Дата катастрофы в Солнечной системе

Занимаясь изучением данных о марсианском грунте, полученных зондом Феникс, оснащённым манипулятором для рыхления почвы, Пётр Иванович Портнов вспомнил свои изыскания в семидесятых годах в зоне вечной мерзлоты. И было отчего. Зонд, совершенно очевидно, сел на грунт в такой же зоне мерзлоты, только не земной, а марсианской. Под слоем магнитного «песка», которым усыпана вся планета, манипулятор зонда отрыл водяной лёд, а вовсе не сухой, как ожидалось, и самую настоящую слоистую глину с соединениями карбоната кальция – известняка. Анализ среды показал, что она щелочная: РН 8-9. Почва, что называется, – бери и высаживай рассаду! И магний, и натрий, и хлор, – все микроэлементы в наличии. И никакой сжигающей перекиси. Вот те на! Получается, что Марс покрыт красными корами – разновидностью плодородных почв, встречающейся в настоящее время на Земле только в Африке и в Индии. Но для формирования глин вообще, а красных кор – в частности, необходимо постоянное присутствие воды в жидком виде и тёплый климат. Значит, Марс засыпанный оксидом и гидроксидом железа с примесью железистых глин и сульфатов кальция и магния некогда имел тёплый климат, обилие воды и самое главное – свободного кислорода. То есть имел растительность, способную вырабатывать из углекислого газа кислород. Да еще в каких объемах! Ведь на окисление того самого магнитного железного песка, укрывающего всю планету, должны были уйти триллионы тонн свободного кислорода. Откуда он мог взяться, как не из бывшей атмосферы? Но и в атмосфере он бы тоже не задержался, вступив в соединения с элементами, устилающими поверхность планеты. Без растительности, воспроизводящей его постоянно, кислород просто не мог длительное время оставаться в атмосфере.

Итак, что мы имеем?

1. Южное полушарие Марса, покрыто тысячами ран ударных кратеров. Особенно выделяются из них Эллада, Исида и Аргир. Кратер Эллада представляет собой эллипс размером – 2000 км на 1600 км с валом вокруг него шириной 400 км. Исида – 1000 км в диаметре, Аргир – 630 км. Согласно весьма приблизительным расчётам, исходя из земных, значительно меньших, аналогов, их оставили три гигантских болида в 200 км, 100 км и 60 км в диаметре. Нет сомнений в том, что это обломки одного и того же небесного тела, разрушенного гравитационным ударом – пределом Роша, на расстоянии 2-3 радиусов Марса. Аналог этого явления жители Земли могли наблюдать при падении кометы Шумейкера-Леви на Юпитер 16 июля 1994 года, когда, достигнув предела Роша Юпитера, небесное тело было раздроблено ударом гравитационной силы планеты на более мелкие части.

2. На противоположной стороне Марса от этих трёх гигантских кратеров мы наблюдаем поднятия Фарсида и Элизий. Ударные волны напряжений в коре, возникавшие при каждом ударе, огибали планету и соединялись в одной точке на противоположной стороне, вызывая вспучивание коры. В итоге возникли вулканы гигантских размеров. В том числе и самый высокий вулкан в Солнечной системе – Олимп, в три раза превышающий Эверест. А ведь размеры Марса гораздо меньше Земли. Его диаметр – половина земного. Трёх падений астероидов – гигантов хватило, чтобы из-за напряжений кора Марса треснула на треть окружности, точно обшивка мяча, и разошлась, образовав долину Маринеров глубиной 7 км. Говорить о жизни на планете в том смысле, в котором это понимается сегодня людьми, после падения таких тел не имеет смысла. Так, когда на северную оконечность полуострова Юкатан в место, именуемое сейчас Мексиканским заливом, на Землю рухнул астероид, имевший в поперечнике всего 10 км, то взрывная сила высвободившейся при его падении энергии была такой, которая в 1000 раз превосходит ударную мощь всего ядерного оружия, накопленного на Земле на данный момент. От него остался кратер в 180 км. Пылевое облако затмевало солнце на протяжении пяти лет. Сейсмические толчки сотрясали всю планету на протяжении десятилетий с невиданными вулканическими извержениями. Это было то самое знаменитое событие, которое уничтожило динозавров и 75 процентов всех биологических видов, обитавших на земле. Очень вероятно, что до него, земная атмосфера тоже была плотнее, чем сейчас, и содержала гораздо больше кислорода.

3. Бомбардировка астероидов-гигантов вызвала смещение центра масс Марса и, как следствие, смену полюсов и угла наклона оси вращения.

4. Кора нынешнего северного полушария тоньше на 3 км, по сравнению с южным. Грубо говоря, планета скальпирована. Три километра породы по всему полушарию стряхнуло, от удара, в космос. «Нехилый был удар!» – скажу я вам! Причина этого – столкновение Марса с объектом, размером с Луну, оставившее ударный кратер-гигант, незамеченный первыми спутниками под слоем мерзлоты и ледяной шапки северного полушария. В результате Марс приобрёл вместо круговой эллиптическую орбиту и изменил скорость вращения относительно оси. Столкновение имело место около 65 миллионов лет тому назад. Вот такие небесные яйца сошлись по-меряться крепостью коры на небесную Пасху. Битка Марса оказалась прочнее. Как говорят римляне, Ромул убил Рема. Его многочисленные обломки и усеяли южное полушарие шрамами кратеров. Но, жители Марса этого уже не могли видеть, так как три ангела Апокалипсиса – Эллада, Исида и Аргир, протрубив при своём падении через ещё плотную атмосферу, покончили с жизнью на всей планете ещё до того, как глобус Луны коснулся поверхности красной планеты. А Фобос и Деймос – маленький остаток кошмара столкновения, пока висящий над планетой.

Есть ли жизнь на Марсе? Сегодня – не знаю, но, мне совершенно ясно то, что жизнь на Марсе была. Совсем недавно, каких-то несколько миллионов лет тому назад.

По его, некогда круговой, орбите плыла планета с плотной кислородосодержащей атмосферой, океанами и реками. На её плодородных почвах шелестел зелёный растительный мир. Характер почв говорит о формировавшем их тёплом климате. И всё это было бы невозможно без действующего щита магнитного поля планеты, защищающего живое от потоков заряженных частиц. Значит, до часа Х все необходимые для жизни факторы на Красной планете имелись в наличии. Сила гравитации – одна треть земной. Эх, рай, да и только! Не об этом ли Эдеме говорит нам библия? И не из него ли мы все были изгнаны, после того, как небесный змей – шлейф из кометных тел и астероидов, тянущийся за гигантским телом, вторгшимся в Солнечную систему со стороны созвездия Тельца-Сета, поглотил Фаэтон – небесную Деву, и увлёк её за собой, сорвав с орбиты. А, при возвратном движении, – столкнул с Марсом-Адамом лбами? Очень может быть!

Разве сама Луна не говорит нам о перенесённых ею жутчайших потрясениях?

Удивительная пористость не только лунного грунта, но и самой коры повествует нам, что перегретый лунный котёл когда-то травил под воздействием запредельного давления изо всех щелей. А темный базальт мнимых морей, хорошо видный на её лице невооружённым глазом и «горбатая» обратная сторона Луны не могут не натолкнуть на мысль, что лунные моря – не что иное, как места столкновений с другими планетами, заполненные вылившейся на поверхность мантией. Горб на противоположной стороне глобуса – лишнее подтверждение неоднократных ударов колоссальной силы, вызвавших чудовищное сжатие и многослойный «мозоль» на обороте.

О том же нам повествуют последние данные по исследованию толщины коры планеты и гравитационных аномалий. Согласно этим сведениям кора на Луне не превышает 30 км, (вовсе не 60 км, как считалось ранее), а гравитационная сила резко меняется в зависимисти от рельефа поверхности.

Вся беда в том, ребята, что при средней плотности 3400 кг/м3 такое может наблюдаться только в том случае, если у Луны имеются гигантские полости. Финал сказки о Курочке Рябе – у нас над головой. Луна-то самое золотое яичко, которое «упало» и «разбилось». Помните предысторию? «Мышка» бежала, хвостиком махнула… Та ещё крысища была, судя по размерам Луны! Мне думается, что уже при ударе о глобус Марса мантия частично излилась сквозь проломы на поверхность Фаэтона-Луны. А, так как, в результате планетарных стокновений это повторялось вновь и вновь, – то Луна и превратилась в то, что мы видим на сегодняшний день – затвердевшую полую сферу пористого реголита, резонирующую всем своим «колоколом» на каждый удар крупного астероида».

Портнов надолго задумался, сопоставляя все изложенные факты и увязывая их воедино.

«Да, Попигайский кратер, некогда посещаемый мной, многое мне помог понять в событиях, имевших место на Марсе. Спасибо старому шаману Попигая! Тот же маг-гемит – магнитные окислы железа, только куда в более малых количествах, чем на Красной планете. Те же последствия невообразимого давления и температуры. Не удивлюсь, если и на Марсе, в будущем, найдут месторождения алмазов с гексогональной упаковкой кристаллической решётки. Думаю, что и время бомбардировки – 65 миллионов лет назад, то же. Значит, где-то в этот период и произошло вторжение со стороны Тельца, погубившее Фаэтон. Это его отголосок был разрушен при подлёте к земле приливной силой и, рассыпавшись на части, ударил по бассейну реки Попигай, а, затем, по полуотсрову Юкатан. Всё, что мы можем наблюдать теперь, как космический след древней войны в небесах, – это два гигантских кратера на Земле, кровь окислов железа на челе Марса, да гипсовую белизну мертвой Луны. Шлейф небесного Змия за миллионы лет превратился в безобидный поток Таурид, который Земля пересекает при движении по своей орбите дважды в год – с 24 июня по 8 июля, и с 3 по 15 ноября.

 

«Будь осторожен, следи за собой!». У черта на куличках

Снопов пошёл пройтись, чтобы размять ноги, пока стрела экспресса неслась «над полями, да над чистыми» к неприметному словацкому городку. Пройдя вагон, он шагнул в тамбур и застыл от удивления. Напротив него, у раздвижных дверей, стояла Анна.

– Как твои дела? – в полголоса спросил Константин.

– Хорошо. Всё хорошо, – проговорила она и, вздохнув, медленно пропустила воздух сквозь губы, словно дуя на незримый горячий предмет. – Не верь ему, Костя. Не попадайся на удочку, как в своё время я попалась, дура. Он, конечно, всё валит на Пастухова, да?

Снопов кивнул.

– Вацлав ведёт игру с неизвестным для нас раскладом, Костя. Не зря же поезд летит на всех парах в Зволен. Именно там располагается его колледж «Весталки», ставший рассадником колдовства.

– Да-да, он говорил мне что-то об этом, во время нашей беседы.

– А что он ещё тебе сказал?

– Важно даже не столько, что он мне сказал, сколько то, что он при этом выложил на стол.

– И что же?

– Мою работу столетней давности с анализом трактата «О страстотерпцах» Мануила Первого и трудов Кастанеды. Он сказал, что именно она легла в основу его изысканий пути к сверхспособностям человека.

– Тонко, молодец! Я вижу, ты уже проникся к нему симпатией, да? Заглотил наживку? Брось! Туфта это. Для него ты такая же пешка, как и я. Эх, зря я настояла на твоей поездке в Прагу! Добром это не кончится.

– Спокойно, Анна Сергеевна, Станиславский нас в обиду не даст. Да и дон Хулиан, – сущность явно не робкого десятка. Что нам пан Поспишил?! Прорвёмся!

Но Анна явно не разделяла Костиного оптимизма.

– Что, мондраж, да?

– Есть немного. Дрожь пронизывает всё тело. Чую, – приближается какая-то дрянь.

– Ну, ну! Спокойно, Анна Сергеевна! Отвлекись, вспомни, как мы с тобой спали голым валетом в моём номере. Эх, сейчас бы так возлечь где-нибудь!

– Вот, засранец! Нашёл время и место! – Анна оттолкнула Костю от себя. – Верно, говорят, что у мужиков всегда одно только на уме!

Поезд принимали с оркестром и, выстроенными вдоль платформы, юными поспишиловцами, как, смеясь, назвал, про себя, шеренгу парадно одетых детей, Константин. После короткой речи пана Вацлава, кортеж с машинами, поданными к вокзалу городским головой, устремился в святая святых – колледж Поспишила, переехавший с недавних пор в некогда заброшенный замок, возвышавшийся на холме в десяти километрах от города.

Торжество по случаю приезда гостей несколько подпортило одно досадное происшествие. При выходе на платформу из вагона супруга Вацлава Поспишила оступилась. Её нога попала в щель между платформой и поездом. Когда Анна вынула её из проёма, то увидела, что из глубокой рваной раны на голени хлещет алая кровь. Видевший всё это Снопов поспешил к ней и, сорвав с шеи удавку галстука, перетянул чуть ниже колена её раненную ногу, чтобы остановить кровь.

– Вляпалась всё же, дурра! – сокрушенно проговорила Анна.

– Да, бред какой-то! – тихо прошептал Снопов.

– Не бред, а первый удар. Проба сил. Говорю же, помни слова Цоя: «Будь осторожен, следи за собой!».

Подоспевшие работники Красного Креста увели Анну в медпункт. Пан Вацлав был так занят своею пламенной речью о возрождении Словакии, что даже не заметил произошедшего с женой инцидента. Константин, дабы не заострять внимание окружающих на своём общении с Анной Сергеевной, оставил в помощь Анне у дверей травмпункта одного из своих громил, а сам отправился догонять делегацию, уже рассаживавшуюся по машинам.

– Костя, ты, где запропал-то? – голос Штольца в трубке мобильника как всегда излучал деловое нетерпение.

– Где, где?! Анна Сергеевна ногу повредила при выходе на платформу. Довели её с медиками до дверей медучреждения.

– Ну, довел и молодец! Давай «цигель-цигель» на выход! Тут наши уже все собрались.

Услыхав слово «тут», Снопов насторожился: «Это, что же получается? Александр Викторович сам пожаловали на словацкую землю. Неужели?!»

Напротив выхода из вокзала стояли два автомобиля с логотипом «Ойлэнерго». Один – точная копия своего брата-близнеца – чёрного Гелендвагена, оставленного телохранителями Снопова на площадке «ЧКД Прага». Другой – микроавтобус «Сиена».

«Умеют же фрицы наши Уазики делать!» – усмехнулся Снопов, подходя к джипу.

– Мы тута! – просипел в полголоса Штольц, как только Константин открыл переднюю правую дверь Мерседеса, намереваясь сесть рядом с водителем.

На заднем сиденье, скрытые глубокой тонировкой от посторонних глаз, вальяжно расположились Александр Викторович, собственной персоной, и Ирина.

– Ну, вы даёте! Конспираторы фиговы! – рассмеялся Снопов. – А ну, толпа, раскинься! Двигайте попами! Привет, Портнова!

Усевшийся рядом с водителем телохранитель равнодушно слушал доносившийся с заднего сиденья визг и хохот.

Когда задний ряд угомонился, водитель негромко поинтересовался: «Куда едем, Александр Викторович?»

– Туда, куда мне меньше всего сегодня хотелось бы соваться, Егорыч! – отозвался Штольц. – В колледж Поспишила. Можно сказать, – к чёрту на кулички!

– Ясно, да тут не очень далеко! Не переживай, доставим в лучшем виде.

– Ты чего не усидел в Москве, как договаривались? – спросил Штольца Константин, когда авто, набрав скорость, полетело на выезд из города.

– С тобой усидишь! Вернее с вами, обоими, – Александр Викторович перевёл ироничный взгляд с Константина на Ирину.

– Что, кошмары нашего городка, да? – Костя нежно погладил Иришку по голове.

– Угу.

– Ты подарок шамана одела?

– Да. С ним меня ничто не волнует. Это правда.

– А без него? Что-то ещё пригрезилось ночью, да?

– Четыре ведьмы и одна добрая фея. Ведьмы стоят на земле, а ты с феей паришь в воздухе. Потом, я оказываюсь, ночью, на кладбище у могилы Виктора Ермакова. Вдруг, с неба, прямо на могильный холм, падает голое бездыханное тело и над ним возникает огромное хвостатое чудовище. Я в ужасе смотрю, на упавшее тело, и никак не пойму: ты это или не ты?

– Эвона, как! – грустно усмехнулся Константин. И ты туда же! – «Будь осторожен! Следи за собой!»

– Вот именно. Ввязались вы, мальчишки, в какую-то битву экстрасенсов.

– Так мы же не по своей воле, Иришка! – вмешался в разговор Штольц.

– По своей, не по своей. Отобьёмся! Всё равно назад дороги нет, – отрезал Константин.

– Ну, а как чудопаровоз? – поинтересовался Александр.

– Да всё – чики-чики! Просто – «В гостях у сказки». Я, конечно, не знаю, как это чудо будет в минус 50 работать. Насколько мне известно, ртуть на морозе меняет свои свойства. Но пан Вацлав уверяет, что всё предусмотрел. И обогрев контура – в первую очередь.

– А то, что сюда два дня назад Пастухов прикатил, ему известно?

– Ну, во всяком случае, я думаю, что приезд Пастухова его ни сколько не шокирует, равно как и твоё появление, – Снопов замолчал, ожидая пока Штольц поговорит с кем-то по телефону.

– Прости, не услышал твоего ответа, – вернулся к разговору Александр Викторович.

– Я говорю, что у такого отменного шахматиста все ходы противника просчитаны наперёд. И наши, и Пастухова.

– Значит, всё-таки, он видит в нас не союзника, а противника? – насторожился Штольц.

– Ты будто бы не знаешь, Саня, что пан Поспишил по жизни одиночка. Я думаю, ему – что ты, что я, что Илья – всё едино. Лишь бы не во вред делу, да не отвлекало от его занятий наукой. Он мне сам сегодня заявил: «Не бизнесмен я, Костя!»

– О, как! – зацокав языком, закачал головою Штольц. – Не бизнесмен, значит?! Айяйяй! Кто же его так напугал, что он удумал на ходу из директоров спрыгнуть? Неужели, горящий гневом, Сметана? Он после вашей встречи мне так и заявил, что всех перебежчиков к Пастухову ждёт гостеприимная чешская земля Карловых вар на упокоение с миром.

– Да не напугал! Ты всё неправильно понял, Саш. Как я вижу, паровоз сей окрылил нашего гения. Он же по приезду, пока мы носились с Анной Сергеевной, опять речь на платформе задвинул: «Ударим конём Поспишила по бездорожью и разгильдяйству!» Просто, – Бендер в Нью-Васюках! Говорю тебе, что совместная деятельность с «Ойлэнерго» его сейчас мало волнует. Он весь в образе научного гения.

– Красавец! Вот народ, а! Илья вывел наши деньги, – бабки «Ойлэнерго» – на его изыскания. А Поспишил нам теперь заявляет, что его бизнес уже не интересует. Молодец! Чего там?! Остаётся только задать вопрос гению: «Где деньги, Зин»?

– Да не переживай, Саня! Думаю, Вацлав уверен, что после сегодняшней демонстрации своего детища, он получит заказы со всего света на куда более внушительные суммы, чем его долг перед «Ойлэнерго». Только успевай производство разворачивать!

– Ну, дай-то Бог! Глядишь, – расплатится. И это уже гуд! – Штольц расслабился и откинулся на спинку сиденья.

– Эй, Семён Семёныч! А как там поживает твоя Анна Сергеевна? – говоря это, Ирина легонько толкнула локтем Константина под ребро.

– Вот те на! Сами меня сюда спровадили. А теперь ещё на пару ржут надо мною! – улыбнулся Снопов. – Да плохо поживает, Ириша. Говорю же, ей бурнаши ногу повредили.

– А чтой-то мы так огорчились, а? Всё так серьёзно, да? А сам-то ты себе ничего не повредил? Нет?! – насупила брови Ирина.

– Сашка, спасай! Чего она меня мучает, а? – взмолился Константин. – Ребята, смех смехом, но я одного телохранителя – Игоря, с ней в травмпункте оставил. А то как-то не по-людски получается. Пан Вацлав, насколько я понимаю, не в курсе. А мы что же? – «Отряд не заметил потери бойца», что ли?!

– Костя, ты всё правильно сделал, молодец! – улыбнулась Ирина. – Я же это так, в шутку, а то вы как финские лесорубы. В лесу – о бабах, с бабами – о лесе. Скучно с вами.

– Я только что говорил с Игорем. Они забрали Анну Сергеевну с собой. Катят за нами следом в микроавтобусе с интервалом в десять минут, – не открывая сомкнутых век, проговорил Штольц.

– Во, живут люди! – Иришка развела руками. – Жена травму получила, а муж – не в курсе дела! У Анны Сергеевны что, телефона нет?

– Да всё у неё есть! – болезненно поморщился Штольц. – Только у Поспишила наверняка номер недоступен. Он же на торжественном мероприятии.

– Саш, прости, лишнего сболтнула, – проговорила Ирина, взяв Александра за руку.

– Всё нормально, Ир! – он сжал её пальцы в своей широкой руке. – Я в порядке.

Снопов вздохнул.

«Да-а, дёрнул черт Иринку, ляпнуть про недоступный телефон мужа!»

Три года назад, зимой, под Владимиром, водитель фуры-длинномера не справился с управлением на скользкой дороге, и грузовик вылетел на встречную полосу, перегородив всю проезжую часть. Люди прибавляли газу перед крутым подъёмом, не подозревая, что сразу за перевалом, на спуске, их поджидает верная гибель. Адский улов был велик и ужасен.

Примчавшиеся машины реанимации пытались спасти пострадавших, среди которых оказались жена и дочь Александра Викторовича. Кто-то из его родных, а может вытащивший их из смятого автомобиля спасатель, – этого Александр Штольц так и не узнал, – пытался дозвониться сразу после аварии на его номер с телефона жены. Но Александр Викторович был на мероприятии, посвящённом открытию Интинского филиала и, его номер был недоступен.

«Да, бедный Сашка! Пережить такой кошмар. Потерять в один день и жену, и дочь! Врагу не пожелаешь такого! Слава богу, сейчас, уже держится молодцом. Целый день – в работе. Вечером забавляет себя театром, в котором со дня основания проработала погибшая Валентина. Пусть! Лишь бы не впадал в унылое бесконечное молчание, граничащее с сумасшествием».

донеслось из приёмника авто в наступившей тишине на заднем ряду.

– Егорыч! – окликнул водителя Штольц, заметивший впереди на холме старинный замок. – Сбавь обороты! Давай подождём отставший микроавтобус здесь.

– Слушаюсь, команданте Александр! Уже прижимаюсь к обочине, – отозвался водитель.

 

Всем, кому должен, прощаю! Встреча с гаремом Черного Абдуллы

Насколько Вацлав Поспишил был непритязателен в быту, настолько же он обожал устраивать помпезные встречи с застольем для своих гостей. Никто из побывавших у него людей не мог пожаловаться на то, что пан Вацлав – человек, лишённый гостеприимства.

Не стал исключением и сегодняшний торжественный приём, устроенный Поспишилом для своих гостей, в числе которых были и иностранные послы, и главы городов Зволен и Бяньска-Быстрица, и, конечно же, делегация «Ойлэнерго» во главе со своим директором.

– Фью-фьють! – присвистнул Александр Викторович, переступая порог просторного рыцарского зала восстановленного средневекового замка. – Да тут не то, что какие-то сорок миллионов! Тут все двести ушли на отделку! Когда я в последний раз видел это строение, помнится, кроме обвалившихся старых стен здесь ничего не было. Ай да Поспишил! Удивил, честное слово! Оперативно сработал. Просто, Карлштейн!

– Не поверите, Александр Викторович, – отозвался пан Вацлав, оставивший авангард своих гостей и протиснувшийся сквозь толпу к Штольцу. – Это всё мои девчонки спроектировали. И своды, и перекрытия, и отделку. Тут ведь ничего не сохранилось. Но воссоздали всё, словно строение никогда и не рушилось … Здорово, не правда ли? – обратился он к Штольцу. – Ну, здравствуйте, здравствуйте, мой дорогой компаньон! – Поспишил энергично затряс руку Штольца. – Наконец-то вы сами соизволили приехать! Извините, что проморгал ваше прибытие. Непременно бы встретили Вас, Александр Викторович!

– Я в этом не сомневаюсь, пан Вацлав. Вы – само воплощение заботы. Я сам стихушничал. Не помешаю я вам сегодня на вашем празднике?

– Ну, что вы говорите, Александр Викторович? Как может человек, столько сделавший для сегодняшнего торжества помешать кому-либо, тем более мне?! Непременно садитесь рядом со мной. Вы мой самый дорогой гость.

– Спасибо, за честь, пан Вацлав, но я думаю, что Илья Пастухов обязательно сядет рядом с вами, как старый друг. А мне лучше держаться от него подальше. А то, не ровен час, до мордобоя, в виде смешанных единоборств, дело дойдёт. Могу не сдержаться, знаете ли. Так что, не хочу портить вам праздник, сяду скромно вместе со всей своей делегацией. Ещё раз благодарю вас за приглашение.

– Ну, как вам будет угодно, – улыбнулся пан Поспишил. – Не смею настаивать, зная вашу взаимную антипатию.

Откланявшись, пан Вацлав пригласил всех своих гостей садиться за огромный накрытый яствами круглый стол.

– Я рад приветствовать вас, мои дорогие, на гостеприимной словацкой земле! – начал свою речь Вацлав Поспишил. – Сегодня, великий день, друзья мои! Наш с вами общий праздник. Наконец-то мои научные изыскания обрели стальной каркас и стали верой и правдой служить человечеству. Как говориться, ура, товарищи!

По залу разнеслось дружное зычное «ура!».

Пан Вацлав лихо опрокинул рюмку с коньяком и продолжил:

– Они, я имею в виду американцев и иже с ними, так вот, они думают, что будут вечно стоять у руля и править миром. Дудки, господа! Мы, простые словацкие парни с нашими русскими братьями, скоро поведём локомотив истории человечества. Это наши двигатели и генераторы будут стоять в каждом доме, каждом автомобиле, на каждом корабле и самолёте. Сегодняшний день станет поистине поворотным в судьбе народов наших стран, ибо то великое дело, коим является техническое переоснащение всех движущихся средств, даст миллионы рабочих мест для людей труда и огромное непаханное поле – для мыслящей интеллигенции. И я призываю всех вас объединиться ради нашего общего дела. Я нисколько не преувеличиваю, друзья мои, называя то, что нас ждёт – великим будущим. Человечество сотни раз объединялось ради войны или из-за войны. А я призываю вас объединиться ради того нового, что изменит нашу жизнь. «Давайте создавать, а не убивать или крушить!» – Таков был лозунг послевоенного времени. Я думаю, что сейчас, нам самое время вспомнить его. Пусть наша чехословацко-русская корпорация, станет примером для остальной части деловой элиты наших стран и для наших политиков тоже. Когда-то в пятидесятые годы в разгромленной Японии люди объединялись не для того, чтобы отомстить победителям, и не под знамёнами партий, а ради великого дела – восстановления утраченного статуса страны. И кто, какое государство в мире сейчас может сравниться по своим технологиям с этой державой людей дела, людей труда?! Не будем обманывать себя. Сильные независимые страны: Словакия, Чехия и Россия, не нужны никому, кроме наших народов. Что мы Гекубе, что нам Гекуба? Но та единая технологическая база, которая связывала нас, и которую мы с вами можем возродить нашими совместными усилиями, именно она может стать локомотивом для экономики наших стран, пребывающих сейчас в статусе сырьевых доноров и придатков. Локомотивом, который, подобно нашему сегодняшнему поезду, потащит наши державы в новую эру. Эру, оставляющую позади эпоху двигателей внутреннего сгорания, работающих на углеводородах.

– Да уж. Остапа понесло! – улыбнулся Штольц, чокаясь с четой Сноповых. – Ваше здоровье!

Когда общая часть торжеств была закончена, и послы, мэры и репортёры разъехались по домам, пан Вацлав обвёл оставшихся за столом, потеплевшим, от принятого на грудь, спиртного, взглядом и сказал:

– Ну, поскольку чужих среди нас не осталось, я хочу поднять одну из самых наболевших тем, парализовавшую всю нашу совместную деятельность, друзья-товарищи. Уважаемый Александр Викторович, – обратился Поспишил к Штольцу, – прости меня Христа ради, что я не поставил тебя в известность о том, куда и на что, именно, вывел деньги, сидящий сейчас от меня по левую руку, Илья Пастухов. Поверь мне, что я и сам, поначалу, был не в курсе. Каюсь, что задержался с возвратом этих средств, но сам видишь, вложения того стоили. Я уверен, что через несколько дней всё верну до последней кроны сполна.

– Что ты говоришь? – возмутился сидящий рядом Пастухов.

– Кому и что ты собрался возвращать? Ты мне денег должен, только мне, понимаешь?! – зашипел он на Поспишила.

– Ай! Не слушай его, уважаемый товарищ Штольц, – отмахнулся Поспишил от Ильи. – Илья, сядь, пожалуйста, на своё место ради нашей многолетней дружбы. Не порть мне вечер… Большое спасибо, что уважил! Так вот, Александр Викторович, я о чём? – С превеликой радостью я верну вам все ваши деньги, вне зависимости от решения Ильи. Ибо они Ваши. Но, поскольку финансовая сторона нашего конфликта будет мною закрыта, и вы, и Пастухов получите свои кровные, быть может, нам имеет смысл остаться партнёрами и просто распределить наши обязанности в свете грядущих перемен?! Ну, скажем, Илья – он всю жизнь общался с людьми, его сферой всегда были гостиницы, техническое обеспечение, последнее время – охрана объектов. Почему бы ему не возглавить наш общий гостиничный бизнес?

От этих слов Пастухов сделался мрачнее тучи. Видно было, что он еле сдерживает себя. Но, Пан Поспишил, не обращая внимания на пыхтящего Илью, продолжил свой монолог, устремив взор в сторону Штольца:

– Я понимаю ваше молчание, но всё-таки продолжу. Многоуважаемый товарищ Штольц! У меня нет другого такого человека, как вы, который бы смог возглавить наше совместное производство на «ЧКД Прага» двигателей нового типа. Быть может, вы согласитесь стать директором нашего холдинга? А Финансовую часть пусть и дальше ведёт товарищ Сметана. Прошу не торопиться с отрицательным ответом.

– Обалдеть! Ты понял, Костя? Денег мне ещё не отдал, а уже на работу меня принимает. Ну, спасибо, пан трансформатор! – саркастически ухмыльнулся Штольц. – Просто Его величество король Людовик: «Всем, кому должен, прощаю!»

– Может, пойдём отсюда? – измученно вздохнула Ирина.

– Ты что, Ириш, какой «пойдём»?! Это же бизнес! Тут эмоции надо в узде держать. Зачем же мы тогда вообще сюда заявились?! Нет! Раз чехи сегодня банкуют, надо улыбаться, как фарфоровые болванчики: «Усё понятно, господина!», и тянуть одеяло на себя, коли чудопаровоз Поспишила на наши бабки строился. А чего стесняться-то, раз нам предлагают возглавить революционное дело? Это его изобретение – оно Россию с её добычей углеводородов по миру пустит! Мы же, а точнее вся страна, в заднице окажемся! Вы, как хотите, а мне за державу обидно! Я, пока не смогу убедиться в гарантиях нашей дальнейшей совместной деятельности, отсюда ни ногой! – проговорил Штольц.

– И «эта собака, который старуха в колодец положил, и дальше терпеть будешь»? – спросил Костя, кивнув в сторону Пастухова.

– Придётся, мои дорогие. Я же говорю: «Чехи банкуют!» Не наш сегодня день, ребята. Да и к тому же, как говаривала Екатерина Медичи: «Люблю своих врагов держать при себе на коротком поводке, а то ещё сотворят что-либо, в моё отсутствие, паршивцы!»

– Они уже достаточно и без того натворили, – вздохнул Снопов.

– Вот именно, – поддержала мужа Ирина.

– Сань, а ты уверен в том, что всё это «новое дело» не миф? Уж больно он мне напоминает великого комбинатора, – проговорил Константин, кивнув в сторону Поспишила.

– Не знаю, на вид, скорее, располневшего Кису Воробьянинова. Но, я бы и рад усомниться, да ты же сам на его чудопоезде приехал! Нобелевская премия, доктор наук, да ещё и полное подтверждение теории практикой! – На мой взгляд, все аргументы в его пользу, Костя.

– Не знаю. Не могу отделаться от мысли, что всё это часть какого-то плана. Они, «Поспишил и Ко», через тебя в качестве Генерального директора, поназанимают денег по всему свету, и слиняют куда-нибудь на Кубу или в Гондурас.

– Куда ему линять, Костя?! Пастухов, – тот, да, может. Но Поспишил! Он же до сих пор только здесь в Словакии, да Чехии и может сидеть спокойно. А высунется из страны – его американцы, враз, за решётку упрячут.

– Ах да! Священники-педофилы и примкнувший к ним пан Вацлав! О старом скандале я как-то подзабыл!

– А что ты об этом поезде у Анны Сергеевны не спросил? – хитро прищурилась Ирина. Или «до того ль, голубчик, было», да?

– Умница, – Константин поцеловал жену в щёку и, встав со своего места, направился в сторону Поспишиловой. Анна, завидев его, тоже поднялась и подошла к открытой двери, ведущей во внутренний двор замка.

– Не пойти ли нам подышать свежим воздухом, Анна Сергеевна? – предложил Константин.

– С удовольствием, – ответила Анна. И они вышли в тенистый квадрат внутреннего двора.

– Скажи Ань, как ты думаешь, должность Генерального для Штольца – это сыр в мышеловке или как?

– Конечно, не могу быть на все сто процентов уверенна, но я думаю, что на сей раз Вацлав сказал правду. У него действительно нет такого авторитетного и грамотного человека, которого бы знали и в Словакии, и в России, как Александр Викторович. По-моему, он действительно уважает Штольца, и полностью доверяет ему.

– Послушай, Анна Сергеевна, а поезд действительно работает на двигателях Поспишила? – сменил тему Константин.

– Да, именно на них.

– У меня из головы не выходит этот вопрос, который задал корреспондент «Вашингтон пост» на приёме.

– По поводу того, что американцы использовали разработки Вацлава и его статьи для создания двигателя-аналога? Почему у них не получилось?

– Да. Вацлав, конечно, отшутился анекдотом про то, как собирали по выкраденным секретным чертежам ракету, а собрали паровоз. Но всё-таки, почему?

– Потому, что они ищут чёрную кошку в тёмной комнате, – уклончиво ответила Анна.

– Да, дело ясное, что дело тёмное, – подытожил Константин.

– Как нога? – поинтересовался он, бросив взгляд на порозовевшую повязку.

– Сам видишь. Наложили швы. Вставили дренаж.

Капает.

– Обалдеть! Ты их не видела?

– Кого?

– Ведьм Поспишила.

– Ах этих! Отчего же. Сидят за столом вместе с Ильёй. Человек двадцать.

– У Черного Абдуллы очень много людей! – состроил озадаченную мину Снопов.

– Это точно! – улыбнулась Анна.

– Эти юные прелестницы – преподаватели колледжа, ведьмы?

– А то! Я-то уж в этом разбираюсь, можешь не сомневаться.

– И Илья знает их в лицо?

 

Голым в Африку

– Знает, знает, – подал голос из-за спины Снопова Пастухов.

– Вот же зараза! – выругался Константин. – Не человек, а стелящийся призрак какой-то!

– Да не ругайся, Снопов. Я с миром.

– Да уж, как же! С миром! «Не верьте данайцам, дары приносящим!» – это Гомер ещё сказал. – Тем более, крадущимся за спиной, и греющим уши.

– Да будет тебе, верный пёс Штольца. Говорю же, потолковать пришёл.

– А что со мной толковать? Ты, поди, уже не раз панихидку по мне справил, а? Дорогую говорят, панихидку!

– Ну, ты же знаешь, Костя: обещать – не значит жениться! Но, что было – то было. Благодаря тебе мои деньги остались при мне. Ты же у нас как красный комиссар – не бьёшься, не ломаешься, только кувыркаешься! Выходит, не только теоретиком под моим руководством стал, но и практиком. Эх, Снопов, Снопов! Что бы ты без меня делал, и кем бы ты был? А всё за Штольца воюешь. Что, в карманах по-прежнему ветер гуляет, а, воин? Вот она, людская благодарность за собачью преданность. А ведь я тебе 25 процентов акций компании сразу предлагал. Эх ты, дурилка картонная!.. Да, у Вацлава длинный язык, как я погляжу. Или может быть ещё у кого? – Илья в упор уставился на Анну.

– Не ищи виноватых в разглашении цены моей смерти среди живущих людей, Илья! Мне о ней духи поведали.

– Чьи духи, если не секрет?

– Не секрет. Дух Виктора Ермакова. Помнишь такого? Так вот, он многое знает о тебе и вопиет о справедливости. Дух жены Штольца, вместе с его дочерью. Души не в чём неповинных, изувеченных тобою, людей – сотрудников «Ойлэнерго».

– Ни в чем не повинных, говоришь? – Нет, брат, врёшь! Они виновны. Каждый из них виновен в том, что сделал неправильный выбор: стал на сторону моего врага. И ты, щенок, которого я можно сказать собственными руками вырастил, опекал и лелеял со студенческой скамьи, – тоже сделал свой выбор! А раз между нами началась война, то не ждите от меня пощады! В войне все средства хороши! – зловеще усмехнулся Илья. Цинично разглядывая округлые формы Анны, он продолжил свою речь:

– Но если ты, Константин, пытаешься меня обвинить в чём-то, то сходи в полицию, напиши заявление, изложи факты. Только смотри, что бы потом, тебя не упекли в дурку. Ведь огульно, на словах, что угодно наплести можно, – поморщился Пастухов. – Вот я, к примеру, могу так же наплести Вацлаву о ночи любви в номере «Истамбул-плаза». Видео, правда, пока, не располагаю, но мой человек записал некий звонок Александра Штольца некоему абоненту, с голосом, похожим на голос Константина Снопова. Я же не спешу огульно обвинять человека, как ты!.. Эх вы, дилетанты! Номера телефонов меняете, как дети. А того не знаете, что давным-давно разработана программа «Тембр», вычисляющего любого человека в сети сотовых операторов по голосовому тембру. А он у каждого человека уникальный, Снопов! Вам ли не знать, биоинженеры хреновы! – Пастухов укоризненно уставился на парочку.

По лицу Анны разливался предательский румянец.

– Ты что, обсуждал со Штольцем?.. – она оборвала вопрос на полуслове и негодующе зыркнула на Снопова.

– Э, ребята! Оставьте ваши разборки пока в стороне. Успеете ещё почитать в моё отсутствие и «Кто виноват?», и «Что делать?». У меня к вам чисто деловое предложение. Вы мне возвращаете трактат Мануила «О страстотерпцах» и твою работу, Костя, с анализом труда басилевса, центрифугой и прочим. Поспишил, ведь, тебе её отдал, не правда ли?! Старый идиот! – Пастухов смерил Сно-пова презрительным взором опытного оперативника. В его глазах читался самодовольный вечный вопрос к вербуемому агенту: «И куда ж ты, сука, из моих лап денешься?».

Но, вопреки ожиданиям Пастухова и нервозной реакции Анны Сергеевны, Константин равнодушно взирал на своего бывшего старшего товарища, словно что-то обдумывая.

– Снопов, х орош строить из себя глухого придурка! Предлагаю в третий и последний раз. Давай меняться – баш на баш! – рявкнул Пастухов.

– Ах, меняться! – Да, да, да! – отозвался Костя. – Ты ведь за оригиналом трактата «О страстотерпцах» пришёл? Лады, будут тебе оригинал! – проговорил Снопов, задорно подмигнув Анне. – Следуй за мной, двуногий бандерлог!

Стены двора заколыхались, как занавески на ветру и растаяли. Илья стоял между двух высоченных грибовидных объектов. Дикий панический страх овладел всем его существом.

– Снопов, сука, кончай дурить! Отдай трактат! По-хорошему прошу! – завопил Пастухов во всё горло. – Ты не забыл, кто тебя из кутузки в 89-м вытащил? Смотри, а то я быстро всё отмотаю назад!

Перед Ильёй возникло лицо Анны с сияющими, затягивающими в бездну, глазами.

– Прошу минуточку терпения, господин Пастухов. Константин в данный момент очень занят. Он беседует с басилевсом Мануилом, как раз по вашему вопросу.

– Да с каким на хрен басилевсом! Он у меня всю жизнь тюремную баланду жрать будет, и петухом на зоне кукарекать, если сию же минуту не появится здесь! – рассвирепел Илья.

Декорации сменились. Пастухов стоял посреди огромной залы. Перед ним на золотом троне восседал одетый в царственные одежды смуглокожий русоволосый богатырь.

– Чего тебе надобно, смерд? – грозно сдвинув брови, обратился он к Пастухову.

– Простите, но что это за дурацкий розыгрыш? – ответил вопросом на вопрос Илья.

– Розыгрыш?! – рявкнул царь. – Да знаешь ли ты, кому это смеешь говорить, дубина?! Перед тобою собственной персоной восседает басилевс всея Ромейской империи, Сербии, Армении и Болгарии Мануил Первый! Эй, стража!!!

– Не надо, не надо стражи, ваше превосходительство, тьфу, величество, тьфу, язык отказывает! – бухнувшись на колени, забормотал Пастухов.

– Ты чего это расплевался тут?! Говори, быстро, кто ты есть, и чего тебе надобно! – сердито скомандовал самодержец.

– Трактат, ваше высокородие, ваш астрологический трактат «О страстотерпцах», – промямлил Илья, косясь на здоровенные алебарды в руках у ставших за его спиною амбалов-стражников.

– А для чего он тебе? Какая тебе в нём надобность? Уж не чернокнижник ли ты? – насупил брови Мануил.

– Нет! Нет, ваша светлость! Я … – начал, было, Илья и запнулся на полуслове. В зал вошла Анна Сергеевна, разодетая в шитое серебром и золотом длинное платье, зашуршавшее по выложенному мозаичной смальтой полу. За ней следовала вереница знакомых Пастухову лиц. Виктор Ермаков подошёл к Илье и, заглянув ему в глаза, презрительно процедил:

– Значит, не подсуден, говоришь?! Ну, тогда, мы пришли, чтобы судить тебя по закону гор, товарищ Саахов!

– Я пропал, – пробормотал Пастухов и, умоляюще взглянув на княжну, затараторил:

– Анна Сергеена, голубушка, спаси! Выведи меня отсюда! Всё, что тебе будет угодно, – деньги, гостиницы, – забирай всё, я всё тебе отпишу, только выведи!

– Ты чего пялишься, холоп?! – княжна Ольга негодующе нахмурилась. – Быстро опустил очи долу! Какая я тебе Анна Сергеевна? Ума лишился?! Я, старшая сестра басилевса. Вот велю, немедля, выколоть тебе твои чёрные завистливые зенки и отрезать твой поганый язык!

– Прости, Христа ради, государыня! Не со зла я, обознался! – взмолился, рыдая, Илья.

– Пощады просишь, чернокнижник? Знать, верно, эти люди говорят, что ты загубил их жизни, змей подколодный?! Мёртвые-то врать не умеют!

– Да чего с ним цацкаться?! Голову ему отрубить, – и всего делов! – изрёк приговор Мануил Первый.

– Снопов, собака страшная, я тебе этого не забуду, слышишь?! – истерично завопил Пастухов, которого стража поволокла к выходу.

– Ну, что за наглый народ эти чернокнижники! Тьфу, нечисть! – плюнул в сердцах Мануил. – Это же надо! При самом басилевсе и «собакой» обзываться! Вот, воистину, поганый язык! Надо, надо его отсечь. Хотя.. Стойте! Отпустите чернокнижника! – скомандовал Мануил стражникам. – Что ж. Собака, так собака!

Он звонко хлопнул в ладоши и прокричал:

– Колчак, ко мне!»

Тропинка, бегущая вдоль Гринпинской трясины, уже подёрнулась туманом. Стремительно темнело. По ней, матерясь на чём свет стоит из-за одолевших его комаров, одиноко шагал вспотевший голый гражданин, преклонных лет. Глядя на полуразвалившиеся менгиры, он бормотал себе под нос:

«Блиндажи и дзоты, значит. Эхо войны, так сказать! Ничего! Беларусь, так Беларусь! Что я, географию не учил, что ли?! Вон – берёзки, ельник. Всё ясно, как божий день! Даже, может быть, Подмосковье, Шатурский район. Его сейчас опять заболачивают, чтобы не чадил. Ладно, это уже наше, родное. Здесь мы дорогу всегда отыщем! Фу-ух!

– Пастухов вытер рукой пот с мокрого лба. – А всё лучше, чем на плахе во дворце корячиться ослеплённому, и немому! Вот Снопов! Это же надо?! Гадёныш! Повернул реку времени вспять, сволочь! А может это наш пан Трансформатор учудил чего? Тоже мне, Тесла недоделанный! Спелись, значит, суки, в поезде за моей спиной. Вот люди! Никакой благодарности от них не жди. Эх, Снопов, Снопов! Я ли тебя не лелял?! Чёрная ты душонка! Проморгал я тебя, гадюку! Ну, да ничего! Белый человек он всё помнит! Я теперь тебе каждую эту выходку историческую, по самые, не балуйся, в одно место затолкаю! Карамзин хренов! И Анна Сергеевна у меня тоже будет пахать стахановкой в койке с зеками. Пусть только сунется на родину! Расслабились, суки?! Страх потеряли?! Я вам устрою!»

Ход мстительных мыслей заблудившегося голого туриста прервал звук мчащейся по его следам лошади. «Господи, я спасён! Кто-то едет за мной!» – Пастухов обернулся. Последнее, что он увидел, была огромная собачья лапа, ударившая со всего маху его в лицо.

В тот миг, когда бурый лохматый медведь поднял свою окровавленную морду над распростёртым безжизненным телом жертвы на тропинке появилась растерянная юная ведьмочка, учительница колледжа Поспишила. Она с ужасом смотрела на представшую её взору картину: две огромные собаки и бурый медведь явно собирались вцепиться в ещё не остывший труп Пастухова и рычали друг на друга, оспаривая право первенства.

– Вали отсюда, девочка, – обратился к ней, оскалив зубы, и пустив тягучую обильную слюну, здоровенный кобель. – Нам самим тут жратвы мало для троих.

Он грозно зарычал, давая понять, что ей пора убираться с места их пира, или её, до кучи, тоже разорвут и сожрут.

Ведьмочка взвизгнула и исчезла.

Колчак стал передними лапами на грудь неподвижной жертвы и, укрывшись пеленой тумана, канул во мгле.

 

Эпитафия Пастухову всем, съеденным заживо, посвящается

Пастухов родился на Украине в городе Харькове, – в раю, где с небес падают спелые абрикосы, и в расставленных на летних верандах вазочках тает изумительное, облитое вареньем, мороженое. Именно таким, представлял себе свой родной город Илья Пастухов, мысленно возвращаясь в пору далекого беззаботного детства. Семья Первого Секретаря Харьковского Горкома партии, Владимира Ильича Пастухова, жила припеваючи. Персональная машина, охрана, ежегодный отпуск на берегу Черного моря в санатории ЦК. В то время как строившие социализм граждане часами простаивали в очередях за мясом, маслом и колбасой, холодильник партийного босса ломился от карбонатов, икры и диковинных фруктов.

Беда пришла нежданно. Пастухов старший погиб в автомобильной катастрофе на неохраняемом железнодорожном переезде, когда Илье ещё не исполнилось и пятнадцати.

Проснувшись на следующий день после похорон отца, Илья, дабы не будить не спавшую до рассвета, убитую горем, мать, тихо собрался и вышел во двор. Он постоял несколько минут, переминаясь с ноги на ногу. Январский снег гулко хрустел под ботинками. Черной «Волги», отвозившей его в школу, нигде не было видно.

«Наверное, дядя Вася тоже проспал, – подумал мальчик. Но через мгновение его словно осенило: «Вот я болван! Какая машина?! Какой дядя Вася?!» – Илья болезненно поморщился. Мысль о том, что вместе со смертью отца прежний уклад жизни рухнул, сделала боль от утраты ещё сильнее.

Жизнь простых смертных оказалась куда тягостнее и незащищённее.

Липовые пятерки в дневнике быстро распались на составляющие: три+два. И при входе в школу, Пастухову стало казаться, что, завидев его, учителя начинают криво улыбаться, словно говоря: «Здравствуй, дерево!»

«Ничего! Я споткнулся о камень!» – скрипел зубами Пастухов, шагая из школы через продуваемый всеми ледяными ветрами мост над железнодорожным узлом. Из его, разбитого пьяным пролетарием, носа капала кровь.

«Ненавижу, у, сволочь! Я тебе, сука, дам рублик! Подожди! Через месяц-другой я накачаюсь и тебя так отделаю – родная мама не узнает, козлиная морда!»

Чего-чего, а упорства и терпения ему было не занимать. Оставшись без отца, Илья всё чаще вспоминал его слова: «Сынок, родной мой, пойми, что «вся-то наша жизнь есть борьба». Пастух с детсва должен привыкать смотреть на ситуацию сверху, чтобы, со временем, занять положение мнимого слуги стада, а на деле – его подлинного господина. В древнем Китае Полярная звезда именовалась звездой Пастуха, ибо посла остальные звёзды небес. Она же символизировала на небе дворец императора Поднебесной, раскинувшийся на ладонях Земли. Помни, что в каждом пастухе живёт маленький император, и, случись что, не опозорь фамилию!»

Записавшись в секцию бокса, обладавший врождённой мгновенной реакцией, Илья быстро достиг уровня перворазрядника. Своё статус-кво он восстановил, отметелив пару раз жиганов, поджидавших его на выходе из школы. Не сказать, чтобы все они утихомирились, но, припасённый, на всякий пожарный, боевой томагавк, ждавший своего часа в сумке, успокаивающе согревал душу юноши. По счастью, час его так и не пробил.

С учебой все было не так гладко, как со спортивной подготовкой. Одного упорства и сноровки здесь оказалось недостаточно. Илья осознал, что многие сверстники гораздо смышленее его. Он почти опустил руки, когда однажды в класс, где он убирался после уроков, зашла учительница иностранного языка.

– Илюш, ты, что такой расстроенный? – Елена Сергеевна села на парту рядом с Ильёй и пригладила его всклокоченную шевелюру.

– Не могу больше. Выдохся я что-то.

– Ты о чём? Об учёбе?

– Именно. Не даётся мне это знание точных наук. Учу, зазубриваю, а своё мышление не работает.

– Глупости. Всё у тебя нормально. И память – хоть куда, и соображалка. Просто время, – Елена Сергеевна вздохнула. – Чтобы вникнуть в давно запущенный материал требуется уйма времени, мой друг! А его-то у тебя осталось ой как мало, Илюша! – Знаешь, на мой взгляд, ты просто неправильно расставил приоритеты. Ты думаешь, что в жизни главное быть физиком или математиком?

– Да нет, конечно! Но без этих наук, куда я смогу поступить?

– На иняз, Илья. Я тебе говорю, – у тебя способности к языкам. Уж в моих оценках ты можешь не сомневаться! Я не первый год преподаю и вижу, кто чего стоит. Так что, дерзай! И русский-то тоже подтяни, чтобы с сочинением проблем не возникло.

Разговор с Еленой Сергеевной помог Илье выбрать верное направление. После школы он поступил на иняз в Институт Иностранных Языков. И здесь его ждала вторая судьбоносная встреча.

Парторг института, Леонид Иванович Загоруйко, оказался старым приятелем Пастухова старшего.

Прочитав знакомую фамилию в списках, зачисленных на обучение абитуриентов, он навёл справки об Илье, и, узнав, что первокурсник – сын его ушедшего товарища – Владимира Ильича, стал зорко следить за успехами и промахами Пастухова младшего.

Когда сессия второго семестра подошла к концу, Леонид Иванович вызвал Илью к себе.

– Ну, здравствуй, товарищ Пастухов! Я, если не узнаешь, тот самый Леонид Иванович, который забирал тебя из роддома. Да-да, не удивляйся! Неужто никто из родителей тебе об этом не рассказывал? Отец твой тогда не смог за вами приехать. Его срочно в ЦК вызвали из-за прошедшегося по Харькову урагана. Он и доверил заботу о вас с матерью мне, своему заму.

Леонид Иванович грустно вздохнул:

– Да-а! Жаль, что батя твой не дожил. Порадовался бы на своего сына. Учишься ты достойно… Эх! Вот видишь, Илюша, как оно в жизни получается. Ничего случайного-то в ней не бывает. Снова ты под мою опеку угодил, крестник. Да не стой ты как столб! – Проходи, садись!

Усадив Илью рядом с собою на стул, Леонид Иванович развинтил двухлитровый термос, налил из него две чашки тёмного ароматного чая, поставил их на стол рядом с хрустальной вазой, полной белого рафинада, затем, надел очки и принялся бесцеремонно рассматривать своего крестника:

– Похож, просто вылитый батя в молодости! – усмехнулся в седые усы парторг. – Ну, давай, рассказывай! Как сам, как мама?

Илья, ничего не знавший о Леониде Ивановиче до сегодняшнего дня, оробел от такого внимания к себе.

– Спасибо. Сейчас нормально.

– Нормально. Что за дурацкое слово! Для меня, нормально, значит, перпендикулярно, Пастухов!

– Да я не в том смысле, Леонид Иванович.

– Да знаю я, в каком ты смысле! Только при мне больше это слово не употребляй. Лады?

– Лады.

– Ну и хорошо. Судя по результатам первой сессии, ты парень толковый. Не ботаник, правда, – ну да нам ботаники и не нужны. Нам нужны советские граждане. Чуешь, чем одно от другого отличается?

Илья отвёл глаза в сторону и неуверенно кивнул.

– А отличаются они, Илюша, гражданской позицией. Одни – умники, которые себе на уме. Они ничего, кроме собственных целей и науки знать не желают. Другие же – напротив, всегда в водовороте масс, так сказать. Для них общественное, всегда, выше личного… Судя по отзывам твоих же однокурсников, ты принадлежишь ко второй категории. Илья Пастухов – душа компании и, в то же время, человек надёжный. В беде друзей не бросает. Наш человек, можно сказать!

Леонид Иванович закурил папироску и, выпустив, через нос струйку табачного дыма, пронзил Пастухова взором зорких голубых глаз.

– Или они врут? Может просто боятся твоих кулаков, а, боксёр?

– Да каких кулаков, ну, что вы говорите, Леонид Иванович! – Илья обиженно засопел.

– Не принимай близко к сердцу, крестник! – Загоруйко стал за спиною Пастухова и опёрся двумя руками на его плечи.

– Дело в том, Илья, что я, брат, на тебя большие виды имею. Понимаешь? Очень большие! И обделаться перед верными ленинцами и родной партией мне бы очень не хотелось. Потому, если не чуешь в себе вожака, или, если за тряпки, да за жвачку готов Родину продать, то скажи мне об этом сейчас, парень. Я пойму. И отпущу тебя с миром. Но, если ты не трус, не мямля и не фарцовщик, то оставайся со мною. Я тебя научу Родину любить, сынок! И ты вырастишь верным сыном партии и отчизны. Станешь моей сменной!

Комсорг курса, затем, комсорг факультета, Илья двигался по проторенной Загоруйко дорожке, пока в планы Леонида Ивановича не вмешалось всевластное провидение. Присутствовавшие на защите дипломной работы Пастухова, люди в штатском сочли комсорга человеком достойным и знающим. Они сделали Илье предложение, от которого глупо было отказываться.

Старик выслушал восторженный рассказ Ильи о его общении с людьми из госбезопасности, потом вздохнул, и тихо сказал:

– Ну, что ж?! Иди, раз решил. Возможно, когда-нибудь потом, ты поймёшь, что зря сошёл с дистанции.

Как это не покажется странным, но юный Пастухов не был испорченным номенклатурщиком, как не был он, изначально, и хапугой-рвачом. Старику Загоруйко удалось заразить юного вожака молодёжи своей верой в торжество коммунизма. Наверное, не попади он в ряды братства с Лубянки, эта вера жила бы в нём ещё очень долго. Но, проводя оперативные мероприятия, и, беседуя на допросах с подозреваемыми в измене Родине, Илья невольно задавал себе один и тот же вопрос: «Почему?!» Почему эти люди идут на это? Что их толкает? Деньги? Идеи? Нереализованные амбиции?»

И, всё чаще, он отвечал себе простой житейской фразой: «Да жить они хотят по-человечески! И жить не здесь, а там, где идеология не вмешивается в жизнь всех и каждого».

Первые поездки в страны Запада давались Пастухову тяжело. Зрелый циник всё чаще одерживал победу над восторженным желторотиком-комсоргом, вызывая в душе полное опустошение.

«Это шикарное великолепие они называют загнивающим миром! Бред! Союз живёт под гипнозом правящей кучки старых маразматиков! Какой, нафиг, интернационал?! Здесь наши идеи всеобщего братства давно воспринимают, как пустую болтовню, прикрывающую имперскую политику Советов. Если кто и идёт на контакт, то только ради личного обогащения или из страха разоблачения», – хмурился Илья, оставшись ночью наедине с самим собой в пустом номере парижской гостиницы.

«Эх, продать бы буржуинам засекреченную технологическую феньку, да так, чтобы самому встать у её разработки впоследствии! Патент, нужен классный патент на изобретение! – мечтательно вздыхал новоиспеченный резидент, разглядывая из окна ночной Париж. Мать к тому времени уже ушла из жизни. Пастухов готов был предать родину с первого дня пребывания за рубежом, но не мог убить этим своим поступком своего старого наставника. В то время мысли о предательстве казались ему невинной шалостью. Он понимал, что никогда не пойдёт по этой тёмной скользкой дорожке. В нём не было ещё ни отчаяния, от развала державы, ни взращенной алчности.

Но поездки за кордон окончательно разуверили неглупого спеца в победе коммунизма и заставили трезво, по иному, посмотреть на суть вещей.

«Эх, Леонид Иванович! Как же вам заморочили мозги ваши верные ленинцы! Да никогда, никогда на земле не будет этого утопического рая свободы, равенства и братства. Люди ничем не отличаются от животных. На вершине каждой людской пирамиды – социалистической или капиталистической – всегда восседали самые успешные хищники, сумевшие поспеть первыми к раздаче, нещадно работавшие клыками и загребавшие лапами. Вот и вся правда о человеке и человечестве. Формула проста как дважды два: «Тащить и хватать!» Да, держать нос по ветру, чтобы не сожрали, дышащие в спину!»

Посещая страны социалистического пути развития, только-только вставшие под знамёна Ленина, Пастухов морщился и пыхтел: «Мы помогаем братским развивающимся странам… Как же! Мы помогаем горсткам отщепенцев, которые подмяли под себя миллионы, и на наших штыках и правдивой лжи о братстве сидят у власти, нещадно обворовывая свой народ и Союз».

Приятным исключением из этого ряда были Куба, Вьетнам и Индия. Здесь, несмотря на колющую глаза, бедность, люди действительно верили в торжество марксизма-ленинизма и очень радушно принимали русских. Пастухов всегда с готовностью откликался на поездки в эти не близкие, но «наши» земли.

С годами зависть к более успешным капиталистам улеглась, да и проворовавшийся Гондурас перестал вызывать выделение желчи. Заматеревший чекист без труда держал себя в руках, выполняя свою работу за рубежом. «Фасад яркий, а что за фасадом? – Проблемы они у каждого свои. Куда без них?»

Когда к власти пришёл Горбачев, Пастухов прочитал секретный доклад одного из ведущих экономистов и понял, что Советскому Союзу долго не протянуть. Гонка вооружений сделала своё поганое дело и подорвала экономику страны.

Жить в «немытой», в прямом смысле, России, где всё выдавалось по карточкам, привыкшему к продуктовому раю заграницы Пастухову стало невыносимо.

«Хватит! Пора валить. Надо найти – «с чем»?!», – решил Илья и начал искать каналы для того, чтобы стать куратором новых технологий.

Он обратился к руководству по инстанции с просьбой освободить его от оперативной работы по состоянию здоровья и перевести «на пенсию» – в кураторы. Опытный чекист прекрасно понимал, что без «мохнатой лапы» такой перевод будет непредсказуем, и грозит попаданием ещё в то болото, и потому, решил предать своему новому назначению строгий вектор указателя цели.

Леонид Иванович вновь пришёл на помощь своему крестнику, протянув свою старческую жилистую ладонь. Благодаря звонку из ЦК его протеже оказался переведен на должность куратора Института Развития Биотехнологий. Чутьё подсказывало Пастухову, что именно здесь он обретёт своё ноу-хау.

Годы работы на этой должности не прошли даром. К развалу Союза Пастухов подготовился основательно. Америка – страна-победитель – манила его, но тень старика Загоруйко снова помешала ему решиться на измену сразу.

Когда же на руинах империи новоиспечённые князьки учредили свои княжества, оставшийся не у дел отставной полковник с грустью резюмировал: «Ну, вот, Леонид Иванович! Не дожил ты, слава богу, до этого позора. Совесть моя чиста. Видишь, это не я предал Родину, а Родина меня. Я только заблаговременно подготовился к этому дню. Так-то, товарищ парторг, больше мы все – не товарищи! А чтобы стать господами – придётся глотки грызть! Дикие законы капитала никто не отменял».

Мнимое Вечное Братство людей, не верящих в Бога, распалось через 74 года, прошедших с Октябрьского переворота. И это не удивительно. Если нет в душе у человека светлой веры во Всеблагого и Милосердного, то на что сможет опереться он в страданиях своих?! – Только «на природную свою злость, да тяжёлую свою кость».

Новые хозяева щедро одарили эмигранта за, переданный в их распоряжение, архив. Но отпускать его из своего поля зрения с миром не собирались. Они зацепились за старую дружбу Пастухова с Поспишилом и, царственно сдвинув брови, намекнули перебежчику, что раз уж он выбрал страной своего пребывания Чехию, а не Америку, то неплохо бы было раздобыть полный комплект документов по, разрабатываемым словацким гением, двигательным установкам.

Пастухов только усмехнулся: «Напугали ежа голой попой!» Да он и так собирался всё выведать у своего приятеля Вацека, а тут ещё и денег на это дают!

«Что ж! Вместе – так вместе. Я нарисую план дома. Расскажу: что, где и как. А вы уж дальше сами действуйте, господа хорошие! Только деньги – вперёд!»

Операция по шантажу Поспишила удалась лишь отчасти. В тайниках жилища пана Вацлава подосланными агентами действительно были найдены чертежи электродвигателей, только не те, которые ожидали заполучить американцы. Двигательная установка обычного электропоезда их привела в бешенство.

– Что, значит, «отдавай деньги назад»?! С какого перепугу?! Тайник нашли? – Нашли. Чертежи достали? – Достали! А что на них изображено – это уже ваши агенты должны были кумекать! Я сразу вас предупредил, что не силён в электротехнике, – оправдывался Пастухов. – Ладно, господа буржуины, не переживайте! Поспишил, теперь, невыездной. Дайте мне компромат на человека, который его шантажировал. Я того в прессе по стенке размажу, и с этим шедевром к Вацеку и пойду. Он мне всё расскажет, будьте уверенны!

Сказано – сделано. Благодарный Вацлав, действительно, не знал, как ублажить, вставшего на его защиту, старого друга. А Пастухову только этого и надо было. Он подсунул Поспишилу «Трактат о страстотерпцах», оставил кругленькую сумму, из выделенных ему американцами средств, на проект «Весталки» и стал частенько наведываться к проглотившему наживку Нобелевскому лауреату домой. Но сколько Пастухов не пытался разговорить Вацлава за «рюмкой чая», ничего нового об электродвигателях он так и не услышал. Странное дело, но Поспишил, на полном серьёзе, уверял его в том, что выкраденные у него чертежи – подлинные, и на них действительно отражены элементы двигателя нового типа. Просто, из-за условных обозначений его некоторых частей, американцы не смогли увидеть ничего нового, приняв их за, хорошо всем известные, старые знаки элементов сети.

Пастухов понял, что не понял ничего. Окружив гения верными стукачами, он вернулся в Москву. Благо, двойное Чешско-Российское гражданство позволяло сделать это без всяких проблем.

Жизнь – самый непредсказуемый режиссер и, тот ещё, провокатор. В один из темных ноябрьских вечеров в московской квартире Пастухова раздался телефонный звонок. Оставшийся в рядах бойцов невидимого фронта сослуживец спешил сообщить своему старому соратнику, что в архиве органов найдена папка с ранее засекреченным делом о гибели Пастухова старшего.

– Сам понимаешь: Союза – нет, ЦК – нет. Какая в дальнейшем может быть секретность в гибели партийного бонз?!

Через сутки Илья изучал дело о гибели отца и зло пыхтел:

«Так. Ага, вот! В кабине машиниста электропоезда, протаранившего на неохраняемом переезде Волгу Первого Секретаря Горкома… находился машинист Штольц Виктор Николаевич… в состоянии лёгкого алкогольного опьянения. Что и требовалось доказать! Вот сволочь!!!»

В голове Пастухова даже не возникло мысли о том, что виновником аварии на переезде, скорее всего, был водитель Волги, а совсем не машинист. Сфабрикованное, в угоду партийным тузам, дело против Виктора Штольца не могло быть объективным отражением произошедшего. Если бы машинист действительно был пьян, то формулировка «лёгкого алкогольного опьянения» не возникла бы.

Илья встал, подошёл к телефону и набрал номер своего бывшего сослуживца.

– Гриш, привет. Это я, да. Послушай, не в службу, а в дружбу, раздобудь мне, пожалуйста, все имеющиеся данные на этого Штольца, ну и на всех его родственников. Я думаю, что его самого уже нет в живых. Зона – она здоровья не добавляет. Хочу с его детьми встретиться, посидеть за рюмкой мира.

Листая переданные ему сведения о детях Виктора Николаевича, Пастухов остановился на данных о его сыне Александре.

«Ага! Генеральный директор и учредитель нефтяной компании. Богатенький Буратино, значит! Вот ты-то мне за всё и заплатишь, сынок! И за мамкины горючие слёзы, и за мои».

Недолго думая, на следующий день Илья Пастухов отправился в отдел кадров нефтяной компании, руководимой Штольцем младшим, наниматься на работу в службу безопасности. Написав заявление и ожидая собеседования, он подошёл к окну. К подъезду подъехал черный Мерседес. Из него вышли четверо. Одного он сразу же признал.

«Снопов, ты-то тут какими судьбами?.. Гляжу – вы с господином Генеральным директором – друзья-товарищи! Надо же!»

Встретив «случайно» вечером того же дня своего старого приятеля у дверей театра «Фаэтон», Илья, в дружеской беседе, намекнул тому, что сидит без работы и хотел бы устроиться в службу безопасности «Ойлэнерго».

«Странный народ эти полунищие, – раздумывал Мальчиш-Крутыш, прогоняя у себя в голове разговор с Константином, – им только намекни о былой совместной деятельности, и они уже готовы в лепёшку разбиться, только бы помочь! Вот хотя бы Снопов, – гол как сокол! И это несмотря на то, что по его же словам – он вечно на побегушках у своего шефа – владельца бизнеса. Да я бы уже сто раз всё так развернул, что – и без меня – никак, и условия оплаты – мои! Ну и кто из нас двоих светлая голова, а Снопов?.. Интересно, кинулся бы ты мне помогать, если бы знал, кто тебя спровадил в обезьянник, когда ты вышел из театра в день нашего знакомства? А ведь мог бы догадаться, если бы имел трезвое мышление, инженер-психолог фигов. И потом, психолух, надо держать ухо востро при встрече со старыми знакомыми, пока не раскусишь истинную цель их визита! Щенячий восторг тут неуместен. С годами люди всегда меняются в худшую сторону. Это аксиома, Снопов! Один ты у меня такой совковский дурик остался».

– Я договорился. Тебя ждут на собеседование завтра. Приходи при параде и с трудовой книжкой. Шеф не против твоей кандидатуры на должность заместителя начальника службы безопасности.

Голос Кости был полон радости, словно это не Пастухова, а его самого берут на работу.

«Чему ты так радуешься, нищий убогий идиот?!» – усмехнулся про себя Пастухов, слушая Снопова.

«Ну вот, сынок убийцы, – вот она, судьба-злодейка! Сошлись, сошлись наши пути-дорожки! Ничего! Очень быстро я сживу со свету твоего нынешнего покровителя в органах и встану сам на его место. И вот тогда… Тогда я разыграю такой гамбит, что ты мне за всё заплатишь сполна, сволочь!»

 

«Мёртвые с косами стоять… И тишина!» Очевидное-невероятное

Анна и Константин вернулись в рыцарский зал колледжа, шагая под ручку, как ни в чём не бывало. Галантно проводив Поспишилову до её места за столом, Снопов сел на своё. Ирина растерянно поглядывала то на Снопова, то на Анну Сергеевну.

– Что-то случилось, Ириш? – поинтересовался Константин, заметив озадаченный вид жены.

– Да, как тебе сказать? Только ты не смейся, ладно?

– Ладно. Говори, что произошло.

– Понимаешь, вышли вы, значит, с Поспишиловой во двор, а я смотрю, – за вами Илья Пастухов увязался. Тихо так, скользнул следом. Я думаю, – пойду, окликну, привлеку ваше внимание, чтобы вы его заметили…

– Ну, и? Что дальше-то было?

– Что было, что было?! Да ерунда какая-то! Выхожу я за вами во двор. Слышу – вы уже с Ильёй о чём-то разговариваете. Ну, думаю, хорошо, значит, заметили призрака. Ты же знаешь, он вечно как тень передвигется… Только хотела вернуться, – девочка эта, училка, вылетела, чуть меня в проходе не снесла. Всё кричала в вашу сторону: «Стойте, Илья! Подождите! Вы не знаете, с кем имеете дело!»

Ну, пошла я за ней. Выхожу во двор. – Упс! Картина Репина «Приплыли!»: ни мужа, ни Поспишиловой, ни Ильи. И даже этой малохольной – и её тоже нет! Как говорится: «Мёртвые с косами стоять… И тишина!»

Постояла я как дура, да и назад в зал подалась.

Прошла метров десять, – мимо меня опять эта ненормальная просвистела. Смотрю, а девка-то вся в слезах, трясётся. Ну, думаю, может, случилось чего? Опять пошла к выходу во двор. И тут, прямо из воздуха по центру двора возникаешь ты, а следом – Анна Сергеевна. Я, как стояла, так на пятую точку и присела. Хорошо стул рядом был!

– По-моему, это белая горячка, родная, – рассмеялся Снопов. Мало сна, много спиртного, плюс перелёт, – вот тебе и результат. Расслабься, Иришка!

– А ты не знаешь, куда запропал Илья, – Ирина задумчиво посмотрела на мужа.

– Вон, у Поспишила спроси! Он его гость, а не мой.

– Да, конечно!

Ирина взяла Константина за руку и посмотрела ему в глаза:

– Скажи, ты меня любишь?! Ну, хоть вот столечко, самую малость?

– Ириш, я люблю только тебя. Ты моя единственная и неповторимая. И, поверь, – это далеко не малость, а самая настоящая любовь, моё солнышко.

«Интересно, куда Колчак утащил тело нашего всеведающего пастуха? Как он там любил повторять? – «Важно не делать открытия, а пасти изобретателей!» Его конец – другим наука!»

Снопов посмотрел в сторону педсовета Поспишила. Подмигнув заплаканной ведьмочке, он поймал на себе её взгляд и, хищно улыбнувшись, запустил зубы в большой говяжий стейк с кровью.

Учительница закрыла лицо трясущимися руками, и отвернулась.

«Это тебе, дрянь, урок на будущее, что бы знала, что станет с тобой, если не прекратишь омороку наводить!»

– усмехнулся про себя Константин.

Получасовые поиски Ильи Пастухова не увенчались успехом. Его телефон покоился на столе, рядом с паном Вацлавом.

– Да, наш старый чекист совсем зашифровался! – усмехнулся Поспишил. Увидев, что тёмная половина звена магов куда-то ушла, он грустно вздохнул и махнул рукой.

– Всё ясно! Опять пошли с Ильёй кляузы строить, да порчу наводить. Вот куда он испарился! А я тут кипиш поднял. Отбой, ребята!

Следующий день начался для Александра Викторовича Штольца со звонка из службы безопасности «Ойлэнерго».

– Александр Викторович, здравствуйте, это Никита Белых.

– Привет Никита. Как там Инта поживает. Что, опять проверка пришла?

– Нет, Александр Викторович. Тут на кладбище, где похоронен Виткор Ерамаков ЧП случилось.

– Никит, ну какое может быть ЧП на кладбище?! Что, кто-то осквернил его могилу? Сломал памятник?

– Да нет, хотя, наверное, да. Говоря коротко, на его могиле собака загрызла человека.

– Бомжа, что ли?

– Ох, нет, не бомжа. Этим человеком оказался наш бывший шеф, глава службы безопасности, Илья Пастухов.

– Ну, это полный бред, Никита! Илья Пастухов вчера сидел со мною за одним столом у Вацлава Поспишила в Зволене до глубокой ночи. Откуда ему взяться той же ночью, в Омске, на могиле Виктора?! Короче, полный бред, так и скажи следокам. А что, уже звонили?

– Конечно, звонили. Пол Инты уже на уши поставили. Понимаете, труп-то был абсолютно голый. На нем только часы, да кольцо обручальное. По часам и определили чьё тело. Они именные. Наших сдёрнули, кто раньше под его руководством работал. Родственник его прилетел. Вроде, все опознали.

– Так опознали или «вроде»?

– Ну, опознали.

– Да, интересная штука получается. Выходит их два, Ильи Пастухова? У него, что, двойник имелся?

– Мне об этом ничего неизвестно, Александр Викторович. Но выходит – два.

– Плохо работаете, Никита Белых. Проморгать двойника – серьёзный промах, – строго сказал Штольц.

– Да, Пастухов – парень действительно очень ловкий! Только, по-моему, на сей раз, он перехитрил самого себя, – озадаченно вздохнул Александр Викторович.

– Тоже мне парень. Шестьдесят уж скоро!

– Не хами, Белых. Мне тоже не тридцать, – Штольц положил трубку в карман и прикусил губу. «Вот тварь, а? Даже из своей смерти спектакль устроил! Будь я в Москве, – уже бы следоки задолбали своими расспросами: «Где были?», «Что делали?». «Эх, хорошо, что я, по Костиной милости, вместе со всей делегацией у Вацлава в Словакии!»

Снопов на принесённую Штольцем странную весть отреагировал фразой из рассказов Драгунского: «Подлой собаке – собачья смерть!»

Ирина задумчиво посмотрела на мужа, потом на свой медальон с камнем Попигая.

– Ну, вы же помните приснившийся мне кошмар, да? Вот и не верь снам после этого! Я же с самого начала вам говорила, что в моём сне были четыре ведьмы. И вчера, за столом у Поспишила, между прочим, я их видела, – всех четверых! Слава Богу, что я во сне обозналась, приняв тело Пастухова за твоё, Костик.

– Не знаю, но лично мне совершенно ясно, что это тёмное дело хорошо организовано, – нахмурился Константин. – Кто-то подбрасывает нам «картинки с выставки» и пытается убедить в их достоверности. Думаю, что сия аллегория – очередная каверза со стороны Пастухова. Ты же видел, Саша, как он вчера зашёлся в истерике, когда Поспишил предложил тебе возглавить холдинг. Вот Илья и решил исчезнуть с лица родной земли, только бы не допустить твоего воцарения над «его» проектом. Думаю, что двойник у него на примете давно имелся. Этой ночью смертный час двойничка-то и пробил. Иначе, как объяснить, что исчезнувшего вчера вечером в Словакии человека, сегодня ночью уже разыскивают с собаками в Инте. Явно всё отдаёт подставной провокацией, направленной на твоё заточение, Саня. Ну и потом, даже если я ошибаюсь, у Пастухова что, кроме человека по фамилии Штольц, по жизни, врагов не было? При его тёмных оккультных делишках с Вацлавом, я думаю, они наверняка имелись – и далеко не шуточные! Может, Пастухову, кто смертный приговор-то и вынес? Вот он и испугался. А что бы тебе, Саша, насолить напоследок, он труп двойничка-то на могилку к Вите и свалил. Мол, – это Штольц за друга меня грохнул! Только, думается мне, что здесь – у Поспишила – мой «покойный» протеже рано или поздно, но объявится, чтобы предъявить свои права на ноу-хау. Логично?

– Так-то оно, так, Костя, только, вот, неувязок много. Зачем так спешить? Почему, не дождаться моего возвращения в Россию? – вздохнул Штольц.

– А может Костя прав, и ты для него не единственная угроза, а Сань? – поддержала версию мужа Ирина. – Вон, здесь, поговаривают, что Пастухов многих ведьмам Поспишила заказывал.

– Да, Ира, не будь вокруг меня стольких бедствий у дорогих мне людей, я бы только посмеялся над твоей гипотезой. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что доля правды в твоих словах очень велика.

– А я вот что думаю, мальчишки. Это Витькин пёс, Колчак, отомстил своему врагу. Я же видела огромного хвостатого медведя на могиле у Виктора! Говорят же, что кавказские овчарки умеют в момент своей смерти уходить в астрал и, потом, появляться за сотни верст от места исчезновения.

– Могут, могут! Даже возвращаться с Того Света. Особенно если рядом проходит метро или железная дорога. Они прямо на подножках поезда катаются, держась лапами за вагон, и ржут над легковерными читателями «Оракула» и прочей мистической прессы, – улыбнулся Снопов.

– Да ну тебя! – рассмеялась Ирина.

– Ладно, дюжий хлопец и гарная дивчина, пойду одеваться. Выходим через пятнадцать минут.

Штольц удалился с задумчивой миной на лице.

Иринка взяла медальон и подошла к Косте.

– Ну, ты не хочешь мне рассказать правду о вчерашнем инциденте?

– Раз ты взяла медальон, то ты сама знаешь ответ, – сказал он, обнимая жену, и выходя с нею в распахнутую на балкон дверь.

«Ох, уж, мне эти камеры, жучки-червячки, нанобабочки!» – подумал Снопов, а вслух произнёс:

– Это ты, а не я летала с шаманом Попигая в восемь лет.

– Значит Анна – шаман?

– Угу.

– А, между прочим, мне Богдо Геген сказал, что я выйду замуж только за шамана. Выходит и ты шаман?

– Угу, – Костя опять кивнул головой, прижимая Ирину к себе руками.

– Полетели? – она ласково заглянула ему в глаза.

– Обязательно, только Штольц объявил пятнадцатиминутную готовность. Боюсь, не уложимся в график.

– Это, правда, был Колчак?

– К моему сожалению, ты прилюдно озвучила при нашем разговоре с Саней истину. Пришлось вас увести в сторону и рассмешить.

– Вы забрали Илью в своё намерение, туда же притянули ушедшего Витькиного Союзника Колчака, – и вот результат! Дьявольски хитро! – Ирина восторженно взглянула на мужа.

– И главное – поучительно для юных ведьм, – улыбнулся Константин.

– Почему только для юных?

– Потому, что зрелые, как правило, набираются мудрости и понимают, что созданная ими кривизна со временем выправится и ударит по их Колену Израилеву. Они стерегут покой своих чад.

– Выходит, среди детей Сатурна тоже есть мудрые?

– Конечно, есть. И от светлых их отличает лишь одно обстоятельство – отсутствие в их жизни радости. Воздействие мира смерти тяготит и обязывает.

Воцарилась тишина.

– Вот же верный дружок, а? – вздохнула Ирина. – Загрыз крысу, и хозяину приволок!

Её глаза подёрнулись слезой

– Молодец, барбос!

 

Где вы были с 7 до 11?! Черт с ним! Две страницы серьёзного текста. Барон фон Ахтунг Задунайский

Не сказать, чтобы известие о кончине Ильи принесло пану Вацлаву большое горе. Он грустно вздохнул, хрустнул пальцами и спокойно принялся составлять смету расходов на серийное производство генераторов.

– Вы нисколько не удивлены, что его тело оказалось так далеко отсюда? – поинтересовался Штольц.

– Понимаете, Александр Викторович, столкнувшись с изучением паранормальных способностей человека и их конкретного воздействия на вашего покорного слугу, то есть меня, не Ильи, конечно, я счёл за благо вовремя отойти от данной темы. Поверьте, лежать на кровати целый месяц с противовесами и гипсом на конечностях, – такая наука убедит кого угодно в том, что дальше положенного человеку ступать не следует. А Илья, он сознательно искал встречи с дьяволом. Вот, судя по вашим словам, она и состоялась. Только дьявол конкурентов не любит. У него эксклюзив до Судного Дня.

– И вы всерьез верите, что это труп самого Пастухова, а не его двойника?

– Да, верю. Помните директора варьете Лиходеева, заброшенного гипнозом Волонда в Ялту? Абсолютно аналогичный случай, только с летальным исходом. А собак, – мало ли их на кладбищах ошивается? Видно изголодались. Не думаю, чтобы они напали на живого. А вот труп вполне могли изуродовать.

– Вы очень ячлогично рассуждаете, словно и впрямь верите в возможность такого молниеносного перемещения. Я вас умаляю! Не смешите меня. В 18-30 по местному времени, согласно данным с камер видеонаблюдения, расположенных в колледже, он вышел во внутренний двор. А в 20-50, по Интинскому, со слов сторожа, он уже покоился на кладбище за три тысячи километров отсюда. И это при 1 часе сдвига на летнее время!

– Приведу вам совершенно аналогичный случай, произошедший со мной. Как вам известно, я стал жертвой ДТП на мосту через Трно. Ну – ДТП как ДТП. Сам виноват! Если бы не одно «но». Бетономешалка, с которой столкнулась Шкода вашего покорного слуги по данным камер наблюдения, установленным на растворном узле в 14-00 стояла под загрузкой. А, согласно совершенно точно установленному спецами времени ДТП, авария произошла – в 14-02. И та же самая бетономешалка на полнм ходу выскочила на мост и снесла мою машину в реку к ядреней Фене. Причём с территории растворного узла она просто испарилась, минуя проходную и весовую. Голый шофёр по причине нервного расстройства угодил в психушку, а я – по причине тяжёлых травм – в госпиталь. Поверьте, в этом городе происходят странные вещи, и выжить здесь совсем непросто… А, возвращаясь к пропавшему Пастухову, хочу заметить, что ни одна камера колледжа, я подчёркиваю, – ни одна, не зафиксировала Илью после его исчезновения с территории внутреннего двора. Он не мог ни войти обратно, ни выйти из здания незамеченным. Все камеры были исправны! Никакой лажи с застывшим изображением не было. И Анна, и Константин, и Званка, учительница, – все – как люди – выходили, сидели на лавочках и вернулись. Это зафиксировано. Одного Илью черти забрали, и я в это верю, потому, что точно знаю способности Званки Чертовой. Она – тёмная ведьма. Юная, да. Силу плохо контролирует. Разозлилась на Илью, видимо, во время разговора с ним, ну и забросила его к черту на кулички.

– Да, ох и народец у вас тут подобрался, пан Вацлав! – поёжился Штольц.

– И не говорите, Александр Викторович. Помани чёрта пальцем, – так он тебе руку по ключицу и отхватит! Будьте так любезны, пришлите Костю, мне надо с ним обсудить один очень щекотливый вопрос.

– Хорошо, сейчас пришлю, – сказал Штольц, выходя из кабинета пана Вацлава.

– Рад вас видеть в добром здравии, Константин! – приветствовал вошедшего Снопова Вацлав Поспишил.

– И вам не хворать, радушный хозяин! – пожелал Константин Дмитриевич.

– Спасибо, будем надеяться на молитвы наших гостей, то есть – на ваши! – улыбнулся пан Поспишил. Он постучал по диктофону пальцем, показывая Снопову, что разговор записывается, затем, почесал указательным пальцем голову – мол, думай, что говоришь, и продолжил:

– Костя, скажите, вчера во дворе Илья не скандалил с вами, Анной или Званкой Чертовой – молоденькой учительницей?

– Ну, со мною и Анной – точно нет. Мы очень спокойно поговорили. Потом выбежала эта, как её, Званка. Она что-то кричала, и Пастухов направился к ней. Дальше я не помню, потому, что они выпали из моего поля зрения. Я был увлечён разговором с Анной Сергеевной, и моё внимание их действия, совершенно, не отслеживало.

– Понимаешь, какое дело? – пан Вацлав озадаченно почесал лысину. – У меня нет камер, установленных сверху и фиксирующих весь внутренний двор. Они расположены строго по периметру. Сам посуди, – на кой мне фиксировать лавочки, цветочки, да пустоту, уложенную плиткой?! Входы-выходы – другое дело. А вы четверо как раз находились в мёртвой зоне, там, где в самом центре лавки стоят. И куда подевался Илья, я надеялся услышать от вас с Анной.

– Да я сам никак в толк не возьму, куда он делся, пан Вацлав! Вижу, Чертова разревелась и опрометью полетела обратно с пиджаком Пастухова. Ну, думаю, поругалась с Ильёй, видимо. Обернулся, – а Ильи уже и след простыл! Я решил, что он воспользовался противоположным выходом во двор. Вот, собственно, и всё, что могу сообщить.

– Ну, ясно. Спасибо, Костя. Извини за допрос, просто меня мучают другие. Сам понимаешь, гость испарился. Штаны, пиджак, рубашка, даже, извиняюсь за интимную подробность, трусы – и те на лавке во дворе остались. Ну, не голым же он ушёл! Просто какой-то бред. Ну, да моя совесть чиста!

– Как альпийский снег, – согласно кивнул Константин. – И наша с Анной, тоже.

Пан Вацлав демонстративно нажал на клавишу диктофона, показывая, что официальный опрос свидетеля окончен.

– Если ты не возражаешь, пойдём и мы с тобою во дворе погуляем. Прохлада – пища для мозга. А то я тут уже весь потёк.

Вацлав Поспишил достал платок и вытер свою лысину, с одиноким протуберанцем волос на самой макушке.

Они вышли на воздух.

– Константин, как ты думаешь, где сейчас Челышев?

Пан Вацлав пыхнул зажигалкой, раскуривая трубку.

– Ну и переходы у вас с темы на тему!

Костя озадаченно потёр гладко выбритую скулу.

– А вы что, знали Анатолия Ивановича?

– Мы учились с ним вместе в МГУ. Да и потом, много раз общались. Можно сказать, дружили, – Поспишил затянулся и выпустил дым колечками.

– С ума сойти! – Снопов не переставал удивляться скрытой глубине этого, играющего простака, словака.

– А я думал, что вы Пражский Университет закончили.

– И его тоже, – утвердительно кивнул пан Вацлав. – Но уже на стадии аспирантуры. А с Толиком мы вместе учились на мехмате, потом на факультете аналогового моделирования. Золотое было время, Костя!

Снопов вернулся к заданному ему вопросу и грустно выдохнул:

– Я не хотел бы вас расстраивать, наш гостеприимный хозяин, тем более сегодня, когда и так нервотрёпки хватает, но, раз вы спросили… Дело в том, что Челышев в декабре 1995 года был убит. Он похоронен на Востряков-ском кладбище в Москве. Ему нанесли травмы, несовместимые с жизнью. Ходили слухи, что он, якобы, занимался красной ртутью и установками Тесла в Черновке. На него бандюганы и наехали. Мол, отдавай нам патент и свои работы. Мы теперь тебя крышевать будем. А он не согласился. Вы же знаете, Анатолий Иванович не робкого десятка был. Сам я, тогда, уже в нефтянку подался и с Челышевым не общался года два. Наш общий знакомый – Илья Пастухов – так эту историю мне преподнёс, когда возил меня к могиле Челышева. Вот, собственно, и всё, что мне известно.

– Ах, вот оно что!

Поспишил помрачнел.

– Простите, не знал. У меня сохранилось его последнее письмо на космогонические темы. Я предлагаю вам с ним ознакомиться. Возможно, прочитав его, вы быстрее поймёте принцип работы двигателей нового типа. А работают они, Костя, на естественных резонаторах стоячих волн эфира.

Пан Вацлав вынул из кармана пиджака свёрнутые рукописные листы и вручил их Снопову.

– Присядьте, почитайте. А я пока покурю в сторонке.

Он затянулся ароматным дымом табачной смеси, и, выпустив в небо этажерку белёсых колец, сел поодаль.

Узнав знакомый почерк, Константин, украдкой, смахнул слезу с глаз и начал читать расплывающийся текст:

«Занимаясь работой по воссозданию установок Николы Тесла, и, одновременно, изучая поведение газов при сверхвысоких давлениях в лаборатории Черновки в 90-е годы, я вновь обратился к трудам гения электричества и пришёл к тем же выводам, что и он в конце 19! века.

Всё представление человечества об эфире пространства перевёрнуто с ног на голову.

«Эфир пространства не есть субстанция, подобная газообразной. Будучи первоосновой любой материи, он есть самая энергетизированная всепронзающая твердь, отстающая всего на одну ступень от изначальной точки Абсолюта древних. Её сверхплотность позволяет нам, гораздо менее плотным сущностям, сквозь которые она беспрепятственно проникает постоянно, не замечать её присутствия, и не даёт ловить какие-либо её завихрения», – писал Никола Тесла.

Сейчас, спустя 5 лет от начала своих исследований, я наконец-то осознал, что в природе есть огромное количество доказательств существования сверхплотного эфира – это ядра звезд, оставшиеся после взрыва Сверхновых и Черные дыры.

Если бы Тесла не махнул рукою на заплутавшее в дебрях теории относительности человечество, то с открытием белых карликов и пульсаров, он, несомненно, доказал бы истину своей теории сверхплотного эфира. Субстанция эфира аналогична той, что содержится в ядрах таких звёзд, оставшихся после взрыва Сверхновых. В том месте пространства, где находится пульсар, происходит то же самое, что и в месте оголения от изоляции фазового провода, – мощнейшее излучение в окружающее пространство электромагнитных волн. Спектр излучения таких звёзд продиктован уровнем плотности эфирной материи внутри ядра. А сама плотность эфирных звёзд наверняка имеет свою дискретную семеричную шкалу энергетических уровней. И как только гравитационные силы доводят плотность эфира внутри ядра пульсара до самого высшего – седьмого уровня, происходит превращение звезды в Чёрную Дыру. Первозданная субстанция эфира пространства вновь сливается со своим первоисточником, олицетворяя собою переход массы в изначальную энергию Абсолюта. Потому, благодаря открытию пульсаров и Черных дыр, мы можем говорить о хождении вспять к началу времён и о единовременном сосуществовании и Абсолюта, и его дыхания – акаши-эфира, и нашей Вселенной гравитационных взаимодействий… Материя сверхтяжёлых звёзд, таких как Сириус В, ближайшей к нам звезды эфирного плана, и есть акаша – манасическая разумная огненная основа нашего проявленного мира, по утверждению древних.

Я низко склоняю голову перед великими Гениями 19 века – Николой Тесла и Еленой Петровной Блаватской.

Дорогой Вацек, в настоящее смутное время я считаю преждевременным опубликование моей гипотезы об астрономическом подтверждении теории Николы Тесла. Если мне суждено умереть, то доведи до конца начатые мною исследования, и, когда наступят более светлые времена, покажи эти листы моему аспиранту К. Д. Снопову.

С уважением, твой однокашник и верный друг, Толя Челышев. 01 декабря 1995 года».

Заметив, что Константин с головой ушёл в изучение письма, Поспишил достал мобильник и набрал номер Сметаны:

– Иржи, дорогой, – негромко проговорил пан Вацлав, – там, рядом с вами, в главной башне, пан Жденек с лазерной установкой возится. Поднимись к нему, пожалуйста. Я подожду. Поднялся? – Дай, пожалуйста, ему свою трубку. Что, не берёт? Руки заняты? Тогда, попроси его выйти во внутренний двор колледжа, как освободится. Ну, всё, большое спасибо!

Константин и пан Вацлав ещё сидели на скамейке посредине двора, когда входная дверь отворилась, и по направлению к ним зашагал постаревший, совершенно лысый, но всё же, узнаваемый гигант, – вылитый Михайло Ломоносов.

– Знакомься Константин! Венгерский барон фон Ахтунг Задунайский, он же – пан Жденек, собственной персоной.