— Меня зовут Скотт Гарднер. Насколько я понял, у вас находится мой сын.
— Абсолютно верно, Скотт, — сказал сержант за стойкой.
Скотт, который вообще-то ожидал обращения мистер Гарднер, повнимательнее посмотрел на сержанта. Это был парень, который в школе учился на класс или два младше самого Скотта. Одно время они вместе играли в футбол в школьной команде. Вроде бы его звали Д'Амарио, и Скотту он никогда особо не нравился.
— О, привет! Как жизнь?
— Не жалуюсь. — Сержант улыбнулся. — А у тебя, я слышал, страховое агентство?
— Ага. Так в чем тут дело?
— Подростки напились в лесу. Естественно, начали шуметь. Мы получили звонок от обеспокоенного гражданина.
— Этого гражданина, случайно, зовут не Стромболи?
— Мы не даем такую информацию. В общем, мы послали несколько машин к старой каретной дороге, окружили их — они были слишком пьяными, чтобы сбежать. Они просто задержаны. Мы не арестовываем подростков младше восемнадцати лет, если, конечно, они не замешаны в чем-то действительно плохом.
— Значит, он не в камере?
Сержант на секунду замялся, и Скотт понял, что от него самого пахнуло алкоголем.
— Они в нашей столовой. Я скажу, чтобы твоего сына привели.
Д'Амарио поднес к уху телефонную трубку, но тут в участок ворвался разъяренный мужчина в длинном кожаном пальто. Он сразу бросился к стойке:
— Вам придется иметь дело с моим адвокатом! Рано утром в понедельник он будет здесь! Мой сын вообще не пьет спиртное!
Сержант промолчал, что еще больше вывело мужчину из себя:
— Кто вообще все это устроил?!
— Думаю, вам стоит увидеть все самому. Скотт, пойдем с нами.
Скотт и раздраженный мужчина прошли за сержантом по пустым коридорам участка и вышли в столовую. В комнате у одной из стен стояли в ряд автоматы, продающие сандвичи, конфеты, шоколад и напитки. Остальное пространство занимали столы и скамейки. За одним столом сидела женщина-полицейский, она подпиливала ногти. В дальнем конце комнаты сидел Брэндон. Выглядел он нормально. Третьим человеком в этой компании был подросток, который сидел за столом в самом центре столовой. Перед ним стоял большой таз. Внезапно мальчик издал глухой звук, и его стошнило желтой жидкостью, в которой виднелись оранжево-красные частицы чего-то твердого. «Видимо, на обед у него была пицца», — подумал Скотт.
Сержант посмотрел на сердитого мужчину:
— Который из них ваш?
Д'Амарио произнес перед мальчишками небольшую речь. Родители при этом тоже присутствовали. К парнишке с тазом никто старался не подходить. Полиция города очень сурово относилась к пьянству подростков, но так как ни один из них еще ни разу не попадал в полицию, то сержант просто вынес им строгое предупреждение.
— Учтите, что в следующий раз — если вы окажетесь настолько глупы, что следующий раз будет, — вас ждут настоящий арест и полицейское расследование. — Сержант посмотрел на отца мальчика, склонившегося над тазом. — Вот такая вот пицца, ребята.
Скотту казалось, что раньше Д'Амарио не был таким шутником. Один из них определенно за эти годы изменился.
— Не знаю, насколько вы оба серьезно занимаетесь спортом, — продолжил сержант, опять повернувшись к мальчикам: на сыне раздраженного мужчины был испачканный свитер, а Брэндон был одет в свою спортивную куртку, — но учтите, что спортивный совет относится к употреблению спиртного в подростковом возрасте еще строже, чем мы. Один раз поймают — вылетаешь из команды на сезон. Если заметят во второй — исключают из команды насовсем.
Черт побери, теннис — это ниточка, которая связывает Брэндона с колледжем третьего дивизиона. Если не Амхерст, то всегда можно послать документы в Юнион или Гамильтон. Неужели и она порвется?
— Он узнает о сегодняшних событиях? — спросил Скотт.
— Спортивный совет — это она, Скотт. Времена меняются. Но мы не обмениваемся сведениями на этом уровне. — Сержант посмотрел на Брэндона. — По крайней мере пока…
— Спасибо, сержант, — сказал Скотт.
Сердитый мужчина продолжал в полном молчании стоять с открытым ртом. Его сын наконец-то встал, он дрожал и был очень бледным.
— Пойдем, Брэндон.
Брэндон тоже встал. Он не дрожал и вообще не выглядел испуганным. Он избегал смотреть в глаза Скотту, что разочаровывало, но в то же время его походка была вызывающей, что раздражало. Скотт с трудом подавил желание схватить сына за плечо и потащить за собой. Они пошли к двери.
— Да, и еще одно, — сказал Д'Амарио. — Кто-нибудь из вас, молодые люди, знаком с парнем по имени Дэвид Брикхэм?
Брэндон и бледный мальчишка замотали головами.
— Он называет себя Дэви.
Мальчики опять отрицательно замотали головами. Д'Амарио посмотрел на Скотта и увидел, как тот с удивлением уставился на сына. Скотт отвел взгляд, но сделал это слишком поздно.
— Hasta la vista, — сказал сержант.
Брэндон молчал все дорогу до машины. Он залез на свое место сзади и захлопнул дверь.
— Пристегни этот долбаный ремень! — сказал Скотт.
Он услышал, как Брэндон завозился, распутывая ремень. Потом раздался легкий щелчок. Скотт завел мотор и вывел машину на дорогу. Долго они ехали в молчании.
— Насколько ты пьян?
Молчание.
— Я задал тебе вопрос.
— Черт возьми, я совсем не пьян!
— Следи за своим чертовым языком!
В полицейском участке Скотт не был сердит. Теперь же он был вне себя от злости, хотя и не понимал почему.
— Что ты имел в виду, когда сказал, что не знаешь Дэви? Ты ведь его знаешь.
— И что?
— И что? Какой ответ…
— Папа, смотри на дорогу!
Он пересек разделительную линию и выехал на встречную полосу. Впереди сверкали фары идущей на них машины. Скотт вывернул руль и вернулся на свою полосу. Дальше они ехали в полном молчании.
Когда они вошли, Линда, накинув халат на ночную рубашку, стояла на кухне, скрестив руки на груди. Она холодно посмотрела на Брэндона. Взгляд был ледяным, но ее глаза покраснели.
— Ну, Брэндон?
— Что «ну»?
— Ты нарушаешь свои обещания.
— Вы тоже.
— Не смей так говорить с матерью!
Скотт заметил, что Брэндон сжал кулаки, и тут же понял, что сделал то же самое.
— Брэндон, неужели ты не видишь, куда катишься? Сначала F за тест, потом прогулы, теперь — арест?
— На электрический стул?
Линда посмотрела на Скотта:
— Ты что, не мог серьезно с ним поговорить, пока вы ехали домой?
Неожиданный поворот событий.
— Подожди-ка…
— Вы, ребята, тут поговорите, а Чарли Мэнсон отправляется на боковую.
— Вернись немедленно! — крикнула Линда.
Скотт промолчал. Брэндон не вернулся. Они слышали, как он поднимается по лестнице, тяжело топая.
— С чего ты вдруг начала говорить про серьезные разговоры?
— Он запутался, Скотт.
— Я спросил не об этом.
На телефоне загорелся зеленый огонек, показывающий, что линия занята. Скотт поднял трубку и услышал голос девушки: «…засранцы». Брэндон что-то пробурчал в знак согласия. Скотт крикнул: «Прекратите занимать телефон!» — и бросил трубку. Затем повернулся к жене:
— Так лучше?
— Извини. Я просто беспокоюсь. Что мы будем делать?
— Он совершенно определенно не получит права до тех пор, пока мы не будем довольны его поведением. — Скотт решил воспользоваться оружием своего собственного отца.
— Согласна. Но мы должны сделать также что-нибудь позитивное.
— Позитивное?
— Как насчет закрытой школы? Не обязательно отдавать его в Андовер.
Их глаза встретились, и Скотт понял, что они думают об одном: в Андовере даже не взглянут на их сына. Были и другие закрытые школы, но смогут ли они себе их позволить? Кредит за перестройку дома до сих пор не выплачен. Скотт не стал произносить этого вслух. Он сказал:
— Не уверен, что это — позитивное решение. Какой смысл заводить детей, если приходится их отсылать?
Линда отвела глаза и провела по ним ладонью. Она не была из тех женщин, которые часто плакали, поэтому ее реакция на звонок из полиции была немного странной. Скотт тоже не имел привычки плакать: они оба выплакали свои слезы после Адама.
— Почему бы тебе прямо не сказать, что я плохая мать?
— Я этого не говорил.
Вообще-то он был близок к тому, чтобы на это намекнуть. Было бы все с Брэндоном по-другому, если бы она осталась дома? Но тогда бы у них не было этого дома, они не смогли бы позволить себе почти полную перестройку, почти никуда бы не ездили, не покупали бы многие вещи. Список можно было продолжать. С другой стороны, Линда работала не только из-за денег. Становилась ли она от этого плохой матерью?
Их взгляды встретились. Линда знала, о чем он думал.
— Скотт, мы можем позволить себе Джулиана?
— Да.
— Может, они будут заниматься чаще? Он хорошо влияет на Брэндона.
Она была права. Они нашли компромисс. Никто не пострадает, все будет развиваться и дальше.
— Давай запишем Брэндона на ближайший SAT, — сказал Скотт. — Тогда мы будем точно знать, на что рассчитывать.
— Отличная идея! — Линда достала из кармана блокнот и сделала в нем пометку.
Они лежали каждый на своей стороне кровати. Скотт ждал, что что-нибудь произойдет, но единственное, чего он дождался, — мысли и образы, которые постепенно заполнили его голову. Из комнаты Брэндона доносилась слабая, едва слышная музыка.
Беспечный — оставит,
Лживый — обманет.
Быть может, выпитое виски — неплохое, кстати. Скотт, несомненно, выставляет его на стол каждый раз, когда к ним кто-нибудь приходит, — повлияло на мозг и следующая строка уже совсем близко?
Ничего.
Джулиан зажег сигарету, четвертую за этот день или первую за следующий. Он прекрасно понимал, что в последнее время слишком часто превышал установленную норму, но ведь он был художником. А художники, самые лучшие из них — те, что изменили мир, — всегда и во всем не знали меры. Две свечи и сигаретный огонек посередине: Джулиан опять был наедине со своим треугольником. Он чувствовал, как внутри трех огней вибрирует сила.
Но — ничего.
Затем: идея. Быть может, следующим словом было «ничего»? Не эту ли мысль пытался донести до него мозг? Джулиан взял в руки Mont Blanc и написал: «Ничто». Но ни одно слово не пришло следом. Он прочитал то, что получилось:
Беспечный — оставит,
Лживый — обманет.
Ничто
И увидел, что это хорошо.
Джулиан затянулся и открыл страницу, на которой было написано «Скотт». Он написал:
Комплекс неполноценности, особ. по отн. к Тому; фундаментально ленив; игрок, неадекватно оценивающий свои возможности; считает себя амбициозным, но не стремится добиться чего-то особенного, хочет, чтобы все было как у людей; недостаток того, что есть у людей, делает его несчастным — не очень веская причина, чтобы быть несчастным, абсолютно уверен; IQ 110.
Скотт был очень прост. Был ли какой-нибудь способ увидеть их теннисный матч? Вряд ли. Необходимо: дружеское обсуждение стратегии капиталовложений, в особенности торговли опционами; побольше выяснить о семейном бизнесе со страховками; есть ли дети у Тома?
Линда: Действительно амбициозна, хочет развить весь свой скрытый потенциал; еще один пунктик — развитие Брэндона; много проблем со Скоттом — выяснить; хорошо лжет (случай с бумагой из Габона); IQ 120.
Если ее карьера, о чем она, без сомнения, часто думала, разрушится, — он надеялся, что Линда все сделает правильно с «La Riviere», — то исчезнет ли ее внутренне напряжение? И похожий вопрос: если в будущем ее ждет большое разочарование, усилится ли это напряжение? Это были интересные вопросы, вопросы, которые хороший писатель обязан учитывать.
Необходимо: выяснить про Адама; стать друзьями.
Адам: Идеальный ребенок — божество, которому поклоняется вся семья. Необходимо: точно выяснить последовательность событий и время — сломанная нога, лейкемия.
Брэндон: Нормальный ребенок; на самом деле, при других обстоятельствах, мог бы стать вполне счастливым человеком; IQ 125. Необходимо: примерно то же самое, что и с остальными; (выяснить, чем закончилась вечеринка в лесу).
Джулиан сделал последнюю затяжку, затушил сигарету и тут же почувствовал голод. Он уже жалел, что перед уходом не сказал ничего про вкусный именинный торт. За его словами обязательно бы последовало предложение взять немного угощения домой. В конце концов, торт был очень даже неплох.
«Руби».
Джулиан смотрел на чистую страницу с ее именем наверху, по бумаге скользили тени, отбрасываемые колеблющимся пламенем.
«Руби».
Он обнаружил, что не может ничего о ней написать, ни единого слова. Он все-таки попытался: IQ. И понял, что не имеет ни малейшего представления. Она была просто маленькой глупой девчонкой, слишком болтливой, которая к тому же постоянно делала какие-то глупые прически. Хотя тот случай с камином… Отвратительная мысль пронзила его мозг: вдруг у них было что-то общее? Невозможно. Он просто устал.
Джулиан отложил ручку, оставив страницу Руби чистой, и прочитал то, что уже написал. Текст, за исключением одной фразы: «Божество, которому поклоняется вся семья», его не впечатлил. Лишь это предложение несло в себе дух настоящей прозы. Все остальное было очевидно.
Беспечный — оставит,
Лживый — обманет.
Ничто
После «ничто» ничего не появилось. Джулиан подумал о новой литературной форме, которую он изобрел: природа и искусство, смешанные в реальной жизни. Позволить героям, таким, какими их создала природа, влиять и двигать сюжет, было скорее приемом прозы, а не поэзии. Персонажи, ситуации, судьба — все как в тумане. Но предмет исследования очевиден: жизнь американцев среднего класса. Джулиан находился в идеальной позиции, чтобы наблюдать за их жизнью. Не только наблюдать, но — более того — участвовать, экспериментировать, контролировать. Живой роман — это форма, состоящая из крови и плоти, первая в своем роде, наполненная небывалым напряжением, возбуждением и взаимодействием между персонажами и их автором. И в конце окажется, что только автор имеет значение. И все поймут, насколько банальными и вульгарными были Гарднеры, которые верили в собственную значимость и в свой дом. Быть может, стоит изменить название? Вместо немного сухого «Два вида» взять более простое, но объемное «В семейном кругу».
Да! Он был на коне — банальная фраза, которая никогда не появится в его произведении, — и чувствовал себя великолепно.
Джулиан выглянул в окно, пытаясь разглядеть проблески света в спальне на втором этаже большого дома. Темно. Может, летучие мыши залетали в ванную Гейл только тогда, когда ей это удобно? Где обычно берут мышей? После умственного труда он был в настроении и даже желал чего-нибудь физического.
Однако, представляя себе спальню, Джулиан честно признавался себе, что стремление Гейл болтать будет большой проблемой. Мог ли помочь делу какой-нибудь кляп? Он даже мог представить себе, что ей это нравится, что она сама просит вставить ей в рот кляп, и в этот раз, и в следующий… Джулиан привык быть честен сам с собой.
Свет в доме напротив так и не зажегся. Джулиан лег спать голодным.