Ночью Райан снова спал плохо. Похоже, это уже входит в систему, мрачно подумал он. И головную боль, с которой он проснулся, нельзя было свалить на пару коктейлей, выпитых накануне. Естественно, Райан считал, что после такого тяжелого дня он заслужил право расслабиться. Но этим никак нельзя объяснить то ощущение депрессии, которое охватило его, стоило ему открыть глаза.

Вчерашнее столкновение с матерью и Николь явилось для него полной неожиданностью. Он ведь вышел прогуляться, чтобы немного прояснилось в голове, и по чистой случайности, пересекая холл, услышал голос матери. Что это ей вздумалось втихомолку звонить из библиотеки, когда она спокойно могла сделать это в своей комнате? И в самом ли деле она звонила подруге? Почему-то объяснение Амелии не показалось ему правдоподобным.

Ему хотелось знать, поверила ли ей Николь. Она ведь пробыла в комнате дольше его и наверняка услышала больше. Интересно, если бы он заподозрил мать во лжи, сказала бы ему Николь, что ей удалось услышать? Впрочем, теперь, после того что случилось после ухода Амелии, Райан в этом сомневался. И зачем ему вздумалось ее целовать?

Райан сердито нахмурился, глядя в тарелку с яичницей, которую поставила перед ним тетя Беатрис. Черт побери, ведь Николь прямо обвинила его, будто он бессовестно использовал ее отца, а потом прикинулась овечкой, решив, что так ей удастся его утихомирить. Беда в том, что он-то знал о завещании, обнаруженном Амелией, и сама мысль о том, что Николь может без каких бы то ни было оснований бросаться голословными обвинениями, привела его в бешенство. Ему захотелось наказать ее, поэтому он и поцеловал ее. Но стоило ему обнять Николь, как он обо всем забыл и каким-то образом утратил над собой контроль. Все, что он задумал, пошло прахом, и хуже всего пришлось ему самому.

Разумеется, он ждал, что Николь станет сопротивляться. Он этого желал хотя бы ради того, чтобы доказать ей, кто здесь хозяин. Но через несколько мгновений их близость захватила ее так же, как и его, и, когда ее губы раскрылись, он окончательно потерял голову. Кровь застучала у него в висках. Он воспламенился мгновенно и уже не мог себя контролировать…

– Ты собираешься когда-нибудь есть эту яичницу?

Более чем земной голос тети Беатрис сбросил Райана на грешную землю, и он почувствовал себя школьником, которого застали за рассматриванием порножурналов под простыней.

– Я что-то не очень хочу есть, – сказал он, отодвигая тарелку. – Но все равно спасибо.

На лице Беатрис отразилось неодобрение.

– Тебе надо есть, – строго сказала она. – Я заметила, что аппетит у тебя все время неважный. Не могу поверить, чтобы виной тому была смерть Уильяма, и не думаю, чтобы у мужчины твоей конституции были проблемы с лишним весом.

– Это комплимент? – покосился на нее Райан.

– Это правда, – твердо произнесла тетя Би. – Ты не знаешь, твоя мать собирается вставать сегодня утром? Магнус Харди сказал, что приедет в десять, а сейчас уже около десяти.

– Правда? – удивился Райан. Оказывается, он засиделся над яичницей дольше, чем полагал. – Насколько я знаю, мать собирается встретиться с Магнусом. – И нарочито небрежно спросил: – А Николь уже встала?

– Николь встала давным-давно. – Беатрис начала убирать со стола. – Она позавтракала со мной на кухне в семь утра.

– И где же она? – Голос Райана прозвучал неожиданно резко, но он ничего не мог с собой поделать. Он вдруг испугался, что Николь могла решить, что все позади, и уехать.

– Откуда мне знать? – Тетя Би не любила, когда с ней разговаривают в таком тоне. – Она ушла около часа назад. Я не спрашивала куда.

– Но вы ведь знаете. – Отодвинув стул, Райан поднялся. – Полагаю, вам известно, что Харди захочет видеть и ее тоже?

Беатрис собрала на поднос последние приборы и с вызовом посмотрела на Райана.

– По-моему, она пошла в церковь. Хотела увидеться со священником перед отъездом.

– А, – с облегчением вздохнул Райан. – Ну понятно. Так она скоро вернется?

– Вероятно, – отозвалась Беатрис. – Да, кстати, Мари сейчас начнет убираться в спальнях. Вчера я не велела ей приходить. Из-за похорон, – добавила она после паузы.

Райан кивнул. Мари приходила убирать дом несколько раз в неделю, с тех пор как Амелия и Уильям поженились.

Тетя Би удалилась с подносом на кухню, и Райан, выйдя из столовой, отправился в библиотеку проверить, хорошо ли там горит камин. Магнус боится холода. Райан знал, что, несмотря на бравый вид, старика в холодную погоду частенько мучит артрит.

Кроме того, он хотел хоть как-то отвлечься от воспоминаний о прошлом вечере. Однако, несмотря на свою решимость, он так и не смог избавиться от мыслей о Николь. Сидя за покрытым кожей столом, глядя в окно на голые деревья, снова почерневшие, после того как растаял снег, Райан отдался видениям прошлого. Он пытался вспомнить, когда впервые стал замечать, что Николь становится взрослой…

Кажется, ему было около семнадцати, когда он впервые понял, что Николь уже не ребенок. Правда, в то время она его не слишком привлекала, скорее даже мешала: вечно допытывалась, куда он идет, портила ему отношения с девочками и вообще путалась под ногами. Райан только и делал, что пытался отвязаться от Николь, впрочем он и тогда старался не обижать сводную сестру. В отличие от матери, он никогда не считал, что Николь маленькая стерва.

Наверное, ему повезло, что в то лето, когда Николь исполнилось пятнадцать, он на каникулах получил работу в соседнем городке и уехал. Работал он в кафе, находившемся поблизости от железной дороги, а в свободное время общался с ребятами, путешествовавшими автостопом. Наверное, именно тогда у него и развился интерес к подобного рода путешествиям, оказавшийся впоследствии таким прибыльным делом.

Тогда же он начал фотографировать. Сначала друзей, потом великолепные пейзажи национальных парков. Проявлять и печатать фотографии он научился позднее, когда понял, что это и есть его жизненное призвание.

Его отношения с Николь резко изменились, когда он учился в выпускном классе общеобразовательной школы Кемдена. В шестнадцать лет Николь были в полной мере присущи очарование и свежесть юной женщины, усиливавшиеся тем, что она явно не сознавала, насколько хороша собой. Поскольку она была выше своих сверстниц, то и двигалась совсем не так, как они, и Райана просто завораживали ее стройные лодыжки и длинные – прямо-таки от ушей – ноги. Разумеется, первым, что сразу бросалось в глаза, были ее волосы. Медово-золотистого цвета, они каскадом спадали до самой талии.

Как бы там ни было, но он стал ловить себя на том, что ждет Николь после школы, сидит с ней во время обеденного перерыва на скамеечке, провожает до автобуса. Поскольку ее день рождения приходился на конец учебного года – июнь, а день рождения Райана был в октябре, то есть в начале учебного года, то он учился всего на два класса старше. Ребята из этих классов часто общались между собой, так что никто не увидел ничего особенного в том, что они с Николь так много времени проводят вместе. Дома все было по-другому. Амелия была категорически против того, чтобы Райан ухаживал за Николь. Она предупредила сына, что Уильям этого ни за что не потерпит, хотя, строго говоря, тот никогда не выражал своего неодобрения вслух. Напротив, ему, похоже, было приятно, что его дочь наконец нашла общий язык с членами его новой семьи. Он ведь понятия не имел, что его жена, как и прежде, настроена против Николь.

То лето, перед тем как Райан должен был уехать учиться в университет, выдалось невероятно жарким. Температура воздуха неделями держалась на отметке тридцать градусов, и они с Николь делали все возможное, чтобы хоть как-то освежиться. Речка, протекавшая рядом с Плейн-лоджем, расширялась в небольшую запруду, и это было излюбленным местом встречи молодежи, ибо, несмотря на жару, вода здесь всегда была восхитительно прохладной, а глубина – достаточной, чтобы поплавать.

В то лето они много разговаривали обо всем и ни о чем, делились сокровенными мечтами и мыслями. Их отношения были совсем не похожи на те, что случались у Райана с другими девочками. Разумеется, Николь привлекала его, но больше своей индивидуальностью, а не физически. Ему хотелось быть рядом с ней, но никаких сексуальных порывов при этом не возникало.

Во всяком случае, так он себе говорил.

Райан нахмурился. Тогда ему было нетрудно себя обманывать. Ему было легко притворяться, что на нее приятно смотреть, потому что она затрагивала некие струны в его душе художника. Белая кожа, веснушки вокруг носика, дерзко вздернутые юные грудки придавали фотографиям, которые он делал с нее, естественную чувственность, и Райан лгал себе, что его интерес к ней носит чисто умозрительный характер, полностью свободный от грязных поползновений.

Другое дело – как сама Николь расценивала его внимание к своей персоне. Райан же был настолько слеп, что просто не видел, к чему идет дело. За это лето Николь стала его задушевным другом, и он до сих пор убеждал себя, что понятия не имел, какие опасные формы приняло ее влечение к нему.

До той ночи, когда она без зова явилась к нему в комнату…

Мысли Райана прервал шум мотора. Магнус, мрачно подумал он, ощутив некоторое облегчение оттого, что оторвался от мучающих его воспоминаний. Видит Бог, он не хотел вспоминать о том, что произошло в ту ночь между ним и Николь, ибо перед глазами слишком отчетливо вставало то, что случилось накануне.

Минуту спустя дверь распахнулась и на пороге показалась тетя Беатрис.

– Приехал поверенный, – без особых церемоний объявила она и посторонилась, давая Магнусу Харди пройти. – Мне сказать твоей матери или сам ее позовешь?

– Звать меня нет никакой необходимости, – раздался за ее спиной резкий голос Амелии. – Я уже здесь. – И, бросив на сына вызывающий взгляд, она с улыбкой повернулась к мистеру Харди. – Магнус, – в ее тоне уже не было прежней воинственности, – вы пунктуальны, как всегда.

Поверенный самодовольно напыжился.

– Да, я обычно стараюсь не опаздывать, – отозвался он, подходя к столу, из-за которого только что встал Райан. – Рад, что сегодня вам лучше, миссис Тэлбот. Какая жалость, что вчера вы не смогли к нам присоединиться.

– Да, очень жаль. – Амелия поджала губы.

– Уверен, что вы были в прострации, – сухо отозвался Харди, и у Райана зародилось подозрение, что тот не очень-то верит в болезнь Амелии. Между тем Харди поставил на стол кейс и огляделся. – Где Николь? – спросил он.

– Уже идет, – отозвалась с порога Беатрис. – Снимает сапоги. – Она оглянулась через плечо. – Она ходила в церковь.

– Понятно.

Магнус одобрил это сообщение коротким кивком, а Райан уловил на лице матери тень раздражения. Та прекрасно понимала, что в глазах старого юриста Николь по-прежнему остается здесь хозяйкой. И останется ею, подумал Райан, независимо от того, будет она здесь жить или нет.

Появление Николь в комнате создало некую напряженность. Интересно, я один это ощущаю? – подумал Райан. И мать тоже не так уж равнодушна к своей падчерице, как стремится показать? Не может же она не сочувствовать Николь! В такое время они все должны как-то поддержать друг друга.

Однако Амелия, как обычно, не обращала на падчерицу внимания, и хотя Николь, войдя в комнату, бросила на мачеху нерешительный взгляд, но тоже не сделала попытки преодолеть пропасть, которая их разделяла.

Сам Райан просто не мог глаз отвести от Николь. Сегодня она была в светлой твидовой юбке, подол которой сантиметров на десять не доходил до коленей. Райан понимал, что она не старалась намеренно подчеркнуть красоту своих ног, однако юбка открывала значительную часть стройного бедра, особенно это стало заметно, когда Николь уселась и скрестила ноги. В сочетании с блеском волос и разрумянившимися от мороза щеками это произвело на Райана убийственный эффект.

– Доброе утро, – произнесла Николь. – Извините, что заставила вас ждать. Я заболталась с отцом Мэтью и, боюсь, начисто позабыла о времени.

– Мы вас прекрасно понимаем, – тепло заверил ее Магнус, и Амелия наградила его недовольным взглядом. Он бросил взгляд в сторону двери, где на пороге по-прежнему стояла Беатрис. – Прошу вас, мисс Сэвидж, входите и садитесь. Завещание касается и вас тоже.

По виду Беатрис можно было догадаться, что она с удовольствием избежала бы этой чести, но деваться ей было некуда – пришлось войти и сесть. Убедившись, что все в сборе, Харди уселся за стол и открыл кейс.

Теперь напряжение в комнате ощущалось совершенно отчетливо. Бросив взгляд на мать, Райан увидел, что та стиснула ручки кресла так, что побелели костяшки пальцев. Даже Беатрис не могла скрыть беспокойства, и Райан подумал, что она, наверное, боится оказаться на улице, если дом достанется Амелии.

Если бы она только знала…

Старый юрист извлек из кейса конверт. Похоже, Магнус искренне наслаждается процедурой, подумал Райан. Он-то ведь должен знать, что написано в завещании, и теперь намерен но тянет время, заставляя их томиться в ожидании.

Документы, извлеченные Харди, зловеще зашелестели, и Райан просто физически ощутил, как напряглась его мать. Да успокойся ты, старушка, мысленно велел он, встретив ее безумный взгляд. Хорошо еще, что все остальные не сводят глаз с Магнуса, иначе у них были бы все основания заинтересоваться, почему это Амелия так нервничает. Поверенный прочистил горло и быстро проглядел несколько страниц, которые держал в руках. Затем начал читать монотонным голосом:

– «Я, Уильям Генри Тэлбот, будучи в здравом уме и твердой памяти»…

– Зачем читать эту тягомотину? – Нервы Амелии окончательно сдали, когда она поняла, что Харди намерен зачитать завещание полностью. Но тут же, спохватившись, что ее поведение выходит за рамки приличий, она выдавила улыбку. – Простите. Боюсь, что я не настолько окрепла, как полагала.

Харди фыркнул и обвел взглядом присутствующих.

– Ну разумеется, – произнес он. Непонятно, то ли это был ответ на вопрос Амелии, то ли подтверждение ее нездоровья. – Если никто не возражает, – продолжал он, – не вижу причин, почему бы нам не заняться делом. – Он бросил взгляд на Райана и пошелестел бумагами. – Возможно, вашей матушке не повредит глоточек виски. Мы все можем немного подождать.

– Мы предпочли бы, чтобы вы продолжили, мистер Харди, – подала голос Николь и в кои-то веки заслужила благодарный взгляд мачехи.

– Да, пожалуйста, – подхватила та. – Со мной все будет хорошо. И, покосившись на Райана, прибавила: – Я обычно не пью так рано.

– Да, но сейчас из ряда вон выходящий случай, – не отступал поверенный, и Райан нетерпеливо вздохнул.

– Прошу вас, – с трудом сохраняя спокойный тон, сказал он. – Не могли бы вы продолжить чтение, Магнус? Возможно, после того как вы закончите, нам всем понадобится выпить.

– Что? – Магнус сначала решил, что Райан говорит серьезно, но, уловив иронию в словах молодого человека, он улыбнулся, снова откашлялся и продолжал читать.

В завещании кое-какая недвижимость была отказана третьим лицам, небольшие суммы денег оставлены коллегам и знакомым, например другу семьи доктору Ирвину. Приличное обеспечение было выделено свояченице, и Беатрис вздохнула с облегчением.

– А теперь переходим к усадьбе, – очень серьезно произнес Харди. – Нам всем, естественно, интересно знать, как распорядился мистер Тэлбот своей собственностью, и я не буду держать вас в неведении дольше, чем это необходимо. Разумеется, я обязан напомнить, что завещание имеет абсолютную законную силу. Мистер Тэлбот долго и трудно размышлял, прежде чем принять решение.

– Ох, да читайте же скорее! – подала голос Беатрис.

Ее явно стало тяготить ожидание, и Райан сообразил, что тетке Николь есть что терять. Ведь если Плейн-лодж унаследует Амелия, ее положение в доме окажется под угрозой.

– Хорошо. – Если Харди и был задет резкостью Беатрис, то сумел очень хорошо это скрыть. В третий раз прочистив горло, он стал читать: – «Моей жене Амелии, – он бросил взгляд на вдову, – я оставляю в пользование половину моего дома и все мои личные вещи, за исключением драгоценностей, переданных мне моей первой супругой Норой, которые переходят моей дочери Николь в память о любви, соединявшей меня и ее мать. Я также оставляю существенную сумму денег, чтобы дать возможность моей жене продолжать жить в Плейн-лодже, если она того пожелает, при условии, что моя свояченица Беатрис Сэвидж всегда будет жить в этом доме. Если же моя жена Амелия повторно выйдет замуж: или пожелает жить в другом месте, дом поступит в полную собственность моей дочери Николь, так же, как и в случае смерти моей жены».

После того как Харди зачитал эту часть завещания, раздался отчетливый вздох, хотя Райан не понял, от кого он исходил. Возможно, от матери, хотя с ее стороны было бы крайне неосторожно демонстрировать удивление, ведь это не то завещание, которое она видела. А может быть, этот вздох издала Николь? Очевидно, и для нее завещание оказалось полной неожиданностью.

– Мне продолжать? – после паузы осведомился Магнус Харди. Он явно колебался.

Райан догадался, что поверенный ждал от его матери какой-нибудь выходки, но Амелия была слишком потрясена, чтобы вымолвить хоть слово. К счастью, ее реакция могла быть отнесена за счет шока, который она испытала, узнав, что не унаследовала Плейн-лодж целиком. Поняв, что Харди ждет, Райан мрачно взглянул на него.

– Да, пожалуйста, – сказал он и сжал губы от внезапного раздражения, когда поверенный вернулся к чтению документа.

– «Моей дочери Николь, – продолжал он, ободряюще улыбаясь девушке, – я завещаю вышеназванные драгоценности, а также все мои книги и картины. Кроме того, я завещаю ей половину дома, где мы с ней жили столько лет. Возможно, эта общая ответственность создаст взаимопонимание между моей женой и дочерью, которого никогда не было при моей жизни. Душеприказчиком я назначаю своего пасынка Райана Стоуна».