Оракулу снился сон. Оказавшись в стенах Веталийского дворца, он чувствовал, как все, что давно пытался забыть, снова всплывает из глубин подсознания. И, если мысли и желания он мог контролировать, то над сновидениями был не властен.

Ему снилась огромная пустая зала, в мозаичный пол которой были встроены магические стеклянные шары, испускавшие слабый свет. Белые стены, массивная люстра, вмещающая в себя три ряда свечей, и потолок, до которого ребенку никогда не дотянуться, украшенный рисунками лучших художников Этернала. Сюжеты прошлых веков оживали вокруг, начиная от сцен зарождения жизни и трагических развязок. Однако для всех картин было характерно лишь одно — общая тема жертвоприношения.

Здесь мальчик чувствовал себя лишним. В то время, как кое-кто другой…

Музыка звучала сначала приглушенно, потом все сильнее, громче, словно река, набирающая силу из одного маленького ручейка. Все, кто ее слышал, — от самого лорда до последнего слуги, — останавливались, замирали в восхищении, и долго стояли на одном месте, забыв обо всем.

Сегодня сестра играла особенно хорошо.

— Леди Морисмерт унаследовала не только красоту и магические способности своей матери, но и ее талант к музыке, — перешептывались няни. — Ах, зачем лорду вообще понадобился второй ребенок?

Мальчик смерил холодным взглядом почти неотличимых друг от друга старух в черных робах, которые, по традиции присматривали за наследниками лорда, и в очередной раз пожалел, что отец не лишил своих рабов языка. Пусть бы думали, что хотели, но не смели произносить это вслух.

«Когда я стану лордом, я вам это припомню».

Он перевел взгляд на девочку, сидевшую на обитом бархатом табурете, и сжимавшую в тоненьких руках лютню. Она была подобна свежему ветру, ворвавшемуся в мрачный зал: легкая, нежная, извлекающая волшебную музыку одним прикосновением.

На девочке красовалось платье с прозрачными вставками, вырез которого был отделан блестящей тесьмой. За ее спиной трепетала накидка, похожая на крылья бабочки.

За окном серыми хлопьями падал снег, и мальчик невольно поежился, глядя на ее легкий наряд. Удивительно, но она совсем не мерзла. И, когда бы мальчик ни дотрагивался до сестры, ее прикосновение согревало. Магия, которую превозносил отец, и которой опасались даже сильные представители других кланов, чувствовалась в каждом ее движении.

Вот она закончила играть, спрыгнула с табурета с легким стуком каблучков, и подбежала к нему, обняв за шею:

— Братик, ну скажи, что это было чудесно? Разве моя игра не становится лучше с каждым днем?

— Не называй меня так. — Нахмурился он в ответ. — Первая, ты знаешь, как мы обязаны звать друг в друга в стенах этого замка, пока не достигнем совершеннолетия.

Девочка обиженно поджала губы:

— Мне больше нравится называть тебя братиком, нежели Вторым. Эти традиции просто нелепы.

— Ты не знаешь, о чем говоришь! — Второй разозлился. Он всегда срывал злость и гнев на той, кто меньше всего этого заслуживал. Мальчик не мог простить сестре, что она во всем удачливее его. Так было с момента рождения, и касалось как обычной учебы, танцев, музыки, так и магии. Но, главное, что Первая получила всю любовь и внимание отца.

— Леди Морисмерт, у вас прическа растрепалась! Пройдемте в ваши покои, — няньки снова нашли причину закончить их короткий разговор, едва он начался. Разумеется, ведь лорд с них три шкуры спустит, если узнает, что его обожаемая дочка общалась с нелюбимым отпрыском.

Отец трясся над девчонкой день и ночь. Какие — то планы по достижению власти среди вампиров основывались на силе его дочери. И Второй часто ловил себя на мысли, что сделал бы что угодно, совершил бы любую подлость, даже убил бы, лишь бы оказаться на ее месте.

Но вот семенящие шаги старух и легкий стук каблуков затихли вдали. Он остался в роскошном зале совершенно один. Или нет?

— Господин Морисмерт, ваш отец желает вас видеть. Пожалуйста, не заставляйте его ждать. Вы знаете, он этого не любит. — Из бокового коридора выступила молоденькая служанка. Она была в простом темно-синем платье и белом переднике. Ее руки нервно теребили метелочку для смахивания пыли.

Второй кивнул, пряча усмешку. Да, его отец вполне мог за непослушание сына наказать любого, кто попадется под руку. В целом, Второму на это было наплевать. Однако мысли о том, что будет, если гнев лорда выплеснется на него, заставил его внутренне сжаться и поспешить за служанкой.

* * *

Когда Второй входил в эту комнату, ему становилось не по себе, потому что приходилось встречаться с ее глазами. Пусть они были лишены жизни, и являлись частью белой мраморной статуи, Второй все равно не мог спокойно на них смотреть.

Тихонько приоткрыв дверь, и снова встретив этот пустой взгляд, Второй мог живо представить себе, какими они были в действительности, как цвет их менялся в зависимости от настроения или желаний, бушевавших в сердце. Какими были глаза его матери…

Вампиры не имели общей религии. Кланы чтили различные культы, приносившие им знания и силу. Слабые кланы боялись сильных. Вот и все. И потому, статуя женщины — полукровки в покоях прославленного лорда, смотрелась дико. Впрочем, никто в замке не смел даже подумать об этом — о дурном нраве хозяина ходили легенды.

Спальня лорда была просторной. В углу стояла двуспальная кровать, отделенная специальной магической завесой из полупрозрачной ткани. Она могла тускло мерцать, переливаться и даже гореть по желанию владельца. Сейчас завеса пугала рубиновыми красками.

Два силуэта застыли, после чего полог завесы приподнялся, и полуголая девица поспешила одернуть платье, соскальзывая с чужих колен.

Мужчина никак не отреагировал на бегство своей случайной любовницы. Просто поманил ладонью пришедшего мальчишку к себе:

— Подойди.

Второй оглядел его: с гривой распущенных темных волос, в смятой белоснежной блузе, обтягивающих рельефных брюках, и, судя по всему, не слишком трезвый — тот все равно излучал магнетическое обаяние.

Но подходить к отцу не хотелось, именно такой Морисмерт пугал сильнее всего. Второй чувствовал волну бессильной ярости, окружавшую лорда. Сделав пару шагов, мальчик поклонился отцу и нерешительно замер:

— Вы звали меня, господин?

— Да. И я рад, что ты пришел. Но не понимаю, почему ты стоишь так далеко. Разве ты не хочешь обнять своего любимого и единственного отца?

— Обнять?! — Растерянно переспросил Второй, чувствуя, что на сердце вдруг становится очень легко и ясно. — Но вы прежде не разрешали подходить к себе, вы избегали любого, самого легкого прикосновения…

— Просто подойди и сядь рядом, — оборвал его отец. И Второй подчинился.

— Вот, так — то лучше, — улыбнулся лорд, хлопнув его по плечу и прижимая к себе. — Мы — одна семья, и однажды ты унаследуешь этот замок.

— Но вампиры живут вечно… Если не становятся жертвами охотников-полукровок, — растерянно произнес мальчик.

— Разумеется, я и не собираюсь умирать. Но однажды все равно передам тебе этот замок вместе с землями. Просто мои планы простираются далеко за его пределы. — Лорд Морисмерт взлохматил волосы ребенка, после чего поймал его пальцами за подбородок и внимательно посмотрел в испуганные глаза. — Знаешь, я сегодня очень голоден.

Второй сглотнул. Он знал, что все высшие вампиры официально принимали только замороженную и предварительно очищенную кровь полукровок из центрального хранилища. Жертвы прошлой войны принесли вампирам немало крови этой расы, которую можно было использовать благодаря особым технологиям. Но на деле этот закон постоянно нарушался. Многие вампиры, особенно среди знати, мечтали о свежей крови.

Мир в представлении Второго был поделен на охотников и жертв. Раса вампиров определенно относилась к охотникам. И он собирался приложить все усилия, чтобы стать ее полноценной частью. В этом замке, отделенный стеной страха от прочего вампирского сообщества, мальчик подбадривал себя мыслью, что когда наступит совершеннолетие, его сделают официальным наследником лорда. И тогда, кто — то из высших по просьбе его отца, превратит его в полноценного вампира.

Только сейчас, глядя в серебристые глаза отца, в которых бродил красноватый огонек, Второй понял, что хочет сбежать. Но ноги не слушались, будто приросли к полу.

— Твоя мать, когда была жива, иногда позволяла вкусить крови… Ты же не откажешь мне в такой малости? — Лорд наклонился совсем близко к чужому уху. — Ты должен мне, мальчик. Из — за тебя она умерла, и я с тех пор не могу забыть о чувстве голода. Но ты подрос, в твоих венах течет та же кровь. Я подумал, что ты сможешь заменить мне ее, хотя бы до своего совершеннолетия. Молчишь? Не спросишь, почему я не выбрал для этой цели твою сестренку? Она должна быть здорова. Ты же знаешь, Первая унаследовала великую силу, она — неприкосновенное дитя, как бы для меня не была заманчива ее кровь. Я не могу причинить ей боль. Помни, ты должен защищать сестру, чего бы тебе это не стоило, и сберечь ее для меня! А сейчас просто смирись с судьбой и заплати свою цену за жизнь в этом замке.

Мальчику стало страшно. Он дернулся, собираясь бежать, но был остановлен железной хваткой лорда. А потом его швырнули назад на кровать, заставляя отогнуть шею…

Второй никогда не чувствовал боли острее, чем в тот момент. Это не было похоже ни на острие игл семейного лекаря, который брал у него кровь раз в месяц для каких — то исследований, ни на удар кинжалом. Резкая, глубокая, беспощадная, разящая, точно ядовитая стрела, она ослепила мальчика настолько, что он потерял сознание, чувствуя, как тело сотрясают мучительные судороги. Последнее, что он запомнил — красивое лицо лорда Морисмерта, испачканное кровью.

Когда же Второй очнулся с туго перевязанным лентой горлом, отец уже был полностью одет, завязывая галстук цвета полыхающего пурпура у зеркала. Он бросил ему через плечо:

— Каждый вечер, ты должен приходить сюда в этот час. А если попытаешься сбежать, тебя схватят, и я разделю вечернюю трапезу с кем — то из знакомых. Помни, малыш, будет гораздо больнее!

* * *

Оракул проснулся от собственного крика, когда солнце уже взошло высоко. Несколько минут просто смотрел на свои трясущиеся ладони, но потом усилием воли перестал дрожать, сделал пару глубоких вдохов, возвращая себе спокойствие. Чтобы сохранить рассудок, главное помнить — сейчас он далеко от Этернала.

Тихий стук больших настенных часов привел его мысли в порядок. Что ж, всего лишь сон.

Он перевел взгляд на стеклянный ромбовидный столик у окна. На нем сегодня снова красовался букет из синих ирисов.

«Что ж, очевидно, Кениш все еще думает. Но я видел будущее, и знаю, что у него нет выбора. Все идет так, как и должно», — с легкой полуулыбкой оракул откинулся на подушки, чувствуя, как темные тучи в душе разгоняет хорошее настроение.

В своих комнатах он не носил маскирующую сетку. Просто выпил зелье, не позволявшее запомнить его лицо слугам и тем, с кем он случайно столкнется.

Мысли оракула вернулись к тревожному сну, а пальцы невольно погладили засохшие ранки на шее. «Пусть раньше для отца я был игрушкой, источником крови, теперь все изменится. Мне лишь нужно воплотить его мечту в жизнь, и я получу все, что было предназначено моей сестре. И даже больше».