Марта проводила гостей и медленно поднялась наверх. Вошла в комнату детей. Жуниор и Тиффани безмятежно спали. Марта убрала из-под руки внучки куклу, поправила подушку… На ее глаза навернулись слезы, и Марта быстро покинула комнату и направилась к себе.

В спальне Марта не сразу зажгла свет, а какое-то время сидела в темноте, пытаясь привести в порядок свои мысли. События последнего времени развивались с такой скоростью, что Марта не успевала их осмыслить.

Она казалась себе пловцом, пытающимся удержаться на плаву среди разбушевавшейся стихии. «Господи! — Марта стиснула виски. — Я, видно, чем-то разгневала Господа Бога, и он посылает мне и моей семье такие испытания». Марта протянула руку, на ощупь взяла со столика фотографию в рамке и прижала ее к себе. Гильерми, мальчик. Марта никак не могла смириться с гибелью сына, хотя и теперь, когда его не стало, она просыпалась по ночам с мыслями, что Гильерми снова исчез, что они с Сезаром должны искать его, лечить, не пускать к друзьям… Марта вздыхала с облегчением — это все в прошлом — и лишь потом ловила себя на мысли, что и ее младший сын тоже остался в прошлом. Нет страшнее горя пережить собственного ребенка. Марта уже не раз возвращалась к мысли, что утрата Гильерми помогла ей пережить развод с Сезаром. Сезар…

Марта поднялась с кресла, зажгла ночник, переоделась ко сну. Прохлада свежих простыней была ей приятна. Марта вспомнила, как совсем недавно она не могла сдержать слез при виде опустевшей супружеской постели. Но боль постепенно утихла. Марта научилась ценить одиночество, избавившее ее от необходимости терпеть ложь, предательство, измену. Предчувствия никогда не обманывали Марту. Долгие годы тень Лусии Праду витала над ее домашним очагом, и Марта не сомневалась: рано или поздно любовница мужа снова возникнет на ее пути. Все сбылось. Лусия воплотилась из небытия и отняла Сезара. Марта вспомнила Зальцбург, горькую обиду на мужа, ненависть к нему… Усилием воли она прогнала болезненные воспоминания, не желая заново переживать ту боль, что причинил ей Сезар. Боль была настолько сильна, что расставание с мужем она восприняла как избавление от мучений. Однако тоска по Сезару не покидала и сейчас. Не хватало его голоса, присутствия… Она физически ощущала его неприсутствие, словно человек, у которого отняли руку, ногу или какой-то другой жизненно важный орган. Но чем больше Марта думала об их отношениях, тем увереннее сознавала, что чувства к Лусии Праду жили в сердце Сезара столько лет лишь потому, что он был разлучен с ней. А вот выдержат ли их чувства каждодневную рутинность? Смогут ли Сезар и Лусия связать воедино свои столь разнонаправленные устремления?

Лусия долгие годы посвящала себя любимому делу, увлекшему ее целиком и полностью. Дело стало ее любимым детищем, адвокатская фирма — домом, партнеры — семьей. Да, Сезар тоже не мысли себя без дела, без своей компании, но для него всегда не менее значимыми были его дом, семья дети. Во многом ради них Сезар столько трудился, возводя мощный фундамент благополучия и процветания семьи. Смогут ли Сезар и Лусия, сойдясь вместе, поступиться хоть частицей своего «я»? Марта часто задавала себе этот вопрос, но теперь она знала и ответ. Нет, она не радовалась тому, что совместная жизнь Сезара с Лусией дала трещину, не думала о мести.… Но как всякая нормальная женщина, Марта помимо своей воли ощущала себя победительницей. И, тем не менее, она не торопила Сезара с возвращением. Ему надо разобраться в себе, а оказывать на его волю хоть какое-нибудь давление Марта категорически не хотела. Ей ведь тоже требовалось время, чтобы во многом разобраться, хотя бы в своих отношениях и в своем чувстве к Бруну.

Она уже не мыслила своей жизни без Бруну. Чуткий, склонный к самоанализу Бруну отчасти заменил ей погибшую Рафаэлу. В первое время после гибели Гильерми долгие беседы с Бруну спасали Марту от тоски и отчаяния. Она ценила его за то, что он успел разглядеть в больном Гильерми другого, настоящего Гильерми с его остроумием, ироничностью, чувствительностью и необыкновенной душевной ранимостью, — все это так любила в сыне Марта. Бруну, по сути, стал единственным человеком, который не стремился осуждать Гильерми, и Марта была ему признательна за это. Судьба распорядилась так, что Бруну стал свидетелем ее семейной драмы, от него Марта не таила проблем Энрики и Вилмы, а уж что касается Александра и Сандры, так тут Бруну оказался в самой гуще событий. Ни на одну минуту Марта не сомневалась в порядочности Бруну и по-прежнему, несмотря на молчаливое недовольство Александра, почти ежедневно встречалась с ним либо в доме, либо у него в мастерской, либо в каком-нибудь маленьком ресторане. Марте нравились его склад ума, деликатность и, что скрывать, его отношение к ней.

Она долго раздумывала, прежде чем сказать Бруну о ночи, проведенной вместе с бывшим мужем. Колебалась, выбирая между ложью и болью. Она выбрала правду и причинила Бруну боль. Марта мысленно вернулась к их недавнему разговору в маленьком ресторанчике недалеко от его мастерской. Именно там она рассказала ему о свидании с Сезаром. Он внимательно слушал ее, изредка вставляя односложные реплики, а, дождавшись, когда она выговорится, спросил:

— Значит, вы снова будете вместе?

— Бруну, я ни о чем не хочу думать, просто я поняла, что чувства Сезара ко мне сохранились. И не могу сказать, что мне это неприятно или безразлично.

Бруну неподвижно сидел напротив нее, нервно сжимая в руке салфетку. Она видела, как побелело его лицо, как нервно сжались пальцы рук.

— Извини, Бруну, но я не могу удержаться, чтобы не всплакнуть тебе в жилетку. Иногда друзьям достается. — Марта попыталась пошутить, а заодно извиниться и тем закончить неприятный для Бруну разговор.

Бруну грустно улыбнулся:

— Быть другом, конечно, замечательно, но иногда мне хочется стать для тебя чем-то большим. Но ведь мне надеяться не на что?

Марта нахмурилась:

— Мне кажется, я ничего тебе не обещала.

— И даже не дала мне надежды. — Бруну взволнованно встал. — А мне так хотелось бы надеяться, что когда-нибудь мы станем больше, чем друзьями.

Еще совсем недавно Марта страшно бы переживала из-за боли, которую по ее вине испытал хороший человек, но тогда в ресторане она вдруг почувствовала себя свободной от всяких обязательств перед кем-либо. Она устала быть со всеми хорошей, устала подлаживаться под настроения и характеры. Если что она и заслужила в этой жизни, так это право говорить то, что хочется говорить, и делать то, что хочется делать. В упреке Бруну ей опять почудился крючок, на котором она сидела долгие годы. Крючок назывался «долг». Она крепко сидела на этом крючке, более тридцати лет выполняя долг жены, а долг матери, какой бы ношей он ни оказывался, она несла, и будет нести впредь столько, сколько потребуется ее детям. И вот теперь Бруну, милый, симпатичный, всепонимающий, недоволен тем, что она не оправдала его мечтаний: «Ты не дала мне надежды…» Ей вдруг расхотелось продолжать разговор. Она молча встала, чтобы уйти. Бруну остановил ее.

— Я не хочу ничего требовать от тебя. — Голос Бруну звучал, как всегда, мягко. Он подошел к Марте. — Позволь мне отвезти тебя домой…

Они ехали молча. Марта с любопытством поглядывала в окно. Чуть ли не впервые она попала в этот район Сан-Паулу, бедный и малопривлекательный. Грязные узкие улицы, обрамленные переполненными мусорными баками, разбитые тротуары, обшарпанные дома с серыми запыленными окнами, немытые, запущенные дети, провожающие взглядами их машину. До Марты долетел запах, не запах — вонь протухшей еды и нечистот, — она уткнулась в носовой платок и закрыла окно. «Как будто совершенно иной город, иная планета». Она вспомнила, что Сандра живет где-то поблизости, и расстроилась.

— Переживаешь за сына? — Бруну смотрел на нее в зеркало.

Марта кивнула и закусила губу.

— Твой сын взрослый человек. Марта. И он сознательно, выслушав все предупреждения и советы, сделал свой выбор.

— Для меня он, прежде всего, сын, за которого я не устану переживать и волноваться. Что с ним будет, как сложится его жизнь? Да и где, наконец, он будет жить?

— Жить? — хмыкнул Бруну. — По всей видимости, жить они будут у Сандры, по-моему, она еще не отказалась от комнаты.

Мысли Марты отвлеклись от Бруну, и она стала думать об Александре. Она с трудом представила своего рафинированного сына, живущим в одном из домов бедняцкого квартала. «Неужели он настолько любит эту Сандру, что готов ради нее терпеть жизнь, к которой совсем не приспособлен? А может, я просто совсем не знаю его? — Марта задумалась. — А знаю ли я Энрики? Или это очередное заблуждение — считать, что они для меня — открытые книги? Я была слишком уверена в них, в их уме, способностях, а они оказались самыми обыкновенными растяпами и попались на удочки ловких проходимок». Как ни старалась Марта уйти от дум о разводе Энрики и Вилмы, ей это не удалось. Беспокойство, сжигавшее ее, требовало все нового и нового топлива. Марта вдруг почему-то вспомнила, с каким аппетитом всегда ест Жозефа, мать Вилмы. Ест так, словно она давно не ела или боится, что кто-то отнимет у нее лакомый кусок. Да, именно так. Марта поняла, что нашла искомое определение. И Жозефа, и Вилма сейчас боятся не за Энрики, а за лакомые куски, которыми изобиловала их жизнь в семье Толедо.

Марта вспомнила события десятилетней давности. Энрики — любитель девушек, завидная партия, знакомится на вечеринке с подругой своей однокурсницы, приехавшей к ней из Рио, — божественная фигура, кукольное личико! Польщенная вниманием Энрики, Вилма стала частой гостьей в Сан-Паулу, да и в их доме, куда Энрики регулярно приглашал ее. Но ни Марта, ни Сезар не воспринимали ее как будущую жену сына. Кларе и Луизе долгое время казалось, что, нагулявшись, Энрики женится на Анжеле. Да и самой Марте эта мысль не раз приходила в голову. Самостоятельная, умная Анжела нравилась Марте, но материнское сердце подсказывало ей, что с такой девушкой Энрики может только дружить. Два лидера — тяжелое испытание для семьи, а Анжела была лидером, под стать Энрики.

Конечно, то, что Энрики женился именно на Вилме, во многом было заслугой Жозефы, хваткой женщины, сделавшей в жизни ставку на эффектную внешность дочери. Что же, ее расчеты оказались верны: Энрики, побегав, погуляв, приехал за женой в Рио-де-Жанейро, в скромную квартирку на Капакабане, где Вилма жила с матерью.

Марта и Сезар радушно приняли жену сына. Да и надо отдать должное Вилме: она относилась к ним с уважением, быстро усвоила весь уклад жизни семье Толедо и легко вписалась в него. И все равно, все равно они были очень разными, Вилма и Энрики. Марта не переоценивала своего сына, прекрасно отдавая себе отчет в его неуемной страсти к женщинам. Но Вилма шла замуж с открытыми глазами, и если она решилась на это замужество, значит, знала средство, способное приворожить такого ветреного мужчину, как Энрики. Вскоре после свадьбы Вилма забеременела, и не было мужа заботливее и внимательнее Энрики, готового исполнять любую прихоть хорошенькой жены. При всех своих недостатках Энрики был человеком семейным и чадолюбивым. И, тем не менее, Вилма все больше и больше раздражала его постоянной ревностью, капризами, бесконечными разговорами о тряпках и прическах. Марта пыталась дать понять Вилме, что Энрики, хоть и гордится красотой и шармом жены, все же нуждается в каком-то участии, поддержке, элементарном понимании. Но Вилма либо не понимала ее намеков, либо претворить жизнь советы свекрови было выше ее умственных способностей. Энрики продолжал волочиться направо и налево, Вилма продолжала устраивать ему скандалы, а их брак неумолимо катился к своему логическому завершению. Появление Селести поставило точку в их взаимоотношениях.

«Как странно устроена жизнь! — думала Марта, глядя на яркую луну. — Ушел Гильерми, но появился Гиминью-моторчик, и сын словно вернулся ко мне. Стала чужой Вилма, и в доме поселяется очаровательная Селести, которую трудно не полюбить». Марта поставила их рядом — Вилму и Селести. Яркая Вилма выигрывала во внешней броскости, умело подчеркиваемой дорогими нарядами, украшениями, косметикой, — всем этим она умела пользоваться. Но как ей не хватало обаяния, искренности, какой-то удивительно красивой простоты, естественности, которыми в избытке обладала Селести. «Что ж, Селести еще раз доказала, что Гильерми прекрасно разбирался в людях. — Марта встала и задернула поплотнее шторы — луна слишком откровенно заглядывала в окно, внося излишнее беспокойство в ее смятенное сердце. — Хоть бы у них все сложилось!» Марта облегченно вздохнула и заснула. Она не слышала, как ушла и вернулась озабоченная Луиза. Марта крепко спала и видела во сне смеющихся Энрики и Селести, бегущих по берегу моря в окружении детей.