возрождения, должны пройти тысячи лет мрачного средневековья. Умеющий читать между строк поймет, о чем мы хотим сказать. И эти «тысячи лет» не будут ни счастливыми, ни спокойными. Но это уже другая история…