Мне очень не хотелось выдавать, до какой степени я физически слаб — одна мысль, что особисты видят меня в таком тяжелом состоянии, сильно меня унижала. Я боялся, что могу рухнуть на пол, поэтому двигался медленно, осторожно, стараясь рукой придерживаться за стену. Кое-как, сверхусилием, я добрался до шкафа, раскрыл его створку. И тут сознание мое пронзила мысль, что шкаф стоит, загораживая окно, но капитана Касьянова этот момент во время допроса почему-то не заинтересовал. Знал ли он, что в мое окно стреляли? Возможно, он опасался, что я скажу, что меня ранило у себя дома? Впрочем, чушь, у него была моя окровавленная куртка, и крышка трубки с отпечатками, и куча следов на островке. Вероятно, его это просто не интересовало? Он и без лишних подробностей мог узнать обо мне все, что хотел.

Я достал из шкафа брюки, рубашку, свитер, хотел взять сменку белья, но, вероятно, Дашка упаковала его в рюкзаки. Я потихоньку подполз к стоящим в углу рюкзакам, начал одной рукой отстегивать лямки.

— Куда-то собирались? — достаточно дружелюбно осведомился капитан Касьянов, словно только сейчас заметив, что в комнате беспорядок.

— А вы не видите? — огрызнулся я. — Квартира обстреливается. Собирались, как только я приду в себя, съехать куда-нибудь.

— Куда?

— Ну, к теще, например, к друзьям на дачу, в гостиницу — куда удастся.

— Почему в органы не обратились за помощью?

Я повернулся к капитану:

— Вы и, правда, хотите это узнать?

— Да в общем, хотелось бы… — он кивнул долговязому парню, и тот, оттащив рюкзаки к тахте, начал отстегивать их крепления.

Я вернулся к тахте, осторожно сел на нее и начал рассказывать о Конкурсе Мэйл.Ру. Видимо, эта подробность моей биографии была неизвестна увэдэшникам. Они слушали с нескрываемым интересом и, может, мне показалось? но в остром взгляде капитана Касьянова, похоже, стало сквозить сочувствие. Но не успел я закончить свой рассказ, как раздался звонок в дверь. Все внутри у меня застыло от ужаса — ох, как не вовремя пришел Хиппа. Возможно, уже стоит внизу многообещанный транспорт. И я никак не могу дать знать ему, что сейчас ему никак нельзя рваться в мою квартиру. Может, они проигнорируют как-нибудь звонок? Но нет, в спальню просунулась голова неизвестного мне особиста. Вероятно, это был тот, который находился на кухне вместе с Дашкой.

— Впусти, — приказал ему капитан Касьянов.

Через минуту в комнату с заспанным видом вошел Хиппа, почесал пятерней свои рыжие засаленные лохмы и растерянно сказал:

— Извини, не знал, что у тебя гости. Я бы тогда позже зашел. В магазине надо что-нибудь купить?

— Капитан Касьянов, — представился увэдэшник, — документы, пожалуйста.

— Э-э-э, а что случилось? — распахнул удивленно глаза Хиппа.

— Где ваши документы?

— Да я из соседней квартиры, сейчас принесу, — сказал Хиппа.

— Проводи, — кивнул капитан долговязому парню.

Чувствуя сильное беспокойство, я, тем не менее, продолжил свой рассказ, стараясь никак не выдавать своего душевного состояния. Бог даст, с Хиппой обойдется, проверят документы да отпустят, меня заберут в участок, а когда в конце концов расколют, Хиппа будет уже далеко. Надеюсь, он догадается взять с собой Дашку и детей?

Касьянов слушал невнимательно. Он прислушивался к тому, что происходит в глубине квартиры. Время шло, но долговязый парень и Хиппа не возвращались. Наконец капитан взял рацию и спросил:

— Мансуров, ну где вы там застряли?

Рация не отвечала.

— Мансуров! — громко сказал Касьянов.

— Может, сломалась рация? — попытался я отвлечь внимание капитана. Но он не стал меня слушать, а позвонил в участок и вызвал подкрепление. Через несколько минут в спальню вошли несколько вооруженных омоновцев. Касьянов послал их в соседнюю квартиру.

И только через три дня я узнал, что произошло с Хиппой. Все это время я находился в полном неведении и беспокойстве, хотя, дом несколько раз содрогнулся от взрывов и видя то, во что превратилась дверь соседней квартиры, я понимал, что сосед, должно быть, погиб. Войти к Хиппе было нельзя — вход после отъезда омоновцев был на скорую руку заколочен досками.

Хиппа и Мансуров зашли в соседнюю квартиру. Сосед мой сразу же связал увэдэшника, заклеил ему рот пластырем и приковал парня к батарее, позвонил вниз, шоферу приготовленного к отъезду микроавтобуса, куда уже было перенесено несколько ящиков с оружием, сказал, чтобы тот отправлялся без нас, не объясняя причин, отвел собаку в заднюю комнату за шкафом, приготовил из оставшихся боеприпасов ловушки-мины под половицами по всей квартире, уничтожил винчестер компьютера и, забаррикадировавшись в комнате с кавказкой, приготовился дорого продать свою жизнь. В общем, это ему удалось. Сначала погиб Мансуров около которого находилась одна из мин-ловушек, затем — Найда, и последним Хиппа. Около двадцати омоновцев тоже не вернулись никогда уже больше домой.

Так и ушел на тот свет Хиппа, оставшись до самого конца загадкой для меня. Никогда прежде, даже когда погиб Ветер, я не испытывал такой боли. Я так и не понял, почему он не пытался спастись со своей кавказкой, ведь было у него несколько минут на то, чтобы спуститься к стоящему внизу транспорту. Возможно, он отвлекал от него внимание? Или надеялся отвести от меня подозрения? Этого мне уже не узнать. Я не понимаю, для чего погибло столько людей. Я, как все нормальные люди, не испытываю ни малейшей любви и сочувствия к органам безопасности, но не могу не думать о семьях, оставшихся без кормильцев, о людях, которые совершая убийство и беззаконие всю свою жизнь, ушли на Божий суд без должного к тому приготовления. Не знаю, есть ли этому оправдание, но Хиппе я буду всегда благодарен, и до самой смерти буду молиться за упокой странной его души.