К вечеру этот страх усилился. Брагин каждую минуту ожидал звонка, обыска, прятал деньги, тайком от жены, в комод, переносил их в шкаф, потом в ящик с красками и, наконец, снова положил их в боковой карман своего пиджака. Напряженность ожидания возрастала с каждой минутой, и он вздрагивал и бледнел не только от звуков, доносившихся с лестницы, но и от каждого шороха и стука, производимых в другой комнате женой или ребенком. Казалось, нервы его совершенно обнажились, и каждый звук, касаясь их, производил в них мучительное, невыносимо-болезненное сотрясение. Наконец, он не выдержал, надел пальто и шляпу и ушел из дому, сказав жене, чтобы она не ждала его и в свое время ложилась спать…
Наступали сумерки, и на лестнице было почти темно. Спускаясь вниз по ступеням, Брагин услышал ниже себя торопливые шаги. Кто-то быстро бежал наверх. На второй площадке показался чей-то темный силуэт. Художник едва различил в сумерках фигуру и лицо Карича.
Поравнявшись с ним, Брагин остановился и протянул ему руку. Его поразило то, что Карич был без пальто, без шляпы, с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами. Всмотревшись в его лицо, он заметил, что оно бледно. Глаза Карича смотрели на него сквозь очки как-то странно, как будто не узнавая его.
– Что случилось? – спросил художник, пожимая его холодную, мокрую руку: – Почему вы без пальто и так бледны?
Тот слабо улыбнулся, провел рукой по лбу и мокрым волосам и поправив на носу очки, тихо сказал:
– Ничего… глупая история…
И вдруг, наклонившись к уху Брагина, с ужасом в глазах, быстро зашептал:
– Деньги потеряны! Вы понимаете – десять тысяч рублей! Я искал их на лестнице, во дворе, на улице… но разве; можно найти? Они уже давно у кого-нибудь в кармане – десять тысяч! А? Ха-ха!
Брагин отшатнулся от него, инстинктивно положив руку на грудь, где у него, под пальто, в кармане пиджака, лежали деньги. Холодный пот выступил у него на лбу, он почувствовал, что бледнеет и теряет силы.
– Десять тысяч? – с трудом овладевая собой, спросил он, тоже почему-то шепотом.
Карич, по-видимому, заметил его волнение и удивленно вскинул на него глаза. Брагин увидел, что от внимания приятеля не ускользнуло также и его невольное движение рукой, которую он положил себе на грудь. И смутившись, художник сделал вид, что застегивает этой рукой пуговицу пальто и потом тихо опустил ее вниз.
Карич тоже смущенно потупился и молчал, как будто обдумывая что-то. В сумерках его лицо выглядело мертвенно бледным. Брагину показалось, что он исподлобья, поверх очков, подозрительно смотрит на него.
Художник насторожился и притворно-равнодушным тоном проговорил:
– Да… история…
Карич продолжал молчать и не поднимал глаз, как будто ожидая, что он еще скажет. Его молчание поднимало в груди Брагина смутную, тяжелую тревогу.
«Узнал ли он как-нибудь, или только догадывается?» – с тоской думал он, не зная, как окончить разговор, чтобы поскорей уйти. Хотелось заставить его сказать что-нибудь, чтобы прервать это тягостное молчание, и, симулируя обыкновенное, обывательское любопытство, художник громко спросил:
– А вы не знаете… кто потерял?!
Тот поднял, наконец, голову и посмотрел на него тяжелым, испытующим взглядом. Их глаза встретились – и Брагин почувствовал, что Карич почти заглянул в его тайну. Художник вздрогнул и, не выдержав его взгляда, отвел глаза в сторону.
– Разве я вам не сказал? – тихо спросил Карич, беря его за руку. Ведь, деньги потерял я!
– Вы?! Но откуда…?
Он хотел спросить, откуда у того появилась такая большая сумма денег, но от волнения у него сжалось горло и голос пресёкся. Карич понял его и, усмехнувшись, торопливо объяснил:
– Что же тут удивительного? Граф Шульгин поручил мне внести их в банк, на его текущий счёт. Сегодня я не успел и взял их с собой, чтобы сделать это завтра… граф хорошо знает меня и часто даёт разные поручения, доверяя мне и большие суммы…
Он отклонился от Брагина и смотрел на него в упор, как будто наблюдая на лице художника действие своих слов.
Брагин остолбенел от неожиданности и молчал, чувствуя, что у него подкашиваются ноги и не в силах совладать с дрожью руке. Карич придвинулся к нему почти вплотную, и сильно сжав ему руку, тихо, серьезно спросил:
– Послушайте… не вы ли нашли деньги?
Брагин вздрогнул всем телом, как под ударом хлыста, и испуганно поднял руки, как будто защищаясь от нападения:
– Что вы! Что вы! Я в первый раз с утра выхожу сейчас из дому!
Карич сразу переменил тон и, усмехнувшись, похлопал его по плечу.
– Я пошутил… не пугайтесь…
Лицо его стало глубоко грустным, и он тихо продолжал:
– Вы сегодня еще больше нервничаете, чем вчера, и мне показалось… Впрочем, вполне понятно, что вас так взволновало мое несчастье. Вы, конечно, понимаете, что у меня нет другого выхода, как в эту же ночь покончить с собой…
Он стиснул руку Брагина, хотел еще что-то прибавить, но раздумал, махнул рукой и бросился наверх по лестнице, как будто торопясь уйти, чтобы не разрыдаться перед художником…
Брагину показалось, что он летит в какую-то бездну, полную непроницаемой тьмы. В глазах замелькали искры, в ушах засвистело, зашипело. И почти теряя сознание, он опустился на ступени и бессильно уронил на грудь голову…
Слышно было, как будто сквозь сон, как Карич добежал до площадки четвертого этажа и там дернул ручку звонка. С минуту длилось глубокое молчание, потом загремел засов, дверь открылась и снова тяжело захлопнулась…
Яркий свет резанул ему в глаза. Он очнулся и поднял голову. Это внизу дворник открыл электричество, и свет засиял по всей лестнице. Брагин встал, чувствуя сильную слабость во всём теле и, медленно передвигая ногами, стал взбираться наверх, придерживаясь руками за перила…