На какое-то мгновение ей показалось, что тут какая-то ошибка, и он передал ей конверт, предназначенный для другого. В любом случае ее поразило наличие у него столь крупной суммы. Но, увидев, что чек выписан на ее имя, она просто оторопела,

— Что это такое?

— Говоря твоими же словами, разве ты не видишь? — спросил он. — Это чек. Можешь положить эти деньги в свой банк.

— Вижу, что чек, — огрызнулась Конни. — Но для кого он?

— Для тебя, — спокойно ответил Говард, на этот раз без всякой двусмысленности в тоне. — Как думаешь, этого хватит? По-моему, вполне достаточно.

— Негодяй!

Сердце ее болезненно сжалось. Она не думала, что он способен унизить ее до такой степени, но оказалась не права. Говард не забыл ничего.

Конни швырнула ему чек, но он оказался слишком легким, чтобы долететь до цели, упал на пол, и, когда Говард нагнулся, чтобы поднять его, ей с трудом удалось удержаться от того, чтобы не ударить его кулаком по голове. Однако, несмотря ни на что, она не могла заставить себя причинить кому-либо боль.

— Конни…

Он еще упоминает ее имя!.. Это почему-то оказалось последней каплей.

— Иди отсюда вон! — выкрикнула она. — Забирай свои грязные деньги и уходи.

— Ради Бога, Конни… — более резким тоном начал он. — Ты что, с ума сошла? Какого черта ты взбеленилась? Что я такого сделал?

— Ах, ты не знаешь? — Ее губы скривились в язвительной усмешке. — Боже мой, я, конечно, понимаю, что ты изменился, но не до такой же степени. Такие переживания не могли не наложить своего отпечатка, но нельзя же вводить здесь закон джунглей!

— Закон джунглей! — В голосе Говарда звучало раздражение, и Конни не могла не позлорадствовать, чтобы наконец-то она задела его. — Что ты знаешь о джунглях? Но если тебе нравится провоцировать меня, можешь продолжать.

— Я сказала все, что хотела, — решительно заявила Конни, но, чувствуя на себе его взгляд, не утерпела: — Ради Бога, уходи!..

И проскочила мимо него в гостиную. Кухня была слишком мала для бегства.

Позволив ей уйти, Говард, однако, последовал за ней и помешал открыть наружную дверь. Несмотря на теперешнюю свою худобу, он был по-прежнему подвижен, миновать его не представлялось никакой возможности.

Бояться нечего, уверяла себя Конни, хотя память о том, что произошло во время их последней встречи, не оставляла ее. Она никак не могла забыть, что часть вины за его несдержанное поведение лежит на ней. Как ни горько признавать, но это было правдой.

— Ты собираешься уходить?! — спросила Конни, пытаясь найти для себя убежище в гневе.

— Пока еще нет, — спокойно ответил Говард, но в глазах его зажглись опасные огоньки. — Я по-прежнему хочу, чтобы ты объяснила, что за чушь несешь. Нельзя же обвинять меня в наличии каких-то скрытых мотивов, не объяснив, что конкретно ты имеешь ввиду.

— Ну что ж, тогда я пойду приму ванну, — сказала Конни, игнорируя вопрос. Она решила, что за закрытыми дверями будет в большей безопасности. — Надеюсь, что к тому времени, как я выйду, тебя здесь уже не будет.

Глядя вслед решительно поднимающейся по лестнице Конни, Говард только пожал плечами, но не двинулся с места, а так и остался стоять, засунув руки в карманы пальто. Не знай она его лучше, можно было бы подумать, что он не расслышал ее слов.

Решив не обращать на это внимания, Конни нарочито уверенно поднялась наверх, не желая признаваться себе, что делает это медленнее обычного. Черт побери, подумала она, заходя в спальню, неужели он приехал только для того, чтобы оскорбить? А зачем же еще?

Ответ был очевиден, с горечью решила Конни. Говард явился, чтобы завершить то, что начал на прошлой неделе, но ее реакция на его… щедрость расстроила эти планы. Как он только мог? Неужели, по его мнению, она настолько бедна и сделает за деньги все что угодно?

Конни с неудовольствием взглянула на себя в зеркало. Разве она так уж изменилась, что ему показалось, будто стоит помахать чеком, как можно затащить ее в постель?

Разумеется, нет.

Конни тяжело вздохнула. Что бы он там ни думал, это не так. У нее есть Адам. Она любит его, а он ее и никогда не позволит себе того, что позволил Говард…

Мысли Конни прервались, рядом с ее отражением в зеркале появилось отражение мужа. Пока она размышляла над достоинствами Адама, Говард тихо поднялся по лестнице и теперь стоял в дверях спальни. Пальто так и осталось на нем, руки по-прежнему были в карманах.

— Мне кажется, что ты собиралась принять ванну.

Так вот в чем дело!.. Говард думал, что она должна сидеть в ванне, и решил посмотреть. Но разве ему недостаточно ясно было сказано?

— Я и собираюсь, — раздраженно ответила Конни. — А что тут делаешь ты? Желаешь присоединиться?

— Это мысль! — ответил он, окидывая ее взглядом с головы до ног. — Но на самом деле я хотел объясниться насчет чека. И не уйду отсюда, пока этого не сделаю.

Конни насторожилась.

— Не думаю, что объяснения необходимы.

— А я думаю. — Он вошел в спальню. — Наконец-то до меня дошло, о чем ты подумала, и заверяю тебя: как бы велико ни было мое желание, еще не дошел до того, чтобы платить за свои удовольствия.

Выражение лица Конни не изменилось.

— Долго же до тебя доходило, — язвительно сказала она. — Не хочешь ли ты сказать, что жалеешь о своем поведении на прошлой неделе.

Говард пожал плечами.

— Может быть…

— О, не надо!.. — не в состоянии больше разговаривать с изображением, когда оригинал стоял за спиной, Конни резко повернулась. — Тебе доставляет удовольствие унижать меня. Признайся. Ты просто хочешь доказать, что до сих пор имеешь надо мной… некоторую власть.

— Это не так. — Ответ Говарда был почти автоматическим, но губы его плотно сжались, и он решила, что была ближе к правде, чем ему хотелось признаться.

Он тяжело вздохнул.

— Что ж, ладно. Может быть, в этом и есть некоторая доля правды, но униженной оказалась не только ты, но и я.

— Ты! — не поверила Конни.

— Да, я. — Говард подошел к кровати. — Можно? — спросил он, подразумевая, что хочет сесть. Заметив его бледность, она кивнула. — Наверное, я уже далеко не тот жеребец, каким был раньше.

— Ты шутишь, — охнула Конни.

— Почему же?

Говард откинулся назад, опершись на руки.

— Не хотелось вновь касаться этой темы, но я побывал отнюдь не на каникулах.

— Даже если и так…

— А что если так? — Говард криво усмехнулся, — Я не спал с женщиной больше четырех лет. Тебе не кажется, что это может несколько обескуражить человека? А может быть, я просто потерял сноровку?

Конни не знала, верить ему или нет, но сама эта попытка упростить ситуацию заставляла думать, что он пытается вновь приобрести ее симпатию.

— Почему бы тебе просто не объяснить причину, по которой ты дал мне чек, и не покончить с этим? — язвительно спросила она. — Я больше не злюсь на тебя, а просто устала и хочу, чтобы ты ушел.

Сунув руку в карман, Говард вновь вынул оттуда чек и протянул ей.

— Взгляни на него. Взгляни на сумму. Она тебе ничего не напоминает?

Конни неохотно взяла чек, но ей не надо было смотреть на него, чтобы знать сумму, которая запечатлелась в ее мозгу.

— Нет, — резко ответила она. — Она для меня ничего не значит.

— А должна значить, — нетерпеливо возразил он. — Это сумма аванса, выплаченного Лукасом Эрроузом за книгу. Плюс проценты…

Конни остолбенела.

— Я этому не верю… — начала она, но потом взгляд ее упал на подпись, которая ничего ей не говорила, но внизу, маленькими буквами, было напечатано имя издателя. — О Боже!..

Лицо Говарда несколько просветлело.

— Можно ли это считать извинением?

Конни тряхнула головой. Сначала она не могла произнести ни слова, но потом к ней вернулся дар речи.

— Но почему ты ничего не сказал?

— Я пытался, — сухо напомнил он.

— О Боже!.. — повторила она. — Извини меня, — И, присев рядом с ним на кровать, Конни добавила: — Но я не хочу брать их. Они… они твои.

— Нет, твои, — возразил Говард. — Вчера я виделся с Лукасом, и он вынужден был признаться в том, что заставил тебя вернуть аванс. — Его глаза на мгновение закрылись. — Потому-то ты и продала машину, правда? И дом тоже, хотя тут могло быть и нечто большее, тебе просто не хотелось жить там, где мы некогда жили вместе. Но почему, черт побери, ты нечего мне не сказала?

— Как я могла? — Теперь Конни уже жалела об этом. — Откуда же я знала, что в нем пробудится совесть и он выплатит деньги.

— А она в нем и не пробуждалась, — сказал Говард, криво усмехнувшись, и, сняв галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки. — Так-то лучше, — добавил он и продолжил. — Лукас отнюдь не раскаивается, Конни. Он бизнесмен, бизнесмен с головы до ног, однако почувствовал возможность издать мою книгу сейчас. Правда, она не имеет никакого отношения к тому, что произошло в Лхорге, но это поможет продать ее.

— Вот крыса!

Говард ухмыльнулся.

— Что ж, во всяком случае, он хорошо платит. Вместе с авансом, полученным от Сайласа… Короче, я недурно себя чувствую.

— Рада за тебя!..

— Вот теперь ты сказала то, что хотела.

— Я и раньше говорила, что хотела.

— Неужели? — Он пожал плечами, но решил больше не касаться этого вопроса. — Что ж, по крайней мере, теперь ты знаешь, что я не хотел тебя оскорбить.

— Да, — кивнула Конни, а затем, не желая больше скрывать, что интересуется его жизнью, спросила: — Так как ты все-таки живешь? На самом деле?

— Тебя это действительно интересует?

— Конечно. Что ты, в конце концов, рассказал родителям? С тех пор, как вы уехали, они мне ни разу не позвонили.

Говард нахмурился.

— Что ж, это их действительно беспокоило, — признался он. — Мой отъезд вместе с ними тоже дал им повод думать, что между нами не все в порядке.

Конни пришла в полную растерянность.

— Что они должны обо мне думать?

— Разве это имеет значение? — несколько цинично спросил Говард. — Если мы не собираемся жить вместе, то этого все равно не скроешь.

Он был, разумеется, прав, но в его логике чувствовалась какая-то железная бесповоротность. Неужели он решился окончательно? Без всяких сомнений?

— В общем, они довезли меня до Лондона, — продолжил Говард. — Дик… в смысле, Дик Корбэт… звонил мне до этого на базу и предлагал приютить на время в случае необходимости. Он знал, что ты живешь далеко, а мне надо будет возобновить свои контакты в городе.

— Понятно.

Конни почувствовала облегчение. Теперь, по крайней мере, она знала, где он остановился. Можно было не любить прежнего босса Говарда и его жену, но это не имело никакого значения, приятно было узнать, что женщины в его жизни нет.

Но почему приятно?

Было, однако, не время вдаваться в столь глубокие материи, и Конни вернулась к предыдущему разговору.

— Я беспокоилась о тебе, — призналась она. — Не знала, где ты находишься и чем занимаешься, а спросить было не у кого.

— Но ты могла позвонить моим родителям.

— Могла, — согласилась Конни, но не слишком уверенно.

— Конечно, — настаивал Говард. — Они посочувствовали бы тебе. Особенно если бы ты сказала им, что я импотент.

— Ты не импотент! — воскликнула она.

Говард бросил на нее пристальный взгляд.

— А тебе это было бы неприятно?

Конни недоуменно взглянула на его исказившееся мукой лицо.

— Не говори ерунды, конечно, да.

— Почему?

— Почему?! — У нее внезапно перехватило дыхание. — Что за странный вопрос?

— Вполне прямой вопрос, должен сказать, — спокойно возразил он. — Тебе не нравится откровенный разговор?

— Это вовсе не такой разговор, — занервничала Конни. — Кто тебя вообще навел на эту мысль?

— Ты, — он пригладил ладонью уже прилично подросшие волосы, еще немного, и они станут столь же густыми, как и прежде.

— Но почему ты считаешь, что я не импотент?

Говард замолчал, но она поняла, что именно он хотел сказать, и бросила на него недоверчивый взгляд.

— Ты же… ты же сам сказал, что не желаешь спать с…

— Мне это прекрасно известно, — перебил ее Говард. — Но на самом деле я боялся, что ничего не смогу, поэтому и свалил все на тебя.

Конни не могла поверить собственным ушам.

— Это не может быть правдой, — неуверенно сказала она.

На губах Говарда появилась кривая улыбка.

— Что ж, мы об этом можем только гадать, — заметил он, поднимаясь на ноги. — Наверное, мне пора идти.

— Нет, — Конни схватила его за руку. — Говард, после того, что ты сказал, ты не можешь уйти просто так. Ради Бога, что с тобой такое?

Говард склонил голову.

— Ничего особенного.

— Но ведь это можно вылечить. Если только… — Она запнулась. — Если только это не психическое.

— Наверное, так оно и есть, — вздохнул он. — Как бы то ни было, это мои проблемы, а не твои.

Конни хотелось бы, чтобы это было так, но она не могла избавиться от чувства ответственности за Говарда. В конце концов, он был ее мужем и не виноват в том, что его посчитали мертвым, а она нашла себе другого.

Мысль об Адаме на мгновение отрезвила ее. Как бы он посоветовал ей вести себя в подобном случае? Наверняка не так, как она собирается, но нельзя же было оставить его один на один с этой болью.

— Ты не импотент, — осторожно сказала Конни, беря его за руку. — Я знаю.

— Откуда тебе знать…

Говард взглянул на нее с недоверием, и, хоть подозревала, что не готова справиться с подобной ситуацией, она все же продолжила:

— Потому что нет! — твердо повторила Конни, чувствуя, как холодны его пальцы. — Кому же знать, как не мне.

— Ну конечно! — с горькой иронией воскликнул Говард. — Конни, сколько времени прошло с тех пор, как мы с тобой… Ну, ты знаешь, что я хочу сказать. — Отстранив ее руки, он вновь встал на ноги. — В любом случае, спасибо за поддержку. Приятно осознавать, что хоть один из нас сохранил веру в другого.

Она бросила на него беспомощный взгляд.

— Зачем ты так? Можем мы хотя бы поговорить об этом? Может быть, останешься?

Говард тяжело вздохнул.

— Еще несколько минут назад ты хотела от меня избавиться, — напомнил он.

— Знаю. — Конни помедлила. — На самом деле я этого не хотела. Мне действительно нужно поговорить с тобой.

— О чем?

— Не знаю. — Она нахмурилась. — Мне кажется, что нам надо поговорить о нас самих.

— О нас? — Говард тяжело опустился на кровать. — Конни, нам не о чем говорить. Ты знаешь это не хуже меня.

— Но мы можем остаться друзьями, не так ли?

— Друзьями? — Конни была поражена силой эмоций, отразившихся в его глазах. — Мы никогда не сможем быть просто друзьями, и ты прекрасно знаешь об этом. А теперь прекрати этот разговор и дай мне уйти.

Она понимала, что Говард был прав, что ее беспомощная попытка наладить отношения может обернуться против нее же самой, но не могла дать уйти ему просто так. Он сидел всего в паре сантиметров от нее, и внезапно Конни испытала странное желание прислониться к его плечу.

— Конни.

Голос Говарда звучал устало, но его хриплый тембр произвел на нее странное впечатление, невольно напомнив о тех временах, когда они занимались любовью, и Конни, зная, что впоследствии пожалеет об этом, подняла голову и повернулась к нему.

— Говард…

— Нет, — неуверенным тоном возразил он. — Не говори ничего, Конни, все кончено. Можешь сказать этому Прайсу, что он счастливый человек.

Если что и могло отпугнуть ее, то именно это. Ясно было, что Говард упомянул имя Адама намеренно, пытаясь удержать ее от поспешных поступков. Но тоскливое выражение его глаз вызывало сочувствие.

— Говард, — повторила она, проведя рукой по его коротким светлым волосам и чувствуя, что вновь обретает ту власть над ним, которой всегда обладала. — Можно мне поцеловать тебя? — Говард не шелохнулся. — Я принимаю это за знак согласия.

Как не напряжены были губы Говарда, они не устояли перед настойчивым давлением ее губ. Понадобилось некоторое усилие, чтобы заставить его откинуться на шелковое покрывало постели. В первый раз в жизни Конни чувствовала себя главенствующей в любовной игре, и это доставляло ей какое-то пьянящее удовольствие. Ее язык легко скользнул между зубов Говарда, приглашающе коснувшись нежной плоти. Если у него и были какие-то сомнения насчет ее намерений, они, несомненно, должны теперь рассеяться, подумала она про себя. Если продолжать действовать по-своему, он вскоре не сможет не принять в этом участия.

Конни понимала, что в данный момент Говард сдерживает себя, но не знала, из-за желания предоставить всю инициативу ей или из-за боязни испытать свои силы. Единственно, в чем она была уверена, так это в том, что потихоньку начинала получать отклик на свои поцелуи.

Рука Говарда, почти помимо его желания, переместилась на ее затылок, длинные пальцы нетерпеливо затеребили шнурок, связывающий волосы, и мгновение спустя они рассыпались по плечам. Ей показалось, что у него вырвался еле слышный стон.

— На тебе слишком много одежды, — пробормотал Говард, и она ощутила переполнившее ее чувство удовлетворения.

— На тебе тоже, — прошептала Конни, пытаясь сорвать с него пальто и пиджак, и была приятно удивлена, когда он сам помог ей в этом. — Так намного лучше, — бормотала она, развязывая галстук и расстегивая пуговицы рубашки. — Гораздо лучше…

Уткнувшись лицом в покрытую бронзовым загаром грудь, она начала покусывать его соски, как некогда он делал с ней, и потянулась к ремню брюк. Оказавшийся на удивление чувствительным к этой ласке, Говард остановил ее задыхающимся голосом:

— Подожди!

— Но почему? — Глаза Конни были затуманены. — Тебе не нравится то, что я делаю?

— Перестань, — ответил он почти грубо. — Ты знаешь, о чем я.

— А… — протянула она, пытаясь понять его правильно. — Тебе не нравится то, что я до сих пор одета? — Не дожидаясь ответа, Конни торопливо продолжила. — Что ж, это легко исправить. — Стянув через голову свитер, она осталась в одном кружевном бюстгальтере. — Так лучше, не правда ли

— Не надо…

— Конечно, лучше. — Немного помедлив, Конни расстегнула застежку бюстгальтера и отбросила его в сторону. — Гораздо лучше…

Вид ее обнаженных грудей заставил Говарда закрыть глаза. Полные, округлые, с набухшими темными сосками, они являли собой непреодолимый искус для любого мужчины, и, несмотря на все его протесты, Конни почувствовала себя увереннее, когда Говард притянул ее к себе. Губы его были горячими, и, когда он прильнул ими к одной из грудей, она ощутила прокатившуюся по всему телу горячую волну блаженства, распространившуюся ниже, до самого основания живота.

Ее руки вновь потянулись к поясу брюк Говарда, и, хотя по-прежнему неохотно, он все же дал Конни раздеть себя до конца. Да почему бы и нет, подумала она, чувствуя, насколько велико его возбуждение.

— Конни, — пробормотал он, задыхаясь, но она не собиралась отступать.

— Подожди, — сказала она и, не раздумывая избавилась от юбки и трусиков. — Вот и все. Тебе нравится?

И Конни, все же немного нервничая, решительным движением села на него верхом. Она понимала, что Говард считает ее опытной в любви женщиной, хотя на самом деле она не была ни с одним мужчиной, кроме него. Может быть, было бы лучше, если бы Адам оказался более предприимчив в этом смысле, но зато благодаря этому ей не пришлось нарушить свою клятву.

— Конни…

Глаза Говарда были закрыты, на лбу проступили капельки пота. По всей видимости, он нервничал не меньше нее, хотя Конни и не понимала почему.

Пальцы его, поиграв влажными завитками волос между ее ног, раздвинули мягкие складки и нащупали набухший холмик. Это легкое прикосновение заставило Конни совершенно потерять голову, тело ее конвульсивно содрогнулось.

Ей было стыдно той легкости, с которой она возбудилась. Разве можно настолько терять контроль над своими чувствами? За какого рода женщину может он ее принять? Ведь все это делается лишь ради него, для его пользы, заверяла себя Конни. Но волны наслаждения продолжали накатываться на нее снова и снова.

— Тебе хорошо? — спросил он, открывая глаза, и только сейчас она по-настоящему ощутила свою наготу.

— Хорошо, — поспешно заверила Конни, опуская глаза вниз, чтобы не встречаться с ним взглядами.

Но когда она начала было направлять его внутрь себя, он остановил ее.

— Ничего не получится, — сказал Говард охрипшим от волнения голосом, схватив ее за запястье. — Конни, я очень рад тебе, действительно рад, но теперь довольно.

— Нет…

Наклонившись, Конни поднесла грудь к его протестующим губам. Может быть, он и хотел возразить, но не смог устоять перед этим великолепием и взял один из окруженных темным ореолом сосков в рот.

Мгновенно опомнившись, Говард отдернул голову.

— Боже мой, Конни!..

Его глаза казались сейчас огромными и какими-то беззащитными. Если бы Конни не знала его лучше, то можно было бы подумать, что все это было для него внове, и, когда возбуждение Говарда явно пошло на спад, она поняла, что именно должна сделать. Необходимо было доказать ему, что он остался таким же мужчиной, каким был прежде, а для этого надо было заставить его заняться с ней любовью.

Соскользнув на постель, она склонила голову к его бедрам. По каким-то причинам, известным лишь ему одному, Говард потерял веру в свои мужские способности и, следовательно, не лгал ей. Он действительно боялся того, что не сумеет доставить ей удовлетворение.

И тут Конни увидела…