Дождь уже прошел, мокрые булыжники паперти перед собором Парижской Богоматери тускло блестели под неуверенными лучами безжизненного февральского солнца. Группа туристов толпилась у вмонтированного в брусчатку бронзового медальона «нулевого километра» французских дорог. Каждому хотелось ступить ногой в «центр Парижа», ведь если встать ногой на этот медальон, то обязательно вернешься в Париж хотя бы еще раз. Вдавленный многочисленными туристами медальон — это все, что осталось от статуи в честь Эскулапа — бога врачей. Впрочем, никто уже не помнит точно, чья статуя это была на самом деле. История забывается и искажается очень быстро.

Алик сидел на самой дальней каменной скамье паперти и рассеяно смотрел по сторонам. Меня он заметил только в тот момент, когда я подошел уже совсем близко.

— Ну, привет, все в порядке? Довезли без проблем?

— Мне показалось, что эти твои золотозубые друзья, притворявшиеся медиками, какие-то лютые мафиозни-ки, — откликнулся Алик.

— Они, собственно, примерно такие и есть и, скажем так, кое-чем сильно мне обязаны, — ответил я, присаживаясь рядом с «воскресшим».

— Почему именно Париж?

— У меня здесь есть свои дела. Да и небольшой запас на проблемный день у меня здесь хранится. Кажется, этот день возник на горизонте.

— В отеле, куда меня поселили твои друзья, номер записан на Стефана.

— Конечно, это твое новое имя.

— Что мы теперь должны делать?

— Для начала ознакомься со своим польским паспортом, — я протянул Алику тщательно выполненный документ.

— Стефан Ржевуский? — возмутился Алик своей новой фамилией. — Хорошо еще, что не поручик Ржевский. Да и по-польски я ни слова не знаю.

— Других бланков, прости, в наличии не было. Перемещаться под настоящими именами нам, полагаю, несколько рискованно.

— Странно, но я ведь так и не спросил тебя вчера. — задумчиво пробормотал Алик. — Как ты узнал, что это был яд?

— Кролик. Он был очень милый и симпатичный. Жаль его. Я вылил ему в поилку несколько капель из ампулы, предназначенной для тебя.

Я вспомнил вчерашний разговор с Аликом. Когда я пришел утром к нему в квартиру, у меня не было никакой уверенности, что он мне поверит. Однако те, кто распотрошил его жилище, сыграли здесь мне на руку. Даже не важно, были ли это какие-нибудь конкуренты заказчиков, или сами заказчики мне не слишком доверяли и попробовали решить свой вопрос проще, обыскав квартиру. Им не повезло, Алик унес из дома документ в своем портфеле. Но знать наверняка они не могли, поэтому никто не попытался напасть на него на улице. Я вкратце обрисовал Алику ситуацию, пояснив, что по плану заказчиков он должен быть отравлен, когда передаст мне антикварный лист. И когда я понял это, мне стало ясно, что дело слишком серьезное. Изъять якобы украденный из частной коллекции старый документ, как мне это было представлено, — что ж, даже Шерлок Холмс такими заданиями не гнушался. А вот на что-либо другое я не подписывался. Когда мне передали пластиковую ампулу с якобы быстродействующим слабительным, под действием которого Алик должен был выйти в туалет, а я тем временем просто забрать его антикварный лист и уехать, мне это уже показалось подозрительным.

— Я тут подумал, — оторвал меня от воспоминаний Алик, — может, это только на кролика так ампула подействовала, а у тебя всего лишь разыгралась профессиональная паранойя?

— Мною руководила просто разумная осторожность. Вчера у меня не хватило времени пояснить тебе все детали. Когда у меня возникли подозрения, я сразу позвонил своему старому контакту, предложившему мне эту работу, хотел получить всю возможную информацию о заказчиках. Он, кстати, как раз и звонил тебе, представившись главным редактором. Мне сообщили, что мой контакт несколькими часами ранее погиб в автомобильной аварии. Это мне уже совсем не понравилось. Поэтому, проверив и убедившись в действии яда, я пошел к тебе вчера утром объяснить ситуацию и подготовить наш маленький театр.

— Кажется, я сыграл неплохо, — оживился Алик. — Только вот мордой в салат получилось немного неуклюже, чуть зуб себе не выбил.

— Ничего, зато теперь у нас есть небольшая фора. Если бы мы просто скрылись, искать нас начали бы сразу. А так есть шанс, что они будут какое-то время выяснять, не перехватили ли меня по дороге какие-нибудь их конкуренты, не виноват ли их связной в Комо. Пока они будут разбираться, пока проверят больницы и морги, убедятся, что твое тело никуда не поступало, время будет работать на нас.

— Но кто они такие?

— Понятия не имею. И поэтому теперь мне бы хотелось выяснить, что такого опасного знаешь ты? Почему заказчикам недостаточно было только изъять этот твой непонятный старинный лист?

— Если бы я знал! Вероятно, они меня переоценили. Я ведь просто писал исторический конспирологический роман и не думал, что он может иметь настолько серьезную связь с современной действительностью. Мне представлялось, что все это осталось в прошлом.

— Кстати, о прошлом. Ты сидишь прямо рядом с характерным напоминанием о нем, — я указал рукой на плиты метрах в десяти от скамейки.

— Что там? — удивился Алик.

— Сходи туда, посмотри.

Алик, подозрительно покосился на меня, как будто ожидая какого-то подвоха, но пошел в указанное мной место, глядя себе под ноги.

— Никогда не слышал о такой часовне, — вскоре воскликнул он, прочитав надпись «EGLISE SAINTE GENEVIEVE DES ARDENS» на плитках. — Церковь Горячечной Женевьевы!

— В контексте того, что парижане благословляют святую Женевьеву за то, что она спасла Париж от mal des ardents, огненной чумы в 1129 году, стоит переводить — церковь Женевьевы Эрготической. Саму церквушку снесли еще в восемнадцатом веке, только надпись теперь осталась в напоминание. Тысячи и тысячи туристов проходят здесь каждый день, но никто из них не знает, что когда-то на этом месте стояла церковь, в которой хранились святые мощи Женевьевы. Да и мало кто из них вообще слышал, что главным чудом Женевьевы, после которого ее стали почитать, было избавление города от отравления спорыньей.

Алик вернулся к скамейке, сел и задумчиво уставился на собор Парижской Богоматери.

— Никогда не задумывался о Женевьеве в контексте той эпидемии.

— Ты не поверишь, сколько всего любопытного можно узнать из рассказов старых экскурсоводов, с которыми я долго болтал сегодня. Им самим очень нравится рассказывать то, что не интересует обыкновенных туристов.

— А надпись, кстати, искаженная. Там буква пропущена: «ARDENS», а не «ARDENTS», — хмуро пробормотал Алик. — Интересно, просто забыли значение «огненной болезни» или попытались скрыть?

— Сложно что-то скрыть, если официально еще папой Иннокентием II было установлено празднество в честь чуда прекращения той эпидемии, и по сей день церковь ежегодно отмечает этот день славы Женевьевы. Все это, как рассказали мне экскурсоводы, описано в любой католической энциклопедии и многочисленных календарях святых.

— Но все-таки для непосвященного теперь это звучит скорее как какая-то Женевьева Арденнская, а не Женевьева Горячечная.

— Возможно, изготовители надписи были не слишком искушены в средневековых легендах и перепутали Женевьев.

— Конечно, я просто забыл! — воскликнул Алик. — Ведь была же еще Женевьева Брабантская, которая по легенде жила лет на триста позже той Женевьевы, и ее обвинили в нарушении супружеской верности. Она была приговорена к смерти, но спасена слугой, которому поручили ее умертвить. И эта Женевьева прожила вместе с сыном шесть лет в пещере как раз в Арденнах, питаясь кореньями. В конце концов она была найдена мужем во время охоты и возвращена домой. Эту легенду поведал один богослов пятнадцатого века. Так со временем Женевьевы и перепутались. Надпись делали уже в девятнадцатом веке, когда Осман разрушил детский приют на месте бывшей церкви. Роберт Шуман положил этот сюжет Женевьевы из Арденнской пещеры в основу оперы, поставленной в 1850 году. А барон Осман начал переделывать Париж несколько лет спустя. Так что путаница неудивительна. Кстати, подобным же образом перепутались и святые Антонии.

— Погоди, это ты о чем? — удивился я. — Вот этого я уже не знаю.

— За день до официального празднования дня святого Антония Великого, давшего название «огня святого Антония» отравлению спорыньей, в январе 1946 года Учителем церкви был провозглашен совсем другой святой, Антоний Падуанский. Понятно, что теперь этих святых широкие народные массы исправно путают, оба они стали восприниматься покровителями животных. А ведь между этими святыми есть существенная разница — Антоний Падуанский не галлюцинировал, не был одержим демонами, бесы его не искушали. Он не боролся денно и нощно с дьяволом, а ходил и мирно проповедовал евангелие рыбкам, так же, как его учитель Франциск Ассизский — птичкам. Картина Барталоме Мурильо «Видение святого Антония», выставленная в Эрмитаже в Санкт-Петербурге и посвященная Антонию Падуанскому, отражает вовсе не такие видения, какими славился его предшественник Антоний Великий — те ужасные видения, подобные видениям при mal des ardents, были вполне адекватно отражены Босхом.

— Интересный ход католической церкви.

— Чуть больше месяца назад я как раз был в Сан-Бартоломе-де-Пинарес в Испании на ежегодном празднике святого Антония Великого. Это было впечатляющее зрелище, лошади прыгали через пылающие костры, разложенные по всей деревне. Аллюзия на «огонь святого Антония» полная, но исходных причин уже никто не понимает. Кстати, надо заметить, есть у этих двух Антониев и кое-что общее — Антоний Падуанский считается основателем секты флагеллантов-самобичевате-лей. Так что он тоже связан с массовыми психозами.

— Ладно, сейчас возвращайся в отель. Сегодня у тебя по плану отдых, походи по магазинам, купи себе новую одежду, а у меня есть еще дела в городе. С утра решим, что нам делать дальше, но в Париже в любом случае излишне задерживаться тоже не стоит. Я купил пару нетбуков, памятуя, как ты увлеченно рассказывал, что любую информацию можно найти в сети. Что ж, сейчас у тебя есть возможность доказать это на практике. В этой сумке твой, возьми его с собой. Необходимо понять, с чем мы столкнулись и с кем имеем дело.

— Да, все прямо как по Перуцу, — пробормотал Алик. — Нам дано пять дней, чтобы победить чудовище.

Я подозрительно покосился на Алика. Мне показалось, что он воспринимает происходящее как какую-то компьютерную игру.

— Я Лео Перуца имею в виду, — пояснил Алик, — очень загадочный автор. Ты читал его книгу «Мастер Страшного суда»?

— Нет, никогда даже не слышал о таком авторе. При чем он здесь?

— Я с детства люблю его романы. А когда начал разрабатывать поднятую им тему влияния спорыньи на историю, то был поражен, каким образом Перу-цу удалось предвосхитить не только открытие ЛСД, но и наглядно описать механизмы действия «установки» и «обстановки», которые будут официально признаны лишь полвека спустя.

Я довел Алика до отеля, взял у него второй ключ от номера и поехал на окраину Парижа, где у меня была назначена встреча.