Мона даже не заметила, как промелькнула неделя. Она перебралась в дом к Гарленду и принялась изучать человека, с которым свела ее судьба. Прожив годы, с Найджелом она и не подозревала, что мужчина может быть темпераментным и вялым, раздраженным и нежным, властным и покорным. Она чувствовала себя девочкой, влюбившейся в первый раз, и знала, что жизнь никогда больше не вернется в старые рамки после того, как Арни раздвинул перед ней занавес, за которым скрывался неведомый ей мир огромной любви.

Они спали, обняв друг друга, и, просыпаясь, Мона клала голову на загорелую грудь любимого. Ее поражало исходящее от Арни ощущение тепла и безопасности. Когда его руки обнимали ее, она неизменно чувствовала, что их счастью ничего не угрожает.

Ему нравилось приносить ей чай в постель. Пока Мона пила его, Арни крутился рядом, с игривой улыбкой вопрошая: «Довольна ли мадам?», после чего убегал готовить завтрак. И Мона, как королева, ожидала его. Лорна порой баловала ее таким вниманием в день рождения и День благодарения, но, поскольку дочь готовила, одним глазом подглядывая на плиту, а другой не отрывая от книжки, результаты ее кулинарных упражнений оставляли желать лучшего.

Хотя Мона всю неделю не показывалась на работе, она постоянно поддерживала связь с Мэрилин и была в курсе поступающих заказов. Вот и сегодня начала день с разговора с помощницей.

– Неужели ты временно не можешь забыть о работе? – посетовал Арни. – Расслабься, отдохни…

– Я не расслаблюсь, пока не окажусь там, где хочу быть, – упрямо повторяла Мона.

– И где же это?

– Наверху. На самом верху. Я зарабатываю прилично, но мои работы пока оценивают не по высшей ставке, и я еще не первая среди лучших. – Она вздохнула. – И должна вкалывать не покладая рук.

– Такой подход не всегда несет с собой решение проблемы, – задумчиво заметил Арни.

– Тогда что же?

– Ты должна совершить что-то из ряда вон выходящее, чтобы твое имя стало известно за пределами узкого круга редакторов и издателей. Выиграй в лотерею миллион, и перед твоим объективом выстроится очередь – лишь бы сказать, что встречались с тобой.

– Подумаешь – миллион! – хмыкнула Мона. – Выиграй я столько, зачем мне тогда было бы заниматься фотографией?

– Ну об этом можно бы поспорить, но идею ты уловила. Ты должна заставить людей искать встречи с тобой.

– Прекрасно. Есть конкретные предложения по этому поводу.

– Буду работать над ними. Но потом. – Он чмокнул ее в щеку. – Теперь меня волнует совсем другое.

Она сделала открытие, что Арни потрясающе готовит, и не случайно его холодильник и морозильная камера всегда были полны продуктов, а на кухне хранилась библиотека кулинарных книг.

– Мне всегда приходилось готовить для ребенка, – признался он. – Беда в том, что я стал слишком хорошо это делать. Софи никогда не заботило кулинарное искусство. Чего ради стараться, когда все сделает отец.

– А чего ради ей вообще этим заниматься? – ехидно осведомилась Мона. – Только потому, что она девочка?

– Чушь! Если я могу это делать, то и она справится. Вот это и есть равенство. – Он театрально вскинул голову. – Пришло время мужчинам получить свободу от кухонных забот. Дайте нам свободу! И цените наши мозги!

– Твоим мозгам нет цены. Но мне дороже твое тело! – повиснув у него на шее, сказала Мона.

Арни сделал вид, что сопротивляется, и запротестовал:

– Все это, конечно, прекрасно, но что будет, когда у меня выпадут волосы и вырастет брюшко?

– К тому времени ты мне сделаешь маленького симпатичного мальчика, – положила она конец дальнейшим рассуждениям.

Как восхитительно было их времяпровождение! Оно превратилось в вереницу бесконечных дней, когда в полночь они садились перекусить, а потом снова и снова страстно познавали и открывали друг друга.

Многие передачи Гарленда шли в дневные часы, и Мона не без интереса смотрела их и оценила его безукоризненный профессионализм. Арни легко и непринужденно управлялся с аудиторией, и казалось, что это ему не стоит никаких трудов.

– Неужели ты никогда не теряешь нить разговора? – как-то спросила Мона. – И не волнуешься?

– Привык, когда на меня глазеют. Кроме того, я открыл секрет, как уловить настроение аудитории и все время держать ее под контролем.

В эти дни у них был повод для веселья. Телефонные звонки позволяли им быть в курсе того, как складывалась поездка Эвана в Торонто. Он все же смог доехать до Ниагара-Фолс, но при переезде через границу машина сломалась. Ее отбуксировали в авторемонтную мастерскую на канадской территории. Четыре дня, сходя с ума от волнения, Эван провел в жарких дискуссиях с механиком, и в итоге его словарь обогатился обилием сочных выражений, которые он вряд ли пустил бы в ход в академических кругах.

Все же за день до отъезда Софи он добрался до Торонто. Предчувствуя дальнейшее развитие событий, Гарленд позвонил канадским друзьям, умолив их проследить, чтобы дочь вернулась домой на самолете, «а не с этим маньяком в его ржавой консервной банке на четырех колесах». Софи по телефону выразила отцу недовольство его чрезмерной опекой. Гарленд, который был полон неподдельного беспокойства за жизнь дочери, потребовал от нее послушания в манере, которая изумила бы его телевизионную аудиторию.

На следующий день Софи прилетела домой. В ходе краткой и выразительной сцены Арни нанес непоправимый урон своей репутации в глазах дочери, безапелляционно запретив ей даже подходить к машине Эвана. Девушка упрямо вскинула подбородок, но не стала оспаривать распоряжение отца, ибо знала, что Эван появится не раньше, чем через три дня. В Ниагара-Фолс его машина опять вышла из строя, и он, кажется, решил от нее избавиться.

Возвращение Софи дало понять Моне, что ей пора убираться восвояси. Она собрала вещи и с тяжелым сердцем поехала домой.

Гарленд с дочерью собрались провести неделю в Атлантик-Сити в обществе родных. При расставании Мона испытывала такую душевную боль, что с трудом сдерживала слезы. Она укоряла себя, что ее поведение просто глупо. Скоро они с Арни снова увидятся. Но уже не в том волшебном мире, где полностью принадлежали друг другу.

Он позвонил ей в тот же вечер, и у них состоялся долгий, полный взаимной нежности разговор. Но по его завершении в доме снова воцарилась тишина и на сердце тяжким грузом легла печаль. Видения волшебного мира померкли, и кто может сказать, доведется ли ей снова познать счастье?

Мона испытала облегчение, когда дома появились брат и дочь. Но Эван мог говорить только о своих злоключениях, и Моне уже не в первый раз пришлось выслушивать его историю.

– Да, видно, тебе действительно надо приобрести приличную машину, – расчувствовалась она. – Предложение о трех тысячах долларов по-прежнему остается в силе.

– Черт побери, Мона! Ну почему я должен тебя уговаривать дать мне семь тысяч? – фыркнул Эван. – Если бы у меня была стоящая машина, мистер Гарленд относился бы ко мне совсем по-другому.

– Только если она будет действительно надежной. А за три тысячи гарантирован такой же уровень надежности, как и за семь.

– В таком случае можно совершенно спокойно чувствовать себя и в тысячедолларовой машине, если только правильно выбрать ее, – с удовольствием подлила масла в огонь Лорна. – И как ты мог быть таким безмозглым и купить первое, что тебе попалось на глаза?

– Хватит! – решительно попыталась прекратить спор Мона. – Лорна, если тебе больше нечего сказать, лучше помолчи.

– Прошу прощения, мам, – подчинилась дочь, не скрывая радости от того, что и ей удалось вставить слово.

– Моя машина совершенно безопасна, – возмущенно воскликнул Эван. – Коробка передач почти новая, и тормоза никогда не подводили…

– Сомневаюсь, что ты их проверил, – снова подала голос Лорна, – поскольку не мог сдвинуться с места.

– Дело было вовсе не в тормозах. Стоило нажать на педаль, и они схватывали намертво.

– Поэтому твоя машина и стояла как вкопанная. На тормозах…

– Ах ты, ехидна…

– Заткнитесь, оба! – не выдержала Мона. – Не имеет смысла спорить на эту тему. Эван, подумай над моим предложением. Тебе хватит и трех тысяч долларов. А пока, если по возвращении Софи ты захочешь с ней прокатиться, можешь брать мою машину.

Мона покаянно подумала, что ее неожиданная вспышка объясняется отвратительным состоянием духа. Ей отчаянно не хватало Арни, и, предложив Эвану пользоваться ее машиной, она руководствовалась сугубо эгоистическими интересами. Мысль о том, что Софи каждый вечер будет дома и они с Арни ни на секунду не смогут остаться наедине, казалась просто невыносимой. Разве что… Разве что она выйдет за него замуж. Тогда все упростится.

Но в данный момент следовало отложить размышления по этому поводу. Она еще не готова к последнему шагу, но уже близка к нему.

Если бы Моне пришлось отвечать на вопрос, что же ее сдерживает, она бы не нашлась, что сказать. Арни вел себя безукоризненно. Обаяние было его органичной чертой, мягкий юмор никогда никого не мог обидеть. Ум, внешность, магнетизм этого человека создавали атмосферу преклонения перед ним. А дискуссии и споры с людьми перед телевизионной камерой, да и в повседневной жизни всегда заканчивались его победой. Даже в стычках с любимой дочерью он твердо стоял на своем, ни в чем не уступая. Значит, и ей, Моне, уготована роль побежденной? Ну нет, это не по ней! Хотя, кажется, Арни любит ее.

Она мечтала обрести такую же смелость, с какой Арни был готов довериться ей. Но пройденная ею суровая школа жизни приучила к осторожности, и она уже не могла забыть ее уроков.

Как-то днем, когда отец и дочь Гарленды уже неделю как вернулись домой из Атлантик-Сити, Мона торопливо завершала начатую работу. Они с Арни договорились о встрече, и Мона собиралась уже покинуть студию, но неожиданно зазвонил телефон.

Оказалось, что это была Дороти Вэнс, старший партнер модельного агентства «Бартон и Вэнс».

– Привет, Дот. Чем могу служить?

– Ты уже услужила, – раздался в трубке веселый низкий голос. – Ты просто гениально умеешь разыскивать таланты. Благослови тебя Господь за то, что ты послала ее к нам.

– Кого послала? – удивилась Мона.

– Конечно же, Софию Гарленд. Ее фотографии просто фантастически хороши.

– Что?!

– Только не говори, что уже забыла, как давала ей наш адрес.

– Дот, прошу тебя… я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Разве не ты делала снимки прелестной Софи?

– Да, было такое, – согласилась Мона, уже догадываясь, что произошло. – Но расскажи толком, как они попали к тебе?

– Пришли по почте. Когда мы увидели их, то не могли поверить своим глазам. Я позвонила девочке, и сегодня утром она явилась. Теперь София Гарленд будет представлять агентство «Бартон и Вэнс».

– Ты хочешь сказать, она уже что-то подписала? – с волнением спросила Мона.

– Дело не в этом, моя дорогая. Она еще несовершеннолетняя. Кроме того, мне не хотелось бы думать, что наши модели сотрудничают с нами лишь в силу юридических обязательств. Куда лучше строить дело на доверии.

Это правда, подумала Мона, лихорадочно хватаясь за соломинку. Если и можно хоть чем-то утешиться в этой истории, то лишь мыслью, что вряд ли Софи могла найти лучшее агентство.

– Во всяком случае, – продолжала гудеть Дороти, – я подумала, что ты можешь быть довольна тем, как идут дела. Эта птичка рассказала мне, что ты едва ли не член их семьи.

– После этого мне остается лишь выпить пузырек валерьянки, – с отчаянием бросила Мона. – Дот, это ужасно. Я не имею на девочку никакого влияния. Кроме того, она должна ехать на учебу в Гарвард.

– Чего из ее слов не следует.

– Но ты не можешь воспользоваться снимками Софи. Я сделала их в подарок к ее дню рождения. Они носят сугубо частный, а не профессиональный характер.

– То есть ты хочешь сказать, что не посылала ее к нам?

– Да нет же! Я даже представления не имею, откуда она узнала, что ты… О, силы небесные! Ну конечно! – Мона невольно прикрыла глаза, когда в памяти у нее всплыло лицо Софи, рассматривающей снимки Шилы Смит.

– Дот, прошу тебя… все получилось совершенно случайно. Ты не должна иметь с ней дело.

– Дорогая, я не хочу обижать тебя, но, откровенно говоря, это касается только нас с Софи. Что бы ты ей ни советовала, у нее есть право сотрудничать с нами, если она того хочет. А девочка мечтает стать моделью.

Дороти права, и Моне оставалось лишь рвать на себе волосы. Не в ее силах что-либо разрешать или запрещать. В других условиях она бы порадовалась за девочку, которой несказанно повезло привлечь внимание одного из лучших агентств в Штатах. Да, теперь обеим крепко достанется от Гарленда.

Но во всяком случае, у нее хватило выдержки тепло попрощаться с Дороти. Положив трубку, она уставилась на клочок бумаги перед собой.

Почерком Мэрилин на ней было нацарапано несколько строк: «Звонил Арни Гарленд. Планы на сегодняшний вечер меняются. Отправляйся прямо к нему домой. Спешно. Он сказал, что ты все поймешь».

В эту минуту появилась Мэрилин.

– Как хорошо, что вы нашли записку. Я спросила, не хочет ли он поговорить с вами, но он сказал: «Нет, просто передайте ей мою просьбу».

– Какой у него был голос?

– Честно говоря, не очень дружелюбный. Вы не поссорились?

– Пока нет. Это еще впереди.

Едва только Мона появилась у дверей Гарленда, они сразу же распахнулись. Видно, ее с нетерпением ждали. Арни был чернее тучи.

– Ни к чему хорошему твое вмешательство не приведет, – буркнул он.

– Мое… Минутку, Арни. Еще полчаса назад я ни о чем не знала. Софи сама послала снимки в агентство.

– А откуда она узнала, куда их посылать?

– Она увидела адрес на одном из рекламных плакатов в моей студии.

– Помнится, ты мне обещала, что ничего подобного не случится, – поджал губы Арни.

– Я обещала, что сама снимки посылать никуда не буду, но я не властна запретить твоей дочери делать то, что она считает нужным.

– Ты могла бы снять плакат. Тогда бы ей не пришло в голову своевольничать.

Мона застонала.

– О господи, я удивляюсь, как плохо ты знаешь Софи. Или, точнее, знаешь ее, но не умеешь воспользоваться этим.

Они перешли в комнату, и Арни налил Моне полстакана ее любимого сухого шерри. Когда она отпила глоток, он сказал:

– Может, ты объяснишь свое загадочное замечание?

– Ты сам мне рассказывал, что Софи свойственны настойчивость и решительность. Она напоминает тебя. Найди время, присмотрись к дочери. И ты увидишь, что она – твое зеркальное отражение.

Арни насмешливо хмыкнул. Тут же подавив смешок, он снова помрачнел, но Мона знала, что ее сравнение отнюдь не огорчило его, и подытожила:

– Если Софи чего-то хочет, она этого добьется. А хочет она быть моделью. Чтобы ее остановить, тебе придется посадить дочь под замок или отправить в монастырь.

Гарленд воздержался от ответа. Покинув комнату, он направился в свой кабинет, а вернувшись, протянул Моне письмо. У нее расширились глаза, когда она ознакомилась с его содержанием.

– Стипендия в Гарварде! Мисс Гарленд, как юному гению, – выдохнула она. – Когда пришло письмо?

– Этим утром, когда Софи не было дома. Вернувшись, она рассказала, что ходила в агентство «Бартон и Вэнс», что они берут ее и что она собирается как можно скорее приступить к работе.

– Ну и что дальше?

– Она заявила, что ни при каких обстоятельствах не поедет в Гарвард, – с горечью сообщил Арни.

Мону пронзила жалость. Он так мечтал, что ребенок будет учиться в университете…

– Как я сочувствую тебе, дорогой, – вздохнула Мона. – Думаю, у девочки просто крыша поехала.

– Весьма любопытно услышать от тебя эти слова! – Он снова вспыхнул гневом. – Особенно учитывая, что ты, более чем кто-либо другой, способствовала помешательству. Софи советовалась с тобой. И ты могла бы наставить ее на путь истинный.

– Соврав ей? Сказав, что у нее нет никаких данных, хотя она может стать самой блистательной моделью? О нет. Даже ради тебя я не сделаю этого.

– Ну спасибо. По крайней мере, я понял, что значу для тебя.

– Я предупреждала, что если она спросит, то скажу ей правду.

– Черт возьми, позволь мне кое-что тебе объяснить. Когда тот, кого ты любишь, наносит удар в спину, от предупреждений легче не становится.

Мона побледнела. Неужели это тот самый мягкий и тактичный человек, которого, как ей казалось, она знала? Жесткие черты лица исказила ярость.

– Я не заслужила от тебя обидных слов. И никогда не наносила тебе удар в спину. Я больше не останусь здесь, чтобы и дальше выслушивать оскорбления. – Она поставила стакан на столик и направилась к дверям. – Когда ты будешь говорить нормальным вежливым тоном, можешь позвонить мне.

Бросившись следом, Арни остановил ее.

– Хорошо, я не должен был этого говорить. Прими мои извинения.

Мона вернулась в комнату.

– Ты должен понять, что я не могла соврать Софи. Ведь речь идет о ее безусловной одаренности.

– Но ведь это всего лишь дело вкуса, не так ли? Это ты считаешь, что она обладает необыкновенными данными.

– Как и агентство «Бартон и Вэнс», которое перевидало моделей более чем достаточно. Мое мнение профессионально, есть у меня и моральные принципы. Софи понимала, что у меня за спиной стоишь ты. И дай я ей от ворот поворот, она бы просто нашла кого-то другого, а результат был бы тот же.

Арни издал глухой звук, напоминающий рычание.

– Успокойся, ну подумай сам, – взмолилась Мона. – Ты всегда так гордился ее умом, и не стоит удивляться, что она пустила его в ход, выбирая свою дорогу. Не в наших силах остановить ее, когда девочка поняла, в чем она по-настоящему талантлива, и даже не пытайся. Ты как-то говорил, что она должна в полной мере реализовать то, что ей дано от Бога, но она одарена более чем щедро, и у тебя нет права диктовать, какой из талантов ей следует развивать.

– Я действую только ради ее же блага…

– Это затасканная родительская отговорка. Постыдился бы пускать ее в ход. Неужели твои слова о независимых женщинах всего лишь сотрясение воздуха?

Перестань уговаривать меня! – заорал Арни. – Для меня способности Софи не пустые слова. Мы сегодня крупно поговорили с ней, вспомнив все наши давние стычки. И в ходе разговора она дала мне понять – именно ты убедила ее, что у нее есть право самой решать свою судьбу!

– Но так и есть! Она наделена здравым умом. Его у нее куда больше, чем у отца, если тебя это интересует.

– В любом случае я требую, чтобы ты перестала подрывать мой авторитет в глазах дочери.

– То есть не поощрять ее стремление найти свое место в жизни? – возмутилась Мона. – Иными словами, твоя дочь не имеет права на собственное мнение, отличное от твоего? Но она уже и сама во всем разбирается. А ты больше чем кто-либо придерживаешься допотопных взглядов.

– Полная чушь!

– Ради бога! – Она сложила ладони перед грудью. – Дай девочке строить свою жизнь, как она сама считает нужным. В этом и заключается свобода.

– Моя дочь абсолютно свободна, но она еще недостаточно взрослая, чтобы извлечь из нее максимальную пользу, и поэтому…

– То есть у нее есть право делать только то, что ты хочешь? Но настоящая свобода означает право самому принимать решения. Она не хочет быть юристом и самостоятельно пришла к этому решению. Это ее выбор, и его нужно уважать.

– Так и будет, когда она подрастет. А ты, помнится, повзрослела в шестнадцать лет, верно? – фыркнул он. – И был ли твой выбор правильным?

Судорожно сглотнув, Мона с трудом перевела дыхание.

– Это нечестно, не по-мужски! Ты попрекнул меня тем, что я рассказала тебе, доверившись…

– И я доверял тебе, но думаю, ты предала мое доверие. Из-за твоего вмешательства Софи восстала против меня. В шестнадцать лет она по закону имеет право жить самостоятельно, если в состоянии содержать себя. И теперь ей не составит никаких трудов подтвердить это, коль скоро она в списках лучшего агентства, не так ли? Плюс те заказы, что она будет выполнять с тобой.

– У нее нет никакой необходимости выполнять заказы в моей студии.

Ох да брось ты! – пренебрежительно оборвал Арни, расхаживая по комнате. – Так ты и позволишь другим пользоваться своей находкой, в то время как и сама можешь…

Гарленд умолк, когда увидел, что говорит с пустотой. Мона незаметно ушла…