В час ночи на квартире у Паршина зазвенел телефон. Паршин взял трубку и услышал знакомый голос:

— После двух часов ночи у вас в доме все гасят свет. Меня это устраивает. Буду у вас в два тридцать.

Ровно в два тридцать еле слышно прожурчал звонок в передней. Хэммет вошел, аккуратно закрыв за собой дверь, огляделся. Собственно, разглядывать было нечего: пустая прихожая, вешалка о трех крючках на стене, счетчик электрический, лампочка без абажура. То ли бедность, то ли аскетизм.

— Здравствуйте, Паршин. Мне вам представляться незачем, — сказал Хэммет. — Иностранный дипломат, и с вас хватит.

Паршин, мягко ступая тапочками, принес коньяк и кофе. Помолчали, потом Хэммет продолжил:

— Вам тоже представляться не надо, товарищ Паршин. Все ваши превращения нам известны. Одесский полицай и гестаповский осведомитель Евсей Лобуда, заброшенный в конце войны в СССР, окончивший абверовскую школу агент Юркий, самодеятельный бандит-налетчик Чернушин, и вновь агент иностранной разведки Серафим Петрович Паршин. Биография сочная и надежная. Что скажете?

— Я свою биографию знаю. К делу.

— Ваша деловитость меня радует. Итак, какие настроения в группе Каринцева? Сколько опытов проведено и какие успехи?

— Три опыта. Настроения в группе, я бы сказал, развеселые. Боголепов подписал еще ассигнование лаборатории на сумму в пятьдесят тысяч рублей.

— На какие материалы?

— Неизвестно. Меня Каринцев запросто выгнал из лаборатории. С этакой насмешливой улыбочкой: не суйте нос не в свое дело, отчитываться будем потом. У нас, мол, своя бухгалтерия. Видимо, успехи есть.

— Пытались расспрашивать?

— Пытался. Молчат, сукины дети, как коммунисты на допросах. Им бы гвоздики под ногти, проговорились бы!

Хэммет презрительно усмехнулся:

— Это вы без гвоздиков на Лубянке проговоритесь. Поэтому слушайте Каринцева. Вы не финансовый хозяин института. Значит, поищем для вас другую роль. Скажем, связного. Тут главное — избежать слежки. Выследят — провалитесь. И чем дольше вы прослужите бухгалтером, тем дальше вы будете от лубянских ищеек. Никакой самодеятельности. Тихий, незаметный, нелюбопытный, неразговорчивый — вот ваш облик, его и носите. Только никогда не забывайте оглянуться вовремя и поймать на лету нужное слово. Вот так и будем работать. Понятно?

Паршин слушал, а думал о своем. Он считал, и не без оснований, что за ним следят, но не знал почему, на чем он «сгорел», и боялся сказать об этом иностранному дипломату — чужому человеку, холодному. Он надеялся на свой опыт преследуемого хищника и был убежден, что сумеет запутать след, когда приблизится погоня.

— Вы любите лошадей? — вдруг спросил Хэммет.

— Лошадей? — недоуменно переспросил Паршин. — Вообще-то я к ним равнодушен.

— Придется полюбить. Будете ездить на бега и делать ставки, если понравится. Когда-то, вероятно, вы были везучим картежником. Вот и осваивайте новый опыт. Тем более, как я знаю, вы туда не впервые пойдете, друг Колоскова. Так? Да вы не бледнейте, не бледнейте. Не найдут, уверен: вы — мужчина во всем везучий. А задание таково. Через три дня после очередного опыта Каринцева подойдете на бегах к кассе Зои Фрязиной — она в членской работает — и возьмете от нее запечатанный конверт. Не вздумайте вскрывать его — это письмо не для вас, а для меня. И ждите моего звонка об условиях автомобильной прогулки. Тогда и передадите. Как в первый раз, помните?

* * *

Гриднев и Корецкий уже второй час обсуждали поездку Саблина. А тот слушал, поддакивая и комментируя лишь тогда, когда его комментарий требовался. Корецкий с его привычкой вмешиваться в любой разговор, его интересующий, даже завидовал этой выдержке Саблина, столь необходимой для следователя. А ведь они все трое были и следователями, и экспертами, и просто сыщиками, несмотря на разницу званий, возраста и характеров. Но только Саблин, младший из них, умел слушать, как настройщик роялей.

— Ну а теперь повторим все, что мы имеем. Твое слово, Корецкий. А мы с Саблиным будем вмешиваться.

— Шантаж Хэммета провокационен, — начал Корецкий. — Абверовского разведчика Мальберга ни до войны, ни в годы войны в Туркмении не было. Не было и провизора Мальберга в аптеках Ашхабада и Байрам-Али. Не существует в природе и школьной подруги матери Максима, так как не установлена ни личность матери, ни школа, где она училась. Провокация Хэммета разоблачена и документально: двойным следствием полковника Алтыева из госбезопасности и начальника городской милиции в Байрам-Али майора Карли Мухтарова.

Гриднев задумался: все это он уже знал. Корецкий только подытожил эпопею Каринцева. Максим уже полностью очищен от грязи, если ЦРУ выльет ее на страницы какого-нибудь шпрингеровского журнальчика. В сущности, дело, начатое контрразведкой, подходит к концу. Завтра в беговой день Зоя Фрязина получит конверт с формулами от Максима Каринцева. В воскресенье следующий беговой день, когда Паршин получит этот конверт от Зои. Пока это — только предположение. Гриднев знает о ночном визите Хэммета к Паршину от лейтенанта Ермоленко, но о сути разговора только догадывается. Возможна и прямая связь Хэммета через Зою. Но Максим говорил о третьем лице. Мы уже знаем о нем и понимаем, для чего понадобился Хэммету этот ночной визит. Труднее угадать день и час передачи. Максим тотчас же сообщит о своей встрече с Зоей. Значит, необходимо круглосуточное наблюдение за Фрязиной, Паршиным и Хэмметом. Может быть, операция будет закончена в день и час совместной автомобильной встречи, как это уже проводилось цеэрушником и бухгалтером? И нелегко будет их взять после того, как конверт попадет в карман Хэммета. Собственно, взять — дело техники. Как, впрочем, и уличить. Четкое наблюдение, съемка автовстречи длиннофокусной оптикой и — арест с поличным. Надо решить: кто, где, когда, с кем.

Решили через два часа — план был выработан, и роли размечены.

* * *

Максим подошел к кассе Зои с аккуратным конвертом в руке. Он уже знал, что Зоя куплена Хэмметом, но сдержать невольного чувства жалости все же не мог.

— Передайте дальше, Зоенька, — сказал он, протягивая конверт.

Мелькнувший страх в глазах Зои сменило недоумение. Видимо, не сказал ей Дин, что главной скрипкой в хэмметовском концерте будет чистенький в ее глазах Максим Каринцев. Пусть, мол, полюбуется, как покупаются в Советском Союзе таланты. Что ж, подумал Максим, придется сейчас играть эту роль.

— Кому? — спросила Зоя.

— Вы отлично знаете кому, — ответил он с наигранной наглостью.

— Значит, и вас купили? — уже не испуг — насмешка звучала в ее голосе.

— Кто же откажется от десяти миллионов, Зоенька? У нас в Советском Союзе таких денег не платят.

Невольная жалость в сердце Максима, с какой он подходил к кассе, уже исчезла. Исчезла и насмешечка Зои.

— И столько миллионов за одно открытие? — шепот ее был неконспиративно громок.

— А что вы думаете? — продолжал играть роль подпольного миллионера Максим. — За следующее возьмем еще столько же.

— И не боитесь?

— А вы?

— Выхода не было, — она оглянулась кругом, не подслушивают ли их у кассы, и придвинулась на локтях к окошечку. — Дин уже давал мне кое-какие поручения. Я сдуру выполняла их, и теперь он говорит, что за одно это мне меньше трех лет не дадут. Так не все ли равно, три или пять. Я ведь только ваши конвертики передаю, сидя в кассе.

— На языке контрразведки это называется связью, — сказал Максим и тут же подумал, что даже из жалости пугать Зою не следует. Одно неосторожное слово, и он может сорвать операцию. И добавил: — А связь у Хэммета отлично налажена. Сойдет благополучно, уверен.

* * *

Встреча Каринцева с Фрязиной была зафиксирована наблюдением. А еще через полчаса Максим сообщил о ней Гридневу.

— Передал конверт, Александр Романович. Взяла без трепета. Только удивилась, что передатчик — я. Значит, Хэммет не сообщил ей об этом.

— У них своя конспирация, Максим Ильич. Разговаривали?

— Немножко. Все-таки жаль девчонку: ни за что пропадает.

— Не будьте сентиментальным, Максим Ильич. Знала, на что шла.

— Может, принудили?

— Следствие выяснит. Себя не выдали?

— Уверен.

— Держите связь, если произойдет что-то непредвиденное.

Ничего непредвиденного произойти не могло. Круглосуточное наблюдение за участниками операции «Формулы» — так ее обозначили — продолжалось. Наблюдатели точно и скрупулезно «вели» своих подопечных.

— …Вышел Паршин. Проходит мимо линии стоящих у тротуара машин. Разглядывает внимательно почему-то черные «Волги». На мою белую внимания не обратил. Видимо, подозревает слежку. Буду держаться подальше. Купил папирос. Возвращается в институт…

— …Говорит Хомутов. Хэммет идет пешком из американского посольства вниз по улице Чайковского. Следую за ним… Сворачивает на проспект Калинина. Никаких встреч. Позвоню позже…

Еще звонок.

— …Звонит Ермоленко. Фрязина только что села на свой автобус, на котором обычно возвращается домой. Поеду за ним до ее дома…

И еще звонок.

— …Опять Хомутов. Хэммет задержался в гастрономе. Проследил за ним в магазине. Ни с кем не беседовал. В отделе вин купил вермут и бутылку сибирской. У выхода поцеловал руку киноактрисе Верестовой. О чем-то пошептались. Вышел на улицу, взял такси. Следую за ним…

Круглосуточное наблюдение работало, как часы. Ни один шаг наблюдаемых не оставался без внимания.