Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I

Абнетт Дэн

Макнилл Грэм

Дембски-Боуден Аарон

Каунтер Бен

Френч Джон

Кайм Ник

Хейли Гай

Ли Майк

Райт Крис

Сандерс Роб

Сканлон Митчел

Торп Гэв

Эннендейл Дэвид

Фаррер Мэтью

Джеймс Сваллоу

Вклад лжеца

 

 

+++Передача Минус Зеро Зеро (Солар)+++

Голос из громкоговорителя, висевшего над площадью, был размеренным и механическим. Его тональность ничем не отличалась от той, в которой ежедневно сообщали главные земные новости. Ровные, почти бесстрастные слова плыли над Городом Сорок Четыре — широкими проспектами и узкими улочками, крышами универмага и гаражом для вездеходов. Люди возле Небесного Крюка словно остолбенели; потрясенные, они стояли в оглушающей тишине или бродили по кругу, потеряв разум от страха и смятения.

Запись дошла до конца и повторилась.

«Говорит Империум, — произнес потрескивающий голос, который гармонировал с нестройными звуками оркестра, сопровождающего первую фразу. — Новости на сегодня, дошедшие из центра в сельхозколонию Виргер-Мос II». Эта часть передачи всегда была одна и та же, давая людям Сорок Четвертого и других поселений захолустного мира возможность ощутить бескрайность окружавшей их галактики.

Сегодня во вступлении им слышались зловещие нотки, а привычное становилось пугающим. Основная часть программы началась. Где-то на вершине Небесного Крюка находился единственный на планете астропат. А единственной обязанностью псайкера было облекать новости в приемлемую форму и передавать их на телеграф. «Говорит Терра. Очень важное сообщение. Довести до сведения всех граждан ужасную реальность. У Врат Вечности состоялось сражение. Императорский Дворец пал, Терра горит. С великим прискорбием сообщаем, что Император Человечества пал от руки Хоруса Луперкаля, магистра войны».

Некоторые горожане заплакали, другие схватились за голову и пытались не слушать жуткий голос. Один мужчина рассмеялся, решительно отказываясь верить услышанному. Были и те, кто стоял и молча кивал, словно всегда знал, что этот день настанет.

Под громкоговорителем деревянные мозаики на стендах щелкали и шуршали, кусочки дерева двигались, складываясь в слова. «Император присоединился в списке павших к своим сыновьям: Сангвинию, Дорну, Руссу и Хану. Остатки его войска просят мира. Капитуляция не за горами. Конфликта между легионами больше нет. Битва за независимость завершена, Хорус одержал победу. В настоящий момент во все пределы пространства направляются корабли, чтобы возвестить о его владычестве под титулом Императора-Короля».

Последовало короткое молчание, будто говорящее устройство было не в состоянии до конца постичь издаваемые слова.

«Знайте это. Война окончена. Хорус взошел на трон».

Громкоговорители умолкли, и город погрузился в панику.

В прохладе веранды, где хранился лед, Леон Киитер взглянул на свои ладони и увидел маленькие белые полумесяцы там, где ногти вонзились в плоть. Его подташнивало, кружилась голова. Юноша не решался встать, боясь не устоять на ногах и рухнуть на черный асфальт мостовой. Это был ночной кошмар или дурной сон, другого объяснения нет. Все остальное бессмысленно.

Император мертв? Это невозможно, немыслимо! Скорее птицы в небе заговорят на высоком готике и нарушится смена времен года, нежели случится подобное. Леон отказывался принять происходящее.

«Хорус взошел на трон…» Он услышал, как эти слова повторила старуха с фермы Форрота. Она произнесла эту фразу громко и вслух, чтобы убедиться, что это не набор бессмысленных слов.

— Он явится сюда? — спросил кто-то другой, и вопрос стал искрой, упавшей на подготовленную растопку. Все на городской площади вдруг заговорили разом, голоса сливались в гневный гул. Леона наотмашь били обрывки разговоров, доносящиеся отовсюду.

— …как быстро это случится?

— …уже направляются…

— …но им тут нечего делать!

— …неужели он убит?

— …этот мир погибнет под властью магистра войны…

Юноша нахмурился, с усилием поднялся на ноги и поспешил прочь, будто мог убежать от мрачных мыслей, крутящихся у него в голове. Терра в огне. Дворец рушится. В небе черно от космических кораблей. Пушки умолкли, и на поле боя затишье.

Он продирался через толпу. Здесь собрались сотни людей, почти все население Сорок Четвертого, вышедшее на улицу послушать ежедневную программу новостей. Неужели то же самое творится сейчас во всех других поселениях вдоль телеграфной линии — от столицы, Ноль-Один, до ферм ледяной пшеницы в Восемьдесят Седьмом?

Леон поднял глаза и проследил взглядом линии телеграфных проводов — паутину черных нитей, свисавших с тонких столбов из ударостойкого пластика. Шеренга выветренных мачт цвета слоновой кости тянулась прочь от городка и исчезала в бескрайних просторах ячменных полей. За границей поселения земля была ровной и одинаковой от края до края горизонта. Однообразие нарушали лишь редкие стальные пальцы силосных башен да ответвления железнодорожных путей. Статичный, не меняющийся пейзаж, символ самой планеты.

Виргер-Мос II был агромиром, хлебной колонией, настолько далекой от оси основных Имперских миров, насколько возможно. И все же это одна из множества планет, кормивших ненасытный Империум. В этом смысле, наверное, ей можно приписать малюсенькую стратегическую ценность. Но это было изолированное место в Доминионе Бурь, затерянном в глубинах сегментума Ультима. Несущественный мир, который остальная Галактика просто не замечала. На обожженной ветрами поверхности второй планеты обитало не более миллиона человек, и все они обслуживали фермы.

Никто из этих людей не мог забыть свое место в жизни, особенности те, кто жил в Сорок Четвертом.

Едва Леон обернулся, в его поле зрения мгновенно попала башня из черных теней, вздымавшаяся над сервисным комплексом на другой стороне площади и уходившая в небо. Если запрокинуть голову, космический элеватор на орбите казался не толще волоска. Внутри него безостановочно работали автоматические системы, которые мало кто видел из человеческих существ. Они собирали эшелоны с зерном с железнодорожных станций и доставляли их в космос. Небесный Крюк был единственным оправданием существования Города Сорок Четыре. Хотя имелись фермеры, называвшие его домом, жизнь в основном кипела на ранчо. Поселение предназначалось для тех, чьи дни и ночи посвящались работе на элеваторе. Но, по правде говоря, большой необходимости в них не было.

Леон помнил ночь, когда его отец, Эймс, пришел из таверны навеселе и преподал сыну печальный урок: рассказал ему, что у города нет причин для существования. Вся система внутри Небесного Крюка — от обработчиков груза до сложных переплетений алмазных тросов, поднимающих зерно наверх, — управляется автоматикой. Все обитатели Сорок Четвертого могут разом умереть в своих постелях, а элеватор продолжит работать, принимая зерно и поднимая его на орбиту, откуда его смогут забрать грузовые лихтеры. Урок, заявил Эймс Киитер, в том, что, когда люди полагают себя нужными, верно обратное.

Но молодой человек думал иначе. Тень Небесного Крюка не представлялась ему чем-то, что нужно ненавидеть, как говорил отец. Старик считал башню чудовищем и вглядывался в нее каждый день, словно ожидая, что орбитальный причал обломится и упадет на него. Леон видел в ней мост к чему то большему, памятник человеческим усилиям. В ее тени он чувствовал себя защищенным, словно на нее каким-то образом распространялось покровительство Императора.

Так было до сегодняшнего дня.

Мысли об отце влекли Леона по пологому спуску к дому, которым его семья владела на протяжении семи поколений, сдавая квартиры жильцам. Он был настолько поглощен размышлениями, что буквально налетел на группу возбужденно переговаривавшихся людей.

— Не имеет значения, что ты думаешь! — Даллон Прэль работал старшим солнцевиком в турбинном саду, где свет ярко-желтого светила Виргер-Мос улавливали и преобразовывали в энергию для городского хозяйства. Крупный, но обрюзгший, он не имел ни мускулов, ни выносливости. Леон это подметил во время соревнования по пушпулу в таверне. Вялые руки толстяка рассекли воздух. — Мы все слышали телеграф!

Часть горожан одобрительно закивали в ответ на слова Прэля. Но мужчина, к которому он обращался, скорчил мрачную гримасу.

— Ну и что ты предлагаешь, Даллон? — не унимался Сайлас Синкад. — Торчать здесь и переживать? — В противоположность мастеру по солнцу Синкад был высоким и жилистым, внешность скрывала его истинную силу. Пожилой отец Сайласа владел гаражом вездеходов, и сын там ремонтировал машины. Леон не мог припомнить, чтобы его руки были чистыми, а вокруг не распространялся специфический запах моторной жидкости.

Прэль и Синкад были собутыльниками, но здесь и сейчас это казалось неважным. Это не спор о политике на ступенях бара, а нечто иное, разбуженное чувством страха. В воздухе было разлито напряжение, потрескивающее, как разряды статического электричества перед грозой. Леон даже подумал, не завяжется ли рукопашная: два последних года ни один уикэнд не обходился без ссор по поводу гражданской войны, и эта парочка часто являлась зачинщиками.

— По-твоему, лучше блуждать вслепую? — вопрошал Прэль. — Я разговаривал с Яцио. Он говорит, что все остальные телеграфные каналы молчат. Связи нет, полная тишина! — Он скрестил руки на груди. — Что ты об этом думаешь, а? Военная наука предлагает перерезать линии связи, верно?

— Да что ты понимаешь в военном деле? — огрызнулся Синкад. — Единственный гарнизон Имперской Армии стоит в Ноль-Один, а ты сроду не бывал дальше своего двора!

— Я проходил подготовку! — горячо возразил Прэль. — Когда Имперская Армия явилась сюда и показывала строевую подготовку, меня готовили для городской стражи.

Синкад развел руками.

— Стражи, которой у нас нет и которая никогда не понадобится?

— Теперь, возможно, и понадобится, — сказал один из зрителей, рыжеволосый мужчина из медикэ-центра.

Прэль кивнул.

— Ну да! Если бы я не болтал тут с вами, уже сдувал бы пыль со своей винтовки!

Механик обвел толпу взглядом и задержался на Леоне, надеясь на его поддержку. Но юноша только сдержанно пожал плечами.

— Послушайте, — сказал Синкад, стараясь говорить спокойно. — Вы же знаете, как у нас обстоят дела с радио. Связь все время пропадает.

Он был прав. Атмосфера планеты вносила хаос в работу вокс-передатчиков, поэтому любые сообщения принимались и отправлялись исключительно по телеграфным проводам, протянутым над всей планетой, в том числе здесь, под боком у Небесного Крюка. Без проводов города Виргер-Мос II были обречены пользоваться считывающими устройствами или гелиографами. Земля прекрасно подходила для выращивания богатого урожая, но ее абразивные частицы разъедали каменные стены зданий, а основным убийцей обитателей колонии являлся «черный кашель». Порой ветер поднимал в воздух столько пыли, что она перегрызала защиту проводов, протянутых над полями.

— Если столица молчит — значит, этому есть разумное объяснение, — продолжал Синкад.

Женщина, красная от надвигающегося истерического приступа, сверкнула на него глазами:

— Ты не можешь этого знать!

— Нам надо защищаться самим, — сказал Прэль. — Вот о чем нужно думать!

Синкад скривился.

— Хорошо-хорошо! А как вам такая идея? У меня в гараже стоит трицикл. Что если я съезжу в Ноль-Первый и выясню, что происходит? Я могу обернуться туда и обратно еще до темноты.

— Это небезопасно, — выпалил Леон, не думая.

Механик ожег его взглядом.

— А ты почем знаешь?

— Парень прав! — вступил Прэль. — Трон и кровь, Сайлас! Ты что, не слушал передачу? Война…

— Это не наша забота, — парировал Синкад. — Мы в самой заднице Империума, куда ни один примарх не заглянет! Так что жалкая паника не имеет смысла. Лучше узнать о происходящем от самого губернатора колонии, да? — Мужчина повернулся к Леону и легонько подтолкнул его в спину. — Давай, сынок, дуй домой. Присматривай за своим папочкой. — Уходя, он оглянулся. — И ко всем остальным это тоже относится!

Прэль пробурчал что-то себе под нос. Краснолицая женщина проводила механика взглядом.

— Вечно он тут болтается, словно медом намазано, — проскрипела она. — Механик здесь, что ли, распоряжается?

До Леона дошло, что она смотрит на него, ожидая согласия. Однако он ничего не ответил и пошел своей дорогой, ближе к дому.

Когда он пришел домой, отца не было. Леон через две ступеньки взбежал по лестнице на последний этаж, на ходу проведя рукой по вечно запертой двери материнской комнаты. Затем он направился к апартаментам — сам придумал это название, слишком пышное для странноватой комбинации спальни, балкона и санузла. Постучал в дверь тыльной стороной ладони и громко позвал.

— Эсквайр! — Леон продолжал настойчиво барабанить в дверь, зная, что не потревожит других обитателей, которых в месяцы пахоты просто не было. Водители с дальних полей оставались на своих ранчо, вместо того чтобы отважиться на путешествие под сень Небесного Крюка. — Эсквайр Мендакс, вы тут?

Он услышал за дверью движение, и через некоторое время она отворилась, скользнув в сторону на смазанных роликах.

— Юный Леон, — произнес человек, рассеянно разглаживая на груди лацианы. — Какая спешка!

— Телеграф… Леон говорил так быстро, что запутался в словах и был вынужден глотнуть воздуха и начать все сначала. — Телеграф говорит, что Император мертв и Хорус захватил Терру! Война кончилась! — Он моргнул. — Я думаю, это неправда…

— Да? — Мендакс неспешно направился вглубь комнаты, и Леон побрел за ним. — Или ты хотел бы, чтобы это было неправдой?

Худощавый эсквайр выглядел белокожим по сравнению со смуглыми уроженцами агромира, а его длинные пальцы напоминали юноше женские. Тем не менее он держался с уверенностью, которой Леон пытался подражать. Мендакс буквально излучал спокойное достоинство; было необычно, что человек, который, на первый взгляд, мог показаться вполне скромным, способен, если понадобится, привлечь к себе внимание.

Он налил из стоящей на столе бутылки порцию амасека и взглянул туда, где стоял Леон. Ладони юноши сплелись, заламывая пальцы.

Леон повторил телеграфное сообщение настолько точно, насколько запомнил, слова выплескивались из него сами собой. Каждое слово было окрашено эмоциями, и к концу сообщения он почувствовал, как раскраснелись и горят щеки. Мендакс слушал, кривя губы и маленькими глотками прихлебывая крепкий напиток.

— Боевые корабли Хоруса летят сюда, — продолжал Леон. — Может, они уже совсем близко!

— Кто знает, — отозвался Мендакс. — Течения варпа странны и непредсказуемы. Ход времени там — понятие растяжимое.

Леон разочарованно насупился. Из всех возможных реакций такой он ожидал от эсквайра меньше всего. Мужчина, казалось, смирился.

— Разве… Разве вас не тревожит такой поворот событий? К нам приближается война! Империум лежит в руинах! Вы не боитесь того, что будет дальше?

Мендакс поставил стакан с амасеком и подошел к окну. Там в беспорядке валялись его пикт-планшеты и палочки-стило.

— Дело не в этом, Леон, — сказал он. — Любой нормальный человек думает о будущем. Но я научился не позволять мысли о возможном управлять собой. Жизнь, прожитая на фоне неосуществленных возможностей, становится ограниченной и замкнутой.

Юноша не понял, о чем он говорит, и признался в этом.

По лицу Мендакса скользнула тень волнения.

— Пыльные бури, частые в это время года, вызывают у тебя страх?

— Не особенно… Я хочу сказать, они могут быть опасными, но…

— Но ты понимаешь их. И знаешь, что не можешь это изменить. Поэтому ищешь убежище и ждешь, когда они пройдут, а потом живешь дальше, словно ничего не было. — Мендакс описал рукой круг, заключив в него их обоих. — Мы люди маленькие, мой друг, и не в силах повлиять на ход войн, охвативших галактику. Мы можем лишь проживать свои жизни и принимать уготовленную нам судьбу.

— Но Император мертв! — выпалил Леон, повышая голос. — Я не могу смириться с этим!

Мендакс склонил голову.

— Ты не можешь это изменить. А раз так, остается принять данный факт. Какие еще варианты?

Леон отвернулся, мотая головой и закрыв глаза.

— Нет-нет… — У него опять закружилась голова, и, оступившись, он уткнулся в занавеску, отделявшую спальню от основной части комнаты. На миг он попал в спальную зону Мендакса, увидел низкую узкую кровать и вешалку с крючками для одежды.

На кровати лежал саквояж — небольшой, тот самый, что висел у эсквайра на плече, когда тот впервые здесь появился. Леон помнил об этом. Саквояж был раскрыт, а внутри лежала не одежда и очередные пикт-планшеты, а оборудование, совершенно незнакомое юноше. Причем не металлическое и покрытое смазкой, как детали двигателя вездехода, а на вид очень хрупкое, словно веер из черного стекла и с серебряной филигранью.

Неожиданно мысли, роящиеся в голове Леона, резко оборвал грубый окрик отца, эхом раскатившийся по лестнице.

— Мальчишка! А ну марш сюда! — Он услышал топот башмаков по ступеням.

— Тебе лучше уйти, — спокойно сказал Мендакс.

Когда Леон вышел из комнаты, Эймс Киитер уже стоял на лестничной площадке. Он коротко кивнул мужчине и свирепо воззрился на сына.

— Я же велел тебе не докучать эсквайру! Пошли вниз. — Он попытался отвесить сыну подзатыльник, но юноша увернулся и сбежал по лестнице.

Отец шагал следом.

— Где тебя носило? — спросил он. — Я сказал ждать моего возвращения. А вместо этого ты испарился.

— Телеграф! — пискнул Леон. — Ты слышал?

Лицо Эймса стало угрюмым, и он покачал головой.

— Ты из-за этого так разошелся? Мне следовало сообразить.

Леон не мог поверить, что его отец столь бесцеремонно отказывается признать важность сообщения. Сначала Мендакс, теперь он?

— Ну конечно! Война, папа! Война идет сюда!

— Не кричи на меня! — рявкнул Эймс. — Я слышал эту проклятую ленту и знаю, что там сказано! Но не собираюсь из-за этого дуть от страху в штаны! — Он шумно выдохнул. — В такое время, как теперь, надо сохранять спокойствие. Прочувствовать всю важность дня, а не бегать кругами, как дурак.

Леона словно обдало холодной волной.

— Па, что с нами будет? — Он ненавидел себя за то, что, задавая этот вопрос, был похож на маленького перепуганного мальчика.

— Ничего. Ничего, — твердо ответил отец. — Ты думаешь, магистр войны спать спокойно не может без этой колонии? Думаешь, ему известно название нашей системы? — Он нахмурился. — Или ты считаешь, что Император его знал?

Кулаки Леона невольно сжались. Его злило, когда старик говорил про Императора так пренебрежительно и без почтения.

Он открыл рот, чтобы возразить, но тут раздался тонкий женский вскрик. Отец и сын поспешили к входной двери, идя на голос, и увидели на улице людей, указывающих на юго-западную часть неба. На их лицах лежала тень нового страха. Леон вышел вперед и взглянул в том направлении.

Низкое солнце находилось у них за спиной, а небо было темно-синим, прорезанным несколькими длинными линиями серовато-белых облаков. В вышине виднелись призрачные луны, но его внимание привлекли огни.

На мгновение он не поверил своим глазам: это были полосы огня, тонкие, как нити, медленно двигающиеся по небу к далекому горизонту. Их было много, дюжина или больше. Трудно сказать наверняка. Снижаясь, они отражали солнечный свет.

— Вторжение, — выговорил, почти всхлипнул кто-то.

— Магистр войны! — Леон обернулся и снова увидел краснолицую женщину. Она тыкала пальцем в небо. — Он спускается к нам с орбиты!

— Они направляются к столице, — сказал другой наблюдатель. — Они ведь всегда так делают? Капсюли, или как там это называется? Битком набитые войсками и оружием!

— Капсулы, — поправил Леон больше для себя самого.

— Что такое, мальчик?

Леон обернулся к женщине.

— Я хотел сказать…

— Значит, ты у нас вдруг стал знатоком? — резко бросила она, сердито уставившись на него.

— Я читал в книжках, — слабо возразил Леон и поспешил продолжить, пока она не заговорила снова: — Я имею в виду, мы не знаем, что это такое. Огни в небе могут оказаться метеоритами. Я их видел.

Длинное узкое лицо женщины окаменело.

— Не неси чушь! — Она сверкнула глазами на отца Леона. — Эймс, твой парень в самом деле такой дурак, каким кажется? Вон, полюбуйся! — Она продолжала указывать на небо. — Легионес Астартес идут!

Юноша оглянулся на отца, ища поддержки, но Эймс лишь качал головой. Горожане снова заговорили разом, и его ответ никто и не услышал.

 

+++Передача Минус Восемь Недель (Солар)+++

Состав из порожних грузовых капсул прошел сквозь ультрафиолетовую антибактериальную зону и выехал из горловины Небесного Крюка под щелчки срабатывающих сложных систем захватов и стыков магнитного рельса. Случайные вспышки искр и ходовые огни время от времени слабо озаряли внутренности складского комплекса у подножия космического элеватора. Точно такой же состав из капсул двигался в противоположном направлении, только контейнеры были загружены вакуумными упаковками с лиофилизированным урожаем. Под скрежет шестерней состав из шести капсул перешел на восходящую линию, и они поднимались по стальной рампе, пока не встали вертикально. Включилась приводная головка транспортера, и капсулы умчались в ночь. Через два часа они будут в зоне микрогравитации погрузочной станции в нижней точке геостационарной орбиты. Там разгрузочные механизмы освободят их, переместив груз в зону ожидания очередного межзвездного грузового корабля. Все происходило без участия человека.

Внизу, во дворе, пустые капсулы со скрежетом остановились, оказавшись под немигающим взглядом терагерц-волнового сканера. Дважды прокричала тревожная сирена, и состав отъехал в сторону. Все шесть капсул автоматически открылись. Наконечники манипулятора, похожего на паука, опустились с потолка и принялись обследовать внутренности капсул, выплевывая в темные углы струи едкой пены. Сенсор засек нечто внутри одной из капсул и запустил подпрограмму профилактической обработки. Существа из других биосфер никогда не проникали сюда во время погрузки выгрузки, вредитель из другого мира мог погубить всю экосистему планеты.

Предполагалось, что ничто живое не должно подниматься или спускаться по Небесному Крюку — никаких пассажиров, только инертный груз. Взлетно-посадочная полоса в Ноль-Первом, которую можно было бы считать космопортом, являлась единственным местом контакта между другими планетами и колонией, хотя пользовались ею крайне редко. Иногда там разгружались транспорты с товарами, но чаще корабли приходили, чтобы забрать и увезти урожай. Экипажи этих кораблей не утруждали себя тем, чтобы сойти на землю; заниматься швартовкой и отгрузкой они предоставляли своим когитаторам. Никто не хотел задерживаться на Виргер-Мос II дольше, чем это необходимо.

Сопла отыскали свою мишень и обрушили на нее потоки горячей жидкости, но биологическая форма внутри капсулы прошла сквозь стену кипящего дождя и выбралась на пол хранилища. Автоматическая система не была запрограммирована на то, чтобы отличать существо с разумным поведением от инопланетного вредителя, и никак не отреагировала, пока человек снимал с себя пластоидный костюм, защищавший от холода, и, сложив его, убирал в рюкзак, висящий у него за спиной.

Он снял сумку с плеча и разделил ее на две части, после чего пошел прочь. Вновь прибывший наугад пробирался по складу, аккуратно обходя автопогрузчики, пока не достиг одной из немногих доступных для человека ремонтных зон. Ею не пользовались десятилетиями, и открыть дверь было непросто; зато, сделав это, человек смог выбраться из сооружения на главную дорогу.

Поскольку хозяева очень хорошо все подготовили, никто в Сорок Четвертом не увидел мужчину; во всяком случае, пока он сам этого не захотел.

Он переоделся в неприметный, но хорошо оснащенный костюм для путешествий и, выйдя за пределы городка, вернулся по своим же следам и вошел уже с востока. Создавалось впечатление, что он появился с равнины, прямо из теплого и пыльного вечера.

Ему не нужно было спрашивать дорогу или сверяться с подробной топографической картой, скопированной из файла Департамента Терра Колониа. Все подобные городишки одинаковы; не в буквальном смысле — расположением улиц и домов, — но своим характером. Динамика, индивидуальность поселения была такой же, как и у множества других человеческих миров.

Идя на огни и шум таверны, Мендакс продолжал познавать Город Сорок Четвертый. Он хотел понять его, и во многих отношениях ему это уже удалось.

Он вошел в пивную, и все взгляды обратились на него. Это и понятно: неизвестный гость в таком захолустье был сродни чуду. Он еще шагал через комнату к автобару у дальней стенки, а обсуждение, кто он и откуда, уже началось.

Он заказал механизму за прилавком бутылку скверного местного пива и стал ждать, когда первый горожанин наберется храбрости и подойдет. Он медленно наливал эль в стакан, пользуясь моментом, чтобы незаметно оглядеть комнату. Там и тут стояли кресла для пушпула и игорные столы. Похоже, здесь был весьма популярен регицид, и это замечательно. У него нашлось нечто общее с местными обитателями, и этим стоит воспользоваться.

Примерно треть порции пива была выпита, когда к нему наконец обратился мужчина.

— Прошу прощения, эсквайр, — начал он, поклонившись. — Сайлас Синкад. Позвольте спросить, уж не с ранчо ли Толливер вы?

Это был плохо замаскированный гамбит, призванный вызвать его на разговор, но именно это и требовалось.

— Боюсь, что нет, — ответил он с улыбкой. — Мое имя Мендакс. Я просто, хм, проходил через ваш город.

— О, понятно, — отозвался Синкад, хотя было видно, что он ничего не понял. — Вы приехали на чем-то? У меня есть гараж для вездеходов. — Мендакс уловил запах машинного масла, исходящий от мужчины.

Он покачал головой.

— Я пришел пешком. Из соседнего поселения.

Глаза Синкада расширились.

— Из Два-Шесть? Ничего себе прогулка!

— Два-Шесть, — повторил Мендакс, кивая. — Оттуда. И теперь очень хочется пить. — Он аккуратно сменил тон, уходя от более мягкой и интеллигентной манеры речи к подражанию колониальному акценту механика, коротко выговаривая гласные. — Должен признаться, я просто умираю от жажды. — Он отсалютовал пивной кружкой, и Синкад кивнул и понимающе ухмыльнулся, заказав себе то же самое.

— Смывает пыль, это точно.

Мендакс видел, что соотечественники Синкада — круглолицый мужчина, мальчишка и сурового вида парень в тунике — сидят за игорным столом, стараясь не показывать интереса к вновь прибывшему. — Хочется немножко отдохнуть, — продолжал он, указывая на свои сумки. — И чуток отвлечься.

— Сыграть? — Синкад приподнял бровь. — Вы играете в замки? — Это был упрощенный вариант регицида, известный еще до Великого крестового похода. Мендакс прекрасно его знал, как и множество способов выиграть с помощью жульничества.

Он кивнул.

— Немного.

Синкад почти ушел.

— У нас есть местечко. Присоединяйтесь, если хотите.

— Обязательно. — Мендакс забрал пиво и последовал за ним.

За пару часов он позволил себе потихоньку спустить немного имперских купюр. Выражение лиц Синкада и его приятелей, когда Мендакс предложил покрыть долг золотым империалом, сказало ему то, что он ожидал. Он бросил монету на стол и наблюдал за опешившими горожанами.

Круглолицый, Прэль, хотел казаться авторитетом во всем, но на самом деле это был несносный тип, самоуверенный и самодовольный. Мендакс не был уверен, что сидящие за столом стали бы его терпеть, не будь это маленький городишко, где просто не избежать общества соседа и реакции на любое оскорбление. Суровый мужчина, Киитер, едва не облизнулся, увидев монету. А юноша, его сын, проявил жадность совсем иного рода. Мендакс заметил, что парнишке одиноко среди мужчин и что он отчаянно жаждет чего-нибудь интересного. Теперь они мило болтали, как старые добрые друзья. Настоящий талант — уметь понимать людей так, как умел он. Мендакс без малейшего труда ловко втягивал других в, казалось бы, вежливый и несерьезный разговор. Дело в том, что люди любят поговорить о себе и часто делают это, если только дать им возможность и слегка подтолкнуть.

Мальчишка продолжал прощупывать его, и немного погодя Мендакс понял, что пора раскрыть частичку своих тайн.

— Я путешествую по дальним колониям и всему Доминиону Бурь, — пояснил он. — Я летописец. — Он взглянул на юношу. — Знаешь такое слово, Леон?

Вместо ответа последовал энергичный кивок.

— Вы создаете художественные произведения для Администратума. Документируете славу Империума.

— Славу? — переспросил Эймс с легкой усмешкой и не скрывая язвительность. — Здесь этого добра не слишком много, скажу я вам!

— При всем почтении, я с вами не согласен, — возразил Мендакс. — Золотые моря пшеницы, изумительная синева ваших небес… О сударь, здесь красиво. И тем, кто придет в залы Терры, будет приятно узнать об этом.

— Вы… Вы бывали на Терре? — спросил потрясенный Леон.

Теперь Мендакс знал, что парень — его.

— Мой юный друг, я там родился.

— И как там? — спросил Прэль. — Действительно так, как говорят?

Мендакс торжественно кивнул, подчеркивая важность момента.

— Все так, и даже более того, эсквайр Прэль.

— Н-не могли бы вы рассказать нам о… ней? — Леон напряженно подался вперед, ловя каждое слово гостя.

— О чем?

— Обо всем! — Воздух вокруг юноши, казалось, потрескивал от возбуждения. — Я всегда мечтал увидеть систему Солар!

Мендакс понимающе улыбнулся мальчишке и с важным видом кивнул всем остальным.

— Я планирую побыть здесь немножко. Уверен, смогу кое что вам рассказать.

Позади него открылась дверь таверны, и в комнате вновь на мгновение стало тихо. Мендакс обернулся и увидел строгого на вид мужчину в оранжевой фуражке и серых одеждах, широко шагавшего через зал. Люди начали разворачивать стулья, чтобы сесть к нему лицом.

— Орен Яцио, — пояснил Эймс. — Он у нас телеграфист, приносит еженедельную сводку новостей, полученных по проводам.

— Здесь в самый раз ее прокручивать, — заметил Прэль. — В частных домах нет проводов, как в Два-Шесть или в столице. И где же еще народу скоротать вечерок, если не здесь, а?

— Интересно. — Мендакс смотрел, как Яцио заправляет толстую бобину в аппарат возле бара.

Телеграфист прочистил горло.

— Сегодня новости из центра дошли до сельскохозяйственной колонии Виргер-Мос II. Говорит Терра. — Он с важным видом нажал на кнопку, и из невидимых громкоговорителей под потолком забубнил механический голос.

Вместе со всеми Мендакс сидел тихо и слушал непрерывный поток проимперской пропаганды. Все в порядке. Магистр войны вынужден отступать. Одержаны победы на Калте, Мертиоле и на Сигнус Прим. Вам нечего бояться. Император победит.

Мендакс улыбнулся, глядя, как они слушают. Он был немножко разочарован: здесь для него не найдется достойный противник, и все будет так же просто, как везде.

* * *

Когда бобина закончилась, начали обсуждать услышанное. Мендакс видел все мелкие неувязки и дезинформацию, которую собравшиеся в таверне принимали за непогрешимую истину. Он прикинулся уставшим, и тогда Эймс сказал, что у него есть комнаты внаем. Еще пара золотых монет подкрепила сделку, и угрюмый мужчина велел своему сыну проводить летописца домой.

Леон просто из кожи вон лез, пытаясь донести багаж Мендакса. Они вдвоем зашагали по главной улице. Тем временем приближалась ночь, и воздух стал обжигающе холодным.

— В доме только ты и твой отец? — спросил мужчина.

Юноша кивнул.

— «Черный кашель» унес мою маму два года назад.

— Мне очень жаль.

— Спасибо. — Леон насупился. Он не хотел говорить об этом. — А где вы родились на Терре? В Мерике или Ги Бразиле? В Бании?

— Знаешь горы Аталантики? Я вырос в городке, немного похожем на этот, хотя ландшафт там совсем другой. — Это было редкой правдой в его арсенале лжи, зато такие подробности являлись базой для надежной легенды.

— Знаю-знаю! — Леон с энтузиазмом фанатика заговорил о великих равнинах давно исчезнувшего океана и горах, деливших их надвое. Он повторял стандартные описания, и Мендакс понял, что парень пересказывает страницы пикт-книг, читанных сотни раз. Пока они шли по улице, мальчишка буквально засыпал его вопросами. Бывал ли Мендакс на Луне? А в Городе Просителей? На что похож Императорский Дворец? Видел ли он когда-нибудь космодесантника?

— Я бывал в обществе Астартес, и не раз. — Примарха тоже, хотя этот факт он оставил при себе. — Они точно боги войны, созданные из плоти и стали. Ужасные и прекрасные.

Леон тихо и благоговейно вздохнул.

— Как бы я хотел их увидеть!

— Ты в этом уверен? — спросил Мендакс, входя в дом. — Там, где они, всегда война. Они для этого и созданы. — Мальчишка будет барометром, решил он. С его помощью можно определять настроение общины, а заодно и всей колонии.

Юнец с трудом сглотнул.

— Я столько о них читал! Но не понимаю… — он спохватился и умолк, остановившись перед дверью гостевой комнаты.

— Не понимаешь чего? — поинтересовался Мендакс, забирая ключ из рук Леона.

Леон глубоко вздохнул.

— Как они могут воевать друг с другом? Брат против брата? Это же бессмысленно!

— Для Хоруса Луперкаля смысл есть.

Услышав это имя, мальчишка передернулся.

— Как? — повторил он. — Какое безумие разделяет легионы и заставляет их нападать друг на друга? Больше двух солнечных лет прошло, а война по-прежнему идет, и конца ей не видно. Даже отсюда она кажется такой близкой. — Он покачал головой. — Резня на Исстваане и все, что случилось потом, могло быть делом рук лишь безумца!

Мендакс взял свои сумки и вошел в комнату.

— Я бы не стал гадать, — ответил он. — Никогда не пытайся постичь мысли и пути людей из Легионес Астартес, Леон. Они не такие, как мы. — В его голосе невольно прозвучала нотка редкого и неподдельного благоговения. — Они на порядок выше нашего недоразвитого человечества.

Он закрыл дверь комнаты и постоял в тишине, пока не убедился, что мальчишка ушел. Следующий час он при свете лампы обшаривал квартирку с ауспиком в руке, предоставив прибору выискивать электромагнитные волны, тепловые излучения или что-то иное, свидетельствовавшее о наличии подслушивающих устройств. Мендакс знал, что ничего не найдет, но обыскать дом на предмет «жучков» было в добрых профессиональных традициях разведчика. В конце концов именно традиции шпионажа помогали выжить таким, как он.

Мендакс распаковал багаж и развесил одежду. Жилье было даже лучше, чем он ожидал, — скромное, но удобное. Он заметил следы давнего прикосновения женских рук, теперь едва различимые. Память о покойной хозяйке.

Когда все было готово, Мендакс открыл меньший из саквояжей и снял тонкие потайные стенки, скрывавшие его настоящее содержимое. Он включил кварцевую стабилизацию частоты и перевел систему в режим бодрствования. Автономные когитационные программы устройства произведут серию тестов, чтобы убедиться в его работоспособности. Хотя никаких проблем не ожидал, потому что система была очень надежной.

Пока устройство самонастраивалось, Мендакс расстегнул жакет, извлек маленький записывающий стержень, спрятанный во внутреннем кармане, и отсоединил его от головки микрофона, вшитой в манжету. Он снял со стержня панель в форме диска, чтобы изменить запись, произведя черновой монтаж. Здесь у него была полная запись радиопередачи Яцио, голос и общее построение программы в мельчайших подробностях. Когда устройство оттестировалось, Мендакс вставил стержень в порт данных, и система сделала перезапись.

Внутренности саквояжа представляли собой набор самых современных микроэлектронных и кристаллографических матриц. Устройство было способно выполнять множество функций: вокс-связь, узкочастотные и широкочастотные передачи в разных диапазонах, постановка многочастотных помех, радиоэлектронное подавление, имитационное моделирование, синтаксический анализ данных и многое другое. Мендакс сомневался, что кто-либо на Виргер-Мос II способен хотя бы осознать истинный потенциал этого устройства. Даже в центральных мирах техника такого рода была редкостью и находилась под запретом.

Стержень издал негромкий свист, и он его вынул, потом вынул из саквояжа экран, чтобы проверить формы волн искусственно сгенерированного голоса. Мендакс помедлил, разглядывая рисунок, как художник мог бы оглядывать чистый холст, прежде чем сделать первый мазок.

Он подождал; было сухо и жарко, и на работу, которую ему предстоит сделать, потребуется некоторое время. Он стряхнул с плеч тунику и закатал рукава нижней рубашки, устраиваясь поудобнее, прежде чем взять в руки редактирующее стило.

Если бы сейчас кто-нибудь находился в комнате с Мендаксом, он смог бы заметить знак, вытатуированный на внутренней стороне его предплечья: зеленое изображение мифической гидры с поднятым хвостом и тремя зубастыми, вызывающе оскалившимися головами.

 

+++Передача Плюс Одиннадцать Часов (Солар)+++

Пыльная буря родилась на дальних равнинах, и хотя это было слишком далеко от Сорок Четвертого, чтобы нанести ущерб, ее отголоски долетали до городских предместий: небо потемнело, а по улицам ветер гнал тучи песка.

У некоторых людей, собравшихся около телеграфной станции, на шеях висели защитные очки и маски; другие их уже надели. Кроме масок было огромное количество разного оружия, носимого совершенно открыто. В основном малокалиберные винтовки и дробовики, использовавшиеся для уничтожения грызунов и зерноядных птиц. Кое у кого при себе имелись сельхозорудия, правда, непонятно, какого врага люди надеялись ими поразить. Весь этот арсенал был призван скорее успокаивать его носителей, нежели приносить конкретную пользу в случае открытого столкновения.

Даллон Прэль являлся единственным обладателем того, что можно было назвать современным оружием, да и то с большой натяжкой. Лазган, крепко сжимаемый в руках, насчитывал больше ста сорока лет; он достался семейству Прэль в наследство от пра-прабабушки, достойно служившей в Имперской Армии. Реликвия блестела в свете фонарей, и толстяк нес ее как знак офицерского отличия.

В Городе Сорок Четыре никогда не было констебля. В нем просто не было нужды, как и в наведывавшемся к ним каждый лунный цикл окружном шерифе из Ноль-Первого. Но Прэль воображал себя кем-то вроде констебля, словно обладание подобным оружием делало его прямым наследником этого поста.

Он взглянул на Эймса Киитера, стоявшего, как всегда, с мрачным видом, скрестив руки на груди и хмуро посматривая вокруг. Владелец гостиницы угрюмо кивнул ему.

— И какой прок в этом сборище?

Прэль огляделся. Никаких объявлений, и все же большинство горожан — представители почти всех семейств, живущих в доминионах, — здесь. Люди обсуждали тех, кто не явился. В конце концов если вы не готовы публично заявить о своей позиции, очевидно, вам есть что скрывать. Должно быть, вы боитесь принять чью-либо сторону.

Еще никто не наделал глупостей вроде взрыва или пальбы из своего оружия, но дело явно шло к этому. Вопросы и возражения превратились в ожесточенные споры, за которыми чувствовалась едва сдерживаемая злость. Прэль слушал, отваживаясь перебивать, когда был уверен, что прав и что с ним, скорее всего, согласятся. Все разговоры сводились к двум противоположным точкам зрения, и пропасть между людьми росла каждое мгновение. Вместо того чтобы привести горожан к согласию, импровизированный митинг усиливал раскол.

Если Император действительно мертв, говорили некоторые, что это значит для обитателей колонии и этого городка? Что это реально означает?

У Прэля не было сомнений в подлинности телеграфного послания. В конце концов, существуют механизмы, защищающие астропатические сигналы из системы Солар и центральных миров от искажения. Так говорили в других передачах, и он этому верил. Понимания, как и что работает, не требовалось. Хоть ему и не нравилось религиозное устройство мира, веры было достаточно.

В послании сказано, что Император мертв. Значит, он мертв. И куда он, Даллон Прэль, мог деться от этого? Теперь на земном троне Хорус, и, наверное, он будет строить для себя новую империю. Все знают истории про миры, обращенные в пепел за то, что посмели не подчиниться магистру войны. Например, планеты Звезд Тебиана и соседних подсекторов, выжженные и превращенные в мертвые каменные шары.

Одни призывали к повиновению, считая его разумным и логичным, и хотели поднять знамя магистра войны, чтобы Око Хоруса смотрело отовсюду. Разве есть лучший способ обезопасить себя, чем объявить о преданности новому Императору-Королю? Если этого не сделать, Астартес всех перебьют.

У других подобная мысль вызывала отвращение. Как бы там ни было, это мир Империума. Терра и Император нашли его, вдохнули жизнь; он полит потом имперских граждан и служит Империуму Человека. Это верноподданный мир с верноподданными колонистами, которым надлежит открыто продемонстрировать свою ненависть изменнику и убийце Хорусу Луперкалю.

Прэль слушал доводы соседей и помалкивал. Система Виргер-Мос II находилась так далеко от Терры, была настолько изолированной и окраинной, что вряд ли она являлась частью Империума. Разве что номинально и согласно обычаям. Он осмелился спросить себя, какая разница для мира, подобного этому, кто правит им с далекой Земли — Хорус или Император? Что от этого изменится? Они будут так же выращивать свою пшеницу и отправлять ее в космос, рождаться и тяжело работать, умирая рядом с Небесным Крюком. Единственное, что изменится, — цвета флага и голос, ведущий радиопередачи.

Неужели его преданность стоит так дешево, а верность каждой отдельной колонии породившему ее миру столь хрупка и бессмысленна, что ее могут разрушить какие-то огни в небе и призрачная угроза расправы?

— Не можем же мы лизать любую руку, словно псы! — Прэль сам испугался, когда его мысли внезапно вырвались наружу, а глаза затуманились от чувств, получивших выход. — Мы что, совсем слабаки?

— Это не слабость, а прагматизм! — сердито огрызнулся Эймс Киитер, и несколько человек согласно кивнули. — Нам без разницы, чья задница восседает на трон Терры! Присягнем другому, и что с того? По крайней мере останемся живы! Я не собираюсь терять все, что имею, ради кого-то, кого никогда не видел и кто даже не знает о существовании этой планеты!

Прэль угрожающе шагнул к мужчине:

— Ты не понимаешь!

— Может, это даже и не Хорус. Ты об этом подумал? — парировал Эймс. — Может, уцелевшие сторонники Императора вздумали к нам явиться!

За их спинами дверь телеграфа со стуком распахнулась, и появился Орен Яцио. Его движения были неестественными, лицо побелело. Он продолжал держать в руках наушники, которые надевал, работая за телеграфным аппаратом. За ним тянулись провода, присоединенные к имплантату, вживленному в основание шеи.

Пока Яцио шел к ним, бледный и мокрый от пота, все молчали. Единственными звуками были стук и позвякивание проводов над головой, когда их трепал ветер далекой бури.

Наконец телеграфист заговорил — громко, чтобы все слышали:

— На сегодняшний день новости из… Новости, дошедшие в колонию… — Он пытался выдержать профессиональный тон, но не смог. Яцио сглотнул и начал сначала, отказавшись от обычных формальностей: — По проводам пришли обрывки передачи, отдельные куски. Мне пришлось долго собирать их воедино. Сообщения из Ноль-Девять, Один-Пять и из столицы.

— Десантные капсулы? — спросила женщина. — Это Сыны Хоруса?

Посыпался град вопросов. Яцио взмахнул руками и пронзительно выкрикнул:

— Тихо! Слушайте меня! — Он дрожал, несмотря на теплый вечер. — Мой долг — сообщить вам, что его честь эсквайр Лиан Тошак, выборный имперский губернатор колонии Виргер-Мос II, сегодня покончил с собой в собственном доме. Пока… Пока возникло замешательство насчет того, что делать дальше.

Маленькая толпа заколыхалась. Прэль молчал, поглаживая потными пальцами корпус лазгана. Тошак убил себя, чтобы не иметь дела с вторжением. Сколько еще людей сделают то же самое, запуганные магистром войны и не в силах вынести саму мысль о встрече с легионами?

— И еще, — продолжал Яцио, сокрушенный тяжестью новостей. — Другие поселения передают неподтвержденные сообщения о… визуальных наблюдениях. — Он облизнул губы. — Замечены огромные фигуры в темных доспехах, передвигающиеся от города к городу. Вскоре после передачи этих сообщений связь с поселениями прервалась.

— Космодесантники, — выдохнул Эймс. — Трон и кровь! Они действительно здесь. — Он с мрачной торжественностью кивнул самому себе, будто человек, стоящий на плахе. — Я так и знал!

— Нет! — воскликнул Прэль. — Мы этого не знаем! — Он схватил Яцио за руку. — Ты сказал, «неподтвержденные». Значит, это может быть ошибка или…

— Разуй глаза! — завопила женщина. — Это вторжение, идиот! — Ее слова были словно спичка, брошенная в груду растопки. Все принялись кричать и стенать.

Прэля захлестнула волна паники, и он почувствовал, как рушится сила духа горожан. Он знал, что, если не начнет действовать сейчас же, городок развалится на части. Хрипя от натуги, он вскарабкался на припаркованный трейлер и взмахнул лазганом, набирая в легкие побольше воздуха.

— Послушайте меня! — завопил он, привлекая внимание. — Как и вы, я прожил в этом городе всю жизнь. Хорус Луперкаль пусть хоть подавится, мне-то что за дело! — Он потряс оружием, находя в душе новый источник энтузиазма. — Умру, но не позволю этому подлому ублюдку и его подонкам-перебежчикам отобрать у меня мой дом! Я лучше погибну, чем сдамся!

Его грубоватая и убедительная тирада вызвала нестройный хор одобрения у той части толпы, которая чувствовала то же самое, но было немало и других, презрительно ухмыльнувшихся в ответ.

Вдруг со своей выгодной позиции над толпой Прэль увидел, как на них что-то двигается — мотающиеся из стороны в сторону огни, сопровождаемые гулом мотора. Нечто большое и темное в ореоле бури мчалось по улице к центру города.

— Это они! — взвизгнул кто-то. — Они уже здесь!

Толпа бросилась врассыпную. В безумной спешке люди натыкались друг на друга и пытались отыскать какое-нибудь убежище.

Руки двигались сами собой; Прэль обнаружил, что лазган упирается ему в плечо, а сам он вглядывается в железную прорезь прицела. Тренировки и регулярная охота на вредителей урожая из огнестрела сделали свое дело — старинное лазерное ружье потеплело и ожило. Палец Прэля лег на рифленую спусковую пластину…

Темные тени приближались в клубах поднятой ветром пыли. Прэль гадал, что там, за этими огнями? Бронированный танк, вездеход? Может, Легионес Астартес идут друг за другом? Он слышал, они так делают, чтобы скрыть свою численность.

— Прэль! — прокричал Эймс, пытаясь стащить его с трейлера. — Слезай оттуда, никчемный идиот! Ты погубишь всех нас! Убери свое проклятое ружье, пока они тебя не увидели!

Всю свою жизнь Даллон Прэль хотел быть чем-то большим, нежели просто мастером по солнцу, чтобы его существование имело смысл. Даже больше — он хотел стать героем.

Его палец затвердел на спусковой пластине. Он будет героем! Даже если придется погибнуть. Он покажет этим захватчикам!

Из лазгана вылетела ослепительная алая вспышка, с визгом раздирая воздух, и заряд поразил намеченную Прэлем цель.

Он выдохнул, у него вдруг закружилась голова. Он ждал ответного удара. Ждал…

Ветер, несущий пыль, пролетел дальше и зашуршал песком у него за спиной, и Прэль, спотыкаясь, побрел к своей мишени. В воздухе вился едкий дым, пахло горелой плотью. Он остановился и уставился на труп Сайласа Синкада, лежащий в седле тарахтящего трицикла. Лицо механика превратилось в мешанину из обгорелых ошметков мяса — там, куда угодил лазерный разряд, чуть повыше правого глаза.

Прэль затрясся, ружье выскользнуло из его ослабевших пальцев.

В конце концов налаживать подобие организации пришлось Яцио. Поскольку Прэль был совсем плох, рыдая в голос, как ребенок, телеграфист велел жителям городка поискать, чем забаррикадировать все входы и выходы в Город Сорок Четвертый. Они подчинились, в основном из-за необходимости чувствовать, что заняты реальным делом, вместо того чтобы просто ждать смерти.

Труп Синкада убрали, и кто-то отобрал у Прэля лазган. Механик ездил в Ноль-Первый за информацией, и теперь они уже никогда не узнают, что он хотел им сказать.

Яцио предупредил их, что Астартес обязательно придут сюда. Это неизбежно. Здесь Небесный Крюк, и это делало их городок стратегически важным пунктом. Им придется защищаться от вторгшегося войска, идущего, чтобы водрузить свой флаг, или от отряда защитников, явившегося спасти их от жестокого диктатора. Возможно, космический элеватор — единственное, что спасет им жизнь.

Сильнее всего Орена Яцио беспокоил вопрос, что он будет делать, когда узнает, кто прибыл на Виргер-Мос II — силы Императора или Легионы Хоруса?

И какая им, собственно, разница?

 

+++Передача Минус Две Недели (Солар)+++

Книга называлась «Инсигнум Астартес: униформа и регалии космических десантников». Причем она была настоящей, сделанной из пластбумаги, а не пикт-книгой, которую нужно читать с инфопланшета. Его мать любила такие…

Леон обращался с ней с величайшей осторожностью: переплет был ветхим, а страницы едва держались в нем, поскольку соединявший их клей пожелтел и рассохся.

Он смотрел на выцветшие изображения воинов в доспехах, заснятых на пиктер или запечатленных на картинах и в памятниках, шагающих по полям сражений, будто мифические Воины Грома. Он помнил каждую линию, тень, оттенок и каждое слово из книги наизусть. На пожелтевших и истрепанных страницах присутствовала эмблема легиона, рисунки знамен и знаков различия, были собраны основные факты о природе Астартес и их военных доктринах. От книги веяло стариной и торжественностью.

Под кроватью Леона валялся целый ворох бумаг из мясной лавки с набросками, старательно сделанными от руки. Рисунки юноши были намного хуже книжных иллюстраций, но он вкладывал в них всю свою душу. Лучшие из его работ — какие есть! — были приколоты к стене маленькой узкой спальни, вместе с пожелтевшими вырезками из газет и страничками из брошюр, выпускаемых колониальными властями. Прочие книги и пикт-кассеты лежали на пластиковых полках над кроватью. Рядом с ними хранилась коллекция статуэток: частично — ярко раскрашенная штамповка из металла, частично — вырезанные Леоном из дерева. Комната юноши была чем-то вроде посвящения великим мечтам Императора и его воинов, их славе и славе человечества.

Самым главным предметом здесь являлся толстостенный латунный цилиндр, отполированный до блеска, — пустая гильза от болт-снаряда. Леон отложил книгу и взял в руки гильзу, держа ее большим и указательным пальцами и поворачивая так, чтобы на нее падал свет. Не впервые Леон задумался, как выглядела масс-реактивная боеголовка снаряда и какие разрушения он должен был произвести, разорвавшись. Кто погиб от него? — мысленно спрашивал себя юноша. Леон пытался представить себя в роли наблюдателя, который видит, как ракетный снаряд отнимает жизнь у врага Империума.

Дверь в комнату распахнулась, и Леон вздрогнул, вырванный из грез. Он настолько погрузился в свои мысли, что не услышал приближения отца; разумеется, тот в жизни не удостоил бы его стука в дверь, прежде чем войти.

Отец сразу заметил гильзу в руке сына, и его лицо помрачнело.

— Да ты занят, как я погляжу.

Леон покраснел, чувствуя себя глупо.

— А что такое? — Он вертел в руках гильзу, не зная, куда ее деть. Продавец заломил немалую цену, и Эймс отлупил Леона, когда узнал, сколько денег тот «выбросил на ветер». Но эта гильза выпала из экстрактора болтера космодесантника, и, обладая ею, Леон Киитер ощущал некую связь с воином, похожим на тех, кого он видел в книгах.

— Совершенно никчемная штука. Ты сам это знаешь, верно? — отец указал на латунный цилиндр. — Небось валялась в грязи под сапогами какого-нибудь дурня из Имперской Армии. Космодесантник и на световой год к ней не приближался. — Он обвел глазами комнату, как всегда неодобрительно.

Леон промолчал. Он не обращал внимания на слова Эймса. Для него эта гильза была самой настоящей, и только это имело значение.

— Не понимаю, откуда у тебя такой интерес к… — Он презрительно кивнул на неумелые рисунки на стенах и металлические фигурки. — Ко всему этому. — В голосе отца слышалась горечь. — Космодесантники, Император, все они… Тебе есть до них дело, а им до тебя нет! Терра и думать не думает ни о Виргер-Мос, ни о людях, что здесь живут. Я все жду, когда ты повзрослеешь и поймешь это.

Леон опять ничего не ответил. Он не хотел продолжать бесцельный спор в сотый раз.

Эймс постучал пальцем по картинке с Императорским Дворцом, вырезанной из буклета, края которой загибались внутрь. — Я знаю, ты надеешься сам его когда-нибудь увидеть. Но раньше или позже тебе придется понять, что это фантазии, сынок. Ты родился здесь, здесь и умрешь. Империум обойдется без тебя. Даже ничего не заметит…

— Чего ты хочешь? — спросил наконец Леон.

Его отец нахмурился и отвернулся.

— Займись чем-нибудь полезным. Вылей помои в мусоросжигатель.

Леон подождал, пока он уйдет, и убрал гильзу на место. Он вернул «Инсигнум Астартес» обратно на полку, где книга лежала плашмя, находясь в безопасности, и уныло побрел выполнять данное поручение.

Он прошел по небольшому участку пыльной травы позади дома — туда, где чрево мусоросжигателя выпирало из-под земли, и ногой откинул решетку. Мысленно Леон унесся далеко, представляя, что он на Терре и гуляет по залам Императорского Дворца. Но вдруг вонь достигла его ноздрей, и видение рассеялось. Нахмурившись, юноша опорожнил помойное ведро в приемную трубу и запустил агрегат.

По привычке взглянул на Небесный Крюк. В этот час солнце отбрасывало тень от космического элеватора прямо на их дом.

В тени Леон увидел эсквайра Мендакса, который сидел на траве, скрестив ноги и положив рядом флягу с водой да матерчатый мешок. Летописец работал с пикт-экраном, водя по нему стилом. Он заметил юношу и слабо улыбнулся, жестом приглашая подойти.

Леон поставил бадью на землю и вытер руки о бока.

— Прошу прощения, эсквайр, — извинился он, подходя, — если я немного испортил воздух. Это все помои. Я как раз избавлялся от них.

Мендакс кивнул.

— Я даже не заметил. Как дела, Леон?

— Все в порядке. — Он кивнул на портативный экран. — А что вы делаете?

— Взгляни сам. — Мендакс протянул ему устройство, и Леон осторожно взял его, стараясь не касаться многочисленных клавиш и кнопок на корпусе пикт-экрана.

На дисплее был набросок городка, сделанный с холма, на котором располагался их дом. Главное место на рисунке занимала громада Небесного Крюка.

Леон ощутил мгновенный укол зависти. В искусстве рисования Мендакс на порядок превосходил его: по сравнению даже с этой незаконченной картиной собственные экзерсисы выглядели мазней или детской забавой. Он кивнул.

— Здорово!

— Возможно, это станет основой для цифровой картины, — беззаботно бросил Мендакс. — Закончу, тогда посмотрим.

Леон не ответил, и выражение лица летописца изменилось; он нахмурил брови. Спокойный, прямой взгляд мужчины, казалось, проникал прямо в душу юноши, и тому захотелось отвести глаза.

— Твой отец… — Мендакс помедлил, подыскивая нужные слова. — Похоже, он не слишком сведущ в искусстве.

Леон хмуро кивнул.

— Угу.

— Но твоя мать в нем разбиралась.

— Как вы узнали?

Мендакс улыбнулся.

— Потому что ты тоже его понимаешь, Леон. И потому, что в вашем доме сохранились ее следы. — Он вдруг остановился, обеспокоенный. — Прости. Я говорю что-то не то?

Леон покачал головой.

— Нет-нет. Вы совершенно правы. — Он вздохнул. — Хотел бы я иметь талант, как у вас, но у меня его нет.

— Я уверен, что ты талантлив в чем-нибудь другом, — предположил летописец.

— Па, похоже, так не думает.

Мендакс внимательно посмотрел на него.

— У отцов и сыновей всегда сложные отношения. Это истина, вокруг которой вращается Галактика. Вечное противостояние… Один бунтует и бросает вызов, а другой пытается сохранить прежний порядок вещей вопреки здравому смыслу.

— У нас слишком разные взгляды, — вздохнул Леон. — Он думает, что Империум игнорирует людей, живущих на периферии. Говорит мне, что все далеко и недостижимо. Я имею в виду, Терра и все такое…

— Это не совсем так, — заметил Мендакс. — Но мне кажется, эсквайру Киитеру лучше этого не слышать. — Ты думаешь, что он прав?

— Нет, — ответил Леон, не задумываясь. Он начинал понемножку закипать. — Он не видит того, что вижу я. Он слеп и слишком зациклен на собственном опыте. Я пытался сделать так, чтобы он взглянул на вещи моими глазами, но он не хочет ничего слушать… — Юноша запнулся. — Я думаю, он уверен, что я настроен против него.

— Предатель своей семьи, — легко закончил Мендакс. — Странно, правда? Как получается, что отцы и сыновья настолько близки и в то же время так чужды друг другу? — Он помолчал, смотря вдаль. — А ты не допускаешь мысль, что Хорус Луперкаль когда-то чувствовал то же, что и ты сейчас, Леон?

— Что? — Вопрос вырвался сам собой; юноша был явно сбит с толку. — Нет! Я хочу сказать… — Он остановился и покачал головой. — Император и примархи не такие как мы. — Мысль казалась ему нелепой.

— Нет? — Мендакс вернулся к рисованию, его стило короткими мазками касалось экрана. — Даже стоящие над человечеством происходят из него. Семейные узы, братские, отцовские… Они существуют везде. От этого никому не уйти. — Летописец оглянулся на мальчика. — Тебе тоже, Леон. Это то, с чем сталкиваются все люди, — вопрос: Могу ли я бросить вызов моему отцу?

— Неповиновение магистра войны стоило жизни миллионам, — выпалил Леон.

Мендакс снова посмотрел вдаль.

— За каждый выбор приходится платить.

 

+++Передача Плюс Двадцать Два Часа (Солар)+++

Леон сидел на подоконнике в темной комнате и напряженно прислушивался. Из городка долетал звон бьющегося стекла и треск выстрелов. Ощущая в душе пустоту, он смотрел, как клубы черного дыма поднимаются в ночное небо. За вереницей улочек виднелись всполохи пожарища. Юноша предположил, что горит универмаг, но не мог понять, с чего вдруг кому-то захотелось превратить его в пылающий факел.

Прошло уже несколько часов с тех пор, как ушел отец, приказав ему ни в коем случае не выходить из дома. Эймс не знал, что сын видел, как тот перед уходом достал спрятанный в подвале револьвер и сунул его за пояс. Леон пытался понять, что бы это могло значить. Зачем па оружие, не знай он об опасности, приближавшейся к Сорок Четвертому? Или была иная причина? Другая опасность?

Леон сцепил пальцы и обвел взглядом комнату, где слабые отсветы отбрасывали блики на его рисунки. Ему хотелось что-нибудь делать, но он не знал что. Ни в книгах, ни в рисунках не было ответа на этот вопрос.

Потом он услышал, как открылась дверь у лестницы. Леон прищурил глаза, всматриваясь в окно. Что-то здесь не так… Неужели отец вернулся?

Вдруг он заметил фигуру, скользнувшую прочь от дома, куда не доставал свет уличных фонарей. Существо старалось держаться в тени и избегало освещенных мест.

Это мог быть только Мендакс, но Леон никогда прежде не видел, чтобы он так двигался. Повинуясь необъяснимому импульсу, юноша вскочил и последовал за ним.

Путь летописца пролегал по окраинам, и Леон, проживший здесь всю жизнь, вскоре понял, куда направляется Мендакс. Улочки и спуски, по которым шел мужчина, были частью мира юноши, местами, где он бегал ребенком и играл с друзьями в Великий крестовый поход.

Мендакс направлялся к подножию Небесного Крюка, в обход мест сбора жителей Сорок Четвертого. Держась поодаль, Леон пытался не отвлекаться на происходящее вокруг, но не заметить крики и огонь было нелегко.

На перекрестке на уличных фонарях повесили каких-то людей, чьи безжизненные тела раскачивались на ветру под скрип фибровой веревки, захлестнувшей шеи. Леон узнал завсегдатаев соседней таверны, несмотря на то что их лица распухли и побелели. В конце главной улицы, похоже, построили баррикаду, но это было слишком далеко, чтобы сказать наверняка. Несколько раз он замечал маленькие группки людей, вооруженных тем, что попалось под руку. Кто-то из них прохаживался по улицам, другие притаились, будто устроили засаду. В некоторых домах были разбиты стекла; на одном здании Леон увидел имя магистра войны, намалеванное на входной двери. Он не понял, было это предупреждение или знак ненависти. На западе цепной пилой спилили телеграфный столб, и он валялся там же, где упал, среди оборванных проводов.

Леон потерял Мендакса из виду, когда летописец приблизился к сервисному блоку у подножия космического элеватора. Он отвлекся на мгновение на злобную перепалку двух мужчин, которую оборвала вспышка огнестрела. Один голос был знаком и принадлежал Кэлу Муудусу, соседу по переулку. Он что-то вопил про Императора, но слова были едва различимы.

На миг Леона охватил настоящий страх, и ему пришлось собрать всю свою волю и мужество, чтобы остаться на месте, в тени, а не помчаться назад, к дому. Весь день мир вокруг него рушился, и он задавался вопросом, не приложил ли к этому руку эсквайр Мендакс. Напряжение и скрытая вражда между обитателями Города Сорок Четыре существовали и до появления гостя, но лишь после его прихода все вылезло на поверхность. Когда он здесь поселился, стало казаться, что зло Великой Войны протянуло к колонии свои грязные руки.

Леон выпрямился и стрелой пролетел расстояние до помещения сервисного блока. Дверь оказалась запертой, но над ней имелось вентиляционное отверстие, и юноша оказался достаточно худ, чтобы пролезть в него.

Леон ожидал, что на него обрушатся вопли сигнализации, но, когда он спрыгнул на пол, единственным звуком был стук его собственных башмаков о пол. Он юркнул за какой-то погрузочный механизм, и звуки его появления затерялись в непрерывном ровном гуле работающих внутренностей Небесного Крюка.

Несмотря на волнения в Городе Сорок Четыре, механизированный элеватор продолжал делать свое дело, не обращая внимания на человеческую драму, разворачивавшуюся за толстыми стенами, и непрерывно отсылая грузовые капсулы на орбитальную перевалочную станцию. Леон был поражен тем, что посмел проникнуть в блокгауз, причем так просто, но потом вспомнил, что всем жителям поселения строго-настрого запретили входить в это здание. И не только из-за риска угодить под работающие здесь механизмы, но и потому, что это было нарушением колониального устава. Признанные виновными на определенный срок объявлялись илотами, и их отправляли в студеные полярные области отрабатывать десять-двадцать лет в штрафотрядах. Благодаря страху перед наказанием это место оставалось неприкосновенным.

Очутившись внутри, Леон был восхищен тем, что увидел: движением механических рук, сплетением рельсов и составами из капсул. Подобные чувства мог испытывать муравей, заползший внутрь работающего двигателя.

Его внимание привлекло какое-то движение возле состава из шести пустых капсул с поднятыми кверху крышками люков. Возле них над пультом управления склонился Мендакс и ловко пробежался пальцами по кнопкам и переключателям. Сразу протяжно загудела сирена, и состав пришел в движение, крышки люков начали медленно опускаться. Мендакс подхватил свои сумки и забросил их в ближайший люк, следом залез сам.

Состав начал удаляться, и Леон выскочил из своего укрытия. С каждой секундой крышки люков опускались все ниже. Он знал, куда направляется состав и куда, должно быть, стремится Мендакс. Наверх, на станцию, прочь с этой планеты!

Если упустить момент, Леон никогда и не узнает, что произошло в его городе и колонии. Но риск… Он еще никогда так не рисковал. И тем не менее сделал это. Леон бросился к последней капсуле в составе и нырнул в закрывающийся люк. Крышка со звоном захлопнулась, и шипение воздуха показало, что люк наглухо закрыт.

На юношу навалилась страшная тяжесть, когда состав начал разгон по круто поднимающимся наверх рельсам; потом начался вертикальный подъем, и Леон отлетел в угол, ударившись головой о внутреннюю стену. Замелькавшие перед глазами светящиеся спирали сопровождали его в забытье.

Измененная программа когитатора сделала именно то, что хотел Мендакс, переместив грузовые капсулы, прибывшие на перевалочную станцию, на запасной путь, вместо того чтобы отправить их сразу под разгрузку. Он быстро вылез сам и собрал свое снаряжение, остановившись для того, чтобы с кривой усмешкой взглянуть на конец состава, и пошел прочь.

Гравитационные пластины в палубе перевалочной станции изменяли ощущение «верха» и «низа», так что колония на самом деле была у него за спиной. Платформа, занимавшая верхнюю четверть Небесного Крюка, представляла собой плоский диск в виде трехлопастной шестерни; каждый ее зубец являлся автоматизированным погрузочным воздушным шлюзом, в который утыкались носом грузовые корабли. Сейчас был занят лишь один из них. Стоявшее в нем судно было намного меньше привычных зерновозов — простой варп-катер, чуть больше рассыльного суденышка. Мендакс позаботился пришвартовать его к верхнему шлюзу, чтобы никто не смог увидеть катер с планеты в телескоп.

Он не сразу пошел к своему кораблю. Сначала сгрузил багаж — на последнем этапе операции он ему не понадобится — и направился в обход шестерни к запертому жилищу астропата.

Лазпистолет, с которым он сюда прилетел, находился там, где его оставили, — висел на шнуре на панели управления люком. Мендакс взял его, проверил заряд и открыл тяжелую стальную дверь. Входя, он услышал треск энергоподавляющего поля.

Ничего не изменилось; сферическая обитель астропата была такой же, какой он ее оставил: диафрагменный люк открыт настежь, и сквозь него виднеется выпуклое внутреннее пространство, где царит невесомость, да груда обломков, появившихся, когда пришлось воздействовать на псайкера пси-плетью, чтобы доказать серьезность своих намерений.

Сама астропат валяется там же, на полу; землистое лицо в окружении гривы курчавых волос безучастно запрокинуто. Мендакс склонил голову набок, любуясь переливами зеленовато-оранжевого сияния, окружавшего женщину, — излучения, исходящего от железного ящика величиной с человеческое тело. Стазис-генератор знал свое дело.

Он опустился на колено и вгляделся в астропата. За сиянием стазис-поля она напоминала мгновенно застывшее изображение с видеоленты. Мендакс не представлял, как работает устройство, знал лишь, что оно способно окружать полем территорию определенного размера. Внутри этого «кокона» ход времени резко замедлялся. Мендакс пробыл на Виргер-Мос почти два солнечных месяца, но для этой женщины прошли считанные мгновения. С ее точки зрения, он даже не уходил.

Мендакс протянул руку и коснулся клавиши, деактивируя поле. Сияние погасло, и псайкер разом очнулась.

— Пожалуйста, не убивайте меня! — простонала она, продолжая разговор, состоявшийся недели назад.

— Я сохраню тебе жизнь, если ты кое-что для меня сделаешь, — сказал он ей. — Передай послание. Больше ничего.

Астропат покачала головой, и он поднял лазерный пистолет, целясь ей в лицо. Она отвернулась и вздохнула.

— Это нельзя сделать просто по желанию. Надо подготовиться. Нужна твердая уверенность, что…

Мендакс сделал нетерпеливый жест рукой.

— Не лги мне! Ты можешь передавать важные сообщения. Я — не какой-нибудь технарь из Администратума, которого ты хочешь сбить с толку загадочностью твоего таланта. — Он похлопал стволом пистолета по своему виску. — Я знаю, как ты работаешь.

Ее глаза расширились.

— Но без правильной подготовки я могу пострадать! Варп разъедает неподготовленный разум. Пожалуйста, не заставляйте меня!

Бесспорно, она являлась псайкером незначительной силы. То, что ее сослали сюда, в эту тихую заводь, вместо того чтобы направить на звездный корабль или в действительно важную колонию, подтверждало эту догадку. Дни в одиночестве тянулись для астропата унылой чередой, скрашиваемые новостями из центра да случайным разговором с сотоварищем на пролетающем мимо корабле. Неожиданное появление Мендакса стало настоящим подарком.

Он приставил лазпистолет к щеке жертвы, бесстрастно за ней наблюдая.

— У меня есть другие способы отправить это на свой корабль, — сказал он, — но я бы предпочел, чтобы это сделала ты. Если твой ответ по-прежнему «нет» — значит, сейчас мы покончим с этим.

Женщина наконец кивнула.

— Хорошо. Куда вы хотите передать послание? — Мендакс без запинки продиктовал ряд пространственных координат, заложенных в его память, и с удовольствием наблюдал за изумленным лицом псайкера. — Туда? — переспросила она. — Но это же за линией… Это что, для его ушей?

Мендакс кивнул в ответ.

— Да, для магистра войны. Некоторым образом. — Он повел пистолетом. — Передай все точно, ничего не изменяя. Семь слов.

— Говорите, — сердито бросила она.

— Миссия исполнена. Перехожу к следующему объекту. Мендакс.

Леон не знал, что теперь будет.

Он никогда еще не был так близко от псайкера, никогда не видел его живьем. Да что там! До этого дня он никогда не покидал поверхность своей родной планеты, а теперь съежился, пытаясь слиться с тенями в коридоре у жилища астропата.

Когда юноша пришел в себя после того, как грузовой состав остановился на перевалочной станции, его пронзил тошнотворный страх. Все казалось непривычным, сила тяжести — невероятно слабой, иллюминаторы на потолке — слишком яркими, воздух — холодным и каким-то искусственным.

Он прятался внутри капсулы, боясь, что Мендакс вернется и увидит его, дожидаясь, когда шаги летописца затихнут вдали. Собрав остатки храбрости, Леон вылез и последовал за мужчиной. Методом проб и ошибок он отыскал дорогу сюда. Но сначала набрел на смотровое окно и увидел изогнутую поверхность своей планеты и бесконечную пустоту вокруг.

Леон вглядывался в черноту. Никогда в жизни он не испытывал такого ужаса: глядя на темную и хрупкую махину Виргер-Мос II, он вдруг понял, что отец был прав. Вселенная за пределами их родного дома — бесконечное и равнодушное пространство.

Когда Мендакс назвал свое имя, наставив на астропата тонкий пистолет, он осмелился выглянуть из укрытия. Женщина сделала что-то странное, и воздух вокруг нее, казалось, задрожал и выгнулся, будто нефтяная линза. Едкая и скользкая мерзость хлынула в комнату, покалывая кожу. Леон ощутил, как все его тело словно оплело паутиной, и едва не закричал. Это был варп. Его невидимые струйки вытекали из астропата, пока она передавала сигнал.

Юноша задрожал и заерзал, моля судьбу, чтобы это ощущение исчезло. И оно ушло так же быстро, как появилось.

— Готово, — донесся до него женский голос. — Вероломная скотина!

Мендакс сделал шаг назад и фыркнул.

— Это слишком упрощенный взгляд, — ответил он. — Верность — понятие растяжимое. Ты удивишься, что оно может означать — при наличии подобающего стимула.

— У тебя ничего не выйдет, — бросила астропат. — Я знаю, кто ты такой. Я вижу знак. Альфа-Легион. — Она показала на его руку, где из-под рукава выглядывала татуировка. — Ты — орудие в руках чудовищ и изменников. Лжец, ходячая ложь!

— У меня все получится, — парировал Мендакс. — У меня уже все вышло. Здесь, на Виргер-Мос II, и во многих других мирах. Они все одинаковы! Это не первая планета, которую я довел до края бездны, и не последняя.

— Если… Если твои хозяева явятся, чтобы захватить ее, им придется дорого заплатить за это. Императорские Астартес придут сюда и вернут ее!

Он покачал головой, слегка улыбаясь.

— Ты не понимаешь. Позволь объяснить, передающая мысли. Я и есть вторжение. И мое дело сделано. Не будет ни мощной атаки со звезд, ни бомбардировок, ни боевых флотилий.

— Но Хорус…

Мендакс рассмеялся.

— У магистра войны есть дела поважнее, чем посылать своих людей в этот кошмарный закоулок Галактики. Неужели ты настолько самонадеянна, чтобы полагать, будто он стоит трудов примарха? Ты действительно думаешь, что он станет посылать корабли, чтобы захватить ферму? — Последние слова он произнес с откровенной издевкой.

Мендакс начал оживляться. Леон почувствовал в голосе мужчины те же нотки, что звучали, когда он рассказывал о своих путешествиях.

— Флот Хоруса, каким бы большим он ни был, не может поспеть везде. Но, чтобы посеять страх в сердцах верноподданных, должно казаться, что это возможно. Понимаешь? Я — один из множества оперативников, посланных Альфарием, чтобы сеять раздор по всей Галактике. — Он кивнул. — Ты права. Я действительно лжец, причем один из лучших. Я перехватывал твои сигналы и копировал их. Потом оставалось лишь запустить их в телеграфную сеть и позволить паранойе и примитивным страхам местных придурков сделать свое дело. Горстка мелких астероидов, оторванных от облака Оорта и заброшенных в атмосферу автодронами, и пламя разгорелось. — Он широко ухмыльнулся. — Я обрушил небо им на головы!

С каждым ярость Леона нарастала. Его ужас уступил место гневу и возмущению предательством. Наконец он не выдержал и, выскочив из укрытия, бросился на Мендакса с проклятиями.

Летописец — нет, шпион — подпустил его совсем близко, в последний момент взмахнув пистолетом и ударив им парня по лицу. Леон вскрикнул от боли, когда рукоятка сломала ему нос, и, оступившись, полетел на пол.

Ни минуты не колеблясь, Мендакс повернулся к астропату и выстрелил. Комната загудела от воя одиночного лазерного заряда, который пронзил сердце псайкера, убив ее на месте.

Леон попятился, выставив перед собой руки и безнадежно пытаясь защититься, давясь от вони горелого мяса. Мендакс не обращал на него внимания, нагнувшись за похожим на ящик устройством, лежавшим на полу. Потом он убрал оружие в кобуру и пошел прочь.

Он уже почти вышел из комнаты, когда Леон, собравшись с мыслями, крикнул ему вслед:

— Она была права, ты — подлый изменник и убийца множества людей!

Мендакс остановился на пороге.

— Это неправда, Леон. С момента появления на этой планете я забрал всего одну жизнь. — Он кивнул на мертвого псайкера. — Убийцы — люди, которые внизу, в Городе Сорок Четыре и любых других похожих местах. Такие, как твой отец, Прэль и остальные. Они позволяют манипулировать собой, потому что в глубине души очень хотят быть правыми. Желают, чтобы самые мрачные их опасения стали реальностью и это оправдало их отвращение к жизни, которую они ведут.

— Это все ты! — закричал Леон. — Ты сделал так, чтобы в небе появились фальшивые десантные капсулы. Ты при помощи этих штук в своем чемодане нарушил работу радио… Ты натравил соседей друг на друга своей ложью!

— Я. И я буду делать это снова и снова…

Плечи Леона поникли.

— Ты… убьешь меня?

Мендакс покачал головой.

— Нет. Я знал, что ты идешь за мной. И хотел посмотреть, как далеко ты сможешь зайти.

— Зачем?

Мужчина пожал плечами.

— Это забавно. Так редко бывают свидетели, способные оценить масштабы моей работы. — Он кивнул в сторону перевалочной станции. — Ты достаточно сообразителен, чтобы отыскать состав, идущий вниз. Он отвезет тебя домой.

Леон с трудом поднялся на ноги.

— Вернувшись, я всем расскажу о том, что ты сделал, — пообещал он. — Я остановлю тебя. И сделаю все, чтобы предупредить остальные миры!

— Ты этого не сделаешь. — Мендакс отвернулся. — У тебя есть выбор, Леон. Ты должен поклясться в верности Хорусу Луперкалю и отречься от Императора. Потому что к тому моменту, как Небесный Крюк доставит тебя вниз, на землю, колония Виргер-Мос II будет принадлежать магистру войны. Благодаря не силе оружия, но слабости людей, которые променяли свой страх перед одной неведомой силой на страх перед другой. — Он в последний раз взглянул на юношу. — И если ты не присоединишься к ним, они убьют тебя.

Варп-катер отстыковался и развернулся вокруг своей оси; включились термоядерные двигатели, чтобы на дозвуковой скорости разогнать корабль, унося его вдаль от колониального мира.

В кабине Мендакс закончил последнюю запись в бортовом журнале, сделав паузу, чтобы поподробнее изучить окраинный рудный мир в шести световых годах отсюда, где ему предстояло начать все сначала.

Удовлетворившись своей подготовкой, он поудобнее устроился на противоперегрузочном ложе и потянулся к генератору стазис-поля. Выставил таймер деактивации, чтобы тот отключил поле за неделю до выхода на расчетную орбиту и у него было время перехватить вокс-передачи далекого поселения и начать работу над новым хитроумным планом.

Мендакс закрыл глаза и щелкнул переключателем. Что до него, то он проснется буквально через секунду и начнет все сначала.

Это было то, что он умел делать лучше всего.

Леон Киитер подался вперед и прижался лбом к холодному стеклопластику бронированного смотрового окна, сжав лицо ладонями.

Он смотрел вниз, на агромир у себя под ногами, не осмеливаясь взглянуть в пугающую темноту. Планету окутала ночь, но тут и там горели огни, разбросанные повсюду неровные яркие запятые.

Огни пожаров пылающих городов, жуткие, желто-оранжевые, горящие повсюду, куда он ни обращал взор.

Среди холода и тишины Леон смотрел, как разгорается далекое пламя.