то лет отделяют нас от дней, когда Эмиль Дюбуа-Реймон провозгласил ряд основных научных проблем вечными неразрешимыми «мировыми загадками», а Эрнст Геккель показал несостоятельность этих утверждений. Время вынесло свой приговор. То, что казалось непознаваемым, стало яснее и понятнее. С другой стороны, возник целый рад новых, принципиально важных, сложнейших научных проблем. Мы можем их назвать «мировыми загадками» второй половины XX века. Хотя, точнее говоря, новые «загадки» — это в основном те же старые проблемы, но рассматриваемые на новом уровне, более углубленно и комплексно.

Мы расскажем о сложной, порой драматической, судьбе старых и новых «мировых загадок», о причинах и путях великой борьбы, которая ведется между представителями материалистической науки, отстаивающими познаваемость мира и величие человеческого разума, и их противниками — идеалистами и богословами разного толка, защитниками неразрешимости «мировых загадок» природы, считающими человеческий разум ограниченным и слабым.

Сперва нам с вами надо разобраться, что представляет собой процесс познания. Ясно, что познание — постоянное углубление человеческой мысли в сущность явлений окружающей нас действительности. Ясно и то, что реальные потребности нашей повседневной жизни ставит перед учеными и вообще перед всем человечеством актуальные проблемы, которые необходимо разрешить, обусловливают направленность и темпы развития тех или иных наук. Мы не отвлекались в сторону и совсем не случайно рассказали в первой главе о политической и экономической обстановке, которая предшествовала как выступлению Дюбуа-Реймона, так и возражениям со стороны Геккеля. Ибо практика, реальная жизнь обусловливают все то, что происходит в напряженнейших, порой драматических перипетиях познания, вплетенного в процесс человеческой деятельности.

Проблемы познания чрезвычайно сложны и многосторонни. Давайте начнем с попытки создания заведомо упрощенной модели познания. Она в какой-то мере поможет понять сущность проблемы. Не надо только забывать, что это чисто условная модель, и не больше.

Можно согласиться с тем, что непознанное принято называть «белыми пятнами». Хотя непознанное лучше ассоциируется с чернотой. С большой долей условности представим себе следующую картину познания мира. Вот мы, люди, наделенные разумом, находимся на каком-то круглом, светлом «пятачке». Мы видим и понимаем различные предметы, явления и их взаимодействия в границах этого белого пятна.

Из окружающего мрака выступают непонятные предметы и явления, находящиеся у границы «белого пятна». Человек, сопоставляя неизвестное с познанным, открывая закономерности, постепенно как бы «освещает» своими знаниями неведомое, отодвигает границу мрака назад. Белый пятачок познанного становится все больше и больше. Это уже не пятачок, а скорее арена приложения человеческого разума.

Вновь приобретенные знания приоткрывают завесу над теми природными процессами и явлениями, о которых раньше человек и не догадывался, что они вообще существуют в природе. Новая сумма знаний вскрывает все более глубокие связи между предметами и явлениями, все более глубокие закономерности объективного мира. В конечном итоге это позволяет людям лучше использовать знание законов природы для развития производительных сил.

…Перед своей смертью Исаак Ньютон, который стал к тому времени крупнейшим мыслителем мира и который, по словам Готфрида Лейбница, сделал «более половины» того, что сделали до него все ученые, писал: «Мне всегда казалось, что я похож на мальчика, играющего ракушками на берегу моря, а весь океан знания, нетронутый, расстилается перед мною».

Новые знания, позволяя человеческому разуму увидеть ранее недоступные ему секреты природы, далеко не всегда дают возможность сразу раскрыть их, что и создает почву для заблуждений. При этом надо сопоставлять научные заблуждения — неподтвердившиеся в дальнейшем гипотезы, а отсюда и неправильные истолкования природных процессов — с темными суевериями средневековья (и не только средневековья), хотя порою суеверия возникали и возникают именно на этой почве.

На практике область знания невозможно отделить от областей незнания ровной границей. Одни природные процессы и явления мы знаем больше, другие меньше. Парадокс заключается в том, что в мир познания мы часто вторгаемся путем заблуждений. Порой именно заблуждения, имея в виду под ними смелые, в дальнейшем не подтвердившиеся научные гипотезы, которыми ученые вторгаются в область неизвестного, являются предвестниками истинных знаний.

Так сложным путем, шаг за шагом, преодолевая ошибки, отбрасывая ложные гипотезы и разрабатывая дальше предположения, подтвердившиеся на практике и в последующих исследованиях, люди неизменно расширяют область познания мира. Это далеко не прямая и ровная дорожка, усыпанная розами успехов и оборудованная указателями направления ведения поисков.

«Отражение природы в мысли человека надо понимать не „мертво“, — писал В. И. Ленин, — не „абстрактно“, не без движения, не без противоречий, а в вечном процессе движения, возникновения противоречий и разрешения их».

Заслуга марксистско-ленинской философии заключается, в частности, в том, что познание впервые было истолковано ею как непрерывный процесс, хотя и приблизительного, но все более точного и верного отражения действительности в сознании человека.

Многие знания, считавшиеся универсальными, всеобщими, по мере дальнейшего развития науки становятся верными только для определенных условий. Последняя четверть XIX века, первая XX, а также наши дни дают, пожалуй, наиболее наглядные примеры того, как самые устоявшиеся категории науки приобретают иной смысл, хотя и остается система фактов.

Возьмем, например, естественнонаучные представления о материи и времени. Исторически совсем недавно, еще во второй половине прошлого века, даже в начале нашего столетия, в школьных и университетских курсах физики категорично утверждалось, что атом является мельчайшей, далее неделимой частицей материи, а время непрерывно и не имеет никакого отношения к материи.

Но очень скоро был открыт электрон, не подпадающий под привычное определение материи; атом перестал служить «кирпичиком» мироздания, разделившись на элементарные частицы. Затем оказалось, что формы энергии могут переходить одна в другую, а время и пространство неразрывно связаны с материей; оказалось, что непрерывность и прерывность их образуют диалектическое единство. Все это было доказано как теоретически, так и экспериментально.

Многие ученые растерялись… Устоявшиеся, «классические», незыблемые принципы рушились, словно глиняные идолы. Идеалисты, агностики поспешили возвестить о «кризисе физики», который якобы «опроверг» материализм, поскольку «материя исчезла».

Да, тут было от чего растеряться. Ведь старые представления о материи, пространстве и времени тысячи, да что там тысячи — миллионы раз подтверждались на практике. Многие химические реакции указывали, что каждое вещество состоит из молекул и атомов, а последние не растворить, не расколоть и не раздавить.

Или как можно, казалось бы, возражать против столь стройных учений Коперника и Ньютона? Само звездное небо, планеты, Луна, точные предсказания лунных и солнечных затмений, наконец, послушная сила машин, созданных по расчетам людей, по расчетам, в основе которых лежат строгие формулы природных закономерностей, — все неопровержимо свидетельствовало о незыблемости представлений о времени, пространстве и материи, описанных законами «классической» физики и механики. Теперь, в 80-х годах XX столетия, дополнительно познанные свойства материи не могут уже вызывать сомнений, в то же время получили дальнейшую разработку и подтверждение многие «старые» качества и свойства. Эйнштейн не отменил Ньютона — он дополнил и развил его. Новым было то, что впервые в мировой науке стали уживаться противоположные, порой даже внешне взаимоисключающие утверждения. Например, положение классической механики о неизменности массы оказалось относительной истиной, верной только для движения тел с не очень большими скоростями. При огромных скоростях масса изменялась.

Проникновение в глубь материи, дальнейшее изучение ее объективных закономерностей приносило с собой новые знания о материи и, понятно, требовало нового философского обобщения. Нужен был смелый революционный шаг, развивающий теорию познания. Этот шаг сделал В. И. Ленин.

Смятение — пожалуй, самое подходящее слово для характеристики того, что творилось в головах некоторых ученых в конце прошлого века, в том числе в мудрых головах ряда непосредственных учителей и друзей Геккеля.

И вот эти ученые, оказавшись перед обломками научных истин, которые еще вчера считались абсолютно незыблемыми, пришли в общем-то к довольно логическому, с их точки зрения, выводу: нет надежных, истинных знаний…

Нет, разводили они руками, к великой радости священнослужителей, знания оказались всего лишь фантазией, произвольными конструкциями человеческого воображения…

Создалось сложное положение. Правда, ряд крупнейших ученых того времени успешно продолжали свои работы, во многом ставшие фундаментом современной науки. Но в целом философское осмысление «ошеломляющих» открытий, выработка новых путей в науке, в том числе получение доказательств объективности знаний, было шатким, противоречивым, порой интуитивным.

Одни со временем поняли свою ошибку, смогли правильно оценить и осмыслить вновь открытые закономерности природы и возвратиться к материализму, другие — нет, что и привело их в конце концов в лагерь идеализма и поповщины…

Познавая мир, свойства вещей и явлений, человек постигает их сущность. Иными словами, в нашем сознании любые вещи или их свойства воспринимаются пусть с ошибками, пусть не всегда точно, но близко к тому, каковы они в действительности. Приведем максимально упрощенный пример. Если мы воспринимаем камень круглым, твердым, серым и, скажем, нагретым, то он, как правило, и в действительности таков. Такие данные сообщу об этом камне я, сообщите вы, сообщит житель далекой Австралии, хотя, конечно, восприятия у различных людей неодинаковы. Здесь нет никакой «конструкции человеческого воображения». Камень существует реально, объективно, независимо от человека. Дальнейшее углубление познания, хотя бы того же камня, будет открывать нам новые данные.

Но почему же тогда так часто рушатся научные истины? Где настоящая истина, а где заблуждение?

Ну во-первых, камень-то все-таки лежит на полянке, а не у нас в голове. В сознании складывается только субъективное восприятие данного камня. Понятно, что восприятие зависит от деятельности человека, его профессии, жизненного опыта. Художник более точно определит цвет и форму, а геолог — твердость камня. Можно сказать, что истина, будучи объективной по содержанию, вместе с тем субъективна по форме.

Во-вторых, камень может оказаться и не камнем, а, допустим для примера, серым, круглым, твердым и нагретым грибковым наростом. В данном случае будет не только субъективное восприятие нашим сознанием свойств предмета, но и сам реальный предмет будет воспринят нами субъективно, то есть действительность выступает здесь в извращенном, искаженном виде. Иными словами, восприятия не всегда и не в полной мере правильно отражают объективную действительность.

Может случиться такой казус? Вполне. Но гриб есть гриб, а камень остается камнем. Один человек ошибся, другой его поправит: внимательно присмотрится к серому, круглому предмету и точно определит, что это есть. Заблуждение сменится истиной.

Когда мы сказали, что все люди сообщат примерно одинаковые данные о камне, а затем подчеркнули зависимость точности этих определений от профессии и опыта людей, то этим самым мы показали, что объективный характер истины развивается.

Вселенная неисчерпаема не только из-за ее бесконечности в пространстве и времени, но и потому, что любой материальный объект, скажем, известный уже нам серый камень, имеет бесконечное количество изменяющихся связей, взаимодействий и отношений как в самом себе, в своей структуре, так и по отношению к другим предметам.

Вот и получается, что свет нашей условной звезды познания не только проникает все дальше в мрак незнания, но и все время как бы продолжает разгораться на уже отвоеванной территории.

Непрерывный и бесконечный процесс расширения и углубления знаний становится все более сложным по мере постижения тайн Вселенной. «В развитии каждой науки, — писал в 1984 году академик Я. Зельдович, — бывают периоды, когда загадки встают неприступной стеной, и кажется, что ты в бессилии стучишься головой в нее. Бывают редкостные моменты безоблачной ясности».

Трудности огромны, но звезда познания продолжает разгораться. Любое явление, сколь бы загадочным оно ни было, может быть понято и объяснено.

Все дело в том, когда оно будет понято. Познание — исторический процесс. Оно зависит от достигнутого уровня производства и науки. Поэтому степень познания меняется из века в век. Возьмем тот же камень. Когда-то человеку было достаточно самых элементарных представлений о нем, чтобы убить им животное или сделать из него топор. Для современного производства нужно довольно глубокое проникновение в процессы горообразования, физическую и химическую сущность минералов. Возможно, потребуется выяснить еще многие другие связи и взаимоотношения камня, о которых мы сегодня и не догадываемся. Но и наши общие знания к тому времени будут, несомненно, большими. То, что мы не можем познать сегодня, при «освещении» новых закономерностей природы, станет возможным познать завтра.

Полное, исчерпывающее познание всей действительности — это фактически лишь цель, к которой следует стремиться. Но в процессе познания человек получает сведения о тех или иных конкретных явлениях, которые, будучи элементами наших знаний, точно отражают определенные свойства исследуемых объектов и не могут быть опровергнуты дальнейшим развитием науки.

Вернемся к кризису в представлениях ученых о строении мироздания. Мы говорили, что тогда наука впервые наглядно столкнулась с парадоксальным фактом уживания совершенно противоположных положений. Долго царствовавшая истина о неделимости атомов оказалась ошибочной, но в то же время выяснилось, что в этих представлениях есть элементы абсолютной истины, ибо атомы действительно неделимы в химических превращениях…

Впрочем, это свойственно науке. В ней были, есть и всегда будут противоположности.

«Итак, — говорит В. И. Ленин в своей книге „Материализм и эмпириокритицизм“, — человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания».

Диалектический характер научных знаний, впервые правильно понятый марксистами, по-новому объясняет и проблему причинности.

Мы не будем сейчас останавливаться на идеалистических заблуждениях, отрицающих реальный характер причинности или сводящих их к проявлению сверхъестественных божественных сил. Сейчас для нас важнее другое. В прошлом веке, в период формирования Геккеля как ученого, большинство крупных естествоиспытателей — физиков, биологов, химиков — сознательно или стихийно стояли в вопросе о причинности на материалистических позициях. Конкретный опыт и точные исследования неопровержимо убеждали их, что причинность носит объективный характер.

Однако новые открытия не укладывались в старые представления о причинности. Возьмите для примера тот же атом. Дело не ограничилось открытием электрона и делимости атома. Выяснилось, что электрон не находится ни в каком определенном месте. Дальше — больше. Оказалось, что атом имеет ядро, состоящее из протонов и нейтронов, но масса ядра… меньше арифметической суммы масс составляющих его частиц. Столь наглядное всем понятие траектории как пути, по которому движется тело, стало неприменимо для характеристики движения элементарных частиц.

Пропал общепринятый здравый смысл. Было сделано много поспешных и неверных выводов. Дескать, и материя не материя — она не вечна и может «пропадать» или «твориться из ничего»; и мир не познаваем; и (обратите особое внимание!) новые явления и виды материи вообще не подчиняются принципам причинности. Дескать, идеалисты были правы, отрицая объективный характер причинности или сводя ее к проявлениям таинственного духа. Какая уж там объяснимая, реальная причинность, когда большая масса порождает меньшую и в то же время сохраняется неизменное количество массы, а световая частица одновременно и волна…

Да, тут может кругом пойти голова. Фридрих Энгельс еще при самых первых «безумных открытиях», предостерегая, писал, что «здравый смысл», который полезен в четырех стенах дома, оказывается плохим советчиком, когда мы попадаем в область теоретического мышления. В. И. Ленин, развивая мысль о неисчерпаемости материи, предвидя еще более «невероятные» открытия в будущем, показал, что проникновение в глубь материи, открытие новых, более сложных видов ее взаимопревращений может быть познано и раскрыто только с помощью более сложных и глубоких представлений о причинности. Здесь понятие механической причинности уже явно недостаточно. Недостаточны и прежние представления о категории случайности, которая приобретает все большее значение в научном исследовании.

Сегодня, спустя более восьмидесяти лет, очень интересно, прямо-таки забавно, перечитывать те иронические, пафосно-гневные, а порой даже «сожалеющие» слова, с которыми обращались к Эрнсту Геккелю его вчерашние единомышленники, столь поспешно отошедшие от материализма к идеализму. Фактически научно обанкротившиеся, оказавшиеся не способными понять и осмыслить принципиально новые, крупные открытия, эти ученые с наивной убежденностью уверовали в крах материализма.

Оливер Лодж поспешил назвать Геккеля «смелым барабанщиком» материализма, который хотя и устремляется в атаку, но остался «без армии». Брат Эмиля Дюбуа-Реймона, физик Поль, критикуя Геккеля, позволил себе вообще пренебрежительно отмахнуться от материализма, как якобы окончательно «разгромленного последними открытиями».

В действительности все обстояло как раз наоборот. Объективные социально-экономические условия способствовали бурному развитию науки и техники, что должно было привести и привело к более правильному, а значит, материалистическому пониманию законов природы. Это неизбежно подтачивало основы религиозно-идеалистического мировоззрения. Тот же Вирхов, Поль и Эмиль Дюбуа-Реймоны, как и многие другие ученые, проделали своими открытиями большие бреши в столь непоколебимом и гармоничном, казалось бы, построении церковных догм.

Этому не приходится удивляться, ибо понимание и объяснение окружающего мира, представления о всех процессах, протекающих в нем, попали в Библию и другие священные книги в очень седой древности, когда люди обладали самыми примитивными знаниями природы.

Длительное время, примерно шестнадцать столетий, Библия и писания святых отцов церкви оставались для верующих людей непоколебимым авторитетом. Многое изменилось с укреплением капиталистических отношений: увеличение промышленности, транспорта, поиски сырья и рынков сбыта неизбежно требовали все убыстряющегося развития науки. Николай Коперник, Джордано Бруно и Галилео Галилей нанесли сокрушительный удар закостенелой прапрадедовской картине мира.

Но церковные догматы, картина божественного устройства мира в глазах большинства верующих не были поколеблены. С одной стороны, слишком мало было грамотных и очень уж традиционными, привычными были старые религиозные представления. С другой стороны, новые данные науки, хотя они и подталкивались промышленным развитием, все еще во многом были слишком отвлеченными и умозрительными, или, наоборот, носили чисто прикладной характер и не касались философских проблем.

И все же год за годом накапливались новые научные данные. Начиная с Леонардо да Винчи, а в особенности со времен Галилея и Торричелли, ученые повсеместно стали во все большем количестве использовать в своих исследованиях метод точного, объективного опыта. Процесс количественного накапливания научных наблюдений, точных фактов неизбежно должен был привести и, конечно, привел к качественным скачкам в познании мира.

Если до конца XVIII века естествознание оставалось преимущественно описательной наукой, то в XIX веке оно стало, как указывал Ф. Энгельс, наукой о процессах и явлениях природы, о происхождении и развитии предметов, о связях, соединяющих явления в одно великое целое. В клеточной теории М. Шлейдена — Т. Шванна, законе сохранения и превращения энергии Ю. Майера, Д. Джоуля, М. Ломоносова и других крупных открытиях, наконец, в книге Ч. Дарвина мир стал проявляться в своем непрерывном движении и изменении — начала складываться истинно научная эволюционная теория.

Целостная, взаимосвязанная, хорошо аргументированная научная картина мира конца XIX века так резко отличалась от примитивных гипотез, взятых церковью на вооружение, что богословы были вынуждены ухватиться за агностицизм — учение об ограниченности человеческого разума и непознаваемости мира. Спасая разбитое, не имея возможности опровергнуть неопровержимое, защитникам религии осталось прибегнуть к своему излюбленному методу: взять под сомнение научные знания, выразить недоверие разуму.

И вот в этой напряженной, как перетянутая тетива, атмосфере Геккель смело бросает вызов христианским богословам и ученым — противникам материализма. Он пишет блестящую книгу «Мировые загадки», где со свойственным ему темпераментом обрушивается на трусливый агностицизм и, привлекая все последние данные науки, формулирует ответы на «мировые загадки».

Последняя точка в рукописи была поставлена, как отметил сам Геккель, «в светлое воскресение, 2 апреля 1899 г.». Книга стремительно расходится по всему миру. Она переводится на все основные языки и переиздается десятки раз огромными тиражами. Уже в 1906 году только в Англии и Германии тираж «Мировых загадок» превысил миллион экземпляров. Тираж невиданный для тех лет.

«Популярная книжечка сделалась орудием классовой борьбы, — писал В. И. Ленин. — Профессора философии и теологии всех стран света принялись на тысячи ладов разносить и уничтожать Геккеля. Знаменитый английский физик Лодж пустился защищать бога от Геккеля. Русский физик, г. Хвольсон, отправился в Германию, чтобы издать там подлую черносотенную брошюрку против Геккеля и заверить почтеннейших господ филистеров в том, что не все естествознание стоит теперь на точке зрения „наивного реализма“. Нет числа тем теологам, которые ополчились на Геккеля. Нет такой бешеной брани, которой бы не осыпали его казенные профессора философии».

Еще раз отметим, что Геккель не был до конца последовательным в своих материалистических взглядах. Он даже не старается называть себя материалистом, по словам В. И. Ленина, «отказывается от этой клички… отстаивая принципиально союз религии с наукой!» Отчасти это произошло из-за неумения преодолеть ограниченность буржуазных предрассудков и привязанностей, из-за личных примиренческих тенденций ученого, из-за желания сохранить хорошие отношения с власть имущими и философами идеалистического лагеря, поддерживающими эту власть.

Шаткость, противоречивость философских позиций Эрнста Геккеля не позволила ему занять последовательной позиции во всех вопросах. Но заслуга этого крупного ученого в том, что он сумел взглянуть на новейшие открытия естествознания с помощью хотя и ограниченного, но все же материалистического метода мышления. Как ученый, опирающийся на строгие естественнонаучные данные, в своей книге он отстаивает естественнонаучный материализм и развенчивает религиозно-идеалистические представления.

В России противники Геккеля не ограничились устными выступлениями и печатными изданиями. Они… подали в суд на тех, кто осмелился перевести и издать крамольные «Мировые загадки».

Сравнительно недавно в отделе рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина был найден обвинительный акт, предъявленный братьям-близнецам Александру и Иделю Гранат, издателям Русского энциклопедического словаря. Братья привлекали к своей работе много крупных прогрессивных деятелей культуры. Был привлечен в качестве автора и молодой В. И. Ленин. Но в целом издание носило либеральный просветительный характер, не более.

4 декабря 1908 года московская цензура просила прокурора Окружного суда о «возбуждении уголовного преследования» братьев Гранат. За перевод и издание книги «Эрнст Геккель. Мировые загадки». В обвинительном акте подробно «обличается» автор (а заодно издатель и переводчик) в богохульстве и непризнании основных догматов церкви, объяснении всех природных явлений с безбожных материалистических позиций. Оканчивался обвинительный акт словами «…относительно же Священного Писания и Веры Христианской и ее догматов (автор. — И. А.) говорит, что четыре Евангелия были определены путем „выпрыгивания“ их на алтарь и что вера в воскресение из мертвых и троичность Бога противоречат чистому разуму…, поэтому братья Гранат обвиняются „в преступлении, предусмотренном 2 п., I ч., 43 ст. Угол. Улож.“.

Вследствие этого и на основании 202 с. У.У.С. означенные братья Гранат подлежат суду…»

Спасла братьев чистая случайность. На суде было доказано, что русский перевод был сделан с немецкого оригинала, свободно продававшегося в книжных магазинах. Принятое судом решение о сожжении всего тиража сильно запоздало, весь тираж был уже раскуплен.

Нападая на Геккеля, а фактически защищаясь от него, научные реакционеры всех мастей написали горы книг и брошюр. Профессор церковной истории в Галле Ф. Лоофс даже издал толстенную книгу «Анти-Геккель»! По инициативе известного мракобеса профессора Д. Деннера была создана специальная организация — «Кеплеровский союз», выступавшая против Геккеля и его сторонников. Она была названа по злой иронии по имени Иоганна Кеплера, крупного ученого конца XVI — начала XVII веков.

Кеплер, хотя и проповедовал таинственную потусторонность и загадочность мировых процессов, но славился скрупулезной точностью и честностью в проводимых им научных исследованиях и вычислениях. Именно он объяснил непонятные тогда «странности» в скоростях движения планет и доказал, что они движутся не по круговым, а эллиптическим орбитам. Тем самым Кеплер устранил главные возражения против гелиоцентрической теории Коперника и фактически нанес смертельный удар по учению Птолемея, утверждавшему, что небесные тела, поскольку они являются частью священных небес, могут совершать только идеальные, то есть круговые, движения. (Кстати, от этого взгляда, а поэтому и от круговых орбит не решался отказаться сам Коперник.)

Чрезвычайно знаменательно, что в качестве символического флага в борьбе против Геккеля было использовано имя Кеплера. Христианская церковь была вынуждена отступать во многом, чтобы не потерять всего…

Значительная часть новых научных открытий к концу XIX века была настолько наглядна и неопровержима, что серьезные защитники религии не решались просто не признавать их. Христианским богословам надо было находить выход из положения. Кто же поверит, что, например, Солнце движется вокруг плоской Земли, а звезды это движение твердых сфер?.. Значит, нужно, признав неопровержимое, попытаться убедить легковерных, что противоречивые рассуждения на сей счет в Библии и в богословских трактатах надо понимать иносказательно.

В тех же случаях, когда новые научные открытия обладают отдельными элементами неясности, следует попытаться их опорочить, внушить людям сомнение в их достоверности. Наконец, в ряде случаев можно примирить научные выводы с религиозными положениями, прибегая к соответствующему истолкованию новых открытий и, с другой стороны, к уже упоминавшимся методам произвольного истолкования Библии.

Все подобные рассуждения защитники религии начали вести наукообразным языком. Против растущей и укрепляющейся материалистической линии в теории познания они выступают с позиций теоретико-познавательного идеализма. Различные богословы и естествоиспытатели-идеалисты бывали (и бывают теперь) приверженцами одного или нескольких из вышеуказанных методов борьбы, а иногда и всех вместе.

* * *

Величайшая, абсолютно ни с чем не сравнимая по своей ценности заслуга марксистско-ленинской философской мысли состоит в открытии и научном обосновании законов развития общества. Надо было обладать гениальностью К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина, чтобы за всей пестротой и противоречивой путаницей мировой истории найти объективные законы, не зависящие от воли властелинов. Конечно, дело не ограничивалось гениальностью этих ученых, классиков марксизма-ленинизма. Их выдвинуло время, сама история. Марксизм возник на почве освободительной борьбы рабочего класса и стал теоретическим выражением его коренных интересов, программой его борьбы за социализм и коммунизм.

Мифология древних сохранила мудрое поучение о красавице Ариадне и ее чудесной путеводной нити, помогающей пройти через сложнейшие лабиринты и найти выход из наиболее трудных положений. Марксистско-ленинская философия является той реальной ариадниной путеводной нитью, пользуясь которой человек может пройти через лабиринт экономического и социально-политического развития мира, увидеть за хаосом фактов и событий строгую закономерность созревания и расцвета одних способов производства и отмирания других, зарождения новых производственных отношений, смены общественных формаций.

Паровая машина способствовала утверждению машинного производства и росту пролетариата, в конечном счете, утверждала капитализм. В недрах же современного социалистического производства развивается автоматизация, кибернетика, атомная энергетика, биотехнология, производство принципиально новых материалов. Наконец, возникают начальные попытки управления процессом перехода биосферы в ноосферу. Ноосфера (от греческого «noos» — разум) является усложняющейся сферой взаимодействия природы и общества, в пределах которой разумная человеческая деятельность становится главным определяющим фактором развития. В. И. Вернадский показал, что новая, высшая стадия биосферы обусловлена возникновением и развитием в ней человечества, которое, познавая законы природы и совершенствуя технику, начинает оказывать определяющее влияние на ход процессов во все большей части нашей планеты.

А. В. Луначарский, выступая на одном из диспутов с митрополитом Введенским в 20-е годы, говорил: «Введенский устанавливает, что марксизм — прежде всего экономика и даже, может быть, целиком экономика, в то время как христианство гораздо шире и после всего экономика. К этому я должен сделать поправку: марксизм не есть только экономика, марксизм представляет собою целостное философское миросозерцание и совершенно определенно… претендует на то, что оно дает ответ на все вопросы, в том числе и на те, которые были поставлены религией». И далее в этом же диспуте А. В. Луначарский показал, что важнейшие нравственные проблемы, такие, как братство, справедливость, честность, равенство и ликвидация эксплуатации человека человеком, ни в коей мере не являются прерогативой религии. В священных книгах всех вероисповеданий эти вопросы трактуются крайне непоследовательно, зачастую противоречиво, но в конечном итоге отражают коренные интересы эксплуататоров. Поскольку Библия, Коран, Талмуд складывались очень давно, то в них отражена идеология эксплуататоров-рабовладельцев.

Конечно, было бы ошибочным сводить Библию только к социальным отношениям или примитивным толкованиям природных явлений. Ведь подобные книги как бы впитали в себя обобщенную в веках народную мудрость, а также великолепные образцы древней литературы. Это так, но только марксизм, обвиненный Введенским в увлечении «низменно-земной» экономикой (это обвинение пытаются протаскивать и современные богословы), не пустыми разговорами, а в реальной практической деятельности борется за осуществление светлых человеческих идеалов. А. В. Луначарский говорил: «В том-то и сила марксизма, что вместо этих общих фраз он дает способы осуществления идеала и доказывает, что этот идеал не только осуществим, но не может не быть осуществлен».

Поскольку без нового скачка в развитии науки немыслим и новый скачок в образовании и развитии новых способов производства, то странами, в которых наиболее бурно и плодотворно развивалась наука, всегда являлись государства, переживающие в данный момент утверждение новой социальной формации.

Так, например, в первой половине XVI века в Италии началось все убыстряющееся развитие науки, которое достигло своего максимума в последней четверти XVI века. В 60-х годах XVII века центр научной активности переместился в Англию, и своей вершины он достигает в этой стране к концу века. Окончание следующего — XVIII века: в научном отношении вперед выходит Франция. За этими цифрами и датами вы, видимо, сразу вспоминаете: на первом этапе — период Возрождения, родина которого — Италия. Именно тогда возникли знаменитые академии — «Мокрых» во Флоренции и «Зорких рысей» в Риме. Затем второй и третий этапы: буржуазные революции в Европе, приход капитализма к власти. Удовлетворение потребностей машинного производства и создание надежного транспорта так или иначе связаны с именами Ньютона и Лейбница, много сделавшими для формирования новых разделов математики, в первую очередь — для развития дифференциального исчисления; с именем Гюйгенса и оптическим приборостроением; с именем Гука, расцветом экспериментальной физики и на этой базе развитием паровой машины; с именем Бойля и возникновением современной химии…

В 30-х годах XIX века наука начинает наиболее бурно развиваться в Германии, и во второй половине века сюда перемещается центр научной активности. Своим своеобразным путем буржуазия Германии пришла к власти и, наверстывая упущенное, стремительно развивала науку и технику.

При всех этих оценках будьте осторожны и не допустите упрощенчества. Перемещение «центра научной активности» вовсе не означает, что в стране, где он ранее находился, начало уменьшаться количество ученых, лабораторий, открытий и вообще наука начинает там глохнуть. Совсем нет. Но в силу определенных исторических условий в другой стране наука начала развиваться более быстро и плодотворно.

Пытаясь разобраться в условиях развития мировой науки, здесь своевременно вспомнить следующее.

Научно-техническая революция, объективные потребности социалистического общества — непрерывное развитие экономики, образования, здравоохранения, культуры — породили огромный спрос на научные знания, вызвали беспрецедентный рост численности работающих в сфере науки. Только за последние 20 лет количество научных, научно-технических, педагогических работников и специалистов, занятых научной работой, выросло в СССР с 354,2 тысячи до 1,5 миллиона человек.

Среди ошеломляющих цифр, иллюстрирующих быстрое развитие науки наших дней, укажем лишь на рост числа научных журналов — основного источника информации для научных работников (если не считать информации, откладываемой в памяти ЭВМ). По данным ЮНЕСКО, в 1800 году во всем мире издавалось около 100 научных журналов, а сейчас 200 000! И это количество, хотя и меньшими темпами, продолжает расти.

Стремительно нарастают объемы научной информации: человечество переживает информационный «взрыв». Потребность современного человеческого общества в комплексном, невиданно углубленном и одновременно ускоренном познании мира — неизбежное следствие определенного уровня развития производительных сил. В наши дни человечество вступает в период научно-технического переворота, связанного с овладением ядерной энергией, освоением космоса, с развитием химии, информатики, автоматизации производства и другими крупнейшими достижениями науки и техники. Продолжают нарастать темпы во всех сферах жизни, в том числе в общественных отношениях и развитии принципиально новой материально-технической базы.

Итак, познание — это общественно-исторический процесс, отражающий в человеческом сознании объективную действительность. Материалистическая диалектика рассматривает познание как процесс сложный и противоречивый, сопровождаемый заблуждениями и ошибками, но обеспечивающий в своем историческом развитии все более точное постижение сущности мира. С точки зрения результата любого познания можно сказать, что это движение от истины относительной к истине абсолютной. При этом постепенно изучаются сначала предметы или явления, а затем познаются все более сложные системы взаимоотношений между ними.

Видимо, здесь уместно остановиться еще на одном существенном положении, которое как бы пронизывает нашу книгу. Дело в том, что хотя проблемы, затронутые в «Мировых загадках» Э. Геккеля, продолжают оставаться актуальными, однако все они качественно изменились, приобрели новое, более глубокое общественное содержание. В настоящем, втором издании «Мировых загадок сегодня» мы попытались наполнить материал книги новыми научными данными и, базируясь на них, еще раз утвердить правоту Эрнста Геккеля и материалистического мировоззрения в целом.

Мы, конечно, отдаем себе отчет, что в одной небольшой книге невозможно подробно и всесторонне проанализировать все мировые загадки.

Для Э. Геккеля наука в целом, и в особенности «точные» естественные и технические науки, есть абсолютное благо, которое, по его представлению, было единственным средством в борьбе с идеализмом и религией, мистикой и суевериями. Собственно пафос книги Э. Геккеля «Мировые загадки», столь высоко ценимой В. И. Лениным, сводился к тому, что научное знание диаметрально противоположно религиозной вере и спекуляциям идеалистической философии. Вопреки им Э. Геккель с максимальными возможностями конца XIX века показал, что нет ничего сверхъестественного, не поддающегося научному объяснению, а поэтому и нет ничего принципиально непознаваемого, а есть только еще непознанное. В абстрактном смысле все абсолютно верно, но эта абстракция еще чисто просветительская.

Абстракция (от латинского — отвлечение) — это формирование любых образов реальности посредством отвлечения. Иными словами, путем использования лишь части из множества соответствующих данных и прибавления к этой части новой информации, не вытекающей из этих данных. «Абстрактный» в одиозном значении — по сравнению с конкретной реальностью — некая односторонность, поверхностность и умозрительность.

В двух первых главах мы попытались нарисовать и становление Эрнста Геккеля как ученого в период развития буржуазного общества в германских разрозненных государствах. Рационализм Геккеля отражал определенный этап развития буржуазного общества и, соответственно, науки. Все это предопределяло и ограничивало его научные разработки и популяризацию эволюционного учения в рамках основ естественнонаучного материализма. «Дело в том, — писал В. И. Ленин, — что философская наивность Э. Геккеля, отсутствие у него определенных партийных целей… его личные примирительные тенденции и предложения относительно религии, — все это тем более выпукло выставило общий дух его книжки…».

Но вот наступил новый, современный этап человечества. Стремительное становление промышленности требовало еще более бурного развития науки с принципиально новыми ее чертами. Так обнаружилось, что сам научный прогресс рождает такие побочные результаты, которые могут стать «питательной средой» для идеализма и религии. Несколько выше мы рассказали о «кризисе физики» — неожиданной делимости ядра, о «пропавшем» электроне и других, на первый взгляд, совершенно «безумных» открытиях, обнаруженных на новом этапе изучения материи. Многие ученые встали в тупик перед «безумными» открытиями, ибо не были способны понять и материалистично объяснить эти явления.

«Кризис физики» досконально рассмотрен и проанализирован еще В. И. Лениным на грани двух веков. С тех пор подобные «кризисы» повторялись и повторяются неоднократно. Например, развитие теории относительности породило новые варианты субъективного идеализма, а возникновение квантовой механики вызвало тенденцию к отказу от принципа детерминизма.

Качественный и количественный рост науки, превращение ее в непосредственную производительную силу необычайно подняли престиж науки. Этим поспешили воспользоваться некоторые представители религиозно-идеалистических взглядов. Все большие и большие количества мистических, антинаучных по своей сути «теорий» и «концепций» стремятся прикрыть себя мантией самой истинной и современной науки. Всех этих деятелей не следует путать с алхимиками или астрологами прошлых веков. Ведь последние (по крайней мере часть их) накапливали некоторые рациональные зерна — эмпирические сведения об окружающем мире, закладывали технологические основы добывания и лабораторных исследований различных веществ.

Таким образом, для определенной части алхимиков и астрологов внешняя религиозность служила защитой истинной науки перед всесильной в те времена религией. Современные идеалисты действуют прямо противоположным путем. Так, парапсихология движется от внешне вполне рациональной формы к явно иррациональному содержанию, находящемуся за пределами разума.

Проникновение во все более «тонкие», сложные тайны нашего мира объективно способствует появлению множества «телепатов» и «экстрасенсов». Все они уверяют, что парапсихические явления типа ясновидения и т. п. якобы вполне реальны и ждут своего подлинного научного объяснения. Это не ново. Еще Ф. Энгельс говорил в своей книге «Диалектика природы» о том, что на грани еще не понятого наукой всегда разрастается бурьян антинаучных фантазий. Парадоксально, но факт — при современном небывало стремительном росте науки и в целом — человеческой культуры больше всего накапливается таинственных неясностей. Именно на этом фоне образовалась целая околонаучная мифология. Надо признать, что она составляет довольно заметную роль в «духовной пище» современного обывателя. Отделить эти выдумки от реальных научных проблем — задача немалой трудности.

Характерна фетишизация современной науки. Естествознание и техника стали рассматриваться частью буржуазных ученых в качестве средства разрешения всех и всяческих социальных проблем.

Некоторые науки стали претендовать на решение ряда важнейших глобальных проблем, которые заведомо находятся вне пределов их компетенции. Это тоже серьезная проблема наших дней, которую надо уметь решать. В противном случае возможно повторение серьезных ошибок (вроде прошлой «борьбы» с кибернетикой и генетикой).

Все выше перечисленные особенности современного развития науки и составляют тот социальный, познавательный и психологический «контекст», в который как бы вписаны проблемы «Мировых загадок сегодня».

В книге, конечно, говорится и о том, что познание связано с практической деятельностью людей, а практика есть критерий истины. Но для полноты понимания здесь следует особо подчеркнуть марксистское положение о том, что необходимость в науке возникает тогда, когда в практической деятельности человека возникает и обнаруживается противоречие между сущностью вещей и их явлением. Наука и есть специфическое средство разрешения этого противоречия. Знать это нужно обязательно, поскольку весь агностицизм фактически исходит из тезиса о неразрешимости этого противоречия, о несопоставимости сущности и явления, их абсолютной противоположности.

Когда-то прогресс науки заключался в том, что неправильная теория отвергалась полностью и ее заменяла новая. Так, представление о том, что Солнце вращается вокруг Земли, оказалось в корне неверным и было отправлено «на свалку» истории.

Сейчас же, по мнению ряда крупных ученых, новая теория органически должна включать старую, остающуюся верной в определенной области применения. Механика Ньютона создана навсегда. Эйнштейн строил теорию относительности, зная, что она закономерно должна включать в себя и механику Ньютона. Эффекты теории относительности становятся существенны только тогда, когда скорости исследуемых объектов сопоставимы со скоростью света.

Физика XX века — это прежде всего торжество теории относительности и квантовой механики. Но эта новая физика органически включает в себя «наследие прошлого». Революционные времена, бесспорно, в физике еще не раз наступят, но при этом старое уже не будут «разрушать до основания».

Надо ли добавлять, что все сказанное относится не только к физике. Это общее положение познания. Критерием истинности познания является общественная практика. Практическая деятельность людей, с одной стороны, дает возможность открывать объективные закономерности окружающего мира, а с другой стороны, она использует открываемые закономерности. При этом ошибочные гипотезы рано или поздно, но обязательно отметаются, не выдержав испытания практикой, а истинные знания расширяются и углубляются. Изменяясь, наше знание все более и более становится конкретным, объективным. Чем более точны наши знания, тем большая часть практических действий заканчивается ожидаемым успехом. Уровень развития общественной практики, иными словами, степень господства человека над силами природы определяет объем и характер получаемых знаний. В этом заключается единство практической и теоретической деятельности людей.

Итак, основной функцией науки является выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности. Наука включает в себя как деятельность по получению нового знания, так и результат этой деятельности — сумму полученных к данному моменту научных знаний, образующих в совокупности научную картину мира.