Можно представить внимание читателей к подобной теме. Сразу живой интерес и поиск любимой «клубнички». Очередной рассказ о том, как жена наставила рога своему незадачливому мужу, если роман называется «Рогоносец». Всегда забавно и очень смешно… И радостно, что это приключилось с кем-то…

Но от подобной участи почти никто не застрахован. В этом конкретном случае речь идет о процессах гораздо более сложных и не всегда понятных и принимаемых обычными людьми.

Нафис Давлетгаров родился в семьдесят первом году в Казани, а через девять лет его семья переехала в Москву. Отец главного героя был одним из руководителей профсоюзного движения в автономной республике, и его перевели в Москву на должность одного из секретарей ВЦСПС. Тогда это была очень большая должность. И, конечно, сразу все переменилось.

Отцу Нафиса Закиру Давлетгарову исполнилось в восемьдесят первом году только сорок пять лет. Наверное, он сам не ожидал подобного взлета. Но так «легли карты» и определилась судьба. Умер один из секретарей ВЦСПС, который был родом из Казахстана. Нужен был на его место мусульманин, нацмен, работавший в профсоюзном движении достаточно давно. Это была своеобразная национальная политика большого государства. Повсюду должны работать представители разных народов и этносов. Перебрали многих, как и полагалось в подобных случаях, выдвигая их из резерва. Были реальные кандидатуры из Киргизии и Азербайджана. Но первый не прошел из-за своей анкеты: брат его жены имел судимость, о чем стало известно в вышестоящих органах. Для Киргизии он вполне подходил, а для деятеля всесоюзного масштаба не годился. Оставался претендент из Баку. У него все было в порядке, хорошая анкета, трое детей, прекрасный послужной список. Все было готово к утверждению почти идеального кандидата. Но он был моложе Закира Давлетгарова на четыре года и допустил существенную ошибку. Узнав о том, что его выдвигают на всесоюзную должность, не сумел скрыть возможный факт своего назначения – сразу пошли анонимки… Вспомнили все. И его отца, который, оказывается, имел партийные взыскания… И его двоюродного брата – цеховика, который материально поддерживал своего высокопоставленного родственника. В общем, анонимками завалили не только ВЦСПС, но и ЦК КПСС. ВЦСПС – так назывался Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов, а ЦК КПСС был соответственно Центральным комитетом Коммунистической партии Советского Союза.

В Казани семья Давлетгаровых занимала хорошую пятикомнатную квартиру… В Москве им сразу выделили еще большую пятикомнатную квартиру на улице Грановского. Говорили, что раньше там жил какой-то маршал, супруга которого сама попросила выделить ей две квартиры в разных районах города. У нее были напряженные отношения с детьми маршала от первого брака…

Но за два месяца до этого решено было рассмотреть кандидатуру Закира Давлетгарова, который тоже подходил по всем параметрам. После того как отпали азербайджанец и киргиз, решено было взять татарского профсоюзного деятеля. Супруга Закира Давлетгарова была украинкой, звали ее Натальей Григорьевной. Трое детей… Муж прекрасно говорил по-русски, учился в Москве, окончив с отличием исторический факультет МГУ, а через несколько лет еще и высшие профсоюзные курсы. Был кандидатом наук, депутатом автономной республики. В общем, подходил по всем статьям. И поэтому, когда отпали кандидатуры от Киргизии и Азербайджана, решено было утвердить претендента от Татарской автономной республики. Тогда республика еще не была Татарстаном, как ее потом стали называть.

Со своей супругой Закир Давлетгаров познакомился в Москве, когда она была студенткой Московского авиационного института. Наталья с отличием окончила школу в Харькове и поступила в такой престижный институт, получив пятерку на первом вступительном экзамене. В те времена подобные метаморфозы еще были возможны. Они познакомились, когда Наталья Суховецкая училась на третьем курсе, а ее будущий муж на пятом – уже оканчивал исторический факультет университета. Потом он уехал по распределению в Казань, а она осталась учиться в Москве. Через два года Наталья Суховецкая получила распределение куда-то на Дальний Восток, там в эти годы создавалось новое проектное бюро, связанное с авиацией. Но как раз в это время в Москву приехал Закир Давлетгаров, с которым она переписывалась все эти годы. Он почти сразу сделал ей предложение. У нее был достаточно простой выбор. Либо улететь на Дальний Восток, либо выходить замуж и переезжать в Казань, где для нее тоже была работа. Она выбрала второй вариант. Он был высокого роста, красивый, с пышной копной черных волосы, мужественным обликом, рельефным, словно вылепленным лицом, живыми блестящими глазами, носил черную щеточку щегольских усов, делавших его похожим на актера. Достаточно сказать, что все ее подруги в душе очень завидовали Наташе, сумевшей отхватить такого красивого парня.

Ему было двадцать четыре, ей двадцать два года. Это было в шестидесятом году. Говорят, что шестидесятые годы вообще были лучшими годами в истории исчезнувшей большой страны. Появилось целое поколение новых писателей, художников, актеров, режиссеров, композиторов. Даже появился термин – «шестидесятники». Подобного поколения больше не будет в истории. Наверное, их отцы «двадцатитысячники» были такими же – неисправимыми романтиками и героями. Но почти все они погибли в сороковые годы. Страшная статистика утверждает, что только трое из ста человек, родившихся в двадцать третьем или двадцать четвертом годах, дожили до сорок шестого. Это было поколение мальчиков, которые в восемнадцать лет уходили на фронт, чтобы своими телами преградить путь врагу и вырвать победу в самой страшной войне в истории человечества.

Через два года, в шестьдесят втором, у Давлетгаровых родилась старшая дочь Дания. Еще через два года вторая дочь – Валида. Очевидно, молодые супруги решили на этом остановиться. В те годы было принято иметь не больше двоих детей. Но через шесть лет молодая женщина почувствовала, что ждет очередного ребенка. Увлеклись… а может, отец действительно хотел мальчика, как обычно все отцы в любой татарской, да и не только татарской семье. В феврале семьдесят первого года на свет появился еще ребенок, когда его старшей сестре Дании было уже десять, а другой сестре, Валиде – восемь. Мальчика назвали Нафисом, что по-татарски означает красивый. Говорили, что он действительно был симпатичным мальчиком в детстве. И конечно, сразу попал в руки своей украинской бабушки, которая переехала в Казань еще задолго до его рождения, в руки своей мамы и двух старших сестер. Таким образом, мальчик рос в окружении любящих женщин, что сказалось и на его воспитании, и на его дальнейшей судьбе.

С самого рождения мальчика баловали и любили. Сестры играли с ним, как с большой живой куклой, которую им подарили родители. Отец все время на работе, ездил по районам республики. Мать тоже работала. И он был отдан под присмотр бабушки и двух сестер. Им нравилось играть с ним. Мальчика учили говорить, ходить, двигаться. Нафис был красивым и смышленым ребенком, а под таким надзором старших сестер – еще и любознательным и умным мальчиком. В детском саду выделялся среди своих сверстников, причем среди его друзей в основном были девочки, с которыми он почти всегда легче находил общий язык – сказывалось его домашнее воспитание. Уже с четырех лет сестры наряжали его в свои девичьи платья и заставляли петь с ними, играть в куклы и даже пытались заплетать ему косички.

Солдатиков у него в детстве почти не было. Родители даже не замечали, что игрушки в доме были в основном предназначены для девочек. Они считали нормальным, когда младший ребенок играл игрушками старших, забывая о том, что старшие были девочками, а младший родился мальчиком.

Ему было только пять лет, когда однажды Нафис случайно вошел в ванную и увидел купающуюся Валиду. Ей было уже тринадцать лет, и она завизжала так громко, что мальчик даже испугался. Появившаяся мать дала ему подзатыльник и выгнала из ванной. Нафис целый день думал о том, почему Валида совсем не похожа на него. А потом долго рассматривал себя в зеркале, не понимая, куда Валида могла спрятать этот отросток, который имелся у него. Подобный вопрос мучил мальчика несколько дней. Он даже хотел подсмотреть, когда купалась другая сестра, но побоялся войти в ванную. Дания была уже взрослой, и его могли серьезно наказать за подобное вторжение в ванную, хотя двери в нее в доме никогда не закрывались. В ванной работала старая газовая колонка, и отец запрещал закрывать двери всем купающимся в ней домочадцам, опасаясь возможного угарного газа. Но Нафису важно было понять, чем именно девочки отличаются от него. Он продумал над этим вопросом несколько дней, не решаясь ни с кем посоветоваться, пока не предложил соседской девочке Аслии, с которой ходил в одну группу в детском саду, поиграть в докторов и больницу. Девочка сразу согласилась. Легла на кровать и стянула с себя трусики, чтобы он сделал ей укол маминой щеткой. Нафис долго смотрел на ее розовую попку, которая была такой же, как у него, и была немного похожа на кукольные попки. И вместо того, чтобы сделать укол, он неожиданно попросил ее перевернуться на спину. Аслия засмеялась и сказала, что в живот уколы не делают. Но послушно повернулась на спину. И он увидел… Нет, он ничего не увидел. Опять вместо отростка, который был у него, здесь было пустое место. Ему стало страшно. И вместо того, чтобы сделать укол, он убежал в другую комнату, где забился в угол и неожиданно заплакал. Аслия надела трусики, побежала за ним и долго утешала, не понимая, почему он плачет.

А через два месяца в доме Давлетгаровых собрались люди. Все приходили с подарками, целовали мальчика и, улыбаясь, что-то желали его родителям. Мать смущенно улыбалась, отец как-то непонятно хмурился, что-то бормотал. Нафис запомнил этот день на всю жизнь. Он слышал, что отец дважды недовольно произнес в разговорах с соседями, что все это пережитки прошлого и непонятно, почему нужно мучить ребенка. Мальчик не совсем понимал, о чем он говорит, пока в комнату не вошел какой-то мужчина со сросшимися бровями и в темном пиджаке. Позже Нафис узнает, что это был лезгин, который работал в совхозе и считался лучшим специалистом по обрезаниям мальчиков. Во времена советской власти обрезание считалось почти пережитком прошлого, и партийные евреи с мусульманами делали обрезание тайком, ведь подобный ритуал считался почти религиозным. Это уже потом, в девяностые годы, все стали понимать необходимость подобной операции, а в Америке обрезание начали делать поголовно всем родившимся мальчикам, независимо от вероисповедания. Врачи легко определили – обрезание спасает мальчиков не только от фимоза, но и любых онкологических заболеваний половых органов…

Лезгин посмотрел на Нафиса, улыбнулся и, внезапно сдернув трусы, быстро взмахнул ножом. Сначала мальчик ничего не почувствовал. Больно стало потом. Он закричал от страха и неожиданности. Затем лезгин посыпал его поврежденный отросток каким-то красноватым порошком. Нафис громко плакал, и отец пытался успокоить сына. У него был даже немного виноватый вид. А все продолжали поздравлять родителей мальчика с этим событием.

Чуть позже Нафис успокоился и заснул. Проснувшись утром, он подумал, что ему просто отсекли его отросток, который так пугал его и делал непохожим на сестер. Но, посмотрев на себя, с ужасом обнаружил оставшийся отросток, посыпанной красноватым порошком. И понял, что пришедший незнакомец отрезал далеко не все, и он по-прежнему отличается от девочек. Через несколько дней у него появилась черная корочка. По совету лезгина, который еще один раз навестил их семью, он начал принимать теплые ванночки, куда добавляли легкий раствор марганцовки. И теперь уже старшие сестры с любопытством смотрели на своего брата, когда он шествовал в старой юбке старшей сестры, которую ему несколько дней надевала мать. Через месяц у Нафиса уже все было в порядке. Но теперь он уже точно знал, чем именно мальчики отличаются от девочек.

В семь лет Нафис пошел в школу и оказался в одном классе с Аслией, которую посадили за одну парту с ним. Они с ней действительно дружили. Ее отец был главным инженером большого комбината. Родители ходили друг к другу в гости. У Аслии был младший брат, моложе ее на пять лет. Школа находилась в двух кварталах от их дома, и в первом классе детей обычно отводила туда средняя сестра Валида, которая училась уже в восьмом классе. Старшая сестра Дания поступила в институт, когда Нафис и Аслия окончили первый класс. Она выбрала медицинский, решив стать врачом. Дания училась хорошо, но все знали, что она дочь одного из руководителей профсоюзов республики. И конечно, поступление Дании курировал сам министр здравоохранения. Закир Давлетгаров никогда не стал бы звонить или просить кого-то за свою дочь. Но этого и не нужно было делать. Все и так знали, чья дочь Дания Давлетгарова. На пятерки сдала все приемные экзамены. Золотую медаль в школе она не получила, у нее были две четверки, по алгебре и геометрии. Математику не любила и могла получить даже тройку по алгебре, но подобного развития событий не допустил бы директор школы. Зато химию Дания знала превосходно. К тому же по просьбе матери с ней еще и дополнительно занимался преподаватель химии. Денег он не брал, но благодаря папиным связям ему установили дома телефон. И он был очень благодарен. Закир Давлетгаров раньше работал в обкоме партии завотделом, до того как его выдвинули секретарем профсоюзной организации республики. Хотя некоторые считали подобное выдвижение не совсем повышением. Однако руководителем профсоюзов республики был старый большевик с довоенным стажем, и все знали, что он скоро должен уйти на пенсию. Поэтому молодого Давлетгарова рассматривали как реального кандидата на его место. Закир получил блестящую характеристику от своего непосредственного руководителя.

Тот понимал, как опасно иметь рядом молодого и перспективного заместителя, который работал раньше заведующим отделом обкома партии и реально считался кандидатом на его место. Именно поэтому он послал самые лучшие рекомендации на Давлетгарова в Москву, сделав все от него зависящее, чтобы его там утвердили. Он боялся, что его могут заменить на более молодого руководителя. И больше всех остальных старался, чтобы Давлетгарова перевели в Москву, избавляясь от возможного конкурента. В это сложно поверить, но этот руководитель просидел на своей должности до семидесяти восьми лет. Вот почему полезно избавляться от молодых и амбициозных заместителей.

Валида отводила детей в школу, а обратно они возвращались уже с бабушкой Аслии, которая заходила за ними после занятий. Так продолжалось до четвертого класса. Когда встал вопрос о переезде в Москву, больше всех радовалась Валида. Она оканчивала школу и собиралась поступать в театральное училище, считала, что может стать актрисой – участвовала во всех школьных спектаклях и выделялась среди остальных. Меньше всех этому событию была рада Дания. Она переходила на третий курс, и у нее появился молодой человек, с которым она начала встречаться. Мать предложила ей выбор. Либо остаться в Казани под присмотром бабушки, либо переехать с семьей в Москву. Дания выбрала Казань и осталась в старом доме вместе с бабушкой, а остальные члены семьи соответственно вчетвером переехали в столицу. Именно поэтому им разрешили оставить большую квартиру в Казани и выделили новую в Москве. Хотя после переезда в Москву все четверо поняли, что значит по-настоящему большая квартира. В Казани их квартира из пяти комнат со всеми службами и кухней насчитывала только девяносто четыре метра. И такая квартира считалась абсолютной роскошью. А в Москве им выделили пятикомнатную квартиру с двумя ванными комнатами и туалетами общей площадью сто восемьдесят метров. Мать не переставала удивляться роскоши, в которой жили правители большой страны. Семью прикрепили к правительственной поликлинике, которая находилась рядом с их домом, и к правительственному магазину. Теперь они могли заказывать продукты на дом. Их приносили в специальных пакетах. А еще самому Давлетгарову сразу выделили служебную «Чайку» с водителем, чем привели в полный восторг обоих детей. Валида отправилась сдавать экзамены на этой «Чайке» и провалилась уже на собеседовании. Потом она долго плакала, запершись в одной из комнат. А мать долго уговаривала отца позвонить кому-то из своих знакомых, пока он не согласился и не позвонил в Казань заведующему отделом культуры обкома. Тот соответственно перезванивал в Москву своему большому начальнику. И в результате в это театральное училище позвонили из отдела культуры ЦК КПСС. Валиду приняли на курс режиссера Самойлова без экзаменов и собеседования, в порядке исключения. Отец был очень недоволен, но Валида просто светилась, и мать успокоилась. Нафиса перевели в московскую школу, где учились многие дети из «элитного» дома.

По утрам к зданию школу подъезжали черные «Волги» и несколько длинных «Чаек». Был даже один большой «ЗИЛ», который принадлежал внучке кандидата в члены Политбюро. И Нафис пошел в эту школу. Ему было уже девять с половиной лет. Именно в этой школе и начались драматические события, которые так повлияли на его судьбу.