Жо дрожит. Ему так холодно, что невозможно терпеть, и холод этот – жалящий, мучительный, яростный. Словно кости много часов подряд пролежали в холодильнике.
И теперь он – ледяной скелет…
Замерзшая мясная туша.
И вдобавок – невыносимые спазмы в желудке. Будто стальные тиски, они сжимают все внутри, выкручивают кишки так, что приходится корчиться и выгибаться, чтобы хоть как-то уменьшить боль. Помогает слабо и ненадолго. Уже и так согнувшийся в три погибели, Жо пытается скрючиться сильнее – наверное, чтобы исчезнуть полностью и унести с собой мерзкую мýку, терзающую мышцы и внутренности. Кишки, изъеденные ядом, похожи на насос, вбирающий в себя все, что шевелится и живет, в том числе и кровь, которая, если верить ощущениям, застыла в жилах. Безжизненным, холодным, ссохшимся – таким было бы тело, если бы не ледяной пот, покрывающий его с ног до головы, словно пленка, одновременно тягучая и липкая, сочащаяся смертью.
Тошнота. Судороги. Спазмы…
А потом возникает мысль – одна-единственная, настоятельная, навязчивая. Нужна доза! Срочно, под страхом смерти. Жо делает над собой усилие, сплевывает гнусное ругательство, изрыгает свою боль протяжными стонами, пытается шевельнуть ногой, рукой, разлепить веки… И сразу сдается. Нужно подождать. Криз пройдет, как проходят мерзкие часы этой угасающей по спирали, тошнотворной жизни.
Жо снова погружается в небытие – отныне его единственное прибежище.
Когда он открывает глаза, свет причиняет не меньше боли, нежели укол в сетчатку. Сознание взрывается, словно расстреливаемый из пулеметов склеп. Веки моментально смыкаются, и наваливается страх перед новыми муками. Все чувства обострены, Жо прислушивается к своим ощущениям. Мышечная боль ушла, желудочные спазмы тоже, его больше не мучают холод и тошнота. Но радоваться рано: если он не достанет героин – и быстро! – криз вернется с новой разрушительной силой. Нужно вставать, у него нет выбора и времени тоже нет – нужна доза. Побыстрее натянуть первое, что попадется под руку, снова сделать свое тело послушным – включиться в реальность, как подключают к источнику питания компьютер.
Жо собирается с силами, и ему в конце концов удается сесть на постели. Он сглатывает слюну, которая, словно наждачная бумага, продирает горло и пищевод, кажется, до самого желудка. Ему хочется пить. Он оглядывает комнату в поисках бутылки или стакана с водой – чего-нибудь, чем можно утолить жажду. В поле зрения попадает раковина, а над ней – водопроводный кран. Он настолько измотан последним приступом ломки, что встать получается только по прошествии многих долгих минут. Не глядя под ноги, Жо делает несколько нетвердых шагов, распихивая валяющиеся на полу газеты, несвежую одежду, грязные тарелки, какие-то объедки, перевернутые пивные бутылки, с остатками жидкости и пустые, и использованные шприцы. Спотыкается, восстанавливает равновесие, облизывает шершавым языком потрескавшиеся губы, доходит наконец до мойки и наклоняется, чтобы утолить жажду.
Мало-помалу движения становятся скоординированными, руки и ноги пусть не сразу, но начинают слушаться, тремор сходит на нет. Ценой ежесекундных мучений Жо собирает себя в кучу, не имея перед глазами ни схемы, ни инструкции по эксплуатации, и, как следствие, результат его не радует. Он чувствует себя разбитым, разобранным на детали. Задача – связать мысль с движением. Намерение с поступком.
Скоро в голове все становится на свои места. Неотложная потребность превращается в цель. Жо выворачивает карманы, перерывает квартиру и свою память в надежде найти несколько завалявшихся купюр – свой пропуск на острова «Trip and Dream», как он их называет; магическое средство, с которым он, возможно, доживет до завтра, не ощущая желания содрать с себя шкуру, вырвать волосы и глаза.
И чем дольше он ищет, тем быстрее его поглощает бездна. Он находит немного денег в своем тайнике «number three» – намного меньше, чем ожидал. И уж точно намного меньше, чем стоит доза. Тайники «number one», «number two» и «number four» безнадежно пусты. Катастрофа…
Черты его лица заостряются, зубы сжимаются. Жо ощущает, как сердце стучит в груди, и перспектива провести целый день без героина разворачивается перед глазами, словно дорога, испещренная ухмыляющимися демонами. Пережить это невозможно, он это точно знает, впереди только смерть. Нужна доза, и это вопрос выживания. Желудочные спазмы возвращаются – как всегда, эффективные до зубовного скрежета, но это лишь намек на боль, которая еще придет, прелюдия к страданиям, которые хуже самой боли. Ко всему добавляется стресс. Он усиливает напряжение, делает пытку неотвратимой.
Паника на борту…
Бледный как полотно, Жо в раздражении кружит по комнате, потом обхватывает голову руками в попытке укротить судорожно подергивающиеся мышцы. Страх перед новой ломкой – это как инъекция в мозг разъедающего яда, его действие моментально ощущается в каждой клеточке тела. Ему кажется, еще немного – и голова взорвется. Пользуясь моментом, тошнота, как волчок йо-йо, начинает скакать в горле вверх-вниз, подкатывая к самым губам.
Жо заставляет себя сделать вдох, потом еще один и еще. Возвращается к мойке, плещет себе в лицо водой. Ощущение прохладной влаги на коже на некоторое время заставляет забыть о разъедающей его изнутри мýке. Нужно раздобыть денег… Варианты теснятся в голове – имена, лица, номера домов и названия улиц. Обрывки фраз. Он перебирает в уме приятелей, кто мог бы помочь решить проблему, по крайней мере на сегодня. Дрожащими руками начинает перекладывать вещи, обшаривать весь этот хаос в комнате в поисках мобильного и в конце концов его находит. Несколько нажатий, и открывается список контактов. Имена пробегают перед глазами – нечувствительные к его боли, безучастные к его отчаянию. Никто из этих людей, он это точно знает, не согласится помочь.
Дойдя до буквы «М», Жо цепляется взглядом за слово. Не имя и не прозвище… «Мама». Сердце сжимается в груди – обескровленное, искромсанное этими танцующими перед глазами четырьмя буквами. Женское лицо возникает перед глазами, и он внезапно замирает, до головокружения опьяненный знакомым запахом, которого так давно не ощущал. Палец зависает над кнопками… Жо колеблется. Жестокая борьба между угрызениями совести и обидой вспыхивает у него в сердце, в душé, разъедает его изнутри: желание горько упрекнуть, обвинить, и такое же сумасшедшее, – услышать ее голос, сложить оружие, позвать на помощь. Вернуться домой. Наконец наступает момент, когда ненависть и вера перехлестывают через край, и он нажимает указательным пальцем на кнопку вызова, а в сознании, практически сам собой, формируется ультиматум: «Если она ответит, я завяжу. Лягу на детоксикацию. Перестану маяться дурью. Мы с ней будем общаться, как раньше. Я попробую. Наведу порядок в своей жизни».
Жо и сам не знает, верит он себе или нет. Но ему нужен повод для звонка. Нужно откуда-то взять силы, чтобы слушать гудки, раздающиеся в тишине его беспомощности. И каждая следующая секунда заставляет его затаить дыхание, останавливает время, подвешивает в пространстве безумную надежду, что все вот так, легко и быстро, может решиться.
После четвертого гудка включается автоответчик.
Жо закрывает глаза.
Раньше, чем успевает прозвучать ее голос, он нажимает на «сброс».
Потом несколько часов бродит от поставщика к поставщику, упрашивает, умоляет, рассказывает, как ему плохо. Водит по улицам свое изголодавшееся по наркотику, пище и любви тело, и его блестящие, обведенные кругами смерти глаза смотрят, кажется, не из глазниц, а прямо из поглотившей его черной ямы неутоленной наркотической потребности. Он заискивает перед ними, как дерьмо, хуже, чем собака. «Нет денег, нет наркоты!» Правило простое, действует для всех, и для таких отбросов, как он, исключений не существует. И тогда Жо срывается и катится по наклонной – длинный, головокружительный спуск в катакомбы человеческого достоинства. С рыдающим сердцем он переступает последний предел, отшвыривает принципы, плюет на остатки гордости. Предлагает свои услуги, свое тело, свой рот. На помойку моральные нормы, добродетель – туда же! Душу – в канаву… Приходится сносить презрение, оскорбления, а порой и побои, если его мольбы отвлекают людей от их занятий. Жо готов на все, он тонет в трясине абстинентного синдрома.
Близится полдень. Жо обошел всех знакомых, и ждать ему больше нечего. Силы покидают его, а боль атакует, и с ней – призрак ада на земле. Уже находясь на самом дне, он не может отделаться от чувства, что под ногами разверзается новая пропасть. До сих пор ему всегда удавалось найти дозу и ускользнуть от мучений. Подальше от презрения, от взглядов незнакомых людей и ненависти родных… Но сегодня ему кажется, что все потеряно и все двери неумолимо закрыты.
Сегодня он лишился всего.
Или, скорее, сегодня ему уже нечего терять.
И тогда он принимает решение, которое напрашивается само собой. Последний шанс не умереть в одиночестве, как кусок дерьма, как собака… Деньги он возьмет там, где они есть. Силой. Он просил вежливо, и это ни к чему не привело. Никто не стал его слушать, никто не услышал. Значит, он пойдет и попросит по-плохому. Потребует. В приказном порядке. С криком, чтобы точно знать, что тебя услышат и поймут. Он пригрозит. Возьмет столько, сколько захочет. Хватит быть жертвой! Он станет палачом – тем, кто распоряжается, тем, кого все боятся.
Жо мысленно пережевывает свою злость. С этой минуты она – его движущая сила. Он останется жить хотя бы для того, чтобы показать им всем, каков он на самом деле, чтобы однажды заставить заплатить за все… Он не отступится, он выживет, поднимется на эту гору, и все, кто сегодня захлопнул дверь у него перед носом, горько пожалеют о своем равнодушии, презрении и недоброжелательности. И не важно, во что это обойдется. Не важно, чем придется рискнуть ради утоления жажды мести и какие будут последствия и ущерб.
Сегодня ему уже нечего терять.
Жо случалось воровать по мелочам: шарить по карманам, вырывать сумки из рук, красть с прилавков. Чего не сделаешь с голоду… Мелкое воровство – жалкая добыча. Почти ни на что не годная. Пока однажды в метро он не стащил сумочку у молодой женщины самого что ни на есть благопристойного вида. Обычная горожанка, из тех, кто всю жизнь служит в конторе, прекрасная мать и примерная супруга. Жо вывернул содержимое сумки и нашел, что искал, – кошелек с несколькими спасительными банкнотами. И кое-что, чего не искал: пистолет. Маленький. Автоматический. Боязливые дамы носят такие в своих сумочках.
С полной обоймой.
Жо принес пистолет домой и положил в шкафчик над мойкой, на вторую полку, справа, – чтобы не бросался в глаза. И забыл про него. Он никогда не интересовался огнестрельным оружием. Но может и передумать, если вынудят обстоятельства…
К горлу снова подступает тошнота. Начинают мерзнуть кости. На первых порах не явный, холод постепенно усиливается, как туман, который распространяется по долине, неотвратимо проникает в каждый закуток, заполняет собой все пустоты, проскальзывает в каждую расселину. Тело превращается в оледеневший хрящ, самоё костный мозг – в лед, становится больно шевелиться, желудочные спазмы дают о себе знать узловатым эхом, внутренности выкручивает изворотливая угроза боли, и мысли о надвигающемся кризе заставляют отбросить последние сомнения.
Жо возвращается домой за пистолетом. Бабская пукалка… В его костлявой руке она кажется игрушечной. Он проверяет обойму: все патроны на месте. Аргумент, и весьма весомый. Ведь он хочет быть уверенным, что его услышат. И воспримут всерьез.
Жо выуживает из вороха одежды балаклаву – закрывающую лицо трикотажную маску с отверстиями для глаз. Жесты у него нервные, порывистые, тело передвигается само собой, как повозка без возницы… В поисках солнцезащитных очков он долго роется в мусоре на полу, на столе, на продавленном канапе, которое чаще всего служит ему постелью… ладно, местом, где можно поспать. Наконец находит очки и перчатки тоже.
Ну и что теперь?
Время поджимает, ломка с каждой минутой набирает обороты, отнимает силы. Впрыскивает озноб прямо в позвоночник. А потом душит в своих смертельных объятиях…
Сунув пистолет в правый карман куртки, балаклаву, очки и перчатки – в левый, Жо садится в первый попавшийся поезд RER. Выбирает станцию подальше от своего квартала – вокзал в спокойном парижском пригороде. Сойдя с поезда, какое-то время бродит по улицам, ищет объект. Банк? Слишком жирно для него. Может, почтовое отделение? Слишком много народу. Ресторан? Там нет наличных, клиенты обычно расплачиваются кредитками.
На углу улицы де-Терм он находит то, что нужно. Мини-маркет самообслуживания, устроенный в здании, некогда служившем складом, о чем беззастенчиво напоминает грубоватая нагота конструкций из бетона и стали, рассеянное неоновое освещение и некоторое отдаление от остальных уличных построек. Перед магазином – крошечный паркинг и только два авто. По-видимому, посетителей тут немного… Идеальное место.
Жо сглатывает комок в горле. И направляется к витрине – медленно, по-крабьи, потому что тело его напряжено от волнения, боли и острой потребности в наркотике. И от страха. Заглядывает через стекло. В магазине почти пусто. Возле кассы – молодая пара. Слева от них, по центральному проходу, грузная пожилая женщина катит инвалидное кресло, в котором сидит дама едва ли намного старше ее самой. Им навстречу направляется женщина средних лет, она только что вошла в магазин. Естественно, кассир… Вот, пожалуй, и все. Но нет, в глубине помещения еще кто-то есть. Жо вытягивает шею и встает на цыпочки, чтобы рассмотреть получше. Это женщина – молодая, и одна, без спутника. Отлично!
Жо колеблется, чувствует, как колотится в груди сердце – так, словно хочет вырваться из тюрьмы плоти и выпрыгнуть наружу. В правом кармане куртки он нащупывает рукоятку автоматического пистолета. Ствол на месте, от этого становится спокойнее. Жо шумно тянет носом воздух, потом вытирает сопли рукавом. Думай не думай, а идти надо, пока не набралось больше покупателей. Левой рукой он вытаскивает из кармана балаклаву и солнцезащитные очки и отходит от витрины, чтобы спокойно, не дергаясь, их надеть. В последнюю очередь натягивает перчатки.
Заставляет себя встряхнуться. И тут происходит мощный всплеск адреналина, который внезапно проснувшееся сознание впрыскивает ему прямо в сердце. Пора! Пора воспользоваться энергией страха, выжать максимум из своего ослабленного организма… Жо механическим жестом поправляет балаклаву, очки на носу, потом вытаскивает пистолет.
И широкими нервными шагами преодолевает расстояние, отделяющее его от входа в магазин.
Распахивает дверь.
Заскакивает внутрь и кричит:
– Все на пол! Кто шевельнется, получит пулю!