Двадцать третьего октября я поехал на своей машине на оптовый склад, куда меня отправил Расул. Обычная проверка товаров. У нас было уже двенадцать супермаркетов по всему городу, и следовало проверить, какие товары и в каком количестве отправляются по всем адресам. Я провозился на этом складе почти весь день, даже в перерыве никуда не ушел. Питался одними бутербродами и пил крепкий кофе. Поздно вечером наконец закончил свою работу и сел в машину, чтобы вернуться в город. И в этот момент услышал, что террористы захватили здание на Дубровке.

Честное слово, в первый момент я даже не понял, что там произошло, и вообще, какое отношение имеет здание на Дубровке к нашему мюзиклу, который там должен был идти. Но постепенно все-таки осознал, что здание захвачено вместе со всеми зрителями и актерами, и в нем находятся террористы, которые выдвигают свои требования; и что это именно то самое здание и тот самый спектакль, где находятся Варвара с Игорем. И тогда я повернул машину в другую сторону.

Был уже поздний вечер, когда я добрался до этого проклятого здания. Вокруг стояло оцепление, толпились люди, журналисты, операторы. Подъезжали артисты и политики. В первую ночь все напоминало какую-то игру. Никто не предполагал, что все это может быть настолько серьезно. Это ведь не Буйнакск, где Басаев захватил больницу, а все-таки Москва. Как можно захватить большое здание Дворца культуры с почти тысячей заложников? И вообще незаметно оказаться в столице, подтянув на Дубровку не только своих людей, но еще оружие и взрывчатку? Можете себе представить, какое количество сотрудников правоохранительных органов было задействовано в этой операции, когда все получали взятки – от инспекторов Госавтоинспекции до сотрудников спецслужб, закрывших глаза на доставку такого количества взрывчатки и оружия в столицу.

На второй день стало понятно, что все это очень серьезно. В здании окопался отряд террористов, состоящий из мужчин и женщин-смертниц. Они заминировали здание и готовы были умереть вместе со всеми заложниками. На переговоры не шли, требуя выполнить их условия.

Я, конечно, не специалист по терроризму и ничего в этом не смыслю. И, конечно, не мне давать советы в этой области. Но я точно знаю одно – если бы не было Буйнакска и Кизляра, никогда бы не случились события на Дубровке и в Беслане. В этом я абсолютно уверен. Вспомните, что в Буйнакске спецназ остановили накануне штурма, а потом разрешили всем террористам спокойно уехать. В Кизляре попытались что-то сделать, но ничего не получилось, и отряд Радуева ушел от спецназа. Два подряд таких удачных захвата и породили уверенность в том, что подобное возможно повторить. Поэтому сначала был такой неслыханный террористический акт на Дубровке, а потом – еще более страшный и невероятный по своей трагедии захват школы в Беслане. В этом отношении правильно поступают в Израиле. Там законодательно запрещено договариваться с террористами. Результат – ни одного захвата заложников за последние несколько десятилетий. Все знают, что никаких переговоров не будет, даже если террористы перебьют всех заложников. Их все равно разыщут и убьют – если не на месте преступления, то в любом другом месте.

Сейчас даже стыдно вспоминать, сколько людей делали себе политический капитал на этой трагедии, ходили туда-сюда, иногда выводили женщину или детей. Конечно, каждый спасенный человек – это огромное счастье. Но таким образом террористам показывали, что с ними считаются, с ними проводят переговоры и вообще принимают за сторону, с которой можно договариваться. А договариваться с ними нельзя. И пускать к ним актеров, политиков, бизнесменов, врачей и всех остальных просто глупо. Только опытных переговорщиков, которые могут реально оценить ситуацию, только психологов и аналитиков.

Но этот бардак на глазах у всего мира продолжался долгих три дня. И все три дня я дежурил у здания на Дубровке в надежде получить оттуда весточку и рассчитывая, что все закончится благополучно. Но с каждым днем становилось только хуже и хуже. Постепенно все начинали понимать, что это противостояние не может закончиться ничем, кроме смерти.

За эти три дня я вымотался до предела и все время ждал какого-то чуда, убеждая себя в благополучном исходе. Поздно ночью возвращался домой и кричал от злости и бессилия. Мы ведь собирались пойти с ней в загс. И я сам купил ей билеты на этот проклятый спектакль. Это с моим «везением» нужно было так постараться. Мне было почти сорок три года, и я наконец нашел женщину, с которой хотел жить и умереть. И теперь эту женщину вместе с сыном держали под прицелом какие-то отморозки, а я ничего не мог сделать…

Я даже подумал тогда, что нужно было нам всем раздать оружие и пустить нас в это здание. Всем мужьям, братьям, сыновьям тех, кого захватили эти ублюдки. Мне казалось, что мы просто разорвем этих террористов голыми руками. Через несколько лет, уже в Беслане, так все и получилось. Отцы и близкие несчастных детей, захваченных в школе, бросились туда с оружием в руках, создали панику, неразбериху, столпотворение, и в результате погибло больше трехсот детей. Нет, в таких случаях родственников пускать нельзя. Нужно, чтобы работали профессионалы.

Я был в эти дни и ночи словно в бреду. Мне все еще казалось, что все может закончиться разумным компромиссом. Сейчас, анализируя события тех лет, я должен признаться, что шансов не было никаких. Во главе государства стоял уже совсем другой человек, воспитанный в иных традициях. И этот человек не был готов к компромиссам и не хотел договариваться с террористами. Просто он вырос в другой системе координат. Господи, как я его ненавидел после всего случившегося на Дубровке! Готов был загрызть его зубами, считая главным виновником всего происшедшего кошмара. А сейчас я понимаю, что он был прав. Честное слово, только сейчас понимаю, что иначе было просто нельзя. Ни при каких обстоятельствах нельзя было договариваться с террористами. Это все равно не поможет, только продемонстрирует всему миру вашу слабость.

Двадцать шестого октября все закончилось. В здание пустили газ, и туда вошли спецназовцы. Террористов убивали прямо на месте, никто не сумел даже оказать сопротивление. Но газа оказалось слишком много. В результате много заложников отравились этим газом. Вспомните, что они три дня сидели в запертом помещении без достаточного количества воды и еды. Теперь, спустя столько лет, я понимаю, что иначе было просто нельзя. Если бы кто-то из террористов сумел нажать на кнопку, началась бы серия неуправляемых взрывов.

Людей, конечно, пытались спасти, быстро вывезти, оказать помощь. Но разве можно сразу вытащить такую массу людей! По официальным данным, там погибло сто тридцать человек. Некоторые правозащитные организации потом написали, что на самом деле погибло сто семьдесят четыре человека, и обвиняли в этом федералов. Это как минимум безнравственно. Не-ужели было бы лучше, если бы эти бандиты взорвали здание и убили всех находившихся в нем людей? А большинство все-таки удалось спасти. В любом случае было понятно, что произошла страшная трагедия. Среди погибших была и Варвара. Она тихо заснула, словно решив отдохнуть, и лицо у нее было такое умиротворенное. Это я потом ее увидел, уже в морге на опознании. А вот Игорь выжил. Его отвезли в больницу, и он выжил. Но пролежал в больнице почти месяц.

Я поехал на опознание тела Варвары. Ее отец посчитал, что именно я должен туда поехать и забрать тело его дочери. Сразу мне ее не выдали, только через несколько дней. Там было столько убитых горем людей… Ужасное зрелище, когда мужей, отцов, братьев, сыновей приглашают опознавать своих близких. Я понимаю, что иначе нельзя, но все равно это ужасно. И столько погибших! Сто тридцать человек задохнулись в этом аду. Даже вспоминать страшно. Хорошо еще, что их смерть была не такой болезненной; они просто засыпали, сидя в своих креслах. Мы похоронили Варвару на престижном Ваганьковском кладбище – у них там свой участок, где была похоронена еще ее бабушка. Рядом с ней мы похоронили и ее внучку.

Я вернулся домой. Опять предстояло все начинать заново. В моей квартире все напоминало о Варваре – ее вещи, ее посуда, ее бумаги. Я долго не решался открывать шкаф, который был наполнен ее вещами. Спасибо Расулу, он понимал, в каком я состоянии, и разрешил мне оформить отпуск, чтобы не появляться на работе в эти дни. Две недели я ходил как оглушенный. Потом принес две коробки, собрал все вещи Варвары и отвез коробки ее матери. Не хотел и не мог оставлять их у себя. Я предупредил родителей Варвары, что теперь сам буду заботиться об Игоре, хотя мальчик и остается жить с ними. Как будто Варвара заранее чувствовала, что с ней произойдет, подумал я, вспомнив ее слова, сказанные однажды ночью.

В декабре я вышел на работу. Все было привычно, буднично, скучно. Я возвращался в мою пустую квартиру и сразу забирался в постель, иногда даже не включая свет. Принимал душ почти в полной темноте и шел спать. Даже не включал телевизор, который я теперь ненавидел. А больше всего ненавидел чеченцев и вообще мусульман, из-за которых погибла Варвара. Как только видел на улице женщину в платке или мужчину с бородой, сразу чувствовал, как меня начинает трясти. Только не напоминайте мне, что мой отец тоже был мусульманином, я об этом всегда помню.

Две тысячи третий год я встретил в одиночестве. Я так мечтал о елке, которую мы поставим для Игоря и вокруг которой соберемся втроем. Но на новогодние праздники Игоря забрал его отец, и я не решился возражать. Мальчик и без того потерял свою мать, ему нужен был родной человек. Так что я сидел один, слушая, как за стеной шумно отмечают Новый год мои соседи.

Следующие два года промелькнули словно один длинный день. Иногда я ездил навещать Игоря, иногда мы с ним вместе гуляли, ходили в зоопарк, в цирк, в парк Горького. Только в театр мы больше никогда не ходили. Я чувствовал себя так, словно внутри у меня все перегорело. Там были даже не угли, там был пепел. Я все еще работал, получал зарплату, исправно выполнял все поручения.

Вы можете не поверить, но за два следующих года у меня не было женщины. Ни одной. Я их просто не замечал. И самое забавное, что даже не хотел. Здоровый и относительно молодой мужчина, не думающий о женщинах. Вы скажете, что такого не может быть. Иногда бывает, как, например, в моем случае. Целых два года я не вспоминал про женщин, меня они не интересовали. Я все время помнил о Варваре, и она часто приходила ко мне во сне.

Но однажды, возвращаясь домой на своей машине, я увидел стоявших на трассе двух молодых женщин характерной внешности. Одна из них напомнила мне Варвару. Стыдно вспоминать, но она действительно была на нее похожа. Я проехал мимо них, затем остановился, немного подумал и подал машину назад. Они наклонились.

– Чего ты хочешь? – спросила первая. – Обслужить прямо здесь или куда-нибудь поедем?

– Поедем, – согласился я, – только не ты, а твоя подруга. Пусть садится в машину.

– Сначала заплати, – сказала первая. – Ты должен оставить пять тысяч рублей и привезти сюда нашу подругу через час.

– Хорошо. – Я протянул ей пять тысяч рублей.

Подруга протиснулась в салон моего автомобиля, и я тронулся с места. От девицы пахло какими-то дешевыми духами.

– Как тебя зовут? – спросил я ее.

– Лариса. Угостишь сигаретой? – Ей было даже неинтересно знать мое имя.

– У меня их нет. Я не курю.

– Как хочешь, – ответила она. – А куда мы едем?

– Ко мне домой.

– Ты живешь один? Неужели без семьи? Или у тебя есть специальная квартира для таких встреч?

– Какая тебе разница?

– Никакой. Только учти, что очень далеко мы не можем уехать. Через час я должна вернуться, иначе меня будут искать. А номер твоей машины они уже записали, – на всякий случай предупредила меня моя гостья.

Через двадцать минут мы были у моего дома. Она спокойно вышла из машины, направляясь за мной. Гулявший со своей собакой пожилой сосед с любопытством посмотрел на девицу, но ничего у меня не спросил. Они все знали о случившемся и по-хорошему мне сочувствовали. Мы поднялись в мою квартиру, и девушка сразу прошла в ванную комнату. Я сидел на стуле, когда она вышла оттуда уже полуголая.

– У нас мало времени, – напомнила мне Лариса. – Давай все сделаем по-быстрому, мне нужно успеть вернуться.

– Да, конечно, – согласился я. Честное слово, мне было стыдно, что у меня могло проснуться желание к такой девице. Но желание было. Если вы скажете, что все мужчины немного скоты, то будете абсолютно правы. Но не забывайте, что у меня больше двух лет вообще не было никакой женщины. А в тот момент я действительно чувствовал дикое желание, словно меня прорвало.

Я схватил девицу и потащил ее в спальню.

– Не так быстро, – посоветовала она. Ей было лет двадцать пять, не больше, но она была уже достаточно опытной профессионалкой.

Именно Лариса раздела меня и спросила о предохранительных средствах. Я покачал головой, совсем забыл о подобных вещах. Она вздохнула, достала серебристый пакетик и деловито проговорила:

– Заплатишь еще двести рублей.

Потом все действительно закончилось довольно быстро. Меня словно прорвало. Она даже не успела понять, что происходит. Я вел себя как неопытный мальчик, который впервые встречается с понравившейся ему женщиной, намного старше и опытнее его. Лариса, наверное, даже удивилась. Хотя на самом деле все было именно так. Раньше я не понимал, как можно встречаться с женщиной за деньги. У меня всегда было много знакомых девушек и молодых женщин, с которыми я мог довольно приятно провести время. С этим как раз никогда не было никаких проблем. Но вот впервые за столько лет я привел к себе домой женщину, которой заплатил примерно сто пятьдесят долларов. И сделал все так быстро и суетливо, словно мечтал и ждал этого всю предыдущую жизнь.

Лариса несколько озадаченно отодвинулась от меня. А я неожиданно уткнулся в подушку и заплакал. Она села рядом, все еще не понимая, почему я себя так веду, и принялась меня успокаивать. Наверняка подумала, что я либо человек с расстроенной психикой, либо неуверенный в себе идиот. Так продолжалось минут десять. Потом она ласково напомнила, что нам необходимо возвращаться, и я могу даже вызвать такси, только оплачу его сам. Я согласно кивнул, но решил лично отвезти ее на прежнее место. Обратно мы возвращались под песни группы «Машина времени»…

Представляю, что сейчас думают женщины, читающие эти строчки. Меня, наверное, презирают и ненавидят. После такой любви, после такой романтической и трагической истории с моей неудавшейся женитьбой я не имел права опускаться до уровня обычной уличной девки, а обязан был всю свою жизнь хранить верность ее памяти. Но проклятая жизнь брала свое. Помните, у Льва Толстого в его гениальном «Отце Сергии»? Он ведь писал не пером, а сердцем. Его героя пытается соблазнить красивая аристократка, и тот рубит себе палец, чтобы противостоять этому искушению, чтобы подавить зов плоти. Вот так страшно – ударом по руке, отсекая указательный палец, чтобы только дикая боль привела в чувство, заставила отказаться от соблазна, стать выше, чище, нравственнее. Если бы Толстой закончил на этом свое повествование, это был бы просто неплохой рассказ, достаточно забавный и нравоучительный. Но Толстой продолжает рассказывать нам о его жизни, и мы с ужасом узнаем, что в конце концов этот высоконравственный человек уступит зову своей плоти и будет соблазнен дочкой купца – слабоумной девушкой с испуганным детским лицом и очень развитыми женскими формами. И отец Сергий поймет, что похоть уходит из-под его контроля.

Сейчас вы сразу скажете, что я не отец Сергий. И я соглашусь. Но Толстой просто описывал человеческую породу, когда зов плоти порой ломает даже очень стойкого и сильного человека. Зачем Богу нужно было, создавая нас, вкладывать в наши тела этот зов желания, если потом слуги Божьи будут называть его грехом? Я не знаю. Часто себя спрашиваю и не могу ответить на этот вопрос. Более того. Недавно я узнал, что только люди и дельфины получают от секса удовольствие, у остального животного мира это обычная физиологическая потребность. Тогда вообще непонятно – почему нам дается такой дар?

Так что не спешите меня осуждать. Я больше двух лет даже не смотрел на женщин. И неожиданно сломался. Когда мы подъехали к тому месту, где ее ждала подруга, я протянул пятьсот рублей.

– Двести, – напомнила мне Лариса. Она была по-своему честной девушкой.

– Бери все, – отмахнулся я.

– Спасибо. – Она взяла деньги и вышла из машины. Я еще услышал, как она сказала своей подруге, что ей попался какой-то псих. Очевидно, я действительно вел себя как псих, но эта сексуальная психотерапия мне очень помогла. Я начал приходить в себя, улыбаться, общаться, мир снова заиграл всеми красками. Пока не произошло новое несчастье…