Глава 1

Измена

Было ровно семь часов утра, когда Лиз сошла на автобусной станции и направилась к дому.

Две недели она гостила на ферме у дяди. Агата, дядина жена, редко приглашала мужниных родственников. Тетка вообще не любила гостей. Но на этот раз, после гибели отца, Лиз не могла воспротивиться приезду племянницы. Она даже подарила Лиз нарядное платье своей дочери Сью, которая вымахала с каланчу, но невзирая на фермерские экологически чистые харчи умудрилась оставаться тощей как жердь. Сьюзен была не слишком красива. Но Бог компенсировал эту ее неудачу, наградив соседских фермеров многочисленными сыновьями. Так что Сьюзен, единственная в округе юная дама, пользовалась немалым мужским вниманием. Если б тетка Агата могла представить, что за два года – а последний раз Лиз была здесь на похоронах деда два года назад – племянница превратится в красотку что надо, она ни за что бы ее не пригласила.

Лиз действительно была хороша. У нее было все, что положено, чтобы мужчины оборачивались вслед. Она не какая-нибудь Сьюзен, у которой, «где брошка – там перед». Фермерская мужская молодежь это быстро разглядела. Лиз видела, что Сьюзен и тетка ходят с ледяными лицами, и удивлялась: она уедет, и все парни достанутся кузине. Лиз они вообще ни к чему, ведь дома ее ждет Эдди.

Эдди – его полное имя было Эдвард Джек Лидеман, так он представил себя при знакомстве – был суперкрасавчик с бицепсами Сталлоне. Лиз не сомневалась, что если б в Голливуде знали о нем, то сразу взяли бы на главную роль и он стал бы кинозвездой. А он был всего лишь агентом по продаже земли. Но все женщины их городка сходили по нему с ума; мужчины же, понятное дело, считали своих дочерей и жен круглыми дурами.

В их городке Эдди появился год назад и застрял, хотя торговля землей здесь не процветала – все было давно продано и куплено. Можно было подумать, что он поселился здесь лишь для того, чтобы разбивать женские сердца. Но попался сам, влюбившись в Лиз. Хотя одно сердце при этом все-таки пострадало, сердце Тома Стэтфорда. Том был первой ее любовью, самой чистой и прекрасной. Но, как известно, мальчики взрослеют позже девочек. Том все еще оставался мальчиком, а Лиз уже была женщиной. Но, истины ради, надо признать, что женщиной ее сделал именно Том. Лиз не любила об этом вспоминать. Не потому что жалела или стыдилась. Многие ее подруги еще в школе обзавелись дружками, с которыми развлекались. Но когда она думала о Томе, вспоминала, как он смотрел на нее, когда узнал, что она с Эдвардом…

Улица с рядами одноэтажных домов, окруженных подстриженными газонами, тянулась с запада на восток. И хотя дома были очень похожи друг на друга, Лиз узнавала каждый по приметам, известным старожилам: у Джексонов ставни выкрашены зеленой краской… Гареллы вставили во входную дверь красно-желтый витраж… Брауны украсили крыльцо ажурным козырьком. А уж трехцветного кота Сомерсов – вор, каких мало! – знали все…

В ее доме розовые в цветочках занавески были плотно сдвинуты: мать еще спала. Лиз открыла дверь, осторожно прошла в свою комнату. Здесь все оставалось, как в день ее отъезда. Даже брошенная ею сломанная заколка для волос лежала на паласе у кресла.

Лиз сняла одежду, в которой приехала, достала подаренное платье и надела его. Оно плотно обхватывало ее фигуру, словно было специально сшито, чтобы подчеркнуть все изгибы ее молодого тела. Она подкрасила ресницы, губы, распустила светло-каштановые волосы и осталась довольна собой. Туфли на высоких каблуках делали ее выше и стройнее. Единственный недостаток этого наряда – в их городе его некуда надевать. Разве что в церковь на собственную свадьбу… Но сейчас это зрелище было предназначено для матери.

Лиз сняла туфли и, держа их в руках, на цыпочках прошла в конец коридора и открыла дверь в материнскую спальню. Мать, в шелковой кремовой рубашке с белыми кружевами, полуприкрытая одеялом лежала в кровати. Рядом с ней, тоже полуприкрытый одеялом, с темно-синей татуировкой на плече в виде дракона – Лиз не раз проводила губами по ному дракону – лежал ее Эдди. Нет, они не спали, но появление Лиз сковало их. Они оцепенели, уставившись на нее…

Лиз тоже застыла на пороге, словно в заколдованном круге, за который невозможно ступить ни вперед, ни назад.

Она опомнилась первой. Выскочила в коридор, добежала до своей комнаты, рывком сдернула с себя платье Сьюзен и стала лихорадочно складывать вещи в сумку, с которой только что приехала. Затем прошла на кухню, открыла ящик, где под вилками и ложками, в старой газете, мать прятала деньги. Она считала, что воры будут искать ценности в платяном шкафу или в комоде, а к грязной газете на кухне ни один нормальный грабитель не проявит интереса.

Лиз выгребла четыреста долларов – все, что находилось в свертке, и на цыпочках, как и входила, вышла из дому.

Она направилась в конец улицы, где была рыночная площадь, на которую два раза в неделю – по средам и субботам – съезжались фермеры их округи. По бокам площади расположились парикмахерская, аптека, бензоколонка, ресторан, кафе, два бара и три маленьких шопа, а замыкал площадь длинный, похожий на сарай супермаркет. За супермаркетом стоял трехэтажный дом с лоджиями, увитыми плющом и украшенными растущими в горшках цветами. Ноги сами подсказали Лиз путь, который еще несколько месяцев назад она совершала каждый день. Здесь жил Том. Он был ее первым мужчиной и, как ей казалось, ее первой любовью. А может, то была дружба, которую они оба принимали за любовь… Иначе зачем бы она прибежала сюда? Ведь совсем недавно Том испытал такую же боль, когда она бросила его ради Эдварда. Тогда ей было жаль его, но она думала только о себе. Впрочем, и сейчас она думала только о себе… Она поднялась на второй этаж, постояла перед дверью и спустилась на площадь. Оглянувшись, увидела в окне второго этажа Тома. Он смотрел на нее. Может быть, он знает, как, наверное, и все в городке, что Эдвард спит с ее матерью? И жалеет Лиз? Или злорадствует?..

На рыночной площади часто останавливались проезжающие через городок автобусы. Лиз вошла в салон одного из них и стала ждать водителя, который пил кофе за столиком на улице перед ресторанчиком. Наконец водитель поднялся в кабину и они поехали.

Было еще рано, и автобус шел почти пустой. Лиз прислонилась лбом к стеклу и смотрела на проплывающие мимо сонные дома. Вот мелькнул ее дом. Розовые в цветочках занавески уже не закрывали его окон. Значит, мать встала и уже знает, что Лиз ушла. Мать, конечно, бросилась к «тайнику» и обнаружила пропажу денег. Лиз представила ее крики и ругань, которыми сопровождалось это открытие. Чтобы оправдать себя, она снова вспомнила Эдварда – уже не «Эдди»! – рядом с матерью, изгибающеюся на его загорелом теле дракона и твердо сказала себе, что взятые деньги – ее! Потому что со стороны матери это было двойным предательством: она не только заманила в свою постель жениха Лиз, но и спала с ним в той же кровати, укрывалась тем же одеялом, что и с отцом! А ведь не прошло и полугода после его смерти. Никто так и не узнал, почему отец Лиз покончил с собой. В записке он просил никого не винить в своей смерти. Не из-за того ли, что знал о похождениях жены? Мать никогда не любила его. Лиз однажды слышала, как отец упрекал ее в этом…

И Лиз окончательно решила, что четыреста долларов, перекочевавших к ней в сумочку, ничтожная плата за ее и отцовские страдания. Совесть перестала мучить ее.

Автобус довез Лиз до автобусной станции, где уже стояло несколько машин дальних линий. Время их отправления было указано на светящемся табло. Душа Лиз не лежала к возвращению на теткину ферму. Но сейчас это было единственное место, где она могла собраться с мыслями и решить, что делать дальше. Одно Лиз знала твердо: она не станет жить с матерью. Она возненавидела дом и тех, кто в эту минуту в нем находился. В детстве, когда ее обижали, она воображала, как умрет и как обидчики будут плакать и раскаиваться в том, что дурно с ней поступили. То была детская месть-мечта. Теперешняя месть-мечта не умерщвляла ее, а, наоборот, превращала в сильную, богатую женщину. Перед ней будут трепетать, просить прощения, искать ее любви, но она останется брезгливо-неприступной. Возможно, когда-нибудь она простит мать и даже пожалеет ее. Но Эдварда она не простит никогда! Он еще горько раскается в своем поступке, потому что Лиз вернется не одна!..

Автобус давно оставил пределы города и мчался по скоростному шоссе. По обе стороны тянулись пастбища, за ними, в мареве, дыбилась горная гряда. И где-то за ней были шумные города с увлекательной, радостной жизнью, с веселыми жителями, беззаботно проводящими время и не подозревающими, что на свете есть страдания и предательства.

Автобус проехал мост через небольшую речку, протекающую по дну глубокого оврага, и свернул на дорогу, ведущую к фермерским угодьям. Лиз поднялась, прошла к водительской кабинете и нажала стоп-кнопку. Водитель проехал еще несколько ярдов и затормозил. Лиз подхватила спортивную сумку и спрыгнула на землю там, где несколько часов назад садилась в тот же автобус, возвращаясь домой.

Она обождала, пока автобус уедет, пересекла дорогу и пошла к ферме. Идти надо было не менее получаса. Земля по обе стороны дороги принадлежала тетке Агате. Она была владелицей этих пастбищ, на которых паслись ее коровы, полей, где рос ее хлеб, огородов с овощами, которые с ранней весны до поздней осени собирали наемные рабочие, грузили на грузовики, а потом увозили в города. В ближайшем городке Агата держала ресторан, в котором еда готовилась из собственных продуктов. В качестве управляющего там подвизался дядя Марк. Но хозяйкой всего была Агата. Когда отец был жив, он говорил, что его брат Марк продался этой жадной стерве…

Становилось жарко. Лиз вытащила из сумки кепи и нахлобучила на голову, сдвинув козырек набок.

Это несправедливо, думала она. Настоящая хозяйка не Агата. Агата уже старая, у нее плохо с головой. Она уже не раз грохалась в обморок из-за своих сосудов. По-настоящему все принадлежит кузине Сьюзен. Недаром соседские сынки-переростки вьются вокруг нее, как пчелы вокруг арбузной корки. Сама же Сьюзен втюрилась во вдовца Ричмонда. Ему уже под сорок, но Сьюзен прямо-таки млеет при одном упоминании о нем. Интересно, поженятся они? У Ричмонда тоже большая ферма. Если он и Сьюзен сыграют свадьбу, а старики Сьюзен – дядя Марк и Агата – помрут, две фермы объединятся…

Послышался шум мотора, и навстречу Лиз выкатил темно-зеленый джип. За рулем, как всегда, сидела тетка Агата, не подозревавшая, что после свадьбы дочери ей, хочешь не хочешь, предстоит отправиться на тот свет.

Машина остановилась рядом с Лиз. Тетка Агата была в шелковой черной шляпе, по наличию или отсутствию которой можно было безошибочно определить, собирается ли она посетить местный банк. Тетка распахнула дверцу и, высунувшись – при этом шляпка съехала набок, – удивленно уставилась на племянницу:

– Лиз?! Что случилось? Сломался автобус?

– С автобусом все о'кей.

– С Дженни – так звали мать Лиз, – с Дженни все в порядке?

– Все.

– В чем тогда дело? Почему ты вернулась?

– Она завела любовника.

Брови Агаты дернулись, но она овладела собой и спросила, вернулась ли Лиз только затем, чтобы сообщить эту новость?

– Хотя эту «новость» следовало ожидать, – добавила тетка, глядя на свое пастбище и странно улыбаясь. Она явно намекала на недостойное поведение матери Лиз еще при жизни мужа.

– Я хотела бы пожить у вас, – сказала Лиз. Агата быстро перевела взгляд на нее.

– Что значит «пожить?» – спросила она, давая понять, что об этом не может быть речи.

– Немного, только первое время…

– Что значит «первое время»?

– Ну… пока я привыкну, что у нее любовник…

– Я живу с твоим дядей всю жизнь и до сих пор не могу привыкнуть к этому ничтожеству. – Она помолчала, мысленно охватывая свою жизнь с мужем, и решительно сказала: – Садись!

Лиз полезла в машину.

– Буду с тобой откровенна, – сказала тетка. – Я ничего против тебя не имею. Но не хочу, чтобы ты жила у нас. Сьюзен должна выйти замуж, и я не допущу, чтобы это сорвалось!.. – Она произнесла последние слова энергично и непримиримо. – Да, не потерплю! – повторила она. Она не пояснила, какая роль отводится Лиз в расстройстве свадьбы, и продолжила уже мягче: – Ты должна вернуться домой. Твоя мать не старая женщина, и если у нее появился мужчина, если ей захотелось… – Она опять не сказала, чего именно захотелось матери Лиз. – Помни: дом принадлежит тебе! Это твой дом. Грегори – Грегори был отцом Лиз – завещал дом тебе. Дженни должна была тебе сообщить это… Я все оставляю Сьюзен. И пусть только Марк посмеет завести себе какую-нибудь… – Она говорила так, словно даже после собственной смерти сумеет пресечь разврат мужа…

Лиз подумала, что дядя Марк не то что не посмеет, ему в голову не придет «завести кого-нибудь». Брака с тетей Агатой ему хватит до конца жизни, даже если тетку сегодня хватит удар. Вот тогда он насладится одиночеством!

– Ты поняла? – повторила Агата.

– Да.

– Я довезу тебя до развилки. Дождись автобуса и возвращайся. Они только и ждут, чтобы ты отказалась от дома.

Она включила зажигание – отличная машина: кондиционер, электроника, прочие «навороты» – и помчалась к шоссе. На перекрестке высадила Лиз, помахала ей рукой и, не теряя времени на родственные сантименты, поехала дальше.

Лиз не собиралась возвращаться домой. Она побрела в ту сторону, куда умчался джип Агаты, размышляя, что тетка могла довезти ее хотя бы до железной дороги. Лиз не знала, куда ей ехать и что делать дальше. Но на вокзалах есть расписание поездов и, изучив его, можно выбрать что-нибудь подходящее.

Как назло не попадалось ни одной попутной машины. С грохотом промчался встречный дальнобойщик на длинном грузовике-фургоне, и дорога снова стала пустынной. Солнце уже вовсю припекало, было жарко. Но Лиз знала, что мили через три или четыре начнутся лесопосадки, и можно будет посидеть в прохладе и перекусить гамбургером, запивая баночным пивом, которое она купила на автовокзале.

Она обрадовалась, услышав за собой шум приближающейся машины, выбежала на середину дороги и проголосовала обеими руками. Черный «мерседес», взревев тормозами, круто остановился. Из машины вылез злой, чернобровый и черноволосый мужик в красной рубашке.

– С ума сошла – посреди дороги! У меня скорость сто миль в час!..

– Если б я стояла с краю, вы бы не тормознули, – сказала Лиз, и мужчина как-то сразу остыл. – Подвезете?

– Садись…

Он спросил, куда ей надо, но Лиз только неопределенно улыбнулась, потому что и сама этого не знала. Водитель включил радио. Диктор с торжественной серьезностью читал новости из Вашингтона. Лиз не слушала. Ее не интересовали новости, не имеющие к ней отношения. Она наслаждалась неведомой, беззаботной и, как ей казалось, безоблачной жизнью, к которой ее мчал черный «мерседес».

Диктор умолк, заиграла музыка. Лиз знала эту мелодию. Она улыбнулась и закрыла глаза. Машина, скрипнув тормозами, остановилась. Лиз открыла глаза и тотчас отпрянула к самой дверце, уставясь на водителя. Глаза мужчины налились кровью, на шее пульсировала рельефная жила.

– Что… что вам надо?..

– Ладно, ладно… – Он тянул к ней руки, почти до самых ногтей поросшие густой черной шерстью. Из расстегнутого ворота красной рубашки вырывалась такая же черная поросль.

Лиз испугалась. Она понимала, что ей не справиться с ним. От страха, отчаявшись из-за собственной беспомощности, она лягалась, выкрикивала ругательства, которые откуда-то возникали в ее голове. Своими аккуратно накрашенными ногтями, не переставая орать, Лиз вцепилась в его лицо. В голове у нее звенело. Ей казалось, если она замолчит, то умрет.

Он опешил от такого безумия. Пытался схватить ее – не для того, чтобы подмять под себя, она уже была ему не нужна, – а чтобы утихомирить.

– Ненормальная! Кретинка! Заткнись, шлюха!..

Он открыл дверцу, вытолкнул ее из машины, бросил вслед сумку и тотчас дал газ.

Она поднялась не сразу. Сначала села, послюнявила ссадину на локте и потерла ноющее плечо. Потом встала, отряхнула пыль с юбки, взяла сумку и… улыбнулась. Несмотря на ушибы и порванную блузку, на то, что снова осталась одна на пустом шоссе, Лиз была удовлетворена исходом схватки: этот сексуальный маньяк долго будет класть примочки на свою расцарапанную морду!

Шла медленно. На коленке вспухла вторая ссадина, сгибать ногу было больно, отчего скорость, с какой она передвигалась, упала вдвое. Это расстроило Лиз, и мысленно она согласилась с отцом, обозвавшим Агату стервой. Когда-нибудь она явится к тетке на черном «мерседесе», с золотым колье на шее…

Внезапно далеко впереди раздался взрыв. Лиз приостановилась, прислушиваясь. Подумала, что, наверное – чему она была бы рада, – у чертова «мерседеса» лопнула шина, и он врезался в дерево. Может быть, сейчас этот маньяк меняет колесо, и тогда ей не следует торопиться, чтобы снова не встретиться с ним. В то же время ей хотелось убедиться, что неприятность произошла именно с этой гориллой.

Лиз еще некоторое время брела по краю шоссе, потом перешагнула через бордюр и пошла, не удаляясь от шоссе, по пустоши, изрезанной неглубокими оврагами. Она устала, и картины ожидающего ее успеха и богатой жизни, которые повергнут в уныние всех ее недоброжелателей, уже не развлекали ее. Ей хотелось пить, спать, принять душ – все, что угодно, лишь бы кончилась эта дорога!..

Она едва не налетела на мужчину, который сидел, прислонившись к рекламному щиту, восхвалявшему собачий корм. Лиз собиралась было узнать, не объелся ли он собачьим кормом и не его ли фирма делает эти консервы, но, присмотревшись, разглядела на лбу мужчины кровоточащую царапину и поняла, что сейчас он не в состоянии оценить ее юмор. Должно быть, лицо ее выражало растерянность, потому что он сказал:

– Не бойтесь, я не бандит и не трону вас…

Лиз не удержалась от насмешливости:

– В самом деле?.. – Губы его дрогнули в улыбке. Она спросила: – Кто это вас так?

– Ненормальный. Врезался с ходу. Скорость у него была больше сотни… Хорошо, что в моей машине не был поднят верх и меня просто выбросило… – Он посмотрел на свою ногу, и Лиз поняла, что с правой ногой у него не все в порядке. Он сказал:

– Наверное, вывих или растянул связки.

– А где ваше авто?

Он рукой показал в сторону оврагов, над одним из которых волнами поднимался грязный дым.

– Там. Догорает. Он въехал в меня с такой силой, что машина полетела в овраг.

– Так это он гробанулся? – сказала Лиз. – Я слышала взрыв. А этот, что сбил, не остановился помочь?

– Остановился?.. Я не уверен, что до этого психа вообще дошло, что он кого-то задел. Он мчался, словно за ним черти гнались!

– На черном «мерседесе»?

– Откуда вы знаете? Вы его видели?

Она ответила уклончиво:

– Видела… А вам не повезло с ногой. Очень болит?

– Есть немного.

Он облизнул пересохшие губы, и она поняла, что боль очень сильная. Она расстегнула на сумке молнию, достала банку – все-таки она молодец, что запаслась пивом! – дернула за металлическое кольцо. Ей очень хотелось пить, она полдороги предвкушала горьковатый вкус пива. Отхлебнула глоток и протянула ему:

– Пейте…

Он не заставил упрашивать себя, и скоро банка опустела. Он подбросил ее на ладони и виновато посмотрел на Лиз. Она взяла банку и зашвырнула ее подальше. Спросила:

– Что будем делать?

– Надо выбираться.

Против этого она не возражала.

– Я-то дойду. А вы?

Он сказал:

– Хорошо бы найти толстую палку – будет костыль.

– А где ее искать? – Она оглянулась. У оврага росли лишь тощие кустики с редкими листьями.

– У меня все осталось в машине, – сказал он. – Может быть, в твоей сумке найдется хотя бы носовой платок? – спросил он.

– Зачем?

– Ногу перевязать.

Она снова расстегнула молнию и стала рыться в вещах. Затем вытряхнула все на землю и тут же поспешно засунула обратно трусики. Наконец обнаружила шелковый широкий пояс от платья. Самого платья не было, Лиз в спешке забыла его дома.

– Не жалко? – спросил он про пояс.

Она замотала головой: ей не было жалко – и стала складывать в сумку разбросанные вещи.

– Ты уходишь? – спросил он.

Она молчала.

– Если встретишь какую-нибудь машину… или когда доберешься до телефона… У тебя найдется доллар? Я отдам… – Она усмехнулась. – Я отдам, – повторил он. – Скажи только свой адрес.

– У меня нет адреса.

– Нет адреса? – Он хотел о чем-то спросить, но его слишком беспокоило собственное положение. – Запиши мой телефон.

– У меня нет ручки.

– Нет ручки? Как же ты…

– А я не пишу.

– Моя осталась в пиджаке. Наверное, все сгорело. Тогда запомни наизусть…

– У меня плохая память.

– У такой молодой плохая память?

Лиз затянула молнию на сумке.

– Может, поискать возле машины? – нерешительно спросила она.

– Ручку?

– Да идите вы с вашей ручкой!.. Палку, железяку… что-нибудь!..

Какое-то мгновение он пристально смотрел на нее.

– Будь осторожна, – сказал он. – Может быть, не все сгорело. Там бензин…

Она не слушала. Оглянулась на сумку.

– Если ты боишься, что я…

– Куда тебе!

Вдоль оврага, отделяя его от возделанного поля, рос колючий кустарник. Лиз расцарапала руки, с блузки свисали клочья, но она не думала ни о руках, ни о погибшей блузке. Наконец Лиз вырвалась из цеплявшихся за нее тонких веток и едва удержалась, чтобы не свалиться в овраг. Заглянула вниз: каменистое дно оврага было почти без растительности. То, что осталось от машины, лежало искореженной, бесформенной грудой, из-под которой сочилась радужная жидкость.

Скатиться туда я смогу, подумала Лиз. А подняться как?

Она прошла по верху оврага с полмили и увидела довольно пологий песчаный спуск. Песок был плотный, будто его специально утрамбовали. Лиз начала спускаться, все убыстряя шаг, переходящий в бег, и, не в силах сдержать его, остановилась только в самом низу, споткнувшись о камень.

Она пошла в обратную сторону по дну оврага, глядя под ноги и выискивая что-нибудь, что пригодилось бы жертве наезда для опоры. Но ничего не попадалось. Достигнув места катастрофы, осторожно обошла обгоревшие, с острыми, зазубренными краями обломки металла, битое стекло, еще тлевшую ткань. Она не решалась ворошить это кладбище. Она прошла дальше, и в стороне обнаружила непонятно как попавший сюда отрезок трубы. Он был короткий и едва ли его можно было использовать. Однако Лиз все же вытащила трубу.

Она вернулась той же дорогой, которой спускалась. Мужчина явно обрадовался.

– Если б не твоя сумка, – сказал он, – я подумал бы, что ты ушла совсем…

Он скептически оглядел трубку, но промолчал и стал бинтовать ногу поясом Лиз. Нога сильно распухла, и Лиз вздыхала:

– Плохи дела. Тебе необходим врач, иначе загнешься. А уж ногу точно придется отрезать!..

– Спасибо. У тебя хорошо получается утешать.

– Это ж правда!

– Лучше поищи у себя что-нибудь от боли, – попросил он. – Аспирин, например, у тебя есть?

– Зачем?

– У тебя никогда не болела голова?

– Болела. Когда был грипп.

– Кстати, как тебя зовут?

– Лиз.

– А я Джек.

– Не лучшее имя.

– Мои родители так не считали. А почему «не лучшее»?

– У одного знакомого подонка два имени, и одно из них – Джек.

– Понятно…

Лиз презрительно выпятила губу.

– Что понятно?..

Джек промолчал. Сердить девушку не входило в его планы. Он решил похвалить ее за трубу:

– Коротковата, но лучше, чем ничего. Молодец, что притащила.

– Что теперь? – спросила она.

– Попробуем доковылять.

– Доковылять до чего? – Лиз обратила внимание, что он сказал не «попробую», а «попробуем».

– Хотя бы до телефона. Извини, я уже спрашивал, но ты не ответила. Так найдется у тебя доллар?

– Зачем?

– Хочу, чтобы ты позвонила: пусть за мной пришлют другую машину.

– Другую?

– Да. А что?

– Ничего.

Она не верила, что кто-то пришлет за ним машину. Просто ему надо, чтобы она так думала и не бросала его, потому и сказал про другую машину.

– Попробуем? – Джек вопросительно снизу вверх смотрел на Лиз.

Одной рукой он оперся на трубу, другой – на ее плечо. Труба была чересчур коротка. Лиз ответила:

– Выбрось ее! Держись за меня!

У него не было выхода, и он послушался. Джек старался как можно легче наступать на больную ногу, но при каждом шаге издавал стон, похожий на мычание.

– Да-а… – вздыхала Лиз.

– Думаешь, все-таки придется ампутировать ногу? – несмотря ни на что чувство юмора он сохранил.

Они шли медленно, часто останавливаясь. Джек попросил ее что-нибудь рассказывать:

– Это меня отвлечет.

– А что рассказать?

– Все равно. Что хочешь.

– Про сексуального маньяка можно?

– Можно. Хотя меня это не слишком воодушевит.

– Зато к месту: именно он подвозил меня на черном «мерседесе». – Она искоса взглянула на Джека. – Подозреваю, что этот тип наехал на тебя.

Джек помрачнел. Выслушав, сказал:

– Неприятная история.

– Это у него неприятная история! Я ему все лицо изувечила! А если женат, супруга – вот будет потеха – ему еще добавит!

– Нельзя садиться к кому попало. Тебя этому не учили?

– На нем не написано, что он «кто попало». Они прошли еще немного, и он остановился передохнуть.

– Куда мы идем? – спросила Лиз.

– Здесь должен быть дом повешенного.

– Чей?

– Ничей. Просто этот дом напоминает мне одну картину с таким названием.

– А в нем живет кто-нибудь?

– Раньше жили. Теперь не знаю.

– Может быть, никто? – Она поежилась. Ей не хотелось идти в дом повешенного, даже если он только похож на какую-то картину.

– Если окажется, что там никого нет, будем искать другой. – Он говорил прерывисто, с трудом и ступал все медленнее. Казалось, еще шаг – и он остановится насовсем.

Лиз стало страшно: что она будет делать, если Джек свалится? Она постаралась отогнать эти мысли. В конце концов, кто он такой? Он чужой для нее, она впервые его видит. Они расстанутся и больше никогда не встретятся… Лишь бы сейчас добрести куда-нибудь…

– Ну вот… дошли, – проговорил он.

Лиз подняла голову и увидела дом, огороженный белой деревянной изгородью. Если бы он не говорил про висельника, ей бы все равно стало бы не по себе: это был старый, одинокий дом в окружении старых деревьев. Окна в нем были прорублены где придется или где вздумалось ненормальному хозяину. На окнах ни занавески, ни горшка с цветами – ничего, что свидетельствовало бы о присутствии живого человека.

Они стояли, безнадежно вглядываясь в окна и в тень двора с полуразрушенным сараем…

– Собака! – воскликнула Лиз, заметив большую собаку, дремавшую под деревом.

– И машина, – спокойно добавил Джек.

– Где? Где машина? – Лиз проследила за его взглядом и в приоткрытых дверях сарая заметила блеснувшую, отражая солнечный луч, фару.

Лиз дернулась, готовая бежать в сарай. Джек больно сжал ей плечо, старясь сохранить равновесие, потом отпустил.

– Иди… Я обожду здесь.

Лиз осталась стоять и крикнула:

– Есть тут кто-нибудь?! – Она удерживала его от падения и продолжала звать: – Кто-нибудь!.. Выйдите! А то он сейчас умрет у меня на руках!..

Дверь сарая распахнулась шире, и в проеме возник высокий старик в залатанных на коленях джинсах и в порванной майке. Он уставился на вошедших, словно те были пришельцы из неведомого ему мира.

– Идите же сюда! – позвала его Лиз. – Он сейчас упадет!

Старик неторопливо пошел к ним. Подойдя вплотную, цепко взглянул на ногу Джека, которую тот старался держать на весу. Перевел взгляд на Лиз и буркнул:

– В сарае, за машиной стул. Живее!

Старик подставил Джеку плечо, и Лиз кинулась в сарай. Стул был тяжелый, сработанный, должно быть, самим хозяином. Лиз приволокла это сооружение, и Джек рухнул на него.

Старик молча удалился в сторону дома.

– Куда вы?.. – вслед ему проговорила Лиз. – Вы же нас тут не бросите?

Не обернувшись, тот скрылся в доме. Но вскоре вышел, неся широкий длинный ремень.

– Ну, Джек! – обрадованно воскликнула Лиз. – Сейчас мы тебя потащим!

Старик продел под сиденьем стула ремень, намотал один конец на свою руку, другой отдал Лиз, и вдвоем они кое-как перетащили пострадавшего в дом.

Дом был просторный или казался таким из-за почти полного отсутствия мебели и удивительных для одинокого старика порядка и чистоты. Пол подметен, кровать застелена, на столе никаких объедков, немытых тарелок и всего такого прочего. Джека уложили на кровать. Старик размотал с его ноги шелковый пояс Лиз и покачал головой: нога сильно распухла.

– Мне надо позвонить… – сказал Джек. – Здесь нет телефона, – сказал старик.

– Но я видел у дверей аппарат!..

– По нему никто не звонит, и я никому не звоню…

– А если пожар? – удивилась Лиз.

– Все в воле Божьей.

– А работающий телефон далеко? – спросил Джек.

– На бензоколонке целых два.

– Это далеко?

– Ей до темноты не успеть, – старик показал на Лиз, – утром дойдет. Я комнаты никому не сдаю, но вы можете заночевать…

– У меня все сгорело в машине, – сказал Джек. – Я не смогу заплатить, но потом я верну обязательно.

– Потом? – пробурчал старик. – Потом вы и не вспомните обо мне… как все.

– А сколько вы хотите? – спросила Лиз.

– Десять долларов. С едой двадцать.

– Хорошо, – сказала Лиз. – Двадцать. С едой.

– Пойду поищу мазь, – сказал старик.

Он вышел из комнаты. Слышно было, как он за что-то стыдит собаку. Дверь отворилась, и собака вошла. Она была старая, с седой мордой и подслеповатыми глазами. Собака села посреди комнаты и стала выкусывать блох. Потом подошла к кровати, на которой лежал Джек, и неуверенно завиляла хвостом.

– Она узнала тебя? – так же неуверенно и почему-то тихо проговорила Лиз.

– Наверное, – сказал Джек. Он положил ладонь на голову собаки. Та стояла молча, покорно.

– Ты был здесь? – спросила Лиз.

– Был.

– Но старик не узнал тебя!

– Это было давно…

– Что было давно?

У Лиз округлились глаза. Интуитивно она чувствовала, что услышит невеселую историю. Иначе Джек напомнил бы о себе старику.

– А если он притворяется, что забыл тебя? – спросила она.

Он тоже об этом думал. При других обстоятельствах он не пришел бы в этот дом. Но сейчас у него не было выбора, и он надеялся, что спустя столько лет старик не признает в грязном, больном мужчине молодого плейбоя. А вот собака вспомнила…

– Я учился с его сыном, мы дружили… Он пригласил меня посмотреть коня. Я люблю лошадей, а он уверял, что у них прекрасная лошадь…

Он погрузился в воспоминания, и Лиз боялась нарушить молчание. Потом он продолжил:

– Конь действительно был хорош. На следующий день после нашего приезда он решил продемонстрировать его достоинства в деле, под седлом…

Джек опять умолк. На этот раз Лиз не выдержала:

– И что же?

– Он неудачно упал, ударился головой…

– Он умер?..

Джек кивнул.

– Я оставался здесь до его похорон. Потом уехал.

– А лошадь?

– Старик ее продал. Или отдал кому-то.

– И ты больше сюда не приезжал?

– Нет.

Ему был тягостен этот разговор. Он сказал:

– Ты все-таки утром позвони. Деньги я тебе потом верну.

Лиз подумала почти как старик: потом ты и не вспомнишь обо мне…

Вернулся старик со склянкой. Намазал чем-то желтым и вязким ногу Джека. Сказал:

– Теперь должно успокоиться. – Он немного помолчал и добавил: – Деньги сейчас.

Лиз сказала:

– Сперва накормите.

Старик снова вышел. Лиз открыла сумку и отсчитала двадцать долларов. Когда старик принес тарелки с едой, она отдала ему плату. Не считая, он сунул доллары в карман брюк и разлил из бутылки по чашкам светлую жидкость.

– Виски, – сказал он, протягивая чашку Джеку.

Джек выпил залпом и закашлялся. Виски обожгло горло.

– Легче? – спросил старик. Было непонятно, имел он в виду мазь или спиртное.

– Да. Меньше болит. – Джек набросился на еду. Раз ест, значит, полегчало, – сказал старик, обращаясь к Лиз.

Лиз с не меньшим удовольствием, чем Джек, уплетала свою порцию рагу с кар юшкой и баклажанами. Ей казалось, что ничего вкуснее она никогда не ела.

– Ты тоже выпей, – сказал ей старик. Но Лиз боялась опьянеть – мало ли что! – и поэтому отказалась.

После ужина она постелила одеяло и подушку, которые принес старик, на деревянной лежанке. И хотя было неудобно и твердо, уснула она как убитая.

Проснулась – было светло. Сразу встретилась глазами с Джеком и поняла, что ему худо. Она вскочила.

– Запиши телефон, – сказал он.

Она выбежала во двор. Старик – в тех же джинсах и майке – чинил изгородь.

– У вас есть ручка или карандаш? – крикнула она.

Он положил на землю заостренный кол, пошел в сарай и вынес карандаш и блокнот.

У него все в сарае, подумала Лиз. Он не живет в доме. Она вырвала из блокнота лист и пошла к Джеку. Продиктовав номер, тот добавил:

– Скажешь, чтобы быстрее ехали… Не волнуйся, я тебе верну все деньги…

Она отмахнулась: где уж ему! Лишь бы выжил. Плакали материнские доллары!

Старик сказал, если идти по шоссе, через час будешь в городе. Лиз взяла сумку. Джек молчал, и она была рада, что он не спрашивал, вернется ли она. Она не хотела возвращаться, хотя он обещал, что, когда за ним пришлют машину, Лиз отвезут, куда она скажет.

– Я пойду, – полувопросительно сказала она.

– Позвони Энтони. Не потеряй бумажку с телефоном. – Он лежал на постели и не смотрел на нее…

Было еще очень рано. Едва поднявшееся солнце еще не успело разогреться и разогреть все, что попадало под его лучи, и шоссе тянулось бесконечной влажной от рассветной росы лентой. Дорога была пустынной. Редкие машины проносились с мягким мгновенным шелестом.

Идти было легко. И также легко мысли Лиз перескакивали с Джека на старика и на его странный дом, в котором, вероятно, после смерти сына он не жил, а перебрался в сарай, чтобы не вспоминать трагедию. Потом мысль возвращалась к Джеку, которому срочно нужен врач… Лиз не думала о прошлом. Прошлое было слишком плохим. А ближайшее будущее – дойти до телефона и позвонить приятелю Джека – не стоило того, чтобы о нем особо беспокоиться.

Она устала, села на обочину и сняла туфли. Часов у нее не было, и она не знала, сколько времени шла. Солнце начало припекать. Машин на шоссе стало больше, но ни одна не остановилась: водители даже не глядели в ее сторону. Ну и черт с вами! – думала Лиз. Я бы и сама не села к кому попало! Она надела туфли и снова зашагала.

Бензоколонка находилась при въезде в город сразу за ярким щитом, приветствующим тех, кому посчастливилось попасть в это гостеприимное место. Сама бензоколонка была украшена плакатами, рекламирующими достижения цивилизации – от зубной пасты до компьютерной техники. Разрешение разместить рекламу на территории бензоколонки приносило дополнительный доход ее хозяину – немолодому негру в шортах и ярко-желтой майке.

У заправки стоял «фольксваген», в бак которого темнокожий подросток наливал бензин. Сам владелец машины разговаривал с хозяином. Лиз подошла к ним и спросила, может ли она позвонить по телефону. Хозяин бензоколонки повел ее в контору, где молодая негритянка работала на компьютере.

– Она будет звонить, – сказал ей хозяин.

– Хорошо, отец. – Девушка подвинула Лиз аппарат.

Низ достала бумажку, где записала продиктованнный Джеком телефон, и набрала номер. Трубку взяли быстро:

– Дом Бредфордов!

«Джек ничего не говорил про каких-то Бредфордов, – подумала Лиз. – Наверно, гак зовут его друга».

– Привет! – сказала Лиз. – Джек просил меня позвонить Энтони…

– Джек?

– Ну да! Энтони его приятель. Джек попал в аварию. Его машина гробанулась, у него все сгорело, а Джек не может ходить.

– Простите, – перебил голос. – Кто вы такая?

– Я же вам объясняю: я звоню по просьбе Джека. Он просил прислать за ним машину. По-моему, у него сломана нога.

– А где он сейчас?

– В доме повешенного.

– Кто повесился?!

– Чего вы всполошились? Никто не вешался. Джек сказал, что дом похож на какую-то картину…

Неожиданно эти слова взволновали говорившего.

– Называйте адрес, – потребовал он, – сейчас же выезжаю!

По подсказке темнокожей девушки Лиз назвала адрес бензоколонки, потом пояснила, как от нее доехать до дома старика, и добавила:

– И захватите доктора. Иначе ему придется отрезать ногу… И деньги захватите – пригодятся…

Но приятель Джека уже бросил трубку, и Лиз не была уверена, что он услышал про деньги. Надо было сначала про деньги сказать, пожалела она. Эта часть разговора была ей далеко не безразлична.

Она заплатила молодой негритянке за разговор и вышла на улицу. Место «фольксвагена» занял «линкольн», и тот же подросток наполнял горючим его бак. Лиз прислонилась к дереву, росшему возле бензоколонки. Она уже не была столь категорична, как прежде, в своем убеждении, что за Джеком никто не приедет. Сперва тот тип по телефону вел себя так, будто не собирается двинуться с места ради какого-то Джека. Но как услышал про картину, жутко разволновался…

Лиз не хотелось снова топать в усадьбу старика: приятель Джека мог увезти его раньше, чем она придет туда. А если она и застанет их и они согласятся подбросить ее на своей машине, все равно дальше места, где она сейчас стоит, не увезут, потому что она сама не знает, куда ей надо… Вот только деньги. Хорошо бы приятель Джека отдал ей двадцать долларов: пока она начнет зарабатывать, каждый цент пригодится…

 

Глава 2

Горничная

– Эй, мисс, у дерева!

Это относилось к Лиз. Другой мисс ни у дерева, ни вообще возле бензоколонки не было. Ее окликала внушительная бабища, видимо, владелица дряхлого «линкольна». Сперва Лиз решила, что здесь оказалась их соседка, у которой на дверях красно-желтые стекла: такие же мощные плечи пловчихи и выпирающий живот. Но голос у соседки, несмотря на черт знает какой размер одежды, был как у котенка. А у этой почти бас, да еще будто она имеет право кричать «Эй!»

Лиз без любопытства рассматривала женщину. Та, не дождавшись ответа, сама подошла и спросила без обиняков:

– Ищешь работу?

– А что надо делать? – Взгляд Лиз выразил заинтересованность.

– Тебе сколько лет? – Женщина оценивающе разглядывала ее.

– Много.

– Оно и видно. – Женщина усмехнулась. – Ну вот что! Меня зовут миссис Смит, и мне нужна горничная в отель.

– Здесь? – Лиз мотнула головой куда-то за спину, где должен был находиться город.

– На побережье. Двести долларов в неделю. – Неплохо, подумала Лиз. – Жить можешь при отеле. Комната на двоих – с помощником повара.

– С мужчиной?!

– С женщиной, конечно.

– Согласна, – сказала Лиз.

– С гостями обходиться вежливо, предупредительно. Никаких фокусов. Поняла?

– Фокусы?..

Миссис Смит молчала, и Лиз решила, что владелица отеля придумывает фокус. Но та заявила:

– Десять дней проработаешь – либо останешься, либо уволю. Сейчас машину заправят и поедем. Вещи есть?

Лиз похлопала по сумке.

Подросток вытащил из бака шланг, протер ветровое стекло и оглянулся. Миссис Смит приказала Лиз:

– Иди в машину.

Сама она подошла к негру в синих шортах и желтой майке. Лиз видела, как миссис Смит дает хозяину бензоколонки деньги. Потом она уселась в водительское кресло. Пробурчала: «Вырядятся, как попугаи!..» Оглянулась на заднее сиденье, где устроилась Лиз.

– Зачем спряталась? Пересаживайся ко мне…

Она подождала, пока Лиз переберется к ней, завела мотор и вырулила на шоссе. Вела она машину уверенно. Говорила, не поворачиваясь к Лиз:

– С постояльцами чтоб никаких романов!

– Это вы им скажите!

– Это я тебе говорю! – отчеканила миссис Смит.

Она что-то еще объяснила из устава ее отеля, но Лиз не слушала. Настроение у нее вдруг испортилось. Напрасно она не вернулась к Джеку. Все-таки интересно, кто приедет за ним? На какой машине, куда потом поедут?.. Так нет, согласилась сдуру ехать неизвестно куда, неизвестно с кем! «Я вас беру!» – мысленно передразнила она миссис Смит. Произнесла вслух:

– Что-то долго мы едем.

Ее будущая хозяйка промолчала. Наверно, не считала нужным разговаривать с горничной!..

– Куда мы едем? – уже недовольно спросила Лиз. Миссис Смит упорно смотрела на дорогу. – Зря я поехала. – Лиз вздохнула.

Машина остановилась.

– Вылезай!

Лиз глянула в окно. По обе стороны шоссе, до горизонта простирались зеленые поля с редкими одиночными кустами.

– Ну! – поторопила миссис Смит.

Если будет выталкивать силой – укушу! Лиз набычилась и покраснела.

– Выходишь или передумала? – Миссис Смит скользнула взглядом по ладоням Лиз, впившимся в сиденье. Лиз заметила и разжала пальцы. – Что ты делала возле бензоколонки? – спросила хозяйка отеля.

– Искала работу.

– Ты там живешь?

– Нет.

– Откуда приехала?

– Из дома.

– А где твой дом?

– Вы из полиции?

– Кто? Я?!

– А чего вы все выспрашиваете?

– Я беру тебя на работу и должна знать, что ты за человек.

– Я тоже хочу знать, что вы за человек, – мне у вас работать.

Миссис Смит засмеялась.

– Ладно, сиди. – Она раскрыла сумку, достала пакет с кукурузными хлопьями. Разорвав прозрачную, хрустящую упаковку, протянула Лиз: – Угощайся…

У старика было вкусное рагу, но со вчерашнего вечера Лиз ничего не ела, и под ложечкой у нее заныло. Она набрала пригоршню хлопьев и стала жевать, с удовольствием ощущая, как легкие хлопья превращаются в нежную, сладковатую кашицу. Обе молчали. Но по безмолвному договору было заключено перемирие. Миссис Смит включила мотор «линкольна», пережившего несколько хозяев, и они продолжили путь, будто не возникало между ними никакого конфликта.

Через несколько миль от шоссе отпочковалась боковая дорога, засаженная липами. Машина свернула на нее. Сразу стало прохладно, и Лиз облегченно откинулась на спинку сиденья.

– Скоро приедем, – сообщила миссис Смит.

Лиз была более или менее сыта; ветер, шевеливший листья деревьев, обдувал разгоряченное лицо, и она уже не жалела, что поехала. В конце аллеи миссис Смит резко повернула руль, и они очутились в десятке ярдов от моря. Освещенное солнцем, оно было спокойно, и лишь у кромки берега пошлепывали мелкие волны.

Море слепило глаза, и Лиз зажмурилась:

– Ух, ты!..

– Ты плаваешь? – спросила миссис Смит.

– Я хорошо плаваю.

– Вот и поплаваешь… после дежурств.

Но Лиз не обратила внимания на предупреждающую паузу. Она была захвачена открывшейся красотой. Справа от них тянулся пустынный в эти часы пляж. Слева, среди зелени деревьев, виднелись виллы из белого и розового камня.

– Красотища! – воскликнула Лиз. – А ваш отель…

– Мой отель перед тобой.

Миссис Смит затормозила у белого двухэтажного здания с круговой открытой верандой под полосатым желто-сиреневым тентом. Отель назывался «Милена». Это было имя миссис Смит.

К главному входу вела дорожка, с двух сторон окаймленная кустами роз. По ней уже спешила навстречу хозяйке горничная в белом фартуке.

– С благополучным возвращением! – восклицала она.

Миссис Смит вылезла из машины, высокая, грузная, в соломенной панаме, бросавшей тень на щекастое лицо с маленьким носом. Она кивнула горничной:

– Скажи Бобу, пусть заберет вещи из багажника и поставит машину в гараж… А это, Ребекка, тебе помощница… – Она оглянулась на Лиз, скромно стоявшую позади. – Ты не смотри, что она сейчас тихая. С ней надо построже!

Ребекка, блондинка между двадцатью пятью и тридцатью годами, понимающе улыбнулась Лиз.

– Вы тут разбирайтесь, а я пойду.

Миссис Смит направилась к дверям. Она шла тяжело и уверенно, как человек, которому в этой жизни досталось под завязку, но добившийся своего и не потерявший оптимизма. Две шеренги роз безмолвно наблюдали за ее величественной поступью. У дверей миссис Смит обернулась:

– Я думаю, она у Глэдис поселится…

– Давайте ко мне, – возразила Ребекка. – Вместо Нэнси.

– Как знаешь. – Миссис Смит вошла в дом.

– Сдает Энни, – сказала Ребекка.

Лиз не поняла:

– Кто это Энни?

– Она. Милена.

Ребекка взяла Лиз за руку и повела в обход здания, где в торце была дверь в помещения обслуживающего персонала.

Комната Ребекки находилась на первом этаже. Свет между пластинками опущенных жалюзи падал полосами на чистый пол. Две кровати под голубыми покрывалами, два кресла, подушки, посаженные «на-попа» углом вверх, – все было аккуратно застелено, выглажено, взбито, словно никто не пользовался этими вещами. Даже цветной телевизор со стеклянной вазочкой наверху, в которой торчал гладиолус, казалось, не включали с тех пор, как привезли из магазина.

– Вот твоя кровать, – сказала Ребекка. – Раньше здесь жила Нэнси, но она теперь работает на вилле…

– И она спала на этой кровати? – с иронией спросила Лиз.

– Конечно! – Ребекка удивилась. – Где ж еще?

– Я думала, здесь ничего нельзя трогать.

Ребекка усмехнулась.

– Трогай. Как тебя зовут?

Лиз бросила на пол сумку, сняла туфли и с размаху плюхнулась на постель.

– Уф! Устала! А зовут меня Лиз.

Ребекка покачала головой.

– Энни права: ты только на вид тихоня. Меня можешь называть Бекки.

– А ты любишь тихонь, Бекки?

– Я не люблю нерях.

– А я зануд.

– Вот и хорошо, Лиз, – спокойно сказала Ребекка. – Мы сразу выяснили наши вкусы. А теперь, если ты в состоянии двигаться, я покажу тебе комнаты, которые ты будешь обслуживать.

Лиз не хотелось вставать. Зачем заранее смотреть на то, что все равно увидишь? Но Ребекка не отставала. Глядя сверху вниз, она, изучая, рассматривала разлегшуюся Лиз. Той это не понравилось. Она поднялась, нашарила туфли и зевнула:

– Веди!..

По боковой внутренней лестнице они поднялись на второй этаж, где располагались номера постояльцев. Ребекка сказала, что сейчас все завтракают, а потом отправятся на пляж. Она отперла ближайшую дверь. Это был двухкомнатный номер, обставленный плетеной лакированной мебелью, с отделанной под розовый мрамор ванной комнатой и просторной лоджией.

– Нравится? – спросила Ребекка.

– Еще как! – Лиз восхищенно кивнула.

Ребекка сказала, что, если Лиз нравится этот «стандарт», значит, она не видела классных отелей. Энни вертится, как белка, чтобы остаться на плаву. Половину работников ей пришлось уволить.

– В этом номере живет бизнесмен из Атланты с женой, – сообщила она и назвала фамилию: – Уилсоны.

– Миллиардеры?

– У миллиардеров собственные виллы. – Ребекка помолчала. – Миссис Уилсон любит, когда у нее спрашивают о здоровье. Принесешь соки, обязательно поинтересуйся: «Как вы спали, миссис Уилсон?» И слушай, будто для тебя нет ничего важнее ее сна.

– А мистер Уилсон, что ему говорить?

– «Вы вчера здорово обыграли Гарри, мистер Уилсон!»…

– В карты?

– В теннис.

– А если он проиграл?

– «Сегодня на завтрак ваши любимые биточки и тосты с клубничным джемом, мистер Уилсон!» Или: «Отличная погода для заплыва, мистер Уилсон!»

– Хочу к морю! – воскликнула Лиз.

– Ты хорошо плаваешь?

– Да. Миссис Смит уже спрашивала меня. «Плавать будешь после дежурства!..»

Подражание хозяйке отеля было удачным, и Ребекка засмеялась. Она сжалилась над новой горничной:

– Иди уж, окунись! Мы купаемся возле спасательной вышки.

Лиз не пришлось уговаривать. Она тут же очутилась па первом этаже, надела купальный костюм и побежала к морю.

Узкая тропа полого опускалась к небольшой пристани с пришвартованными лодками, среди которых королевой смотрелась бело-голубая яхта. Над ними, выдаваясь в море, высился пост спасателей, на котором застыл дежурный береговой матрос. От пристани в обе стороны тянулась полоса чистого тонкого песка с разбросанными по нему шезлонгами и пестрыми пляжными зонтами.

Лиз подошла к воде. Мелкие волны, сквозь которые просвечивало песчаное дно, накатывали на ее ноги, омывая их по щиколотку. Солнце почти достигло зенита. Не скрываемое ни единым, даже самым маленьким облачком, оно слепило море. Лиз щурилась, глядя на сверкающую воду.

Побег из дома, черный «мерседес» с ненормальным водителем, Джек, старик с его домом повешенного несмотря на необычность ситуаций воспринимались ею реально, как данность. Но с того момента, как грузная миссис Смит взглянула на нее круглыми желтыми, как у совы, глазами и посадила в видавший виды «линкольн», и особенно сейчас, вдруг очутившись перед морем, Лиз погрузилась в странное состояние полуяви. Она сделала навстречу морю несколько шагов и поплыла. Сверху, с вышки, крикнули:

– Эй! Кто вы?..

Но Лиз не слышала. Она плыла все дальше от берега, ощущая, как плотная вода держит ее тело.

Ей хотелось поплыть к пляжу, принадлежащему владельцам шикарных вилл. Она уже различала разноцветные купальные шапочки, поплавками подрагивающие на воде. Но решила отложить свое вторжение и вернулась на берег. С вышки снова окликнули ее. Лиз подняла голову и увидела два загорелых мужских торса, нависших над перилами, и две головы, белую и черную.

– Хорошо плаваешь! – крикнула Белая голова. – Я тебя раньше не видел. Откуда ты взялась?

– Подобрали на улице.

Вверху засмеялись.

– Больше так далеко не заплывай!

– Завтра пойду в лягушатник…

Вверху снова засмеялись. Черная голова спросила:

– Ты из «Милены»?

– Да. Я новая горничная. Белая голова сказала напарнику:

– Она, наверное, вместо Нэнси.

– Это правда? – спросила Черная голова.

– Правда.

– Больше не заплывай далеко, там акулы.

Лиз помахала им рукой…

Ребекка вернулась в комнату после дежурства. Она изрядно устала, но не собиралась отдыхать и начала переодеваться, пояснив, что намерена пойти на дискотеку.

– Пойдешь? – спросила она у Лиз.

– А кто там будет? – Лиз подумала про парней на вышке.

– Будут наши, и из другого отеля, и кое-кто с вилл: горничные, повара, шоферы, садовники – все. Тебя это устраивает?

– Устраивает. А дискотека большая?

– Да. Единственная на весь курорт.

– А где танцуют миллионеры?

– Не беспокойся за них, – насмешливо сказала Бекки. – У них свои клубы.

Осмотрев платье, которое надела Лиз, и саму Лиз, она не выразила одобрения.

– Не нравится? – спросила Лиз.

– А ты не огорчайся. Немного оформления, и будешь девчонкой что надо.

– Какого оформления?

– Чуть-чуть косметики… прическа… Все будет о'кей!

Дискотека находилась в миле от частных вилл, чтобы громкая музыка не нарушала покой их владельцев. Лиз и Бекки шли по каменистой дороге, освещенной фонарями. Вечер выдался прохладный, и после дневной жары идти было приятно. Еще издали Лиз услышала опознавательные звуки данса, увидела разноцветные подмигивающие огни, опоясывающие павильон дискотеки. Несколько человек стояло у входа. Они смеялись, курили. Один из мужчин сразу подошел к Ребекке:

– Я тебя жду!

Та что-то сказала ему. Он мельком оглянулся на Лиз, и они прошли в зал. Лиз тоже вошла.

Зал оказался большим. Но на круглом, как в цирке, подиуме было тесно от танцующих, чьи раскрепощенные тела, поливаемые со всех сторон светом вращающихся софитов, в такт и без такта с оглушительной музыкой извивались и дергались в самозабвенном экстазе.

Было жарко от ярких ламп, от энергии, выбрасываемой разгоряченными танцами людьми. Бекки и ее спутник сразу вступили в круг. Лиз остановилась у стены. Дома она и Эдди ходили на дискотеку почти каждый вечер… Лиз вспомнила последние минуты пребывания в родном доме: постель в спальне матери и Эдди рядом с ней…

– Подонок! – проговорила она вслух.

– Как категорично! Это о ком?

Возле Лиз стоял высоченный широкоплечий негр. Но тонкий нос и почти прямые волосы выдавали наличие в его родословной и белых предков. Улыбаясь, он смотрел на Лиз. Та растерянно думала, что уже где-то видела этого человека, хотя понимала, что вряд ли такое могло быть.

– А вы храбрая и хорошо плаваете, – сказал он.

Она сообразила: это он был сегодня на спасательной вышке! Черная голова! Конечно же, второй спасатель был негр!..

– Вы матрос-спасатель? – спросила Лиз.

– Нет, я просто парикмахер.

– Зачем же забрались на вышку?

– А зачем вы полезли в море?

– Я хотела плавать.

– А я хотел поговорить с другом. Сегодня было его дежурство. – Он наклонился к Лиз: – Потанцуем? Меня зовут Дэвид. По-простому – Дэйв.

Он говорил непринужденно и доброжелательно. Лиз смело положила ему руку на плечо, при этом ей пришлось чуть приподняться на цыпочки.

Дэвид танцевал без конвульсий и вывертов и, похоже, не заботился о том, чтобы произвести впечатление на партнершу. Его сильное тело двигалось ритмично. Лиз показалось, что он старается уберечь ее от неосторожных толчков соседей.

– У вас парикмахерская? – спросила Лиз, когда они, немного запыхавшись, отошли в сторону.

– Нет, – ответил Дэвид, – мои клиенты на виллах. Я сам хожу к ним… когда приглашают.

Жизнь в роскошных виллах представлялась Лиз недоступной, далекой сказкой. Она не сомневалась, что там все счастливы.

– А вот и Нэнси! – прервал Дэйв ее размышления. – Нэнси! – позвал он…

Девушка с кукольным, незапоминающимся лицом улыбнулась Дэвиду, приоткрыв в улыбке не только белые зубки, но и розовые десны.

– Она прежде работала у Энни, – пояснил Дэйв. – Теперь ты на ее месте. А к Нэнси нынче не подступись – старшая горничная у Форсайтов!..

Лиз хотелось спросить, как Нэнси удалось попасть к каким-то Форсайтам, видимо миллионерам, но Дэвид снова потянул ее в круг танцующих.

После Дэйва Лиз танцевала еще с несколькими парнями, но он не терял ее из вида и предложил проводить домой. Ребекку Лиз не нашла. Видно, та ушла пораньше и, возможно, не к себе, а к парню, который поджидал ее у дискотеки. Лиз не хотелось так поздно возвращаться одной по незнакомой дороге, и она согласилась.

Несмотря на то, что уже было за полночь, они шли не спеша. Дэвид рассказывал о своем старом учителе, известном в парикмахерском мире мастере, и о собственных успехах и участии в нескольких международных конкурсах причесок, после которых ему предлагали выгодную работу. Но он заболел и вынужден был поселиться у моря, на этом маленьком курорте.

– А семья? – спросила Лиз.

Жена Дэвида танцовщица. Она танцевала в мюзиклах на Бродвее и не захотела губить свою карьеру. Они расстались…

– А как ты попала сюда? – спросил он, закончив свое повествование.

– Меня подобрала миссис Смит.

– На улице. Это я уже слышал. А если серьезно?

– Но это правда!

– Значит, Энни подобрала тебя как вещь и с силой потащила с собой?

– Сначала она спросила, не нужна ли мне работа.

– Вот как!.. С Энни все понятно. А вот с тобой еще не все ясно. У тебя есть семья?

– Это неважно. – Лиз недовольно замолчала.

– Ты же спросила меня о моей семье! – напомнил Дэвид.

– Мог не отвечать.

– Верно… Хочешь, я сделаю тебе прическу? – Лиз недоверчиво посмотрела на него. – Между прочим, я очень неплохой мастер. Ты будешь самой красивой…

Лиз фыркнула.

– А плата?

Дэвид ответил не сразу, но, когда заговорил, голос его звучал сухо:

– Я плату беру только с тех, кто меня вызывает.

Лиз подумала, что сейчас он оставит ее посреди дороги и уйдет. Она сказала:

– Но мы не так давно знакомы. А твоя работа, наверное, стоит немало?

– Не оправдывайся. Я тебя понял. Запомни: со своих друзей я не беру никакой платы. – Он подчеркнул: – Никакой!

Ей неприятно было чувствовать себя виноватой, и она сказала вызывающе:

– Я же не могла пролезть в твои мозги! А если ты такой обидчивый, то я сама могу дойти…

Лиз понимала, что ее заносит и она говорит не то и не так. Дэвид сказал:

– Теперь ты «пролезла» в мои мозги – помолчи.

Лиз не знала, сердится он или смеется над ней, но умолкла. Он молча довел ее до отеля, сказал: «Ну, беги!» – и ушел.

Когда Лиз вошла в комнату, Ребекка, которая была уже в постели, взглянула на часы:

– Быстрей ложись, завтра рано вставать.

Она смотрела, как Лиз раздевается. Спросила:

– Тебя Дэйв провожал?

Лиз кивнула.

– Классный парень, – сказала Ребекка. – Он предложил сделать тебе прическу?

– Да. Но я отказалась… кажется.

– Кажется? А напрасно. Он всех наших причесывает.

Лиз осторожно спросила:

– Он дорогой мастер?

– Раньше был дорогой. А тут зарабатывает от случая к случаю. За комнату задолжал. Но с нас ничего не берет. Мы для него и практика, чтобы не забыть навыки, и реклама.

Лиз погасила свет и нырнула под одеяло.

Если б она захотела оценить сегодняшний день, то поняла, что этот вечер завершил ее побег. Все, что случилось с того момента, как она вернулась от тети Агаты, и до встречи с миссис Смит, осталось в прошлом. И всего лишь одна ночь отделяла ее от новой жизни. Но ни о чем таком Лиз не задумывалась. Ее постель была удобна, тело расслабилось, отдыхало, и мысли, не занятые сиюминутными проблемами, вернулись к началу истории. Она вновь увидела себя на пороге материнской спальни. Ее жених и любовник лежал в привычной для него позе – протянув руку, на которую мать положила голову. Совсем, как он это делал, когда был с Лиз.

– Скотина… – пробормотала Лиз.

– Что? – сонно спросила Бекки.

– Ничего.

– Ты что-то сказала.

– Ничего я не сказала. Спи!

И все остальное он проделывает с матерью, как проделывал со мной, думала Лиз. Целует ее там, где целовал меня, и гладит так же, как гладил меня!

Она вспомнила, как трепетала в его объятиях, какое острое чувственное наслаждение испытывала от близости с ним. Но эти воспоминания не вызвали у нее никаких эротических эмоций. Скорее наоборот, лишь что-то похожее на брезгливость.

Или с матерью он делает все по-другому?.. Ей пришло в голову, что до сих пор у нее не было времени как следует обдумать все подробности. А мать? Ей нравится в нем то же, что и мне? Она ведет себя, как и я? Смеялись ли они потом надо мной или расстроились, что я открыла их связь? А если б не открыла, они бы продолжали меня обманывать?..

 

Глава 3

Отель «Милена»

Лиз казалось, что она совсем не спала, когда Ребекка, уже одетая, разбудила ее. Лиз испуганно подняла голову:

– Что случилось?

– Пора вставать.

Лиз спустила ноги на пол.

– Давай-давай! Постояльцы не должны ждать! – торопила Ребекка. Она сушила уже вымытые волосы.

– Знаешь, – сказала Лиз, – Дэйв на меня обиделся.

– Почему?.. Ладно, потом расскажешь. Одевайся!

Лиз сняла с вешалки платье из голубого шелковистого поплина и белый передник. Отныне это была ее форма, которую положено носить с утра и до конца дежурства. Лиз взглянула в зеркало. Платье шло к ее темным волосам и белой коже.

– Насмотрелась? – насмешливо сказала Ребекка. – Неси сок Уилсонам!

До этой минуты, пока разговор о работе оставался разговором, к тому же разбавленным купанием в море и дискотекой, Лиз не воспринимала свою будущую деятельность в отеле миссис Смит как реальность, которая наступит в ближайшее время. Она никогда никого не обслуживала, и необходимость идти к каким-то Уилсонам и произносить дурацкие слова все еще казалась игрой…

– Доброе утро, миссис Уил… Уилсоны… Как вы оба спали? Я принесла ваш любимый сок…

– А вы спали? – поинтересовалась миссис Уилсон.

– Я?.. Спала.

– Я тоже спала, – сказала миссис Уилсон. – Поставьте сок на стол. Или вы не хотите отдать мне его?

– Хочу…

– Очаровательно! – пробасил мистер Уилсон.

В отличие от круглой, как тыква, жены, он был тощ и высок. А бас, исходящий из его длинной, тонкой шеи, потрясал слушателей. Лиз не была исключением, что и отразилось на ее лице. Но комичное несходство супругов почему-то вернуло Лиз спокойствие. Глядя на них, таких разных, она засмеялась.

– Вы новая горничная? – спросила миссис Уилсон.

– Да, мэм…

– И вам смешно, что я толстая?

– Нет, мэм. Мне грустно.

– Мне тоже грустно, – согласилась миссис Уилсон. – Но зато я сохранила фигуру мистеру Уилсону!

Это считалось шуткой, которая повторялась годами, и годами мистер Уилсон откликался на нее грохочущими басовыми раскатами. Лиз тоже смеялась. Она окончательно освоилась и сообщила, что на завтрак не будет любимых биточков мистера Уилсона.

– Приятная новость, – сказал тот. – Они мне порядком надоели…

– Так почему вы не попросите чего-нибудь другого? – удивилась Лиз. – Хотите, я сбегаю на кухню?

– Дороти! – воскликнул мистер Уилсон. – Ты слышала? Она сбегает!

Миссис Уилсон рассудительно сказала:

– Зачем ей бегать? Ты же слышал: сегодня биточков нет. Спасибо, милочка, можете идти…

В книге записей приезжих Лиз прочитала, что ее подопечную из второго номера зовут мисс Аврора Макснис. После благополучного знакомства с Уилсонами Лиз уверенно постучала к мисс Авроре. Из-за двери ответили:

– Входите, открыто!

Лиз вошла и застыла на пороге. Мисс Аврора делала гимнастику. Совершенно обнаженная, она лежала на полу, на коврике, задрав ноги и вращая ими, изображая велосипед. Лицо ее было густо намазано питательной маской. Она не прекратила двигать ногами, и Лиз с изумлением смотрела на мелькание загорелых коленок, белых ступней и всего прочего, почему-то казавшегося уродливым и стыдливым.

– Поставь на окно, Нэнси, и уходи!

– Я не Нэнси, – сказала Лиз.

Мисс Макснис наконец остановила «велосипед» и села.

– В самом деле, – констатировала она. – А где Нэнси?

– Она здесь больше не работает. Теперь я.

– Понятно. Как тебя зовут?

– Лиз.

– Я буду называть тебя Бетти.

– Почему?

– Потому что Бетти тоже Элизабет. И мне так нравится. – Идиотка, решила Лиз. – Ты принесла кофе? – спросила мисс Макснис.

– Нет.

– Тогда зачем пришла? Принеси кофе и до обеда не появляйся.

– Я должна убрать вашу комнату.

– А я должна еще закончить статью. Ты всегда споришь?

– Иногда.

– Со мной не спорь. – И мисс Макснис снова занялась гимнастикой.

В коридоре Бекки спросила у Лиз, не нужна ли ей помощь.

– Знаешь, какой я застала ее? – сказала растерянно Лиз. – Лежит голая…

Ребекка закончила смеясь:

– …И делает гимнастику.

– А если б вошел мужчина?

– А ей плевать!

– Она велела не беспокоить ее до обеда.

– Ну и не беспокой. Отнести кофе, пусть пьет и выдумывает свою чепуху.

– Какую чепуху?

– Которую сочиняет.

Лиз спустилась в полуподвал, где помещалась кухня. Кухарка Стефания, пожилая полька с белесыми бровями, задумчиво пробовала подливку длинной, блестящей ложкой.

– Мне кофе! – выпалила Лиз. Увидев сосредоточенность кухарки, добавила потише: – Во второй номер.

Кухарка наблюдала за новой горничной, наливавшей кофе в прозрачную чашку.

– Сухари захвати. И джем. Она любит.

Лиз отнесла мисс Макснис кофе. Та успела смыть маску и подсесть к компьютеру. Лицо у нее было свежее и даже красивое, но что-то резкое, не женственное делало его немолодым. Она перебирала клавиши компьютера длинными пальцами с покрытыми перламутровым лаком ногтями.

Третий номер был пуст. Проживающий в нем мистер Хайд, джентльмен из Арканзаса, вставал на рассвете и уходил плавать. После завтрака мистер Хайд спал до обеда, затем опять отправлялся к морю. Для уборки Лиз должна была улучить время, когда джентльмен наслаждался плаванием.

Аккуратностью мистер Хайд не страдал. Лиз обнаружила пепел от сигарет даже в горшке с альпийской фиалкой, стоявшем на высокой полке, словно Хайд нарочно взбирался на стул, чтобы обсыпать цветок, а заодно оставить там окурок. Грязные носовые платки, воротнички и носки, видимо от скуки, он разметал по углам, и Лиз с отвращением запихала все в целлофановый мешок, чтобы отнести в прачечную.

На столе среди пепла и просыпанного табака валялись вырванные из блокнота листки, на которых Хайд рисовал черной пастой смешные фигурки мужчин и женщин. В одной фигурке Лиз узнала миссис Смит, а две другие напоминали супругов из первого номера. Лиз сложила листки, смахнула пыль со стола и застелила кровать, где ночью мистер Хайд не иначе как сражался с противником. В комнату заглянула Ребекка:

– Из четвертого тебе трижды звонили. Надо быстрей все делать… Пылесосом чистила ковер?

– Нет.

– Ну хорошо, потом. Иди в четвертый…

Лиз взяла целлофановый мешок и спустилась в прачечную. Машины уже работали. Седая негритянка, следившая за стиркой, взглянув на целлофан, понимающе покачала головой.

– Будь я его женщиной, я б ему показала! Подкидыш!..

Почему мистер Хайд удостоился прозвища «подкидыш», прачка, наверное, не смогла бы объяснить, но слово это выражало у нее крайнее презрение.

Лиз снова поднялась на второй этаж и постучала в четвертый номер. Ребекка предупреждала ее, что там живут молодожены. В отношении «молодого» воображение Лиз не рисовало определенный образ. Но «молодая» в ее представлении должна быть, естественно, молодой и излучать счастье. В подтверждение такого предположения на ее стук высокий голос тягуче протянул:

– Входите…

Лиз отворила дверь и уставилась на миссис и мистера Хэвиленд. Те почему-то стояли посреди комнаты, словно собирались уходить. Супруг, совсем мальчик, с румянцем во всю щеку, головой едва доходил жене до подмышек. Одной рукой он обнимал свою половину, что сделать при ее пышных формах было не просто, и смотрел на нее влюбленными глазами. Миссис Хэвиленд была не первой молодости и строга лицом. Лиз невольно подумала, что томный голос, разрешивший ей войти, принадлежал не женщине.

– Доброе утро, – сказала Лиз.

– Мы завтракаем здесь, – сказал мистер Хэвиленд, продолжая пожирать глазами жену. У него был высокий, мальчишеский голос.

– Сейчас я принесу ваш завтрак, – сказала Лиз.

Она прикатила Хэвилендам столик с едой. Супруги успели переместиться в постель и подложить под спины подушки. Мистер Хэвиленд взял тарелки с омлетом и сандвичами. Отломив кусочек сандвича, сунул его в рот жене, которая стала меланхолично жевать.

Пятясь, Лиз выскочила из комнаты.

– Все в порядке? – спросила Ребекка, когда Лиз появилась в служебном помещении и села позавтракать.

– Он кормит ее омлетом с сандвичами.

– А она его долларами, – сказала Бекки. Лиз недоверчиво подняла брони. – Да, да! Долларами, и большими. За такие деньги можно и кашкой покормить…

Лиз вызвала в памяти влюбленные глаза мистера Хэвиленда. Не может быть! – думала она.

– Что? – усмехнулась Ребекка. – Удивлена? Здесь и не такое встретишь.

В комнате для работников отеля висело табло с лампочками. Под одними были начертаны цифры, под другими – буквы. Вспыхнули сразу две лампы: номер три и «С». Садовник встал из-за стола.

– А это тебя, – сказала Ребекка, показывая Лиз на цифру три. – Иди. Потом доешь.

Лиз отодвинула тарелку и отправилась к Хайду. Тот успел позавтракать и сидел за столом, рассматривая иллюстрированный журнал. Над столешницей возвышался его голый, красный от загара торс, увенчанный головой, напоминающей грушу регбистов. Груша Хайда была с облупленным носом и умными, маленькими, кабаньими глазами.

– А!.. – приветствовал он горничную. – Это вы здесь хозяйничали?

– Я не хозяйничала. Я убирала.

– А почему я ничего не могу найти?

Он пошарил глазами по столу, потом по комнате.

– Если вы ищете грязные платки и носки, они в прачечной.

Лиз инстинктивно испытывала отвращение к этому человеку и старалась не смотреть на него.

– А где сигареты? – спросил Хайд.

– Сигарет не было.

– Они лежали на столе!

– На столе лежали окурки.

Хайд молча сунул руки в карманы и вытащил непочатую пачку.

– Гм… Странно…

– Очень странно. – Лиз не скрывала иронии. – Я могу идти?

– Постойте!.. – Он закурил. – Вы новая горничная?

– Да.

– Прежняя… ее звали…

– Нэнси.

– Да. Нэнси.

– Она уже не работает.

Они смотрели друг на друга, соревнуясь, кто кого переглядит. Лиз повторила:

– Я могу идти?

– Так Нэнси не работает?

– Нет.

– Идите.

Лиз вернулась в помещение для слуг. Ребекка была одна и убирала со стола.

– Что ему понадобилось? – спросила она.

– Не знаю.

Лиз придвинула тарелку с недоеденным завтраком.

– Ты с ним не очень. Поняла? – предупредила Ребекка.

– Поняла. Он спрашивал, где Нэнси.

– Нэнси сбежала из-за него. Приставучий, черт!

– Пусть попробует! – мрачно сказала Лиз.

Завтрак успел остыть, и есть расхотелось. Лиз налила себе кофе. Но едва поставила чашку на стол, как на табло засветилась лампочка под четвертым номером. Бекки сказала:

– Опять тебя. Молодожены. Иди…

Лиз вскочила злая, хлопнула дверью. Не постучав, ворвалась к Хэвилендам. Супруги продолжали пребывать в кровати.

– Извините, что не постучала, – сказала Лиз. – Я очень спешила, думала, у вас пожар.

Вызывающий тон ее говорил, что этого она как раз и не думала.

– Кофе холодный! – капризно произнес молодой супруг Хэвиленд.

– Это ужасно, – согласилась Лиз.

Миссис Хэвиленд поднялась во весь рост. На ней была лишь длинная, распахнутая на груди шелковая блуза, и Лиз имела возможность рассмотреть короткие полные ноги и грудь, которая была очень неплоха, о чем миссис Хэвиленд, конечно, знала.

– Принесите нам горячий, – сказала она вежливо, но холодно.

Лиз унесла чашки. Ребекка ждала ее:

– Что они хотят?

– Горячего кофе.

– Я сама отнесу, – сказала Бекки. – Я подогрела тебе завтрак. И возьми салат.

– Бекки, – спросила Лиз, – это всегда так?

– Всегда. Когда они вернутся к себе домой, их блажь останется здесь. У многих совсем не безоблачная жизнь. Но у нас они желают оттянуться… за что Энни тебе и платит.

Ребекка не успела сделать шага, как зажглась лампа, вызывающая Лиз во второй номер.

– Что они там все, сбесились! – пробурчала Ребекка. – Это Аврора…

Мисс Макснис предстала перед Лиз в бикини и широкополой шляпе. Тело се лоснилось от крема, предохраняющего от ожогов.

– Я ухожу на пляж, – сообщила она. – Можешь убирать.

Лиз осталась одна в номере.

– «Можешь убирать»! – передразнила она. – А сама больная убрать за собой?

Корзина для мусора была наполнена скомканными листами, апельсиновыми корками и использованными прокладками. Ну, это уж слишком! – возмутилась Лиз. Ее внимание привлекла розовая папка. Лиз непочтительно потянула тесемки, и папка раскрылась. На титульной странице Лиз прочитала заголовок: «Матриархат как идеальная форма правления». Лиз прочитала несколько абзацев и ничего не поняла, кроме того, что мисс Макснис мужчин ни во что не ставит…

Она вымыла ванну, перенюхала флаконы с духами и туалетной водой и ушла. Ребекке объявила:

– Она ненавидит парней!

– Глупости! – отрезала Ребекка. – У Авроры есть любовник. Он навещает ее каждую среду.

– Зачем же она пишет, что мужчины недоумки?

– А ты не читай!.. Молодожены отправились на пляж – иди к ним убирать.

В этот день от усталости Лиз не ходила к морю и отказалась от дискотеки. На второй и третий день все повторилось. Она решила, что долго тут не пробудет. Заработает тысячу долларов и поищет другое место – не везде же приходится ублажать придурков! Но потом постепенно привыкала и уставала не так сильно.

Был обычный день. Кончалась смена, и Лиз впервые вновь подумала о танцах. Неожиданно ее вызвал мистер Хайд. Ребекка, которая видела, как вспыхнула лампочка под номером «три», удивленно проговорила:

– Что это ему приспичило? Ты смотри, не задерживайся у него!

На стук в дверь мистер Хайд откликнулся энергичным «Входите!». Он сидел в кресле и просматривал финансовый бюллетень. Солнце основательно потрудилось над его лысым черепом – череп пылал, словно его только что вытащили из печки. Недовольство Лиз сменилось сочувствием:

– Так и удар можно схлопотать, – сказала она.

Мистер Хайд был настроен оптимистично. Он сообщил, что все утро плавал.

– Акул видели? – поинтересовалась она.

– Разве здесь есть?

– Есть! Меня матрос со спасательной вышки предупредил, чтобы далеко не заплывала, – акулы так и кишат!

Мистер Хайд выразил недоверие. По его мнению, если акулы и были, то далеко в открытом море.

– Тебя как зовут? – спросил он.

– Лиз.

– Помоги мне достать с полки цветок.

– В горшке?

– Да, тот, что в горшке.

– Зачем?

– Гм… Нужно.

– А потом обратно ставить?

– Ну… поставишь…

Она тихо пробормотала: «Что только не взбредет!..», приставила стул к полке и полезла доставать альпийскую фиалку. Полка была высоко, и Лиз поднялась на цыпочки. И тотчас почувствовала, как рука мистера Хайда обхватила ее ногу и поползла выше, к коленке. Лиз замерла, обдумывая, как поступить: если сказать этой свинье «ах, что вы, не надо!» это только раззадорит его. Она сжала губы и с силой ударила Хайда ногой. Удар пришелся ему в грудь. Он вскрикнул и отскочил.

– Дура! – закричал он. – Я хотел тебя поддержать, чтоб не упала…

– Как Нэнси?

– Что «как Нэнси»?

– Поддержать за коленки?

Мистер Хайд потирал ушибленное место. Лицо его накалилось жаром. Лиз поставила цветок на стол.

– Вот ваш горшок, – сказала она.

– Уходи…

– И уйду. Но пришлю мужа. – Мужа она придумала на ходу. Очень уж хотелось напугать это противное животное. Для большего эффекта добавила: – Он вам кое-что объяснит… по своему….

Вечером пришел Дэйв. Он был в белоснежной рубашке. Белки его глаз и зубы, такие же яркие, как рубашка, сверкали в улыбке.

– Ребекка говорила, ты сильно устаешь, – сказал он. – Хочешь, пойдем погуляем?

– Куда?

– Можно к морю.

– А еще куда?

– В город, на площадь.

– Там интересно?

– Как кому.

– Хорошо, пойдем…

Они покинули территорию отеля. На безлунном небе проступили мелкие, как уколы булавок, звезды. Звезды мигали, появлялись и исчезали. Лиз и Дэйв шли по дороге, стиснутой с обеих сторон черной стеной деревьев с пышными кронами и освещенной через равные промежутки фонарями.

– Постояльцы у тебя хорошие? – спросил Дэвид.

– Всякие.

– Если что не так, скажи. Помогу.

– Ты их побьешь? – Он засмеялся. – Ребекка тебе рассказала про Хайда?

– Я о нем еще раньше слышал, от Нэнси. Мерзкий тип.

– Почему ты хочешь мне помочь?

– Чтобы ты не наделала глупостей и чтобы тебя не обидели.

– Но я же тебе никто!

– У меня была сестра, такая вот… как ты.

– Почему «была»?

– Она умерла.

– Извини.

– Ничего. С ней поступили несправедливо, и она не выдержала… Почему ты оказалась у Энни? Только правду! То, что она подобрала тебя на улице, – эту лапшу ты уже мне на уши вешала.

– Я ушла из дому.

– Я догадался. Родители будут тебя искать.

– Не будут. Отца нет. Он застрелился в прошлом году.

– И ты оставила мать одну?

– Она с моим женихом.

Они как раз проходили мимо фонаря, и Дэвид вгляделся в Лиз.

– С твоим женихом? Я тебя правильно понял?

– Очень правильно.

– И ты думаешь, – сказал он, помолчав, – тебя не станут искать?

– Зачем? Теперь им хорошо, я не мешаю.

Он сказал, чтобы переменить тему:

– Ты когда-нибудь смотрела в морской бинокль?

Лиз помотала головой.

– Хочешь посмотреть? Приходи на спасательную вышку. Сид хороший парень.

Они дошли до площади, центра курорта. Сам курорт, как и отель миссис Смит, был рассчитан не на кино– и прочих звезд. Те жили в собственных виллах, отгороженной от простых смертных жизнью, и городок разве что проезжали по дороге в свои поместья. Но на центральной площади было все, как и на «настоящих» курортах, но поменьше и поскромнее: рестораны, магазины, кинотеатр, гостиница… Над всеми заведениями горела реклама, и площадь выглядела празднично. По кроме казино, ночного бара и круглосуточного шопика все было закрыто. У бара проститутка, поджав ногу, как аист, курила сигарету. Лиз подумала, что, раз она тут стоит, значит, есть спрос…

– Пойдем обратно, – попросила Лиз.

– Тебе рано вставать?

– Нет. У меня выходной. Но я хочу вернуться.

Дэвид повел ее другой дорогой, мимо дорогих вилл, укрытых садами за ажурными оградами. Иногда сквозь листву прорывался одинокий свет. Было прохладно и сыро.

Лиз не заметила, как очутилась перед отелем миссис Смит. Как и в первый раз, Дэйв сказал: «Беги!» и скрылся во тьме…

Бекки не спала. Она ждала возвращения Лиз, чтобы сообщить новость:

– Твой Хайд съехал!

– Хайд? Почему?

– Испугался твоего мужа. Интересовался, кто он. Я сказала: охранник в сыскном агентстве и, мол, скоро приедет! – Ребекка засмеялась.

– Ну и хорошо, – сказала Лиз. – На один номер меньше убирать.

– Не радуйся. Этот уехал, приедет другой. К тому же наш заработок зависит от количества гостей и занятых номеров. Так что готовься…

– Завтра я выходная…

– Помню.

– …и не хочу ни о чем думать. Мне на все начхать. Утром пойду плавать.

– Одна?

– Конечно, одна! Это не танцы, чтобы требовался партнер. Зайду на вышку, посмотрю в морской бинокль – Дэйв приглашал.

– Я вижу, ты освоилась.

– Еще нет.

Ребекка спросила насмешливо:

– Еще нет?

– Нет.

– С тобой не соскучишься. Ложись. У тебя выходной, а мне работать.

Ребекка отвернулась к стене и вскоре сонно задышала. Лиз не спала. Она вспоминала разговор с Дэйвом. Почему она разоткровенничалась с почти незнакомым человеком? Да еще сказала, из какого она города! Что, если он пожалеет мать и сообщит ей, где Лиз? Конечно, мать не станет приезжать за ней. Они с этим подонком Эдди рады, что Лиз сбежала. Но все равно не надо было говорить о своей личной жизни. Дэйв расскажет своему другу Сиду, и пойдет гулять сплетня…

 

Глава 4

Приключение на море

Море было тихое, сонное, и чайки своими резкими криками будили его. Лиз оглянулась на спасательную вышку – фигура Сида не маячила. Он тоже, видно, еще спал. Лиз окунулась и сразу поплыла. Следить за ней было некому, и она все больше удалялась от берега. Устав, Лиз поворачивалась на спину, чувствуя упругость державшей ее воды. Все, что удручало и беспокоило ее, все эти Уилсоны и Хэвиленды, ее собственная прошлая и дальнейшая жизнь – все казалось сейчас незначительным. Здесь, в объятиях бескрайнего моря, Лиз была недоступна суете.

Она отдыхала и снова плыла, и снова отдыхала, прикрыв глаза и доверившись морю. Однажды, лежа на спине, она встретилась с удивленным и злым взглядом чайки. Лиз приподнялась: берег был далеко, и спасательная вышка казалась игрушечным сооружением. Она подумала, что надо возвращаться, и в то же мгновение увидела, как мимо нее промелькнуло что-то большое, враждебное. Лиз вспомнились предупреждения Дэвида – акула! Страх лезвием проник в се сознание. Она понимала, что бессмысленно взывать о помощи – ее никто не услышит. Она слишком далеко заплыла. Единственная надежда на тот самый морской бинокль спасателя, о котором говорил Дэйв. Но Сид мог еще не заступить на вахту. Воображение рисовало кровавые картины…

Лиз быстро заработала руками и ногами, но неожиданно почувствовала, что вода уже не поддерживает ее, как раньше, а тянет в глубину. Ей стало страшно, но она продолжала плыть, плохо соображая, приближается ли она к берегу или удаляется от него…

Сверкнув белым брюхом, едва не коснувшись Лиз, мимо снова пронеслась акула. Лиз закричала.

Последнее, что она услышала, был грохот, в котором почудилось что-то знакомое, но Лиз уже не могла вспомнить, что это. Огромная волна накрыла ее, потом подняла вверх, и Лиз потеряла сознание…

Она открыла глаза и увидела качающееся небо. Чей-то голос радостно воскликнул:

– Очнулась!..

Над Лиз склонились две головы. Головы что-то говорили, о чем-то спрашивали, но Лиз поняла лишь, что спасена. Ей хотелось спать, и она снова закрыла глаза…

Солнце перевалило через зенит, когда Лиз проснулась, окончательно придя в себя. Она лежала в каюте движущегося судна. Ее не беспокоило, что это за судно и куда оно направляется. Не подавать кофе молодоженам и не выслушивать высокомерную мисс Макснис не такая потеря, из-за которой стоило волноваться.

Судно, судя по обстановке каюты, принадлежало богатым владельцам. Кровать – именно кровать, а не корабельная койка, – на которой лежала Лиз, шелковая рубашка, в которую кто-то одел ее, укрывавший ее пушистый плед, кресла, ковер на полу – все было дорогое. Ни у Лиз, ни у ее знакомых не было таких вещей.

Сверху, с палубы, доносилась музыка и веселые голоса. На столике у кровати стоял стакан с соком. Лиз взяла его и стала пить. В каюту заглянула девушка. Увидев, что Лиз сидит, она вошла, с любопытством разглядывая спасенную.

– Вам лучше, да? – спросила она, помолчала и, смущаясь, сказала: – Вы Трейси Урман?

– Нет, я не Трейси… – Хотела бы знать, кто это такая? – подумала Лиз.

– Вы так похожи, – разочарованно произнесла девушка.

Должно быть, Трейси важная птица. Хорошо, что мы похожи, а то они не стали бы спасать меня…

– Я Лиз, – сказала она.

– А я Моника… Виктор сразу сказал, что ты не Трейси. Он выиграл.

– Что выиграл?

– Мы поспорили на сто долларов.

Лиз смотрела на девушку. Ей было лет четырнадцать. Хорошенькая, с белой кожей, к которой не приставал загар, безмятежными голубыми глазами и губами, готовыми к улыбке.

Лиз спросила:

– Ты здесь вдвоем с Виктором?

– Нет. Стив тоже, и Эллен, Мэри… Это наша компания.

– Мы на яхте? – спросила Лиз.

– Да. Это моя яхта. А у тебя тоже есть?

– Тоже…

Знала бы она со своей компанией, что я всего лишь горничная!..

– В субботу у нас вечеринка, – сказала Моника. – Обязательно приходи!

– Куда приходить? – осторожно спросила Лиз.

У родственников Моники недалеко от соседнего приморского городка была вилла, которую они отдали в полное ее распоряжение на все лето.

– Вы туда сейчас направляетесь? – спросила Лиз.

– Сперва тебя отвезем.

Лиз сказала, что она хотела навестить свою приятельницу. Подумав, добавила:

– Она живет на вилле. – Потом еще подумала и сказала: – Вилла «Мечта», недалеко от отеля «Милена»…

Моника удивилась:

– И ты решилась добраться туда вплавь?

– Я хорошо плаваю.

Музыка на палубе умолкла. Видно, там заметили отсутствие Моники, и вся компания ввалилась в каюту. Две девушки и парни были старше хозяйки и выглядели отнюдь не наивными подростками. Лиз решила, что яхта и вилла играют не последнюю роль в их дружбе с Моникой. У этих, думала она, побасенка про виллу «Мечта» не пройдет. Чтобы не выдать себя неосторожным словом, Лиз притворилась, что у нее разболелась голова.

– Виктор, – сказал Моника, – ты был прав: она не Трейси. Это Лиз. Получай свой выигрыш!

Она открыла изящную сумочку из красной кожи, достала сто долларов и отдала их худому брюнету в выгоревших коричневых шортах. Ноги и руки брюнета, как и владельца черного «мерседеса», напавшего на Лиз в начале ее путешествия, поросли густой шерстью. Еще одна достопримечательность облика Виктора запомнилась ей – хищный вырез ноздрей крючковатого носа. Виктор спокойно взял деньги и сунул их в карман шортов. С лица его не сходила снисходительно-покровительственная усмешка.

Второй парень – словно его подбирали по контрасту – почти альбинос, упитанный и, как часто бывает у толстяков, простовато добродушный. Зато девушки – обе крашеные блондинки, большегрудые и длинноногие – отвечали общепринятому стандарту красоты. Моника с ее «обычной» внешностью лишь подчеркивала красоту приятельниц. Неужели она не понимает, что они используют ее, думала Лиз о Монике. Да еще наверняка смеются над ней и терпят только потому, что она предоставляет яхту для их развлечений.

– Но я вспомнила, – продолжала Моника, – где прежде встречала Лиз…

Та напряглась. В голове металось: где она могла меня видеть? Когда? Что она сейчас скажет?

– Лиз, – торжественно произнесла Моника, – была на дне рождения дяди Чарльза! И дядя Чарльз танцевал с ней. Правда, Ли? На тебе было отличное платье…

Лиз едва подавила готовое вырваться «Нет! Это была не я!» Может быть, Моника вела какую-то игру и втягивала в нее Лиз? Она взглянула на компанию: лица всех четырех выражали неподдельный интерес. А Моника с подкупающей непосредственностью, будто не замечала впечатления, произведенного ее рассказом, продолжала:

– Виктор, пойди к Сайрусу, пусть направляет яхту к берегу. Лиз надо попасть на виллу Робинсов…

Виктор вышел из каюты.

– И вы тоже. Посидите-ка на палубе, – капризно протянула Моника, обращаясь к остальным: – Я должна посекретничать с Лиз.

Когда все вышли, она плюхнулась в кресло и рассмеялась.

– Зачем ты им это сказала? – спросила Лиз.

– Они считают меня дурочкой. – Моника уже не смеялась и говорила сердито. – Видела, как они навострились, когда я сказала про дядю Чарльза? – Она снова засмеялась.

– Чарльз действительно твой дядя?

– Конечно! Им очень хочется познакомиться с ним.

– Почему?

– С Чарльзом Болдуином?

Лиз подумала, что уже слышала эту фамилию. На всякий случай спросила:

– Он кто?

– Ты не знаешь?!

Лиз почувствовала, что допустила промашку, но отступать было поздно.

– Нет, не знаю.

– Он очень богатый, мультимиллионер.

– Ты выдумала, что он танцевал со мной, чтобы они завидовали?

– Завидовали? Да они сейчас лопаются от злости! Ты только не проговорись, что не знакома с ним.

– Не проговорюсь. Но не мешало спросить у меня, согласна ли я, пусть даже в легенде, танцевать с твоим дядей?

Лиз поинтересовалась, зачем Моника приглашает друзей, которые считают ее дурочкой.

– Раньше они смеялись надо мной, а теперь я посмеюсь, – ответила та. – Теперь мой черед дурачить их…

Моника замолчала, вспоминая, что было «раньше». Тогда она действительно была дурочкой, потому что поверила, будто толстяк Стив влюбился в нее, но очень робок, чтобы признаться. По совету Эллен она через Виктора пригласила Стива на виллу. Тот явился с Мэри, представив ее как кузину. Они танцевали, пили отличное вино. Моника быстро опьянела. Позже она поняла, что ей подсыпали снотворное.

Когда она проснулась, рядом никого не было. Моника пошла по дому, заглядывала в комнаты, сама не зная, что ищет. Она увидела их, всю четверку, в большой гостиной. Они занимались любовью. Виктор с Эллен. Об этих она давно догадалась. И Стив со своей «кузиной». Моника стояла, скрытая плотным шелковым занавесом. Она хотела убедиться, вспомнят они о ней или так и смоются, не поинтересовавшись хотя бы, проснулась ли она…

Первым заговорил Виктор:

– Она не проснется?

– Нет, – успокоил Стив, – все предусмотрено.

– Она совсем зеленая, – заметил Виктор. – Тебя это не привлекает?

– Меня никогда не привлекали соплячки.

– Бедная дурочка! – сказала «кузина».

– Дуракам счастье, – вмешалась Эллен. – Дядя оставляет все ей.

– Я это учту обязательно. – Виктор самодовольно похлопал себя по ляжке.

Эллен покосилась на своего партнера.

– Не из-за этого ты зачастил сюда?

– А у старика нет жены? – спросила Мэри.

Виктор сказал:

– Он гомик.

– А ты откуда знаешь? – Эллен с подозрением уставилась на Виктора…

Моника тихо вернулась в комнату, где они кутили. Включила телевизор. Минут через сорок заглянула Эллен:

– Ты проснулась?

– Я думала, вы ушли, – сказала Моника. Она не отрывалась от экрана, боясь выдать себя.

– Ты опьянела и крепко уснула. Мы не хотели тебе мешать.

– Чем же вы занимались?

– Ничем. Гуляли в саду, смотрели библиотеку…

– Я собираюсь их круто одурачить, – жестко повторила Моника.

В каюту вернулся Виктор, сообщил: что яхта подходит к берегу. Все вышли на палубу. Над белой палубой летали чайки, и сама яхта с золотой надписью «Моника» на борту и на спасательных кругах казалась чайкой, летящей к берегу. Уже отчетливо виднелся пляж с купающимися людьми. А за полосой пляжа – поднимающиеся в гору сады…

Из рубки вышел тот, кого Моника называла Сайрусом, – капитан яхты, невозмутимый, как того требовала профессия. Он подчеркнуто вежливо обращался к хозяйке и не замечал остальных.

– Мисс Моника, – сказал Сайрус. – Мы не можем подойти близко, здесь недостаточная для нас глубина. Придется пройти к пристани.

Лиз не устраивало предложение швартоваться у пристани. Кому-нибудь из компании еще взбредет в голову сойти на берег и посмотреть, как Лиз войдет в виллу каких-то Робинсов.

– Здесь недалеко, я доплыву.

Сайрус вопросительно посмотрел на Монику.

– Ты сможешь? – спросила та.

– Конечно! – беспечно ответила Лиз.

Моника согласно кивнула.

– Но в субботу я жду тебя. Дай слово, что придешь!

– Приду.

– И надень платье, в котором танцевала с Чарльзом. – Она хитро прищурилась. – Возьми это! – Моника протянула Лиз пластиковую карточку.

– Что это?

– Моя визитная карточка.

– Но куда я… – Лиз показала на свой купальный костюм.

– Сообрази.

Лиз втиснула карточку в чашечку лифчика, отчего ее левая грудь приобрела угловатую форму, подошла к краю палубы и прыгнула за борт. Проплыв несколько ярдов, она оглянулась и помахала рукой. На палубе выстроились все, кроме капитана. Яхта разворачивалась и уходила в море…

С берега заметили Лиз. Она видела, как несколько мужчин и женщин показывали на нее руками. Кто-то смотрел в бинокль. Лиз немного переоценила свои силы и под конец плыла уже с трудом. Но стоявшие на берегу не должны были это заметить, и она вышла из воды улыбаясь. Ей аплодировали.

Пожилая миссис, в шортах, открывавших слабые старческие ноги, в прозрачной блузе и со старинной ниткой бирюзы, помнившей шею хозяйки нежной и гладкой, спросила:

– Вы с яхты «Моника»?

– У вас хорошее зрение, мэм.

Лиз мило улыбнулась. У нее тоже было неплохое зрение. Она отлично видела заинтересованные взгляды мужчин, приторные улыбки женщин. Их лица говорили, и она поняла это точно: она с яхты «Моника», а потому – «своя».

Пожилая миссис интересовалась здоровьем малыша. Лиз соображала, о каком малыше говорит старуха: о Монике? Или есть какой-то другой «малыш»? Миссис сказала со смешком:

– Он все такой же бабник?

Лиз осенило:

– Вы о дяде Чарльзе?

– О ком же еще!

Лиз посчитала, что беседа затянулась. К тому же она устала, была голодна и хотела быстрей добраться до отеля. Она коротко сказала:

– Мне пора. – И пошла вдоль пляжа к той самой пристани, к которой Сайрус предлагал причалить яхту.

Возможно, пожилая миссис воображала, что на пристани Лиз ждет корабль. Лиз согласилась бы и на обыкновенную лодку, которая доставила бы ее к наблюдательной вышке. Если б у нее были деньги, она так и поступила бы. Но платить за лодку было нечем, и ей ничего не оставалось, как добираться пешком. Она обогнула пристань, спустилась к кромке воды и побрела вдоль берега…

Кровать в комнате для гостиничной прислуги была сейчас самым желанным для Лиз местом на земле. Она заставила себя смыть под душем песок, приставший к телу, и легла, укрывшись простыней.

Разбудил ее голос Ребекки. Перегнувшись через подоконник, та кому-то говорила шепотом:

– Могу я на пять минут отлучиться? Передай – я в туалете. Так и скажи!..

Она прикрыла окно и оглянулась. Лиз сонно смотрела на нее.

– Проснулась? – сказала Бекки. – Где ты была?

– На море.

– Все время на море?

– Все время.

Ребекка неодобрительно покачала головой.

– Хоть ела что-нибудь?

– Нет… И очень голодная!

– Спохватилась! Скоро день кончится… Иди, я тебе обед оставила. На дискотеку пойдешь?

– Не знаю. Я устала. И вообще – сначала поесть! Я могу слопать теленка!

Ребекка сказала, что девушка, подменяющая горничных в их выходные дни, заболела, и ей самой пришлось обслуживать номера Лиз.

– В туалет некогда сбегать, – пожаловалась она. – Между прочим, вместо Хайда уже поселился другой. У тебя, учти, прибавилась еще одна комната.

– Он что, снял сразу две?

– В общем, да… Он сам живет в одной. А в другой – дама. Они делают вид, что встретились впервые в жизни, но, бьюсь об заклад, они любовники!

– Откуда ты знаешь?

– Дорогая, поживи и поработай с мое! Если обнаружишь в номере этой миссис Кроуз галстук или носки мистера Банчинни, не удивляйся!

– Почему же они не поселились вместе?

– Потому что миссис Кроуз замужем… Кстати, если ты не придешь на дискотеку, я скажу Дэвиду, чтобы он сам тебя навестил и отчитал за то, что целый день болталась на воде!..

Ребекка ушла. Лиз вспомнила про визитную карточку Моники. Карточка лежала там, куда Лиз положила ее, – в чашечке лифчика. На белом глянцевом прямоугольнике с золотым обрезом золотом же было начертало: «Моника Рассел».

Лиз спустилась в служебную столовую и съела обед. Затем вернулась к себе в комнату. Завтра она будет бегать на вызовы постояльцев, менять белье, носить в номера обеды и завтраки. Но это завтра. События этого дня утомили ее. И если б не обещание Бекки прислать Дэвида, Лиз снова легла бы спать. Ей хотелось повидать Дэйва и рассказать о своих приключениях. Именно ему, а не Ребекке, с которой вместе работала и жила. Нет, она ничего не имела против нее. Однако только с Дэйвом она чувствовала себя здесь защищенной.

Дэвид пришел и первым делом заявил, что не поверил, будто Лиз весь день провела в море.

– Опять выдумала? – спросил он.

– Нет. Это правда… Вернее, часть правды.

– Хотел бы услышать ее во всех подробностях.

Он предложил прошвырнуться – все лучше, чем сидеть дома. Они покинули отель и пошли, как казалось Лиз, куда глаза глядят. Потом Дэйв сказал:

– Зайдем ко мне?

– Ты же сказал, что не надо сидеть дома.

– Посмотришь, как я живу.

Лиз промолчала.

– Тааак… – протянул Дэйв. – Не хочешь. Боишься.

– Ничего я не боюсь!

– Ладно, забудем… Ну, о чем ты хотела поговорить?

Она молчала. Они прошли длинную аллею, затененную кронами вязов.

– Так и будем молчать? – поинтересовался Дэйв. – Может, тогда заглянем на дискотеку, потанцуем?

– Пойдем к тебе… – Лиз метнула на него взгляд исподлобья. Он был невозмутим. – Ты слышал, что я сказала?

– Слышал.

– Почему же не отвечаешь?

– Вдруг ты передумаешь.

Она взяла его под руку.

– Идем!

Дом, где Дэвид арендовал комнату с кухней, принадлежал старому бармену. Сам хозяин жил тоже в комнате с кухней, но в противоположном конце здания. Их разделяло несколько пустующих помещений, которые когда-то занимала семья бармена – жена, сын, невестка и внучка. Все они погибли в авиакатастрофе. Чтобы получить с жильца плату за квартиру, бармен никогда не пользовался соединявшим их комнаты коридором – он проходил через двор и звонил во входную дверь постояльца…

Вся мебель в комнате Дэйва принадлежала хозяину. Он сам владел лишь набором парикмахерских инструментов высшего качества, да еще шкурой рыси, в свое время покрывавшей сиденье автомобиля. После развода с женой при разделе имущества шкура досталась ему, а машина жене.

Окна комнаты, достаточно светлой и просторной, смотрели на задний двор. Здесь обитали четыре собаки – две колли и две дворняги.

– Сейчас будем пить чай… Или кофе? Чай? И ты все расскажешь.

Он пошел на кухню, очень удобную: стоя посередине, можно было достать рукой холодильник, плиту, стол…

– Ну, вот, – сказал Дэвид, внося на подносе чайник с чашками и сандвичи. – Я тебя слушаю… Тебе сладкий?..

– Дэйв, ты знаешь, кто такой Чарльз Болдуин?

– Нефтяной магнат. А что?

– Если б я сказала тебе, что танцевала с ним на его дне рождения…

– Я бы сказал, умерь свою фантазию.

– А если б я сказала, что плавала на яхте с его племянницей?

– Я сказал бы, что у тебя поехала крыша.

Лиз протянула Дэвиду блестящий кусочек пластика.

– Что это? – спросил он.

– Прочитай.

Он взглянул на золотые буквы.

– Откуда это у тебя?

– Мне дала Моника. Это ее визитка. Она пригласила меня в субботу на вечер.

– Так… – проговорил Дэвид. – Нельзя ли подробней?

Они пили чай, и Лиз рассказывала. Услыхав про акул, Дэвид остановил ее:

– Акулы? Кто тебе сказал, что здесь водятся акулы?

– Ты.

Он схватился за голову.

– Да нет здесь акул! Я просто попугал тебя, чтобы далеко не заплывала.

– Но я сама видела: большое, черное пронеслось мимо!

– Возможно, это был дельфин. Иногда они подплывают к берегу.

– Значит, ты обманул меня?

– Это же для твоей пользы!

– Для пользы? Я чуть не умерла со страху! Если бы не яхта, я бы точно утонула!

– Ну уж не выдумывай: коль тебя понесло, несмотря на мое предупреждение, в открытое море, значит, не очень-то боялась.

– И все-таки это была акула, – сказала Лиз, помолчав. – Понимаешь, я кожей почувствовала опасность. Ты веришь мне?

Дэвид вздохнул.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать.

– Я и говорю: глупая еще.

Они замолчали. Каждый про себя обдумывал ситуацию. Он первым нарушил молчание:

– Ну, а что было потом?

Лиз рассказала.

– И ты решила скрыть, что ты горничная? Представилась миллионершей?

– Ты бы посмотрел на их самовлюбленные морды! Они выбросили бы меня обратно в море, если б узнали, кто я! И никакой миллионершей я не представлялась! – Помолчав, она сказала: – Моника говорит, что я похожа на какую-то Трейси.

– Трейси Урман?

– Ты ее знаешь?

– Знаменитая теннисистка.

– Про дядю Чарльза, что я с ним танцевала, Моника сама придумала.

– И ты собираешься пойти к ней в субботу?

– Да.

– Ну, если решила – иди!

– В чем? Моника сказала: «Надень платье, в котором танцевала с дядей Чарльзом».

– Она спятила?

– Она нарочно сказала, чтобы позлить компанию. Она имела в виду, чтобы я была в шикарном платье.

– Что же тебя смущает?

– Не прикидывайся, Дэйв! У меня нет такого платья и денег, чтобы его купить.

– Послушай, зачем тебе все это? Посмотреть, как живут миллионеры, – и вернуться в отель Энни? Не связывайся с ними!..

– По-твоему, мне вообще ничего не нужно? Мое место здесь? На всю жизнь? Почему я не должна посмотреть и повеселиться, если так получилось? Меня ведь пригласили!

– Ладно, не лезь в бутылку. Я сделаю тебе роскошную прическу, и твоя Моника не будет сомневаться, что у тебя есть и яхта, и вилла, и все прочее.

– Согласна! – весело сказала Лиз. – Помни же, что ты обещал! Роскошную прическу!..

Мистер Банчинни и миссис Кроуз жарились на пляже. Лиз прибрала их номера. Мистер Банчинни, тот, что поселился вместо Хайда, был до противности аккуратен. Стопочка чистых платков, грязные – в холщовом мешочке. В ванной на полке новенькие, еще не распечатанные, в прозрачной бумаге щетки и щеточки – для зубов, для ногтей, для волос. Все расставлено, разложено.

Зануда! – определила Лиз.

Миссис Бесси Кроуз, которая, согласно жизненному и гостиничному опыту Ребекки, была любовницей Банчинни, в отличие от него была бестолковой и рассеянной. Иначе она не стала бы прятать в платяном шкафу губку, а в ванной вешать шляпу из рисовой соломки. Но в шкафу у нее висели необыкновенно красивые платья…

Лиз все время помнила о приглашении на виллу Моники. Надо только что-то решить к субботе с платьем. Потому что она обязательно должна пойти на этот вечер! Ей так этого хотелось! Что, если одолжить одно из платьев Бесси Кроуз? Всего на один вечер!.. «Дорогая миссис Кроуз! Разрешите в вашем платье пойти на вечер к Монике». Глупости! Лиз с сожалением закрыла дверцы шкафа. И все-таки не может быть, чтобы не нашлось выхода…

Случайно или почти случайно, она нажала кнопку автоответчика. Женский голос затараторил: «Бесс! Как он? Все хорошо? Твоему мужу я сказала все, как договаривались… Ха-ха!..» Значит, Ребекка права. Эти двое отлично знают друг друга, хотя в номере миссис Кроуз и не оказалось носков или галстука мистера Банчинни…

В этот день было много работы. Уехали Уилсоны, и надо было подготовить их апартаменты для нового гостя – вылизать номер от пола до потолка. Все обязано было сиять: кафель, унитаз, люстра, черт бы побрал ее хрустальные подвески, и все остальное…

Лиз заканчивала протирать зеркала и полки в ванной, когда прибежала Ребекка:

– У тебя в пятом потоп!..

От испуга у Лиз задрожал голос:

– Потоп?.. – Неужели она забыла закрыть кран? Этого не может быть! Перед тем, как запереть номер, она заходила в ванную, чтобы забрать пылесос. Если б текла вода, она увидела бы и услышала… – Потоп? – Она держала в руках тряпку и не двигалась с места.

– Да! Потоп! Чего ты стоишь? Беги туда!

Лиз словно ждала этого приказа и опрометью кинулась в коридор. Остановившись возле пятого номера, она громко постучала и, не слыша ответа, рванула дверь.

Миссис Кроуз, похожая на куклу Барби в купальном халате, разговаривала по телефону. Увидев Лиз, она произнесла в трубку:

– Это горничная… – и продолжала говорить, показав Лиз рукой на ванную комнату.

Лиз шагнула в ванную и очутилась по щиколотку в воде, в которой лежало махровое полотенце. Сама ванна была доверху наполнена водой, покрытой толстым слоем мыльной пены. Лиз сбросила туфли, прошлепала босиком и, погрузив руку в еще теплую пену, выдернула пробку. Потом сняла халат и передник и, оставшись в трусах, стала собирать воду с пола махровым полотенцем и выкручивать его в умывальник.

Она считала, что после уборки в бывшем номере Уилсонов еще и такая работа – это слишком. Хоть бы пробку вытащила, чертова миллионерша! Болтает, а я должна за ней вывозить!..

В приоткрытую дверь доносился голос миссис Кроуз:

– Представляешь, ни машины, ни одежды… Подожди, кто-то стучит… Входите!

В комнату вошла миссис Смит. Бесси Кроуз, сразу поняв в чем дело, нетерпеливо сказала:

– Впишите в мой счет!..

Хозяйка отеля попыталась что-то возразить, но миссис Кроуз еще нетерпеливей перебила ее:

– Я же сказала: меня отвлек телефонный звонок и я забыла выключить воду! Неужели непонятно?..

Когда миссис Смит ушла, Бесси продолжила – в телефонную трубку:

– Приходила хозяйка… Так о чем я? Да, ни денег, ни машины, ни одежды! Кошмар!

Лиз подошла к двери. Миссис Кроуз сидела на столе, покачивая голой ногой, на кончиках пальцев которой болталась комнатная туфелька.

«Ни машины, ни одежды…» – мысленно повторила Лиз. Она отнесла в прачечную полотенце и принесла чистое. Миссис Кроуз, то ли продолжая говорить с прежним абонентом – возможно, это была та самая подруга, чей голос Лиз слышала на автоответчике, – то ли уже переключившись на кого-то другого, рассказывала:

– …Без одежды, без машины!..

Наконец Лиз освободилась. Тем временем ненароком подброшенная миссис Кроуз фантастическая идея обрастала в голове Лиз реальными деталями.

Именно такое случилось там, на шоссе, с Джеком. С тем, что сломал ногу: ни машины, ни денег – ничего!.. А у нее с черношерстной гориллой, который хотел ее изнасиловать и выбросил из машины?! «Мерседес» ведь мог принадлежать ей? А «Горилла» угнал машину! Точно. Он угнал ее автомашину, ее «мерседес»!.. Лиз задумалась: она не должна была сажать в свою машину незнакомого. Тогда «Горилла» – знакомый? Ни за что!.. Значит, так… Она ехала в своем «мерседесе» и увидела чью-то искореженную машину и рядом мужчину. Он объяснил, что попал в аварию, и попросил подвезти его. Она не могла отказать. А когда он стал приставать и она исцарапала его рожу, он выкинул Лиз на шоссе и укатил на ее «мерседесе»… А что, неплохо придумано!

Это примирило ее с Бесси Кроуз. В конце концов, если б не потоп, благодаря которому она услышала формулу «ни машины, ни одежды», то не додумалась бы до такой отличной «легенды»! Она продела в кольцо чистое махровое полотенце и вошла в комнату.

– А… это вы… – сказала миссис Кроуз. – Это горничная, – сообщила она в трубку. – Ну, в общем… спасибо тебе. У нас… у меня все отлично!

Дальше Лиз уже не слышала. Она вышла во двор, чтобы немного отдохнуть. С помощью садовника двор был превращен в цветник. Особенно много было роз. Лиз миновала шеренгу красных роз, потом белых, остановилась у ярко-розового куста. Ей захотелось сорвать большую распустившуюся розу, но это строго воспрещалось правилами миссис Смит. Только садовник мог срезать и отнести букет хозяйке. Лиз дотронулась рукой до лепестков.

– Вот ты где!..

Это был садовник. Лиз подумала, что он будет ругать ее за то, что трогала цветы. Но оказалось, садовник искал ее.

– Я встретил в городе… этого… ну, чернокожего парикмахера, – сказал он. – Просил передать, чтобы сегодня ты пришла на спасательную вышку.

– Зачем?

– Этого он не говорил. Сказал, что обязательно.

Наверное, смотреть в морской бинокль, решила Лиз. Но почему именно сегодня и почему обязательно?

Она спустилась к морю. На вышке, как и в первый день, когда она приходила сюда, маячило две головы, черная и белая. Лиз окликнула их. Дэйв в ответ свистнул и махнул рукой, приглашая подняться.

По крутой лестнице Лиз взобралась на огороженную площадку с навесом. По бортам перил висели спасательные круги. На столике – рация, аптечка. Дэйв представил ей Сида, загорелого до бронзовости, с выгоревшими на солнце волосами. В уголках его глаз расходились светлые, убереженные от солнца морщинки. Он мог показаться угрожающе мощным, если бы не добродушная, белозубая, как на рекламе зубной пасты, улыбка. Дэйв сказал ему:

– Знакомься, Сид, это Лиз.

Сид протянул бронзовую руку. На предплечье светились на солнце редкие белые волоски. Лиз смотрела на эту руку, сжимающую ее ладонь. Где-то она уже видела такой загар и белые волоски, но не могла вспомнить, когда и у кого.

– Что-нибудь не так? – спросил Сид. Лиз только передернула плечами.

– Давайте ваш бинокль, Сид. Ого! – удивилась она, когда тот протянул ей большой бинокль.

Лиз приблизила глаза к окулярам и отчетливо увидела белый корабль. Казалось, он совсем рядом. Опустила бинокль – перед невооруженными глазами ничего, кроме бескрайней массы воды, не было.

– Здорово! – похвалила она. – Если бы Сид стоял тогда на вышке, он смог бы видеть меня?

– Смог бы.

– Очень хорошо. А теперь что? – спросила Лиз, возвращая Сиду бинокль. – Не за этим же, Дэйв, ты звал меня немедленно прийти?

– А теперь… вот это. – Дэвид торжественно подал ей сверток.

Она развернула его, и из рук ее соскользнуло зеленое, как морская волна, шелковое платье. Лиз подхватила его, ощущая нежную невесомость ткани. Она поочередно посмотрела на мужчин, ожидая объяснения. Дэйв сказал:

– Если подойдет, сможешь надеть в субботу. Это платье сестры Сида. Она разрешила.

Сид подтвердил:

– Разрешила.

Лиз недоверчиво улыбалась. Дэйв успокоил:

– Все нормально.

– Сестра из него уже выросла, – добавил Сид.

Лиз не терпелось примерить платье, но она не уходила.

– Иди! – сказал Дэйв. – Тебе же хочется посмотреть, идет ли оно тебе?

– А прическа?

Он улыбнулся.

– Сделаю. В субботу…

Лиз от всей души поблагодарила друзей и бегом вернулась в отель. Она разделась и натянула платье. Оно было чуть узковато и чуть коротковато, но выглядело совсем неплохо. Конечно, это не наряд голливудских звезд и даже не платье Бесси Кроуз, но лучшего прикида у Лиз, считая платье, подаренное тетей Агатой, никогда не было. И если хорошенько приукрасить историю с «Гориллой», все будет о'кей!..

В субботу утром Лиз отправилась к Дэвиду делать прическу. Она сразу посвятила его в свой план. Он лишь покрутил головой:

– Ну ты даешь!.. Тебе бы книжки сочинять. А если тебя разоблачат?

– Не разоблачат. Они уже знают, что я тонула.

Почему бы не поверить, что у меня угнали «мерседес»?..

– А нельзя обойтись без кражи машины?

– Нельзя! Как ты не понимаешь, Дэйв! К таким…

– Миллионерам, – подсказал он.

– Да, к миллионерам! К ним никто не ходит пешком, все подъезжают на шикарных тачках… знаешь, – призналась Лиз, – пока ты не достал мне платье, я думала попросить у тебя шкуру рыси…

– Ты что… вообще? – Дэйв покрутил пальцем у лба.

– А если б у меня украли не только «мерседес», но и раздели? В чем бы я явилась к Монике?..

– Ты собиралась прийти к ней в шкуре?! Впрочем, именно так приходят в гости к миллионерам!.. – Лиз засмеялась. – И первый же полицейский отправил бы тебя в психушку!..

– Ладно, твоя взяла. Делай прическу.

Дэвид усадил Лиз перед окном, распустил ее густые, волнистые волосы и долго ходил вокруг, глядя на Лиз сбоку и спереди. Наконец взял расческу и принялся за дело. Вид у него был серьезный, и Лиз сочла, что для нее безопасней помалкивать.

Закончив работу, он подвел ее к зеркалу. Лиз была разочарована: ничего особенного. В общем-то ей понравилось, но, слыша о потрясающей прическе, она мечтала о чем-то необыкновенном, хотя не могла бы выразить, как это необыкновенное должно выглядеть.

– Ну как? – спросил Дэйв.

– Не знаю.

– Что значит «не знаю»? Тебе нравится?

– Вроде неплохо.

– «Вроде неплохо»! Ты ничего не понимаешь! Думаешь, если накрутить побольше всяких фиговин, это и будет красота? – Он был явно недоволен, даже рассержен.

– Дэйв, не сердись! Все о'кей!..

 

Глава 5

Вечеринка

Когда стемнело, Дэвид отвез Лиз на машине Сида до окраины курортного городка, где неподалеку расположилась вилла Моники Рассел. Прощаясь, посоветовал: «Не усердствуй, когда станешь врать».

Но Лиз была спокойна. Моника сама сказала приятелям, что спасенная «утопленница» танцевала с дядей Чарльзом, а значит, никто не усомнится, что она принадлежит к «золотой молодежи». Конечно, Моника врала, чтобы позлить компанию. Но теперь ей придется быть на стороне Лиз, даже если она что-то заподозрит. А Лиз уж постарается, чтобы Моника ничего не заподозрила.

Еще издали она увидела освещенные окна, услышала музыку. У подъезда горели фонари и стояли машины разных марок. Лиз вошла в распахнутые ворота, и тотчас перед ней возник охранник. Появление гостьи, явившейся на своих двоих, удивило и насторожило его. Лиз, не дожидаясь расспросов, показала визитную карточку Моники и попросила сообщить о своем приходе. Охранник потопил в дом по радиотелефону, и вскоре Лиз услышала стук каблучков. В темноте среди деревьев замелькало что-то белое. Это была Моника в белых шортах и блузке. До сих пор не переоделась? – удивилась Лиз.

– Лиз?! – Моника искрение обрадовалась. – Как хорошо, что ты приехала!.. А где… – Моника оглянулась, – где твоя машина?

Охранник сказал:

– Мисс без машины.

– Тебя не спрашивают, Фредди!

– Я без машины, – подтвердила Лиз. – Потом все расскажу. Но сейчас я должна прийти в себя…

У Лиз был вид человека, пережившего стресс. Моника взяла ее за руку:

– Пойдем…

Она провела гостью через боковой вход в свои комнаты. На столике красного дерева стояло несколько разнокалиберных бутылок и высокие стаканы. Моника налила в стакан виски, добавила содовой:

– Выпей.

Лиз выпила. Щеки ее вспыхнули, кровь горячей волной побежала по телу, голова закружилась. Моника, предложив гостье виски, чтобы та успокоилась, не подозревала о возможных последствиях. Между тем, захмелев, Лиз уже была готова сама поверить в ту жуткую историю, которую собиралась поведать…

– Уф!.. – вздохнула Лиз, опуская стакан на столешницу. – Если б ты его видела! Я думала, что умру от страха!..

– Кто это «он»? И что он сделал?

– Он сидел на обочине возле разбитой машины. Я остановилась, он попросил подвезти его до ближайшего телефона. Сказал, что это срочно, и уговорил, чтобы я позволила ему вести машину. Гнал как сумасшедший. Я думала, мы разобьемся… А он вдруг остановился и бросился на меня… Ты бы видела его глаза: черные, с красными белками… А руки! Мне показалось, он превратился в обезьяну и сейчас задушит меня…

– И что же он сделал? – проговорила Моника, предвкушая ужасный конец этой истории.

– Что он сделал? Ты спроси, что я сделала! Вцепилась ему в морду ногтями… и орала!

Подлинная картина сражения с владельцем черного «мерседеса» стояла у Лиз перед глазами, так что фантазировать ей было не нужно.

– А потом?

– Открыл дверцу, вытолкал меня и умчался на моей машине…

– Представляю, как ты испугалась, – сказала Моника. – Я уже слышала о человеке, которого ты описала… Это действительно ненормальный…

Лиз очень хотелось узнать, кто рассказывал Монике о «Горилле», но она предпочла промолчать.

– Не хочу, чтобы твои гости узнали о моем приключении, – сказала она. – Начнутся расспросы, а я и так переволновалась.

– Конечно, – согласилась Лиз. – Я ничего не скажу. Но ты отлично выглядишь, даже прическа не растрепалась. Кстати, она у тебя первоклассная.

Лиз провела рукой по волосам, небрежно сказала:

– У меня свой мастер.

– Дашь мне его?

– Конечно. – Она посмотрела на себя в зеркало: волосы ее легко и естественно, будто Дэвид не колдовал над ними, обрамляли ее голову, чуть прикрывая лоб. Ты молодец, Дэйв, спасибо! – мысленно поблагодарила Лиз.

– Пойдем, я познакомлю тебя, – сказала Моника. – Ты отвлечешься.

Через коридор, увешанный картинами с изображением конных состязаний – рысистых и скачек, Моника провела Лиз в ярко освещенный овальный зал с удивительно красивым паркетом из дерева ценных пород. В центре была выложена огромная монограмма – буквы «Д» и «Б». Было много танцующих; кое-кто сидел на диванах, расставленных вдоль стен.

Лиз сразу обратила внимание, что большинство гостей одеты кто во что горазд – они щеголяли в джинсах, шортах, выгоревших майках. Да и те, что выделялись одеждой, явно не стремились произвести впечатление изысканности. На одной девушке была длинная почти прозрачная юбка с разрезом до бедра. А парень, похожий на Элвиса Пресли, был «упакован» в шелковую рубашку с пышными кружевными манжетами. Но это, видимо, считалось таким же нормальным, как шорты и майки.

Парень в манжетах подошел к Монике.

– Это Янус, – представила Моника, – а она – моя подруга Лиз.

– Та, что тонула?

– Да, – сказала Моника, – но не приставай к ней с расспросами.

– Не собираюсь, – ответил парень и повернулся к Лиз: – Сбацаем?

Лиз засмеялась. Она не ожидала здесь, в шикарном зале с малиновыми диванами, дорогой люстрой, официантами, разносящими шампанское, тех же словечек, что и у парней в ее городке.

Но ей сразу не понравилось ни нарочитое одеяние Януса, ни его имя.

– А ты ничего, – одобрил тот, разглядывая Лиз, словно неживую. – И фигура о'кей…

– Ты забыл упомянуть о прическе, – насмешливо напомнила Лиз. – А между тем, у меня придворный парикмахер.

– Ну уж придворный! – Он оглядел голову Лиз. – Да, ничего. Ты вообще на уровне. Обычно у Моники… – Он подбирал подходящее слово, но, видимо, не подобрал. – Так это тебя выловили в море?

– Ты уже спрашивал. Да, меня. Сетями.

Он хмыкнул.

– Ты танцевала с мистером Чарльзом, это правда?

– Ты сомневаешься?

Он снова хмыкнул.

– И как?

Ей не нравилось его любопытство: сперва расскажи ему про дядю Чарльза, потом поинтересуется, где ее вилла, и так далее. Она сказала:

– Мистер Чарльз настоящий джентльмен. Он не задавал дурацких вопросов.

Янус уставился на нее. Опять, похоже, не подобрав нужных слов, сказал:

– Пойдем искупаемся?

– Больше ничего?

– Пока нет.

– Тогда пока пойди и искупайся.

Она оставила его посреди зала и вышла на балкон. Широкий балкон тянулся по всему фасаду. Было темно и сыро от близко подступающих к дому деревьев. Лиз облокотилась о перила и услышала характерный звуки расставания желудка с его содержимым. Женский голос сочувственно произнес:

– Зачем налакалась? Я говорила: не пей!.. И другой, страдающий:

– Отстань… и без того тошно…

Разочарование и грусть охватили Лиз. Все оказалось не таким, каким ей представлялось. Блюющие гости, пошляк кавалер… А она, черт побери, вырядилась, как на бал!..

Та, которую рвало, в промежутках между приступами стонала, а ее подруга меланхолично твердила:

– Я говорила: не умеешь, не пей!

– Сама-то как – забыла? – прозвучала неожиданно трезвая отповедь.

Лиз вышла с балкона в коридор и остановилась в дверях зала. Танцующих заметно убыло, все куда-то разбрелись. Но Янус танцевал. Его партнершей была высокая блондинка. Глядя на нее снизу вверх, так как доставал лишь до ее подбородка, Янус что-то говорил. Лиз не сомневалась, что он отпускал комплименты фигуре блондинки, хотя фигура если и привлекала внимание, то узкими по-мужски бедрами и большой грудью, в которую упиралось лицо Януса.

К Лиз подошла Моника.

– Я тебя ищу-ищу! Куда ты подевалась?

– Выходила на балкон.

– Нравится?

– На балконе? Там блюют… Кто этот тип в манжетах?

– Янус? Он артист. Вживается в роль и проверяет, какое впечатление производит на окружающих.

– Это он тебе так сказал?

– А что?

– Ничего. Любопытный чересчур. А она кто?

– Не знаю. Ее Стив привел. Я с половиной присутствующих не знакома.

– Зачем же они тебе?

– Их приводят мои знакомые.

Лиз осуждающе глянула на Монику.

– Я бы не пускала чужих.

– И тебя?

– И меня.

Моника засмеялась.

– Пусть их. Так веселее.

– А где двоюродная сестра Стива?

– Они расстались.

– С родственниками нельзя расстаться. Родственные связи – на всю жизнь.

– Похоже, они развязались.

Лиз снова посмотрела на Монику, но промолчала. Какой-то очкарик в джинсах – Лиз решила, что он одноклассник Моники, – пригласил Монику танцевать, и та ушла в зал. Лиз сказала самой себе: пойду прогуляюсь. Она пошла вдоль по коридору, заглядывая в комнаты. Почти все комнаты были освещены. На диванах под картинами на библейские сюжеты целовались парочки. Везде царило согласие, и только в одной из комнат девчонка ненастойчиво пыталась сопротивляться:

– Я не хочу… не надо…

Лиз прикрыла дверь. Она здесь никому не была нужна. Ей захотелось домой, и она решила уйти, не прощаясь. Последняя дверь в коридоре была отворена, и Лиз машинально заглянула. Слабый свет одинокого бра освещал длинный стол, уставленный фруктами и закусками. На отдельном столе мерцали грани хрустальных бокалов и возвышались стопки тарелок. Лиз хотела уйти, но тут от окна, где в полутьме стояло кресло, кто-то спросил:

– Что же ты ничего не попробуешь, Лиз?

Она вздрогнула. Не потому, что ее назвали по имени: она узнала этот голос. Радостно, растерянно, испуганно Лиз вглядывалась в сумрак, окутывавший говорившего.

– Джек?!

– Не забыла? – Он поднялся, и лампа осветила его.

– Конечно, нет! Значит, твой Энтони тогда приехал?

– Да. Спасибо, что дозвонилась.

– Хотела вернуться, но, понимаешь, подвалила работа… А я тебе все равно уже ничем не могла помочь.

– Понимаю.

Джек двинулся к ней навстречу. Он был в тонком черном свитере-«водолазке» и тугих черных джинсах. Такой высокий, стройный, гибкий… Глаза Джека лучились добротой и явным интересом. Шагал он осторожно, слегка прихрамывая.

– Ты уже ходишь? А гипс?

– У меня был всего лишь сильный вывих, достаточно тугой повязки.

– Это хорошо. Слушай, как ты сюда попал? Ты у них работаешь? Как ты узнал, что я здесь?

– Энтони сказал, что придет утопленница, которая близко знакома с дядей Чарльзом. Было любопытно посмотреть, кто это такая. А потом я увидел тебя в зале.

Лиз засмеялась.

– Они думают, я из богатых.

– Разве не так?

Лиз вздохнула.

– К сожалению, не так. Я горничная в отеле «Милена». Слыхал о таком? Если б они знали, вот был бы скандал! Меня выгнали бы, не сомневаюсь. Но я сочинила такую жуткую историю!

– Это какую же? – Он говорил спокойно, но глаза выдавали радость от встречи с ней.

– Нашу, мою и твою. Я почти ничего не выдумала.

Он вопросительно поднял брови. Лиз объяснила:

– Моника пригласила меня, но идти не в чем и купить платье не на что… – Она засмеялась. – Денег наберется на один рукав! И машины нет. А пойти охота! Когда еще миллионеры пригласят? Вот я и сказала, что меня выкинули из машины…

– Пригодился жизненный опыт?

Лиз кивнула. Спросила:

– Ты не проговоришься?

– Не беспокойся.

– Мне очень хотелось на этот вечер!

– Понравилось?

– Не очень. Моника неплохая, а так… – Лиз скорчила гримасу.

– Что «так»?

– Такое же занудство, как везде. Конечно, вилла красивая. Вот бы мне или тебе такую! Там на полу буквы «Д» и «Б». Интересно, чьи это инициалы?

– Бабушки Моники.

– Откуда ты знаешь? Хотя, что я говорю, ведь ты тут служишь…

Лиз спохватилась: пора возвращаться в зал, Моника наверняка уже ищет ее.

– Я б еще с тобой поболтала, – с сожалением сказала она.

– Я тоже, – сказал Джек.

– Послушай, Джек, а ты или твой Энтони… Кстати, он тоже здесь?

– Да, Энтони здесь.

– Нельзя как-нибудь сделать, чтобы меня отвезли? Не до самого отеля, а… ну, немножко?

– Хорошо, я скажу Энтони.

– Ты прелесть, Джек! А Энтони, он какой?

– Высокий. Красивый. Разносит выпивку.

– Официант? Понятно… – Лиз рассмеялась и выбежала из комнаты.

Моника действительно заметила ее исчезновение.

– Ты все время где-то пропадаешь, – сказала она. Ей надоело танцевать, хотелось чего-то нового, необычного. Лиз с ее приключениями как раз и была таким новым и необычным. Моника закрылась с ней в своей спальне. Здесь не было никаких украшений, кроме картины с купающимися женщинами. Устроившись в кресле, Моника потребовала, чтобы Лиз рассказала о себе. Та честно заявила, что не хочет портить вечер разговорами о собственной жизни, которая ей – вот как! – надоела.

– Сбежала из дома от предков, вспоминать неохота… Провожу время как попало… Ничего интересного.

– У меня тоже ничего интересного, – вздохнула Моника, – хотя пока еще меня никто не грабил и тонуть не приходилось.

Обе принялись хохотать. Поводы для смеха у них были прямо противоположными: одна радовалась, что удачно избежала опасных признаний, а другая что нашла родственную душу.

В комнату постучали, и официант – высокий, красивый, теперь Лиз знала, что это Энтони, – спросил, не хотят ли они что-нибудь выпить. Лиз поглядывала на него: он наверняка знает о ее обмане и в любую минуту может выдать ее. Впрочем, он ведь друг Джека – значит, будет молчать. И все-таки лучше бы Энтони ничего не знать о ее действительном положении…

Вскоре он снова зашел и сообщил, что Лиз ждет машина. Моника похвалила его за удачную мысль отвезти Лиз домой. Прощаясь, девушки дали слово друг другу вскоре снова встретиться.

Энтони проводил Лиз к гаражам. Белый «линкольн» уже стоял «под парами», с включенным двигателем. Энтони открыл дверцу, и Лиз села рядом с водителем. За рулем был Джек.

– Ты?! Хозяева хватятся – будет шум, что без спроса взял такую машину! Энтони не выдаст тебя?

Джек усмехнулся.

– Нет. Мы ведь друзья.

Они выехали с территории виллы. Лиз спросила:

– Мы доедем прямо до отеля?

– Обязательно. Уже поздно, и молодой девушке ни к чему ходить одной по ночному городу. Ведь ее могут ограбить, отобрать такое красивое платье…

Лиз сказала, что платье ей достал Дэвид.

– Дэйв мой друг. – Она взглянула на Джека. – Друг, понял? Он парикмахер. Я обещала, что он заедет к Монике и сделает ей прическу. Он классный парикмахер.

Джек спросил, довольна ли она своей работой.

– Приходится угождать всяким придуркам, – сказала Лиз. – Иногда так хочется поставить их на место, особенно когда пристают.

– И такое было?

– Было. Я сказала, что пришлю мужа для объяснений. Так этот тип сбежал из отеля… Но есть постояльцы ничего, симпатичные. Только устаю. Бегаю из номера в номер… А ты доволен своей работой?

– В общем доволен.

Он остановил машину у ворот «Милены», открыл дверцу с ее стороны. Когда Лиз уже собралась выйти, Джек удержал ее за руку.

– Не хочешь попрощаться?

Она снова опустилась на сиденье рядом с ним. Джек придвинулся ближе, приподнял ее голову за подбородок, потом его рука скользнула к ее затылку. Он порывисто обнял Лиз, одновременно страстно целуя. Огромная теплая волна накрыла Лиз, и ей показалось, что она снова в океане, что морская стихия кружит ее и тянет все глубже и глубже…

– С самой первой встречи мечтал об этом, – шепнул Джек, отрываясь от ее губ.

В ушах Лиз быстро и громко стучали какие-то молоточки… Нет, это стучало ее сердце!

– Ты хочешь, чтобы я пришел? – спросил он.

Она хотела сказать «да», но промолчала. Ей было сладко и жутко оттого, что сердце ее бьется столь неистово, что все ее тело горячо откликнулось на этот поцелуй.

– Скоро увидимся, – проговорил Джек, отпуская Лиз…

Ребекка спала. Лиз была довольна, что можно не разговаривать. Губы ее ощущали вкус его губ. Она лежала в темноте с раскрытыми глазами и улыбалась. Она снова и снова слышала его обещание «Мы скоро увидимся»…

В эту ночь она впервые не вспоминала об измене жениха.

Проснулась Лиз с бессознательным ощущением, что с ней произошло что-то очень хорошее. Вспомнила вчерашний вечер и вскочила с постели, готовая принять подарок, который приготовила ей жизнь. Но вскоре звонки из номеров, требующие немедленного присутствия горничной, спустили Лиз на землю.

Мисс Макснис просила вызвать такси, Миссис Кроуз и мистер Банчинни предупреждали, что не будут к обеду… Лиз передала портье заказ мисс Макснис на такси и сообщила на кухню, чтобы Банчинни и Кроуз не ждали к обеду… Потом была уборка, она мыла, чистила, поливала цветы, меняла белье. Лиз начинало казаться, будто вчера с ней ничего не случилось…

Вечером она пошла на дискотеку. Но теперь площадка, танцы и сами танцующие воспринимались Лиз как что-то бесконечно однообразное и надоевшее, вроде обязательных школьных собраний, которые она терпеть не могла.

Она была женщиной и понимала, что с ней происходит. Она хотела близости с этим мужчиной. Два чувства – зарождающаяся любовь и инстинктивное опасение снова быть обманутой соперничали в ее душе. Скорей бы он пришел, думала Лиз. Ей казалось, что, когда она увидит Джека, все станет ясно, хотя не смогла бы объяснить, что именно станет ясно.

Дэйв не удержался от расспросов о вечере у Моники.

– Неужели никто не догадался об обмане? – удивлялся он.

– А как они могли догадаться? – возражала Лиз. – Мой рассказ дальше Моники не пошел, она никому ничего не сказала, как я ее и просила. Кстати, моя прическа ей очень понравилась. Она хочет, чтобы ты приехал и сделал ей такую же.

Дэйв явно был доволен.

– Да, вот еще что. Знаешь, там был Джек. Тот, которого я встретила на шоссе… с ногой. Я тебе говорила.

– Помню. Он у них работает?

– Да. Я только не поняла кем. А его друг Энтони – официант.

– Джек не выдал тебя?

– Нет.

– Что же тебя беспокоит?

Лиз не могла объяснить. Все было хорошо. Она встретилась с Джеком. Они обрадовались друг другу. Он целовал ее и сказал, что придет. Но почему-то было тоскливо. А то, что она не находила объяснения такому состоянию, усиливало ее тревогу.

– Тебе нравится Джек? – спросил Дэвид.

– Да.

– А ты ему?

– По-моему, да.

– Так радуйся!

– Я радуюсь, – сказала Лиз. – Но вдруг у него это не серьезно?

Дэвид считал, что нечего загадывать о будущем. Все сошло гладко. Зачем переживать?

– Пойдем потанцуем? – предложил он.

Лиз не слышала музыки и танцевала, будто подчиняясь внутреннему ритму. Дэйв делал вид, что ничего не замечает. Но едва наступил перерыв, он увел Лиз на улицу.

Она сказала:

– Кажется, я танцевала невпопад.

– Нормально. Пойдем выпьем чего-нибудь.

Они зашли в бар. Лиз взобралась на табурет у стойки. Дэвид заказал два коктейля. Наблюдая, как Лиз не спеша потягивает свой коктейль, спросил:

– Полегчало?

– Не знаю.

– Хочешь еще?

– Не знаю.

Он попросил бармена повторить заказ. Потом сказал Лиз:

– Прогуляемся?

Ему было ясно: девчонка влюбилась. Впрочем, когда же влюбляться, как не в семнадцать лет? Вот только бы Джек не оказался подонком.

Они шли привычной дорогой. Ветер шелестел в ветвях вязов, высаженных здесь более полувека назад. Изредка проносились машины, и они отступали к обочине. Шли почти молча, каждый думал о своем.

Дэвид вспоминал о прощании с женой. Собственно, прощания не было. Утром Салли ушла на репетицию, привычно чмокнув его в лоб. Она всегда так делала. Но в тот раз он почему-то подумал: «Как покойника». Паршиво было со здоровьем, а настроение и того паршивее. Накануне Салли твердила: «Ты должен понять: балет мое призвание!» Он отвечал: «Понимаю». А что ему оставалось? Напомнить о свадебной клятве быть вместе в беде и в радости? Красивые слова, о которых забывают при первых же испытаниях… Официально они не разводились. Однако Салли – ему передавали – уже не одна. Он знал того, кого она выбрала. Здоровенный такой качок. С мозгами там проблема, но для Салли это не главное в мужчине… Лиз переживает, а у нее ведь все только начинается. И сегодняшние переживания когда-нибудь покажутся ей пустячными…

Лиз думала о Джеке. Приедет, как обещал, или забудет? С тех пор, как они расстались в доме повешенного, она не вспоминала Джека. Почему же теперь такое тревожное ожидание? Или, как говорила мама, она просто встала не с той ноги?.. Вот и о матери вспомнила. Все это время Лиз старалась не думать ни о матери, ни о бывшем женихе. Сейчас она впервые поняла, что у нее в душе уже нет прежней обиды, и это очень удивило ее.

Дэйв сказал:

– Когда я буду у Моники, то наверняка увижу твоего Джека. Передать ему от тебя привет?

У Лиз вырвалось громко:

– Нет! – И уже спокойней она повторила: – Нет, не стоит.

Она не собиралась напоминать Джеку о себе, тем более передавать привет через Дэйва. Захочет, сам появится. Прощаясь с Дэйвом, Лиз попросила:

– Скажи Монике, что я уехала на время…

Дэвид вернулся от Моники поздно вечером и сразу отправился на дискотеку, рассчитывая застать там Лиз. Он нашел ее в баре. С того дня, как она была на вечеринке у Моники, вернее, с того дня, как она встретила там Джека и тот обещал снова прийти к ней, она не могла оставаться одна. На людях было легче отогнать мысли о его обещании. Но и танцевать ей не хотелось, вот она и сидела в баре.

По виду Дэвида Лиз догадалась, что Моника осталась довольна работой нового парикмахера. Дэйв это подтвердил:

– Мисс сказала, что теперь доверит свою голову только мне. – Он говорил с иронией, но ему явно были приятны и похвала богатой клиентки, и перспектива будущего заработка.

– Очень за тебя рада, – сказала Лиз.

– Ты ни о ком не хочешь спросить?

– О ком?

– Ясно о ком – о Джеке.

Дэвид признался, что говорил о нем с Моникой. Предупреждая неудовольствие Лиз, он оправдывался:

– Я придумал, будто интересуюсь одним своим знакомым, который, по слухам, работает у нее. Лиз молчала, однако Дэвид уловил появившуюся в ее взгляде заинтересованность. – Но у Моники нет такого слуги, – продолжал он. – И Энтони тоже нет. Правда, Моника вспомнила, что, кажется, слуга с таким именем был у дяди Чарльза. Ты уверена, что твой Джек сказал тебе правду?

– А ты хочешь, чтобы Моника помнила всех чужих слуг? Она, наверно, и своих не помнит! – запальчиво возразила Лиз.

Дэвид согласился: где уж этой избалованной мисс помнить имена прислуги! Но думал: действительно не помнит? Или Джек в самом деле не служит у нее? А у кого и кем?..

– Он так прямо и сказал, что работает на этой вилле? – спросил он.

– Я так поняла. – Лиз пожала плечами. – Иначе что ему там делать.

Она хотя и объяснила недоразумение забывчивостью Моники, но, как и Дэйв, не могла не усомниться: неужели Джек обманул ее?

Лиз хотелось остаться одной. Дэйв, видно, понял это, и прогулка их быстро закончилась. Она вернулась в отель, надеясь, что Ребекка давно спит. Но та ждала ее, чтобы поделиться важной новостью: полицейский с которым она три года танцевала на дискотеке и почти три года спала, получил повышение. Вот они и решили больше не откладывать и пожениться.

Будущая семейная жизнь была давно продумана Ребеккой на двадцать лет вперед – что покупать в кредит в первую очередь, что потом; когда обзаводиться недвижимостью, когда – ребенком… Ей нужен был слушатель, пусть молчаливый, лишь бы она могла наконец «озвучить» свою давнюю мечту.

То, что от нее не требовалось словесного участие в разговоре, Лиз вполне устраивало. Ей не нравился будущий муж Ребекки, невзрачный человечек с обиженно-надменным лицом неудачника. Ребекка как-то сказала, что Боб – так звали полицейского – переживает из-за своего малого роста. Может быть, теперь, когда его повысили в должности, с его физиономии исчезнет обида на весь белый свет?

 

Глава 6

Свидание

Джек появился на следующий день. Сама миссис Смит позвала Лиз:

– Отнеси мисс Макснис кофе и иди на террасу. Тебя ждут.

Лиз отнесла кофе мисс Макснис. Та спросила, где булочка, которую она обычно съедает с кофе. Лиз спустилась в кухню и доставила булочку. Она повернулась, чтобы уйти, и мисс Макснис, посмеиваясь ей в спину, сказала, что видела представителя сильного пола, торчащего в данную минуту возле террасы.

– Почему-то он с палкой. Похоже, – прокомментировала она, – он инвалид. Или собирается кого-то поколотить.

Но ее последних слов Лиз уже не слышала. Она в мгновение одолела лестницу и выскочила на террасу, едва не сбив Джека с ног.

– Ой!.. – воскликнула она, помогая ему поднять оброненную трость. – Мне сказали… я думала…

– Что это не я?

– Нет, просто я…

Он сказал:

– Пойдем к морю.

Он еще хромал, и они шли медленно. У Лиз на языке вертелся вопрос, почему Моника не слышала о нем? И она обдумывала, как бы удачней об этом спросить.

Они спустились на пляж. Джек стащил джинсы и майку и растянулся на песке.

– А ты? – спросил он. – Будешь купаться?

Она расстегнула молнию, сбросила платье и легла рядом. Он поцеловал ее в шею. Она закрыла глаза, чтобы не выдать охватившего ее волнения. Еще! – мысленно просила она. Поцелуй еще… Он сказал:

– Все эти дни думал о тебе. Я хочу быть с тобой.

Он положил руку на ее живот.

– Ты сказала, что хотела вернуться к старику?

– Хотела…

– Когда Энтони приехал за мной, – сказал Джек, – мы еще час ждали тебя. Я надеялся, что ты придешь.

Это была правда: он хотел, чтобы она вернулась. За всю его жизнь ни одна женщина не проявляла заботу о нем, если только не была уверена в щедром вознаграждении. А эта девчонка заплатила за его ночлег и еду, хотя, дай Бог, чтобы в ее сумке хранилась сотня долларов.

– Я ведь твой должник, – сказал Джек.

Лиз облизнула почему-то пересохшие губы и спросила:

– Почему ты не сказал, что не работаешь у Моники?

– По-моему, ты не спрашивала. И Энтони не работает у нее. Его позвали помочь обслужить гостей. Ну, а я увязался за ним.

– А где ты работаешь?

– Работаю? – переспросил он. – У родственников Моники.

– У дяди Чарльза?

– Я забыл, что ты его хорошо знаешь. – Джек улыбался.

– Не просто знаю, но даже танцевала с ним! Эту лапшу Моника повесила на уши своим приятелям, чтобы позлить их.

Джек засмеялся: ну, Моника!

– Нет, – сказал он, – я не работаю у Чарльза.

– А у кого?

– Ты что, знаешь всех ее родственников?

– Нет. А кем? Джек задумался.

– У меня нет определенных обязанностей. Делаю, что потребуется: могу водить машину, лошадей выезжать…

– А все-таки, почему Моника не знает тебя?

– У Моники девичья память. Но уверяю тебя: она меня вспомнит. Ты не беспокойся, я не бандит и не мошенник. Обещаю предоставить доказательства. – Он протянул ей руку. – Пойдем купаться.

– А твоя нога?

Он сказал, что нога уже почти не болит и плавать это не мешает.

Они плыли сперва вдаль, потом повернули и поплыли вдоль берега. Лиз оглянулась – и берег, и вышка спасателей, и отель «Милена» казались далекими-далекими, как в перевернутом бинокле. Но теперь Лиз не боялась. Не потому, что уже знала: акулы здесь не водятся. Появись они сейчас, она все равно не испугалась бы. Потому что рядом был Джек.

Время от времени он подплывал к ней и целовал ее. Поцелуи были соленые от капель морской воды, это смешило Лиз. Но в то же время его поцелуи заставляли все ее естество трепетать – тем особым трепетом, который знаком каждой влюбленной женщине.

– Странно, – сказала она, когда они поплыли обратно.

– Что странно?

– Никогда не думала, что мы встретимся и будем вместе плавать.

– Почему же? – спросил он. – Мы ведь совсем недалеко от того места, где встретились.

– Все равно. Я не представляла.

Они выбрались на берег и легли на песок. Песок был горячий, и солнце было горячее. Оба лежали на спине, закрыв глаза.

– Значит, ты не представляла? – спросил он.

Она ответила, не открывая глаз:

– А ты?

– Я тебе уже сказал, что хотел видеть тебя.

Лиз приподнялась на локте.

– Я тебе нравлюсь?

– Если б ты мне не нравилась, зачем бы я пришел к тебе? Тебе ведь тоже хорошо со мной?

Лиз щурилась, глядя на море. Помолчав, Джек спросил:

– Сколько тебе лет?

– Будет восемнадцать.

– А мне скоро будет тридцать.

Она пыталась представить себя в этом возрасте, но ничего не получалось. Нет, она никогда не изменится. И Джек всегда будет таким, как сейчас. Лиз посмотрела на него и улыбнулась.

– Все хорошо? – спросил Джек.

Лиз кивнула. Он сказал, что завтра они поедут ужинать в ресторан. Она напомнила:

– Я же работаю!

Он обещал попросить миссис Смит заменить Лиз другой горничной.

– Так она тебя и послушает!

– Попробую уговорить.

Она подумала, что Джек хвастает, но вспомнила, что так же оценила его уверенность, когда он говорил, что за ним непременно пришлют машину. Кто знает, вдруг и теперь получится…

– А ты покажешь, где ты работаешь?

– В другой раз, – неопределенно ответил Джек.

Джек Бредфорд гнал машину по свободному шоссе. Он ехал к Монике Рассел, своей двоюродной сестре, и думал о ситуации, которую сам создал, и о том, как исправить ее, не оттолкнув Лиз. Когда она нашла его, покалеченного, на дороге у рекламного щита и тащила к старику, глупо было представляться и сообщать, сколько денег на его банковском счете. Тогда ему это и в голову не пришло. Ему даже казалось, что она не очень-то поверила, будто кто-то поспешит ему на помощь и вышлет машину. При встрече на вечеринке Лиз укрепилась в мысли, что он работает у Моники, или у ее дяди, или еще у кого-то, или, как и сама Лиз, прислуживает богатым клиентам. Но что будет, когда она узнает, что у него самого есть прислуга, шофер, садовник? И что взбалмошная богачка Моника – его двоюродная сестра? И что вилла, на которой была Лиз, принадлежит вовсе не Монике, а ему, Джеку… Возможно, обрадуется богатому поклоннику. Но вот простит ли она ему все его недомолвки? Скорее всего, нет. Это он уже понял. И это было ему небезразлично.

Кузине Джека Монике всего четырнадцать. Отношения у них сложились дружественно-ироничные. Он подшучивал над ней, она отвечала смехом и дерзила. Сейчас он ехал к Монике, еще не зная, с какой стороны подобраться к ней, чтобы она не догадалась о подоплеке его интереса.

Очередная вечеринка у Моники кончилась. Гости разъехались. Осталась обычная компания. Джек заглянул к ним и отправился в библиотеку. Он не сомневался, что спустя десять-пятнадцать минут Моника прибежит с сообщением, что все ушли. Почему-то его приход всегда способствовал бегству ее друзей.

Моника явилась ровно через тридцать минут. Джек отложил журнал.

– Выпроводила? – Она радостно кивнула. – Как тебе это удается?

– Я смотрю на часы и говорю: «Как всегда точен. Придется идти, а то пожалуется дяде Чарльзу!» Знаешь, они мне чертовски надоели, – призналась она.

– Так не приглашай!

– Они сами приходят.

– А есть кто-нибудь, кто тебе не надоел?

Она ответила не сразу, словно перебрав в уме посещавших ее приятелей и приятельниц:

– Появилась тут одна… Я хотела тебя познакомить, но ты исчез.

Он небрежно спросил, кто это «одна»? И Моника тут же выложила ему все истории, происшедшие с Лиз.

– Что же тебе нравится в этой Лиз?

– С ней интересно.

– Она стоит на голове?

Моника захохотала:

– Почти. Она то тонет, то ее грабят, а это все равно что стоять на голове!

– Действительно. Очень забавно, – поддакнул Джек. – А ты ее хорошо знаешь? Выловила в море и сразу в подруги?

Моника сказала надменно:

– И не собираюсь!

– Значит, ты больше не позовешь ее?

– Не знаю. Как тебе моя прическа? Ее делал парикмахер Лиз.

Джек похвалил прическу.

– Его-то я точно позову! – радостно сообщила Моника.

Тем же скучающим тоном Джек поинтересовался, почему Моника решила познакомить его с Лиз.

– Хотела услышать твое мнение о ней.

– Так же, как мнение о твоей новой прическе?

– Хорошая прическа говорит о многом…

Это было все, что Моника сообщила о новой подруге. Он знал о Лиз больше, и не было необходимости сворачивать с дороги на виллу к сестре, чтобы услышать, что мнение Моники о Лиз зависит от качества работы ее визажиста. Он спросил себя, чего он, собственно, ожидал от такого знатока человеческих душ, как Моника. Ни-че-го! Если не считать, что ему хотелось с кем-нибудь поговорить о Лиз.

Он снова катил по шоссе. До его дома было не более часа езды, и этот час был в его распоряжении. Если только какой-нибудь случай не задержит его. Впрочем, Джек Бредфорд, едва оправившийся после аварии, предпочитал ехать крайне осторожно и не собирался никого подвозить…

Джек думал, что Лиз привлекла Монику не только стоящим парикмахером. Что-то было в этой девушке, заставлявшее выделять ее из толпы. Поводы обратить внимание на Лиз у него и у его двоюродной сестры были разными. Но одно обстоятельство совпадало: у Моники достаточно приятелей, среди которых Лиз заняла бы не первое место по экстравагантности. И среди его знакомых, по крайней мере, есть двое, на которых он может положиться. Так что и тут Лиз не была счастливым исключением. Возможно, она могла стать добавлением к тем двум, но не более. К тому же с приятелями его связывали годы дружбы, выручки в финансовых и любовных проблемах. А Лиз чужая. Буквально девушка с улицы, они ведь впервые увидели друг друга на шоссе. Он был для нее человеком, попавшим в беду. И она не прошла мимо, как те, что мчались в машинах и не остановились, хотя могли подвезти его к ближайшему врачу. Она помогла ему, как, наверное, помогла бы любому другому. Конечно, она красивая, и это притягивает к ней. Но среди его знакомых много красивых женщин. Вот почему чувство, охватившее его, когда он встретил Лиз у Моники, было совершенно неожиданным. Несколько дней он пытался разобраться в себе. На четвертый поехал в отель «Милена»…

Дом Джека Бредфорда был нашпигован электроникой. Ажурные ворота, подчиняясь дистанционному управлению, бесшумно разошлись, чтобы пропустить машину. Так же раскрылись двери гаража. Джек поставил машину и поднялся в дом. Энтони встретил его в холле.

– Кто-нибудь звонил?

Энтони сделал вид, что не расслышал вопрос. Значит, звонила, подумал Джек. Иначе он сказал бы.

– Она? – спросил он вслух.

Энтони неопределенно подвигал бровями.

– Что ей надо?

– Хочет поговорить.

Джек покосился на него.

– Я уж подумал, ты онемел… Я голоден.

Он пошел в малую столовую, куда Энтони подавал, когда не было гостей. Джек чувствовал, как в нем поднимается раздражение. Он оглядел комнату, но придраться было не к чему. Энтони отличался занудливой аккуратностью. Иногда, как сейчас, Джеку хотелось обнаружить беспорядок, чтобы сорвать дурное настроение. Но он сдержался. Он знал причину своего раздражения: звонок от жены.

Они разошлись полгода назад. Он отдал Клаудии все, что полагалось ей по брачному контракту. Велел запереть комнаты, в которых она жила. И вздохнул было с облегчением. Но Клаудиа считала, что получила не сполна, и не оставляла его в покое.

Энтони прикатил сервировочный столик. Как всегда, посреди тарелок высилась бутылка красного вина. Джек сказал:

– Я выпью виски со льдом.

Энтони осуждающе покачал головой, но виски и ведерко со льдом принес.

– Поставь еще стакан.

Энтони молча выполнил приказание.

– Налей и выпей. Я не могу пить один.

Они выпили. Джек спросил, как Энтони преодолевает неприятности. Тот сказал, что он их не преодолевает.

– Сами пройдут. Все проходит, и плохое, и хорошее.

– Ты философ. – Джек усмехнулся.

Зазвонил телефон.

– Спроси, кто!

Энтони подошел к аппарату. Послушал. Прикрыв ладонью микрофон, обратился к хозяину.

– Это…

– Ладно. Иди.

Он обождал, пока Энтони вышел, прикрыв дверь, взял трубку и мрачно проговорил:

– Что еще?

Поморщился, услышав высокий голос, умеющий одинаково нежно щебетать слова любви и жаргонную ругань. Клаудиа зло сказала:

– Ты всучил мне дом, в котором нельзя жить!

Он не стал дальше слушать. Рявкнул:

– Обращайся к адвокату! – И швырнул трубку.

Несколько минут сидел, успокаиваясь, слушая и не слыша частые гудки из валявшейся на столе трубки. Потом положил ее на рычаг и прикоснулся к кнопке, вмонтированной рядом с телефоном. На пороге возник Энтони. Не глядя на него, Джек спросил, где поблизости есть недорогой, но хороший ресторан. По лицу камердинера пробежала гримаса, означающая что-то вроде «Новые причуды». Для верности Энтони переспросил:

– Дешевый?

– Не дешевый, я сказал недорогой и приличный. Хочет повести эту девчонку, подумал Энтони.

– Так как? – нетерпеливо повторил Джек. – Знаешь или нет?

– Ресторан «Дорога в рай». Небольшой, тихий. Хороший повар.

– «Дорога в рай»? – Джек усмехнулся. – Спасибо. Это то, что надо. Можешь идти.

Прежде чем уйти, Энтони проронил:

– Завтра будет дождь.

– Ты говорил, дождь будет сегодня.

– Завтра…

 

Глава 7

Ссора

Миссис Смит вошла в столовую для обслуживающего персонала и сообщила Лиз, которая только что села поесть, что та свободна на весь день. Через паузу многозначительно добавила:

– И до завтрашнего утра.

Лиз недоуменно спросила:

– Почему?

– Тебя ждут.

И удалилась. Лиз продолжала смотреть на закрывшуюся за миссис Смит дверь. Ей показалось, что та недовольна. Но нетерпение увидеть того, кто ждет ее, и надежда, что это Джек, оказались сильнее размышлений о настроении хозяйки. Лиз отодвинула тарелку и выбежала на террасу.

– Джек! Как ты сумел уговорить ее?

– Я же обещал.

Он направился к улице, где стояла машина. Лиз, поспевая за ним, на ходу спрашивала:

– Как тебе удалось? Она же вредная! Как ты это сделал?

– Я укротитель всех вредных хозяек отелей!

За оградой стоял белый «линкольн» с поднятым верхом. Тот самый, на котором Джек отвозил Лиз с вечера у Моники. Он распахнул дверцу:

– Садитесь, мисс, и поехали!

Лиз уселась, потрогала обивку из мягкой кожи. Спросила шепотом, будто их могли услышать:

– Чья она?

– Моя.

Лиз засмеялась. Она прильнула к нему, уткнулась лбом в его висок и, дурачась, кончиком языка лизнула его в ухо. Она ждала, что он сейчас же расстегнет на ее платье молнию – так делал ее жених. Делал порывисто, резко, и она не сомневалась, что именно так всегда поступают настоящие, пылкие мужчины. Но Джек задержал дыхание и замер, и лишь сердце его, ударявшее в ее грудь, выдавало волнение. Лиз шепнула:

– Ты опять увел чужую машину? Да?

Своим вопросом она позволила ему перевести дух. Он засмеялся и сказал почти спокойно:

– Это моя машина.

Он решил говорить правду и готов был заменить недорогой «Дорога в рай» на привычный шикарный «Континенталь», где его все знали.

– Я тебе не верю. Ты шутишь. Ведь ты не мог купить такую дорогую машину! – Лиз не просто не верила, она считала, что, говоря так, он держит ее за дурочку, и была обижена.

– И все-таки эта машина моя, – повторил Джек.

– Но ты же не украл ее?

– Конечно нет.

Лиз отстранилась от него.

– Ты хочешь сказать, что ты никакой не шофер?

Джек молча кивнул.

– И ты не работаешь ни у кого из родственников Моники? Почему же ты раньше это скрывал?

– А когда я мог сказать? На шоссе, когда ты нашла меня?

– А на вечере у Моники?

– Ты заглянула на минуту, а я бы сразу: «У меня есть дорогая машина…» А ты сама не врала, изображая миллионершу?

– Я не изображала! Моника сама… И тебе я не врала!

– А для тебя очень важно, в состоянии я купить дорогой автомобиль или нет?

– Но ты обманул меня!

– Но сейчас я говорю правду.

Он ясно читал на ее лице растерянность. Она то верила, то снова сомневалась и не знала, что лучше – истина или обман. Джек включил мотор и сразу рванул с места. В пути они молчали – все двадцать минут, пока машина не остановилась у здания с золотыми буквами на синем фасаде. Лиз прочитала: «Дорога в рай». И улыбнулась.

Энтони был прав: ресторан оказался небольшим, тихим. Посетителей, кроме Джека и Лиз, всего две парочки. Они сидели каждая в своем конце зала и наслаждались не столько едой, сколько созерцанием партнеров и пожиманием рук.

Шикарный «линкольн» произвел сильное впечатление на хозяина ресторана. Такие машины не останавливались у них даже случайно. Он вызвал официанта.

– Проведи их на веранду. Дай меню. Все, как положено.

Официант появился перед Джеком и Лиз важный, невозмутимый, как посол иностранной державы.

– Господа желают покушать?

– Даже очень желаем.

– Разрешите предложить отличное место, прекрасный вид!

Он повел их на открытую веранду, увитую плющом, и усадил за столик возле большой кадки с лимонным деревом. Вид на зеленое пастбище, по которому гуляли черно-белые коровы с мощными вилообразными рогами, был действительно отличным.

Официант подал меню и карты вин. Но Лиз предоставила Джеку выбирать самому. Когда заказ был сделан и официант удалился, Лиз сказала:

– Ты все выдумал.

Джек спросил, почему она продолжает думать, что он и теперь обманывает ее?

– Потому что Дэйв мне рассказывал об этом ресторане. Он с приятелями бывает здесь. Сюда богачи не ездят.

– Ты права. Заехать сюда мне посоветовал Энтони.

– Может быть, у тебя есть собственный ресторан? Просто ты стесняешься пойти туда со мной?

Он не знал, что ответить. Она не поверила бы ни правде, ни лжи. Оба молчали. Официант принес заказ. Энтони и тут оказался прав: аромат кушаний и дизайн овощных и мясных блюд были способны пробудить аппетит даже у крайнего привереды.

– Что тебе положить? – спросил Джек.

– Все равно.

– Тогда всего понемногу.

Он делал вид, что все нормально. Попробовал соус, потом цыпленка с овощами.

– А знаешь, очень вкусно!

– Мне не хочется…

– Когда плохое настроение, надо обязательно поесть. По опыту знаю – помогает.

– Я хочу домой.

– Лиз…

Она сидела, опустив голову, и он умолк.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Мы сейчас вернемся в отель.

Он подозвал официанта. Услышав, что мистер и мисс собираются уходить, ничего не поев, официант пошел за поваром. Тот явился немедленно: в поварском колпаке, румяный, – ни дать ни взять персонаж диснеевского мультика. Вместе с ним пришел и хозяин. Спрашивал расстроенно:

– Господам не понравилось? Мы заменим…

Джек уверил, что все отлично.

– Но вы ничего не ели! – сокрушался повар.

Джек объяснил, что мисс почувствовала недомогание, вот почему они вынуждены покинуть замечательное заведение.

– Когда все наладится, – пообещал Джек, – мы непременно приедем снова.

Лиз ждала в машине, пока Джек расплачивался с официантом. Она чувствовала себя идиоткой, ей хотелось разреветься – она так боялась потерять Джека! Один внутренний голос говорил, что Джек не захочет иметь дело со взбалмошной девчонкой и больше не придет. Другой упрямо твердил, что Джек подлаживался к ней, чтобы войти в доверие, а потом бросить ее. Обманув один раз, он обманет еще и еще. Думает, что с ней можно так обращаться? Ошибается!..

Оба голоса звучали одновременно, иногда один оказывался громче и забивал второй. В них врывался третий – крик души, обращенный к Джеку: «Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь! Задержи меня!..» И обида, горькая обида, что он этого не делает. Она вспомнила многозначительные слова миссис Смит «До завтрашнего утра!» и представила ее молчаливую иронию при виде Лиз, возвратившейся через пару часов. Почему-то именно это испугало ее больше всего, и она быстро сказала:

– Я не поеду в отель!

– А куда?

Лиз подумала.

– К морю.

– Хорошо.

Джек свернул на дорогу, спускавшуюся к морю. Лиз попросила остановить машину. Джек вышел первым, открыл ей дверцу. Лиз тоже вышла, сказала тихо:

– Я пойду…

Джек сказал:

– И даже не попрощаешься?

– До свидания…

Она едва удерживалась, чтобы не оглянуться. Шикарный «линкольн» не уезжал, и Лиз хотелось знать, смотрит ли Джек ей вслед. Вскоре она услышала, как заработал мотор, и, когда Лиз решилась наконец обернуться, дорога позади была пуста.

Она дошла до наблюдательной вышки и остановилась. Дэйв часто приходил сюда во время дежурств Сида. Сейчас это был единственный человек, с которым Лиз могла говорить. Она окликнула Сида. На вышке появился обнаженный загорелый торс, увенчанный лысой головой.

– Вам Сида? – спросила лысая голова. – Он будет завтра. – И другим, игривым тоном: – Я не заменю его?..

Лиз не ответила. Она села в плетеный шезлонг, кем-то оставленный у кромки воды. Мысленно проигрывала перипетии сегодняшнего свидания с Джеком, то пребывая в отчаянии, что сама оттолкнула его, то успокаивая себя, что он не может не вернуться. Прислушивалась, не скрипит ли песок от его шагов. И снова погружалась в невеселые мысли.

Когда стемнело, Лиз поднялась и пошла в отель. Ребекка уже закончила работу и одевалась к дискотеке.

– Прибыла? – приветствовала она Лиз. – Ну и везет же тебе! Милена перед твоим кавалером просто растаяла. Такой, говорит, красавчик! Где ты его нашла? Кто он?

– Никто.

– Не хочешь, не говори. На дискотеку пойдешь?

– Не знаю.

– Дэвида сегодня не будет. Тогда не пойду, подумала Лиз.

Она осталась одна. Она слышала, как в коридоре стонут половицы от грузных шагов ночной горничной. Иногда из гостиной доносились голоса постояльцев, их смех – там собирались любители рассказывать в компании анекдоты.

Лиз вышла во двор. От приторного аромата флоксов воздух казался душным, хотя с моря дул легкий прохладный ветер. Ярко освещенные окна гостиной отпечатали на цветах и деревьях светлые прямоугольники. Было тихо и спокойно.

Не оглядываясь, Лиз вышла за ворота и направилась к шоссе. Она запомнила, что недалеко от автозаправки, на развилке дороги, есть бар. Несколько раз она и Дэвид, гуляя, проходили мимо него. И когда на машине она возвращалась с Джеком от Моники, пестрый павильон мелькнул на повороте. Он всегда был освещен, но закрытые двери поглощали все звуки, и, если б не человеческие тени на неплотных занавесках, можно было подумать, что в баре никого нет. Однажды Дэвид на вопрос Лиз, зачем нужен бар, где почти нет людей, сказал, что бар недалеко от заправочной станции и его посещают водители.

– А ты был там?

– Был. Мне понравилось.

Тогда она не спросила, что именно ему там понравилось. Но сейчас и сказанного им было достаточно, чтобы Лиз решила пойти туда.

Идя вдоль дороги, она миновала автозаправку, где сейчас обслуживались мощный рефрижератор и два джипа, и вскоре подошла к бару. Тут решимость ее улетучилась. Она как-то сразу поняла, что этот бар и бар при дискотеке – не одно и то же, что она не должна была приходить сюда. Лиз уже готова была повернуть обратно, но шедший следом водитель рефрижератора громко произнес:

– Чего встала? Пришла, так входи!

Он открыл дверь, подтолкнул Лиз, и она очутилась внутри помещения.

Ей сразу стало ясно, почему Дэвид сюда заглядывает: за длинной стойкой стоял бармен, у которого Дэвид снимал квартиру.

Столы в зале, кроме двух, самых дальних, были свободны. За одним из них мужчина и женщина пили вино. За другим – двое мужчин. Водитель рефрижератора подошел к стойке и потребовал пива. Он обернулся к Лиз:

– Пить будешь? Я плачу!

Лиз замотала головой и попятилась, Водитель сказал:

– А зачем пришла?

Лиз молчала. Кто-то сзади крепко сдавил ей плечо:

– Она ко мне пришла!

Дэвид. Это он и Сид сидели за последним столом. Лиз от радости чуть не вскрикнула. Не снимая руки с ее плеча, Дэйв пошел с ней к Сиду, усадил за стол и хмуро спросил:

– Ты что здесь делаешь?

– Я хотела… Ты же говорил, что тебе тут нравится? – напомнила она.

– Мне нравится. – Он подчеркнул слово «мне». – А тебе здесь не место!

Он никогда не говорил с ней гак резко. Лиз притихла и сидела, опустим глаза, готовая разреветься. Сид, наблюдавший за ней, сказал:

– У старика сегодня вкусная пицца, пойду принесу.

Он подмигнул Дэвиду и направился к стойке. Дэйв молчал. Сид вернулся с кружкой пива и тарелкой, на которой лежал аппетитный кусок пиццы, щедро посыпанный зеленью.

– Вы ешьте, а я пойду, – сказал он и опять, незаметно для Лиз, подмигнул Дэвиду. Когда Сид ушел, Лиз спросила:

– Он из-за меня ушел?

– Мы собирались идти вместе, но Сид человек воспитанный.

Дэвид подвинул к ней тарелку с пиццей:

– Ты ешь, пицца действительно вкусная.

– А ты?

– Я уже сыт.

Она хотела гордо сказать, что тоже не голодна. Но от тарелки шел такой аромат, а она с утра ничего не ела и к тому же побоялась перечить Дэвиду. В общем, Лиз принялась за пиццу. Дэвид спросил:

– Почему не пошла в бар на дискотеке?

– Ребекка сказала, что тебя не будет. И лысый на вышке сказал…

– На вышке нет лысых. Это брат Сида, он бритый… Что у тебя случилось?

Не перебивая, он выслушал ее рассказ. Лиз спросила:

– Ты думаешь, я дура и Джек больше не придет?

– Если по-настоящему нравишься ему – придет. Если не придет, значит, у него это несерьезно, и хорошо, что вы расстались сразу. Быстрее забудешь. Это сейчас тебе кажется – катастрофа. Пройдет время, и не вспомнишь. А вспомнишь – улыбнешься.

Лиз знала: так говорят, когда ничем не могут помочь. Что ей с того, что много лет спустя, вспоминая, она будет улыбаться? Ей плохо сейчас и совсем не хочется улыбаться…

– Может быть, – сказал Дэйв, – ты встретишь Джека у Моники, и вы помиритесь.

– Моника не зовет меня. Не пойду же я к ней без приглашения.

– Как она может тебя позвать, если я сказал, что ты уехала? Я буду у нее через два дня. Скажу, что ты скоро возвращаешься. Вот увидишь, она пригласит тебя.

– И я буду врать ей, что отдыхала у моря, каталась на собственной яхте? Или что недельку провела в Париже?

– В Париже летом душно и жарко, там моря нет.

Лиз засмеялась.

– В Париже нет моря? Откуда ты знаешь?

– Читал.

Разговор о Париже, в котором нет моря и где не отдыхают летом, развлек ее. А предложение Дэвида так поговорить с Моникой, чтобы она пригласила Лиз, показалось заманчивым. Лиз сказала:

– Знаешь, Дэйв, ты хороший друг – Он улыбнулся. – Мне стало легче, честное слово!

– Ну, если легче и если ты уже управилась с пиццей, то давай-ка я провожу тебя в отель…

Уже засыпая, Лиз вспомнила, что не спросила у Дэвида, почему он не пошел на дискотеку…

Проснулась Лиз с четким ощущением тревоги. Это не было вчерашним состоянием после свидания с Джеком. Вчера она могла объяснить, почему ей неспокойно. Сейчас она не понимала, из-за чего появилось тягостное чувство. Может быть, ей приснился кошмар? Лиз пыталась припомнить сон, но кроме стаи собак, гнавших по полю крупного, похожего на лося зверя, Лиз ничего не помнила.

Она оделась и пошла в бельевую. Начался день, и все повторилось: уборка, смена белья, вызовы…

Тревога не проходила, и Лиз нервничала. Ее раздражали капризные постояльцы. Хотелось послать к черту пожилую миссис, которая дважды требовала сменить воду в вазе с цветами. Вода, по мнению миссис, последовательно была либо слишком холодной, либо слишком теплой. Третья смена воды ее также не удовлетворила, зато, как она выразилась, убедила, что иметь дело с бестолковщиной – только нервы себе портить…

Ну и меняй сама, старая дура, если ты такая толковая!

Миссис Хэвиленд умудрилась перегреться на солнце, и Лиз каждые четверть часа меняла на ее голове холодные компрессы. Все это отвлекало от грустных мыслей, но как только выдавалась свободная минута – тревога возвращалась…

Миссис Смит, которую Дэвид встретил у входа в отель и у которой спросил, где он может увидеть горничную Лиз, недовольно буркнула, что отель не проходной двор, а свидания назначают после работы. Дэвид молча вышел на улицу, сел на каменную скамью у ворот и засвистел. Мелодия была его собственная и выражала отношение к хозяйке отеля. Противная такая, ломаная мелодия. Однако миссис Смит все-таки поставила Лиз в известность, что ее ждут. Лиз выбежала за ворота. Еще издали она поняла, что ничего плохого не случилось: у Дэйва был весьма довольный вид.

– Я был у Моники, – сообщил он.

– Знаю-знаю, ты должен был сделать ей прическу.

– Я сказал ей, что ты возвращаешься, и она обрадовалась.

Дэвид пересказал разговор с Моникой. Моника собиралась на неделю в Нью-Йорк, а оттуда к родителям на ранчо. И обещала позвонить Дэвиду, когда туда приедет. Он протянул Лиз визитную карточку Моники, на которой было написано: «Лиз, приезжай ко мне на ранчо!»

– А адрес? – спросила Лиз.

– У меня есть. Я тебе дам, – ответил Дэвид. – Поезжай, – посоветовал он. – Ты можешь встретить там Джека.

– Где это? – спросила Лиз.

– Моника сказала, у озера Высокое.

Лиз оживилась.

– Это недалеко от города, где я живу… где я жила. Там есть большое ранчо, много лошадей…

– Правильно, – подтвердил Дэвид. – Моника говорила, что ее родители коннозаводчики.

Лиз сказала:

– Дэйв, тогда в баре я не спросила, почему ты не пришел на дискотеку.

– Я уезжал.

– Но в баре ты был!

– В баре был.

Лиз осторожно спросила:

– У тебя тоже что-то случилось?

Дэвид усмехнулся.

– Как сказать. Я ездил разводиться с женой.

– О, извини. А я к тебе со своими проблемами!

– Моя жена выходит замуж. – Он взглянул на отель. В окне второго этажа маячила тучная фигура миссис Смит. – Твоя хозяйка злится. Иди!

Конечно, Лиз было жаль приятеля, но после разговора с ним ее собственные тревожные предчувствия начали таять. Дэйв принес ей отличную новость: она приглашена на ранчо к Монике. И она обязательно туда поедет! Ведь это близко от дома. Можно узнать, что там у них, и повидать знакомых. А там будет видно!

Она никогда не была на том ранчо. И навряд ли кто-нибудь из жителей городка был туда вхож. Но о богатстве владельцев, их прекрасных лошадях, о конных праздниках, на которые съезжались именитые гости на шикарных авто, ходили самые невероятные слухи.

Всего какие-нибудь полторы-две недели, и она там! Миссис Смит, конечно, не станет дожидаться ее возвращения. Ну и пусть увольняет и ищет другую горничную. А она возьмет расчет и найдет себе новое место. Что, ей всю жизнь только и выполнять чужие капризы? Не тут-то было…

Лиз уже не казалось, что постояльцы нарочно выдумывают глупые поручения и просьбы, лишь бы досадить ей. Она работала легко и споро, к одобрительному удивлению миссис Смит.

Еще несколько дней. Всего несколько дней! – думала Лиз. Она не знала, да и не задумывалась о том, почему так уверена, что минуют эти несколько дней – и начнется совсем другая, ничем не омраченная, счастливая жизнь.

Шли дни. Встречаясь с Дэйвом, Лиз не спрашивала, звонила ли Моника, – тот сам бы сказал, если бы звонила. Временами закрадывалась мысль, что Моника передумала или забыла, но Лиз гнала эти мысли. Дэвид видел ее нетерпение и беспокойство.

– Не паникуй, – успокаивал он. – Может, она задержалась в Нью-Йорке. А если даже на ранчо, не в первый же день звать гостей. Поживет у родителей, станет скучно – обязательно позовет…

 

Глава 8

Шантаж

Лиз катила в один из номеров сервировочный столик, когда это случилось. Проходившая мимо Ребекка сказала с улыбкой:

– Везучая! Тебя опять ждут…

Лиз не помнила, как доставила в номер Банчинни завтрак, как расставляла тарелки и приборы, наливала соки. Ждать ее мог только один человек! Она выбежала из отеля. За воротами спиной к ней стоял мужчина.

– Джек! – крикнула Лиз.

Мужчина обернулся. Это был Эдвард, ее бывший жених. Любовник ее матери. Лиз хотела кинуться обратно в отель, но не могла двинуться с места. Внутренний голос сказал: «Вот она, твоя тревога…»

Эдвард стоял, расставив ноги, и улыбался. Что-то изменилось в нем самом и в его внешности. С Лиз он всегда действовал уверенно, решительно – как он сам говорил, только так и должны вести себя настоящие парни. Но иногда ей казалось, что сквозь решительность проступала настороженность. Он будто выжидал – чтобы, если она оттолкнет его, тут же отступить. Обычно он одевался небрежно, чтобы не сказать неряшливо, словно ему все равно, что на нем и как он выглядит… Теперь перед Лиз был самодовольный, без тени неуверенности на лице мужчина в дорогом, но не по сезону костюме.

– Не ждала? – сказал он, делая шаг к Лиз.

– Не подходи! – резко сказала она. – Что тебе надо?

– Соскучился, – ничуть не смущаясь явной лжи, ответил он.

Лиз пропустила мимо ушей намек на их бывшую близость. Спросила:

– Кто тебе сообщил, где я?

– Никто. Случай.

– Как мама?

Он пожал плечами:

– Мы не сошлись характерами с твоей матерью. Пришлось расстаться.

– Я с тобой тоже не сошлась характерами. Убирайся и больше не приходи!

– Слушаюсь, – сказал он, вздохнув. – А как насчет «последнего слова подсудимого»? Положено!

– Говори быстрее, что тебе нужно.

– Я сказал, – начал он, – что случайно узнал, где ты. Но как узнал! Потрясающе! Моя маленькая невеста веселится на вилле среди миллионеров! И разъезжает на шикарном «линкольне»! – Он удовлетворенно хмыкнул.

До этой минуты Лиз слушала нетерпеливо, однако довольно спокойно. Но едва он упомянул о вилле, все в ней напряглось. Она мельком взглянула на него. Он улыбался, но глаза не предвещали ничего хорошего.

– Я подумал… – продолжал он с веселым видом, будто сообщал о чем-то очень приятном. – Я подумал: вот бы мне так – войти пешком, чуть ли не с голой задницей, а уехать на «линкольне» или «мерседесе»!..

Эдвард сделал паузу, выжидая ответной реакции Лиз. Он сознавал, в каком напряжении она пребывает, и умышленно затягивал молчание. Она молчала.

– Да-а… – наконец протянул он. – А тут опять же случайно, заметь, я узнаю, что владельцы симпатичной виллы покинули ее. Причем все! – многозначительно подчеркнул он.

Лиз не выдержала:

– Чего ты хочешь?

– А ведь там всякого добра навалом – на всю жизнь хватит!..

– Ты ходил туда?

– Ходил?.. – Он засмеялся. – Ну, ты скажешь!

– Ты… ограбил? – Я?!

– Что же ты делал там?

– Скажем так – я ее только оглядел. Присматривался в расчете на будущее.

– Врешь! Ты все врешь! Ты там не был, ты даже не знаешь, где она находится!..

– А если я скажу, что у них на полу буквы «Д» и «Б»?

Да, он был там. Он видел монограмму! Но зачем он говорит об этом мне?

– У меня к тебе деловое предложение, – сказал он. – Во-первых, мы опять начнем жить вместе. Чтобы было понятней: спать, трахаться! Ты мне нравишься. Если не согласишься, я заявлю в полицию. Скажу, что ты обманом проникла в дом порядочных людей, вторглась в их доверие, чтобы ограбить. Кстати, за какие красивые глаза тебя возят на шикарных машинах?.. Монике, или как там ее зовут, похоже, не известно, что ты всего лишь подтираешь полы в дешевом отеле? Думаю, ее отношение к тебе изменится, когда она об этом узнает. Как ты думаешь?

Лиз почувствовала, что ее голову обхватил и сильно сжал жесткий обруч. Она невольно поморщилась, но нашла в себе силы сказать:

– Это я пойду в полицию и все расскажу…

– Правильно, – сказал он, насмешливо глядя на нее. – Только для начала я им расскажу, как ты ограбила собственную мать, забрав все деньги, и сбежала из дома. Как, по-твоему, кого после этого будут слушать: тебя или меня? – Он не спускал с нее глаз и был явно доволен эффектом, произведенным его речью. – Так что, дорогая, – заключил он, – тебе не вывернуться: или тюрьма, или я!

Лиз не ответила. Да она и не знала, что отвечать. Ей хотелось убежать, остаться одной и обдумать, насколько опасны его угрозы. Она повернулась, чтобы идти в отель, но Эдвард негромко сказал:

– Ты пойдешь не в свою драную гостиницу, а со мной и сейчас! – Лиз невольно остановилась. Он продолжил так же негромко. – Будет, как я сказал! Ты меня знаешь.

На веранде показалась Ребекка.

– Лиз! Быстро! Милена требует!

Не раздумывая, Лиз бросилась к отелю, Эдвард вдогонку ей крикнул!

– Дорогая! Даю тебе ровно день на сборы!..

Лиз влетела на веранду, едва не сбив Бекки с ног. Та даже отшатнулась.

– Что с тобой? Кто это был? – Лиз молчала. Видя, что из растерянной Лиз ни слова не вытянуть, Ребекка пожала плечами: – Не хочешь, не говори.

Но работать Лиз уже не могла и сказала миссис Смит, что у нее раскалывается голова. Хозяйка была недовольна. Она считала, что в столь юном возрасте голова вообще не может болеть, но по виду горничной поняла, что с той творится нечто неладное, и отступилась.

Лиз долго стояла в туалетной комнате, стараясь успокоиться. Она уже трижды вымыла лицо холодной водой, но, глядя в зеркало, не узнавала себя. На лице ясно читались страх и безнадежность. Она понимала, что жизнь ее мгновенно изменилась. Она очутилась в страшном мире и не представляла, как из него выбраться. Что-то надо делать, думала она. Что-то надо делать…

Ребекка примчалась после работы. Торопливо хватала то фен, то щетку для волос, то туалетную воду.

– Иду знакомиться с его родителями! – сообщила она. – Мать у него ведьма. Но он сказал: мать – пусть как хочет, я женюсь на тебе, а не она. Может рычать, как ей вздумается, а я все равно не отступлю.

Наконец Ребекка обратила внимание на Лиз:

– Ты чего лежишь? На дискотеку идешь?

– Нет. Если увидишь Дэйва, скажи, я прошу его прийти ко мне.

– У тебя с ним роман? Между прочим, ты знаешь, что он разошелся с женой?

– Мы друзья. Передашь?

– Передам. Вечно у тебя проблемы.

Она оделась, оглядела себя в зеркало и осталась довольна. Взгляд ее снова остановился на Лиз:

– Слушай, ты здорова?

– Здорова.

– Тогда я побежала…

Лиз подсчитывала: полчаса, пока Ребекка доберется до дискотеки, где ее ждет жених; еще столько же на обнимание с ним; и полчаса Дэйву, чтобы прийти в отель… Время тянулось бесконечно. Лиз казалось, что полтора часа успели трижды кануть в вечность. Может быть, Ребекка не встретила Дэвида?

Он пришел, когда Лиз перестала ждать.

– Ну, – сказал он, входя в комнату, – с акулами ты воевала, из машины тебя выбрасывали. Что теперь? – Лиз уткнулась в подушку и разревелась. – И почему у тебя свет не горит?

Дэвид включил лампу. Посчитав, что Лиз достаточно наревелась, он решительно пододвинул стул к кровати, на которой лежала Лиз, протянул ей носовой платок и потребовал рассказать все по порядку и с подробностями.

Потом он признался себе, что не ожидал услышать ничего подобного. Вот уж кто настоящая акула! – подумал он о бывшем женихе Лиз, но все же предположил:

– Может, он блефует?

– А монограмма на паркетном полу танцевального зала?

– Это он мог узнать от прислуги. Если умело расспрашивать горничную или садовника, они и не то выболтают.

– А если вдруг он действительно ограбил или собирается это сделать и свалит все на меня?

– Да сделай он это, его тут и близко не было бы! Когда он придет?

– Сказал, через день.

– Вот что: из отеля ни на шаг! Кто бы ни звал. Не волнуйся, ничего он тебе не сделает. Он сам боится…

– Дэвид, ты не оставишь меня?

– Не оставлю. Не думай об этом.

«Ничего он не сделает». Дэвид несколько раз повторил собственные слова утешения, но его самого они совсем не утешали. Девчонку шантажирует подонок, и ей одной с ним не справиться. Беспокоясь за Лиз, Дэвид невольно вспоминал погибшую сестру. Дженни было всего пятнадцать лет. Как большинство современной молодежи, она весьма свободно рассуждала о сексе. К тому же была влюбчива и доверчива. И первая же сволочь воспользовалась этим. Дженни никому не жаловалась, даже ему, брату! Она прыгнула с Бруклинского моста. А потом на вскрытии обнаружилось, что она беременна! Лишь полгода спустя Дэвид случайно узнал имя подонка…

Мысли его вернулись к Лиз. Если ее бывший жених явится раньше, чем обещал, он застанет Лиз врасплох. Надо идти к Сиду…

На пешеходной тропе, ведущей к пляжу, под подошвы сандалий то и дело попадались мелкие камни. Дэвид машинально отбрасывал камешки с дороги, в траву. Он поднялся по лестнице на спасательную вышку. Сид растирал жесткой губкой грудь и руки.

– Вытаскивал придурка, – пожаловался тот. – Сперва заплывают черт-те куда, а потом кричат «SOS!»

– Вытащил?

– Вытащил.

На столе рядом с переговорным устройством, соединявшим спасателя с морской полицией, кипел электрический чайник. Коробка с кофе стояла тут же. Дэвид открыл коробку, насыпал кофе в фаянсовую кружку и заварил кипятком. Обычно вечером он не пил кофе. И Сид обратил на это внимание. Спросил:

– Неприятности?

– Да. У девочки проблемы. Дэвид рассказал о Лиз.

– Даже если он только собирается ограбить, надо сообщить в полицию, – сказал Сид. – Ему не притянуть ее как сообщника: мы с тобой будем свидетелями.

Дэвид это понимал. Но понимал так же и то, что угроза бывшего жениха может обернуться реальностью. Выяснится, что она скрыла от хозяев виллы свое действительное положение. Как сказал этот тип? «Втерлась в доверие»? Лиз будет непросто доказать свою непричастность к ограблению…

– Послушай, – сказал Сид. – Какие-то улики на месте преступления всегда остаются. Этот красавчик наверняка наследил на вилле. К тому же мы с тобой знаем о шантаже. А Бекки видела его у отеля. Так что в любом случае тюрьма парню обеспечена. А из тюрьмы ему не дотянуться до Лиз. Нет, он просто пугает ее…

– Может, да, а может, нет, – задумчиво произнес Дэйв.

– Что же ты собираешься предпринять?

– Я думаю, Лиз надо увезти.

Сид присвистнул.

– Куда?

– Сам еще не знаю. Но пока другого выхода не вижу. Медлить с ее отъездом нельзя…

Дэвид попросил Сида подогнать машину к служебным воротам заднего двора отеля, а сам поспешил к Лиз. Он не обладал ни обаянием Джека Бредфорда, ни его кошельком, и потому постарался не попадаться на глаза хозяйке отеля.

У прачечной Дэвид столкнулся с ночной горничной, которая жила по соседству с ним. Та удивилась, увидев парикмахера в такое время и в таком месте.

– Пришел стирать? – насмешливо спросила она.

– Ладно острить. Кликни мне Лиз.

– Губа у тебя не дура…

– Это я без тебя знаю. Иди позови!

Лиз прибежала сразу. Испуганно уставилась на Дэйва.

– Все нормально, – успокоил он. – Беги к своей миссис Смит, скажи, что уезжаешь.

– Когда?

– Сейчас. Беги скорее!

– Прямо сейчас? – Лиз продолжала топтаться на месте, снова испуганно глядя на Дэвида. – А если она меня уволит?

– Значит, не будешь у нее работать.

– А если она спросит…

– Придумай что-нибудь! Скажи, что едешь к родственникам… Тебя будет ждать машина Сида. – Он показал на ворота хозяйственного двора. – У тебя много вещей?

– Сумка.

– Хорошо. Я жду.

Миссис Смит в просторном платье сидела в своем кабинете за письменным столом и пила вечерний стакан подогретого молока. Появление горничной предвещало очередное отлынивание от работы. На этот раз, наверное, станет отпрашиваться на завтра. Эта молоденькая хорошенькая Лиз нравилась постояльцам. Она проворная, смышленая, но уж слишком часто приходится отпускать ее. Миссис Смит не была расположена выслушивать маловразумительную историю, из-за которой горничной необходимо на час, на полдня, на день отлучиться. Миссис Смит намеревалась сказать, что ей нужна постоянная работница, а не вертихвостка, бегающая на свидания. Такая не может рассчитывать надолго задержаться на службе. Не дожидаясь просьбы, миссис Смит строго сказала, что не отпустит Лиз ни завтра, ни послезавтра.

– Не отпущу! Я жду водопроводчика, за ним надо будет убирать.

– Миссис Смит…

– Что «миссис Смит»?

– Я должна уехать.

– Догадалась. На час или на день?

– Надолго… Мне очень надо…

Это было слишком. Миссис Смит сказала ледяным тоном:

– Я тебя не держу. Можешь ехать. Насовсем.

– Спасибо, миссис Смит.

Лиз бросилась к дверям. Хозяйка остановила ее:

– Разбогатела? Деньги тебе не нужны?

– Нужны…

Миссис Смит иронично покивала, тяжело отодвинулась вместе со стулом и выдвинула верхний ящик стола. Затем прямо в ящике, чтобы Лиз не видела, отсчитала доллары и протянула их горничной. Был ли это точный расчет или деньги миссис Смит собрала на глазок, а может, и с прибылью для себя, но Лиз осталась довольна. Да и не было у нее времени проверять, правильно ли ей заплатили. Она спрятала небольшую стопку денег в сумку и через служебные ворота выбежала на улицу. В нескольких шагах, притаившись за кустами шиповника с отцветающими розовыми цветами, стоял синий «форд». За рулем сидел Сид, сзади – Дэвид.

– Отпустили? – спросил он.

Лиз кивнула и полезла в машину. Она не спрашивала, куда ее везут. Происшедшее за последние сутки воспринималось ею как сон, который кончится, как только она проснется. Она знала, что это будет скоро, потому что такое не может быть долго.

Дэвид сказал, что какое-то время Лиз поживет у него. Когда они приехали, Дэвид велел ей побыстрее пройти в его комнату. Лиз по-прежнему не задавала вопросов. Она оставила в машине Дэвида и Сида и пошла в дом. Дэвид вскоре присоединился к ней и сообщил, что Сид вернулся на вышку, а он сейчас отвезет Лиз на вокзал – она поедет на ранчо.

– Ты говорил, что я поживу у тебя? – напомнила она.

– Говорил. В машине.

– Ты не доверяешь Сиду?

– Доверяю. Но чем меньше людей будет посвящено, тем надежней. А Сид может нечаянно проговориться после рюмки-другой. Он знает за собой эту слабость и сам однажды попросил меня не посвящать его в то, чего нельзя рассказывать другим.

Дэвид хотел добавить привычное «не волнуйся, все будет о'кей», но, взглянув на несчастное лицо Лиз, промолчал. Он понимал, что сейчас ее такими словами не успокоить.

– В общем, ты едешь к Монике, – повторил он. – Не потеряла ее приглашение?

– Не потеряла. Но вдруг она еще в Нью-Йорке?

– У тебя есть приглашение, и тебя непременно примут, – убежденно заявил Дэвид. – Не отправят же тебя обратно?

Он стал собираться, надел чистую рубашку, побрился.

– Уходишь? – удивилась Лиз.

– Мне надо сходить на дискотеку.

Ее обидело, что он даже сегодня не захотел пропустить танцы и оставляет ее одну. Дэвид это видел, но об истинной причине умолчал – пусть меньше волнуется. Он сказал:

– Я скоро… – И ушел.

На дискотеку Дэвид обычно надевал разношенные туфли, чтобы легче было танцевать, но ноги все равно уставали, и, возвращаясь с танцев, он порой снимал обувь и топал по шоссе босиком. Сегодня на нем были новые ботинки – он не собирался танцевать. Ему необходимо было увидеть Ребекку, чтобы узнать, спрашивал ли про Лиз кто-нибудь из посторонних.

С тех недавних пор, после того как Ребекка стала официальной невестой, она и Боб, ее жених-полицейский, хоть и являлись на дискотеку, но ограничивались общением с приятелями в баре. Здесь их и разыскал Дэвид.

Мужчины сидели за столом, перед каждым – высокая кружка с пивом. Предстояли мотогонки, и Боб как непременный участник этих чисто мужских спортивных состязаний был в центре общего внимания.

– А, Дэйв, привет! – воскликнул он. – Присаживайся. Мы тут рассуждаем о всякой всячине…

Дэвид оглянулся. Ребекка, облокотившись о стойку, разговаривала с барменшей, пышной дамой с резко подведенными глазами. Он подошел к ним.

– Ребекка, ты не видела Лиз?

– Не видела, – ответила та вызывающе. – Ты же был у нее!

– Был. И ушел. Мы договорились встретиться здесь.

– Здесь ее не было.

– Что будем пить? – вмешалась барменша.

– Пиво, как всегда.

Барменша налила пива. Дэвид подвинул к себе стеклянную кружку, накрытую шапкой пены, отхлебнул пару глотков и снова повернулся к Ребекке.

– Странно, – сказал он, – что она не пришла. Неужели ты ничего не знаешь? Живете и работаете вместе…

– А кто я ей! Уехала и не простилась…

– Уехала? Одна или с кем-нибудь?

– Не знаю. Приходил тут к ней один… Лиз расстроилась, сама не своя была.

– Вот видишь – приходил! Может, с ним и уехала?

– Так это было утром.

– Мог и вечером прийти.

Ребекка удивленно смотрела на Дэвида.

– Она тебя просила прийти к ней вечером, я же тебе передала. Ты был?

– Был, был. Потому и спрашиваю, где она.

– Слушай, – недовольно сказала Ребекка, – заморочил ты меня совсем. Никуда не денется твоя Лиз. Где-нибудь с парнем гуляет. Тебе надо было лучше за ней следить… Представляешь, – Ребекка уже обращалась к барменше, – то ее один красавец вызывает, и Милена отпускает ее. Теперь другой объявился! Я ее спрашиваю, кто такие? А она молчит. Скрытная…

Значит, думал Дэвид, жених больше не приходил. Придет, как обещал, завтра. И узнает, что Лиз уехала неизвестно куда, никому ничего не сказав…

Он быстро допил пиво и собрался уходить.

– Что, Лиз не пришла, и танцы тебя уже не интересуют? – насмешливо сказала Ребекка. – Глядите-ка, эта малявка провела такого мужика!..

Дэвид пожал плечами: Что, мол, поделаешь. В такую жару приятней коротать время у моря. Не пришла, и ладно, а он пойдет на вышку к Сиду…

Когда Дэвид вернулся домой, Лиз обрадовалась:

– Как скоро ты вернулся! Что, так и не потанцевал?

– Бери сумку, поедем на вокзал.

Ей не хотелось ехать поездом. Она поверила, что Дэйв ее защита. А что она будет делать, если в пути встретит Эдварда? И там, на ранчо, среди чужих людей? Опять придется врать про свое богатство?!

– Скажешь им правду, – сказал Дэвид, угадывая ее мысли.

– Они меня выгонят.

– Не выгонят. А выгонят – все лучше, чем иметь дело с твоим Эдди или полицией. Найдешь другую работу. И потом, ты встретишь там Джека.

– Откуда ты знаешь, что он будет на ранчо?

– Он же сказал тебе, что умеет объезжать лошадей? А там конный завод.

Лиз понимала: Дэвид прав. Ехать придется. Терять ей нечего. Зато есть надежда на встречу с Джеком. Она подхватила сумку.

– Пошли…

Он похлопал ее по спине.

– Выше нос, девочка!..

 

Глава 9

Бегство

Синий «форд» стоял в гараже. Ключи Сид оставил в замке зажигания. Дэйв усадил Лиз на заднее сиденье, велел быть готовой пригнуться, если по пути им попадется кто-нибудь из знакомых и он вынужден будет остановиться.

Была суббота, начало уик-энда – час пик на всех американских шоссе, когда скромные «форды» и шикарные «порше», юркие «мазды», и могучие джипы-«чероки», семейные трайлеры и суперпижонские мотоциклы «харлей-дэвидсон» мчат своих владельцев из бетонных городов к океану, на песчаные пляжи, или к прохладным озерам, или к тенистым лесам предгорий.

Дэвид выехал на скоростную трассу, но, хотя он выжимал из старенького «форда» все девяносто, Лиз казалось, что они еле плетутся. Почти все попутные машины легко догоняли их и с шелестом проносились мимо. На обочинах мелькали, убегая назад, рекламные щиты. У развилки, сбавив скорость, Дэвид свернул и вскоре остановил «форд» у здания вокзала. Купил Лиз билет, проводил на перрон.

– Когда приедешь, возьмешь такси до ранчо, – было его последним напутствием.

Он стоял, пока поезд не отошел от перрона, и улыбался белозубой улыбкой, такой яркой на темном лице. Лиз высунулась в окно и смотрела на удаляющуюся фигуру своего доброго, бескорыстного друга. Когда Дэйва не стало видно, она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

Поезд шел плавно, мягко тормозил перед остановками и столь же мягко, без толчков продолжал путь, неся Лиз навстречу новому этапу ее жизни. На остановках кто-то выходил из вагона, на смену появлялись новые пассажиры. Лиз слышали шуршание газет, чувствовала запах попкорна, апельсинов. О том, что ждет ее у Моники, она не думала, мысленно оставаясь с теми, кого только что покинула. Дэвид сейчас один едет в стареньком авто Сида, обгоняемый другими машинами, и, наверное, тоже думает о ней. Потом вспомнила свою поездку с Джеком в ресторан. Какое красивое название – «Дорога в рай»! Подумала о горничной, которая придет на ее место и будет спать на ее кровати в одной комнате с Ребеккой. И выслушивать капризы постояльцев, бегать на их срочные вызовы, заменять остывший кофе, мыть ванны…

Единственной запретной темой был Эдвард. Но картина его внезапного появления перед отелем упрямо прорывалась сквозь этот запрет. Лиз представляла, как он снопа явится – может быть, уже приходил? – и попросит позвать ее, а миссис Смит, поджав губы, сообщит, что Лиз взяла расчет и уехала неизвестно куда… Что он сделает? Так просто он не сдастся, наверняка примется искать ее. А вдруг он уже ограбил виллу Моники и заявил в полицию, что это сделала она, Лиз? И ее объявили в розыск?..

Лиз вздрагивала и заставляла себя думать о другом. Краем уха она прислушивалась к названиям станций. Лиз знала их с детства. Отец нередко брал ее с собой в поездки, и на некоторых станциях они выходили, у отца были там какие-то дела. Он уходил на целый день, а Лиз ждала его в номере гостиницы или гуляла. А когда отец возвращался, они шли в кафе, и он покупал ей биг-мак и кока-колу с пирожным… Но отец часто приходил расстроенный, и воспоминания об этих поездках не были веселыми. А последнее их путешествие закончилось трагически. Едва вернувшись домой, отец застрелился, написав в записке, что просит в его смерти никого не винить…

Она чуть не пропустила нужную станцию. Вскочила, когда поезд уже тормозил у перрона, быстро пробежала к тамбуру. Поезд остановился, и двери плавно разъехались перед запыхавшейся Лиз.

Здание вокзала было украшено стеклянным куполом и большими электрическими часами. Очень похоже на вокзал в родном городе Лиз. У правого крыла «ее» вокзала размещалась стоянка такси. Лиз направилась к правому крылу здания и не ошиблась: здесь тоже оказалась стоянка. Старенькое желтое такси с шахматным кантом на трафаретке, укрепленной на крыше, приткнулось у ограды газона. Водитель, немолодой, с выбившейся из-под форменной фуражки сединой, стоял, опершись на дверцы машины, и курил. Увидев девушку, подходившую с явным намерением взять машину, он загасил сигарету и со славянским акцентом приветствовал Лиз вопросом:

– Мисс желает ехать?

– Желаю.

Он распахнул дверцу, занял свое место и повернулся к пассажирке, ожидая ее распоряжений. Лиз сказала:

– К озеру Высокому, на ранчо.

– О! Пани… – Он поправился: – Мисс едет на ранчо! Отличное имение!..

В пути таксист рассказывал о ранчо и его обитателях с такими подробностями, словно сам жил среди них и был со всеми накоротке. Лиз узнала, что хозяйка миссис Эдна Рассел с гонором, а мистер Рассел простецкий, свой в доску.

– Ясное дело – лошадник!

Мисс Моника, но ею словам, взбалмошна и явно без предрассудков. Народу на конные праздники наезжает – как на футбол! Тут и другие конезаводчики, и родственники, и просто знакомые…

Лиз ждала, что он назовет имя Джека, но таксист увлекся описанием конюшен – современных, прекрасно оборудованных. Они миновали городскую окраину, за которой потянулись поля кукурузы и пастбища, пастбища. Вдали рисовались силуэты пасущихся коней…

Машина поднялась на пригорок и приблизилась к огромному, обнесенному решетчатой оградой парку. Это и было имение Расселов. Таксист как раз стал распространяться о цене их породистых лошадей. Лиз не слушала, поглощенная своими мыслями. Она колебалась: подъезжать ли прямо к подъезду дома или выйти здесь, у ограды. Проблема решилась сама собой, когда водитель сообщил, что за ворота, на территорию имения, могут въезжать только ожидаемые на ранчо машины. Незапланированный визит такси на территорию частного владения Расселов не допускался. Лиз вышла. Таксист спрятал в бардачок полученную плату, развернул машину и отбыл обратно на станцию.

Лиз смотрела сквозь ажурную вязь чугунных ворот. Поблизости никого не было. Она толкнула маленькую калитку, прутья которой составляли монограмму из «Д» и «Б», и шагнула в тень высоких деревьев. Посыпанная мелким гравием дорожка привела ее к высокому открытому крыльцу. На балюстраде крыльца в каменных вазонах росли цветы. Цветов здесь вообще было много – весь двор, окруженный парком, походил на огромный цветник, Кусты роз соседствовали с клумбами крупных тюльпанов, явно выписанных из Голландии, ирисов, гладиолусов, хризантем… Сам дом был старинный, из белого камня, почти полностью скрытого побегами дикого винограда, с большими окнами, обрамленными открытыми сейчас зелеными ставнями.

Лиз поднялась на крыльцо и позвонила. Дверь открыл мужчина средних лет в белом костюме с галстуком-бабочкой и массивных роговых очках. Это был камердинер, но Лиз приняла его за отца Моники. Она назвала его мистером Расселом и сообщила, что приглашена в гости его дочкой Моникой. Камердинер, проработавший на ранчо не одно десятилетие, быстро определил «стоимость» гостьи и сделал вывод, что это – очередная причуда мисс Моники. Он сказал, что хозяева не предупреждали его о прибытии молодой мисс. Он стоял в дверях и явно не собирался сдвинуться с места.

Сейчас он скажет, чтобы я закрыла калитку с другой стороны, подумала Лиз. Она уже поняла, что дала маху, что представительный господин в белом всего лишь прислуга. В его намерении выставить ее не было никакого сомнения. Лиз сокрушенно вздохнула:

– А я уже отпустила такси… Неужели Моника еще не вернулась из Нью-Йорка? Но ведь она написала мне, чтобы я приехала!

Лиз полезла в сумку, чтобы достать визитную карточку Моники с ее приглашением приехать, но в этот момент из-за дома верхом на вороной лошади появилась сама Моника. Она сразу узнала Лиз и направила коня к ней. На Монике были белые лосины, высокие лакированные сапоги, красная куртка и красно-белая шапочка с козырьком. Она наклонилась с седла и расцеловала подругу.

– Лиз! Как здорово, что ты здесь! – воскликнула Моника. Потом обратилась к камердинеру: – Проводи Лиз в желтую комнату. – И снова Лиз: – Я поставлю Геру в конюшню и сейчас же прибегу к тебе…

Камердинер явно досадовал, что ошибся в оценке гостьи, но все же не спешил изменить свое мнение.

– Мисс, надеюсь, меня извинит, – произнес он, не очень стараясь быть любезным. – Но я выполнял инструкцию относительно неизвестных мне лиц.

– Я счастлива, – сказала Лиз, – что инструкции хотя бы не предписывают натравливать собак на не известных вам лиц.

Они встретились взглядами и поняли, что никогда не станут друзьями.

Желтая комната находилась в конце коридора, после целой шеренги дверей, ведущих в другие покои. В ней все было бледно-желтого цвета – обои, обивка кушетки и кресел, даже маленький столик был покрыт желтой скатертью, на которой стояла хрустальная ваза с желтыми цветами. Камердинер показал на дверь в стене:

– Там ванная комната.

Интересно, подумала Лиз, ванна тоже желтого цвета?

– Я хотела бы пожевать, – с нарочитой грубоватостью сказала она.

Над роговыми очками вопросительно поднялись брови, но Лиз дала бы голову на отсечение, что он не посмеет ей нагрубить.

– Что мисс желает пожевать?

– Можно гамбургер или пару сандвичей.

– Я узнаю на кухне.

Оставшись одна, Лиз тут же пошла в ванную. Ее ждало разочарование: здесь все было цвета морской воды, но ванна потрясла Лиз – это был небольшой бассейн, расположенный ниже уровня пола, и, чтобы войти в него, нужно было спуститься на несколько ступенек. Мраморное дно бассейна было выложено мозаикой: черные силуэты весело играющих дельфинов.

Лиз разделась, открыла краны, и бассейн быстро наполнился теплой водой. Да, принимать такую ванну – это полный кайф!..

Выкупавшись, Лиз надела голубовато-зеленый махровый халат, висевший на вешалке, и вернулась в комнату. За столом уже сидела Моника и уплетала еду, принесенную камердинером для Лиз.

– Вкусно, – сообщила она, макая в соус кусок белого хлеба. – Это ты заказала?

– Я. Оставь мне попробовать.

Продолжая есть, Моника беззаботно ответила:

– Тут на двоих хватит. А не хватит – Мэтью еще принесет… Я сказала предкам, что ты здесь.

С сандвичем в руке Лиз замерла в ожидании рассказа о реакции предков на ее приезд. Но Моника, видно, считала, что сказала все. Лиз не выдержала:

– Они не возражают?

– Им очень хочется познакомиться с тобой.

Что она наболтала им? – с тревогой размышляла Лиз. О чем они будут расспрашивать меня?

– Знаешь, здесь ужасно скучно, – пожаловалась Моника.

Лиз спросила, куда подевалась ее компания. Моника ответила, что компания лопнула.

– Я сказала Стиву, что давно все знаю про него и Мэри. Он стал уверять, что я все не так поняла. Но я ответила, что даже такие малолетние идиотки, как я, увидев трахающихся, вряд ли поймут это как-то иначе. А уж после того, как они вволю потешались надо мной, пусть он и не мечтает, чтобы я протежировала ему перед дядей Чарльзом. И вообще, я скорее всего расскажу дяде Чарльзу, как они подсыпали мне – мне, его любимой племяннице! – снотворное. – Последние слова Моника произнесла, посмеиваясь. Она была удовлетворена своей отповедью этому толстому дураку. – У Стива был такой вид, будто он прямо на месте прибьет меня. – Моника беспечно махнула рукой. – На прощание Я пожелала ему и Мэри счастья… Пойдем, покажу тебе дом…

Она повела Лиз по комнатам. Было красиво, как в кино. Моника весело объясняла Лиз, что вот тут любил останавливаться троюродный брат ее отца, который был членом парламента, а здесь обычно пила чай двоюродная бабушка Сандра и ее многочисленные внучки, одна из которых вот уже год как стала женой французского маркиза. Вся эта пестрая родня съезжалась в имение по праздникам, прихватывая с собою всех своих друзей и знакомых…

Наконец они остановились перед широкими дубовыми дверьми, на которых цветными фломастерами был неуклюже нарисован клоун верхом на крошечной белой лошадке.

– Я рисовала! – с гордостью сообщила Моника. – Мне было семь лет. Мама хотела смыть, а папа сказал, пусть остается…

Она отворила дверь и, просунув голову, громко спросила:

– Можно?

Женский голос произнес:

– Сколько раз я просила: стучать!

Моника постучала, уже находясь в комнате.

– Входи, входи! – отозвался, смеясь, мужской голос.

Моника подмигнула Лиз и, держа ее за руку, вывела на середину комнаты.

Мать Моники, крупная женщина с властным лицом, сидела в бархатном кресле с очень высокой спинкой. Отец Моники сидел напротив нее в таком же бархатном кресле, но в отличие от жены не величественно, с прямой, как у балерины, спиной, а поджав под себя одну ногу. У него было круглое, веселое лицо; казалось, он ждет момента, чтобы улизнуть от строгой супруги в свои конюшни или, по крайней мере, к приятелям, с которыми можно не опасаться выговора за сорвавшееся крепкое словцо.

Супругов разделял стол, заваленный журналами с цветными глянцевыми обложками, в которых миссис Рассел читала светскую, а мистер Рассел спортивную хронику и статьи по коневодству. Как раз перед приходом девушек он, нацепив очки на крупный нос, читал вслух одну из таких статей, а жена без всякого интереса слушала его.

– Моя подруга Лиз! – торжественно объявила Моника. – Это о ней говорил вам Джек.

При имени Джека Лиз от неожиданности вздрогнула и сердце ее забилось быстро, а в горле сразу пересохло. Джек говорил им обо мне! О чем? Что он рассказал?.. Но мистер Рассел перебил ее мысли. Скинув очки и улыбаясь, он сказал:

– Молодец, девочка! Джек сказал, если б не ты, он бы там, на дороге, откинул копыта.

При словах «откинул копыта» миссис Рассел издала шипящий звук и осуждающе взглянула на мужа. После этого она перевела взгляд на Лиз и милостиво ей улыбнулась.

– Вы поступили благородно, – сказала она.

Лиз молчала, не зная, что надо отвечать в таких случаях, и боясь сказать что-нибудь такое, что вызовет расспросы. Моника нетерпеливо сказала:

– Мы с Лиз идем на конюшни.

– Не забудь, мы обедаем через час, – напомнила мать.

– Не цепляйся к девочкам, дай им оттянуться вволю, – вмешался мистер Рассел.

Миссис Рассел снова посмотрела на мужа с осуждением, но и на этот раз при посторонних не сделала ему замечания.

– Так мы пошли, – сказала Моника, увлекая подругу за собой в коридор.

Лиз облегченно вздохнула. Хотя бы на сей час она избавилась от любопытных взглядов и вопросов. Ей хотелось узнать, когда Джек рассказывал о ней. Если это произошло до их размолвки, то его слова уже не имели значения. А может, он рассказывал после, в надежде на примирение, зная, что Лиз приедет к Монике и ей все передадут?..

Они шли по широкой аллее, окружавшей беговые дорожки. Вдали виднелись трибуны.

Моника говорила:

– Ты можешь выбрать себе любую лошадь. Я тебе подскажу, какая из них самая смирная.

– Я не умею ездить, – созналась Лиз.

– Это ничего. Ты быстро научишься. Возьмешь Баронессу. Я тоже на ней начинала. Она уже старая, зато не понесет.

Лиз слушала вполуха. Мысли ее были заняты Джеком. Рассказал ли он, что она никакая не миллионерша, а всею лишь горничная? Увидит ли она Джека здесь? Это занимало ее куда больше разговоров о лошадях. Она готова была спросить, приедет ли Джек, но побоялась спровоцировать Монику на ответные расспросы и промолчала.

Сразу за аллеей протянулось длинное кирпичное здание конюшен. Круглое здание с широкими воротами делило конюшни на два крыла. Из ворот навстречу Монике и Лиз женщина-конюх вывела серого в яблоках жеребца. Моника спросила у нее про Баронессу.

– Ее Том чистит.

В денниках, по обе стороны широкого прохода, стояли лошади. Сквозь верхние решетки видны были их головы с влажными глазами и нежными ноздрями, шумно втягивающими воздух, и мощные, гладкие шеи… Лиз вдруг захотелось потрогать их, ощутить живую, теплую, упругую кожу. Ею овладела беспричинная, как ей казалось, радость.

– Вот и Баронесса! – сказала Моника, когда они подошли к деннику, в котором стояла рыжая кобыла. Услышав свое имя, лошадь призывно фыркнула и переступила передними ногами.

– Не балуй! – скорее ласково, чем сердито сказал стоявший к ним спиной конюх, проводя скребком по ее крупу.

– Том, – сказала Моника, входя в денник, – Лиз никогда не ездила. Покажи ей, как седлать, как садиться…

Конюх обернулся, держа в руке скребок, и Лиз не удержалась от восклицания:

– Том?!

– Лиз?!

Моника восторженно спросила:

– Вы знакомы?

Том молчал, насупившись. Он был красный, как курточка Моники. Лиз, тоже смущаясь, сказала тихо:

– Мы вместе с Томом учились.

– Как интересно! – Моника посмотрела на них с некоторым удивлением. – А теперь он будет учить тебя ездить на Баронессе. Том, ты слышишь?..

Том и Лиз молчали. Поняв, что их сейчас трудно разговорить, Моника решила оставить их ненадолго вдвоем.

– Ладно, ребята, вы тут поговорите, потренируйтесь, а я еще поезжу, – покровительственно произнесла она и, незаметно для Тома улыбнувшись Лиз, вышла из денника.

Том спросил у Лиз:

– Как ты сюда попала?

– А ты?

– Я работаю. – Будто сама не видишь, подумал он при этом. – Мне крупно повезло, что досталось это место. Платят прилично, и от дома недалеко. На уик-энд езжу к своим…

Он замолчал, считая, что дал исчерпывающий ответ и теперь наступила очередь Лиз. Она сказала:

– Долго рассказывать… – Том усмехнулся: Лиз всегда была напичкана тайнами. – В общем, я здесь случайно. Я тонула, а капитан с яхты Моники меня спас…

Лиз хотелось расспросить, не знает ли Том, что сейчас делает ее мать. Он должен знать. Чужая жизнь, особенно если она скандальна, обсуждалась в их городке со всеми подробностями не меньше, чем любовные похождения кинозвезд…

– Ты не видел мою маму?

– Ты ничего не знаешь? – удивился Том.

– Я ведь давно уехала.

– Подожди. Я должен дочистить лошадь, потом поговорим.

Денник был светлый, сухой, с чистой подстилкой. Том быстрыми четкими движениями оглаживал Баронессу щеткой со скребницей. Эту процедуру лошадь любила, но, когда Том включил пылесос, она недовольно отвернула голову. Ей не нравился шум.

– Надо, надо, потерпи, старушка, – ласково сказал Том.

Закончив с пылесосом, он вытер влажной губкой ее голову, ноздри, веки. После чего вымыл теплой водой со специальным шампунем хвост и гриву. И в заключение расчистил копыта. Когда Том покидал денник, Баронесса благодарно заржала.

– Ты любишь ее? – спросила Лиз.

– Люблю. У меня их десять.

Они вышли на улицу. Возле тренерской, где хранились седла, сбруя и прочий инвентарь, лежали сложенные штабелями брикеты сена, рядом стояли две скамьи. Том сел, откинувшись на спинку, и Лиз увидела, как он устал. Она вспомнила, что после колледжа Том хотел учиться дальше, но считал свою мечту несбыточной, так как родители не могли оплатить его учебу. Том, видно, понял ход ее мыслей:

– Заработаю и через год буду поступать.

Лиз кивнула. Том был упрям: он заработает и поступит…

Мимо франтоватый парень со смазливой внешностью гомика провел в поводу пританцовывающего угольно-черного жеребца с выразительными навыкате глазами.

– Красивый… – сказала Лиз.

– Кто?

– Конь, разумеется.

– Конь – да! Это Факир, чемпион по конкуру. – Они помолчали. Том сказал: – Он сбежал. – Имя названо не было, но Лиз поняла: Том говорит о ее бывшем женихе. – Проиграл в карты ваш дом и сбежал.

Лиз опешила.

– Проиграл? Но ведь дом ему не принадлежал!

– Они поженились.

Лиз повторила эхом:

– Поженились?!

– Да, поженились, но потом он бросил ее.

– А мама?

– Она переехала к родственникам.

– К тете Агате?

Том пожал плечами.

– Почем я знаю. Может, к ней…

– Кто же теперь живет у нас?

– Никто.

Он взглянул на нее с сочувствием. По его взгляду Лиз поняла, что он все еще любит ее. В последнем классе у них была любовь. Это началось с вечеринки. Они собрались у Тома, а когда все разошлись, Том задержал ее, и она осталась. Он был у нее первым. И она была у него первая. Это было и смешно, и неловко. Но потом все пошло хорошо, хотя их отношения были как бы не настоящими. Не такими, как у нее потом с Эдди. Том ведь был еще совсем мальчишкой…

Подумав об Эдварде, Лиз вспомнила его намерение сделать ее соучастницей ограбления.

– Том, мне необходимо кое-что рассказать тебе…

Надо ли его посвящать в свою историю? Но если его не предупредить, Том может проболтаться своей матери, а та соседкам. Все узнают, где сейчас живет Лиз, дойдет до Эдди: у него ведь остались приятели в городе! И тогда он примчится сюда… Том внимательно смотрел на нее.

– Дай слово, что никому – ни-ко-му! – не скажешь, что я здесь!

– Даю. Но зачем? Боишься, что твоя мать найдет тебя?

– Так надо, Том. Поклянись!

– Клянусь! Только скажи, чего ты боишься? Может быть, я могу помочь?

Лиз покачала головой.

– Мне никто не поможет.

– Такого не бывает. – Том улыбнулся.

– Бывает. – Она внимательно взглянула на него и наконец решилась: – Туда, куда я уехала, вдруг явился Эдди и сказал, что, если я снова не буду с ним жить, он сообщит в полицию, что я ограбила виллу Моники…

Том присвистнул:

– Ничего себе! А ты заяви в полицию! Ведь это шантаж!

– А если он уже ограбил эту виллу и все валит на меня? Я не хочу в тюрьму.

– Пусть докажет.

– Понимаешь, Моника думает, что я из их компании. Вот Эдди и пригрозил рассказать, будто я выдала себя за богатую специально, чтобы Моника и ее родители поверили мне, впустили к себе. А на самом деле я просто решила ограбить их…

– Значит, Моника не знает, что ты на нулях? Ты ей вправду навешала лапшу на уши, что богатая?

– Ничего я не вешала! – сказала с досадой Лиз. – Моника так сама решила, не спросив меня, и сказала всем, что я танцевала с ее дядей Чарльзом. Представляешь? Этот Чарльз у них самый главный, они перед ним все балдеют. А я его даже никогда не видела!

Том спросил, что она собирается делать. Нельзя же все время прятаться и бояться, что Эдвард донесет на нее в полицию!..

Но Лиз жила именно так – в страхе и ожидании. Она сказала, что не знает, как освободиться от всего этого и чем все кончится.

Том поднялся.

– Идем, покажу, как седлать…

Он выбрал седло. Предупредил Лиз, чтобы была очень внимательна: спина у лошади должна быть совершенно чистая, ни пылинки. Малейшая крошка, оказавшаяся под седлом, при езде способна травмировать кожу лошади.

Баронесса была покладистым существом. Она сразу почувствовала неуверенную руку Лиз, но стояла спокойно: в конце концов, надо же им всем где-то учиться!..

Когда Моника вернулась, Лиз уже не путалась в подпругах и могла сама оседлать лошадь.

В комнате были стенные шкафы и большое, от пола зеркало. Моника, полураздетая, откатывала дверцы шкафа, перебирая платья. Остановившись на каком-нибудь, она снимала его вместе с вешалкой и бросала па стул. У нее были крепкие, плотные ножки и худые, но широкие плечи. Еще не женщина, но уже и не ребенок.

– Как тебе это? – спрашивала Моника, прижимая к груди очередное платье и поворачиваясь к Лиз, которая сидела на подоконнике.

– Нормально. Моника морщила нос.

– Не… – Для убедительности своего «не» она покрутила головой. – Хочешь? Бери!

– Не хочу.

– Тебе же нравится!

– Ты всем знакомым раздаешь свои наряды?

Лиз говорила сердито. Моника сказала:

– Еще чего!

– И мне не надо.

– Ты обиделась? Оно новое.

Вместо ответа Лиз спросила:

– Что говорил обо мне Джек?

– Что ты спасла ему ногу.

– И все?

– Еще попросил, чтобы мы не задавали тебе вопросов. – Это было для Лиз неожиданностью. – Вот я ни о чем у тебя и не спрашиваю.

– А когда он это сказал?

– Перед тем, как я уезжала в Нью-Йорк.

Значит, после того, как мы с ним расстались. Но почему он так сказал? Знал, что я буду здесь?

– Надень сиреневое, – сказала Лиз. – Тебе идет.

Моника достала сиреневый костюм: мини-юбка, короткий жакет.

– Знаешь, – сказала она, вертясь перед зеркалом, – мама на обед пригласила Робинса.

– Кто это?

– Чемпион по конкуру.

– Он тебе нравится?

– Робинс? – Моника расхохоталась. – Ну нет!

– Он урод?

– Он голубой.

– Кажется, я видела его. У него красивая лошадь.

Лиз сказала, что тоже хочет переодеться, и они пошли в желтую комнату. «Стенные шкафы» Лиз умещались в ее спортивной сумке, а выбор туалетов ограничивался тремя платьями. Она надела белое, которое, знала, ей к лицу. Взгляд подруги подтвердил это. Моника сказала:

– Мы такие красивые!

Лиз улыбнулась. Она была старше Моники на два-три года, но поймала себя на том, что смотрит на нее покровительственно, как женщина смотрит на девочку. Моника произнесла задумчиво:

– Вот если б Дэвид сделал нам прически…

Лиз подхватила эту идею: если Дэвид приедет, он расскажет ей все, что произошло после ее отъезда.

– Так пригласи его! – сказала Лиз.

Моника немедленно побежала отдавать распоряжение Мэтью, чтобы тот отправил телеграмму парикмахеру. Лиз поинтересовалась текстом. Моника сказала, что написала понятно: Дэвид должен приехать, чтобы успеть сделать прическу к празднику.

 

Глава 10

Встреча на ранчо

До обеда оставалось минут пятнадцать. К этому времени семья и приглашенные к обеду собирались в гостиной в ожидании камердинера, который сообщит хозяйке, что повариха ничего не пересолила, не пережарила и можно приступить к трапезе. Моника торопила Лиз: надо успеть оказаться в гостиной до появления Мэтью, иначе мама прочитает лекцию о семейных традициях, а этого Моника терпеть не могла.

В просторной гостиной с белым роялем, на котором в молодости играла сама миссис Рассел и года два бренчала Моника, пока однажды не заявила, что с музыкой покончено, кроме хозяев находились два гостя. Один – тот самый Робинс, томный красавец, – разговаривал с миссис Рассел, которая величественно восседала в кресле под полосатым бело-голубым чехлом. Лиз подумала: мать Моники только и делает, что переползает из кресла в кресло; любопытно было бы посмотреть, как она ходит.

Отец Моники стоял у застекленных полок, на которых красовались серебряные и хрустальные кубки и другие призы, коих в разное время удостоились его лошади. Он беседовал с высоким, спортивного сложения мужчиной в темно-сером фланелевом костюме. Когда девушки вошли, тот оглянулся. Кровь бросилась в лицо Лиз и отхлынула. Это был Джек. Вокруг продолжали говорить, но она уже ничего не слышала и почти ничего не понимала. Однако ей стало окончательно ясно: он вовсе не тот, кем она его считала, он – член этой семьи!..

Джек быстро подошел к ней и, глядя в ее побелевшее лицо, шепнул:

– Только не падай в обморок! – И громко объявил: – Вот моя спасительница! Извините, мы вас ненадолго покинем.

Миссис Рассел невозмутимо напомнила, подчеркивая обращение только к нему:

– Не опаздывай к обеду.

Джек не ответил. Он вывел Лиз в коридор.

– Где твоя комната?

– Желтая, – прошептала она.

– Бежим!

К Лиз вдруг вернулись силы, будто не она минуту назад едва стояла на ногах. Очутившись в комнате, они обнялись, как любовники после долгой разлуки. Ими овладело то безумное состояние, когда празднует страсть, а разум молчит, признавая свое поражение. Сколько же времени они потеряли, возводя искусственные преграды и лишая себя любви! Они словно торопились наверстать упущенное, забыв о строгой хозяйке дома и ее обеде, на котором так и не появились.

Он раздел ее и уложил на постель с той удивительной в мужчинах нежностью, которую придает их действиям только неподдельное, глубокое чувство. Быстро сбросил с себя одежду, опустился рядом с кроватью на колени и непослушными губами прижался к напрягшемуся соску сначала одной, потом другой груди. Но страсть торопила его: скорей, скорей! И он словно слышал ее безмолвные ответы: скорей, скорей!..

Мощно и властно он вошел в нее. Ей казалось, что он заполнил ее естество, вытеснив все, кроме страсти. И она приняла его щедро и нежно. Перед тем, что она испытывала в ею объятиях, померк и исчез ее небогатый сексуальный опыт. Не потому, что Том был лишь неумелым мальчишкой, а Эдди эгоистом, озабоченным лишь собственными ощущениями. Нет, главное было в другом – она любила этого мужчину, она любила впервые в жизни, хотя, быть может, до конца не осознавала этого.

Слившись в единое целое, они погрузились в такие жаркие глубины, о которых никогда прежде не помышлял даже он, тридцатилетний мужчина. И тут же, с каждым его движением, с каждым ее встречным порывом начали подниматься из этих глубин – к еще более горячим высотам. Подъем длился бесконечно долго – или всего один миг. Пока весь окружающий мир и они вместе с ним не рассыпались ослепительным звездным дождем…

Они лежали, касаясь друг друга обессиленными телами. Ни слова о прошлом, о размолвке. Ни слова о будущем. Существовало только настоящее, и ничего другого они не желали.

Неожиданно зазвонил телефон. Джек поднял трубку.

– Я так и знала, что ты у нее, – холодно произнесла миссис Рассел. – Зайди ко мне.

– Отложить нельзя?

– Сейчас!

Положив трубку, Джек сказал Лиз:

– Я скоро вернусь, дорогая. – Та уже догадалась, что звонила мать Моники и что она недовольна.

Джек поднялся на второй этаж, в спальню тетки. Миссис Рассел, когда-то тоненькая девушка со здоровым румянцем, сильно раздавшаяся после первых же родов, так и не сумела возвратиться в прежние габариты. Сейчас она величественно полулежала на кушетке, подложив под спину подушки из мягкой кожи. Она уже плохо видела, но очки надевала, только когда оставалась одна или в присутствии мужа. Даже Моника лишь однажды застала мать в очках, когда та писала письмо, да и то благодаря своей склонности входить без стука.

Вот и сейчас при стуке в дверь миссис Рассел быстро сняла очки, но успела заметить счастливый блеск в глазах племянника. Не скрывая осуждения, она сказала:

– Неужели нельзя было после обеда…

Он невежливо перебил:

– Нельзя.

– У тебя странный вкус. Кругом столько достойных женщин…

– Например, Клаудиа, – сказал он. Бывшую жену ему сосватала именно тетка.

– Уж лучше она, чем неизвестно откуда взявшаяся девчонка! Я уверена, ты толком даже не знаешь ее.

– Однажды я послушал тебя и женился на Клаудии. Изволь больше не вмешиваться в мою жизнь! Лиз нужна мне.

– Надеюсь, на ней ты не собираешься жениться?

– Это касается только меня. А если будешь оттачивать на Лиз свой аристократизм, мы уедем.

Джек вернулся к Лиз. Та, успевшая уже одеться, спросила:

– Влетело?

Он улыбнулся, не ответив на ее вопрос. Сказал:

– Пойдем, я посмотрю, как ты ездишь верхом…

Но уйти из желтой спальни им не удалось. Он поцеловал ее, и обоих опять охватила страсть. На этот раз Джек запер дверь: Моника была приучена стучаться только в комнаты родителей, да и это правило постоянно нарушала…

У него были женщины, изучившие пособия по сексу и уверенно применявшие на практике вычитанные советы. Он заранее знал, как они поступят в тот или иной момент постельной игры, и иногда ему казалось, что у него одна и та же партнерша, менявшая лишь цвет волос, глаз и кожи. Они не любили, они работали или, в лучшем случае, развлекались. Они усвоили, что и как следует делать, чтобы наиболее остро ощутить эротическое наслаждение. Но ни радости, ни счастья, ни любви к партнеру не испытывали. Да и он был не лучше.

Джек знал, что он у Лиз не первый. Но по тому, как она отдавалась, он понимал, что любит она впервые. И он сам, любя ее, словно очищался от следов прикосновений опытных любовниц…

Они снова отдыхали, обессиленные жаркими, неистовыми объятиями. Его жестковатая ладонь нежно прикрывала ее упругую грудь, словно он боялся: вдруг она, подобно птице, вспорхнет и скроется где-то вдали… Лиз спросила про мать Моники:

– Очень злится, что ты со мной?

– Она злится из-за всего, это ее обычное состояние. Не обращай внимания.

– Пока ты со мной, не буду.

– Тогда пошли на конюшни. Продемонстрируешь свои успехи. Но сперва поедим. Я проголодался.

– Я тоже.

Джек упруго вскочил с постели, оделся, принес из ванной халат для Лиз. Потом нажал кнопку звонка. Явившегося Мэтью он попросил накормить их:

– Принеси сюда.

Камердинер был шокирован, но ничем не выдал себя. Он прикатил столик на колесах, уставленный тарелками со снедью, графином сока, бутылкой вина, стаканами, и направился к двери. Джек похвалил его:

– Спасибо, Мэтью. Молодец, что догадался захватить вино.

Любовь истощила их. Они с жадностью набросились на еду. Утолив голод, Джек вновь предложил Лиз пойти к лошадям.

– Конечно, после такого пиршества ты изрядно потяжелела, но Баронесса выдержит…

Он повел ее к конюшням не как обычно, мимо беговых дорожек, а к левадам, где на лугу пасся молодняк. Недалеко от пастбища стояла конюшня для жеребят и их матерей. Низкая ограда из гладкой проволоки, через которую свободно переступали взрослые лошади, а за ними перескакивали жеребята, отделяла пастбище от конюшен. Рыжий жеребенок не сумел одолеть это препятствие, и мать несколько раз возвращалась, показывая отпрыску, что нужно сделать, но тот лишь тоненько и жалобно ржал.

– Да он же зацепился за проволоку! – поняла Лиз.

Джек бросился к жеребенку, освободил его, и тот, весело подпрыгивая, побежал к конюшням.

– Ты спас малыша! – радовалась Лиз. – Если бы мы пошли другой дорогой, он мог сломать ногу!

– Если б ты пошла тогда другой дорогой, я тоже мог лишиться ноги.

– Кто-нибудь наверняка помог бы.

– Мимо прошли с десяток машин, однако никто даже не притормозил.

– Скажи, ты со мной… из благодарности?

– Из благодарности я сделал бы тебе подарок.

Лиз осталась довольна его ответом.

Они обогнули конюшни рысаков и вышли к конюшням верховых лошадей.

Том чистил в деннике, соседнем со стойлом Баронессы, чистокровного «араба». Услышав, что Лиз собирается на прогулку, он хотел принести седло, но Джек не разрешил:

– Пусть привыкает седлать сама.

Лиз притащила из тренерской амуницию, угостила Баронессу предусмотрительно прихваченным сахаром, потом надела седло. Но затянуть подпругу ей все-таки помог Том.

– Есть надо побольше, – посмеивался Джек.

Он выбрал для себя серого в яблоках «англичанина». Они выехали на аллею, ведущую в рощу, примыкавшую к ранчо. Ехали шагом. Джек учил Лиз правильно держать ногу в стремени. На круглой, почти правильной формы поляне они спешились. Джек привязал лошадей к дереву, и те сразу принялись щипать траву.

– Это мое любимое место, – сказал Джек. – Сюда редко ездят. Тренинги, состязания – все там, на ранчо. А здесь тишина.

Лиз спросила, кивнув в сторону лошадей:

– Они тоже любят тишину?

– А ты что больше любила – готовить уроки, сдавать экзамены или выходные дни и каникулы?

– Конечно же я любила уик-энды!

– Вот видишь. Когда приедем ко мне…

Лиз перебила:

– Мы поедем к тебе?

Он скачал, что хочет предложить ей до начала состязаний на несколько дней поехать к нему. Лиз спросила, кто еще живет в его доме.

– Энтони. Ты его уже знаешь.

Она допытывалась:

– А еще кто?

– Две собаки и одна кошка.

– А люди?

– Ты будешь третьей. Тебя это устраивает?

Лиз энергично закивала. Она готова была хоть сейчас отправиться к нему.

– Когда мы поедем?

– После обеда.

О, еще обед! И чванливая миссис Рассел будет смотреть на меня, как… на горничную.

– Ты недовольна? – спросил он, заметив мелькнувшую на ее лице тень разочарования.

– Ничего, переживу. А у тебя там есть такая поляна?

– Есть.

– И лошади?

– Конечно.

– Ты говорил, только две собаки и кошка?

– В доме.

– Понятно…

Джек улыбнулся.

– Почему ты улыбаешься?

– Потому что тебе понятно.

Они снова сели на лошадей и рысью поехали на ранчо. Джек поставил свою лошадь в денник и сказал, что будет ждать Лиз в столовой, – он должен предупредить Дэну об их отъезде. Лиз тоже отвела Баронессу в денник. Том спросил про Джека:

– Ты его любишь?

Любит? Когда-то ей казалось, что она любит Тома, потом – Эдди, но позже поняла, что испытывала к ним не любовь, а какое-то другое чувство. Теперь все было не так, однако Лиз затруднилась бы объяснить, что – «не так». Может быть, то, что между нею и Джеком, стоило им прикоснуться друг к другу, проскакивала искра и все вокруг переставало существовать?

– Не знаю, – ответила она. – Но я бы пошла за ним куда угодно.

Она взглянула на Тома и по его лицу поняла: ей не следовало говорить этого. Ну так не спрашивал бы! – сердясь и на себя, и на него, подумала Лиз.

В желтой комнате ее ждала расстроенная Моника:

– Это правда, что ты едешь к Джеку?

– Да. Это правда.

– А как же Дэвид? Он приедет, а тебя нет!

– Обойдусь без новой прически.

– Да ну тебя! – Моника махнула рукой. И вдруг спросила: – Джек говорил тебе, что был женат?

– Нет.

Монике был известен характер двоюродного брата: он терпеть не мог пересудов о своей личной жизни. И если узнает, что она проболталась Лиз, скажет с неподражаемой холодностью: «Ну что, Моника, тебе теперь легче?» И ей станет стыдно.

Она забормотала что-то про нежелание сплетничать, что просто она думала… Лиз молча надела свое белое платье с короткими рукавами и глубоким вырезом, и Моника тут же предложила одолжить серьги. Серьги были красивые и явно дорогие, но Лиз подумалось, что Джек будет недоволен, если она наденет чужую вещь, и отказалась.

Она и Моника вошли в столовую вместе с миссис Рассел. Наконец-то Лиз увидела, как ходит эта дама – величественно, будто царственная особа.

Кроме них за обедом были как всегда оживленный мистер Рассел, томный Робинс и какая-то миссис, пышная, как торт безе.

Лиз, как и в первый раз, сидела между Джеком и Моникой. Даже когда миссис Рассел не смотрела в ее сторону, она чувствовала исходящее от той высокомерие. Мать Моники изредка обращалась к «Безе» с вопросами о каких-то родственниках. Дама в ответ почему-то вздрагивала и на все отвечала «о'кей». Джек, как ни в чем не бывало, переговаривался со своим дядей о предстоящих скачках и о лошади, которая, по его мнению, придет первой. У Робинса, который занимался выездкой, их рассуждения вызывали ироничную улыбку.

После обеда Джек зашел к Лиз в желтую комнату, где она складывала вещи в спортивную сумку, и сказал, что перед отъездом ей следует поблагодарить хозяйку за гостеприимство.

И еще за то, что она терпеть меня не может, подумала Лиз. И попросила Джека пойти вместе с ней к его тетке.

– Боишься?

– И не думаю! – храбро сказала Лиз.

Миссис Рассел отдыхала после обеда. Она сидела – на этот раз в малиновом кресле, – облаченная в просторный халат с широкими, свободными рукавами, в которых при малейшем движении белели ее полные и уже немолодые руки.

– Миссис Рассел, – бодро произнесла Лиз. – Спасибо, что пригласили меня. Я была очень счастлива: я научилась ездить и встретила Джека…

Миссис Рассел бросила на племянника насмешливый взгляд: «И с этим примитивом ты собираешься связаться?» Джек ответил ей веселой улыбкой: «Именно так, дорогая Эдна!» Последовал новый взгляд, уже сердитый: «Ну и дурак!» Он не выдержал и сказал вслух:

– Зато счастлив!

– Когда ты собираешься вернуться? – Миссис Рассел демонстративно обращалась только к нему.

Он так же подчеркнуто ответил:

– Мы вернемся за день до состязаний.

Едва за ними закрылась дверь, Лиз вздохнула с облегчением.

– Я думала, твоя тетя скажет, чтобы я не возвращалась.

– Она никогда так не скажет. Для этого она слишком хорошо воспитана. Но если захочет, чтобы ее оставили в покое, сумеет обойтись и без слов. А теперь бери свою сумку и садись в машину.

Лиз спросила, долго ли им ехать. Джек сказал, что по скоростному шоссе два с половиной часа. Он велел Лиз пристегнуть ремни…

Машину он вел, как завзятый гонщик. Лиз лишь время от времени произносила: «Уф!..» и впивалась пальцами в сиденье. Когда свернули со скоростной магистрали, поехали помедленнее.

– Скорей бы приехать! – сказала Лиз.

– А мы почти дома.

Уже темнело. Деревья, какие-то постройки уплывали назад, к ранчо. Только неясные очертания далеких гор на горизонте все время сопровождали их. Новый поворот – и машина очутилась на узкой дороге. Вскоре перед ними возникли ворота с изящным сплетением чугунных прутьев. Ворота, как показалось Лиз, открылись сами собой. Сами собой открылись и двери гаража.

– Как в сказке, – зачарованно произнесла Лиз.

– Эта сказка называется электроникой.

– Думаешь, я такая дура, не понимаю! Но все равно как в сказке. Так интересней.

В дверях дома уже стоял Энтони. Его ничуть не удивило появление Лиз. Он распахнул перед ней двери. Не так, как Мэтью! – удовлетворенно отметила Лиз. Она шагнула в просторный холл, где в огромном аквариуме, подсвеченном лампами, среди колышущихся водорослей плавали экзотические рыбы. Лиз в восхищении оглянулась на Джека.

– Нравится? – спросил он.

Она кивнула. Когда ей что-то очень нравилось или чего-то очень хотелось, она лишь кивала без слов.

Джек привел ее в ванную комнату. Здесь, как и на ранчо, был бассейн, выложенный светло-зелеными плитами. Уже наполненный водой.

– Я скоро приду, – сказал он.

Лиз скинула одежду и вошла в теплую воду. После дороги особенно приятно было лежать на спине, чувствуя, как вода ласкает кожу. Зажав ноздри, Лиз окунулась с головой… Затем надела халат, лежавший у борта, и вошла в комнату. Это была большая комната с балконом, скрытым длинным занавесом. Возле широкой кровати на комоде орехового дерева с бронзовой инкрустацией стоял старинный будильник.

Джек появился, когда Лиз уже была одета. Он выдвинул ящик комода и достал из шкатулки изумрудное колье.

– Одевайся и идем ужинать. Энтони ждет нас.

– Это мне? – спросила Лиз, пропустив мимо ушей напоминание об ужине.

– Оно твое.

Лиз быстро надела колье, посмотрелась в зеркало над кроватью и зажмурилась. Она себе очень понравилась. Потом сняла колье, положив его на комод, и разделась, исподлобья глядя на Джека.

– Это из благодарности? – спросил он.

– Из благодарности? – сказала Лиз, подражая интонации Джека, когда тот говорил, что из благодарности за ее помощь ограничился бы подарком. – Из благодарности я бы только поцеловала тебя.

– Все понял. – Он усмехнулся. – И не возражаю.

Он подумал, что в своей спальне, в своей постели впервые любит женщину. В лучшие периоды жизни с Клаудией та никогда не оставалась здесь, он сам приходил на ее половину. Его никогда не смущала обстановка любовных свиданий. И в желтой комнате на ранчо ему было вполне удобно. Но сейчас он испытал полную раскованность. В свои тридцать лет он впервые потерял самоконтроль. Чья в этом была заслуга или вина, он не задумывался. Ему хотелось сказать Лиз, что он любит ее. А ей хотелось это услышать. Но оба молчали, боясь произнесенными вслух словами спугнуть рождавшееся чувство…

За дверью послышалось осторожное покашливание. Джек прошептал:

– Энтони приглашает к ужину.

– Так пойдем, у меня опять появился аппетит.

Джек крикнул:

– Энтони, мы сейчас придем!..

Покашливание стихло. Они быстро оделись. Шли по освещенному коридору. Две двери, между которыми в простенке висели картины в широких рамах, были заперты. Лиз спросила:

– Там жила твоя жена?

Джек остановился. Спросил недовольно: – Кто тебе сказал?

– Моника. Почему ты сердишься?

– Я сержусь не на тебя. Моника – болтливая сорока. Я бы сам тебе сказал. У меня нет жены.

– Я знаю, вы развелись.

Джек усмехнулся.

– И это она сообщила!

Она сидела в маленькой столовой. Из четырех колонок музыкального центра чуть слышно звучала музыка – одна из бессмертных песен «голливудского соловья» Фрэнка Синатры. В старинном буфете за стеклом сверкал хрусталь. На камине стояла забавная бронзовая фигурка сенбернара. Живой сенбернар лежал рядом со стулом Джека. По другую сторону, между Джеком и Лиз, разместился черный королевский пудель с блестящими пуговичными глазами и сообразительной мордочкой. Лиз спросила, часто ли Джек живет дома.

– К сожалению, не часто.

– Значит, собаки не твои.

– А чьи же? – удивился он.

– Энтони. Ты для них гость. – В голосе ее звучала грусть.

– Но у них есть дом и еда, – возразил он.

Лиз молчала. Возможно, Джек прав. Но если бы он уехал и оставил ее одну, то никакие самые вкусные блюда, приготовленные Энтони или поваром Джека, ее бы не утешили.

– Завтра мы поедем на ранчо, – сказал Джек, – а после состязаний – ко мне на виллу.

– На виллу? – переспросила Лиз. – У тебя есть вилла?

– Ты была там.

– Ты хочешь сказать?..

– Ты угадала, – Джек, улыбаясь, смотрел на нее, – это моя вилла.

– А Моника?

– Ей хотелось к морю, и я разрешил ей с друзьями провести у меня каникулы. Она часто гостит там.

– Значит, это твоя вилла… – упавшим голосом произнесла Лиз.

– Моя, – подражая ей, грустно сознался Джек.

– И инициалы в зале на полу твои – «Д» и «Б»?

– Вот инициалы не мои, хотя у меня тоже «Д» и «Б».

Он рассказал, что вилла принадлежала его бабушке Деборе Бредфорд, после ее смерти перешла к отцу Джека, а от того – к нему, Джеку Бредфорду.

– Но это только конец истории. Начало ее куда более интересно. На месте виллы стоял скромный сельский дом. Его хозяин разорился, ввязавшись в аферу с акциями несуществующего перуанского серебряного рудника, и покончил с собой. Мой прадед Лоуэлл Грант, отец Деборы, купил у его наследников дом и участок. Дом снесли и начали строить виллу. Она должна была стать свадебным подарком Лоуэлла дочери. Закончить строительство к бракосочетанию не успели, но, вернувшись после медового месяца с Карибских островов, молодые получили ключи от виллы и поселились там. Понятно, что инициалы в зале были не «Д» и «Г», а «Д» и «Б», ведь Дебора стала миссис Бредфорд.

– Запутаешься… – только и произнесла Лиз.

– Привыкай, историю семьи надо знать. И вот еще что. Помнишь, я назвал дом несчастного отца моего погибшего друга «Домом повешенного» и упоминал о картине с таким названием? Лоуэлл Грант, до того как снести купленный дом, пригласил художника, довольно известного в те годы, и тот быстро написал картину с этим домом в окружении старого парка. Сам художник ее никак не назвал, а у членов семьи она обычно зовется «Домом повешенного» или «Домом висельника». Поэтому, когда ты звонила Энтони и упомянула в разговоре ее название, он сразу понял, что его не разыгрывают, что я действительно попал в беду. Картина висит на вилле в библиотеке – как напоминание о том, откуда все пошло… Но ты меня не слушаешь, Лиз! Чем-то расстроена, признавайся!

– Нет…

– Лиз! Я же вижу. Что случилось?

– Ничего.

– Ты не хочешь ехать на виллу?

– Ну почему же… – неуверенно сказала Лиз, а в висках билась страшная мысль: вдруг Эдди уже побывал на вилле?

– А ну посмотри на меня!

Лиз подняла глаза, и в их глубине он увидел смятение.

– Значит, все о'кей? – недоверчиво спросил он.

– Да…

– Вот и хорошо.

Он произнес это суховато и отчужденно. Лиз мысленно сжалась. До конца ужина они не произнесли ни слова. Затем Джек сказал, что у него дела по хозяйству. Он пришел в спальню поздно. Лиз не спала. Он молча разделся и погасил свет.

Ее что-то смущает, думал он. Но если она не виновата ни в чем, то должна объяснить! Что могло произойти на вилле? У нее там с кем-то была связь? И поэтому она не хочет туда возвращаться? Не просто не хочет – боится, чтобы я чего-то не узнал! Она еще не научилась притворяться… Но, может быть, она боится не меня, а кого-то другого?

Он слышал, как Лиз тихо всхлипывает. Ему было жаль ее. Но он не заговаривал. Если она решила что-то скрыть, это ее дело! Но с первых дней – это уж слишком!

Утром Джек сказал Энтони, что он и Лиз возвращаются на ранчо. Наметанным глазом тот отметил и мрачность Джека, и заплаканные глаза девушки, но опытный слуга лишь кивком показал, что принял к сведению слова хозяина.

Зато на ранчо кое-кто на их размолвку прореагировал открыто. Миссис Эдна Рассел, не скрывая иронии, заявила племяннику, что другого финала этого скороспелого романа она и не ожидала.

Вскоре в желтую комнату ворвалась Моника и с ходу объявила:

– Как хорошо, что ты приехала! Дэвид здесь! Он у меня, идем!

Лиз попросила передать Дэвиду, что ждет его:

– Пусть придет сюда. Я очень устала.

Моника поверила не словам, а голосу подруги.

Не удержалась, спросила:

– Вы поссорились? Джек терпеливый, но, когда рассердится, это надолго.

Это я уже поняла, подумала Лиз.

Моника убежала, и вскоре к Лиз явился Дэвид. Он успел услышать от Мэтью, что между Джеком и девицей пробежала кошка: оба вернулись надутые.

Увидев Дэйва, Лиз разрыдалась. Всхлипывая, давясь слезами, она рассказала о намерении Джека повезти ее на виллу.

– Спокойно, – сказал Дэвид. – Давай разберемся. Ты боишься, что вилла ограблена, и Эдди скажет, что это сделала ты. Но, во-первых, еще неизвестно, так ли это. Во-вторых, даже если ограблена, надо доказать, что это сделала ты. В-третьих, Джек не поверит. Если же поверит, значит, извини, он дурак, и не стоит о таком жалеть.

– Я люблю его…

Она впервые произнесла вслух эти слова. Помолчав, Дэвид спросил:

– А он говорил тебе, что любит?

– Нет. Но я это чувствовала. А теперь он как чужой.

– Знаешь, расскажи ему все! Сама расскажи. Он же ничего не знает и думает Бог знает что!

– А если Джек узнает про Эдди? Что он был моим женихом? Он никогда не простит.

– Думаешь, молчать лучше? Послушай, Лиз… Я боялся, что уеду и не встречусь с тобой. А мне кое-что надо тебе сообщить. Тебе известно, что Моника послала мне телеграмму?

– Знаю. Мы обе так решили.

– А текст телеграммы читала?

– Нет, а что?

– Моника написала, чтобы я приехал сделать прически ей и тебе. Понимаешь? Она написала твое имя. Когда я пришел на почту за телеграммой, там был твой бывший жених. Он увивался за телеграфисткой. Думаю, он рассчитывал, что рано или поздно ты напишешь кому-нибудь письмо и ему удастся через телеграфистку выведать твой адрес. Не хочу волновать тебя, но ты должна быть готова, что он здесь вскоре появится.

Лиз испуганно проговорила:

– Что же делать?

– Только то, что я сказал, – расскажи все Джеку.

– А если сказать ему не все?

Дэвид перебил:

– Или ничего, или правду! Хочешь, я сам поговорю с ним?

– Нет! Он рассердится, что я кого-то просила, а сама не решилась.

– Я поговорю с ним как мужчина с мужчиной. Он поверит.

– Не знаю, не знаю… Эдди приходил в отель?

Лиз с надеждой смотрела на Дэйва. Тот вздохнул.

– Приходил на следующий день после твоего отъезда. Спрашивал о тебе. Ребекка сказала, что ты уехала, ничего никому не объяснив и не сообщив куда… В общем, слезами не поможешь. Есть только один выход, я тебе его и посоветовал. Ладно, садись, я причешу тебя.

– Мне не хочется.

– Лиз, я должен уехать сегодня. Я нашел постоянную работу в салоне.

– Да, это хорошо, рада за тебя…

Ей было страшно, она не знала, как поступить. Ей казалось, что все уже кончено.

Дэвид все-таки уговорил ее и сделал прическу. Лиз взглянула в зеркало. Дэвид постарался, она была очень красива – волосы крутыми кольцами падали на лоб и шею, подчеркивая белизну кожи. Но заплаканные глаза смотрели отстраненно, будто не радовались этой красоте.

В комнату постучали. И прежде, чем Лиз ответила, вошел Джек. Он заметил все – и новую прическу, и заплаканные глаза. Он понял, что слезы вызваны размолвкой между ними, но ни о чем не спросил. Если она молчит, это ее дело.

Дэвид поспешно сказал:

– Я пойду. Счастливо тебе, Лиз! До свидания, мистер Бредфорд.

Джек молча кивнул. Обождал, пока уйдет парикмахер. Он решил сказать Лиз, что она может не волноваться, он не поедет с ней больше ни на ранчо, ни на виллу. Она была первой женщиной, которой он поверил: казалось, вся она на ладони. Открытая, не испорченная жизнью. Ан нет! Не благородный же поступок она скрывает! И этот поступок имеет отношение к нему – иначе бы рассказала. Но сейчас, увидев ее, заплаканную, несчастную, он подумал, что, может быть, все не так просто? И если это не касается их отношений, то какое право он имеет требовать от нее отчета? Он посмотрел на часы:

– Через полчаса начинаются состязания. Ты готова?

Лиз застыла: не ошиблась ли? Неуверенно проговорила:

– Я?..

– Конечно, ты! – Он придал голосу обыденность. Будто ничего между ними не произошло.

– Джек! – Лиз прижалась к нему. – Джек! Значит, ты не сердишься больше? Ты все понял? И мы будем вместе?

Он гладил ее по плечам, по голове. А она все сильнее прижималась к нему, бормоча сквозь слезы что-то быстрое и невнятное. Он отстранил ее от себя:

– Все хорошо. Слышишь: все хорошо!

Она побежала в ванную. Плеснула в лицо холодной водой, подвела глаза. И вдруг, рванув дверь, тревожно оглядела комнату. Джек был на месте, он стоял у комода и разглядывал колье. Лиз прислонилась к стене.

– Я боялась, что ты ушел.

– Я не уйду без тебя.

Он застегнул на ее шее замочек колье.

– Все в порядке? – спросил он.

Лиз кивнула. Она все еще не могла поверить, что он с ней…

 

Глава 11

Конные состязания

Трибуны под полосатым тентом празднично переливались многоцветными пятнами женских нарядов. Зрители приехали со всего штата – кто просто поглазеть, кто заключить сделку, купив перспективную лошадь, кто возможностью завести деловые и неделовые знакомства. Ярдах в пятистах, на обширном плацу, разместились машины – многие с фургонами-прицепами для коней. Тут же шла торговля чипсами, попкорном, а также жокейскими кепочками и прочим подходящим случаю товаром, которую организовал предприимчивый мистер Рассел. Он умел возмещать расходы на затеянные им лошадиные мероприятия не только с помощью тотализатора.

Джек и Лиз шли по проходу между скамьями. Джека со всех сторон окликали, приветствовали. Лиз сияла, не в силах скрыть счастливую улыбку. Их места были у барьера, рядом с Моникой и миссис Рассел. Мать Моники, которая считала Лиз «очередной глупостью» племянника, окинула ее презрительным взглядом. Но Лиз даже не заметила этого взгляда. Сейчас мать Моники казалась ей вовсе не надменной, а довольно приятной дамой. Моника толкнула Лиз и шепнула:

– Здорово, что вы помирились! Это он подарил тебе колье? Скажу отцу, что хочу такое же.

На конкурном поле уже были размещены препятствия – пирамида, канава, оксер… – все как у профессионалов. Вокруг Лиз говорили о прошлогодних чемпионах, называли клички лошадей, имена жокеев. Мелькали слова: хердель, шенкеля… Лиз не понимала их, но они были сопровождением свалившегося на нее счастья и потому воспринимались как что-то таинственное и прекрасное…

Ударил гонг. На поле выехал первый всадник. Лиз сразу узнала обоих: «голубого» Робинса и его антрацитную лошадь. Белые обтягивающие лосины жокея, его яркая куртка выделялись на фоне блестящего угольно-черного тела лошади. Скакал он прекрасно, посылал лошадь, привставая в стременах и припадая к ее шее. Одобрительный гул витал над трибунами.

Лиз со всеми аплодировала, сжимая руку Джека, поворачивалась к нему, когда чей-то конь отказывался брать препятствие.

Объявили перерыв, и многие зрители отправились в бар. Джек сказал Лиз, что скоро вернется, и тоже ушел. Моника увидела Стива и Мэри и, забыв, что расторгла с ними дружеский договор, отправилась поболтать с приятелями. Лиз осталась один на один с миссис Рассел. Та тут же этим воспользовалась:

– Хорошо, что мы одни и можем поговорить без свидетелей. Вы же понимаете, Лиз, что мистер Бредфорд не женится на вас. Я его знаю. Просто это его очередной каприз.

Лиз молчала, сознавая: если она раскроет рот, тетка Джека услышит не тот ответ и не в тех выражениях, на которые рассчитывала. Миссис Рассел выждала паузу и продолжала:

– Ваши отношения кончатся быстрее, чем вы предполагаете. Вы у него не первая и не последняя. Вы молоды и должны думать о своем будущем. Меня удивляет…

Она не успела сказать, что ее удивляет, – вернулся Джек. В руках у пего была небольшая коробка и прозрачный пакет с пирожными. Он сразу заметил мрачное, ожесточенное лицо Лиз. И невозмутимое – Эдны.

– О чем была речь? – холодно осведомился он, обращаясь к тетке.

Та лишь неопределенно пожала плечами.

– Что, сидели и молчали? – Теперь он смотрел на Лиз. – Лиз! Я тебя спрашиваю!

Лиз повернулась к нему и гневно сказала:

– Что, собственно, случилось? – Она не собиралась говорить тихо, чтобы, не дай Бог, не услышали соседи. – Разве я просила тебя жениться на мне? По-моему, о браке у нас вообще разговора не было. Что же ты рассказываешь всем, что не собираешься жениться, что я у тебя не первая и не последняя! Храбрости не хватило самому мне это сказать?

Джек побледнел так, что проступили веснушки. Он бросил на Эдну яростный взгляд, схватил Лиз за руку:

– Пойдем!

Она хотела было сказать: «Никуда я с тобой не пойду!» Но, увидев играющие на его щеках желваки, молча повиновалась. Он сдавил ей руку, ей было больно, но она терпела, едва поспевая за ним. В желтой комнате Джек силой усадил Лиз и заговорил, стоя перед ней:

– Я никогда ни с кем не обсуждаю свою личную жизнь. И не выношу, когда вмешиваются в нее. Все, что происходит между нами, касается только нас. Только нас! Поняла?

Лиз кивнула.

– А уходил я вот для чего. – Он протянул Лиз коробку. – Посмотри…

Она осторожно развязала ленту, которой была перевязана коробка. Внутри, завернутое в полупрозрачную шелестящую бумагу, лежало что-то легкое, серебристое. Лиз взглянула на Джека.

– Доставай, – сказал он. – Что же ты? – Лиз развернула бумагу: платье! – Надень!

Это был почти приказ, и Лиз выполнила его. Переодеваясь, спросила, где Джек тут, на ранчо, раздобыл платье. Или купил заранее? Он объяснил, что во время конных ристалищ на ранчо приезжают продавцы лучшего городского магазина с платьями «от кутюр»: вдруг у какой-нибудь гости что-то случится с туалетом.

Оглядев себя в новом наряде, Лиз покраснела от удовольствия: о таком она даже не смела мечтать! И тотчас представила себе позеленевшую от злости миссис Рассел.

– Нравится? – спросил Джек.

– Очень.

Джек усмехнулся. Лиз поняла, что от него не укрылось ни ее тщеславие, ни предвкушение женской мести. Она ткнулась ему в грудь. Джек погладил ее плечи:

– А теперь идем досмотрим конкур.

Теперь он не тащил ее, а она не бежала за ним, спотыкаясь. Они шли вместе и рядом. Был минутный перерыв, и на эту минуту глаза зрителей оторвались от поля, чтобы восхищенно следить за серебристой женской фигуркой, гордо идущей по проходу к нижней ложе. Ее спутника Джека Бредфорда, племянника хозяйки, знали почти все. Его спутницу – никто.

Место Лиз у барьера было свободно. Лиз боковым взглядом окинула миссис Рассел и осталась довольна. Действительность превосходила картину, нарисованную ее воображением: тетка Джека не могла скрыть ярости, вызванной поступком племянника. Лиз покосилась на Джека. Тот был невозмутим, хотя Лиз не сомневалась, что он все видит. Лишь Моника ни о чем не догадывалась. Наклонившись к Лиз, она потрогала рукой ее платье и шепнула:

– Балдежно!

– Моника! – Это было сказано слишком громко и слишком резко для миссис Рассел. Ближайшие соседи оглянулись. Миссис Рассел повторила уже спокойно: – Моника, проводи меня домой.

– Мама, я хочу досмотреть.

– Проводи меня домой!

Все-таки это был не обычный тон. Моника удивленно посмотрела на мать и повиновалась. Они пробирались по проходу как раз в тот момент, когда последний из выступающих жокеев слетел с лошади, преодолевавшей канаву. Трибуны ахнули. Моника задержалась, чтобы лучше разглядеть случившееся, но мать шла к выходу, и девушке ничего не оставалось, кроме как поспешить за ней.

Всю дорогу миссис Рассел молчала, а дочь перебирала в уме свои грехи, за которые она сейчас получит взбучку. Доведя мать до порога ее спальни, Моника хотела улизнуть, но та повелительно сказала:

– Зайди! – Миссис Рассел сняла дорогую кружевную накидку и уселась в кресло. – Садись.

Моника села, на всякий случай смиренно сложив на коленях руки. Мать любила покорность и смирение.

– Я хочу знать, – начала миссис Рассел, – кто такая эта Лиз? Откуда ты ее знаешь?

– Мама! Я тебе говорила: она тонула, а мы ее спасли.

– По-твоему, это основание приглашать ее в наш дом?

– Она помогла Джеку, когда он сломал ногу.

– Не сломал, а вывихнул. Но это еще не повод держать ее у нас.

– Джек любит ее!

Миссис Рассел поморщилась.

– Я не спрашиваю, кто кого любит! Я хочу знать, что тебе известно о ней? Она человек с улицы, которого вы с твоим двоюродным братом почему-то обхаживаете, как…

Она не могла подыскать подходящего сравнения. Моника выпалила:

– Лиз танцевала с дядей Чарльзом!.. – И испуганно умолкла, ожидая, что последует после столь мощного довода в защиту Лиз.

– Кто тебе сказал? Она?

– Дядя Чарльз…

– Когда это он успел говорить с тобой?

– Узнал, что мы спасли девушку, и позвонил. Он вспомнил…

– Странно – Чарльз танцевал! Я расспрошу его.

Моника осторожно спросила:

– Я могу пойти досмотреть?

– Иди. Хотя, наверное, все кончилось.

– Но я посмотрю, кому дадут призы.

– Иди. И пусть Мэтью принесет мне айвовый сок.

Моника не спеша вышла из спальни матери. Но едва закрылась дверь, она разыскала Мэтью, кивнула ему на ходу:

– Мама хочет айвовый сок… – И побежала к полю.

Зрители уже расходились, обсуждая результаты соревнований. До Моники долетали обрывки фраз. Первым был опять Робинс, хотя многие утверждали, что судья не объективен – Робинсу следовало засчитать еще несколько штрафных очков…

Она бежала против течения, задевая идущих и извиняясь на каждом шагу. Наконец увидела Джека и Лиз. Еще издали крикнула:

– Джек! Дай мне свой мобильник!

Он остановился.

– Что стряслось?

– Потом расскажу. Очень нужно. Срочно!

Джек достал из кармана сотовый телефон. Моника зажала его в руке и побежала в сторону лесопосадок, окружавших ипподром. Убедившись, что никто ее не видит, она прислонилась к дереву и, переведя дух, набрала номер. Почти сразу знакомый голос Бенджамина – или, как его называли домашние, Бенни, секретаря дяди Чарльза, – сообщил, что готов выслушать информацию и передать ее мистеру Бредфорду.

– Бенни, это Моника! Мне очень нужен дядя Чарльз!..

– Здравствуйте, мисс Моника! Мистера Бредфорда нет дома.

– Где он? Это очень важно, Бенни, вопрос жизни и смерти!

– Мисс Моника, я точно не знаю. Могу дать номер его мобильного телефона.

– Так давай же!

– Но это действительно важно? Мистер Чарльз не разрешает беспокоить его по пустякам.

– Бенни, я сказала: вопрос жизни и смерти!

Она запомнила номер и тотчас позвонила. Голос у дяди Чарльза был хрипловат. Моника догадалась: он курил свою любимую сигару. Делал он это в поездках, чтобы не видели врач и Бенни. Когда его все-таки застукивали за этим занятием, он оправдывался:

– Кури – умрешь, не кури – умрешь. Так хотя бы получишь удовольствие. Там, – он глазами показывал на потолок, – точно не дадут…

– Дядя Чарльз!

– А, Моника! Что ты натворила на этот раз?

– Дядя Чарльз, ты всегда меня выручал…

– Знаю: я тебя всегда выручал, я хороший дядя, я тебя люблю. А теперь дело! И не тяни.

– Помнишь, я говорила о девушке, которая тонула? Она еще помогла Джеку, когда он был ранен на дороге…

– Ей нужны деньги?

– Нет! Не перебивай. Джек влюблен в нее.

– Это он тебе сказал?

– Я же не слепая!

– Ах, да: ты не слепая. И что же?

– Мама не хочет, то есть она хочет, чтобы Лиз…

– …исчезла? – Эдна в своем репертуаре, подумал мистер Чарльз.

– Мама говорит, что Лиз неизвестно кто, что она с улицы.

– А я должен сказать ей, что Лиз не с улицы?

– Я сказала маме, что Лиз танцевала с тобой… От неожиданности Чарльз Бредфорд не мог найти слов.

– Дядя Чарльз, ты подтвердишь?

– Где же мы с ней умудрились танцевать?

– Скажи, на вечере у Сандерсов.

– На вечере у Сандерсов, – повторил он. – И как я выглядел? То бишь, как я танцевал?

– Отлично!

– А Сандерсы знают об этом событии?

– Пока нет.

– Пока нет, – снова повторил он ее слова. – Значит, и их следует предупредить? А так как у Сандерсов, кроме меня и твоей Лиз, были другие гости – их тоже надо посвятить в наши секреты.

– Что же ты предлагаешь? – спросила Моника упавшим голосом.

– Не врать.

– Но ведь мама…

– Не волнуйся, я поговорю с ней. Скажи, эта Лиз действительно хорошенькая?

– Очень!

– Передай ей привет. И Джеку!

– Дядя Чарльз, я люблю тебя!

Он засмеялся. Ему было приятно. За свою жизнь он много раз слышал слова «Я люблю тебя», но верил признанию только этой вруньи. Он тоже любил ее.

Моника вышла из лесопосадок. Было тихо. Мужчины перекочевали в ближайший городок – в бары и ресторанчики, где продолжали разговоры о лошадях. Молодежь отправилась на дискотеку. Над стадионом звучали только голоса рабочих, готовивших дорожки к завтрашним бегам.

Моника заглянула в конюшни. Конюхи мыли и чистили лошадей. Она пошла к дому. Отец теперь отдыхает, и мать тоже, если только не звонит дяде Чарльзу, чтобы проверить, не наврала ли ей дочь. Проходя мимо материнской комнаты, Моника сбавила шаг и прислушалась. Там разговаривали, но голосов было два, и один принадлежал двоюродному брату. Джек говорил сухо и медленно, что выражало крайнюю непреклонность. Бесполезно в такое время было настаивать или переубеждать его, если только не хотели добиться обратного результата. Мать должна это знать.

– Один раз я послушал тебя, – говорил Джек.

– Но я не предполагала, что Клаудиа…

– А сейчас, – продолжал он, не слушая тетку, – я поступлю так, как хочу сам. Лиз тебя шокирует? Что ж, мы уедем. Я участвую в скачках. Сразу после скачек мы уедем.

– Моника говорила, – перебила миссис Рассел, – что Лиз танцевала с Чарльзом?

Моника не знала, известна ли Джеку ее выдумка. Если он скажет, что это чушь, мать поймет, что она соврала. Девушка замерла.

– Лиз танцевала также и с государственным секретарем. Это тебя устраивает?..

Джек стремительно вышел. Моника едва отскочила от дверей.

– Тебя не учили, что подслушивать неприлично? – сердито сказал он.

– Я хотела отдать тебе телефон, – пролепетала Моника, протягивая трубку.

– Кому звонила?

Они уже шли по коридору.

– Дяде Чарльзу, – покорно ответила Моника.

– Оглушила дядю его танцем с Лиз?

– А ты маму – танцем с государственным секретарем?

Джек засмеялся.

– И Чарльз, конечно, согласится, когда мать позвонит ему, подтвердить, что он отплясывал с Лиз!

– А вы с Лиз правда уедете?

– Правда.

– Но, может быть, теперь мама передумает?

– А я – нет.

– Очень жаль.

– Мне тоже.

– Мне нравится Лиз, – горячо сказала Моника. – Мэри, Стив – когда те говорят, я знаю, что они врут.

– А ты не врешь?

– Но я чтобы помочь!

– Мы все врем, чтобы помочь. Главным образом, себе.

– И ты?

– Скажем так: я не всегда говорю правду. Самое удивительное, что правде верят реже, чем вранью.

– Почему?

– Потому что правда менее привлекательна. Ну что ж, ты выслушала лекцию. Теперь ступай и постарайся не лгать… без необходимости.

Моника повеселела:

– Джек, мне правда нравится Лиз!

Он улыбнулся.

– Это я уже слышал. Мне она тоже нравится.

Лиз знала, что Джек побывал у тетки. Понимала, что миссис Рассел не простит появления Лиз на трибуне в шикарном платье – подарке Джека – после того, как она, владелица ранчо, почти что выгнала его любовницу. Это был вызов со стороны Джека. Но племянника она в конце концов помилует. А Лиз ни за что!

Лиз не спрашивала, а Джек ничего не рассказывал. Он только сказал, что будет готовиться к скачкам.

– Постараюсь похудеть, чтобы Лорду было легче меня нести, – объяснил он.

– Ты придешь первым, – сказала Лиз.

– Первым я не приду. Есть лошади и жокеи резвее нас с Лордом. Но и последним не буду.

– Ты любишь скачки?

– Скачки – это естественно для лошади. И еще бега. Остальное дрессировка. Не люблю, когда зверей дрессируют. Все, что в неволе, ненормально.

– А цирк?

– Когда медведь ходит «на руках», а лев сидит на шаре? Тебе такое нравится?

– Когда была девочкой, очень нравилось. Казалось, это смешно.

– А теперь?

– Не знаю. Мне жаль их.

– Именно. Они перестают быть царями природы… После скачек поедем ко мне…

Он хотел сказать «на виллу». Если она опять испугается, значит, боится по-настоящему. Но он не стал ее проверять. Он дал себе слово не давить на нее. Наступит время – сама расскажет.

Лиз подсчитывала: завтра бега, потом скачки. Три дня, и они уедут. Всего три дня. Целых три дня! С той минуты, как Дэйв предупредил, что бывший жених может появиться на ранчо, она испытывала постоянное напряжение и страх. Ей казалось, что он уже здесь и следит за ней. Лиз не представляла, что Эдди скажет, что сделает, но это наверняка будет ужасно! А уж если узнает миссис Рассел!.. А еще сердце ее сжимал страх, что Джек заметит ее состояние. От него она избавлялась только, когда они с Джеком оставались вдвоем в ее комнате, и исчезало все, что не имело отношения к их любви. А утром ее снова поджидал страх…

– Покатайся на Баронессе, – предложил Джек. – Позови Монику, она неплохо ездит.

Лиз сказала, что Моника встретила прежних друзей и ездит с ними.

– Это ненадолго. Но если хочешь, пойдем со мной.

Лиз отказалась сопровождать Джека, хотя ей хотелось быть возле него. Она понимала, что будет отвлекать его и, значит, мешать. Она сказала, что посмотрит, что делает Том.

– Конечно, – сказал Джек. – Вы ведь друзья! В его голосе Лиз послышалось неодобрение.

– Мы с Томом вместе учились. – Сказала и нахмурилась: словно виновата и оправдывается.

– Мне кажется, он неплохой парень, – уже мягче заметил Джек.

– Да, неплохой. – Она так и говорила, нахмурясь. – Том заработает деньги, чтобы учиться дальше.

– Мне бы его целеустремленность.

– Что было бы?

– Был бы серьезным человеком.

– Скажи, дядя Чарльз, он тебе кто?

– Мой отец и Чарльз – братья.

– А миссис Рассел?

– Их сестра, моя тетка.

– А что он делает?

– Чарльз? Как тебе сказать?..

– Он богат?

– Да. Он возглавляет большую компанию.

– И так важно для миссис Рассел, что я с ним танцевала?

Джек рассмеялся:

– Думаю, очень. А вообще он не танцует. И не смотрит телевизор, не читает газеты – о событиях ему докладывают. Вся его жизнь – дело. Но на Рождество обязательство участвует в сборе семьи. Так что у тебя есть шанс на Рождество потанцевать с ним. Я удовлетворил твое любопытство и могу идти?

– Иди, милый. Я тоже пойду.

У конюхов всегда найдется работа, а перед соревнованиями ее становится еще больше. Вчера и сегодня Том водил лошадей в кузницу, гонял их на корде… Лиз хотелось помочь ему, что-нибудь тоже сделать, но она ничего не умела. Том сказал, что справится сам, да и старший конюх не разрешает посторонним близко подходить к конюшням, особенно перед соревнованиями.

– Он боится, чтобы конкуренты не испортили лошадь.

– А как ее можно испортить?

– Как угодно, хоть отравить.

Том сказал, что после соревнований старший конюх обещал отпустить его на три дня и он съездит домой.

– Хочешь, поедем вместе? – предложил он.

Лиз подумала, что после скачек она уедет с Джеком.

– Зачем я поеду? – сказала она. – Дома нашего ведь нет!

– А мать? Ты не простила ее?

– Наоборот, я благодарна ей. Если бы ничего не случилось, я вышла бы замуж за Эдди. И он так же проиграл или продал бы наш дом и бросил меня…

Тут Лиз вдруг до конца осознала, что бывшему жениху нужна не она, а богатство, которое он обнаружил на вилле и которое хочет получить с ее помощью.

– Что с тобой? – спросил Том, следя, как меняется выражение ее лица.

– Ничего. Просто я подумала…

– Ты боишься, что он здесь объявится? Но он же не может все время преследовать тебя!

Теперь Лиз не сомневалась: если бы он преследовал ее ради нее, ему, наверное, уже надоело бы. Но ему нужны деньги!

– Ему нужна не я, а деньги, – уверенно сказала она.

– Тогда, может быть, откупиться?

– Откупиться? – Лиз невесело покачала головой. – У меня несколько сот долларов, а он мечтает о миллионах.

– Все-таки Эдди не рискнет прийти сюда, – сказал Том. – Ведь ты можешь обвинить его в шантаже.

Лиз тоже об этом подумала. Не в интересах Эдварда – в лучшем случае, ему не видеть богатства, в худшем – грозит тюрьма. Но она также понимала, что после подобного скандала не только мать Моники и их всеми почитаемый дядя Чарльз, но и Джек отвернется от нее. Он будет ее презирать и, кто знает, даже может поверить, что она была заодно с бывшим женихом…

Лиз вернулась в свою комнату. Никто не беспокоил ее. Было неправдоподобно тихо. Моника – с друзьями, Джек занимается с Лордом. Шум и голоса табора, раскинувшегося на плацу, не достигали усадьбы Расселов. Лиз заперла дверь. Посторонний, конечно, не проникнет незаметно на территорию дома, но так ей было спокойней. Вот бы просидеть здесь оставшиеся три дня! А когда все будет позади, она все расскажет Джеку…

Лиз разбудил стук в дверь. Она вскочила, не понимая, сколько прошло времени. Сердце колотилось тяжелыми быстрыми толчками. Стук повторился. Она негромко спросила:

– Кто там?

– Лиз, это я, Джек. – Она открыла. – Ты спала?

– Все заняты. Я уснула.

– Я уже не занят. Съездим на поляну?

– Ты ведь устал.

– Ничего. До обеда вернемся.

Она умоляюще сказала:

– Мне не хочется. Пожалуйста!

– Ты нездорова?

– Здорова. Но миссис Рассел ненавидит меня, и я…

– Это для нее слишком сильное чувство – ненависть. Но если не хочешь, я скажу Мэтью, он принесет сюда… как в первый раз. – Лиз улыбнулась. Да, пусть Мэтью принесет им еду. – Эдна сама страдает из-за своего характера, – сказал Джек. – Со многими рассорилась. Об одной ссоре, по-моему, жалеет до сих пор – с ее первым женихом. За Джереми она вышла назло тому парню.

– Мистер Рассел симпатичный, – сказала Лиз.

Джек согласился:

– Симпатичный, и единственный, кто осадил Эдну.

– Осадил?! – Лиз оживилась. – Что же он сделал?

– Предложил выбрать: развод или полная свобода ему.

– А она?

– Дала Джереми свободу.

– Но ведь она не любит его!

– Да, зато он почти так же богат, как Чарльз.

– У Джереми… у мистера Рассела тоже дело?

– Еще какое! Бега, скачки, тотализатор… А мой дед, отец Эдны, оставил детям только то, что ему помешала промотать бабка.

– Слушай, как мистер Рассел пользуется свободой?

– Это не наше дело.

– И твоя тетка терпит?

– А куда ей деваться?

Значит, терпит. И срывает свое настроение на других, подумала Лиз. Спросила:

– А Моника ничего не замечает?

– Не только замечает, она все знает. Знает, что отец не уходит из семьи из-за нее. Знает, что он несколько лет не появляется на половине матери. И та не вхожа к нему. А Эдна ведь не старая еще женщина. Все не так просто. Мало найдется семей, в которых нет своих тайн. – Все это правда, подумала Лиз. – Моника решила эту задачу в соответствии со своим характером, – сказал Джек. – То, что происходит между родителями, ее не касается. Но она использует их отношения к своей выгоде – от каждого получает, что хочет…

Джек вызвал Мэтью и попросил принести обед.

Тот попробовал возразить:

– Но миссис Рассел…

– С миссис Рассел я объяснюсь сам, – сухо оборвал его Джек.

Через несколько минут Мэтью прикатил столик.

На этот раз без вина.

– Молодец, – ехидно похвалил его Джек, – помнишь, что мне пить сейчас не рекомендуется.

Когда Мэтью вышел, Джек сказал Лиз:

– Ничего, прорвемся! Потерпи еще пару дней.

Они не покидали комнату до утра. И Лиз снова была счастлива. Утром Джек сказал:

– Я хочу, чтобы ты поняла: любит или не любит тебя Эдна, это не должно влиять на наши отношения. У нас своя жизнь, и нельзя разрешить вмешиваться в нее кому бы то ни было и чему бы то ни было.

– Хорошо.

Он поцеловал ее.

– Я знал, что ты поймешь.

То, о чем ты умолчал, я тоже поняла, подумала Лиз.

 

Глава 12

Снова Эдвард

Она впервые попала на бега. Ее удивило количество зрителей. Казалось, трибуны не выдержат желающих увидеть состязание рысаков. Все шумело и гудело – в отличие от тишины на конкурных выступлениях. За исключением общего вздоха разочарования, если лошадь сбивалась на галоп, «проскакивала». Лиз с интересом разглядывала переговаривавшим и, смеющихся, что-то кричащих людей.

– Почему они так волнуются? – спрашивала она Джека.

– Потому что играют на тотализаторе и мечтают выиграть кучу денег.

– А мы играем?

– Нет. Но если ты хочешь…

– Я должна буду выбрать только одну лошадь?

– Да.

– Но я не знаю, какую! Нет, лучше я просто посмотрю.

В очередной раз прозвучал колокол, и в резвом броске выехало пять первых участников. Их разноцветные камзолы и картузы, номер на каждой лошади, стартер, дающий команду «Пошли!», – все это создавало атмосферу праздника. Рысаки бежали по дорожкам, посыпанным тонким слоем песка. Лиз выделила наездника в синем камзоле – ей казалось, его лошадь под номером три бежит красивее других. Она обернулась к Джеку:

– Можно, я поставлю на синего?

– Сейчас нет, но в следующей группе можно кого-нибудь выбрать.

– Правда, он лучше всех?

– Лошадь или наездник?

– Оба. – Она не заметила иронии.

Две лошади вырвались вперед. Они то шли голова в голову, то одна обгоняла другую. За качалками клубилась дымка поднявшегося песка… неожиданно гнедая ушла от серой, и трибуны загалдели. Вместе со всеми закричала Лиз.

– А ты азартная, – сказал Джек. – Вот уж не думал.

– Так интересно же!

Синий наездник пришел третьим, но Лиз все равно была довольна. Она шла с Джеком в повалившей с ипподрома толпе. Джек подтрунивал над ее восторженностью. Лиз тоже смеялась. И вдруг ей показалось – или не показалось? – в толпе мелькнуло лицо Эдди. Она резко остановилась, будто наткнулась на препятствие.

– Ты что? – удивился Джек.

– Я подумала… Нет, ничего…

Он был поглощен завтрашними скачками, и ответ Лиз не показался ему неубедительным. Он сказал, что навестит Лорда и скоро вернется.

Лиз осталась одна. Она вглядывалась в поредевшую толпу. Тот, кого она искала и боялась увидеть, исчез. А может, его и не было? Говорят же, что у страха глаза велики.

Она пошла к конюшням, где работал Том. Он был здесь единственным человеком, кому она могла сейчас довериться, перед которым не надо было притворяться. Она свернула в аллею и услышала за спиной – словно он следовал за ней шаг в шаг – ненавистный голос:

– Привет, душенька!

Он здесь, он разыскал ее! Вокруг – ни души. Да если б и был кто-нибудь поблизости, уклоняться от встречи бессмысленно: он не отступит.

Лиз не оборачивалась. Он обошел ее и возник перед ней – в дорогом костюме, улыбающийся.

– Дорогая, ты забыла сообщить мне, куда едешь. Мне пришлось… – Он заметил на ее шее изумрудное колье. Глаза его увлажнились – вот-вот пустит слезу. – А замочек-то ненадежный, – ласково проговорил Эдди. – Можно ненароком потерять такую дорогую вещь. Твой Джек ведь не станет сердиться? Он купит тебе другое. Кстати, как ты его называешь в постели? Как меня?..

Лиз молчала. Даже если б она захотела ответить, то не смогла бы разжать сведенные челюсти. Слова его оставляли в мозгу и душе саднящие следы.

– Не хочешь выдавать интимный секрет? Не буду настаивать, – продолжал он. – Сколько стоит такое ожерелье? Наверное, огромные деньги. Ты сними его, у меня ему будет сохраннее….

Лиз по-прежнему не двигалась.

– Представляешь, как он обрадуется, когда я расскажу ему про нас с тобой? У нас ведь получалось неплохо! Кстати, вилла у него весьма и весьма… Он тебе сказал, что вилла принадлежит ему? Жаль, если с таким дворцом что-нибудь случится.

Его не смущало молчание Лиз и вполне устраивало выражение страха на ее лице. Великое дело – страх! Что только не способен человек сделать из страха…

Он протянул руку к шее Лиз. Та отшатнулась, прикрывая колье. В эту минуту оба увидели четверых молодых людей с девушками, идущих по аллее. И Эдвард сам отстранился от нее.

Лиз бросилась бежать. Она почти налетела на Тома, шедшего с седлом в руках.

– Том! Он здесь!

Ее трясло. Она сжала кулаки, но руки все равно дрожали. Том сказал:

– Подожди во дворе. Я сейчас. – Он быстро повесил в тренерской седло и вышел к Лиз. – Сядь. Ты его видела? Говорила с ним?

– Он говорил.

– Что он сказал?

– Он хотел, чтобы я отдала ему колье. – Том засвистел. Лиз сказала: – Он хочет деньги, ценности.

– А если не дать?

– Тогда он расскажет Джеку.

– Послушай, расскажи Джеку сама. Увидишь – все разрешится.

То же советовал ей и Дэвид. Лиз покачала головой.

– Разрешится, но как?

– Твой Джек не дурак. Он поймет, с кем имеет дело.

– Наверное, поймет. Но я уже не буду ему нужна. Джек думает, что я не такая, как его прежние женщины. И вдруг этот мошенник… Пусть Джек не поверит, что я хотела ограбить его виллу, но я была невестой этого… и спала с ним. Я ничего не смогу объяснить… А я люблю его!

– Что же ты собираешься делать?

– Уеду.

– Куда.

– Не знаю. Куда-нибудь.

– Когда?

– Сейчас. У Джека завтра скачки, мне жаль его огорчать. Но я больше не в состоянии бояться.

– А если Джек увидит, что ты собралась уехать? Что ты ему скажешь?

– Он пошел к Лорду. Я успею.

– Лиз, я поговорю с ним.

– Нет. Ты, как Дэвид, он тоже хотел сам поговорить с Джеком. – Она помолчала. – Я пошла? – Она словно спрашивала у Тома разрешения уйти. Спрашивала спокойно, но Том не верил ее спокойствию. Он смотрел ей вслед. Их школьный роман казался чем-то бесконечно далеким, нереальным. Если что и было, ушло, как сейчас ушла Лиз.

Том вернулся в денник, включил автопоилку и направился в шорную мастерскую, но остановился и повернул к бассейну, где его напарник купал лошадь.

– Третью купаю, – сказал напарник. – К завтрашнему.

– Замени меня на полчаса, – попросил Том.

– На полчаса? – Напарник задумчиво почесал лоб. – Точно на полчаса?

– Точно.

– Ты своих поил?

– Поил. И чистил.

– Хорошо. Но на полчаса! Это из-за нее?

– Из-за него.

Напарник не понял, но кивнул. Вдогонку крикнул:

– На полчаса, не больше!

Лиз сказала, что Джек Бредфорд пошел к Лорду, и Тому не пришлось того искать. Джек водил лошадь по кругу. Заметил конюха, но продолжал работать. Том окликнул:

– Мистер Бредфорд, мне необходимо поговорить с вами.

Джек остановился.

– Я слушаю.

– Я это делаю против воли Лиз, но….

– Против ее воли я слушать не буду.

– Хорошо, я ничего не скажу. Но неужели вы не замечаете, что она в беде?

Джек подошел к Тому.

– Что случилось?

– Вы знаете, что у нее был жених?

– Который сошелся с ее матерью. Зовут его Эдвард. Знаю.

– Но вы не знаете, что он проиграл в карты их дом, бросил мать Лиз. Теперь он угрожает самой Лиз. Говорит, если она откажется жить с ним, он заявит в полицию, будто она ограбила вашу виллу и нарочно для этого познакомилась с мисс Моникой. Лиз боится, что вы поверите ему. Он хотел отнять у нее колье… требует денег.

Джек тихо сказал:

– Где он?

– Где-то здесь. Он не оставит Лиз в покое. Она решила уехать.

– Уехать?!

– Да. Сейчас.

– Куда?

– Она сама не знает.

Джек крикнул своему конюху:

– Поставь Лорда в денник. Воду, корм. – Он передал конюху повод. Спросил Тома: – Вы ведь друзья? К вам она придет попрощаться?

– Уже попрощались.

Джек крикнул конюху, уводившему Лорда:

– Мортимер оседлан? Приведи его!

Это была лошадь, не участвующая в соревнованиях. Джек вскочил на нее и погнал к дому. Бросил повод стоявшему на крыльце Мэтью:

– Мисс Лиз у себя?

– Да, мистер Бредфорд.

 

Глава 13

Примирение

В желтую комнату Джек вошел спокойно. Лиз складывала вещи. На комоде лежало изумрудное ожерелье.

– Вот и я! – сказал он. – Ты куда-то собралась? Можно составить тебе компанию? – В руках у Лиз было белое платье, она как раз собиралась уложить его в сумку. Неожиданное вторжение Джека застало ее врасплох. Она опустила глаза и молчала. Джек обнял ее: – Завтра на скачках ты будешь самой нарядной и красивой. – Он повернул ее к себе: – Лиз, я говорил с Томом. Как ты могла подумать, что я буду тебя подозревать! Я вообще не собираюсь разговаривать с этим подонком. Помнишь, я тебе сказал: никто и ничто не может повлиять на наши отношения? Забудь о нем, он к тебе и близко не подойдет. Обещаю! Ты слышишь меня? – Она кивнула. – Разбирай вещи. Я отведу Мортимера и вернусь. Дай слово, что никуда не уйдешь!

Он разыскал Мэтью и приказал, кто бы ни спрашивал мисс Лиз, докладывать сперва ему, а если будут настаивать на свидании, отводить этого человека прямо к нему.

– Слушаю, мистер Бредфорд.

Джек вскочил на лошадь, но поскакал не в конюшню, где был денник Мортимера, а к Тому. Том заканчивал работу и собирался уходить. Джек задержал его:

– Его имя?

– Эдвард Диган.

– Фамилия матери Лиз?

– Как и Лиз – Ландерс. Энн Ландерс.

– Они с Диганом действительно женаты?

– Была свадьба. Но их брак длился меньше месяца.

– Ты не знаешь, на чье имя был записан дом?

– Раньше он принадлежал отцу Лиз. А после его смерти, не знаю. Наверное, миссис Ландерс.

– Кому Диган проиграл дом?

– У нас его все зовут Толстым Джо.

– Сейчас кто-нибудь живет в доме?

– Мать Лиз уехала к родственникам. А Толстый Джо… не знаю.

– Хорошо. Спасибо.

Джек повернул лошадь к конюшням. Сдав Мортимера конюху, достал телефон и позвонил своему адвокату. Тот был в конторе и сразу взял трубку:

– А, Джек! Где ты пропадаешь?

– Потом расскажу. У меня срочное дело. Надо узнать, кто такой Эдвард Диган. Чем он занимается, что за ним водится и так далее. Кому принадлежал дом Ландерсов и кто и на каких правах владеет им теперь… Как только выяснишь, позвони.

– А ты где?

– На ранчо у Эдны. Завтра скачки.

– Удачи!

– И тебе.

Лиз успела переодеться и посидеть перед зеркалом. Но выглядела неуверенно, словно опасалась, что Джек передумает и ей покажут на дверь.

– А что, если нам пообедать у Эдны? – с порога заявил Джек. Он вел себя как человек, у которого все о'кей. – Зачем нам прятаться? И Мэтью не придется возить столик. Что скажешь?

– Хорошо.

– Ты только следи, чтобы я много не ел: Лорд не выдержит расселовских калорий.

Он шутил, смеялся. Лиз постепенно успокаивалась, хотя понимала, что Джек притворяется беспечным ради нее. Ему вовсе не так весело, как он пытается показать.

Они явились на обед вовремя – бесшумно вошедший Мэтью как раз сообщал миссис Рассел, что все готово. Их приход прервал разговор хозяина ранчо со знаменитым ветеринаром, приглашенным освидетельствовать проданных мистером Расселом лошадей. Результаты осмотра были положительными, и врача пригласили отметить успех.

Первым на появление Джека и Лиз отреагировал мистер Рассел:

– Джек, тебе ведь положено поститься! Это мой племянник, – объяснил он ветеринару, – завтра он скачет.

Все перекочевали в столовую. Место возле Лиз снова заняла Моника.

– Как хорошо, что ты здесь! – сказала она. – Я соскучилась.

– Ты же с Мэри и Стивом?

– Я с ними опять поссорилась. – Моника скорчила гримаску. – Будешь болеть за Джека? Он хорошо ездит, но папа говорит, ему следует поменять лошадь.

– Зачем?

Моника ответила с видом знатока:

– У Лорда упала резвость.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Телефонного аппарата в столовой не было: здесь не принято прерывать трапезу телефонной болтовней. Хозяева переглянулись.

– Извините, – сказал Джек, доставая из кармана аппарат. – Это меня. Джереми, и могу воспользоваться твоим кабинетом?

Мистер Рассел утвердительно кивнул. Джек отодвинул стул и быстро вышел из комнаты.

В кабинете, обставленном по вкусу хозяина, были представлены все виды искусства, прославлявшие лошадь, – картины, скульптура, графика. В шкафу – книги по коневодству. Большой письменный стол украшала массивная бронзовая лампа – две жеребца, поднявшись на дыбы, поддерживали матовый плафон.

Джек сел за стол.

– Раскопал что-нибудь?

– Слушай, – сказал адвокат. – Эдвард Диган занимается земельными операциями. Замечен в мелких махинациях. Действительно женат на Энн Ландерс. Брак не расторгнут. Дом записан был на Элизабет Ландерс по завещанию ее отца…

– Постой, постой! Кому принадлежал дом?

– Элизабет Ландерс.

– А теперь?

– Джозефу Шеллу.

– Как совершена сделка?

– Продажа. Многие утверждают, что Диган проиграл дом в карты, но официально это «купля – продажа».

– Кто подписал купчую?

– Эдвард Диган.

– Без согласия Элизабет?

– Да, никаких отметок о ее согласии нет. Сделка недействительна.

– Очень хорошо.

– Что ж хорошего?

– Составь иск от имени Элизабет Ландерс на незаконность сделки. Кстати, этот Диган сейчас смотрит конные состязания у Расселов. Я говорю на тот случай, если его присутствие в полиции окажется необходимым.

– Понял. А теперь скажи, что, собственно, ты так печешься об этой Элизабет Ландерс?

– Личный интерес.

– Ты с ума сошел!

– Похоже на то, дружище…

Джек вернулся в столовую к подаче второго блюда. Но так как он соблюдал перед скачками диету, то не горевал, что пропустил знаменитый расселовский черепаший суп.

– Прошу прощения, – сказал он, усаживаясь на свое место, – дела…

– А на дистанции тебе тоже будут звонить? – поинтересовался мистер Рассел.

Моника засмеялась. Мать строго посмотрела на нее. Моника сказала:

– Но, мама, – смешно! Джек на скаку вытаскивает телефон и решает свои дела!

После обеда мистер Рассел утащил ветеринара в кабинет – похвастать новыми картинами, недавно купленными на аукционе. Моника обрадовала двоюродного брата, заявив, что завтра они с Лиз будут болеть за него, и убежала.

Оставшись вдвоем с Лиз, Джек спросил, кому принадлежал их дом.

– Отцу.

– А после его смерти?

– Тетя Агата говорила, что мне, но мама никогда не подтверждала. А почему ты спрашиваешь?

– Из любопытства. Как-то странно, что твоя мать легко отказалась от дома. Едва ли у родственников ей лучше.

– Но что она могла сделать, если он проиграл дом в карты!

– Да-да, я что-то такое слышал.

В эту ночь Джек спал в кабинете хозяина, объяснив Лиз, что перед выступлениями должен хорошо выспаться. Прежде чем пожелать ей спокойной ночи, он вновь сказал, что ей нечего бояться.

– Он не посмеет тебя шантажировать.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Лиз осталась одна. Спасибо Тому – если бы не он, ехала бы она сейчас в поезде неизвестно куда и больше никогда не увидела бы Джека. Она мысленно перенеслась в завтрашний день. Джек хотел, чтобы она была нарядной и красивой. Самой красивой… Жаль, нет Дэвида, чтобы сделать прическу. Придется просто расчесать волосы. Сперва, конечно, вымыть, чтобы были пышней. Она наденет платье, которое подарил Джек, колье… И пусть миссис Рассел уничтожает ее презрительными взглядами – она будет самой красивой…

Проснулась Лиз рано. Долго стояла под душем, потом натиралась кремом, тщательно сделала макияж… Будто собиралась на свидание. Время почти не двигалось, Лиз даже удивилась, когда заглянула Моника и сообщила, что пора идти.

Трибуны украшали разноцветные флажки. Народу было еще больше, чем на бегах. Вокруг все переговаривались, перекрикивались, шутили. В руках у многих белели программки, где были названы имена наездников, цвет их камзолов и картузов, клички лошадей, группа, в которой выступает конь, его возраст и пол, стоимость приза, имя владельца… Все эти сведения громко, с пристрастием обсуждались.

Наконец раздался звон колокола. Вывели лошадей, которые участвовали в первой скачке, и где-то – Лиз не было видно где – проверяли их вес и вес жокеев. После второго удара колокола участники появились на скаковой дорожке. Их было десять. Всадники в разноцветных камзолах, на потниках лошадей, по обе стороны седла, – стартовые номера. Всадники ехали шагом, предоставляя трибунам любоваться праздничным зрелищем. Лиз сразу нашла в этой толпе Джека – в зелено-белом камзоле, в зеленом картузе. На потнике у Лорда огромная цифра «7». Лиз привстала, чтобы Джек заметил ее. Он увидел и улыбнулся.

И наконец третий звон колокола. Стартер поднял флажок, прозвучала команда «Пошел!» Лошади сорвались с места. Когда они пересекали линию старта, флаг опустился, включили секундомер. Скачки начались.

Трибуны орали, гудели, подбадривая тех, на кого делали ставку. Лиз то теряла, то находила в гуще всадников зелено-белый камзол. Она забыла, что должна быть сегодня и здесь самой нарядной и красивой, вскакивала, выкрикивала два имени – Джек и Лорд! Ей было наплевать на то, что волосы ее растрепались, а узкая юбка платья от резких движений поднялась и открыла ноги почти до середины бедра. И уж совсем было наплевать на поджатые губы Эдны Рассел.

Заезд был на милю. Джек и Лорд были четвертыми. И остались четвертыми.

Джек проследил, чтобы с Лордом проделали все, что необходимо, – поводили, успокаивая, забинтовали ноги, вымыли, вычистили.

Был перерыв между двумя заездами. Лиз нетерпеливо оглядывалась, ожидая Джека. Увидев его идущим по проходу, замахала руками. Джек уже был в своем любимом наряде – черном свитере-«водолазке» и черных джинсах. Он обнял Лиз.

– Ну как, расстроилась?

– Что ты! Я так рада! Было просто здорово! И Лорд скакал отлично…

Она осеклась. Джек проследил за ее взглядом. Лиз смотрела на высокого, крепкого мужчину. Темные широкие брови, близко посаженные глаза, короткий нос и острый подбородок. Очень самоуверенный и, похоже, наглый. Джек спросил:

– Он?

– Да… Идет к нам.

– Не беспокойся, не дойдет.

– Откуда ты знаешь?

– Я загипнотизировал его. Хочешь, поспорим: если проиграешь ты – ты обязана выйти за меня замуж. Если я проиграю – я женюсь на тебе.

– Если я… – Лиз машинально повторила эти слова и замолчала.

– Что же ты? Продолжай!

До нее уже дошло, что именно он сказал. Джек сделал ей предложение! Она хотела обнять его, но тут увидела, как к бывшему ее жениху приблизились двое мужчин, что-то сказали, и он покорно пошел с ними.

Лиз удивленно обернулась к Джеку. Тот пожал плечами.

– Я же сказал: я загипнотизировал его.

– Неправда! Скажи, ты знал, что его остановят?

– Это секрет.

– Расскажи!

– Потом расскажу… Так кто из нас проиграл?

– Я!

Начались скачки второй группы. Лиз смотрела на мчащихся в клубах пыли разноцветных всадников. На трибунах кричали, свистели, курили, пили пепси-колу, жевали жвачку. И никому не было дела до того, что только что произошло между этими двумя.

Потом вручали призы, водили мимо трибун победившую лошадь…

В желтой комнате все было по-прежнему. Спортивная сумка лежала на стуле. Комнатные туфли, которые она сняла, переодеваясь, стояли рядом с кроватью. На спинке стула висела рубашка Джека.

Лиз прижалась к Джеку:

– Это правда? Мы поженимся?

– Ты ведь проиграла, так что выхода у тебя нет.

– Когда мы уедем?

– Тебе хочется сегодня?

– Я… я хочу эту ночь провести здесь.

– Не возражаю.

– А когда мы приедем к тебе, что будем делать?

– То же, что сегодня ночью.

– А потом?

– Не знаю.

– Помнишь, мы обещали повару ресторана… Он на нас обиделся, что мы ничего у него не ели. Мы сказали, что обязательно придем, когда у нас будет все хорошо, и съедим любимые блюда, которые он поставит на стол. У них там очень вкусно готовят…

– А ты откуда знаешь, что вкусно? Ты же не ела?

– Я видела.

Джек улыбнулся.

– Мы выполним обещание, – сказал он. – Я попрошу Энтони напомнить мне название ресторана.

– А я помню: «Дорога в рай»!