Куда же вы, Бертран де Борн, куда вас чёрт несет? От переломов меня, видимо, спас рюкзак с барахлом. Я упал на спину, крепко приложившись об мелкую острую щебенку задницей и немедленно прокомментировал этот факт комплексным заклинанием. Когда яркие круги от вспышки молнии перестали мельтешить в глазах, я осмотрелся. Это, совершенно очевидно, не овраг, и даже не средняя полоса России. Тут у меня щелкнуло в голове, я сбросил рюкзак и быстро посмотрел за спину, если я сюда провалился, может эта дыра еще на месте? Покрутил головой – прямоугольник с яркой сиреневой окаемкой плыл на высоте метра два и колыхался как медуза. Сквозь него, кратковременно, как в неисправном телевизоре с искрящим контактом, промелькивали стены оврага, кусты и край неба с грозовой тучей. Я рванул за ним с криком "Стой, паскуда!" Но портал поднимался всё выше, растянулся в ширину метров до тридцати, потом резко схлопнулся и исчез. Всё. Прощай, прощай, Одесса-мама.

Обессилев, я стоял как столб, в голове было пусто, навалилась усталость от таких переживаний. Адреналиновый откат. Если какая-то пакость случается, то есть вероятность, что она случится и с тобой. Типа чайника, в котором замерзает вода, несмотря на то, что сам чайник стоит на включенной электроплите. Вероятность десять в минус сорок третьей степени. Как сейчас помню. Всё-таки современный человек, получивший иммунитет от фантастических романов, устойчивая штука. Просто у меня в сознании образовалась дыра от резкой смены обстановки. Новые обстоятельства требовали поменять модель поведения, а я пока ещё по инерции был не здесь. Как там доктор Курпатов советовал? При автомобильной аварии, к примеру, чтобы не допустить панической атаки, надо отстраниться от ситуации, занять себя монотонной деятельностью и вслух комментировать каждое своё действие. Если самому с собой стрёмно разговаривать – слишком напоминает шизу, так можно представить себе, что Дух Маниту согласился тебя выслушать. Некоторые, как говорил Курпатов, вообще имели привычку по утрам разговаривать с кофемолкой. Очень похоже, ага. Когда кофемолка тебе отвечает, это сильно напоминает голос моей второй жены.

Говорили мне люди, держись от Филатихи подальше. И от этого оврага тоже, не зря Михалыч предупреждал. Но это, видать, судьба. Кысмет, таинственный и неотвратимый. Нечего теперь волосы рвать и сопли размазывать, что случилось, то мы и имеем. Вот теперь можно и накатить соточку. Я снял с себя куртку и поддевку. Жарко, слишком жарко. В деревне была прохладная весна, а здесь просто духовка. Остался в рубашке и джинсах, на голове – мой неизменный кепарик, итальянческий, фетровый, на ногах хорошие, качественные кожаные кроссовки.

Нет, это не степь. Это ещё хуже, это пустыня. Каменистая пустыня и холмы, холмы, холмы. Коричневая глинистая почва вперемешку со щебенкой, камнями и желтыми пятнами песка. Это Мордор, однозначно, цитадель тьмы, мне здесь не выжить. В сказки дедушки Толкиена я не верил почему-то. Что же это? Гоби, Сахара, Калахари, а может быть, Мохаме или Танаве? Сотовый показывал отсутствие сети, но это неудивительно. Как трудно жить. Многострадальные ягодичные мышцы несмело говорят, что меня ждёт множество открытий чудных. Утомленное солнце, по всей вероятности, заходит, слишком много в нём красного. Розовое небо плавно перетекало в сиреневые тени, наступала ночь.

В любом случае надо вспоминать былые навыки. Степь и пустыня – явление для меня знакомое, ничего критически смертельного тут нет, не считая волков, орков, змей и отсутствия воды. Зато (возможно!) здесь есть ящерицы, суслики, игуаны, вараны. То есть, еда. Я тоже в некотором роде еда, сочная, толстая и жирная еда. Да. Вот тут меня съедят волки, погрызут шакалы и гиены, и никто не узнает, где могилка моя. А может меня поймают кочевники и может даже и не убьют. А может продадут в рабство. А может быть просто я не встречу вообще никого и помру голодным. В общем, дорогое моё я, надо собрать мысли в кучу и думать, как жить дальше. А пока отставить рефлексии и пристраиваться насчет поспать. Н-дя… Здесь вам не тут. Спать вот так, в чистом поле, без матраса и подушки… а ведь климат в этих местах должен быть аридный, значит ночью холодно, вплоть до заморозков.

Надо, однако, накатить водочки для успокоения. Все наши болезни от нервов, не правда ли? Вот я их и успокою. И закушу колбаской. Я понимаю, конечно, что в пустыне пить водку при недостатке воды неправильно, но я таки раб своих привычек. Жизнь, кажется, налаживается. Я немного разгрёб мелкий щебень, постелил себе куртку, лёг на спину, высматривая инверсионные следы от самолётов и знакомые созвездия. Не было ни того и ни другого. Но это почему-то меня не удивляет, подумал я, уже засыпая.

Если вам кажется, что дела идут на лад, значит, вы чего-то не заметили. Это не я сказал, это сказали умные люди. Проснулся я чуть свет, спать на камнях – удовольствие малое. Ребра, мышцы… ээээ… короче, всё болит. Легкий, ненавязчивый сушнячок, я успокоил его кока-колой. Надо быть осторожнее в своих желаниях. Сдержаннее надо быть. И пить надо меньше. Меньше надо пить! Бормоча фразы из знаменитого фильма, начинаю разминаться. Ну, вы меня понимаете. Пытаюсь шевелиться, утренняя зарядка – это не мой конек. Полтинник – это не тот возраст, чтобы прыгать через портал, или что там было. Но надо, Федя, надо. Впрочем, это ведь тоже не ново для меня. Как знакомо, просыпаться замерзшему и скукоженному рядом с пепелищем, в окружении пустых бутылок от портвейна, разбитых ящиков и поломанного кустарника в неизвестной части города. После того, как накануне вышел из дома в домашних тапочках на босу ногу, на минутку, за хлебом. Как в тот момент хотелось кефира. Холодного кефира, в запотевшей бутылке из холодильника. Даааа… алкоголь это яд. Странно, но ночью не было смертельно холодно. Холодно, да, но никаких заморозков.

Оглядываюсь по сторонам. Рассвет еще не начался, но небо светлеет. На севере и северо-западе, очень-очень далеко, в небе парят розовой пеной снежные вершины гор, подсвеченные восходящим солнцем. Какой же они высоты? Нечто невероятное, жаль, что расстояние до них невозможно определить. Мне так кажется, что идти надо куда-то в ту сторону. Солнце уже встало, там значит восток. Это глубокая мысль, преисполненная интеллектуальной мощи, окончательно возвращает меня в суровую действительность.

Надо оглядеться, разобраться, наконец, с пейзажем и подобрать подходящую стратегию действий. Пейзаж остался со вчерашнего дня без изменений. Глина, мелкие камни, крупные камни, и даже валуны. Местами просто каменная крошка, а кое-где непроходимые с виду кучи камней. Свезло мне с приземлением, слов нет. Ну ладно, если уж тут такие условия, то надо их срочно покинуть. За моей спиной – горы. Или гора. Вблизи не видно, надо осматриваться внимательно. Вправо-влево – осыпи, впереди плавными террасами спускается вниз каменистая пустошь, хорошо видны одиночные столбы или каменные пальцы, выветренные скалы и курумник. Просто долина монументов какая-то. Я, оказывается, был в небольшой ложбине, поэтому, не трогая пока свои вещи, решил подняться повыше, рассмотреть, а что же там, на юге. Там оказались пять каменных столбов, похожие на пальцы, но я бы их назвал пенисами, как-то больше подходило к их виду. Можно было назвать их по-русски, но не буду. Высоченные, метров под пятьдесят. У их основания громоздились каменные столбы поменьше, и это всё было тщательно перемешано с камнями разной величины. Каппадокия, вот на что это похоже. Но проводить прямые аналогии я поостерёгся, чревато череповатостями. Я подошел к этим монументам поближе, нет, никаких следов обработки не видно. Игра слепых сил природы. На горизонте, так же как и на северо-западе, едва заметные, виднелись вершины гор. У основания одного из пальцев нашел три рядом стоящих камня. Они образовывали бруствер, а посредине была свободная площадка. Метрах в ста, дальше, виднелись ещё семь плотно стоящих камней, но что-то меня уже ломало туда идти, да и солнце начало припекать. Я вернулся к своему барахлу, раскиданному по земле.

Во-первых, однозначно разложить свои манатки по важности. Всё вытряхнуть из рюкзака. Блин, чего там только нет. Пулемета нет, пистолета нет, ножа нет. Шестилитровая канистра с водкой. Цепь стальная – 10 метров. Хомуты стальные с резиновыми прокладками, 2,5 дюйма, гайки, болты, шайбы, два ключа гаечных, один 8х10 и второй шведик маленький. Два напильника, треугольный и плоский. Бутылка кока-колы, 2 литра, три пачки чипсов и две шоколадки. Две платка, чёрный и белый с красными розами, х/б, покупал, что подешевле, пакет со всякими бусами-брошками и малый косметический комплект – яркая помада, тени и прочее, что девчонке купил для маскарада. Не быть ей теперь цыганкой. Короче, набор юного конкистадора, не хватает зеркальца и можно было бы купить подходящий Манхэттен.

Ещё в рюкзаке есть то, что когда-то оседало на дне для разных надобностей, а потом так там и прижилось, всё ж некогда нам выкинуть хлам, мы ж все занятые, куда там президенту. Но в моём скорбном положении это скорее плюс, в этих пустынях всякое может понадобиться, а супермаркета рядом нет. Той самой отрыжки глобализации. Хотя, если бы всё, что у меня есть, поменять на воду… Но не будем о фантастике.

Вот хомус в резном футляре из березового капа, с кожаным ремешком, хитро пропущенном через бронзовую пластинку, которая не дает выпасть хомусу их футляра. На бронзовой пластине выбит простенький узор. Оригинальная мастерская работа. Получен в Якутии, в кангалласском наслеге от кузнеца-якута. Сделан по моей просьбе, вручен мне лично в руки с алгысом – благословением. Чем-то я потрафил кузнецу, наверное своим искренним желанием иметь настоящий якутский хомус и вообще, мы со стариком маленько выпили, говорили долго, про старинные обряды, да про то, о чем мало пишут в книгах. Почему я хотел получить хомус – история долгая, я как-нибудь потом расскажу, но я его получил. И еще вдобавок с алгысом, а это вам не просто так. Алгыс может быть сильной штукой, теперь мне он очень понадобится, старик, по-видимому, давал его от чистого сердца. Я подозреваю, что кузнец был из белых шаманов, это нормальное явление. И насчет узора на пластине что-то там старик не договорил, больно уж с многозначительным видом мне вручал футлярчик.

В рюкзаке хомус лежал давно, со времен Очакова и покоренья Крыма, то есть с периода покорения сердца одной симпатичной мадамы, фанатки национальных музыкальных инструментов. Но соблазнения не случилось, дэвушка была верна балалайкам и тулумбасам, а хомус так и остался сиротливо лежать в боковом кармане рюкзака. Достал его, погладил. Решил сыграть что-нибудь тоскливое, степное, под стать текущему моменту. Побренчал, хех, не разучился. Потом забренчал сюиту "что вижу, то пою", в авторском варианте. Исполняется впервые. А вижу я тоску коричневого цвета, то и сюита такая же, рыдать хочется. Но это похмельное, не обращайте внимания. Финальный, мажорный аккорд моего сочинения, преисполненный оптимизма и непреклонной воли к борьбе подбодрил меня. Упаковал хомус в штатную тару и положил в боковой карман рюкзака. Пригодится. Что еще? Начатая упаковка стрептоцида. Лежит в кармашке со времен последней травмы, то есть срок годности еще не истек. Там же – вскрытый пакет бинта, когда-то бывшего стерильным. Пригодится. Пакетик с бумажными платками. Лежит со времен последнего насморка, то есть, почти новый. Тоже пригодится. USB – шнурок. Уже не нужен. Значок советских времен "Победитель соцсоревнования". Видимо, я его когда-то по пьянке купил, это со мной бывает. Так и валяется, ну и пусть валяется. Потом кого-нибудь награжу. Семечки подсолнуха, штук двадцать. Высыпались из подсолнуха после последнего набега на фермерские поля. Пусть лежат, потом посажу, буду в пустыне развивать сельское хозяйство, заодно изучать высшую математику. В виде откровений великого духа Ферма, ниспосланных мне свыше. Еще нашлась картонка с двумя иголками и намотанными нитками, черной и белой. Не помню, откуда, кажется с какого-то отпуска.

В карманах: мобильник, ключи от машины с брелком-фонариком, ключи от дома, документы на машину, начатая пачка сигарет, две зажигалки. Кошелек с деньгами и пластиковыми карточками. То есть, ничего такого, что нужно здесь и сейчас. При мне ещё механические часы в золотом корпусе.

Все, кажется. Теперь что в пакетах. Смех один. Гречка, макароны всякие, рис, кофе, растворимый и молотый, чай, три кило сахару. Колбасы сырокопченые, нарезки из ветчины и буженины, две буханки ржаного хлеба, тоже нарезкой. Пряники разные с печеньем, сыры, российский и плавленый, ну, короче, что обычно холостяки себе покупают насчет быстро перекусить. Два блока сигарет, плоская бутылка с коньяком, кансерва разная. Бытовая химия и парфюмерия: стиральный порошок, шампунь, гель для душа и всякое такое. Туалетная бумага, бумажные полотенца, набор для пикника – полиэтиленовая скатерть, одноразовые стаканчики, ложки, вилки. Пикник, мля, зла не хватает. Три комплекта нижнего белья и три пары носков.

Теперь главное: питьё. Три двухлитровых пакета сока и начатая бутылка кока-колы. Это всё. Почти восемь литров, этого может хватить на десять-двенадцать суток. Теоретически. Плохо то, что моя еда вся солёная, и колбаса, и буженина. Будет вызывать лишнюю жажду. Но и жрать тоже что-то надо, не макароны же. Чёрт.

Все вещи надо как-то разложить в разные места. Борьба всех моих трех Я напоминала борьбу нанайских мальчиков, с определенными поправками, конечно. Но победила, как и водится, дружба. В итоге в рюкзак отправились всё питьё, блок сигарет, коньяк, хлеб, колбаса, нарезки, туалетная бумага, полиэтиленовая скатерть, носки, майки и трусы. На первый взгляд много, но всем известно, что это иллюзия. Еда и питье закончится быстро, очень быстро. Особенно питьевые жидкости. Теперь у меня будет очищение голоданием и максимум самоограничения. Когда еще смогу найти воду, до этого надо экономить и экономить. Вспомним свое детство в степях.

В пакеты отправились водка, вся бытовая химия, парфюмерия мужская и женская, железки, сахар, сигареты, тряпки. Чай, кофе, макароны и крупы. Тоже не мало. Но от пакетов надо как-то избавляться, таскать за собой по жаре ненужный груз совсем не хочется, а вот так бросить в чистом поле – жаба не дает. Надо найти место, где это все можно оставить, хоть с минимумом прикрытия. Это только кажется, что степь пустая и там никого нет. Кому надо – всегда есть, особенно насчет прихватить то, что плохо лежит. Оттащил пакеты к трем камням, нашел выемку, углубил её. Уложил бутор, прикрыл сверху плоскими камнями и присыпал мелким щебнем. Вроде не видно со стороны. Потом, если жив останусь, приеду заберу.

Ну вот, теперь куртку и поддевку принайтовать к рюкзаку, в карман джинсов положить напильник, какое-никакое оружие. Я хмыкнул. Из меня боец, как корова на льду. Самое страшное оружие – человек, но это не мой случай. Что сделать, бурнус или куфию? Неплохо поиметь бы узбекский ватный халат, говорят в них хорошо жару переносить. Намотал на голову куфию из белого платка с розами, под неё подложил смятый кепарь, чтобы был воздушный зазор. Получилось очень гламурненько. Чукча готов кочевать. Но по такой жаре, по моим прикидкам было уже где-то под сорок пять в тени, ходить нельзя, это вам любой путешественник скажет. Надо дождаться вечера, как минимум. Можно было бы идти ночью, но я боялся, что просто переломаю себе ноги в таких камнях. Я воткнул напильник в землю, чтобы хотя бы примерно выставить местное время на часах. Потом я перебрался в тень от камня и притих.

Мой прадедушка был из рода джучи, советскую власть не признавал вообще. Точно так же, как и царскую. Кочевал себе где-то в казахстанских степях и всех вежливо посылал. При этом он был членом ВКП(б) с 1903 года. Вот такой парадокс. По молодости его замели на каторгу за непредумышленное убийство, и молодого пацана в Тобольской пересылке приняли в партию, заморочили, одним словом, голову. Когда он вернулся к родным очагам, то по каким-то своим убеждениям ушел в степь и больше в населенных местах не появлялся. А на все претензии советских и партийных органов махал партбилетом, топал ногами, обещал позвонить товарищу Сталину и от него быстро отставали. Меня часто возили в детстве к ним в кочевье, так что опыт жизни в степях у меня был. Я даже мог управляться с лошадьми и ездить верхом. Потом прадед умер, и все зачахло. Я себя возомнил великим знатоком степей и непревзойденным кочевником. Мне было лет четырнадцать, а может тринадцать, решили мы с пацанами на спор, что пройдем из Волгограда до Баскунчака пешком. Пошли, и, как водится, заблудились, вместо Баскунчака попёрлись в сторону Кап-Яра. Нас, полудохлых, подобрал патруль и отвез на допрос. Бить не стали, начальник патруля, Семён Семёныч, быстро во всем разобрался, дали телеграмму родителям и всё такое. Огребли мы тогда по самые помидоры. Но с Семён Семёнычем расстались друзьями и даже ездили к нему в гости. Он, мне тогда казалось, знал про полупустыни и пустыни всё. И щедро с нами делился знаниями.

Однако надо было трогаться в путь. Меня ждут саксаулы, аксакалы, самумы, аулы, барханы, верблюды. Как говорят, если не знаешь, куда идти, любой ветер тебе будет попутным. Пойдем на север, что ли? Посидеть перед дальней дорогой, хе-хе, перекурить. Надо съесть полплитки шоколада и напиться как следует. Это все. Дальше организм быстро организует себе правильный режим, главное ему не потакать первое время и не мешать в дальнейшем. Ксероморфизм – это наше все.

Я запрягся в рюкзак и потопал вперед. Меня немного покачивало, пот сразу же начал заливать глаза. Я поправил куфию, поплотнее примотал ко лбу, но пот всё равно капал с носа. Кошмар. Надо бы песнь какую-нибудь петь, чтобы веселее было, но это непозволительная роскошь, можно сбить дыхание. Так я и шёл, огибая наиболее крупные камни. Раз – два – три – четыре. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Спина прямая, ноги полусогнутые. Вдох – выдох. Раз – два. Раз – два. Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд! Почему-то дул легкий, без порывов, ветер, метра два-три с секунду, это немного облегчало жизнь. Так я монотонно, в полнейшей тишине, протопал часа три. Только хруст песка и камней под ногами. Хруп-хруп. Удивляло полнейшее отсутствие не только зелени, но какой-либо живности. Не было видно ни ящериц, ни скорпионов, ни прочих насекомых, характерных для пустыни. Может здесь местная Невада? А меня сейчас пронзают рентгены? Чёрт. Хотя, какая разница, от чего помирать.

Начало смеркаться. Еще чуть-чуть. В завалах камней нашел место, сбросил рюкзак. Достал полиэтиленовую скатерть, разложил, нагромоздил на нее кучу камней. Может за счет конденсации хоть какая-нибудь влага будет. Поставил будильник на четыре утра и уложился спать.

Утром снова легкая, со скрипом, разминка и туалет. Эксперимент с добычей воды оглушительно провалился. Влажность, по ходу, была равна нулю, или же перепады температур были невелики, но камни остались сухие. Собрал скатерть и засунул в рюкзак. Что теперь, на нет и суда нет. Начинало светать, и я пошел дальше. Часа через три ходьбы я обнаружил труп. Точнее, мумию. В сухой атмосфере тело и одежда сохранились превосходно. Девушка, по всей вероятности, лежала ничком. Одежда – грубая домотканая холстина с вышивкой по рукавам и подолу. Волосы русые, заплетенные в длинную косу, примерно до пояса, голова покрыта платком, явная мануфактура. Одна нога неестественно подогнута. Рядом валяется туесок. Я проверил, есть ли крестик. Да, есть, нормальный медный православный крестик. Если мне не изменяет склероз, то это средина 19 века. Плюс-минус полстолетия. Если только это не местная, невесть как занесенная в эти пустыни, есть, конечно, вариант, типа её птица Рух несла в своё гнездо и уронила. Версия ни чем не хуже остальных, на фоне прочего бреда. Неважно. Девушке просто не повезло. Я перекрестился, пробормотал: "Господи, упокой её душу" и пошел вперед. Дальше стало хуже. Камни становились всё больше, завалы всё выше. Я карабкался с упорством маньяка, обдирая руки, скользя кроссовками по граням, пока не выбился из сил. Нашел подходящее место и остановился на дневной отдых. Мыслей в голове не было никаких, я просто отупел. Не сел, а распластался по земле. Пить хотелось невыносимо, но сразу пить нельзя. Надо остыть. Через некоторое время я набрал сока в рот, подождал немного и проглотил. Так, только так. Потом маленько перекусил, запил соком и забылся во сне.

На третий день я понял, что интуиция меня не просто подвела, а конкретно кинула. Взобравшись на очередной камень, я оказался на обрыве высотой метров сто пятьдесят. Далеко внизу расстилалась равнина, с очевидным следом русла высохшей реки. Никаких вариантов я не видел. Тупо просто обрыв, да и не скалолаз я, чтобы проводить хоть приблизительную оценку возможности спуска. Для меня было ясно: я живым не спущусь. Посмотрел направо-налево. Та же фигня. Надо идти вдоль обрыва и искать возможность спуститься. Я начал выбираться из этих завалов, постепенно забирая на восток. Мне так показалось, что равнина в ту сторону немного повышается. Через некоторое время мне стало ясно, что это был кратер давно потухшего вулкана. Высота обрыва уменьшалась, но по-прежнему спуститься было невозможно. А я брел, фактически, против часовой стрелки, по краю этого громадного цирка.

На следующий день я обнаружил еще один труп. Это был мужчина в русской шинели с полевыми погонами и с трехлинейкой в руках. Тоже не стал трогать. Взял винтовку, попытался передернуть затвор. Не получилось. Смазка высохла, а ржавчины не было. Посмотрел на клеймо, Сестрорецкий оружейный завод, 1906 г. Это уже явно не местного производства, если не считать, что в этом мире есть Сестрорецк и двуглавый орел. Можно было бы, конечно, сесть, разобрать, смазать, только зачем мне винтовка? Пять патронов не спасут гиганта мысли, и даже двадцать не спасут. Пусть лежит себе. А таскать на себе лишнюю тяжесть мне не надо, тут сам-то едва ноги передвигаешь, а еще и эта железка.

Это уже не десять в минус сорок третьей степени, это уже система. Искать дополнительные истины, или же заниматься исторической реконструкцией, кто и когда себе здесь переломал ноги, не было желания, но было понятно одно: это блуждающий пылесос периодически что-то втягивал с Земли в эту пустыню. Возможно, кто-то и выжил, у кого было желание и возможность.

Я продолжал брести против часовой стрелки по краю этого громадного вулкана, делая остановки днем и ночью. Шел седьмой день моего от моего прибытия. Вода и жратва подходили к концу. Так и буду потом в мемуарах писать. В лето первое от прибыша и сидяша и нача замышляти. Идеша и грядеша и ваще уже кого-нибудь хочется зарезать. Я так и думал, пока примерно в километре от себя не увидел самолёт. С испугу я протер глаза и еще раз внимательно посмотрел. В пустыне миражи – нередкое явление, но таки это был не мираж. Я подбежал ближе. Типа Ли-2 что ли? Осмотрел внимательнее. Нет, это был Douglas, только С-47. Грузовой вариант DC-3, почти целый. Носовая часть практически отсутствовала: она была смята о большой обломок камня и покорежена, клочья дюраля свисали, как ободранная шкурка. Шасси не выпущены, а сам фюзеляж прорыл в песке неглубокую канаву длиной метров сто. Я обошел его кругом. Двери и люки заперты, плоскости немного присыпаны песком, винты погнуты. Я снял рюкзак, достал напильник, поддел рукоятку и открыл грузовой люк.

Внутри оказались ящики защитного цвета. Некоторые из них сорвались с крепления и, при торможении самолета о грунт, улетели в носовую часть, проломив перегородки мест штурмана и бортрадиста. Один из ящиков разбился и из него вывалилось содержимое, прямо на высохший труп в валенках, телогрейке и шапке-ушанке. Я попытался протиснуться в кабину. Бортрадист был убит в спину перегородкой и уткнулся головой в стойку с аппаратурой, а штурмана просто придавило к столику. В кабину экипажа пробраться практически было невозможно, острым краем камня консоль управления двигателями была выдавлена почти к самой двери. Что за трагедия здесь произошла можно только догадываться. Зрелище жуткое, меня передернуло от такой инфернальной картины. Я пошел смотреть груз, что там вывалилось из ящика. Там оказались настоящие ППС. Внимательно еще раз осмотрел всё, ага, вот и цинки с патронами. Меня чегой-то взял исследовательский мандраж. В итоге я оказался владельцем приличного арсенала. Автоматы, взрывчатка, гранаты, бикфордов шнур, полевой провод, взрыв-машинка, патроны, взрыватели. Отдельно лежал ящик со снайперской винтовкой. Ящик с сухими батареями, видимо, для радиостанции. Пачка газет "Правда" и "Красная Звезда" за февраль 1943 года на пожелтевшей, ломкой бумаге. По-моему, этот самолет вез груз партизанам, и не довез. Я вышел из самолёта и присел в тенёчке перекурить и поразмыслить. Мне этот арсенал сей момент был совершенно не нужен. Хоронить экипаж я сейчас тоже не могу. Надо поискать, что осталось от НЗ и у экипажа должны быть пистолеты.

Я еще раз забрался в самолёт и начал мародёрничать. Нашел четыре пистолета ТТ и один Парабеллум. Я бы конечно, взял себе Парабеллум, но для него была всего одна обойма. Пришлось взять ТТ, все обоймы и нагрести патронов, благо их было завались. Нашел еще масленку и ветошь. Запасливые предки. C мужика в телогрейке снял ремень с ножнами, в которых был хороший нож. Из НЗ в целости и сохранности осталась только люминдиевая фляга со спиртом. Это благодаря ультрагерметичной крышке. Всё остальное превратилось в камень, шоколад – в светло-коричневую массу. Забрал себе галеты, универсальная вещь, сейчас таких, по ходу, не делают. Положил в рюкзак сгущенку, тушенку и спирт. Я опять засел в тень и помянул покойных коньячком. При них документов не оказалось, и это понятно. Две тонны вооружений. С ума сойти. Засунул ТТ и патроны в полупустой рюкзак, а ремнем подпоясался. Всё-таки я сильно исхудал, джинсы уже начали спадать. Так я и задремал.

Вечером я уже шлёпал дальше, теперь уже на сервер. Тут камней практически не было и можно было идти при свете луны. Да, здесь оказалась луна, похоже, я просто попал на новолуние, а сейчас уже худо-бедно, кое-что можно было видеть. Зато днем тени не найти. Это хреново. Я уже от усталости загребал ногами и начал спотыкаться. На десятый день я набрёл на покинутый город. Здесь я и помру, наверное. Сока уже оставалось на дне последней коробки. Город – это я так сказал, за неимением подходящего определения. Это было брошенное поселение, выкопанное в земле и даже не занесенное песком. Хоббиты здесь жили, что ли? Я дошел до лестницы, которая спускалась метра на четыре ниже уровня земли, в канаву, которая оказалась улицей, шириной метров пять, вымощенной мелкой, лазурного цвета, плиткой.

По ходу, давным-давно здесь было зачётное месилово. Трупы с повреждениями различной степени тяжести лежали по всей длине "улицы". Я шел вперед, под ногами хрустели кости. Я решился посмотреть, чем же местных приголубили и пошевелил один из черепов. Похоже, били тупым тяжелым предметом. Череп попросту был расколот. Так же, как и у остальных, мужчин и женщин. Детских трупов видно не было. Интересный факт. И никакого оружия, даже завалященького кинжальчика нигде среди жмуров не валялось, может победители всё собрали? Или же это массовое убийство мирных безоружных жителей? Я огляделся. "Улица" была ровной, как будто выведенная по линеечке, по сторонам были вырублены проёмы в какие-то помещения с выбитыми дверями, кое-где разбитыми в щепу, а местами просто сорванными с петель. Я ткнул напильником в стену – это оказался материал, чем-то похожий на пемзу, пористый и не очень твердый, и цвета такого же, желтовато-коричневого. Я с осторожностью стал обходить поочередно все закутки, мало ли какая змея или скорпион на меня бросится. Или может какой-то образец неизвестной мне местной фауны, понятно же, что не просто так население погибло. Накинулся какой-нибудь местный ракопаук и покоцал всех, а трупы не прибрал, и не съел, и не надкусил даже. Да и много ли тут народу жило? Я насчитал примерно полсотни "квартир", вырубленных в грунте, каждая из которых состояла из двух-трех комнат. В некоторых комнатах были лежанки, вырезанные в целиком из стен со тряпьём на них, останки мебели и непонятного барахла. В полумраке не сильно-то и видно было. Мельком оглядев пару помещений, я забил на исторические реконструкции, у меня кончалась вода, и это было самое главное.

Пройдя дальше, я вышел на некое подобие площади, диаметром метров пятьдесят. В средине площади виднелись останки фонтана, стены и пол выложены красивыми мозаиками, но я не успел рассмотреть сюжеты. Вся площадка была в черных пятнах засохшей крови и усеяна вповалку трупами и оружием. Оружие простое: копья, сабли, кистени. Варвары, без вопросов. Главной достопримечательностью этого натюрморта был труп великана, ростом под два с лишним метра и с шириной плеч раза три больше, чем у меня. Впечатляющий экземпляр в кожаных штанах, кожаной куртке в нашитыми бронзовыми бляхами и металлической кастрюлей на голове. Рядом валялась деревянная дубинка длиной метра полтора, с металлическими заклёпками. Я попытался её понять. М-да. Она что, из железного дерева, что ли? Неудивительно, что он положил столько народу, пока его не успокоили. Пять копий его проткнули, а он, похоже, ещё успел приложить своих убийц. Да. А за что, спрашивается? Ну их на фик, со средневековыми разборками. Все, однозначно, хороши. Меня больше интересовало, куда делась вода из фонтана. Я обошел вокруг площади и в одной из ниш нашел дверь, красивую полированную дверь из черного дерева, с замысловатой резьбой, изображающая каких-то мифических чудовищ, с бронзовой ручкой в виде морды дракона и отверстием для ключа. По двери великан успел пару раз приложить дубинкой, но неудачно. Материал двери тоже был не из простого дерева, от удара дубины было пара малозаметных вмятин, но, тем не менее, она треснула. Трещина шла вдоль дверного полотна и упиралась в металлическую полосу, служившую продолжением петли. Это было подозрительно, похоже, что из-за этой двери и был весь сыр-бор, не зря её отчаянно защищали местные. Я начал исследовать дверь, пытаясь выяснить, где у неё запоры. Напильник в щели не лез. Тогда я прошелся по площади, нашел два подходящих по размеру ножа и начал ковырять замок. С двадцать пятой попытки я понял, что замки когда-то делать умели, а комплекта отмычек у меня не было. Тогда надо же просто среди трупов найти ключника, да? Такой симбиоз Индиана Джонс унд Лара Крофт, без страха и упрёка, Inc. Что их подвигало рыться в чужих костях, ума не приложу. Мерзкое занятие, как бы мы в своём благополучном мире не кичились своим цинизмом, взращенным на ужастиках, атмосфера массового убийства давила на психику. Сидеть возле телевизора и под пиво фальшиво пугаться восставших из ада, это одно, а рыться в куче трупов – это совсем другое.

Я определил, что в поселении был народ, одетый в три разных типа одежды. Воины, понятное дело, в кожаных куртках с бляхами и кожаных штанах. Некоторое количество народу в стеганых полухалатах, как они в такой жаре вообще могли в них ходить? И, наконец, что меня больше всего удивило, что несколько человек были в синих х/б куртках и штанах, очень сильно напоминающие мне нашу спецуху. По ходу, это все не ключники, надо искать кого-то побогаче, а не шевелить каждый труп в отдельности, а то я задохнусь в пыли и умру от жажды. Я уже допил остатки сока, это была последняя моя жидкость. На меня уже накатывали волны паники, подыхать совсем не хотелось. Я присел на корточки, медленно вдохнул сквозь зубы и резко выдохнул. Рано еще паниковать, я еще жив, я еще хожу. Надо вслух, вслух комментировать свои действия, некому здесь диагнозы ставить, я сам по себе и мне надо найти воду.

Нужные мне фигуранты нашлись в комнатах, за вынесенной с петель дверью недалеко от площади. Там было три мумии с богатых шелковых халатах, и один труп в одеждах, совершенно точно шаманского типа. На нём был надет какой-то балахон с множеством шнурочков, веревочек, перьев, каких-то плетёнок с косточками и мелкими черепушками. На стене висел бубен, диаметром сантиметров шестьдесят, разные колотушки, маски и прочие шаманские причиндалы. Я начал шарить по трупам, подсвечивая себе своим светодиодным брелком – уже смеркалось, а окон в этих апартаментах почему-то не предусматривалось. У одного на шее я нашел искомый ключ, он был бронзовый, с кучей завитушек и весил грамм триста. Пошел вскрывать дверь, перекошенную от ударов. Край её проскрежетал по каменному полу, я протиснулся вперед и увидел еще одну площадь, поменьше, чем первая, прямоугольной формы, этак метров двадцать на двадцать пять. Посредине площади – обнесенная высоким бордюром клумба с каменной бабой, темно-коричневого, почти черного цвета, в центре. В руках у бабы наклоненная вперед пиала, из которой сочилась вода и капала вниз. По внешнему виду – бывший фонтанчик, ныне неисправный. Лишь там, где по стенкам пиалы стекала вода, росло немного травы, по площади не больше четырёх моих ладоней. В траве валялась фарфоровой прозрачности черепушка какого-то зверька, вся выбеленная от старости, наполненная водой. Памятуя о наставлениях великого гуру пустыни Семён Семёныча, я макнул палец и попробовал воду на вкус.