В приемную набивались люди, кто-то принес нож, чтобы обрезать шарф, на котором повесился президент банка, кто-то снимал это страшное зрелище на свой мобильный телефон. Дронго обратился к окаменевшему от неожиданности старшему помощнику:

– Где его мобильный телефон? Принесите мне его телефон. Немедленно!

– Какой телефон? – не понимал, что происходит, находившийся в полной прострации Николо Кармесси. – Зачем вам его телефон?

– Возьмите его телефон. – Дронго толкнул секретаря и еще какого-то мужчину, который пытался преградить ему путь, и бросился к столу самоубийцы. На столе лежали два мобильных телефона. Он взял сначала один телефон, просмотрел звонки и схватился за второй. Его никто не знал в банке, и многие решили, что это работает приехавший следователь. Но один из охранников, возмутившись появлением незнакомца, бросился к столу, чтобы отобрать телефоны. Вейдеманис, стоявший рядом, толкнул его, и охранник упал на женщину, которая схватила Кармесси за локоть, опрокидываясь вместе с ним. Возникла свалка, все трое упали на ковер.

Дронго просмотрел оба телефона и положил их обратно на столик. Другой охранник, успевший подбежать к нему, оттолкнул его от стола и гневно закричал:

– Уйдите! Здесь нельзя никому находиться! Сейчас приедет полиция. Мы их уже вызвали.

Дронго попытался протиснуться в приемную, но люди продолжали прибывать, слух о трагедии уже разнесся по всем кабинетам. Наконец ему удалось пробиться, и он увидел секретаря Локателли. Это была миловидная блондинка лет тридцати пяти с пышными формами. Очевидно, Локателли так представлял себе престиж руководителя столь важного финансового учреждения, как национальный банк. У нее были заплаканные глаза и размазанная по лицу тушь. Он понимал, что у него в запасе есть только несколько минут. Сейчас приедут следователи, сотрудники прокуратуры, офицеры полиции, и у него не будет никакой возможности оставаться в этом помещении.

– Примите мои соболезнования, – сказал Дронго, обращаясь к женщине, – он был прекрасным человеком. Я много лет его знал. Скажите, ему не было звонков за последний час?

– Я не помню, – заплакала женщина, – ничего не знаю. Он был таким хорошим человеком.

– Как вас зовут? – спросил Дронго, чтобы она смогла внятно ответить хотя бы на один вопрос.

– Паола, – ответила женщина.

– Скажите, Паола, кто ему звонил за последний час, – настаивал Дронго.

– Не помню, я сейчас ничего не помню, – отмахнулась она и снова заплакала.

Дронго повернулся и снова начал протискиваться через толпу, чтобы найти Кармесси. Наконец он его обнаружил. Тот сидел на стуле у входа и тоже плакал. Было непривычно видеть щеголевато одетого итальянца плачущим как ребенок. Дронго уселся рядом на стул.

– Послушайте меня, синьор Кармесси, – взял он за руку хнычущего помощника, – вы еще успеете поплакать. Мне важно знать, с кем разговаривал сегодня ваш шеф. Вы можете это узнать прямо сейчас?

Кармесси только качал головой, продолжая плакать. Двое охранников все-таки принесли лестницу и, срезав шарф, бережно сняли тело, несмотря на возражения остальных. Тело покойного положили прямо на ковер. Все толпились вокруг, давая советы и свои рекомендации. Никто не понимал столь странного поступка президента национального банка. Дронго потряс Кармесси:

– Вы в состоянии разговаривать? У кого я могу узнать про сегодняшние звонки?

– У Паолы, – сумел выдавить помощник.

– Стадо баранов! – разозлился эксперт. Он снова поднялся и, уже не церемонясь, буквально разбросав толпившихся при входе в кабинет людей, вышел в приемную. Паола сидела на стуле, и ей капали какое-то лекарство. Незнакомая женщина лет пятидесяти в светло-зеленом платье пыталась успокоить секретаршу.

– Паола, скажите наконец, кто ему сегодня звонил? – прокричал Дронго. Вокруг уже все кричали, говорили, шумели, и ничего не было слышно.

Она отмахнулась. В этот момент зазвонил городской телефон. Стоявшая рядом женщина взяла трубку и передала ее Паоле. Та привычно ответила:

– Слушаю вас, – и, услышав голос, снова заплакала. Затем, всхлипывая, произнесла: – Я рада за ваших детей, синьора Локателли. Но у нас случилось несчастье. Нет, я не могу с вами говорить, простите меня.

Она протянула трубку другой женщине, и та, взяв телефон, сказала:

– Извините, синьора Локателли, у нас несчастье. С вашим мужем. Он… он… – Она запнулась, очевидно, подыскивая нужные слова, и вдруг выпалила: – Он отравился.

Видимо, на другом конце провода супруга руководителя банка изумилась таким ответом. Чем именно мог отравиться ее супруг? Она потребовала объяснений. Паола громко плакала, а стоявшая рядом женщина пыталась что-то объяснить в трубку. Дронго сел рядом с Паолой, взял ее руку. В приемную уже вошли сотрудники прокуратуры и жандармы, которые оттесняли всех из кабинета в коридор.

– Паола, – обратился к ней Дронго, – что случилось с детьми синьора Локателли? Почему вы сказали, что рады за них?

– Они ушли кататься на лодке втроем с местным лодочником и не вернулись вчера вечером, – пояснила секретарша. – Синьор Локателли так сильно переживал. Но, слава Богу, там ничего не случилось. Иначе это был бы двойной удар для несчастной женщины. Девочки вернулись домой на автобусе. А синьор Локателли… – Она снова заплакала, повторяя: – У него был такой стресс.

– Кем вы работаете в банке? – спросил один из сотрудников прокуратуры, обращаясь к Дронго.

– Я их клиент, а не сотрудник, – пояснил эксперт.

– Тогда выходите отсюда. Сейчас приедет прокурор города. Подождите, пожалуйста, в коридоре. Я прошу всех выйти отсюда. Синьоры и синьорины, прошу всех покинуть кабинет.

Люди начали выходить в коридор. Николо Кармесси тоже вышел, его буквально трясло. Полицейские и жандармы уже образовали коридор, по которому в кабинет покойного спешили высокопоставленные чины полиции. Через несколько минут приехал прокурор города. Дронго протиснулся к Кармесси и отвел его к окну.

– Успокойтесь, – попросил он, – мне нужно срочно с вами переговорить.

– Это такое несчастье, – всхлипнул Кармесси.

– Большое, – согласился Дронго. – Вы говорили, что там были какие-то проблемы с его девочками? Какие именно проблемы?

– Это все глупости, – отмахнулся помощник, – наш синьор Локателли был изумительным человеком.

– Я не сомневаюсь, что он был замечательным человеком. Только вспомните, что именно произошло с его девочками? Быстрее, у меня мало времени.

Дронго схватил несчастного за плечи и сильно встряхнул его.

– Не нужно меня так трясти, – возмутился тот, – ничего не случилось. Вчера они поехали кататься на лодке и в назначенное время не вернулись. Все очень переживали, но девочки позвонили отцу и сообщили, что у них все в порядке. Правда, он сильно нервничал и вчера сразу уехал домой. Но я его понимаю. Если бы моя крошка выросла и перестала бы мне звонить… – глаза у него снова наполнились слезами.

– Сколько лет вашей «крошке»? – поинтересовался Дронго.

– Только десять, – всхлипнул Кармесси. – Но они сразу перезвонили отцу.

– Понятно. – Дронго увидел, как к нему протискивается Эдгар.

– Нам здесь делать нечего, – сказал он, обращаясь к эксперту.

– Мне еще нужно срочно позвонить Мортону, – задумчиво произнес Дронго.

Они начали протискиваться к выходу.

– Синьоры и синьорины, – громко сказал один из вице-президентов банка, – мы просим всех сотрудников вернуться на свои рабочие места, а всех клентов покинуть помещение банка. Если понадобится, вас пригласят. Всем разойтись по своим местам, – повторил он, обращаясь к сотрудникам.

Все начали медленно расходиться. Такого никогда еще не было за всю историю Банка Италии. Перед тем как уйти, Дронго в последний раз обратился к Николо Кармесси:

– Кто еще звонил вашему шефу вчера или сегодня?

– Это знает только Паола, – отмахнулся тот.

Паола уже сидела в приемной в окружении полицейских и следователей, давая показания. Дронго огорченно вздохнул и пошел к выходу. Вейдеманис последовал за ним. Внизу дежурившие жандармы переписывали паспортные данные каждого из клиентов, находившихся в банке.

Предъявив свои паспорта, они вышли из банка. Дронго достал телефон и набрал номер Мортона.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался он.

– Нормально. Рана не такая тяжелая, все будет в порядке. Как у вас дела? Вы полетели в Рим?

– Да, мы сейчас в Риме. Здесь произошло несчастье. Синьор Локателли повесился у себя в кабинете.

– Что вы говорите? – изумленно проговорил Мортон. – Его убили? Это убийство?

– Нет, – ответил Дронго, – боюсь, что все гораздо хуже. Это самоубийство. Мы сидели в кабинете у его старшего помощника. И в приемной было несколько человек, когда они открыли дверь и увидели его повесившимся. Никакого убийства быть не может, я почти уверен, что это доведение до самоубийства. Мне нужна ваша помощь.

– Какая помощь? Я нахожусь сейчас в Лондоне, в таком положении. А вы в Риме.

– Через американское посольство вы можете все сразу проверить, – посоветовал Дронго. – У них есть дежурные офицеры ФБР, которые работают во всех ваших представительствах за рубежом. Как и сотрудники ЦРУ. Мне нужно знать имена владельцев телефонов, номера которых я вам сейчас продиктую.

– Я вас понял, – ответил Мортон, – говорите номера. Я попытаюсь связаться с нашим посольством здесь, чтобы они мне помогли. Может, сумею уговорить их позвонить в наше посольство в Риме.

Дронго начал диктовать номера. Шесть номеров, которые он запомнил на обоих телефонах погибшего. Некоторые повторялись по несколько раз. Мортон все записал и пообещал:

– Постараюсь вам помочь.

Дронго убрал телефон и, повернувшись, увидел улыбающегося Вейдеманиса.

– Ловкость рук и никакого мошенничества, – сказал тот. – Ты просто молодец, успел запомнить номера.

– Только шесть номеров. Пока они все кричали и плакали, как в типичной итальянской опере, я смотрел на эти номера, – пояснил Дронго. – По-моему, я тебе однажды рассказывал, что знал семью Гарри Каспарова с самого детства. Он был на несколько лет младше меня. Но, несмотря на разницу в возрасте, я дружил с его дядей – Леонидом Вайнштейном и его двоюродным братом Тимуром Вайнштейном. Поэтому знал и Гарри Каспарова, который был Каспаровым по маме. Однажды в разговоре с моим отцом он сказал, что никогда не записывает номера телефонов, а просто запоминает их. И это меня тогда поразило. У него была феноменальная память. А я всего лишь запомнил шесть номеров. Может, поэтому я не умею играть, как Каспаров.

– Не только, – улыбнулся Эдгар, – для этого нужен еще и талант. Хотя каждый должен заниматься своим делом. Ты – расследовать преступления, а он – играть в шахматы. Что мы теперь делаем?

Дронго взглянул на часы.

– Нужно возвращаться в аэропорт и срочно лететь обратно в Лондон. Но если я сегодня не поеду к Джил, она просто перестанет со мной разговаривать.

– На ее месте я бы подал на развод, – заметил Вейдеманис.

– В таком случае я лучше поеду, – решил Дронго. – Встретимся завтра утром в аэропорту. Ты знаешь, что я бы пригласил тебя к нам.

– Нет, – возразил Вейдеманис, – мы с тобой однажды договаривались. Я не должен знать, где они живут, и ты не должен меня туда возить. Иначе однажды я случайно, в бреду или под пытками, под влиянием лекарственных препаратов или в состоянии гипноза выдам это место. Так нельзя. Мы договаривались раз и навсегда. Кроме тебя, никто не должен знать их место жительства.

– Тогда встретимся утром в аэропорту, – предложил Дронго.

– Я прямо сейчас туда поеду, – сказал Вейдеманис. – Закажу по телефону номер в аэропортовском «Хилтоне» и немного высплюсь. Завтра утром увидимся. Счастливо. Передай привет Джил.

Дронго уже поднимал руку, останавливая такси. Он знал, что еще дважды поменяет машины, чтобы исключить возможность любого наблюдения. А к банку уже спешили тележурналисты различных компаний.