Я проснулась от воя сирены у парадной двери. Хотелось бы сказать, что я вскочила на ноги, будучи готова действовать. Но на самом деле я скатилась с дивана на пол, пытаясь протереть заспанные глаза. Но все же за пару секунд я доковыляла до двери и выскочила в холл, держа наготове кольт и стреляя глазами по сторонам в поисках угрозы.

— Набирай код! — прогремел голос Рона на фоне завывания сирены.

Я услышала, как Дона нажимает кнопки, а потом Рон оттолкнул ее.

— Ой, я тебя умоляю. Давай я наберу.

Я не удержалась, вернулась в кабинет и выбежала на балкон, чтобы пару секунд понаблюдать за тем, как Рон вводит старый код раз, другой. А потом он начал нажимать на кнопки как попало и наконец в сердцах заехал кулаком по панели.

— Черт побери, Рон! Не расколоти панель.

Я опрометью сбежала вниз по лестнице, на бегу сунула пистолет в кобуру и выскочила за дверь. После этого я набрала новый код, и сигнализация отключилась.

Дона изумленно покачала головой, а я объяснила:

— Ночью на меня напали вампиры. Двое из них смылись, а один из них знает, где я работаю. Мне хотелось, чтобы он не смог проникнуть сюда без моего ведома. Простите меня. Я думала, что проснусь раньше, чем вы придете. Дона судорожно вздохнула.

— Я позвоню в полицию и охранную компанию. Черт бы тебя побрал, Селия. Могла бы отправить мне эсэмэску или голосовое сообщение. Мало мне работы с отчетами, так теперь у меня еще и голова раскалывается.

Судя по тому, как выглядела Дона, она спала не больше меня.

— Прошу прощения, — повторила я.

Рон сердито ушел, бормоча под нос что-то насчет того, что он поднимет вопрос насчет смены кода на ближайшем собрании арендаторов.

— Тебе плохо? — спросила я, заметив темные круги под глазами у Доны — такие темные, что даже самая лучшая тональная пудра не смогла их скрыть. — Правда. Скажи.

Дона уставилась на телефон, держа в руке снятую трубку. Она закрыла глаза, ее губы дрожали.

— Просто мне нужен отпуск. Жизнь сейчас… в общем, перебор.

Я почувствовала себя законченной свиньей. Она была права. Вампиры, демоны — да что угодно! Дона была моей ближайшей подругой. Я должна была проявить больше участия к ней. К чертям Марко и Эдгара. Гвен была права. Доне нужно было отдохнуть, и мне тоже.

Но сначала — важные дела.

— Джастин вчера приезжал?

Дона кивнула.

— Ты оказалась права… как всегда. Два «жучка» он нашел наверху. Один — в холле, рядом с твоим кабинетом, а второй — в светильнике около твоего письменного стола. Да… и еще он сказал, что у него есть идея, как быть с твоим сейфом после того, как ты разродишься.

Дона улыбнулась, и это меня порадовало.

— Знаешь что? На всякий случай — если Джастин что-то пропустил, давай выйдем и где-нибудь быстренько перекусим. У меня есть новости, которые тебе будут интересны. Подожди меня десять минут, я причешусь. Я действительно только что глаза продрала.

Дона поморщилась.

— Рон распсихуется. У него клиенты на подходе, да и у тебя самой встреча через полчаса.

Я перегнулась через перегородку и накрыла руку Доны своей рукой. А потом я пристально посмотрела на нее и сжала ее руку.

— К чертям Рона. К чертям его клиентов и моих тоже. Нам нужно выйти на десять минут. Это очень важно.

Только Дона разжала губы, чтобы ответить мне, как в приемную вошли первые клиенты. Она беспомощно подняла руки вверх. Я ничего не смогла поделать. Мне так хотелось с самого утра сказать ей про поездку, про спа-процедуры, чтобы она могла заранее построить планы на выходные, — но, увы, с этим нужно было подождать.

Однако в сложившейся ситуации были и свои плюсы. У меня появилось время, чтобы привести себя в порядок перед началом рабочего дня, а может быть, я даже могла успеть выйти в Интернет и подыскать хороший спа-салон. Я решила зарезервировать места для троих. Я не сомневалась, что и Эмме не помешает небольшая разрядка после стресса, связанного с задержанием Кевина. Я надеялась, что мне удастся убедить Гвен отпустить Эмму. Правда, ее первый месячный курс лечения в Берчвудз только начался, и в это время пациентов не отпускали из клиники даже на один день, а Эмма уже отпрашивалась — в тот день, когда мы ходили по магазинам.

Миновало двадцать минут. Не сосчитать, сколько раз за это время я кликнула клавишей «мышки», прежде чем нашла подходящее место. Там делали маски, массаж и даже обертывание морскими водорослями. Ничего подобного я себе раньше никогда не позволяла, но по какой-то причине мне этого очень захотелось.

— Селия, — послышался голос Доны из динамика селектора. — К тебе… клиентка.Кажется.

Это прозвучало странно и интересно.

— Хорошо. Пусть поднимется ко мне.

Я сделала последний глоток молочного ванильного коктейля, бросила пустую бутылочку в корзинку для бумаг и заглянула в календарь. Клиентку звали Мария Бустаманте, но это имя была записано не моей рукой и не почерком Доны. Скорее это записал Рон.

Неужели?

У нашей команды арендаторов есть один милый прием — мы свободно перебрасываем друг дружке клиентов. Между тем у меня в календаре время от времени возникало несколько человек, переправленных ко мне Баббой, но никогда не было ни одного — от Рона.

В дверь постучали — но так тихо, что я бы могла и не расслышать, если бы не ждала клиента.

— Войдите.

Я встала и быстро окинула себя взглядом. Темно-синие брюки, небесно-голубой топ с рисунком, качественный макияж, неплохо лежащие волосы. Пиджак надеть было довольно сложно — мешала боль в суставах после вчерашней драки. Ну да ладно, хотя бы зубы не болели. Правда, когда бы я ни смотрела на свое отражение в зеркале в последние недели, я видела одно и то же: белую, как мел, кожу и темные, как кровоподтеки, круги вокруг глаз. Добавьте к этому клыки. А уж если я мало спала, то людям казалось, что я пробуюсь на роль в фильме ужасов.

Дверь открылась. Вошла женщина… да нет, какая женщина — девочка. Стеснительная и испуганная. Похоже, ей кто-то угрожал или охотился за ней. Она пугливо стреляла глазами по сторонам. Она скованно пошла ко мне, но при этом ее большие карие глаза смотрели то туда, то сюда. Она не пожала протянутую мной руку, а быстро села в большое гостевое кресло и мгновенно подтянула коленки к подбородку.

Та-а-а-ак…

— Мария?

Девочка кивнула и наконец осмелилась посмотреть мне в глаза. А ее глаза были, можно сказать, выпучены. Она дышала часто и неглубоко.

— Да.

Она едва шевельнулась и стала похожей на птенчика, который знает, что за ним следит коршун и только ждет от него промашки.

— Тебе хотя бы пятнадцать есть? — спросила я.

Меня ни разу не нанимал никто младше пятнадцати. Большинство моих клиентов-подростков были актерами или певцами, осаждаемыми фанатами, а порой им требовалась защита от членов своей семьи.

Еще одно робкое движение — на этот раз девочка покачала головой. Мой решительный голос напугал ее и отчасти успокоил.

— В марте будет тринадцать.

Двенадцать. Господи боже. Значит, я была права — передо мной ребенок. Я начала представлять себе отца-насильника или мать-наркоманку. Тут телохранитель — не помощник. Но, по крайней мере, я была готова выслушать девочку.

— Ладно. Расскажи мне, какие у тебя проблемы.

Девочка каким-то непостижимым образом ухитрилась еще сильнее выпучить глаза.

— Мне нужен телохранитель.

Да ну?

— Я так и поняла. Но почему ты первым делом пошла к адвокату и почему он отправил тебя ко мне?

Я никак не могла найти ответа на этот вопрос. Что она такое сказала Рону, что он понял, что сам ей не поможет? Каким бы поганцем я его ни считала, адвокат он был чертовски хороший. И даже если он сам не мог ей помочь, он бы переправил девочку к кому-то из своих коллег. Но зачем понадобился телохранитель?

— Он сказал, что вы сумеете меня защитить. А я просто хочу, чтобы меня защитили.

Неужели? Рон так сказал? Ух ты.

Хотелось верить, что челюсть у меня отвисла не слишком заметно.

— Кто тебе угрожает?

Девочка опустила глаза.

Ой-ой-ой. Плохо дело.

— Никто особенно.

Ну уж это наверняка вранье. Так не бывает, чтобы человек, охваченный таким жутким страхом, сквозившим во взгляде и движениях, не знал, кто ему угрожает.

— Не пойдет. Попробуй еще разок.

Мой голос прозвучал чуть грубее, чем мне хотелось. Не стоило так резко с ней себя вести. Ведь она совсем ребенок.

Но мои слова вывели девочку из себя. Взгляд из испуганного стал гневным.

— Как вы сказали? Вы не должны со мной так разговаривать. Это я вас нанимаю.

Тест на реальность юная барышня прошла успешно. Я предостерегающе подняла указательный палец. Девочка немного успокоилась и опустила ноги на пол. Она выпрямилась впервые с того момента, как вошла в мой кабинет. Я наконец смогла ее толком рассмотреть. Длинные, темные блестящие волосы, немного по-детски полноватая талия. На вид здоровая, с хорошим мышечным тонусом — а значит, не беглянка.

— Давайте-ка хорошенько проясним один момент, мисс Бустаманте. Я рискую жизнью ради абсолютно незнакомых людей. Мне приходится сталкиваться с неведомыми опасностями. — Я приподняла верхнюю губу и показала Марии свои клыки. Она снова вытаращила глаза — только теперь причина страха была другая. — Это я заработала, выполняя свою работу. Все, что только можно продумать, я стараюсь продумывать, но я рассчитываю на то, что мои клиенты ведут себя со мной абсолютно честно и откровенно. Если есть известныеопасности, к которым мне нужно подготовиться, я бы желала о них знать заранее.

Вы явно в беде, мисс Бустаманте. Это у вас на лице написано. Вам двенадцать, и вам требуется личный телохранитель? Что, черт побери, вы сделали кому-то или кто-то сделал вам, из-за чего вам стала нужна охрана?

Девочка начала нервно переплетать пальцы. Я заметила, что ее ногти, покрашенные бледно-розовым лаком, отгрызены почти «до мяса». Потом Мария подняла одну руку и начала накручивать на палец прядь волос. На миг она встретилась со мной взглядом. Как же напряжено было ее тело… оно словно была готова взорваться, а я не понимала, в какую сторону будет направлен взрыв. Я сжалилась над девочкой и проговорила мягче, чем прежде:

— Мария… одна из причин, почему люди нанимают телохранителя, в том… чтобы наконец… наконец суметь кому-то сказать всю правду. Тому, кто все поймет, примет это всерьез и никогда, ни за что на свете никому не расскажет.

Последние слова я произнесла шепотом, который в тишине кабинета показался мне самой громким.

Получилось, что я протянула девочке соломинку. Пружина разжалась. Мария откинулась на спинку кресла. Прочная раковина рассыпалась на миллион осколков. Глаза девочки наполнились слезами.

— Он убьет меня, мисс Грейвз. Он уже убил моего брата, Мануэля, а потом убьет меня, и тогда уже никто не поможет маме с папой. О господи, пожалуйста. Я не хочу умирать.

Она втянула голову в плечи, закрыла лицо руками и зарыдала.

— Кто?

— Хорхе Энкарсион.

О Матерь Божья! Ну и ну. Хорхе «Гадюка» Энкарсион был самым жутким из жутких наркоторговцев в этой части штата. Он действовал в основном по системе «зажигай и приручай» — то есть распространял магические наркотики: усиленные версии обычной коки и «экстази», создававшие у наркомана физический и психологический кайф. За счет временных иллюзорных чар потребитель наркотика под кайфом мог сделать что угодно и мог стать кем угодно.Стать на один день супермоделью — да пожалуйста. Вообразить себя актером на вершине карьеры — одна таблетка, и вперед. Но для людей, родившихся на свет без каких-либо магических способностей, похмелье оказывалось поистине ужасным. Наркотик пожирал тело человека, после его приема оставались шрамы, человек страдал судорогами и доходил до паралича. Так действовала система «зажигай». А вот прием «приручай» был полной противоположностью. Этот наркотик представлял собой валиум нового тысячелетия. Неудачный день на работе или кошмарная трагедия в жизни забывались после маленького укола в вену. Но привыкание развивалось стремительно быстро, и могла произойти остановка сердца или дыхания.

Но боялись «Гадюку» не из-за наркоты, а из-за его дикой жестокости. Аморальность или полное отсутствие всякой морали — это одно дело. Среди наркодилеров это очень распространено. Но для того, чтобы править миром, требуется способность уничтожать что угодно и кого угодно, кто продемонстрирует хотя бы толику слабости.

Включая двенадцатилетнюю девочку.

— Что ты ему сделала?

Мария всхлипнула и потянулась за бумажным платочком. Я держу коробку с платочками на столе, поближе к клиентам. Если платочек нужен мне, приходится тянуться через стол.

— Я должна была что-то отнести для него. Доставить в молл и передать клиенту. Это было просто. Все говорили, что это так просто и деньги хорошие.

— Но оказалось непросто. Да? Что случилось?

Девочка покраснела так сильно, что я подумала: «Сейчас она загорится».

— Они были в воздушных шариках. Ну, знаете… чтобы не унюхали датчики запаха на входе в торговый центр. Вечером я их проглотила… и должна была… не знаю, как сказать… сходить по большому, а потом отмыть шарики и передать.

Ох. Вот это да. Ужас. На самом деле я никогда особо не задумывалась о том, как именно все выглядит, когда наркотики прячут внутрь надувных шариков. Но если рассуждать логически, в кишечнике резиновый шарик разложиться не мог, но зато легко проходил по изгибам кишок. И все-таки… Ужас-ужас.

— Понятно. В общем, ты прошла в торговый центр, нашла клиента, потом пошла в туалет, и… — Я не договорила. Мне пришла в голову жуткая мысль. — А какой торговый центр?

Мария кивнула. Поняла мой вопрос.

— «Пальмы-близнецы».

Я невольно прижала руку к губам. Но я сама не поняла, что хотела сдержать — крик или смех. И девочка, похоже, сражалась с той же смесью чувств.

— Этой весной там туалеты переоборудовали, — выдавила я.

Мария кивнула и снова залилась слезами.

— Я там очень давно не была. Наша семья не может себе позволить такие дорогие магазины. И я никогда не видела туалет, где все смывается автоматически.

Полное дерьмо. В прямом и переносном смысле. Она покакала шариками, а они… п-ш-ш-ш-ш! — смылись. Вместе с дурью.

— Стало быть, у тебя теперь ни наркотиков, ни денег и… А что дальше было? Ты убежала? Ты с кем-то объяснилась или просто убежала?

Марии пришлось основательно высморкаться, а потом она ответила:

— Я убежала. А к Хорхе пошел Мануэль. Он с ним раньше работал. Он пытался уговорить «Гадюку», чтобы тот дал еще шанс. Объяснял, обещал, что мы вернем деньги. Но этот… ублюдокне стал его слушать. — Голос у девочки стал хриплым, слушать ее было больно. — Он застрелил моего брата и бросил тело перед нашим домом, а к груди Мануэля приколол записку.

Я почему-то догадалась, что записка была приколота к грудив буквальном смысле.

Я вздохнула.

— И ты — следующая.

Мария кивнула. У нее дрожала нижняя губа.

Беда была в том, что ей действительно грозила смерть. «Гадюка» славился тем, что в злобе слов на ветер не бросал. Я не могла находиться рядом с девочкой каждую минуту круглые сутки. Судя по тому, что я читала об этом мерзавце, в данный момент Мария для него стала личной мишенью. В отличие от боссов итальянской мафии он не доверял грязную работу своим подручным. Любил сам испачкать руки в крови. Но если в ближайшие дни он не заполучит Марию, очень может случиться так, что потом ему это надоест, и он даст своим людям поручение убрать ее. Тогда за ней начнут охотиться десятки, если не сотни убийц. И она умрет.

— Когда это случилось? Когда погиб твой брат?

Мне больно было смотреть на девочку.

— Два дня назад. И тогда я пошла к мистеру Рону. Он помог моей маме купить наш дом, и я подумала: может быть…

Но Рон был адвокатом по недвижимости, а не по уголовным делам. И даже адвокат по уголовным делам мало чем мог бы помочь — ну разве что попытался бы уговорить Марию сделать то, о чем ей сказала я:

— Ты в полицию звонила? Ты им рассказала, что тебе известно о «Гадюке»?

Мария замотала головой — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Она словно хотела вытряхнуть самую эту мысль из головы. А значит, она об этом думала. Может быть, даже телефон набирала.

— Нет. Не могу. Полицейские его боятся. Они никогда не появляются в нашем районе. Он их тоже убьет, и они это знают.

Я старалась никогда не думать плохо о городской полиции. Они делали потрясающую работу. Но что да, то да: сообщений о кровавых преступлениях на Федеральном бульваре поступало куда больше, чем об арестах и передаче дел в суд. То ли Энкарсион вправду так талантливо скрывал улики своих преступлений, то ли копы его побаивались. Мне казалось, что таланта тут было больше, чем страха. А значит, если я возьмусь за эту работу, жизнь моя может очень сильно укоротиться.

— Ты могла бы где-то пожить какое-то время? Уехать из города?

Эти мои вопросы, скорее, имели отношение не к реальности, а к признанию поражения.

Мария не стала возражать, а значит, была не такой уж храброй — что в данном случае было ей на пользу.

— У меня есть тетя в Айове. Так, значит, вы считаете, что надежды нет? А как же мои мама с папой?

— Надежда есть всегда. — Я в это верила и всеми силами старалась убедить в этом Марию. — И если бы ты была не просто доставщицей, надежда была бы больше. Если бы ты знала что-нибудь важное, что можно было бы обменять у властей на защиту…

Я подвесила фразу в воздухе, молясь о том, чтобы Мария пришла ко мне не с пустыми руками.

Она уставилась на мой перекидной календарь, кусая нижнюю губу. Я взволнованно наблюдала за ней. Мне так хотелось, чтобы она выкарабкалась из этой жути — ведь ради нее уже пожертвовал собой ее брат. Хоть бы эта жертва не оказалась напрасной!

— Я знаю, что Хорхе в субботу ночью будет в порту, в Смоллмаут-Харбор. Он будет забирать там груз кокаина из Южной Америки. Он собирается убить капитана и затопить яхту, чтобы не платить за товар.

Ух ты. Я ждала лишь малой толики, а тут такое…

— Ты уверена?Откуда ты знаешь?

Мария пожала плечами. Она снова смутилась и стала растерянной.

— Я шарики долго глотала — трудно было. Наверное, он думал, что я уже ушла, когда говорил с кем-то из своих подручных. А вот подружка у него добрая. Она долго была со мной в ванной — пока я не проглотила все шарики. А меня то и дело тошнило.

Нечего было этого стесняться. Я почти не сомневалась, что меня тоже бы наизнанку выворачивало. Ну да ладно. Сведения были колоссальные. Событие еще не произошло, и можно было действовать. Но кому позвонить?

Я откинулась на спинку кресла и прижала к губам кончики пальцев. Я могла позвонить Алекс. Но если она продолжала заниматься тем делом, на которое ее навела я, то в данный момент она собирала отряд для похода в тюрьму. Это было чертовски важно, и мне не хотелось этому мешать. Но все же Алекс была моим единственным реальным контактом в местной полиции. Я была знакома еще с помощниками шерифов, потому что это ведомство позволяло своим сотрудникам работать по совместительству — потому я и знала кое-кого из этих ребят, подрабатывавших телохранителями. Но заварушка с наркотой в порту не входила в компетенцию шерифов. Очевидно, мне следовало познакомиться еще с кем-то в местной полиции, а поскольку городские копы отхожим промыслом не занимались, действовать нужно было по старинке: заехать в участок и поговорить. Я отложила эту мысль для обдумывания в ближайшем будущем.

Краем глаза я заметила, что Мария разжала губы, и подняла руку.

— Дай мне минутку. Мне надо подумать.

В следующее мгновение у меня мелькнула мысль, и я наклонилась вперед так резко, что напугала бедную девочку.

— Придумала! — поспешно воскликнула я, чтобы Мария не вскочила с криком.

Я быстро порылась в картотеке, нашла раздел на букву «Р» и нашла визитку, прикрепленную скотчем к каталожной карточке. Другой рукой я сняла трубку телефона.

Два гудка — и трубку сняли. Женский голос:

— Федеральное бюро расследований. Кабинет специального агента Риццоли.

Обломчик. Когда я звонила ему в последний раз, трубку он снял лично.

— Он на месте? Мне надо срочно поговорить с ним.

— Мне очень жаль.

Да уж. Вовсе ей не было жаль. Голос был усталый и нетерпеливый.

— Он на задании. Кому он мог бы перезвонить?

Это могло занять десять минут, а могло — неделю. Стоило ли рисковать? Я вздохнула.

— Да, пожалуй, вы могли бы передать ему сообщение. Попросите его позвонить Селии Грейвз. Это срочно. То есть очень-оченьсрочно.

— Как правильно пишется ваше имя?

Неужели так сложно сообразить, как пишется «Селия Грейвз»? Как бы то ни было, я произнесла имя и фамилию по буквам — медленно и вежливо, на всякий случай: вдруг мне ответила большая начальница. Ведь если я буду говорить с ней грубо, она запросто может выбросить мою записочку для Риццоли в корзинку для бумаг. Из стратегических соображений я добавила:

— Пожалуйста, скажите ему, что речь о Хорхе Энкарсионе. Повторяю: очень срочно.

Молчание. Наверное, повесила трубку.

— Алло? Вы меня слышали?

— Да, мэм. — Голос зазвучал иначе. Заинтересованно. — Позвольте, я уточню номер. — Женщина повторила цифры моего телефона. Назвала правильно. — Я передам ему, чтобы он вам перезвонил как можно быстрее.

Может быть, я попала в точку, назвав имя Энкарсиона? Господи, хотя бы так и было! Я положила трубку и медленно выдохнула.

— Так… Теперь нам нужно найти место, где ты была в безопасности несколько дней, пока я буду ждать ответа от человека, которому я только что звонила.

В обычных обстоятельствах я бы просто отвезла ее домой и велела бы сказаться больной и несколько дней не ходить в школу. Но Хорхе знал, где она живет, поэтому такой вариант исключался. Нельзя было поручить Марию и никому из тех, кому доверяла. Тех, кому я доверяю, я еще и забочусь, и не все эти люди привычны к той жизни, которую веду я. Марии же был нужен такой опекун, который и сам за себя мог постоять. Кто-то такой, кто вывел бы ее на путь истинный и сумел разубедить в том, что торговля наркотиками — удачный выбор карьеры. Кто-то такой, кто уберег бы ее не только от внешних угроз, но и от нее самой.

Воин.

Или… воин-священник.

— Скажи, какую религию ты исповедуешь?

Мария нахмурила брови — будто мой вопрос был глупым.

— Я католичка.

— Как смотришь на то, чтобы ты вместе со своей семьей пожила несколько дней в семинарии? А еще точнее — у местных монахов из боевого ордена?

Это могло стать ответом на все вопросы. Очень многие наркоторговцы с юга от границы были католиками. Они бы хорошенько подумали, прежде чем пристрелить кого-нибудь на Святой земле. Под присмотром монахов-воинов Мария могла бы продолжать учебу, а ее родители были бы надежно защищены. Эти монахи — крепкие ребята. Они одинаково хорошо владеют как боевыми искусствами, так и борьбой с демонами. Мало кто отваживался с ними связываться. Но те из них, кого я знала, все до одного были люди замечательные и заботливые, и я не сомневалась, что они проявят заботу о девочке.

В глазах Марии снова возник страх, но к нему примешалось что-то еще. Может быть, надежда.

— Думаю, мама вправду обрадуется. Она ни разу не была знакома со священником-воином. Но только она ничего про это не знает. Я ей не сказала, что Мануэля убили.

Не сказала? Никак не думала, что меня можно чем-то удивить, но Марии этой удалось.

— Ты же сказала, что тело Мануэля подбросили к вашему дому!

Мария крепко сжала губы. Черт. Ну и попала же я. Что она могла сделать с трупом брата?

Стоп. Это не моя работа. Ее брат умер. Я ему уже ничем не могла помочь. Я могла понять, какого страха натерпелась Мария, увидев труп Мануэля. Я согласилась ее защищать. Самое лучшее сейчас было в том, чтобы вывести ее из-под огня. Да, ее определенно нужно было окружить священниками. Хотя бы ради того, чтобы она исповедалась и рассказала правду родителям. Рано или поздно за дело возьмется полиция. Мария совершила преступление, спрятав труп человека, убитого кем-то другим, но вряд ли ее будут судить, если она поможет полиции поймать крупную рыбу.

Я решительно отодвинула кресло от стола и встала.

— Поехали в семинарию. По пути я туда позвоню и попрошу одного из священников съездить к вам домой и забрать твоих родителей.

Похоже, Мария обрадовалась и тому, что я не стала больше ничего спрашивать о трупе Мануэля, и тому, что я собиралась позаботиться о ее отце и матери. До прихода девочки я успела спрятать под одеждой ножны с ножами, но когда я стала надевать наплечную кобуру, Мария выпучила глаза. Я пожала плечами.

— Мало ли, — сказала я, — а вдруг нас кто-то поджидает снаружи. Хочу живой дойти до машины и довезти тебя до семинарии.

Спустившись на первый этаж, я собиралась сказать Доне, что нужно перейти на первый уровень безопасности. Переход осуществлялся нажатием кнопки под крышкой письменного стола Доны. В результате создавался дополнительный невидимый защитный периметр. Как только к нему подходил кто-то, вооруженный чем-нибудь металлическим, срабатывала сигнализация. Дверь при этом закрывалась, все посетители оказывались запертыми внутри здания, и вдобавок, если кто-то приближался к входной двери снаружи, включался анализатор нитратов. Мы бы то и дело переключались на такой уровень, если бы анализатор не улавливал так много всякой дряни, когда ветер дул со стороны военной базы. Поначалу мы сходили с ума и никак не могли понять, почему у нас то и дело воет сирена.

Надев пиджак, я взяла сумочку и знаком велела Марии встать.

— Поедем по федеральному шоссе. Будет больше возможностей для маневра, если…

В этот момент прозвучал сигнал селектора. Я посмотрела на телефон так, словно аппарат мог меня видеть.

— Селия? Прости, если помешала. Трубочку взять можешь?

Дона никогда не дергала меня во время встреч с клиентами, если только дело было не суперважное, поэтому я перегнулась через стол и взяла трубку.

— Что стряслось?

— Помнишь парня-фэбээровца, который заходил к нам пару месяцев назад? Он на второй линии.

Риццоли? Вот это да! Похоже, я вправду попала в точку.

— Ясно. Спасибо.

Я знаком велела Марии сесть, обошла вокруг стола и при этом натянула провод телефона до предела. Нажав кнопку, я услышала характерный треск статических помех.

— Риццоли? Это вы?

В первый момент я не услышала ничего, кроме шумов многолюдной улицы.

— Давайте поскорее, Грейвз. И уж лучше пусть это будет что-то чертовски важное, поскольку я сейчас работаю под глубоким прикрытием.

Ух ты. Я раньше ни разу не слышала, что он чертыхался.

— Вы о Хорхе Энкарсионе слышали?

— Я поэтому и звоню. Я же сказал: дайте мне что-то ценное, иначе я немедленно повешу трубку и начну снова разыгрывать пьяного бомжа.

Я бы дорого заплатила, чтобы это увидеть. Риццоли был итальянцем до мозга костей, завзятым гурманом и чистюлей, поэтому я с трудом могла представить его в грязном тряпье, посасывающим дешевую бормотуху из горлышка.

— Что вы мне дадите за свидетельницу, которая поднесет тебе Энкарсиона на блюдечке с голубой каемочкой?

Последовала долгая пауза.

— Не пытайте меня, Грейвз. Вам это не идет.

О-о-о. Почти комплимент. Но я слышала, как сердито звучит его голос.

— Она малолетняя. Мне нужна гарантия того, что вы защитите ее и ее семью до того, как я сведу ее с вами. «Гадюка» уже убрал брата этой девочки. Говоря «гарантия», я имею в виду бумажку с красивыми федеральными водяными знаками.

Послышалось неразборчивое приглушенное ругательство. Но я могла догадаться о чувствах Риццоли. Свидетели невероятно важны для суда, но выправлять бумаги, связывающие фэбээровцев с программами защиты свидетелей, никто из агентов не любит. Однако слово «малолетняя» на Риццоли подействовало. Он вздохнул.

— Заметано. Задницу мне, пожалуй что, оторвут, но я готов что угодно отдать за горячий душ и хорошую еду после недели, что провел здесь.

Неужели он решил покинуть пост засады ради того, чтобы взять Энкарсиона? Тогда неудивительно, что он позвонил.

— Позвоните ко мне в офис. Мои подчиненные устроят все, чтобы забрать свидетельницу и получить у нее сведения, а потом ее отвезут в конспиративный дом.

Я издала звук, который почти любой воспитанный человек счел бы неприличным.

— Без обид. Но мне как-то мало везло с народом из вашего ведомства. Вамя доверяю. Я отвезу девочку в семинарию боевого монашеского ордена и проинструктирую монахов, чтобы ее передали только вам лично. И я хочу, чтобы ее держали подальше от операции, пока она не будет закончена.

Я услышала в трубке свирепый стон, а потом злобное шипение Риццоли.

— Вы меня тут просто убиваете. Должен же я что-то показать начальству, преждечем смогу защитить эту малявку.

О! Пожалуй, тут он был прав. К несчастью, эту проблему можно было сформулировать печально известным вопросом «Что раньше — курица или яйцо?». Риццоли не желал ответственности без информации. А я не желала предоставлять ему информацию без гарантии ответственности.

— Скажите мне, где вы находитесь. По телефону не хочу говорить. Передам вам сведения лично.

Риццоли молчал так долго, что если бы не шум на улице, я бы решила, что он повесил трубку.

— Ладно. Я торчу около бургерной «У Сэма» на Федеральном бульваре. Придумайте какое-нибудь местечко поприличнее, где бы вы могли тут побывать. Оружейный магазин или еще что-то в этом роде. Вы меня не узнаете, так что я вас сам найду. Я клянчу деньги все более агрессивно, поэтому к тому времени, как вы сюда придете, будет выглядеть вполне нормально, что я к вам подвалю. А вы меня оттолкните, а потом я у вас попрошу двадцатку, и вы мне ее дадите. Записку с информацией вложите внутрь свернутой купюры. Как только я все проверю и передам сведения по инстанции, я вам сразу перезвоню.

Ничего себе. Столько деталей продумал за считаные минуты. Но, судя по всему, его замысел должен был сработать.

— Я буду на месте в…

Я посмотрела на наручные часы. Уже одиннадцать? Проклятье. Придется отменить встречу с Шоном. Если только он уже не ждет меня внизу. Я посмотрела на хорошенькую девочку, которая глядела на меня с вниманием и надеждой.

— В час или час тридцать. Далеко ли мне придется уйти от машины, чтобы, вернувшись, я увидела, что колеса у меня не сперли?

Риццоли сдавленно фыркнул.

— Когда выйдете из машины, оскальте свои клыки. Вряд ли кто-то захочет с вами связываться. Клыки покажите и еще эти ваши ножички знаменитые — и вся улица будет ваша.

«Конечно, пустая улица, — подумала я, — это лучше, чем литр святой воды в физиономию».

Или того хуже — арбалет.