— Ну, и чего вы тут расселись-разлеглись? — голос вахтёрши бабы Дуси был суров, но доносился словно сквозь вату. — Завтра детей на спектакль приведут из лагерей школьных. Да подготовишек садиковских. А вы тут мне бедлам устроили? Лестницу всю юшкой заляпали! А зеркало! Кто зеркало испортил, ироды!? — бабулька растревоженной вороной вещала откуда-то сверху, стоя над лежащим на полу Яриком, категорически не желающим открывать глаза. — Трещина от пола до потолка идёт! Это ж как постараться надо было!? Не иначе, братец твой оглашенный своей железякой проклятущей расколошматил, — это она, сто пудов, Славке. — Вот, не зря Марсель Фанисович запретить её хотел. Не послушались, и вот результат. Кто за зеркало платить будет!? Кто, я вас спрашиваю!?
Открывать глаза — значит, рисковать опять оказаться в этом дурацком пригрезившемся мире. С его дурацким колдовством, сражениями и морем крови. Чужой и своей. Нет уж, ну его к лешему. Лучше так полежать.
Тем более, что вахтёрша раздухарилась и умолкать, похоже, не собиралась, вереща жутко противным голосом:
— Я, вот, родителям вашим пожалуюсь! И Марселю пожалуюсь! И директору! И императору!
— Какому, нафиг, императору!? — не выдержал Ярик. — Вы, баб Дуся, чего говорите то?
И открыл глаза.
Лучше б он этого не делал.
— Сам ты баба Дуся!
Ярик даже и не удивился уже, когда в очередной раз обнаружил перед собой зелёную морду гоблина. Только поморщился да вздохнул тяжело.
В левой руке пульсировала тупая ноющая боль. Юноша поднял её к глазам и огорчённо замычал, отворачиваясь. замотанная какой-то тряпкой, та живо напомнила о произошедшем.
— Яр, нам надо поговорить, — проскрипел кобл.
Парень показал ему пропитавшиеся кровью бинты:
— Учти, если ты сейчас скажешь: «Люк, я твой отец», — я прибью тебя прямо здесь. И никакой гоблинский Шао-Линь тебе не поможет.
— Опять ты, невесть что, болтаешь. Я серьёзно.
— Да не вопрос, — Ярик огляделся по сторонам. Они находились в какой-то небольшой комнате с таким же огромным, как в кабинете императора, окном. Вдоль стен — шкафы, полные книг. Сам Юноша лежал и не на полу вовсе, а на немного жестковатой кушетке с резной деревянной спинкой. Такой же вычурно-изящной была и спинка стула, на котором верхом устроился напротив парня Генордалтрис. В комнате никого больше не было.
— А где сеструха? С ней всё в порядке?
— Нормально всё с ней. Пошла за Агаей. Заберёт её, приведут себя в порядок и вернутся.
— За Агаей? — переспросил Ярик. — А где она?
— Да где ж ей быть? Их, как скрутили возле «Старого мерина», так в казематах в одну камеру и запихнули.
— Вместе схватили? — решил уточнить юноша.
— Ну да.
— Значит, она нас не предавала? — Ярик чуть склонил голову набок и пристально взглянул на заелозившего на стуле гоблина.
— Я об этом и хотел поговорить, — опустил глаза тот. Затем исподлобья зыркнул на юношу. — Нужно было так. Видела она кое-что, чего не должна была. Вот, и не хотел я, чтоб рассказала тебе раньше времени.
— А что она должна была рассказать? — парень, казалось, сейчас дырку мог прожечь взглядом во лбу зелёного. — Что ты шпион императора? Хотя, о чём я? Ты ж ему собственноручно горло перерезал. Так кто ты? Чей агент?
— Ничей, — пожал плечами кобл. — Я наёмник. И хороший. В этот раз меня наняла Мадрыся Кавакасская. Чтоб я братца еёного жизни лишил и дорогу к трону империи освободил.
— А как же ты тогда меня имперцам сдал? Ты ж меня с потрохами продал! — возмутился Ярик.
— Я шёл к главной цели, и это был самый верный и красивый путь, — голос кобла был твёрд, и Ярик понял, что тот ничуть не сомневается в правильности своих поступков. — К тому же мне было предложено доставить тебя или твою сестру в нетронутом виде. Это не должно было повредить вам и играло на руку мне. Сам видел, как легко я попал в покои императора, имея тебя в пленниках. То, что попалась и твоя сестра — это лишь случайность. Однако и она нам помогла.
— Да уж, — фыркнул Ярик, — помогла. Да она всю работу за тебя сделала, Даркуса победив! Тебе только и осталось, что безоружного мужика укокошить.
— Если бы глава охраны Макейнис не занимался подготовкой встречи с Мадрысей, а околачивался тут, всё было бы куда сложнее. А убить императора... Я вообще думал, что ты сам кинешься его убивать. Или сестра твоя.
— Это с какого ж перепугу!?
— Так это же по его приказу за вами гонялись. Магёныша, вон, даже вашего убили и капитана.
— Не он же убил! — вскинулся юноша. — Вполне нормальный чел был. Но ладно, не в этом суть. Ты мне лучше объясни, как ты умудрился так удачно в плен к баронету тогда попасть? Да так, что к нам в качестве приза перешёл. Это же даже Штирлиц отдыхает!
— Не было никакого плена, — ухмыльнулся довольно Генордалтрис. — Я баронета нанял накануне вашего приезда. Этот недалёкий отпрыск местного барона был не сильно разборчив в способах получения денег на хорошее вино и прочие радости своей никчёмной жизни. Даже бандитничал иногда. И потому отличным кандидатом мне показался. Вот и заплатил ему, чтоб он продал меня за бесценок или в кости проиграл тому, на кого укажу. Да он, дурак, сцепился с тобой раньше, чем я сказать что успел. Хорошо хоть, проиграл, и дело само разрешилось. Вот только, пожадничал он, — кобл развёл руками. — Прознал, что за вас награда назначена, и решил в обход меня деньжат заграбастать. За что и поплатился жизнью. Если б Агая твоя его тогда стрелами не надырявила, я бы сам его порешил.
Гоблин провёл ребром ладони себе по горлу.
— А если бы мы тебя не взяли? Если бы Славка капитана не уломала? — не унимался Ярик.
— Взяли бы, — отмахнулся кобл. — Рано или поздно, но взяли бы. Вас, человеков, легко уговорить. А я это делать умею.
Он вздохнул и продолжил:
— Но это сейчас всё совершенно не имеет значения.
— А что имеет? — принял посыл Ярик.
— То, что надо нам поскорее отсюда убираться.
— Сразу два вопроса, — юноше надоело лежать, и он аккуратно, чтоб не задеть ничего покалеченной рукой, уселся на кушетке. — Почему надо и почему нам?
— Надо, — кивнул кобл, — потому что ваш мэтр может оказаться прав, и вы действительно являетесь родственниками императорской семейке. Нужно объяснять, что случится, если новая императрица так же, как братец, узнает об этом и посчитает вас претендентами на престол?
Ярик замотал головой.
— А она не знает?
— Пока нет, — заявил гоблин. — Но это может случиться в любой момент.
— Ладно, с этим понятно. А ты-то с нами зачем собрался? Ты ж такой крутой специалист, — парень подпустил в голос сарказма, — найдётся, поди, у императрицы и ещё для тебя работёнка.
— Найдётся, — кивнул кобл, — даже не сомневайся. Да только, как думаешь, простит она мне то, что я, знаючи о происхождении вашем, ей не доложил? Вот, пока она думает, что вы простые иномиряне, домой спешащие и опасности для неё не представляющие, а я, просто, вас использовал, и надо нам бежать поскорее. Да подальше.
— И как я буду знать, что ты с нами просто так идёшь, а не какой-нибудь очередной хитрый план исполняешь? — доверять теперь гоблину Ярику, уж точно. не хотелось. — Вдруг ещё кому продашь?
— Никак не будешь знать, — усмехнулся зелёный. — Я, конечно, могу тебе сказать, что в тот первый раз, когда ты разделил со мной ужин, ты стал для меня другом и я это очень ценю. Но для тебя будет лучше, если ты не будешь в это верить.
— Да что ж такое-то, — печально вздохнул юноша. — Постоянно оказывается, что никому нельзя верить. Вон, даже мэтр нас на свободу и опыты свои променял. Так же нельзя. Ты к человеку с добром, а он тебя то предаёт, то использует.
— Знаешь, в чём твоя главная проблема, Яр? — наклонился гоблин, чуть приближаясь к юноше.
— Ну, и в чём? — тот угрюмо глянул на зелёного.
— Ты пытаешься творить людям добро и почему-то ожидаешь, что тебе ответят тем же. Нет, не ответят, — скрипучий голос кобла, словно сверло, вкручивался-вгрызался в мозг, причиняя чуть ли не физическую боль и вводя в уныние. — Более того, станут считать твою доброту проявлением слабости и глупости. Будут норовить сделать тебе гадость, при этом радуясь своей хитрости и безнаказанности.
— Что же мне теперь, — насупился Ярик, — ради их адекватности, только зло творить?
— Зачем же зло? — прищурился гоблин. — Хочешь быть добрым, будь. Твори добро. Но только потому, что сам хочешь это сделать, а не ради благодарности или награды. Нет, — развёл он опять руками, — награда — это тоже хорошо. Выполнять заказ за звонкую монету и знать, что при этом доброе дело делаешь — это и вовсе прекрасно. Но совершать добрый поступок и ждать, что люди уже только за это будут тебе хвалебные песни петь и на руках носить — глупость несусветная. Да и вообще, — кобл откинулся на спинку стула, — с добром, главное, не перестараться. У нас говорят, помог раз — поблагодарили, помог второй раз — восприняли, как должное. Не помог в третий — стал врагом.
— У нас тоже так говорят, — буркнул юноша, погрузившийся в какую-то меланхолическую апатию.
— Значит, и у вас умные люди бывают, — утверждающе заявил гоблин.
— Вот ты меня грузанул, — вздохнул тяжело Яромир и повернулся к открывающимся дверям.
На пороге появилась сестра. Она радостно кивнула юноше, заулыбавшемуся в ответ, и, чуть посторонившись, пропустила вперёд Агаю. Та же, бросив сердитый и весьма многообещающий взгляд на гоблина, хмыкнула и прошла к вскочившему на ноги Ярику.
Девушка была прекрасна. Новое платье, уложенные в сложную причёску волосы. На открытой шее какие-то сверкающие висюльки.
Но, если честно, Ярик даже не обратил на это особого внимания. Всё что он видел — это тёмные глаза Агаи, оказавшиеся вдруг совсем рядом. В них не было обиды или упрёка, но парень, всё равно, чувствовал себя безмерно виноватым перед ней. А ещё — невообразимо счастливым.
Он стоял, затаив дыхание и тщетно подбирая в уме слова. Которыми можно было бы хоть как-то выразить все чувства и эмоции, что, переполняя его, того и гляди, грозили разорвать изнутри. Вот только сказать так ничего и не успел.
— Ну, и чего вы тут застыли, в статуи превратившись? Ждёте, когда про вас новая императрица вспомнит? — сварливый голос гоблина нарушил идиллию и вернул к насущным проблемам. — Давайте уже на выход двигать. Мне ещё деньги получить надо. А тебе, Ярам, ещё коня своего забрать.
В углу напрочь промороженной комнаты, наполовину забитой кусками льда, наполовину — трупами, в полной темноте и тишине раздался тихий-тихий не то вздох, не то стон. Никто не смог бы его услышать, даже если б находился совсем рядом, всего в паре шагов. Но, ни рядом, ни где-либо ещё вокруг, не было ни одной живой души.
Мрак, холод и безмолвный покой.
Стон повторился. И у одного из мёртвых тел, того, что было почти целиком покрыто чёрной горелой коркой, чуть дрогнул палец на левой руке.