— Я, брат Константин, сын Итаки, ветеран ордена Железных Змей, простираюсь пред вами. Я приношу в дар эту пару копий, что навострены точильным камнем из Лазаретто и испытаны в диких водах нашего родного мира, омытые кровью чудовищного морского аспида родом из наших отроческих грез, чью шкуру я также приношу в дар.

— Я приношу в дар эти три символа моих братских уз в знак искренности и верности. Я выражаю глубочайшее почтение и осмеливаюсь просить моих командиров, моих капитанов, о чести получить звание капеллана как ваш проситель, как ваш слуга.

— Ты осмеливаешься предстать перед нами, проситель? — задал вопрос брат-капитан Дидимос, — Ты, потерявший троих человек во время предприятия на Манолисе?

— Я с тяжелым сердцем ношу в себе мучительную боль от утраты моих братьев по отделению, с того самого момента по сей день, — сказал Константин. Лицо его было прижато к холодному мраморному полу, руки широко раскинуты в стороны, а тело распростерто перед капитанами космических десантников из ордена Железных Змей, что предопределят его будущее и его судьбу.

— Я должен высказаться, брат-капитан, — молвил брат-сержант Приад из отделения Дамокл. Он поднялся и, пока обходил вокруг распростертого тела брата Константина, вытащил флягу из-за своего пояса и начал совершать обряд подношения воды.

Брат-капитан Дидимос начал было подниматься со своего места, шокированный увиденным, но его остановила ладонь, настойчиво легшая на грудь.

— Позволь ему высказаться, — сказал брат-капитан Фей, — согласно нашим обычаям.

Приад уронил по одной капле воды из своей медной фляги сначала на затылок умащенной головы Константина, а затем — на тыльные стороны его обнаженных ладоней.

— Я помазываю тебя, претендент в капелланы Константин, водой Манолиса, где ты пожертвовал своей репутацией, а с ней и жизнью троих наших братьев, чтобы выполнить поставленные задачи, чтобы оставшаяся часть отделения Скипион смогла выжить, и чтобы пять миллиардов душ продолжали следовать истинным путем Императора.

Брат-капитан Дидилос немного расслабился, и слово взял брат-капитан Кулес.

— Ты рискнул предстать перед нами, проситель? — спросил он, — Ты, недостойный, единственный оставшийся в живых после предприятия на Христалле?

— Я с тяжелым сердцем ношу в себе мучительную боль от утраты моих братьев по отделению, с того самого момента по сей день, — сказал Константин, оставаясь неподвижным. Капля воды с Манолиса сбежала с его макушки и собралась в мускулистой ложбине между основанием черепа и затылком.

— Я должен высказаться, брат-капитан, — сказал брат Катэр Гологорн, еще недавно бывший прикомандированным к Первому Танитскому полку в мирах Саббат. Он встал, когда брат-сержант Приад преклонил колени на ступенях между лежащим Контстантином и местом, где покоились братья-капитаны, чтобы вершить судьбу просителя. Брат Гологорн вытащил медную флягу из-за пояса, вынул пробку и уронил одну каплю из сосуда на затылок просителя прямо на предыдущую, затем повторил то же с его руками.

— Я помазываю тебя, претендент в капелланы Константин, водой Христаллы, где на своем первом задании, перед лицом неминуемой гибели, ты благородно собрал геносемя своих павших боевых братьев, и вернулся на Итаку, окровавленный, но несломленный, для излечения, лишившего тебя на семь сезонов возможности нести боевую службу. Все это время, и много позже, ты сносил презрения от своих боевых братьев, не пытаясь оправдать свое возвращение. Я не знаю более достойного кандидата.

Брат-капитан Дидимос и брат-капитан Кулес одобрительно переглянулись и кивнули, когда брат Гологорн преклонил колени на ступени подле брата-сержанта Приада.

Затем слово взял брат-капитан Фей, замыкая триумвират.

— Брат Константин, — сказал он, — Ты отваживаешься предстать перед нами, проситель, после трусливого отказа вести свой десантный корабль для предприятия на Бальтазаре, когда планета Рифовых звезд была захвачена врагом и навеки утеряна для Империума?

— Я с тяжелым сердцем ношу в себе мучительную боль от утраты этой планеты, с того самого момента по сей день, — сказал Константин, неподвижный, капля воды с Христаллы, проделав тот же путь, что и капля с Манолиса, присоединилась к крошечной лужице влаги в мускулистой ложбине у загривка.

— Ты ничего не скажешь в свою защиту? — спросил брат-капитан Фей.

— Двое мудрейших, каких я только знаю, мужей уже сказали за меня.

— А вот и третий, — сказал брат-сержант Приад, когда громадные двойные двери в конце залы с грохотом отворились и внутрь размашистой походкой вошел магистр ордена Сейдон.

— Я не успел к основному действу? — спросил Сейдон.

— Я полагаю, вы как раз вовремя, магистр, — заявил Приад.

Магистр ордена Сейдон вынул медную флягу из-за своего пояса, откупорил и церемониально, медленно, невозмутимо уронил из нее каплю на затылок Просителя Константина, не произнеся при этом ни слова. Затем он обошел вокруг, сначала к левой руке, а от нее к правой, уронив по капле на тыльные стороны ладоней.

Воздух наполнился пряным благоухающим ароматом.

— Я помазываю тебя, Кристос Константин, Сын Итаки, капеллан ордена Железных Змей Второго основания Ультрадесанта.

— Мы закончили с этим, капитаны?

Братья-капитаны Дидимос, Фей и Кулес стояли на коленях с того момента, как магистр ордена Сейдон вошел в помещение. Они остались стоять и когда тот потянулся, ухватил Константина за наплечники и рывком поднял свежеиспеченного капеллана на ноги. Затем магистр ордена похлопал Константина по спине:

— Если б я только послушал тебя в тот день, Кристос…Я может и был твоим капитаном, но я был вспыльчив, а твое чутье по поводу Бальтазара оказалось верным. Отныне ты сам должен высказываться в свою защиту. Третий мудрец сегодня ты…И никогда не забывай, что в тот день ты был величайшим мудрецом.