Пролог

В укромном полутемном уголке нью-йоркского ресторана за столиком сидели двое – атлетического сложения красавец-мужчина средних лет и молодая миниатюрная женщина. Зажженные метрдотелем свечи в высоком бронзовом канделябре высветляли пышную копну волос блондинки и играли серебристыми бликами на антрацитовой шевелюре брюнета.

Потягивая шампанское, пара неторопливо беседовала.

– Неужели вы вышли замуж в шестнадцать? Разве в наше время это возможно?

– Да, представьте себе, что и такое случается. Мы с женихом удрали в Ривертвид и там в кузнице обвенчались. Есть одно крохотное местечко в глухих горах Адирондака, недалеко от канадской границы. В тех местах живут потомки выходцев из Шотландии, которые до сих пор хранят обычаи и традиции предков. И даже этот странный ритуал вступления в брак не забыли.

Мужчина удивленно поднял брови.

– И вы совершили обряд бракосочетания без всяких формальностей?

– Ну да. Мне, глупой девчонке, сама атмосфера заключения священного союза казалась романтичной, а чувства – искренними. Взявшись за руки, мы объявили себя мужем и женой и поклялись в верности над наковальней. Затем кузнец грохнул по ней молотом и прокричал: «Быть посему!»

Встретив удивленный взгляд собеседника, женщина замолчала. И зачем она все это рассказывает? Ведь давно вычеркнула прошлое из памяти. Во всяком случае – хотела бы вычеркнуть. Но память нет-нет да и оживает. И тогда перед глазами возникает сонм мучительных видений. Вот бы перебороть себя и вновь побывать там, где совершила необдуманный шаг, иначе до конца жизни она будет во власти страха и сомнений, не позволяющих снова отправиться под венец.

А может, лучше сидеть в своем убежище, прячась в хрупкой скорлупе туманных надежд? Одного печального опыта с лихвой хватит на всю жизнь. И пусть кто-то другой участвует в одинаково ненадежных старых и новых обрядах…

– Да, слыхал, слыхал о браках по-ривертвидски, – вывел женщину из задумчивости спутник. – Все это действительно очень романтично. Но разве такие браки действительны?

– И да, и нет – кому как повезет, – тряхнула головой блондинка, как бы отрекаясь от прошлого. Только куда от него денешься, если уж о том зашел разговор. – Брак над наковальней признается только в том случае, если его освящает церковь. Многие так и поступают, а бывает, оформляют брак и в муниципалитете Ривертвида – там все это делается просто.

Брюнет поставил на стол недопитый бокал шампанского и поморщился, словно напиток не доставил ему никакого удовольствия.

– Не могу понять, кому в наше время нужен этот ривертвидский анахронизм? – пожал он плечами. – Почему именно у наковальни, да еще тайком? И откуда этот дикий обычай?

Женщина оживилась, почувствовав возможность преподать хоть небольшой урок восседающему напротив нее ученому мужу, тем более что сейчас можно было вести речь уже не о собственной ошибке.

– А вы вспомните пуританскую Англию не столь уж далеких времен. Молодые пары, отчаявшись, убегали в Шотландию, потому что там они могли вступить в брак без разрешения родителей. Ривертвид был первым шотландским селением, сразу за речкой Твид. Влюбленные могли объявить себя мужем и женой всего лишь в присутствии нескольких случайных свидетелей. На эту роль годился кто угодно, хоть пастухи. Так и получалось, что, выпрыгивая из кареты за Твидом, парочка устремлялась в первое же строение, а им на самом отшибе поселения была кузница. Эта традиция сохранилась. Ривертвид продолжают воспринимать как романтическое место, где любовники могут найти спасение от тиранов-родителей.

– Хм, интересно, – усмехнулся мужчина. – Послушать вас – так это рай земной. Но вот замечаете ли вы, какая горькая ирония звучит в вашем голосе?

Блондинка сразу сникла и тяжело вздохнула:

– Это потому, что у меня все же наступило прозрение. А ведь жаждала чуда…

 

1

– Черт бы побрал этот ливень! – пробормотала Мона. – И чего меня понесло в эту темень? Да еще и дождь как из ведра!

Но она понимала, что выбора-то не было. На первый взгляд редактор отдела мод женского журнала «Самая красивая» преподнесла отменную идею, сказав, что хочет получить снимки очередной коллекции женской одежды на фоне построек первых поселенцев. Но наиболее экзотические из них находились в ста милях от Нью-Йорка, и, когда Мона отщелкала последний кадр, хляби небесные разверзлись. Несмотря на предательское поведение погоды, сегодня вечером она должна добраться до дому. Утром ей уже нужно быть в своей студии.

Ритмичное поскрипывание скользящих по стеклу дворников усыпляло, и Моне приходилось напрягаться, настороженно вглядываясь в темноту. Наконец она остановилась у придорожного кафе и выпила чашку кофе, чтобы взбодриться, зашла в туалет и плеснула холодной водой в лицо. Затем освежила макияж и с такой силой стала расчесывать падающие на плечи светлые волосы, что их пряди, наэлектризовавшись, разлетелись в разные стороны. Прихорашивание казалось никчемным, потому что все равно ее никто не видел, но тут уж дело в самоуважении.

Работа с манекенщицами была довольно утомительна, но Мона изобретательно пускала в ход многочисленные приемы и хитрости, чтобы их усталые, но симпатичные мордочки обретали черты настоящих красавиц. Сама она была ростом в пять футов два дюйма и хрупкого телосложения, что никак не вязалось с образом деловой дамы нашего эмансипированного века. Но на самом деле Мона слыла энергичной, умной и проницательной женщиной, которая прошла великолепную школу фотомастерства.

У нее было милое и невинное девическое лицо, что порой изрядно раздражало Мону. С ума сойти – ее все еще принимали за девочку-подростка, хотя уже в семнадцать она была замужем и имела годовалого ребенка. Правда, когда ей минуло двадцать девять, она не без особого самодовольства отмечала, что выглядит на несколько лет моложе. Миниатюрная фигурка и копна волос цвета светлого меда дополняли впечатление о ней как о юной особе. Лишь по-настоящему проницательный человек мог догадаться об истинном возрасте Моны Хэмилтон, да и то после того, как вгляделся бы в ее темно-синие глаза и увидел таившиеся в них боль и разочарование.

Снова вырулив на шоссе, она ехала медленно и осторожно. Дорожное покрытие было отвратительным, а она слишком устала, чтобы успеть вовремя отреагировать на опасность. Если бы только эти дворники не гипнотизировали ее. Если бы только…

Неожиданно Мона увидела, как откуда-то сбоку на шоссе выехал автомобиль. Похоже, она целую вечность изумленно смотрела на него, чувствуя, что происходит что-то странное, но не была в силах понять – что именно. Лишь через несколько секунд усталый мозг ответил, что машина движется навстречу не по своей стороне дороги.

Она бросила ногу на тормоз, но поняла, что вовремя остановиться не успеет. Нарушитель и не пытался вырулить в свой ряд. В последнюю секунду оба автомобиля развернулись в одну и ту же сторону, передние бамперы ударились друг о друга, послышался скрежет металла, и машины резко остановились.

Тяжело переводя дыхание, Мона осознала, что не пострадала при столкновении. К счастью, шоссе было пустынно.

Разозлившись, она распахнула дверцу и вылетела под дождь.

Из чужого автомобиля донесся стон, полный невыразимой тоски. Его могло издать животное, взвывшее над своим раненым детенышем, или же человек, оплакивающий печальную судьбу новенькой машины. Понять, кто же является источником звуков, было невозможно.

Сквозь дождь и в темноте Мона разобрала, что лимузин был последней моделью дорогой и престижной марки. Его изысканные очертания изуродовала вмятина на переднем крыле, точно такая же, как и на ее машине.

Появился водитель, высокий и стройный, но из-за рассыпавшихся прядей волос трудно было разглядеть лицо.

– Вы что, японец или англичанин? – фыркнула Мона. – Здесь Америка, где ездят по правой стороне.

– И мне это хорошо известно, – буркнул незнакомец. – Я сам американец и отлично знаком с дорожными правилами. – Голос звенел от возмущения, так что возраст нарушителя определить было нелегко.

– Во что трудно поверить, судя по вашей манере вождения, – с откровенной издевкой ответила она. – Надеюсь, вы не будете отрицать, что несете всю ответственность за этот инцидент?

– Еще как буду.

– Что? – заорала Мона, разозлившись. – Вы ехали по встречной полосе.

– Не спорю, – закричал он в ответ. – Просто отрицаю, что ответственность лишь на мне. Перед вами была абсолютно пустая дорога, вы отлично видели меня, но до последней секунды ничего не предпринимали.

От такого откровенного нахальства у Моны перехватило дыхание. Пока она собиралась с силами, чтобы достойно ответить, из лимузина выпорхнула высокая женщина с ярким шарфом на шее. Дамочка подошла к спорщикам и раскрыла над их головами зонтик.

– Вот так лучше, – сказала она. – Теперь вы можете скрещивать шпаги с удобствами.

Оба уставились на нее. Даже в пылу спора профессиональный взгляд Моны успел отметить, что незнакомка была одной из самых красивых юных особ, которых ей доводилось видеть. Но она тут же отвела от нее глаза, возвращаясь к схватке.

– Вы осуждаете меня за то, что сами не можете отличить правой стороны от левой? – возмущенно вопросила она.

– Нет, мэм, но вас стоит осудить, потому что вы не обращаете внимания на дорогу. Вы должны были предпринять соответствующие меры, как только увидели встречную машину.

– Если бы вы ехали как следует, ничего не нужно было бы предпринимать.

Мужчина вынул из кармана носовой платок и вытер лицо, дав Моне возможность увидеть, что он моложе, чем ей показалось. Лет под сорок, и его худощавое с резкими чертами лицо можно было бы назвать красивым, не будь оно так искажено гневом.

– Позвольте напомнить вам, – тяжело дыша, сказал он, – что первое правило дорожного движения требует от сидящего за рулем вести себя так, словно все остальные водители идиоты…

– Приятно слышать, что вы сами это признаете.

– …и быть готовым в любой момент уклониться от столкновения.

– Вы ехали по встречной полосе! – заорала она.

– Да, да, но дело в том, что в тот момент я этого не осознавал. Я думал, что еду по своей полосе. А вот вы знали, что я на встречной, и должны были отреагировать куда раньше.

– Вы считаете, я должна была думать за вас? Почему бы вам самому не пошевелить мозгами? Кто вы – посторонний свидетель или любитель разыгрывать из себя дурачка?!

Молодая особа издала сдавленный смешок и поперхнулась под яростным взглядом мужчины.

– Так почему же вы не попытались перестроиться? – потребовала ответа Мона.

– Потому что я считал, что это сделаете вы, – с трудом нашелся мужчина. – Я же думал, что это вы едете по встречной полосе…

– Я и близко к ней не была, – развела руками Мона, не в силах отделаться от впечатления, что все это напоминает сумасшедший дом. – Я ехала по своей полосе, и вам чертовски повезло, что на моем месте не оказался грузовик.

Красивая молодая женщина взяла спутника за руку.

– Ты же знаешь, что она права, – услышала Мона ее шепот.

– Что? – уставился на нее мужчина, словно был не в силах поверить услышанному.

– Она права. Это ты ехал по встречной полосе. – Красавица повернулась к Моне. – Мне очень жаль. Понимаете, мы только что вернулись из Англии, где другие правила движения. Он впервые после месячного отсутствия в Штатах сел за руль и…

– Софи, – проворчал мужчина, – если тебе больше нечего сказать, возвращайся в машину.

– О, нет! Пожалуйста, разреши мне остаться, – замялась молодая особа.

– Тогда молчи и веди себя как следует. Мона изумленно слушала этот обмен репликами.

– Вот уж не думала, что такие мужчины, как вы, еще существуют, – заговорила она наконец. – Почему вы позволяете ему обращаться с вами подобным образом? – обратилась она к Софи.

– Не могу остановить его, – грустно ответила та.

– София!

Опустив голову, молодая женщина тут же замолчала.

Мона почувствовала, что готова взорваться.

Мужчина набрал полную грудь воздуха, и, когда снова открыл рот, по тону можно было понять, что он сдерживает себя с большим трудом.

– К вашему сведению, мэм, эта девочка…

– Девочка? – саркастически прервала его Мона. – Значит, вы тот еще тип!

– То есть?

– Из той породы мужчин, которые называют женщин девочками, потому что так проще всего унизить их. Жаль, что за рулем сидела не ваша спутница. Мы не попали бы в переделку.

У незнакомца вспыхнули глаза.

– Вы в самом деле хотите подискутировать о женщинах-водителях?

– Нет, благодарю. Вы предубеждены против нас, даже когда мы за рулем, не говоря уже о других наших занятиях.

Она с удовольствием заметила, что оппонент потерял дар речи.

– Я? – наконец выдавил он. – Это я… предубежден против женщин?

– Да, вы. И лишь потому, что не правы, вы готовы во всем обвинять женщину.

Реакция Софи оказалась совершенно неожиданной. Она покатилась со смеху, а ее спутник задыхался от переполнявшего его гнева.

– Послушайте, – наконец выдавил он, – эта юная особа… да замолчишь ли ты? – Последние слова были обращены к Софи, которая продолжала смеяться.

– Не обращайте на него внимания, – сказала ей Мона. – Я рада, что вы находите все это смешным. Но на вашем месте я бы задумалась о своей жизни. С такой внешностью, как у вас, не стоит иметь дело с человеком, который исповедует архаичные взгляды времен Дикого Запада. Ее внимание снова обратилось к мужчине. – Позвольте заметить, если вы не в курсе дела, сейчас двадцатый век.

– Да провались он, этот двадцатый век! взорвался тот. – Есть вещи, которые никогда не меняются, – нет ничего страшнее женщины за рулем. Вы просто грезили наяву, потому и не успели меня заметить. Если есть водители, которых я боюсь пуще смерти, то это тупоголовые маленькие создания…

– Тупоголовые маленькие?..

– Мэм, я не отношусь к архаичным личностям, а вот вы, видимо, из тех миниатюрных особ, в головке у которых лишь платья и прически. Единственное, о чем вы никогда не думаете, – это о том, что происходит перед капотом вашей машины.

– Ну хватит! Мы выложили друг другу все, что необходимо, – стиснув зубы, пробурчала Мона.

– Без сомнения. Вот моя визитная карточка. На обороте – адрес моей страховой фирмы. Попросите, пожалуйста, вашего мужа связаться со мной. А теперь, надеюсь, вы будете настолько любезны, что сообщите мне свои данные, дабы мы могли разъехаться на своих покалеченных машинах и никогда больше не встречаться.

– Любой, кто видел вас за рулем, постарается не ездить с вами по одной дороге, – с жаром парировала она. – Водитель вы отвратительный. Небось привыкли, что при встрече с вами любой жмется к обочине.

Софи робко хихикнула, но под возмущенным взглядом своего спутника замерла.

– А вот это, – сказала Мона, нацарапав несколько слов на клочке бумаги, извлеченном из кармана пальто, – адрес моей страховой фирмы. Там же вы найдете мой телефон и другие интересующие вас сведения. – Она испытала удовлетворение, увидев, как при этих словах мужчина вытаращил глаза. – А теперь я буду вам весьма обязана, если вы уберете с дороги свою машину, ибо вы все еще торчите на чужой полосе движения.

Не дожидаясь ответа, Мона повернулась и залезла в кабину. Она видела, как Софи взяла бумажку из рук спутника и стала внимательно ее изучать.

К облегчению Моны, машина сразу же завелась. Несколько секунд, пока разогревался мотор, она изучала визитную карточку. На ней было написано «Арни Гарленд», а дальше шел ряд телефонов каких-то офисов.

Ничего нет удивительного, что он взбесился, когда я спросила, что он собой представляет, усмехнулась Мона. Когда машина этого человека проехала мимо, она увидела его руки, лежащие на баранке, и все еще рассерженную физиономию.

На следующий день Мона связалась со своей страховой фирмой, после чего, успокоившись, стала ждать продолжения схватки. Но почему-то испытала разочарование, когда фирма незамедлительно сообщила ей, что уже установила контакт с мистером Гарлендом, который полностью берет на себя вину за дорожное происшествие. С той же почтой пришло письмо и из его страховой конторы, которая просила сообщить стоимость ремонта.

Таким образом, справедливость восторжествовала. Отогнав машину в мастерскую, Мона взяла напрокат другую и попыталась убедить себя, что полностью удовлетворена: противник скрылся в пещере, уклонившись от сражения.

Ее беспокоило ощущение, что фамилия Гарленд как-то смутно знакома ей, но, так ничего и не припомнив, Мона забыла об этом человеке. У нее была куча работы и слишком мало времени, чтобы думать о чем-то еще. Фотостудия «Хэмилтон» пользовалась высокой репутацией в мире рекламы модельного бизнеса, но до полного и безоговорочного признания было еще далеко, а меньшее Мону не устраивало.

Ее подгоняли не только амбиции, но и чувство ответственности – ведь она была единственной добытчицей в своей семье. Вот уже восемь лет она вела активный деловой образ жизни, поняв, что на ее мужа Найджела Хэмилтона, мягко говоря, полагаться не стоит. Едва только получив свой первый гонорар за фотоработы и вплоть до того дня, когда Найджел оставил семью, она поддерживала его. После развода он женился на женщине с независимым источником дохода, что позволило ему вести беззаботную жизнь.

В последние дни Мона пребывала в одиночестве, потому что пасхальные каникулы ее дочка Лорна проводила с отцом. Эван, восемнадцатилетний брат Моны, который жил с ней после того, как два года назад скончались их родители, в свободные дни уехал куда-то автостопом. Но за три дня до начала семестра все вернулись.

И брат, и сестра унаследовали от матери черты лица, из-за чего физиономия Эвана казалась на удивление женственной. Он был лингвист от Бога, и, по мнению университетских профессоров, его ждало блестящее будущее. Мона, которая бросила школу, так и не получив законченного среднего образования, восхищалась своим младшим братом. Но восторги распространялись лишь на его академические таланты. В бытовом же плане Мона давала ему сто очков вперед.

Их мать посвятила свою жизнь рабскому служению Эвану, и для того было потрясением остаться без ее опеки, да еще под одной крышей с сестрой, занятой своими проблемами, и с племянницей всего на пять лет моложе его, которая также не собиралась уделять ему излишнего внимания.

Эван был добросердечный, эмоциональный юноша, склонный к идеализму и наделенный природным обаянием. Мона порой думала, что, когда ей удастся отучить его от привычки к излишней материнской опеке, он станет личностью без недостатков. Но порой совместное существование раздражало ее, особенно когда Эван заводил разговор о деньгах.

Отец оставил ему наследство в тридцать тысяч долларов, которым Мона распоряжалась, пока брату, согласно завещанию, не исполнится двадцать один год. Она вложила эти деньги в выгодное дело, а когда Эван подрос, стала выдавать ему содержание из набегавших процентов, порой подкидывая дополнительные суммы на оправданные расходы. Но их представления об «оправданных» тратах решительно расходились, и, удовлетворяй она все просьбы, у братца уже ничего не осталось бы.

– Что это у тебя за чудовище на четырех колесах? – спросил Эван, когда, обменявшись приветствиями, семья собралась на кухне.

– Пришлось взять напрокат, пока моя машина в ремонте. Столкнулась с лунатиком, который ехал по встречной полосе. И он еще пытался обвинить меня.

– Это почему же, если он ехал не по своей полосе? – возмутилась Лорна.

– Ни один мужчина не признает свои ошибки, если речь идет о превосходстве над женщиной, сидящей за рулем, – криво усмехнулась Мона. – Он оказался первостатейным нахалом, настоящим мужским шовинистом. Я-то думала, что они все вымерли…

– Когда же машину починят? – поинтересовался Эван.

– Самое малое через две недели. Надо менять крыло и бампер. И боюсь, все это время мне придется пользоваться вот этой колымагой…

– Так не думаешь ли ты, – вернулся брат к предмету спора, который длился вот уже несколько недель, – что мне пора обзавестись собственной машиной?

– Не думаю. Автобус подвозит тебя прямо к университету.

– Да, но машина, которая мне приглянулась…

– Я знаю, что тебе приглянулось, но «ламборджини» стоит слишком дорого.

– Но это же мои деньги, не так ли?

– Да, и я хочу быть уверенной, что к твоему совершеннолетию останется еще приличная сумма.

Эван выразительно простонал и отправился к себе. Лорна приготовила чай. Она была худенькой тринадцатилетней девочкой с тонкими чертами лица и острым язычком, наделенной неподражаемой способностью смешить мать. Несмотря на мелкие стычки, которые неизбежны в отношениях между матерью и взрослеющей дочерью, они все же оставались хорошими друзьями.

– По тону, которым мой дядя говорит о деньгах, – поморщилась Лорна, – можно подумать, что он этакий обобранный наследник из мелодрамы прошлого века. Честное слово, как болячка на…

– Лорна!

– Я хотела сказать – на шее, – продолжила дочь с невинным видом, но мать ей обмануть не удалось. – Твой братец и есть болячка. Куда лучше, когда он не зудит.

– Дорогая, Эвана приходится принимать со всеми его достоинствами и недостатками. Он еще ребенок, которому надо внушать понятие о здравом смысле.

– Ох, да брось ты, мама. Эван отлично все понимает. Все эти номера «ах, какой я маленький и несчастный» лишь для того, чтобы мы плясали вокруг него.

– Ну с тобой-то его номера не проходят, не так ли? – хмыкнула Мона. – С тех пор, как Эван живет здесь, он заметно исправился. Наступит день, когда его жена поблагодарит тебя.

– Я и сама хочу, чтобы он женился и уехал, как он все время угрожает сделать.

– Неужто? Я не слышала.

– Эван говорит, что, будь он женат, ты бы выдала ему все деньги.

– Он хочет обрести свободу, чтобы спустить всё на дорогие автомобили.

– Но почему бы не позволить ему купить машину, мам? Тогда он избавит нас от массы хлопот. Сбежит, как в свое время это сделала ты.

Мона принялась за чай, радуясь, что у нее есть повод не отвечать…

Ей было пятнадцать лет, когда она по уши влюбилась в Найджела Хэмилтона, и всего шестнадцать, когда удрала с ним в маленькое глухое местечко на северо-востоке Америки, чтобы там тайно обручиться. Почти сразу же она поняла, что трагически ошиблась. Безалаберный весельчак, Найджел не мог отделаться от неодолимой привычки получать от жизни только наслаждения. Сущим удовольствием было для него волочиться за дочкой преуспевающего бизнесмена, пресекая все попытки разлучить их. Еще более восхитительно было спланировать бегство, чтобы оставить с носом кинувшихся вдогонку родителей и встретить преследователей в качестве мужа их дочери. Но, узнав, что должен появиться ребенок, Найджел сразу заскучал.

Новые волнующие ощущения он нашел в азартных играх. Отцу Моны несколько раз приходилось присылать деньги, чтобы покрыть растущие долги непутевого зятя.

Единственной радостью, которую принесло замужество, была Лорна, родившаяся, когда ее матери не исполнилось и семнадцати. Только ради нее Мона старалась как-то склеить черепки распавшегося брака, даже после того, как Найджела потянуло на мимолетные радости с другими женщинами.

Но в любом случае он был любящим отцом, и, когда его выгнали с последней работы, Найджел проводил все время с малышкой-дочерью. Мона получила возможность начать карьеру фотографа, оставляя с ним Лорну, когда отправлялась на съемки. Через пару лет она уже процветала, и, когда отец перестал оказывать им финансовую поддержку, сказав: «Это все, моя дорогая. Остальное – для Эвана», она уже прочно стояла на ногах.

В конце концов Найджел съехал, чтобы жить в ста милях от Нью-Йорка с женщиной, которая стала его второй женой. Лорна осталась с матерью, но много времени на каникулах проводила с отцом.

Мать не посвящала ее в неблаговидные подробности неудавшейся семейной жизни. Дочь обожала Найджела, так что Мона и сейчас промолчала, позволив ей болтать о бегстве и делая вид, что эта тема не причиняет ей боли.

– А мы не можем сделать так, чтобы Эван сбежал? – задумчиво спросила Лорна. – Тогда мы от него отделаемся.

– Дорогая, это неблагородно.

– Мам, да я всего лишь фантазирую. А в фантазиях можно быть и неблагородной, потому что они – отличный клапан, чтобы избавиться от собственных агрессивных инстинктов. «Как легко в реальной жизни проявлять благородство по отношению к нашим ближним после того, как мы прочитали им сокрушительную отповедь».

– Кто это сказал? – заинтересовалась Мона, ибо театральная манера, с которой Лорна процитировала эти слова, дала понять, что они откуда-то позаимствованы.

– Арни Гарленд в своей газетной колонке.

– Кто?! – пораженно воскликнула Мона.

– Арни Гарленд. Мам, в чем дело?

– Да ведь так зовут человека, с которым я столкнулась.

– Должно быть, совпадение. Этого не может быть. Ты сказала, что твой Гарленд унижает женщин, а этот судя по всему настоящий джентльмен. Он печатается во многих газетах, ведет страничку в женском журнале и еще ток-шоу на телевидении, где люди высказывают самые различные точки зрения. И в спорах он всегда встает на сторону женщин.

– Ну конечно! – кивнула Мона. – Наконец-то вспомнила, где я слышала эту фамилию. Хотя не думаю, что видела его на экране.

– Его шоу идет в дневное время, когда тебя нет дома.

– Значит, Арни Гарленд на нашей стороне? – не скрывая скептицизма, пожала плечами Мона.

– Честное слово. Он недавно заявил в ток-шоу, что «общаясь с женщиной, становишься добрее», и рассказывал, какая у него прекрасная дочь и как он хочет, чтобы она стала адвокатом.

– Она что, уже готова переспорить всех судей?

Лора хмыкнула.

– Не думаю. Ей всего пятнадцать лет. Девочка учится в моей школе. И сходит с ума по нарядам. Она считает, что просто потрясающе иметь мать, которая снимает для журналов мод.

Вернувшийся Эван успел услышать конец разговора.

– Эта девчонка просто поддевает тебя, – заметил он.

– Софи вовсе не поддевает.

– Как ее зовут? – встрепенулась Мона.

– Я же сказала – Софи. А что? Мона уставилась на дочь.

– Человек, с которым я столкнулась, был с особой по имени София. Как она выглядит?

– Ростом примерно в пять футов девять дюймов. Очень красивая и смешливая.

Эван скрылся в соседней комнате, откуда тут же появился с книгой в руках. Он показал Моне фотографию на задней обложке.

– Это тот, кого ты видела?

На фотографии был молодой мужчина с красивыми правильными чертами лица и темными глазами. Мона профессионально отметила явные признаки ретуши, которые лишили лицо индивидуальности и живости. Но в любом случае не оставалось сомнений, что на шоссе она скрестила шпаги именно с этим человеком.

– Ну конечно, он, – простонала Мона. – И должна сказать вам, что этот тип втирает публике очки. Вы бы слышали, как он разговаривал с бедной Софией!

– Некоторые родители тоже не всегда вежливы со своими детьми, – многозначительно заметила Лорна. – Может, в воспитательных целях или от переизбытка любви…

Тем не менее это не оправдывает его замечаний в адрес женщин-водителей, – твердо сказала Мона.

– Нельзя осуждать мужчину за горячность, когда он видит, что пострадала любимая машина, – возразил Эван. – А если этот человек одержимый автолюбитель? Сомневаюсь, что ты сама была воплощением любезности и вежливости.

– Но в любом случае он не имел права называть меня тупоголовым маленьким созданием. Я же не собираюсь унижать его как мужчину, который хочет увидеть свою дочь в роли адвоката.

– Он впустую терял с тобой время. Женщины не способны к беспристрастности, – надменно бросил Эван. – Им свойственно зазнайство… вот как моей милой племяннице.

– Ну, это куда лучше, чем знать восемь языков и на всех пороть чушь, – огрызнулась Лорна.

Не удостоив ее ответом, Эван удалился.

– Придет день, – задумчиво пробормотала девочка, – когда я с наслаждением пну его… но лодыжке.

– Тебе не кажется, что лучше не лелеять такие мечты? – Мона придала голосу строгость.

– О нет, мама. Пнуть его мне хочется в реальной жизни. А в мечтах я варю его в кипящем масле…

Поздно вечером раздался телефонный звонок.

– Слава богу, Мона, наконец-то я застала тебя, – послышался голос в трубке.

– Привет, Берил. Что стряслось? – Это была старая подруга, которая работала в рекламной фирме.

– Можешь ли ты завтра поработать сверхурочно? Пожалуйста, выручай меня.

– Трудновато, – засомневалась Мона. – Я загружена под завязку. Могла бы снять твоего клиента разве что в самом конце дня, но и то ему придется подождать. Кто он такой?

– Арни Гарленд. Речь идет о его новой книге.

– Прости, Верил, но я вынуждена тебе отказать. После того как наши машины столкнулись, этот деятель должен испытывать ко мне стойкую ненависть. Уж он-то никогда не позволит, чтобы я запечатлела его личность.

– Но он требует именно тебя.

– Он… что?

– Мы обслуживаем его издателей. Они всегда лепят его физиономию на обложку. В самую последнюю минуту он решил, что нужна другая фотография, и сказал, что делать ее доверит только известному мастеру Хэмилтон.

– Хотела бы я знать, что происходит, обескураженно пробормотала Мона.

– Если возьмешься его фотографировать, можешь сама спросить, – ушла от ответа Берил.

– Ладно, но предупреди его, что придется подождать. Он может попытать счастья не раньше, чем после четырех часов.

Повесив трубку, Мона взяла справочник «Кто есть кто?», не очень надеясь найти в нем ведущего ток-шоу. Но выяснилось, что Арни Гарленд не только телезвезда и известный колумнист, но и профессор философии, обладатель ученых степеней. К тридцати семи годам – если верить приведенным данным – он охотно сменил образ жизни, предпочтя академическому уединению яркий свет телестудии.

Ну и пройдоха, цинично хмыкнула Мона. Фортуна вечно играет вам на руку, мистер Гарленд, но в глубине души вы мечтаете о признании в роли глубокого мыслителя. Можете, мой друг, дурачить свою публику, но я-то знаю, что вы мошенник.

Но она уже не могла дождаться завтрашнего дня.

 

2

На следующее утро, едва только начав работу, Мона поняла, что день складывается не лучшим образом. Одна из моделей опаздывала, у другой был насморк; к моменту съемки не прибыли туалеты, два набора аксессуаров не подходили, парикмахер и визажист были на грани нервного срыва. К трем часам, когда полагалось заканчивать съемки, она только приступила к ним.

– Всем успокоиться, – начальственным тоном повелела она. – Даю десять минут, чтобы остыть.

Мэрилин, ее помощница, начала обносить всех чашками с кофе. Мона мрачно уставилась на свое отражение в огромном, во всю стену зеркале. На ней были старые джинсы и рубашка, волосы гладко затянуты назад и перехвачены ленточкой, на щеках рдели пятна.

Неважно, подумала она. В конце концов, вид у нее рабочий, как и полагается: деловая женщина, а не какое-то тупоголовое маленькое создание. Мона направилась в свой кабинет, но на пороге студии остановилась как вкопанная, пораженная красотой молодой девушки – таких видеть ей не приходилось.

У незнакомки была высокая тонкая фигура и классически правильные черты лица. Волосы естественного ярко-рыжего цвета оттеняли глубокую синеву глаз. Мона прищурилась, пытаясь понять, почему гостья кажется ей такой знакомой.

– Я заказала еще одну модель? – спросила она. – Из какого вы агентства, мисс?..

– Я не модель, – улыбнулась девушка. – Но хотела бы быть ею. Мы уже встречались.

– Ну конечно же. Только я вас сначала не узнала. Была темная ночь, лил дождь…

– А вы ругались с папой, – надула губки Софи.

– Вам в самом деле всего пятнадцать? – удивленно спросила Мона. Продуманная косметика на лице юной красавицы была наложена умелой рукой, и ей вполне можно было дать лет двадцать.

– Через пару месяцев стукнет шестнадцать. Мисс Хэмилтон, я в самом деле искала встречи с вами. И просила Лорну рассказывать о вас.

– Да, она говорила мне, что вы интересуетесь модой.

Софию Гарленд природа наделила органичным чувством стиля. На ней было свободное белое платье джерси, а на шее – легкий шелковый шарфик, подходивший по цвету к ее глазам.

– Боюсь, что буду занята еще не меньше трех часов, – продолжила Мона. – Вам лучше пойти погулять и потом вернуться.

– Не могу ли я подождать здесь? Я буду вести себя очень тихо и не стану мешаться под ногами, – взмолилась Софи.

Мона хмыкнула.

– Могу себе представить, что по этому поводу сказал бы ваш отец.

– Да? Правда? И каких же слов вы ждете? – раздался за ее спиной голос.

Повернувшись, Мона увидела его обладателя. Ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на него, и только так она опознала своего ночного противника. Его невозможно было узнать, и не только потому, что сейчас он отлично выглядел и казался милым. На губах его играла вежливая улыбка.

Она узнала это лицо с отретушированной фотографии, хотя в жизни оно было совершенно другим. Тот снимок изображал невыразительную мальчишескую физиономию. А перед ней стоял мужчина лет под сорок, с таким видом, словно он выдержал яростные штормы всех морей и океанов и, улыбаясь, вышел победителем из передряг.

В действительности в нем было все, чего так не хватало на фотографии, – жизнелюбие, уверенность в себе сильной личности и, кроме того, раскованность. На тонком лице выделялся четкий и благородный рисунок губ, а выступающий подбородок говорил об упорстве. Но ее внимание приковали глаза. Они были подобны огонькам в ночи и с неизъяснимой силой притягивали к себе.

Все эти мысли пронеслись в голове Моны в долю секунды, но внешне она смогла сохранить достаточно спокойствия, чтобы небрежно бросить:

– Каких слов я жду? Скорее всего, что-то о тупоголовых маленьких созданиях, которые не могут думать ни о чем, кроме как о тряпках.

У него хватило совестливого мужества покраснеть, но он быстро оправился.

– Неужели я мог сказать такое женщине? Честное слово, мне подобное не присуще.

– Вы намекаете, что мне показалось? – поджав губы, сказала Мона.

– Мисс Хэмилтон, – взмолился обладатель множества талантов и ученых степеней. – Полагаюсь на вашу благосклонность. Когда дочь узнала, кого я обидел, она стала угрожать мне страшными карами, если я не улажу с вами отношения. И если вы не простите меня, она никогда не будет со мной разговаривать.

– Это я все устроила, – с удовольствием сообщила Софи. – Это я попросила женщину из рекламного агентства, чтобы фотографом были только вы.

– А затем она мучила меня полдня, заставив прийти в студию, чтобы понаблюдать за вашей работой, – дополнил Гарленд. – Естественно, я предупредил ее, что вы выставите нас за дверь…

Он театрально развел руками, и Мона не могла не улыбнуться.

Она понимала, что его показное смирение – самый простой путь к цели: лишь бы доставить дочери удовольствие. Это понравилось Моне.

– Можете оставаться. – Она спрятала улыбку. – Но занята я буду долго.

– Тебе повезло, – бросил Гарленд дочери и повернулся к Моне. – Мы будем тихи как мышки, и вы забудете о нашем присутствии.

Софи куда-то ускользнула, а отец остался стоять на месте, не сводя глаз с хозяйки студии.

– Я приношу вам искренние извинения, – сказал он. – Когда я узнал, кто вы такая, то понял, каким идиотизмом были мои слова.

– Я испытала точно такое же чувство дважды, – призналась Мона. – Во второй раз – когда выяснила, что вы любимец всех женщин.

– То есть вы этого не знали? – растерянно спросил он, и оба рассмеялись.

– Почему вы сразу не сказали, что Софи ваша дочь?

Он улыбнулся.

– Я пытался, но вы заткнули мне рот, а девочка молчала, потому что эта ситуация ее потешала. Я надеюсь, страховая компания сообщила вам, что я взял всю вину на себя?

– Да. Но должна признаться, я собиралась связаться с вами и сказать, что не могу вам этого позволить. Вы были в какой-то мере правы. Я слишком поздно отреагировала, так что половина упреков приходится на мою долю. Не возражаете?

Он уклонился от прямого ответа, спросив:

– Вы возвращались после работы?

– Да.

– То есть были утомлены. Мне не следовало торопиться с выводами. Итак, я прощен?

– Конечно… если и вы простили меня.

– Мне нечего прощать, – добродушно признался он.

– Что касается страховки…

– Почему бы не поговорить об этом попозже? Ведь вам еще надо заниматься делами, не так ли?

– О господи, конечно же. – Разговаривая с гостем, она забыла обо всем на свете, лишь указала ему на пару стульев у стены и вернулась к делам. Съемкам больше ничто не мешало, и к шести часам с ними было покончено.

– О'кей, вот и все, – наконец перевела она дыхание.

Мэрилин принесла кофе. Прима-модель, гибкая стройная блондинка Шила убирала свои наряды, и помогавшая ей Софи засыпала девушку вопросами.

Мона припомнила себя в юном возрасте, когда она замышляла бегство из дома, не догадываясь о горечи и разочарованиях, которые ждали ее. Машинально переведя взгляд, она увидела, что Гарленд не спускает с нее глаз, в которых застыло вопросительное выражение. На губах его плавала теплая улыбка, и казалось, что он заглядывает в глубины души Моны, понимая все, что в ней таится. Эта мысль привела женщину в смущение. Она зашла в лабораторию и стала перезаряжать фотокамеру.

Гарленд решил засвидетельствовать свое почтение.

– У меня не хватает слов благодарности за вашу сегодняшнюю любезность. – Последовал легкий поклон. – Софи, конечно, как и все девушки в ее возрасте, сходит с ума по модным нарядам и сегодня испытала огромную радость.

Улыбнувшись, Мона поблагодарила Гарленда, но что-то подсказывало ей, что он недооценивает свою дочь. Ее чувство стиля отличалось недетской хваткой, а четкий рисунок скул и подбородка на тонком лице говорил о твердом характере. Да, в не столь уж далеком будущем чадолюбивого папашу ждут нешуточные открытия.

Вам придется растолковать мне, какого рода снимок вы хотите.

– Просто сделайте меня таким, каков я есть.

– Но какой вы? Каким вы себя видите? То есть что люди на самом деле имеют в виду, когда говорят «каков я есть»? Я буду честна с вами, мистер Гарленд…

– Вам не кажется, что наше знакомство уже позволяет называть друг друга по имени? – спросил он. – После всех обменов «любезностями» и характеристик, которыми мы наделили друг друга?

Она засмеялась.

– Ладно – Арни. Я отнюдь не обрадовалась этому заказу. На обложке книги я видела ваш последний снимок, но такого я сделать не могу.

– И слава богу! – с жаром согласился он. – Это что-то чудовищное. Меня приглаживали и вылизывали, пока я не превратился в какое-то ангелоподобное существо. Люди считают, что я на самом деле так выгляжу, и, увидев меня, недоумевают: «Почему он так постарел?» Я бы хотел, чтобы вы придали мне облик человека средних лет и, если возможно, слегка простецкого. И тогда при виде меня люди скажут: «Боже, да он такой же, как мы!»

Мона отошла на пару шагов и критически присмотрелась к этому сумасшедшему, который бурным порывом ветра ворвался в ее студию. Она оценила линии худощавой стройной фигуры, длину ног и ширину плеч, но главное – лицо: отметила свежую загорелую кожу, четко очерченные губы, смешливые морщинки у блестящих темных глаз, в глубине которых плясали веселые чертики. Она невольно поддалась его мощной, но сдержанной ауре мужественности – и вдруг ее кабинетик-лаборатория показался ей тесным и захламленным.

– Я бы могла, – наконец сказала она, делая вид, что идет на уступку, – изобразить благопристойного человека… – У Гарленда вытянулась физиономия. – Довольно молодого… – У него опустились уголки губ. – И уж конечно, не в растерзанном виде.

Он смерил Мону взглядом, словно прикидывая возможную силу ее сопротивления. Затем, вытащив из кармана очки в толстой черной оправе, водрузил их на нос.

– В интеллигентном виде, – саркастически ухмыльнулся он.

Она покачала головой.

– В достойном. Это все, что я могу предложить.

– Почему вы, черт возьми, столь неуступчивы? – возмутился он. – Я же прошу так немного.

– Вы хотите, чтобы я достала вам луну с неба. Попробуйте обратиться к французскому фотомастеру Картье Брессону. Даже в очках вы выглядите очень молодо. У вас сохранились все волосы, и, судя по всему, вы не красите их.

Он невольно провел рукой по блестящим черным завиткам.

– Я бы предпочел немного седины на висках, но дочь считает, что не стоит торопиться.

– И правильно считает, – кивнула Мона. – У нее, насколько я могла отметить, хватает здравого смысла, который она унаследовала явно не от отца.

– Это ей досталось от матери, – хмыкнул Гарленд. – Эта дама уже много лет не присутствует в моей жизни. – Он чуть помедлил и изрек хрипловатым голосом: – И почему-то в данный момент я очень рад этому.

Мужчина не сводил с Моны глаз, и она не сомневалась, что правильно истолковала их выражение. Просто смешно. Не считая первой встречи, их знакомство насчитывает всего лишь несколько минут, да и те прошли в дурацких шуточках. Но за ними скрывался особый смысл, ибо их взаимно тянуло друг к другу.

Она глубоко вздохнула. Этот человек не вызывал у нее доверия, но не потому, что она знала о нем какие-то нелицеприятные подробности, а из-за укоренившейся настороженности к мужчинам, особенно обаятельным. Найджел Хэмилтон в свое время прельстил ее своим обаянием, а кончилось все довольно грустно…

– Я сфотографирую вас в очках, – деловито продолжила она.

Казалось, Гарленд не слышал.

– Софи сказала, что вы разведены, – тихо произнес он. – Это правда?

Мона отвела взгляд и, потянувшись к полке, на которой хранились светофильтры, спросила:

– Вами руководит профессиональный интерес?

– Вы прекрасно знаете, какого рода интерес руководит мною.

– Я в разводе, – коротко бросила она.

– Давно?

– Три года.

– Достаточный срок, чтобы вы нашли кого-то еще. У вас есть поклонник?

– Нет.

– Я вас устраиваю?

– Нет.

– Почему? Из-за моего поведения при нашей первой встрече?

– Конечно нет. Просто потому, что я вас не знаю.

– Это исправимо. Но настоящую причину вы не хотите мне сказать, не так ли?

– Так, так, – скороговоркой подтвердила Мона. – Если вы готовы, то давайте начнем.

Гарленд сразу же вышел из кабинета, и Мона последовала за ним, слегка удивившись его резкости. За последние пару минут он разительно изменился. В студии томилась Софи.

Они принялись за работу. Мона усадила клиента на высокий стул, пристально рассматривая. Обычно она сама поворачивала голову позирующего, но, имея дело с этим человеком, ограничилась указаниями:

– Посмотрите сюда… в другую сторону… повернитесь ко мне… слегка поднимите голову…

Спустя какое-то время она сказала:

– Почему вы позволили поместить на обложке своей книги столь несоответствующее действительности изображение?

– Я ничего не понимаю в фотографии, и мне было всего тридцать три года. Не знаю, чего ради им пришло в голову сделать меня каким-то прилизанно-безликим.

– Может, они посчитали, что в жизни у вас слишком растрепанный вид, вот и решили приукрасить любимца женщин, – шутливо ответила Мона и была вознаграждена неожиданным взрывом смеха прямо в объектив. Она тут же нажала на спусковую кнопку.

– Когда мой литагент сообщил, что издатель спешит как можно скорее подписать очередной договор, Софи предложила слегка пошантажировать его. Я потребовал новой фотографии на обложке книги, которая уже должна бы пойти в печать, и заявил, что иначе не подпишу договор. Они рвали на себе волосы, но я был непреклонен. Затем дочь сказала, что знает отличного фотомастера, и мне лишь потом пришло в голову, что все это время она подсмеивалась надо мной.

Отец и дочь обменялись выразительными взглядами. Они вели себя, как два друга, которым приходится бок о бок противостоять всему миру. Мона задумалась, почему Софи и Арни живут одни и что случилось с женщиной, которая перестала быть частью жизни Гарленда. Подавив свое любопытство, она отсняла последние кадры кассеты и предложила сделать несколько снимков Софи.

Полная серьезности девочка предстала перед камерой. Мона прищурившись посмотрела на нее через объектив и не могла не прийти в изумление. Юная красавица вела себя с предельной естественностью.

Она отсняла ее крупным планом, а потом сделала несколько снимков отца с дочерью.

– У меня еще остались кадры, – сказала она. – Ну-ка, Софи, давай я сниму тебя в движении.

Мона включила магнитофон, и студию наполнила музыка. Софи стала танцевать, демонстрируя врожденную грациозность. Ярким цветом волос и плавными движениями она напоминала юную тигрицу, и Мона в упоении щелкала кадр за кадром.

– Прекрасно, – наконец остановилась она. – Все!

Пока шла съемка, в студии появились Эван и Лорна. Софи кинулась однокласснице навстречу, возбужденно делясь впечатлениями. Потом Лорна представила подружку Эвану.

Мона повернулась к Гарленду.

– Так вот, относительно страховки…

– Забудьте о ней. Виноват главным образом я, и никто другой.

– Но…

– Прошу вас, не спорьте со мной, – посерьезнел он. – Считайте это моей благодарностью за ваше отношение к моей дочери. Сегодняшний день она запомнит на всю жизнь.

Когда так ставят вопрос, отказ воспринимается как грубость.

– Ну хорошо, – согласилась Мона. – Благодарю вас.

Проследовав за ней в кабинет, Гарленд прикрыл за собой дверь.

– Я тоже запомню сегодняшний день, – сказал он. – Как день, когда мы наконец познакомились. И мне ужасно хочется снова увидеть вас.

Значит, он не оставил эту тему, а только на время отложил. Мона попыталась не обращать внимания на предательский внутренний голос, который уверял, что она рада настойчивости Гарленда.

– Почему вы так стараетесь отделаться от меня? – продолжал выпытывать он. – Что, есть кто-то другой?

– Я же сказала, что сейчас в моей жизни никого нет. И хочется, чтобы так продолжалось и дальше.

– Как долго? Когда вам захочется, чтобы в вашей жизни кто-то появился? Тогда я вернусь.

От необходимости отвечать Мону спасла влетевшая в кабинет Софи.

– Миссис Хэмилтон, а когда будут готовы снимки? – возбужденно спросила она.

– Послезавтра.

– Моя визитка у вас имеется, не так ли? – улыбнулся Гарленд. – Позвоните мне, когда они будут готовы, я заеду и заберу.

Пожимая Моне руку, он на мгновение задержал ее. Она поймала себя на том, что ее взволновало прикосновение теплых мужских пальцев.

За дверью кабинета Эван и Софи были поглощены разговором.

– Идем, дочка, – сказал отец. – Пора домой.

Мона проводила их до выхода из студии. Она опасалась, что Гарленд пригласит ее куда-нибудь, но вплотную за ними следовала Софи, а при ней отцу, видимо, было не до личных разговоров. Она с облегчением вздохнула, расставшись с новыми знакомыми и видя, как, выходя, Арни обнял дочь за плечи. Она не собиралась снова встречаться с этим человеком.

На другой день Мэрилин была охвачена волнением.

Ах, какой милый человек этот Арни Гарленд, – затараторила она. – Правда, он лучше смотрится во плоти, чем на экране телешпора?

– Понятия не имею, – холодно ответила Мона. – Я редко включаю телевизор. Когда будут готовы снимки?

– Во второй половине дня. Рассматривая после ленча фотографии Софи, обе не могли скрыть изумления.

– Вы должны послать их в модельное агентство, – сказала Мэрилин.

– Не могу. Ее отец полезет на стену. – Но что интересует саму Софи?

– Она вроде говорила, что хочет быть моделью, но, возможно, это увлечение пройдет. Отец убежден в этом.

– Да ничего не пройдет! Когда у девочки такие данные…

– Но кроме того, у нее и мозги неплохие, и он искренне хочет, чтобы Софи пустила в дело их, а не внешность.

– Но она не должна делать лишь то, что хочет отец. У нее есть право самой выбирать себе дорогу.

– Смешно, – пожала плечами Мона, – но думаю, что такой вариант даже не приходил ему в голову. Во всяком случае, чтобы она выбрала Ч го-то не по его вкусу.

Оставшись одна, Мона всмотрелась в фотографии Гарленда и пришла к выводу, что приняла совершенно правильное решение избегать встречи с ним. У него все было на месте: и волнующее сочетание серьезности и ироничности, и властность, и раскованность. Его живое лицо было полно радости жизни, темные глаза блестели, а губы словно сами собой готовы были сложиться в улыбку.

Вглядевшись в рисунок губ, Мона позволила себе представить, каково было бы целовать их. Да, прими она его приглашение, вечер закончится объятиями и бог знает чем еще. Годы, прожитые с Найджелом, приучили ее опасаться своих инстинктов и оберегать себя от двусмысленных ситуаций. Она была бы полной идиоткой, если бы влюбилась в Арни Гарленда.

Утром следующего дня Мона пришла в студию пораньше и, сложив в конверт снимки Гарленда, набросала ему короткую вежливую записку, выразив надежду, что выполненная работа его устроит.

Когда она надписывала адрес на конверте, вошел Эван.

– Проходил мимо, – небрежно объяснил он, – решил заглянуть.

– Очень любезно с твоей стороны, братик. – Мона остановила на нем взгляд, пытаясь понять, что на самом деле Эвану нужно.

– Ну как, получились снимки великого человека?

– Они в этом конверте.

Пока Эван изучал фотографии, она позвонила в службу доставки и попросила прислать курьера; положив трубку, заметила, как брат разочарованно вздохнул.

– Я-то думал, что они сами явятся за снимками.

Наконец-то до нее дошло, в чем дело.

– Вдвоем они никогда не явятся, мой милый.

Разве что мистер Гарленд может зайти. Но я не припомню, что он обещал взять с собой Софи.

– Да, но она могла бы… – Побагровев, он осекся.

– …заявить, что тоже хочет зайти, – закончила за него Мона. – В то время, когда ты в студии.

– Ох, заткнись же! – пробормотал уже совсем смущенный парень.

Сестра состроила сочувственную мину, что далось ей с немалым трудом. Она не могла осуждать Эвана, на которого ослепительная внешность Софи произвела, судя по всему, потрясающее впечатление. Бедняга… Когда усталое царственное высокомерие брата уступало место юношеской растерянности, она любила его больше всего.

Начали собираться на съемку модели, и Мона заторопилась приступить к делам. Она начисто забыла о брате, и когда повернулась в ту сторону, где он стоял, Эвана уже не было.

Мона рано вернулась домой, никого еще не было, и она обрадовалась, что можно расслабиться и заняться собой. В шесть часов, когда она с книгой в руках устроилась на диване, подал голос дверной звонок. На пороге стоял курьер с письмом. Оно было написано твердой и уверенной мужской рукой.

«Вы поступили достаточно хитроумно, прислав брата, который доставил снимки. Тем не менее намек понят, и я буду держаться на дистанции. Но только до поры до времени. Сдаваться я не собираюсь.

Фотографии великолепны. Софи от них просто в восторге. Они с Эваном сразу же нашли общий язык и на весь день куда-то пропали.

До следующей встречи, которая, не сомневаюсь, состоится.

Арни».

– Вот чертов братец, удружил! – ругнулась вслух Мона.

– В чем дело, мам? – спросила Лорна, которая только что вернулась домой.

– Думаю, что серьезно недооценивала Эвана, – пробормотала Мона и рассказала, что случилось, изложив тщательно отредактированный текст полученного письма.

– Значит, ты только сейчас все поняла? – удивилась дочь.

– Господи, а куда же делся курьер? Должно быть, когда я отвлеклась, Эван забрал конверт и отменил заказ. А позже я решила, что Мэрилин встретила курьера и отдала ему послание. Но братец оказался проворнее.

– Любовь делает человека удивительно изворотливым, – с недетской проницательностью заметила Лорна.

– Сомневаюсь, что он в самом деле влюблен.

– Ох да брось ты, мама! На другой день после знакомства с Софи у него все на лице было написано. Он молчал как рыба и все время о чем-то думал.

– Не заметила.

– Ну ты и сама была тихая и задумчивая.

– Этого я тоже не припомню, – рассеянно ответила Мона, избегая встретиться с заинтересованным взглядом дочери. С разочарованием приходилось признать, что теперь порван, все контакты с Арни Гарлендом ей вряд ли удастся.

Вскоре стало ясно, что Эван испытывает к Софи отнюдь не преходящий интерес. Они встречались чуть ли не каждый день, кроме уик-эндов, в которые отец увозил дочь куда-нибудь на отдых. Мона знала это от Лорны, которая пользовалась доверием Софи.

– Ты забываешь, что твоей пассии через несколько недель будет всего шестнадцать лет, – как-то напомнила она Эвану.

– Ой, выбрось из головы эти мысли, – пылко возразил брат. – Ни я, ни Софи не торопимся ускорить события. Кроме того, – добавил он, – ее старик сварит меня в масле, если в чем-то заподозрит.

Мона открыла было рот, намереваясь возразить, что Гарленд далеко не старик, но, вспомнив себя в возрасте брата, решила, что поучения бесполезны…

Она уже получила из сервиса свою машину, но гут же вышла из строя коробка передач. Пришлось снова отгонять автомобиль в мастерскую, отчего Эван рвал на себе волосы.

– Ты можешь катать свою фемину и на такси, как-то вечером бессердечно подколола его злая на язычок племянница.

Эван вспыхнул и вылетел из дому. Тщательно избегая укоризненного взгляда матери, Лорна заметила:

– Думаю, что отныне мне придется питаться консервами, а то, не ровен час, дядюшка…

– Если он не соберется отправить тебя, я возьмусь за это сама, – пригрозила Мона. – Теперь из-за твоих шуточек снова начнутся стенания о машине. И думаю, мне придется сдаться. Семь тысяч долларов он не получит, но на три может рассчитывать.

Однако на следующий день, когда она вернулась домой, дочь встретила ее уже у дверей.

– Ты только посмотри! – драматически воскликнула она.

В нескольких ярдах от дома стояла машина. Массивная и уродливая, не менее чем десяти лет от роду, она была выкрашена в грязно-коричневый цвет.

– О боже, что это за чудовище? – Мона удивленно раскрыла глаза. – Не может быть! Неужели Эван?..

– Его, его. Он явился на ней полчаса тому назад.

– Но откуда он раздобыл деньги?

– Какие деньги? Эта таратайка стоит не дороже четырех центов.

– Позор на всю улицу, – простонала Мона. Когда появился Эван, она выяснила, что брат приобрел машину в том гараже, где ремонтировали ее автомобиль. Допотопный «фордик» обошелся ему в восемьсот долларов, он взял кредит и будет расплачиваться из своей стипендии.

– Лучше бы ты не торопился, – буркнула Мона. – Я собиралась дать тебе три тысячи долларов.

– Послушай, ты ничего не понимаешь. Мне не нужна машина за три тысячи. Я хочу иметь автомобиль за семь тысяч. А если на него денег нет, то пусть будет такой, за который я могу сам расплатиться.

Мона поняла, что брата обуяла мужская гордость и любые ее предложения будут отвергнуты. Но на следующее утро она позвонила владельцу гаража, который пользовался доверием клиентов, и тот заверил ее, что с технической точки зрения машина в полном порядке.

Вечером Эван отправился с Софи покататься, а вернувшись, доставил букет белых роз с запиской для Моны. Она тут же развернула листок.

«Я бы предпочел послать красные, но испугался, что вы вернете их. В порядке ли куча ржавого металла вашего братца? Когда мне найдется место в вашей жизни? Арни».

Мона написала ответ.

«Благодарю за прекрасные розы и спасибо, что вы не выбрали красные. Механик заверил меня, что с машиной все в порядке. А место не найдется. Никогда. М. Хэмилтон».

Ответа не поступило, и Мона начала успокаиваться…

Настало время экзаменов. Лорна нервничала, несправедливо обвиняла во всем мать.

– Честное слово, мама, в эти дни ты ведешь себя как злая медведица!

Мона переносила упреки со стоическим терпением, как и полагается матери, у которой дочка сдает экзамены.

– Софи еще хуже, чем мне, – как-то за завтраком сообщила Лорна. – Хотя она такая юная, но уже собирается поступать в Гарвардский университет и боится, что пройдет.

– Боится, что поступит? – удивленно откликнулась Мона.

– Ну да. Она не хочет ехать куда-то под Бостон, но ее отец только и мечтает об этом. О, ты глянь, мама! Вот и он!

– Где? – дернулась Мона.

– Можешь не подскакивать. В газете.

Мона уставилась на газетную полосу, которую дочь протянула через стол, и увидела фотографию своей работы, иллюстрирующую рекламное объявление о книге «Женщины, опасайтесь мужчин» – та через неделю должна была выйти в свет. Ниже шла информация о предстоящем телеинтервью с автором.

– Мы должны посмотреть эту передачу, – оживленно заявила Лорна.

– Смотри, если хочешь, – небрежно бросила Мона. – Мне есть чем заниматься.

В конечном счете она случайно наткнулась на дающего интервью Гарленда – переключая каналы, увидела его улыбающееся лицо.

– Ученым издавна известно, что на самом деле сильный пол – это женщины, – проникновенно говорил он. – Они куда лучше мужчин переносят экстремальные условия, жару и холод, терпеливы к боли. Короче, они выносливее.

Интервьюерша, молодая женщина, продолжала наседать на собеседника.

– Тогда почему же ведущие роли в обществе принадлежат мужчинам?

– Потому что нам свойственна физическая мощь. Вы, женщины, способны на длительные испытания, но мы сильнее на коротких дистанциях, в течение которых, как правило, и приходится принимать решения. Я представляю себе пещерную женщину, которая тысячи лет назад в погоне за пищей загнала оленя. Как только она освежевала его, на нее навалился какой-то мускулистый бездельник, ударил по голове и воспользовался плодами женского труда. С тех пор мы вас и обворовываем.

– Но вы уверены, что сейчас положение дел не изменилось?

– Отнюдь. Просто сместилось в другую плоскость. Новые свободы, обретенные женщинами, мужчины используют для того, чтобы облегчить свою жизнь. Так что всегда опасайтесь мужчин, которые говорят, что они на вашей стороне.

– Относится ли это и к вам, мистер Гарленд?

– О, еще бы! Меня вы должны опасаться больше, чем кого-либо другого.

Он рассмеялся заразительным смехом, и интервью завершилось на доброй юмористической ноте. Мона, жалея, что все же увидела передачу, выключила телевизор. Экранное изображение властно напомнило ей о реальном человеке, от которого – ох, чуяло ее сердце! – не будет спасения.

Близилось лето. Сокурсники Эвана по случаю окончания семестра устраивали бал, на который он собирался пригласить Софи. Как-то вечером, когда Мона уже собиралась спать, брат вернулся со свидания.

– У меня письмо для тебя, – сообщил он радостно. – От отца Софи. Он взял с меня обещание, что ты обязательно прочтешь его.

Даже не читая письма, Мона представляла себе его содержание, но Гарленду все же удалось удивить ее. Вежливое, отпечатанное на машинке послание носило прямо-таки деловой характер.

«Уважаемая мисс Хэмилтон! Я уверен, что пришло время познакомиться поближе. Ваш брат соизволил играть недвусмысленную роль в жизни моей дочери, и, хотя они еще молоды для свершения каких-либо серьезных шагов, встреча наших двух семей будет в данное время как нельзя более кстати.

Исходя из вышесказанного, предлагаю вчетвером посетить мероприятие по случаю завершения семестра Эваном. Надеюсь, что ответ не заставит себя ждать и заранее благодарю.

Искренне ваш – Арни Гарленд».

После подписи на нескольких строчках перечислялись должности и ученые степени автора. Они дополняли впечатление о письме как о сугубо официальном документе.

– Он сказал, что я могу пригласить Софи лишь в том случае, если ты примешь его предложение и мы отправимся все вместе, – сказал Эван, из-за плеча сестры читая письмо. – О боже! Ну разве можно писать такие канцелярские послания?

– Понимаю, – усмехнулась Мона. – Интересно, сколько ему потребовалось усилий, чтобы составить столь вычурный текст?

– Почему ему захотелось выражаться, как старой перечнице?

– Конечно же, чтобы я не могла отказать ему.

– Ну а чего ради тебе-то отказываться? Ведь ты поедешь, да?

– Да, милый, поеду. Меня ловко обложили со всех сторон, и придется воспринимать ситуацию с достоинством. И не спрашивай, что я имею в виду, потому что ты и половины не поймешь.

 

3

Поскольку мероприятие носило торжественный характер, все собравшиеся были в вечерних нарядах. Смокинг и бабочка Эвана явно не соответствовали его детскому лицу; он напоминал безгрешного херувима. Софи, которая с отцом приехала в дом Хэмилтонов, чтобы забрать своего ухажера и его сестру, была в длинном платье из белого шифона.

Мона предпочла цвет синего сапфира, зная, что он очень идет ей. Ее стройная фигурка казалась выточенной из хрупкого материала, а глаза блестели и искрились. Причиной тому была возможность после долгих недель самоограничений снова увидеть Гарленда.

Едва только он предстал перед ее взглядом, Мона поняла, что каждая секунда последних недель была безвозвратно потеряна. Она так много думала о нем, будто этот человек постоянно находился рядом. Наконец она увидела Арни во плоти, и его неповторимое обаяние снова поразило ее.

Все эти недели Мона избегала его, но он расчетливо и терпеливо преследовал ее, и вот она оказалась загнанной в угол. Мона уже столько пережила, что даже вежливость и предупредительность Гарленда вселяла в ее душу подозрения.

Влюбленные взгляды, которыми обменивались Эван и Софи, заставили ее на мгновение испытать зависть и саднящую боль. Они были так юны и беззащитны в своей слепой уверенности, что счастье продлится вечно.

– Вы готовы? – раздался у нее над ухом голос Гарленда. – Вот уже минуту я тщетно пытаюсь привлечь ваше внимание.

– Я смотрела на них, – показала Мона на юную пару, которая старалась держаться от взрослых в отдалении.

– И в то же время думали о чем-то своем, что заставило вас опечалиться.

– Я думала, что всегда немного грустно смотреть на детей, которые считают, что влюблены друг в друга. Они так уверены, что это чувство никогда не покинет их, но мы-то знаем, что это не так.

– Согласен. Но на вашем лице читается что-то большее… какая-то грустная история.

– Не пора ли ехать? – торопливо перебила она Гарленда. Он подошел слишком близко к тайнам, о которых ей совсем не хотелось говорить…

Огромный зал, арендованный для вечеринки, был ярко освещен и украшен цветочными гирляндами. Танцы уже начались, и Эван с Софи, взявшись за руки и забыв обо всем на свете, влились в толпу танцующих.

– Почему бы и нам не последовать их примеру? – спросил Гарленд.

– А я думала, нас ждет серьезный разговор. Вы, кажется, этого хотели?

Позже. Сначала я хочу выяснить: так ли приятно держать вас в объятиях наяву, как в моих мечтах. – Рука Гарленда легла ей на талию, он привлек Мону к себе, и у нее перехватило дыхание, когда она почувствовала жар его тела.

Наступил момент острой и сладостной муки, которой Мона так опасалась. Подняв голову, чтобы посмотреть Арни в лицо, Мона поняла, что и он испытывает нечто подобное. Глаза, встретившие ее взгляд, сияли, и она чувствовала, как подрагивают обнимающие ее руки.

– Давайте зайдем в бар, – неожиданно предложил он, – а то я не смогу удержаться от желания поцеловать вас.

Она последовала за ним в бар. Когда, взяв по бокалу пива, они уселись за маленький столик в углу, Мона сказала:

– Я думаю, что вы, без всякого сомнения, самый хитрый, самый бесчестный, самый…

– Испорченный? – с легкой улыбкой продолжил он.

– Да, испорченный. Сущий дьявол…

– И самонадеянный?

– Хммм…

– А ведь я с первых минут знакомства не сомневался, что вы дадите мне отпор, – признался Гарленд. – Если хотите, можете считать меня тщеславным идиотом, но не думаю, что вы могли бы произвести на меня сильное впечатление, если бы не ваша уверенность в себе и какая-то предрасположенность ко мне. Обманываю ли я сам себя?

Она покачала головой.

– Нет, я так не считаю. Что-то действительно произошло, но… – Она вздохнула, не закончив фразу и не в силах подобрать точные слова для выражения чувств.

– Во всяком случае, спасибо. Вы не сказали, что я обманываюсь, – тихо произнес он. – Все произошло столь стремительно… Я старался убедить себя, что все это я выдумал, вообразил бог знает что. Наверное, спорить с самим собой и со своими чувствами не имеет смысла.

Мона ощутила беспомощность, словно ее, как щепку, несло и крутило по течению. Гарленд, решившись откровенно высказать ей, что с ними происходит, лишал ее возможности спастись от одолевавших ее чувств. Но она сделала еще одну последнюю попытку.

– Мы не дети, чтобы верить в такие романтические вещи, как любовь с первого взгляда.

– Как раз дети-то и не верят в любовь взрослых людей с первого взгляда, – возразил Арни. – Да если бы моя дочь узнала, что я влюбился в вас в первые же пять минут нашего знакомства, она бы умерла со смеху. Знаете, кто верит в любовь с первого взгляда? Ученые. С их точки зрения, в этот момент происходит какая-то химическая реакция.

– Но я не хочу думать, что мои чувства сродни тому, что можно искусственно вырастить в пробирке, – усмехнулась Мона.

– Как и я. Просто мне показалось, что вы серьезно относитесь ко мне. Я предпочитаю думать, что все случившееся с нами на шоссе и в вашей студии таинственно и необъяснимо… Хотя, может быть, тут сказалась рука судьбы.

– Вы верите в судьбу?

– Почему бы и нет? Порой она бывает единственным объяснением. Как только я нормально поговорил с вами в студии, то сразу же понял, что вы вошли в мою жизнь. Ради бога, признайтесь, что вы испытали то же самое, потому что я…

Подняв глаза, он увидел, что рядом с их столиком, подталкивая друг друга, мнутся несколько парней и девушек, узнавших кумира телевизионных ток-Шоу.

Девушки несмело попросили автограф. Гарленд расписался на протянутых листочках и перекинулся несколькими словами с парнями. Он был само обаяние и сама скромность. Мона обратила внимание на то, что популярность не приводила Арни в восторг и даже смущала.

– Здесь слишком много народу, – рассеянно сказал он, избавившись от поклонников. – Неподалеку есть небольшой ресторанчик, где мы могли бы спокойно поговорить.

– А как же ваша дочь?

– Я предупрежу ее, что мы уходим.

Он вышел из бара и вернулся через пять минут.

– Все в порядке. Пошли.

На улице уже сгущались сумерки. Чтобы добраться до ресторана, нужно было миновать короткую аллею. В середине ее Гарленд неожиданно остановился и обнял Мону.

– Нас могут увидеть, – слабо запротестовала она.

– Ну и пусть. Все эти недели я страдал от любви к вам, ни разу не поцеловав. Наконец-то настало время.

Она жаждала поцелуя и, секунду поколебавшись, сдалась и тоже обняла Арни. Нежное прикосновение его губ было точно таким, как в мечтах, и Мона могла только удивляться, что так долго обходилась без мужской ласки. Как приятно оказаться во власти человека, держащего тебя в объятиях. Но вот Гарленд медленно и неохотно разнял руки и увлек ее за собой.

Они миновали две улицы и вышли к ресторану. Мона была рада, что прохладный вечерний воздух освежал ее разгоряченное лицо, и она постепенно приходила в себя. А не сон ли все, что происходит с ней? Может, в любую секунду она проснется и ее спокойная безмятежная жизнь потечет по старому руслу.

Но, бросив взгляд на Гарленда, нежно поддерживавшего ее под руку, она поняла, что к прежней жизни возврата не будет.

Метрдотель нашел для них столик в укромном уголке, почти полностью погруженном в темноту, и зажег свечи в канделябрах.

Мона была очарована. Ее окружала обстановка романтического вечера, подобных которому она и припомнить не могла. Правда, они иногда встречались с Найджелом в кафе, что тогда казалось ей верхом романтики. А чуть позже, когда другие девочки упивались вниманием поклонников, Мона развешивала пеленки в маленькой квартирке, ожидая возвращения подвыпившего мужа из бара.

Когда Найджел оставил ее, встречались мужчины, которые хотели бы поухаживать за ней. Но Моне надо было растить дочь и заниматься бизнесом. В общем, она всегда находила причины для отказа ухажерам.

Голос Гарленда вывел Мону из задумчивости:

– Вы выглядите как девочка, заблудившаяся в пещере Аладдина. Сколько вам лет? Пять? Шесть?

Засмеявшись, она замотала головой, не догадываясь, что от вида взметнувшихся прядей ее волос у Гарленда зачастило сердце.

– Я задал нескромный вопрос, но все же ответьте, – настойчиво потребовал он. – Трудно поверить, что Лорна – ваша дочь. И вообще мне кажется, что вам не больше двадцати.

– Мне двадцать девять.

– Но… как же Лорна…

– Когда она родилась, мне было шестнадцать, – объяснила Мона. – Я вышла замуж через три недели после шестнадцатилетия. Мы удрали в Ривертвид и там совершили обряд бракосочетания в кузнице у наковальни. Удивительно романтичное место, где влюбленные могут найти спасение от тиранов-родителей.

– Хм, интересно. А замечаете ли вы, какая горькая ирония звучит в вашем голосе? – спросил Гарленд.

Мона вздохнула.

– Это потому, что вскоре наступило прозрение.

– Вы, наверно, и сами можете себе представить, каково обмануться в лучших ожиданиях. Мои родители отнюдь не были тиранами. Они видели Найджела насквозь и предупреждали меня, что счастлива я не буду. Я не слушала, считала, что по-настоящему люблю его. Мама и папа бросились в Ривертвид, но нашли нас слишком поздно. Мы уже зарегистрировали брак, и Найджел помахал свидетельством у них перед носом. Мать разрыдалась, а мой избранник покатился со смеху.

– Вот наглец! – не удержался от реплики Гарленд. – Ну а вы-то как отреагировали?

– Думаю, именно тогда я и стала понимать, какую страшную ошибку совершила. Но было уже поздно. Так что мы «для смеха», как сказал Найджел, совершили обряд у наковальни, хотя в тот момент мне было отнюдь не до веселья. Я пыталась убедить себя, что все будет хорошо, но шло время, а я так и не смогла забыть, как Найджел смеялся над моей плачущей матерью.

Мона замолчала. Она и так рассказала Гарленду больше, чем кому-либо, но все же оставались подробности, о которых стыдно было говорить. Обвинения в холодности, когда неуклюжие старания мужа, думавшего лишь о своем удовольствии, не могли расшевелить ее; омерзительные ссоры, когда он узнал, что отец Моны не собирается поддерживать молодоженов в той мере, на которую Найджел рассчитывал; раннее осознание, что он никогда по-настоящему не любил ее, и куда более болезненное открытие, что и ее любовь к мужу умерла, – все это она будет хранить в тайне до конца жизни.

– Теперь-то я понял, что увидел на вашем лице, когда вы смотрели на Эвана и мою дочь, – с грустью в голосе сказал Гарленд.

– Да. Софи почти столько же лет, сколько мне было тогда, хотя Эван куда моложе Найджела. Но вы можете не беспокоиться. Эван никогда и ничем не обидит вашу девочку. Я и не представляла, что любовь может так захватить его.

– Я испытываю к нему едва ли не сочувствие, – улыбнулся Гарленд. – Софи еще в переходном возрасте, капризна и упряма. А Эван достоин уважения хотя бы за то, что терпит ее вот уже два месяца. Обычно хватает двух недель.

– Я завидую ей, – вздохнула Мона. – Будь я в ее годы такой, как она, уберегла бы себя от массы неприятностей.

– И я так думаю. Став постарше, она успокоится, но пока у Софи так много увлечений, что, как мне кажется, их обилие спасает ее от легкомысленных поступков.

Мона хмыкнула.

– Предполагается, что она выйдет замуж, лишь когда станет адвокатом?

– Вижу, что мне никогда не позволят забыть эти слова, не так ли? – посетовал Арни. Я как-то, не подумав, брякнул их в ходе телевизионного интервью. На самом же деле я имел в виду, что сначала она должна найти свое место в жизни. Мне не важно, кем конкретно она станет – юристом, врачом, ученым, политиком… Выбор безграничен.

– А если у нее свои представления о профессии, отличные от ваших? Софи говорила мне, что ей хотелось бы стать моделью. У нее для этого прекрасные данные.

– От скольких девочек ее возраста вы слышали те же слова?

– О, от многих, но не каждому дано…

– Значит, вы признаете, что это поголовное увлечение? Но оно преходящее… Боже небесный! Стоит мне подумать, сколько девчонок готовы из кожи вон вылезти, лишь бы получить то, что моей дочери преподносится на блюдечке! Моим сестрам пришлось бороться за место под солнцем. А вот мне все давалось легко.

– Расскажите, – попросила Мона, чувствуя, что подбирается к пониманию характера Гарленда.

– У меня две сестры. А отец, придерживавшийся старомодных взглядов, был убежден, что хорошее образование должен получить лишь сын. Ему не приходило в голову, что и дочери хотели того же. После смерти он завещал мне все свое скромное состояние. Джин, старшая сестра, все же поступила в университет, а Сара работала секретаршей, чтобы материально поддерживать ее. Сейчас и она учится в Колумбийском университете, и я время от времени посылаю ей деньги. Я помог и Джин получить ученую степень. Жизнь, которая была благосклонна ко мне, сурово обошлась с ними, и я считаю, что в долгу перед сестрами.

– То есть вы искренне верите в право женщины… – Мона запнулась и покраснела, не решаясь сказать то, что думала.

Гарленд улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

– Если я во что-то верю, то верю совершенно искренне. Хотя готов признать, что меня часто принимают за циника.

– В чем вы сами виноваты, – выпалила Мона. – В прошлый раз, выступая по телевидению, вы сказали, что женщины должны опасаться вас.

– Это всего лишь шутливое замечание, чтобы завершить интервью на юмористической ноте. Я несу ответственность за то, что пишу и говорю, и занимаюсь этим не ради денег. Хотя признаю, деньги тоже немаловажны. У меня дочь, которую я должен обеспечивать, плюс старая мать и две сестры, которым я всегда готов помочь.

– Забота о слабых женщинах заслуживает всяческих похвал. Но мне бы хотелось, чтобы в жизни вы были попроще, а не этаким яйцеголовым умником, – вздохнула Мона. – Я прочитала перечень ваших должностей и ученых степеней в «Кто есть кто», и он перепугал меня до смерти. Скорее всего, я безумно утомляю вас. Я ведь совершено необразованна.

– Не вгоняйте меня в краску и не умаляйте саму себя. Не сочтите меня льстецом или примитивным человеком, если я скажу вам кое-что. – Он смущенно посмотрел ей в глаза. – Можно рискнуть?

– Смелее, попробуйте!

– Очень хорошо. Я хочу сказать, что, когда женщина столь очаровательна, как вы, мужчину не очень волнует, как долго она ходила в школу.

– Спасибо за комплимент, но он несколько двусмысленный, – серьезно заметила Мона.

– Я вас обидел? Примите мои искренние извинения. К сожалению, я в самом деле так думаю.

– Тем хуже.

– Готов признать. Но вы должны простить меня.

– Если вы пообещаете впредь не говорить мне обидные слова.

– Мне бы не хотелось давать непродуманные обещания. Видите ли, я не могу удержаться от искушения сказать вам, что вы самая обаятельная женщина, которую я когда-либо видел. Если эти слова оскорбляют вас, можете считать, что я постоянно буду нарушать свое обещание. А если я пойду еще дальше и признаюсь, что, глядя на отражение пламени свечей в ваших глазах, испытываю головокружение, то вы сочтете мои слова просто оскорбительными. Так что я воздержусь от обещаний.

Мона молча слушала его, и в глазах ее плясали веселые чертики. Он улыбнулся в ответ, и ее окатила волна счастья. Гарленд посерьезнел.

– Я отнюдь не такой уж умник, а обыкновенный человек, со своими слабостями.

Встретив его взгляд, Мона испытала потрясение, ибо безошибочно поняла, о чем он говорит. Ну конечно же, о чувстве, которое Гарленд называл любовью. Она от всей души хотела поверить ему, но суровые уроки жизни воздвигали между ними барьер.

– Расскажите о вашей жене, – попросила она, чтобы сменить тему разговора.

– Я никогда не был женат.

– Как? А Софи?

– О, Софи, конечно, родилась не из морской пены, – рассмеялся Гарленд. – Она мой ребенок до мозга костей. Но я не был женат на ее матери. Мы познакомились с Маргарет в Колумбийском университете. Я тогда только получил диплом по двум специальностям. С отличием. Может, это звучит и нескромно, но должен упомянуть о своих успехах, ибо в противном случае я, скорее всего, не стал бы в двадцать два года отцом. Маргарет была обладательницей такого же диплома, как и у меня, увлекалась научными исследованиями. Как и я, она осталась в университете, чтобы получить ученую степень. Между занятиями мы занимались любовью. Когда она сообщила мне о беременности, я тут же решил, что мы поженимся. Маргарет же сочла эту мысль чудовищной. Брак никогда не значился в списке ее приоритетов. Выяснилось, что я был частью эксперимента по созданию идеального потомства.

– То есть вы сошлись, потому что у вас были одинаковые дипломы?.. – с ужасом воскликнула Мона.

– Совершенно верно. Идея заключалась в зачатии, вынашивании и рождении образцово-показательного ребенка.

– О господи!

– В то время я выразился куда сильнее. Мать Софи была непреклонна: ведь мы не состояли в браке – значит, ребенок ее. Она считала дочь объектом своих экспериментов, но не приняла во внимание отцовский инстинкт. Едва только малышка появилась на свет, я преисполнился к ней обожания. В первый год семейные отношения сохранялись, но потом Маргарет предложили работу во Всемирной организации здравоохранения в Женеве, и она сдала Софи на руки своей сестре и ее мужу, у которых не было детей. Они пытались пресечь мои встречи с дочерью. Добиться им этого не удалось, но было время, когда я виделся с ней всего лишь раз в месяц.

– Ужасно! Как же можно лишать ребенка родительской ласки, – покачала головой Мона. – Это… это бесчеловечно, недостойно!

– Когда девочке исполнилось четыре года, брак опекунов распался. Сестра Маргарет ушла к другому мужчине, который решил отдать Софи на чье-то попечение. Местные власти не возражали, чтобы ребенка кто-то удочерил. Мне пришлось обратиться в суд, чтобы вернуть свою дочь.

– Но как же Маргарет? Неужели она не проявляла никакого интереса к своему ребенку? Так поступают только кукушки.

– Только на расстоянии. Она прислала суду телеграмму в мою поддержку, но не соизволила явиться лично. В те дни она звонила мне, требуя ответа, дам ли я нашей дочери соответствующее образование, и критикуя все мои действия, – но на этом ее материнские обязанности завершились. Пару раз я возил Софи в Швейцарию для встречи с матерью, но они не нашли общего языка. Зато мы с дочерью друзья. По-моему, она неплохая девочка.

В колеблющемся свете свечей Мона видела, что отцовское лицо сияет от гордости. Она улыбнулась. Как ни странно, теперь Гарленд стал ей куда ближе, чем когда пытался убедить в своей любви.

– Можете не скромничать, – сказала она. – Любой отец был бы счастлив, имея такую дочь.

– Что ж, я тоже так думаю, но, может быть, я пристрастен, – улыбнулся он. – Я многому научился, общаясь с ней. Главным образом, почувствовал, как отчаянно женщины защищают свою территорию.

– Это мы-то?..

– Естественно. Думаете, только вам известно, каково оно, родительское бремя? Когда Софи была маленькой, мне доводилось возить ее в клинику, и все женщины смотрели на меня с нескрываемой усмешкой – подумать только, он считает, что может заменить мать.

– Ах, вот вы о чем? Ну-ну, и что же дальше?

– Затем нас принимала медсестра, которая жалела «бедную маленькую сиротку, оставшуюся без матери». Мне настойчиво внушали, что я должен жениться, «потому что ребенку нужна ласка». Но, черт возьми, уверяю, я был для Софи куда лучшей матерью, чем те дамы, что пытались узурпировать родительские права мужчины…

За спиной Гарленда раздался грохот. Мона, которая сидела лицом к залу, заметила, что случилось, и едва не расхохоталась при виде двух официантов, ползающих по полу. Они торопливо собирали осколки посуды, разлетевшейся при их столкновении.

– Вам стоило бы говорить потише, – простонала она, вытирая слезы смеха. – Официант услышал ваши слова, что вы были матерью, повернулся посмотреть на феномен и налетел на своего коллегу.

Она не стала уточнять, что официанта, видимо, поразил контраст между словами Гарленда и его грубовато-мужественным видом. Даже она, уже осознав, с какой нестандартной личностью имеет дело, была потрясена, когда попыталась совместить едва ли не женские любовь и нежность к дочери с той пугающей мужской силой, что чувствовалась в каждом жесте, в каждой черточке этого человека.

А он усмехнулся.

– Мне придется следить за своими словами. Я никогда раньше ни с кем не говорил о своем родительском опыте.

– Могу предположить, что эта тема станет сюжетом следующей вашей книги.

– Нет, – сразу же отрезал он. – Об этом я не буду писать. Слишком больно ворошить прошлое. Кроме того, Софи это не понравится. Так что, как видите, я честно и откровенно изложил, как пришел к своим взглядам.

– Да. Приношу вам свои извинения. Должна признаться, меня интересует….

– Не издеваюсь ли я втайне над женщинами, демонстрируя, что можно прекрасно обходиться и без них? Многие так и считают. Досужие измышления меня не интересуют, но мне бы хотелось, чтобы вы мне верили.

– Верю, верю, – закивала Мона. И рада, что вы мне все рассказали, но общаться с вами – то же самое, что чистить лук.

– Вы хотите сказать, что я заставляю вас плакать?

– Нет, – рассмеялась она. – Снимается слой за слоем. И под каждым что-то неожиданное. Вот сейчас вы менее всего напоминаете заумного академика. Настоящая телезвезда. Но каким образом ученый муж превратился в ведущего ток-шоу?

– Вас интересует, как я дошел до жизни такой? – с улыбкой спросил Гарленд.

– Нет, нет! – испуганно замахала она руками. – Ничего подобного я не имела в виду.

– Почему же и нет? Вопрос вполне корректен. По сути, все произошло чисто случайно. Как-то я был приглашен на одно из этих ночных телешоу, которые смотрят три человека и кошка. Я отпустил несколько шуточек, и меня тут же пригласили участвовать в утренней программе. Я сел на своего конька, рассуждая, почему школьницы, как правило, опережают в учебе своих сверстников. И не успев толком понять, где я нахожусь и что вообще тут происходит, стал рассказывать о своих сестрах, шутить… и все пошло как по маслу. Внезапно окружающий мир заполнился людьми, которые рвались платить мне до смешного огромные суммы, чтобы я с умным видом рассуждал о вещах, в которых ничего не понимаю.

– А что на этот счет думает ваша семья?

– Матери нравится. Джин оспаривает каждое мое слово, а Сара звонит после передачи сообщить, что у меня опять был плохо завязан галстук. Словом, пока мне интересно, но в один прекрасный день станет ясно, что люди сыты по горло моей болтовней, и я вернусь к своим прежним занятиям. Чему буду искренне рад… если вы не сбежите от меня, – неожиданно закончил он.

Его слова и особенно проникновенность интонации встревожили Мону.

– Не давите на меня, Арни. Я… ведь мы едва успели познакомиться.

– Имело смысл ждать встречи с вами, – тихо сказал он. – Думаю, что понимаю вас. Вы вышли замуж, так и не познав многих прелестей молодости, не так ли?

Мона задумчиво молчала. Гарленд прав, но она не могла объяснить ему, что ее беспокоит и другое. Она опасалась его обаяния, ибо неудачное замужество научило ее не доверять обманчивым улыбкам. Но ведь между этим сильным умным мужчиной и самовлюбленным Найджелом нет ничего общего. И тем не менее она не была готова безоговорочно вручить свое сердце Гарленду.

Внезапно он взглянул на часы и удивленно поднял голову.

– Ого, уже двенадцать. Про танцы мы забыли, а они уже закончились.

Пока он рассчитывался, Мона уставилась на циферблат. Ей казалось, что они сели за этот столик всего несколько минут назад, но, очарованная обществом Арни, она не заметила, как бежит время.

На улице он взял ее за руку и повел к автостоянке, которая была почти пуста. В центре ее одиноко стояла машина Гарленда. Подойдя к ней, он остановился и, притянув Мону к себе, крепко обнял ее.

– Нас никто не видит, – сказал он, – и я не знаю, когда еще мне представится возможность поцеловать вас.

На этот раз его поцелуй разительно отличался от предыдущего. В том была сдержанность, а в этом страсть. Горячее объятие было знаком торжества, как будто преисполненный счастья Гарленд сомневался в своей окончательной победе. Сила сжимающих ее рук, уверенность, с которой он приник к ее губам, – во всем чувствовалась надежда на будущее. Но внутренний голос предостерегал Мону: не слишком ли быстро этот мужчина подчинил тебя себе. Инстинктивно она напряглась, и он, все поняв, сразу же отпустил ее и тяжело вздохнул.

– Вы правы, я слишком напорист. Дайте мне только поправить галстук, и отправимся по домам.

 

4

Такого чудесного лета Мона и припомнить не могла. Она наслаждалась идиллией, которой была лишена девочкой, переживала благословенное волшебное время, когда любовь предстает во всей своей романтической прелести. Колдовские дни, не существовало никаких проблем. Были только это лето, этот удивительный мужчина и его неповторимая любовь.

Телевизионные выступления Гарленда летом прерывались. Он брал несколько недель отпуска для работы над очередной книгой. Но в этот раз все свое время он посвятил Моне.

Он ухаживал за ней так невинно, словно мальчик, встретивший первую любовь, ограничиваясь лишь поцелуями. Мона понимала, что он играет в кошки-мышки, выжидая и надеясь со временем получить все и с избытком – страстную любовь, брак и детей. Но пока Арни был нежен и осторожен, чтобы завоевать ее доверие.

Мона не хотела заглядывать вперед, боясь и расстаться с Гарлендом, и пуститься с ним в хрупкой лодочке смутных надежд по волнам житейского моря.

– Жизнь рядом с Найджелом была постоянной нервотрепкой, – как-то призналась она Арни. – Я никогда не знала, что меня ждет – то ли его поймают на краже, то ли подберут пьяным, то ли он окажется в чужой постели. После развода я наконец обрела покой, мне уже не приходилось каждодневно расплачиваться за юношеские ошибки и слабости. Я поняла, что могу рассчитывать только на саму себя, и меня больше ничто не волновало.

– Так ли? – грустно посмотрел на нее Арни. – А как насчет бескрайней серой пустыни одиночества, на которое ты обрекла себя?

– Но зато мне ничего не угрожает.

– А может, ты рискуешь, дорогая? Что ж, так и будешь всю жизнь дуть на воду, обжегшись на молоке?

Однажды он признался, что и ему не чужды страхи, истоки которых в прошлом. Мона боялась, что, отправившись с ним в долгую дорогу, может уйти в сторону, и Арни снова останется в одиночестве.

Гарленд по-прежнему писал свои колонки, которые дважды в неделю публиковались в газетах и ежемесячно – в журнале. Мона начала читать его публикации и была приятно поражена их доброй интонацией и мудростью. Ей казалось, что автор сидит рядом и что-то рассказывает, ибо он писал так же, как говорил. Однажды утром она застала Лорну, фыркающую над газетной полосой. Со смеющимися глазами она протянула ее матери.

Гарленд опубликовал опус под названием «Женщина и мое тайное „я“, где, комично ужасаясь, описал их первую встречу на шоссе под дождем и тонко дал понять, что сам он выглядел далеко не лучшим образом. Мона не была названа. Задача Мэри, как автор окрестил свою героиню, состояла лишь в том, чтобы выявить те черты его характера, о которых он и сам не догадывался. Колонка завершалась на шутливо-самокритичной ноте: „Все это время я обманывался на свой счет. Сев за руль, я ничем не отличаюсь от остальных представителей моего жалкого пола: плохо воспитанный, тупой, упрямый и, как правильно указала Мэри, – этакий ковбой с Дикого Запада“.

Далее следовал небольшой отрывок из книги «Женщины, опасайтесь мужчин», который Мона прочитала с восхищением. Текст был настолько забавен, что она не могла удержаться от смеха, но тем не менее за строчками чувствовалась серьезность автора, для которого юмор был всего лишь ширмой. Гарленд был достаточно честен, чтобы признать правоту Моны, нелицеприятно открывшей ему глаза на самого себя, достаточно благороден, чтобы не сводить с ней счеты, и профессионален, чтобы извлечь из ситуации сюжет для своей колонки. Она обрадовалась, обнаружив в публикации свои замечания в его адрес.

В середине лета они совершили путешествие по проливу Лонг-Айленд. На обратном пути Мона стояла, прислонившись к фальшборту, и наблюдала, как заходящее солнце бросает на воду красноватые отблески. День был жаркий, и она настолько расслабилась от вязкой духоты, что не могла сделать ни одного лишнего движения. Гарленд с обожанием смотрел на нее. Окруженная его любовью, она испытывала всепоглощающее счастье, которого не знала никогда. Мона вцепилась в перила, чтобы удержаться от желания прикоснуться к Арни. Так просто протянуть руку и скользнуть пальцами по его шее. Будь они одни, она бы позволила себе этот жест.

Просто смешно, смутившись, подумала она. Ты женщина, которой минуло двадцать девять лет. Ты влюбилась в этого человека, и это пугает тебя? Да что с тобой?

По выражению ее лица Гарленд, должно быть, догадался, что с ней происходит. У нее гулко заколотилось сердце. Арни нежно коснулся ее лица, потом его пальцы легко скользнули к шее и замерли. Он, видимо, хотел что-то сказать, но не решался.

– Ты так долго смотришь на меня и не обронил ни слова, – нарушила она молчание.

– Старался не беспокоить тебя. Мне кажется, мы понимаем друг друга без слов. Ты ведь знаешь, о чем я думаю.

Неожиданно Мона рассмеялась. Волны необузданного веселья накатывали на нее одна за другой, и, ухватившись за перила, она раскачивалась взад-вперед. Гарленд, почесав в затылке, изумленно смотрел на нее.

– Моя дорогая, – присоединился он к веселью, не понимая, в чем дело, – ради всех святых, объясни мне, что тебя так рассмешило?

– Не могу, – сказала она, вытирая глаза. – Прости, в самом деле не могу. Пока не в силах. Расскажу, когда мы будем старыми и седыми.

– Что ж, звучит обнадеживающе. Ты в первый раз дала мне понять, что мы будем стариться и седеть вместе.

– Я всего лишь образно выразилась. Ты придаешь слишком большое значение каждому слову.

– Не убивай меня. Оставь мне хотя бы капельку надежды до того, как я доживу до преклонных лет.

К ее облегчению, Арни не стал выяснять отношения и завел разговор о близящемся шестнадцатилетии Софи и о праздновании дня рождения. Мона согласилась помочь в его организации. Прогуливаясь по палубе, они вышли на корму и расположились в шезлонгах.

– Я должна тебе кое-что рассказать, – начала она. – Софи вчера заскочила в студию. Девочка хочет, чтобы я сделала несколько ее снимков, и сказала, что оплатит мою работу.

– И что ты ей ответила?

– Что сделаю их бесплатно как подарок ко дню рождения. Ведь ты же знаешь, чего она хочет?

– Да. Ей хочется, чтобы ты сделала из нее образцовую модель. Я-то надеялся, что она уже рассталась с этими мыслями. Ну ладно, может быть, снимки просто доставят ей удовольствие. Спасибо, Мона, хотя меня все это не радует.

– Ты рассердился?

– А ты считаешь, что для этого есть повод?

– Ну… судя по всему…

– Но тебя, конечно, ничто не остановит?

– Конечно, нет. Чего ради? Это касается только нас с Софи. И к тебе не имеет никакого отношения.

Он скорчил унылую гримасу.

– Сомневаюсь. Ты не представляешь, как трудно поддерживать отцовский авторитет после всего, что я сказал и написал. Как-то я в самых мягких выражениях осмелился намекнуть, что ее вещи должны лежать в комоде, а не валяться по всему дому. Так в ответ эта маленькая всезнайка процитировала одну из моих колонок – что-то о женской раскрепощенности, без которой не может быть самостоятельной личности.

– И что же ты ответил?

– Я попытался объяснить, что для этого не обязательно ломать шею, наступая на сумку или коньки, которые она бросает прямо на лестнице. Но сомневаюсь, чтобы до нее что-то дошло.

– А может, ты и не высказывался насчет раскрепощенности, – пробормотала Мона. – Наверное, она выдумала цитату, решив, что ты ничего не помнишь.

– О нет. Я нашел текст и проверил. Она процитировала меня слово в слово. Память у Софи отменная.

– Могу понять, почему ты так уверен, что она сдаст вступительные экзамены в университет.

– Совершенно уверен. Вот почему я и хочу, чтобы она выкинула из головы мысли о модельных студиях. Но я рад, что ты сделаешь ее фотографии. Я знаю, насколько дочь упряма. Если бы ты отказалась, Софи бы нашла кого-то еще, но я счастлив, что она обратилась именно к тебе. Только не поощряй ее, хорошо, дорогая?

– Я не буду отсылать ее снимки в модельное агентство, если ты это имеешь в виду, но, если Софи прямо спросит меня, есть ли у нее данные для профессии модели, мне придется дать ей честный ответ, – твердо заявила Мона.

Он недовольно поджал губы.

– И честным ответом будет «да», не так ли?

– Конечно, я так и скажу. Она красива, потрясающе фотогенична, у нее прекрасная пластика.

– Кроме того, у нее великолепные мозги, которые могут способствовать более серьезной карьере.

– Но в самом ли деле она нужна ей? – Глаза Моны заискрились от сдерживаемого смеха. – Не ты ли однажды написал работу «Красота и ум женщины», где утверждал…

– Выкинь из головы, – раздраженно пробурчал Гарленд. – Если еще и ты начнешь цитировать меня, то останется лишь покончить с собой. – Он напустил на себя грозный вид. – Я когда-то сочинил афоризм, что место женщины на кухне и в постели, но это не значит…

Чей-то палец ткнул его в спину, заставив замолчать. Гарленд подскочил. На него гневно смотрела толстуха, что сидела за ними. Она услышала его последние слова.

– Эй вы! – громогласно обратилась к нему женщина, – вы не слышали, что на дворе уже двадцатое столетие? – Не обращая внимания на ошеломленное лицо Арни, она повернулась к Моне. – Понять не могу, как вы его выносите, дорогая.

Старательно избегая взгляда Арни, Мона мастерски изобразила скорбь и кивнула женщине.

– Вы не можете себе представить, как это тяжело, – сокрушенно вздохнула она. – Он то и дело покупает мне новые передники для кухни и пару раз в году выпускает из дому. И кроме того, – с видом заговорщицы понизила она голос, – требует, чтобы я не выкидывала его старые жилеты, а пускала их на половые тряпки.

Продолжить ей не удалось. Пылая праведным гневом, Арни решительным рывком поставил ее на ноги и повернулся к толстухе:

– Прошу прощения, мадам, – бросил он, схватил Мону за руку и увлек за собой. Волей-неволей она оказалась на нижней палубе, где почти никого не было.

– Ах ты, негодница! – взорвался Арни. – Что ты со мной делаешь? Если об этой истории узнают… – Он в ужасе покачал головой.

– Не узнают, – торжественно заверила Мона. – Обещаю, что не обмолвлюсь больше ни словом. Куда забавнее, если я буду хранить молчание, наблюдая за тобой. Ох, последние пять минут я ни на что не променяю – это был какой-то цирк.

Она рассмеялась, и Гарленд, посмотрев на ее лукавую физиономию, осекся. Видно, в его памяти всплыло лицо возмущенной толстухи, и он сам расхохотался.

– Ну ладно, – сквозь смех сказал Арни. – Если твоими стараниями моя карьера рухнет, надеюсь, твоя фотостудия нас прокормит. Я достаточно современен и совсем не возражаю, чтобы пожить за твой счет.

– Вот видишь, – успокоилась Мона. – Быть современным полезно. Это имеет свои неоспоримые преимущества.

Быстро оглядевшись, Арни наклонился и легко поцеловал ее в шею.

День рождения Софи прошел как нельзя лучше, если не считать неловкого момента, когда виновница торжества и Эван в поисках укромного уголка для поцелуев заскочили на кухню и застали Мону в объятиях Арни. Молодые влюбленные отнеслись к ситуации со здоровым юмором. Дело закончилось всеобщим смехом. А вот собственная дочь вызывала у Моны беспокойство.

Когда вечером они собрались ложиться спать, Лорна коротко и ясно изложила суть волнующей ее проблемы:

Честное слово, мам, пусть я не такая способная, как Софи, но я вовсе не тупица. И я понимаю, что все эти встречи с мистером Гарлендом вовсе не для того, чтобы обсуждать наших юных Ромео и Джульетту. И уж точно не пример для подростков, – ехидно добавила она.

Мона предпочла сделать вид, что не расслышала последней фразы.

– А в чем, собственно, дело? Ты что же, хочешь, чтобы мы снова воссоединились с твоим отцом?

Лорна на секунду задумалась.

– Откровенно говоря, нет. Он неплохой папаша, но у нас с ним свои дела. – С проницательностью, которой трудно было ожидать от девочки тринадцати лет, она добавила: – К тебе он относился плохо, значит, вы правильно сделали, что разошлись.

– Да, мы с ним не очень ладили. – Мона не стала вдаваться в подробности. Она с трудом смогла поверить тому, что Найджел нашел с дочерью общий язык.

– Все же папа мне нужен. И я не хочу терять его лишь потому, что ты выйдешь замуж за мистера Гарленда.

– Я не говорила, что собираюсь за него замуж, – поспешно ответила мать.

– Но так и будет. Я же вижу, что ты по уши влюбилась в него. Когда ты стала встречаться с ним, у тебя даже характер стал мягче.

Мона смущенно посмотрела на дочь и тут же кое-что вспомнила.

– Кого ты имела в виду под Ромео и Джульеттой? – спросила она.

– Да своего дядюшку и Софи. Она жутко нервничает. На следующей неделе отец велит ей ехать в Канаду, а она пытается увильнуть.

Оказавшись в постели, Мона погрузилась в раздумья. Она чувствовала, что между Арни и его дочерью назревает бурное выяснение отношений, и предпочла бы остаться в стороне от чужих семейных проблем. Но это было довольно трудно, потому что и отец, и дочь Гарленд видели в ней потенциальную союзницу. Софи рассчитывала на ее поддержку в силу общих женских пристрастий к профессии модели, а Арни – потому что видел в Моне будущую мачеху Софи.

Дав согласие сделать фотопортреты девочки, она уже в какой-то мере жалела о своем импульсивном поступке, поскольку попадала в непростую ситуацию. Но она дала слово и обязана была его сдержать.

В назначенный день Софи явилась с полной сумкой нарядов и сделала оригинальные предложения относительно макияжа под каждый из них. Мэрилин несколько раз меняла ей прически – от скромной укладки до пышной гривы.

Мона стремительно отснимала кассету за кассетой. Она была в восторге от столь изумительной модели. Стоило Софи повернуть голову, чуть изменить позу или придать лицу новое выражение, как облик девочки менялся волшебным образом.

Когда сели пить кофе, она с серьезным видом спросила:

– Получилось? Есть во мне хоть что-то?

– Двигаешься ты безукоризненно, – попыталась уклониться от прямого ответа Мона. – Ты училась пластике или она у тебя врожденная?

– В свое время я занималась балетом. Но порхать по сцене мне никогда не хотелось. Я всегда успевала в школе, потому что у меня хорошая память и мне нравилось радовать папу. Он считает, что у меня цепкий ум и что я должна быть юристом. Но… я не знаю… – С несчастным видом она запнулась.

– Но это совсем не то, что доставляет тебе удовольствие, не так ли?

– Точно! Мне бы хотелось жить и работать в окружении красивых вещей, где модная одежда, где много света. Я не хочу провести молодость, штудируя толстенные книги, пусть даже из меня получится адвокат. А если не получится? А перед камерой я чувствую себя в своей тарелке уже сейчас.

Кое-кто мог бы счесть амбиции Софи детским капризом, но Мона была поражена целеустремленностью и ясностью мысли этой девочки, ее способностью трезво оценивать свои возможности. За хорошенькой внешностью скрывались ум и проницательность – более чем достаточно, чтобы иметь право самой распоряжаться своей судьбой.

– А ты не могла бы просто взять и провалиться на экзаменах? – вступила в разговор Мэрилин.

Софи замотала головой.

– Бедный папа никогда больше не сможет ходить с гордо поднятой головой. Я не могу так поступить с ним…

– Ни в коем случае, – твердо сказала Мона. – Ты и не причинишь ему такого огорчения.

– Ради его спокойствия я приложу все силы, чтобы поступить в Гарвард, но учиться в нем, не имея желания, выше моих сил. – Хмыкнув, Софи почесала затылок жестом, который разительно напоминал отцовский. – Ну ладно, посмотрим, чья возьмет, – не без иронии сказала она.

Пока Мона перезаряжала камеру, юная модель, прогуливаясь по студии, изучала снимки на стенах. Это были лучшие работы хозяйки студии, сделанные для самых модных женских журналов. Тут же висели и рекламные плакаты. Софи остановилась перед одним из них, выпущенным фирмой «Бартон и Вэнс», и уставилась на снимок красивой девушки. Подпись под ним гласила: «Шила Смит, 5,8. Блондинка, голубые глаза».

– Это та модель, с которой я говорила в первый день? – спросила она Мону.

– Та самая. Одна из лучших.

Над подиумом висели рулоны цветной бумаги. Когда ее разматывали, опуская до пола, она создавала задник любого цвета. Мона размотала золотой рулон и пригласила Софи на подиум. Девочка облачилась в белое платье, украшенное сверкающими драгоценностями. Поясок представлял собой позолоченную цепочку, на тонких запястьях позвякивали браслеты, а в мочках ушей покачивались длинные серьги, которые уместно было носить лишь при такой лебединой шее, как у Софи. На золотом фоне, в белом платье, с бледной кожей и огненно-рыжими волосами она выглядела ошеломляюще. И снова начались съемки.

Наконец Мона сказала:

– А теперь я хочу снять тебя в джинсах и рубашке, в которых ты пришла. Смой всю косметику и заплети волосы в косички.

– В косички? – ужаснулась Софи.

– Доверься мне. Я знаю, что делаю.

Когда Софи выполнила указания, Мона усадила ее на фоне зеленого задника и настроила камеру. Она не могла удержаться от улыбки при виде сидящего перед ней озорного создания – модель настолько отличалась от прежней, что трудно было в это поверить, но в объектив смотрело то же самое лицо. Мону охватила такая неподдельная профессиональная радость, что у нее перехватило дыхание.

Когда и эта серия снимков была завершена, Софи не удержалась от вопроса:

– Как вы думаете, миссис Хэмилтон, из меня что-нибудь получится?

– Да, – осторожно ответила Мона. – Думаю, уже получилось.

– И меня могут пригласить для работы моделью?

– Вопрос поставлен некорректно, – вывернулась Мона.

– Почему? Потому что вы обещали отцу не поощрять меня?

– Ты же знаешь, как он к этому относится.

– Это вечное папино упрямство, – погрустнела Софи. – Если я привожу какие-то доводы, он начинает все оценивать с сугубо эгоистической точки зрения. Напустит такого тумана, что ничего не разобрать. Я то ли гожусь в профессиональные модели, то ли нет. И эмоциям тут нет места. Если я безнадежно плоха, вы же не умолчите об этом из опасений обидеть меня.

В глубине души Мона была настолько согласна с таким подходом, что, испытывая тихое отчаяние от двусмысленности ситуации, погрузилась в молчание.

– Ну прошу вас, скажите, – продолжала настаивать Софи. – Так ли уж я безнадежна?

– Нет, – неохотно признала Мона. – Этого я сказать не могу.

Девочка смотрела на вершителя своей судьбы с таким выражением, словно от ответа зависело, жить ей или не жить.

– Так я гожусь?

– Ты сама знаешь, что годишься.

– В какой мере?

– Я должна предварительно просмотреть снимки, после чего смогу дать ответ.

– Но ведь вы себе все уже четко представляете, не так ли? Если я скажу, что хочу быть моделью, неужели вы сочтете, что я сошла с ума?

Мона рассеянно пригладила волосы. Она, конечно, ждала дотошных вопросов, но не предполагала, что подвергнется настоящему допросу.

– Нет, не сочту, – наконец призналась она. – Но я бы напомнила, что тебе имеет смысл прислушаться к мнению отца. У него богатый жизненный опыт, и он знает жизнь лучше, чем ты.

– Но только не мир моды. В ней он не разбирается. Специалист – это вы. Вот почему я вас и спрашиваю.

– Но он твой отец, а ты еще слишком молода.

– Я уже в том возрасте, когда серьезно начинают думать о своей карьере, – рассудительно заявила Софи. – И если бы я сказала, что хочу учиться в Гарварде, сомневаюсь, что кто-то из вас возразил бы – мол, я слишком молода для такого решения.

– Готова согласиться с тобой, – нахмурившись, признала Мона. – И все же, думаю, тебе стоит серьезнее задуматься над своим будущим.

– Миссис Хэмилтон, пожалуйста, скажите мне честно и откровенно: есть ли у меня данные, чтобы стать моделью?

Вздохнув, Мона сдалась. Она предупреждала Гарленда, что не будет кривить душой перед его дочерью.

– Да, есть. Ты прекрасно смотришься и потрясающе фотогенична. Но работа модели весьма нестабильна и очень тяжела. Ты можешь заболеть, и к утру вся твоя привлекательность исчезнет. Ты должна быть готова к тому, что для начала тебе придется стучаться во все двери.

– Но ведь вы могли бы пригласить меня, хотя бы…

– О нет, я этого делать не буду, – торопливо перебила Мона, поеживаясь при мысли о реакции Гарленда, узнай он о сговоре за его спиной. – Ни в коем случае, пока отец против твоей работы моделью.

– Но если бы он не возражал, вы бы стали со мной работать?

– Утверждать не берусь. Есть много причин, по которым я не стала бы приглашать тебя. Ты не годишься для рекламы тех предметов туалета, с которыми я работаю. На твоем фоне они могут потеряться. Ты же не думаешь, что я буду потакать твоему самолюбию в ущерб делу?

– Конечно нет. Но с другой стороны, мне обидно, что меня отвергают, – надулась Софи. – Если я не гожусь для работы, так и скажите. Но вы внесли меня в черный список – и все из-за папы. Это не только несправедливо, это – лишение права на труд.

– Что, что? – растерялась Мона.

– Лишение права на труд. Юридическая формулировка. Если кто-либо ограничивает права другого лица зарабатывать себе на жизнь, он нарушает закон. А ведь не будь здесь замешан папа, вы могли бы снимать меня, пусть время от времени. Разве нет?

– Я думаю, что лучше прекратить эту дискуссию, – сказала Мона, чувствуя, что может попасть в прескверную историю.

– Вот и отлично, – упрямо подытожила Софи. – Иногда и молчание – знак согласия.

– Милая, будь умницей, ну почему бы тебе не стать юристом? – взмолилась Мона. – Я начинаю думать, что это твое подлинное призвание.

Девочка расхохоталась уверенным смехом юной красавицы, которая понимает, что может заставить весь мир плясать под свою дудку.

– Так вот и папа говорит, – успокоившись, серьезно сказала она. – Но я сама знаю, что меня устраивает, и, что бы он ни думал, добьюсь своего. Миллион благодарностей, миссис Хэмилтон.

Когда она ушла, в студии воцарилась тишина, словно после пронесшегося смерча.

 

5

В течение нескольких следующих дней у Моны не было времени даже вспоминать о Софи. Часть летних каникул Лорна должна была провести у отца, и Мона была занята по горло, собирая ее в дорогу. Мать и дочь с удовольствием совершили несколько вылазок в магазины, и новые платьица присмотрели для себя обе. По возвращении домой Мона покрасовалась в обновке перед зеркалом. Платье было скроено точно по фигурке, и его лазоревый шелк подчеркивал синеву глаз. Она пребывала в уверенности, что купила наряд классических строгих линий, пока дочь не рассеяла ее заблуждения откровенной репликой:

– Ну, классно, мам! Давно пора было купить себе что-то сексуальное.

– Не говори пошлостей, дорогая! Оно простое и элегантное.

– Ну конечно. Простое, элегантное и сексуальное.

– Лорна, как тебе не стыдно!

Театральным жестом та прикрыла рот. Разочарованно осмотрев приобретение, Мона вынуждена была признать: платье действительно навевало игривые мысли. Самый вызывающий наряд из всех, что она носила в присутствии Гарленда.

Поезд дочери отходил в полдень. Мать довезла ее до вокзала, в баре которого они заказали по чашечке кофе. Мона испытывала противоречивые чувства. В свое время она решила не мешать привязанности Лорны к отцу, но, видя, как дочь охотно отправляется к нему в гости, страдала.

Не в силах найти правильную интонацию, она что-то лепетала.

– Не знаю, как ты справишься… у тебя столько дел, дорогая. После возвращения из Канады ты отправишься в школьный лагерь… двадцать третьего, не забывай, а потом ты…

С нежностью посмотрев на мать, Лорна легко коснулась ее руки.

– Все будет в порядке, не волнуйся. Я скоро вернусь.

У Моны гулко заколотилось сердце.

– Меня видно насквозь, да? – смутилась она.

– Когда бы я ни ездила повидаться с папой, ты каждый раз чего-то боишься, нервничаешь. И надо быть круглой дурой, чтобы не догадаться почему.

– А ты далеко не дура, – усмехнулась мать.

– И я хочу, чтобы ты перестала беспокоиться. Я люблю папу, но жить с ним я бы не хотела. У него завелся какой-то пунктик – он хочет, чтобы я называла его по имени, а не папой, – смущенно добавила Лорна.

– Что? Почему?

– По той же причине, по которой он стал носить модные костюмы и втягивать животик. Ему под сорок, он хочет скрыть свой возраст. А мне вот нравятся солидные люди. У них и ветра в голове меньше.

Лорна была не по годам рассудительна, но порой резко менялась, снова становясь игривой девчонкой, реплики которой веселили Мону.

– Я тебе вот что скажу, мам, – с продуманной небрежностью бросила она. – Я вообще никуда не поеду. И мы с тобой отлично проведем эту неделю – только мы вдвоем.

Мона поразилась догадливости дочери и, встретив ее взгляд, увидела в нем откровенное веселье. Конечно, Лорна понимала, что она планирует провести эту неделю с Гарлендом. Никто и словом не обмолвился, но дочь и так все знала.

– Думаю, тебе пора на поезд, – сухо сказала мать.

– Но, может, мне остаться и составить тебе компанию?..

– Отправляйся на поезд, дорогая.

– Я жутко переживаю, думая, что ты будешь тут совсем одна… Бедняжка!

– Марш на поезд, пока я не оттащила тебя за воротник. – Обе расхохотались. – Я не откажусь от возможности хоть на неделю расстаться с тобой, – сказала Мона. – Пришел черед помучиться и твоему отцу.

У вагона они горячо обнялись.

– Желаю, чтобы тебе повезло, – бросила Лорна и, не дожидаясь ответа, нырнула в тамбур.

Гарленд то был занят, то на несколько дней уезжал из Нью-Йорка, и вот наконец сегодня должна была состояться встреча с ним. Мона с волнением готовилась к ней. Надела самое красивое платье, сняла и снова надела, пока не сказала себе твердо: хватит вести себя как идиотка. Я взрослая женщина и приняла решение – окончательное, раз и навсегда…

Едва она поднялась по ступенькам, как Гарленд распахнул дверь и, не успев закрыть, сжал Мону в объятиях, жадно осыпая поцелуями, от которых у нее кружилась голова.

– Сто лет я не целовал тебя, – пробормотал Арни, когда они оторвались друг от друга. – Ты понимаешь, что мы в первый раз оказались в полном уединении?

– Разве? – выдохнула она. – Мне случалось и раньше проводить вечера наедине с тобой.

Внезапно откуда-то сзади раздалось громкое шипение. С возгласом «О господи!» Арни кинулся на кухню. Последовав за ним, Мона увидела, как он, открыв окно, отчаянно разгоняет дым.

– Никак, обед сгорел?

– Нет, успел спасти его – так что потери невелики и легко возместимы. Вот… – Он налил гостье стакан красного вина и принялся хозяйничать.

– Может, помочь тебе?

– Только на подсобных работах. Это я шутя говорил, что место женщины у плиты. Кулинары из вас никудышные.

Рассмотрев кухню, оборудованную последними новинками техники, Мона обратила взор на Арни. Тот наблюдал за скворчащим на сковородке мясом.

– Ты мошенник, – засмеялась она. – Сказал Софи, что она обязана нанести в Торонто визит вежливости, а на самом деле просто избавился от бедной девочки.

– Ее действительно давно уже приглашали мои близкие друзья, и не откликнуться было бы просто невежливо, – возразил Арни. – Но должен признаться, что с радостью на неделю получил весь дом в свое распоряжение.

– Да, я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, – закивала Мона. – У меня в первые дни точно такие же чувства, когда я остаюсь одна. Полная свобода, что может быть прекраснее?

– Но разве Эван не остался с тобой?

– Ни в коей мере. Вчера утром он заявил, что хочет на каникулах попутешествовать, и вечером его уже не было.

– Ах, вот как! – развеселился Арни. – Однако! И куда же непоседа направил свои стопы?

– Брат, естественно, не выдал своих намерений, но старательно избегал моих взглядов. Кроме того, исчез его паспорт.

– Ты хочешь сказать, что он отправился в Канаду?

– Думаю, скорее всего, так оно и есть.

Арни вздохнул.

– Вот что значит быть молодым! Только безумством любви можно объяснить решение добровольно отправиться в чужую страну. Спасибо, что сказала. Я позвоню друзьям и предупрежу их относительно молодого американца с повадками лунатика.

Пока хозяин возился со сковородкой, Мона прошла в столовую, решив накрыть на стол. Но на пороге комнаты она пораженно замерла: все уже было готово, включая накрытый белой скатертью маленький круглый стол.

Он был изысканно сервирован на две персоны серебряными приборами и хрустальными бокалами. Серебряные же канделябры ждали, когда в них зажгут свечи, а в центре стояла ваза с розами.

Вскинув брови, Мона расплылась в счастливой улыбке. Тот, кто с таким тщанием готовился к приему гостьи, тем самым давал понять, что его усердие стоит воспринимать со всей серьезностью.

Когда ужин был готов, Арни нагрузил блюдами сервировочный столик на колесиках и вкатил его в комнату. Усадив гостью, он зажег свечи и потушил верхний свет. В комнате воцарился романтический полумрак, который рассеивали лишь танцующие язычки пламени.

– А может, включишь приятную музыку? – попросила она.

– Конечно. – Подойдя к стереосистеме, Арни коснулся клавиши, и комнату заполнили нежные звуки скрипки.

– Ну как?

– Отлично. – У Моны дрогнули губы. – Ты ничего не забыл. – Она бросила веселый взгляд на севшего напротив Арни. – Все просто чудесно. Но не могу понять, что же такое мы будем есть.

Хозяин дома встал и снова включил свет.

– Теперь видно? Предлагаю мясо по-вирджински. А вот о чем мы станем беседовать? – состроил он серьезную физиономию. – О курсе акций? О положении в стране? Предлагай.

– Софи показывала тебе снимки, которые я для нее сделала?

– Да, и они великолепны. Я очень благодарен тебе, что бы ты ей ни сказала.

Мона озадаченно уставилась на него.

– Что ты имеешь в виду? Разве она не передала, о чем у нас состоялся разговор?

– Нет, я достаточно тактичен, чтобы не спрашивать. Но, должно быть, ты весьма убедительно отговорила ее от тех планов, которые она лелеет.

– Хм, – нахмурилась Мона. – Я предупреждала тебя, что, если она попросит моего совета, я скажу ей правду. Что и сделала, подчеркнув, как нелегка жизнь модели и сколько в ней неопределенности. Но убедить ее так и не смогла. Она засыпала меня юридическими терминами.

– И скрутила по рукам и ногам? – посочувствовал Арни. – Не беспокойся, дорогая. Рано или поздно у нее изменятся взгляды.

Закончив трапезу, они отвезли посуду на кухню и, взявшись за руки, ждали, пока сварится кофе. Захватив кофейник и сервиз, устроились на низком диване в гостиной. Арни, заметив на лице Моны тень озабоченности, обеспокоенно спросил:

– Что с тобой?

– Ничего особенного. Боюсь, что Софи может преподнести тебе сюрприз. Она ведь упряма, как и ты.

– Забудь, – улыбнулся он. – Мне никогда не приходилось прибегать к помощи отцовского авторитета, чтобы выиграть сражение у дочери. Предпочитаю пускать в ход маленькие хитрости, это куда действеннее.

– И что же это за хитрости? – заинтересовалась Мона. Лорна всегда обводила ее вокруг пальца, настаивая на своем.

– Пока буду держать их в секрете. Вот когда у нас будут свои дети, я научу тебя.

– Ты слишком самоуверен, – небрежно бросила она, стараясь скрыть, что потрясена его словами.

– Неужто? Ты же знаешь, что я хочу жениться на тебе.

– А если я против?

– Тогда я буду вынужден похитить тебя, – Арни нежно притянул ее к себе. – Не заставляй меня делать это.

Мона не знала, что ответить, а поцелуй избавил от необходимости искать слова. Прикосновение его губ было таким приятным, что, расслабившись, она с радостью ответила на ласку, чувствуя силу желания Арни, которое охватило и ее.

В течение многих лет Мона старалась убедить себя, что ей никто не нужен. Хватит до конца жизни и Найджела. Но сейчас она поняла, что, слишком рано поставив на себе крест, совершает преступление против своей молодой жаждущей плоти, да и против позывов сердца, которое всегда хотело, вот как сейчас, замирать от счастья.

Арни долго не выпускал ее из объятий, горячо и страстно целуя и все сильнее разжигая в ней желание. Она поддавалась ласкам, с каждой секундой становясь все податливее и понимая, что находится во власти любимого человека, которому могла довериться.

– Моя дорогая… хорошая… – еле слышно шептал он. – Я так хочу тебя…

– Да, – обмякнув, сдалась она. – Да… Вскочив, он поднял ее с дивана и прижал к груди; едва ли не взбежав по лестнице, толчком открыл дверь спальни и, опустив Мону на ковер, медленно и бережливо стал раздевать ее. В нежных мужских руках она чувствовала себя хрупким цветком. Поведение Арни как небо от земли отличалось от похотливой напористости Найджела, чьими стараниями она привыкла остерегаться секса. Домогательства мужа не имели ничего общего с тем чудом, которое сотворилось с ней теперь. Физически ощущая страстную любовь и обожание Арни, она забыла обо всем, кроме него.

Он покрывал поцелуями ее тело, был нежен и осторожен, но за его сдержанностью чувствовались уверенность и сила. Хищник, мелькнула у нее мысль, но какой очаровательный – о таком мечтает каждая женщина.

И наконец настало мгновение, когда они полностью слились. Еще минуту назад Мона опасалась, что не сможет воскресить давно забытое чувство, что ее страхи не позволят в полной мере проявиться страсти, которая обуяла обоих. Но теперь все опасения улетучились. Разве может она страшиться любви Арни, который понимает ее умом и сердцем, чувствует каждой клеточкой и с такой чуткостью относится к ней?

Они вместе достигли пика наслаждения, испытав восхитительное чувство погружения в нирвану. Мона с упоением отдалась последнему мгновению, понимая, что в прошлой жизни не было ничего более сладостного.

Арни долго не выпускал ее из объятий, покрывая лицо поцелуями.

– Тебе хорошо, дорогая?

– Очень… и я так счастлива.

– А я боялся обидеть тебя, – с улыбкой, от которой у нее сжалось сердце, тихо сказал он. – Я становлюсь одержимым, когда стремлюсь получить то, что мне надо. – Арни провел рукой по ее телу, лаская шелковистую кожу живота. – И как знать, – уже громче прозвучал его голос, – может, теперь ты никуда не денешься от меня.

– Нет, – покачала головой Мона. – Не тешь себя надеждами. Я не должна забеременеть.

– Уж в этом-то ты не можешь быть уверена. Человек предполагает, а Бог располагает.

– Еще как могу. Совершенно уверена. Я заранее все предусмотрела.

Слегка откинувшись, Арни вопросительно посмотрел на нее.

– То есть ты пришла, уже зная, что произойдет?

– Именно так. Сначала у меня были кое-какие сомнения, но решение я приняла несколько дней назад.

– И это значит, что я потерял право считать себя ловким соблазнителем?

– Боюсь, что да!

Пальцы Арни по-прежнему кругами блуждали по ее телу, в глазах у него плясали иронические огоньки.

– Подумать только, как я волновался в ожидании сегодняшнего вечера и как готовился к нему! И все то время, что я так старательно заманивал тебя в свои силки, ты на два шага опережала меня, удивляясь, почему я так медлителен…

Мона расхохоталась и, с наслаждением потянувшись, положила голову ему на грудь.

– Давай будем считать, что я сама сделала выбор. Я здесь потому, что мне этого хотелось.

– Ясно… – Он обнял ее. – Сама сделала выбор… – И вдруг радостно прокричал – Дорогая моя, я так рад этому!

 

6

Мона даже не заметила, как промелькнула неделя. Она перебралась в дом к Гарленду и принялась изучать человека, с которым свела ее судьба. Прожив годы, с Найджелом она и не подозревала, что мужчина может быть темпераментным и вялым, раздраженным и нежным, властным и покорным. Она чувствовала себя девочкой, влюбившейся в первый раз, и знала, что жизнь никогда больше не вернется в старые рамки после того, как Арни раздвинул перед ней занавес, за которым скрывался неведомый ей мир огромной любви.

Они спали, обняв друг друга, и, просыпаясь, Мона клала голову на загорелую грудь любимого. Ее поражало исходящее от Арни ощущение тепла и безопасности. Когда его руки обнимали ее, она неизменно чувствовала, что их счастью ничего не угрожает.

Ему нравилось приносить ей чай в постель. Пока Мона пила его, Арни крутился рядом, с игривой улыбкой вопрошая: «Довольна ли мадам?», после чего убегал готовить завтрак. И Мона, как королева, ожидала его. Лорна порой баловала ее таким вниманием в день рождения и День благодарения, но, поскольку дочь готовила, одним глазом подглядывая на плиту, а другой не отрывая от книжки, результаты ее кулинарных упражнений оставляли желать лучшего.

Хотя Мона всю неделю не показывалась на работе, она постоянно поддерживала связь с Мэрилин и была в курсе поступающих заказов. Вот и сегодня начала день с разговора с помощницей.

– Неужели ты временно не можешь забыть о работе? – посетовал Арни. – Расслабься, отдохни…

– Я не расслаблюсь, пока не окажусь там, где хочу быть, – упрямо повторяла Мона.

– И где же это?

– Наверху. На самом верху. Я зарабатываю прилично, но мои работы пока оценивают не по высшей ставке, и я еще не первая среди лучших. – Она вздохнула. – И должна вкалывать не покладая рук.

– Такой подход не всегда несет с собой решение проблемы, – задумчиво заметил Арни.

– Тогда что же?

– Ты должна совершить что-то из ряда вон выходящее, чтобы твое имя стало известно за пределами узкого круга редакторов и издателей. Выиграй в лотерею миллион, и перед твоим объективом выстроится очередь – лишь бы сказать, что встречались с тобой.

– Подумаешь – миллион! – хмыкнула Мона. – Выиграй я столько, зачем мне тогда было бы заниматься фотографией?

– Ну об этом можно бы поспорить, но идею ты уловила. Ты должна заставить людей искать встречи с тобой.

– Прекрасно. Есть конкретные предложения по этому поводу.

– Буду работать над ними. Но потом. – Он чмокнул ее в щеку. – Теперь меня волнует совсем другое.

Она сделала открытие, что Арни потрясающе готовит, и не случайно его холодильник и морозильная камера всегда были полны продуктов, а на кухне хранилась библиотека кулинарных книг.

– Мне всегда приходилось готовить для ребенка, – признался он. – Беда в том, что я стал слишком хорошо это делать. Софи никогда не заботило кулинарное искусство. Чего ради стараться, когда все сделает отец.

– А чего ради ей вообще этим заниматься? – ехидно осведомилась Мона. – Только потому, что она девочка?

– Чушь! Если я могу это делать, то и она справится. Вот это и есть равенство. – Он театрально вскинул голову. – Пришло время мужчинам получить свободу от кухонных забот. Дайте нам свободу! И цените наши мозги!

– Твоим мозгам нет цены. Но мне дороже твое тело! – повиснув у него на шее, сказала Мона.

Арни сделал вид, что сопротивляется, и запротестовал:

– Все это, конечно, прекрасно, но что будет, когда у меня выпадут волосы и вырастет брюшко?

– К тому времени ты мне сделаешь маленького симпатичного мальчика, – положила она конец дальнейшим рассуждениям.

Как восхитительно было их времяпровождение! Оно превратилось в вереницу бесконечных дней, когда в полночь они садились перекусить, а потом снова и снова страстно познавали и открывали друг друга.

Многие передачи Гарленда шли в дневные часы, и Мона не без интереса смотрела их и оценила его безукоризненный профессионализм. Арни легко и непринужденно управлялся с аудиторией, и казалось, что это ему не стоит никаких трудов.

– Неужели ты никогда не теряешь нить разговора? – как-то спросила Мона. – И не волнуешься?

– Привык, когда на меня глазеют. Кроме того, я открыл секрет, как уловить настроение аудитории и все время держать ее под контролем.

В эти дни у них был повод для веселья. Телефонные звонки позволяли им быть в курсе того, как складывалась поездка Эвана в Торонто. Он все же смог доехать до Ниагара-Фолс, но при переезде через границу машина сломалась. Ее отбуксировали в авторемонтную мастерскую на канадской территории. Четыре дня, сходя с ума от волнения, Эван провел в жарких дискуссиях с механиком, и в итоге его словарь обогатился обилием сочных выражений, которые он вряд ли пустил бы в ход в академических кругах.

Все же за день до отъезда Софи он добрался до Торонто. Предчувствуя дальнейшее развитие событий, Гарленд позвонил канадским друзьям, умолив их проследить, чтобы дочь вернулась домой на самолете, «а не с этим маньяком в его ржавой консервной банке на четырех колесах». Софи по телефону выразила отцу недовольство его чрезмерной опекой. Гарленд, который был полон неподдельного беспокойства за жизнь дочери, потребовал от нее послушания в манере, которая изумила бы его телевизионную аудиторию.

На следующий день Софи прилетела домой. В ходе краткой и выразительной сцены Арни нанес непоправимый урон своей репутации в глазах дочери, безапелляционно запретив ей даже подходить к машине Эвана. Девушка упрямо вскинула подбородок, но не стала оспаривать распоряжение отца, ибо знала, что Эван появится не раньше, чем через три дня. В Ниагара-Фолс его машина опять вышла из строя, и он, кажется, решил от нее избавиться.

Возвращение Софи дало понять Моне, что ей пора убираться восвояси. Она собрала вещи и с тяжелым сердцем поехала домой.

Гарленд с дочерью собрались провести неделю в Атлантик-Сити в обществе родных. При расставании Мона испытывала такую душевную боль, что с трудом сдерживала слезы. Она укоряла себя, что ее поведение просто глупо. Скоро они с Арни снова увидятся. Но уже не в том волшебном мире, где полностью принадлежали друг другу.

Он позвонил ей в тот же вечер, и у них состоялся долгий, полный взаимной нежности разговор. Но по его завершении в доме снова воцарилась тишина и на сердце тяжким грузом легла печаль. Видения волшебного мира померкли, и кто может сказать, доведется ли ей снова познать счастье?

Мона испытала облегчение, когда дома появились брат и дочь. Но Эван мог говорить только о своих злоключениях, и Моне уже не в первый раз пришлось выслушивать его историю.

– Да, видно, тебе действительно надо приобрести приличную машину, – расчувствовалась она. – Предложение о трех тысячах долларов по-прежнему остается в силе.

– Черт побери, Мона! Ну почему я должен тебя уговаривать дать мне семь тысяч? – фыркнул Эван. – Если бы у меня была стоящая машина, мистер Гарленд относился бы ко мне совсем по-другому.

– Только если она будет действительно надежной. А за три тысячи гарантирован такой же уровень надежности, как и за семь.

– В таком случае можно совершенно спокойно чувствовать себя и в тысячедолларовой машине, если только правильно выбрать ее, – с удовольствием подлила масла в огонь Лорна. – И как ты мог быть таким безмозглым и купить первое, что тебе попалось на глаза?

– Хватит! – решительно попыталась прекратить спор Мона. – Лорна, если тебе больше нечего сказать, лучше помолчи.

– Прошу прощения, мам, – подчинилась дочь, не скрывая радости от того, что и ей удалось вставить слово.

– Моя машина совершенно безопасна, – возмущенно воскликнул Эван. – Коробка передач почти новая, и тормоза никогда не подводили…

– Сомневаюсь, что ты их проверил, – снова подала голос Лорна, – поскольку не мог сдвинуться с места.

– Дело было вовсе не в тормозах. Стоило нажать на педаль, и они схватывали намертво.

– Поэтому твоя машина и стояла как вкопанная. На тормозах…

– Ах ты, ехидна…

– Заткнитесь, оба! – не выдержала Мона. – Не имеет смысла спорить на эту тему. Эван, подумай над моим предложением. Тебе хватит и трех тысяч долларов. А пока, если по возвращении Софи ты захочешь с ней прокатиться, можешь брать мою машину.

Мона покаянно подумала, что ее неожиданная вспышка объясняется отвратительным состоянием духа. Ей отчаянно не хватало Арни, и, предложив Эвану пользоваться ее машиной, она руководствовалась сугубо эгоистическими интересами. Мысль о том, что Софи каждый вечер будет дома и они с Арни ни на секунду не смогут остаться наедине, казалась просто невыносимой. Разве что… Разве что она выйдет за него замуж. Тогда все упростится.

Но в данный момент следовало отложить размышления по этому поводу. Она еще не готова к последнему шагу, но уже близка к нему.

Если бы Моне пришлось отвечать на вопрос, что же ее сдерживает, она бы не нашлась, что сказать. Арни вел себя безукоризненно. Обаяние было его органичной чертой, мягкий юмор никогда никого не мог обидеть. Ум, внешность, магнетизм этого человека создавали атмосферу преклонения перед ним. А дискуссии и споры с людьми перед телевизионной камерой, да и в повседневной жизни всегда заканчивались его победой. Даже в стычках с любимой дочерью он твердо стоял на своем, ни в чем не уступая. Значит, и ей, Моне, уготована роль побежденной? Ну нет, это не по ней! Хотя, кажется, Арни любит ее.

Она мечтала обрести такую же смелость, с какой Арни был готов довериться ей. Но пройденная ею суровая школа жизни приучила к осторожности, и она уже не могла забыть ее уроков.

Как-то днем, когда отец и дочь Гарленды уже неделю как вернулись домой из Атлантик-Сити, Мона торопливо завершала начатую работу. Они с Арни договорились о встрече, и Мона собиралась уже покинуть студию, но неожиданно зазвонил телефон.

Оказалось, что это была Дороти Вэнс, старший партнер модельного агентства «Бартон и Вэнс».

– Привет, Дот. Чем могу служить?

– Ты уже услужила, – раздался в трубке веселый низкий голос. – Ты просто гениально умеешь разыскивать таланты. Благослови тебя Господь за то, что ты послала ее к нам.

– Кого послала? – удивилась Мона.

– Конечно же, Софию Гарленд. Ее фотографии просто фантастически хороши.

– Что?!

– Только не говори, что уже забыла, как давала ей наш адрес.

– Дот, прошу тебя… я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Разве не ты делала снимки прелестной Софи?

– Да, было такое, – согласилась Мона, уже догадываясь, что произошло. – Но расскажи толком, как они попали к тебе?

– Пришли по почте. Когда мы увидели их, то не могли поверить своим глазам. Я позвонила девочке, и сегодня утром она явилась. Теперь София Гарленд будет представлять агентство «Бартон и Вэнс».

– Ты хочешь сказать, она уже что-то подписала? – с волнением спросила Мона.

– Дело не в этом, моя дорогая. Она еще несовершеннолетняя. Кроме того, мне не хотелось бы думать, что наши модели сотрудничают с нами лишь в силу юридических обязательств. Куда лучше строить дело на доверии.

Это правда, подумала Мона, лихорадочно хватаясь за соломинку. Если и можно хоть чем-то утешиться в этой истории, то лишь мыслью, что вряд ли Софи могла найти лучшее агентство.

– Во всяком случае, – продолжала гудеть Дороти, – я подумала, что ты можешь быть довольна тем, как идут дела. Эта птичка рассказала мне, что ты едва ли не член их семьи.

– После этого мне остается лишь выпить пузырек валерьянки, – с отчаянием бросила Мона. – Дот, это ужасно. Я не имею на девочку никакого влияния. Кроме того, она должна ехать на учебу в Гарвард.

– Чего из ее слов не следует.

– Но ты не можешь воспользоваться снимками Софи. Я сделала их в подарок к ее дню рождения. Они носят сугубо частный, а не профессиональный характер.

– То есть ты хочешь сказать, что не посылала ее к нам?

– Да нет же! Я даже представления не имею, откуда она узнала, что ты… О, силы небесные! Ну конечно! – Мона невольно прикрыла глаза, когда в памяти у нее всплыло лицо Софи, рассматривающей снимки Шилы Смит.

– Дот, прошу тебя… все получилось совершенно случайно. Ты не должна иметь с ней дело.

– Дорогая, я не хочу обижать тебя, но, откровенно говоря, это касается только нас с Софи. Что бы ты ей ни советовала, у нее есть право сотрудничать с нами, если она того хочет. А девочка мечтает стать моделью.

Дороти права, и Моне оставалось лишь рвать на себе волосы. Не в ее силах что-либо разрешать или запрещать. В других условиях она бы порадовалась за девочку, которой несказанно повезло привлечь внимание одного из лучших агентств в Штатах. Да, теперь обеим крепко достанется от Гарленда.

Но во всяком случае, у нее хватило выдержки тепло попрощаться с Дороти. Положив трубку, она уставилась на клочок бумаги перед собой.

Почерком Мэрилин на ней было нацарапано несколько строк: «Звонил Арни Гарленд. Планы на сегодняшний вечер меняются. Отправляйся прямо к нему домой. Спешно. Он сказал, что ты все поймешь».

В эту минуту появилась Мэрилин.

– Как хорошо, что вы нашли записку. Я спросила, не хочет ли он поговорить с вами, но он сказал: «Нет, просто передайте ей мою просьбу».

– Какой у него был голос?

– Честно говоря, не очень дружелюбный. Вы не поссорились?

– Пока нет. Это еще впереди.

Едва только Мона появилась у дверей Гарленда, они сразу же распахнулись. Видно, ее с нетерпением ждали. Арни был чернее тучи.

– Ни к чему хорошему твое вмешательство не приведет, – буркнул он.

– Мое… Минутку, Арни. Еще полчаса назад я ни о чем не знала. Софи сама послала снимки в агентство.

– А откуда она узнала, куда их посылать?

– Она увидела адрес на одном из рекламных плакатов в моей студии.

– Помнится, ты мне обещала, что ничего подобного не случится, – поджал губы Арни.

– Я обещала, что сама снимки посылать никуда не буду, но я не властна запретить твоей дочери делать то, что она считает нужным.

– Ты могла бы снять плакат. Тогда бы ей не пришло в голову своевольничать.

Мона застонала.

– О господи, я удивляюсь, как плохо ты знаешь Софи. Или, точнее, знаешь ее, но не умеешь воспользоваться этим.

Они перешли в комнату, и Арни налил Моне полстакана ее любимого сухого шерри. Когда она отпила глоток, он сказал:

– Может, ты объяснишь свое загадочное замечание?

– Ты сам мне рассказывал, что Софи свойственны настойчивость и решительность. Она напоминает тебя. Найди время, присмотрись к дочери. И ты увидишь, что она – твое зеркальное отражение.

Арни насмешливо хмыкнул. Тут же подавив смешок, он снова помрачнел, но Мона знала, что ее сравнение отнюдь не огорчило его, и подытожила:

– Если Софи чего-то хочет, она этого добьется. А хочет она быть моделью. Чтобы ее остановить, тебе придется посадить дочь под замок или отправить в монастырь.

Гарленд воздержался от ответа. Покинув комнату, он направился в свой кабинет, а вернувшись, протянул Моне письмо. У нее расширились глаза, когда она ознакомилась с его содержанием.

– Стипендия в Гарварде! Мисс Гарленд, как юному гению, – выдохнула она. – Когда пришло письмо?

– Этим утром, когда Софи не было дома. Вернувшись, она рассказала, что ходила в агентство «Бартон и Вэнс», что они берут ее и что она собирается как можно скорее приступить к работе.

– Ну и что дальше?

– Она заявила, что ни при каких обстоятельствах не поедет в Гарвард, – с горечью сообщил Арни.

Мону пронзила жалость. Он так мечтал, что ребенок будет учиться в университете…

– Как я сочувствую тебе, дорогой, – вздохнула Мона. – Думаю, у девочки просто крыша поехала.

– Весьма любопытно услышать от тебя эти слова! – Он снова вспыхнул гневом. – Особенно учитывая, что ты, более чем кто-либо другой, способствовала помешательству. Софи советовалась с тобой. И ты могла бы наставить ее на путь истинный.

– Соврав ей? Сказав, что у нее нет никаких данных, хотя она может стать самой блистательной моделью? О нет. Даже ради тебя я не сделаю этого.

– Ну спасибо. По крайней мере, я понял, что значу для тебя.

– Я предупреждала, что если она спросит, то скажу ей правду.

– Черт возьми, позволь мне кое-что тебе объяснить. Когда тот, кого ты любишь, наносит удар в спину, от предупреждений легче не становится.

Мона побледнела. Неужели это тот самый мягкий и тактичный человек, которого, как ей казалось, она знала? Жесткие черты лица исказила ярость.

– Я не заслужила от тебя обидных слов. И никогда не наносила тебе удар в спину. Я больше не останусь здесь, чтобы и дальше выслушивать оскорбления. – Она поставила стакан на столик и направилась к дверям. – Когда ты будешь говорить нормальным вежливым тоном, можешь позвонить мне.

Бросившись следом, Арни остановил ее.

– Хорошо, я не должен был этого говорить. Прими мои извинения.

Мона вернулась в комнату.

– Ты должен понять, что я не могла соврать Софи. Ведь речь идет о ее безусловной одаренности.

– Но ведь это всего лишь дело вкуса, не так ли? Это ты считаешь, что она обладает необыкновенными данными.

– Как и агентство «Бартон и Вэнс», которое перевидало моделей более чем достаточно. Мое мнение профессионально, есть у меня и моральные принципы. Софи понимала, что у меня за спиной стоишь ты. И дай я ей от ворот поворот, она бы просто нашла кого-то другого, а результат был бы тот же.

Арни издал глухой звук, напоминающий рычание.

– Успокойся, ну подумай сам, – взмолилась Мона. – Ты всегда так гордился ее умом, и не стоит удивляться, что она пустила его в ход, выбирая свою дорогу. Не в наших силах остановить ее, когда девочка поняла, в чем она по-настоящему талантлива, и даже не пытайся. Ты как-то говорил, что она должна в полной мере реализовать то, что ей дано от Бога, но она одарена более чем щедро, и у тебя нет права диктовать, какой из талантов ей следует развивать.

– Я действую только ради ее же блага…

– Это затасканная родительская отговорка. Постыдился бы пускать ее в ход. Неужели твои слова о независимых женщинах всего лишь сотрясение воздуха?

Перестань уговаривать меня! – заорал Арни. – Для меня способности Софи не пустые слова. Мы сегодня крупно поговорили с ней, вспомнив все наши давние стычки. И в ходе разговора она дала мне понять – именно ты убедила ее, что у нее есть право самой решать свою судьбу!

– Но так и есть! Она наделена здравым умом. Его у нее куда больше, чем у отца, если тебя это интересует.

– В любом случае я требую, чтобы ты перестала подрывать мой авторитет в глазах дочери.

– То есть не поощрять ее стремление найти свое место в жизни? – возмутилась Мона. – Иными словами, твоя дочь не имеет права на собственное мнение, отличное от твоего? Но она уже и сама во всем разбирается. А ты больше чем кто-либо придерживаешься допотопных взглядов.

– Полная чушь!

– Ради бога! – Она сложила ладони перед грудью. – Дай девочке строить свою жизнь, как она сама считает нужным. В этом и заключается свобода.

– Моя дочь абсолютно свободна, но она еще недостаточно взрослая, чтобы извлечь из нее максимальную пользу, и поэтому…

– То есть у нее есть право делать только то, что ты хочешь? Но настоящая свобода означает право самому принимать решения. Она не хочет быть юристом и самостоятельно пришла к этому решению. Это ее выбор, и его нужно уважать.

– Так и будет, когда она подрастет. А ты, помнится, повзрослела в шестнадцать лет, верно? – фыркнул он. – И был ли твой выбор правильным?

Судорожно сглотнув, Мона с трудом перевела дыхание.

– Это нечестно, не по-мужски! Ты попрекнул меня тем, что я рассказала тебе, доверившись…

– И я доверял тебе, но думаю, ты предала мое доверие. Из-за твоего вмешательства Софи восстала против меня. В шестнадцать лет она по закону имеет право жить самостоятельно, если в состоянии содержать себя. И теперь ей не составит никаких трудов подтвердить это, коль скоро она в списках лучшего агентства, не так ли? Плюс те заказы, что она будет выполнять с тобой.

– У нее нет никакой необходимости выполнять заказы в моей студии.

Ох да брось ты! – пренебрежительно оборвал Арни, расхаживая по комнате. – Так ты и позволишь другим пользоваться своей находкой, в то время как и сама можешь…

Гарленд умолк, когда увидел, что говорит с пустотой. Мона незаметно ушла…

 

7

Итак, теперь я выяснила все, что хотела знать об Арни Гарленде, грустно размышляла Мона, лежа ночью без сна. А итог, как я и опасалась, оказался достаточно неприятным.

Этот человек, что бы ни делал, привык идти своим путем, самоуверенно решив, что никогда и ни в чем не ошибается. И вдруг Софи, которой Мона, сама того не подозревая, пришла на помощь, возразила отцу и сказала «нет» в ответ на его требования. И их отношения, построенные, казалось бы, на способности Гарленда мягко убеждать оппонентов, дали трещину, что в других обстоятельствах могло бы показаться комичным. За всем этим крылось бычье упрямство мужчины, который впадал в ярость, встречая сопротивление.

Мона вздохнула – я сама далека от идеала, и с моей стороны нечестно требовать совершенства от других. И тут же поймала себя на том, что все доводы здравого смысла не могут смягчить боль в сердце. Ей хотелось думать, что и Арни чувствует себя не лучше.

Своего рода ответ она получила на следующий день, когда ее работу прервало появление курьера, который доставил длинную коробку с необыкновенной красоты орхидеей. Визитки не было.

Вечером, оказавшись дома, она поставила цветок в вазу и подумала, почему бы ей не снять трубку и не позвонить Арни. Пусть даже неизвестен отправитель, но изысканный способ напомнить о себе достаточно красноречив. Дважды она бралась за трубку и оба раза отдергивала руку.

На следующий день во время съемки одной капризной топ-модели в студию вошла Мэрилин и обратилась к Моне.

– Только не сейчас, – нетерпеливо бросила та.

– Я думаю, что вам стоит выйти, – сказала помощница, с трудом сдерживая смех. – Вам доставили нечто особенное.

– Еще одна орхидея?

– Можно и так сказать, – загадочно ответила Мэрилин.

Мона вышла, но не смогла двинуться дальше порога своего кабинета, потому что все кругом было завалено букетами орхидей. Они лежали где только можно, включая стол и кресла. На полу у стены стояли корзины с цветами и еще одна преграждала вход. Пришлось кое-как протискиваться, чтобы добраться до телефона. Арни сразу же сорвал трубку, видимо ожидая звонка.

– Ты непревзойденный клоун, – нежно сказала Мона.

– Я еще вчера ожидал, что ты позвонишь, а не дождавшись, решил, что ты никогда не простишь меня.

– Отсутствовала визитная карточка. Это мог быть и не ты.

– Кто еще присылает тебе цветы? Назови мне имя! Я убью его!

Они дружно рассмеялись.

– Я очень виноват перед тобой, – пробасил в трубку Арни. – Я не должен был выходить из себя и говорить о наболевшем. Прости меня, дорогая. Пожалуйста.

– Конечно. – Мону охватила радость. Пусть даже человек, которого она любит, сорвался, но ведь признает это, сам ищет примирения.

– Приезжай ко мне сегодня вечером, – взмолился Арни. – Я хочу как можно скорее увидеть тебя.

– Как только покончу с делами, – пообещала она.

Все было тут же забыто, включая горькие и печальные мысли, которые еще недавно терзали ее. Остаток дня Мона с трудом осознавала, чем занимается. Выскочив наконец за дверь, она заторопилась к машине, и всю дорогу до дома Арни ее сердце взволнованно колотилось от ожидания встречи.

В последний раз, когда Мона была здесь, он встретил ее на пороге, готовый к стычке. Сегодня Арни тоже ждал ее, но на этот раз все было по-другому. Глаза его не пылали гневом, и от их выражения хотелось смеяться и петь. Едва только она шагнула в дверь, как сразу же почувствовала объятия его рук, его губы и горячее трепетное дыхание.

– Скажи мне, что все в порядке. Скажи, что ты все так же любишь меня.

– Да… да… – только и могла промолвить она.

Сжимая Мону в объятиях, он покрыл ее лицо поцелуями. Она отвечала на его ласки, боясь поверить, что любимый снова с ней.

– Никогда больше так не пугай меня, ладно? – прошептал он и вновь приник к ее губам, уверенный в ответе.

Они не могли оторваться друг от друга, словно разлука длилась годы, а не несколько дней. Слава богу, что удалось преодолеть глубокую пропасть, образовавшуюся было между ними. Первая ссора потрясла их, и теперь оба исполнились решимости не допустить новой. Конечно, их еще ждали подводные камни семейных проблем, но сейчас они не думали о них.

Мона сжала любимого в объятиях и почувствовала его ответный порыв.

– Все в порядке. Я здесь.

– Я так рада, – тихо ответила она. – Когда ты рядом, все хорошо.

– Все хорошо, – повторил Арни. – Мы снова вместе. Будем считать, что поссорились в первый и последний раз.

– Да, – согласилась она, прижимаясь к Арни. – Больше этого никогда не будет.

Он взял ее на руки и понес в спальню.

– А что, если Софи?..

– Она с твоим братом. Я им одолжил на вечер машину.

– Ты бесстыдный человек.

– Да, а что? Теперь я надолго могу выкинуть их из головы.

Он пинком распахнул дверь спальни и осторожно поставил Мону на ноги. Дрожа от нетерпения, они разделись и бросились в кровать, полные желания обрести ту совершенную любовь, которая, как магический талисман, охраняла от всех бед и неприятностей. К ним вернулась незамутненная страсть, и перед отчаянным призывом плоти померкло все остальное. Арни ласкал ее с такой нежностью, которой Мона раньше не знала, в паузах между бесконечными поцелуями нашептывая ей слова любви. Но постепенно к Моне пришло ощущение, что в их отношениях что-то разладилось. И слова, и жесты повторяли то, что уже было, словно они с Арни совершали некий ритуал, пытаясь оживить воспоминания и боясь осознать настоящее.

В момент высшего взлета страсти, когда они полностью были готовы слиться в единое целое, она заглянула Арни в лицо и увидела тень отчаяния, словно он предельным усилием воли хотел продлить минуту счастья. Но этого не получилось, и оба понимали, что с ними происходит. По их любви прошла какая-то невидимая трещина.

Чуть погодя, когда стихло отчаянное биение сердца, она приникла к Арни и задумалась. Им уже было невыносимо тяжело существовать по отдельности, но какая-то несхожесть помыслов продолжала разводить их. Они разговаривали, смеялись, обменивались поцелуями и вели себя, как положено любовникам, питая надежду, что если не тревожить эту трещину, она не пойдет дальше. И если не вглядываться в глаза друг другу, то можно сделать вид, что не замечаешь взаимных страхов, которые живут где-то в глубине души.

Но вот Арни вздохнул и сказал:

– Неужели я ничего не могу сделать с Софи? Сегодня мы опять поссорились. Я топнул ногой, но ей хоть бы что. Девчонка пошла на открытое противостояние. Но ты тут ни при чем, – торопливо добавил он. – Должно быть, я где-то ошибся.

– Она возражает тебе не из простого девичьего каприза, – стала объяснять Мона, – а потому, что ты пытаешься помешать ей следовать велению сердца. Ты не имеешь права так поступать и не должен.

– Не могу, – озабоченно покачал головой Арни. – Ей уже исполнилось шестнадцать, и она готова сама зарабатывать себе на жизнь. Даже грозилась уйти из дому. И чертовка знает назубок все законы.

– Да забудь ты о законах. Ты должен сделать так, чтобы ей не хотелось уходить от тебя. Будь к ней терпимей и снисходительней. Стань ей другом, который все понимает…

– Ты хочешь сказать, что я должен разводить руками и лишь мило улыбаться? Делать вид, что все в порядке, когда на самом деле все летит вверх тормашками?

– А почему бы и нет? Мы должны изживать свое менторское отношение к детям по мере того, как они взрослеют, обретают право на независимость. И если сейчас ты не поймешь этого, то можешь навсегда потерять Софи.

Он протяжно застонал.

– Наверно, ты права, но откуда тебе все это известно? Лорна вроде не давала тебе повода.

– В определенном смысле опыт уже у меня есть. Когда она отправляется навестить своего отца, я борюсь с желанием воскликнуть: «Не верь ни одному его слову!» Я выдумываю предлоги, чтобы оставить ее дома, ибо боюсь, что она может не вернуться.

– То есть ты пытаешься остановить ее?

– В том-то и дело, что нет, хотя так и хочется. И она всегда возвращается. Рано или поздно наступает минута, когда ты понимаешь, что оставить ребенка при себе ты можешь одним-единственным способом: разжать объятия и дать ему свободу.

– Может, было бы не так плохо, – неохотно признал Арни, – если бы Софи работала с тобой и ты могла бы присматривать за ней.

– Да, но…

– К тому же ты наперечет знаешь всех паршивых овец… ну, тех фотографов, которых молодые девушки должны избегать. Ты могла бы предупредить агентство, чтобы оно не посылало Софи работать с ними.

– В этом нет необходимости. У агентства «Бартон и Вэнс» хорошая репутация. Они поберегут девочку.

– Но если ты скажешь им, что она должна работать исключительно в твоей студии…

– Мне казалось, ты не хочешь, чтобы Софи работала со мной.

– Все изменилось, – нетерпеливо бросил Арни. – Да, теперь я понимаю, как все это можно устроить…

– Ух, упрямец, прекрати! – твердо остановила его Мона. – Ты начинаешь все сначала.

– Что начинаю?

– Организовывать жизнь дочери… и определять круг моих профессиональных обязанностей.

Дорогой мой, этого делать не следует. Если Софи будет отвечать моим замыслам, я ее приглашу, а если нет, то и не обращусь к ней. И конечно же, я не буду учить «Бартон и Вэнс», как им строить отношения со своими моделями. И ты лучше всего сможешь уберечь и защитить Софи, если будешь обращаться с ней так, чтобы она каждый вечер бежала домой. Ты же умный и интересный человек. Пусть она знает, что ты всегда ждешь ее, пусть убедится, что ей интереснее всего с тобой.

Арни с кислой физиономией уставился на Мону. Но в конце концов лицо его расплылось в неохотной улыбке.

– Может, мне и не стоило впадать в пессимизм… А скажи-ка, много ли новых моделей пытаются прорваться на подиум? В течение года, скажем.

– Сотни, тысячи, – усмехнулась она.

– И сколькие добиваются своего?

– Одна или две.

– Значит, в лучшем случае Софи может получить несколько заказов, и ее увлечение сойдет на нет.

– То есть ты надеешься, что она потерпит неудачу? – возмутилась Мона. – Просто прекрасно, любвеобильный папаша! Как бы к этому отнеслась твоя дочь, знай она о твоих черных помыслах?

– Дорогая, но ведь ты ей не скажешь? – забеспокоился он.

– Нет, я ей ничего говорить не буду. Но и пальцем не пошевелю, чтобы помешать ее карьере, так что на меня не рассчитывай.

– Мне это и в голову не приходило. – Гарленд оживился, ибо к нему вернулась неистребимая уверенность, что весь мир должен плясать под его дудку. – Просто… словом, пусть события идут своим чередом, и будем надеяться, что проблема разрешится сама собой.

В десять часов Арни решил посмотреть новости и вместе с Моной спустился вниз. Глядя на экран, он каждые пять минут посматривал на часы.

– Еще рано, – постаралась она подбодрить его. – Мои родители ужасно нервничали, если я приходила после девяти, но сегодняшней молодежи и в голову не приходит, что о них тревожатся.

– Ты имеешь в виду Софи? – с напускным равнодушием уточнил Арни. – Она меня вовсе не беспокоит.

Врун, с нежностью подумала Мона. Ох, милый, какой же ты никудышный актер.

Половина одиннадцатого… Одиннадцать… Софи все нет. Арни поймал взгляд Моны, который она бросила на циферблат.

– Тебе уже пора собираться, – грустно сказал он. – Может, выпьешь перед уходом кофе?

– Не волнуйся. Я побуду с тобой, пока Софи не явится.

– Не понимаю, почему ты так убеждена, что я чрезмерно забочусь о дочери? Она стала независимой молодой особой. О, черт, куда же гулена делась?

– Она с Эваном. И уж он убережет ее от всех неприятностей.

За парадной дверью послышались какие-то звуки. Оба затаили дыхание, прислушиваясь к еле различимым голосам. Затем в замке повернулся ключ. Выйдя в холл, Арни с Моной встретили Эвана и Софи, которая с упрямым вызовом уставилась на отца. Тот сделал два быстрых шага навстречу дочери и заключил ее в объятия. Она с нескрываемым облегчением повисла у него на шее.

– Прости за все те ужасные глупости, что я тебе наговорила. Я не хотела тебя обидеть.

– И я тебя тоже, – прерывающимся голосом ответил Арни. – Но я остаюсь при своем мнении, дорогая.

Софи в упор посмотрела на отца.

– Как и я, папа. Это моя жизнь, и я собираюсь строить ее так, как считаю нужным.

– Давай поговорим об этом позже…

– Да, нам предстоит долгий и обстоятельный разговор. Я хочу, чтобы ты понял, почему это так важно для меня и почему я не собираюсь отступать, пусть даже придется поссориться с тобой.

Мона затаила дыхание и услышала:

– Я думаю, для начала ты могла бы взяться за ум…

Софи резко отодвинулась от отца и, подойдя к Эвану, взяла его за руку.

– Папа, если жизнь в этом доме состоит из постоянных упреков, может, мне лучше уйти от тебя?

Арни будто увидел вспыхнувший перед ним предостерегающий красный свет.

– Ни в коем случае, – заторопился он. – Мы просто обмениваемся мнениями. – Мона заметила, как между отцом и дочерью вспыхнула искорка взаимопонимания. Видимо, сейчас оба старались избежать разногласий. – Просто мы должны понять, – продолжал Арни, – чего хотим друг от друга. Я желаю знать, что ты дома и с тобой все в порядке. Если даже мне не доставят радости твои занятия, я обещаю не давить на тебя.

Софи продолжала медлить с ответом, и в голосе отца появилась нотка горечи.

– Мне это очень нелегко, Софи, но я постараюсь. Не убивай меня своим уходом. Рано или поздно ты обзаведешься семьей и я потеряю тебя, но, пока ты не встала на ноги, останься со мной. Неужели ты не можешь сделать такую мелочь для своего одинокого отца?

Безукоризненного рисунка губы Софи изогнулись в легкой улыбке. Обращение к душе и сердцу тронуло Софи куда сильнее, чем доводы здравого смысла. Отпустив руку Эвана, она подошла к отцу, пристально вглядываясь в его лицо.

– Ты обещаешь не диктовать мне свою волю?

– Да когда же я… Обещаю, обещаю.

– И никаких допросов?

– И никаких допросов. Но могу же я как отец хотя бы поинтересоваться твоей новой работой?

– Конечно.

– Я знаю, что ты девочка умная и не будешь выполнять заказы, которые несколько… ну, ты понимаешь…

– Несколько – что?

– Ты сама знаешь, – смутился он. – Позировать почти без одежды…

– Ты имеешь в виду нижнее белье? Я и не собираюсь его рекламировать.

– Вот и прекрасно, дорогая. Я очень рад, что у тебя есть представление о скромности и…

– Дороти Вэнс говорит, что такого рода работа не навязывается, а предлагается моделям, – прервала его дочь. – Я и не собираюсь демонстрировать лифчики и трусики, хотя не вижу в этом ничего постыдного.

Они по-прежнему находились на разных полюсах, но Арни покорно сказал:

– Впредь я буду держать свои мнения при себе. Ну а если тебе повезет, – не без мрачного юмора добавил он, – постараюсь находиться поблизости, чтобы в случае необходимости выклянчить у тебя мелочишки на хлеб.

Софи расхохоталась и повисла у отца на шее. Полная эгоистического восторга юности, она откровенно праздновала свою победу, не обращая внимания, что ее поверженный оппонент держится из последних сил. Только Мона заметила напряжение и печаль на лице Арни, когда тот нагнулся поцеловать своевольное дитя.

Дороти Вэнс охотно откликнулась на просьбу Моны и, пригласив к себе в офис Гарленда, с предельной откровенностью рассказала, какое будущее может ждать его дочь. Она достаточно реалистично обрисовала предполагаемую карьеру Софи, упомянув и тот факт, что несколько знаменитых фотомастеров уже видели ее снимки, которые произвели на них сильное впечатление. Она старалась ободрить и успокоить отца юной модели, но Мона знала, что каждое слово Дороти было для того ножом в сердце.

Куда больше Арни успокоила личность самой миссис Вэнс, полной, с иголочки одетой женщины лет пятидесяти, которая много и охотно смеялась. Но даже видя ее материнское отношение к девочке, он далеко не сразу перестал щетиниться, а через несколько дней его буквально обуяло мрачное настроение.

– Что это за курсы, на которые начала ходить Софи? – как-то спросил он у Моны.

– Она должна усвоить все тонкости профессии. На курсах ее научат, как пользоваться косметикой и как подбирать ее для съемок. После курсов она будет знать, как ухаживать за волосами, как соблюдать диету, какой у нее тип кожи, как следить за собой, словом, как быть профессионалом.

– Должно быть, недешево.

– Около тысячи.

– Так я и знал! – вскипел Арни. – Типичное жульничество, чтобы обмануть доверчивую девочку и выманить у нее деньги.

– Чушь! Софи в течение пары месяцев выплатит эту сумму из своих гонораров. И заверяю, скоро она заработает гораздо больше, чем потратила. Так что прошу тебя, не паникуй.

– Еще бы мне не паниковать, – проворчал он. – Я отец шестнадцатилетней девочки. И терплю поражение за поражением.

Сама же Софи была несказанно счастлива, погруженная в изучение цветов и оттенков косметики, экспериментируя с обилием новых образцов помад, кремов и тушей и осваивая технику их применения. Явившись как-то домой на час раньше обычного, она весело поприветствовала отца и Мону и заторопилась в свою комнату. Когда Арни объявил, что обед готов, она вышла к столу с физиономией, покрытой зеленой массой.

– Маска для лица, – объяснила она изумленному родителю. – Я должна держать ее пару часов.

Тот судорожно сглотнул комок в горле и холодно велел:

– Садись за стол.

Испытывая смутное беспокойство, Мона заговорила было о погоде, но звонок у входных дверей прервал ее.

Арни открыл, и через мгновение в комнату влетел Эван при полном параде. Быстро поздоровавшись с сестрой, он повернулся к Софи и, увидев ее зеленую физиономию, побледнел. Девушка растерянно поднесла руки к лицу, прикрывая его.

– Ох, Эван, я так виновата. Совершенно забыла о шоу.

– Что-о? Я с такими трудностями доставал билеты, а ты забыла? Впрочем, неважно. Если поторопишься, мы еще успеем.

– Но я не могу снять маску, – застонала Софи. – Я только что наложила ее.

– Неужто ты не можешь сделать это снова, когда мы вернемся? – возмутился Эван.

– Нет. Мне дали только одну баночку. А завтра я должна сообщить своему преподавателю, как маска сказалась на коже.

Парень буквально рвал на себе волосы.

– Через час поднимается занавес! Так ты идешь или нет?

– Как я могу идти в таком виде? – запротестовала Софи.

– Чего ради ты вообще намазалась?

– Мне страшно жаль, – чуть не плакала она. – У меня совершенно вылетело из головы, куда мы собирались вечером.

– Замечательно! – с сарказмом воскликнул Эван. – Значит, я пойду один.

– Ты можешь остаться поужинать с нами, – пригласил его Арни.

– Спасибо, нет, – буркнул юноша с дерзкой ухмылкой. – Не могу оставаться там, где меня не ждали.

– Тебя только что пригласили к столу, – вмешалась Мона.

– Кое-кому я не нужен. – Эван мрачно глянул на Софи. – Кое-кто заставил меня выстоять в очереди на самое классное представление в Мэдисон-гарден и забыл об этом. Кое-кто обзавелся другими интересами и, наверное, будет рад увидеть мою спину. Так что спокойной ночи всем.

– Оставайся на ужин, – повторила приглашение Мона.

Эван бросил на нее злой взгляд.

– Обо мне можешь не беспокоиться. Доберусь до дому и сделаю себе бутерброд с сыром.

Гордо вскинув голову, он удалился. Мона с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться, и даже Арни закусил расползающиеся в улыбке губы. Только Софи не сочла поведение своего поклонника забавным. Издав горестный стон, она всплеснула руками.

– Что же теперь будет!

– Не переживай, – посоветовала Мона. – Если Эван поймет, что твой мир не замкнулся только на нем, это пойдет ему на пользу.

– Но ведь я обидела человека, – заплакала Софи. – О господи, как же я могла забыть о сегодняшнем вечере?

– Ты была занята крайне важным делом, – с иронией бросил отец. – Беда в том, что мужчины бегут от женщин, которые хотят переплюнуть их во всем.

– Ты злой и бессердечный! – выкрикнула Софи и вылетела на улицу за своим дружком.

Арни издал мучительный стон.

– Теперь разговоров хватит на неделю. Мона ничего не слышала. Перед ее глазами предстал призрачный облик девчонки, которая много лет назад с мольбой бежала за Найджелом: «Не сердись, пожалуйста, милый… Я не хотела… Я была не права…» Если уж говорить откровенно, это была самая большая ошибка из всего, что она сделала. Показав свою слабость, получила в ответ хамское обращение.

– Ты чем-то огорчена? – вывел ее из задумчивости Арни.

– Нет, – торопливо ответила Мона, выдавив улыбку. – Все отлично.

Молодая пара вернулась через несколько минут, явно давая понять, что они уладили все разногласия, но остаток вечера прошел не лучшим образом. Софи отказалась смыть маску, и Эван весь ужин сидел за столом с мрачным видом человека, чья возлюбленная превратилась в Франкенштейна. А когда она наконец умылась, парня доконало заявление, что ей пора отправляться спать: дескать, преподаватель сказал, что модель должна рано ложиться.

Поскольку в разговоре неизменно упоминался преподаватель, Мона поняла, что Софи не так уж и важно отношение Эвана к ее увлечению. Заметив это, повеселел и Арни. Восемнадцатилетний ухажер не пользовался его симпатиями и даже вызывал неприязнь, особенно после того вечера, когда Софи взяла парня за руку, дав понять этим жестом, что отказывается подчиняться родителю. Видимо, Эван стал символом той злокозненной судьбы, которая отдаляла дочь от отца.

– Чему ты улыбаешься? – спросила Мона, когда они принялись мыть посуду.

– Мне пришло в голову, что в сегодняшней истории есть и положительная сторона. Я подумал о тех молодых людях, с которыми Софи еще предстоит встретиться, – о юношах с приличными машинами, а не с этой старой ржавой колымагой. О мужчинах, которые знают, как вести себя с обаятельной молодой девушкой, и не демонстрируют ей свою мрачную физиономию.

– Я думаю, Эван заслуживает лучшего отношения, – возмутилась Мона. – Он лез из кожи вон, чтобы достать билеты и порадовать Софи, и она просто-напросто забыла о нем.

– Тем не менее, представ в роли страдальца, он вел себя не лучшим образом.

– А что ему, по-твоему, оставалось делать?

– В любой ситуации сохранять достоинство, – хитро ухмыльнулся Арни. – Взял бы да выбросил билеты, а не дулся, как девчонка. И не надо было демонстрировать свои обиды. Мужественно переноси боль в сердце и не теряй самообладания, тогда и достигнешь желаемого.

– Насколько я понимаю, в аналогичной ситуации ты именно так себя и ведешь?

– Дамы, с которыми мне доводилось общаться, знали, с кем имеют дело, – без ложной скромности заявил Арни. – Но если и случались неприятности, я реагировал куда лучше, чем твой братец, который забыл о чувстве собственного достоинства.

– Ты хитрая личность, – хмыкнула Мона. – Снова взялся за свое – пытаешься весь мир заставить поступать по-твоему.

– Никого я не заставляю, пусть каждый будет самим собой. Но если профессиональные увлечения Софи положат конец ее небольшому роману, огорчаться я не стану. – Бросив взгляд на дверь и убедившись, что они на кухне одни, Арни поцеловал Мону и спросил: – Надеюсь, ты не спешишь домой?

– Нет, Лорна на ночь осталась у подруги.

– Вот и хорошо!

– И все же мне лучше уйти. Конечно, Софи современная девочка, но…

– Понимаю, – вздохнул он. – Я тоже так считаю. Выход только один – ты должна выйти за меня замуж. Согласна?

– Первым делом нам во многом нужно разобраться, – увильнула она от ответа.

Арни внимательно вгляделся в ее лицо, выражение которого выдавало все, что Мона не осмеливалась сказать. Их примирение было хрупким, а теплые отношения не могли скрыть того факта, что они несколько отдалились друг от друга. Кто знает, когда им удастся обрести уверенность друг в друге… и удастся ли вообще?

Добравшись до дому, она нашла Эвана на кухне. Он сидел, уставившись в чашку с какао. Мона с участием потрепала брата по плечу.

– Не грусти, всякое бывает.

– Эти билеты обошлись мне в пятьдесят долларов, – пробормотал он. – В пятьдесят полновесных баксов. Я выстоял два часа под дождем. Но разве это ее волнует?

– Софи еще очень молода. И в ее годы как-то не хочется быть слишком серьезной.

– А ты в ее возрасте была серьезней?

– Ты хочешь сказать, что вы оба готовы к более глубоким отношениям? – Эван молча пожал плечами. – Не торопись, братец. Люди с возрастом меняются. Не думаю, что сейчас имеет смысл искать у нее какого-то понимания и рассчитывать на глубокие чувства. Вам обоим нужно время, чтобы встать на ноги.

– Но я постоянно думаю о Софи. Тебе этого не понять.

– Неужели? – улыбнулась Мона, услышав слова, которые произносят из века в век.

– Не могу представить, что ты помнишь, каково быть в моем возрасте.

В свои восемнадцать она уже не сомневалась, что ее жизнь подошла к концу.

– Нет, я помню, – вздохнула Мона. – И запомнила навсегда.

 

8

Завершение курсов моделей было отмечено выпускным вечером с небольшим показом мод. Свои работы демонстрировало молодое поколение модельеров из частной школы кутюрье. Аудитория состояла, главным образом, из гордых родителей, друзей и подруг выпускниц, но присутствовали и издатели журналов мод, и фотографы, явившиеся в поисках новых талантов.

– Никогда не видела такого сборища профессионалов, – прокомментировала Мона.

– Бьюсь об заклад, что они притащились из-за Софи, – заметила Лорна, драматически понизив голос: – В мире моды о ней пошли слухи, и никто не хочет упустить дебют новой звезды.

– Это было бы очень приятно, дорогая, – улыбнулась мать, – но для Золушки еще не пришло время.

Но, похоже, что дочь была права. Едва увидев Мону, знакомый фотограф приветствовал ее словами:

– Поздравляю! Говорят, что самое крупное открытие – дело твоих рук.

– Прощу прощения?

– Я имею в виду Софи Гарленд. Все только и говорят о ней. А Дороти Вэнс, кстати, ведет себя продуманно и сдержанно. Она уже отвергла пару предложений, потому что они якобы не в полной мере соответствуют данным этой модели. Вот мы сейчас и посмотрим.

Начался показ. Едва только Софи появилась на подиуме, как стало ясно, что курсы пошли ей на пользу. Мало что напоминало в ней ту робкую девочку, которую она фотографировала всего пару месяцев назад. Софи была все так же юна и обаятельна, но уже обрела аристократическую осанку и грациозную поступь. Будто наяву Мона снова услышала уверенный девичий голос: «Я достигну вершин» – и не могла скрыть удивления, вспомнив, как объясняла Софи, что надо делать и как себя вести.

Ну а Гарленд смотрел на дочь с восхищением, смешанным с элегическими чувствами.

Лорна же была просто потрясена.

– Какая же прелесть! – воскликнула она. – Вроде Софи – а на самом деле вовсе не та девчонка.

– Да, – со вздохом согласился Арни. – Вовсе не Софи.

Лорна с сочувствием посмотрела на него и погладила по руке. Не так давно для нее и для ее матери стали обычны совместные с Гарлендом обеды, после которых девочка отправлялась в его кабинет делать уроки. Как-то вечером Арни принес ей чай и просидел в ее обществе более часа. Отправившись на его поиски, Мона застала их за оживленным обсуждением сочинения Лорны на историческую тему. Глаза дочери блестели живым интересом, да и ее собеседник был не на шутку увлечен разговором. После этого между ними установилась крепкая дружба, и Лорна стала называть его просто Арни…

Когда показ мод завершился, Софи, переодевшись, выпорхнула в зал, и отец усилием воли изобразил восторженную улыбку:

– Ты была восхитительна, дорогая!

– Ты правда так думаешь?..

– Восхитительна! – твердо повторил он, решив не отступать от избранной линии поведения.

– А вам понравилось? – повернулась она к Моне.

– Ты произвела настоящую сенсацию. И к тебе уже многие испытывают интерес.

Издав восторженный возглас, Софи обвела взглядом переполненное помещение.

– А где Эван?

– Он очень хотел прийти, – смутилась Мона. – Но у него только что начался семестр… В понедельник ему надо сдать работу, вот и сидит над ней.

Софи огорченно опустила голову.

На самом же деле Эван отверг приглашение, отговорившись обилием дел, но при желании всегда мог отложить их, и, конечно, Софи это знала. Просто он был ревнив, требовал к себе непомерного внимания.

Юную модель окружили люди. Лорна удрала куда-то в уголок, где смогла пригубить глоток шампанского, несмотря на строгое запрещение матери. А та осталась наедине с Арни, который стоял с мрачным видом.

– Как только твой братец осмелился оскорбить мою дочь? – гневно вопросил он.

– Чему ты можешь только радоваться. Софи получила возможность убедиться, что он еще мальчишка, чего ты, конечно, и хотел.

– Естественно, я хотел этого. Чем скорее она избавится от увлечения этим высокомерным щенком, тем лучше.

– Что ж, может быть…

На следующий день Дороти Вэнс приняла заказ на Софи, загрузив ее работой.

– Это просто смешно, – посетовала Мона в разговоре с Мэрилин. – Отец Софи считал, что это мне предстоит снимать ее, а на деле я с трудом могу добраться до девчонки. Она мне нужна для рекламы молодежной спортивной одежды.

Чтобы выполнить этот огромный заказ, надо работать с моделью не менее недели. Дороти изобретательно увиливала от разговора с Моной.

– Не могу поверить! – вспылила Мона в разговоре с Арни, приехав к нему вечером. – Просто не могу…

– Выпей шерри, – попытался он утешить ее, усаживая на диван. – Успокойся. И расскажи все толком.

– Мне позвонила Айви Реймонд, редактор отдела мод журнала «Современная Ева», для которого я мечтала работать. Это еще не «Вог» и не «Татлер», но издание быстро обретает популярность. Айви попросила, чтобы я отсняла коллекцию свадебных нарядов. Мы обговорили сроки. Она отчаянно хотела увидеть одной из моделей Софи, но Дороти не пошла нам навстречу, заявив, что у нее полно своих заказов. А ведь предполагалось, что я всегда смогу получить Софи для работы в силу «личных связей». «Нет мисс Гарленд – нет и заказа», – заявила мне Айви.

– Представляю, как это разозлило тебя, дорогая, – усмехнулся Арни.

– Если ты собираешься подшучивать…

– Ни в коем случае, – замахал он руками.

– А ведь я подозревала, что так и будет. После долгих лет работы, когда я создала себе репутацию, выясняется, что я не могу снимать девочку, которой дала путевку в жизнь. Ну как тебе это нравится?

– Что я могу сказать… Если человек становится жертвой собственных хитроумных комбинаций… – Он вдруг умолк, увидев гневный взгляд Моны.

– Это нечестно с твоей стороны, – возразила она. – Я в самом деле мечтала сделать последний шаг к вершине. И хотела получить право на него, не рассчитывая на чье-то благородство.

– Я думаю, из этой истории не стоит делать такие убийственные выводы о тех, кто занимается рекламой мод. Ты сама должна быть образцом профессионализма и художественного вкуса.

– О, в этом смысле я достаточно известна, – раздраженно ответила Мона. – Особенно в последнее время. Благодаря некоей Софи Гарленд.

– Но ведь она неплохо справляется со своим делом?

– О-о, – сразу растаяла Мона, – она пользуется подлинным успехом. Сегодня мы с ней немного поболтали.

– Ах вот как! – смутился Арни.

– Выяснилось, что ты не соблюдаешь данных ей обещаний.

– Я стараюсь, Мона, честное слово. Но мне очень трудно делать вид, будто я не замечаю всех тех глупостей, что она творит. Взять хотя бы, как она ест – или, точнее, вообще не ест. Она морит себя голодом. У нее отличная фигура, но из-за всякой ерунды она прямо-таки одержима страхом потолстеть.

– Она не одержима и не голодает, – терпеливо объяснила Мона. – Ей пришлось сбросить фунтов пять, потому что камера несколько толстит. И теперь следит за питанием, чтобы держать свой новый вес. Ее диета просто превосходна – низкокалорийные, но питательные продукты, которые вполне обеспечивают растущий организм энергией.

– Да что может быть плохого от одного маленького бифштекса?

– Это был здоровенный кусок мяса, – возразила Мона, которая уже слышала от Софи, как отец недавно пытался ее накормить. – К тому же ты жарил его на масле, да еще с картошкой. Если бы ты отварил мясо и убрал картошку, она бы его съела.

– Дочь всегда любила стейки с картошкой и говорила, что никто их не готовит так бесподобно, как я. Но, похоже, вкусы меняются. И не без твоей помощи.

Между ними снова разверзлась пропасть. В глазах Арни было осуждение и даже неприязнь.

– Софи по-прежнему обожает стейки с картошкой, – сказала Мона. – Поэтому так яростно и отвергает их. Девочка боится, что не выдержит искушения. Это очень нелегко – отказываться от того, чего так хочется. Тебе стоило бы оценить ее силу воли.

– Даже когда она направлена против меня?

– Видишь ли…

– Ладно, оставим эту тему, – торопливо прервал разговор Арни, потому что и он увидел таящуюся в нем опасность.

– Лишь после того, как я вручу тебе подарок, – вставая, сказала Мона.

– Что за подарок? У меня не день рождения.

Она открыла сумку, вытащила из нее книгу и протянула Арни.

– «Низкокалорийное питание. Кулинарные рецепты», – прочел он вслух, и лицо его расплылось в улыбке. – Умно. До чего умно.

– Отличное пособие, с его помощью ты вернешь себе Софи. Поинтересуйся предписанной дочери диетой и ты поймешь, что и сколько ей можно есть. Затем подыщешь подходящие рецепты. Только не говори, что это моя идея. Это тебе она пришла в голову, и ты обегал все магазины в поисках этой книги.

– Стоит ли? – Арни нерешительно вертел в руках подарок.

– Еще как стоит! Когда дочь увидит, что ты на ее стороне, у вас тут же снова наладятся отношения.

– Спасибо, дорогая. – Он обнял Мону. – Я было почувствовал, что болтаюсь без руля и без ветрил, но с твоей помощью нащупал курс к далекому берегу. Хотя не могу представить, что меня там ждет.

– Самое главное, что там тебя будет ждать Софи.

– И ты? – внезапно оживился Арни.

– Может быть. Кто знает, что нам сулит будущее…

– Скажи «да», дорогая. Выходи за меня замуж. Ты нужна мне.

– Не дави на меня, пожалуйста. Подождем и посмотрим, как будут развиваться события.

Улыбнувшись, он молча кивнул, пылавший в нем огонь воодушевления погас. Мона расстроилась. Она любила Арни, но пока была далека от мысли выйти за него замуж. И сейчас каждый случайный разговор мог оказаться для нее минным полем. Часы легкого и счастливого общения, казалось, остались только в памяти. Любовь держала их вместе – пока! – но в отношениях была какая-то трещина. Как долго еще придется ждать, прежде чем они придут к полному взаимопониманию и согласию?

Через неделю они договорились о свидании. Попросив Мону одеться как можно изысканнее, Арни отказался даже намеком дать понять, что ее ждет. Она позвонила своей подруге, модельеру Бет Олдингтон, попросила совета и в результате получила напрокат черное облегающее платье. Наряд превратил ее в элегантную светскую даму.

– Ну и ну! – ахнула Лорна, увидев мать. – До чего ты хороша в этом платье!

– Спасибо, дорогая. Вечером ты будешь дома?

– Конечно. Но не одна – к сожалению. В компании дяди.

– Почему ты стала называть Эвана дядей? Я знаю, кем он тебе приходится, но почему вдруг ты так обращаешься к нему?

– А он совсем обнаглел и потребовал, чтобы я относилась к нему с уважением. Подумать только! Всего на пять лет старше меня, а пытается изображать настоящего мужчину!

– Но ты заставила его пожалеть о сказанном?

– Конечно, – хихикнула Лорна. – Он прямо с ума сходит.

– Мне бы хотелось, чтобы вы нашли общий язык.

– Да с Эваном в его нынешнем состоянии невозможно нормально разговаривать. Он напустил на себя мрачный вид разочарованного кавалера, дескать, его сердце разбито жестокой возлюбленной.

– Он что, окончательно расстался с Софи?

– Н-ну… трудно сказать, окончательно ли. Он видел, как ее вез домой какой-то молодой человек в «кадиллаке». Софи объяснила, что это всего лишь фотограф, который подбросил ее после съемок. "Когда автомобиль остановился у светофора, перед ним возник Эван, а те двое смеялись над чем-то. Водитель выглядел как типичный студент: джинсы, свитер и двухдневная щетина, а Софи, конечно же, походила на куколку. Эван врос в землю и стоял, пока не дали зеленый свет, так что хозяину «кадиллака» пришлось посигналить, чтобы ему освободили дорогу.

– О, бедный парень, – с сочувствием покачала головой Мона. – В его годы такие вещи воспринимаются как подлинная трагедия.

– У них в тот вечер было назначено свидание.

– Надеюсь, на этот раз она не забыла о нем?

– Нет, но опоздала. Ее вины в том не было. Съемки затянулись. А тут еще этот «кадиллак». Конечно, Эван психанул. И теперь ждет от нее извинений. Вот уже целую неделю.

– Откуда ты все это знаешь? Только не говори, что он тебе доверился.

– Ну не то что доверился… Просто, когда я рядом, он вечно хнычет. Жутко утомительный тип.

– Бедный Эван. Лорна рассмеялась.

Может, оно и к лучшему, решила Мона. В юношеском возрасте романы возникают так же быстро, как и заканчиваются, и она забыла о брате, погрузившись в мысли об Арни.

Увидев ее, он присвистнул и удовлетворенно кивнул.

– К туалету не хватает маленькой детали. – И протянул плоскую коробочку, приподнимая крышку. Внутри на черном бархате лежало бриллиантовое ожерелье и такие же серьги. У Моны перехватило дыхание.

Арни защелкнул у нее на шее замочек ожерелья, вдел серьги в мочки ушей и подвел Мону к зеркалу. На нее смотрела изящная, элегантная женщина, более чем достойная стоящего рядом с ней мужчины в смокинге с бабочкой. От восторга у Моны мурашки пошли по телу.

– Дорогой, я… Он поцеловал ее.

– Ничего не говори. Я хотел бы всю жизнь одаривать тебя. – И прежде чем она смогла ответить, добавил: – Такси ждет. Сегодня вечером я решил не садиться за руль. Нас ждет море шампанского.

«Такси» оказалось «мерседесом» с водителем в форменной одежде. Мона не могла отделаться от ощущения, что все происходит во сне.

– Куда мы едем? – спросила она, когда машина тронулась.

– В «Феникс», – коротко ответил он.

Это фешенебельное заведение было ночным клубом. Он открылся всего пару месяцев назад и быстро завоевал репутацию изысканнейшего места для избранного круга людей. Очевидно, и телезвезды причисляют себя к таковым.

– Есть какой-то повод? – спросила Мона.

– Что-то вроде. Я хочу сделать тебе сюрприз.

При появлении в клубе знаменитого Арни Гарленда с таинственной спутницей все головы повернулись в их сторону. Куда бы Мона ни бросила взгляд, она видела физиономии представителей шоу-бизнеса. Гарленд обменивался со многими рукопожатиями и представлял свою даму.

Заметила Мона и несколько знакомых из числа моделей, редакторов отделов мод, фотографов. Они непринужденно приветствовали ее, пялясь на спутника. Мона начала чувствовать себя увереннее и, когда сели за столик, совсем успокоилась.

– Где же твой сюрприз? – спросила она, пока Арни наполнял бокалы шампанским.

– До него еще не дошел черед. Подожди и все поймешь.

Он поднял свой бокал.

– За тебя. И спасибо тебе.

– За что? – спросила она, чокаясь.

– За поваренную книгу. Она имела огромный успех. Софи потрясло, что я готов следить за ее диетой.

К ним подошел какой-то элегантный мужчина.

Привет, Арни, представь меня своей даме, – без лишних слов попросил он.

– Мона, это Руби Сэмпсон, чью хронику светской жизни ты каждый день читаешь с таким интересом.

– Неужто? Ах, да, конечно, я в самом деле читаю ее.

Сэмпсон добродушно хмыкнул. Он был крупнотел, с веселым лицом, и Мона поймала себя на том, что ей нравится этот мужчина. Арни продолжил церемонию знакомства.

– Руби, это Мона Хэмилтон, известный фотограф моды.

К ее удивлению, Сэмпсон тут же отреагировал:

– Вы отлично выступили в «Вог» в прошлом месяце. Я знаю издателей женских журналов, и они очень высоко оценивают вас. – Упомянул он и другие ее работы.

Поговорив немного, журналист ушел, и Арни пригласил Мону на ганец. Когда он привлек ее к себе, ей захотелось, чтобы это мгновение никогда не кончалось, чтобы их окружал фантастический мир, где нет никаких проблем. Но как забыть ту неопределенность, что все еще омрачает их отношения?

Подняв глаза, Мона увидела, что Арни наблюдает за ней, готовый коснуться ее губ. Последовал легкий поцелуй, который сопроводили щелчок камеры и внезапная вспышка света.

– Тебя всегда фотографируют, когда ты посещаешь ночные клубы? – спросила она.

– Случается. Поэтому я редко в них показываюсь.

– Но этот фотограф…

– Забудь. – Он закружил ее так, что у нее все поплыло перед глазами…

Утром Мона проснулась позже обычного – ведь легла в пять утра – и в халатике спустилась вниз. Сидевшая на кухне Лорна, увидев сонную мать, поставила перед ней чашку с чаем.

– Спасибо, дорогая. Но разве ты не должна быть в школе?

– Я уже собиралась, но захотелось первой показать тебе газету.

– В чем дело? Что случилось?

– Сначала выпей чаю, – сказала дочь и положила на стол газету, открытую на полосе светской хроники. Публикацию Руби Сэмпсона под названием «Сладкие ночи в „Фениксе“ сопровождала фотография. Мона увидела себя танцующей с Арни. Текст гласил:

«В первый раз ТВ-звезда Арни Гарленд снял покровы тайны с имени своей новой любви – известного фотографа высокой моды Моны Хэмилтон. Знакомство состоялось, когда она делала снимок Гарленда для обложки его новой книги, и с тех пор их встречи обрели регулярный характер. Прошлой ночью они посетили клуб „Феникс“, и, хотя оба утверждают, что их связывает только крепкая дружба, любой, имеющий глаза, видел нечто большее, чем приятельские отношения. Наш герой отказался рассказывать о своей спутнице, но, когда я спросил, можем ли мы ждать в ближайшее время какой-либо значительной новости, он не стал возражать. О чем это говорит?..»

Заметка на этом не заканчивалась, но не успела Мона дочитать, как зазвонил телефон. Лорна сняла трубку.

– Слушаю… О, привет, Мэрилин. Да, мама рядом, но она еще немного не в себе… Ну да, это называется «утро-после-бурной-ночи»…

– Дай мне трубку, пока ты не запятнала мою репутацию, – скомандовала Мона, протягивая руку.

– Доброе утро, Мэрилин. Не слушай эту маленькую болтушку. Просто я еще не проснулась.

– Вы уже видели газету?

– Только что. Не верю своим глазам.

– Руби Сэмпсон классно вознес вас. Телефон в студии с самого утра не умолкает. Наши заказчики вами интересуются. Поэтому я и звоню.

– Они хотят, чтобы я снимала для них, лишь потому, что меня видели в «Фениксе» с Гарлендом? Тут что-то не то.

– Так вот и делают знаменитостей, – весело заговорила Мэрилин. – Вы не хуже, а лучше многих, но они «в поле зрения», а вы были вне его или где-то с краю. А теперь вы в центре внимания.

– Я только что встала и не могу сообразить, что к чему, – тряхнула головой Мона.

– Так просыпайтесь наконец и приезжайте на работу. Ведь в вашей жизни радостный поворот судьбы…

После разговора Мона дочитала материал. Руби Сэмпсон превратил ее в сенсацию дня, точнее, ночи. Конечно, ее судьба могла бы сложиться и удачнее, если бы она была расторопнее. Ведь ни в чем не уступает самым лучшим мастерам своего цеха, но те, пользуясь известностью, завязывают нужные связи, которых у нее нет. Во всяком случае, до сегодняшнего дня не было.

Она позвонила Арни, но трубку сняла Софи.

– Папа еще спит. Он оставил мне записку с просьбой не будить его и просил передать, что позже позвонит вам в студию.

– Можешь передать ему мою благодарность, – улыбнулась Мона.

– Я просто в восторге, – затараторила Софи. На фотографии вы выглядите потрясающе…

Днем Мона отослала платье в ателье Бет Олдингтон, а через час та позвонила в студию.

– Ну не темная ли ты лошадка? – восхищенно протянула она. – Дорогая, он самый восхитительный мужчина в Нью-Йорке. Так когда нам ждать сообщения о помолвке?

– Не стоит. Мы всего лишь хорошие друзья, не больше.

В трубке раздался смех.

– Ладно, ладно, я буду терпеливо ждать, сгорая от нетерпения. Представляю себе, какой вы будете блистательной парой с Гарлендом…

Во второй половине дня позвонил Арни и первым делом спросил:

– Ты на меня сердишься?

– За то, что ты сыграл мне на руку? – усмехнулась она. – Чего ради мне сердиться?

– Но ведь я сделал тебе паблисити, не спросив предварительно твоего согласия.

– Зато теперь я могу удвоить цены на свою работу.

– Вперед и выше! Через несколько лет я буду хвастаться, что когда-то знал Мону Хэмилтон. Если ты к тому времени еще будешь помнить меня. А пока пользуйся известностью, как ступенькой той лестницы, по которой не без твоей помощи Софи восходит к славе.

– Перестань издеваться надо мной, – разозлилась Мона и, услышав ехидный смешок, бросила трубку.

Как ловко, черт возьми, действовал Гарленд. Ну и сюрприз! Под предлогом того, что способствует карьере, он постарался, чтобы в глазах всех они предстали влюбленной парой. Вот уже появились и намеки в газете на скорый брак. А нужен ли он ей с этим ужасным человеком, который… которому… О господи, – да которого она любит!

 

9

Софи нанесла совсем незначительный урон своему бюджету, когда на день рождения отца преподнесла ему пальто из черной лайки. Когда он, почувствовав укол самолюбия, запротестовал по поводу ее расходов, дочь небрежно бросила:

– Да не волнуйся, папочка. Я купила его по оптовой цене. Надень-ка. Хочу полюбоваться, как оно на тебе сидит.

Затем она, Мона и Лорна дружно зааплодировали, когда Арни, застенчиво улыбнувшись, поблагодарил за подарок. Приняв его, он дал понять, что окончательно смирился с непослушанием дочери. Сцена была волнующей, но он с радостью пренебрег бы подарком, только бы Софи почаще была рядом. К сожалению, занятость не позволила ей присутствовать на семейном обеде в честь новорожденного.

Мона с дочерью составили Арни компанию во время визита в Джерси-Сити, где жила миссис Гарленд, наслаждаясь комфортом, которым окружил ее заботливый и любящий сын. Там же они познакомились с Джин и Сарой, которые недвусмысленно дали понять Моне, что видят в ней будущего члена семьи Гарленд.

Женщины понравились ей. Все они были высокие и стройные, как Софи, хотя и уступали ей в красоте. Они встретили Мону тепло и даже с каким-то радостным облегчением, словно ее появление было долгожданным ответом на их молитвы, чтобы Бог дал Арни жену. Интересно, что он рассказывал о ней родным?

Особенно Моне понравилась Джин, старшая из сестер. В свои тридцать пять лет она оставалась незамужней. Элегантная, подтянутая. Джин обладала низким хрипловатым голосом, который, однако, ничуть не портил впечатления и даже прибавлял ее облику шарма.

После ленча она показала Моне сад и поинтересовалась:

– Как у Софи идут дела? Наверное, Арни нелегко согласиться с ее выбором?

– Очень нелегко. Он ведь хотел, чтобы она училась на юриста в Гарварде.

– Для этого есть еще масса времени. Шестнадцатилетняя девочка вряд ли может мечтать о профессии, связанной с интеллектуальным трудом. Обладай я красотой Софи, я бы тоже испытывала желание мелькать на страницах модных журналов и не слушать папашино нытье, что в жизни есть куда более важные вещи.

– Да, Арни не понимает увлечения дочери.

– Мой братишка – блистательная личность… в определенном смысле, – вздохнула Джин. – Но когда речь заходит о том, что дочке пора выпархивать из гнезда, он становится таким же идиотом, как и большинство мужиков. Он рассказывал мне о своем фиаско с бифштексом. К счастью, чей-то проницательный ум пришел ему на помощь, и у Арни оказалась под руками кулинарная книга.

– Это я купила книгу, – надулась Мона.

– А разве я сказала что-то обидное?

– Вы упомянули проницательный ум. Это в каком же смысле?

– В самом прямом. Я ценю ум, который сразу же улавливает суть проблемы и без промедления находит правильное решение. Что вы и сделали, пока Арни бился в истерике.

– Ну спасибо. В первый раз кто-то оценил мой ум.

– У Лорны тоже ясная головка. Явно унаследовала от вас. И вы убережете Арни от многих ошибок, если будете наставлять его на путь истинный.

– В этом я сомневаюсь, – грустно призналась Мона. – Он уверенный лишь с виду, а на самом деле полон сомнений. Думаю, он осуждает меня. Из-за дочери.

– Мужчина должен кого-то осуждать… но, во всяком случае, не себя. – Джин вдруг засуетилась, видно вспомнив о каких-то своих делах. – Рада, что мы поговорили. Я убедилась, вы та самая женщина, которая нужна Арни. Поверьте, дорогая, все будет хорошо.

Как правило, Мона завтракала кофе и тостиками, но в тот день, когда предполагались съемки большой коллекции свадебных нарядов для «Современной Евы», она приготовила гаргантюанскую порцию яичницы с ветчиной.

– Приятного аппетита, – ехидно бросил Арни. – Запасаешься энергией до ужина?

– Меня ждет тяжелый день, – объяснила она. – Пять моделей, два визажиста, парочка парикмахеров, да еще редактор отдела мод и двадцать наборов туалетов с аксессуарами. Мне понадобятся все силы.

– Желаю успеха, – с подчеркнутой небрежностью бросил Арни. – Ты как-то упоминала об этих съемках.

– Я увиливала от них, – призналась Мона. – Ведь ко мне обращались только из-за Софи. Ладно, в конце концов я ее получила и все наладилось. Пока, опаздываю…

Она появилась в студии вместе с Мэрилин, а через минуту подъехал фургон со свадебными нарядами. В кабинет возбужденно влетела Айви Реймонд.

– Не успел день начаться, – пожаловалась она, – а я уже на грани нервного срыва. Из-за Кэрол. У нее что-то вроде гриппа. Я связалась с модельным агентством, но у них под рукой не оказалось никого подходящего. Так что мне пришлось переписывать весь сценарий, чтобы распределить сюжеты Кэрол между остальными моделями.

– Не переживай, – успокоила ее Мона. – Все получится. Как всегда.

– Неужто еще не все появились? – с ужасом воскликнула Айви.

– Не все. Но Шила и Софи уже здесь. Упоминание о юной модели вызвало улыбку на лице редакторши.

– Ну не божественное ли создание? Ты просто умница, Мона, что раздобыла ее для меня.

Она кинулась обнимать девушек. Еще через пять минут появились все, кого не хватало. Пока модели переодевались и накладывали грим, Мона вместе с Айви обсудили порядок съемок.

Идея заключалась в том, чтобы продемонстрировать широкий спектр свадебных одеяний, от простых до изысканных, от традиционных до ультрасовременных. Софи достались наряды, подобающие самой юной невесте. Первый из них представлял брючный костюм из шелка цвета слоновой кости. Его дополняла шляпа – точь-в-точь любимый головной убор ковбоев из старых голливудских фильмов, если не считать, что этот предмет туалета был сделан все из того же шелка. Замысел был довольно рискованный, но на грациозной фигурке комплект смотрелся раскованно, нарядно и забавно.

Затем она предстала в плотно облегающем платье из белого сатина с шифоновой драпировкой. Прическу украшал большой яркий цветок.

Айви Реймонд проявила чудеса изобретательности, распределяя наряды отсутствующей Кэрол между другими моделями. Наконец осталось лишь одно платье, судьбу которого предстояло решить.

– Может, Шиле… – предложила она неуверенно.

– Оно не подойдет к цвету ее волос, – возразила Мона.

– Тоже верно. Давай попробуем Софи.

Длинное, до пола, шифоновое платье было скроено по строгим классическим образцам, без всяких декоративных украшений. Длинную фату удерживали две крохотные жемчужные заколки. Мона сомневалась, будет ли юная Софи смотреться в этом платье консервативного покроя, но, когда увидела ее, пришла в восхищение – простые линии наряда выразительно подчеркивали ослепительную красоту Софи.

Мона снимала девушку в компании других моделей, а потом одну, уже понимая, что эти кадры будут лучшими из всего набора.

– Покружись, – дала она указание Софи, и фата взметнулась мерцающим облаком. Защелкал затвор аппарата. – О'кей, – удовлетворенно вздохнула Мона через несколько минут.

Она не обратила внимания, что в студии появился кто-то еще, а повернувшись, увидела Эвана.

– Привет. И долго ты тут стоишь?

Он не ответил, с полуоткрытым ртом уставившись на Софи. Та заметила его и расплылась в улыбке, в которой затаилось торжество – возлюбленный вернулся к ней, но в ее глазах не было и следа злорадства. Она искренне радовалась, едва ли не впервые ощутив свою силу как женщина.

Софи неторопливо прошла по студии, остановившись перед Эваном на точно рассчитанном расстоянии, и присела в реверансе.

Выглядела девушка просто потрясающе, и Мона тут же вскинула камеру, моля Бога, чтобы Софи не сдвинулась с места, пока она не сделает снимок. И конечно, юная фея уловила ее желание.

– Я тебе нравлюсь? – кокетливо спросила она Звана.

Тот, растерявшись, издавал какие-то сдавленные звуки.

– Ты… ты выглядишь… ты просто… просто…

– Софи, мне нужно это платье, – окликнула ее Айви, и девушка упорхнула, бросив на поклонника лукавый взгляд. Тот смотрел ей вслед, не в силах сдвинуться с места.

– Милый Ромео, – Мона провела рукой у него перед глазами, – вернись на землю.

– Ничего не понимаю, – наконец пришел он в себя. – Я и представить не мог…

– Насколько она незаурядна, не так ли?

– Незаурядна? Да можно ли так говорить о ней? Она же богиня. Венера, красоте которой поклоняются, Елена Прекрасная, из-за которой шли на смерть. Она…

Ладно, я поняла тебя, – добродушно остановила брата Мона. – Не хочешь ли кофе с сандвичами? Или можешь вкушать сейчас только нектар и амброзию?

– Что?

– Неважно, – потрепала она его по руке. – Радуйся, что ты кому-то нравишься.

– Вот бы на всю жизнь, – прошептал он. – На всю жизнь…

– А я-то думала, что ты никогда не заговоришь с ней.

– Раньше я ничего не понимал…

Софи появилась в своем повседневном костюме, но для Эвана она по-прежнему была тем волшебным видением, которое предстало перед ним в свадебном платье.

– У меня машина, – сказал он.

Девушка без слов взяла его под руку, и они быстренько покинули студию.

Что бы ни произошло между Софи и Эваном, его сияющая счастьем физиономия говорила, что они нашли общий язык.

– Вчера вечером он помогал мне делать задание по математике, – как-то сказала Лорна матери и, хихикнув, добавила: – Но дядюшка в таком состоянии, что потом я все тщательно проверила.

– Он тебе рассказывал, как у него дела? Сама я не хочу интересоваться, а то еще сочтет, что я не в меру любопытна.

– Тропа любви полна ухабов, – театрально продекламировала Лорна. – И благородный дух нашего героя продолжает неизбывно страдать.

– То есть?

– Я думаю, он собирается поговорить с тобой насчет машины.

– О господи! Только не это!

– Нет, он согласен и на три тысячи. Понимает, что семь тысяч от тебя не получит, но он в самом деле не может возить Софи в жестянке на колесах. И готов сдаться, делая вид, что три тысячи и просил. Так что осторожней подбирай слова, когда будешь говорить с ним, ладно, мама?

– Я постараюсь быть предельно тактичной, дорогая, – покорно согласилась Мона.

– Он жутко переживает, что Софи зарабатывает такие деньжищи. На прошлой неделе пригласил ее пообедать, а она предложила, чтобы каждый рассчитался за себя. Но, к счастью, вовремя спохватилась и позволила уплатить за обоих.

– Дочь Арни Гарленда поступилась своей самостоятельностью?

– Она же влюблена, – сказала Лорна тоном, которым объявляют о смертельной болезни. – Как и он. Честно говоря, оба мне жутко надоели. С чего бы это, мама?

Мона с улыбкой обняла дочь.

– И все-таки ты меня радуешь, дорогая. По крайней мере, хоть ты сохраняешь голову на плечах.

– Подожди, вот наступит мой черед, – шутливо пригрозила Лорна. – В один прекрасный день я превращусь в исчадие ада, буду шляться до поздней ночи, размалевывать себя, как индеец, вышедший на тропу войны, и грубить каждый раз, как ты заговоришь со мной. Многие мои сверстницы так себя и ведут, но, к счастью для тебя, у меня задержка в развитии.

– Благодарю тебя, радость моя, – только и смогла сказать Мона.

На самом же деле дочь с ее добрым и ровным характером оставалась единственной опорой в этой бурной жизни. Настроение Эвана то поднималось, то падало, как вагончики на американских горках – в зависимости от того, как часто он виделся с Софи.

Обсуждение вопроса о покупке машины прошло достаточно мирно. Эван с голубиной кротостью согласился на три тысячи долларов, ни единым словом не припомнив прежние стычки по поводу суммы. «Жестянка на колесах» исчезла без следа, и ее место занял серебристо-голубой «форд».

На какое-то время в доме воцарились мир и покой, но очередные потрясения не заставили себя ждать. И причиной их была, как Лорна и намекала, чувствительность Эвана к проблеме денег.

Как-то утром, мучаясь головной болью, Мона спустилась на первый этаж. Спала она плохо, что с ней часто случалось в последнее время, и чувствовала себя совершенно неготовой к трудам и заботам дня. Борясь с сонливостью, она начала просматривать почту: счета для нее и часть на имя Эвана, а также уведомление из банка о состоянии дел с его кредитной карточкой. Последнее становилось источником трений каждый раз, как подходил срок ежемесячных платежей: брат постоянно приставал к Моне с просьбами увеличить сумму содержания. Она неизменно отказывала, советуя быть экономнее, что выводило парня из себя.

– Передай, пожалуйста, Эвану уведомление, – попросила она Лорну, которая тоже спустилась вниз.

Мона перешла в гостиную и, нахмурившись, стала изучать суммы по начисленным счетам. Неожиданно из кухни донесся голос Лорны:

– Можешь не сомневаться, что мама просто взорвется, когда это увидит.

– А ей и не надо ничего видеть, – отвечал Эван. Не женщине указывать мне, что делать.

Мона вылетела из комнаты и остановилась на пороге кухни, услышав слова дочери:

– Не будь идиотом, Эван. Конечно, она все узнает.

– Что я узнаю? – спросила Мона.

Оба собеседника смущенно замерли. Уведомление по кредитной карточке лежало на столе. Тревожное ощущение грядущих неприятностей заставило Мону просмотреть его.

– Две тысячи долларов! – в ужасе воскликнула она. – С каких это пор у тебя так вырос кредит?

– Недавно, – мрачно ответил Эван.

– Ты не имел права так поступать. Тысячи долларов тебе более чем достаточно.

– Ох да перестань волноваться! На самом деле я вовсе не потратил две тысячи. Просто они мне нужны… на всякий случай.

– Для Софи, не так ли?

– Ты знаешь, сколько она зарабатывает. Как я могу обходиться только студенческой стипендией?

И ты нашел выход в том, чтобы влезть в долги в надежде, что я вручу тебе твою долю наследства?

– В свое время ты так и так это сделаешь! – заорал он.

Твои действия наводят меня на мысль, что ты не умеешь распоряжаться деньгами.

– Это мои деньги!

– Нет, пока ты не вырос.

Лорна с разгоревшимися глазами внимательно слушала перебранку, и мать, не сдержавшись, гаркнула:

– Выйди вон!

Оставшись наедине с Эваном, она обрела спокойствие.

– Тебе в самом деле несладко, да? Он грустно засмеялся.

– Мягко говоря. В тот день в студии, когда Софи была в подвенечном платье, я просто обалдел. Никогда в жизни не видел такой красоты. Она походила на ангела. Я люблю ее. Она единственная, кого я буду любить всю жизнь.

Мона сочувственно посмотрела на брата. О, заблуждения юности!

– Тем не менее не стоит так вести себя, – мягко сказала она. – Если Софи относится к тем девушкам, которых интересуют только деньги, то в любом случае тебе за ней не угнаться. Но я сомневаюсь, что она меркантильна. Как она относится к тебе?

– Говорит, что любит, – растерянно ответил Эван.

– Тогда почему бы тебе не довериться ей?

– Я доверяю ей, но все равно чувствую себя не в своей тарелке. Если бы только ты все поняла и дала мне денег…

– Нет, – твердо сказала Мона. – Они должны обеспечить твое будущее. И я не сошла с ума, чтобы позволить тебе при первом же увлечении пустить их по ветру.

– Мне уже почти девятнадцать. И я достаточно взрослый, дабы получить то, что мне причитается.

– Условия завещания этого не предусматривают.

– Да черт с ним!

У Моны еще мучительнее разболелась голова. Если бы только братец заткнулся!

– Еще есть чай? – спросила она, поворачиваясь к плите.

– Не уходи от ответа. Пришло время все расставить по местам. – Схватив сестру за руку, Эван развернул ее лицом к себе.

Вспыхнув, она резко высвободила руку.

– Перестань давить на меня. Я уже не раз говорила: деньги останутся там, где им и надлежит быть, пока ты не вырастешь. И это мое последнее слово!

– А я не все сказал. И не думай, что тебе удастся манипулировать мною. Ты еще пожалеешь, несчастная!

– Ох, Эван, прошу тебя, не изъясняйся, как персонаж из плохой мелодрамы. Меня это не трогает, разве что смешит.

– Да это все, что тебе остается! Ты понятия не имеешь о настоящих чувствах. Но ты еще поймешь, как ошибалась.

Он вылетел из дома, захлопнув входную дверь с таким грохотом, что все в доме задребезжало.

 

10

Вечером, уютно примостившись на диване рядом с Арни, Мона рассказала ему историю с братом.

– Понять не могу, – вздохнула она, – почему я обвиняла тебя в плохом отношении к Софи. У меня самой с Эваном все пошло кувырком. Твоя красавица тоже таким же образом вылетела из дому?

– Не-е-т… Это могло бы испортить ей прическу. Да и вообще моя девочка умненькая.

– С тех пор, как она стала моделью, из твоих уст это первый комплимент в ее адрес.

– Ну, как сказать… – Смутившись, он переменил тему: – Налить еще вина?

– Пару капель. Знаешь, не будь так рано, я бы поклялась, что у дома остановилась машина Эвана.

– Так и есть, – расстроенно закивал он. – У нее специфический звук, и теперь-то уж я его знаю – наслушался за те вечера, что стоял у окна, дожидаясь Софи.

– Ну и как ты намерен вести себя сейчас?

Арни усмехнулся.

– Не беспокойся. Я прекрасно понимаю, что должен сдерживаться. – Он обнял Мону. – Думаю, что усвоил урок, который ты преподала мне.

– Какой именно?

– Что события должны течь своим чередом и не стоит мешать им, – с ноткой самоиронии сказал он. – Теперь я совсем другой. По дому хожу на цыпочках, полный опасений, а когда дочь обращается ко мне, стою по стойке «смирно». Если ей удается выделить мне десять минут из своего напряженного расписания, я полон благодарности. В общем, усвоил разницу между допустимым проявлением внимания и недопустимым вмешательством в личную жизнь.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи! Может, и я смогу наладить отношения с Эваном.

– Допустимое внимание выражается в словах: «Могу ли я покорнейше осведомиться, во сколько вы сегодня соблаговолите принимать пищу и когда мне приступить к ее приготовлению?» Или же: «Когда прикажете разбудить вас утром и позволите ли мне отвезти вас на работу?» А вот вопрос: «Куда ты идешь и когда будешь дома?» – это уже беспардонное вмешательство.

Шутливое разъяснение рассмешило Мону, но она чувствовала, что Арни серьезно относится к своим взаимоотношениям с дочерью, и это обрадовало ее. Если он и в самом деле понял, насколько деликатно надо обращаться к Софи, у них все наладится.

– У тебя прямо-таки научный подход к решению семейных проблем.

– Нет, ничего ты не поняла. – И улыбнулся: – Все дело в тебе. Ты многому научила меня. Твоими стараниями все наладилось. – Арни притянул ее к себе. – Голубки вот-вот появятся, – так что дай-ка я быстрее поцелую тебя.

Звук поворачивающегося в дверях ключа заставил их отодвинуться друг от друга. Из холла донеслись веселые голоса, и вот уже в комнату входят с сияющими глазами Эван и Софи, держась за руки. Кинувшись к отцу, дочь оказалась в его объятиях.

– Ох, папа, я так счастлива! – восторженно воскликнула она.

– Вот и прекрасно, дорогая. По какому поводу? Новый заказ?

– Нет, куда лучше. Я стала невестой.

Арни оцепенел.

– Что ты сказала?

– Мы с Эваном решили пожениться. Сегодня днем он сделал мне предложение и по случаю помолвки преподнес очень красивое кольцо. Посмотри.

Подняв левую руку, она продемонстрировала украшение. Несколько секунд Арни не сводил с кольца глаз, затем сухо сказал:

– Сними его.

– Папа? – отпрянула Софи, пораженная резкой сменой интонации.

– Сними немедленно. И ради бога, забудь о помолвке. Тебе всего шестнадцать лет!

– Я люблю его! – закричала Софи. – И хочу выйти замуж.

– Только через мой труп.

– Тебе не удастся остановить меня, – не сдавалась дочь.

Не собирался уступать и отец.

– Остановлю, пусть даже придется держать тебя под замком, пока ты не образумишься.

– Дорогой, пожалуйста, успокойся, – взмолилась Мона. Она была готова заплакать от отчаяния, видя, что здравомыслие, обретенное с таким трудом, покинуло Арни в критическую минуту. Перед ней снова был властный глава семейства, который так ничего и не усвоил.

Он повернулся к Моне.

– Только не говори, что ты оправдываешь Софи. Почему бы тебе не объяснить моей пустоголовой дочке, что происходит с девчонками, которые выходят замуж в шестнадцать лет?

– Потому что ты никому не даешь и слова сказать! – вспылила Мона. – Я поражена не меньше тебя, но так вести себя нельзя.

– Тогда объясни мне, как бы ты вела себя на моем месте. Ведь эта девчонка, не по заслугам щедро наделенная природой, решила, что может позволить себе вытворять любые глупости и все сойдет ей с рук.

Прежде чем Мона успела ответить, он снова повернулся к дочери.

– Я тебе сказал, сними кольцо!

– Не сниму. Оно мое. И я не обязана подчиняться тебе.

– Черта с два ты не обязана!

– Не смейте с ней так разговаривать! – вмешался Эван.

Похоже, Арни только сейчас обратил внимание на его присутствие.

– Мне стоило бы догадаться, что именно ты станешь источником всех неприятностей. Твое появление с самого начала было какой-то нелепостью. Что ты собой представляешь? С чего ты взял, что имеешь право жениться на моей дочери? Студентик, который еще не завершил образования. На что ты собираешься жить – или ты не утруждаешь себя столь банальными мыслями?

– Я зарабатываю достаточно для нас обоих! – с вызовом бросила Софи.

– Значит, ты собираешься жить за счет своей жены? – потребовал Арни ответа от Эвана тоном, полным презрения.

– В этом нет необходимости, – последовал самонадеянный ответ. – У меня есть свои средства. И проценты с них.

– Ну как же – четыре цента в неделю!

– Куда больше, – обиделся парень. – Почему бы вам не спросить у Моны, сколько у меня на счету? Она мой опекун.

Под жестким взглядом Арни та покраснела.

– Два года назад отец оставил Эвану тридцать тысяч долларов. И на эту сумму нарастают проценты.

– Но ведь ты не собираешься вручить ему эти деньги, чтобы он их растранжирил?

– Пока нет.

– Когда я женюсь, ей ничего иного не останется! – выкрикнул Эван.

– Так что нас ничто не остановит, – добавила Софи.

– А вот тут ты ошибаешься, – сурово глянул на нее отец. – Я остановлю тебя, и не заблуждайся на этот счет. Верни ему кольцо.

– Нет! – взвизгнула дочь.

– Верни его!

– Не надо, Арни, – не выдержала Мона. – Вернет она кольцо или нет, это ничего не изменит. Подарок не имеет отношения к помолвке.

Гарленд бросил на нее мрачный взгляд. В нем была та же неприязнь, с которой Мона столкнулась, когда Софи, решив стать моделью, поступила наперекор отцу.

– Хорошо, пусть это будет просто подарок. А ты, – повернулся он к Эвану, – убирайся из моего дома! Чтобы духу твоего здесь не было! И для твоего же собственного блага не пытайся даже приблизиться к моей дочери.

– Поезжай домой, – обратилась к брату Мона.

– Нет, – твердо сказал он. – Нет, пока я нужен Софи.

– Прошу тебя, Эван, уезжай, – сквозь слезы выдавила бедная невеста, – увидимся завтра. – И вылетела из комнаты.

Секунду помедлив, Мона поднялась вслед за ней по лестнице. Софи лежала на кровати, заливаясь горькими слезами.

– Я ненавижу папу, – зло вымолвила она. – Ну почему он не может понять меня?!

– Отец считает, что делает все ради твоего же блага. – Сев рядом, Мона погладила девушку по плечу. – Он знает многое, о чем ты даже не подозреваешь. И не хочет, чтобы ты страдала.

«Отец изо всех сил старается помочь тебе, любовь моя», вспомнила Мона слова своей матери.

– Я люблю Эвана, – продолжала плакать Софи. – Я хочу выйти за него замуж и всю жизнь быть с ним.

«Я люблю Найджела… И буду вечно любить его…» Прошлое напомнило о себе, и слова, когда-то в приливе страсти сказанные Моной, рикошетом ударили по ней!

– Милая моя, тебе всего шестнадцать, а Эван еще мальчишка. Через несколько лет вы станете совершенно другими людьми. И ты понятия не имеешь, что будешь тогда чувствовать.

– Вы это говорите, лишь чтобы остановить меня. Но сами же сказали, что у меня есть право самой принимать решения.

– В том, что касается твоей карьеры, но не замужества.

– Ох, а я-то надеялась, что хоть вы меня понимаете. Вы сами вышли замуж в моем возрасте…

– Вот поэтому и не хочу, чтобы ты, подобно мне, исковеркала собственную жизнь. Я сделала ужасную ошибку. Самую большую в жизни.

– Но у вас хватило смелости следовать велению своего сердца, – всхлипнула Софи. – Поэтому я восхищаюсь вами.

Вздохнув, Мона опустила голову и тихо сказала:

– Это была не смелость, а глупость. Единственная радость, которую принес брак, – это Лорна. Все остальное было сплошным кошмаром.

– Но мы с Эваном совершенно другие, – пустила Софи в ход довод, старый как мир.

– Может, и так, но все же вам надо немного помедлить с решением. И не стоит расстраивать отца. Ради него – остынь и поразмысли.

– Он не имеет права требовать, чтобы я вернула кольцо.

Мона посмотрела на сверкающее на пальце Софи колечко – прелестное украшение с бриллиантиками и рубинами – и, поразившись, подумала, что оно должно стоить не меньше тысячи долларов. Вот на что потратил деньги братец.

– Если ты в самом деле любишь Эвана, – решила быть откровенной Мона, – то не захочешь ставить его в затруднительное положение. Чтобы купить тебе это украшение, он влез в серьезные долги, и ему будет очень нелегко отдавать их.

Софи потрясенно уставилась на нее.

– Об этом я и не подумала.

– Так что верни его. Не из-за упреков отца, а ради Эвана.

– Но мы же помолвлены.

– Дело не в кольце, а в том, что у вас в сердце. Если ты любишь Эвана, то сможешь дождаться, пока он получит диплом и встанет на ноги. Ты же не хочешь погубить его будущую карьеру?

– Конечно нет. Мы вовсе не собирались завтра же пожениться, о чем я и сказала бы папе, если бы он не стал вести себя как диктатор.

– Не обижайся на него. Помни, что время на твоей стороне…

Когда Мона спустилась вниз, Арни хмуро посмотрел на нее.

– Софи вернет Эвану кольцо при первой же встрече, – сообщила Мона.

– Моя дочь никогда больше не увидит этого шалопая, – как ножом отрезал Арни. – Ты сама передашь ему кольцо и скажешь, что с так называемой помолвкой покончено.

Мона с трудом набрала в грудь воздуха.

– Софи не согласится разорвать помолвку. Она возвращает кольцо Эвану ради него же самого, только потому, что знает: он сейчас не может себе позволить делать такие подарки. Кроме того, она готова ждать, пока он не закончит учебу. Так что ничего ты не добился, дорогой воспитатель!

– Ничего?..

– Если бы ты дал Софи возможность высказаться, она бы объяснила тебе, что отнюдь не собирается немедленно вступать в брак. И ты не сможешь помешать им встречаться. Они слишком молоды, это их первое увлечение, так что скорее всего все их замыслы постигнет естественная кончина.

Гарленд продолжал буравить Мону мрачным взглядом, и у нее болезненно сжалось сердце.

– Значит, ты советуешь мне смириться? – холодно спросил он.

– Да, так будет лучше всего.

– Что же мне смотреть, как моя дочь, словно лунатик, прямой дорогой движется к пропасти?..

– Дай им время, и этот брак никогда не состоится. И никакая пропасть Софи не ждет – если только своим отношением ты сам не подтолкнешь ее.

– Спасать девчонку от необдуманных шагов – это значит давить на нее?

– Все зависит от того, как ты будешь это делать, – назидательно произнесла Мона. – И давай сегодня больше не будем затрагивать эту тему. Она слишком опасна.

Арни поднялся с дивана и стал мерить шагами комнату.

– Мона, как долго, по-твоему, мы сможем молчать о том, что делается с этими детьми? А вдруг они наделают глупостей?

– Не знаю. Я надеялась, что все наладится, но, похоже, мешает твое упрямство. Ты согласен?

Арни уклонился от ответа и, помолчав, сказал:

– Я знаю, о чем вы с Софи говорили.

– Ах, какие мы проницательные!

– Я поднялся наверх и случайно услышал, как она сказала, что у тебя хватило смелости следовать велению своего сердца. За что и восхищается тобой.

– А я ответила, что то была не смелость, а глупость, – парировала Мона. – Этого ты не слышал? Или просто не хотел?

– Нет. Я не привык подслушивать и ушел.

– Я сказала ей, что мой брак был самой большой ошибкой в жизни!

– Да, могу себе представить. И тем не менее…

– Ну, ну?

– Софи находится под твоим влиянием. Так почему же ты не можешь помочь мне контролировать ее, а вместо этого выступаешь против меня?

Неправда, ничего ты не хочешь понять, – обиделась Мона. – Я всего лишь пытаюсь доказать тебе, что тот контроль, к которому ты стремишься, ничего не даст. Я пыталась остановить тебя, чтобы ты не потерял дочь.

– И все же я теряю ее.

– А осуждаешь меня.

– Нет, – торопливо возразил он. – Просто я не могу отделаться от мысли, что все могло бы быть по-другому.

– Ты хочешь сказать, по-другому, если бы не я? Если бы ты никогда не встретил меня, да?

– Прекрати! – раздраженно отмахнулся Арни. – Ты права: больше говорить не стоит.

– Но ты дал понять, что пришло время во всем разобраться.

– Я этого не говорил…

– «Как долго, по-твоему, мы можем молчать о том, что делается с этими детьми?» – процитировала она. – Выяснение отношений может положить конец нашим чувствам, потому что ты боишься посмотреть правде в глаза. А правда заключается в том, что ты осуждаешь меня за все события последнего времени. Почему бы тебе не признаться в этом, как я призналась в ошибках молодости?

Арни промолчал, но выражение его глаз было достаточно красноречивым. Мона понимала, что ей было бы лучше промолчать, но ее терпение подошло к концу. Ее обуяло дьявольское желание высказать ему в лицо самые жестокие упреки.

– Так признайся, – потребовала она. – Признайся, что ты предпочел бы никогда не встречать меня. Но без моей помощи ты так и оставался бы в неведении, что Софи уже выросла. Без меня ты мог бы вечно держать ее заложницей своих старомодных взглядов.

– Хватит! – обрушился на нее громовой раскат голоса. – Ты права, мы не можем быть вместе, если только и делаем, что оскорбляем друг друга.

– Оскорбляем? Тогда давай прекратим наши отношения. И немедленно. – Мона отвернулась, чувствуя, как к глазам подступают слезы.

– Если ты этого хочешь…

– Хочу, – едва ли не выкрикнула она. – Я люблю тебя, Арни, но у меня больше нет сил. Я не могу быть девочкой для битья каждый раз, когда жизнь преподносит тебе урок. Прости. Я устала и не могу смотреть на мир твоими глазами. Этого никогда не будет.

Мона повернулась и направилась к дверям, но Арни преградил ей дорогу. До него наконец дошло, что случилось.

– Подожди, не уходи.

– Что толку, если я останусь? – тяжело дыша спросила она. – Мы оба понимаем, что рано или поздно все должно кончиться. Так давай не будем тянуть.

– Это не может кончиться, – взволнованно возразил Арни. – Мы любим друг друга.

– Мне кажется, что этого недостаточно. Мы не дети, чтобы верить, будто любовь решает все проблемы. А вот то, что она делает людей более требовательными друг к другу, – это факт. Если бы я не любила тебя, мне было бы безразлично, как ты относишься к дочери, ко мне, к себе, наконец… Мы только мучаем друг друга.

– Мона, дорогая! – Он сделал к ней шаг, но она отпрянула.

– И вот что я скажу тебе, Арни. Как бы ты ни хотел, мы больше никогда не встретимся, потому что я этого не желаю.

– Не может быть, чтобы ты в самом деле… Может. Может! Я этого хочу. У меня была своя жизнь, и я чувствовала себя спокойно. Ты лишил меня всего этого. Пожалуйста, не ищи меня. Просто забудь обо мне.

Мона выбежала из дому. Сегодня вечером она была без машины и, собираясь поймать такси, увидела у тротуара «форд» Эвана.

– В чем дело? – спросил брат, когда Мона подлетела к нему.

– Отвези меня домой, – проглотив комок в горле, попросила она.

Когда машина развернулась, Мона увидела, что Арни стоит у окна, и закрыла лицо руками. В свое время она пообещала себе никогда не видеться с ним. Вот и пора расстаться.

Во время первой ссоры Мона отказывалась признать, что между нею и Арни может возникнуть какая-то стена. Но сейчас это, кажется, произошло. Она убеждала себя, что только рада разрыву, но в то же время ждала, что Арни появится. Его молчание было для нее тяжелым ударом.

Теперь вся информация о нем и о Софи доходила до нее из вторых рук. Она знала, что Арни не выполнил свою угрозу держать дочь под замком, потому что как-то вечером Эван отправился на свидание с ней. Вернулся он поздно, в мрачном настроении.

– Наверное, это я тебя должен благодарить, – буркнул брат.

– В чем дело, милый?

– Вот в чем, – с горечью сказал он, показывая кольцо. – Софи вернула его и велела отнести обратно в магазин.

– Она объяснила причину?

– О, еще бы. Сказала, что не позволит мне влезать из-за нее в долги. В сущности, повторила твои же слова.

– Софи умная девочка… – начала было Мона, но брат раздраженно прервал ее:

– Большое тебе спасибо за то, что ты унизила меня. У тебя на языке все одно и то же: деньги, деньги, деньги… О любви ты и не думаешь.

– О нет, – побледнела от обиды Мона. – О ней-то я очень много думаю.

– Ты понятия не имеешь, что такое любовь. Иначе бы давно перестала трепать нервы Гарленду и вышла за него замуж. Софи говорит, что он чуть с ума не сошел от твоих фокусов.

– Это нечестно! – со слезами на глазах вскричала Мона.

– Я знаю лишь одно – с меня хватит! Сегодня же вечером ухожу из этого дома. Чтобы ты больше не вмешивалась в мою жизнь…

Эван действительно собрал вещи и уехал к приятелю. Моне осталось лишь перебирать в памяти его слова. Они были несправедливы и оставили горький осадок.

Разговор по телефону с Дороти Вэнс тоже огорчил ее.

– Софи работает по моим заказам, но с ней что-то не в порядке, – сообщила Дороти. – Она мне почти ничего не рассказывает. Я думаю, дома у нее что-то не ладится. И лицо такое, словно она все время проводит в слезах. Я объяснила, что если она и дальше будет ходить с красными глазами, то контракта с «Холденом» ей не видать как своих ушей.

– С «Холденом»? – изумившись, переспросила Мона. Корпорация «Холден» производила дорогую косметику и готовилась начать широкую рекламную кампанию.

– Они решили пригласить Софи в качестве лица фирмы, – восторженно сказала Дороти. – Окончательное решение еще не принято, но я не сомневаюсь, что выбор остановится именно на ней. И тогда будущее твоей протеже в полном порядке.

Мона старалась уделять больше внимания дочери, которая поддерживала мать с недетской мудростью.

– Да все у тебя будет в порядке, мама, – неизменно уверяла Лорна.

Как-то утром Мону разбудил телефонный звонок. Ее охватила тревога – в последнее время преобладали какие-то неприятные новости. Вот, наверное, и еще одна.

– Алло…

– Мона? Это Арни. Твой брат дома?

– Нет. Эван здесь больше не живет. Он съехал пару недель назад.

Арни захрипел в трубку:

– Так что не имеет смысла спрашивать, знаешь ли ты, где моя дочь?

– Софи? Разве она не с тобой?

– Нет. Утром в спальне ее не оказалось, а на подушке лежала записка.

От ужаса у Моны пошел мороз по коже.

– Арни, нет… она же не могла?..

– Она все может, – мрачно сказал он. – Написала, что уезжает, хочет выйти замуж за Эвана. Они направились в Ривертвид…

 

11

Арни приехал к Моне охваченный отчаянием, осунувшийся. Едва войдя в дом, он протянул записку, оставленную дочерью.

«Дорогой папа, пожалуйста, постарайся меня понять и не сердись. Я люблю Эвана, и мы должны быть вместе. Поэтому, как когда-то Мона, едем в Ривертвид, чтобы пожениться. Не пытайся остановить нас, потому что мы принадлежим друг другу. София».

Мона испытывала мучительную душевную боль, прочитав записку. Слова «…как когда-то Мона» звучали прямым обвинением.

– Вчера вечером она довольно рано пришла домой, – стал рассказывать Арни. – Впервые за долгое время отношения между нами, кажется, стали улучшаться. Дочь настояла, что сама сделает для меня ужин. Мы беседовали, она была мягкой и нежной. Все, как в старые добрые времена. Я подумал, что наконец мы понимаем друг друга… – Голос у Арни осел, и он замолчал.

Мона протянула к Арни руку, но он замотал головой и продолжил:

– На самом же деле Софи прощалась со мной, намереваясь, когда я усну, покинуть дом. – Он невесело хмыкнул. – Последний ужин обреченного на позор. Она даже поцеловала меня перед сном, чего давно не делала. Вот так…

– Не могу поверить, – еле вымолвила Мона. – О, глупая девчонка!

– Она серьезно взялась за дело! И все обдумала. Но как ей удалось провернуть это дело, она же никогда не была в тех местах?

– В этом нет необходимости, – пояснила Мона, пытаясь собраться с мыслями. – Мы тоже так думали – Найджел и я, но он выяснил, что все можно организовать по почте. Необходимо только заранее предупредить местного пастора или кузнеца, а появиться можно в последний момент. Наверное, все это взял на себя Эван. – Внезапная мысль заставила ее встрепенуться. – Когда у Софи очередной показ или съемка?

– В четверг, – побледнел отец. – А сегодня понедельник.

– Значит, они обвенчаются завтра или послезавтра. Она девочка обязательная, и ей надо вовремя вернуться.

– Я остановлю эту свадьбу, пусть даже это будет последнее, что я сделаю в жизни. И ты отправишься со мной.

Мону охватила паника.

– О нет, прошу тебя. Я не могу снова оказаться там.

– Ты должна! – требовательно заявил Арни. – Ты знаешь это место.

– Но я не могу. – От отчаяния у нее выступили слезы на глазах, – Я вычеркнула все это из памяти.

– Дорогая, ты нужна мне. Все зависит от тебя. Я бегу наперегонки со временем. И ты можешь сберечь для меня жизненно важные минуты. Прошу тебя.

Перед глазами Моны возник сонм мучительных видений.

– Я не могу оставить Лорну одну, – прибегла она к последнему аргументу.

– Значит, мы возьмем ее с собой.

– Ей надо ходить в школу.

– Я понимаю, в чем дело, – холодно сказал Арни. – Ты боишься, и этот страх для тебя куда важнее, чем все остальное. Куда важнее, чем Софи, чем я…

– Нет!

– И ты до конца дней своих будешь во власти страхов, потому что тебе не хватает смелости справиться с ними. Хорошо. Сиди в своей норке, и пусть кто-то повторит твою глупость, а потом будет раскаиваться всю жизнь.

Безжалостные слова Арни обидели Мону до глубины души. А ведь перед ней стоял человек, которого она, несмотря ни на что, продолжала любить. Его лицо было искажено отчаянием.

– Хорошо, – решилась она. – Я еду с тобой.

Арни не мог поверить в удачу. На его бледных щеках даже выступили багровые пятна.

– Спасибо, – наконец сказал он. – Через час подъеду за тобой. – И вышел, не сказав больше ни слова.

Мона успела договориться, что Лорна поживет у своей лучшей школьной подружки. Переговорив по телефону с ее матерью, она связалась с Мэрилин, чтобы та перенесла очередные съемки на три дня.

– Но вы обязательно должны вернуться к четвергу, – напомнила Мэрилин. – Вас ждет заказ от «Вога».

– Буду, – пообещала Мона. – Так или иначе, но завтра все станет ясно.

Когда подъехал Арни, было видно, что волнение не покидает его.

– Посмотри, что в последнюю минуту пришло по почте, – протянул он ей глянцевый журнал.

– «Современная Ева», – радостно воскликнула Мона. – И Софи на обложке!

Это был последний кадр во время съемок свадебных нарядов: очарование Софи подчеркивалось элегантным рисунком платья и ажурной воздушной фатой.

– На первой обложке! – не могла унять радости Мона.

– Могу себе представить, какая это реклама для дочери, да и для тебя, – сухо сказал Арни.

– Это же прекрасно. Какое потрясающее начало для Софи! Неужели ты не видишь, насколько я была права в оценке ее способностей и насколько не ошиблась в выборе дороги твоя дочь!

– То есть правы были все, кроме меня? – не скрывая горечи, развел руками Арни.

– Да. И я думаю, теперь-то ты должен признать, что ошибался.

– Должен ли? Тогда разреши мне напомнить, что это… – он ткнул пальцем в фотографию, – было первым шагом на пути к Ривертвиду, к этому ужасному браку с неоперившимся юнцом.

Они еще не поженились. И мы можем успеть предотвратить этот брак.

– Было бы куда легче, знай мы, когда он должен состояться. Несколько минут назад я звонил в ривертвидскую церковь, думал, что смогу выяснить время бракосочетания, но они не сообщают по телефону такого рода информацию. Вывесили снаружи оповещение о нем, вот и все.

– А вы бы обратились к ЧД, – буркнула Лорна, прислушивавшаяся к разговору матери и Арни. Взрослые уставились на нее. – ЧД,– повторила она. – Частный детектив. Найдите на любой почте телефонный справочник нужного вам района. Там будет список местных частных детективов. Позвоните кому-нибудь из них, он подъедет и прочтет, что написано в оповещении. Через пару часов будете все знать.

– Лорна, ты гений, как я сам не догадался, – ударил себя по лбу Арни и выбежал из дому.

– Умница ты моя, – похвалила девочку мать, – что бы мы без тебя делали! – И что-то заставило ее добавить: – Джин, сестра Арни, сказала, что светлые мозги ты унаследовала от меня.

Лорна усмехнулась, прекрасно поняв гордость матери, и отправилась готовить чай. Зазвонил телефон, и Мона торопливо схватила трубку. Это была Дороти Вэнс.

– Ты не знаешь, где Софи? – сразу же спросила она. – Я звонила ей домой, но никто не отвечает.

– Но… она же до четверга свободна.

– Да, но я только что говорила с представителями «Холдена». Они решили предложить ей контракт, о котором я говорила тебе.

– Чудесно!

– Еще бы! Но они хотят немедленно еще раз встретиться с ней, а я не могу найти ее.

Мона стала лихорадочно соображать, что бы ответить.

– Я не представляю, где она может быть в данный момент. Может, решила использовать свободные дни, чтобы удрать от всех подальше.

– В такой ситуации это весьма непрофессионально с ее стороны.

– Скорее всего, она и не предполагала, что о контракте так быстро зайдет речь.

– Хмм! Выходи-ка ты побыстрее замуж за ее отца. Будешь оказывать на девочку благотворное влияние. Если что-то услышишь, скажи Софи, чтобы она тут же позвонила мне.

Мона несколько раз набрала в грудь воздуха, чтобы расслабиться. После испытанного потрясения оставалось только догадываться – что еще свалится ей на голову?

Через несколько минут вернулся Арни.

– Я нашел детективное агентство в десяти милях от Ривертвида, – сказал он. – Они обещали помочь. Будем звонить им по дороге. Поехали.

Они подвезли Лорну к дому подруги. Когда на прощание девочка обнимала обоих, из сумки у нее вывалилась коробка пластилина. Увидев вопросительный взгляд матери, она объяснила:

– Я вылеплю фигурку Эвана и буду вгонять в нее иголки.

– Загони одну и от моего имени, – с ухмылкой попросил Арни.

– Пока, сладкая парочка! – помахала вслед отъезжающей машине Лорна.

Вскоре автомобиль выехал на автостраду, ведущую вдоль Гудзона на север, и только тут Мона подумала, что осталась наедине с Арни. Никто из них не решался заговорить первым. Много лет назад она впервые ехала по этой дороге – от Нью-Йорка до Кингстона и Олбани, и пока еще у нее не было оснований волноваться. Несколько раз проезжала по этим местам и позже, но уже по профессиональным делам. Лишь после Саратоги и Гленс-Фолса прошлое начнет давать знать о себе.

Мона первой нарушила молчание:

– Звонила Дороти Вэнс. Она ищет твою дочь. Корпорация «Холден» предлагает ей выгодный контракт. Я объяснила, что Софи решила на несколько дней удрать от всех и вся. Если она в ближайшее время не позвонит Дороти, все рухнет.

Какая разница? пожал плечами Арни. – Ты же не думаешь, что я позволю ей принять это предложение? Пора положить конец всем этим делам.

Мона промолчала. Бесполезно напоминать этому человеку, что он уже не в состоянии контролировать Софи. В глубине души он и сам понимал это. Его слова были криком о помощи человека, заблудившегося в темноте и не знающего, что делать. Она вытащила журнал «Современная Ева» и снова стала рассматривать обложку, испытывая глубокое профессиональное удовлетворение от того, что нашла столь прекрасный материал и смогла преподнести его самым лучшим образом. Фото сопровождал текст, каждое слово которого способствовало прославлению модели, поднимавшейся по лестнице успеха, а это разрывало сердце Арни.

В Мидлтауне он остановил машину и вышел позвонить. Через пять минут вернулся с потемневшим лицом.

– Ну? – нетерпеливо спросила Мона.

– Хуже и быть не может. Завтра утром их бракосочетание первое.

– О господи!

– У меня кончается горючее. Я остановлюсь у следующей заправки и залью бак.

На бензоколонке они вышли размять ноги и выпить чашечку кофе. Оба продолжали хранить молчание. У Моны было тяжело на сердце, ибо она видела, что они с Арни стали чужими, встречаясь взглядами, быстро отводили глаза.

Когда снова пустились в путь, ее воспоминания обрели болезненную остроту. Чем дальше ехали на север, тем сильнее сжималось сердце. Через пару часов езды Мона предложила Арни сменить его за рулем.

– Ты слишком устанешь, если все время будешь вести машину.

– Обо мне не беспокойся. Пока все идет хорошо.

Он словно накаркал. Почти сразу же движение на трассе замедлилось, и еще через несколько минут они попали в пробку. Перед ними тянулась бесконечная вереница машин.

В течение следующих трех часов они ползли как черепаха. Мона мучительно ждала, что Анри начнет разговор, но он предпочел включить радио. И в самом деле, подумала она, о чем им говорить?

Наконец появилась возможность снова набрать скорость, но драгоценное время было потеряно. Машина мчалась на север, пошел дождь – сначала падали отдельные капли, но вскоре перед ними встала серая стена.

– Давай где-нибудь остановимся, – предложила Мона. – Ты, наверно, устал. Если ехать при такой непогоде, то можем попасть в аварию.

– Я хочу к вечеру оказаться на месте, – упрямо ответил Арни. – Нам еще надо выяснить, где они остановились.

– Их вообще может не быть в Ривертвиде, – заволновалась Мона. – Они могли направиться в Саранок-Лейк, что по соседству. Там регистрационный офис. Давай останемся на ночь в Та-хоэсе. Так мы с Найджелом и поступили. Мы можем снять номер в гостинице и утром успеть в Ривертвид. Держи прямо!

Выругавшись, Арни еле увернулся от многотонного трейлера, что прогрохотал мимо них.

– Я его не увидел – дождь как из ведра, – оправдывался он. – Хорошо, переночуем в Та-хоэсе.

Они остановились у первой же гостиницы, что попалась им по пути, небольшой, старенькой, но теплой и уютной, заказали два отдельных номера. От усталости и напряжения у Арни было серое лицо.

– Позвоню, чтобы принесли поесть, а потом завалюсь спать, – сказал он.

– Боюсь, в этой гостинице подобная услуга не предусмотрена, – покачала головой Мона. – Нам придется спуститься вниз.

– Я засну над супом.

– Я тебе не дам. Идем.

Заняв в ресторане столик, молча поужинали. Когда принесли кофе, Мона, сделав пару глотков, не выдержала:

– Арни, что ты собираешься делать, когда мы встретим наших беглецов?

– Не беспокойся. Сцен устраивать не собираюсь. Просто очень спокойно скажу Софи, что приехал забрать ее домой.

– Предположим, она не захочет отправляться с тобой?

– Придется. Она поймет, что здравый смысл на моей стороне.

– А если ты все же ошибаешься? Что будешь делать? Силой затащишь ее в машину?

– До этого не дойдет.

– А если дойдет?

– Мона, прошу тебя, хоть сейчас не дави на меня. Я и без того с трудом сдерживаюсь. Давай прекратим этот разговор.

Когда они были уже готовы подняться из-за стола, послышался женский голос:

– Простите, но… вы ведь Арни Гарленд, не так ли?

Перед ними стояла пожилая дама, почти старуха, напряженно сжимая кисти рук. На лице ее было смущение.

– Да, это я, – устало ответил Арни.

– Простите меня, я понимаю, как вам досаждают люди со своими проблемами, но вы единственный человек, который может помочь мне. Я не знаю, куда еще обращаться.

Арни без промедления придвинул свободный стул и, одарив женщину самой обаятельной из своих улыбок, пригласил ее присесть. Мона, знавшая, в каком он состоянии, могла только удивиться его самообладанию.

– Расскажите, в чем дело.

Запинаясь, женщина поведала свою историю. Ее звали Хортенс Грифт, год тому назад ее муж стал жертвой пьяного водителя. Тот бы присужден к выплате штрафа в тысячу долларов.

– То есть мне дали понять, что жизнь Билла всего-то и стоит, что тысячу зеленых бумажек, – не скрывая слез, сказала миссис Грифт. – Если бы тот человек получил соответствующее наказание, это не вернуло бы Билла, но по крайней мере восторжествовала бы справедливость. – Она закрыла лицо руками, но, сделав усилие, справилась с собой. – И теперь я хочу всего лишь обратиться к людям. Такое происходит все время – пьяницы убивают людей и отделываются легким испугом. Преступлениям пора положить конец. Это надо объяснять всем и каждому. О чем вы и можете сказать. Ваша программа…

Мона испытывала к женщине неподдельную жалость, тем более что она знала: в одном из последних шоу Гарленд поднимал подобную тему – о безнаказанности пьяных преступников – и теперь продюсер долго не будет соглашаться вернуться к ней.

Арни не выказывал ни малейшего признака нетерпения и продолжал сидеть, держа женщину за руку и с теплотой глядя на нее.

– Послушайте, – наконец сказал он, вынимая блокнот. – Дайте мне ваш номер телефона. Я уже вел передачу на эту тему, и должно пройти какое-то время, прежде чем снова можно вернуться к этой проблеме. Но я смогу написать о ней. Через несколько дней я позвоню вам и мы обстоятельно все обговорим.

– О, благодарю вас. Вы так любезны.

– Я могу еще чем-нибудь помочь вам?

– Но вы и так уже помогли – тем, что выслушали меня.

Подозвав официанта, Арни заказал еще кофе, но уже три порции.

– Через минуту вернусь. – Он встал. – Я хочу заплатить по счету, потому что нам рано уезжать. – Арни направился к конторке портье, оставив Мону наедине с миссис Грифт.

– Простите за мое вторжение, – сказала вдова. – Но я ничего не могу поделать со своими воспоминаниями, тем более что на будущей неделе годовщина свадьбы. Мы отметили бы пятьдесят один год нашего брака.

– Не может быть! – воскликнула Мона. – Вы хотите сказать, что ваш Билл погиб как раз перед золотой свадьбой?

– Да. Понимаете ли, никто не ожидал, что наш брак окажется счастливым – настолько мы были разные. Но я думаю, именно поэтому все так удачно и получилось. Один делал глупость, другой поправлял – вот так мы и помогали друг другу. Это и есть любовь!

– В вечер перед нашей золотой свадьбой я готовила ему большой сюрприз и попросила, чтобы он отправился в паб и не мешался под ногами. Вот он и ушел в тот вечер… и не вернулся. И ему уже больше никогда не знать никаких сюрпризов.

Мона с сочувствием смотрела на женщину, глаза которой были полны слез.

– И я буду всегда сожалеть об этом, – всхлипнула миссис Грифт. – Я всегда была так занята завтрашним днем, что забывала о сегодняшнем. Теперь-то я понимаю, что сегодняшнее счастье – это единственное, в чем можно быть уверенным. Но уже поздно. Может быть, кто-то поймет, что нельзя опаздывать. – Женщина бросила на Мону доверительный взгляд. – Я очень нервничала, прежде чем подойти к вам. На экране Гарленд выглядит таким милым и вежливым, но вы же знаете, как меняются люди, когда на них не смотрят камеры. А этот, по-моему, прекрасный человек…

Увидев вернувшегося Арни, женщина смахнула слезы и, поблагодарив обоих за внимание и сочувствие, откланялась.

Мона думала, что, конечно же, сразу провалится в сон, но, несмотря на усталость, так и не могла уснуть в эту ночь. Она мучительно вспоминала слова миссис Грифт о сегодняшнем счастье и о том, что нельзя опаздывать.

Даже самой себе Мона отказывалась признаться, что влюблена; прежде чем на что-то решиться, она требовала каких-то гарантий на будущее. Но таких гарантий не существовало. Был только риск. Но была и любовь, которая давала смелость пойти на этот риск.

Она любила Арни. На этот счет у нее нет никаких сомнений. Но как можно в таком случае поддаваться страхам, словно они сильнее любви? Ведь потеряв смелость, она перестанет быть той женщиной, в которой Арни нуждается в трудную минуту, и не выйдет замуж за этого запутавшегося человека, чтобы оказывать благотворное влияние и на него, и на его дочь… А выйди она за него, когда он в первый раз попросил ее, вот и уберегла бы этого путаника от всех несчастий.

Будь она рядом с ним и Софи в эти несколько последних недель, ничего бы не произошло.

Арни хотел, чтобы она стала его женой не только потому, что любил ее, но и потому, что нуждался в ней, как в человеке, который может уберечь его от падения в пропасть. Но она отказалась помочь Арни, вынудив его делать ошибку за ошибкой, и никто не мог прийти ему на помощь.

Миссис Грифт знала великую тайну: когда один делает глупость, а другой поправляет его, помогает – это и есть любовь.

Не в силах уснуть, Мона встала, накинула халатик и вышла в коридор. Номер Арни был рядом. Она помедлила у его двери и решила зайти без стука – знала, что и Гарленд мается бессонницей.

Арни сидел у окна. Повернувшись, он уставился на Мону и не отводил глаз, пока она приближалась к нему.

– Я пришла потому, что должна тебе кое-что сказать, – начала Мона. У нее лихорадочно колотилось сердце. Она собиралась высказать то, что не давало ей покоя. Может быть, даже то, что чувствует себя виноватой. И вдруг поняла, что должна произнести совсем простые слова.

– Я люблю тебя, – наконец решилась она и гут же оказалась в объятиях Арни.

Никаких слов больше не требовалось. Отныне и навечно этот человек принадлежал ей. Он, конечно, не совершенство – как и она, но любит ее искренне и безоговорочно, на что не способен был Найджел Хэмилтон. Но мысль об этой личности, едва не изуродовавшей ей жизнь, тут же исчезла из памяти. Навсегда!

– Идем, любовь моя, – прошептала она, беря Арни за руку и увлекая к постели, чтобы в полной мере обрести любимого. Охваченная страстью, Мона в то же время была полна всепоглощающего желания спасти и уберечь его. Раньше ей не приходило в голову, как он нуждается в защите, но теперь она поняла это и каждым нежным словом, каждой лаской давала понять, что принадлежит Арни и что он нужен ей.

Мона и сама обретала уверенность, что на этот раз любовь не подведет. Она хотела убедиться, что после всех неурядиц и горьких мыслей о том, что они разные люди, их непохожесть обратилась во взаимную тягу друг к другу, словно у частиц с разнополюсными зарядами. И эта мысль придавала ей силы.

В эту ночь их любовь была глубокой и страстной.

Голубоватый лунный свет падал на их лица, когда они обменивались благодарными улыбками и поцелуями.

– Теперь я понял о себе всю правду, – торжественно сказал Арни. – И она не украшает меня.

– Арни… не надо.

Я туп и упрям, да?

– Нет. Вовсе не так.

– Я вел себя как дурак и оттолкнул Софи. И если она поломает себе жизнь, это будет моя вина. Помоги мне, Мона.

– Всегда, дорогой.

– Не уходи больше, иначе мне не на кого будет надеяться.

– Теперь я никогда не оставлю тебя. Давай поспим, – шепнула она. – Нам рано вставать.

Он уснул сразу же, словно только и ждал ее слов. Голова Арни спокойно нежилась на плече у Моны. Что бы ни сулил им завтрашний день, они все же нашли друг друга, и на этот раз она не сомневалась, что ничто больше не разлучит их.

 

12

Мона проснулась от звука льющейся воды – Арни принимал душ в крохотной ванной. Зевнув, она потянулась, в первый раз за эти недели почувствовав себя свежей и полной сил.

Зазвонил телефон, и, помня, что Арни попросил портье пораньше разбудить их, она сняла трубку.

– Арни Гарленда, будьте любезны, – сказал холодный женский голос.

Вот тут она окончательно проснулась.

– Боюсь, что в данный момент он не может подойти к телефону.

Голос женщины стал раздражительным:

– Он не может. До чего знакомо! Когда он нужен, его вечно нет на месте.

– Прошу прощения, но кто вы такая?

– Маргарет Уэбстер. Он оставил мне сообщение, вот я и звоню. Послушайте, передайте ему, что меня можно застать по номеру три-пять-семь…

– Минуту, возьму карандаш… Итак, слушаю…

Медленно, словно разговаривая с идиоткой, незнакомка продиктовала номер и спросила:

– Вы уверены, что записали правильно?

– Да, да, конечно. Повторяю…

– Правильно, слава богу, – пробурчала женщина и повесила трубку.

Мона отупело смотрела на телефон, пока ее наконец не осенило.

– Силы небесные! – воскликнула она. – Маргарет. Мать Софи!

Из ванной появился Арни.

– Это звонили снизу? – спросил он.

– Нет, Маргарет. Она сказала, что ты просил ее позвонить сюда.

– Да, я звонил ей вчера от портье, но ее не оказалось на месте, и я оставил этот номер.

– Значит, она ничего не знает?

– Нет, – поморщился Арни, снимая трубку.

– Мне уйти?

– С какой стати? Какие у меня могут быть тайны с женщиной, которую я не видел вот уже более двух лет? Побудь со мной, дорогая. Ты мне нужна. – Одновременно он крутил диск старенького аппарата.

– Алло, Маргарет? Это Арни. Ты звонила мне…

Из трубки, как пулеметная очередь, неслась трескотня, которую Арни выслушал с мрачной физиономией.

Черт возьми! – выругался он. – Да, конечно, видел. Я не знал, что ты… Нет, я ничего не скрывал. Откровенно говоря, мне просто не пришло в голову, что тебя это интересует.

Прикрыв рукой микрофон, он повернулся к Моне.

– Она уже видела журнал с фотографиями Софи, и у нее, кажется, пена изо рта идет. Да? – Его внимание снова переключилось на телефон, из трубки которого теперь доносился поток гневных возгласов. – Маргарет, можешь не зачитывать. Я уже все изучил.

Мона затаила дыхание, а Арни, взглянув на нее, покачал головой и сделал глубокий вдох.

– Как мог позволить? – сквозь зубы выдохнул он. – Послушай, Маргарет. Слова «мог позволить» неуместны. Все случилось потому, что так должно было быть. И знаешь что? Я очень рад этому. Я всегда гордился дочерью, потому что она не в тебя умна, а теперь горжусь ею и потому, что она красива. И она не только красивая и толковая, но у нее хватило мозгов самой определиться в жизни, а не ждать с покорностью, пока мы для нее все устроим. И этим я горжусь больше всего. – Он грохнул трубкой о рычаг.

Протянув руки, Мона наградила его аплодисментами.

– Мой герой! – воскликнула она. – Ох, Арни, я так счастлива!

Наспех позавтракав, они заторопились к машине. Но ход событий складывался явно не в их пользу. Когда Арни повернул ключ зажигания, ответом было молчание.

– Господи! – ужаснулся он. – Не заводится! Он сделал несколько судорожных движений, но двигатель отказывался работать.

– О нет! – Мона чуть не плакала. – Что могло случиться?

– Покрути еще, – бросил Арни, вылез из машины и направился к входу в гостиницу.

Мона перебралась на сиденье водителя и несколько мучительных минут тщательно пыталась пробудить двигатель к жизни. Наконец появился Арни.

– Я вызвал такси, сейчас приедет. Мы еще можем успеть.

– Прости, – сокрушенно сказала Мона. – Не уговори я тебя остаться здесь…

– Мы влетели бы в аварию, – перебил он ее. – Ты поступила совершенно правильно. Только бы такси побыстрее появилось.

Но заказанная машина прибыла только через полчаса, и поездка до Ривертвида, казалось, будет длиться вечность. Арни не отрывал глаз от циферблата часов, будто хотел остановить время.

Добравшись до ривертвидской церковки, они увидели небольшую группу людей, стоявших у входа. Послышался чей-то голос: Новобрачные выходят. Появилась незнакомая пара.

– Ничего не понимаю, – развела руками Мона. – Ты же говорил, что наши должны были быть первыми, – обратилась она к Арни.

Ни слова не говоря, тот зашел в церковь и через пару минут вернулся.

– Они отложили свое бракосочетание до полудня.

– Отложили? – не поверила Мона, с трудом обретая надежду. – А не объяснили почему?

– У них вроде какая-то размолвка. Если только мы успеем найти их… – Не закончив фразу, он вытащил из сумки Моны журнал «Современная Ева» с портретом Софи на обложке. – Будем показывать фото и спрашивать, не видел ли кто ее. А кстати, ты ведь знаешь Ривертвид. Куда они могли пойти?

На мгновение Мона задумалась, и прошлое тут же всплыло в памяти. У них с Найджелом перед свадьбой тоже произошла размолвка, и ей пришлось удрать, чтобы побыть в одиночестве. Вот и сейчас, махнув рукой Арни, чтобы он следовал за ней, она заторопилась к старой кузнице. У входа в нее остановилась, слушая, как гид объясняет группе туристов, что здесь еще совсем недавно заключались браки.

– Взявшись за руки, они давали друг другу обеты, – рассказывал он. – А кузнец бил молотом по наковальне и восклицал: «Быть посему!»

Она смахнула слезы. Так все и было в день ее свадьбы. Но как все отличалось от девичьих представлений о романтическом похищении и бегстве. Найджел был зол и нетерпелив, и до нее постепенно стала доходить истина, что он собой представляет. Успей родители застать ее здесь, свадьба, может быть, и не состоялась бы. Но Найджел оказался достаточно хитрым, чтобы сладкоречивыми разговорами уломать ее вернуться в регистрационный офис местного церковного прихода. А родители опоздали…

Вместе с туристами Мона и Арни вошли в кузницу… И оцепенели. У кузнечного очага со старинными мехами и поддувалом стояла Софи в светло-желтом платье. На плечи была накинута курточка того же цвета. Скромная гирлянда цветов украшала ее прическу, руки сжимали небольшой букетик.

– Она одна, – шепнул Арни. – Ты была права. Мы выиграли.

Мона испытывала отчаянное желание предостеречь его: «Ты еще не выиграл. А если сейчас ляпнешь что-то не то…» Но было уже поздно. Софи увидела их, заторопилась к выходу. Отец и Мона последовали за ней. На улице все трое остановились.

– Привет, папа. Ну, чем порадуешь?

– Я приехал за тобой, потому что… – Арни замялся и, справившись с волнением, продолжил уже увереннее: – В общем, я хотел показать тебе вот это, – он вскинул руку с журналом, – и сказать, что я горжусь тобой.

В мгновение ока Софи преобразилась.

Ох, папочка! – Бросившись к нему в объятия, она залилась слезами радости. – Так ты гордишься мною? Честно? В самом деле?

– Честно и в самом деле. И ты посмотри, что тут написано о тебе. – Он открыл журнал на нужной странице и протянул Софи. – Есть и еще кое-что, – сказал Арни. – «Холден» предлагает тебе контракт, и Дороти Вэнс хочет, чтобы ты срочно позвонила ей.

Его слова заглушил восторженный вопль дочери.

– Правда? До чего чудесно! Телефон! Мне нужен телефон!

– Пошли в гостиницу, оттуда и позвонишь, – предложила Мона. – Разве что, – небрежно добавила она, – ты хочешь дождаться здесь Эвана?

Перемена, которая при этих словах произошла с Софи, была едва ли не комичной. Она выглядела так, словно только что вспомнила о своем женихе.

– Нет, он не знает, что я здесь. Честно говоря, я и сама не представляю, где он.

– Ты можешь все рассказать нам за чашкой чаю, – сказал Арни. – Бедная моя девочка, должно быть, тебе крепко досталось?

– Больше всех от тебя, – рассмеялась она, вызвав ответный смех отца.

Пока Софи звонила, заказали чай. Арни не скрывал торжества, и, когда за столик села дочь, его глаза лучились радостью.

– А теперь расскажи нам об Эване. – Он лукаво улыбнулся и спросил: – Так приглашены ли мы на свадьбу?

– Ох, папа! Да не хочу я выходить за него замуж. А удрала я в Ривертвид только потому… – Она встретила отцовский взгляд и сразу умолкла..

– Потому что я мучил тебя? – тихо спросил он.

Софи кивнула.

– Должно быть, я окончательно рехнулась. Но Эван еще хуже тебя, – призналась она.

– Спасибо, дорогая, – хмыкнул отец.

– Да не в тебе теперь дело. Машина Эвана поломалась, и нам пришлось арендовать другую. Он попытался расплатиться, но у него не хватило денег. Этот тип так и не возвратил кольцо в магазин, хотя и обещал мне. Мы из-за этого заспорили, и за машину заплатила я, а он надулся. В итоге мы разругались.

– Бедная моя, – протянул Арни, с трудом сохраняя невозмутимость.

– Знаешь, папа, человек должен сначала встать на ноги, а потом уже думать о чем-то серьезном. Вот я и решила держаться пока от мужчин подальше.

– Ну, кое-кто из них не так уж и плох, – вмешалась Мона, старательно отводя глаза от Арни. – Но сейчас, когда перед тобой открываются такие перспективы, у тебя просто не будет времени на ухажеров. Может, попозже…

– Нет, я вообще не хочу иметь с ними дело, – заявила Софи. – Я составила себе план. Еще несколько лет я буду моделью, может, пока мне не исполнится двадцать пять. А потом, обеспечив себя, пойду учиться в Гарвардский университет.

– В Гарвард? – не веря своим ушам, переспросил Арни.

– Конечно. Но только после того, как завершу свою карьеру модели. – Она нежно погладила руку отца. – Я ведь и не отказывалась от учебы в этом университете.

– Но… почему ты мне раньше этого не сказала?

– Я бы это сделала, но ты не давал мне рот открыть. Спорил со мной, стращал, а когда мы переставали ругаться, я уже забывала, что хотела сказать тебе. Но в конечном счете я буду учиться в Гарварде.

– Только если ты сама захочешь, – торопливо проговорил Арни. – Это твоя жизнь, тебе ее и строить.

– А почему вы отложили свадьбу? – спросила Мона.

– Наверное, потому, что мы еще слишком молоды и не готовы к этому шагу. Не знаем реальностей жизни и все в ней нам кажется игрой. А брак дело очень серьезное. Вы согласны?

Мона молча кивнула. Она сама все это когда-то поняла. Только слишком поздно.

– А, вот и он, – поднял глаза Арни. – Жених!

Лицо подошедшего к столику Эвана было кислым.

– Это вы отговорили Софи от свадьбы, – буркнул он.

– Ее не пришлось отговаривать, – стала объяснять ему Мона. – Она поняла, что никто из вас не готов для брака, и, думаю, ты сам об этом догадываешься.

– Я думаю, – возмущенно заорал он, – что ничего бы этого не произошло, не вцепись ты так в мои деньги. Это все ты наделала, и имей ты хоть какое-то представление о порядочности…

Эван так и не закончил фразу. Вскочивший Арни схватил его за лацканы пиджака и так тряхнул, что бедный парень, налетев на низкий столик, упал навзничь:

– Прошу прощения, – чуть смутился Арни, и сам не ожидавший такого исхода стычки. – Я не хотел вести себя подобно пещерному человеку, но никому не позволю оскорблять мою будущую жену. Софи просияла.

– Просто потрясающе! Вот как надо относиться к женщинам – беречь и защищать их.

Мона, обомлевшая и от поступка, и от слов Арни, потеряла дар речи, а тот решительно вскинул руку – как регулировщик, рассказала ему потом дочь.

– Мона, дорогая, – твердо заговорил он, – чувствую, что доживу до седых волос, пока ты решишься сделать последний шаг. Я хочу жениться на тебе и устал ждать. Так что придется дать ответ прямо сейчас, согласна ли ты стать моей женой.

– И предполагается, что я отвечу «да»? – вскинула голову Мона, придя наконец в себя.

– Иного ответа не приму и буду добиваться своего, – спокойно произнес Арни, но бледность выдавала, в каком он волнении. – Как муж я далеко не подарок. Я могу быть утомительным, занудным – во мне есть все, против чего у тебя имеется противоядие, – это твоя любовь. Ведь ты сама призналась, что любишь меня. Наш брак – единственное, что имеет для нас смысл. И я хочу, чтобы мы немедля отправились в кузницу и заключили союз над наковальней.

– Но… но, Арни, – начала заикаться она, – это не будет иметь законной силы…

– Неважно. Официальная церемония состоится по возвращении в Нью-Йорк.

Мона медлила, но не потому, что боялась сделать последний шаг. Ей никогда не могло прийти в голову, что Арни добьется ее согласия именно здесь, в Ривертвиде. Ему хотелось избавить Мону от мрачных воспоминаний об этом месте, окропив его святой водой любви.

Ну конечно же, именно поэтому он так и поступил, это ясно по выражению его глаз. С ним единственным она обрела не только любовь, но и чувство защищенности, которого ей так не хватало.

– Я выйду за тебя замуж, – торжественно произнесла Мона, протягивая ему руки.

Софи испустила восторженный вопль, и даже Эван не мог скрыть довольной улыбки.

– Прости, Мона. – Он поцеловал сестру в щеку.

– Вот что теперь вам нужно. – Софи осторожно возложила на голову Моны свою цветочную гирлянду и приколола ее. – Вот теперь вы выглядите как настоящая невеста.

Арни взял Мону за руку, и все вместе вернулись в кузницу.

Гид только что закончил рассказ для очередной группы туристов, которые потянулись к выходу. Увидев Мону и Арни, он тут же понял, что происходит, улыбнулся и жестом пригласил их к наковальне.

– Ты не передумала? – спросил жених.

– Ох, мой дорогой, – с жаром ответила невеста, – я слишком долго этого ждала.

Наковальня стояла на прежнем месте, та самая, у которой вечность назад Мона совершила ужасную ошибку. Но теперь все было по-другому. В присутствии Эвана и Софи жених и невеста взялись за руки. Под древними сводами кузницы раздались слова клятвы:

– Я, Арни Гарленд, призываю всех присутствующих здесь в свидетели, что беру Мону Хэмилтон в жены – отныне и навеки.

Твердый недрогнувший голос ответил:

– Я, Мона Хэмилтон, призываю всех присутствующих здесь в свидетели, что беру Арни Гарленда в мужья – отныне и навеки.

Гид вскинул молот и, с чувством ударив по наковальне, громогласно провозгласил:

– Быть посему!