Не веря своим глазам, стояли наши друзья у обрыва верхней террасы. В которой раз четыре бинокля тщетно обыскивают темную бухту: «Бриза» нет!

— Спустимся вниз. Может, там найдем что-нибудь… — голос капитана звучит непривычно глухо.

На песке, в желтом круге карманного фонарика — следы. Их много в обоих направлениях. Это их следы: ближе к воде они смыты приливом. А те, что идут прямо от кустов? Они на скорую руку заметены веткой… Конечно, вот она брошена. Под кустами примята трава. Кто-то там лежал?.. Желтые круги бегают по песку, обшаривают каждый метр. Один луч соскочил с берега, запрыгал по воде. Что-то белеет?..

Дима кинулся туда.

— Фуражка!.. Максимыча! Ракушки в ней…

Желтые круги погасли. В первый момент глаза ничего не различают… Затем из мрака выплывают очертания людей, кустов. Вот уже виден край верхней террасы. А что это справа? Ах, да — «сахарная голова»… Ночь, оказывается, совсем не такая темная…

Где-то в мозгу тревожно, как пульс, стучит вопрос: где «Бриз»? где «Бриз»? где «Бриз»?

Дышит бухта, переворачивая песчинки. Миллиарды песчинок… Что таят в себе кусты? Тщетно пытается капитан что-нибудь увидеть, услышать.

— Вот что, ребята, попробуем забраться на «сахарную голову». Там переночуем.

Прислушиваясь к каждому шороху, подошли к утесу.

До берегового хребта — метров пятьдесят; до первой террасы — около десяти. Но она ниже утеса. До второй — не менее семидесяти.

Луч фонаря лег на скалу, нашел первый выступ. Он примерно на высоте трех метров. Капитан взглянул на Федю, рукой показал на свое плечо. Федя кивнул.

— Достану.

Он снял рюкзак, положил на него киноаппарат, бинокль, прислонил карабин. Отстегнул топор, фляжку; хотел отстегнуть нож, но передумал. Обвязал вокруг пояса веревку, снял ботинки.

Мореходов опустил карабин рядом с Фединым.

— Дима, следи за кустами. Ты, Валюта, — за скалами. — Он указал в сторону хребта.

Подошел вплотную к утесу, упруго уперся ногами о песок, вытянув руки вдоль бедра, скрестил пальцы:

— Давай!

Как по ступенькам, Федя взобрался на плечи Мореходова, цепко ухватился за выступ.

— Есть!

— Сможешь подтянуться?

— Смогу!.. Да я и до второго достаю. Первый будет для ноги.

— Сперва закинь веревку и опусти конец. Буду страховать.

Постепенно, все выше закидывая веревки, Федя поднялся на вершину «сахарной головы». На секунду исчез, затем появилась его голова:

— Здесь как на балконе: кругом перила.

— Есть за что прицепить веревку?

— Есть. Сейчас привяжу.

Вершина «сахарной головы» представляла собою довольно ровную, изрезанную трещинами поверхность диаметром метра четыре. Вокруг тянулся как бы каменный парапет. С восточной стороны, напоминая огромный коренной зуб, торчал выступ. За него-то Федя и привязал веревку.

— Ну, ребята, давайте ужинать… Что? Не хочется? Ничего, ничего. Не только есть извольте, но и спать!

— А вы? — тихо спросила Валя. — Спать будете?..

— И я буду. Нужно!..

Мореходов привлек девочку к себе:

— Понимаю, дружок… Всем нам сейчас нелегко. Все понимаю… Но завтра предстоит нелегкий день… Может быть — не только завтра. Потому-то и нужно сохранить силы. Будем дежурить, как всегда, по очереди. До рассвета — часов семь. Час на ужин и устройство ночлега: выходит, каждому вахта по полтора часа.

Дежурить вышло в следующем порядке: Федя, капитан, Валя, Дима.

* * *

Медленно вращается огромное решето — перемещаются звезды с востока на запад… Так было вчера, год назад… столетия, миллионы лет! Путем, извечно определенным для каждого дня, размеренным шагом обходит ночь свои владения. Этим же, цвета индиго, небом любовался и могучий атлант, пока океан не поглотил навеки его цветущую страну, оставив о ней лишь легенды…

Ночь полна звуков. Вот с тяжелым хлопаньем крыльев пролетела птица. Где-то наверху раздался хриплый крик. Темными молниями прочерчивают небо летучие мыши… В бухте что-то ухнуло, шлепнуло по воде…

Трубка догорела, в последний раз красным огоньком вспыхнул под пеплом табак. Капитан сидит на парапете. На расстеленной палатке спят ребята. Устали… Немудрено! У Феди с плеча соскользнуло одеяло. Мореходов встал, поправил его, снова сел.

Где «Бриз»? Что могло случиться с Максимычем?.. Он их ждал. Как и позавчера — с яликом. Собирал ракушки. Значит, не было никакой опасности… А заметенные следы? Кто-то появился внезапно. Но кто? С Максимычем не так легко справиться: нескольких человек как угодно расшвыряет… И все же… Но куда ушел «Бриз»? Вернее — кто его увел? Куда?..

В памяти одно за другим проходят события последних дней: не пропущена ли где какая-нибудь примета? Не остался ли незамеченным какой-нибудь след?.. Странный лист с буквами, Эрик… Но попугаи живут очень долго. Газон с неразличимыми деревьями, забор из кактусов… На острове был человек, это несомненно. Но это было давно. Может быть, камень — надгробный памятник, а рисунок — эпитафия?.. Тогда… тогда выходит, что старик был не один… Но если есть люди — кто они и где скрываются? И почему — скрываются?!

Мост… Он очень старый. Капитан прошелся по каменной террасе. Что изображено на тех рисунках? Не кроется ли в них какой-нибудь ответ?..

Светящиеся стрелки показывают, что полтора часа прошло.

Мореходов нагнулся, дотронулся до Валиного плеча.

* * *

Утро бросило первый тонкий луч в расщеп скалы. Он слегка коснулся выступа на парапете, нашел Димино веко…

Дима сел, протер глаза: уже утро… Больно кольнула мысль: вахту проспал! Почему Валя не разбудила?

Но… Валя… Где она?!.

Путаясь в одеяле, Дима вскочил, оглянулся… Посмотрел на лежащих: капитан, Федя… Глаза забегали по каменной площадке. Она такая маленькая, на ней негде скрыться… Там, на противоположной стороне — карабин. Лежит, брошенный… Ее карабин!

— Валя-а-а!

Отчаянный крик взвился в голубизну ясного утра, ударился о базальтовые скалы, одним прыжком достиг верхней террасы.

* * *

В глазах Кента Клайд Годфри прочел больше удивления, нежели испуга. Совершенно очевидно: Том не притворялся, он был искренне поражен необъяснимым исчезновением лаборатории.

Клайд разжал кулаки, подошел к Кенту, помог подняться:

— Ладно! Верю, что не соврали… К этой чертовой дыре вернемся позже… — он снял шлем, пригладил волосы. — Вы южную бухту знаете?

— Да, сэр. Но до нее дальше, чем до той, где мы остановились.

— Сколько?

— Часа четыре… Через перевал. Правда, там река. Но я знаю, где ее можно перейти вброд.

— Четыре часа? Сейчас пятнадцать двадцать… Много! А если по береговому хребту?

— Там ближе. Хорошего хода около трех часов, но…

— Что «но»?

— В том месте, где река через туннель впадает в океан, очень трудный переход. Я не знаю, смогу ли…

Серые глаза Клайда сузились. Он отрезал:

— Сможете! Пилюли при вас, глотайте…

* * *

Том Кент пальцем указал вперед:

— За тем здоровым камнем видна вся бухта. Под нами сперва лес, потом открытое место. Берег спускается к заливу ступенями.

— Ждите здесь. Отдыхайте. Лягте, чтобы вас случайно кто-нибудь не заметил.

Скрываясь за камнями, Клайд прополз до показанной Томом скалы, осторожно высунул голову: по палубе разгуливает матрос. Трап спущен. Около него — ялик… На берегу — кусты. Это удачно. Можно ли спуститься незамеченным? О-о-о, превосходно: у самого края, где террасы упираются в базальт, — тоже кусты… Посмотрел в бинокль: черт! Что-то похожее на ежевику… Неприятно, но ничего не поделаешь — dura necessitas, как сказали бы древние римляне…

Проходит пять минут. Матрос исчез в люке. Снова вышел… Похоже, что он там один.

Клайд вернулся к Кенту:

— Спустимся по этой расщелине до кустов. Вы останетесь там. И чтобы вас ни одна собака не заметила! Будете следить за плоскогорьем: если кто появится — дунете в эту дудочку. — Годфри протянул длинный свисток. — У нее птичий голос.

* * *

Максимыч взглянул на солнце: вот-вот нырнет за хребет. Он зевнул, потянулся:

— Скоро заявятся. — Сильно потер руки. — Голодные небось… А уха вышла — во! Мировая!..

Боцман зажег судовые огни, спустился по трапу, прыгнул в ялик. Не спеша развязал узел, вставил весла в уключины:

— Подожду на берегу. И Валюше соберу ракушек.

Ялик, слегка наклонившись, лежит носом на песке.

Максимыч медленно идет вдоль воды, в фуражке у него уже с десяток раковин. В кустах что-то зашуршало. Обернулся, прислушался: тихо, ни один листик не шелохнется.

— Должно, ящерица…

Перебрал содержимое фуражки. Поморщился, выбросил две раковины. Одну, пятнистую, похожую на пирожок, приложил к уху:

— Шумит… Прибой вроде морской!..

Напевая, снова зашагал вдоль берега. Нагнулся, поднял большую раковину: расходящиеся лучи делали ее похожей на орденскую звезду. Приложил к груди, улыбнулся.

Легкий свист прорезал воздух. Прежде чем Максимыч успел обернуться, что-то упало на плечи, мгновенно сдавило горло, прервало дыханье…

* * *

Клайд Годфри вышел из кустов. На корабле — пусто. Вложил два пальца в рот, пронзительно свистнул, помахал Кенту рукой: сюда! Снова взглянул на корабль — никого. Затем подошел к Максимычу: он лежал навзничь, широко разбросав руки. Клайд опустился на колено, приложил ухо к груди боцмана.

— О'кей! Позвонки целы. — Встал, закурил.

Запыхавшись, подбежал Кент. Вдвоем перевернули Максимыча, веревкой скрутили руки за спиной. Только после этого Клайд немного отпустил узел, сдавивший горло.

— Берите его за ноги… В шлюпку!

Сняли лодку с мели, оттолкнулись. Несколько взмахов, и вот он — корабль…

— Ждите!

Клайд поднялся на палубу. Минут через десять вернулся. Сбежал по трапу.

— Давайте его сюда. Быстро!

Годфри вошел в ходовую рубку.

— Черти, здорово это у них устроено: полная автоматизация! — Осмотрел пульт управления. — Хорошо, что есть надписи! — Нажал кнопку — загорелась сигнальная лампочка, глухо заработала машина. — Где же якорное устройство? Ага!.. — Снова нажал кнопку: якорная цепь заскрежетала по палубе.

Клайд перевел ручку на «Малый назад» — за кормой взвихрилась вода. Взгляд на берег — никого. Перешел к штурвалу, круто переложил колесо налево.

— Теперь они у нас в руках!

Медленно развернувшись, — «Бриз» направился к фиорду и вскоре скрылся…