Багровое от стыда за людей солнце падало в закат, окрашивая небо кровью.

– Эй, я могу подвезти! – окликнул Людочку Тютрин, когда та, волоча на себе Костю, будто медсестра, выносящая раненого из-под обстрела, поравнялась с его машиной.

– Здесь недалеко, – буркнула Людочка, окатив Тютрина ненавистью из глаз.

– Тем более, – настаивал он, открывая заднюю дверь «мерина».

– Женя! – подалась к нему Саша, но остановилась на полдороге.

– Пошла ты! – словно выстрелил в нее Тютрин, закрыл дверь машины за Людочкой и сел в кресло водителя.

– Не стоило, – сказала ему Людочка, когда завелся мотор. – Потом жалеть будешь, – добавила.

Тютрин оглянулся назад, посмотрел на Костю, смирно сидевшего с отрешенным видом, будто умалишенный, и произнес:

– Он не важно выглядит.

– Я его уврачую, – сказала Людочка.

– Не сомневаюсь, – перевел взгляд Тютрин на нее.

– А тебе кто поможет? – спросила она его.

Через заднее стекло Тютрин увидел, как Саша открыла подъездную дверь, пропустила Пашку вперед и исчезла в темном зеве подъезда.

– Никто, – ответил он. – Куда ехать? – повернулся к рулю.

– К «Невелю». Мы бы дошли, – ответила Людочка.

Тютрин нажал на стартер. Машина выехала через арку на трассу и повернула направо.

– Ты красивая, – зачем-то сказал вдруг Тютрин.

– Саша тоже красивая, – отреагировала Людочка. – Но спасибо, – через секунду поблагодарила.

– У нее не такая красота, – продолжал Тютрин. – Холодная что ли. Твоя, как лето.

– Котлета, – усмехнулась Людочка. – Да ты поэт прям, – добавила.

– Рад, в общем, за вас, – подытожил Тютрин и замолчал.

Они проехали вдоль парка по левую сторону, миновали диспетчерский пункт «Серебрянка», у трамвайных путей повернули направо, поравнялись с «Невелем», снова повернули направо, поднялись вверх на Якубова.

Тютрин помог Людочке с Костей до подъезда, попрощался и уехал. Людочка надеялась, что больше никогда его не увидит, как и Сашу.

Возле двери ее квартиры ей показалось, что Костя начал приходить в себя. Во всяком случае, взгляд его приобрел осмысленный вид.

Людочка пропустила Костю вперед, открыв дверь квартиры, потом зашла сама, заперев ее.

Костя оказался в длинном коридоре-прихожей, заканчивающимся холодильником и туалетом с ванной комнатой. По правую его сторону размещались зал, спальня и кухня с балконом; по левую, в самом конце, – комната Людочки. В прихожей стояли трюмо и шкаф-купе. Между ними висела полочка с телефоном. Зал вмещал в себя (против часовой стрелки) фортепьяно с мягкими собачками в маечках расцветки американского флага на нем, несколько кожаных кресел (на одном сидела кукла с золотыми волосами в пышном бальном платье, но со странным взглядом), диван, обитый зеленым сатином, с дюжиной маленьких подушечек, стеклянный журнальный столик на гнутых ножках со стопкой глянцевых журналов и вазой искусственных цветов, большой плоский телевизор на тумбочке с несколькими выдвижными ящиками, гладильную доску, стол, застеленный бахромчатой скатертью. Белая узорчатая тюль и зеленые атласные занавески украшали окно на полкомнаты. Мягкий ковер укрывал пол. Стены, помимо обоев светлого тона, оккупировали фотографии в рамках, олицетворяющие историю семьи.

Людочка подтолкнула Костю к дивану, села рядом. Он положил голову ей на колени и заплакал. Бесшумно, одними глазами, но она почувствовала.

– Ничего, – сказала Людочка шепотом, погладив Костю по голове, – теперь все будет хорошо. Теперь ты мой, Костя, и ни одна тварь больше у меня тебя не отнимет. Я все-все для тебя сделаю, потому что я тебя люблю, потому что я достойна тебя, а ты меня и даже больше, гораздо больше. Просто ты не знаешь пока об этом. Но мы со всем справимся. Ты ведь сильный и ты гений, я знаю это. Я тоже гений, только не говори никому, чтобы не сглазить. Я уберегу и оберегу тебя от всех зол этого мира, можешь не сомневаться. Только люби меня, Костя…

Он повернулся на спину.

Взгляд Людочки встретился с Костиным взглядом, словно противоположности на узком подвесном мосту. Его глаза высохли, однако краснота на белках, окружившая зрачки ломаными прожилками, напоминала о прошедшем в них дожде.

– У тебя есть водка? – хрипло произнес Костя.

– Что? – растерялась от неожиданного вопроса Людочка.

– Водка есть у тебя? – терпеливо повторил он, продолжая сверлить Людочку взглядом.

– Нет, – досадуя, ответила она. – Но я могу сходить за ней, если надо, – тут же предложила.

– Лучше я сам, – поднимаясь, решил Костя.

– Нет, – жалостливо проговорила Людочка, тоже вставая с дивана.

– Нет? – удивленно посмотрел на нее Костя.

– Я быстрее справлюсь, – заявила Людочка. – Тем более ты гость. Если хочешь, можешь пошурудить на кухне, что-то придумать на закуску.

Не дожидаясь Костиного ответа и его согласия, она метнулась к двери, выскочила из квартиры и заперла ее.

Бегом Людочка бросилась к «Невелю». Лохматый эрдельтерьер, которого выгуливала девочка лет пятнадцати в розовой маечке под эластиковой спортивной кофтой с лейблом «Адидас», чуть не схватил ее за пятки, мелькнувшие перед его носом. Он залаял и, вырывая поводок из рук хозяйки, кинулся вдогонку за Людочкой. Только смазливый пуделек в джинсовой юбочке и с белым бантиком на макушке, появившийся вдруг на горизонте, и отвлек его внимание. Пес настороженно остановился, поглядывая на пуделька и помахивая хвостом-обрубком. Хозяйка эрдельтерьера отдышалась и намотала поводок на свой кулачок.

Магазин кишел людьми, как тараканами. Время такое, самое хлебное для выручки. Сметали все, выстраивались в очереди в четыре кассы, делились, не жадничая, стоя в очереди, прошедшим днем. Задевали и толкались перегруженными корзинами, отрывающими руки. Те, кто расплачивался по карте, надолго задерживали очередь и вызывали в покупателях раздражение и недовольный ропот. Кассиры работали на износ, нервничали, но не подавали виду. Точнее изображали из себя бесчувственных роботов. Еще точнее, пытались. Устав притворяться машинами, кассиры возвращались в человеческий облик, матеря особо провинившхся покупателей. Ими назначались старики либо старушки, трясущимися руками достающие смятые жмени мелких купюр.

Людочке повезло. За первой кассой сидела ее одноклассница и соседка по подъезду Марина Мнишек – пухленькая (скоро лопнет с жиру), в целом безобидная мать двоих детей и жена водителя маршрутного автобуса, вечно пьяного по выходным. Она обслужила Людочку без очереди, быстро посчитав сумму за бутылку водки «Бульбаш» и литр томатного сока.

Старшая сестра Марины торговала на «Свелте» женским бельем. Людочка вспомнила об этом сразу, как увидела одноклассницу. Юлька говорила, что Косте нравится шелк, она сама видела реакцию Кости на себя в Юлькином халате. Значит, его надо соблазнить, что не составит особого труда, используя вдобавок алкоголь. И никакая неземная любовь к Саше Костю не спасет.

Людочка спросила Марину, дома ли ее сестра. Та ответила утвердительно. Откуда она это знала, Людочку не интересовало. Она попросила номер телефона сестры, вызвав в свой адрес череду нелицеприятного негодования со стороны покупателей, изнемогающих от тяжести денег, с которыми спешили расстаться.

Получив все необходимое, Людочка поблагодарила Марину, сложила покупки в фирменный пакет от «Невеля» и стремительно покинула магазин. Спустившись вниз по лестнице, она набрала номер Марининой сестры. Та долго не отвечала.

– Кто это? – наконец прорезался ее голос в трубке.

Людочка назвалась и сказала, что ей нужно. Через минут десять она придет за товаром.

Марина и все ее родственники жили на одном этаже, буквально весь его занимали, каким образом, непонятно.

Когда Людочка оказалась возле необходимой двери, ее уже там ждали.

– Проходи, – пригласила в квартиру сестра Марины Люба, таких же габаритов, если не крупнее. Она ела вафлю, и крошки падали на ее далеко выступающие мощные груди, как осколки скал, застревая в ткани ситцевого халата. – Налево сразу.

Людочка послушно повернула в указанном направлении и оказалась на самом настоящем складе. Огромные вещевые сумки громоздились друг на друге, подпирая потолок. Они занимали большую половину помещения. Несколько рядов длинных вешалок охраняли товар побогаче, в целлофановых чехлах. На тахте – единственной представительнице мебели – лежало несколько упакованных в полиэтилен стопок с комплектами того, что заказывала Людочка.

– Выбирай, – указала на них Люба.

– Кто там? – донесся обеспокоенный мужской голос из зала.

– Это не к тебе! – через плечо выкрикнула Люба, едва не оглушив Людочку. – Расслабься! Релакс!

Людочка поражалась обеим сестрам. Они ей напоминали откормленных хрюшек, отталкивающих всем своим видом. Однако обе имели семьи, детей, мужей (далеко не уродов) и даже любовников. Тогда как Людочка только мечтала об этом и надеялась, что с Костей все получится.

– У меня глаз – алмаз, – заговорила с нею Люба, глядя на товар на тахте. – С размерами угадала точно, даже по памяти.

Людочка медленно тасовала, словно карты, предложенные ей вещи.

– Мужики предсказуемы и просты по природе своей, – продолжала Люба. – Летят сломя голову на то, что блестит, как сороки, и радуются, точно дети, обретя желаемое. Их влекут тряпки, одетые на нас, больше, чем, собственно, нас самих. Не удивлюсь, если, когда нас нет дома, они примеряют наши одежки, крутясь перед зеркалом и изображая из себя нас же. Им необходимо побудительное средство к действию. Алкоголь не в счет. Он может вырубить каждого из них в самый неподходящий момент почище боксера-тяжеловеса на ринге.

– Так секрет только в этом? – Людочка развернула комплект из красного халата с кружевами на рукавах и на подоле и комбинации средней длины с газовой отделкой на груди.

– Все гениальное просто, – констатировала факт Люба. Она приложила комбинацию к груди Людочки, то же самое проделала с халатом. – Как для тебя шито. Красный цвет тебе к лицу. – Вытащив из-за тахты запыленное зеркало, подняла его на уровень своей талии, точнее туда, где она должна быть. – Взгляни сама, – предложила.

Людочка осталась довольна увиденным. Она никогда не носила подобного, даже не примеряла, тем сильнее росло желание поскорее облачиться в новый наряд и показаться в нем Косте, чтобы он по достоинству оценил и ее и покупку. Но нужно что-то еще и это что-то…

– Трусы тоже, – сказала Людочка Любе.

– Что тоже? – не поняла та.

– Я хочу такие же трусы, – пояснила Людочка. – Парочку, – добавила.

Люба кивнула, полезла в нагромождение сумок, безошибочно определив, какая именно нужна. Через мгновение на тахту полетела россыпь женских трусов. Людочка выбрала красные, с кружевной оборкой, и в горох. Заплатив названную Любой сумму, она всунула покупку в пакет с водкой и соком, поблагодарила и вышла, провожаемая Любой, на лестничную площадку. Вызвала лифт, спустилась на свой этаж, вошла в квартиру. Бросив обновки на кровать в маминой спальне, с бутылкой водки в одной руке и с коробкой сока в другой, появилась в кухне.

Костя сидел за столом, листая глянцевый журнал. На столе в отдельных тарелках, изнемогая от ожидания к употреблению, взывали к вниманию порезанные кружочками салями, ветчина, хлеб, бананы, мандарины. Посередине стола лежали три шоколадки «Алёнка».

– Тадам! – потрясла в воздухе водкой и соком Людочка, приближаясь к столу. – Вижу, ты похозяйничал, – поставила их на стол.

– Выпьем! – то ли спросил, то ли предложил Костя. Людочка достала рюмки из серванта в маминой спальне, Костя разлил сок по кружкам, открутил крышку у бутылки водки, наполнил рюмки.

Он устал, он очень устал сопротивляться самому себе. Его влекло к этой странной девушке со страшной силой, сравнимой, наверное, лишь с мощью все разрушающего на своем пути цунами. Влечение Кости к Людочке тоже было разрушающим. Оно разрушало его, превращая в руины прошлое, стирая образ Саши из памяти и вытесняя ее из сердца. Мозг еще трепыхался, как пойманный и зажатый в кулаке озорного мальчишки голубь, но и он сдавался под воздействием алкоголя, тонул в омуте спиртного. Присутствие Людочки на расстоянии вытянутой руки управляло Костей, как кораблем, что ему не нравилось. Он больше не позволит никому собой управлять. Он – лоцман своей жизни, а не кто-то другой. Саша его не любила. Костя, наконец, осознал это. Так зачем ломиться в закрытую дверь и калечить себя иллюзиями? Людочка – очаровательное создание, любящее, а главное, реальное, не придуманное воображением. Сашу Костя, видимо, выдумал и любил не ее, а любовь свою к ней, наивно полагая, что так и должно быть. Любовь предпочитает равных, они же оказались слишком разными. Насколько разными – судить не Косте. Да и при чем здесь суд? Нужно просто забыть и жить дальше. Кто-то из мудрых заметил, что все проходит, да, через боль и разочарования, но кто сказал, что будет легко?

Людочка чуть ли не залезала ему в глаза целиком, пытаясь понять, что с ним происходит. Костя уже четвертый раз молча наливал водку себе и ей, залпом выпивал, запивал томатным соком и смотрел в одну точку. Девушка не отставала от него, морщилась после каждой рюмки, махала перед лицом рукой, хлопая ресницами, жадно глотала сок и закусывала бананом. Она не мешала Косте в войне с самим собой, терпеливо дожидалась победителя, гостеприимно предоставив условия для батальных действий. Он не мог ее подвести, не имел права. Однако сказал:

– Я закурю.

Людочка кивнула.

– Только на балконе, – добавила.

Костя, слегка пошатываясь, вышел на балкон.

Людочка, будто только этого момента и ждала, метнулась в мамину спальню. Она вытряхнула на кровать из пакета халат, комбинацию и новые трусы, быстро разделась донага. Торопясь в переодевании, несколько раз обеими ногами попадала в правое полушарие трусов и падала на кровать, ругаясь при этом по-американски. Справившись наконец, вползла в комбинацию, облачилась в халат, запахнула его и подпоясалась поясом. Поправив волосы, вернулась в кухню, включила приглушенный свет и села на прежнее место за столом. Костя еще курил. Его спина маячила в окне.

Когда он увидел Людочку, когда его зрение сфокусировалось на ней, то застыл, как манекен, и простоял так какое-то время не шевелясь и не моргая. Маневр Людочки решил исход в войне Кости с самим собой.

Она встала со стула, подошла к нему вплотную. Костя пожирал ее глазами. Людочка помнила этот взгляд хищника, готовящегося к прыжку.

Их разделяло друг от друга опасное миллиметровое расстояние. Дыхание сбилось. Сердца напоминали гранаты с вырванной чекой.

– Потрогай меня, – прошептала Людочка. – Ты же этого хочешь?

Ее шепот разрядил обстановку, словно выстрел.

Костя обхватил Людочку обеими руками, прижимал к себе, сжимал и мял ее, как воск, покрывая поцелуями шею девушки, щеки, уши, глаза, нос. Она проникла в его рот языком-диверсантом и взорвала Костин разум. Он почувствовал себя свободным и независимым, как Соединенные Штаты Америки.