Каменный остров соединен с городом четырьмя мостами: Ушаковский — ведет к Новой Деревне, Каменноостровский, по которому я сюда прибежал — к Петроградской стороне, еще два моста — поменьше — перекинулись на Крестовский и Елагин острова, на которых достаточно легко спрятаться, если их хорошо знаешь. Каменный остров в этом отношении не так замечателен — он весь утыкан дачами-раритетами прошлых веков. Конечно, нельзя сказать, что он застроен как город, но по его парку далеко не везде пробежишь свободно — заборы-заборы, и, главное, что они охраняются свирепыми псами и не менее свирепыми охранниками. Через такой забор не перескочишь, даже если тебя гонит, как зайца, свора врагов.

Не знаю, почему инстинкт погнал меня в сторону Березовой аллеи. Правильнее было, конечно же, избрать любое другое направление. Я мог вернуться на набережную, чтобы опять пересечь Каменноостровский мост, но невмоготу было пережить еще раз ужас погони на открытом, незащищенном пространстве, особенно учитывая, что как минимум один из моих врагов был вооружен огнестрельным оружием. Я мог побежать в противоположную сторону — там, правда, был тупик, но его можно было обойти по Боковой аллее, с которой свернуть либо на Крестовский, либо на Елагин остров. В конечном итоге, это направление мне и пришлось избрать, но я потерял время, не сориентировавшись вовремя в том направлении, по которому мне следует двигаться. Под ногами мягко пружинили влажные опавшие листья, временами земля, чавкая, хлюпала, пару раз я проскочил по низким местам — по щиколотку в ледяной воде. Все-таки в сентябре на островах нельзя не почувствовать, что город построен на самом что ни на есть гнилом болоте.

Перед Березовой аллеей мне пришлось резко свернуть вглубь острова — она хорошо освещалась, и на ней я увидел еще двух своих врагов. Сначала они меня не заметили, шли, вглядываясь в темноту, но тот, который преследовал меня от Горбатого мостика, резко им что-то крикнул, и они сразу же присоединились к погоне. Я бежал по бездорожью, и мне становилось все тяжелее и тяжелее, я понял, что сейчас скисну, сдамся, остановлюсь, чтобы отдышаться, и тогда мне каюк. На ходу я вытащил из куртки трубку Хиппы, сунул ее в карман брюк, стянул куртку и бросил ее на землю — бежать стало легче. Я немного поднажал, и вот тут открылось уж не знаю, какое дыхание, потому что второе сегодня уже было, и прошло, и сил больше не оставалось. А теперь вот, откуда ни возьмись, появились. Я свернул на Боковую аллею и по ней добежал почти до Большой аллеи, но у самого угла увидел еще один силуэт, который двигался мне навстречу, и тогда я опять рванул по бездорожью. Теперь моя надежда была на мост, ведущий к Крестовскому острову. Впереди, вдоль Крестовки, расположилось несколько усадеб, окруженных заборами, но я знал, что одна из усадеб сейчас продана, не охраняется. Забор придется дважды перемахнуть, не знаю уж, справлюсь ли с этим. И еще — главное, в темноте не ошибиться дачей.

Забор-то я не перепутал, видел его уже в десяти метрах перед собой, и прикидывал, пытаться взять его с разбегу или вскарабкаться, подтянувшись, когда добегу до него. Но я не успел ничего решить. Над забором появилась чья-то темная фигура, и я рванул в единственном оставшемся направлении — в сторону 14-ого моста через прорытый невесть в какие старые времена канал. Перескочив через него, я имел возможность перебраться на Елагин остров или спрятаться в более дикой северной части Каменного острова. Но и это мне было не суждено. По мосту шел мой последний — шестой враг. И тогда, окруженный практически уже со всех сторон, я свернул в тупик, туда, откуда не было никакого выхода, на островок, расположившийся посреди речки Крестовки.

На Крестовке еще при Петре, как мне думается, были насыпаны два искусственных островка. Один из них — совсем маленький и круглый — не имеет никакой связи с большой землей. Другой — длинный, вытянутый вдоль реки метров на сто пятьдесят. И в одном конце его расположен мостик, связывающий его с Каменным островом. Вот на этот-то мостик я сейчас как раз перескочил и побежал к дальнему мысу. И когда добежал до самой оконечности островка, остановился и повернулся к своим врагам лицом.

Всё, сил у меня больше не было. Если бы я не выдохся почти до смерти, я мог бы попытаться спастись вплавь — скинуть кроссовки и броситься в воду. Течение здесь было сильное, дно глубокое. Летом я, нырнув с метровой высоты, почти всегда умудрялся проплыть под водой до противоположного берега, при этом течение резко снесло бы меня вниз, и я оказался бы вдали от всех мостов, на Крестовском острове. Конечно, потом прятаться было бы нереально, пришлось бы сразу нестись домой — в мокрой одежде много в конце сентября не набегаешь… Все это пронеслось в моей голове, но я не стал ничего предпринимать для своего спасения. Только сунул руку в карман брюк, нащупал трубку Хиппы и, глядя на приближающихся врагов, опять стал наугад нажимать кнопки. А губы мои шептали в это время, как мне казалось, мою последнюю в этой жизни молитву. Жутко мне было, жутко и страшно, хотелось броситься ничком в грязь, по щиколотку в которой я стоял, спрятаться, не видеть эти проступающие в темноте и становящиеся все более четкими силуэты. И я не знал, что сейчас меня больше держит в вертикальном положении: молитва или трубка Хиппы. Сознанием я цеплялся за последнюю надежду на жизнь, и сознанием же думал уже о жизни вечной, к которой я стремительно приближался. Вдруг резкая, сильная, невыносимая боль охватила все мое тело, оно мгновенно одеревенело, так что я даже не мог открыть рот, чтобы закричать, я рухнул на землю, меня скрючило, но боль не проходила. И тут они подошли вплотную ко мне. Они, мои враги.