Сначала им овладело недоумение, потом свою арену занял гнев. Лицо принца побагровело, глаза вспыхнули, как угольки, а кулаки предупреждающе сжались.

— Что ж, в таком случае, можешь отправляться куда угодно! И поверь мне, никто даже не вспомнит о тебе, и ты можешь не возвращаться! — ядовито зарычал он. — По тебе не будут скучать даже по ночам!

Я сердито развернулась и слишком спешно покинула кабинет, звучно хлопнув дверью. Слова принца поразили точно в сердце лучше, чем это могла бы сделать стрела самого лучшего в мире лучника. Наконечнику негде завязнуть — остались лишь осколки.

Боль превышала все те ощущения, что когда-либо причиняли страдания. Нет, принц не разбил мне сердце, он уничтожил всю меня. Будто под напором его слов сминались мои ребра, осколками впиваясь в вопящее от ужаса сердце. Это был истинный ужас в своем проявлении, я понимала, что испытывала к принцу нечто большее, чем чувство долга. Зачем в напутствие он произнес такие слова?

Я ошибалась в Силенсе. Теперь достаточно ярко предстал его образ перед глазами, но я зажмурилась, чтобы не дать волю глазам. Воспоминания терпкого вкуса его губ и силы рук безжалостно впивались в мой мозг, оставалось лишь безропотно терпеть. Но что за удовольствие, знать, что тебя предали и не будут ждать? Теперь я вряд ли вернусь в Дейст. Этот мир не для меня. Он решил вышвырнуть принцессу, как непоседливую курицу-наседку.

Мои шаги гулко отдавались в пустой груди, воля и поддержка моих волков не дали сломаться под напором самых отвратительных и ужасных эмоций, когда-либо испытываемых мною. Жар полуденного солнца неприятно обжег кожу, я поморщилась и уверенно направилась к конюшням. Последний раз прижавшись лбом к своему жеребцу, я взяла заплечную сумку, пристегнула к портупее меч и нож, пристроила лук и вышла наружу.

На меня удивленно смотрел Бииблэк, который раздавал приказания стражи, застыв на полуслове. Карие глаза блестели недовольством, но я не остановилась попрощаться, размеренной походкой направляясь к воротам. Как только стражники оказались за моей спиной, я прибавила шагу, чтобы поскорее скрыться в спасительной роще, ну или хотя бы исчезнуть из обозрения обитателей замков. Кровь оглушительным звуком отдавалась в моей пустой, будто замороженной голове, несмотря на то, что надо мной безжалостно палило солнце. Пыль быстро проникла в горло, но я упрямо шагала вперед, надеясь, что только так сумею избавиться от боли там, где раньше было сердце. Осколки ребер упирались в пустоту.

Ниллица неожиданно прижалась к моей ноге, я испуганно вздрогнула. Нет, меня напугала не волчица, а то, что ее могут заметить из замка. Но до нас не долетели испуганные крики, даже гул голосов куда-то отодвинулся. Я резко остановилась и обернулась — Дейст лежал далеко позади, а я в горячке все шла и шла по раскаленной вытоптанной дороге. Алди бежал впереди, периодически оглядываясь и проверяя, поспеваем ли мы за ним. Волчица бережно толкнула ногу, подгоняя идти вперед. Я как в тумане двинулась от ее понукания, до сих пор не осознавая, где нахожусь и что делаю.

Я очнулась на берегу той самой реки. Странные голоса не обступали со всех сторон, зов в шраме больше не беспокоил, напоминая только о полученной ране, а вода сейчас не казалась такой темной и опасной. Передо мной плавно текла самая обычная река в герцогстве Дейст. Близость воды смягчала горячий воздух первого летнего месяца, я опустилась на сочную зеленую траву на берегу, стянула сапоги и опустила ноги в реку. Приятная прохлада тут же охватила меня. Наклонившись, я сполоснула лицо и только теперь сумела действительно соображать.

Переплывать реку придется, но как сохранить мои вещи сухими? Я задумчиво провела рукой по волосам, стараясь отыскать единственно правильное решение. Ниллица зашла в реку по брюхо и довольно нежилась на солнышке, а Алди не решался к ней присоединиться. Серая шерсть намокла, сменив свой цвет к более темному, но волчицу это явно не беспокоило. Блестящая рыбина завлекла ее внимание, плавая перед носом, раздразнивая охотничий инстинкт. Алди недоверчиво косился на реку, прежнее знакомство с ней не оставило положительных эмоций, поэтому волк стоял на твердой, пусть и влажной, земле.

Поразмыслив, я стянула с себя рубашку и штаны, оставшись в одном белье, постоянно оглядываясь по сторонам, но никто и не думал наблюдать за мной. Взяв заплечную сумку в руки, я вручила Алди в зубы лук, постаравшись, чтобы волк не сильно повредил его, перехватила поудобнее меч и вошла в реку по колено. Прохладная поначалу вода обожгла ледяным холодом, но контраст окружающего жара помог стерпеть это досадное ощущение. Заметив наше движение, волчица радостно плюхнулась в воду и загребла лапами, распространяя от себя причудливые полукруглые волны.

Вода подобралась уже к моим бедрам, но я все еще надеялась, что удастся перейти реку, а не переплыть, потому что на вид она выглядела не такой уж и глубокой. Алди упорно плыл возле меня, держа голову над водой и фыркая потому, что лук мешал ему дышать по нормальному. Ниллица уже топталась на противоположном берегу, раздраженно дергая влажным хвостом. Ее мокрая шерсть успела распушиться от горячего воздуха, и в этот момент моя волчица походила на породистую горную собаку, чем вызвала мою искреннюю улыбку. Боль, которая своими корнями уходила в слова Силенса, отступила на второй план.

Обжигающий холод коснулся моих плеч, вызвав опасение, но я упрямо шла вперед, едва справляясь с течением вокруг себя. Алди не вытерпел моего медленного темпа и уплыл вперед, обдавая пенистыми брызгами из-под своих лап. Сердито морщась, я отплевывала воду и продолжала идти. К моему облегчению, река скоро начала спадать. Я вышла на берег с сухой заплечной сумкой, и довольная собой, положила ее в траву.

Ниллица жалобно скулила, я пугливо оглянулась вокруг. До нас доносился запах костра и отчетливый мужской говор, мои внутренности стиснула ледяная змея, и холод речной воды не сравнить с этим морозным страхом. Стоянка находилась совсем недалеко, я старалась двигаться бесшумно, подняла свою сумку и скользнула в кусты. Конечно, редкие заросли и невысокие деревья нельзя назвать безопасным убежищем, но, по крайней мере, под их защитой я сумела переодеть белье и надеть свою пыльную одежду — у меня не так много комплектов, чтобы можно было так расточительно пользоваться чистой сменой. Кожа неприятно зудела от сухости песка, но я ничего не могла поделать. Вернувшийся Алди понуро опустил голову — он не нашел обходного пути, придется идти навстречу стоянки неизвестных людей. Поправив волосы, для надежности проверив, легко ли меч выходит из ножен, я осторожно вышла на дорогу.

Каждый мой шаг давался с мучительным трудом, я боялась невидимого врага, но все равно продолжала свой путь. Влажные от плеч волосы странно шлепали по спине, разбрызгивая капельки по пыльной дороге. Говор мужчин стал различимее, а аромат жареного мяса разбудил мой не такой уж и сильный голод. Очередной поворот окончательно лишил нас защиты деревьев.

На поляне, которая ровным склоном спускалась вниз, южнее от дороги расположился небольшой лагерь. Костер весело трещал, его окружали пятеро мужчин, на вертеле крутился небольшой лесной поросенок, от него-то и распространялся запах. Мужчины громко смеялись и перекидывались громкими шутками, но как только я ступила за поворот дороги, голоса смолкли. На меня устремилось пять пар глаз, приводя в замешательство. Ниллица и Алди ступали по правую и левую руку от меня, но все равно чувство незащищенности предательскими клешнями вцепилось в мой мозг. Я нервно сглотнула и, стараясь не смотреть на путников, пошла вниз по дороге. Нас остановил заливистый свист.

— Куда спешишь, красавица? — грубо спросил один из них, поднимаясь с примятой травы. Желтая улыбка виднелась сквозь космы черной грязной бороды.

— Оставь, Лонк! Пусть идет своей дорогой, — предупредил его спутник, с тревогой поглядывая на двух массивных волков.

— Шавок испугался, Жундо? — расхохотался третий долговязый громила с безобразно вывернутой наружу верхней губой.

— Это волки! — обиженно отозвался названный по имени Жундо. Четвертый, рыжий парень, самый юный из всей компании, напряженно поджал губы. Видимо, знал, чем обычно заканчиваются подобные разговоры.

Из их толпы выступил пятый — крупный, широкоплечий, слегка подплывший жиром мужчина. Зубы цвета слоновой кости виднелись в нехорошей ухмылке, а большая, похожая на непропорциональный кочан капусты голова блестела в солнечном свете.

— Цыц! — прикрикнул он и повернулся ко мне. — Леди не хочет разделить с нами скромный завтрак?

Я положила руку на холку более крупного, нежели Ниллица, Алди. Волк предостерегающе зарычал, главарь отпрянул в сторону.

— Нет, благодарствую за приглашение, путник, — максимально вежливо ответила я и отвернулась.

Мною было сделано два шага.

— А ну стоять! — заревел надрывный голос лысого.

Рык Ниллицы слился со звуком из глотки Алди и моего собственного горла, я повернулась к своим возможным обидчикам. Слившись в этот момент со своими волками, я стала не менее опасна, чем обычный хищник. Рыжий парнишка смертельно побледнел.

— Ты мне не все сказал? — Рука инстинктивно легла на рукоять меча, которая приятно охладила вспотевшую от волнения и жары ладонь.

— Да! — дерзко отозвался главарь банды, так я решила. — Не сопротивляйся, тогда тебе не будет больно!

В тот момент я не испугалась, меня посетила одна странная мысль. Даже не выйдя за пределы герцогства Дейст, я уже умудрилась попасться в лапы бандитам, что же тогда может ожидать впереди? Но если ответ оставался неясным, то рычание волков давало о себе знать.

— Поделом тебе, Крюк! — крикнул Лонк, первый обратившийся ко мне. Главарь не отреагировал на свое имя, продолжая прожигать своим неприятным взглядом черных глаз.

Алди припал на задние лапы, когда лысый мужчина сделал несколько шагов к нам навстречу, губы Ниллицы поползли вверх, обнажая клыки. Крюк остановился, вздохнул и опять начал приближаться. Теперь утробный рев волков не был предупреждающим, он давал последний шанс на бегство. Но глупец им не воспользовался.

Волк прыгнул на него, как когда-то на воина Красной страны, и повалил на землю, но теперь был менее милосерден. Опасные челюсти сомкнулись на шее, Крюк захрипел, захлебываясь кровью, и почти сразу же притих. Алди с отвращением разжал челюсти и спрыгнул с трупа, возвращаясь к моей ноге.

— Сделайте хоть шаг ко мне навстречу, и вас ждет аналогичная судьба, — предупредила я и, не оглядываясь, поспешила прочь от ненавистного вида смерти. Меня знобило.

Лицо мертвого Крюка возвращалось ко мне и возвращалось, теребя и без того кровоточащую душу, а черная морда Алди усиливала отрицательное впечатление этой стычки. Теперь не находилось причин быть неуверенной в своих волках, которые с легкостью отдадут за меня свои жизни. Я благодарно погладила волка по голове, все еще не чувствуя собственных рук и ног, двигаясь просто по привычке.

Дневной жар уже не тревожил, ведь холод пустил свои корни внутри, а этот досадливый дискомфорт просто смехотворен в сравнении с тем, что творилось сейчас в моей голове. Я категорически отказала себе в просьбе поговорить с Роупом. Еще не время, убеждала я себя, хотя моя душа требовала человеческого участия. Нилли тревожно смотрела на меня, бегущая впереди и высматривавшая дорогу, а однообразный пейзаж заставил заскучать.

Мимо мелькали деревья и кусты, с каждым пройденным длинным переходом они становились все гуще, пряча нас в своей спасительной тени. Я предположила, что мы до сих пор на территории Дейста, хотя полной уверенности в этом не нашлось. Ведь в единении с волками я проходила гораздо больший путь, чем смогла бы себе позволить в одиночестве. Вот теперь, когда мой взгляд блуждал по кронам тянувшихся ввысь дубов, я мечтала навсегда остаться с Нилли и Алди.

Когда над нами сгустились сумерки, я только и думала о привале. Ноги неприятно зудели от долгой и монотонной ходьбы, желудок отчаянно требовал пищи, а пересохшее горло выпрашивало хоть глоток воды. Я осторожно смочила пересохшие губы, языком пробуя живительную влагу. Я экономила свои запасы воды, ведь кроме реки нам пока не встретился ни один источник, пригодный для того, чтобы наполнить мех. Я проклинала свою недальновидность, но тяжесть заплечной сумки к концу дня разубедила в том, что одного меха мало.

Волки отправились на охоту, а я ходила неподалеку от полянки, которую мы выбрали для ночлега, и разыскивала топливо для костра. Сухих веток тут нашлось в достатке, поэтому совсем скоро огонек ловко занялся на их поверхности. Я сразу же расстелила на земле толстое шерстяное одеяло неподалеку от пяточка света, ведь темнота уже сковала лес в свои жуткие объятия. Вытащив из сумки нагретый солнцем хлеб, чуть подтаявший сыр и добрый кусок холодного мяса, я жадно набросилась на еду. Эта простая пища всегда мне нравилась больше изысканных деликатесов, которые подавали на стол королевской семье. С приятной тяжестью в желудке я растянулась на одеяле, тут же боком ощутив камень, и уставилась в ночное небо. Взгляд блуждал от одной яркой точки к другой, а пальцы ловко вытаскивали из-под одеяла неприятную бугристость.

Ниллица появилась в отсветах от костра первой, слишком довольная и счастливая. Она улеглась на землю неподалеку, от нее доносился запах сырого мяса, хотя на морде не обнаружилось и капельки крови. Алди лег возле меня, любезно предоставив свой пушистый бок для моего удобства. Я с радостью облокотилась на него и блаженно вздохнула, привыкая к ароматам костра, волков и леса. Приятная волна накрыла с ног до головы, и я плавно погрузилась в сон.

Меня разбудили тревожные звуки, но открыв глаза и резко сев, я убедилась в своей ошибке. В кронах деревьев над нашими головами просто проснулись птицы и распевали свои незатейливые куплеты. Поднявшись на ноги, я неодобрительно оглядела свои грязные штаны и решила переодеться. Порыскав немного по ближайшей роще, я нашла небольшой ручеек, где смогла освежиться и надеть чистую смену белья. Наполнив мех водой, я вернулась к нашему маленькому лагерю. Волки до сих пор устало спали.

Я заботливо пригладила вздыбленную шерсть на лбу у Алди, ощущая себя такой счастливой, что даже осколки ребер в пустоте моей груди не казались таким ужасным явлением. С волками я знала, что жива, что они никогда меня не предадут. С каким-то тяжелым одиночеством я потянулась к Роупу. Ошибка.

Парнишка перебирал пальцами свою черную веревку и что-то воодушевленно рассказывал какой-то миловидной девушке, державшей на коленях огромного Езкура. Счастливое щебетанье Роупа навело на мысль, что парень влюблен.

— Но почему я не почувствовала? — нахмурилась девушка. — Да и вообще никто этого не понял, кроме тебя?

Синие глаза Роупа заговорщически засверкали, даже побои сейчас не могли скрыть его торжество.

— Наверное, она выбрала меня! — в его глоссе прозвучало что-то большее, чем гордость.

Девушка расхохоталась, да так звонко, что я сама невольно улыбнулась. Что-то в чертах ее лица чудилось мне знакомым.

— Да, наверное, ты хвастунишка, Роуп! — сквозь приступ смеха, выдавила она.

— Я не придумывал, — огрызнулся парень. — И это не твое дело, Лимма!

— Да что ты! — но девушка старалась улыбаться не так открыто.

Роуп понурил голову, светлые локоны разметались в разные стороны, а длинные пальцы переплелись на столе. Он продолжал разглядывать свою веревку. Та вдруг неожиданно пошевелилась и потянулась к его руке. Обвив его рукав, веревка точно утонула в ткани рубашки, но я все равно продолжала ее видеть.

— Скучаешь по нему?

— Конечно, — признался парень, все еще не сводя взгляда с черной веревки.

Девушка протянула к нему свою руку и доверительно положила ее на пальцы Роупа. Теперь я не сомневалась, что это влюбленная пара.

— Он скоро вернется, — попыталась она его утешить.

— Ты не понимаешь, Лимма, это так мучительно, — простонал Роуп и неосознанно потянулся ко мне.

Парень встрепенулся, ощутив мое близкое присутствие, и бросил мимолетный взгляд в угол, где я обычно появлялась. Его удивленное лицо сказало, что он меня заметил.

— Лимма, тебе не пора к Тхину? — натянуто поинтересовался Роуп, заметно напрягшись.

— С каких пор ты выгоняешь меня? — вознегодовала девушкам, приставая, кот с недовольным ворчанием спрыгнул с ее колен.

— Что ты! — поспешил исправиться Роуп. — Просто я поинтересовался, как твой…

— Хватит, — оборвала она и обиженно хлопнула дверью.

Роуп тяжело вздохнул и повернулся ко мне, но глаза его выражали радость и торжество.

— Ты пришла! — воскликнул он, как будто это могло оказаться не правдой.

— Да, прости, что пришлось обидеть твою возлюбленную…

Меня прервал смех Роупа. Заливистый звук прокатился по комнате, и я вспомнила о голосе парнишки, похожий на голос менестреля.

— Лимма, конечно, хороша собой, — он слегка порозовел, — но она моя сестра. — Смущение относилось к его гордости за родную кровь. — Последнее время мы с ней не очень много общались, поэтому она так обиделась, — оправдался Роуп.

Его преображенное радостью лицо выглядело так молодо, что я засомневалась в его возрасте.

— Сколько тебе лет, Роуп?

— Пятнадцать, — парнишка густо покраснел, краска добралась даже до его ушей.

— О, как ты юн! — выдохнула я, вызвав очередной приступ смущения у Роупа. Он теребил свою рубаху, как будто та была виновата в том, что на нем одета. — Хотя мне тоже всего шестнадцать, — не запланировано призналась я, припоминая, что скоро исполниться семнадцать, но разочаровывать парня мне не хотелось.

— Ого! Так мы почти ровесники, — заявил Роуп, постепенно лишаясь розоватого оттенка щек. Синяки пока и не думали сходить с его стройного лица. Неожиданно для себя я заметила, что щетины у Роупа нет. Но как такое возможно? Я совершенно точно ее помню.

— Ты побрился? — глупо спросила я.

— Я? Нет, — удивился парнишка, потом его губы расплылись в лукавой улыбке. — Все-таки первый раз ты меня увидела не в истинном образе. Я хотел выглядеть старше, — признался Роуп.

Ниллица потянулась ко мне, дуновение легкой магии коснулось моего затылка, я отдалась в ее власть.

— Мне нужно идти. И еще ты обещал помочь.

Я успела заметить только короткий кивок головы, и вот уже перед глазами замельтешила взволнованная морда Алди, который лизал мое лицо огромным розовым языком. Улыбка распылалась на моем лице, но я неожиданно вспомнила о своей сестре, с которой даже не попрощалась. Милая Дикс наверняка расстроиться, когда узнает о моем исчезновении. Что ж, принц Силенс не дал мне с ней проститься, так что упрекать меня не в чем. Тяжелый вздох прогнал положительные эмоции, я устало отстранилась от Алди.

Волк обиженно дернул хвостом, но послушно спрятал язык, и потрусил вперед, чтобы разведать дорогу. Наскоро перекусив слегка помявшимися фруктами, я скатала одеяло, осторожно на дно сумки уложила грязную одежду, затоптала черные угли и отправилась по волчьему следу.

К полудню однообразные пейзажи сменились на новые живописные картины, мы с волками ступили на землю Рийвэра. Удушливая пыльная жара отступила, предоставляя место тяжелой влажности, которая почти ощутимыми каплями воды висела в воздухе. Зелень здесь окрасилась в густые темно-зеленые краски, трава высоко поднималась до пояса толстыми сочными стеблями, а макушки деревьев едва различимые в вышине, словно касаются верхними ветками облаков. Массивные, покрытые мхом стволы лиственных деревьев создавали подобие живого туннеля, по которому и вилась наша дорога. Сухой песок сменился влажной, но не утоптанной землей, поэтому идти стало сложнее. Я не знала, куда приведет этот путь, но подчинялась совету Роупа — слушала свое сердце, и оно показывало мне именно эту дорогу.

Легкие благодарно отозвались на мягкий, пусть и влажный воздух, щеки, горевшие от прямых лучей солнца, похолодели, а волки перестали двигаться, как замороженные мухи, бодро вздыбив шерсть на загривках. Несмотря на жуткую грязь под ногами мы начали двигаться быстрее, мне отчего-то хотелось как можно скорее закончить это путешествие. Глаза, привыкшие к палящему солнцу, с удовольствием скользили по мощным веткам, в листве которых рассеивались стрелы золотистого света. Легкий полумрак лежал впереди, обхватывая корни и высокую траву, но приятная мгла только радовала — долгожданное спасение от жары. В кустах лениво копошились зверьки, по запаху мыши, но слишком крупные, я удивленно пожала плечами. Может, плодородные земли кормят их лучше, чем просторы Дейста? Волки приободрились предстоящей вечерней охоте, а я брела за ними, вслушиваясь в музыку чваканья грязи, шелеста листьев и протяжного гула длинного природного туннеля.

Через некоторое время туннель стал темнеть, лучи солнца с трудом пробивались сквозь густые ветви и листву, но влага в воздухе продолжала тяжело висеть, согревая со всех сторон. Моя одежда быстро промокла, и я поминутно морщилась, моля Лайта, чтобы природа оставила заплечную сумку в сухости. Меня не прельщала перспектива спать на влажном одеяле и есть мокрый хлеб. Раздражение мое нарастало с каждым шагом, с каждым шлепком красноватой грязи. Птицы постепенно смолкали, их трели не лились уже бесконечными ручьями, ветерок прекратил тревожить листву, на природный туннель из деревьев медленно опускался вечер. Давно идущая по полумраку, я не сразу заметила наступление сумерек, хотя и ноги гудели, как потревоженные пчелы. Волки нетерпеливо бегали взад-вперед, я принюхалась, ощущая волчьим обонянием опустившийся вечер.

С трудом продираясь через ветвистые кусты, я кое-как нашла более-менее расчищенное от деревьев место, и начала торопливо приминать высокую траву. Сочные стебли неохотно ломались под моим напором, а волки уже умчались на охоту. В тяготящем одиночестве я отыскала веток, конечно же, почти только сырых и с превеликим трудом разожгла костер, над которым подвесила котелок с водой. Сегодня я решила побаловать себя горячим чаем.

Я с остервенением выдирала траву, чтобы разложить одеяло для ночлега, но ее края лишь резали мне пальцы, вызывая неприятное жжение. С трудом очистив немного поверхности, посетовала на влажную землю. Расстелив одеяло, я со вздохом опустилась на него, сжимая в руках горячую походную чашку с пахучим брусничным чаем. Сладкий отвар приятно смягчил горло и успокоил нервическую дрожь.

С сожалением выкинув в кусты пропавшее мясо, я покрутила в руках кусок прелого хлеба, закинула его в рот, сопроводив маленьким кусочком оставшегося подтаявшего сыра. Концом моей трапезы стало прекрасное кислое зеленое яблоко, абсолютно никак не изменившееся от трудностей пути. Подбросив влажного хвороста в костер, подождала, пока он разгорится, и свернулась на своей импровизированной постели калачиком, подложив под голову заплечную сумку.

Возможно, я дрейфовала на грани сна и бодрствования, перед глазами плясали тонкие язычки оранжевого пламени, скакали искры. Неожиданно появлялось лицо принца, потом вновь сознание обретало силы, над головой кружилось темное ночное небо, то хмурый Бииблэк за что-то меня отчитывал, то опять я видела черные стебли, и так без конца и края. Время тянулось бесконечно долго, а Нилли и Алди все не возвращались. Я присела и подкинула топлива в огонь, потому что влажная ночь отдавала прохладой, все-таки густые ветки пропускали не достаточно света, чтобы прогреть мокрую землю основательно.

Спина протестующе заныла, когда я во второй раз за ночь растянулась на одеяле. Затылок приятно холодила импровизированная подушка, я попыталась расслабиться, но у меня плохо получалось. Вдруг я почувствовала, как вокруг ноги что-то обвивается, металлическим прикосновением смыкается вокруг нежной кожи. Дрожь пробила тело, но пошевелиться не удалось. Я с ужасом и отчаянием ощущала это скользкое ледяное тело, наплетающее узоры сначала на лодыжке, потом к голени и все выше и выше. Когда холодная жирная нить подобралась к бедру, мое горло исторгло крик, но звук вышел смазанным и невнятным. Я отчаянно заколотила руками по земле, но не могла дотянуться до отвратительного нечто. А змея неизвестным мне способом переползла по коже к моему животу и, тошнотворно скрежеща, обматывалась вокруг талии. Теперь я боялась даже пошевелиться, даже сделать мимолетный вздох. Металлическая гадюка обвила меня с ног до головы — так показалось, и все стискивала в своих ледяных и пугающих объятиях. Когда ее голова коснулась моего шрама, я стиснула зубы, приготовившись к ужасной смерти от змеиного яда. Но толстая нить только стискивала меня, мешая дышать и рассуждать здраво, а холод металла и мерзкая слизь сводили с ума своим противным прикосновением.

Я резко села, тяжелые вздохи сотрясали и без того трясущееся тело. Холодный пот заливал глаза, тяжелыми каплями срываясь на колени, туго обтянутые кожей штанов. Проведя рукой по лбу, шее и бедрам, облегченно вздохнула, сетуя на ужасный сон. Но он показался мне настолько реалистичным, что лед металлической змеи до сих пор холодил мою ногу.

Тут из кустов, наконец, появился Алди, заразительно зевнувший. Он по привычке подпер своим боком меня с левой стороны, и я с благодарностью прижалась к теплой шерсти. Вздрогнув от прикосновения Ниллицы, еще больше расслабилась в тесных объятиях двух волков.

В эту ночь наши сознания стали единым целым. Я делила их яркие и живые сны об охоте, просторе и мягкой земле под лапами. Ветер шевелил шерсть между ушами, нёбо щекотал запах дичи, сердце рвалось прочь из груди, навстречу бескрайним просторам, полных охотничьих угодий. Я мчалась, как дикий хищник, приобретя форму волка в их ярком, живом сне. Мои лапы тяжело ударялись о земли и приминали траву, мой хвост распушался, мой язык ловил самые мимолетные запахи, янтарные глаза видели каждое мелкое движение. Забыв о том, кто я есть на самом деле, в ту ночь я целиком и полностью преобразилась в волка, разделив с Нилли и Алди всю полноту их настоящей жизни.

Меня разбудил прохладный ветерок, сумрачный свет едва пробирался на маленькую полянку, но по четкому запаху грозовой тучи, я поняла, что собирается дождь. Поспешно собравшись, почти не поев, мы отправились в путь. Дорога и так предстояла нелегкая, но земля может еще больше размякнуть от дождя. Суетливо оглядываясь, я нашла выход из кустарниковой рощи высотой в человеческий рост, мои ноги звонко зачавкали по слякоти.

Мысли то и дело предательски обращались к Дейсту, но я это объясняла не принцем, а моим любимым Шудо. Но каждый раз приходилось сокрушенно себе признаваться в том, что судьба Силенса интересует гораздо больше, чем душевное состояние вороного жеребца. Но как не были сильны мои попытки, достучаться к его Королевской магии, к сожалению, это не удавалось. Я постоянно натыкалась на что-то, но не совсем осмысливала эти стычки, списывая все на свою неопытность. Магия черпала мои жизненные силы, но я упрямо билась в стены Силенса, в жажде прикосновения к нему, хотя бы мысленно.

Во время одной из таких попыток на меня накатила невообразимая человеческой фантазией сила. От удивления я осела на дорогу, неприятно плюхнувшись в грязь, но решительно этого не замечая. Чье-то огромное, просто бескрайное сознание коснулось меня, точнее это я, по своей неумелости вместо принца Силенса наткнулась на это невероятное нечто. Существо едва ли не поглотило меня, но, вовремя спохватившись, я с усилием закрылась от всякого вторжения Динео, спасаясь трусливым бегством. Я до сих пор задыхалась от сильнейшего контакта, опасаясь даже подниматься на ноги, потому что голова предупредительно кружилась, а темно-зеленая листва вокруг превратилась в единую размазанную кляксу. Кое-как приведя свои истощенные силы в порядок, опираясь о холку Алди, с трудом встала, ощущая себя новорожденным котенком, впервые пробующим свои лапы.

Мир для меня стал таким же удивительно новым, как и способность ходить. Надобность же делать вздохи вообще выглядела абсурдной, но Ниллица с тревогой убедила, что в противном случае я просто умру. С нескрываемым энтузиазмом я оглядывалась по сторонам, словно мои глаза никогда в жизни не видели зеленых листьев, грязи и серых волков. Воспоминания и знания возвращались постепенно. В чистое сознание вливалось все то, что было насильно отобрано этим огромным существом. Я с детским страхом принимала назад то, что по праву принадлежало мне. Когда в меня ворвалось воспоминание о чувствах к Силенсу, я с усилием попыталась вытолкнуть их назад, но любовь к принцу гноившейся занозой засело в моем постепенно крепнувшем после его предательства сердце.

Путь стал первой тропой в жизни, в этом пытался убедить меня мой разум, но когда я вновь превратилась в целостного и помнящего свое прошлое человека, категорически отмахнула эту мысль в сторону. Пустой желудок болезненно сжимался от подступающего голода, но я упрямо шла вперед потому, что инстинкт тащил туда, где, по словам Роупа, была моя судьба.

Вспомнив о парнишке, я безрассудно потянулась к нему, окончательно позабыв прикосновение огромного сознания. После долгого пути в компании волков человеческое общение стало необходимым атрибутом кончившегося дня.

Впервые я застала Роупа не в его доме. Парнишка сидел на травянистом склоне, подтянув колени к подбородку, и загадочным взглядом блуждал по просторам. Но я не видела ничего, кроме парня и кусочка холма, который он занимал. Все остальное проваливалось черную тень.

— Роуп, — позвала я. Парнишка со счастливой улыбкой повернулся в мою сторону и вдруг побледнел. — Что такое?

— Ты… — он запнулся. — Теперь вместо цепи нечеткие очертания. Просто силуэт, который мог бы принадлежать абсолютно любой девушке, — прерывисто сказал мне парень, не сводя глаз с меня. Я чувствовала себя неуютно под его взглядом — ведь он меня никогда не видел воочию.

За его спиной сияла луна, я отметила, что там, где был Роуп, уже наступила ночь. Тихий ветер трепал траву и его светлые волосы, розовость щек была невидна под тенью постепенно меняющих цвет от синего к лиловому синяков.

— Может быть, ты просто знаешь, что я девушка, и пытаешься придать мне привычную форму? — мягко предположила я, усаживаясь рядом с ним на траву. Парнишка вздрогнул, ведь я быстро училась управлять своими мыслями, пока ноги несли мое тело дальше по дороге. Ниллица поняла, что я собираюсь делать, поэтому удержала кусочек сознания в теле, позволяя мне двигаться.

— Вполне, — покорно согласился Роуп, он машинально почесал заживающую щеку и тут же поморщился.

— Кто это сделал? — осторожно спросила я, опасаясь задеть чувства моего странного друга.

— Круэл, — спустя некоторое время все-таки ответил Роуп. — При помощи магии, конечно, — поправился он, услышав мой удивленный вдох. — Правда, на большее она не способна. Поэтому использовала меня, чтобы притянуть тебя к нам.

— Глупая она, — саркастически заявила я, мысленно составляя образ Круэл. Жестокая, честолюбивая и эгоистичная хамка. Наверное, так.

Роуп выдавил из себя слабый смешок.

— Давай не будем говорить о Круэл? — застенчиво попросил он, я задумчиво кивнула, забывшись о своем образе в его глазах.

— Конечно. Расскажи мне лучше о себе, Роуп.

— Я…

Парень серьезно задумался, положив подбородок на подтянутые колени, руки обхватили ноги, поза его выглядела до боли детской.

— Даже не знаю, что тебе можно рассказать.

— Ты не хочешь мне доверять?

— Нет, что ты, безымянная, я не желаю соблазнять твою душу, рассказывая об этом месте. Просто… я почти не помню своей прошлой жизни. Сюда я попал почти мальчишкой. Оборванный и голодный я пришел в такое место, которое сумел назвать настоящим домом. Память моя начинается с восьми лет, безымянная, и начинается она здесь. — Он широко обвел рукой вокруг себя, немного откинувшись назад и распрямив ноги. — Ах да, ты видишь только меня, — он заговорщически улыбнулся.

— Это неприятно, тем более я сейчас иду сюда, — протянула я.

— Идешь? — парень встрепенулся. — Но как?

— Моя волчица отвоевала кусок сознания, который остался там, так что я в полглаза наблюдаю за раскисшей дорогой и туннелем из деревьев, — не скрывая, пояснила я, не видя в этом ничего предосудительного.

— Занятно, — протянул он, в своей странной манере потирая подбородок, но тут же отдергивая руку от непривычного синяка. — Как же я не люблю эти физические увечья, — пожаловался Роуп.

— А кто-нибудь их любит?

— Тебе еще повезло, ты девушка, — продолжал сетовать парень. — Никогда не испытывала боли от ран.

Шрам в груди неожиданно отозвался протестом, словно пытаясь убедить Роупа в том, что мое тело испытывало некоторую боль.

— Это не сравнить с теми страданиями, что ты причинял мне магией, — сказала я, не обращая внимания на его странное высказывание.

— Наверно, — он пожал плечами. — Значит, остальные не врали?

— О чем? — не поняла я.

— О том, что пытались тебя притянуть, разжигая боль в шраме?

Я сглотнула. Мне до тошноты не хотелось обсуждать эту тему с Роупом. Я испытывала к парню какое-то доверие и подобие дружбы, нас даже связывало нечто большее, чем просто человеческие отношения. И этим была моя клятва. Благодаря обещанию Роуп обрел вес в своем обществе, но если я не исполню своих обязательств, то парнишка попадет в большую передрягу.

— Да, это правда, — с усилием выдавила я охрипшим голосом.

— Ты… тебе больно вспоминать? — испугался парень. — Прости, я не хотел, — честно смутился он.

— Ничего, — я постаралась, чтобы ответ прозвучал беззаботно, но это оказалось непосильной задачей.

Роуп насупился, злясь на самого себя. Я внимательно вглядывалась в него, с каждым новым контактом с помощью Динео замечая в нем новые подробности. Теперь казавшиеся тощими плечи немного раздались, жидкие волосы стали гуще и чуточку темнее, глаза напоминали мне о сапфирах. Руки парня лишились женственности, длинные пальцы перестали быть изящными. Передо мною сидел совершенно новый для меня человек — парень, превращающийся в мужчину.

— Просто это случилось не так давно, — тяжело сказала я. Сердце пропустило два удара перед следующей фразой. — И шрам несколько обезобразил меня. — Слова колючками впивались в мою кожу.

Парень вскочил на ноги от возмущения, на лице появилась маска непонимания и даже злобы.

— Этого не может быть! — воскликнул он. — Ты такая добрая! Какой-то шрам не мог тебя испортить! — кричал Роуп.

— Что ты так разволновался? — удивилась я, наблюдая за сменой эмоций на его лице.

За возмущением последовало смущение, потом непонимание и, в конце концов, успокоение.

— Да ничего, безымянная, — отозвался он, возвращая себе позу на примятой траве. — Может, я когда-нибудь тебе расскажу.

Моей кожи коснулся прохладный ветерок, Ниллица обеспокоенно тыкалась носом в ладонь, тщетно пытаясь сообщить мне, что пора обустраиваться на ночлег. Я с сожалением посмотрела на Роупа.

— Мне пора.

— Уже? — расстроился парень.

— Да и ты среди ночи не разгуливай, — отчитала его я, точнее, попыталась это сделать.

— Я ждал тебя, — признался он. — Причем не в мысленном образе, я смотрю на дорогу, — пояснил Роуп, указывая пальцем в черную пустоту перед моим взором.

— Ты думаешь, я приду так скоро?

— Нет, но все равно продолжаю тебе ждать. Ведь я сказал всем остальным, что ты придешь, но никто из них не поверит, что мы общаемся с тобой посредством мысли. Они не верят мне, — он фыркнул. — Ну и пусть.

— А Лимма?

— Она вообще… — парень замялся. — По-моему ты собиралась уходить? — робко напомнил он. Я невольно улыбнулась.

— Да, до встречи, Роуп.

Парень странно улыбнулся и лишь кивнул на прощание, а мое сознание целостно вернулось в тело. Усталость огромным булыжником навалилась на мои плечи. Рубашка неприятно липла к влажному телу, а глаза закрывала мокрая челка.

Нелегкое и загадочное путешествие продолжалось.

Так прошло около трех дней. Мы с волками тяжело, но в едином темпе передвигались по живому туннелю, останавливаясь только на ночлег. Однажды мне даже удалось отыскать ручеек и постирать одежду забрызганную грязью. Даже мои чистоплотные волки выглядели не лучше, чем бездомные собаки. Настроение с каждым днем все ухудшалось, а с Роупом я старалась не говорить, ведь Динео просто напрочь высасывал мои силы, так что не стоило рисковать.

Из запасов еды осталось только сушеное мясо и черствый хлеб. Стараясь не обременять своих волков, я довольствовалась этой скудной пищей, иногда отыскивая в буйных зарослях съедобные коренья. Ягоды еще не подошли, кончался только первый месяц лета, поэтому приходилось обходиться тем, что было под рукой. Постоянное движение и небогатый рацион быстро лишили меня излишков веса, которые я набрала, постоянно находясь в своем зале за письменным столом. Наверное, я даже стала стройнее, чем когда-либо была, а ноги быстро привыкали к постоянной ходьбе, восстанавливая долголетний опыт. Теперь наш путь приближался к своему логическому завершению быстрее, чем когда мы шагали по просторам Дейста. Но мое сердце продолжало тянуть нас вперед, так что о близком конце, даже о сне на обычной кровати, я пока что даже запрещала себе мечтать. Путешествие такое привлекательное во снах на деле вышло неблагодарной работой.

Когда мы, наконец, покинули живой туннель, мое душевное состояние оставляло желать лучшего, ведь сердце беспрестанно тянулось к принцу. Мой муж никогда не допускал меня к своему сознанию, не специально или намеренно — знать мне не дано. Но даже если я использовала Динео, то он безуспешно ударялся о глухую стену непонимания и отторжения. Силенс стал для меня далек, как когда-то моя семья. Если между нами что-то и осталось, так только долг.

Когда за нашими спинами сомкнулся живой туннель, мы с волками медленно перешли границу Йелоусанда, покинув Рийвэр, и чутье подсказывало, что теперь мы находимся на территории чужой страны. Но рассудок жгуче напоминал нам о важной миссии, так что даже возможность стычки с пограничным патрулем не оказала должного влияния на нашу сознательность. Я лишь мельком смогла оглядеть просторы Йелоусанда, «голые перчатки» из которого красовались на моих руках. Теперь они стали неотъемлемой частью моего туалета, хотя одежда не отличалась особым разнообразием. Пара кожаных и тканевых штанов, сапоги, да рубашки в компании легких туник. По ночам я замерзала, а днем умирала от жары, так что не могла с уверенностью сказать, что одежда радовала в этом путешествии.

Вскоре дорога превратилась в дикую тропу, и мы начали продираться сквозь многочисленные заросли. Мой нож очень пригодился, когда на пути неожиданно вырастал какой-нибудь огромный, ветвистый и колючий куст, который обойти не находилось возможности. Рубашки заметно поистрепались после путешествия сквозь колючки, да и кожа обиженно жаловалась на острые шипы, чешась под палящим солнцем. После приятной влажности живого туннеля летний зной представлялся настоящей пыткой, а жажда мучила практически ежеминутно. Единственное, о чем я мечтала, шагая по дороге, так это об огромной полноводной реке, где могла вдоволь искупаться и постирать грязную и потрепанную одежду. Сейчас я походила скорее на нищую путешественницу, нежели на принцессу династии Предназначенных.

Пограничные отношения этой чужой страны с Йелоусандом остались далеко за спиной только на пятый день пути по сухой нехоженой тропе. Теперь откуда-то с юга доносился влажный воздух, и над нами шумно заходили пузатые тучи. Радости нашей не было предела.

Отыскав огромное с раскидистыми корнями дерево, я спрятала там свою заплечную сумку, вытащив оттуда всю грязную одежду и мыльный корень. Нам с волками крупно повезло — мы набрели на реку, достаточно глубокую, чтобы можно было временно сделать из нее ванну.

Положив одежду на каменистый берег, я разделась и решительно вошла в воду. Вздох наслаждения безропотно сорвался с моих губ, и я сделала еще несколько шагов, погружаясь глубже. Когда нежные волны ласкали мой шрам на груди, опустила голову, смачивая волосы, и начала яростно натирать себя мыльным корнем. Течение уносило с собой грязные, почти черные воды, но я не замечала этого, наслаждаясь самим процессом очищения. Выбравшись на берег, на влажное тело я натянула единственный сухой котт и принялась за стирку. Когда мои рубашки только намокли и коросты засохшей грязи кое-как начали отставать от ткани, небо извергло из себя дождь.

Ничуть не смущенная хлеставшими меня плетями теплого летнего дождя, я продолжала стирать, радуясь тому, что подумала спрятать свою сумку. Одеяло для постели останется сухим, да и есть вымокшее сушенное мясо меня не прельщало. Отстирав одежду настолько, насколько это было возможно в прохладной речной воде, совершенно мокрая, я распрямилась, наблюдая, как тучи медленно уползают в сторону. Скорее всего, землям Йелоусанда сегодня повезет омыться влагой.

Тщательно встряхнув кусты от капель воды, на нижних ветках я развешала свою одежду, надеясь, что к утру хоть что-то просохнет и пошла к дереву, под которым спрятала свою главную ценность. Серебряный кулон, подаренный Силенсом, оставался в Дейсте, сорванный в порыве злости на мужа. Я с трудом разожгла костер, огонек кое-как лизал влажные ветки, но вскоре приободрился и разгорелся в полную силу. Над моей головой медленно выползла пополневшая луна, делая ночь почти такой же светлой, как и день. Прохладный ветерок приводил в дрожь, но я решила, что лучше быть чистой и замерзшей, чем грязной, но согревшейся.

Из кустов слишком резко выскочил Алди и бросил к моим ногам тельце кролика. Я удивленно вздрогнула и посмотрела на волка, тот мотнул головой и вновь скрылся в густых зарослях. Мясо предназначалось мне. Вспоров брюшко, я вывалила требуху в кусты подальше от костра, освежевала тельце и проткнула толстой палкой, смастерив подобие вертела.

Запах жареного мяса возбудил во мне дикий аппетит, и я не могла дождаться, когда же молодой кролик, наконец, прожариться. Чтобы отвлечь себя от мыслей о еде, я порылась в заплечной сумке, вытащила оттуда пакетик с травами, положила на камень, который лежал на границе костра, и направилась к реке, чтобы наполнить котелок. Когда кролик зажарился, я не спешила есть, а завернула его в крупные листья щавеля и отложила в сторону. Затушив костер водой из котелка, при помощи веток с буйной листвой, отодвинула кострище в сторону и возобновила пламя. Теперь на сухой земле расстелила свое одеяло, вновь сходила до реки, поставила греться воду на чай, а сама с диким аппетитом хищного животного вцепилась в жареное мясо.

Нежный кролик стал лучшей едой, какую я ела за последнее время, и даже отсутствие хлеба и сыра не сделало его невкусной трапезой. Нежное мясо как будто таяло во рту, а запитое горячим чаем из куманики просто приводило меня в подобие экстаза. Получив от ужина массу положительных впечатлений, в почти просохшем нижнем платье, я свернулась клубочком на одеяле, поджидая своих волков. К моему счастью, Алди почувствовал мою потребность в нем и вскоре согрел своей теплой шерстью. И вот так, лежа на земле на толстом одеяле, в одной ночной рубашке, обнимая правой рукой массивную шею своего волка в приятном, давно невиданном спокойствии я погрузилась в сладкий сон.

Но когда я проснулась, мысли мои с содроганием потянулись к недавнему воспоминанию о странном кошмаре. Присутствие той ужасной змеи стало практически ощутимым, я испуганно плотнее прижалась к боку своего волка, но это не помогло. Металлический запах, даже ледяное прикосновение явились такими настоящими, что я действительно испугалась. Но как только мне удалось открыть глаза, наваждение испарилось, лопнуло, как мыльный пузырь, я глубоко вздохнула, сдабривая свежестью свой закостенелый мозг. Алди внимательно вглядывался в меня, я отвела взгляд, не выдержав этой эмоциональной силы желтых угольков. Янтарь моих глаз поймал солнечный луч, и волк без интереса отвернулся.

Я встала, ощущая некоторую скованность в районе поясницы, но, встряхнувшись, как волк, побрела к кустам, где на ночь развесила одежду. К моему удовольствию и радости рубашки и штаны подсохли, так что я нетерпеливо натянула чистую ткань на себя.

Дорога в этот день отнеслась к нам более благосклонно, нежели вчерашняя тропа, я почти не доставала свой нож, а волки свободно по очереди убегали вперед, словно без них у меня бы не вышло отыскать нужное направление. Но вело нас мое сердце, мы разделяли сознания и чувства друг друга, они стали чуть человеком, я чуть волком, но, по сути, наша связь лишь крепла. Теперь контакт с Нилли и Алди не выглядел предосудительным, когда Королевство Дейстроу лежало за спиной, но легкости моей походке это не придавало. Напротив, с каждым шагом на меня наваливался груз ответственности, но я спешила его прогнать, прикладывая попытки заменить эти чуждые мысли чем-нибудь ярким и фантастическим.

Почему-то лишь воспоминания о разговорах с Роупом могли в полной мере прогнать чувство стыдливости и отчужденности, стоило выудить из своего сознания звук его голоса менестреля, как я превращалась в свободную птицу. Парень точно станет моим другом, теперь эта уверенность не просто крепла, а прочно пустила корни в моей душе. С каждой нашей магической встречей его внешний образ менялся, но внутренний мир лишь окрашивался более яркими красками в моих глазах. Несмотря на возраст, он представал настоящим мужчиной, неспособным ударить женщину, но вместе с этим в нем еще оставалась детская наивность и доверчивость. Его синие глаза темнели с каждым разом, и я начала задумываться об их истинном цвете. Парень вызывал жгучий интерес, удовлетворить который входило в мои намерения. Мне нужен друг, человек, доверяющий мне, какому смогу и я открывать самые сокровенные мысли своего сердца. Что-то было такое в этом молодом человеке, что подкупало и заставляло верить. Может быть, я поступала глупо, но нужда в дружбе настолько ярко пылала в моей осиротевшей после предательства мужа душе, что сознание не внимало доводам здравого рассудка.

Но если я обращалась к Роупу, то мысли неизменно останавливались на черной веревке, обмотанной вокруг его руки. Загадка этого странного атрибута почему-то не давала покоя, и я напряженно пролистывала в своей памяти все знания о подобных явлениях, но натыкалась на озадаченную пустоту. Но веревка не могла быть просто прихотью парня, он жил среди людей, которые магией пытались заставить меня прийти к ним, а такое поведение говорит о многом. Или ни о чем не говорит.

Каждый день пути разжигал интерес, мне не терпелось увидеть это странное селение, в котором обитают люди, поголовно наделенные магией. Мне представлялось, что там исчезнет чувство одиночества и непохожести на других, а если со мной рядом будет Роуп, то тогда я наконец-таки обрету свое полноценное счастье. Но любовь к Силенсу не позволяла полностью погрузиться в эти сладостные мечты, болезненными осколками впиваясь в медленно заживающее сердце. Смысл того, что теперь муж для меня просто муж, так раздражал, что порой возникло желание разрубить какой-нибудь куст на мелкие-мелкие веточки. Но я сдерживала свою ярость, тренируя не только тело, но и дух.

Это путешествие дало возможность не только натренировать мое отвыкшее от физических нагрузок тело, но и усовершенствовать буйную, страстную душу. Теперь слова Энтраста не выглядели непонятными, я старалась следовать его предписании, хотя мысль о том, что король мог меня убить без всяческих колебаний, отторгала всю симпатию от этого старого человека. Но принц ведь защищал… Я поспешила выбросить его из головы и еще крепче стиснула зубы, продолжая смотреть в бесконечно расстилающуюся даль. Зов в груди пульсировал отчетливее.

Моя внутренняя погруженность в размышления не позволяла в полной мере прочувствовать окружающий мир, пока в это же время волки купались в наслаждении от смены запахов, новых территорий и впечатлений. Я ошиблась, когда решила, что они знают дорогу. Нилли и Алди никогда не бывали там, куда мы направлялись. Но это не имело никакого значения, а феерия разных красок составляла основу наших ярких впечатлений. Если мы шли через лиственные рощи, то волки поминутно охотились на мышей, немного утоляя свой голод, но не используя в полной мере весь свой талант. Мышка — отличный трофей для волчонка, но не для взрослых хищников. Если под нашими ногами и лапами шелестели мягкие зеленые иголки, а ноздри заполнял тяжелый смолистый аромат, то на ужин Нилли и Алди притаскивали какого-нибудь оленя или зайца. Кролики попадались нам в степях, а дикий поросенок только раз попался в челюсти Алди, когда слегка зазевался под зеленеющим дубом. Разнообразная мясная диета укрепляла мои силы, давала энергию на долгий летний переход, но никоим образом не влияла на мое внутреннее состояние, которое все глубже пряталось на задворки наших объединенных рассудков.

Я сидела, скрестив ноги, у самодельной маленькой коптильни и подкидывала в маленький костерок сосновых иголок и переворачивала тонко нарезанные куски мяса. Сегодня Алди притащил такого крупного оленя, что даже тройными усилиями мы не сумели прикончить огромную тушу до конца. И вот теперь, с полным желудком, слипающимися глазами я смотрела на коптящееся мясо. Приятный запах не возбуждал никаких аппетитов, даже созерцание ночной природы не будило интереса, холодная отчужденность наполнила мой рассудок до краев. Машинально переворачивая куски мяса, пыталась вглядываться в огонь, но даже пляшущие оранжевые язычки и мелкие искорки не приносили должного умиротворения. Не возникало и желания потянуться к Роупу, как и коснуться волков, которые обеспокоенно скулили, прячась на границы тьмы и света. Настолько все надоело, что жизнь почти покинула мое тело, оставив невнятный след интеллекта в опустевшей голове. Одиночество плохо влило на мое душевное состояние.

Ясный образ холодной металлической змеи из моего кошмара предстал перед глазами, он обвился тугой петлей вокруг меня, притягивая душу обратно, туда, где ей было место. Я ошалело сопротивлялась, пока руки машинально выполняли свою работу. Но лед упорно тянул обратно, просто не находилось сил сопротивляться, я с отчаяньем чувствовала, как снова обретаю форму собственного тела. Тут же обрушилась волна радости и торжества волков, едва не уронившая меня на землю. Инстинктивно вцепившись в камни коптильни, привыкала, словно новорожденный щенок, к окружающей обстановке, пока не умудрилась принять то, что я — это я. Холодная змея меня спасла.

Отдышавшись, я попыталась занять себя чем-нибудь дельным. Начала спокойно заворачивать мясо в листья лопуха, не придавая значению дрожи в пальцах, продолжала неистово сворачивать зеленые складки. Когда мясо кончилось, я резко встала, уложила завернутое мясо на дно сумки, предварительно обмотала тканью, в которую Жэдэ сложила мне еду. Когда все мои короткие дела закончились, я в бессилии опустилась на шерстяное одеяло и подобрала колени к подбородку, повторяя давнюю позу Роупа. Я хотела к нему потянуться, но тут же отвергла эту мысль, продолжая упорно глядеть в пляшущие язычки костра возле походной постели, теребя пальцами шерсть Алди.

Я всяческими способами безделья и деятельности старалась отвлекать себя от размышлений о змее, что спасла меня. Или это что-то иное? Не в силах разобраться с этим, просто боялась прикасаться к привлекательной загадке, занимая себя совершенно ненужными занятиями. Когда ночь вокруг наконец-то сгустилась окончательно, с опаской легла спиной на одеяло, вглядываясь в бесконечную черноту. Звезды вспыхивали на небесном полотне неожиданно, но красиво. Отвлеченная этими яркими всполохами, я постепенно забывала то, что произошло со мной, погружаясь в полудрему. Но как только глаза закрылись, образ металлической живой нити схватил меня в свои безжалостные объятия. Я думала закричать, но потом не увидела смысла в этом отчаянном поступке ничего разумного.

Но холодная змея даже в мыслях не имела такого предположения, чтобы причинять мне боль или страдания. Она просто по привычке обвивалась вокруг меня, доходя до шрама. Когда, наконец, змея достигла шеи, я затрепетала. Металлическая нить скользнула вниз, каким-то мистическим образом стянула с меня ремень, который держал неснятые потертые штаны, и заняла его место. Поначалу тонкая, она расширялась, пока не отяжелела и потеплела из-за температуры моей кожи. Потом ледяной холод ужаса отпустил мою душу, но убегать и прятаться уже не возникало желания. Я благодарно вздохнула и уснула.

Наутро, проведя рукой по одеялу, я наткнулась на свой ремень и удивленно села. Алди спал в двух шагах от меня, а к нему прижималась хрипло посапывающая Нилли. Повертев в руках старый ремень, я опасливо опустила взгляд на свою талию.

Там действительно красовалось нечто серебряное и на ощупь металлическое. Только гладкое длинное тело приобрело некоторую раздробленность. Моему вниманию предстала красиво скованная серебряная цепь, не слишком изящная, но и не массивная, как могло показаться. Аккуратно скользя подушечками пальцев по округлым, слегка сужающимся к концу звеньям, я благоговела перед этим предметам, хотя причину восхищения отыскать представлялось невозможным. Лед змеи из моего кошмара сменился приятным, покалывающим кожу холодком, который был таким естественным, что возник вопрос, как я раньше обходилась без этого ощущения. Слабое сияние, исходившее от цепи, не вызывало во мне никакого удивления. Просто так должно быть.

Поднявшись на ноги, я попыталась вытянуть цепь из штанов, но у меня ничего не получилось. Пальцы скользнули по ткани, но не нащупали там звеньев цепи. Недоуменно глядя на серебряные блики, я вспомнила реакцию Роупа, который поразился тому, что я увидела «спрятанную им веревку». Сейчас моя цепь, видимо, сделала то же самое — она укрылась от посторонних глаз. Но вот как только взять ее в руки? Этот вопрос занимал меня весь следующий день, хотя из-за упрямства я решила не спрашивать об этом Роупа.

Беспокойство за парня начало тревожить, но не значительно, поэтому я не спешила тратить свои силы для использования Динео, желая поскорее добраться до таинственного места и уже воочию увидеть все там происходящее. Волки одобрительно обнюхали цепь, которую, к моему превеликому удивлению, они заметили, и продолжили исследовать дорогу на предмет опасностей. За последние дни это стало таким привычным, что я почти не замечала, как переставляю ноги и быстро поспеваю за Алди.

К моей благодарности волки перестали называть Силенса вожаком, помня, как он обошелся со мной. С одной стороны во мне преобладал оттенок злорадства, а с другой стороны я задумалась над тем, зависит ли мое отношение к принцу к их мнению о нем. Но этот вопрос к большому неудовольствию оставался без ответа, а раздраженная чем-то в этот день Ниллица лишь отмахивалась своим пушистым хвостом.

Смена местности вдоль дороги благотворно повлияла на хищников — они вновь приобрели благородный вид, отчистившись от грязи, которая сопровождала нас в природном туннеле. Пусть палящее солнце часто обжигало мою кожу, но свободный простор привлекал больше, чем нависшие повсюду пушистые ветки. Распустив свои длинные волосы, я прикрывала лицо от прямых лучей, сожалея, что не прихватила с собой плащ полегче, нежели чем тот, что лежал в моей заплечной сумке.

Звуки дыхания волков, шлепанье меча по бедру, шелест листьев и травы, криков птицы и отдаленного журчания воды наполняли все мои дни. В какой-то из одиноких вечеров моим ушам так страстно захотелось услышать человеческую речь, что я поразилась своей зависимости перед людским обществом. Быть может, это происходило со мной от не привычки, а, может, я действительно плохо переносила свое время в компании природы и волков.

Но только по ночам наступали сладостные и долгожданные минуты. Цепь на моей талии оживала, и я сидела с закрытыми глазами и баюкала ее на руках. Иногда она позволяла себя держать даже в предрассветные часы. Я сумела разглядеть на внутренних сторонах звеньев странные узоры, или какие-то письмена — я не могла точно разобрать. Сделанные в более темном и резковатом стиле они не особо вписывались в образ цепи, которая стала для меня единственным отрадным событием в веренице бесконечных и до боли похожих друг на друга дней.

Я совершенно точно ощущала магию, исходившую от цепи, она приятно щекотала мои ладони и кожу талии, но понимание этой мистике не давалось мне категорически. Если я начинала нетерпеливо теребить звенья, то цепь змеей ускользала по моей руке к месту ремня и оставалась там столько, сколько считала нужным меня наказывать. Это некое одушевленное поведение решительно неживого предмета и пугало, и радовало одновременно. Ведь кроме волков у меня появилось подобие собеседника, хотя цепи не нужно было облекать мысли в слова, она и так прекрасно понимала все. Но как только мой мозг подбирался к разгадке странных иероглифов на ее звеньях, она своенравно ускользала. Это дразнящее поведение будило живость и желание стремиться вперед, хотя до ее появления я оказалась на грани отчаянья, такого сильного, что едва не покинула собственное и родное тело. Теперь, когда цепь меня спасла, нас связывала не только магия, запрятанная в ее звеньях, но и пугающе странное чувство благодарности.

Наше знакомство с металлической змеей составляло все мои развлечения, а сердце с каждым дневным переходом начинало ныть и рваться вперед все сильнее. Что-то подсказывало, что конечная цель совсем близко, но от этой непосредственной близости отпадало желание торопиться. Теперь цепь, а не образ жизни наделенных магией людей занимала меня. И мое увлечение категорически не нравилось волкам, хотя они и признали власть над этой цепью. Все-таки Алди постоянно недовольно рычал, как только заставал меня за разглядыванием исписанных звеньев, а шерсть на загривке у Нилли тут же поднималась дыбом, стоило цепи проявиться в реальности, а не только в поле нашего обозрения. Все чаще мои сны принадлежали именно холодной змее, толстой металлической нити, а не верным волкам, которые защищали и кормили.

Но моя неуемная увлеченность объяснялась простым любопытством, ведь не могла простоя цепь появиться из воздуха и обвить талию человека? От этого в некотором смысле даже абсурдного и детского вопроса я и отталкивалась, когда пыталась объяснить Алди, почему должна знать правду. Но волки все равно не смирились с тесным общением неодушевленного предмета со мной.

Каждый день давал мне убеждение в том, что цепь обладает вполне реальной душой, которая таиться в ее нутре. Об этом говорило множество незначительных деталей. Во-первых, характер цепи оказался действительно своенравным и даже строптивым. Она, как вполне обычный человек, подвергалась резкому смену настроений и имела свое собственное мнение по тому или иному поводу. Во-вторых, несмотря на открытое неодобрение волков, она любила их с такой же силой, что и я. Чувство, что она все понимает, волной прокатывалось по моему телу, стоило ее прохладной поверхности коснуться моей кожи. В-третьих, в моих снах цепь иногда представала в самых разных образах. То молодой кудрявый мужчина, то умудренный годами и жизнью старик, то маленький озорной кареглазый мальчишка. Несмотря на свою явную принадлежность к женскому полу, она всегда принимала образ мужчины, отдавая предпочтение мужской непосредственности.

Так что если бы мне сказали, что я свихнулась и общаюсь с неживой цепью, то я бы посмеялась ему в лицо. Жизнь текла по ней, как кровь мчится по моим венам, настроение ее менялось, как погода над моей головой, хоть и мысли цепи доходили до меня с оттяжкой, и я редко разбирала какое-нибудь отдельное слово. Но мы с металлической змеей понимали друг друга даже общими, не точечными мыслями, и были вполне этим довольны, пусть и вызывали возмущение моих волков.

Несмотря на то, что день ото дня я все больше общалась с цепью, а не с Алди и Ниллицей, Динео мой креп. Обычно испытывающая легкое головокружение от прикосновения приятного холодка, я отметила за собой, что больше не слабею так быстро от нашего взаимодействия. Цепь все дольше оставалась в моих руках, но я до сих пор боялась делать с ней то, что желала душа. Ведь своенравный характер давал о себе знать, понимаете ли. А долгое ее отсутствие в реальности несколько сводило меня с ума и приводило в жутчайшее нетерпение.

Становление отношений между мной и цепью отодвинуло на дальний план воспоминания о принце, и я с благодарностью испытывала это новое состояние. Осколки не жалили сердце, просто получилось на время отстраниться от воспоминаний о его предательстве. Мой муж превратился в смазанное пятно из нехорошего прошлого. Теперь существовало только «сейчас».

И я была несказанно рада этому, со всей силой чувств отдаваясь каждому мгновению прожитой жизни. Цепь научила меня общаться и с ней, и с волками, не разрывая контакт ни с кем. Или это рассказала ей я, оставалось непонятным. Наши мысли просто перемешивались в дикую и буйную смесь, отыскивать в которой себя я не видела смысла. Ведь цепь не причиняла мне боли, она приятно холодила кожу, отодвигала неприятное в прошлое, не пропуская и капельки негативных эмоций в наше общее «сейчас». Радуясь, как ребенок, я шла навстречу своей судьбе. И цепь тоже соглашалась со мной, деля все мои чувства надвое, словно это естественно и полезно.

Общаться с волками получалось все осмысленнее, возникло впечатление, что после долгого взаимодействия и разделения сознаний между собой, мы сможем обмениваться даже отдельными фразами, но загадывать я не стала. Простая волчья логика и политика цепи — живи сейчас и наслаждайся тем, что доступно. Алди и Нилли в этом мнении совершенно точно сходились с моей цепью и даже перестали относиться к ней так презрительно и предвзято. Общая дорога и трудности сделали нас единым существом, с едиными мыслями и потребностями. За исключением того, что цепь не нуждалась ни в еде, ни в сне, ни в умывании и тому подобном. Но все-таки, несмотря на эту незначительную мелочь, мы преобразились в одно животное — человек-два-волка-цепь.

Я не пыталась отделиться от общего сознания, наслаждаясь настоящим моментом, поэтому потребность обнадеживать Роупа отпала сама собой, как нечто ненужное и неправильное. Но тогда было не заметно, как я теряюсь в этой смеси сознаний и мыслей. Я переставала быть Эверин, хотя решительно этого не замечала, считая, что это моя судьба. Не думаю, что цепь совершала это преднамеренно, но ее чарующая магия действовала на меня, и постепенно воспоминания прошлого безропотно переходили в ее блестящие звенья.

Лежа ночью на спине, я отдавала свою память, связанную с детством, не замечая, как моя душа, отрываясь кусками, переходит в цепь. Все для меня было нужным и правильным — в этом убедила металлическая змея. Но, признаться честно, отдавая ей то, что причиняло мне боль, я освобождалась от тяжкого груза. Но вместе с горем цепь пыталась высосать и положительные эмоции, и сладостное воспоминание о вкусе губ Силенса, и ночах, проведенных в разговорах с ним. В такой момент я и очнулась от таинственного гипноза, навязанного цепью.

С трудом нашарив округлые звенья пальцами, я с силой дернула цепь. К моему удивлению она поддалась и выскользнула из штанов. Я откинула ее в ближайшие кусты, жадно хватая ртом воздух, впитывая в себя простые, но приятные и настоящие запахи. Потрясла головой для верности, словно проверяя, на месте ли она, но эта предосторожность могла иметь свое логическое объяснение. Цепь едва не лишила меня души, которую зачем-то спасла тогда.

Все те люди, что являлись ко мне в общих снах — это души тех, кто не нашел в себе силы сопротивляться этой магии, и если бы я отдалась на волю гипноза, то закончила свою жизнь в холодных звеньях мистической цепи. Страх улегся, душевное оцепенение растворилось в неизвестных далях, я поднялась на ноги и подошла к кустам. Теперь цепь стала послушной, словно признала мою власть над ней. Она не была похожа на серебряную палку, когда обычно вредничала, а перегибалась в звеньях. Я смотрела на цепь совсем другими глазами.

Раньше она владела мной, теперь цепь принадлежит мне.

— Ты моя, — для убедительности произнесла я вслух.

Послушное мерцание послужило согласием на мои слова, ныне я не опасалась магии, которой она могла бы раньше зачаровать меня. Цепь сама признала, что принадлежит мне — беспредельно и навсегда. Совсем иная сила пробежалась по ее нутру, даже мои пальцы ощутили это, пусть и слабо. По линиям подушечек пробежался практически заряд неистовой энергии, я взвесила цепь. Она обладала тремя, как минимум, человеческими душами, значит, магии в ней предостаточно, и теперь эти сила в полном моем безрассудном или разумном распоряжении. Я пока что не решила, как с ней все-таки поступить. Бросить в кусты на произвол судьбы, или дать шанс реабилитироваться?

Но я с мрачной уверенность сжала кулак, звенья впились в мою ладонь, но это были просто мелочи по сравнению с тем, что воцарилось в душе. Все-таки цепь вобрала в себе воспоминания, которые по праву принадлежали только мне, и большей своей частью то были дни и часы, связанные с болью. И теперь, когда пальцы сжались на металлической поверхности, признавая свою власть, все эти воспоминания хлынули в меня единым потоком. Я пережила в одно мгновение, что стоически выносила на протяжении всей своей короткой жизни. Ощущение, честно признаться, не самое приятное. Как будто вам разбили сердце, тут же исполосовали мечом, на ваше окровавленное тело поплевали родители, на вас потоптались друзья и сестра, и муж покрошил над головой стружку предательства и презрения. Эта смесь коварства и боли стала такой невообразимой, что я не понимала, каким образом хранила все это в своей голове.

Но вместе с мучительными воспоминаниями вернулись и счастливые моменты, сладким вкусом оттеняя общую горечь моих эмоций. Когда я сумела открыть глаза, то щеки пылали от пролитых слез, а веки неприятно опухли и даже мешали видеть. Шаркающей походкой я кое-как добралась до походной постели и повалилась лицом вниз на одеяло, бессильно окунаясь в беспробудный сон.

Волки поведали мне, что два дня я спала, словно умерла, даже волчья невозмутимость сменилась в них на беспокойство, когда я, едва дыша, лежала на одеяле. Но все обошлось. Я все-таки пришла в себя и осмыслила жизнь, как нечто нужное.

Теперь цепь подчинялась мне и, можно сказать, насильно накормленная убитым и едва приготовленным на костре мною же кроликом, я экспериментировала с новыми качествами одушевленного предмета. Тусклое сияние усиливалось, стоило моим пальцам коснуться серебряной поверхности, а темные иероглифы становились четче в своем изображении, но я все равно не понимала странный и неизвестный язык. По наитию я использовала цепь, как хлыст, но особого успеха в этих попыток не получила. Удрученная и мрачная, я сидела на одеяле, искоса поглядывая на цепь, лежащую рядом. Сердце бешено колотилось о ребра, предсказывая, что конец пути катастрофически близок. День, от силы два дня пешком и я окажусь там, куда стремлюсь.

В безнадежном одиночестве я потянулась к Роупу. Парнишка так бурно и радостно встретил мое прикосновение к нему, словно ждал меня, ведь раньше мой образ он замечал лишь спустя некоторое время. Положительные эмоции плескались в нем, как разволновавшееся море во время прилива. Я нашла его на уже знакомом холме в той же обстановке звездной ночи. Второй месяц лета близился к своей середине, так что теперь темный период суток стал теплее и мягче.

Синяки окончательно покинули его юное лицо, но сейчас я отметила в нем некоторые изменения. Они оправдывались возрастом Роупа, когда парень постепенно превращается в мужчину. Черты лица немного заострились, скулы стали чуть отчетливее, появилась некоторая мужественность и твердость в его образе. Некогда висящая на нем почти мешком рубаха теперь натянулась в швах от раздавшихся плеч. Руки окончательно лишились изящества, на ладонях красовались мозоли от простой работы человека с земли. Белая кожа приобрела золотистый оттенок, цвет волос стал глубже, напоминая мне блики золота. Синие, безумно глубокие глаза, как драгоценные сапфиры сияли на его счастливом, белозубо улыбающемся лице.

— Безымянная! — закричал он, и я поморщилась. Своему другу я так и не открыла своего имени, но исправлять ситуацию почему-то не спешила.

Прочувствовав его загрубевший слегка голос, улыбнулась, глядя на этого парня, верно вставшего на путь становления мужчины.

— Привет, Роуп, — ответила я на его безумный эмоциональный порыв.

— О боги! — все продолжал он слишком громко для такого близкого собеседника, как я. — Мне показалось, что ты отказалась от своих слов и вернулась туда, где я тебя впервые нашел, — с ноткой самоосуждения сообщил мне Роуп.

— Нет, я не могла так тебя подвести. — Парень засиял, пыша молодостью и жизнью, энергией и зарождающейся мужественностью.

Он провел рукой ото лба до затылка по золотистым отросшим до середины ушей волосам и восторженно продолжал.

— Они перестали мне верить, — почти со злобой пожаловался он. — Но я старался не терять надежду, безымянная. И оказался прав — я чувствую тебя так сильно, что у меня возникает сомнение… Ты совсем близко, ведь так? — мольба в его голосе не была притворной.

— Да, я тоже так думаю, — легкое согласие. — Но сам понимаешь, Роуп, я не могу знать наверняка, но сердце так очумело рвется вперед, что я не нахожу в себе способностей успокоить его, — тоже пожаловалась я. Роуп смутился.

— Я не хотел давать тебе такую сильную наводку, — оправдывался он. — Просто чем ближе ты подходишь ко мне, тем сильнее оно начинает торопиться, — пояснил Роуп, по привычке потирая подбородок. Я усмехнулась этому движению.

Пытаясь хоть что-то разглядеть в густой тьме границы моего мысленного взора, я постепенно успокаивалась в его обществе. Роуп стал для меня неким воплощением умиротворенности и дружбы. Даже понимания. Хотя причин для такого мнения, в принципе, пока не находилось.

— Роуп, а ты в кого-нибудь влюблен? — неожиданно даже для себя поинтересовалась я, наблюдая за лицом парня.

— Это странный вопрос, — покраснел Роуп. — Я не имею представления, как на него ответить, — стараясь уйти от сути, извернулся он.

— Не смей водить меня за нос, а говори правду, — я пригрозила ему сурово, хотя в душе плясали веселые искорки. Да и в глазах, наверное, тоже.

— Ну, правда, — заупрямился Роуп. — Я вроде влюблен в девушку, но никогда ее не видел.

Теперь настала моя очередь смущаться, хотя я молила Лайта, чтобы его слова оказались шуткой. Если он говорил обо мне, то нашей дружбе никогда не сбыться.

— Меня? — с опаской задала я свой вопрос.

— Нет, — рассмеялся парень. Мои мышцы расслабились. — Я вижу ее во сне, но наяву никогда не встречал, — еще больше краснея, продолжал рассказывать Роуп. — Сестра надо мной смеется, — сокрушенно вздохнул парень. — Но я ее не виню, — он пожал плечами. — Хотя своего Энджа она тоже увидела во сне, вот только парень явился в нашу деревню на следующий день, а моя таинственная возлюбленная мелькает лишь во снах.

— И ты действительно ее любишь? — удивилась я. Испытанные в действительности чувства к Силенсу никогда не смогли бы быть по-настоящему привлекательными в царстве снов.

— Да. — Короткий, но честный ответ не вызвал у меня сомнений. — Ты тоже можешь надо мной посмеяться, — грустно усмехнулся Роуп. — Но она такая… такая… идеальная.

Я закусила губу, размышляя о том, какая должна быть девушка, чтобы выглядеть идеальной в глазах такого неординарного парня.

— Расскажи о ней, — попросила я, продолжая наблюдать за лицом парня, беспрестанно менявшегося от порывов эмоций.

— Она добрая, любит животных, в особенности лошадей, наверное. Девушка со мной не говорит, к сожалению, я не понимаю, почему это не происходит, — горько сообщил Роуп. — Она безупречно красива. Я никогда не видел таких женщин, просто… богиня, — благоговейным шепотом продолжал парень. — А глаза…такие живые и радостные, но с оттенком печали. Всегда. Она всегда о чем-то грустит, иногда даже не смотрит на меня, а порой улыбается. Я не понимаю этого, — повторил Роуп. — В нашей семье суженную…

— Подожди, — прервала я. — Ты ведь сказал, что мальчиком попал в это селение? А сестра? Откуда она? И твоя семья?

Раздался слабый смешок, Роуп глубоко вздохнул. Пальцы нервно теребили траву возле моей ноги, но вряд ли он различал что-либо, кроме нечеткого силуэта.

— Лимма была здесь еще до моего прибытия, ее отправили родители, которые подозревали, что она обладает магией. А я… — он надолго замолчал. — Надо было увидеть ее удивление и радость, когда она узнала меня. Вся семья считала, что меня загрызли волки в лесу, а я просто заблудился, где в первый… — он замолчал. — В общем, подробности тебе не так важны. Придя сюда, я обрел сестру и семью.

— Так что насчет суженной? — возобновила я разговор, который прервала.

— Ну, — протянул парень, снова окрашиваясь в пурпурный цвет. — Суженная или суженный снится нам ночью, а на следующий день он нам встречается. Поэтому моя сестра надо мной смеется.

— Эта девушка так давно тебе снится?

— Да, уже около пяти лет, — смутился Роуп. — Да, это еще одна причина насмешек сестры. Она говорит, что я просто придумал идеал девушки, ведь был слишком мал, чтобы в действительности влюбиться, а теперь жду эту несуществующую суженную, как дурак, лелею каждый сон с ее участием. — Голос парня дрожал. От чувства раздражения к благоговению и влюбленности он менял свои тона, но уверенность преобладала над всяческими оттенками.

Мне было интересно узнавать то новое, в чем сейчас так страстно нуждалась, ведь компания волков предоставляет впечатления только окружающей природы, а не странные предания самых разных семей.

— И ты каждую ночь с ней? — мягко продолжила я свой мучительный для Роупа допрос. Но парень приободрился, видя, что я не собираюсь смеяться над его любовью к воображаемой девушке.

— Почти, — кивнул он. — Я же говорил, она немного странная. Никогда со мной не говорит. И это после стольких снов, что она посетила! — воскликнул Роуп от негодования.

Смесь обиды и страсти до глубины души изумила меня. С начала его рассказа, мое мнение совпадало с суждениями сестры Роупа, но эмоции, отражающиеся на его лице, говорили обратное. Парнишка действительно, со всей силой и честностью, страстью юности и искренностью любил эту девушку-из-мечты.

— Может, еще не пришло ваше время, — попыталась я его приободрить.

— Наверное, — согласился Роуп слишком поспешно. Ему было больно думать, что его возлюбленная просто не желает с ним общаться. — Но девушки, лучше, чем она, я никогда не встречу. Она совершенна, хотя и имеет свои недостатки. — Он слегка порозовел, но тут же помрачнел. — Хотя я не считаю шрамы чем-то ужасным и отвратительным, я тебе говорил.

— У нее тоже есть шрам?

— Угу, — буркнул Роуп. — Но она не хочет мне его показывать. То ли на лице, то ли на груди, она постоянно скрывает волосами левый висок и скулу и никогда не являлась в моих снах в открытых платьях. — Я машинально провела рукой по прядям и заправила их за правое ухо, ощущая, как ночной ветерок ласкает кожу.

— Неужели там, где ты живешь, нет достойных девушек? — отчего-то чувства Роупа и вправду меня беспокоили.

Он фыркнул.

— Конечно, есть, но все они… слишком блеклые на ее фоне.

— А если Лимма права? Ты придумал идеал, а на самом деле его не существует, а ты не можешь влюбиться наяву, когда не спишь? — подбирая слова, очень осторожно я решилась задать этот каверзный вопрос. Вполне возможно, что парень оскорбиться, но меня беспокоила его сильная любовь к девушке-из-мечты.

— Нет, безымянная, нет, — покачал головой Роуп. — Она реальна, как луна над моей головой, она жива, как и я, но она совершенство. Я должен научиться терпеть и ждать, прежде чем встречу ее, понимаешь? — Нет, я его не понимала, но причинять боль не имела желания. Он вздохнул. — Может, ты станешь свидетельницей ее появления, и тогда я не буду казаться смешным.

Я хотела возразить, но не стала, слова были бы излишни. Мы молча сидели на невидимом для меня склоне. Я вглядывалась в сосущую темноту, он в прелесть ночи, и каждый из нас спокойно и тихо доверял другому. Наша дружба пустила свои корни.

— Может, и ты ей снишься, — стараясь приободрить, Роупа предположила я, затаив дыханье.

— Не знаю, — отозвался парнишка. — Я редко думаю о том… — Он замолчал.

— И о чем же? — слегка надавила я, действительно желая услышать окончание его фразы.

— Стараюсь не думать, знает ли она меня, — неохотно продолжил Роуп. — Что если девушка никогда не видела меня или вообще не подозревает о моем существовании? — почти с болью спросил парень, его щеки порозовели, но от ночного ветра или от смущения и обиды — неизвестно.

Алди запрокинул голов и завыл, я чувствовала это своим телом, ушами, сердцем, но до нас с Роупом донесся протяжный звук. Я вздрогнула.

— Волки, — протянул парень. — Никогда еще не слышал волков так близко.

Во рту у меня пересохло. Сомнений быть не могло — мы оба услышали вой Алди, а не какого-то другого хищника. Значит, я даже ближе, чем предполагала, и это отчего-то испугало меня. Поймав удивленный взор Роупа, я поспешно отвернулась.

— Почему твой силуэт не стал четче? — разочаровался Роуп. — Я думал, что в следующий раз хотя бы увижу отдаленные черты, — он действительно на это надеялся.

— Не волнуйся, друг мой, совсем скоро Динео не понадобиться нам, чтобы общаться, — произнесла я, наблюдая за реакцией собеседника. Но Роуп ничего не стал опровергать, значит, я все-таки обладаю именно этой магией?

Разницы во времени теперь не было, и я обеспокоенно косилась на висевшую луну. Ночь перевалила далеко за полночь, а мы все продолжали сидеть на траве холма и разговаривать, тратя силы на использование Динео, хотя я могла встать и прийти сюда.

— Ты скоро ко мне придешь? — спросил он еще раз.

— Да, я обещаю. А теперь мне пора.

— Спокойной ночи, безымянная, — откликнулся Роуп, устраиваясь на холме поудобнее. Он явно не собирался покидать насиженное местечко, а я лишь пожала плечами.

Костер почти прогорел, красные угли сердито светили мне в лицо, и я поспешила подкинуть пару веток. Огонь радостно начал лизать молодую кору, и вскоре я согрелась, невзирая на промозглый ночной ветерок. Алди обеспокоенно ходил кругами вокруг моей походной кровати, нервно дергался кончик его хвоста, а шерсть мерно поблескивала в молочном свете луны. Волка явно что-то тревожило, но он категорически не впускал меня в мысли, даже Ниллица обиженно рычала на него, но все без толку.

Списывая все на волнение перед встречей с людьми, в которых они ощущали преимущество магии и сил, я растянулась на шерстяном одеяле, понимая, что эта ночь вполне может оказаться последней проведенной мной под куполом ночного неба. Цепь звучно гудела, в ней плескалась энергия и способности всех тех людей, что она смогла заманить в себя. Легонько коснувшись ее, я уснула, сетуя на свою странную судьбу.

Утром мне вообще не хотелось просыпаться, только от безнадежно постоянного тыканья носом в мое лицо, я открыла глаза. Недовольно что-то пробурчав, перевернулась на другой бок, подбирая под себя ноги, но волчица упрямо спихивала меня на землю. Бросив ей что-то вразумительное, я попыталась натянуть на себя остатки быстро улетучивающегося сна, но пальцы безуспешно хватали пустоту. Я сердито села, сверля злобным взглядом Нилли, но та даже ухом не повела, нетерпеливо обнажая белые клыки. Алди поблизости не оказалось, мое сознание привычно потянулось к нему, но опять напоролось на вчерашнюю стену, которой он себя надежно окружил. Теперь беспокойство Ниллицы передалось мне и усилилось в стократ. Закусив губу, я поднялась на ноги, вглядываясь в следы на земле. Отчетливые отпечатки волчьих лап вели куда-то в кусты.

Быстро покидав вещи в заплечную сумку, я бросила ее у корней дерева, которое отметила по странной форме ветки, и закидала свои скудные пожитки травой на всякий случай. Все это время Ниллица скулила, подталкивая меня начать путь.

Совместными усилиями нам удалось отыскать след Алди в лесу, он отклонялся от нашего обычного пути к востоку, волк определенно что-то искал. Сломанные кое-где ветки говорили о его спешке, а места, где он останавливался и рвал землю когтями, только подтверждали предположения о том, что Алди был чем-то сильно взволнован. Как только мы вышли на небольшую лесную опушку, покрытую жесткой короткой травой и какими-то мелкими желтыми цветами, порыв ветра донес до нас хорошо различимый опасный запах. Ниллица распахнула пасть, чтобы чувствительный язык уловил аромат лучше, и я услышала ее испуганный скулеж. Когда волчица поделилась со мной своими знаниями о запахах, я тоже содрогнулась и едва не застонала. Тут проходил медведь.

След Алди сливался с корявой медвежьей поступью, не возникало сомнений, что волк намеренно шел за ним. Но смысла в его действиях я не видела, поэтому начала волноваться о своем животном еще больше. Ниллица припустила, и я едва поспевала за ней, хотя достаточно легко переходила на бег. Отталкивающий резкий дух медведя и пугал меня, и будоражил разбушевавшуюся кровь.

Лес вокруг просыпался, я мельком замечала зашевелившуюся жизнь. Тонкие ветки хлестали по лицу, но тропа оказалась широкой и хорошо проходимой, все-таки ее прокладывал медведь. Запахи обоих животных усиливались с каждым новым шагом. Мы отбежали от нашего лагеря не так далеко, но все равно, чем дальше я отходила от Роупа, тем болезненнее на это реагировало мое сердце. А когда шрам на груди горячо натянулся, я испытала настоящую панику, но оставить Ниллицу одну не хватило бы духу. Поэтому в легком помутнении разума я сбежала вниз по холму в небольшую прогалину, где взор мой наткнулся на четкий серый волчий силуэт и огромную, возвышающуюся над ним фигуру медведя.

Два хищника смотрели друг на друга так яростно, что дрожь волной пробежалась по коже, волосы на затылке встали дыбом. Ледяной ушат воды обрушился на мою разгоряченную бегом голову, а пылающие угольки медвежьих глаз и вовсе чуть не выбили почву из-под ног. Алди низко рычал, но этот утробный звук утопал в шелесте листьев деревьев, который будто стена окружали прогалину. Даже если бы волк побежал от медведя, спастись ему не удалось бы — мы сами себя привели в ловушку, тем более что тут находилась берлога.

Испуганные и невнятные звуки из кучи земли за спиной медведя опрокинули мою решимость навзничь. Это самка, и она будет защищать своих детенышей до последней капли крови, ее никто и ничто не остановит во время выполнения этого долга. Два волка и человек не совладают с рассвирепевшей матерью, это понятно даже малому ребенку, так что я удрученно понурила плечи. И зачем только Алди понадобилось выслеживать медведицу?

Но волк упрямо продолжал рычать и даже не подумывал о бегстве, странное чувство наполняло его — это и не давало нам с Нилли проникнуть в его сознание. Я никогда еще не видела столько ярости и недоверия в Алди, даже когда он сражался с «красным» воином, такие эмоции не зарождались в нем. Серебристая шерсть искрилась от напряжения, которое плотной ватой окутывало нас со всех сторон, мышцы на лапах и груди были готовы в любой момент распрямиться, чтобы пустить волка в прыжок. Алди стал похож на смертоносное оружие без владельца.

Но глаза медведицы испугали еще больше. Нет, в них не было ни капли ярости, злости или чего-то похожего на эмоции Алди. Даже суровой животной сосредоточенности не наблюдалось. Но взор медведицы выражал такую мудрость, что мне стало не по себе, не может животное обладать такими глазами. Карее понимание плескалось в умиротворении и спокойствии, даже не всякий умный человек обладал такими сильными и неподдельными чувствами. До меня тревожно доходило понимание, что медведица не просто дикое животное, в ней есть что-то даже очень таинственное и магическое. Но Алди не внимал моим просьбам, он вообще отказывался слушать нас обеих, доводя меня до кондиции истерики.

Медведица ощерилась, и это стало пределом терпения моего волка, неконтролируемая сила его мощного тела рванулась вперед, но, к своей озадаченности, напоролась на каменную стену сопротивления. Два сильных животных сплелись в невообразимом танце смерти, покатившись по короткой, почти вытоптанной траве. Коричневая шерсть блестела матовым цветом, серый комок пытался слиться со своим соперником, чтобы зубы поплотнее прижались к чувствительному горлу. Огромные лапищи вцепились в загривок Алди, черные когти глубоко впились в шкуру моего волка, протяжный вой послужил свидетельством силе этой неконтролируемой атаки.

Мое сердце покрывалось кровоточащими ранами, когда медведица наносила увечья моему волку, я во все глаза глядела на эту ужасную картину, дыхание мое болезненно прерывалось. Наконец, я моргнула и поняла всю силу своего заблуждения, которое сумело обмануть не только мое зрение, но и душу.

Волк и медведица стояли все в тех же позах, с таким же утробным рычанием Алди сопровождал свою атаку на сознание противника. Они дрались посредством Динео. Я же восприняла это так близко, что сражение развернулось не только перед моим мысленным восприятием, но и отражалось в янтарных глазах. Дрожь сотрясала меня, ведь ошибки быть не могло — медведица обладает магией, причем это животное кому-то принадлежит. И этот человек вполне может затаить на меня злобу. Ведь волк, признанный мною, напал на его вторую целостную часть. Алди не понимал всей ужасной глубины своего поступка, продолжая нападать на медведицу.

Душа затрепетала от легкого ветерка Динео, человек прикоснулся ко мне очень осторожно, надеясь, что я не замечу этого деликатного вторжения. Он был определенно связан с медведицей, которая в полсилы отвечала на нападки Алди. Нет, она могла с легкостью переломить неокрепшие способности моего любимого волчонка, но не видела никакой пользы в этом. Сила ее Динео поражала, но и то, что медведица не использовала все свои способности, затмевало удивление. Теперь близость людей, наделенных такой же магией, что и я, стала ощущаться в воздухе, тугими потоками хлеща мое тело и даже душу.

В страхе захотелось метнуться в сторону, но ничего не вышло. Моя магия с упоением вливалась в поток невиданной силы, который доселе мною незамеченный лился тут постоянно. Недалекое поселение людей было спрятано в просторах неизвестной мне страны, на много дней пути не находилось еще какой-либо деревни. Магия обитала здесь, она стала неотъемлемой частью леса, листьев, травы, даже мышек в кустах — все они дополняли этот огромный мир Динео. Упоительные мягкие волны подхватили мое неопытное сознание, утянувшее за собой Алди и Нилли, я благоговейно растворялась в бесконечном прекрасном море неизвестности. Мне не было страшно, я просто растекалась, каждой клеточкой тела ощущая себя сразу всем и вся.

Тревожный окрик Роупа вырвал из великолепного забвения, я затрепетала и нашла в себе силы вырваться из этого ласкающего наслаждения. До меня отдаленно доносился обеспокоенный и злой голос парнишки, который кого-то очень строго отчитывал. Человек, уведший меня в поток Динео, смутился от его слов, магия медведицы отпустила нас троих, и я обессилено рухнула на землю. Противник моего Алди презрительно фыркнул и скрылся в берлоге, где верещали перепуганные медвежата.

Зубы Ниллицы мягко стиснули мое запястье, я сумела выкарабкаться из отчаянного наваждения. Тошнотные рефлексы стискивали горло, даже лежа на земле, неподвижно и спокойно, меня не покидало ощущение головокружения. Алди вылизывал мое лицо, понукая открыть отяжелевшие веки, которые все не хотели этого делать. С тяжелой головой, полной жужжащих пчел, мне удалось с огромным усилием сесть. Свет светло-красной пеленой проникал через мои веки, но я все равно боялась видеть яркое солнце воочию, но настойчивость волков заставила это совершить.

Лучи ослепили, несмотря на кажущуюся рассеянность в зеленой листве. Горячий воздух жег мои полыхающие щеки и такую же огненно горящую душу. Я представлялась себе выпотрошенной шкурой мертвого животного — настолько Динео слизал всю мою энергию, даже самые критические резервы. Очень долго не удавалось шевелиться в принципе, но когда медведица обеспокоенно завозилась в берлоге, издавая нечленораздельные, но предостерегающие звуки, мне пришлось заставить свое тело вспомнить, что значит двигаться.

Ноги показались чужими, абсурдными и ненужными, понукаемая волками, я медленно-медленно поднималась на опушку леса из прогалины, хотя тошнота, которая все сводила спазмами гортань, мешала соображать. Так что не имея иного выбора, мое повиновение Ниллице стало абсолютно безропотным и податливым, хотя пульсирующая на талии серебряная цепь начала восстанавливать кое-как тлеющие силы. Магия, заключенная в звеньях благодаря выпитым душам, сумела удержать мой рассудок в голову, хотя пребывание в потоке Динео практически лишило всяческих возможностей ощущать себя. Но я точно помнила, как Роуп заступился за меня, как человек смутился от его слов, даже прощальное прикосновение магии выглядело, как извинение. Неужели парнишка имел такую власть над своими соплеменниками?

Обратный путь к дереву, под которым я спрятала свои пожитки, стал бесконечно долгим и невыносимым, ведь тело не слушалось. Хотя цепь разительно мне помогла — сила подкрепила меня, почти опустошенную. Да и волки ориентировались лучше меня, казалось бы, Динео никак на них не повлиял, может, просто со мной что-то не так? Но отвечать на собственные вопросы не предоставлялось никакой возможности.

Тяжело опустившись в траву и прижавшись спиной к нагретому солнцем стволу, я расслаблено закрыла глаза, пытаясь успокоить тошноту и не замечать тысячи иголок, которые кололи мой шрам. Алди понимающе устроился рядом, предоставив свой бок как опору, а Ниллица куда-то умчалась, но говорить со своей волчицей мне не хотелось. Мое плачевное состояние заставило потянуться к принцу. Глупо.

Но впервые за все мои безуспешные попытки мне удалось пробиться к мужу, нет, этот контакт не происходил, как разговор между мной и Нилли, к примеру, я просто могла наблюдать за Силенсом со стороны. И сердце мое отрадно запело, невзирая на все то, что произошло между мной и наследником трона в последний день в замке Дейст. Теперешнее состояние отчаянья и потребности в ком-то знакомом просто не позволяло задумываться, поэтому оставалось лишь удивляться, как моя любовь смогла пережить жестокие слова Силенса.

Принц стоял посреди широкой дороги, которая уходила в замок Дейст, насколько я знала. Возле него с ноги на ногу перетаптывался Шудо, раздраженно дергавший головой. Его шелковистая грива развевалась на ветру, красиво струясь, делая моего жеребца еще более привлекательным, чем он был на самом деле. К моему удивлению, Шудо был взнуздан и даже спокойно реагировал на то, что узда зажата в руки Силенса. Откуда-то снизу, куда мой взор не проникал, доносился низкий голос Бииблэка, что-то кому-то увещевавший.

Конь фыркнул, топнул копытом и нетерпеливо потянул поводья, но принц одернул его, и Шудо повиновался. Лицо Силенса оставалось мрачным, даже немного печальным, глубокая морщина появилась посреди лба, говорившая о том, что в последнее время мой муж часто хмурился, это он делал и сейчас. Черные синяки под глазами портили его мужественную красоту, а еще сильнее заострившиеся скулы так вообще сделали его почти не узнаваемым для меня.

— Бииблэк, ну, где ты там? — раздраженно крикнул Силенс. В ответ донеслось нечто непонятное, и принц раздраженно заворчал себе под нос. Но его бормотание не выглядело беззаботным или добродушным, мой муж напоминал мне натянутую тетиву — напряженный и злой. Я никогда не видела его таким.

Вскоре в холм взобрался капитан стражи верхом на лошадке принца. Грэйст спокойно реагировала на нетерпеливость своего седока, понимая, что тот все равно не заставит ее двигаться быстрее. Очередная напряженная гримаса уже на лице Бииблэка заставила меня занервничать.

-Это бесполезно, мой принц, вы сами понимаете, — удрученно сообщил Бииблэк. Они явно никуда не спешили.

— Понимаю. — Его согласие далось ему с трудом, рука беспрерывно гладила Шудо между ушей. — Но я не смогу успокоиться…

— Да, мой принц, — легко отозвался Бииблэк, но в его голосе не было и капли радости того, что он поддерживает своего принца.

— Как я мог так глупо поступить? — ни к кому конкретно не обращаясь, грустно спросил Ленс. Он смотрел глаза в глаза гнедому жеребцу, тот, казалось, полностью разделял тревогу принца.

— Вы просто отличаетесь крутым нравом…

— Прекрати, — раздражился Силенс.

Его внешность и поведение совершенно мне не понравились, тем более некоторая болезненность в чертах и напряженность во всем, что он делал, наводили на некоторые мысли. Но как дотянуться Динео до Королевской магии? Алди тревожно попытался прервать мой контакт с принцем, но я категорически отказалась это делать, хотя прекрасно знала, какой слабостью закончится использование магии. Цепь странным образом обхватила меня вокруг талии, питая все мои возможные и невозможные способности.

— Вы же не знаете наверняка… — опять успокаивающе начал стражник. Ответом ему послужил свистящий ветер, который всколыхнул густые шевелюры мужчин и гривы лошадей. Трава переливчатой волной поменяла свой цвет, а потом вернулась к исходному состоянию. Где-то далеко раздался крик чайки, я чувствовала солоноватый йодистый запах моря, который уже успел порядком стереться из памяти, а размеренный шум набегающих на берег волн и вовсе был для меня новым явлением.

— Что если принцесса мертва? — горько выплюнул из себя Силенс и тут же отвернулся от своего друга и стражника в одном лице. Боль, перекосившая его испорченные тревогой черты, ужаснула.

— Мой принц! — взмолился мужчина. — Не смейте корить себя в том, чего не знаете наверняка! — горячо заговорил Бииблэк. — Я не верил в смерть своей дочери, пока сам не увидел ее мертвое тело, — поникшим голосом продолжал он. — Вы не должны убеждать себя в том, что Эверин погибла. С ней был ее волки.

— Ты помнишь их слова, — возникло впечатление, что принц уже не в первый раз повторяет эту фразу своему капитану стражи, но тот, как назло, отказывается понимать ее смысл.

Шудо резко дернулся. Из всех присутствующих на дороге, он ощущал мое почти неразличимое присутствие. Конечно, я провела с этим жеребцом большую часть его жизни, и он, как животное, ощущал потоки Динео. Но как Шудо мог рассказать об этом страдающему принцу, дабы смягчить его боль, которую только что конь делил вместе с ним? Он не знал, как и я вовсе не предполагала такую возможность.

— Они тоже могли ошибиться, мой принц, не всегда волхвы могут быть правы, — сурово напомнил Бииблэк, воинственно распрямляясь в седле. Его уверенность в том, что я жива, приятно грела душу. Несмотря на то, что со стражником мы не были близки, я чувствовала в нем родственную связь. Простую и легкую.

— В таком случае, почему она даже письма мне отправить не может? — обиженным тоном маленького мальчика требовательно спросил принц у Бииблэка.

Капитан стражи замялся, его суровые черты окрасило смущение, ведь сейчас он впервые в своей жизни напомнит своему принцу о совершенной ошибке. Теребя свой дублет, Бииблэк глубоко вздохнул.

— Мой принц, а вы вспомните слова, что сказали ей на прощанье. — Этот горький яд дался мужчине с превеликим трудом, и тут же попал в гноящуюся рану Силенса. Принц смертельно побледнел, наверное, даже забыл дышать, но вскоре сумел совладать со своими эмоциями, видимо, последнее время это искусство самоконтроля совершенствовалось им во всех отношениях. Кулаки мужа то сжимались, то разжимались, он в ярости кусал свои губы, а я опасалась за его душевное состояние.

— Да, такого человека можно только ненавидеть, — печально заключил Ленс. Бииблэк тяжело вздохнул, словно не мог объяснить маленькому ребенку что-то очень важное.

Стражник поднял голову, когда я, приложив все усилия, постаралась коснуться его, ведь Ленс был напрочь закрыт от разных посторонних вмешательств, видимо, таким образом пытался справиться со страданиями, которые мучили его также сильно, как и те слова, сказанные мне при нашей последней встрече.

— А вы не могли предположить, что принцесса до сих пор в дороге и просто не имеет возможности отправить вам весточку? — Бииблэк всяческими способами пытался успокоить душевную бурю наследника трона. Капитану явно больно смотреть на то, что происходило с его принцем, которому он присягнул верностью и жизнью.

— Так долго? — не унимался Ленс, отвергая все положительные предположения Бииблэка о моей судьбе. Его печальный настрой начал вызывать не сочувствие, а раздражение. Обратившись к своей цепи, я опять потянулась к капитану стражи.

Использование магии в такой явной попытке связаться с человеком выпивало меня с такой же скоростью, что и привлекательность потока Динео, в который меня увлек непонятный недоброжелатель, связанный с медведицей. Но теперь я самостоятельно бросалась в эту пока что неизведанную мной силу, хотя осознавала всю отчаянность своего безрассудного поступка. Но любящее сердце просто требовало хоть как-то успокоить беспокойство супруга, пусть это все выглядело комично и глупо. Но если я во что-то упиралась, то уже не находила выхода их ситуации, кроме как победу над ней.

— А Королевская магия? Вы еще раз пробовали отыскать принцессу Эверин? — продолжал задавать наводящие вопросы Бииблэк.

— О, мой друг, тут, как обычно, глухая пустота, хотя раньше я всегда чувствовал и даже слышал, как она использует свой Динео, — сдавленно прошептал Ленс. Он уткнулся лицом в мускулистую шею Шудо — я всегда так делала, когда пыталась скрыть от других свои слезы. Но принц просто не знал, куда деть свое бессилие и отчаянье, в которое он не впадал даже будучи стоявшим перед врагом с одной палкой в руках. Силенс считал, что всегда знает, что нужно делать.

Яростные волны ненависти супруга к самому себе мешали мне сосредоточиться, не выходило направить точечную мысль Бииблэку, но стражник и так обострил все свои чувства, но, жаль, он обладал малой толикой Королевской магии, а не Динео. Теперь после общения с потоком наслаждения этой естественной и природной магии, я понимала всю разницу между двумя этими явлениями. Но даже это знание не давало никакого преимущества в моих тщетных попытках.

— Все же вы зря отчаялись, — упрямился Бииблэк.

Принц резко повернулся в его сторону, мне в глаза бросилась отросшая щетина, каковую я никогда не видела на его всегда гладко выбритом лице.

— Но где она? Где? Неужели способна так мучить меня? — воскликнул он. В его тоне что-то показалось до боли знакомым — такое же отчаянье и мольбу я слышала в ночном разговоре с Роупом. Парнишке также искренне, как мой муж свою принцессу, любил девушку-из-мечты. Это открытие несколько придало мне сил. С новым рвением я ринулась к Бииблэку, надеясь, что суровый мужчина услышит этот отчаянный сигнал.

— Мой принц, откройтесь магии! — удивленно прошептал капитан стражи. Ленс лишь устало посмотрел на него, но никак не отреагировал на совет своего друга. — Поверьте мне! Она здесь! — закричал Бииблэк, предполагая, что громкий звук более побудит принца к действиям, нежели умоляющий тон.

Силенс действительно встрепенулся и опустил стены, защищавшие его от нападок чужих сверхъестественных сил. Я с упоением дотронулась до него, да так легко, что даже испугалась. Но ведь Бииблэк был лишь отчасти предрасположен к Королевской магии, поэтому достучаться до него с помощью Динео вышло таким изнурительным занятием. Принц пораженно вздохнул, ощущая мое присутствие так же явственно, как если бы я стояла рядом и касалась его руками. Радость его на миг захлестнула все мои чувства и эмоции, я не понимала слов, которые он пытался до меня донести, но когда поток ликования поутих, Силенс принялся сокрушенно корить себя и извиняться. Эта виноватость, которая сочилась сквозь него, будто мед через соты, тронула мое сердце. Даже заживила раны, которые мой супруг сам и нанес. Теперь я понимала причину той резкости, я просто тронула его за больное место, пожелала оставить моего принца, когда ему так требовалась поддержка.

Когда поток его самобичевания иссек, Ленс прислушался к своим ощущениям, удивление окатило меня с ног до головы. Принц явно не церемонился в обращении со своей магией, поэтому сразу заметил присутствие цепи, которая питала мои силы и позволяла держать наш хрупкий контакт. Но с упорством молодого быка мой муж хотел поговорить со мной, а не только почувствовать мое сознание, поэтому Королевская магия бросалась в огонь моей души, как обезумевший мотылек.

— Эверин! — его одно-единственное слово громовым раскатом обрушилось на мою голову, я в инстинктивном порыве закрыла уши ладонями, хотя это все равно бы не помогло. Он говорил в моей голове. — Эверин! — также болезненно для меня повторил Ленс.

— Не так громко! — взмолилась я, практически вдавливая пальцы в барабанные перепонки, даже не задумываясь над тем, что это бесполезно.

Озадаченность принца пронзила мое тело. Теперь я знала, что Силенс применил Королевскую магию, которую доселе никогда не испытывал на мне.

— Эв? — он постарался уменьшить силу своего отчаянно-страстного зова.

— Да, Ленс, это я, — мой ответ в сознании оказался шепотом. Что ж, это можно объяснить невероятной слабостью.

Алди попытался вмешаться, но я строго приказала этого не делать. Я нуждалась в том, чтобы поговорить с принцем. Теперь эта возможность стала реальной.

— Где ты, Эв? Позволь мне приехать и забрать тебя? — Он прислушался к тому, что говорили ему способности. — Ты в лесу? — удивился принц.

— Да, я возле дерева, — ответ получился слишком слабым. — Но меня не надо никуда забирать, Ленс, я почти добралась туда, куда отправилась.

— Но где ты? Куда ты идешь? — Еще несколько вопросов я просто не сумела разобрать. Тревога и любовь в его голосе смешались в единую эмоцию, которая пробивала мою физическую скованность и эмоциональное безразличие.

— Я не знаю. — Еще одно недоумение с его стороны. — Честно, не знаю, Силенс. Я просто слушаю свое сердце, оно привело меня сюда.

Молчание Силенса затянулось, я даже начала беспокоиться, не потеряли ли мы связь. Но хриплый голос продолжал.

— Я думал, твое сердце приведет тебя ко мне.

Я не нашла быстрого ответа, как и более вразумительного, чем тот, что все-таки впоследствии озвучила.

— Да, я тоже так думала, Ленс, — он затаил дыхание, даже Королевская магия перестала меня вдавливать в землю, — но так вышло. Я шла туда, откуда доносился зов.

— Это странно! Как можно доверять только наитию? — возмутился принц, обдавая волной ярости.

— Если бы ты меня выслушал тогда, то теперь бы понял, но… — я замолчала, неприятно ощущая его возобновившуюся привычку себя винить. — Но ты не смог. Оно и понятно. Ты принц.

Алди начинал беспокоиться, что я так долго позволяю себе находиться под влиянием этой плохой магии, как выражался он, ведь она не только позволяла говорить с принцем, но и прищемляла все мои желания. Я дышала-то с трудом.

— Эв, прости меня, прости, — зашептал принц. Теперь его воздействие ласкало, а не причиняло боль. Не знаю, за что именно извинялся Силенс — за грубость, или за Королевскую магию. — Ты же знаешь, я люблю тебя сильнее…

— Не надо, Ленс, прошу, не надо, — взмолилась я. В нынешнем положении слышать от него слова о любви, было равносильно вновь испытать те чувства, когда он буквально выгнал меня из Дейста.

— Но…

— Тебе будет достаточно того, что я это действительно знаю? — сдалась я, не желая слышать недоуменные вопросы мужа. Он уже закидал меня ими, хотя сил давать ответы просто не было. Нет, их не существовало.

— Да, Эв, да! — горячо согласился принц, мягко обволакивая волнами магии. Сила, которая начала вливаться в мои вены, испугала, но безумно обрадовала волнующегося Алди.

— Не надо! — закричала я. Теперь принц был оглушен силой моего голоса в его сознании.

— Тебе сейчас это нужно, а я отправлюсь в замок с Бииблэком и просто хорошенько высплюсь, — попытался убедить в правильности своих действий муж, но я все равно предпочитала самостоятельно восстановить собственные силы, чтобы оттянуть свое появление в поселении, где меня ждал Роуп. Нет, я не хотела предавать своего друга. Просто…

Энергия, хлынувшая в тело, затмила все чувства, даже контакт с принцем, казалось, померк на фоне усилий Силенса, делившимся со мной не только силой, но и Королевской магией. Безумная смесь наших разных предрасположенностей к необычным способностям лишала способности дышать, мыслить, знаний о том, что есть тело и нужно им пользоваться. Все стало ничтожным и несравненным. Но присутствие Алди не позволяло полноценно отдаться этом, поэтому, почувствовав достаточный прилив сил, я мягко отстранила щедрого Ленса. Он ошарашено подчинился.

— Ты стала сильнее в Динео, — с некоторым удивленным уважением произнес принц.

— Да, общение с волками идет только на пользу, — подтвердила я его некоторые сомнения. Укол ревности принца передался и мне, потому что через Королевскую магию Ленс не мог контролировать разделение наших чувств.

— У тебя появился друг, — так же ревниво продолжал муж.

— Хоть я его никогда не видела, — не видя смысла врать, опять согласилась я, привычно улыбнувшись, вспоминая Роупа.

— Ты идешь к нему? Это к нему стремиться твое сердце? — уже оскорблено спросил принц. Угроза в его голосе стала почти осязаемой.

Я едва не рассмеялась. Силенс впервые ревновал меня, пусть совсем недавно убивался из-за того, что считал меня мертвой.

— Нет, он просто помог мне найти дорогу, Ленс, вот и все, — как можно мягче пояснила я. Но мужу этого оказалось недостаточно.

— Правда? — в последней надежде услышать что-то большее, ведь в его голове уже представлялись самые разнообразные лживые пути развития наших отношений с Роупом.

— Конечно, мой принц, я не могу врать вам, — съехидничала я, желая насолить Ленсу. Теперь, когда часть его сил перешла ко мне, чувствовала себя гораздо увереннее и спокойнее под воздействием мужа.

— Тогда твой новый друг сможет тебя оберегать, раз уж ты так далеко от меня и даже не можешь сказать, где находишься, — наполовину честно сказал мне принц. Его раздражало то, что какой-то мужчина будет находиться рядом со мной, вместо него, несмотря на то, что нас с Роупом связывала лишь дружба, которая и то только-только зарождалась. И могла быть разрушена. Легко.

— Ему всего пятнадцать, глупый, — прыснула я.

— Что-о? — протянул мой муж. Эх. Жаль, я не видела его лица в этот момент, а то наверняка бы запомнила эту гримасу на всю жизнь.

— Да-да, — все смеялась я, но потом вдруг посерьезнела. — Мне пора, Ленс, иначе все твои труды пойдут прахом, — чувствуя, как силы опять стремятся покинуть меня, произнесла я.

Силенс вздохнул с сожалением, но и сам прекрасно понимал, что я ему не лгу.

— Что ж, я буду ждать тебя, моя принцесса, сколько времени на это не потребуется. — Мне показалось, будто он поцеловал меня в лоб — приятное прикосновение согрело покрытую холодным потом кожу.

И принц отпустил меня, Королевская магия перестала давить на плечи, я в полной мере ощутила ту энергию, каковой со мной щедро поделился муж. Весело потрепав Алди за ушами, широко улыбнулась собственным радужным мыслям. Отыскав засыпанную травой заплечную сумку, я бодро выпрямилась и попыталась отыскать Ниллицу. Волчица вскоре присоединилась к нам.

Хоть я и знала, что дорога сегодня будет совсем недолгой, путь стал для меня гораздо легче, чем все те дни, что я провела в терзаниях и мыслях о словах Силенса. Его раскаянье и любовь излечила раны на сердце, радостно рвущееся навстречу интересным, как хотелось, приключениям. Даже волки приободрились моим хорошим настроением, хотя волчица недоверчиво шевелила хвостом, словно непривыкшая к радости, давно не посещавшей меня. Все трое мы неохотно вспоминали стычку с медведицей, поэтому решили отдаться этому детскому предвкушению нового, чем печально отчитывать друг друга за необдуманные поступки.

На несколько мгновений став одним целым волком, мы поделились друг с другом мыслями и опасениями, радостью и страхом, а когда вновь стали Ниллицей, Алди и Эверин смотрели на мир совершенно другими глазами. К сожалению ли, к счастью, я была не совсем человек, они не совсем волки. Динео прочно связывал не только наши мысли, жизни и сознания, но и судьбы, сплетшиеся в единый, тугой и прочный узел. И держать его в руках было невероятно приятно. И впервые за долгий период своей жизни я ни капли не сомневалась в том, что делала. Причем делала то, что действительно хотела.

Волки и я нашли друг друга, предназначение решило наши судьбы давным-давно, но нам не дано знать все превратности и опасные повороты, но мы в этом и не нуждались, прекрасно обходясь просто наличием родственных связей. Нет, даже не Динео спел три души в одно целое, а просто понимание человека и волка, которое почти никогда не возникало в реальной жизни. Но все-таки история знала такие случаи. И вот подобная случайность произошла и с нами, безумно обрадовав всех троих. Мы шли вперед навстречу чему угодно — лишь бы преодолеть это вместе.

Когда я взобралась, наконец, в самый высокий холм, то местность показалась мне до боли знакомой. По мере того, как мы спускались и делали достаточно резкий поворот, уверенность моя возрастала. И когда дорога открыла очередной зеленый склон, сомнений быть не могло. Именно здесь мы сидели и говорили с Роупом прошлой ночью — он, живой и настоящий, и я, лишь мысленный образ, легкий призрак магии Динео.

Опустив взор ниже, я увидела раскинувшееся в долине большое поселение. У подножья холма стояло несколько человек. Динео приветственно коснулось меня.