Триандофилов с фальшивым греческим паспортом уехал в Персию. Я окончательно начал выполнять обязанности начальника восточного сектора. На этой должности я пробыл полтора года, то есть до октября 1929 года. Прежде чем писать о работе сектора, я хочу обрисовать внутреннюю жизнь работников, которую мне пришлось наблюдать за это время.
Со времени приезда из Персии я жил в гостинице «Селект» на Сретенке, которая содержалась на средства ОГПУ и обслуживалась чекистами. Когда же вопрос о моей службе в Москве был окончательно решен, мне отвели две комнаты в доме коммуны ОГПУ, в Варсонофьевском переулке. Как начальник отделения я получал 210 рублей жалованья, из них — 50 рублей я платил за квартиру. Как и все остальные сотрудники, я должен был записаться в кооператив ОГПУ, в АВИАХИМ, МОПР, Добролет, общество «Друг детей», Автодор, шефство над деревней и другие, не говоря о профсоюзе и партии, где я состоял раньше. Во все эти организации нужно было вносить членские взносы. Кроме того, каждый из нас должен был подписаться на внутренние займы и вносить ежемесячно 25–30 рублей без права продать или заложить облигации, ибо мы, чекисты-коммунисты, должны были подавать пример остальным. Наконец, периодически приходилось «жертвовать» в пользу тех или иных бастующих иностранных рабочих. Так что в итоге за вычетом всех этих податей на руки я получал не больше 70–80 рублей. Отсюда можно судить о положении других мелких работников, получающих от 100 до 150 рублей. Естественно, что приходилось вечно залезать в долги у того же кооператива, не иметь возможности покупать себе не только новой одежды, но даже белья. Так живут мелкие служащие ОГПУ, но совсем другое представляет собой жизнь наших высших чинов, начиная с начальников отделов. О них я буду говорить ниже. Сейчас я хотел остановиться на работниках иностранного отдела, где также имеются две категории служащих. Даже посторонний зритель, если он попадет в иностранный отдел, заметит две категории различно одетых людей. Одни ходят в защитного цвета казенных гимнастерках и кепках, а другие — в прекрасно сшитых из английского или немецкого сукна костюмах, дорогих шляпах и франтоватых галстуках. Первые — это сотрудники, еще не побывавшие за границей, а вторые — это вернувшиеся из-за границы, где они по приезде в первую очередь понашили себе достаточный запас костюмов. Вот почему первые, еще не побывавшие за границей, мечтают, «рискуя жизнью», поехать в капиталистические страны. И, в самом деле, почему не рискнуть поехать на шпионскую работу за границу с советским дипломатическим паспортом в кармане? Даже если он и будет уличен в шпионаже, то его за границей не расстреляют (это же не СССР), а арестуют или вышлют обратно. Чекист знает, что в случае ареста ОГПУ его выручит какой бы то ни было ценой. Сколько тому примеров. Вот, например, Фортунатов, ныне начальник дальневосточного сектора. Будучи резидентом в Китае, он хотел приобрести секретнейшие документы за 10 тысяч долларов. Китайская полиция схватила его буквально за руку в момент получения им документов. И что же? Несмотря на потерю 10 тысяч долларов, ОГПУ ассигновало еще десять тысяч на его освобождение, и он сейчас за такую «удачную» работу, стоившую 20 тысяч долларов, назначен начальником сектора.
А вот другой пример. Сын царского консула в Персии По-хитонов работал секретным информатором, и персидская полиция, уличив его, заключила в тюрьму. ОГПУ немедленно приняло меры. Спешно, задним числом, Похитонов-эмигрант был восстановлен в советском гражданстве, и Наркоминдел под нажимом ОГПУ стал хлопотать у персидского правительства об его освобождении как советского гражданина.
К несчастью Похитонова, у него была молодая, довольно красивая жена, с которой после ареста мужа стал сожительствовать тогдашний резидент в Тегеране Борисовский-Мельцер. Будучи вследствие этого заинтересован, чтобы Похитонов как можно дольше содержался в тюрьме, Борисовский оттягивал хлопоты, благодаря чему Похитонов провел полтора года в тюрьме и был освобожден и выслан в СССР лишь после замены Борисовского новым резидентом Казасом.
Таким образом, работа чекистов за границей фактически никакого риска не представляла, за исключением редких случайностей, как, например, было в Кантоне, где китайские солдаты, разрушив местное советское консульство, убили нескольких сотрудников консульства, в числе которых оказался резидент Уколов.
Зато какие преимущества чекистам на заграничной работе! Резидент получает 250 долларов в месяц на всем готовом, которые почти целиком остаются в его кармане. За рубежом чекист не обязан состоять в бесчисленных «добровольных» обществах, о которых я упоминал выше, и не вносит никаких членских взносов. Кроме того, пользуясь своей неограниченной властью в хозяйственных советских учреждениях, резидент обыкновенно устраивает на службу своих жен и родственников. Так, например, у резидента в Персии Казаса служили одновременно жена и сестра, так что в общей сложности вся семья зарабатывала 600 долларов в месяц, абсолютно на всем готовом. А сколько прилипало к рукам резидента разных «непредвиденных, чрезвычайных, разъездных» и т. д. трудно сказать, ибо контроль над чекистом отсутствует. Такова материальная основа «рвения чекистов за границей».
С другой стороны, резидент ОГПУ получает полную самостоятельность действий, так как подчинен только Москве. А Москва — далеко. Подсматривать и доносить на него некому, ибо он сам монопольно уполномочен за всеми следить и на всех доносить. Вот тут-то у резидента и выявляется его подлинная натура. Одних он милует, других предает. Как ему вздумается! До тех пор, пока не разыграется какой-нибудь крупный скандал. Тогда его тихонько отзывают и направляют в другую страну. Ни ЦК, ни ЦКК не вмешиваются во внутренние дела ОГПУ, а если что и всплывает на свет, то закрывают глаза.
Наконец, за границей чекист освобождается от обязанности посещать те чуть ли не ежедневные собрания и заседания, которые устраиваются в Москве по всякому поводу и без всякого смысла. Эти скучные и казенные собрания являются настоящим бичом для работающего в Москве. Они, отнимая все свободное время у служащего, не дают ничего ни уму ни сердцу. Официальные доклады, безразличность в голосовании и казенные резолюции. Уже от одних этих собраний можно ехать куда угодно, только бы избавиться от них. Вот йочему работники ОГПУ рвались за границу, чтобы пожить вдоволь, подкопить на случай возвращения в голодный СССР и отдохнуть, насколько возможно, от серой казенной жизни в СССР, ведущей к «социализму». Никто отнюдь не руководствовался идейными соображениями, ибо каждый мало-мальски грамотный понимал, что на шпионаже против, главным образом, сотрудников советских учреждений мирового социализма не построишь, и поэтому старался на всякий случай устроить собственное благополучие. И, нужно сказать, строили не плохо. Лучше, во всяком случае, чем порученную им работу. Чтобы не говорить огульно, приведу несколько примеров.
Вальтер, бывший до 1924 года поверенным в делах в Кабуле и одновременно исполнявший обязанности представителя ОГПУ и Разведупра, успел за восемь месяцев «работы» присвоить себе кулон с 12 каратами бриллиантов, данный ему Разведупром на работу, и 1500 фунтов стерлингов, выданных ему из ОГПУ. Хотя об этом знали все, это не помешало ему занимать должность генконсула в Константинополе до конца 1930 года. Борисовский-Мельцер, пробывший резидентом в Тегеране и Берлине, в течение двух лет, возвращаясь в Москву, привез с собой 12 огромных сундуков одних только шелковых и шерстяных отрезов, которые он, проживая в Москве, потихоньку продавал и жил припеваючи. В «наказание» за это его назначили начальником иностранного отдела ОГПУ в Ташкенте. Бывший до меня резидентом в Персии Казас, уезжая из Тегерана, сдал в багаж 28 пудов вещей, которых, вероятно, хватит ему на десять лет.
Это все примеры, которые ОГПУ известны. А сколько таких примеров неизвестных! Немудрено поэтому, что когда я приехал в Москву после двухлетнего пребывания в Афганистане, где я истратил около 50 тысяч фунтов стерлингов и не мог сразу внести 150 рублей, накопившихся за мое отсутствие членских взносов, то никто не верил, что у меня нет денег. Да и как им было верить, когда они на более мелкой работе в такой промежуток времени делали состояние.
Повторяю, только материальные блага плюс относительная безопасность работы стимулировали поездки работников ОГПУ за границу. Это стало многим ясно после того, как в 1928 году стали практиковать посылку работников за границу нелегально, то есть без советского дипломатического паспорта и со всеми вышесказанными отсюда последствиями. И что же? Оказалось, что число желающих ехать на нелегальную работу очень мало. Такие старые работники иностранного отдела, как Борисовский, Казас, Скижали-Вейс и многие другие, которые всегда раньше бывали готовы «рисковать жизнью» где-нибудь на должности атташе посольства, теперь прямо отказывались ехать, отговариваясь семейным положением, здоровьем и прочее.
Таковы работники иностранного отдела ОГПУ.
Жизнь сотрудников других отделов мне мало известна, но, судя по некоторым известным мне случаям, там если не хуже, то, во всяком случае, не лучше. Приведу следующий пример: в бытность мою в Персии у меня работал секретно некий Мартинели. Возвратившись в Москву, он, оставшись безработным, поступил на службу в Якутскую область на золотые прииски, куда и выехал вместе с женой. По дороге в Якутск в Екатеринбурге его арестовывают за контрреволюционную деятельность в 1918 году и доставляют в Москву. Отобранный у него багаж сотрудники также везут в Москву, где возвращают его жене. Когда жена Мартинели открыла чемоданы, то там вместо вещей оказался разный хлам. Вещи мужа, как и ее, были украдены. Жаловаться она боялась, так как вдобавок арестовали бы и ее. Читатель отсюда может заключить, сколько прилипает к рукам комиссаров ЧК, делающих ежедневно сотни обысков и арестов.
Теперь несколько фактов о верхушке ОГПУ — о ее коллегии и начальниках отделов. Председатель ОГПУ Менжинский, состоящий одновременно членом ЦК ВКП(б), не в счет. Он — член правительства, больной человек. Живет все время на даче и выполняет предписания врачей. Зато его первый заместитель Ягода — совсем другого поля ягода. Я его знал в 1921 году, когда он еще был мелкой шишкой по Управлению делами ОГПУ и больше интересовался хозяйственной частью. Хозяйство, в особенности чужое хозяйство, является, видимо, его специальностью, ибо и сейчас Ягода, будучи фактически руководителем всего ОГПУ, опять-таки оставил за собой руководство кооперативом ОГПУ, являющимся одним из лучших и богатейших кооперативов в Москве. Из средств кооператива он подкармливает многочисленных своих прихлебателей, которые взамен этого являются его верными соратниками, начиная с ведения какой-нибудь служебной интриги и кончая устройством попоек с девицами-комсомолками на конспиративных квартирах. Все работники знают садистские наклонности Ягоды, но все боятся говорить об этом вслух, ибо иметь его врагом — это минимум верная тюрьма.
Второй заместитель Менжинского — Трилиссер, начальник секретного отдела Дерибас, начальник КРО — Ольский и заместитель начальника ИНО — Артузов живут вместе. Для них специально в Фуркасовском переулке построили домик, где они и организовали свою коммуну под охраной агентов ОГПУ. Нужно сказать, что эта публика живет сравнительно скромно, за исключением Дерибаса, беспробудно пьянствующего.
Начальник восточного отдела ОГПУ и одновременно член ЦКК — Петерс кроме своей квартиры имеет несколько других, где содержит своих возлюбленных. Я помню, как-то об этом факте, ставшем мне известным, поделился с начальником Пограничного управления Вележевым (бывшим на заграничной работе под фамилией Ведерников), возмущаясь поведением Петерса.
— Ты не хочешь понять закона целесообразности, ведь так, по крайней мере, Петерс теряет меньше времени на женщин, чем если бы он каждый раз искал их на улице. А время для крупных наших работников — это все, — ответил мне с усмешкой Ведерников.
Стоит ли приводить факты деяний всех начальников отделов? Не ясна ли картина морально разложившегося бюрократического аппарата, в котором «вожди» стараются еще сохранить звание «меча в руках пролетариата», а по существу уже ставшего орудием подавления трудящихся? Многие до того привыкли к своему положению привилегированных, что даже не замечают его. В распоряжении каждого из них автомобиль и секретарь, и этот секретарь обо всем заботится. Иногда целыми днями в сопровождении жены своего начальника мечется по магазинам и возвращается к вечеру с нагруженной продуктами, винами, материями машиной.
И все это без всякой оплаты, без денег. Да и какой председатель кооператива или магазина посмеет просить денег или отказать в чем-нибудь начальнику отдела всесильного ОГПУ, куда он может быть приведен каждую минуту как арестованный?
А ведь не только верхушка ОГПУ, но и верхушка всех советских министерств живут вот так, без денег, на всем готовом. Не отсюда ли то, что среди верхушки держится идея, что «мы уже вступили в царство социализма, где труд оплачивается по потребностям и где отпадает надобность денежного знака».
Ибо на самом деле среди этой верхушки «социализм» в полном расцвете. Жри, сколько хочешь, и делай, что тебе вздумается, только ратуй за ЦК партии — «вот программа такого социализма».
Но ведь число этой верхушки всего несколько тысяч, а как же в остальной России? Остальные 160 миллионов живут впроголодь или голодают.
Таковы мои наблюдения за двухлетнее пребывание в Москве, и я не преминул сделать выводы при первой возможности. Я навсегда порвал с новым верхним десятком тысяч в СССР.