В тот вечер мы с мистером Нельсоном спустились в ресторан гостиницы «Клариджиз» довольно поздно. Долгий и напряжённый день не располагал к разговорчивости.

– У вас нет аппетита, мисс Ирэн? – спросил наш дворецкий, когда мы сели за стол.

Я смотрела в тарелку перед собой и видела в ней только какую-то тёмную массу, в которой водила ложкой.

– Нет, – согласилась я. – В самом деле нет.

– Ваш друг сообщил вам плохие новости?

– О нет, нет, – поспешила я заверить Нельсона. – Ничего важного. Я не беспокоюсь о нём…

– Тогда, наверное, вас тревожит ваша мама?

– Наверное, – согласилась я, надеясь, что теперь прекратится этот небольшой допрос.

– Понимаю, что не хотите говорить. И знаю, каково вам сейчас, – неожиданно сказал мистер Нельсон.

Он положил ложку и, аккуратно свернув салфетку, оставил её возле тарелки.

– Хочу рассказать вам одну историю, мисс Ирэн. Историю, которую знает только ваш отец и больше никто. Секрет, – с улыбкой добавил он. – Спасибо, – с некоторым смущением поблагодарил он официанта, убиравшего посуду со стола, что обычно делал в Париже он сам, и продолжал: – До того как я стал работать в вашем доме, я был моряком. И был очень молодым, когда случилось…

– Моряком, мистер Нельсон? – удивилась я. – Но во время путешествия по морю вы же страдали морской болезнью…

– Не спешите судить по внешним приметам, мисс Ирэн. Я был тогда молод и не страдал от морской болезни. Но когда впервые прибыл в Лондон, меня тут же арестовали, обвинив в чудовищном преступлении, будто бы я убил пассажирку и выбросил её труп в море.

– Ты, Гораций?

– Ну да. Я отлично подходил для такого обвинения: достаточно сильный, чтобы вытащить её на палубу и выбросить за борт, и достаточно бедный, чтобы нанять адвоката для защиты.

– А кто была эта женщина, которую ты будто бы убил? – еле слышно спросила я.

– Одна знатная дама из Пруссии, которая, как я узнал потом, путешествовала на нашем судне инкогнито. Я обслуживал её каюту и поэтому оказался первым и единственным подозреваемым. И здесь, в Лондоне, меня арестовала полиция Скотланд-Ярда. И допустила огромную ошибку.

Тут я подумала: должно быть, поэтому Гораций теперь держится среди клиентов гостиницы с таким чувством собственного достоинства.

Он продолжал:

– Я, разумеется, ничего подобного не делал, к тому же эта дама всегда обращалась со мной очень любезно. Необыкновенно красива была эта женщина, мисс Ирэн… Необыкновенно! Печальный взгляд, и кто знает, по какой такой причине она путешествовала инкогнито, почему ей понадобилось скрывать своё подлинное имя!

Мистер Нельсон сделал неопределённый жест и с тревожным напряжением посмотрел на меня. Я поняла по этому взгляду, что его рассказ – не простая откровенность. В тот момент я не догадалась, что она касается тайны моего прошлого, о котором он знал много больше, чем мог поведать мне.

В тот вечер, так или иначе, всё, что я услышала от него, крепко запечатлелось в моей памяти.

– Я заметил нечто странное, мисс Ирэн… Я увидел одного человека возле каюты этой дамы ещё в первый день плавания. Когда же и он заметил меня, то, как мне показалось, очень растерялся оттого, что я застал его. Он держал в руках какой-то свёрток, довольно большой. – Раздвинув руки, Нельсон показал, какой величины. – Думаю, это были какие-то очень ценные вещи.

– Драгоценности? – спросила я.

– Всё, что эта женщина везла с собой, – загадочно ответил мистер Нельсон. – Человек быстро удалился, а я постучал в каюту этой дамы, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. И сразу же понял, что в каюте что-то происходило. Но я не стал расспрашивать её, у меня не было на это никаких полномочий. А она попросила меня: «Если тебя когда-нибудь будут спрашивать обо мне, моряк, не говори никому о сегодняшнем вечере. Не говори никому, и я обещаю, что с тобой не случится ничего плохого».

Я сглотнула, спрашивая себя, зачем же мистер Нельсон решил рассказать мне об этих событиях именно сегодня вечером.

– Вскоре я позабыл про эту встречу ещё и потому, что наутро мне поручили другую работу, и я больше не видел эту женщину. Когда прибыли в Лондон, я узнал, что её сбросили в море, и меня арестовали, заподозрив в убийстве.

– И что ты сделал?

– То, что и обещал. Ничего не рассказал. Молчал и уже почти смирился с мыслью, что меня осудят за то, чего не делал.

– Но это невозможно! Это несправедливо! – не выдержала я. – Ты должен был протестовать!

– Не все умеют это делать, мисс Ирэн, – ответил Нельсон. – Для этого прежде всего нужны знания. А чтобы иметь их, нужно учиться. Легко протестовать, когда знаешь, как это делается. – Его улыбка озадачила меня. – Но мне помогли, – закончил он. – На борту у меня был друг – капитан судна, который сразу же сказал: «Я знаю, Гораций, что ты не виноват, не волнуйся. Что бы ни говорили полицейские, я знаю, что ты здесь ни при чём».

Он стал доказывать мою невиновность, передал управление судном другому капитану и в конце концов сумел добиться своего.

Я едва не захлопала в ладоши.

– А потом? – спросила я. – Что стало с твоим другом капитаном?

– Честно говоря, не знаю, – признался Нельсон. – Прошло много лет, и мы потеряли друг друга из виду. Я познакомился с вашим отцом, мисс Ирэн, и согласился поступить к нему на службу.

– Как раз в то время, когда родилась я?

– Нет, мисс Ирэн, вы родились раньше.

– А… – протянула я.

– Я рассказал вам обо всём этом, потому что знаю, каково сейчас отцу вашего друга. И понимаю, что если у мистера Люпена нет других друзей, то он может рассчитывать только на вас двоих. Но это не значит, что вы должны напрасно рисковать или делать какие-то глупости. Я открыл вам мой секрет, мисс Ирэн, для того, чтобы вы, если понадобится, открыли мне свой. Можете довериться мне. Однако не думайте, что вам будет позволено делать для вашего друга всё, что ни вздумаете. Я не пренебрегу своими обязанностями по отношению к вашему отцу.

Подумав немного, я спросила:

– А потом всё же выяснили, кто выбросил эту женщину в море?

Мистер Нельсон медленно покачал головой, и загадочно произнёс:

– О ней больше ничего не было слышно, мисс Ирэн.

– Поняла, мистер Нельсон, – разочарованно протянула я.

– Ну, так что же вы задумали с вашими друзьями?

– Хотим помочь отцу Люпена, это верно. Но не знаем, как это сделать.

– Помочь вам?

– Нет. Не беспокойся, Гораций.

– В самом деле? А я могу положиться на вас, мисс?

– Разумеется. Мы не станем напрасно рисковать, – уверенно ответила я, надеясь, что он не ждёт от меня более определённого решения и не станет выяснять причину, по которой ребята ожидали меня всего в нескольких шагах от гостиницы.

– Если нас обнаружат, – сказал Люпен, – окажемся в каталажке, как и мой отец.

Мы стояли в конце коридора на четвёртом этаже гостиницы «Альбион».

– Значит, надо постараться, чтобы не обнаружили, – ответил Шерлок Холмс, изображая спокойствие, каким на самом деле не обладал. Только тот, кто знал его в этом возрасте, мог бы подтвердить мои слова.

Этот мальчик, который станет одним из самых знаменитых сыщиков всех времён, никогда не имел строгого нравственного критерия и никогда не оценивал действительность в таких понятиях, как «правильно» или «неправильно», предпочитая другие – «возможно» или «невозможно».

Поэтому, думаю я, в тот день, когда он разговаривал с горничной в гостинице, он, ни секунду не колеблясь, очень ловко (не так же, как Арсен, но более непредсказуемо) украл у неё гостиничный ключ-отмычку. Он знал, что женщина заметит кражу только утром, когда придёт менять бельё. А до тех пор, если хотим обнаружить что-нибудь в номерах людей, замешанных в эту историю, нам следует поторопиться.

Сотрудники Скотланд-Ярда охраняли номер Санти после ареста отца Люпена. Но два других номера – маэстро Барцини и его французского секретаря – полиция ещё не контролировала. Мы подозревали в убийстве именно француза и теперь совещались возле его ещё запертого номера.

Мы пробрались в гостиницу незаметно. Люпен с некоторой неохотой забрался по водосточной трубе до оставленного открытым окна на третьем этаже, точно так же, как сделал его отец накануне вечером. Проникнув в комнату, вышел в коридор, спустился вниз и открыл нам дверь служебного входа, запертую изнутри.

– Быстро!

– Быстро!

И мы побежали по лестнице на четвёртый этаж. Мы точно знали, какой номер нам нужен. Это выяснил Шерлок. Он притворился посыльным, которому нужно вручить пакет мистеру Дювалю из номера двадцать семь, и недалёкий парень за стойкой регистрации проговорился, что никакого мистера Дюваля в этом номере нет и что он остановился в номере тридцать один. А сейчас к тому же ушёл в ресторан ужинать.

– Попробуем, – сказала я и постучала в дверь. В ответ тишина, никто не открывает. Я жестом посоветовала Шерлоку действовать отмычкой.

Щёлк!

Дверь приоткрылась.

– Иди лучше ты, – предложил Шерлок Люпену. – Ты сразу поймёшь, есть ли там что-нибудь касающееся твоего отца.

Арсен кивнул и знаком велел мне следовать за ним. Мы нашли выключатель, и комната осветилась слабым светом.

– Да будут благословенны роскошные гостиницы с их современным комфортом, – проговорил Люпен.

Шерлок прошёл по коридору к лестнице, чтобы предупредить нас, если понадобится.

Очень неловко находиться в номере незнакомого человека и рыться в его личных вещах в поисках неизвестно чего, хотя и предполагается, что этот незнакомец – убийца.

В номере Дюваля царил беспорядок. На полу у окна валялся открытый чемодан, шкаф распахнут. На бельевой верёвке, протянутой через комнату, висели на прищепках недавно написанные нотные страницы.

Я посмотрела на них с неприязнью.

– Умеешь читать ноты? – спросил Люпен.

– Умею. Учусь пению.

– И что здесь за музыка?

– Не бог весть что, сказала бы я… Но я не очень разбираюсь в таких вещах.

Мы быстро осмотрели бумаги, потом перешли к ящикам. Носки с резинками, чистое бельё, запонки и пара галстуков-бабочек разного цвета, серебряная табакерка с нюхательным табаком, сменные манжеты.

– Однако! Судя по всему, очень даже неплохо живёт наш Дюваль! – заметил Арсен, показывая мне книгу, превращённую в шкатулку: вырезанное внутри углубление заполняли свёрнутые банкноты. Мне показалось, что Люпен слишком медлит, разглядывая их, поэтому я взяла у него книгу из рук и положила на место.

– Не знаю толком, что мы ищем, – сказала я. – Но уж точно не фунты стерлингов.

– Мы ищем связь, – проговорил Арсен, перебирая одежду в открытом чемодане. – Что-то связывающее Дюваля, моего отца, Бейкер-стрит и испанца, который заказал ему кражу.

– Может быть, даже ту самую нефритовую статуэтку? – предположила я.

– Вот именно.

Мы обыскивали комнату минут пятнадцать, пока не услышали шаги Шерлока в коридоре.

– Скорее! – воскликнул он, распахивая дверь. – Дюваль идёт!

– Бежим! – согласилась я и натолкнулась на Шерлока, стоявшего на пороге.

– Не успеем! – сказал он. – Дюваль спешит сюда, он уже близко! Если выйдем из комнаты, он увидит нас.

Я почувствовала, как меня охватывает паника.

Шерлок кивнул на окно.

– Но я не смогу! – возразила я, понимая, что он хочет сказать.

– Тогда не остаётся ничего другого! – Люпен погасил свет и залез под кровать. Я последовала за ним, и Шерлок тоже, с другой стороны.

Мы прижались друг к другу, чтобы никак не обнаружить себя. Я уткнулась лицом в грудь Люпена, он одной рукой обнял меня, а спиной я чувствовала костлявого Шерлока.

Думаю, ни одна из горничных гостиницы «Альбион» никогда по-настоящему не мыла пол под этой кроватью. Длинные лохмотья пыли запутались в моих волосах.

Я услышала приближающиеся шаги Дюваля и звук поворачивающегося ключа. Потом он включил свет, и я увидела его сапоги, быстро прошедшие к чемодану. Мы все трое затаили дыхание. Дюваль, казалось, был вне себя. Пнул со злостью чемодан и, грубо ругаясь по-французски, что-то поискал в шкафу.

Он искал книгу, в которой спрятаны деньги. Найдя её, швырнул на пол, погасил свет и вышел из комнаты, даже не заперев дверь.

Сосчитав до десяти, я наконец вздохнула и почувствовала, что мои друзья сделали то же самое.

– Идёмте, или потеряем его! – шепнул Шерлок. Высвободившись из наших невольных объятий, он выкатился из-под кровати и поднялся, хотя ещё оставалась опасность, что Дюваль вернётся.

Надо мной высилась французская кровать с шерстяным матрасом и слегка приподнятым изголовьем. Мама называла такие кровати «лодочками», потому что по силуэту они походили на судёнышко. Под нею было совершенно темно. И, как я уже сказала, очень пыльно.

Вот там, под кроватью, в той нелепой ситуации, в какую мы попали, Люпен поцеловал меня.

И я даже не сразу поняла, что произошло.

Я прижималась к нему, потому что он обнимал меня, лицом я упиралась в его пахнувшую свежестью рубашку.

Когда Шерлок поднялся, я тоже хотела встать и вдруг почувствовала, что Люпен ласково провёл рукой по моим волосам, и тут, в темноте, наши губы вдруг соприкоснулись. Да так и оставались какое-то время, не знаю уж как долго, а разомкнулись, только когда Шерлок настойчиво поторопил нас выбраться из-под кровати.

Мы с Люпеном ни разу не заговорили об этом.

Ни в тот вечер, когда в смущении и растерянности шли, опустив голову, за нашим английским другом, который в свою очередь следовал за подозреваемым номер один по улицам Лондона, ни потом, когда другие события и другие, куда более значимые поцелуи стали частью моих воспоминаний. Одно могу сказать, хотя и не знаю, как это объяснить, этот поцелуй не сравним ни с каким другим в моей жизни.

И конечно, это стало событием, которое больше всего запомнилось в тот вечер, хотя и не самым опасным.

– Сюда! Скорее! Он уходит! – торопил нас время от времени Холмс, двигавшийся, словно кошка, по тёмным и грязным улицам города. Освещённые газовыми фонарями, они очень скоро сменились сырыми переулками с какими-то зыбкими тенями, а благородные викторианские, недавно возведённые особняки уступили место развалюхам и лачугам, откуда исходил ужасный запах. Не стало на улицах и кэбов, и всё чаще встречались обездоленные и нищие, злобно смотревшие на нас.

– Вперёд! – всё равно призывал Шерлок, которого вся эта публика нисколько не пугала.

Арсен, шедший за мной, молчал, погружённый в свои мысли, которые, надо думать, были такими же путанными, как мои.

Мы углублялись в самое сердце города – в трущобы, куда не всякий отваживался заглянуть, – в квартал Сент-Джайлз, сюда не заезжали кэбы, и здесь не было уличного освещения.

Всё вокруг источало миазмы, и каждый встречный, каждый брошенный в нашу сторону взгляд напоминал мне об обещании не попасть в беду, которое я дала мистеру Нельсону. И я спрашивала себя, какое может быть наказание за то, что я так смело солгала ему.

На одном из перекрёстков Шерлок вдруг остановился и замер в темноте, словно пугало, с вытянутой рукой.

– Тсс! – прошептал он, выглянув из-за облупленного угла дома, за которым скрылся Дюваль.

– Что там? – спросил Арсен, вдруг обретя дар речи.

– Он вошёл в тот подъезд, – ответил Шерлок.

Мы все трое выглянули из-за угла. И при лунном свете увидели подъезд некогда внушительного, но, похоже, давно заброшенного здания, возможно, после одного из многих пожаров, которые уничтожали целые районы города. Остатки украшений на фасаде напомнили мне скульптуры с разбитыми лицами, какие я видела на фронтоне собора Нотр-Дам-де-Пари в Париже, на них якобинцы назло римской церкви сбивали лица святых. Перед дверями прямо посреди улицы потрескивал костёр, от которого в небо тянулся дым.

– А это кто такие, как ты думаешь? – спросил Арсен Шерлока, кивая на двух мерзких типов с рябыми, красными от отсветов огня лицами.

– Не знаю, – ответил юный Холмс. – Но сомневаюсь, что можно спокойно пройти в дом.

Я присела на корточки между ребятами и спросила:

– А как, по-вашему, зачем сюда пришёл Дюваль?

– Чтобы сделать что-то такое, что невозможно в другом месте города, – проговорил Шерлок. – И мне приходят на ум только три варианта.

Он неторопливо изложил их во всех подробностях, и каждый из них нравился мне меньше предыдущего. Пока Шерлок говорил, я всё думала, ради чего некоторые люди опускаются до такого позора. И наверное, тогда же я впервые подумала, что среди всех наук, о которых много говорили в те годы, недоставало главной – науки, которая изучала бы движения человеческой мысли и поняла бы их причину. И что, может быть, тогда она смогла бы понять, если не объяснить, различные формы сумасшествия.

– Подождите меня здесь, – вдруг сказал Люпен, поднялся и как ни в чём не бывало направился к дверям, которые охраняли те два типа.

– Он сошёл с ума, – прошептала я, видя, как он идёт к ним, заложив руки в карманы, словно отправляется покупать билет в театр.

– Наверное, он что-то придумал, – рассудил Шерлок Холмс, присев, как и я, на корточки.

Мы смотрели на происходящее издали и узнали обо всём только после того, как Люпен вернулся. Он сказал охранникам этого загадочного места, что ему нужно отнести табак тем, кто внутри. Ему не поверили, и он показал табакерку, которую украл в комнате Дюваля (да, украл при мне, но я даже не заметила этого!).

Охранники понюхали табаку и пропустили его в подъезд. Для нас с Шерлоком время ожидания тянулось нескончаемо, и мы решали, нужно ли вмешаться, и если да, то каким образом.

– Позвать Скотланд-Ярд? – спросила я, когда мне стало ясно, что Арсен уже никогда не выйдет из этого дома.

– А что, по-твоему, они сделают? – усмехнулся Шерлок.

– Неужели ты полагаешь, что Скотланд-Ярд не знает о существовании этого места?

И когда я подумала уже о самом плохом, Арсен появился в дверях, по-прежнему беспечно засунув руки в карманы, попрощался с охранниками возле костра и, насвистывая, направился в нашу сторону.

– Так что же? – бросились мы к нему.

– Там всего лишь игорный дом, – ответил он, пожав плечами.

Несмотря на ночную темень, я увидела, как сверкнули в его глазах гордость и отвага, так покорившие меня летом. И в этот момент я не могла понять, чего мне захотелось больше – надавать ему пощёчин или заставить ещё раз поцеловать меня.

– А что же там делает Дюваль?

– Играет, надо полагать. Сидел и смотрел, как бегает шарик по кругу, и делал ставку.

– Рулетка, – усмехнулся Шерлок Холмс.

– Так что никакого испанца там нет, – разочарованно произнёс Люпен, остановившись на следующем перекрёстке. – И никакого проку для нашего расследования.