На ужин мы спустились только в половине девятого, когда все остальные были уже внизу. Гулсум помогла матери, в отличие от Рахимы, которая еще целый час приводила себя в порядок, жалуясь, что не может появиться перед людьми в таком заплаканном виде. Затем все-таки переоделась, намазалась, причесалась и спустилась вместе со мной. На нас смотрели шесть пар глаз. Я заметил укоризненный взгляд матери, но промолчал. Чем меньше они будут общаться с моей женой, тем лучше будет для всех нас.

С правой стороны стола сидели Салим Мухтаров с женой и Гулсум с мужем. Напротив них расположились мои родители. Места рядом с ними были оставлены для нас. Отец повернулся и, взглянув на нас, лишь покачал головой. Я на всю жизнь запомнил этот его взгляд. В нем было некоторое презрение и жалость ко мне, так и не сумевшему создать нормальную семью.

Мы сели рядом с моими родителями. Не могу сказать, что сервировка здесь была более изысканная, чем в доме моего отца в Лондоне. Но в самой окружающей обстановке было что-то новое, какой-то внутренний шарм. Постоянно слышался шум ветра, за окнами шел сильный снег. А мы словно были отрезаны от всего мира. И в теплой, просторной столовой собрались отметить Рождество. Впервые в таком необычном составе. По-моему, даже Рахима осознала необычность момента.

Вино было, как всегда, отменным, в основном привезенным из Лондона. Мы сидели за столом и слушали Тудора, который рассказывал веселую историю о двух своих друзьях, попытавшихся наладить бизнес в Аргентине во время государственного дефолта. Тогда там за несколько дней сменилось четыре или пять президентов. Я подумал, что в России все было иначе. Ельцину тогда удалось усидеть на месте, хотя после дефолта гнев людей мог быть обращен только на него. Но он ловко перевел гнев людей на правительство, поменяв за полтора года пять или шесть премьеров. В девяносто девятом году у нас в гостях был один известный английский экономист, который признался, что в момент дефолта был абсолютно убежден, что наступил крах российской экономики. «Ни одно государство, ни один режим не смогли бы выстоять после такого!» – восклицал англичанин. И мне тоже казалось, что всеобщий развал и жуткая инфляция гарантированы на многие годы. И вдруг произошло чудо. Правительство Примакова сделало, казалось бы, невозможное, сумев за несколько месяцев стабилизировать ситуацию и наладить экономику. Никто не понимал, как это произошло, но они это сделали.

В мае Примакова убрали, потом быстро убрали следующего премьера, назначили еще одного. Наконец Ельцин ушел. Я все время думал о Примакове. Ведь его тогда просто «кинули». А он, по существу, спас страну, сумел остановить ее в нескольких сантиметрах от падения в пропасть. А его просто выгнали из правительства, даже не поблагодарив, и потом провели безнравственную кампанию по его дискредитации. Вот она, благодарность «монархов»! Пока Тудор говорил о похождениях своих друзей в Аргентине, я смотрел на Гулсум. Было заметно, что она расстроена, но сестра держалась молодцом, стараясь не показывать своего состояния. Елена, как всегда, была вызывающе обворожительна и сексуальна. Мухтаров плоско шутил. Моя мама сидела молча, не реагируя на шутки. Кажется, ее просто достало поведение Рахимы. А моя жена, напротив, была внешне весела и беззаботна, словно не было скандала, устроенного этой истеричкой всего полтора часа назад. Она даже смеялась над шутками Тудора.

В этот роковой для нашей семьи вечер мы сидели за столом, не подозревая, что уже очень скоро все наше благодушие останется в прошлом и тень трагедии этого ужина ляжет на всю оставшуюся нам жизнь.

Мать принесла очередное блюдо, когда мы почувствовали, что нужно сделать перерыв. Мужчины поднялись и прошли в кабинет, чтобы попробовать тот самый коллекционный коньяк, а женщины остались за столом. Я с некоторой опаской оставил Рахиму рядом с моей матерью и сестрой, полагая, что у нее хватит ума откровенно им не хамить.

Через некоторое время к нам в кабинет вошла Лена, как всегда двигаясь грациозно, словно кошка. Войдя, она лениво спросила:

– Вы будете сидеть здесь или все-таки вернетесь к нам? Женщинам бывает скучно без мужчин.

– Как вы прекрасно говорите! – восхитился Тудор. – Господин Мухтаров, у вас очень умная супруга.

– Я знаю, – кивнул этот надутый индюк.

– Пойдемте, – позвала нас Лена. – Что-то стало совсем скучно. А хорошей музыки у вас нет?

– Есть, – кивнул отец. – В гостиной есть DVD-проигрыватель и несколько хороших дисков.

– Нужно было сказать об этом раньше, – вошла в кабинет Гулсум, – но я тоже DVD не заметила.

– Он стоит на комоде, – пояснил отец. – Когда я первый раз был здесь, мне все показали.

– Тудор, ты много пьешь, – заметила Гулсум и, подойдя к мужу, взяла у него бокал с коньяком.

– Сегодня ночью мне не надо садиться за руль, – улыбнулся Тудор. – В такую погоду мы все равно никуда не уедем, даже на «Хаммере».

– Вот, все перебрались в кабинет, – вошла к нам Рахима, – это нечестно. Или вы хотите сидеть только здесь?

– Нет, – отозвался отец, – мы еще должны вернуться и попробовать блюда, которые приготовила Машпура. Рождественский ужин не бывает таким коротким.

– Ильгар, – обратилась ко мне Рахима, – может, мне тоже попробовать коньяк? Я его никогда не пила. – Она провела пальцем по ободку пустого бокала.

Я заметил, что в присутствии Тудора она становилась более раскованной, словно хотела ему понравиться. А в присутствии Елены – более наглой, будто могла превзойти ее в искусстве обольщения.

– Не нужно тебе пить коньяк. – Я отобрал у нее пустой бокал.

– У меня все готово, – объявила моя мать.

Теперь мы все оказались в кабинете, словно решили именно здесь продолжить ужин.

– Давайте вернемся в столовую, – предложил отец. – У нас впереди еще десерт. Это китайский десерт: зажаренные фрукты с орехами. По рецепту, который мне дали еще в Непале.

– За вашу семью! – поднял бокал Салим Мухтаров.

Мы все тоже подняли бокалы. Отец повернулся, посмотрел по сторонам, но, вспомнив, что оставил свой бокал на шахматном столике возле входа, подошел к нему. Рядом стояла моя мать. Отец взял бокал и поднял его, улыбаясь всем нам. Затем сделал несколько глотков. И вдруг поставил бокал на столик, едва его не опрокинув, как-то неловко взмахнул рукой и упал на пол. Вернее, он не сразу свалился, а сначала начал оседать. Но все равно мы не успели даже к нему приблизиться.

Наступило секундное замешательство. Потом, словно это происходило на замедленных кадрах фильма, все бросились к нему. Мама наклонилась к отцу первой, я подбежал вторым, за мной Гулсум. Даже Салим Мухтаров сделал несколько шагов по направлению к телу моего отца. Я еще не понимал, что случилось, но уже задыхался от ужаса. Мать принялась тормошить отца, Гулсум попросила ее отодвинуться. Мне пришлось схватить мать и держать ее, пока Гулсум расстегивала отцу рубашку, стараясь понять, что с ним такое. Она не стала делать ему искусственного дыхания, испугавшись, что это может быть инфаркт, при котором больного трогать нельзя. Но у отца уже не работало сердце.

Bce вокруг суетились, кто-то принес воды, Гулсум еще пыталась нащупать пульс на шее отца. Мы все стояли вокруг потрясенные, даже Рахима, приоткрыв рот, испуганно смотрела на тело. У меня тряслись руки, и я подумал, что моя сестра сильный человек, если может что-то делать в такой момент. Но через несколько минут она подняла глаза и покачала головой. Мать не закричала, только как-то осела и тихо заплакала. В кабинете наступила абсолютная тишина. Было слышно только завывание ветра.

Гулсум протянула руку, застегнула пуговицы на рубашке отца и начала подниматься. Но неожиданно вновь наклонилась к его лицу. Я думал, что она хотела его поцеловать. Но Гулсум только шумно втянула воздух. Затем наклонилась еще ниже, словно хотела уловить дыхание отца или почувствовать запах из его рта. Наконец, подняв голову, посмотрела на нас.

– Мне кажется, – сказала она, явно колеблясь, – я думаю…

Гулсум встала и взяла бокал отца, который он успел поставить на столик, и понюхала оставшуюся в нем жидкость. Потом снова медленно обвела взглядом всех присутствующих.

– Что происходит? – не выдержала Рахима. – Почему ты так на нас смотришь?

– Это не инфаркт, – ответила Гулсум каким-то чужим голосом. – У него не было сердечного приступа. Его отравили. Это был яд.

Никто ничего не переспросил. Просто все замерли еще раз. Первой заговорила моя мать:

– Ты хочешь сказать, что его…

– Да, – торопливо подтвердила Гулсум, не дав ей закончить фразы, – его отравили.

На этот раз мать обвела всех нас тяжелым взглядом. И мне показалось, что более неприязненно, чем на всех остальных, она посмотрела на Лену Сушко. Я тоже взглянул на нее и сжал кулаки. Возможно, отца убили из-за нее. Салим Мухтаров не самый последний идиот, если сумел стать мультимиллионером. Наверное, он знал об отношениях его жены с моим отцом. Или догадался, или увидел сегодня. В любом случае этот тип стал бы действовать. Искать наемного убийцу было бы сложно, учитывая общественное положение отца. А вот самому… Хотя почему самому? Если вспомнить визит вчерашнего неизвестного гостя и сегодняшнее появление кого-то в саду… Почему Мухтаров пошел в другую сторону от отца? Почему, выйдя из дома, они разделились? Я точно помнил, что, появившись в саду, сначала нашел Мухтарова, а потом мы с ним вместе пошли искать отца. Может, он хотел помочь убийце? Или специально отошел, чтобы не быть свидетелем?

Я тоже повернулся и посмотрел на Мухтарова. Тот стоял с растерянным видом. Может, он и не подозревал, что человек погибает так быстро и страшно? Или все продумал до конца, а теперь только изображал сожаление? Я был готов броситься на него с кулаками. Если выяснится, что это он отравил моего отца, я забью его палками, задушу своими руками и не знаю, что еще с ним сделаю. Но сейчас нужно успокоиться, иначе я не смогу поддержать мать в такой сложной ситуации. Надо вести себя по-другому.

Мне было ясно, что никто чужой не мог войти в дом. Входные двери были заперты, жалюзи на первом этаже – опущены. Сверху никто не мог спуститься и пройти в кабинет по коридору. Мы обязательно его заметили бы. В доме никого больше не было. Только свои. Мне вспомнилось, что французы в таких случаях говорят: «Предают только свои». Но неужели кто-то из своих предал моего отца? Нас было восемь человек. Нет, я ошибся, уже семь. Его сын, невестка, дочь, жена, зять, любовница и ее муж, его близкий друг и компаньон. Вот так. И теперь предстояло среди них найти убийцу. По-моему, вывод напрашивался однозначный. Если даже я смог узнать тайну отношений Лены Сушко с моим отцом, то Салим Мухтаров тоже мог ее узнать или догадаться. Кроме того, я сам слышал, что любовники встретились не в первый раз. А это значит, что Мухтаров мог проследить за ними и раньше. И сделать соответствующие выводы. Мотив явно присутствовал. Никто другой просто не мог быть убийцей. Или я ошибаюсь?

– Что происходит? – спросила Гулсум. – Здесь ведь больше никого нет. Или кто-то остался в доме?

– Нет, – глухо ответил я, стараясь не смотреть на пол.

Было неуютно и холодно. Мы начали осознавать весь ужас случившегося. Отца только что убили, в этом больше не было никаких сомнений. Коньяк пили многие из присутствующих, но погиб именно он. В кабинет никто больше не входил. Значит, убийца среди нас. Один из тех, кто сейчас стоял рядом со мной и невозмутимо смотрел на дело своих рук. А я должен был сохранять спокойствие, забыв о пистолете, который лежал в комнате отца. А мне хотелось достать оружие и выпустить всю обойму в лицо Салима Мухтарова. Только он мог быть убийцей.

– Надо позвонить в полицию, – сказал я, не узнавая своего голоса.

– Верно. – Тудор протиснулся ко мне, обнял Гулсум за плечи, поцеловал ее в щеку. – Давайте перенесем его на диван и чем-нибудь накроем, – предложил он.

Мы вместе с ним перенесли ставшее очень тяжелым тело отца на диван. Я едва сдерживал свои чувства, продолжая твердить себе, что пока не время для обвинений. Сначала необходимо доказательно убедиться, что убийца – Мухтаров. Я снял с себя пиджак и набросил его на голову отца, чтобы никто не видел его лица. Затем опять оглядел всех присутствующих.

– Лучше накрыть его простыней, – предложила Рахима. – Я сейчас принесу из нашей комнаты.

Она повернулась, чтобы выйти, но я остановил ее страшным криком:

– Стой! Не смей никуда уходить!

Рахима замерла на месте и изумленно уставилась на меня. При людях я никогда не позволял себе так кричать на нее.

– Никто не выйдет из этой комнаты, – хрипло проговорил я. – Здесь нет чужих. Никто посторонний не мог его отравить. Значит, убийца сейчас находится здесь. Если кто-то попытается выйти, мы будем считать его преступником.

– Какой ужас! – прошептала Лена. У этой суки в глазах было только любопытство. Ну, может, некоторое сожаление. Но никак не страх и не горе. Похоже, случившееся ее не очень потрясло. Я почувствовал, что начинаю эту стерву ненавидеть. Как она может вести себя так спокойно? Ведь только несколько часов назад была с моим отцом… Или я хочу слишком многого от такой дряни. Или убийцей может быть не только мужчина, но и женщина?

– Что вы предлагаете? – спросил Салим. Хорошо, что он обратился ко мне на «вы». Если бы он вдруг перешел на «ты», я начал бы его бить прямо в тот же момент.

– Обыскать всех, – твердым голосом объявил я, понимая, как нелепо это звучит. Но другого выхода не было. Только так мы могли установить убийцу. Бокалы брал мой отец, и бутылка была у него в руках. Значит, убийца успел бросить яд после того, как узнал, где чей бокал стоит. Остатки яда или емкость, в которой он хранился, должны находиться у одного из присутствующих. Две женщины вошли в кабинет с сумочками – моя жена и Лена Сушко. В первую очередь нужно будет осмотреть их сумочки. Но проверить надо всех.

– Как это обыскать? – спросила Лена. – Вы хотите устроить обыск прямо здесь?

– Да. – Я видел, что все недоумевают, но решил твердо стоять на своем. Другого пути нет, чтобы узнать имя убийцы. И если это Мухтаров, то он не доживет до завтрашнего утра. А потом пусть меня судят.

– Что ты предлагаешь? – набросилась на меня Рахима. – Какой обыск? Ты разве следователь или прокурор? Сам говорил, что нужно позвонить в полицию.

– Сначала проведем обыск, – уверенно возразил я. – Кто-то бросил яд в бокал несколько минут назад. Значит, мы найдем этот яд.

– А это интересная идея, – поддержал меня Тудор. – Только как мы ее исполним?

– Все разденемся до нижнего белья, – предложил я, – а потом женщины осмотрят женщин, а мужчины – мужчин. Так и узнаем имя убийцы.

– Женщины тоже разденутся? – гневно уточнила Рахима.

Вместо того чтобы меня поддержать, моя жена пыталась мне помешать. Никогда не прощу ей этого предательства!

– Как ты себе это представляешь? – спросила мама. – Нам всем раздеться до нижнего белья? Это неудобно. Не нужно позорить всех перед гостями. Я думаю, можно обыскать и так, проверить одежду.

– Кто будет проверять? – задал вопрос Мухтаров. – Если Ильгар считает, что убийца среди нас, значит, в первую очередь он подозревает меня и мою жену. Все остальные тут близкие родственники Джапара. И разумеется, они вне подозрений. Неужели нам нужно раздеться догола, чтобы вы нам поверили?

Я подумал, что он нарочно ведет себя так, чтобы отвести от себя подозрение.

– Я не говорил, что подозреваю именно вас, – заявил я, но тут вмешалась Лена:

– Салим, ты напрасно так нервничаешь. Нужно смотреть детективные фильмы, в них бывают такие истории. Ты напрасно считаешь, что мы – единственные подозреваемые. В таких случаях полиция прежде всего проверяет близких родственников. Поэтому нужно обыскать абсолютно всех.

Я подумал, что доля истины в ее словах, конечно, есть. Но в тот момент меня больше интересовал конкретный убийца.

– Давайте сделаем так, – предложил разумный Тудор. – Сначала Ильгар обыщет меня и господина Мухтарова. А потом вы, господин Мухтаров, проверите Ильгара. Так же сделают и женщины. Сначала Гулсум проверит Рахиму и госпожу Мухтарову. А потом кто-нибудь проверит Гулсум.

– А ее? – Лена показала на мою мать.

– Как вам не стыдно! – сразу вступилась за маму Гулсум. – Что вы себе позволяете?

– Ничего не позволяю, – нагло ответила Лена. – Если вы собираетесь нас обыскивать, подозреваете в убийстве, хотите раздеть догола, то почему должны быть какие-то исключения? Может, его как раз отравила собственная жена? Не обижайтесь, я это говорю только как предположение.

– Спасибо, что не назвали ее имени! – зло крикнула Гулсум.

– Жены часто убивают из ревности, – вдруг заявила Лена.

Я застыл на месте, вспомнив, как мама поднялась к нам на третий этаж. Ведь логично было предположить, что до этого она могла заглянуть на второй, а там увидеть примерно такую же картину, которую узрел ее сын. Тогда я не в силах представить себе ее реакцию.

Или, может, Лена что-то знает? На что-то намекает? Мама могла подняться на второй этаж, увидеть то, что не должна была видеть, и потом, взяв себя в руки, подняться к нам. Поговорила со мной, спустилась вниз, не выдавая себя, что знает всю правду. А если она приняла решение, то могла его осуществить. Ведь и отец как раз сегодня говорил, что она всегда все просчитывает заранее, никогда в жизни ничего не забывает, не упускает никакой мелочи. Я посмотрел на маму и не понял выражения ее лица. Почему она не кричит, не бьется в истерике, ведь они прожили вместе почти тридцать пять лет? И кстати, мама стояла у шахматного столика, когда там находился бокал отца. Неужели Елена права? Неужели мать могла решиться так страшно отомстить мужу за измену? Возможно ли такое?

– Давайте проверим всех без исключения, – предложил я, и Гулсум тяжело вздохнула, качая головой.

В тот момент она, наверное, посчитала, что я предал мать. Но моя сестра не видела картинки, которую наблюдал я в спальне родителей.

– Как это без исключения? – уточнила она.

– Проверим всех, – твердо повторил я. – Сначала ты обыщешь остальных женщин, потом Елена посмотрит, что есть у тебя и у нашей мамы. Не будем делать никаких исключений, чтобы не вызывать ненужных подозрений.

– Ты слышишь, что он говорит? – обратилась Гулсум к матери.

Но та лишь отстраненно махнула рукой:

– Делайте что хотите.