Несколько часов меня лихорадило и трясло, надо б было заснуть, но я не мог, хоть и очень этого хотел, вновь провалиться в забытье. Я просил у Дашки снотворное, умолял, унижался, выклянчивал. И никак не мог понять, почему она жадничает, с чего вдруг стала такой немилосердной. Я бы врага своего пожалел в таком состоянии, а она… Я плакал от боли и бессилия. Я безудержно судорожно зевал, но заснуть никак не мог. Кондор, нахохлившись и нагнув голову набок, внимательно следил за мной круглым глазом. Я понимал уже, что он — плод моего воображения, но никак не мог отделаться от этой болезненной фантазии.

Свет в комнате был погашен, шторы задернуты, и мне уже не казалось все столь ослепительно-ярким. Тем не менее, глаза по-прежнему болели и слезились. В ушах гремели тамтамы, я слышал, как толчками по сосудам пробивается кровь. Каждый звук извне слышался громко и отчетливо, вызывая резкую головную боль. Пару раз заплакал Цыпленок, и его рев был настолько невыносим, что я сам готов был закричать от боли, но боялся говорить даже шепотом.

К середине дня я сильно пропотел, а когда в очередной раз, с опаской посмотрел на шкаф, то кондора там не увидел. Это меня мучило некоторое время. Легче было бы, если бы я увидел воочию, как он улетел. Песок с пола тоже исчез. Однако, тахта по-прежнему размашисто, словно судно в бурю, качалась, вызывая неотвратимые приступы морской болезни. Мышцы ломило, но раненое плечо почти не болело. Смутно на меня наплывали воспоминания о том, как закончился вчерашний день. Я ничего практически не помнил отчетливо, и не был уверен, что то, что возникало в моем сознании, действительно, случилось на самом деле.

Кажется, капитан Касьянов что-то делал с моим компьютером. Затем меня тащили вниз по лестнице, кажется везли в козлятнике, куда — не помню, убей Бог. Там оказалось, что ноутбук Длинноухого Касьянов тоже прихватил с собой. Куда-то его с винтом от моего компа унесли, а меня начали допрашивать. Их интересовала трубка Хиппы, откуда я взял ее, что я знаю о Хиппе, а я не помню, что отвечал. Мои связи? Да какие мои связи — сатанисты мои связи… Что же я говорил им? Нес какую-то чушь и читал детские стишки. Когда-то меня учил отец, что если придется бывать на допросе, то лучше всего вспоминать детство, и зацикливаться на этих воспоминаниях до отупения. Похоже, мне это удалось, потому что, вероятно, мне в конечном итоге вкололи какую-то дрянь. На запястье образовался огромный синяк, в центре которого виделся след укола. Проговорился я о чем-нибудь или нет? Болтал ли в бреду о SolaAvise? Шамане? Ветре? Не ляпнул ли случайно чего было нельзя говорить? Вероятно, все-таки, нет. Помню, суетились около меня два мужика. Помню, кто-то кричал на Касьянова, а тот в ответ объяснял что-то, сильно запинаясь. Если бы он не стал вдруг резко заикаться, наверное, я бы этого не припомнил. Как я оказался дома — не знаю, полный провал. А дальше? Дальше — пустыня, солнце…

Вечером я уже не так плохо соображал. Стал расспрашивать Дашку. Она не хотела, как мне кажется, ничего рассказывать. Вероятно, жалела меня. Но, похоже, не в силах она была умолчать. И узнал я, что квартира Хиппы заколочена, а до этого там прогремело 3 или 4 взрыва. Стекла в квартирах, окнами на улицу, повышибало, из нижней и верхней квартир эвакуировали людей, но, вроде, все живы. Все, кроме Хиппы, Мансурова и кавказки, которая спасла мне на острове жизнь. Стоило ли спасать ее, отдавая свою? Как там дела с конкурсом? Впрочем, без компьютера мне это не узнать. Но оказалось, что ноутбук дома, и винт от моего компа тоже… Больше не было со мной Хиппы, который решал все за меня. Мне надо было проверить, что творится в Мэйл.Ру. Но только завтра… Сегодня я еще не мог заставить себя проверить, какое место в конкурсе занимаю я, какое Цыпочка, SolaAvis и Фея.