Начальник тюрьмы охотно отпускал заключенных на общественные работы. Так как за это городская казна платила деньги, несмотря на то, что работы назывались общественными. Считалось, что эти деньги идут на питание заключенных. Деньги эти, естественно, начальник брал себе, а заключенные просили подаяния у жителей. Сердобольные горожане охотно подкармливали арестантов. Поэтому среди узников тюрьмы считалось удачей попасть на эти работы. Это было редкое совпадение интересов всех сторон. На работу, конечно, разрешалось выходить только самым спокойным, безобидным арестантам, сидевшим по пустяковым делам. Не то было с Насави. Начальник тюрьмы с неудовольствием отнесся к желанию высокопоставленного узника, но отказать вазиру не посмел. Он поручил конвоиру не спускать глаз с бывшего канцлера. Он не доверял ему. Узнав о его просьбе, он предложил ему работу в тюремной канцелярии, что более соответствовало бы его положению. Но Насави отказался от работы, о которой мечтал любой арестант, а предпочел физическую и грязную, чем и вызвал подозрение начальника. То, что узник просто хотел смены обстановки, просто не приходило ему в голову. Насави мел улицы с философской отрешенностью, идя после водоноса, который кропил мостовую водой, чтобы уменьшить образование пыли. Насави не думал о бренности, непостоянстве этого мира, подтверждением чему было то, что начальник канцелярии хорезмшаха, землевладелец в прошлом, выполнял сейчас работу отверженного, которую испокон веков выполняли низы общества. Насави просто подметал улицу, старался, и даже получал от этого процесса определенное удовольствие. Конвоир поначалу добросовестно выполнял наставления начальства, не сводя глаз с опасного арестанта. Но поскольку тот работал, не поднимая головы, конвоир успокоился, присел в тени дерева, прислонив к стволу свою алебарду. И по многолетней привычке спать не посту с полуоткрытыми глазами, погрузился в дремотное состояние, не сводя при этом глаз с арестантов, которые к слову были все как на ладони, подметая площадь перед Джума масджид . Иногда возле узников останавливались прохожие и протягивали страдальцам что-нибудь съестное, – хлеб, фрукты, или просто холодную воду. Конвоир смотрел на это сквозь пальцы время, от времени проваливаясь в кратковременный сон.

Выше мы предположили, что Насави получал определенное удовольствие от своей грязной и тяжелой работы. При этом он старался ни о чем не думать. С некоторых пор он положил себе правилом отмерять свой жизненный путь по дням, как некоторый виды бабочек или другие виды животного мира, у которых на роду отмерен один единственный день. Эта установка здорово упрощала жизнь. Правда, совсем не думать не получалось. Лишь только он увидел Соборную мечеть, он сразу вспомнил философа-мистика ал-Газали, идейного противника поэта и математика Омара Хайама. Ал-Газали, достигнув признания и высокого положения среди улем Нишапура, вдруг бросил все и удалился от мирской жизни. В течение трех лет он подметал двор мечети в Дамаске и жил на подаяния горожан. То есть ал-Газали, знаменитый мистик добровольно сделал то, к чему Насави вынудила судьба. Думая об этом, Насави поднял голову, и увидел двух всадников, пересекавших площадь. Они ехали медленно, о чем-то, переговариваясь друг с другом. Он смог разглядеть их лица, точнее лицо мужчины, ибо лицо его спутницы было спрятано под накидкой. Мужчину, Насави готов был в этом поклясться, он где-то встречал. Насави громко и отчетливо произнес – Малик Али ал-Байлакани. Всадник встрепенулся, бросил взгляд на человека, не сводившего с него глаз, и в следующий миг повернул коня в его сторону. Али не то чтобы узнал Насави в человеке с метлой в руке, которого он к тому же видел в короткое время, в полумраке шатра. Он скорее догадался о том, кто это мог быть, ибо кроме погибшего султана и его самого, только один человек мог знать его тайный титул.

– Ты узнал меня? – спросил метельщик.

– Да, – ответил Али. Из уважения к стоящему пред ним человеку, он хотел спешиться, но Насави остановил его.

Краем глаза он видел, что конвоир направился в их сторону.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросил Али.

– Найди Малику-Хатун. Она в этом городе, – торопясь, сказал Насави. От недавней апатии не осталось и следа. – Уговори ее помочь мне. Я в тюрьме из-за того, что убедил вазира наложить положительную резолюцию на ее просьбу.

Когда встревоженный конвоир подбежал, Насави, опустив голову, продолжил работу.

– Мы не должны были с ним заговаривать, о страж порядка, – обратился Али к конвоиру. – Возьми вот это, надеюсь, она умерит твой благородный гнев.

Разглядев брошенную ему монету, сторож порядка изменил свое отношение к происходящему. Перехватив свою алебарду, он буркнул:

– Можете поговорить. Но не задерживайтесь особо, – и удалился на свое место в тени дерева.

– Ты бросаешься золотыми монетами, – заметил Насави, – кажется, удача повернулась к тебе лицом.

– Я бы так не сказал, – ответил Али, – но деньги у нас есть.

– Это много, – сказал Насави.

– Может быть, я дам денег стражнику, чтобы он отвернулся, а вы сядете на круп моего коня? – предложил Али.

– Ни к чему это, – отказался Насави. – Куда мне бежать от Айюбидов? Мне нужно официальное освобождение. Уговори малику похлопотать за меня. Не знаю, какие слова ты подберешь, но думаю, что ты сможешь.

– Почему вы в этом уверены?

– Когда мы виделись в первый раз, ты был отчаявшимся, растерянным человеком, просителем у шатра султана. А сейчас, когда султана нет в живых, а я сижу в тюрьме, ты словно вельможа путешествуешь верхом в сопровождении прекрасной спутницы, да еще швыряешься золотыми динарами, словно какой-нибудь малик.

– Так я и есть малик, – улыбнулся Али, – разве вы забыли.

– Как я могу забыть об этом, – желчно сказал Насави, – если я сам писал приказ об этом. Я надеюсь, он у тебя с собой.

Али похлопал по груди.

– Прошу тебя езжай, не задерживайся, – сказал Насави, – каждая минута нашей беседы увеличивает мой срок в неволе.

– Будьте спокойны, – сказал Али, – я выполню вашу просьбу.

И тронул коня.

– Каков сукин сын, – глядя ему вслед и одобрительно качая головой, сказал вполголоса Насави.

– Интересно, как он догадался, что моя спутница прекрасна, – вслух сказал Али, вернувшись к своей спутнице – если лицо ее закрыто накидкой, и видны лишь ее глаза.

– По глазам и догадался, – скромно ответила Лада. – А кто это?

– Потом расскажу. Поехали.

– Куда мы едем?

– Сейчас увидишь, – ответил Али.

Не задавая более вопросов, Лада тронула коня и поехала вслед за ним. После того как Али свалился ей в буквальном смысле на голову, она полностью доверяла ему. Предусмотрительность и дальновидность Али поразили ее и она, как бы это ни высокопарно звучало, вверила свою судьбу в его руки.