1

Картина жизни Бешта складывается из многих сохранившихся в устной традиции преданий, которые записывались соратниками и учениками Бешта уже после его смерти. От самого Бешта осталось только одно послание, адресованное им его шурину, рабби Гершону из Кут, жившему тогда в Земле Израиля. В своем послании Бешт упоминает предыдущее письмо к рабби Гершону, однако это письмо утеряно. Нам не известно о каких-либо других писаниях, вышедших из-под пера Бешта. В книгах, написанных при его жизни, свидетельства о Беште встречаются не часто и там он упоминается лишь вскользь. Соединяя эти сведения, мы получаем картину жизни и обычаев Бешта, хотя и не полную, но близкую к действительности.

Рабби Исраэль Бааль-Шем-Тов родился приблизительно в 5460 (1700) году в подольском местечке Окуп. Родители Бешта, Элиэзер и Сара, согласно хасидским преданиям, были уже в крайне преклонных годах к моменту рождения своего единственного сына. Они умерли, когда Бешт был еще ребенком, и члены общины, взявшие на себя заботу о его воспитании, послали его учиться в хедер. Однако подросток не проявлял склонности к учебе, сбегал из хедера и бродяжничал по окрестным лесам. Когда он подрос, сделался помощником меламеда и сопровождал детей в хедер и в синагогу на молитвы. Со временем он получил должность сторожа при бейт мидраше. Предание рассказывает, что, пока в бейт мидраше были люди, Бешт спал, по ночам же, когда там никого не оставалось, он вставал и изучал интересовавшие его книги.

В семнадцать лет горожане женили его. Первая его жена умерла вскоре после свадьбы. После этого Бешт покинул родной город и скитался по городам и весям, пока не осел в местечке поблизости от Бродов, в Восточной Галиции, где стал меламедом. По-видимому, он понравился некоторым из раввинов общины, и рабби Эфраим из Кут обручил его со своей дочерью. Однако рабби Эфраим скончался, не успев поженить молодых, сын же его, брат невесты, рабби Гершон из Кут, был настроен против этого брака, ибо считал Исраэля человеком простым и не сведущим в Торе. Исраэль одевался как простолюдин, и в то время его особые дарования еще не открылись. Однако девушка желала выполнить волю отца и вышла замуж за Исраэля, несмотря на противодействие брата. После свадьбы молодые жили в селеньях между Кутами (Кутов) и Косовом и с трудом сводили концы с концами. Исраэль купил лошадь с телегой и возил глину в ближайшие местечки. Спустя некоторое время, по всей видимости понуждаемый бедностью и скудным заработком, Исраэль отправился в Куты к своему шурину рабби Гершону. Рабби Гершон стремился удалить его из своего города и арендовал для него постоялый двор в одном селе неподалеку от Кут. Жена Бешта управлялась на постоялом дворе, Бешт же лишь немного помогал ей, большую часть времени проводя в уединении в Карпатских горах и лесах, и все его помыслы были устремлены к тайному учению – каббале. Согласно рассказам, жена Бешта скрывала, что тот занимается тайным учением. Вероятно, в эти годы, проведенные в уединении, Бешт и сформулировал основы своего собственного учения – хасидизма. Согласно хасидской традиции, период отшельничества Бешта длился семь лет.

Спустя несколько лет Бешт переселился в деревню Ксиловичи вблизи Тлуста и стал там меламедом и резником. Приблизительно в 5490 (1730) году Бешт переехал из Ксиловичей в Тлуст, где продолжал работать меламедом в самом городе и окрестных деревнях. Согласно рассказам, в возрасте тридцати шести лет после зрелых размышлений Бешт пришел к выводу о том, что настало время открыться миру. С этого момента начался новый период в его жизни. Он продолжал жить в Тлусте и время от времени посещал еврейские общины в близлежащей Восточной Галиции и Подолье, в основном в деревнях, занимаясь исцелением людей в качестве бааль Шема (букв. «Повелевающего Именем», чудотворца). Вскоре он стал известен как человек, способный излечивать разные болезни. Он прибегал к амулетам и обетам, но также к принятым методам лечения, и люди стали обращаться к нему. В то время баалей Шем занимались целительством; особенно распространен был экзорцизм – изгнание бесов и злых духов. Они также лечили с помощью народных средств, произнесения святых Имен и каббалистических заклинаний, которые записывали на куске пергамента и давали больным в качестве амулета или оберега (см. описание двух таких чудотворцев в книге Ир умлоа, 1998, с. 76 – 82). Из Тлуста Бешт переселился в Меджибож, куда к нему стали стекаться поклонники и ученики и где он прожил до конца своей жизни. Бешт умер в первый день праздника Шавуот в 5520 (1760) году.

В рассказах о Беште мы находим некоторые подробности о том, как он вел хозяйство. Дом содержался скромно, в нем не было никаких дорогих вещей. Жена Бешта готовила из продуктов, которые покупала в рассрочку, Бешт же время от времени ездил по близлежащим деревням и местечкам, исцеляя больных. Заработанные таким образом деньги шли на уплату долгов, а остаток Бешт раздавал бедным. Умер Бешт в бедности.

В период своей жизни в Меджибоже Бешт намеревался уехать в Землю Израиля, но, согласно рассказам, добрался только до Стамбула и вернулся назад. Его шурин, рабби Гершон из Кут, жил в то время в Земле Израиля, и они состояли в переписке. Упомянутое выше письмо Бешта было опубликовано его учеником и другом, рабби Яаковом-Йосефом из Полонного, в книге Бен Порат Йосеф и называется «Святым посланием». В этом послании Бешт рассказывает рабби Гершону о вознесении его (Бешта) души, случившемся в 5507 (1747) году, и о своей беседе с Машиахом. Он спросил Машиаха: «Эймат атей мар?» (арам. «Когда явится господин?») И ответил тот: «Сие ты узнаешь, когда учение твое станет известно и откроется миру и источники твои пробьются наружу». Послание это среди хасидов стало святым, некоторые дали зарок изучать его каждый день.

У Бешта остались сын по имени Цви и дочь по имени Адель (Ѓодл). Дочь Бешта приходилась матерью рабби Моше-Хаиму-Эфраиму из Судилкова и рабби Баруху из Меджибожа и бабушкой по матери рабби Нахману из Брацлава. О сыне Бешта сохранилось мало сведений.

 

2

После открытия Бешта миру о нем пошла молва как о святом праведнике и чудотворце. Считалось, что обереги, которые он раздавал, обладают большой силой, и многие люди стали обращаться к Бешту за помощью и советом. Большинство были из простонародья, однако личность Бешта притягивала к себе и людей, сведущих в Торе и каббале, среди которых были выдающиеся, известные раввины, например рабби Нахман из Городенки и рабби Нахман из Косова. Были и другие, такие, как рабби Дов-Бер, Великий Магид из Межерича, и рабби Яаков-Йосеф из Полонного, автор книг Тольдот Яаков-Йосеф и Бен Порат Йосеф, а также шурин Бешта, рабби Гершон из Кут. Все они поначалу были противниками Бешта, однако затем, в результате приложенных Бештом усилий, признали его и стали считать своим духовным наставником. Магид из Межерича и рабби Яаков-Йосеф из Полонного стали продолжателями дела Бешта и распространяли его учение – хасидизм, который благодаря им получил признание по всей Польше и Литве. Наш отец, благословенной памяти, писал о нем: «Сколь велика была мудрость Бешта, который сумел обратить своих противников в приверженцев. Добрым словом, а не спорами он располагал к себе их сердца. Мне не ведом среди мудрецов Израиля ни один, кто бы, подобно Бешту, вселял в сердца своих противников любовь к себе, так что многие из них стали почитаться его соратниками». (Эти строки мы обнаружили на клочке бумаги между страниц рукописи «Рассказов о Бааль-Шем-Тове».)

 

3

Бешт обыкновенно молился с великим воодушевлением, и его молитва длилась долгие часы. Во время молитвы он стоял, завернувшись в талит, и дрожал всем телом. Рассказывают, что при звуках его молитв полные зерна бочки и кадки с водой сотрясались и сдвигались с места. Молясь, всеми своими помыслами он пребывал в высших мирах: вершил мистические единения и устремлялся мыслью к Создателю. Полная самоотдача в молитве порой доводила его до обмороков. В книге Цваат ѓа-Рибаш говорится: «Должно полагать в мыслях своих, что готов умереть во время молитвы от совершенного устремления».

Истинное приникновение к Богу (двекут), согласно хасидской литературе, – это один из важнейших путей религиозного служения. В своих помыслах еврей должен всегда стремиться полностью прилепиться к Создателю и служить Ему, осознавая, что «вся земля исполнена славой Его». В молитве человек должен отключиться от всех посторонних мыслей, оторваться от плотского начала и сил зла (клипот) и достичь ступени «вне времени», то есть «мира высших помыслов». Цадик способен достичь этой ступени, называемой «служением в величии» (авода бе-гадлут), но даже обычный человек может молиться с трепетом, верша единения посредством последовательного произнесения букв и слов молитвы с совершенным устремлением. Этот путь называется «служением в умалении» (авода бе-катнут).

В своем отношении к изучению Торы, составлявшему основу жизни народа, Бешт также отступил от общепринятых принципов, и по его стопам хасиды шли и после его смерти. Вся жизнь ученых-талмудистов строилась на непрестанном изучении Гемары и сочинений законоучителей с помощью метода, называемого пильпуль, тогда как хасиды в дополнение к этому считали не менее важным изучение Пятикнижия и комментариев к нему, мидрашей, агады, нравоучительной литературы и каббалы. Изучение Торы само по себе не представляло в их глазах особой ценности, если не сопровождалось совершенным устремлением помыслов человека к приверженности Создателю. Так, в хасидских книгах мы читаем: «Главное же, чтобы во время учения [человек] устремил свое сердце к Небу и учился бы с совершенным приникновением, если же приникновения нет, то [он] может немного отдохнуть от учения, с тем чтобы достигнуть приникновения в должной степени». В книге Цваат ѓа-Рибаш говорится: «Надобно человеку изучить много уроков, однако не по одной и той же теме, ибо тогда покажутся они ему ношей непосильной. Пусть изучит он многие вопросы. А когда учится человек, необходимо ему немного отдыхать после каждого часа, чтобы приникнуть собою к Святому благословенному, а затем он должен продолжить учиться»; в книге Ѓанѓагот йешарот: «Посему следует не слишком много учиться, но всегда размышлять о величии Создателя, да будет благословен, дабы возлюбить Его и страшиться Его…» Служение Богу Бешт видел не только в молитве и изучении Торы, но вообще во всех действиях и поступках человека, связанных как с верой, так и с повседневной жизнью, при условии, что человек постоянно устремляет свои помыслы к Богу, согласно написанному: «Во всех путях твоих познавай Его… » Хасиды называли это «земным служением» (авода бе-гашмиют). Другим добрым качеством, приобретшим особое значение в хасидизме, было качество «уравновешивания», как это объясняется в книге Цваат ѓа-Рибаш: «“Уравниваю (шивити) я себя с Господом всегда”, “уравниваю” указывает на “уравновешивание” (ѓиштавут), ибо, что бы ни приключилось с таким человеком, все для него вровень: веселят его люди или глумятся над ним. И так же во всех прочих вещах, и в еде: вкушает ли он яства или довольствуется простой пищей – все едино в глазах его, ведь отвратилось злое начало от него вовсе. И что бы ни случилось с таким человеком, скажет он: “Разве не от Него, благословенного, происходит это? Ведь в глазах Его сие допустимо…” Все устремления такого человека – во имя Небес, но для него самого нет ни в чем никаких различий. Эта ступень очень высока».

Сердце Бешта было преисполнено любви к людям, и он желал привнести радость и свет в жизнь евреев, позволить им возвыситься над унизительным положением и укрепить в их сердцах любовь к Богу. Он дал им веру в то, что в грядущем мире, мире истины и справедливости, презренный и униженный иноверцами еврей станет господином над гоями. Бешт наставлял своих хасидов в воодушевлении, плясках, песнях и напевах. Так он вел себя и во время молитв, и на субботних трапезах, когда толковал Тору в собрании своих хасидов.

Бешт выступал против проповедников, укорявших еврейское общество за неполное соблюдение заповедей, грозивших евреям за это адскими муками и накладывавших тяжелые покаяния. Бешт полагал, что помыслы человека, занятого повседневными заботами, не могут быть устремлены на служение Создателю. В книге Цваат ѓа-Рибаш говорится: «Не стоит человеку чрезмерно устрожать закон в каждом деянии, какое бы ни совершал он, ибо этого и добивается злое начало. Ведь оно стремится породить у него страх, что вдруг не справится он с деяниями своими, и этим привести его к унынию. А уныние – препятствие великое для служения Творцу, благословен Он. Даже если оступится он и совершит проступок, пусть не взращивает он печали своей так, чтобы прервалось служение его. Как только опечалится он по поводу греха, надобно ему сразу же опять возрадоваться Творцу, ибо он уже раскаялся раскаянием глубоким и осознал, что больше ни за что не обратится вновь ко глупости своей. И даже если понимает он, что не справится с неким делом в силу множества препятствий, пусть не унывает».

Еще один путь служения Создателю Бешт видел в сказках и притчах и с их помощью привлекал к себе простых людей. Со слов Бешта передают: он считал, что в таких притчах заключены великие устремления мысли, посредством которых он мог вершить единения. Когда он видел, что замкнулись источники высшего блага и невозможно разомкнуть их посредством молитвы, он прочищал и размыкал их, рассказав притчу.

Цадик, или ребе, занимает в мире хасидизма особое место. Простой хасид должен верить в цадика, даже если порой он видит, что тот занят повседневными заботами и служит Господу «малым служением». Ибо цадик, даже занимаясь пустяками, посредством этого вершит исправление мироздания и возносит искры от будничного к святому.

 

4

Бешт не был ученым-талмудистом в общепринятом смысле этого слова. Он мог изучить страницу Гемары, но прежде всего был знатоком Танаха с комментариями Раши и Рамбана, агады, нравоучительной литературы, книги Зоѓар и каббалы. Однако в нескольких рассказах о Беште, опубликованных уже после его смерти, авторы пытаются доказать, что он обладал глубокими познаниями в Гемаре.

По субботам и праздникам Бешт произносил проповеди, толкуя недельный раздел Торы или раздел, связанный с отмечаемым праздником. Толкования его основывались на классических комментариях и содержали множество речений, притч и каббалистических идей. Он часто пользовался агадическими текстами из Талмуда в редакции, которая содержится в книге Эйн Яаков с комментариями Маѓарша (рабби Шмуэля-Элиэзера ѓа-Леви Эдельса), нравоучительной литературой, книгой Зоѓар и каббалистическими текстами, которые были близки ему по духу. Таким образом, его проповеди обретали новый характер.

Проповеди Бешта при его жизни не записывались, не сразу они были записаны и после его смерти. Лишь спустя двадцать лет после кончины Бешта, в 5540 (1780) году, увидела свет книга Тольдот Яаков-Йосеф, написанная его учеником и соратником рабби Яаковом-Йосефом из Полонного. В этой книге рабби Яаков-Йосеф приводит проповеди Бешта по вопросам Торы, этики и хасидских установлений. Большинство этих проповедей он слышал из уст самого Бешта и, приводя их, отмечает: «…и слышал я от учителя моего» или: «…и слышал я [рассказываемое] со слов учителя моего», при этом имеется в виду Бешт.

Год спустя после выхода в свет книги Тольдот Яаков-Йосеф была опубликована книга Магид дварав ле-Яаков, сочинение рабби Шломо из Луцка, служки Магида из Межерича. В этой книге рабби Шломо из Луцка собрал проповеди Магида из Межерича, которые он (рабби Шломо) и другие ученики Магида воссоздали по памяти. И в этой книге есть несколько проповедей, в которых Магид упоминает имя Бешта. Вслед за двумя этими книгами появились другие издания проповедей и толкований, в которых приводятся речения от имени Бешта и несколько рассказов о нем. Но все же большинство рассказов о Беште и явленных им чудесах передавалось изустно, и лишь в 5575 (1814) году, то есть спустя пятьдесят пять лет после смерти Бешта, вышла в свет книга Шивхей ѓа-Бешт (или Шивхей Бешт), содержащая рассказы о жизни Бешта, его духовном становлении, великих его познаниях в явной и скрытой Торе, его любви к народу Израиля, его богобоязненности и о чудесах, которые он являл по принципу «праведник постановляет, а Пресвятой, да будет благословен Он, выполняет». Эта книга, в которой предания переплетаются с реальными историческими деталями, вышла тремя изданиями за один год, в разных местах и в несколько отличных редакциях. Книга была издана в Копысе, Бердичеве и Летичеве почти в одной и той же редакции, кроме того, что в одном из изданий несколько рассказов были выпущены.

Рассказы, приводимые в книге Шивхей ѓа-Бешт, до их публикации бытовали в хасидской среде в устной традиции и записывались отдельными людьми. В предисловии редактора к бердичевскому изданию сказано: «И вот, указанные рукописи переписывались одними у других, пока не были напечатаны». Книга Шивхей ѓа-Бешт была весьма распространена в хасидской среде. Еще до ее выхода в свет приводимые в ней рассказы приобрели ореол святости в глазах хасидов. Как сказано в предисловии к бердичевскому изданию: «Изрядную пользу можно почерпнуть из сих рассказов, и да разъясним сие в предисловии подробнее. [Они (рассказы)] пробуждают мысли и колеблют сердца [евреев], пока те не наставят очи и сердце свое на понимание и осмысление каждой детали в рассказываемом, и да пребудут эти рассказы с ними, и да будут они читать их все дни жизни своей, дабы научиться страху пред Господом и служению Царю всем сердцем». На редакцию и состав книги Шивхей ѓа-Бешт, по всей видимости, оказала влияние книга Шивхей ѓа-Ари, агиографическое сочинение о рабби Ицхаке-Лурии Ашкенази – Аризале. Также в книге Шивхей ѓа-Бешт содержатся рассказы, представляющие собой обработку народных сказок.

В течение пятидесяти лет после публикации книги Шивхей ѓа-Бешт, насколько известно, не вышло ни одного сборника рассказов о хасидах и цадиках. Только начиная с 5625 (1864 – 1865) года стали выходить другие сборники рассказов о разных цадиках. В народе эти издания были чрезвычайно популярны, поэтому многие начали публиковать книги и брошюры, посвященные деяниям и чудесам разных цадиков, от Бешта до цадика – современника автора.

 

5

Новый путь, предложенный Бештом, еще при его жизни вызвал ожесточенное противодействие. Известно, что в Бродах, большом городе и месте проживания выдающихся раввинов, у Бешта было множество противников. С течением лет противостояние распространилось на многие общины, становясь все острее, так что доходило до драк и взаимного херема, как это описано в рассказе нашего отца «Отлученный» (в сборнике «Те и эти»). Во главе противников хасидизма во времена учеников и продолжателей дела Бешта стоял Виленский Гаон (Ѓагра), использовавший в этой борьбе всю силу своего авторитета раввина и знатока Торы. Для сопротивления хасидским нововведениям существовало несколько причин. Перечислим основные из них: 1). Новый подход хасидизма к изучению Торы. Хасиды придавали изучению Пятикнижия, агады, нравоучительной литературы и каббалы такую же важность, как и изучению Гемары, делая основной упор в процессе обучения на устремление мысли (кавана) и приникновение к Богу (двекут), как это описывалось выше, тогда как их противники, митнагдим, считали главным изучение Гемары и непрерывное и постоянное учение на протяжении всей жизни. 2). Литургические нововведения (изменения в изводе молитвенника). Хасиды молились по изводу Аризаля, то есть по видоизмененному сефардскому молитвеннику, а не по ашкеназскому, как это было принято в ашкеназских общинах и общинах Восточной Европы. Кроме того, хасиды имели обыкновение сопровождать молитву выкриками и жестикуляцией, что, с точки зрения митнагедов, свидетельствовало о легкомыслии и склонности к бесчинствам. 3). Иная шхита (ритуальный убой животных). Хасиды отличались тем, что ввели обязательное использование ножей особой заточки и не ели мяса животных, забитых общинными резниками; в результате требовалось назначать резников из их среды.

Также можно предполагать, что митнагеды ошибочно считали хасидов последователями Шабтая Цви, саббатианцами. Память о тяжелом опыте саббатианства, внесшего раскол в народ, была еще свежа в сердцах людей, и дискуссии между теми, кто склонялся к саббатианству, и ортодоксами в XVIII веке не утихли окончательно (известный пример – дискуссия между рабби Яаковом Эмденом и рабби Йонатаном Эйбешюцем). При жизни Бешта ширилось движение сторонников Яакова Франка, которые изначально отвергали Талмуд, превознося до небес важность изучения книги Зоѓар и каббалы. В конце концов, сторонники этого движения откололись от иудаизма, приняв христианство.

Все это заставляло раввинов и глав еврейских общин опасаться нового раскола в народе, что подвигло их резко и яростно выступить против хасидизма.

 

1

Наш отец, благословенной памяти, вырос в окружении как хасидов, так и митнагедов, однако в то время, то есть в конце XIX веке, накал противостояния между этими течениями был уже не тот. Дед нашего отца по матери, рабби Йеѓуда ѓа-Коѓен Фарб, был одним из наиболее уважаемых жителей Бучача и молился в старом бейт мидраше, оплоте митнагедов, тогда как отец нашего отца, рабби Шалом-Мордехай ѓа-Леви Чачкес, ходил в синагогу чортковских хасидов. В детстве наш отец молился и со своим дедом в старом бейт мидраше, и со своим отцом в хасидской синагоге, а однажды даже ездил с отцом к чортковскому цадику. Мы не знаем, был ли его отец, рабби Шалом-Мордехай, хасидом или только проявлял склонность к хасидизму. Он был ученым-талмудистом и получил звание раввина, однако не желал зарабатывать на жизнь раввинской службой и открыл лавку по продаже кожаных изделий. В Бучаче рабби Шалом-Мордехай был известен как великий знаток Талмуда и постановлений законоучителей, в особенности Рамбама.

Учение хасидизма и хасидские рассказы привлекали внимание нашего отца еще в юности. Множество таких рассказов были известны ему как в изустной передаче, так и по книгам, и он обрабатывал и включал их в свои крупные произведения или перерабатывал в отдельные новеллы.

В годы, которые наш отец провел в Германии, он подружился с Мартином Бубером. Интерес к хасидизму объединял их, и они решили издать вместе несколько томов рассказов о Беште и его учениках. В своих воспоминаниях о Бубере отец писал: «…однажды, когда я сидел у Бубера, у нас зашла беседа о хасидизме, и я рассказал ему одну хасидскую историю. Когда я закончил рассказ, Бубер вытащил какую-то тетрадь и, посмотрев в нее, достал непереплетенную книгу, в которой показал мне рассказанную мной историю. Так было с большинством историй, которые я рассказывал ему. Несколько больше везло мне с хасидскими проповедями и поучениями, которые я пересказывал ему: многие из них были ему не известны или известны в иной редакции… До того дня я не знал о существовании столь многочисленных сборников хасидских притч и рассказов, ибо мне они были известны лишь в изустной передаче, и только поучения я знал по книгам» («Воспоминания о Бубере» в сборнике «Сам себе», 2000, с. 284).

Бубер в предисловии к своей книге «Сад хасидизма», вышедшей в 5705 (1945) году, писал: «Огромную важность… представляли истории, которые на протяжении многих лет мне доставлял Ш.-Й. Агнон. Только что, во время написания этого предисловия, я достал связку открыток, которые он написал мне в период с 1921 по 1924 год, и разложил их перед собой. Какое же это было изобилие старинных преданий!»

На самом деле отец записывал для Бубера хасидские рассказы и до 1921 года. В открытке от 1917 года он послал Буберу три хасидских рассказа. В письме от 1918 года писал: «Посылаю Вам отдельные крупицы, возможно, Вы сумеете извлечь из них пользу». В 1919 году он писал: «За прошедшее время я услышал несколько хасидских историй, когда нам случится остановиться в одной гостинице, я перескажу Вам все, что помню». В 1920 году он пишет Буберу: «Я благополучно прибыл на Лейпцигскую ярмарку и полной грудью вдыхаю здесь хасидизм и ненависть к хасидизму». По всей видимости, их совместная работа началась в ранние 1920-е годы. В открытке из Гомбурга от 10 марта 1922 года отец написал Буберу: «Я хотел спросить Вас, стремитесь ли Вы по-прежнему работать над составлением “Книги цадиков”. Я много думал об этом деле и его важности и т. п., и если бы Вы смогли выделить для этого несколько часов, мы могли бы обсудить порядок работы… Если Вы согласны, то известите меня, где и когда мы сможем встретиться…» 25 тамуза* 5683 года (9 июня 1923 года) Бубер и Агнон подписали предварительный договор с издательствами «Двир» и «Мория», по которому «редакторы [Мартин Бубер и Ш.-Й. Агнон] обязуются предоставить означенным издательствам четыре или больше томов, содержащих лучшие хасидские рассказы и основы учения хасидизма, по тому в год, примерно по 20 печатных листов в томе; [а также] «Книгу Агады» [Бялика и Равницкого], исправленную и отредактированную означенными редакторами, с добавлением предисловия». От имени издательств «Двир» и «Мория» договор подписал Х.-Н. Бялик.

В письме к Залману Шокену от 7 тишрея* 5684 года (31 октября 1923 года) отец писал: «Сейчас я упорядочиваю все свои рукописи, занимаясь также хасидскими книгами, которые я готовлю к изданию вместе с Бубером…» В письме от 3 февраля 1924 года: «Завтра я еду во Франкфурт, где меня будет ждать г-н Бубер, поскольку у нас есть совместная работа. По правде говоря, эта работа отвлекает меня от моего мира и моего творчества, главной моей работы, но раз уж я начал, то буду надеяться, что не отступлю до конца».

В открытке Буберу от 27 февраля 1924 года он писал: «Если Вы приедете вскоре во Франкфурт, соблаговолите известить меня, ибо я хотел бы обсудить с Вами подготовку к изданию нескольких хасидских притч, в отношении которых у меня есть сомнения, а также привезите с собой все, что нам еще будет нужно для книги о Беште».

Однако рукопись первого тома – «Рассказы о Бааль-Шем-Тове» – погибла в пожаре. «Упомяну здесь, что первая книга “Рассказов о Бааль-Шем-Тове” уже была отредактирована и подготовлена к печати и должна была выйти в издательстве “Двир”, однако в моем доме в Гомбурге случился пожар, и книга погибла в огне вместе со всеми моими рукописями…» (Сборник «Сам себе», «Воспоминания о Бубере», с. 284).

В продолжении своих воспоминаний о Бубере, в той их части, которая не была издана, он писал: «…пришел ко мне Мартин Бубер проведать меня, когда я был болен, и передал мне от имени Франца Розенцвейга, что это несчастье, но не судьба, и что мой долг восстановить книгу. Я был поражен двумя этими мудрецами, думавшими приободрить меня логическими доводами… Спустя несколько дней я оправился от болезни и пошел молиться к гусятинскому ребе, да будет благословенна память праведника, который в то время проживал в Гомбурге, том городе, где находился мой разоренный дом. Подошел ко мне один хасид, человек ученый и богобоязненный, и сказал мне: “Не отчаивайся, ты еще много напишешь достойных вещей, которые будут лучше того, что сгорело”. Я сказал ему: “Тщетно ты утешаешь меня: писавшееся в течение восемнадцати лет пропало, как же можно восстановить его?” Сказал мне: “Тава хада пильпела…, главное не количество, а качество”. Услышал ребе, да будет благословенна память праведника, и кивнул головой» (из рукописи).

После пожара, в 5685 (1925) году, отец вернулся в Землю Израиля, до отъезда же, как мы увидим ниже, договорился с Бубером заново подготовить «Рассказы о Бааль-Шем-Тове» к изданию. Однако в письме к нашей матери от 24 тевета 5685 (16 февраля 1925 года) он пишет: «Меня утомило заниматься составлением сборников, например, этими хасидскими историями, [которые мы готовим к изданию] с Бубером и тому подобным» («Милая моя Эстерлейн», 2000, с. 81).

Несмотря на это, 16 июня 1926 года он пишет Буберу: «Я прошу Вас сообщить мне, не отвлеклись ли Вы от нашей совместной работы. Так, Вы говорили перед моим отъездом в Землю Израиля, что велите скопировать [для меня] у себя дома послания Бешта, мне же останется лишь выправить их стиль и подготовить их к печати». На это Бубер отвечает ему 28 июля 1926 года: «Я не оставляю нашего совместного предприятия и уже велел подготовить новые почти полные списки всех рассказов о Беште, то есть в отношении всех книг, имеющихся в моем распоряжении, копии будут полными. Переписка осуществляется юным [Нахумом] Глецером. Он пишет чисто и очень аккуратно. Я же занимаюсь упорядочиванием рукописи (то есть расположением рассказов в определенном порядке). Выслать ли Вам рукопись, когда я закончу?» (архив М. Бубера).

В 1927 году отец пишет Буберу: «Я выслал Вам копию всего материала, который Вы мне прислали, и, если Вы пошлете мне остальные рассказы, мы сможем приступить к делу. Также я добавлю длинные и хорошие истории, которые услышал здесь, в Иерусалиме, из уст старых хасидов».

После погромов 5689 (1929) года отец писал нашей матери: «…я убрал почти все рукописные материалы из книги хасидских историй, которую я сделал с Бубером. Включающая пять дублирующих друг друга источников, эта книга была настолько разрозненной, что было трудно ужать и свести ее воедино» («Милая моя Эстерлейн», с. 180). По-видимому, в 1932 году отец вернулся к хасидским рассказам. В том году он писал в письме к нашей матери: «Работа над хасидской книгой движется, я занимаюсь ей каждый день». В письме к Шокену от 14 июня 1932 года: «К сожалению, болезнь лишила меня сил, необходимых для работы, и лишь на этой неделе я начал заниматься хасидской книгой. Что Вы думаете с этим делать? Кстати, я полагаю, что следует подготовить два издания, одно со всем материалом, как он есть, с примечаниями, комментариями и различными версиями, другое же – для народного чтения, можно выпустить еще и издание для юношества». И еще из письма Шокену от 10 июня 1932 года: «Когда в конце прошлой недели я был у Бялика, упомянул при нем хасидскую книгу, и он сказал, что “Двир” не поднимет ее издание и что он разрешает нам выпустить ее в другом издательстве. Нам только придется вернуть “Двиру” аванс, полученный г-ном Бубером. Если я не ошибаюсь – пятьдесят долларов».

По всем признакам в середине 1930-х годов отец перестал работать над книгой «Рассказов о Бааль-Шем-Тове». В эти годы он писал «Гость остановился на ночь», большинство рассказов сборника «Книга деяний» и другие отдельные рассказы и подготовил к изданию книги «Грозные дни» и «Книга, писатель, повествование». Много лет спустя, в письме к Дову Садану от 3 февраля 1958 года, он писал: «…теперь, во времена “просперити”, наступившие для хасидских историй, меня не тянет вернуться к моей книге, спрятанной для сохранности в обитый железом подвал». Спустя год в другом письме к Дову Садану, от 6 апреля 1959 года: «Теперь же и в дальнейшем я вернусь к моим рассказам и двум моим большим книгам: “Вы видели” и “Книга, писатель, повествование”, а если Господь даст сил, то и к “Рассказам о Бааль-Шем-Тове”, которые вот уже почти тридцать лет лежат в подвале господина Шокена, однако отчаянно теребят мне душу. Или же оставлю это из-за моде (моды – идиш). И потому, что в будущем году исполнится двести лет со дня смерти Бешта». И действительно, в 5720 (1960) году он выпустил сборник «Рассказы о цадиках: сто и один рассказ о книгах учеников Бешта, благословенной памяти, и учеников его учеников». Книга увидела свет в 5721 (1961) году, а затем была включена в сборник «Книга, писатель, повествование», 5738 (1978), 5760 (2000).

Мы не знаем, когда и почему разошлись дороги Агнона и Бубера в совместном редактировании хасидской книги. Что касается «когда», то, возможно, это случилось после того, как издательство «Двир» отказалось от издания книги (см. выше письмо Шокену от 14 июня 1932 года). Однако можно предположить, что отказ «Двира» послужил лишь последним толчком в процессе, начавшемся задолго до того. Что касается вопроса «почему», то, быть может, мы сумеем найти ответ на него в словах, сказанных Агноном о Бубере: «Также и первые рассказы Бубера требуют критического к себе отношения. Есть среди них такие, что навеяны временем, и такие, что проникнуты духом чужого народа. Такими ветрами не веет от крыльев херувимов» (из статьи «Для тех, кто должен бы был знать Бубера, но не знает его. Мартину Буберу, достигшему славы», опубликованной в сборнике «Сам себе», 2000, с. 257). О дальнейшем развитии темы Агноном см. ниже.

 

2

Из упомянутой выше статьи мы приведем некоторые выдержки, свидетельствующие о взглядах нашего отца на написание хасидских рассказов.

Предварю это несколькими словами Ахад ѓа-Ама из его статьи «Возрождение духа»:

«С краской стыда на лице нам следует признать, что, если мы пожелаем найти хоть какую-нибудь тень оригинальной ивритской литературы, создававшейся в тот период, мы должны будем обратиться к хасидской литературе. При всей ее несуразности она содержит некие глубокие идеи, на которых лежит печать ивритской самобытности, и содержит их значительно больше, нежели литература Ѓаскалы».

Это были его слова.

Теперь я скажу свои.

Жемчужина валялась в мусоре. Многие перешагнули через нее, многие наступили на нее. Прошел над ней Бубер и почувствовал, что она есть. Наклонился, взял и отер ее, так что она засияла великолепным своим блеском. Как засияла она великолепным своим блеском, вставили ее в венец поэзии. Жемчужина – это хасидизм. Мусор – это отрицание, которому подвергался хасидизм. Растоптать и размозжить – вот что стояло за насмешками, которыми осыпали хасидизм. Появился Бубер… и своим языком он переводил его [хасидизм] на немецкий.

Бубер не был первым на этом пути. Еще во времена Ѓаскалы, за сто лет до Бубера, нашелся преданный и чистый сердцем человек, рабби Яаков-Шмуэль Бык, разглядевший светоч хасидизма…

А за Быком появился Элиэзер Цвейфель, ученый-талмудист, из тех, кто обладает энциклопедическими познаниями. А вслед за ним – Михаэль-Леви Родкинзон. А за ним – Шимон Дубнов. А за ним – Шмуэль-Аба Городецкий, а может, Городецкий был прежде Дубнова. А за ними – Авраѓам Каѓана и рабби Ѓилель Цейтлин, Господь да отмстит за его кровь.

Что же они сделали – эти мудрецы? Рабби Яаков-Шмуэль Бык великое дело сделал – встал на защиту хасидизма, не страшась ни маскилов, ни прочих митнагедов. Рабби Элиэзер-Цви Цвейфель написал книгу в четырех частях Шалом аль Исраэль, собрав в ней выдержки из красивых хасидских историй и добрые слова в похвалу хасидизму. И когда написал? При жизни поколения, когда глаза людей поражены были слепотой и не видели они светоча хасидизма. Из-за ненависти маскилов к хасидам его заподозрили в подобострастном лицемерии…

Михаэль-Леви Родкинзон был отпрыском великих мужей, приходился сыном дочери автора книги Аводат ѓа-леви, тот же был учеником автора книги Танья. Выпускал книги с хасидскими рассказами; был служкой при цадике рабби Исраэле-Дове из Веледников и сам писал хасидские притчи. Если я не ошибаюсь, книга Адат цадиким им написана. Он написал две книги о хасидизме: Тольдот ѓа-Бешт и Амудей Хабад. Другие его поступки, которые с хасидизмом не были связаны и не были добры, здесь не место упоминать. Его книги о хасидизме и книга Амудей Хабад ближе к рассказам о чудесах и деяниях чудотворцев, нежели к исследованию хасидизма.

Исследованием хасидизма занимались Дубнов и Городецкий, Авраѓам Каѓана и рабби Ѓилель Цейтлин. Дубнов собрал в своей книге как известный, так и неизвестный до той поры материал. По его книге нельзя составить представление об учении и обычаях хасидизма, да и сам автор ничего не почерпнул из материала, собранного им в ней.

Совсем другого свойства книги Городецкого, ставшие своего рода краеугольным камнем в изучении истории хасидизма. Городецкий был отпрыском цадиков и вырос при дворах цадиков. И в своей книге он приводит виденное и слышанное им, а также много выдержек из хасидских книг. Только вот выдержки, что он приводил, были на разные темы, но только не на ту, которой занимался автор. Что до того, что он слышал и видел, то тот, кто черпает не только из одного источника, преумножает знание.

Иным был Авраѓам Каѓана. Он взял хасидские сказания и превратил их в своего рода историю. Однако сказания дадены нам не для того, чтобы обращали их в историю. Если бы Каѓана был хорошим стилистом, он бы мог написать еще одну книгу для чтения. А так вышло, что привнесенное им не главное, а главное не нуждается в его дополнениях.

Иное достоинство было у рабби Ѓилеля Цейтлина. Смертью своей освятил он Имя Небес, жизнь же его закалялась в горниле хасидизма. Поэтому-то его книги близки к духу хасидизма, и хасиды их читают.

И на немецком языке у Бубера был предшественник – рабби Аѓарон Маркус, гамбургский еврей, уроженец Германии, получивший немецкое образование, он сменил ашкеназское одеяние, облачась в хасидские одежды. И не только одеяние сменил, но и душу… Рабби Аѓарон Маркус написал по-немецки большую книгу, преисполненную хасидизма, и она давала верное представление о хасидизме и хасидах, заключая в себе впечатления человека, который много времени проводил при дворах цадиков, и знал многих потомков великих цадиков, и с их слов узнавал о хасидизме. Книга это ценна с разных точек зрения, многие сборники хасидских рассказов восходят к ней, имя же автора сей книги превозносится в них так, как принято у хасидов. Однако посторонние суждения и излишние длинноты портят книгу.

Я обойду молчанием писания рабби Шнеура-Залмана Шехтера о хасидизме, ибо мне не довелось читать его книгу. Также оставлю в стороне и других писателей его поколения, выпускавших книги о хасидизме, и обращусь к писателям, ныне уже покойным, которые сделали хасидизм темой своих рассказов. Начну же с Ицхака-Лейбуша Переца, который первый обратился к этой теме и с которого началась эта литература.

Перец был большой художник и замечательные картины изображал. Однако очи его таланта не замечали ни хасидов, ни хасидизма. Идеи, буйно пробивающиеся сквозь его картины, и картины его, облекающие идеи, – ничего в них не было, что связывало бы их с хасидами и с хасидизмом. Даже обойдя все те места, где жили хасиды со времен Бешта и по сию пору, и заставив заговорить всех хасидов, вы не услышите ничего даже отдаленно похожего на то, что говорит хасид в зарисовке «Меж двух гор». А что же другие его хасидские рассказы? Изменение формы не есть создание новой сущности.

Вслед за Перецем явился Миха-Йосеф Бердичевский с хасидским рассказом… Когда Бердичевский опубликовал свой рассказ Арбаа авот (в третьем сборнике «Занимательных книжек», издававшихся Ицхаком Ференхофом в Бучаче), посвященный четырем цадикам: рабби Леви-Ицхаку из Бердичева, рабби Исраэлю из Ружина, рабби Рефаэлю из Бершади (а кто был четвертый, я не помню), то издатель был вынужден извиниться в ежемесячнике Ѓa-магид, выразив сожаление, что доставил этим рассказом огорчение множеству евреев. Однажды в чортковском клойзе нашли у меня ту книжку, в которой был напечатан этот рассказ, и бросили ее в печку на сожжение.

Раз уж я коснулся хасидских сказаний, то скажу о них кое-что. Если у истории есть первоисточник, то и читайте его, а не литературные обработки. Если же нет первоисточника и история написана поэтом, то и относиться к ней следует как к поэзии, а ежели написана она просто сочинителем, то отведите глаза свои от нее. Не умея сочинить рассказ, он пытается опереться на хасидские или народные сказания.

Также и первые рассказы Бубера требуют критического к себе отношения. Есть среди них такие, что навеяны временем, и такие, что проникнуты духом чужого народа. Такими ветрами не веет от крыльев херувимов. Однако велики достоинства последних замечательных коротких рассказов Бубера, являющих собой образец для всех, кто пишет короткие хасидские рассказы. Все они были написаны благодаря Буберу, знали ли об этом их авторы или не знали. Странно это, у многих авторов хасидизмом проникнут весь дом, но покуда не пришел Бубер, они и не знали, что это такое у них.

Рабби Симха-Буним из Пшисхи рассказывал (рассказ приводится в сборнике Элеф лайла ве-лайла, первоисточник же значительно древнее), что рабби Айзик бен Йехиэль нашел клад и построил великолепную синагогу. Как же он достиг сего? Однажды ночью приснилось ему, что в некоем месте за городом в земле зарыт клад. После того как сон сей снился ему много ночей подряд, отправился он в то место и стал копать. Шел мимо один иноверец и сказал ему: «Что ты делаешь здесь во тьме глухой ночью?» Испугался рабби Айзик бен Йехиэль, как бы тот не заподозрил его в колдовстве. Встал и рассказал тому. Посмеялся тот гой над ним, говоря: «Как же можешь ты, еврей, верить снам? Мне вот тоже снилось, что если я покопаюсь в печи в доме еврея Айзика Йехиэлева сына, то найду клад. Но разве из-за снов я стану лишать себя сна хоть на одну ночь?» Услышал сие рабби Айзик бен Йехиэль, и вернулся домой, и раскопал под печью своей, и нашел там большой клад, и посвятил его Небесам, и построил великолепную синагогу, названную его именем.

Ради чего я привел сей рассказ? Как аллегорию всех тех, кто благодаря Буберу стал копать у себя дома. Жаль мне их, ибо не удостоились того, чего удостоился Бубер.

Вернемся к жемчужине и мусору. Не всем пришлось по душе, когда Бубер поднял жемчужину из мусора. Были такие, кто смежили очи, лишь бы не видеть жемчужину, и такие, что в душе своей верили, что жемчужина по-прежнему ждет их.

Не касаясь первых, скажу несколько слов о последних. Склонившись к земле, чтобы поднять с нее жемчужину, нашли они мусор, жемчужину же не нашли, ибо Бубер упредил их. Из зависти или по глупости, а может, в силу неимоверной наивности говорили они: «Вот, мы нашли ее, ведь вот она – в руках у нас». Было дело с одним человеком, который похвалялся передо мной, что есть у него много-много хасидских рассказов, и поскольку был он из хасидов, я пошел к нему, думая: «А вдруг правда?» И что нашел у него? Замену названий и измененные версии рассказов, лучшие из которых были написаны Бубером отличным стилем, с какой стороны ни гляди.

Я немного углубился в эту тему из-за урока, что в этой сказке. Есть люди, которые, прочитав красивый рассказ, думают, что и они могли бы так написать. И пишут, а выходит лишь бледная тень.

Как мы уже говорили, Бубер стоит у истоков всех коротких новелл, которые ныне, в дни расцвета хасидизма, заполняют целые книжные шкафы. Сердце же они не наполняют.