Наступило время тяжких испытаний. Не оставлял страх, что Хустино потеряет самообладание и убьет его. И еще боль. Она была всюду — внутри и снаружи, сверху и снизу, забиралась в каждую клеточку и подолгу оставалась там. Хустино помогали двое. Дареллу ничего не оставалось как терпеть, сжиться с этой болью. Он знал, что у Виттингтона Переса нет. Но даже если бы и был, то его, Дарелла, не обменяли бы на физика. Так что соглашайся, не соглашайся — один черт. Он держался, стараясь привыкнуть к боли, отдаться на ее милость, как это происходит с тем, кто, решив расстаться с жизнью, входит в море и продолжает идти, постепенно погружаясь все глубже, покуда вода не сомнется над головой.

Требования и вопросы уже надоели. По большей части их задавал Хустино. Время от времени какие-то бесформенные тени помогали ему. Слава Богу, они не перебарщивали в своем усердии, не стремились искалечить наверное, Хустино обещал, что доставит его на собственных ногах. Но наступали мгновения, когда Дарелл настолько слабел, что молил Всевышнего пускай Хустино превзойдет сам себя и побыстрее кончает с ним.

Потом заговорил женский голос.

Карлотта Кортес.

— Сэм, вы были Джонни хорошим другом.

Сквозь мглу, застилавшую глаза, он попытался взглянуть на невозмутимую красотку.

— Вы меня слышите? — спросила она.

— Я вас слышу.

— Вы понимаете, о чем я говорю?

— Не совсем.

— Мне страшно жаль видеть вас в таком состоянии, Сэм.

— Тронут вашим сочувствием.

— Вы сильны духом. Вы храбрый, упрямый, вы можете натворить глупостей и умереть. Это была бы невосполнимая потеря, Сэм.

За окном уже стемнело. Опять наступила ночь. Свет проникал из соседнего помещения через открытую дверь. Откуда-то снизу доносилась музыка. Глухие и далекие звуки. А если закричать, услышит кто-нибудь? Разве лишь те, кому на него наплевать и кого крик только позабавит.

Скудное, словно бы интимное освещение каким-то образом содействовало привлекательности Карлотты. На ней было короткое меховое манто нараспашку и платье с глубоким вырезом. Она присела на стул возле самой койки и склонилась над ним, демонстрируя округлости полуобнаженной груди. Потом придвинулась совсем близко, дразня сильным запахом духов, подчеркивавших женственность.

— Хустино приревнует, — с трудом выговорил он. Ранки и запекшаяся кровь вокруг рта причиняли боль при каждом слове.

— А он не знает, что я здесь.

— Тем хуже для вас.

— Ну зачем так упрямиться? Мы могли бы стать друзьями.

— Не держу в друзьях подколодных змей.

Она откинулась назад. Улыбка тронула красиво очерченные губы. Огромные глаза смотрели серьезно и озабоченно, чуть ли не сострадая.

— Сэм, он вас того гляди убьет. Вы этого хотите? Вы отказываетесь от жизни? Вы же практичный человек. Джонни всегда мечтал походить на вас.

— Вот мы и встретимся вскоре снова — Джонни и я.

— Вы не должны так говорить. — Она опять наклонилась и дотронулась указательным пальцем до его подбородка. — Знаете, Сэм, я никогда не забывала о вас с того самого вечера, с первого знакомства. Вы постоянно занимали мои мысли. А Джонни, бедняжка, ничего не ведал и всегда напоминал мне о вас, выражая свое восхищение. Джонни был такого высокого мнения о вас, Сэм!

— Что и довело его до могилы, — резюмировал Дарелл.

— Пожалуйста, не надо!..

— Вы делаете вид, будто обеспокоены его смертью.

— Нет. Не совсем так. Меня беспокоит Хустино. Я боюсь его. Он неуправляем. Отца я могу заставить делать, что захочу, а Хустино нет. Когда мы вернемся на родину, я уверена, он выйдет из-под контроля. Мне непременно понадобится помощь кого-нибудь, кто хорошо знает его дело. Мне нужен такой человек, кто будет командовать людьми, кого будут слушаться. Кто-нибудь, кому я могла бы доверять… и, может быть, любить.

Дарелл рассмеялся ей в лицо.

— Не тратьте попусту время, Карлотта. Вы — плохая актриса.

— Я говорю правду.

— Вместо вас говорит отчаяние, потому много неправды.

Она встала и прошлась по комнате. Холод и сырость пробирали до костей. Пот на теле уже высох, и Дарелла начала бить дрожь, да такая сильная, что заскрипели пружины. Карлотта опять направилась к койке, двигаясь совершенно бесшумно, словно бестелесная тень. На лице появилось скорбно-сочувственное выражение святоши. А в глазах — мрачные огоньки, как у дьяволицы.

— Вам холодно. — Она сняла манто и набросила на Дарелла.

— Скоро будет еще холоднее.

— Ждете смерти?

— Рано или поздно явится.

— Скорее рано, Сжм. Ну почему не прислушаться к голосу разума? Мне нужен человек, который противостоял бы Хустино. Сами видите, я с вами откровенна. Нас ждет прекрасная жизнь. Только вы и я.

— Я не Джонни, — сказал он. — И не потерял голову от любви. Я за вас гроша ломаного не дал бы.

— Разве я уродина? — прошептала она и, наклонившись над ним, поцеловала в окровавленный рот. От запаха духов, как от дурмана, закружилась голова. Ее твердая грудь прижалась к нему. — Разве ты не хочешь меня, Сэм?

— У меня руки связаны, — угрюмо произнес он.

— Развязать?

Он опять рассмеялся.

— Да не сделаете вы этого.

— Почему же? Я могу, ты знаешь. — Она провела рукой по его лицу, горлу, груди. Потом скользнула ниже. Неяркая полоса света лежала поодаль, и в полутьме почудилось, будто ее лицо перекосила гримаса: полные губы превратились в ниточку, а в глазах вспыхнули дьявольские огоньки по-видимому, она пылала ненавистью ко всему мужскому роду, попадавшиеся до сих пор представители которого желали лишь одного — обладать ею. И в тот же миг рука перестала ласкать и зверски сдавила чувствительную плоть под ширинкой. Сквозь его сжатые зубы вырвался непроизвольный стон.

Карлотта расхохоталась.

— Любовь — это не только радость, но и страдание. Не так ли, дорогой?

— Сука! — выдохнул он.

— Ты слышал мое предложение. Я не повторяюсь. А теперь оставляю тебя на милость Хустино.

— Хустино милосерднее, — прошептал он.

Карлотта ушла, не забыв прихватить манто.

Темнота мешала, с холодом свыкся, боль начала потихоньку отпускать. Откуда-то доносились голоса. Один принадлежал Генералу. А вот и отдельные слова — "Эль Триунфо". Уж не прибыла ли сюда яхта? И притаилась в ночном Нерроузе. Хустино упомянул о каком-то складе. Ну да, грузовик возле пакгауза наверняка стоял в ожидании перевозки. Дарелл весь напрягся, вслушиваясь. Говорили в помещении, расположенном в фасадной части старого отеля. Идущий из бара шум мешал разбирать фразы. Он изогнулся, чтобы взглянуть на часы на заломленной за голову и привязанной к койке руке. Начало одиннадцатого. Неужели почти сутки прошли? За окном — тишина. Снег с дождем, целый день стекавший по стеклам, прекратился. Значит, шторм затих. Это многое меняет. Снова послышались обрывки разговора. Карлотта тоже принимала в нем участие. Ее голос звучал отчетливее других.

— …хорошо, но мы не можем обойтись без профессора.

Стало быть, Перес еще не появился!

— …выходить без него… найдем кого-нибудь другого. — Это Генерал.

— …разве не опасно?

— …Нет никакой опасности… бомбы. До тех пор, пока не приведены в боевую готовность.

Где-то рядом затарахтел грузовик. Остановился, взвизгнув тормозами. За стеной задвигались, послышались быстрые шаги вниз по лестнице. Кто-то негромкой скороговоркой выразил ликование.

Да, есть над чем призадуматься… Проглядели очевидно. Захват бомбардировщика был тщательно спланирован. Отсюда следует, что и последующие события тоже. Преступники предусмотрели блокировку дорог. Поэтому пошли самым обычным путем — перевезли по железной дороге. На каком-то перегоне груз застрял из-заснежных заносов. Вот что их тревожило. Снегопад прекратился, пути расчистили и вагон прибыл. В только что притормозившем грузовике находится то, ради чего Виттингтон и Фрич подняли на ноги всю округу. Груз на месте. Теперь Кортесов ничто не оставит. Переса ждать не будут.

Да, живой Дарелл им больше не нужен — идея обмена отпадает сама собой.

Времени мало. Практически нет совсем.

Пора выбираться.

Не медля ни секунды.

Запястья были привязаны к ножкам койки обычным электрическим шнуром. Дарелл повернулся на бок и насколько позволили путы, стараясь дотянуться зубами до шнура на правой руке. Не получилось. Попробовал левую. Заледеневшее тело покрылось потом. Он ведь предпринимал попытку справиться с этими шнурами — ничего же не вышло!..

Изогнув спину, пробуя растянуть узел на левой руке. Удалось ухватиться зубами за резиновую оплетку. Подержал ее какое-то мгновение, но отпустил и, тяжело дыша, откинулся на спину. Из окна донеслись скрипучие звуки. Чихнув, заработал мотор небольшого суденышка, которое прошло прямо под стеной.

Он опять принялся за свое. На этот раз крепче схватил шнур зубами, жевал его и дергал. Черт, выскользнул!.. Дотянулся снова и, мотая головой, чувствовал, как медные волоски рвались под оплеткой один за другим. С самой оплеткой сложнее. Ее просто так не порвешь. Неужели все бесполезно?.. Ну нет, сдаваться нельзя!

Вдруг совершенно неожиданно левая рука освободилась.

Вконец обессиленный от откинулся на спину, прижав руку ко рту. Вся в крови.

Внизу полным ходом шла разгрузка грузовика. Моторная лодка, проплывшая под окном, ушла довольно далеко, звук ее мотора почти растаял в ночи. Отправилась к яхте? Не могли они за такое короткое время перенести груз на суденышко. Изменились планы? Господи, как нужно выбраться!

Левой рукой сорвал провод с правой. Сел. Все поехало перед глазами, и он вынужден был откинуться назад, правда, теперь уже — на локти. Минутку обождал, снова сел, освободил от шнуров лодыжки, чуток передохнул и опустил ноги на пол. Под переместившейся тяжестью койка предательски заскрипела. По телу пробежала судорога. Весь день не давали ни есть, ни пить, как на зло, теперь это сказывается. Наконец он встал в полный рост.

Деревянный пол под тяжестью шагов ходил ходуном. Темные, заляпанные стены надвигались на него, то наклоняясь под углом, то отступая. Добрел до двери. Заперта. Ясно: снаружи задвинули засов. Если взломать дверь, на шум прибегут и перережут путь к свободе. Пожалуй, дверь отпадает.

Остается окно. Из щелей в полу вместе с холодным дуновением шел запах стоячей воды и нефти. Слышалось шлепанье прибоя о сваи. Протерев стекло, сквозь маленький пятачок увидел прямо под собой воду с длинными стрелками волнорезов, уходящих в темень. Далеко к востоку мелькали огоньки, отмечающие фарватер. Моторной лодки видно не было. Работа по разгрузке все еще кипела, но сам грузовик оставался вне поля зрения.

Выбора нет — только окно.

Оно было высокое, с двумя раздвижными рамами — вверху и внизу. Попробовал поднять нижнюю, но она не трогалась с места: краска и накопившаяся за десятилетия грязь крепко держали ее.

За дверью раздались шаги и сразу все решили. Он снял ботинок и с размаху ударил каблуком в нижнее стекло. На лестнице кто-то закричал. Следующим удром выбил острый осколок и, разбежавшись, нырнул в неизвестность…

Войдя колом в темную воду, стал опускаться в глубину. Черт, мало воздуха набрал в легкие, да еще жуткий холод со всех сторон! Достиг илистого дня и отчаянным усилием оттолкнулся ногами.

Голова выскочила на поверхность. Сквозь рев в ушах еле различил крики на берегу. Высоко над ним темным пятном громоздилось здание старого отеля. Он развернулся и поплыл прочь. Холод почти парализовал тело. Вдруг откуда-то сверху брызнуло пламя и прокатилось эхо выстрела. Рядом шлепнулась пуля. Он нырнул и, сделав под водой несколько гребков к сваям пирса, выскочил за ними. Просвистела еще одна пуля. Пришлось опять окунуться. Осторожно высунул голову. Прямо над ним по деревянному настилу протопали тяжелые башмаки. В темноте поводил туда-сюда рукой и наткнулся на канат. Провел по нему и понял — это веревочная лестница. Надо же так повезти! Ведь побудь он еще минуту-другую в ледяной воде, замерзнет так, тчо уже никогда из нее не выберется. Грохот шагов быстро удалялся. Он рывком, помогая руками и ногами, выволок тело на лестницу и замер. Откуда-то доносились приглушенные крики, но больше не стреляли. Нужно вскарабкаться наверх. Бил такой колотун, что пришлось собрать в кулак всю свою волю и мизерные силы, чтобы не свалиться обратно. Преодолел несколько ступенек и поднял голову над настилом. Никого. Взглянул на пирс. Там стояли двое и пялились на воду совсем в другом направлении. Выбрался на доски покрытия, дважды перекатился и замер лежа. Затем поднялся на колени, встал в полной темноте и крадучись потрусил в порт…