(1.1 и.4), к этой выделенной и повторенной цитате см. В. Топоров, Ахм. Блок , с. 14–21 и 95—101 (прим. 21–43); В. Виленкин, «Тень» Ахм., с. 71–73. Кого бы ни видеть в «лишней тени» «без лица и названья», это, сказала сама Ахматова, «конечно — никто, постоянный спутник нашей жизни и виновник стольких бед» — с примечанием «Сознаюсь, что второй раз он попал в Поэму (IV главка) прямо из балетного либретто, где он в собольей шубе и цилиндре, в своей карете провожал домой Коломбину, когда у него под перчаткой не оказалось руки.» (Проза о Поэме , заметка Больше всего будут спрашивать-- ), — это иной-никто.

Параллели к кому-то «без лица и названья». Со своим мне всегда почему-то казалось — затесалась… Ахматова сопоставила, как сообщает Р. Тименчик (Дауг., 1989, № 6, с. 102), высказывание на ту же тему иного в Самопознании Бердяева:

Сны вообще для меня мучительны, хотя у меня иногда бывали и замечательные сны. Во время ночи я часто чувствовал присутствие кого-то постороннего. Это странное чувство у меня бывало и днем. Мы гуляем в деревне, в лесу или в поле, нас четверо. Но я чувствую, что есть пятый, и не знаю, кто пятый, не могу досчитаться. Всё это связано с тоской. Современная психопатология объясняет эти явления подсознательным. Но это мало объясняет и ничего не разрешает. Я твердо убежден, что в человеческой жизни есть трансцендентное, есть притяжение трансцендентного и действие трансцендентного. Я чувствовал погруженность в бессознательное лоно, в нижнюю бездну, но еще более чувствовал притяжение верхней бездны трансцендентного.

(2, разд. Тоска ). — Без чувства, что «есть пятый», не скажешь «нас четверо», это как в анекдоте про девятых людей (Сл. олон ., с. 18; в НРС, 406) десятеро не могут досчитаться одного, потому что каждый для себя не в счет, и только посторонний, одиннадцатый сосчитывает их всех. Теперь напрашивается сопоставление с признанием пушкинского Моцарта (Моцарт и Сальери , 2)

Его инакость. К инакости кого-то «без лица и названья» подводит в Поэме без героя (1.1), не говоря уж о «тени», ее определение лишняя от корня лих-/лиш-, обозначающего иное. Например (СРНГ 17, с. 76–78 и 92), лихо значит «плохо», но и «хорошо», а иное двойственно; лихо значит и «очень», как страшно, а превосходная степень — для иного (самый: сам); лишний двадцать/ тридцать обозначает 21 или 31, а сверхполное число — число иного, ср. «пятый» у Бердяева и сам-третей у Пушкина, или третий лишний (третий это пред-иной). А с формулой иного «без лица и названья» согласны загадка Без лица в личине про загадку (Заг . , 5217), поверье «У нежити своегообличия нет, она ходит в личинах» (ПРН, с. 933, ср. ахматовское С детства ряженых я боялась--) или рассказ Случевского Безымень о поморском привидении без лица, без вида — какое-то ничто (еще см. СВРЯ, в ст. Безыменный), начало поздней латинской загадки о зеркале (Загадки Симфосия , 69)

и надпись «Никем меня зовут; что всяк человек делает, то взыскивают с меня» на картинке Иорга Шана с насмешливыми стихами по-немецки про козла отпущения по имени Никто (около 1507, см. Герта Кальман, Образ Никого , с. 60 слл.; Э. Майер-Хайзиг, «Г-н Никто », с. 67 слл.), так и Ахматова: «никто, постоянный спутник нашей жизни и виновник стольких бед»; загадка, нежить, зеркало, козел отпущения — всё это причастно идее иного. Лицо, облик и название, имя от-личают их носителя от других членов рода и ряда, а некто без своего собственного лица или имени оказывается — Если (и только если) никто в отдельности, то все как один — с родовым, иным именем или лицом.

Некто по имени Никто. Герой сказки Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что по прозванию Бездольный (НРС, 215, тип AT 465А) должен сходить в город Ничто, принести неведомо что; после целого года странствий Бездольный приходит в город Ничто — «нет ни души живой, всюду пусто!» — и уводит из дворца старика самогó с ноготок, борода с локоток его слугу-невидимку по имени Никто, соответствующего скатерти-самобранке других сказок. История Никого , которую сочинил монах Радульф из Анжу (Historla Neminis / de Nemine , не позднее 1290), была построена на сходном переосмыслении латинского местоимения пето «никто (не)» в библейских текстах как личного имени, например Nemo Deum vidit «Никто не видел Бога» (Иоанн, 1.18) как «Немо видел Бога»; это олицетворение противоположно уловке хитроумного Одиссея, когда он скрылся под ложным именем Никто, Ofing (9.366 слл.), принятым за местоимение. Сочинение Радульфа не сохранилось, хотя породило игровую секту неминиан, поклонников святого Никто, и множество «Никто-писаний», к ним см. прежде всего Е. Копманс и П. Ферхёйк, «Веселая проповедь» нищ ., 2 (с. 89—142 с прим. на с. 210—21), и у Бахтина, Творч. Рабле , с. 449—51 /456—58; перевод одного из «Никто-писаний» и комментарий М. Гаспарова — в Поэзии ваг ., с. 338–41 и 581 сл. Этой «карнавальной игре отрицанием» (Бахтин) мешает двойное отрицание в русском или французском, но есть французские стихи, так же играющие обобщенно — личным местоимением on (Изольда Бурр, Похвала «On» ). А на рисунке Питера Брейгеля Каждый (Elck , датирован 1558) шестеро бородатых «каждых» разбрелись с фонарями при свете дня, ср. днем с огнем, а двое на переднем плане еще и в очках, озабоченные поисками своего: четверю из них роются в нагромождении товаров, один подошел к войску вдали слева, а самый дальний к церкви; еще двое «каждых» на среднем плане справа перетягивают один у другого длинную полосу ткани, вероятно это рисованная пословица, как на картине Брейгеля Нидерландские пословицы (Образ Никого, с. 87 с прим. 164, ср. А. Дандис и Клаудия Стиббе, Толк. Нидерл. посл .), а за ними на стене изображение в изображении: безбородый и беззаботный Nemo, одетый шутом, сидя смотрится в ручное зеркало, двусмысленная фламандская подпись говорит «Никто (не) узнал-познал самого себя» (на гравюре с рисунка Брейгеля к тому же надпись Nemo novit seipsum); поломанная утварь, которая валяется вокруг сидящего, помогает распознать в нем иного-Никого своим напоминанием об изобразительном типе «виновника стольких бед» начиная с картинки Шана, а зеркало самопознания у Nemo, ср. ведать: видеть, это Бог, так уже Платон в Алкивиаде I, 132с—33с. К этому рисунку см. Образ Никого Кальман, а еще Н. Гершензон-Чегодаева, Брейг ., с. 133—36,142 сл. и 153 сл. Санта-Клаус, тайком приносящий американским детям подарки на Рождество, то есть святой Николай Мирликийский, у русских Никола (о нем — Б. Успенский, Филол. слав, древн .; Т. Цивьян, Ник. странник ), когда-то еще в Германии изображался без лица, как «Herr Niemand», сюда же русское нещечко «приятная неожиданность, гостинец, подарок» от нéчто/нéшто. И после всего этого — жюльверновский капитан Немо.

К иному-никому. В сказке НРС, 276 купец думает, что в саду никого нет, никто не увидит, как он сорвет цветок для дочери, и только сорвал — перед ним явился иной, «страшное чудище — безобразный крылатый змей с тремя головами». У Битова в рассказе Фотография Пушкина (1799–2099) из Преподавателя симметрии «Поэт--ползает в траве как жук, никем, кроме Игоря, не наблюдаемый, то есть не наблюдаемый уже никем…» — Игорь иной-никто, гость из будущего. Пушкин и сам стал, по слову Абрама Терца, «универсальным человеком Никто». А вот стихотворение

Никто восьмилетнего Дениса Маслакова (Огонек , 1991, № 6, с. 33):

Пауль Целая, Псалом из Die Niemandsrose .

Немо и Ка. Имя божественного незнакомца Немо из отрицательного пето < *пе homo соответствует имени бога-творца Праджапати Ка из древнеиндийского вопросительного ka «кто?», об этом переосмыслении см. Ян Гонда, Местоим. ка . Вот смысловая схема для обоих имен: «Кто (ka)? — Никто (пето). — А если никто, то иной (Ka/Nemo).»

К рисунку Каждый Брейгеля . Не фонарь и очки тебе нужны, а зеркало, говорит этот рисунок, не движение, а покой, не поиски вне себя, а самоуглубление, не купечество, военная служба или церковность, а Бог. Кроме Алкивиада 1,133с (с вероятной неоплатонической вставкой), Бог уподобляется зеркалу в апокрифических Одах Соломона, 13.1 сл. («Вот, наше зеркало Господь, откройте глаза и узрите их в Нем. И рассмотрите обычай ваших лиц--»), и Деяниях Иоанна, 95 (Христос как зеркало), у алхимика Зосимы (Святой Дух как зеркало — Химия средневек . 2, с. 262 сл.), у отцов церкви и немецких мистиков, см. Н. Южде, Метаф. зерк . , ЗВ, особенно с. 109–13; Г. Грабес, Зерк. образность , с. 75 сл. и 137—41; а еще О до Казель, Зерк. симв . К мотиву дурака в зеркале — У. Уилфорд, Дурак скип . , 3. Передача подписи к Немо nymant en ckent sy selvë как «je m'ignore moi-même» y Роберта Кляйна (Тема дурака , с. 441) только искажает смысл рисунка. Вот о Каждом Н. Гершензон-Чегодаева в Брейг . (с. 135): «Идея самопознания в представлении людей позднего средневековья и раннего Возрождения причудливо соприкасалась с образом Человека-Никто, а последний — с образом Дурака. Немо и Дурак сливались воедино. И тот и другой принимали то положительную, то отрицательную окраску.» — За всем этим стоит идея иного.

Нещечко. Слово нéщечко по САР: «--простонародн. Вещь какая-либо любопытная, привлекательная, сокровенная. Я тебе дам нѣщечко». И по СВРЯ: «--нечто; тайна; вещица, гостинец, дорогая вещь, лакомство и пр. Я тебе из города привезла нѣщечко. Пойдем-ка, я скажу нѣщечко, сокровище; говор, и нѣстечко, нéйстечко--» (ст. Нѣчто). Нещечко, диалектные нéстечко, нéшточко, нúштычко, нúщечко, производно от нéчто, в диалектах нéшто/нúшто — СРНГ 21, здесь же оставшееся без толкования ништа «гостинец» = нúшто, а еще нибýдка «гостинчик»; ср. просторечное нéчто в смысле «из ряду вон», но и ничего/ничё «пусть, пустяки», «ладно, хорошо» с производным ничёвый «хороший». Шоколадное яйцо с сюрпризом внутри, вот пример нещечка, будто бы сказочного яйца, которое разворачивается в целое царство (к мировому яйцу см. В. Топоров, Миф о мир. яйце ; Влад. Шкловский, Числ. знач. «яйца» о немецком Ei «1000»). Есть детская повесть Леонида Нечаева Нещечко , т. е. «сокровище, любимчик», это «ласковое словечко, слышанное в детстве от матери», достается медвежонку-приемышу. Иное от иного: нещечко, можно сказать, подарок Санта-Клауса, святого Николая, «господина Никого», а греки называли счастливую находку έρμαιον / «гермесово», например Платон в Федоне , 107с, и Государстве , 368d; свидетель находки, чтобы получить свою долю, говорил κοινός Έρμης «Гермес общий!», ср. у Аристотеля — Риторика , 1401а. Толкование, ερμηνεία тоже έρμαιον, дар Гермеса, догадка тоже нещечко.