СВЕЧА И ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ СВЕЧИ

Звонит мать сыну:

— Видела тебя третьего дня.

— Каким образом?

— Во сне. Заснула после обеда и пошла себе, иду по нашей улице. Безлюдно, жарко, будто в августе. Вижу женщину какую-то странную. Именно что странную странницу. Сидит на корточках и что-то варит в эмалированной кружке над свечкой. Тут ты вдруг с противоположной стороны улицы меня окликнул. И у странницы свечка погасла. Она меня строго, со значением, спрашивает: «Это ваш сын?..» А я растерялась, не знаю, как ответить. Не волнуйтесь, говорю, я вам стеарина на новую свечку насобираю. У нас в доме полно огарков. Ужасная ерунда. Знаешь, привези, когда приедешь, коробку свечей. А то я специально сходила в хозяйственный — там одни импортные мыльницы и расчески...

Не желая быть втянутым в темное матушкино шаманство, сын притворно забывает о поручении. Вместо свечек он привозит из Москвы стандартный сыновний набор: платок, апельсины, глянцевые фотографии чужих городишек, где ему не без пользы и не без удовольствия недавно довелось побывать.

— Знаешь, хорошо, что ты не привез свечей, — говорит мать, умильно-равнодушно глядя сквозь сильные очки на какую-то швейцарско-шведскую липу. — Я тут на Благовещенский рынок пошла покупать курицу соученице в больницу и вдруг вижу: женщина свечки из мешка вроссыпь продает. Надо купить, думаю. Подхожу, спрашиваю, почем, а она мне: «Свечки дешевые, с завода ворованные, вам, женщина, я ломаных бесплатно дам. Вы же их на стеарин берете?..» Улыбается и смотрит мне прямо в глаза. Помнишь ту бабу, что суп варила? Так это она! Я, дура, спрашиваю: как же вы сюда попали? А она смеется: «Как... как... Разве не знаете, как на рынок попадают? На «двенадцатом» трамвае с Холодной горы приехала». Я смутилась, ушла. Но, знаешь, потом еще два раза эту бабу со свечками там видела. Издали, конечно. Боялась подойти...

Не желая быть втянутым в темное женское шаманство, сын делает вид, что его светлое мужское начало ничего не в силах про такое вспомнить и понять. Более того, ему, началу, срочно необходимо прошвырнуться по городу, подышать свежим воздухом родины. Его стопы, конечно, сами собой направляются на пресловутый Благовещенский рынок, в просторечье — Благбаз. Там, понятно, сын рыщет в поисках женщины, торгующей свечками. Но не находит ее.

Сын тихо напуган всей этой историей. Так обычно пугается комната, в которой резко включают или выключают свет. Внутренне сын сейчас цвета нищей базарной сумятицы, сам вроде того вот неблагообразного старца, торгующего с левой руки четырьмя цветными карандашами, а с правой — резиновым ботом.

Он долго, бесцельно катается на трамвае, покупает два-три достойных, но никчемных сборника поэзии в магазине «Поэзия», пьет из граненого стакана крепленое вино в известном заведении «Затышок», усердно курит и патетически желает всем людям добра.

Ночью ничего не снится. Следующий день пуст и прост. Другие дни — другие, но без всяких свечек. С тех пор любая увиденная свечка вонзается даже не в подсознание, а в самое что ни на есть сознание как напоминание о некой расплывчатой отсроченной угрозе.

ШАРЫ

Есть, оказывается, усовершенствования одних людей против других. Про такое всегда грустно узнавать. Люди, любящие храпеть во сне, делают это обычно лежа на спине. И вот один из бесчисленных немецких естествоиспытателей решил извести докучную породу храпунов. Он спроектировал для них спальные рубашки. В спины этих рубашек были зашиты бильярдные шары. Чтобы в положении навзничь спящий не испытывал удобства. Чтобы вообще не считал сон своим личным делом. В этом противохрапном шаре сконцентрировано социализма больше, чем во всех писаниях Маркса. Интуиция подсказывает нам, что зрелый Карл храпел. И камарад Фридрих вполне мог. И Клара Цеткин не чуралась. А уж Владимир наш Ильич! А неистовый Виссарионыч! Эх! Попробовал бы тот сумрачный германский гений со своим изобретением к ним подступиться! Да Сталин переодел бы всю Германскую Демократическую Республику в такие рубашки! И СССР заодно, чего доброго. А впрочем, он и переодел. Спали бесшумно. Да и бодрствовали втихую. Скромно, по-пластунски.

СПОСОБ И ПРАВИЛА

Существуют различные способы изобразить божество. Об одном из них я расскажу. Речь пойдет о статуе. Мы лепили такую лет, может, пятьдесят назад.

Иные мастера предпочитают унести тайну своего ремесла в могилу. Я не предпочитаю. Тащиться на тот свет со своей тайной — все равно что явиться на званый пир с домашней лепешкой за пазухой.

Но, если уж решил сохранить свою тайну, выставь ее в степи на всеобщее обозрение. Видимое всем, как известно, не видимо никому.

Итак, приступим. Первым делом дождемся сухого сезона и выкопаем в чистом поле большую яму. Над ней соорудим надежный помост. Возьмем тонкое, прочное полотно и сошьем чехол для Сидящего в Лотосе. Этот чехол обошьем другим, из верблюжьей шерсти. Доверху набьем двуслойный чехол песком и затянем на макушке. Натаскаем глины, размочим, отмочим в яме. Порой, если поблизости нет глины, воды и добровольных помощников, мастера охватывает настоящее отчаяние. Бывали случаи, когда именно из-за отчаяния мастера божество не воплощалось. Тем не менее шаг за шагом будем продолжать.

Мокрую чистую глину раскатаем в тонкие блины и перестелем листами хорошей рисовой бумаги, той, что идет на оттиски календарей. Так всю глину и сложим в стопки вроде книжек. А затем, покуда эти стопки еще не провяли, мелко иссечем их заступами и перемешаем в кашу опять в яме. Бывали случаи, когда мастер, залюбовавшись на глиняные книжки, медлил и божество не выходило. В глиняной книге написано всего четыре слова: «Размешай меня в кашу».

Дальше работа идет интересная, художественная. Объем-мешок обмазываем глиной в толщину пальца. Затем всю поверхность глины проходим побелкой. Слой за слоем наносим глину, лепим части тела и черты лица. Каждый слой белим. Это необходимо, поскольку в толще глины всегда нужно что-то удалить, вырезать. Следы мела нам покажут, как глубоко мы проникаем. Бывали случаи, когда мастер, лишенный терпения, пренебрегал побелкой, дырявил статую и божество не воплощалось.

Так помаленьку достигнем цели. Бумажные волокна не дадут глине растрескаться, шерстяной чехол слипнется с ней изнутри. Статуя выстоится и затвердеет. Мастер спустится в яму, прорежет дно чехла, и песок сквозь щели в помосте вытечет. Полотняный мешок выпадет.

Мы получили божество, внутренне чистое, пустое, крепкое, как сосуд. Его можно серебрить, золотить, раскрашивать, одевать в нарядные одежды. Ну и, разумеется, переносить.

Забирайте, оно — ваше.

И — на прощание — несколько замечаний. Если вы изобразите голову божества круглой, как зонт, это принесет богатство, урожай и благополучие. Хорошо нарисованная линия бровей обеспечит вечное блаженство. Если шея божества красива, как раковина, это дарует вам успех; сильное, как у льва, тело сулит изобилие и благополучие. Важно знать, что икры хорошей формы принесут вашей деревне процветание; бедра, подобные стволу дерева, увеличат стада коз и овец. И наконец, хорошо сделанная стопа обеспечивает доброе поведение и знания.

В то же время произвольное укорочение ширины и длины принесет голод и потрясения.

Укорочение тела божества и вас может сделать горбуном. Если божество будет безносым, это угрожает болезнью мастеру и заказчику. Неправильно изображенные глаза унесут богатство, расстроят судьбу. Впалый живот вызовет неурожай. Большие несчастья нагрянут, если нос, глаза и пальцы мы будем изображать короткими, голень, шею и подбородок — слишком длинными; голову, уши и нос — слишком толстыми; суставы, живот, ногти — слишком пухлыми; руку, стопу и глаза — слишком узкими.

Меня так учили, и я так учу.

ОДИН РАЗ В ЖИЗНИ

В младших классах любовь к Ленину фактически преподавалась. Конечно, не было такого предмета, который бы назывался «Любовь к Ленину». Но и не было ни одного урока, где бы об этой любви речь так или иначе не заходила. Учителя не зря трудились, я понял, что Ленин — удивительная, беспрецедентная личность. Тем не менее, как и все дети в СССР, я его не любил. Я его обожал. Обожать, между нами говоря, намного легче, чем любить.

В школе меня быстро заметили функционеры всяких празднеств. Видать, глазенки сияли, голосок звенел. Был я отобран в особую команду таких же горластых детишек. Может быть, мне и сейчас с вами легко болтать потому как раз, что с той поры редко приходилось помалкивать. Тут как в стае: кем назовут, тем и будешь.

Мы работали в жанре коротышек и несмышленышей. Нас постоянно снимали с уроков и отводили в зал на спевки. Но мы не пели. Мы по очереди выкрикивали различные клятвы, уверения и пожелания. Вся эта божба должна была, по идее, услаждать слух представителей общественности. Нас дрессировали так, чтобы выходило зычно, бойко, с улыбкой по стойке «смирно».

Когда мы были отрепетированы назубок, выдрессированы до упора, нас притащили в оперный театр. Но и там не пели. В тот день театр служил обществу чем-то вроде культового сооружения. Мы были маленькой частью мистерии, освящающей очередную годовщину Октябрьской революции. В зале собирались те, кто хотел это отпраздновать. За кулисами находились люди, которые делают праздник. Подготовка зрелища — сама по себе зрелище. На наши головенки сыпалась пыль с невиданной высоты. Пахло потом, краской, съеденным мандарином, фанерой, сапогами. Десятки дяденек и тетенек бегали туда-сюда. А там, в яме, за тяжким кровавым занавесом, завывая, кашляя, величаясь и грохоча, рассаживались зрители.

Актеры, которым было доверено штурмовать Зимний дворец, сильно смахивали на мобилизованных педиков. Их накрашенные глаза горели холодным огнем. Под неискренними, накладными рабоче-крестьянскими усами извивались напомаженные рты. Но нас больше интересовало их оружие. Оно оказалось весьма приблизительным. Такое оружие никого не убедит умереть по-настоящему.

Было темно, тесно, мы напряженно бездействовали, как конница в засаде. Захотелось по-маленькому. Красногвардейцы объяснили мне, где это у них делается. Я немного поплутал в унылых коридорах, нашел и открыл дверь.

Над писсуаром, потупясь, стоял Владимир Ильич Ленин. Он бурно мочился. В земных и небесных молниях, в человеческих и лошадиных силах вспыхнула, напряглась и перегорела, пролилась зря, мимо светоносных турбин и плодоносных каналов протекла, низверглась в грязную клокочущую дыру эта незабываемая историческая минута. Владимир Ильич стряхнул последнюю каплю и поднял глаза.

— А, подгастающее поколение! милости пгосим, милости пгосим! — прокартавил он с хищной улыбочкой. — Что это вы в двегях гастопыгились? Пгоходите, будьте как дома! — при этом он сделал отвратительный жест пальцем.

Я описался, развернулся и вышел.

С тех пор мы больше не виделись.

КРАСНЫЕ ЛАТЫШИ

Красные латышские стрелки Лениньш, Сталиньш и Бухариньш неусыпно охраняли все входы-выходы в светлом здании III Интернационала. Но не каждому солдату партии по плечу такая задача. Вот и стрелок Бухариньш предал — ушел в предание, вот и пламенный Лениньш истлел на посту — поступил в распоряжение таксидермистов.

А здание IV Интернационала было сплошь остеклено Львами Толстыми (Троцкими) — зеркалами русских революций. Верней, его, Давидыча, пенснами, пёнснами. Лев Давидович сам день и ночь в своем неприступном стеклянном дворце за всех блистал, отдувался.

Знаменитый красный латыш Сталиньш рукой Москвы, то есть рукой малоизвестного наемного кубинца (жителя подмосковной ж. д. станции Кубинка), нанес зданию IV Интернационала смертельный удар ледорубом. Почему не стеклорезом, запросто могут спросить позднейшие исследователи. Потому и спросят, что поздно, милые, спохватились.

Кто из старожилов III Интернационала не помнит этой задорной, многотомной песенки, донесшей не только до нас, но и до всеуслышания компетентных органов имена красных латышей всех национальностей, тех, кто подначивал народы мира маршировать строем в светлое будущее, а сам сидел, фигурально и буквально, в одной, ночью, без понятых, отдельно взятой стране!

И эту песенку, если кто позабыл, напоем для острастки!

Из всех красных латышей чудом выжили два брата: старший, Сталиньш, и меньший, Пельше. Но выжили по-разному: Сталиньш выжил из человеческой жизни всех нас, а Пельше выжил из ума. И поэтому ему, бедолаге, не удалось отвертеться от предъявленного на Страшном суде обвинения в злоупотреблении национальностью.

ОХОТА ПУЩЕ НЕВОЛИ

Проверка ловушек не является у нас народной забавой. Это, увы, повседневная необходимость. За ночь чего в них только не напопадает!.. Люди, скот, самоходная сельскохозяйственная техника. Пойманные, конечно, сидят смирно, никто не в обиде, сами в душе ловцы, но попробуйте пару дней поманкировать!.. Что начинается!.. В тесноте, в неудобствах, вспыхивают ссоры по пустякам, волки пытаются кого-нибудь загрызть, да и у людей сдают нервы — хуже зверей становятся. Тут даже опасно бывает ловушку отворять. Все скопом на тебя как накинутся! Оскорбления, угрозы, тычки, плевки. Поэтому ловцу и сон не в сон: с первыми лучами солнца он уже тут как тут, у пастей, садков, ямок. Невозмутимо, с хорошими словами привета принимается за дело. Почуяв свободу, ночные гости дружно разбегаются по своим делам.

ВЕЩИЙ СОН, ИЛИ КАЖЕТСЯ, НАЧАЛОСЬ!

Заболело будто бы у вас горло. Что-то болит и болит. Глотать больно. Говорить надо. И отправились вы к врачу.

Врач осмотрел вашу гортань, потрогал ее холодной хромированной лопаточкой и как-то многозначительно приуныл. Медсестре бровью на вас указал, губы скривил. И медсестра ему в ответ глазками кивнула. Вздыхает. Вы это, конечно, замечаете, беспокоитесь: «Что, доктор? Что-то серьезное?» — «Уж и не знаю, как вам сказать...» — «Ну, не мучьте, скажите». — «Да вы не волнуйтесь, что вы волнуетесь, волноваться не надо, волнение нам ни к чему...»

И в глаза не глядит, что-то будто на столе ищет. Бумажки какой-то ему недостает, авторучки не хватает. И медсестра, чертовка, бросилась кружить по кабинету, заглядывать в углы да шкафчики. Я не волнуюсь, я спокоен, как Царь-колокол, только объясните ради бога, что случилось! «А ничего не случилось. Ничего еще такого не случилось, кто говорит, что что-то случилось? Вот вы скажите лучше: на аппетит в последнее время не жалуетесь?» — «Да нет, аппетит нормальный...» — «Ну, нормальный — не нормальный, как по поводу спиртного? Не стремитесь все, что есть на столе, обязательно допить?» — «Да, каюсь, есть грех, так ведь и товарищи тоже...» — «Ну, товарищей мы оставим в покое, товарищи к нам не обращались покуда. А вот чем вы это объясните: жадностью или стремлением опьянеть, забыться, заглушить чувство тревоги?» — «Да какая жадность! Какая тревога! Чаще всего и пьем-то мы со скуки. Развлекаемся болтовней, жратвой да выпивкой...»

«Ну, вот и прекрасно, вот и чудесно, вот вы сами себе и ответили. От всего этого у вас стало зарастать горло. Да, поверьте, в наше время это довольно типичное заболевание. В целом по стране оно, пожалуй, носит характер тщательно скрываемой эпидемии. Минздрав не предупреждает...» — «О боже! А это... это опасно?» — «Нет, в общем, нет, то есть да...» — «Доктор, умоляю, скажите прямо: это смертельно?» — «Смертельно? Пожалуй. Черт возьми, что вы от меня хотите услышать?! Смертельно! Смертоносно! Смертоубийственно! А что, по-вашему, не смертельно? Нервы мне мотать — это, по-вашему, не смертельно? Ох, что это я!.. Простите, голубчик, нервы действительно просто никудышные. Вы ведь у меня шестнадцатый такой за сегодня. Ну, возьмите себя в руки, голубчик! Не надо отчаиваться. Ступайте, ступайте домой и скажите близким, чтобы они постоянно прислушивались к вашему дыханию».

МОЙ ИЛИ СВОЙ

Женщины в нашей стране очень редки.

В некоторых ее частях женщин и вовсе не встретишь, а уж если доведется — помнишь всю жизнь и рассказываешь внукам. Раньше женщин не было совсем, а еще раньше было много.

Рождается девочек всегда, слава богу, достаточно, но только уж очень разное из них вырастает. Есть среди них мужчины, полезные ископаемые, животные, много посуды. Кстати, слово «женщина» тоже не женщина. И все-таки среди женщин меньше оборотней, чем среди нас, оборотней. Женщина смотрит вам прямо в глаза, не ожидая, что вы ей поверите. Женщина обводит рот яркой краской, не ожидая, что ее речи вас убедят. Женщина лучше вас знает, что все относительно.

Женщина, улыбаясь, докладывает подруге: «Представляешь, лежу я со своим и вдруг слышу — мой своим ключом дверь отпирает!..»

ПРАВДА ЖИЗНИ

Житель города N имел жену, женщину, которая доилась и неслась. Давала примерно литр молока и одно яйцо в сутки.

Можно подумать, что фамилии этих людей были какие-нибудь Коровины, или там Наседкины, или что это шутка, или еще бог знает что вообразить. Нет. Фамилии были самые обыкновенные: Победин и Лебедева. Верней, Победин и Победина. Лебедева — это была ее девичья фамилия. А девицы, как известно, не несутся и не доятся.

Шутка ли это? Не знаю. Для иной семьи и стакан молока — серьезный прибыток.

Представьте себе.

БОГ ИЛИ АМЕРИКА

Одна красивая девушка, неважно, как ее звали, Аня Персиц ее звали, захотела жить не дома, а в Америке. Она этого добивалась, но не добилась.

Распрощавшись с родителями, приехав в Америку навсегда, Аня едва ли не на следующий день попала под машину и погибла.

Может показаться, что Бог равнодушен к красивым девушкам. Может показаться, что Бог равнодушен к их упованиям. Может показаться, что Бог равнодушен к Свободе.

Может показаться, что Бог равнодушен.

Да, Бог равнодушен, малозаметен, плохо нарисован. Он сигналит в последнюю секунду.

ЛЮДИ И ВОЛКИ

Раньше, когда людей и волков было примерно поровну, жизнь протекала в их остром социальном соперничестве. И случалось, волки на целые десятилетия брали верх. Кое-где до сих пор старожилы вспоминают по имени-отчеству выдающихся вожаков. Как памятники истории охраняются их логова, тропы, памятные объедки.

Все еще раздаются голоса о необходимости возврата к старым, испытанным ценностям каннибализма. Оно, может, и хорошо бы туда вернуться, но с кем? Вот вопрос. Часть нашего поголовья безымянна, часть невидима. Кое-кто сознательно приостановил свое членство среди нас.

Кот Барсик рассказывал мне историю своей жизни, вспоминал отца, мать, сестер. Одна из них, Лариса, жива, работает экономистом в Горьком. О судьбе брата знает в общих чертах, поддерживать отношения боится, у нее слабое сердце. Старшая сестра безымянна, то есть растворена. Перед войной она училась в Арзамасе, в техникуме. Там это и произошло.

Популяция волков также подверглась существенным видоизменениям. Волки — юристы, художники, педагоги — теперь не редкость. Много их в среде служащих. Есть оригинальные особи, испытавшие судьбу домашних животных. Например, коров, свиней, даже кур. Известны: волк-справочник, волк-штаны. Существует планета Волк. Волком является также и слово «волк».

ЧЕЛОВЕК-БЫК

Плиний пишет о некоей знакомой даме, которая родила слона, потому что во время беременности с большим вниманием смотрела на это животное. Другая дама по той же причине родила львенка.

Но и завороженная созерцанием людей звериная самка способна породить человека.

Так, известно, что в городе Казани одна корова родила странное теля с человечьей головою. Оно необыкновенно быстро росло и все больше делалось похожим на юношу. Татары, конечно, пристально следили за развитием этого существа, справедливо полагая, что оно появилось на свет ради какой-то особенной цели.

Действительно, возмужав, обретя внушительный вид и завидное красноречие, существо начало пророчествовать о близком и неизбежном падении города, о гибели всего татарского государства. Возмущенные татары постановили избавиться от коровьего сына и забили его, как забивают быков.

Однако вскоре под стены Казани в самом деле пришло большое русское войско во главе с ихним царем и после долгой осады захватило город. Тогда татары обнаружили, что зарезанный ими человек-бык и русский царь Иван Васильевич Грозный — одно лицо. И от этого у татар на душе стало еще гаже. Но человек-бык не прибег к мести. Ибо бык не мстит траве. Даже если эта трава стелется совершенно по-человечески.

ЖЕРТВА КУЛЬТА ЛИЧНОСТИ

Пришел новый, 1953 год, и деда наконец-то арестовали. Он много лет работал врачом в системе НКВД, чем-то там заведовал и вот дождался.

Внук, дошкольник, был просто в восторге: посреди ночи огромные ледяные военные пришли и устроили в квартире тарарам. Представляете, весь рис и гречневую крупу в кухне они высыпали прямо на пол!

Деда увели, а домработница Варя сошла с ума. «Ноги моей не будет, — кричит, — всех я вас повыведу на чистую воду, вредители, морды жидовские!» Она хлопнула дверью так, что с этажерки упал бюстик Сталина. Бюстик разбил мальчику голову до крови и сам не выдержал, разбился.

Утром бабушкина сестра отвела кое-как перевязанного мальчика в поликлинику им. Семашко. Врачу она сказала, что на ребенка случайно свалился с полки бюст Пушкина. Бабушкина сестра, пожилой человек, оказывается, не могла отличить Сталина от Пушкина! Мальчик с удовольствием поправил ее. Взрослые промолчали. Затем врач, насвистывая какой-то маршик, поставил на рану скобки, и все обошлось.

ВОЛОСЫ

Один из наших, не надеясь, что его здесь оценят, подался в Штаты и там раскрутился вовсю.

Он открыл салон для редковолосых, в котором специальным ножом разрезает желающим каждый волосок вдоль надвое. Посредством такой хирургии на 100 процентов увеличивается пышность шевелюры клиента.

А одному миллионеру за какие-то сумасшедшие деньги он умудрился расщепить все волоски на четыре части.

Малый, кстати говоря, не какой-нибудь провинциал-самородок. Его папа был профессором семи академий, а мама знала два французских языка.

Этот бред я слышал собственными ушами в очереди за развесной губной помадой в магазине «Продукты» на Пятницкой, в Москве — в разбитом, безутешном сердце нашей Родины.