Сведения об операции "Кассандра" уже давно хранились в архивах.

Правда, были это всего лишь кошмарные слухи, старые сплетни, пережитки второй мировой войны.

Наряду с безымянным и невообразимым секретным оружием, ракетами Фау-1 и Фау-2, научно-исследовательской базой нацистского Верховного командования в Пенемюнде, существовала и операция "Кассандра".

Рутинная сортировка военных документов, проведенная в Вашингтоне, обычная канцелярская проверка материалов, захваченных передовыми отрядами Третьей армии генерала Паттона, позволила обнаружить материалы по операции "Кассандра".

Но все это были лишь кошмарные слухи, намеки на нечто совершенно невероятное. Речь шла о смерти, ожидавшей, когда ее выпустят на свободу, о такой смерти, которой мир не знал со времен средневековья. Говорилось о каком-то абсурдном и молчаливом Gotterdammerung, тихом конце всего, что человечество нежно любило и заботливо пестовало.

"Кассандра" представляла собой биологическое оружие. Тут не было ничего нового. Такое оружие уже давно существовало в лабораторных условиях, в пробирках биологов, его создание как бы олицетворяло мысль о том, что на войне все дозволено, олицетворяло саму философию нацизма. "Кассандру" следовало уничтожить в лаборатории. Однако ее умножали и совершенствовали. Ампулы и пузырьки с этой смертью уже были готовы, чтобы сбросить их на города и поля Великобритании, но в этот момент передовые отряды союзников ворвались в Голландию, что привело к паническому отступлению немцев.

Известно было, что база, на которой выращивались образцы "Кассандры" на питательных средах, уничтожена.

Но проблема оставалась.

Уничтожена?

Записи, обнаруженные в Вашингтоне, дела не проясняли. Предполагалось, что бункер, содержавший все записи и тяжелые водонепроницаемые сейфы с культурой "Кассандры" в стеклянных сосудах, был намеренно герметически запечатан. Этот вирус не имел естественных врагов, его нельзя было увидеть или обнаружить при анализе и в течение двадцати четырех часов он вызывал смерть в результате нарушения сердечной деятельности, симптомы которого были очень похожи на обширный инфаркт. Но в других сообщениях утверждалось, что подземная лаборатория была затоплена отступавшими немцами в результате взрыва голландских плотин, когда на территорию базы хлынули холодные воды Северного моря.

Северное побережье Голландии и Германии, Западные и Восточные Фризские острова, затопленные польдеры провинций Фрисландия и Гронинген были тщательно и неторопливо обследованы. Ничего найти не удалось. Ни бункеров, ни лабораторий. Никаких намеков на исследования по биологическому оружию в документах, оставшихся от нацистской оккупации.

Потому все было отправлено в архив и забыто. Остались только кошмарные слухи, обрывки вражеской пропаганды.

Если бункер был уничтожен, то по-видимому погиб и вирус.

Таким образом, его больше не было.

Значит следовало материалы зашифровать, отправить в архив и забыть. И в последующие десять лет ничего не произошло.

За неделю до того, как в отделе "К" объявили тревогу, в Гаагу, в посольство США в Нидерландах пришло анонимное письмо, в котором предлагалось продать шесть пузырьков с вирусом "Кассандра" Соединенным Штатам или организации НАТО за сумму в пять миллионов долларов, которую следовало внести наличными на анонимный номерной счет в Народном банке Швейцарии в Женеве. Остальные детали этого первого письма были утеряны, так как вскрывший его секретарь машинально отправил письмо в папку для писем душевнобольных, в результате чего сорок восемь часов спустя оно было сожжено.

К следующему письму была приложена заметка, вырезанная из провинциальной голландской газеты, где рассказывалось о небольшой, но серьезной вспышке чрезвычайно заразной инфекции в рыбацкой деревушке Доорн на острове Шеерсплаат, относящемся к Восточным Фризским островам. Копию письма переправили в Вашингтон.

Дело о "Кассандре" было вновь извлечено из архивов.

Заодно обследовали архивы голландской, английской и американской разведывательных служб. К безуспешным попыткам обнаружить лабораторию и персонал, о которых упоминал автор письма, привлекли и власти Западной Германии.

Результат был отрицательным.

Ничего не обнаружили.

Затем пришло письмо с предупреждением и угрозой передать секрет врагам Запада (холодная война в это время вступила в очень жесткую и опасную фазу), если в ответ на требования не будут предприняты экстренные меры. Назван был агент, с которым автор письма намеревался вступить в переговоры – Пит ван Хорн. Это стало причиной немалого беспокойства в доме номер 20 по Аннаполис-стрит – в штаб-квартире отдела "К". Откуда автору письма стало известно, что Пит ван Хорн числится в платежных ведомостях ЦРУ? Подпись в письме также вызвала беспокойство: там стояло слово "Кассандра". Как мог кто-то, не знакомый с первоначальным проектом нацистов, узнать его секретное кодовое название?

Это могло означать, что кто-то из немецких биохимиков ждал все эти годы для того, чтобы нанести удар ради личной выгоды.

Или что имеет место утечка из стен ЦРУ.

Пита ван Хорна допросили. За его домом организовали круглосуточное наблюдение. Все, чем он владел, и все, что он делал, любая незначительная или несущественная деталь его жизни были извлечены на поверхность, перевернуты, подвергнуты проверке буквально под микроскопом, проанализированы и в конце концов отброшены. Результат опять оказался отрицательным: Пит был невиновен. Так как именно его автор письма выбрал в качестве партнера для переговоров, решено было его и использовать.

Именно тогда и призвали Дарелла.

Была сделана еще одна попытка обнаружить тех, кто пытался шантажировать Запад угрозами и террором. Нет, они не просто пытались, – невесело подумал Дарелл. Люди ведь умерли. Невиновные голландские рыбаки в северной провинции испытали на себе действие вируса. Это в какой-то мере продемонстрировало характер мужчин, которые им противостояли – или женщин, поправил он сам себя, так как в этом деле ничего не было известно наверняка. Характер тех, кто каким-то образом наткнулся или преднамеренно вскрыл затопленную лабораторию нацистских вирусологов, искавших самое страшное оружие, позволившее бы им довести до победного конца проигранную войну.

Возможно, это было делом рук сумасшедших; однако тут Дарелл сомневался. Чувствовался почерк международных авантюристов, которые ни к кому не испытывали ни преданности, ни привязанности, и были совершенно беспринципны. Группы отщепенцев, антиобщественной и аморальной. Это было видно по их поведению и образу мыслей, их ужасной силе и царившему среди них закону джунглей.

Дарелл подумал, что пожалуй в мире не найдется людей опаснее, чем эти. Они не признают никаких законов, ни юридических, ни моральных, кроме тех, которые служат их собственным интересам.

Жизнь для них мало чего стоила: их интересовали только материальные блага, которые можно было захватить силой или хитростью. Они жили и умирали по почти забытым миром примитивным канонам.

Последняя попытка обнаружить местонахождение старого бункера-лаборатории была сделана Питом ван Хорном вчера. Его направили в Амшеллиг дожидаться тех, кто собирался продать вирус" Кассандра". Нужно же было что-то делать. Нельзя сидеть и ждать, пока чума начнет распространяться по всему миру.

Эта попытка и погубила Пита.

Возможно, я сам тоже заражен вирусом, – подумал Дарелл. Он ничего не знал о нем, не знал, как тот передается и как может на него подействовать. Пит сказал ему слишком мало.

Но теперь следовало осторожно и крайне тщательно пройти по следу Пита, постаравшись сохранить хрупкий контакт. Тогда результат поездки мог стать иным.

В этом и состояла задача Дарелла.

Ему это не слишком нравилось. Он предпочитал встречу с врагом, которого мог видеть и чувствовать, врагом-мужчиной. Призрак, который навис над миром, был слишком велик и расплывчат, чтобы сражаться с ним обычными методами.

А пока он ждал и следил за девушкой, сидевшей у окна ресторана...

Когда она вышла, уже темнело. Дарелл не заметил возле нее никого, кроме официанта. Насколько он мог видеть, она не подходила к телефону и не передавала записок. Подхватив свою золотистую сумочку, девушка торопливо покинула "Старого барана", взглянула на часы и направилась к стоянке такси на углу. Дарелл последовал за ней. Теперь она больше не бродила по улицам, а сразу направилась в Торбеккерплейн, район дешевых баров и небольших кафетериев для белых, известный в Амстердаме своими женщинами, джином, воровскими притонами и опасностями для заплутавших туристов. Немного погодя девушка вышла из такси, отпустила его и вошла в узкую улочку, застроенную домами с красными фонарями. На ступеньках сидели женщины, наслаждаясь теплым вечером и с явным возмущением провожая ее взглядами, затем они оживлялись, заметив Дарелла, и принимались самым откровенным образом с ним заигрывать. Когда девушка свернула в проход за лавкой сувениров, ведущий к старому желтому дому в стиле барокко, он остановился, некоторое время выждал и тоже вошел внутрь.

Едва войдя, он остановился, обдумывая свои последующие шаги. Никакое самое буйное воображение не могло представить, что девушка в ярком индонезийском платье здесь живет. Судя по осанке и внешности она явно относилась к людям, стоящим гораздо выше местной публики. И в то же время создавалось впечатление, что она довольно хорошо знакома со здешней обстановкой.

Дарелл миновал вестибюль.

Темный лестничный марш вел наверх к батарее отопления. Темные деревянные перила были жирными наощупь. Дарелл медленно стал подниматься по лестнице. Где-то громко играло радио. Наверху за закрытой дверью что-то неразборчиво бурчал мужчина. Одолев первый пролет, Дарелл снова остановился. Он чувствовал, что направляется в жестокую и продуманно подготовленную ловушку. И был начеку.

С верхней площадки лестницы до него донесся голос девушки.

– Послушайте, вы что, следите за мной?

Взглянув наверх, он увидел, что она перегнулась через перила лестницы. Девушка улыбалась.

– Да, – ответил он.

– Пожалуйста, входите. Думаю, мы сможем договориться.

У него неожиданно возникло опасение, что девушка может в самом деле оказаться обитательницей амстердамского района красных фонарей, которую привело в дом Пита ван Хорна просто случайное совпадение. Но Дарелл старался не принимать совпадений в расчет и поднялся наверх.

Казалось, она одна. В коридоре были и другие двери, грязные и невзрачные, но все они были плотно закрыты и из-за них не доносилось ни звука. Дверь же за спиной блондинки была распахнута настежь и он видел запущенную комнату с большой латунной голландской кроватью, угловым туалетным столиком и окном с темной шторой, опущенной до самого подоконника. В воздухе плавали запахи кофе, готовой пищи, застарелых духов и давних любовных дел. Пока девушка его поджидала, сильная голая электрическая лампочка ярко освещала пространство позади нее и подчеркивала ее чувственную вызывающую позу и линию бедер. Так как она стояла спиной к свету, лицо по-прежнему оставалось в тени, и единственное, что он мог заметить, были насмешливая улыбка и влажный блеск миндалевидных глаз.

Неожиданно на него повеяло Востоком, возможно, причиной тому был большой бронзовый идол с острова Бали, который резко контрастировал с убогой обстановкой комнаты. Но в Голландии полно индонезийских девушек, бедных осколков нидерландской империи на Дальнем Востоке. Он мог и ошибиться по поводу легкого намека, который прочитал на ее лице. Когда она заговорила по-голландски, ему почудился в ее речи немецкий акцент; но уверен он не был. И после первых же его слов она быстро переключилась на английский.

– Ну, – сказала она, – мне кажется, вы достаточно на меня насмотрелись. Довольны? Почему вы шли за мной через весь город? Или вы их тех скромников, которые боятся заниматься делом в открытую?

– Все зависит от того, каким делом заниматься, – возразил Дарелл.

Девушка рассмеялась.

– А у вас есть какие-то сомнения на этот счет? – Она шагнула к нему в коридор, положив руки на бедра недвусмысленным призывным жестом. – Я уверена, вы останетесь мной довольны. Я ведь в самом деле вам нравлюсь, верно? Иначе вы бы наверняка не следили за мной. Знаете, я на вас очень рассердилась. Вы могли бы заговорить со мной гораздо раньше – по крайней мере угостили бы меня ужином. Скажите, вы – американец?

– А вы – немка? – спросил Дарелл.

Она удивленно посмотрела на него.

– Разве мой выговор похож на немецкий?

– Ваш акцент звучит немного странно.

– Но я научилась английскому языку от американцев. Знаете, это было много лет назад, когда я была моложе, но уже занималась этим делом. Да, я жила в Западном Берлине. Там было столько солдат! И прошло столько лет! Но вы заходите, пожалуйста. Не стесняйтесь. У меня есть неплохой "Дженивер", это настоящий голландский джин, и мы можем заказать какую-нибудь закуску в кафе на углу. Нам никто здесь не помешает. – Она мягко потянула его за руку, подталкивая к открытой двери.

– Понимаете, я следил за вами не для этого, – сказал он.

– Да?

– Мне хотелось бы знать, что вы делали сегодня после обеда в доме Пита ван Хорна и почему в такой панике убежали оттуда, когда я вышел из его комнаты. Почему вы там были? Почему вы нас подслушивали?

На лице ее проступило явное сомнение.

– Я была там? О, я думаю, вы очень ошибаетесь.

– Вы там были. Не лгите.

– Почему я должна лгать? У вас много денег?

– Я могу прилично заплатить за информацию.

– О чем? Я действительно не понимаю. Я – простой человек, занимаюсь простым бизнесом. Вы хотите заняться со мной любовью или нет? Если вы пришли сюда по другим причинам, можете убираться прочь. Меня не интересуют извращения, а уж тем более разговоры. И к тому же я не собираюсь вам рассказывать историю моей жизни. Если вы хотите устроить скандал, я позвоню в полицию. Чтобы вы знали, у меня есть лицензия. Все, что я делаю, совершенно законно.

У нее был смелый вызывающий взгляд. Дарелл заколебался. Ее тон и поведение казались убедительными, но...

Чтобы выиграть время, он спросил:

– Как вас зовут... я имею в виду на работе?

Он увидел, как глаза ее слегка расширились, затем в них промелькнуло что-то вроде удивления, гнева или лукавства. И она мягко рассмеялась. От улыбки ее губы приоткрылись, показались зубы, острые, белые и хищные.

– Ну что же, все знают, как меня зовут, – сказала она. – Меня зовут Кассандра.